Кукловод. Капер

Глава 1 Барбадос

Мерное, умиротворяющее покачивание, легкий плеск воды о борт корабля. Вернее, о скулы его носа. Потому что он сейчас лежит на нижней палубе в кокпите. Самое поганое, неудобное и сырое место по определению должно было достаться именно им. Впрочем, если бы не они, то здесь непременно расположилась бы команда купца. Но тот уже слишком давно занимается особым видом приработка, а потому команде повезло, и они расположились подальше от носа.

Правда, преимущества команды выглядят как-то уж очень сомнительно. Живой груз «Лотоса» источает столь неприятные и крепкие ароматы, что они проникают даже сквозь на совесть проконопаченную переборку. А ведь в самом начале путешествия все было намного хуже. Из отсека с «живым товаром» шибало таким смрадом, что казалось, его можно ощутить физически.

Однако Патрику удалось убедить капитана время от времени производить помывку «пассажиров» и их обиталища. Добиться доступа к корабельной аптечке и помочь страдающим от болезней. Убедить своих товарищей по несчастью хоть как-то сохранить человеческий облик. Конечно, максимум, что они могли, это регулярная приборка отсека, ставшего их временным пристанищем. И какой бы это ни было малостью, результат все же был налицо. За время океанского перехода не умер ни один из пленников.

Их было ровно пятьдесят человек. Все ирландцы, приговоренные к десяти годам каторжных работ на плантациях в Вест-Индии. На тех самых плантациях, где белые рабы выдерживают едва ли пять лет. Отчего рабы? А кто они еще? Каторжане? Рабы и есть. И обращаются с ними соответственно. Хозяин может делать со своей собственностью все, что ему заблагорассудится.

Шейранов никогда не задумывался над проблемами рабства, считая, что это был удел чернокожих. Нет, он, конечно же, читал «Одиссею капитана Блада». А кто не читал? Но ведь там говорилось о том, что в рабство продали осужденных бунтовщиков, приговоренных к смертной казни. Вот только оказывается, что Рафаэль Сабатини слегка лукавил, если не сказать больше. Впрочем, чему тут удивляться, не мог же англичанин написать о том, что его родина повинна в самом настоящем геноциде. Причем джентльмены проделывали это не только с туземцами в колониях, но и со своими давними подданными и соседями.

Впрочем, Ирландия для англичан всегда была всего лишь колонией. А потому и к жителям этого острова отношение было ничуть не лучше, чем к африканским дикарям. Ирландцев хватали прямо на улицах, вытаскивали из собственных постелей и выносили им суровые приговоры по самым что ни на есть надуманным обвинениям. Согласно большинству из них, осужденные отправлялись в колонии, где ощущалась постоянная потребность в рабочей силе. Помимо приговоренных по несправедливым обвинениям, чуть не половина поставляемых на рынки Вест-Индии ирландцев – просто похищенные и увезенные в безвестность.

Кстати, соотношение рабов в английской Вест-Индии пока еще не в пользу чернокожих. Торговля «черным деревом» только-только набирает обороты. Основная масса рабов – это именно ирландцы. Есть, конечно, и англичане, и шотландцы. Но это именно приговоренные за совершенные преступления. Такого разгула беззакония, как в Ирландии, нет нигде. С людьми вообще не считаются. Сначала в дальнее заокеанское путешествие отправляются мужчины, а вслед за ними и их обездоленные жены с детьми. Причем встретиться им не суждено. Разве только по воле случая.

Нет, Сергей Федорович вовсе не считал, что чернокожие более достойны рабства, нежели ирландцы. Это явление вообще вызывало у него острое желание умертвить рабовладельца каким-нибудь изощренным способом. Но не меньшую злость в нем пробуждало и лицемерие общества.

Подумать только, сердобольных европейцев возмущает кровавый русский царь Иван Грозный, за время своего царствования он умудрился казнить более пяти тысяч подданных. А вот о том, что за какие-то десять лет с 1641 по 1652 год население Ирландии стараниями англичан сократилось с полутора миллионов до шестисот тысяч, никто вспоминать не любит. Причем если свыше пятисот тысяч были убиты или казнены, то более трехсот тысяч продали в рабство, где они умирали медленно и мучительно…

«– Привет. Наконец-то ты вернулся», – окончательно проснувшись, мысленно произнес Патрик.

«– Успел соскучиться?» – с ухмылкой, которая ощущалась даже в беззвучном диалоге, поинтересовался Шейранов.

«– На сегодняшний день ты единственный светлый луч в моем беспросветном будущем. Вот только редко меня посещаешь. Дедушка».

«– Не беда. Главное – не киснуть. Жизнь продолжается. И еще. Я с тобой побуду некоторое время, если ты не против. Что-то мне подсказывает, что тебе может понадобиться моя помощь».

«– Против ли я! Господи, да ты даже не представляешь, как я рад, что ты появился».

«– Вот и замечательно. Я, конечно, дух бесплотный, но у твоего тела есть кое-какие потребности. Так что пошли».

Поднявшись на ноги и гремя цепями, Патрик прошел к отхожей лохани. Н-да. Воняет, конечно, не так, как прежде, но о том, что тут творилось месяц назад, вспоминать не хотелось и вовсе. Он оказался далеко не единственным, кого призвала сюда естественная потребность. Утро как-никак, и после пробуждения народ потянулся оправляться. О том, чтобы выйти наружу, нечего и мечтать. Если и выпустят, то только двоих, которые будут выносить вот эту зловонную лохань.

Свежий воздух к невольникам поступал только через зарешеченный люк. Господи, хорошо хоть нет шторма и вообще волны. Иначе люк закрыли бы, и тогда, несмотря на понизившуюся снаружи температуру, здесь воцарился бы самый настоящий ад. Мало того что воздух очень скоро становится спертым, так еще и многих из обитателей этого узилища начинает мучить морская болезнь. Да и лохань с нечистотами не выносят, потому что в штормовую погоду возиться с невольниками никто не станет.

– Мартин, в сторону, – положив руку на плечо крепышу лет сорока, произнес высокий широкоплечий гигант с длинными волосами, забранными в хвост. – Патрик, проходи.

Угу. Отношение к доктору среди невольников особое. К медикам вообще во все времена относились с почтением, но в данном конкретном случае это было более чем заслуженно. К примеру, вот этот здоровяк, который внушал уважение, даже несмотря на явно болезненный вид, был обязан Патрику жизнью. Взять Кевина оказалось не таким уж простым делом, хотя его и напоили перед тем, как похитить. Вот и попортили ему шкуру.

А здесь рана начала гноиться, и если бы не своевременное вмешательство доктора, все закончилось бы плачевно.

– Спасибо, Кевин. Но я лучше обожду, не то наш дорогой Мартин напрудит себе в штаны. Вон как прыгает, того и гляди проломит палубу.

– Благодарю вас.

Мартин не стал ждать второго приглашения и поспешил угнездиться на краю лохани. Н-да. Все же плохо, что основа корабельного рациона бобы. Пусть прелые и весьма неаппетитные, да еще и приготовленные, как для свиней, они все одно оставались бобами. И действие на человеческий организм оказывали соответствующее. Патрик-то уже попривык, да и вообще грязи и миазмов в европейских городах было предостаточно. А вот Шейранову пришлось перебороть себя, мысленно повторяя одну и ту же фразу: «Осталось немного, совсем немного».

Оправившись, Патрик отошел в сторону и, привычно заняв дальний от лохани угол, приступил к своим ежедневным обязанностям, которые сам же на себя и возложил. Едва доктор устроился поудобнее, как народ потянулся к нему, в уже давно устоявшейся очередности. Патрик и не думал расслабляться или давать послабления кому-то из невольников. В конце концов, стоит прозевать одного заразного, и в таких условиях можно будет ставить крест даже на себе любимом.

Не в пример начала плавания, осмотр проходил намного быстрее. Тогда на телах невольников было предостаточно гнойников и нарывов от пыточных инструментов, кнутов и кандалов. У некоторых, как, например, у Кевина, это были столь же запущенные ранения. Хватало и тех, кто мучился дизентерией. Однако, к чести доктора, за два месяца, потребовавшихся на переход, ему удалось справиться со всеми напастями. Так что теперь в его задачу входило только не допустить какую-нибудь заразу.

Хотя… По большому счету, теперь это не имело значения. Их цель уже была в пределах видимости. К вечеру корабль бросит якорь в тихой гавани Барбадоса, и их долгий переход наконец завершится. Однако Шейранов предпочел заняться делом. Это отвлекает от общей гнетущей обстановки, к которой он, слава богу, не успел привыкнуть. А то ведь так и свихнуться можно.

После медосмотра последовал завтрак. Все те же ненавистные бобы, с неистребимым привкусом плесени и гнили, пресная лепешка и кружка воды. Как при подобной кормежке удавалось обходиться без дизентерии, решительно непонятно, но факт остается фактом. Команда и сама удивляется, капитан – тоже.

Впрочем, на судне был человек, который точно знал, в чем тут причина. Нет, не Патрик. Шейранов. Все это дело рук начальника службы безопасности съемочной группы и его людей. Усыпить команду, благо в этом деле они поднаторели. Добавить в емкости с питьевой водой кое-какие медицинские препараты. Они же помогли Шейранову в лечении невольников. И результат налицо.

Покончив с завтраком, Патрик сел в углу, опершись о стену, и смежил веки. Разговаривать с товарищами по несчастью желания особого не было. И вообще, не мешало бы привести мысли в порядок. В конце концов, очень скоро ситуация изменится, и возможно, самым кардинальным образом…

Это началось несколько лет назад. Шейранов тогда был преуспевающим хирургом на Ставрополье и по совместительству занимал должность заместителя главного врача ессентукской городской больницы. Именно тогда-то на него и вышел весьма странный продюсер, снимавший реалити-шоу. Весьма странное реалити-шоу. Хотя бы потому, что оно и впрямь было реальным.

Оказывается, параллельные миры – это вовсе не выдумка, а самая что ни на есть реальность. Каждый слой отстоит от стоящих рядом ровно на год. Исторические процессы и личности в них зачастую идентичны, хотя и имеются отличия в частностях. До начала двадцатого века таких отличий, за редким исключением, не так много. То есть частности могут расходиться, но в общем и целом исторические события повторяются из слоя в слой.

Среди людей состоятельных были распространены развлекательные туры в параллельные миры. В основном это любители экстремальной охоты на давно вымерших животных. Хотя хватало и любителей старины. Разумеется, все эти путешествия были строго регламентированы и проходили под строжайшим контролем.

Словом, дорогое удовольствие, которое могут себе позволить очень и очень немногие. Но ведь желание попасть в прошлое и посмотреть, как там все было, присутствует почти у всех. И тогда Перегудов, тот самый продюсер, пришел к выводу, что если большинство людей не может оплатить путешествие в параллельный мир, то нужно сделать так, чтобы этот мир пришел к ним.

Он решил снять реалити-шоу, для чего использовал все новейшие разработки ученых. Все просто. Выбирается главный герой, после чего ему и всему его окружению вживляются имплантаты, снимающие видео- и аудиоинформацию. Используются камеры от миниатюрных до замаскированных под животных или птиц. И снимается сама жизнь.

Успех у шоу был просто колоссальным. Тут же нашлись подражатели. И дабы остаться недосягаемым, Перегудову приходилось постоянно двигаться вперед, все время оставляя позади наступающих на пятки последователей. Причем с каждым разом делать это было все сложнее и сложнее. Ему нужен был рывок. И это было бы возможно в случае, если бы главный герой, вокруг которого и закручивается все шоу, придерживался определенного сюжета.

Использовать для этого актера? Но кто согласится на подобную роль? Ведь там нет и не может быть дублеров. Там все по-настоящему: кровь, боль, грязь, предательство и благородство. Там очень даже натурально можно умереть. Это реалити-шоу, и в нем все реально, от начала и до конца. Это сама жизнь во всех ее проявлениях. А ведь кроме этого необходимо еще и органично вписаться в существующее общество, чтобы у зрителя не возникло чувство фальши.

Неразрешимая задача? Вовсе нет. Если вспомнить об одном секретном проекте – «Кукловод». Наряду с открытием параллельных миров были выявлены и уникумы среди людей, которые при определенных условиях способны брать под контроль другую личность. Под полный контроль. И при этом в их распоряжении оказывались все знания, способности и навыки подопечного. И главное, при всем при этом кукловод оставался в безопасности, так как в случае гибели носителя его сознание переносилось обратно в свое тело.

То есть кукловоду не нужно играть. Ему не приходится вживаться в то или иное общество, постигать те или иные тонкости. У него все это уже есть. Вернее, не у него, а у его подопечного. Кукловоду остается только следовать сюжетной линии.

Вот этим самым кукловодом и оказался Шейранов. Перегудов совершил незаконное деяние, чтобы снять свое первое с ним совместное шоу. Затем ему удалось легализовать Шейранова, повернув дело таким образом, чтобы Сергей Федорович не представлял интереса для спецслужб и мог использовать свой дар, правда, с серьезными ограничениями.

В возрасте пятидесяти шести лет Шейранов дебютировал в роли молодого офицера Кавказского отдельного корпуса и принял участие в Кавказской войне девятнадцатого столетия. И, чего греха таить, вошел во вкус. В следующий раз он участвовал в научном проекте, выступив в роли офицера русской армии времен Первой мировой войны. Очередное шоу снималось в слое, где разразилась Третья мировая. Человечество медленно, но неуклонно поднималось с колен. За время шоу Шейранову удалось сделать серьезный задел для возрождения родного города.

И вот теперь – век семнадцатый, и он плывет на невольничьем корабле в заокеанские владения Англии, дабы пополнить ряды белых рабов на плантациях сахарного тростника. Смешно сказать, но Перегудов в этот раз решил разыграть сюжет, весьма похожий на «Одиссею капитана Блада». Этот роман был написан и в его слое и, как во многих слоях, имел колоссальный успех. Впрочем, чему удивляться, если люди везде одинаковы.

Наличие сюжетной линии вовсе не было догмой. По сложившейся традиции первая скрипка тут принадлежала Шейранову. Он сам закладывал те или иные повороты сюжета, руководствуясь собственными взглядами. И пока шоу от этого только выигрывало.

Правда, справедливости ради следует заметить, что снять именно это шоу было весьма проблематично. Дело в том, что неторопливый век, он и есть неторопливый. К примеру, нынешний переход через Атлантику занимает два месяца. А Шейранов, без ущерба для здоровья, мог находиться в искусственной коме максимум полгода. После такой нагрузки ему необходимо было длительное восстановление и реабилитационный период.

Однако на помощь пришел прогресс. Новый имплантат, устанавливаемый носителю, и более продвинутое оборудование серьезно расширили горизонты. Их использование позволяло переносить разум кукловода в тело носителя без изъятия оного и доставки в лабораторию. Причем увеличилось и расстояние, на котором можно было осуществлять уверенный контроль и перенос сознания. Теперь оно составляло две тысячи километров.

Для переноса сознания кукловода в подопечного требовалось только одно условие: тот должен был находиться в состоянии сна. Эвакуация могла производиться в любой момент. И если раньше подобные действия приводили к необратимому повреждению мозга носителя, то сейчас это было совершенно безопасно.

Именно по этой причине Шейранов и не присутствовал в зловонном чреве корабля постоянно, а лишь непродолжительное время, когда в этом действительно возникала необходимость. Только для того, чтобы поддержать образ и своего подопечного, которого уже воспринимал как близкого человека.

Была в характере Шейранова такая особенность. Он привязывался к своим подопечным. А подвергать риску тех, кто тебе близок, неправильно. Именно поэтому в прошлых двух шоу Перегудов подбирал на роль носителей откровенных негодяев, по маковку изгваздавшихся в крови. Людей, к которым у Шейранова не могло возникнуть симпатии по определению.

Правда, в этот раз он не смог провернуть подобный номер. Уж больно подходящая личность, укладывающаяся в изначальный сюжет, как влитая. Патрик Кларк, бакалавр медицины, служил доктором в английском королевском военно-морском флоте. Ему довелось ходить на фрегате в течение нескольких лет, и два года из них он провел на Карибах.

За время службы, борясь со скукой и будучи человеком любознательным, он изучил навигацию и кораблевождение. Причем настолько овладел этими науками, что мог выдержать экзамен на лейтенанта. Однако, по здравом рассуждении, он отказался от подобной чести. Ему хотелось только одного: заработать некую сумму и, выйдя в отставку, обзавестись собственным домом, семьей и практикой. И в этом плане плавание в заокеанские колонии было едва ли не лучшим из возможных путей.

Так и оказалось. Патрик сумел заработать солидную сумму в пять тысяч фунтов, в основном благодаря удачному абордажу, в ходе которого он отличился, а также тому, что в этом бою капитан их фрегата получил серьезную рану. Многие полагали, что он не протянет и до утра. Вопреки подобному прогнозу, он и по сегодняшний день бороздит моря на своем красавце. Вернее, в настоящий момент фрегат находится в ремонте. Но это уже частности.

Однако мирная жизнь у бакалавра медицины как-то не задалась. Вначале все было просто замечательно, и даже дело уже шло к свадьбе. Партия не сулила ему богатого приданого, но зато избранница обещала стать достойной спутницей жизни. А что касается денег, то в них у господина Кларка не было нужды. Во-первых, у него все еще оставалась некая сумма из прежних накоплений. А во‑вторых, у не лишенного талантов медика очень быстро росла практика. Уже через полгода он зарабатывал больше, чем тратил.

Вот только его планам на спокойную жизнь не суждено было осуществиться. Когда он появился в Уэксфорде, небольшом портовом городке на юге Ирландии, местный доктор встретил его довольно тепло. Ведь Патрик должен был в значительной мере разгрузить прежнего медика. К слову сказать, господин Картер являлся англичанином и рассчитывал на то, что ирландский доктор возьмет на себя заботу об этих Пэдди[1].

Но тот оказался настолько хорош в своем деле, что постепенно начал перехватывать клиентуру господина Картера из числа англичан. В конце концов, когда человек болеет, ему все равно, кто его избавит от страданий, англичанин, ирландец или папуас. Вот только сам Кларк не ко времени позабыл, что является ирландцем. Одно дело, когда он служил на корабле и находился в окружении соратников, которые если и вспоминали о его ирландском происхождении, то исключительно в шутливой манере.

Господин Картер шутить не собирался. Как, впрочем, и судья. Обвинение в пособничестве бунтовщикам, а в бунтах в Ирландии никогда не было недостатка, выглядело нелепо, явно притянуто за уши и откровенно шито белыми нитками. Однако разбирательство было недолгим, а приговор суровым. Ох, как же Патрик хотел вернуться обратно и спросить кое с кого должок!

Перегудов вышел на него уже тогда, когда тот находился в тюрьме и ждал суда. Начальнику службы безопасности Зайцеву пришлось извернуться и провести целую спецоперацию. Но ребята справились, и носитель, то есть доктор Кларк, получил набор имплантатов и вскоре сумел встретиться со своим покойным дедом, явившимся к нему в трудный час.

Зайцеву пришлось хорошенько поработать, собирая нужную информацию о главном герое шоу. Причем сделать это в самые кратчайшие сроки. Но он управился. И Шейранов, представая в роли деда Патрика, был уже во всеоружии. Что же касается его подопечного, то обмануть его оказалось нетрудно. А уж как он обрадовался тому обстоятельству, что теперь не одинок, и говорить нечего. Нет, поначалу, конечно же, испугался до колик. Но потом…

– О чем задумался, дружище? – опустившись рядом с ним с неизменным звоном цепей, поинтересовался гигант Кевин.

– Да так. Слышал, как Мартин говорил, что видел землю, когда они выносили нечистоты.

– Вот в чем дело. Да об этом все судачат. Вон, шушукаются не переставая. Некоторые даже косятся на тебя. Ведь это конец пути. Уже завтра будет решаться наша судьба. И чем она обернется для нас, одному Богу известно.

– Пока живешь, нужно надеяться, Кевин. Запомни это и передай остальным. В отличие от вас я точно знаю, что меня на Барбадосе ждет страшная участь. И тем не менее не падаю духом и надеюсь на лучшее.

– Что так?

– Я уже бывал на этом острове.

– Ты рассказывал.

– Угу. И в прошлое посещение меня хорошо запомнили. В особенности один англичанин, плантатор. Понимаешь, господам флотским офицерам не нравится, когда задевают их коллег, даже если этот коллега ирландец. Между мной и этим снобом имела место дуэль. Он просто вынужден был скрестить со мной шпагу.

– И?

– И я допустил оплошность. Моя рука оказалась недостаточно тверда, а он достаточно живуч.

– Думаешь, он захочет заполучить тебя?

– И заполучит. Разве только мне повезет и его не будет на торгах.

– А если потом выкупит?

– Я успел отметиться в Бриджтауне в качестве доктора. Поэтому не думаю, что меня захотят продать. Практикующий хороший доктор принесет более ощутимую пользу, чем раб на плантации. А я, смею заметить, хороший доктор.

– Значит, у тебя все не так безнадежно, – хлопнув Патрика по плечу, заключил Кевин.

– В теории – да. А на практике… Понимаешь, даже если эта свинья не купит меня, он всегда может меня просто прикончить. Мы ведь не имеем никаких прав. Ну разве только потом выплатит моему хозяину компенсацию за убитого раба. Но признаться, я бы предпочел больше этот вариант, чем стать его законной собственностью. Правда, я даже не представляю, насколько мне должно повезти, чтобы этот ублюдок не оказался на торгах. Плантации испытывают постоянную потребность в рабах, так что плантаторы не пропускают ни одного аукциона.

Корабль вошел в гавань Барбадоса к вечеру этого дня. Устраивать аукцион было уже поздно. Однако капитан предпринял меры для того, чтобы известить плантаторов о предстоящих назавтра торгах. Конечно, сделал он это не сам, а лишь уплатил некоторую сумму распорядителю, который и должен был все организовать в лучшем виде.

Корабли в Карлайлской бухте, на берегу которой раскинулся город вполне европейской постройки со звучным названием Бриджтаун, вовсе не были редкостью. Остров вел весьма активную торговлю как с другими колониями, так и с метрополией. Поэтому практически не случалось дня, чтобы сюда не прибывали суда. Причем нередко и по нескольку в день.

Так что прибытие очередного корабля не было каким-нибудь особым событием. Разве только в сезон штормов, когда моряки предпочитают лишний раз не выходить в море. В это время торговля на острове велась не особо активно, и плантаторы не проявляли особого интереса к прибывающим судам. Если, конечно, не ожидали какой-то конкретный корабль. И потом, далеко не все плантации находились поблизости от моря и Карлайлской бухты, в частности. Хватало хозяйств и в глубине острова. Поэтому и существовала необходимость в оповещении.

Утро для невольников, как всегда, началось с посещения отхожей лохани. Но на этом все привычное и закончилось. Кормить их никто не стал, разве только дали по кружке воды. После чего погнали на берег и вскоре доставили к деревянному помосту, на котором и проводились торги.

Аукцион начался примерно через два часа пребывания невольников под палящими лучами тропического солнца. Впрочем, Патрик не особо обращал внимание на все сильнее наваливающуюся жару. В конце концов, ему к ней не привыкать. А вот вдохнуть полной грудью чистый воздух было откровенно приятно. Конечно, чистота воздуха была довольно относительная. Площадка аукциона находилась здесь же в порту, а потому в воздухе хватало самых разнообразных запахов, весьма далеких от благовоний. И все же это не шло ни в какое сравнение с миазмами трюма.

Впрочем, просто наслаждаться солнцем и относительно чистым воздухом у него не получалось. Перед началом торгов их всех выстроили в две шеренги друг напротив друга, и перед ними прохаживались либо сами плантаторы, либо их старшие надсмотрщики. Они самым внимательным образом осматривали товар. Кто же станет торговаться за кота в мешке.

Осматривали их, как скотину, иначе и не скажешь. Заглядывали в рот, проверяя состояние зубов. Ощупывали тело, пытаясь определить, насколько крепки или, наоборот, дряблы мышцы. Словом, именно как скотину, в поисках изъянов или отсутствия таковых.

Патрик заметил давнего врага, как только тот появился у дальнего конца шеренги. Генри Джонсон предпочитал выбирать рабов лично, доверяя надсмотрщикам только доставку его новой собственности домой. Плантатор двигался не спеша, с некой ленцой и эдакой вальяжностью. Он мог себе это позволить, будучи владельцем одной из крупнейших плантаций острова. Впрочем, будь у него даже мелкое хозяйство, вряд ли это могло на что-то повлиять. Уж чем-чем, а отсутствием самолюбия этот тип тридцати пяти лет от роду не страдал.

Джонсон прошел мимо худощавого мужчины среднего роста, лишь мельком скользнув по нему взглядом. Он просто не узнал в заросшем и чумазом рабе своего обидчика. Впрочем, мог ли он даже предположить, что тот окажется в подобном положении. Да, доктор, но, тем не менее, на корабле он приравнивался к офицерскому чину.

Патрик уже перевел с облегчением дух, посчитав, что удача ему улыбнулась, когда плантатор, отошедший на несколько ярдов, вдруг замер. Вальяжность слетела с него в мгновение ока. Он медленно обернулся и приблизился к Патрику, внимательно всматриваясь в его лицо. Было явственно видно, что он не в силах поверить в происходящее.

– Эй, ты! Да, ты. Ты из команды «Лотоса»?

– Точно так, ваша милость, боцман с «Лотоса», – тут же отозвался дюжий молодец с повязанным на голове платком.

– Скажи-ка, дружище, как имя этого раба? – с показным безразличием и явственно угадывающейся надеждой поинтересовался Джонсон.

– Этого?

– Именно.

– Его зовут Патрик Кларк, ваша милость.

– Ты даже не заглянешь в списки? – спросил Джонсон, с трудом скрывая ликование.

– Мне это ни к чему. Благодаря стараниям этого осужденного нам удалось доставить сюда весь товар без потерь.

– Даже так.

– Истинно так, ваша милость.

– Ладно.

Плантатор отвернулся и пошел дальше, осматривая приглянувшихся ему рабов. Впрочем, прежде чем отвести свой взгляд от Патрика, господин Джонсон слегка подмигнул ему. Многообещающе так подмигнул. Патрик прекрасно знал, насколько жесток этот человек. Ведь именно его жестокость, вкупе с ненавистью к ирландцам, и стали причиной их поединка.

– Господа, представляю вам этого гиганта. Обратите внимание на его крепкое тело. Даже после длительного и утомительного путешествия через океан он все еще могуч, как дуб.

Распорядитель торгов заставил Кевина обернуться, показывая товар со всех сторон. В этом не было необходимости. Стоящие перед помостом уже успели не только его рассмотреть, но и ощупать своими руками. Если большинство проходило мимо Патрика, даже не глядя в его сторону, то Кевина, пожалуй, не пропустил ни один из покупателей.

– Итак, господа, начальная цена за этот великолепный экземпляр всего лишь двадцать фунтов.

– Двадцать фунтов, – тут же подтвердил ставку один из плантаторов.

– Двадцать один фунт, – послышался голос другого.

– Двадцать пять фунтов, – с ленцой произнес Джонсон.

– Двадцать шесть, – вновь повысил ставку второй покупатель.

Джонсон посмотрел на своего соперника, слегка вздернув бровь, выражая удивление тем обстоятельством, что кто-то собирается перебить его цену. Похоже, он находил это даже забавным. Поэтому начал понемногу набавлять: какое-никакое, а все же развлечение. С другой стороны, Кевин стоил подобной борьбы. Она закончилась на сорока фунтах, безоговорочной победой Джонсона.

Вообще-то за такую цену можно было купить крепкого чернокожего раба, которых отличала куда большая выносливость в этом жарком климате. Но Кевин выглядел весьма внушительно. Рост под два метра, широкие плечи, сильные руки, большие кисти, походящие на небольшую лопатку. Будь он чернокожим, и сорок фунтов была бы только начальная ставка.

Далее торги пошли своим чередом. В первую очередь на продажу выставляли людей более солидной комплекции. Но чем дальше, тем мельче становился «товар». Впрочем, если судить по выражению физиономии капитана, тот был явно доволен ходом торгов. Что и говорить, заботясь об их здоровье, Патрик поспособствовал тому, чтобы невольники выглядели не такими уж замухрышками. Поэтому капитан мог показать «товар», как говорится, лицом.

– Итак, господа, представляю вашему вниманию следующий экземпляр. Не смотрите, что он тощ и не столь уж высок ростом. Уверяю вас, у него крепкие жилы и он весьма вынослив. Начальная ставка десять фунтов.

– Девять фунтов, – выкрикнул какой-то шутник из числа покупателей, с нескрываемым весельем понижая ставку.

Патрика едва не затрясло от охватившей его ярости. Нет, его бесило вовсе не то, что он оказался чуть не последним в ряду. И не предельно низкая цена, запрошенная за него. Не выходка скучающего плантатора. Его бесила сама ситуация. Его продавали в рабство, словно какую-то скотину! С грустью и сожалением Шейранов задвинул Кларка в глубину сознания, чтобы тот не учудил чего сгоряча. В конце концов, в настоящий момент он никак не мог повлиять на ситуацию. Разве только усугубить ее.

– Господа, не следует подтрунивать над моряками, – вдруг подал голос господин Джонсон. – Только из уважения к вашему тяжкому труду, капитан. Десять фунтов.

– Пятнадцать фунтов, – вдруг раздался задорный женский голос.

Признаться, Патрик сильно удивился данному обстоятельству. Он, конечно, не мог видеть покупателей, так как находился позади помоста. Но он мог поручиться, что ни одна из женщин в торгах не участвовала. Разумеется, она могла явиться со своим старшим надсмотрщиком или управляющим, и скорее всего, именно так и было. Но для Патрика это не имело значения. Он сначала узнал голос, а потом увидел и его обладательницу. Никакой ошибки. Это была она. Не ОНА. Но все же. Все же.

Прошлое его пребывание на острове было просто насыщено событиями. И как только он мог об этом позабыть! Вдову Джейн Атчесон на Барбадосе уважали, она принадлежала к числу крупнейших плантаторов острова. Хотя при этом островитяне не забывали перемывать ей косточки, называя веселой вдовой. Скорее всего это было связано с тем, что ни один из местных не мог похвастать тем, что побывал в ее спальне. Чего не скажешь о заезжих мужчинах.

Все так, Джейн и Патрик были любовниками. Пусть связь их была и недолгой, зато весьма бурной. И эта женщина была единственной его надеждой. Нет, она не потеряла голову от любви к судовому хирургу, хотя он и был хорош собой. Патрик надеялся на другое чувство. Он прекрасно помнил, как Джейн оказалась в его объятиях… Хм. Впрочем, скорее уж наоборот. Он оказался в ее объятиях. Да. Так будет куда точнее. Произошло это после той памятной дуэли. И причина таилась в яростном соперничестве между господином Джонсоном и госпожой Атчесон. И коль скоро она начала торговаться…

– О-о. Миссис Джейн. Мое почтение, – с напускной учтивостью поздоровался Джонсон.

– Мистер Генри, – кокетливо стрельнув глазками, мило улыбнулась вдова.

– Я вижу, вам приглянулся этот раб.

– Вы ведь уступите даме, не так ли, мистер Генри?

– Сожалею, миссис Джейн. Если бы вы назвали цену первой, то я несомненно уступил бы вам пальму первенства.

Народ заволновался, явно почувствовав грядущую потеху. Что делать, жизнь на острове достаточно скучна и однообразна. А Патрик невольно воспрянул духом. Настроение толпы говорило о том, что так просто это дело не закончится, а значит, у него появилась надежда.

– Извините, но я уже сказал свое слово, и теперь от него не отступлюсь, – продолжал между тем господин Джонсон. – Однако правила приличия не позволяют мне быть неучтивым с дамой. И коль скоро я не могу уступить вам этого, то с радостью подарю любого другого. Шестнадцать фунтов. И покончим с этим.

– Вы очень любезны, сударь. В таком случае не могли бы вы подарить мне вот этого? – Она капризно указала пальчиком на Патрика.

– Миссис Джейн, я же сказал, вы можете выбрать любого другого.

– Да, да, конечно. Простите, я как-то не сообразила. Двадцать фунтов, любезнейший.

– Что это значит?

– Вы пообещали мне любого из своих рабов. Однако упорно не желаете отдать мне этого.

– Полноте. К чему вам этот мешок с костями? Двадцать пять фунтов.

– Об-божаю погреметь костями. Пятьдесят фунтов.

– Шестьдесят фунтов, – не сдавался Джонсон.

– Вы ведь не отступитесь, да, мистер Генри?

– Проверьте.

– Как я вас понимаю. Ради честного словца, и так далее, и тому подобное. Сто пятьдесят фунтов.

– Двести фунтов, – зло взглянув исподлобья на издевающуюся над ним женщину, бросил Джонсон.

– Ах нет. Для меня это уж слишком. Он ваш. Я полагаю, что теперь вы мне не подарите своего раба?

Все же отступилась. Впрочем, могло ли быть иначе? Своему давнему сопернику она уже насолила. Дальнейшая торговля была бессмысленна, и она это четко почувствовала. Джонсон уступил бы ей, а потом воспользовался бы каким-нибудь подходящим случаем и убил бы этого лекаря, выплатив ей убытки. Причем в этом случае была бы выплачена средняя цена, а не столь безбожно завышенная их взаимными амбициями. Конечно, это не то, что владеть своим обидчиком и выдавливать из него жизнь по капле. Но вполне приемлемо.

– Сожалею, но вы упустили свой шанс, – пожав плечами, подтвердил ее опасения Джонсон.

– Какая жалость! А то я присмотрела вот этого верзилу. Но нет, так нет, – явно потеряв интерес к происходящему и окинув Патрика лукавым взглядом, подытожила Джейн.

«Н-да. Весело, нечего сказать. И какая его теперь ожидает участь?» Шейранов с тоской наблюдал за тем, как трясется от страха его носитель. Кларк в общем-то был не трусливого десятка. Но ситуация, когда он оказался в роли подневольного и бесправного раба, да еще и в полной власти жестокого врага, Сергея Федоровича откровенно пугала. О крутом нраве Джонсона на Барбадосе знали все, без исключения. А ведь среди плантаторов очень даже процветали весьма изощренные истязания. Ну, чисто святая инквизиция, которую так любят поносить англичане. Впрочем, и католическую церковь в целом – тоже.

Может, стоит Перегудову наконец вмешаться? Шейранов пробубнил свои опасения так, чтобы не быть услышанным окружающими. Никакой реакции. Продюсер хранил молчание. А в том, что Антон находится в операторской, Шейранов не сомневался ни секунды. Как, впрочем, и в том, что группа быстрого реагирования где-то неподалеку.

Ну не могли они его не страховать, ведь шоу только начинается. Было приложено немало сил для того, чтобы заполучить этого Патрика. И наконец, самое главное. Этот человек – не убийца, не кровожадный зверь, а нормальный в общем-то среднестатистический мужчина своего времени. Перегудов не мог не понимать, что если он вот так за здорово живешь спустит в унитаз Патрика, то реакция Шейранова будет однозначной. Он просто пошлет все, и Перегудова в том числе, к нехорошей маме.

И все же продюсер хранил молчание. Сергей Федорович еще несколько раз вызывал операторскую, пока его и еще пару десятков рабов вели к усадьбе Джонсона, находившейся в шести милях к северо-западу от Бриджтауна. Их сопровождали трое надсмотрщиков, помимо плеток, вооруженных ружьями и пистолетами. Совсем не лишняя предосторожность с пока еще не прошедшими обработку рабами.

Сам хозяин отправился вперед верхом. Его сопровождали два чернокожих раба с абордажными саблями на поясе. Здоровые лоси, коль скоро с легкостью держались слегка позади за скачущей рысью лошадью. Джонсон одарил напоследок Патрика таким ненавидящим и многообещающим взглядом, что у того похолодело в груди. Вот только поделать с этим он пока ничего не мог. Или не мог вообще?

Дом Джонсона был выстроен в колониальном стиле, в два этажа, с крытой верандой и колоннами по фасаду. Выкрашен в белый цвет, с красной черепичной крышей. Вкупе с аккуратными аллеями, стрижеными вечнозелеными кустарниками и газонами, с изредка возвышающимися деревьями, среди которых преобладали пальмы, и вьюном, оплетавшим половину дома… Картинка. Здесь кто-то явно приложил старательную руку. Впрочем, стоит ли гадать? Все вопросы в отношении дома лежат на плечах хозяйки. И она прекрасно с этим справляется.

Чуть в стороне от дома стоит сравнительно небольшой флигель, предназначенный для домашних рабов. С прислугой на Барбадосе как-то не очень. Вместо нее используют обученных рабов, которые держатся за свои места пуще, чем утопающий за соломинку. Никому не хочется оказаться на полевых работах.

А вот поселок рабов располагался на довольно значительном удалении от господской усадьбы, за высоким частоколом. Слева от ворот расположены загоны для рабочей скотины, сараи для инвентаря и кузня. Справа тянутся два ряда плетенных из прутьев хижин рабов. Напротив – два довольно аккуратных домика. В том, что поменьше, обитает старший надсмотрщик, англичанин из каторжан. Во втором – простые надсмотрщики. Телохранители проживают на территории усадьбы.

У ворот стоит вышка, на которой дежурит караульный. Кстати, чернокожий, так же как двое из троих, сопровождавших новичков. Негров тут вообще принято ставить на должности надсмотрщиков. Во-первых, они все без исключения воины. Во-вторых, ненавидят белых. Учитывая то, что основная масса рабов здесь ирландцы, смешанные с небольшим количеством осужденных англичан и шотландцев, ставить чернокожих рабов на должности надсмотрщиков не такая уж плохая идея. Тем более что сбежать они отсюда не могут. Остров же. Причем не такой уж большой. А так у надсмотрщиков вполне приличное положение.

Как ни странно, по двору бегала ребятня. Десятка четыре разношерстной малышни, от четырех до семи лет. Большая часть из них была мулатами. Вот как тут все кучеряво! Патрику раньше не доводилось бывать в поселках рабов, хотя он и слышал, что рабовладельцы поощряют рождение детей, а многие так и вовсе приобщают к этому делу девочек, едва достигших половой зрелости. Причем в основном «женским материалом» служат ирландки.

Джонсон встречал новичков в центре поселка, у вкопанного в землю столба. О его назначении нечего было и гадать. Он предназначался для экзекуций. Таковые имелись во всех рабских поселках. Также неизменным атрибутом любого поселка являлась пыточная. Но она располагалась в кузнице, поскольку у нее было совершенно иное предназначение. Здесь именно пытали, выбивая необходимые сведения. А то как же, бунты среди рабов дело нередкое, и нужно держать руку на пульсе.

– Итак, ирландские свиньи, с этого момента вы моя собственность и дышите только потому, что вам это позволяю я. А я ценю три вещи: покорность, покорность и еще раз покорность. Работайте со всем прилежанием – и будете жить долго. Будете препираться, показывать норов, бездельничать – познакомитесь с моим гневом. Кто-то из вас может подумать, что коль скоро я заплатил за вас немалые деньги, а самый дешевый из вас обошелся мне в пятнадцать фунтов, то я стану относиться к вам бережно. И по-своему вы, конечно же, правы. Вы такая же моя собственность, как лошадь или бык, а хороший хозяин заботится о своем имуществе. Но, к величайшему сожалению, вы отличаетесь от бессловесных тварей, ибо обладаете разумом. Конечно, это утверждение спорное, но все же имеет право на существование. А посему хочу, чтобы вы сразу поняли: мне плевать на деньги, если я не получаю покорность. Возьмите его и подвесьте.

Джонсон с ленцой указал на Кевина, обошедшегося ему дороже всех остальных рабов. Как понимал Патрик, он сам у мистера Генри был на особом счету. Цепи с них не снимали, разве только прямо на корабле сбили ножные кандалы. Перековывать же рабов прямо на пристани никому не хотелось. Поэтому, забирая раба, надсмотрщик отдавал взамен другие кандалы, специально принесенные для этой цели.

Кевина подвели к столбу и, привязав веревку прямо к цепям, подтянули здоровяка на вытянутых руках так, что он едва касался земли кончиками пальцев. После этого старший надсмотрщик Джеймс распустил кольца довольно длинного кнута и вопросительно посмотрел на хозяина. Тот не спеша закурил трубку, после чего молча подал знак к началу экзекуции.

Кнут со свистом полосовал воздух и хлестко ударял по живой плоти. Кевин был сильным мужчиной и стоически выдержал десять ударов, после чего мужество его покинуло. Он извивался, кричал и, трясясь всем телом, ожидал очередного удара, которые сыпались на него через неравные промежутки времени. Джеймс знал толк в подобных делах и мог довести человека до исступления. Если только тот не проваливался в спасительное забытье. Как Кевин после двадцатого удара.

Не повезло бедолаге. Его тут же облили водой, сунули под нос что-то с резким запахом, окончательно привели в себя. Наказываемый должен был прочувствовать все прелести экзекуции от начала и до конца. И она продолжилась. Всего Кевину досталось пятьдесят ударов. При этом его еще дважды приводили в себя. Но и на этом его мучения не закончились, потому что несчастного оставили висеть на солнцепеке до вечера, как яркое напоминание всем, что их жизни отныне ничего не стоят.

После окончания экзекуции всех погнали к кузнице, где с них сбили кандалы, а затем увели показывать места их обитания. Однако все это не касалось Патрика, с которого даже не подумали снимать цепи. Ничего удивительного, ведь его покупали вовсе не для того, чтобы выводить на полевые работы.

Впрочем, и для урока остальным он также не годился. Он был личным трофеем хозяина, и тот не собирался ни с кем делиться удовольствием отмщения за дерзость этой ирландской свиньи. А еще ему не хотелось устраивать разбирательства при посторонних. Джонсон приказал подвесить Кларка в кузнице за кандалы на крюк так, чтобы он самую малость не доставал до земли, ибо это мучительнее всего. Затем мистер Генри велел чернокожим телохранителям и кузнецу, рабу-ирландцу, оставить их одних.

– Признайся, ирландская свинья, ты ведь решил, что сам послужишь примером для остальных. Ну, чего же ты молчишь? Я ведь помню, насколько бойкий у тебя язык. Или ты все еще надеешься, что я тебя не узнал?

– Глупо было бы на это надеяться после того, как ты с таким упорством торговался за право обладания моей шкурой.

– Умница. Только говори мне «вы» и называй господином. А лучше хозяином.

– Мне от этого будет легче?

– Хм. Дай-ка я подумаю. – Джонсон изобразил глубокую задумчивость, а потом вдруг просиял, словно совершил некое долгожданное открытие: – Нет. Тебе от этого легче не будет.

– Ну и какой тогда мне смысл лебезить перед тобой?

– Ты прав. Никакого. Но это не имеет значения. Даю тебе слово, что уже через десять дней ты превратишься в покорную собачонку и будешь вилять хвостиком при виде своего хозяина, то есть меня. И поверь, то обстоятельство, что у тебя нет хвоста, тебе не поможет.

– Верю, – изобразив пожатие плечами, просто ответил Патрик. – Сломать можно любого.

– Во-от. Радует, что ты это понимаешь. Это просто замечательно. Из тебя получится отличная и преданная шавка.

– Но есть исключения, – поспешил остудить довольного плантатора Патрик. – К примеру, я предпочту сдохнуть вместо того, чтобы превращаться в тряпку. Как тебе перспектива ломать труп, английская собака? Ну чего ты так на меня вылупился?

Джонсон сначала дернулся в сторону висевшего на крюке невольника, но потом остановился и, окинув его спокойным взглядом, погрозил ему пальцем.

– У тебя ничего не получится, грязный ирлашка. Ты не первый и не последний раб, которого я приведу к покорности. Десять дней. И сегодняшний не предусматривает никаких пыток. Ты будешь так висеть ровно два часа, после чего тебя снимут. Мы ведь не хотим, чтобы с твоими руками случилось что-то необратимое. Как видишь, я неплохо разбираюсь в анатомии. Хочешь, я поведаю тебе хотя бы часть того, что тебя ожидает.

– Вижу, что тебя буквально распирает от подобного желания, а потому бессмысленно отказывать тебе в этом удовольствии.

– Благодарю, ты очень любезен. Так вот, для начала тебя обольют патокой и привяжут к столбу. Ты не представляешь, до какого исступления могут довести насекомые своими мелкими лапками и хоботками. Это просто ужас какой-то. Взрослые и крепкие мужчины плачут, как дети. Кстати, слышишь? Это воет тот самый здоровяк. К нему в гости пожаловали местные мухи. Очень скоро они отложат на его шкуру мириады яиц…

Джонсон продолжал живописать, вальяжно прохаживаясь по кузнице, перебирая кузнечные инструменты и попутно раскрывая возможность их двойного предназначения. Показывал и орудия, специально предназначенные только для пыток. Надо признать, рассказчиком он был хорошим, настолько живо у него получались все описания. А еще это говорило о несомненном опыте в данном вопросе.

Впрочем, Патрик его почти не слушал. Вернее, не он, а Шейранов. Конечно, умом он понимал, что Перегудов его как-то вытащит, и если все еще ничего не предпринял, то ждет, не сможет ли он сам что-либо предпринять. Нет, продюсер не маньяк. Он человек, искренне и без остатка преданный своему делу. И это шоу – его детище, ради которого он готов на многое. Кстати, когда состоялось их знакомство, привлекая в свой проект кукловода, Антон рисковал пожизненным заключением.

К черту Антона! Когда он вмешается, Патрик уже успеет пережить кое-какие неприятные моменты. А это крайне нежелательно. Конечно, Шейранов может отстраниться от боли и весело посвистывать, даже если его будут пытать раскаленным железом. Вот только при этом вся гамма страданий достанется Патрику, который не сможет повторить этот трюк. И потом, должен же дедушка позаботиться о своем отпрыске. Еще несколько минут – руки потеряют чувствительность и станут ни на что не годными.

Дождавшись момента, когда Джонсон отвернулся, чтобы взять со стеллажа очередной инструмент, Патрик резко подтянулся на руках, буквально выбросив свое тело вверх. Потом толкнул вперед и вверх скованные руки. Цепь кандалов соскочила с крюка, и освободившийся пленник приземлился на земляной пол кузницы.

Мгновение, и правая рука скользнула ко шву штанов, в котором уютно скрывалась спица из упругой стали. Пальцы ухватили стальную бусинку и за нее потянули спицу наружу. До плантатора всего лишь пара шагов. Чтобы нанести удар, достаточно сделать и один. Он уверенно выбросил руку с зажатой спицей вперед, метя в сердце. Патрик был хорошим фехтовальщиком, а Сергей Федорович отличным хирургом…

Джонсон отчетливо услышал непонятные звуки и звон цепей. Как расслышал и приземление Патрика. Мысль о неправильности происходящего прострелила его сознание, и он резко обернулся к пленнику. Его подвело то, что, зная все о находящихся здесь орудиях пыток, сам он ими никогда не пользовался. Поэтому, увидев обретшего относительную свободу пленника, плантатор выронил один из пыточных крюков, вместо того чтобы использовать его в качестве оружия, и потянул из ножен шпагу.

Поздно. Его сердце буквально взорвалось от резкой боли, а дыхание невольно зашлось. Стальное жало какое-то время еще поворочалось внутри, вызывая очередные спазмы боли, и, наконец, покинуло тело. Вот только боль так никуда и не делась. А еще не было никакой возможности вздохнуть. И кричать он также не мог. Снедаемый невыносимой болью, он с недоумением смотрел на своего врага, рука которого на этот раз была необычайно точной. Потом он завалился на бок со все так же широко раскрытыми глазами.

Дело сделано. Патрик быстро отбросил спицу в дальний угол кузницы. Бог даст, потом разыщет. А сейчас возвращать ее на место нет времени, потому как дело это непростое и кропотливое. Подойдя к крюку, он встал к нему спиной и, подняв руки, подпрыгнул вверх и назад. Ч-черт, как больно! Ощущение такое, что ему едва не оторвало кисти рук. Взгляд на них. Так и есть, рассадил в кровь. Ну хотя бы вены целы, и то радует.