Купчиха

Глава 11

Обратная дорога действительно оказалась лёгкой. Имея заводных лошадей, они проделывали за день большой путь даже особо не торопясь. До Бармана Тео с Вилькой добрались на восьмой день к обеду.

Уве Лассер встретил их преувеличенно радостно, но при этом не смог скрыть удивления. Теодор расплатился с ним за полученное снаряжение и провиант, но не остался, как Уве его ни уговаривал. Сказал, что они с Вилькой торопятся в Альтенбург и будут двигаться даже ночью, тем более что в начале лета они светлые. На вопрос Лассера об их миссии махнул рукой: сдали парнишку заказчице и с плеч долой. На вопрос о том, пришёл ли виконт по дороге в себя, отвечала Виола, да так ловко, что даже Тео ничего не понял. Врать напрямую не стала, но из её слов складывалось впечатление, что бедный мальчик не жилец.

В результате они пополнили запасы съестного и покинули Барман незадолго до сумерек. Но не поехали по прямой на Альтенбург, а почти сразу свернули. Тео опасался, что Уве их так не отпустит и решил подстраховаться.

Они нашли ночлег в ближайшей деревне. Какая-то молодка, жившая у околицы, пустила их переночевать и накормила до отвала, за что Виола отвалила ей целых четыре серебряных горта. Наутро они сделали ещё петлю по лесу прежде чем вернулись на тракт до Альтенбурга. Отсюда ехать оставалось не больше половины декады.

Возможно, они зря приняли столько предосторожностей: никто за ними не погнался и никто не поджидал на дороге. Неизвестно, как бы повернулось дело, если бы они остались ночевать в Бармане, однако путь в Альтенбург они продолжили свободно. Был ли Уве Лассер виновен в сговоре с гильдией убийц или нет, но он не стал преследовать старого товарища и его спутницу. Для Виолы польза была: наконец она смогла переключиться, перестать всё время думать о том, что было и закончилось, сосредоточиться на вопросе "а что же дальше?".

Местность за Браманом снова изменилась: лесов стало меньше, возделанных полей и яблоневых садов больше. Дорога была широкая, безопасная, деревни встречались на каждом шагу и в каждой был трактир, в котором Тео вместо пива предлагали крепкую вишневую настойку, а Вильку угощали лёгким, приятным яблочным вином.

В одном таком трактире примерно в трёх переходах от Альтенбурга она наконец решилась заговорить об этом с Теодором. Подошла к вопросу со свойственной ей практичностью. Велела подать им ужин в номер, чтобы поговорить без свидетелей, и начала без экивоков:

— Дядя Тео, я всё думаю как устроить свою жизнь после того, как мы доедем.

— А что именно ты хочешь? — живо отреагировал Теодор.

— Я хотела открыть свой магазин и начать торговлю. Всё же я купчиха, обучена именно этому и чувствую, что дело у меня пойдёт. Товар я знаю, поставщиков найду Нужен дом с лавкой на первом этаже, пусть и небольшой, и лицензия торговой гильдии. С этим уже можно начинать, только мне пока не хватает денег.

Теодор душевно радовался. Его девочка говорит о деле, о будущем. Значит, история с графёнком отошла наконец в прошлое. Теперь бы внушить ей, что он, Теодор, стал частью её жизни и уходить оттуда не собирается. А на каком основании Пусть только согласится с этим, примет его помощь, а основания он как-нибудь придумает. Он спросил:

— А много тебе нужно?

Вилька тут же принялась считать.

— Ну вот смотри. Сейчас у меня есть деньги, которые выдала эта змейская графиня: пятьдесят золотых гитов. Хорошо, но мало: одна торговая лицензия съест половину. А даже самый маленький дом с лавкой меньше чем за сотню в год не наймёшь. Ещё ремонт, оборудование и жить на что-то надо. Конечно, можно обосноваться не в Альтенбурге. В городке поменьше выйдет дешевле. Если старуха Пропп отдаст мне мою вдовью долю

— Сколько это, Вилечка?

— По брачному контракту двести гитов. И то так мало только потому, что меня взяли безо всякого приданого. Проппы жадные, но не бедные. Двухсот пятидесяти золотом хватило бы чтобы начать дело.

Тео напомнил:

— Ты была в этом деле моим напарником, так что гонорар от графини я должен разделить с тобой. После того, как я выплачу налог гильдии и учту все издержки, остаток мы поделим пополам. Это выйдет ещё примерно сорок гитов.

Девушка заволновалась:

— Может, я тоже должна заплатить налог со своих пятидесяти? Сколько это?

— Мы платим пятую часть, — сообщил Тео, — но ты ничего никому не должна. Ты же не в гильдии.

Виола никак не хотела понять Теодора. У неё были свои представления о справедливости и отступать от них она не собиралась.

— Тогда как я возьму у тебя деньги? Это твой заработок. Мы договаривались, что ты проводишь меня в Альтенбург, о деньгах речи не шло и я не собираюсь их у тебя отбирать. Я достаточно получила от графини.

Вот как тут действовать? Возражать? Но что? Или схитрить? А может рассказать ей всё как есть и пусть решает сама? Последний вариант был самым лучшим, но стоило Тео попытаться изложить Виоле вслух свою историю, как у него язык примерзал к нёбу, холодели от волнения руки и он уводил разговор в сторону. Вот и сейчас:

— Вилечка, мне очень обидно это слышать. Для того чтобы я выполнил заказ ты сделала вдвое больше меня, но почему-то не желаешь это признать и принять заслуженное. Но если не хочешь забрать у меня половину как плату за свой труд, возьми в долг. Я человек небедный, за много лет накопил кое-что. Но я один и деньги мне особо не нужны. Лежат в банке без дела. А ты умница, я знаю: дело у тебя пойдёт, ты мои капиталы не потеряешь, а приумножишь. Так что не думай лишнего: бери в долг. У меня единственное условие: пусть в твоём доме всегда будет комната для одного старого наёмника.

На глазах у Виолы показались слёзы: слова Теодора тронули её до глубины души. Если она пока сомневалась брать ей деньги у Тео или не брать, то постоянное место в своей жизни он себе уже обеспечил. Она вскочила, обняла своего друга и оросила слезами его камзол, повторяя:

— Дядя Тео, дядя Тео, какой ты хороший, дядя Тео…

Наконец она успокоилась, села на свой стул обратно, налила себя чай и тут Теодор вдруг кое-что вспомнил. Он добыл из-за пазухи пакет обёрнутый кожей и продемонстрировал ей с гордым видом. Вилька сначала смотрела на него с недоумением, а затем сообразила:

— Наследство от разбойников?

— Скорее от тайной гильдии, — подтвердил Теодор, — Векселя на предъявителя почти на тысячу гитов. Если учесть, что ты прикончила двоих, а я только одного

— То деньги пополам, — сказала девушка жёстко.

Потом подумала и спросила:

— А не будет ли тайная гильдия против, что мы захапали её деньги? Конечно, те убийцы не выполнили задание, но

Тео отлично понял что она хотела сказать. Нахмурился:

— Девочка моя, ты права как никто. Безопасность прежде всего. Деньги наши, но мы их пока придержим. Векселя предъявим ко взысканию не сейчас и не в этой стране, благо они выписаны на международный банк Зайгорда. Его отделения есть везде. Подождём года два-три, потом съездим в Кармеллу или Афросилайю и там обналичим. Тогда никто концов не найдёт. А нам и через несколько лет деньги будут не лишними.

Вилька от всей души с ним согласилась.

Этот разговор как-то поставил всё на своё место. Они за время своего вынужденного совместного путешествия крепко сдружились и с трудом представляли, что их дороги разойдутся. Но теперь было ясно: им и дальше идти вместе. Теперь у них будет общее дело: Вилькин магазин открытый на деньги Теодора. Это снова делало их компаньонами, а эти связи иногда бывают крепче и лучше родственных. Совместный интерес это сила. И пусть Виола собиралась вести дело сама, а Тео пока не планировал прекращать свою карьеру в гильдии. То, что они не будут путаться друг у друга под ногами, только скрепляло этот союз. А кроме того Виола чувствовала, что за всю жизнь никто, даже родной отец, не относился к ней так душевно и не был ей ближе Теодора.

Теперь, приняв принципиальное решение, они только уточняли детали совместной деятельности. Виоле хотелось открыть магазин в родном Альтенбурге, а Тео агитировал за Элидиану. Там и климат мягче, и законы лучше, и жизнь дешевле, да и лицензия элидианской торговой гильдии стоит меньше. К тому же в Гремоне вольных королевских городов немного, а в Элидиане других и нету. Зависеть же от воли местного феодала как-то глупо. Мало ли что он потребует за разрешение поселиться и начать дело в своём городе.

После встречи с графиней Гедвигой эти доводы быстро нашли путь к сердцу девушки. Она даже выпросила у Тео карту и в свободное время изучала, подбирая город, где можно было бы поселиться. Даже подумывала о родине предков матери Мезьере, но наёмник отговорил. Розничному торговцу среди оптовиков не выжить. Тео не сказал ей, что ему туда возвращаться не стоит. Так что Виола пока не приняла окончательного решения.

Но вот настроение по мере приближения к Альтенбургу у неё портилось с каждой лигой. Теодор не мог понять почему его девочка стала такой мрачной, а Вилька представляла себе грядущий разговор с бывшей свекровью, встречу с мачехой и уже готова была плюнуть на всё и повернуть лошадь прочь от родного города. Только природное упрямство и привычка не сдаваться помогали ей теперь. А ещё присутствие Теодора, перед которым ей не хотелось выглядеть слабой.

Как перед дедом Шапсом, — думала она. Только старого Отто Виола побаивалась, а Теодор вызывал в душе совсем другие, тёплые чувства. Роднило их в её представлении то, что и от того, и от другого она хотела, чтобы ею гордились.

Но вот вдали за кромкой леса показались высокие стены и толстые приземистые башни: до цели было рукой подать. Час-два и они будут на месте. Виола, которая всю дорогу сохраняла относительное спокойствие, вдруг начала нервно крутиться в седле. Каждый шаг лошади приближал её к моменту, когда придётся действовать самой и по своей воле, противостоять людям, которые до сих пор имели над ней власть. Ей легче было бы снова пройти весь путь, который они проделали с Теодором, снова тащить бесчувственное тело Ули на себе, мыться в ручьях, готовить на костре и страдать от недостатка всего, к чему она привыкла. Это приятнее, чем встретиться лицом к лицу с госпожой Пропп и вступить с ней в бой без права применить кулаки или скалку. Тем не менее отступать она не собиралась. Вот и переживала:

как-то встретят её в родном городе? Сердце девушки сжималось от нехорошего предчувствия: впереди её не ждёт ничего хорошего.

Было у Вильки одно правило: если надо сделать что-то неприятное, не стоит с этим тянуть. Иди с делай, скорее отмучаешься. Поэтому стоило копытам их лошадей застучать по брусчатке Альтенбурга, она заявила:

— Едем к Проппам. Последние годы это был мой дом, там мои вещи. Даже если не сможем остановиться по этому адресу, я хоть платья свои заберу.

Насилу Тео уговорил её для начала остановиться на постоялом дворе. Единственным аргументом, который сработал, оказались бедные замученные долгой дорогой кобылы. Их надо было срочно отдать под присмотр конюха, а предполагаемая битва в доме Проппов могла отодвинуть этот чудесный миг надолго. Скрепя сердце Виола согласилась и они отправились в знакомый Теодору трактир, который, как можно было догадаться, являлся представительством гильдии в королевском вольном городе.

Там они сдали конюху лошадей, зарезервировали себе номера, оставили свои вещи и, не переодеваясь, отправились на встречу с госпожой Пропп. Виола даже не надела приличное платье, так и пошла в дорожной одежде. Пыталась уговорить Тео остаться в трактире и отдохнуть, пока она будет ходить по делам, но тот даже слушать не захотел.

— Я просто рядом постою. У твоей бывшей свекрови за спиной дом, лавка и сын, тебе тоже может понадобиться поддержка. Пусть ни сказать, ни сделать я ничего не смогу, но ты хоть не будешь одна.

Лавку Проппа было заметно издалека: рядом с ней крутились рабочие с кистями, вёдрами и длиннющей лестницей. На свежевыкрашенном фасаде сусальным золотом сияли буквы: "Клаус Пропп, заморские товары".

— О, уже вывеску сменили, — заметила Виола, — Даже положенных десяти декад ждать не стали.

Десять декад закон давал тем, кто пожелал бы оспорить наследство. До этого срока собственность на нового хозяина не оформляли. Но вот сменить вывеску, нарушив все приличия, никто помешать не мог. Вызвал маляров явно не Клаус, хитрый, но трусоватый парень. Это госпожа Пропп торопилась утвердить своего сына в качестве преемника мужа.

Вилька с Тео прошли мимо магазина и увидели Клауса за прилавком. Тот раскладывал в витрине какие-то коробочки. Тео было направился туда, но Виола дёрнула его за рукав, останавливая: ей была нужна свекровь. Раз маляры складывают свои инструменты, значит работа закончена и с ними расплатились. В этом случае она скорее в доме, чем в магазине, а туда с торговой улицы не попадёшь. Надо в обход.

Пройдя ещё полквартала, они нырнули в узкий проулок, который привёл их не менее узкий тупичок, в который выходили задние двери домов, красовавшихся передним, торговым фасадом на широкой улице. Перед высоким крыльцом с ярко-синей дверью Вилька остановилась.

— Здесь, — она обернулась к своему спутнику и виновато проговорила, — Тео, ты подожди меня на улице. Вон лавочка стоит. И не обижайся: при чужом она говорить со мной не станет, если этот чужой не адвокат. Будет трудно я тебя позову.

Тео кротко сел на лавочку, заметив:

— Проследи, чтобы она дверь не заперла, а то яне смогу вовремя прийти к тебе на помощь.

Но они оба очень ошибались, когда думали, что Проппиха пустит Виолу в дом. Стоило девушке постучать в дверь, как она распахнулась и на пороге появилась фурия в чёрном платье и чепце с чёрной же лентой. В водянистых глазах вдовы Пропп горел огонь неугасимой злобы:

— Катись отсюда, бродяжка проклятая! Нечего тебе делать в домах честных граждан!

В первое мгновение Вилька даже растерялась, но успела подставить ногу и плечо так, что тётка не могла закрыть дверь. Та попыталась, дёрнула два раза, но силы у молодой и здоровой Виолы было поболе, так что у Проппихи ничего не получилось. За это время Вилька опомнилась наконец от такой "ласковой" встречи и заявила:

— Ты что, своих не узнаёшь, дура старая? Я Виола, вдова Курта Проппа, твоего старшего сына и имею полное право находиться в этом доме. Но если тебе это так неприятно, отдай мне мою вдовью долю и я уйду из твоей жизни навсегда. Даже имя твоё забуду.

Тётка расхохоталась Вильке в лицо:

— Вдова моего сына? Ишь чего выдумала! Виола погибла вместе с ним в том обозе. Не веришь? — тут её глаза хищно сверкнули, — Ознакомься!

Видно, она давно готовилась к тому, что Виола возникнет у неё на пороге. Живо извлекла откуда-то газету и сунула под нос девушке.

— Смотри, читай и прекрати врать, что ты Виола. Мы её давным-давно похоронили.

Вилька выхватила газету из рук Проппихи. Она была сложена как раз так, чтобы нужная статья сразу попалась читающему на глаза. Там говорилось и гибели обоза и всех, кто в нём ехал, а ещё об опознании. Вилька впилась глазами в текст: как её могли опзнать среди убитых, раз там не было никого, кто бы хоть по возрасту близко подходил? Ведь нельзя же выдать старуху за молодую женщину, а их разбойники утащили с собой в лес.

Но тут она наткнулась на абзац, от которого ей сразу стало плохо. Кроме тех, кого свалили в канаву, позже была найдена ещё одна девушка, избитая, истерзанная и зарезанная. Вот её-то и опознали как Виолу Пропп, урождённую Шапс.

Но как? Вилька прекрасно помнила тех девиц, которые ехали с ней в обозе. Даже если предположить, что лицо покойницы было изуродовано до неузнаваемости, спутать с ней любую из них было попросту невозможно, Обе ростом были повыше, да и цвет волос резко отличался: девицы были популярной в Гремоне блондинистой масти. Кто же сказал, что найденная жертва это Виола? Старуха Пропп? Она могла. Кстати, в начале статьи было сказано, что она одна из первых прибыла на опознание. Если так, можно подать на неё в суд. Виола не какая-то там, её половина Альтенбурга в лицо знает, подтвердят, что это она. А за лжествидетельство полагается тюрьма на пять лет. Что там ещё пишут?

И вот тут Вилька притухла: среди тех, кто опознал останки какой-то девицы как её, Виолины, газетный писака назвал Корнелиуса Шапса. Он прибыл позже и подтвердил опознание своей сватьи. Правда, тело "дочери" с собой не забрал, похоронил на кладбище приграничного города, но свидетельство о смерти на основании его слов выписали. Ой, папа, что же ты наделал?! Сам своей волей положил голову дракону в пасть.

Не зря Проппиха такая наглая! Знает, что против своей семьи Вилька не пойдёт, отца под суд не отдаст. Сука!

Виола поникла. Заметив это, тётка оживилась и даже притворяться почти перестала:.

— Что, съела? Виола померла и точка! У меня и документ имеется, только тебе я его не покажу даже издали: вдруг порвёшь? — она натужно захохотала, — Нет у тебя на меня управы. Ты никогда не докажешь свою личность. А докажешь и твоему папаше конец! Ты от меня ничего не получишь! Платить я тебе ничего не собираюсь, а вещички твои лучше нищим раздам! Самозванка! Катись отсюда пока я стражу не позвала.

Вилька убрала ногу из-под двери и со всей силы толкнула наглую старуху рукой прямо в лицо. Та упала внутрь дома и истошно заверещала. Теодор, до сих пор наблюдавший всю сцену с лавочки, понял, что сейчас может произойти нечто непоправимое, подхватил свою названную племянницу и потащил прочь от дома Проппов, приговаривая:

— Пойдём, пойдём, девочка, нам с тобой неприятности не нужны. Обойдёмся без денег этой старой стервы, пусть у неё твоё золото поперёк глотки встанет. Лучше пойдём на постоялый двор, да ты мне газету покажешь Что там такое написано, что ты сама не своя?

Тут до растерянной и опустошённой Вильки дошло, что она до сих пор не выпустила из рук заботливо подготовленную Проппихой газету. Сунула её Теодору и буркнула:

— Читай. А мне надо с отцом переговорить. Сказать ему пару слов.

Выпрямила согнувшуюся было спину, расправила плечи и зашагала по улице, не обращая внимания на Тео. До лавки Корнелиуса Шапса идти предстояло через весь город.

Теодор шёл за ней в двух шагах и немного сбоку, как пристало охраннику высокой особы. Лицо у его бесценной Вилечки было такое, что становилось страшно. Можно было подумать, что она и в самом деле умерла, а это шествует по городу её призрак. Дело шло к вечеру и прохожих на улицах было немного, но те, кто встречались Виоле на пути, шарахались от неё как от умертвия.

Правда, Теодор не мог до конца уяснить: то ли они узнавали в ней ту, о которой читали, что её больше нет, то ли их пугало выражение лица девушки.

Альтенбург не такой уж большой город: не прошло и получаса, как они были на месте. "Бакалея Корнелиуса Шапса" было намалёвано на вывеске, гораздо более скромной, чем золотое великолепие Проппов. Покупателей в магазине не наблюдалось, но через стеклянную витрину было отлично видно, как внутри шебуршатся двое: убирают товар, готовя магазин к закрытию. Виола не остановилась ни на мгновение: с ноги открыла дверь и вошла.

Тео рванул за нею. Если будет скандал, девочке может потребоваться поддержка, не только моральная, но и силовая.

Копошившиеся за прилавком Корнелиус со своей женой услышали грохот двери, звон колокольчика и подняли головы. Вальтраут даже рот открыла, чтобы сказать припозднившемуся покупателю, что магазин закрывается, да так и застыла. Если Проппиха была готова к визиту Виолы, то мачеха девушки почему-то была абсолютно уверена, что та никогда больше не явится. При виде живой и здоровой падчерицы, которую она в душе похоронила, женщиной овладел ужас, который сковал её неподвижностью. Глядя на Вильку она даже вздохнуть не могла. Это было как явление из загробного мира.

На лице Корнелиуса в первый момент проявилась нормальная радость отца при виде родной дочери, живой и здоровой. А вот следующая мысль стёрла это выражение напрочь. До Шапса дошло, что он наделал. Виола захочет вернуть себе свои права, подтвердить, что она жива, а тогда он сам всё равно что мёртв, потому что по-настоящему живыми он осуждённых преступников не считал. А Корнелиус преступил закон, опознав тело чужой, неизвестной девчонки и засвидетельствовав факт смерти своей дочери. И бесполезно будет уверять, что он ошибся. Судья вызовет стражников, проводивших опознание, и правда всплывёт как масло на воде. Вряд ли парни поверят, что он принял здоровую, дебелую блондинку за темноволосую, маленькую Виолу.

Корнелиус бросил на жену взгляд полный ненависти. Это всё она! Она насела на него и на пару с Проппихой заставила опознать тело. Уверяла, что Виола всё равно померла, только тело пока не нашли. Не всё ли равно, кто будет лежать в могиле! Из двух других девиц, ехавших в том же обозе, родственники одной тело не опознали, а у другой таковых и вовсе не нашлось. Теперь если даже найдут, то методом исключения решат, что это сиротка Адель Бауэр, и похоронят без лишних затей на местном кладбище. Им же не придётся терять время, отрываться от дела и ехать на новое опознание.

Ведь бред несли бабы, полный и абсолютный. Но он дал себя уговорить: уж больно не хотелось ещё раз тащиться невесть куда, если случай поможет найти тело Вилечки. А дело вон как повернулось!

Ноги Корнелиуса стали вдруг ватными, голова закружилась. Что сейчас будет? После того, как он не пожалел свою дочку, отдал замуж за Курта Проппа, ей больше не было причин жалеть его. Сейчас кликнет стражников, предъявит обвинение, и конец. Дальше тюрьма и гражданская смерть: потеря всех прав. Вильку не могут не узнать, вся улица будет свидетельствовать против него. Сам виноват. Немного грело сердце единственное соображение: Проппиха тоже пойдёт под суд. Её опознание было первым, он, Корнелиус, только подтвердил.

Виола тем временем стояла и молчала, переводя взгляд с отца на мачеху и обратно. Затем зло хмыкнула, сплюнула на пол, развернулась и вышла. Чеканным шагом, которым ходят солдаты на параде, она прошествовала через весь город обратно на постоялый двор, ни на кого не обращая внимание. Тео тем же порядком двигался за ней. Вскоре он заметил, что идёт за Виолой не один. Шапс пристроился им в кильватер.

Когда Вилька, так и не сказав ни слова, вышла из магазина своего отца, тот оттолкнул жену, которая хваталась за него руками в попытке остановить, и бросился вслед за дочерью. Впоследствии он сам себя уверил, что хотел просить прощения и даже сдаться властям, но в тот момент просто не понял, чего ждать от разгневанной Виолы и предпочёл держать её на глазах до тех пор, пока она не примет решение. Возможно удастся отговорить её подавать в суд. Он готов был откупиться и в уме подсчитывал, какой суммой может относительно безболезненно пожертвовать.

Но лезть девушке на глаза он не торопился. Если бы Виола заметила его, обратила внимание прямо на улице, мог бы выйти громкий скандал, после которого договориться уже не вышло бы. Когда о преступлении известно многим, потерпевшему не обязательно выдвигать обвинение: эту роль берёт на себя королевский прокурор. Так что Шапс тихо полз по стеночкам, надеясь, что сможет поговорить с дочерью без свидетелей, но этому мешало присутствие Теодора. Корнелиус терялся в догадках кем же мог быть спутник дочери. Но когда Виола прибыла на место, всё прояснилось. Трактир и постоялый двор под гордым названием "Вороной конь" принадлежали гильдии наёмников. Девушка к ней принадлежать не могла, поэтому становилось очевидно: наёмник вот этот кудлатый и бородатый мужчина.

В воротах Теодор нагнал Виолу и пошёл рядом, так что Шапс безбоязненно смог приблизиться. Девушка уже поднималась по ступенькам внутрь, когда он её окликнул:

— Виола, дочка!

Девушка резко повернулась и сбежала к нему по ступенькам. На лице её изображалась целая буря разноречивых чувств от порыва броситься в объятья до острого желания убить на месте. Но когда она остановилась, приблизившись к Шапсу на расстояние вытянутой руки, все эмоции как губкой стёрли. Перед ним было лицо мертвеца.

— Что ты от меня хочешь? — произнесла она плоским, лишённым выражения голосом.

— Виола, доченька, прости меня, старого дурака! — начал Корнелиус, — Я так ошибся! Не надо было мне слушать твою мачеху. Это она

Вилька жестом остановила бессмысленные излияния.

— Знаешь, — сказала она, — Я всегда считала, что ты просто слабый человек и жалела тебя. А ты дважды меня предал. В первый раз когда сплавил Проппам, зная, что представляет из себя их сын. По сравнению с этим то, что ты лишил меня собственной личности, засвидетельствовав мою смерть, просто цветочки. Но в третий раз я предать себя не дам. Умерла так умерла. У тебя больше нет дочери Виолы, Корнелиус Шапс. Нет и никогда не было.

Она развернулась и опрометью бросилась в трактир. Шапс было поспешил следом. Но на крыльце его остановил кудлатый наёмник.

— Ты куда? — спросил он глумливо, — Тебе там делать больше нечего. Слышал, что девушка сказала? Для тебя она умерла. Ты сам так сказал на дознании.

— Я её отец! — в отчаянии прошептал Корнелиус.

— Нет, — замотал головой Теодор, — Всё, кончилось твоё отцовство. Теперь Вилечка моя дочь. Моя бесценная девочка, которую ты у меня украл двадцать три года назад.

Что-то такое было в глазах этого наёмника, что Шапс не стал больше спорить. Ссутулившись, втянув голову в плечи, он побрёл домой, чувствуя себя последним подонком. Но где-то в глубине души тлела маленькая беззаконная радость: никто не станет на него жаловаться, никто не устроит скандала. Наёмник увезёт Вильку навсегда, а значит тюрьма за лжесвидетельство ему больше грозит.

Тео поднялся в номер к Виоле. Она стояла у окна и по щекам её текли слёзы.

— Не плачь, девочка, не стоят они того, — сказал Теодор, прижимая пушистую голову девушки к своей груди.

— Я и не плачу, — ответила Виола, — Слёзы сами всё текут и текут. Но не в этом дело, дядя Тео. Что свекровь моя сволочь, а отец ничтожество я знала всегда. Только вот не думала, что настолько. Вопрос в другом: мне-то что сейчас делать? Я теперь никто, человек без имени. Даже дело своё не могу открыть, ведь для этого надо будет предъявить бумаги, которых у меня нет. Доказывать свою личность в суд я не пойду и ты понимаешь почему. Но мне-то самой как дальше жить? Утопиться им на радость?

Слёзы высохли. Перед Тео стояла его Вилька: храбрая, честная и великодушная. А он точно знал сейчас, что надо сказать и сделать.

— Сядь-ка, — показал он ей на стул, — и послушай меня.

Девушка пожала плечами, как будто не предполагала услышать от Теодора ничего нового, но села без разговоров. Он начал:

— Ты рассказывала мне, что твоя мать звалась Лилианой и была родом из города Мезьера, Так?

— Так, — подтвердила Виола.

Тео как в воду холодную нырнул.

— Видишь ли, я тоже родом из Мезьера. Я тот самый жених твоей матери, который поехал зарабатывать на свадьбу, а вернулся когда Шапс уже увёз в Гремон мою невесту.

Вилька распахнула на него свои удивлённые, неверящие глаза и глядя прямо в них Тео выложил ей всю свою историю. Под конец сказал:

— Не знаю, поверишь ли ты мне, но я вижу в тебе не Лилиану, нет. Ты для меня наша с ней не случившаяся дочь. Родней и ближе тебя у меня во всём свете никого нет. Так что плюнь на Альтенбург. Не надо никому ничего доказывать. Поедем в Элидиану, там выправим тебе новые документы. Виола Шапс умрёт окончательно и бесповоротно, вместо неё родится и будет жить Виола Бенье, моя дочь!

Вилька с рыданиями бросилась ему на шею.