Кухаркин сын (СИ)

1.

Когда Мик первый раз ее увидел, сидя в машине на другой стороне улицы, то сам не понял, чем его привлекала эта маленькая одинокая фигурка. В джинсах, обтягивающих тощую задницу, и тонкой куртке-спецовке с нашивкой «Собственность Корпорации Неспящие». Был ветреный весенний день прозрачный и холодный первой мартовской влажностью.

Она бегала с коробками туда-сюда, помахивая хвостиком своих темных волос, суетилась рядом с фургоном, вытаскивая такую же нищую рухлядь, как и она сама. И смеялась. Она скалила зубы мужикам, разгружающим ящики, водителю. Его пацанам из братства не смеялась, но тоже расплывалась по самые десна. Убогая. Потом уже она редко улыбалась, все больше ходила с каменным лицом или плакала. Мику она вообще никогда не улыбалась. Сука.

Он и сам не понял, чем она так его раздражила в тот момент. Но Мик был не из тех, кто занимается самокопанием. Просто не понравилась.

Он высунул руку из машины, стрельнул бычком по расплющенному мусорному баку и махнул Французу. Тот, гоняя неизменную зубочистку из одного угла рта в другой, пересек улицу и склонился к окну.

— Ал, это последняя перевозка?

— На сегодня да. А завтра еще два фургона.

Мик высунулся и сплюнул на землю возле ноги Француза.

— Вот та цыпа, — он сложил пальцы в дитячий пистолет и указал на брюнетку, — семейная?

— Не, одиночка.

— Сели ее тогда в минус первый.

— Эй, Мик, так не положено. У нее контракт на должность в Корпорации. Все чисто, я проверял. Нельзя ниже второго. — Француз не хотел связываться с такими делами.

— В минус первый, — упрямо повторил Мик.

— А если разбираться придет?

— Пусть пожалуется на меня в Корпорацию, — хохотнул он.

Мик не боялся. Он знал таких, как она. Много раз видел. Девчули-пустоцветы с битыми генами. Таких пруд-пруди рождалось после ядерного утра.

Он и сам был таким — порченным. С дефектом. Поэтому и не мнил о себе бог весть что. Не то, что эти тупые курицы.

Дефективные годились только для обслуживания улиц. Торговки, разносчицы, прачки, красильщицы. Изредка их брали на низшие должности в «Корпорацию Неспящие». Но только молодых и только красивых, с сохранным интеллектом. С правильным количеством конечностей и не фонящих радиацией.

Другое дело чистые девочки. Дорогой товар, элитный. Сразу после наступления двенадцати Корпорация проводила отбор. «Чистых» мальчиков и девочек, с первозданными, мать его, Природой, генами, забирали в государственные пансионаты.

Парни после восемнадцати потом шли под государственные служебные должности, а девочки… мягкие, розовые, пахнущие медом… воспитывались до шестнадцати и выдавались строго по талонам и только для сотрудников. В первую очередь элитным подразделениям госслужащих, отличникам ратной подготовки или блеснувшими какими-то заслугами. Так Корпорация заботилась о поддержании видовой чистоты.

Уже ради одного этого стоило пробиваться туда, в эту проклятую Корпорацию. И многие мечтали. А кто не захочет здоровых детей, социальную поддержку и сытое будущее?

Самого Мика коробило при одной мысли о работе на правительство. Дело было даже не в гнусных профессиях или обязанностях, не в жесткой дисциплине, царящей в закрытых пансионатах, не в ограничениях свободы для выпускников. Хотя, и в этом тоже. Правда заключалась в ограничениях по здоровью, которые ему, Мику, было не обойти никогда.

Его, как и половину детей в двенадцать лет, даже проверять не нужно было. Вырождение налицо. Дело было в его фиолетовых глазах, способных видеть в темноте и одновременно подписавших ему приговор. Битый ТR-ути ген закрыл ему возможность работать на Корпорацию навсегда.

Невозможность выбрать себе «чистую» девушку закрывала эту возможность и для его будущих детей тоже. Ведь отныне порченые гены в его роду могли только множиться и прогрессировать. Но так далеко в будущее Мик предпочитал не заглядывать. Да, и было ли оно у него — это будущее?

У таких как он было только одно — сегодняшний день. Поэтому в двенадцать, уже проигравший свою самую главную битву и предоставленный сам себе, он прошел свое обучение в своем «пансионате» — на улице. И теперь в двадцать два Мик был готов поспорить, чье взросление делало большим мужиком: его или государственное?

Мик добился всего сам. Он выгрыз у судьбы своим потом, сломанными костями и рваными связками новый шанс и теперь уж не выпустит. Мыслимое ли дело он, вчерашний сопляк, стал главой Братства Кухаркиных сынов. Неплохо звучало, да? Ему и самому нравилось.

Конечно, корпораты* все равно оставались выше, но и он уже был не последний человек на районе.

Поэтому жалкие одиночки, вроде этой порченной, были обычными кого-то из верхушки корпоров девками, которых временно пристраивали на низшие должности. Жениться на такой или встречаться открыто — зашквар. А девки-пустоцветы и негордые, сами на любого корпората кинутся, хоть вонючего, хоть жирного, только должностью помани, да гособеспечение пообещай. Вот потихоньку и занимались взаимной «благотворительностью».

Даже проститутки честнее — поморщился Мик. Те, без самомнения, просто хотели выжить. А такие аккуратненькие, как та, что сегодня заселяли, мнят себя принцессами, для обычных уличных парней недотрог строят. А сами потом стонут, как последние бляди, под корпорами по грязным углам новоприобретенных госквартир и диванам с клопами на гособеспечени.

А еще девка взбесила его своей тупой жизнерадостностью. Ничего, это сейчас ей казалось, что она трахнула Корпорацию, а завтра Корпорация выебет ее. Мик ухмыльнулся, мысль, что девка рано или поздно получит по заслугам, приятно грела его самолюбие. Ну, а пока это не произошло, его, Мика, задача показать ей, почем в хлебе дырки.

Мик ей устроит радость заселения в государственную квартирку!

Нижние этажи — вот это ее уровень. А еще это всегда протечки, крысы, холодные помещения и неотапливаемые склады, примыкающие бок о бок к жилым помещениям.

К ебарю своему она не побежит. Эти девки только с такими как он борзые, а сами боялись пикнуть лишний раз, чтобы не привлекать лишнего внимания. Проблемных баб никому не нужно.

Вот потому и хохотал Мик над этой новой жиличкой. Ну, дерет ее корпор какой-то, подумаешь… заслуга… Гниль, одним словом заселялись, а не баба…

___________

*корпораты или корпоры — пренебрежительное название служащих «Копорации Неспящие».

2.

Ну и где же Мик был не прав, если, глядя на нее, любой бы его поддержал?

После того, как сделал пару кругов по городу Мик уже и думать забыл об утреннем заселении.

Он был готов, что с переселением людей в район под управление их Братства будут возникать сложности, но даже не предполагал, что это все превратится в сплошную головную боль. Проблемы возникали буквально на ровном месте.

Хлеб для раздачи по талонам привезли уже черствый и это после того, как доставка два дня отсутствовала вовсе. Жирный Тони заскулил, как сучка, когда Мик всего-то пару раз приложил его о каменную кладку, и начал плакаться, что все отгрузил в срок, только снабженцы перепутали и привезли в старый район. Перед уходом Мик еще разок двинул Тони. Никакой жалости. Этот паскудный сукин сын только и делал, что набивал себе брюхо, да загребал двойную выгоду. Одну, как официальный поставщик Корпорации, а другую от торговли из-под полы.

Такие приспособленцы во все времена хорошо устраиваются. Мик давно подозревал, что его трусливая душонка пытается угодить сразу нескольким Братствам. Тони своей жирной жопой пытается усидеть на двух стульях. Взрезать бы его, как свинью к празднику. Но этот жирдяй всегда оказывался на редкость изворотливым. Да, и заменить пока было некем.

Хорошо, что хлеб вообще появился, не хватало в самом начале подорвать кредит доверия Корпорации. Ему уже сообщили, что «Неспящие» пристально наблюдают за новой районной властью.

Он убил полдня на то, чтобы только разобраться с проблемами, которых вообще не должно было возникнуть. В рабочие комнаты на втором этаже, занятые под нужды управления Кухаркиных сынов, он вернулся уже в четвертом часу, злой как сто собак и такой же голодный.

В кабинете на потертом диване сидели его финансист Егерь с Французом, на одном колене у которого примостилась Шпанка-Крис и еще парочка низших сынов из Братства, зашедших во время перерыва потереться с боссами сидели с мисками с какой-то бурдой.

— А я бы вот что сделал, — разглагольствовал Француз, — Я бы свой талон на телочку на квартиру променял или лучше на дом хороший. Вот в чистом районе, где сами Неспящие селятся. А женился бы на Шпанке. Хочу по любви…

И Ал крепче прижал к себе вырывающуюся девушку. Все дружно заржали, даже молодняк поддержал, глаза Крис увлажнились, и она обиженно отскочила и отвернулась к окну. Его шутка задела девушку. Мик знал, что Шпанке нравился Ал. Было во Французе что-то такое, что все бабы кипятком писались. Но все вокруг видели, что Ал — это не ее уровень.

— Ну, куда ты, крошка? — потянулся за ней еще неотсмеявшийся Француз.

— Ну, а ты, Егерь, какую себе выбрал бы? — обратился он уже к Киру.

Финансист задумчиво пожевал нижнюю губу:

— Я бы купил дом в хорошем районе и продал бы тебе за талон. А потом взял бы себе двоих.

Парни заулюлюкали и загоготали от восторга.

Конечно, это все эти разговоры были несбыточным хвастовством, потому что никто из парней его Братства не мог всерьез рассчитывать на получение талона на девушку в силу различных генетических аномалий, но потрещать об этом было одной из их излюбленных тем.

Гогот схлопнулся, когда они увидели стоящего в дверях Мика.

— Блядь, кроме меня еще кто-нибудь будет работать?

Шпанку Крис как ветром сдуло. Парни похватали свои миски и тоже поспешили убраться восвояси. Остались только Егерь с Французом.

— Да уж, закончили все на сегодня, — развел руками Ал и в поисках поддержки посмотрел на Егеря.

— Ты сам на взводе и нас тиранишь, — вальяжно констатировал Егерь, — Поешь лучше.

Он пододвинул к главе миску с непонятным варевом. Мик принялся за еду. Он ел не спеша, со вкусом, как будто перед ним стояло что-то вполне съедобное. Напряжение постепенно отпускало его.

Француз уставился в пыльное окно, а Егерь молча ковырял под ногтями длинным острым ножом, с которым никогда не расставался.

— Третий где? — спросил Мик и отодвинул опустевшую тарелку.

— Флойд нам не отчитывается, — небрежно бросил Егерь.

— Мамонт сразу после твоего отъезда сказал что-то на своем, взял ключи от байка и укатил, — пояснил Ал.

Речь Мамонта, или по-настоящему Флойда, никто кроме Мика и разобрать-то не мог. Из-за врожденной мутации тот родился с нестандартной формой языка. Он был раздвоенным, как у варана или ящерицы какой. Парень все понимал, только говорить нормально не мог. Вместо слов из его рта вываливалась каша невразумительных звуков.

Кроме прочего у Флойда обнаружили какую-то особую активность мозга, и до пятнадцати лет парнишка жил в Исследовательском центре Неспящих. Его обследовали, потому что какие-то ученые лбы выдвинули теорию, что мамонтовские отклонения, возможно, подходили бы для ментального общения между подобными ему нелюдями с помощью мозговых сигналов. А когда ни одного похожего не нашли, то выпнули на улицу.

Там его и встретил девятилетний Мик.

Флойд оказался абсолютно неприспособленным к жизни за периметром лабораторных стен, да еще и немой. Мамонт почти подыхал от голода. Он ни к кому не мог прибиться. Ото всюду гоняли, мальчишки задирали. Пару раз он был пойман на воровстве и его здорово проучили за это.

Полудохлый, длинный, как гвардейские башни, расставленные по границе города, с разодранной щекой, таким Мик впервые увидел Флойда. Его мутузили сразу трое ребят, а паренек ожесточенно, молча отбивался и только колючие глаза сверкали огнем ярости. Вдвоем они отогнали тех мальчишек и почти взрослый Флойд, кстати, именно поэтому и Мамонт, привязался к Мику наподобие либо растения вьюна или, говорят, собаки раньше так с людьми жили.

Когда они отдышались, Мик сперва хотел своей дорогой идти. Он тогда уже состоял в Братстве. Кухаркиных сынов еще не существовало, а прибился он к Братству Сиамских гиен, тем самым, которые существуют и поныне. Мик уже возвращался на свое спальное место, чтобы успеть засветло, да тут и наткнулся на драку, которую, как всякий уважающий себя девятилетний мальчик, пропустить не смог.

Следуя в расположение братьев, Мик все время оглядывался, потому что на некотором расстоянии от него за ним по пятам следовал Флойд. Он не приближался ближе десяти шагов, но и не отставал. И ничего не говорил. Мик и кричал на него, и швырялся камнями, а тот долговязый все не отставал.

Так и пришлось тащить его с собой. Мик разделил с ним свою вечернюю пайку, а потом как-то само собой вышло, что поручился за Флойда перед главой Братства.

Мик был и оставался, пожалуй, единственным, кто научился хоть как-то разбирать его речь.

Спали они почти месяц валетом, пока не подвернулся случай, когда Мамонту удалось показать, что и он чего-то стоит. Тогда ему предоставили свое спальное место в Братстве и отмерили свою пайку.

С тех самых пор Мамонт существовал от Мика неотрывно и, когда пришло время, и Мик создал свое Братство, первым поддержал его и ушел вслед за ним.

Флойд периодически куда-то исчезал, иногда на целые сутки или однажды дня на три, но неизменно возвращался и в нужный момент всегда находился рядом. И вот опять, похоже, пропал.

— Кир, когда начнешь собирать отчисления? Сегодня пятнадцатое.

— В этом месяце двадцатого. Люди только начали раскладывать товар в лавках. В прачечной только в конце недели воду подключат, — так же флегматично отозвался Егерь, рассматривая в лезвии ножа свое отражение.

— А у нас, когда платеж? — вскинулся на него Мик.

Они так напряженно готовились к переселению, столько было поставлено на карту, столько сил было вложено, его, Мика сил и его парней из братства, а главное — денег. Денег, взятых взаймы под немыслимые проценты, которые еще стоило отдавать.

А теперь этот странный русский вальяжно сидел в его кабинете и преспокойненько чистил свои ногти. Но Мик знал, как молниеносно растворяется это внешнее равновесие, и как в одночасье прорываются вспышки холодной беспочвенной ярости, и проступает необузданный нрав Кира. Если б не способность Егеря делить и умножать в голове четырехзначные числа и считать деньги как банкомат, то его призванием стала бы должность чистильщика сынов, а так стал финансистом.

Они бы еще долго разговаривали про деньги, но дверь в комнату отворилась, и в помещение просунулась маленькая женская головка, в которой Мик в тут же опознал утреннюю переселенку. Девица выглядывала из-за двери, улыбаясь одними губами и хлопая прозрачными голубыми глазами, и сделала шаг в помещение. Внутри Мика поднялось какое-то темное чувство, и опять что-то неприятно кольнуло в груди.

А она встала посреди комнаты и переминалась с ноги на ногу, будто кто-то выкачал разом из нее всю решимость. Мик продолжал недовольно буравить ее взглядом.

— Могу чем-то помочь? — прервал молчание Ал.

Она еще немного потопталась, обводя глазами кабинет. Мик почти впитывал волны ее разочарования. Она, видно, собиралась переговорить с Алом наедине и теперь смущалась говорить при посторонних. Девушка глубоко вздохнула, как будто, наконец, решаясь:

— Вы сказали, что при первой возможности дадите мне другую комнату. Так нет ли возможности переселить меня прямо сегодня?

— Какие-то проблемы? — и Француз бросил мимолетный многозначительный взгляд на Мика. «А я говорил!» — как бы выражал этот взгляд.

— Нет. То есть да. Комната ужасна, правда. — Она как будто извинялась за эту правду. Забавная. — Вода только холодная, тонкой струйкой. Одна стена полностью в плесени, вторая вообще в земле. И даже окна нет. Я не представляю, как можно в таких условиях жить.

— Ну, жить можно и не в таких, — как бы нехотя произнес Егерь. Он отложил нож и теперь с вялым интересом разглядывал гостью.

Девушка дернула плечом, как будто стряхивала налипшее внимание.

— Слушай, Кьяра… Кьяра же? — переспросил ее Француз, и девушка кивнула. Парень не мог упустить случая, чтобы не покрасоваться. — У меня сейчас нет большего дела, чем твое переселение, но пока… это невозможно. Мы вот только что обсуждали, какие варианты тебе предложить. Может быть, ты хочешь пожить в комнате с тремя соседями? Там нулевой этаж, а не минус первый.

Француз серьезно смотрел в лицо девушки. Он так откровенно врал ей, что Мик в который раз поразился легкости, с которой Ал умел управляться с девицами.

— С какими соседями? — глухо спросила Кьяра.

— С хорошими. Наши парни из Братства, — включился в игру Егерь.

Девушка вздрогнула и отрицательно замотала головой.

— Вот видишь, пока никакой возможности нет, — Ал развел руками.

Когда она вышла, Мик расхохотался, а Француз укоризненно посмотрел на босса.

— Чего ты так на нее взъелся? Переселим девочку?

— Девочку? Сколько ей лет-то?

— Тридцать два.

— Тридцать два… — повторил Мик эхом и присвистнул.

Мик нахмурился. Ал, отвечающий за жилищную политику в их Братстве, само собой, проверял дела всех заселяемых, и ошибка была исключена. Однако и он хорошо представлял, как выглядят женщины этого возраста. После двадцати пяти — это уже тетки! Всегда. Без исключений.

— Неплохо сохранилась для бабки? — Француз не смог сдержаться, чтобы не поддеть его.

Из-за тяжелой, изнурительной работы, отсутствия медицинской помощи у генетически измененных, некачественных продуктов и радиоактивного заражения износ организма наступал стремительно. Да, половина женщин уже и рожали-то в шестнадцать. Но эта не выглядела даже на тридцать. И Мик только уверился в правильности своих выводов относительно ее «настоящего» рода деятельности.

Размышления Мика прервал грохот, раздавшийся в коридоре. И в кабинет, еле дыша, ввалился Флойд. В неизменной темной толстовке, в капюшоне натянутом по самые глаза. Один рукав его толстовки был разорван, и в дыре виднелась зияющая кровяная рана.

Все трое мужчин, находящихся в комнате моментально вскочили.

— Ворпавлоо, тауи! Ворпавлоо! Тауи! — заплетающимся языком мычал Мамонт.

— Вырубалы наши точки громят! — перевел, срываясь с места, Мик, — Общий сбор! — крикнул он, уже выбегая из комнаты.

3.

Она следовала правилам и город двигался за ней. Это был уже третий переезд в сознательной жизни Кьяры. Она грузила коробки, а мыслями была далеко. Механически улыбалась, благодарила на автомате, даже умудрялась какие-то вопросы задавать, вроде как попадая в рамки разговора.

Частые переезды — была вынужденная мера после ядерного утра.

От населения планеты осталась, дай бог, пятая часть. После того, как города подверглись цепной массированной атаке, выжившие массово схлынули туда, где можно затеряться. Пытались сначала основывать какие-то коммуны в лесах, скатились до общинного уровня, но через пару лет полупещерного существования потянулись обратно. Гораздо проще было пользоваться уцелевшей инфраструктурой, особенно той, которая располагалась ближе к поверхности. Многое восстановить было уже нереально. Жизнь изменилась, а вместе с ней и сам порядок вещей.

Конечно, вернулись не все и не везде. Многие города так и стояли законсервированными призраками. Черными жуткими скелетами, напоминающими о какой-то далекой нереальной жизни, страшными сказками для детей и взрослых.

Согласно действующей Конвенции о биологических правах, изданной «Корпорацией Неспящие», в которой на самом деле было больше обязанностей, жилые города делились на сектора.

Центральный квартал занимали государственные сооружения и институты, к нему же примыкал благоустроенный квартал для специалистов, обеспечивающих само существование и господство Корпорации. Чем более значимую должность занимал сотрудник, тем больше возможностей жить к чистому благополучному центру имела его семья. Порядок обеспечивала гвардия Корпорации, поэтому жить там было безопасно, относительно чисто и удобно. Эти не переезжали никогда, только если какое заражение территории начнется или весь город станут эвакуировать.

Остальные, подвергшиеся генетическим изменениям, люди, торговцы, ремесленники, обслуживающий и подсобный персонал, селили в каком-то определенном квартале. В таких секторах наладили водоснабжение, отопление на два зимних месяца. Обеспечили столовыми, в которых имеющие талоны могли получить горячее питание. Здесь разрешалось работать генетически несовершенным без получения специального разрешения. В вечерние часы даже давали электричество, но и только. Тут можно было прочувствовать все прелести изнанки новых порядков, но все равно было терпимо. Лучше, чем в лесах.

Кьяре было два года, когда люди проснулись в новом мире, и она знала историю только по рассказам мамы. Рассказывать ей было тяжело, да и некогда. Нужно было выживать.

В первую очередь ударами уничтожали всю хоть сколько-то значимую энергетическую инфраструктуру. Вот она восстановлению уже не подлежала. Не в ближайшее будущее.

В новом мире основным источником энергии служила переработка радиоактивного пластика. Научные работники Корпорации открыли, что при сгорании он давал невиданное количество тепла, которое и использовали для городских нужд. Но были и минусы у такого топлива, несущественные по сравнению с неоспоримыми преимуществами. Уже позже выяснилось, что зараженный пластик загрязнял воду, почву, а через несколько лет делал землю непригодной для жизни. Накопленные радиоактивные выбросы и вынуждали людей постоянно переселяться в новые сектора.

Сюда, в дефективные окраины, гвардия и носа не показывала, если не считать рейды для задержания особо опасных врагов Корпорации. Кто защищал интересы жителей несчастливых кварталов? Кто сдерживал разгул преступности? Это была задача Братств.

То ли это вышло стихийно, то ли задумывалось Корпорацией изначально, теперь уже вряд ли кто скажет, но эти организации призваны были обеспечивать исполнение законов и работу системы на территории рабочих районов. Братства не работали напрямую на Корпорацию, но выполняли ее заказ, не за спасибо, само собой. Члены братств собирали отчисления, регулировали торговлю, отвечали за жилищный фонд и поставки продовольствия.

По сути, те же бандиты, организованная уличная шпана, получившая почти неограниченную власть. Кьяру передернуло от одной мысли о неминуемом взаимодействии.

Им разрешено было носить оружие, что гасило вспышки бессильной ярости у населения, но и провоцировало настоящие войны между соперничающими Братствами.

Новые кварталы держали Кухаркины сыны. Но сколько таких братств знала Кьяра… Стервятники, Вырубалы, Отцы-Пророки, Сиамские гиены… Они как короли-однодневки то на коне, а то под каблуком Корпорации, которой только выгодна была эта грызня.

На самом деле, это не сама Кьяра так думала, это ей муж в свое время объяснял. Муж, которому Кьяра верила безоговорочно, больше, чем кому бы то ни было, даже больше, чем Корпорации, хотя так и нельзя было говорить. По крайней мере, вслух.

Поэтому когда два месяца назад к ней прибыли из тайной службы безопасности и с порога объявили о несчастном случае в лаборатории, взрыве реактивов, в результате которого погиб ее супруг, то она оглохла, ослепла и как будто умерла там… вместе с ним.

Уже позже на одном из бесчисленных допросов, когда ей изложили версию о возможном злом умысле, то Кьяра с гневом отмела все домыслы о причастности ее мужчины.

Она даже не сразу поняла, куда клонил следователь. Что речь идет про ее мужа. Ее мягкого, интеллигентного мужа, влюбившегося в нее с первого взгляда и фанатично преданного науке. Ее мужа, который, не задумавшись после единственной встречи с ней, обменял свой талон на корпоративную жену на хорошую просторную квартиру для их будущего. Ее мужа, не изменившего своего решения и ни разу не попрекнувшего ее, даже когда узнал о ее бесплодии.

Какой теракт, какое скрытие данных? Это все было похоже на бред…

Не добившись от девушки, кроме шока, никакой внятной реакции, ее через неделю отпустили из застенок гвардейской башни. Отобрали квартиру, все льготы и привилегии, полагающиеся жене, потерявшей на службе супруга. На работе разрешили остаться, но и тут намекнули, что сильно облагодетельствовали и любая неосторожность подпишет ей приговор.

И вот Кьяра еще не видела, но уже не переваривала новый район. У нее не осталось соседей, друзей. От девушки отвернулся весь круг общения, хотя какая уж тут девушка. В тридцать два-то года…

Еще никогда она не чувствовала столько осуждения. Кьяра слышала, как шептались за ее спиной коллеги, они не выступали в открытую и не оспаривали решения Корпорации, просто дружно возненавидели ее в один миг.

Она осторожно собирала собирала вещи, аккуратно складывала, бережно паковала в коробки. Ей бы хотелось расколотить, отшвырнуть, выместить всю накопившуюся боль и горе, но даже этого она позволить себе не могла.

Кьяра уже не могла позволить себе такую роскошь, как проявление эмоций или выражение недовольства. За ней, наверняка, следили. Ей не говорили, но она постоянно чувствовала это неусыпное давящее внимание, на то они и «Неспящие».

4.

Она разочарованно прошлась по комнате. Три на четыре метра. Вообще не верилось, чтобы человек в здравом уме мог на такое согласиться. Это было издевательство, а не государственное жилье.

Под потолком одиноко раскачивалась маленькая лампочка на шнуре. В воздухе витал запах сырой плесени и еще чего-то кислого. Не было никакой возможности проветрить. В комнате отсутствовало окно. Только дырка под потолком, заткнутая, вероятно, от крыс непонятным грязным тряпьем. Пол был усеян крошкой штукатурки и почти окаменевшими кусочками земли.

Узкая кровать с матрасом не первой свежести. Видавший виды стол и одинокий пыльный стул. В углу, прислонившись, стоял кривой шкаф с одной дверцей. Вторая, отломанная, оказалась приставленной рядом к стене. Вот и все. Зачем только в дверь врезали замок? Кому в голову придет красть что-то у человека, обитающего в этом подвале?

Одну зеленоватую стену поперек опоясывала, как ремень, перетягивающий пустое брюхо, естественно, холодная труба отопления. Верх покрылся спорами грибка и даже выступили капельки влаги. Противоположная стена, обмазанная глиной, вообще не была оштукатурена. Кьяра не удивилась бы, узнав, что здесь здание заканчивается и начинается несытый слой земли.

На Кьярином минус первом не было ни кухни, ни уборной. Эти помещения общего пользования находились на этаж выше. На нулевом, уходящем лишь наполовину в землю, даже были окна, небольшие не открывающиеся прямоугольники, но все же. Там тоже особенно ночами температуры опускались ниже приемлемых, но не до такого могильного, пробирающего до костей холода, как на минусовых этажах. Хорошо, что впереди вся весна и лето, а каково же было зимой?

Кьяра с тоской посмотрела на свои коробки, сваленные у кровати. Нужно было что-то предпринять.

Алан, бригадир жилищного подразделения Братства, которого другие парни называли Французом, попросил ее не отказываться сразу, а сначала посмотреть комнату. Он стоял перед ней такой молодой и наглый, только что не жмурился, как сытый кот. «Вот она нынешняя соль земли», — удрученно думала Кьяра. Сам-то он точно жил в других условиях.

За тонкой стенкой что-то шлепнулось, да так громко, что Кьяра вздрогнула от неожиданности, и следом неприятный женский голос заорал кто-то надрывное, и тут же послышался новый шлепок и плачь ребенка. А потом причитания и завывания еще какого-то детского тоненького голоска.

После комфортной просторной квартиры со всеми удобствами и двумя балкончиками смириться с таким положением вещей было не то что тяжело, а просто невозможно.

Кое-как справившись с тугим замком, Кьяра выскользнула из комнаты. В длинном как кишка коридоре было с десяток утлых одинаково-скучных дверей. Пока Кьяра возилась с замком, дверь соседней квартиры с жалобным скрипом приоткрылась, однако никто не вышел.

Кьяра сделала вид, что вовсе не заметила. За последние два месяца после смерти мужа она уже привыкла к тому, что люди предпочитали обходить ее стороной. Теперь ей, как прокаженной, приходилось самой сторониться людей и, как преступнице, всегда делать вид, что все в порядке, не привлекая лишнего внимания.

Когда она развернулась, то заметила, что в щель за ней наблюдали две пары маленьких любопытных глаз. «А ну, отошли, еб вашу мать…» — послышалось из глубины комнаты. Дверь тут же захлопнулась, и раздался топот убегающих детских ног.

Кьяра прогулялась по нулевому этажу. Общая кухня содержалась в относительном порядке, а вот душевые с отколотой плиткой точно требовали срочного ремонта, а напор воды такой, что хоть плачь.

Второй разговор с Аланом ничего не дал, кроме ощущения полной безвыходности. Переговоры зашли в тупик. Этим ребятам не было никакого дела до нужд какой-то жилички. Парни из Братства держались вежливо, но все их слова, полные завуалированной иронии, вызывали лишь досаду.

Возвращаясь, Кьяра со злостью пнула по двери комнаты, стукнула по ней кулаком, но ключ все равно отказался проворачиваться. Отлично! Вот не понравилась ей квартира, теперь вообще на улице ночевать?

— Нужно немножко приподнимать дверь. Они отсырели и проседают. — раздался приятный мужской голос из-за спины, — Давайте покажу?

— Сама, — пробурчала, не оборачиваясь, но все же приподняла и одновременно повернула ключ.

Когда эти манипуляции неожиданно сработали, Кьяра почувствовала такое облегчение, что тут же ощутила угрызение совести за грубое поведение. Она повернулась:

— Спасибо за совет!

— Я — Тайлер, — представился молодой человек, выходящий из квартиры напротив. Это был высокий худощавый парень, одетый в потертые джинсы, серую рубашку и грубые рыжие сапоги. Он смотрел на нее так внимательно, что даже немного тревожно. Что-то в нем было… своеобразное, редко встречающееся. Слово вертелось на языке, но никак не давалось.

— Кьяра, — улыбнулась девушка, — Вы тут поджидали, чтобы мне помочь?

Он вдруг растерялся. И это тоже сразу понравилось девушке.

— Нет, специально не поджидал… На работу вышел и вспомнил, что забыл зонт. Вернулся, а тут вы… И вот, даже хорошо, что зонт забыл.

— Пф-ха-ха, так что же хорошего, что вы теперь опоздать можете?

— Туда, куда я иду, не опоздать…

Вот это, про работу, прозвучало слишком таинственно, и Кьяра подумала, что точно не будет уточнять и любопытничать. Вместо этого она спросила:

— А вы давно тут живете?

— Две недели. Я одним из первых переехал. Легок на подъем, когда складывать в чемодан нечего, — издал невеселый смешок Тайлер.

Да, вот это слово! Вроде, ничего необычного, но в его умных, усталых глазах, в скорбно опущенных уголках рта, как будто застыла грусть.

— Как вам квартира? — вежливо осведомился Тайлер.

— Ужас. — честно призналась Кьяра, — Стены в грибке, мебель сломанная и запах — отврат…

Девушка махнула рукой, мол нечего и говорить.

— Разрешите? — Кьяра отошла от прохода, и парень легко шагнул в ее комнату. — Ну, дверцу от шкафа я легко починю, а стены обработайте тайлафом. Я вам принесу и через три дня, и запах уйдет и плесень.

— Спасибо, я не слышала о таком средстве.

— Это я сам его… эээ… смешал. И название: ну, тай- от Тайрона и — лаф, как… — и он вспыхнул, даже щеки порозовели, — Перекись, дистиллят черного лопуха и… Одним словом, это работает, принесу и сами попробуете!

— Буду очень вам благодарна, если не забудете про меня.

— Я? — он, казалось, удивился, — нет, не забуду.

— А как вам соседи? Уже со всеми успели познакомиться?

— Я на самом деле не особо умею с людьми… сходиться. — И Кьяра опять подивилась странному выбору слова, — Я больше люблю наблюдать.

Тайлер сам от себя смутился и замолчал.

— Поделитесь? … наблюдениями.

— Сразу с вами за стеной живет семья: Молли и Салли с двумя ребятишками-погодками. Они оба работают в пекарне, у них двухкомнатная, а мальчишки — те еще сорванцы. Потом ее сестра тоже с мужем. Они тихие, готовятся к рождению малыша. Дальше в одной Тим и Рот, грузчики. Они добрые, когда пьяные, а трезвыми ты их не увидишь никогда. В следующей однушке Дуглас, тот со складов. А остальные пока не заселены.

Тайлер так увлекся, что сам не заметил, как перешел на ты. Видно, что разговаривал он редко, поэтому говорил с Кьярой с удовольствием, а под конец совсем разошелся, даже оживленно жестикулировал. Парень резко повернулся и зонт, который все это время держал под мышкой, выскользнул и брякнулся об пол. Тайлер тут же встрепенулся, опомнился и наскоро прощался, пообещав заглянуть на следующий день.

Кое-как выспавшись на жесткой кровати, проснувшаяся под крики новых соседей, Кьяра как обычно прибыла на работу за десять минут до начала.

Девушки пансиона в одинаковых синих комбинезонах уже позавтракали и сбились в стайки в ожидании своей бонны.

«Какие же они еще дети», — подумала Кьяра и ласково потрепала подбежавшую к ней воспитанницу по рыжим кудрям.

Из-за переезда у Кьяры вчера был выходной, и она до поздней ночи убиралась и распаковывала коробки. Глаза слипались, и неприятно тянуло спину. Только бы не заболеть!

Кьяра любила свою работу и успела соскучиться по своим девочкам, но общие разочарование и усталость давали о себе знать раздраженным настроением.

Девочки обступили ее со всех сторон. Все заговорили наперебой. Им не терпелось поделиться новостями.

Вчера они не гуляли, был дождь, и рабочие расширяли прогулочный парк на запад. Теперь будет примыкать баскетбольная площадка и турники, которые им жертвовало новое Братство. Весь день переносили забор, и теперь девочкам не терпелось освоить новую территорию. Кто-то выражал тихую надежду на качели.

А одна девочка из недавно зачисленных, из младшей группы оказалась наказанной и лишалась прогулок на неделю. Эта новенькая прятала часть своего ужина и подкармливала бродячую кошку, которая ее совсем, вроде, и не кусала. Прикормленную кошку тут же ликвидировали. А «эта дурочка» так рыдала и даже кидалась с кулаками на младшую бонну, что еще раз наказали, теперь уже на вечернюю булочку с маслом. Тоже на неделю.

Девочки отправились на занятия по домоводству, а Кьяра поспешила заполнять бумаги. После обеда она с воспитанницами вышла в парк.

Эта была закрытая зеленая территория с лавочками и аккуратными клумбами. Девочки выстроились на крыльце веранды и мечтательно смотрели вдаль на присоединенную часть. Кьяра спустилась со ступенек и встала перед ними.

— Давайте не разбредаться, и помните про правило десяти метров от забора, — строго напомнила она.

Она видела, что девочки слушают ее вполуха и как-то слишком взволнованно перешептываются.

— Свободны, — объявила Кьяра и обернулась за спину.

На дальнем краю площадки, там, где возвышались свеженькие спортивные снаряды, прохаживались какие-то фигуры. Это еще что за нововведение? Посторонние?

Девушки разбрелись по дорожкам, а Кьяра решительно отправилась проверять.

Чем ближе она подходила, тем отчетливее проступали хорошо сложенные мужские фигуры членов Братства. Пятеро Кухаркиных сынов топлес, блестящие от пота и разящие тестостероном за версту, отжимались на турниках. Они пересмеивались, тренировались и беззастенчиво пялились на ее воспитанниц. Один из них заметил Кьяру и тут же нахально подмигнул. Ну, конечно, а кого бы еще охрана так беспрепятственно пропустила на территорию!

Кьяра с трудом подавила мгновенное желание повернуть обратно. Она не спасовала, а спокойно заняла свободную к крайнему турнику скамейку. Один из сынов что-то скомандовал своим, и они перешли к другому упражнению.

Кьяра старалась сконцентрироваться на своих девочках, но взгляд помимо воли все время цеплялся за сынов. На глаза постоянно попадались напряженный плечевой пояс или перекатывающиеся под кожей развитые грудные мышцы. Широкоплечие, узкобедрые, паршивцы были ужас как хороши! В горле запершило, и Кьяра пожалела, что не ушла сразу же. С немалым усилием она полностью отвернулась от парней.

Воспитанницы гуляли в некотором отдалении, стреляли глазами в эту сторону, но завидев на скамейке свою старшую бонну, выбирали другие дорожки. Может парням надоест, и они уберутся сами? Так ли хороша была тактика игнорирования? С другой стороны, Кухаркины сыны не приближались к девушкам и сами не создавали никаких проблем.

Кьяра не повернулась даже тогда, когда услышала, как с перекладины с силой оторвалось тело и в один прыжок оказалось рядом с ней. Она также упорно продолжала смотреть вдаль, как будто ничего интереснее, чем парковые аллеи, за последнее время не видела. Через минуту оказалось, что парень подошел совсем вплотную и встал, касаясь согнутой ногой ее коленки. Еле ощутимо, но настойчиво. Он молчал, а сам время от времени постукивал ногой по острой, выступающей косточке. Она рывком подтянула ногу к себе, и тут Кьяре на колени спланировал белый конверт. Кьяра охнула и подняла глаза.

Над ней возвышался Кухаркин сын, один из тех, которых она застала в главном кабинете Братства, когда ходила разбираться с Французом. Он глубоко дышал всей грудью. От каждого такого рывка его грудная клетка синхронно расширялась. Волосы были мокрыми, он утирался майкой и улыбался. Как мальчишка, но это, несомненно, был он.

— Да, не тебе… Рыженькой передай.

Кьяра подавилась воздухом. Она долго буравила его уничтожающим взглядом и, не отрывая глаз от его лица, не помня себя от злости, разрывала конверт в мелкие клочки.

5.

Кьяра до самого вечера не могла успокоиться. Она злилась на этого наглого кухаркиного сына и переживала горькое недоумение за собственную глупость, за то, что вообще оказалась в таком компрометирующем положении.

Неужели этот самодовольный тип с бесстыжими глазами мог подумать, что Кьяра готова вот так просто рискнуть своей работой?

До девушки доходили слухи о связях некоторых воспитанниц с генетически недостойными представителями мужского пола. Каждый такой случай подвергался серьезному служебному расследованию. На личных делах девушек, уличенных в таких связях, ставили клеймо непригодности. Они оказывались как бы уцененным, порченным товаром. Их мужьями становились не полноценные мужчины, а калеки, получившие ранение в ходе выполнений правительственных операций. Повторное нарушение запрета на связь с носителями мутаций расценивалось, как неуважение к власти, и девушек отправляли на грязные работы по сортировке радиоактивного пластика. А это, считай, что смерть. Страшная, мучительная смерть от лучевой болезни. Это же ждало тех сотрудников, чья вина в пособничестве была подтверждена. Государство оберегало честь и право на чистоту вида у своих подопечных.

Стоило ли так рисковать? Одно было ясно: такие глупости не принесли бы ничего хорошего, а кроме прочего и саму Кьяру подвели под монастырь. И так ведь понятно, что было в том конверте. Наверняка, какое-то непристойное предложение.

Кьяра наскоро пообедала в пансионе, а вот ужин ей уже пришлось соображать себе самой в новом доме. Кажется, у нее оставались коробки с порошковыми оладьями? Вот и отлично, значит будут оладьи!

На общей кухне уже кипел чайник и две незнакомые девушки, явно из проживающих, суетились у плиты и кудахтали, как недорезанные куры. Они курили и по комнате плыли облака сизого дыма.

Кьяра в изнеможении прикрыла глаза и опустилась на стул. Нужно было только добавить в миску воды, смешать с порошком и жидкое тесто готово.

— Это место Молли, вообще-то, — недружелюбно сказала одна из них с высоко зачесанным хвостом, одетая только в топик, больше напоминающий лифчик, и мужские спортивные несомненно ношеные штаны.

— И кто из вас Молли?

— Молли, — и вторая разукрашенная девица указала глазами на огромную кастрюлю, кипящую на плите.

— Ну, тогда все в порядке. А я уж испугалась, что заняла место Молли, — не удержалась и съязвила Кьяра.

— Ты, чего — дура? — на нее уставилась две пары девичих глаз, — Мы тебя предупредили. Не реви, когда отхватишь!

Кьяра огляделась: на кухне было еще четыре стула вокруг стола, и только на рабочее место с этой стороны хорошо падал свет из маленького закопченного окошка.

Нет, Кьяра не хотела ссор, но и бежать, поджав хвост, не собиралась. Но все же она ускорилась работать венчиком, чтобы и не сдавать позиций и побыстрее убраться, на всякий случай до прихода этой грозной Молли.

Раковина, полная немытой посуды, никак не интересовала девушек. Они готовили кофе. Но не обычный, из растворимой таблетки, а скорее всего настоящий, из какого-то темного ароматного порошка.

Первая партия у них не вышла, превратилась в коричневую пену и вытекла из черпачка. Девушки чертыхались, сокрушенно охали, много суетились, все время кокетливо вспоминая какого-то Француза. Наверное, того самого Алана из сынов, который занимался расселением. Когда они запороли и вторую порцию, девушка в лифчике, отзывавшуюся на прозвище «Шпанка», уже начала истерически подхихикивать:

— Ладно, скажу Алу, чтобы в следующий раз лучше талонами на питание дарил, — и она кокетливо надула губы.

— Да, точно, он же не за твои кулинарные способности тебя «отблагодарил», — сказала понимающим тоном та, которую звали странным именем Танья, и они вместе покатились со смеху.

Кьяре стало неловко.

Она уже грела сковороду, когда на внезапно притихшую кухню, переваливаясь на непропорционально толстых ногах, ввалилась дородная непричесанная женщина. Она вытерла грязноватые руки о серый фартук и грузно шлепнулась на стул. Женщина брезгливо оттолкнула Кьярину миску с тестом, оказавшуюся перед ее лицом. Часть теста выплеснулась на стол.

— Я — Молли Вонус, — ее рот открылся, обнажая полуголые десна, с трудом насчитывающие десяток зубов, — а ты, детка, можешь звать меня, как все, тетушка Молли. Ты — новенькая, но разве мои девочки не объяснили тебе правила?

Она ужасно шепелявила, и при разговоре изо рта брызгала слюна. «Ей лет тридцать пять, а уже такая развалина», — про себя прикинула Кьяра, невольно сравнивая себя с этой женщиной и в очередной раз неприятно сталкиваясь с подтверждением скоротечности человеческой жизни.

— Какие же здесь правила? Я читала «Конвенцию о биологических правах» и не помню там пункта про какие-либо правила проживания. Или тут в западном округе свои правила? — Кьяра с вызовом посмотрела в ее желтоватое лицо.

Старуха пожевала губу беззубым ртом, и зло сверкнула глазами. Она задумчиво вертела в руках Кьярину пачку порошка для оладий, которую машинально сжала цепкими пальцами.

— А оладьи-то твои три фертинга за пачку, — едко, словно выговаривая оскробление, заметила тетушка Молли. — На нашу западную окраину такое не завозят. Привыкай.

Она подняла со стула свой тяжелый зад и, неслабо толкнув Кьяру бедром, двинулась к плите. Бешено вращая глазами, она принялась остервенело помешивать испачканной в жиру поварешкой варево в кастрюле.

Девушки настороженно переглядывались, словно не веря своим глазам. Кьяра забрала последний оладушек со сковородки и, гордо подняв голову, проследовала в свою комнату.

Она шла с тарелкой дымящихся оладий, и рот наполнялся слюной. Она уже предвкушала, с каким наслаждением будет есть эти поджаренные кусочки. Уже дойдя до своей комнаты, она обнаружила, что перед дверью лежит какая-то склянка, а из-под дверной щели торчал уголок конверта.

Кьяра с любопытством развернула записку:

«Привет, соседка! Не смог тебя застать, и спросить, как ты устроилась. Но мой Тайлаф сделает твое проживание куда как лучше!

P.s. Разводи с водой. Половина пузырька на 6 литров»

В груди потеплело. Это было первое за день по-настоящему приятное чувство, что про нее не только не забыли, а даже позаботились. Даже если плесень и не пропадет, девушка все равно обязательно попробует это средство.

Кьяра опять замешкалась с замком и вдруг услышала за спиной легкие быстрые шаги и обернулась. Перед ней стояла Танья. Она остановилась совсем близко и, когда между ними было уже сантиметров десять, доверительно зашептала:

— Зря ты так с тетушкой Молли. Она умеет испортить жизнь и без всякого повода, а сегодняшнего она тебе не забудет.

— А что она сделает?

— Понятия не имею, — подрастерялась девушка, — Но она не так проста, как кажется. Ее не любят, но никто не связывается. У нее старший сын в пансионе для мальчиков. Представляешь, она сама и муж — мутировавшие, а ребенок родился на сто процентов нормальным! Молли утверждает, что у нее и двух других сыновей погодок тоже возьмут, когда придет время. Она, и вправду, может чего-то знает или умеет, чего другим не ведомо. Не стоит специально ее дразнить, если не хочешь лишиться чего-то важного.

— Знаешь, Танья, мне уже не так много чего осталось терять, так что какая-то вредная тетка с будущими государственными связями меня не напугает.

— Я уж заметила, иначе ты бы не завела дружбу с Тайлером. — Танья указала на склянку в руках девушки. — Про твоего соседа знаешь что говорят? — пугающим, срывающимся на хрип голосом продолжала она, — Говорят, что он не просто капельки готовит, но и на людях испытывает! А может даже… изучает мутации и дефективных лечит! Не бери от него ничего!

Кьяра с первых слов не очень-то доверяла этой новой знакомой, а после таких глупых сказок про Тайлера, уже совсем уверилась в том, что Танья или не в себе, или пугала намеренно.

— Зачем ты предупреждаешь меня?

— Не знаю, — пожала плечами девушка, убегая, — Может я бы хотела, чтобы в свое время это сказали мне?

— Ладно, спасибо.

Кьяра кианула и тихо прошла к себе. В комнате, заставленной полупустыми коробками, она ела холодные оладьи, не чувствуя вкуса.

6.

Кьяра спала беспокойно, постоянно просыпалась от хлопанья соседских дверей, невразумительного бормотания, грубых голосов, срывающихся на полукрики-полустоны, и дрожала от ночного холода. Уже под утро ей приснился кошмар, где она горела в ледяном огне и задыхалась от дыма, и какие-то жесткие голубовато-серые глаза мрачно наблюдали за тем, как синее пламя охватило все ее тело. Глаза следили за ней безмолвно и, кажется, даже удовлетворенно.

Проснулась и тело отозвалось тягучей немой болью. Она сразу отказалась от идеи завтрака, потому что от мысли, что ей опять на общей кухне пришлось бы столкнуться с обитателями дома, почувствовала себя полностью обессиленной. Она предпочла подольше поваляться в постели и поесть на работе.

Выйдя в коридор, она заметила у соседней двери двух сцепившихся мальчишек, пихающихся и что-то пылко доказывающих друг другу. Спор был в самом разгаре. Они обзывались, наступали и спорили. Тот, что постарше, не выдержал и, схватив мелкого за горло, начал душить. Младший принялся яростно извиваться, но оценив неравные возможности, затих и, когда хватка на горле ослабла, извернулся и прыгнул со всей дури огромным грубым башмаком на ногу старшему. Тот взвыл не своим голосом и запрыгал на одной ноге. Тут только они заметили Кьяру. Ребята замерли и, позабыв о ссоре, принялись таращиться во все глаза на девушку. Кьяра узнала в этих почти налысо бритых сорванцах двух маленьких любопытных «шпионов», наблюдавших за ней в день переезда. Подмигнув притихшим мальчишкам, девушка поспешила на работу.

Кормили в пансионате скромно, но достаточно разнообразно. Обычно Кьяре нравилось, но в этот день на завтрак тоже были оладьи. Они напомнили девушке обо всех перипетиях ее нового существования и добавили немножко горести в и без того трудный день.

Ей сегодня нужно было вручную составить ежемесячный отчет по воспитанницам, учитывающий питание, программу развития, факты нарушения режима и другие тысячу и один пункт. Больше ей не удалось заглянуть в столовую, зато закончила вовремя и успела даже прибежать домой до грозы.

Забежать ни в продуктовую лавку, ни в прачечную она уже не сумела. Небольшой дождик, начавшийся заунывно и монотонно, совсем рассвирепел. Капли воды приобрели насыщенный зеленовато-кислотный оттенок и неприятный химический запах. Во время таких осадков не рекомендовалось покидать укрытия, а при попадании дождя на кожу через час вступали розоватые шелушащиеся и зудящие пятна, не проходившие неделями.

Она уныло глядела на пачку порошковых оладий на столе в своей комнате и всерьез размышляла о том, стоит ли из-за ужина, не очень-то, впрочем, желанного, покидать свое укрытие и вылезать на общую территорию. Решив про себя, что долгое отсутствие будет воспринято за слабость, Кьяра схватила ненавистную пачку и решительно двинулась на кухню.

Коридоры, жужжащие утром, как улей, были непривычно пусты. Сначала ей показалось, что она каким-то чудом осталась одна в этом здании, пока не обнаружила в углу под доской с расписанием кухонных дежурствами две жавшиеся друг к другу фигурки, накрытые куском несвежего одеяла. Это были дети.

— Привет! А чего это вы тут сидите?

— Мы можем сидеть, где хотим, — с вызовом сказал старший мальчик.

Они оба были похожи на маленьких зверенышей. Чумазые, растрепанные. Жались друг к другу, видно, пережидая грозу.

— Конечно… можете, — Кьяра даже растерялась.

— Маму ждем, — тут же раскрыл все секреты младший, — У брата родительский день. Наверное, дождик радиоактивный пережидает.

— Конечно, — сразу согласилась девушка, — Вот дождик кончится и она тут же вернется.

Непривычно смирные дети не вызывали раздражения, наоборот, в компании было даже приятнее.

— А хотите оладий?

— Нет, — сурово отрезал старший, — Мама придет и приготовит нам.

— Ладно…

Кьяра быстро застучала венчиком, разводя смесь. Дождь за окном забарабанил еще сильнее. Прежде, чем выпекать нужно было дать пару минут настояться, и Кьяра присела на краешек стула. А потом облокотилась спиной и прикрыла глаза.

Братья еле слышным шепотом спорили о дожде.

— Никакой он не радиоактивный. Эту воду специально подкрашивают и льют сверху, чтобы потом, когда нужно людей на улицу не выпускать. Это все давно знают.

— Кто все? — спорил младший, — Мне Томка рассказывал, что знает мальчика, который полчаса под сильным ливнем стоял, стоял. А потом домой только один скелет вошел. Все мясо с костей облезло.

— Так не бывает.

— А вот и бывает! Бывает! — горячился мелкий.

— А вот Мик на прошлой неделе полквартала под зеленым дождем на мотоцикле ехал, а только покраснел. Даже татуировки не растворились. А потом вообще из какой-то тайлеровской шаманской банки помазался, и на другой день ни следочка не осталось, — торжествовал старший.

— Ну так то — Мииик… И я же сказал, что прям сильный дождь был, под который тот мальчик попал… А шаманская что значит?

— Ну, это так мама называет.

— Не знаешь, значит?

Старший не ответил.

Они еще промолчали. Кьяра сама не заметила, как погрузилась в сон под монотонные звуки падающих капель.

А проснувшись, обнаружила, что проспала от силы минут тридцать. Открывать глаза она не спешила. Мальчики, уверившись в ее крепком сне, говорили бойчее. И Кьяра услышала:

— … и кварталы, после того, как люди переедут, начинают сами жить их памятью… — с придыханием говорил старший.

— А как это? — с испугом вторил ему более тонкий голосок.

— Как-как! А вот напитаются человеческим духом и сами живыми становятся. И давай подсасывать здоровье из жильцов. Человек чахнет, а дом силы набирает. Потому и происходят переезды. Ученые ведь из Корпорации на самом деле не загрязнения смотрит, а насколько квартал уже напитался. А дома потом мстят бывшим жильцам, что те сами уехали, а их на разрушение бросили. И ни дай тебе силы земные, водные, небесные и Корпорации в заброшенной части оказаться!

Младший тяжело сглотнул.

— Там и вещи передвигаются, и свет в окнах видали. И вот Джозеф, хозяин скобяной лавки, не смог сразу вывезти станок, через время получил разрешение от властей, чтобы ехать забирать… А там уж все переставлено! и очаг в доме еще теплый стоял! Вот так, будто кто вышел только-только до их приезда! Ну, они с братьями станок прихватили, и бежать, пока руки-ноги целы.

— Может… кошки?

— Скажешь тоже… кошки… — фыркнул старший, — А самое страшное — это розовый дом с аркой. Даже рядом оказаться — уже проклятым быть! Дом тот хозяйку свою убил. Говорят, что стены раньше были белыми, а от крови порозовели… Да, только не насытились! А хочется им, значит, вообще красным быть!

— А Корпорация?

— А они чего? Приезжали гвардейцы, смотрели, дом даже оцепили и не нашли ничего. Тело хозяйкино вывезли на утилизацию и дело с концом. Ты тогда еще не родился и не знаешь потому… А вот оболочка хозяйкина осталась. До сих пор в том доме живет и всякого, кто мимо пройдет, заприметит, встанет в арку и давай зазывать. Особенно если девушку молодую. Хозяйка подружку себе ищет. В том районе много людей сгинуло. И дом розовый, говорят, еще краснее стал.

Младший даже дышать перестал.

— Мы с пацанами прошлым летом лазили в покинутый квартал. Еле выбрались. Там даже ветер как будто разговоры старых жильцов доносит. Людей путает. И это мы еще вглубь не лазили. А потом и вовсе едой запахло, и мы поняли, что заманивает нас квартал, играет с нами, ну, и слиняли оттуда.

Кьяра открыла глаза. Два мальчугана так и сидели вместе. Один разгоряченный, с разрумяненными щеками, а второй с белыми как мел. Чем больше она смотрела на детей, тем шире разливалась в ней непрошеная щемящая тоска.

— Я нечаянно заснула, — проговорила она, выдавая свое пробуждение, — Мама ваша еще не пришла?

— Пока нет.

Кьяра быстро напекла оладий и обнаружила, что забыла захватить блюдо. Пришлось возвращаться в комнату.

Там взгляд ее упал на нижнюю не распакованную коробку. Девушка залезла туда и достала один верхний журнал. Эти журналы, с цветными картинками, собирал ее муж и очень бережно к ним относился. Для нее они не имели никакой ценности. Кьяра даже сама себе не могла объяснить, зачем упаковала их и притащила в новый дом. Такой нереальной и далекой была ее прежняя жизнь, что слезы наворачивались на глаза. Наверное, в благодарность за сказку, которую создал для нее бывший муж, она и таскала их за собой.

Когда девушка вошла на кухню, то увидела, что оба брата стояли вплотную к плите. Один склонился над сковородкой и тыкал пальцем в теплые оладьи.

— Хотите? — внезапно спросила Кьяра из-за спины.

Пойманные на горячем, мальчики дернулись.

— Мы просто посмотреть… — начал лепетать ребенок.

— А чего смотреть? Угощайтесь!

Пока они нерешительно переминались с ноги на ногу, Кьяра взяла первый оладушек и отправила себе в рот. Младший быстро схватил следующий и начал его есть с таким жадно, что за ушами трещало. Вид брата, уплетающего за обе щеки, окончательно сломил сопротивление старшего, и он тоже принялся за еду.

— Смотрите, что у меня есть! — сказала Кьяра и развернула перед мальчиками журнал.

— Что это?

— Ты дурак? — тут же ощетинился старший, — Это книга, не видишь что-ли?

— Это комикс, — мягко поправила девушка, — Здесь истории про человека с супер-способностями. Он суперсмелый и отважный и один спасает тех, кто попадает в беду.

Младший потянулся рукой к странице, и в этот момент девушка закрыла журнал, и листы хлопнули мальчик по руке. Он вздрогнул от неожиданности.

— Шутка… — засмеялась Кьяра.

Ребенок принялся хохотать, и даже старший улыбнулся.

Они так увлеклись, что не заметили, как закончился дождь и дом начал наполняться жильцами.

— Эттта как понимать? — взвизгнул над ними голос, который принадлежал не кому иному, как Молли.

Она дернула из рук ребенка журнал так резко, что надорвалась страница. Она начала топтать картинки мокрыми башмаками.

— Если ты думаешь, что можешь подобраться к моим мальчикам, то я найду на тебя управу, пустышка бесплодная, — ревела она.

— Какой дрянью ты их тут травила? — никак не могла успокоиться Молли.

Кьяра задохнулась от несправедливых обвинений. Мальчики стояли, понурив головы, с виноватым видом.

— Я? Что вы выдумываете? Дети были без присмотра. Мы просто общались. А если бы дождь зарядил на всю ночь, то вы бы до утра не пришли?

— Так значит я плохая мать? А ну повтори, тварь! — она начала очень напористо наступать на Кьяру. От женщины неприятно пахнуло потом, и ее толстый живот почти уперся в девушку, — Кем ты себя возомнила? Думаешь, что ты лучше всех нас? Так чего же ты тогда тут делаешь? Убирайся в свой центральный район!

— Я такого не говорила. Это вы меня оскорбляете!

— Оскорбляю?! Деточка, так я еще не начинала! Я так тебя сейчас…

На кухню зашел Тайлер и остановился в дверном проеме в явном шоке от этой дикой сцены.

— Эй, Молли, — тормознул он женщину сходу, — Ты чего так кричишь? Ты помнишь правила про места общего пользования?

— Что? — немного сбавила тон скандалистка, — Вообще-то, это не твое дело, Тайлер.

— Ок. Тогда я позову Алана, пусть он разбирается.

Женщина сразу заткнулась и, пихнув мальчиков в спину, развернула их в сторону выхода.

— Я еще в Корпорацию твои картинки отправлю, пусть там посмотрят и скажут, можно ли такое вообще дома держать, тем более детям показывать… — зло прошипела она в лицо Кьяре, когда уходила.

Девушку трясло. Она заметила у противоположной стены Танью и Шпанку, следившими за ней с праздным любопытством. Неизвестно, как долго они там стояли. Но вот вряд ли бы пришли на помощь Кьяре в случае потасовки.

— Пойдем, — тихо сказал Тайлер и взял девушку за локоть, — Ничего страшного не произошло, — уже громче добавил он.

— Хорошо, что я тебя встретил. Как раз собирался к тебе зайти, посмотреть, что требует ремонта, — забалтывал он Кьяру по пути в комнату.

Тайлер не задал ни единого вопроса о произошедшем. Но Кьяра была так расстроена, что сама рассказала ему все.

— Ну, Молли… — она специфическая. Она и правда трясется над детьми и заботится, как может. Ей просто не хватает умения нормально общаться, но если свести контакты к минимуму, то вполне можно сосуществовать. Ты привыкнешь.

Девушка отвернулась. Она совсем не хотела привыкать.

— Ты уже обрабатывала стены?

И они принялись за дела. Когда все было продезинфицировано, починено и смазано, Кьяре показалось, что даже дышать стало легче. Она горячо поблагодарила парня, а он, прощаясь, дотронулся до ее руки. Тут же засмущался и ретировался в свою комнату.

7.

Утром Кьяра обнаружила, что Братство распечатывает еще один двор, готовясь принять новых переселенцев. А по пути на работу мимо нее на запад пронеслись два фургона, под завязку набитые людьми, их имуществом и грузом из проблем, страхов и надежд.

До обеда перепроверив вчерашний отчет дважды, Кьяра собрала сумку с документами и отправилась Центральный район, где располагались главные Корпоративные сооружения. Район, некогда служивший ей домом, а теперь навевавший мучительные и тревожные воспоминания.

Это был не первый раз, когда она везла сдавать отчет в городской государственный архив, но всякий раз девушка нервничала. А зря! Мало того, что в этот день ей не пришлось простаивать в длинной очереди, так еще и корпорат, рассматривающий документы, лишь бегло пробежал по страницам ленивым взглядом. Он кивнул, прилепил номерную бирку и без вопросов убрал документы в соответствующий ящик.

Кьяра вышла окрыленная. Напряжение начало отпускать. У нее образовалось почти полдня свободных, и тут девушка вспомнила, что так и не пообедала. На радостях ей захотелось посетить одно заведение на северной окраине города.

Когда-то давно, в прошлой жизни, она жила в Северном округе с мамой, а ее муж, тогда еще жених, в Центральном. Паб «Мед» находился на самой границе этих территорий, и они частенько встречались около него или проводили время за его столиками. В заведении готовили несложные, но очень аппетитные блюда с медом… и имбирный эль, и ягодные медовые морсы, и горячий глинтвейн зимой…

Чем ближе к окраине она подходила, тем беднее становились кварталы. Она даже засомневалась, работает ли еще паб, пока не увидела вывеску, изрядно потрепанную временем. Не очень чистые окна, пообтрепавшаяся мебель, тусклое освещение, но запах с кухни… Все такой же!

За дальним столиком в углу сидела компания из нескольких угрюмых молодых людей, один парень обедал за барной стойкой, и двое странноватых ребят зашли почти сразу же за Кьярой. Вот и все посетители.

Пока девушка читала единственное в заведении нехитрое меню, привинченное к стене, эти двое крутились рядом, и один так налег на другого, что тот парень оступился и налетел всем весом на Кьяру. Она возмущенно обернулась, незнакомец пробурчал что-то похожее на извинения и отодвинулся подальше. Через минуту парни и вовсе покинули паб.

Девушка остановила выбор на печеном медовом яблоке. Всего семьдесят сантимов. Она может себе это позволить, тем более не каждый же день.

Кьяра заказала десерт и осталась ждать у барной стойки. Обедавший парень, тоже не внушал доверия, но, по крайней мере, не обращал никакого внимания на девушку. Он с видом завсегдатая о чем-то шутил с барменом, неторопливо пережевывая пищу. В его манере держаться и в облике в целом была какая-то черта, которая напрягала Кьяру. Этот мужчина производил впечатление обманчивой расслабленности.

Когда горячее румяное блюдо для Кьяры было выставлено на барную стойку, поистине чарующий аромат окутал помещение. Девушка с удовольствием сделала глубокий вдох и потянулась за кошельком.

Она тупо уставилась на свою сумку, на порез на ее боковом кармане, но впервые самые длинные секунды все равно ничего не складывалось воедино. Кьяра запустила руку внутрь и сдавленно охнула. Где-то на подсознательном уровне она уже все поняла.

Девушка знала, что не обнаружит там кошелька, но все равно шарила рукой по пустому кармашку в отчаянном, несбыточном уповании на то, что все произошедшее — ошибка. Она еще надеялась, что случайно переложила кошелек в другое отделение сумки. Конечно, и там было пусто.

Как? Кто? Когда? И что теперь делать?

Кьяра ошарашено обводила глазами помещение, не в силах выдавить из себя ни слова. Ее прошиб холодный пот. В этом кошельке были ее последние пятьдесят фертингов.

Возникла неловкая пауза. Кьяра взъерошила волосы на голове, испуганным немигающим взглядом, уставившись в бармена.

— У меня нет… денег, — упавшим голосом произнесла девушка.

— Что? — бармен вмиг перестал улыбаться и отодвинул блюдо от Кьяры.

— У меня, кажется, только что украли кошелек!

— Украли? Здесь?! Хотите сказать, что здесь сейчас находится вор?! Собираетесь выдвинуть обвинения? — бармен не на шутку разозлился.

— Обвинения, — пролепетала она, — Я никого не обвиняю… — вот только разъяренного бармена ей сейчас не хватало.

— А что тогда значит «украли»?

— Это значит, что я не могу заплатить, — с трудом сдерживая плач сказала Кьяра.

— Так ты, может, сама где-то выронила! Проверяй там, где до этого ходила! Здесь не крадут, но и нищим не подают! — кричал ей вслед красный от натуги бармен.

Она почти ничего не видела от застилавших глаза слез. Фигура мужчины, вставшего с барного стула, преградила ей путь.

— Том, ты чего, не с той ноги сегодня встал? Смотри, как девушка расстроена, — голос звучал очень уверенно.

Кьяра подняла глаза с груди, в которую чуть не влетела, на твёрдый подбородок, отметила легкую щетину, крупный нос и плутоватый блеск глаз. Мужчина по-прежнему держался раскованно и не собирался ни обвинять, ни оскорблять.

— Знаю таких… расстроенных… — бармен еще продолжал ругаться, но тон сбавил, — Ходят без денег, а кушать хочется! Да?

— Я вообще-то работаю. Официально. — Обиженно бросила Кьяра.

Она почувствовала неожиданную поддержку от незнакомца, и это помогало ей взять себя в руки.

— Да. А потом «официально» нехорошие болезни лечить приходится от таких работниц!

Многие в пабе, следившие за этой безобразной сценой, одобрительно захохотали.

Но мужчина поднял руку, призывая к тишине:

— Том, я заплачу за нее. Ты уже нормальную девушку от разводилы не отличаешь?

И он выложил на барную стойку деньги.

— А мне-то что! Деньги — есть деньги… — бармен сгреб монеты и миролюбиво снова пододвинул яблоки к девушке.

— Нет, что вы?! — ужаснулась Кьяра, — Спасибо вам, но не нужно. Я не буду здесь есть!

— Тогда с собой, — велел он бармену, — Я тоже уже насиделся.

Он сгреб пластиковую одноразовую коробочку и, чуть направляя девушку, потянул Кьяру к выходу.

Девушка шла, не разбирая дороги, ведомая новым знакомым, представившимся Остином. Парень шагал рядом и в тоже время, как будто на полшага позади, почти касаясь ее мощным плечом. Он развернул ей печеное яблоко. Она сама не заметила, как, хлюпая носом, сначала откусила, а потом, все более успокаиваясь, и вовсе доела незамысловатое лакомство.

— Я, правда, не знаю, как такое могло произойти. Со мной такое впервые. У меня до этого никто, никогда не… — она хотела и не могла произнести, потому что на глаза снова наворачивались слезы.

— …не крал. — Свободно продолжил Остин.

— Да.

Она некоторое время они брели молча. Кьяра была полностью погружена в свои мысли.

— Я так растерялась… И это так стыдно, — она закрыла лицо рукой, — Вроде бы я не виновата, а так стыдно! Спасибо вам за все. Вы так вовремя появились!

— А муж чего, заругает теперь, как узнает? — парень остановился и смотрел на нее, не мигая, и в этот момент Кьяра впервые опомнилась и по-настоящему задумалась. А зачем она ему? Отчего этот благодетель сразу не оставил ее и не пошел по своим делам? — Наверняка, ему нужно сообщить. Как он вообще вас так далеко отпустил? Это не самый хороший район, вообще-то.

— У меня нет мужа — от Остина не укрылось, как тяжело она вздохнула.

— Ладно. Но разве ты сама не хочешь найти виновных? Иначе пострадает кто-то еще и… это твой долг.

Кьяра вздрогнула при одной мысли о встрече с гвардейцами. После задержания, ночных допросов и того, что ее выпустили с предупреждением, это были последние люди, к которым она бы обратилась.

— Ты подозреваешь кого-то?

— Возможно парни, которые вошли сразу за мной. Они, когда я читала меню, очень близко ко мне придвинулись. Именно с той стороны, где была сумка! — детали всплывали в памяти и выстраивались в четкую картину, — Один даже так навалился, что чуть не упал на меня!

— Раз мужа нет, тогда я тем более должен настоять на вызове гвардейского патруля.

Однако он ничего не делал, а выжидательно смотрел на девушку.

— Нет, — твердо сказала Кьяра.

— Нет? Было совершено преступление, и ты обязана сообщить!

— Ты серьезно? — девушка даже поперхнулась.

Этот закон мало кто соблюдал, потому что в их мире преступление невозможно было отделить от акта возмездия или разборок между Братствами, а сами вызванные гвардейцы часто вершили самосуд и, вообще, «ошибались» и задерживали ни в чем неповинных людей.

— Нет, не стоит никого звать. У меня было не так много денег. Там даже денег и совсем и не было. Я обычно в кошельке совсем мелочь храню, а остальное нет. Вся зарплата — дома! Не так велика вышла добыча… Украли пустой кошелек, — вымученно улыбнулась девушка.

— Не любишь, ты, Кьяра, гвардейцев, — и Остин прихватил ее за локоток, — … и законы Корпорации не уважаешь… Ну и умница! А за что же их любить? Правильно?

А девушка как язык проглотила. Она уже почти ничего не соображала от ужаса. Она помнила, вот точно помнила, что не называла этому мужчине свое имя. Это он представился, а Кьяра — нет.

8.

Только сейчас она завертела головой, стараясь понять, где находится. Смотрела и не узнавала этой части города. Дома были нежилыми и совсем ветхими. Везде царила разруха и запустение.

Хватка на локте сделалась совсем жесткой. Он шел, все ускоряя шаг, практически волоча Кьяру за собой. Остин уже не казался ей приятным парнем. Узкое хищное лицо, нахмуренные брови, холодные глаза, плотно сомкнутые губы. Все его действия выражали твердую решимость.

— Значит пятьдесят фертингов для тебя — мелочь? — с мимолетной усмешкой процедил он.

— Ты знаешь… Куда ты меня тащишь?! — вскрикнула девушка, — Ты заманил меня специально?

— Ну, точно не деньги предлагать. Я не настолько богат. И да, специально. Потерпи немного и все узнаешь.

— Отпусти немедленно! Мне больно, — она захныкала, изображая плач, чтобы разжалобить или отвлечь мужчину. Да хотя бы просто задержать.

Но как назло именно теперь ничего не выходило. Слезы высохли, и на их месте расползался страх. Остин с внезапно промелькнувшим удивлением взглянул на ее потуги, но не впечатлился.

— Успокойся. Мы только поговорим.

— Сам успокойся! Что бы ты ни задумал, меня будут искать!

Она начала бешено вырываться. Лупила рукой туда, куда могла дотянуться, лягалась, но все было бесполезно. Она словно боролась с каменным исполином. Он не делал девушке больно, но и не отпускал.

И тут Кьяра увидела перед собой розовый дом. Не просто розовый, а с красно-бурыми, будто кровяными подтеками, со зловещей аркой. Все внутри нее всколыхнулось от воспоминаний о рассказах мальчиков на кухне. Сердце забилось в груди, как набат. Тут-то и пришел настоящий испуг, а с ним и странное оцепенение.

Он прижал ее к двери, оказавшейся за спиной девушки. Встряхнул за плечи и, глядя в распахнутые от ужаса глаза, резко вдавил. Парочка буквально ввалилась в дом. Их окутал красноватый, непонятно откуда льющийся свет. Кьяра больно ударилась плечами о ступеньки и… перестала бороться.

Остин первым вскочил на ноги, быстро отряхнулся и протянул девушке руку.

— Это меры предосторожности. Сейчас все поймешь. Да, я следил за тобой, потому что это была часть плана.

— Какого плана? — глухо спросила девушка.

— Нам нужна твоя помощь. Я знаю, что мы плохое начали, но то, что ты сейчас услышишь заставит тебя передумать.

Он больше не держал Кьяру, а просто показал рукой направление вдоль по коридору. Мысль сбежать промелькнула в голове у девушки, но тут же погасла. Мужчина успокоился, но кто знает, какова была бы его реакция, вздумай она сейчас бежать.

Они свернули за угол и оказались в старой, но довольно чистой комнате. Узкой и настолько длинной, что в темноте разглядеть противоположную от входа стену было невозможно.

В двух метрах стояло единственное кресло, столик с лампой под красным абажуром и тумбочка, на которой стояло какое-то устройство, напоминающее мониторы слежения на постах охраны правительственных организаций. От монитора отходили толстые провода, они черными змеями переплетались на полу, уходили в темному и там терялись.

— Садись, — мужчина пододвинул ей кресло.

— Ты сказал, что нужна моя помощь. Сначала скажи кто эти «вы»! — Кьяра дерзко осталась стоять.

— Мы — армия Воли.

— Что? — от неожиданности Кьяра сама плюхнулась на сидение. — Это детские сказочки. Нет никакой армии Воли и быть не может.

— Кьяра, это все реально, и мы существуем. Нас давят, на нас охотятся, нас объявили вне закона, но мы не сдаемся и будем бороться дальше.

Теперь ей стало ясно. Ее заманил городской сумасшедший. Хорошо, что не агрессивный. Девушка подумала, что пока лучше было подыгрывать ему.

— И много «вас» армейцев? Я вижу только тебя.

— Достаточно. Мы не можем рисковать и раскрываться, поэтому было принято решение, что на контакт выйду только я.

— За что же вы боретесь? За лучшую жизнь?

Остин кивнул.

— Так делайте это. Кто вам не дает работать, например, и еще что-нибудь полезное делать для общества…

— А что если я тебе скажу, Кьяра, что мы боремся за равные права? За исключение понятия неполноценности на основе мутирования генов. За запрет исследований на людях, подвергшихся радиации. За то, чтобы женщин не передавали, как скот, по талонам. За свободу торговли. Что, если мы докажем, что Корпорация — это власть кучки нечистых на руку людишек, которые ни о ком, кроме себя не заботятся?

— Как? — хриплым голосом спросила девушка.

Она была в панике от того, что он уже наговорил, что она сидела, как прибитая, не в силах пошевелиться и не уходила. Уже за одни такие разговоры им обоим грозило такое наказание, что… «Силы земные, водные, небесные и Корпорации, — взмолилась Кьяра, — может это все сон?»

А ее мучитель, как ни в чем не бывало, продолжал:

— А ты знаешь, что ученые, я имею в виду настоящих ученых, а не тех коновалов, которые людей пытают, открыли средство по очищению почвы и воды от радиоактивных загрязнений. Представь себе мир, не скованный рамками дебильных правил, без этой ебаной иерархии, без репрессий. Ты можешь представить себе свободный мир для всех, для каждого…

У Кьяры кружилась голова, она плохо соображала. Нелепость и опасность того, что так легко излагал Остин, придавила ее. Девушка только все больше впадала в ступор и глотала воздух как рыба, выкинутая волной на берег.

— Этого не может быть! — прохрипела Кьяра, — Ты проверяешь меня? Здесь за стеной кто-то есть? За мной наблюдают? Это какая-то провокация!

Она попробовала подняться. Ноги не держали, а руки подгибались так, что она с трудом удерживала вес тела.

Тогда Остин подошел к монитору и нажал на самую большую кнопку. Экран замигал и покрылся рябью, но Кьяра уже развернулась и, стараясь поймать равновесие, устремилась к выходу.

— Милая моя, родная… — послышался знакомый голос. Он отражался стен, разрывал ей сердце и прямо на пороге заставил опрометью кинуться к ящику с монитором.

Кьяра опустилась перед экраном на колени, все ее нутро скручивало от боли. Она трогала руками холодное стекло, за которым, как живой, сидел ее муж и разговаривал с ней.

— Как это? — глухо бросила она через плечо Остину, не в состоянии ни на секунду оторваться от изображения.

— Это запись. Как по радио передают выступления корпоративных лидеров, так и тут, только видеозапись.

Кьяра приблизительно представляла, как устроены камеры слежения и сигнал, проходящий по проводам и превращающийся в картинку на экране, но вот так неожиданно… и не кто-нибудь, а ее муж на экране. Ее муж!

Он, такой молодой, такой живой и такой красивый, прямо сейчас говорил с ней:

«Кьяра, если ты видишь эту запись, значит, я мертв. Ты не знала, но я всю свою сознательную жизнь состоял в армии Воли. Я работал на них и проводил исследования. Я помогал, как мог. Сейчас моя разработка — очищающий субстрат, на финальной стадии. При завершении он поможет очистить землю. Каждый человек будет жить, а не выживать. Планета огромна, а я помогу сделать ее безопасной. Каждый сможет выбирать: оставаться ли в обществе или занять любой другой свободный город и создавать свое общество без притеснения и казней, со справедливыми законами.

Сейчас стало совсем опасно, я чувствую, что за мной следят, поэтому принял решение сделать для тебя эту запись. Мои товарищи — вольноармейцы передадут тебе ее в случае… В самом плохом случае…

Я сегодня утром уходил, а ты еще спала. Так сладко, подложив обе ладони под щеку. Знай, что я остался с тобой в этом мгновении, и тысяче других, о которых ты не забудешь, так же, как и я.

Хочу, чтобы ты знала: я делаю то, что делаю, потому что не могу иначе, а еще… Я люблю тебя».

Он больше ничего не говорил. Он сидел неподвижно, глядя прямо на нее застывшим взглядом.

— Я тоже люблю тебя, — шептала девушка и гладила его по волосам, по лицу, по плечам. А он все не моргал и больше не двигался. По ту сторону экрана.

— Кьяра, он не слышит тебя, — Остин поднял ее с колен и снова усадил в кресло.

Она продолжала смотреть в экран, даже когда Остин опять на жал на кнопку, и он погас.

— Теперь ты нам веришь?

— Да. Наверное…

— Кьяра, послушай меня внимательно. Нам нужна твоя помощь, — строго проговорил мужчина.

— Как он умер? — прервала его девушка, — Как умер мой муж? Это же не было несчастным случаем?

— Да, не было. Мы думаем, что его пришли арестовывать и прижали к стенке. Поэтому, чтобы не выдать своих товарищей, он подорвал вместе с собой часть лаборатории. Начался пожар, а дальше ты сама знаешь…

Вот теперь стало понятно и ее заключение в гвардейской башне, и о чем спрашивал следователь на допросах, и лишение квартиры и других привилегий.

— Работа… Его работа была закончена? Этот субстрат существует?

Остин пождал губы и не спешил с ответом.

— И да, и нет, — наконец сказал он, — Твой муж показывал нам опытный образец, но он не был стабилизирован. Все реальные материалы сгорели вместе с ним. Остались формулы и записи его исследований, но… Пойми, Кьяра, твой муж был великим человеком, пока нам его заменить некем…

— И мечтателем…

— Что? — поднял бровь Остин.

— Великим человеком и великим мечтателем… — грустно протянула она.

— Кьяра, ты тоже можешь оказать нам неоценимую услугу. Твой муж погиб, как герой, но дело его живет!

— Не знаю, это все очень тяжело для меня. — Девушка нервно мяла руками подол юбки, — И какой из меня ученый?

— Мы хотели попросить тебя о другом. Не менее важном. Завтра к вам в пансионат приедут устанавливать сеть. Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — она вяло мотнула головой.

— Вам на работе установят компьютер — это как печатная машинка с монитором. И такой же будет в другой организации, и так постепенно сделают в каждой. Все компьютеры объединят между собой проводами для передачи информации. Ты сегодня возила отчет, — Кьяра больше не удивлялась его осведомленности, — А больше возить не нужно будет. Со всех компьютеров все данные сразу будут поступать в главное отделение Корпорации. Тебе, как старшему воспитателю, откроют доступ, а нам нужны эти данные. Очень нужны!

— Вам нужна информация по количеству воспитанников, их занятиям и распорядку дня? — не удержалась от смешка Кьяра.

— Нет, нам нужна информация из лабораторий, отчеты гвардейцев и чистильщиков. Корпораты всегда на шаг впереди, Кьяра! Подумай, сколько жизней ты сможешь сохранить, сколько таких, как твой муж спасти…

— А то, что случилось в пабе, тоже было подстроено?

— Да, Кьяра, но ты отвлекаешься…

— Зачем? — тупо гнула свое девушка.

Он вздохнул.

— Нужно было проверить, что ты не побежишь тут же к гвардейцам нас сдавать.

— Дурацкий способ.

— Да, согласен.

— Я ничего не скажу. А сейчас я хочу домой.

— А как насчет нашей просьбы?

— Нет. Это слишком для меня.

— Но, почему? — он продолжал давить, — Разве ты хочешь, чтобы его жертва была напрасной?

— Мой муж умер, и кому от этого легче? Вам? Вы не можете даже воспользоваться его исследованиями. Мне? Я живу в аду! Лучше бы вашей армии вообще не было! Лучше бы он никогда не встречал вас и не помогал! — она уже билась в истерике.

Девушка рывком вскочила с кресла, и Остин не стал ее удерживать.

— Кьяра, если ты передумаешь, то в этом здании на втором этаже по лестнице есть старый цветочный горшок. На полу, сразу у лестницы. Опусти в него белый камень, и мы будем знать, что ты согласна. Тогда наш человек свяжется с тобой и передаст тебе задание. Он будет ждать твой сигнал три дня.

Остин почти бежал с ней в ногу к выходу.

— Я не приду, — она остановилась уже у самых дверей и твердо произнесла, — Я никому не расскажу, но не ждите меня.

— Кьяра, — Остин шагнул так близко, что навис над ней, как скала.

Он резко вытянул руку, и девушка в испуге отшатнулась. На его раскрытой ладони лежал ее кошелек.

— Выход из квартала прямо до синей стрелки на указателе. Потом налево до красной заброшенной пожарной машины, оттуда снова прямо и выйдешь сразу к пабу, а там уж не потеряешься.

9.

Она даже не помнила, как возвратилась домой. И первым делом схватила полотенце и поспешила в душ. Но тот, как назло оказался занят. Кьяра прислонилась к стене и в ожидании раз пять кряду пробежала глазами по светлой табличке, приколоченной к двери. На ней обозначалось время, когда разрешалось использовать душ и правила эксплуатации.

Все это была, конечно, полнейшая чушь. Ну кому может помешать человек, если помоется после десяти вечера? Струйка воды в прошлый раз была такая тоненькая, что не создавала шума, а людей, проживающих на двух этажах так много, что если бы все решили мыться в один день, то его пришлось растянуть на трое суток, чтобы успел каждый.

Она принялась рассматривать двор в маленькое половинчатое окошко нулевого этажа. Вечер был удивительно теплый и солнечный. Весна сочной, свежей зеленью зарастила все плешивые лужайки. Из подъезда выбежали мальчишки — сыновья Молли. Они хохотали и толкались. Подмышкой у старшего был зажат подаренный Кьярой комикс. Первую страницу переполосовала синяя изолента, соединяющая порванные страницы. «Ну, и хорошо, что не выбросили!» — думала Кьяра.

Так в мире все устроено, что люди умирают, а после них остается что-то хорошее, пусть даже на первый взгляд незначительное, но полезное для кого-то другого. Останется ли такое после нее, Кьяры? Может быть все же стоило согласиться?

Звук льющейся воды стих, и вот-вот душ должен был освободиться, как в самом начале коридора, покачиваясь вразвалочку, показалась широкобедрая фигура тетушки Молли с перекинутым через плечо полотенцем.

Кьяра выругалась про себя и снова отвернулась к окну.

— Здоровкаться не учили? — процедила Молли.

Кьяра посмотрела на женщину выразительным взглядом, но ничего не произнесла. Она слишком устала. Спорить совсем не хотелось.

А вот Молли, похоже, напротив, была настроена по-боевому:

— Долго тебе здесь стоять ждать придется, — объявила она девушке.

— Почему? Сейчас выйдет человек, и я пойду.

— Пойдет она! Деловая какая нашлась! Тут очередь вообще-то…

— Я здесь стою тридцать минут и никто не занимал, — возразила Кьяра.

— Глаза разуй! Вот! — и женщина ткнула толстым пальцем в низ белой таблички.

На светлом картоне в углу была нацарапана карандашом корявая надпись: «Молли». А на подоконнике валялся и сам карандаш, которым, скорее всего, и была сделана эта надпись. Как же она сразу этого не заметила?

— Я трусь долго, после меня еще мои мальчики пойдут. А ты можешь стоять тут, хоть до скончания века. Не записалась, значит, в очереди тебя нет.

— Ваши мальчики тоже не записаны! — нашлась девушка.

— А теперь?

С прытью, которой Кьяра позавидовала, женщина схватила карандаш и приписала к своему имени: «+2». Она торжествующе рассмеялась прямо в лицо девушке.

— Хорошо, Молли, вам купание действительно нужно больше, чем мне, — сказала Кьяра, разворачиваясь.

— Так я, по-твоему, грязная! Что ты сказа… — разъяренный вопль несся в след Кьяре по коридору, но она уже не обращала никакого внимания.

На фиг ее! Лучше попить горячего чая и попробовать прийти позже помыться.

На кухне царила суета. В ней одновременно столпилось с десяток молодых людей.

Щеки Кьяры вспыхнули, как только она шагнула на порог. На столе в центре сидела Шпанка, а между ее расставленных ног стоял Алан. На табуретках сидели еще четверо парней, среди которых к своему неудовольствию Кьяра заметила того, которого звали Миком. Того самого парня из офиса Братства, просившего передать записку ее воспитаннице. А ластясь и извиваясь всем телом, к нему прижималась Танья.

Кьяра поздоровалась, но никто не обернулся в ее сторону. Потому что еще какая-то девушка, стоя у плиты, готовила жареную картошку в огромной сковороде. Запах стоял одуряющий. У Кьяры сразу потекли слюнки, так захотелось попробовать.

К девушке у плиты подошел симпатичный молодой мужчина. Была в его лице какая-то бесстрашная самоуверенность, которая завораживала и отталкивала одновременно.

— Китти, скоро одни угли останутся, снимай уже! — и он от души шлепнул ее по попе.

— Ай, Егерь, перестань! — она манерно засмеялась.

Настроение в компании было приподнятое. Егерь начал рассказывать какую-то забавную историю, приключившуюся с ним на днях. Алан острил, девчата игриво стреляли глазами и хохотали над его шутками. Кьяре тоже очень хотелось послушать, но она упрямо отводила взгляд. Ее сюда не приглашали. Девушке все чудилось, что на нее присутствующие посматривали с вызовом и чего-то ждали. Особенно Мик. Он так и прошивал девушку глазами.

Кьяра протиснулась к плите, и поставила греться чайник.

— Я тебя кормить не буду, — безапелляционно заявила Китти, разворачиваясь к ней.

— Я вроде не напрашивалась. Пришла чаю налить.

Она чувствовала себя неловко, наверное, ей и отсюда нужно было поскорее уйти. У нее ведь на самом деле не было ничего общего с этой молодежью.

— Ну, так наливай и иди, — тут же отозвалась шпанка Крис, как будто только и ждала случая, чтобы подать голос.

— Моя тигрица, — хохотнул Алан и демонстративно пожамкал Крис за грудь.

— Девочки, Кьяра, вообще-то, дежурная сегодня. Она, может уже убираться пришла, — спокойно объявила Танья. Она тоже оторвалась от облизывания Мика.

«Девочки» одновременно фыркнули. Шпанка смерила Кьяру таким взглядом, в котором читалось: «Дай только повод!», но прекратила цепляться.

Да повод искать и не пришлось. Он нашелся сам собой.

— Как дежурная? Почему? — удивилась Кьяра.

— Не знаю, — пожала плечами Танья, — Твое имя и номер комнаты записаны на доске дежурств.

— Не может быть! Еще вчера я была в самом конце списка, я же последняя переехала.

— Кто ведет график дежурств?

— Молли, — хором ответили ей.

— Она специально меня переставила! Она это нарочно сделала!

— У тебя есть доказательства? — вяло поинтересовался Егерь.

Кьяра молчала. Это была последняя капля в непосильно трудном дне. На ее глаза сами собой наворачивались слезы горькой обиды, но так не хотелось, чтобы кто-то увидел, как ее задела эта ситуация. Они же побегут потом к Молли и во всех красках распишут ее состояние.

Девушка отвернулась к стене, чтобы никто не заметил дрожащего подбородка. Она подошла к самой доске:

— Вообще этот график странно составлен. Я вот вижу Танью и других жильцов, а где Крис в этом списке?

— Она каждый день «дежурит»… но в другом месте, — отреагировал Алан, и парни взорвались гоготом от шутки француза.

И когда смолкли, раздался голос Мика:

— Тебя же не жопы тут подтирать заставляют. Не хочешь руки марать? Или как раз расстроилась, что тебе не жопы предложили? Так и скажи, и я подумаю, как ты сможешь «отдежурить» по-другому…

— Ты — психованный ублюдок! Чего несешь? Со своими девками так разговаривай! — она обвела рукой кухню, — А я не позволяла! Да, что ж вы за зверье такое…

Кьяра не договорила, а поджала трясущиеся губы и постаралась восстановить сбившееся дыхание.

Он смотрел на нее с интересом. Наступила абсолютная тишина. Стало так тихо, что слышно было, как картошка в масле шипела на сковородке. Наконец Мик произнес:

— Зверье, вот, значит, как! Ребят, нашу воспитательницу саму нужно воспитывать!

И тут понеслось. Он как будто дал добро на травлю.

Крис соскочила со стола и, сжимая кулаки, кинулась на Кьяру.

— Не трогать ее! — не своим голосом заорал Мик.

Он перехватил ее на подлете и пихнул так, что Шпанка отлетела назад и стукнулась об стол, который от удара сдвинулся к другой стороне комнаты. Посуда жалобно звякнула. Несколько кружек столкнулись и разбились. Осколки посыпались на пол. Но все эти звуки растворились в криках.

«Ты на кого гавкаешь?», «Думаешь, что ты чем-то лучше?», «Ходи и оглядывайся, я покажу тебе «зверье» — все перемешалось. Гвалт стоял нестерпимый. Девчонки визжали. Парни зловеще ощерились. Только Егерь улыбался. Было похоже, что его искренне забавлял конфликт.

Мик направился к мусорному баку. Он поднял его одной рукой, перевернул и остервенело тряхнул. К ногам Кьяры посыпались какие-то гнилые, дурно пахнущие остатки пищи. Они разлетелись по всему полу.

— Пошли, парни, в офисе поедим. Тут что-то завоняло.

Он вышел первым. После него все братья и Крис встали и тоже двинулись на выход. В дверях Егерь развернулся:

— Картошку в офис несите.

Кьяра осталась наедине с двумя озлобленными девушками.

— Я не имела в виду ничего такого… это вырвалось… — Кьяра закрыла лицо рукой.

— Какого такого? — неприятно сощурила глаза Китти.

— Не нужно ничего объяснять. Достаточно того, что ты наговорила, — ровным голосом произнесла Таня.

Она все это время стояла в стороне, но теперь смотрела угрюмо.

— Приятно оставаться. И лучше бы тебе успеть все тут убрать до завтрашнего утра.

Китти, высоко задрав подбородок, унесла шкварчащую сковороду, а Таня тарелки.

10.

Утром Кьяра еле нашла в себе силы встать с постели. А все потому, что она провела на кухне еще три часа, пока не убрала весь мусор, не перемыла все кружки и не отскребла пол.

Вчерашний вечер невыносимой тяжестью придавливал плечи девушки, и будь ее воля, бежала бы, куда глаза глядят из этого квартала. Но некуда. Не то чтобы Кьяра сильно рассчитывала на добрососедские, сердечные отношения, и все же становиться скандалисткой и изгоем, тоже не входило в ее планы.

Она намеренно долго и тщательно собиралась. Надела любимую юбку с чудесной ручной вышивкой, накрасила губы карминовой помадой. Успокоилась только, когда волосы легли один к одному в небрежную блестящую волну. И почувствовала себя гораздо уверенней.

Стоило девушке только выйти из дома, как ее встретило наполненное светом и теплом весеннее утро. Обласканный лучами двор стал мягче и даже как будто уютнее.

Воздух, наполненный звуками отдаленного жужжания двигателей, причудливо вплетал еле различимые крики уличных разносчиков и менял с главной улицы.

У дальних ворот в тени забора стоял автомобиль Мика. Из-под нее снизу торчали три пары ног, одни большие и двое поменьше. Через минуту вынырнул сам хозяин, и показались бритые головы сорванцов Молли.

Глава Братства в обтрепанном рабочем комбинезоне вытирал сильные жилистые, грязные по локоть руки о промасленную тряпку. Мик щурился на солнце и задорно улыбался, так лучезарно, что Кьяра невольно залюбовалась. Он копался в двигателе и тут же, как два голодных птенца, ему в рот заглядывали братья. Они ловили каждое его слово. Один деловито подносил инструмент, второй крутился около поднятого капота. Кьяра заметила появившуюся на лицах мальчиков важность и сосредоточенность. Мик не отгонял ребят, а напротив беззлобно скалился, когда младший мазнул себя по лицу машинным маслом.

Ну, надо же! Оказывается, с кем-то кухаркин сын умел нормально общаться! И сердце снова уколола игла горькой обиды при воспоминании о незаслуженном унижении.

И еще ей вдруг захотелось, чтобы он тоже на нее посмотрел. Она расправила плечи, пошла через двор, красиво покачивая бедрами, стараясь придать походке непринужденность.

И он заметил.

Улыбка сошла с его лица. Он смотрел на нее долю секунды, чуть задержавшись на красных губах и на острых голых коленях. Кадык на его горле дернулся, и чуть задрожали крылья носа. А потом Мик отвернулся, сплюнул на землю и закричал что-то, отвлекаясь на мальчишек. Те, замершие в ожидании очередного указания, от неожиданности чуть не стукнулись лбами. И он снова улыбнулся, но уже не так весело. _ _ _

А на работе в этот день сложилась та еще обстановочка! Она никогда у входа в пансион не видела столько машин. По коридорам носились люди в форме Корпорации. Суетились, таскали какие-то бумаги и тянули провода в кабинет на первом этаже. Раньше это небольшое помещение, стоявшее теперь с распахнутой дверью, служило библиотекой.

Сотрудники с крайне серьезными выражениями забегали в этот кабинет и исчезали. Кьяра наблюдала, как кабинет поглотил одного за другим шестерых человек и еще никого не выпустил обратно. «Интересно, конечно, но нужно идти работать», — пожала плечами девушка.

На третьем этаже, где располагалась комната воспитателей, царила атмосфера еле сдерживаемого радостного возбуждения. Кьяре почти с порога объявили, что с этого дня их переводят на сеть!

И ее сердце тревожно забилось. Так хотелось, чтобы встреча со странным Остином оказалась миражом или бредом сумасшедшего. Но все указывало на то, что Армия Воли была не просто реальна, она была еще и прекрасно осведомлена. Только вчера Остин рассказывал ей о грядущем переходе на автоматику, а уже сегодня…

В библиотеке происходила установка взаимосвязанного компьютера. И под это событие был выделен специальный человек для обучения и контроля работы с тонкой техникой. Прибыло много наладчиков из числа младших инженеров, образованных и неженатых.

Она мрачно смотрела на возбужденное щебетание коллег, на их раскрасневшиеся щеки и ничего не чувствовала. Как будто одна половина ее души была мертва или заморожена. Ее рана еще не зажила. Кьяра даже позавидовала тем, кто с легкостью мог предаваться мечтам о счастливом будущем. Она внезапно ощутила себя такой старой и далекой. Будто между ней и коллегами пролегла непреодолимая пропасть. Пропасть из прожитых лет, опыта и непролитых слез.

В носу защипало и девушка, отведя взгляд, быстро переключилась на работу.

К обеду установка оборудования была завершена. Служебный транспорт начал покидать территорию пансиона, и сотрудниц пригласили в библиотеку на беседу.

У окна против света за черным блестящим столом сидел мужчина. Немолодой, с крупным носом и грубыми чертами лица.

Он вроде как служил сотрудником Корпорации и в тоже время был одет в обычную куртку без логотипа, белую рубашку и брюки. Кьяра напряглась еще больше. Она знала, что среди гвардейцев только следователи по внутренним расследованиям не носили форму. Конечно, это могло быть совпадением, но неприятные ассоциации сами собой приходили на ум.

Губы мужчины как будто растягивались в улыбку, а глаза оставались серьезными и слишком внимательными. Он задержался на Кьяре, и она тут же пожалела, что так ярко нарядилась. Теперь ей было неприятно такое бесцеремонное разглядывание.

— Дюк Стивенсон, — представился «следователь», — Я буду у вас гостить и сопровождать внедрение новых автоматических технологий, которыми основатели нашей Корпорации «Неспящие» щедро вас сегодня одарили. Эта новейшая разработка — забота о вас, ведь для корпорации важен каждый человек…

Далее последовала длинноватая лекция об «исключительности полезной новинке», перемежающаяся дифирамбами «Неспящим», под конец которой зевала добрая половина воспитательниц.

А вот Кьяра не расслаблялась ни на минуту. Всю свою речь господин Стивенсон не спускал глаз с девушки, и она уже просто не знала, как ей лучше сесть и за кого еще спрятаться от его навязчивого внимания.

В заключение им довольно формально озвучили и дали подписать листы с новыми требованиями безопасности: не разглашать, не выносить и много других «не».

Кьяра выдохнула только тогда, когда вереница сотрудниц потянулась к выходу.

Однако у самых дверей ее застала в расплох твердая просьба задержаться, прозвучавшая от господина Стивенсона в ее сторону. Она резко обернулась и встретилась взглядом с прозрачными желтоватыми радужками нового «коллеги». Ошибки не было. Ее просили остаться на приватный разговор.

Кьяра физически ощутила, как кровь отлила от лица и забурлила в груди, вызывая приступ тахикардии. Девушки-воспитательницы подозрительно косились на нее, и оглядывались, и выходили медленнее, но и Стивенсон не торопился.

Только когда за последней закрылась дверь, он обошел стол и предложил Кьяре занять стул перед ним.

Девушка присела на самый краешек, а ее палач довольно ловко примоститься на крышке стола. Ее сердце зашлось в бешеном ритме. Почему выбрали именно ее? Он что-то знает? Наказывала тошнота, но Кьяра смотрела в одну точку прямо перед собой, мучимая его молчанием и своими догадками.

— Вы, наверное, уже догадались, почему я вас задержал?

— Нет, — она выговорила с трудом. Язык стал неповоротливым и шершавым, а горло пересохло.

— Ну, Кьяра, — он разочарованно покачал головой, — А вы ведь старший воспитатель. Неужели совсем не догадываетесь?

— Я… не очень сильна в загадках, но думаю, что… — она закашлялась, — это связано с новым компьютером.

Он послал ей фальшивую лучезарную улыбку.

— Да, именно так. Не всем людям, присутствовавшим сегодня на собрании, доверят работать с таким сложным устройством. Вы, второй воспитатель и несколько человек из руководства — вот и все доверенные лица. Моя задача обучить вас и минимизировать риски… — он сделал многозначительную паузу, — Мне же не нужно вам рассказывать, как важно не потерять это доверие?

Вся его самодовольная манера вести диалог, напыщенные речи и позерство вызывали стойкое отторжение внутри Кьяры. Но она лишь спросила:

— Вы сказали «минимизировать риски». Какие?

Прежде, чем ответить, Дюк слез со стола и обошел Кьяру со спины.

— Например, порчи оборудования. Особенно… намеренной порчи, — произнёс ей прямо в ухо.

Его губы оказались так близко, что она почувствовала на коже его влажное дыхание. Девушка еле сдержалась, потому что новая волна тошноты подкатила к горлу. Стивенсон больше не шутил. В его голосе прозвучали стальные нотки:

— Знаете, как бывает: специалист трудится, Корпорация вкладывает деньги, чтобы обучить работника, платит ему зарплату, предоставляет жилье, а потом… БА-БАХ! — он треснул раскрытой ладонью по столу, — Человек, исследование и ценнейшее оборудование — все уничтожено!

Кьяра дрожала, как лист на ветру, и во все глаза смотрела на этого психопата. Только что перед ней был мужчина, превратившийся в плохо контролируемого хищника.

— Вы сейчас говорите о моем муже? Вы обвиняете его в намеренной порче лаборатории?

— Я привел факты, а выводы вы, Кьяра, сделали сами.

— Зачем вы мне сейчас это говорите? Было расследование, меня отпустили. Если Корпорация мне, как сотруднику, не доверяет, то я и близко не подойду к этой вашей «уникальной» технике. Она мне и даром не нужна!

Девушка вскочила со стула.

— Сядь, я тебя еще не отпускал, — повысил на нее голос Стивенсон.

Как бы напугана ни была Кьяра, она все же смекнула, что этот мужчина не имел права так с ней разговаривать. На то, чтобы выйти из комнаты, у нее не хватало смелости, поэтому в качестве протеста она осталась стоять.

Дюк подошел к окну, посмотрел на улицу, помолчал, помассировал двумя пальцами переносицу.

— Кьяра, сядьте! Я еще не закончил, — но видя, что девушка уже вряд ли в состоянии его воспринимать его слова, настаивать не стал, — Это была небольшая проверка. История вашего мужа, безусловно, наложила отпечаток на вашу благонадежность. Поэтому мне просто необходимо было посмотреть, чего от вас ожидать. Я увидел все, что мне нужно. Вы одобрены для работы с компьютером. Обучение начну проводить с завтрашнего дня. Более не задерживаю.

«Знать бы мне, чего от тебя ожидать», — думала про себя Кьяра, сбегая по лестнице.

И все-таки хорошо, что она не согласилась и сразу отказала Остину. В тот момент Кьяра содрогалась от одной мысли о том, чтобы попасть под следствие в руки к такому психопату.

11.1

Солнце уже хорошо перевалило за половину небосклона, когда Кьяра вышла с работы. Ей совершенно не хотелось возвращаться в свое жилье, но и идти было некуда. На улице ощутимо похолодало. Тени стали длиннее, и все одинокие облачка сбились в многоликую розовую массу и сахарной ватой нависали над городом.

Девушка собиралась поужинать прихваченными в столовой пансионата холодными тефтелями, чтобы совершенно точно не заходить в этот вечер на кухню. И пусть это расценят, как малодушие. Но ей совершенно ни с кем не хотелось встречаться.

Она закинула коробку с недоеденным обедом на стол, сложила в сумку дождевик, собрала грязную одежду для прачечной и задумала прогуляться.

— Кьяра?! — в коридоре ее окликнул знакомый голос.

Девушка обернулась и с облегчением увидела соседа.

— Привет, Тайлер! — она протянула ему руку, и мужчина дотронулся до кончиков ее холодных пальцев.

— Ты уже уходишь? А я хотел… Вот яйца куриные, настоящие! Не порошок. — Он с довольным видом развернул тряпичный мешок, показывая содержимое, — У меня такой затык с этой готовкой: то сгорит, то сырое… А вместе мы могли бы такую яичницу забабахать. Там еще перец и одна целая луковица!

— Тайлер, да ты — богач! Как тебе удалось раздобыть все это? — и он просветлел от ее слов.

— Меня просто угостили… — он тихо улыбнулся и скромно потупился, — Пойдем готовить?

— Нет. Спасибо, это очень заманчиво, но я хочу дойти до новой прачечной.

— Понял. Ну, что ж…

Парень тут же сник. Он уже сделал шаг в сторону, но в последний момент передумал:

— Кьяра, а подождешь минутку? Я же тоже собирался в прачечную, — он пытливо посмотрел ей в глаза, — Если ты не торопишься, конечно.

— Да, без проблем!

Она осталась ждать его около двери. Парень ей нравился. Все в нем располагало девушку. Его сбившиеся густые волосы, открытый взгляд, теплые твердые ладони. Даже то, что он не задал ни единого вопроса про вчерашнее, хотя происшествие на общей кухне никак не могло остаться неизвестным для остальных обитателей дома. Такие слухи всегда быстро расходятся.

От мыслей девушку отвлек раздавшийся с лестницы шум. Кто-то громко закричал, даже скорее завыл. Второй мужской голос причитал и протяжно охал. Все это сдабривалось отборным матом и топаньем. Послышался звук падающего тела и сопровождающий его страшный хрип.

Кьяра отпрянула от прохода и вжалась в стену. Мимо нее, безумно вращая глазами, пронесся крупный мужчина. Он был весь перемазан в крови. Подлетел к двери Тайлера и бешено заколотил в дверь.

— Тай, еб твою мать! Выходи! Выходи, родненький! Где ж тебя носит, срань господня!? Там Рот загибается. Открывай, Тайлер!

Кьяра, поддаваясь безотчетному порыву, выбежала на лестницу, туда, откуда выскочил, как ошпаренный этот дикарь. На ступеньках полулежа привалился к стене второй мужчина.

Выглядел он, откровенно говоря, ужасно. Неестественная бледность лица отливала какой-то свинцовой синевой. Повсюду была кровь. Его окровавленная до локтя левая рука была сильно повреждена. В районе запястья лезло наружу мясо, как будто содрали куски кожи. Два пальца болтались на ошметках жил. На сгибе кисти торчала сероватая кость. Он тяжело дышал, и его глаза постоянно закатывались.

Не долго думая, Кьяра сдернула с себя куртку и жестко закрутила у плеча мужчины. Он только слабо дернулся и посмотрел на нее невидящим взором. Он был явно не в себе и не отдавал отчет в том, что происходит.

— Тим! Какого черта ты притащил его сюда? — ругнулся сзади Тайлер.

— Так он не дотянул бы до убежища. Тай, помоги ему, что хочешь сделаем! Только помоги! — опять завыл этот Тим.

— А ты что делаешь? — Тайлер стоял сразу за ее спиной.

— Жгут, — коротко пояснила девушка, — Мама была фармацевтом и курсы первой помощи для воспитателей.

— Ясно. — Он потер устало лоб.

— Тайлер, если ты можешь, помоги ему, — попросила Кьяра, — Он же умрет от кровопотери…

— Нам нужно оттащить Рота ко мне. Подвинься! — как будто решаясь, скомандовал мужчина.

И больше не было потеряно ни секунды. Уже вдвоем с Тимом они приподняли тело, подхватили с двух сторон под руки и быстро-быстро потащили в комнату. Кьяра последовала за ними. Потопталась на входе и тоже шагнула внутрь.

В комнате Тайлера, довольно чистой и прибранной, горел тусклый свет. Только на огромном столе в хаотичном беспорядке стояли какие-то колбы с разноцветной жидкостью, круглые подносики с веществами, растертыми в порошок, листы с записями, блокнот с желтыми от времени страницами и пучки засохших растений, перевязанные нитками. Запах был скорее приятным: доминировал тонкий, мягкий аромат трав или сушеных цветов.

Раненого мужчину, как есть, уложили на мягкий диван в углу комнаты. Тайлер потрогал импровизированный жгут и, видно, оставшись удовлетворенным, начал осмотр пострадавшего.

— Рассказывай, что на этот раз приключилось? — деловито спросил он Тима, открывая баночки.

— Да, чего рассказывать. Мусорщики откопали зажигалки, мы махнулись. Некоторые были ржавыми. Мы их начали греть, чтобы набалдашники поснимать. Сначала все шло гладко, а потом… Сам видишь, как оно вышло…

— Вижу — мрачно констатировал Тайлер.

Он отошел к шкафу. Взял в горсть сразу несколько склянок и пипетку.

— Я вас двоих предупреждал?

Тим покорно промолчал.

— Я тебе когда глаз делал говорил, что это в последний раз?

Ответом было только виноватое сопение.

Кьяра посмотрела на Тима и только тут увидела, что на одном глазу мужчины красуется весьма заметное бельмо.

— Теперь держи его рот.

И он начал вливать в мужчину мутную жидкость.

— Шла бы ты к себе, Кьяра, — через плечо бросил Тайлер девушке, — Тут непонятно чем еще дело кончится.

— Ты его подлатай, брат! Нам же завтра в ночную, — вился вокруг Тайлера Тим.

— Тим я сделаю все, что смогу, но не жди чуда. Какую ночную? Он неделю проваляется.

— Тай, ты уж подшамань, нам ведь никак нельзя… Никак нельзя… — прочитал Тим.

— Я могу пригодиться, — твердо сказала Кьяра.

— Шить умеешь? — отрывисто спросил Тайлер.

— Да, конечно.

Больше он ничего не говорил, а действовал умело и скоро. Смешивал порошки, капал на увечья какими-то настойками, некоторые раны сразу перевязывал рваными полосками ткани, служившими бинтами. Длинной спицей ковырялся в пальцах под лупой.

Кьяра часто отворачивалась, потому что ее мутило. Но из упрямства она оставалась сидеть. Ей бы выдержку Тайлера! Тот явно чувствовал себя как рыба в воде.

Наконец, он вручил шокированной девушке в руки иглу с толстой нитью.

— Шей!

Она непонимающе уставилась на мужчину.

— Пальцы вот тут по кругу. Только быстро, он уже приходит в себя. После моего обезболивающего бывает непредсказуемая мышечная реакция.

— Как шить? Там же сосуды порваны. Они уже не восстановятся. Только ампутация… — глухо произнесла девушка.

— Шей, я все поправил. Я со швами, как с готовкой — не дружу. Ты попробуй, — он улыбнулся девушке. Слабо, одними уголками губ, но в душе у Кьяры потеплело.

В ослабевшей руке она зажала иголку. Девушка принялась за дело сначала медленно, но с каждым стежком ощущала себя все более уверенной. Рана уже не кровоточила. По краям образовывалась бурая корочка без признаков воспаления, и травмы выглядели уже не такими страшными.

Тим сидел, не шевелясь, вцепившись в здоровую руку друга. Хотя бы перестал причитать. Тайлер сосредоточенно что-то жег в блюдце у стола. Градус напряжения в комнате начал спадать.

Кьяра обратила внимание, что коридор постепенно наполнился людьми. Через приоткрытую дверь слышались настороженные голоса, раз или два появлялась любопытная голова Молли.

Тайлер тоже заметил и с раздражением взглянул на дверь. Рот начал приходить в себя и промычал что-то нечленораздельное.

— Прекрати! Ты не умеешь. — Грубо прервал Тайлер Кьяру и отобрал иглу, когда оставалось всего несколько стежков на втором пальце.

— Как? — она покраснела до кончиков волос, — Я ведь уже почти…

— Уходи. Только мешаешься!

А потом еще и припечатал:

— В итоге все оказывается не таким, каким хочет казаться…

Это было неожиданно и несправедливо. Швы были хороши. Кьяра при всем желании не могла бы скрыть то, как сильно она расстроена. Девушка поджала губы и, предательски шмыгнув носом, поспешно покинула комнату. Вот тебе и выдержка! Наверное, у Тайлера все-таки сдали нервы, но все равно девушку душила обида. Это все было очень погано.

Она вышла не понимая глаз. Ей хотелось зажмуриться в коридоре. Казалось, что все собравшиеся зрители из числа соседей ее засмеют, стоит ей только переступить порог, но никто не сказал ни слова. Люди прятали глаза. А Танья даже положила руку ей на плечо и дошла с ней до самой комнаты.

— Не стоило тебе, конечно… — но продолжать не стала и тихо удалилась.

11.2

Около часа Кьяра просидела у себя на кровати перед холодными тефтелями. В ее ногах валялась сумка с грязным бельем.

Голоса в коридоре уже давно смолкли. Соседи разошлись.

Девушка захватила полотенце и поплелась на второй этаж к душу. Она чувствовала себя грязной и использованной. А еще она четко уловила досаду на Тайлера. Парень обманул ее в лучших чувствах. Казался милым, а потом при всех выгнал!

На нулевом этаже Кьяру ждал неприятный сюрприз. Прямо на табличке с правилами приема душа висела надпись: «Душ закрыт на ремонт».

Кьяра готова была разрыдаться. Ей казалось, что все беды мира обрушились на ее голову. Она пнула по двери. Та распахнулась, открывая взору влажное кафельное нутро, и жалобно заскрипела.

— Я уже вызвал мастеров. Но у тебя, похоже, свои методы.

Внезапно рядом с ней оказался Мик. Сердце ее подпрыгнуло от неожиданности. Как давно он тут появился? Кьяра смутилась, но распаленная всеми предыдущими неудачами, с вызовом посмотрела на вчерашнего обидчика.

— Да, какие уж тут методы? Такое чувство, что ничего в этом доме не идет так, как надо! Скоро буду душ на кухне принимать.

— Мы бы с ребятами на это посмотрели. Не забудь предупредить, когда пойдешь мыться, — он даже не улыбался и смотрел серьезно.

По нему было не ясно шутит он или на самом деле так и поступит.

— Вы бы с ребятами лучше посмотрели, что у вас под самым носом делается.

— Ты о чем?

— Часа два назад Тим с минус первого притащил раненого Рота. Там такое… было.

— Я знаю обо всем, что тут происходит, но не лезу в эти дела. — Он отвел взгляд и снова уставился на нее, — Эти дурни сами виноваты. Жадность ни одного до могилы довела, и этих доконает. Если они сами себя не тормозят, то я им ничем не помогу.

— Хотя бы душ починили бы — уже радость! Как долго будет идти ремонт? Во всех домах невозможно помыться?