Глава 19. НОВОЕ ПЛАТЬЕ КОРОЛЕВЫ


Сторожевой летун, мерзший на верхушке передовой башни Черного Замка, засек стремительное движение меж лишенных листвы деревьев лесной опушки. Склонив набок голову, отягощенную усеянным зубами клювом, он рассматривал всадника, мелькавшего далеко внизу и отчаянно погонявшего невысокую рыжую лошадку. Ему удалось рассмотреть юное светлокожее лицо, расцвеченное розами морозного румянца, и темные волосы, тронутые инеем на концах. От него не пахло ни опасностью, ни страхом, и в Черный Замок он спешил, как к соседу в гости. Летун нырнул в один из нерабочих дымоходов, провалился вниз по его стволу, в попытках торможения отчаянно скребя когтями по кирпичной кладке его стенок. Он успел как раз вовремя, чтобы предупредить домоправителя, и тот мохнатым шаром выкатился в холл в то самое время, когда копыта коня гостя грохотали по вымощенному булыжником внутреннему двору Замка.

Брауни поклонился и поймал одну за другой брошенные ему теплые перчатки. Плащ юноша повесил на торчащие из стены оленьи рога. Казалось, что сам олень, протаранив стену, все еще находится с другой ее стороны.

— Принц дома? — спросил гость.

— Дома! — лестница загрохотала чугунными ступенями, и Рэй сбежал навстречу. — Привет, Арти! Есть новости?

Он улыбался, но взгляд его был ищущим и тревожным. По зимней поре принц Черного трона был в вязаном свитере и теплых шерстяных бриджах, заправленных в высокие, отороченные мехом ботинки. Поверх свитера он набросил на плечи бархатную куртку с воротником из седого волка, по-прежнему оставаясь верен своему цвету.

— Есть, — отозвался Артур Клайгель, поднимая на него глаза.

— Тогда пойдем скорее наверх.

Рэй шагал впереди, поминутно оглядываясь на Арти, пытаясь по выражению лица визитера заранее узнать все новости или, хотя бы, их характер.

Артур устроился в кресле, Рэй поставил на жаровню металлический кувшин с вином и повернулся к нему.

— Ну?

— Мы все закончили, — сказал Артур. — Позавчера мы с Джейн сняли последнюю защиту, эльфы спустились в свои подземные укрытия. В большинстве своем они впадут в спячку. Мы почти полгода держали щит, рассказов о наших делах хватит на добрую сказку, и если кто не удосужился за это время позаботиться о своем выживании, на Белом троне вины нет. Извещены были все. Так что, Рэй, со дня на день у тебя тут завьюжит. Ты хороший хозяин и, думаю, ты готов?

— Да, — рассеянно отозвался Рэй. — Насчет спячки хорошая мысль. Я, пожалуй, тоже вгоню в анабиоз большую часть своих. Кормить, опять же, придется меньше ртов. Но это все шелуха, Арти! Что Солли? Что мой ребенок?

— Ты так торопишься?

— Кой черт, Арти? На этом свете не было папаши терпеливее меня. Мне велели убраться, и я убрался, не пикнув, но сколько можно держать меня в неведении? Вы же не захотите прибрать ребенка к рукам? Я считал, Арти. Если у нее все, как у нормальных людей, она уже с месяц как должна родить.

— Прекрати бегать по комнате и, пожалуйста, сядь. И успокойся. Сейчас я все тебе скажу.

Артур набрал полную грудь воздуха… и не сказал ничего. Рэй сверлил его беспокойным взглядом.

— Арти…

— Рэй, ребенка не будет.

В комнате стало тихо, как в склепе, свет пасмурного дня сочился в узкое окно, а толстые каменные стены давили на обоих людей, как могильные плиты.

— То есть как? Арти… Неужели она наврала? И вы… вы ее поддержали, чтобы отобрать у эльфов… и у меня?

Арти помотал опущенной головой.

— Никто не врал, и не было тут никаких интриг, Рэй. Не вини ее. Просто… она не смогла родить живого ребенка. Я не знаю этих дел, а потому смотрю на дело метафизически: по-моему, вам просто не удалось объехать это ее проклятие. Но если ты скажешь, — тут он ощетинился, — что моя мать сделала для нее не все, что она хоть как-то в этом виновата, ты будешь первым моим врагом.

Рэй поднял глаза.

— Арти, помилуй, мне бы и в голову такое не пришло. Скорее я винил бы себя. Это эльфы! Я уверен, это они как-то ее отравили! Им одним этот ребенок стоял поперек горла! Доберусь до них, дай только кончиться Зиме.

— Это несчастный случай, — возвысил голос и Артур, — и недостойно искать здесь виноватых. Просто Солли всегда была такая хрупкая и нежная, что любая тень могла задеть ее своим крылом. Ты лучше бы подумал о ней, прежде чем метать вокруг себя проклятия.

— Это верно, — Рэй, нагнувшись над Артуром, положил руку на его плечо и, со всей своей силой, почти вдавил того в кресло. — Вы, оказывается, способны долго скрывать от меня жизненно важные вещи. Ну-ка, говори, она жива?

— Жива. И убери свою лапу, ты мне плечо сломаешь. Жива, — повторил Артур, — но иногда я в том сомневаюсь.

— Я тоже, — тихо сказал Рэй. — Докажи мне, что на этот раз ты не врешь. Позволь мне ее увидеть.

— Нет. Дело не в тебе, Рэй. С ней случается истерика от одного твоего имени. Не знаю. Должно быть, ей было очень больно. Ты же долго ждал, так подожди, пока она снова захочет тебя видеть.

Рэй сел и обхватил голову руками. Артур отвернулся, отчаяние сильных видеть невозможно.

— Я тебе не верю, — глухо сказал он.

— Она просила сказать тебе, буквально: «Хутор бортников даст тебе больше». Я не понял, но она думает, что ты поймешь. Что за хутор?

— Я там проезжал, — у Рэя дернулся уголок рта. — Проехал. Что ж, всегда было так, как хочет она. Что она делает?

— Лежит. Смотрит в окно. Почти не говорит, а если ее донимают, отворачивается к стене и молчит. Должно быть, листает страницы дней в повести лет. Амальрик привез ей шкатулку с какими-то травками. С какими-то сильно вонючими благовониями. Она жжет их в курильнице и дышит всеми этими дымами. Уж мать и просила ее прекратить это, и даже кричала на нее. Но там не та ситуация, понимаешь? Она сейчас слышит только призрачные голоса. Боюсь, у матери опустились руки. И, представляешь, эта дуреха обрезала себе волосы. Говорит, что прежней уж не будет.

Рэй встал и подошел к окну, почти полностью заслонив собой свет, и его огромная тень накрыла комнату.

— Кого я потерял? — спросил он. — Дочь или сына?

— Обоих. Это были близнецы. Мальчик и девочка.

Рэй вскинул кулаки и с усилием, в кровь разбивая плоть, ударил ими в стену.


* * *


— Если молодая женщина теряет интерес и смысл жизни, если никто и ничто не способно до нее достучаться, — рассуждала Сэсс, находясь в обществе сына, — то, право же… Надо действовать умно и быстро, Арти, иначе, боюсь, мы потеряем Солли.

— Но как мы сможем вернуть блеск ее глазам?

— Давним и хорошо испытанным способом. Надо дать ей то, чего ей больше всего хочется.

Артур встал.

— Куда ты?

— А разве Рэй не в Черном Замке?

Сэсс тихонько рассмеялась.

— Не так грубо, сынок! Разумеется, итогом станет Рэй, но она сама должна захотеть его увидеть.

— Я не вижу подвижек в лучшую сторону.

Сэсс смотрела на сына, таинственно улыбаясь, с видом извечного женского превосходства.

— Мы сошьем ей новое платье.

Юноша опешил.

— И всего-то? Какая-то новая тряпка…

— О-ля-ля! Арти, тебя воспитывали женщины, тебе стоило бы лучше их знать. Это будет не просто платье. Это будет платье, которое ей захочется показать. Дошло?

Артур фыркнул.

— И все же я в это не верю, мамочка. Как ты заставишь ее встать с постели ради примерки со всеми этими ее «не хочу», «не могу» и «отстаньте»?

— А вот в этом, друг мой, я очень рассчитываю на твою помощь.


* * *


Безвольная, словно околдованная, Солли стояла посреди просторной низкой комнаты, вдоль стены которой были прорезаны пять небольших полукруглых окон. Вокруг нее суетилась швея с полным ртом булавок, а Сэсс, полная достоинства в своем высоком звании, отмечала малейшие недоделки и подавала дельные советы.

Яркие краски лица Солли поблекли, но в свете зимнего солнца оно приобрело хрупкую одухотворенную красоту. Как уже проговорился Артур, она обрезала свои длинные волосы, и теперь они не скрывали ломкой, изысканной грации ее тела. То, что осталось, льнуло к голове мягкими волнами, чуть прикрывая уши, и с этой новой прической Королева Соль внезапно стала старше. Контур света обводил ее, и казалось, она вот-вот растворится в нем, повинуясь своей прихоти, как это, в сущности, и положено волшебному существу, несущему за собою шлейф этого титула.

Для зимнего платья Королевы Сэсс выбрала теплую шерстяную материю, нечто вроде джерси с матовой поверхностью, цвета серого, но в глубине своей таившего память о розах, становившуюся наиболее отчетливой в свете восхода. Леди Тримальхиара понимала толк в красоте. Платье, как и положено по сезону, было закрытым до самого горла, а его воротник и низ длинных рукавов украшала оторочка из серого птичьего пуха, тронутого сединой, как инеем, и создававшего глубоко впечатлявшую гармонию с язычками пламени волос Королевы. Линия талии была завышена, что очень выгодно подчеркивало длинноногость Солли, лиф плотно охватывал грудь, обрисовывая ее волнующий контур, юбка спереди достигала носочков ботинок, а сзади, собранная на спинке в мягкие складки, отставала от Королевы на два шага, спадая на пол настоящим переливающимся в изменчивом освещении водопадом.

Даже Артур, демонстрировавший мальчишеское пренебрежение к тряпкам, войдя в эту святая святых, разинул рот, что заставило Солли бросить в зеркало косой заинтересованный взгляд.

— И это — тоже моя сестра? — спросил юноша. — Тебя и не узнать, Солли, после всех тех халатов, сорочек и шалей. Теперь я верю, что ты — Королева.

Швея отступила, и Солли прошлась перед зеркалами, пробуя управиться с волочащейся юбкой. Она хорошо чувствовала наряды, и Сэсс убедилась, что ее дочь не наступит себе на подол и не кувыркнется с лестницы.

— Не век же сидеть ей в четырех стенах, — сказала она, обращаясь к сыну. — Ей стоит прогуливаться, поэтому мы заказали еще вот это.

«Это» оказалось парой длинных перчаток с широкими раструбами, и длинным широким плащом с большим капюшоном, наплывающим, когда его надевали на голову, почти до середины спинки. Капюшон и раструбы перчаток были отделаны все тем же пухом, создавая с платьем нерасторжимый комплект. Артур отметил про себя, что на перчатки предусмотрительно выбрана прочная ткань, которую не так легко порвать даже грубыми поводьями.

— Да, — сказал он. — Я был неправ. Это что-то большее, чем тряпка.

Солли бросила на него быстрый взгляд из-под умопомрачительных ресниц.

— После зайди ко мне, — как бы между прочим попросила она. — Мне хочется кое о чем пошептаться с тобой, братишка.


* * *


Рэй следовал за шорохом, тихим перешептыванием сухих ветвей, чуть слышно выговаривавших его имя, с сердечным трепетом, словно юноша, добившийся первого свидания. В ее зове на этот раз улавливалась какая-то нерешительность, словно сама Королева не была тверда в своем намерении.

Он остановился там, где зов стих, в том месте, которое, по всей видимости, и было выбрано Королевой для встречи. Огляделся и мимолетно улыбнулся ее всегдашней детской страсти превращать мир вокруг себя в сказку.

Шел крупный редкий снег, и ложбинки между пучками старой сухой травы уже наполнились им, словно белыми пушистыми ручейками, как будто молоко растекалось по земле, скапливаясь в ее неровностях. Покрытый инеем лес по правую руку стоял серебряный, по левую — золотой, освещенный зимним солнышком.

Она появилась из розового сияния заката, как призрак, как безмолвный и некрепкий последний утренний сон. Медленно выступал серый в яблоках, высокий конь со светлой гривой, а на его спине восседала дама, закутанная в плащ с капюшоном. Его безупречные складки стелились по конскому крупу, смешивались с мерно покачивающимся хвостом, окрашенным алыми лучами, струились позади всадницы и коня, и сразу трудно было определить, где кончается почти волшебный плащ и начинаются завихрения розового сияния, вьющиеся позади Королевы, как шлейф, несомый закатом. Больше всего на свете Рэю хотелось броситься вперед, к ней, но чудовищным усилием воли, зная, как пуглива его возлюбленная, он сдержал себя и остался на месте, неподвижный, словно статуя из ночного мрака. Спугни он ее, и она растворится в том же сиянии, откуда появилась. Кроме того, памятуя о своем последнем проколе, он не спешил. Узкое бледное лицо в обрамлении серебристой опушки с равной вероятностью могло принадлежать и Сэсс. Впрочем, та не стала бы обставлять встречу так изысканно и давно бы уже заговорила о своем деле.

— Солли! — прошептал он, не сдвигаясь с места.

Розовый конь остановился. Тогда он спешился и сделал шаг вперед. Всего один крохотный шажок, приближаясь к ней так, как приближался бы к дикому зверьку. Потом еще один шаг… и еще, пока не подошел вплотную к ее стремени. Она молчала, глядя в его поднятое к ней лицо, и у него тоже не находилось слов.

— Ты лишил меня моей Летней сказки, Рэй, — услышал он затем. — Что за радость править погруженным в спячку народом? Одним взмахом руки ты ополовинил мою жизнь.

— Прости. Мне говорили, я приношу несчастье.

— Рэй, — спросила она, — почему ты никогда не звал меня в свой Замок?

Это было последнее, что он ожидал услышать, а потому опешил, но она ждала ответа.

— Ты сама обставляла все свидания, Солли, и делала это чудесно. Ты так… так не вяжешься со всей той обстановкой.

— Рэй… раз уж я утратила свою сказку… возьми меня к себе героиней.

Он молчал, не веря, что она это сказала. Потом спросил:

— Ты и вправду этого хочешь?

— Хочу. А ты?

— Хочешь, чтобы я объяснился тебе в вечной любви?

Она прищурилась и повторила свое королевское:

— Хочу.

И, борясь с неожиданной сипотой, он выговорил:

— Я не могу без тебя дышать. Но, Солли… я не могу поверить, что ты пойдешь со мной… туда.

— Я уже здесь, — сказала она без кокетства. — Что мне стоит проехать несколько лишних миль? А по дороге ты расскажешь, как мы будем жить.

Ни слова более. Н шанса ей передумать! Рэй взлетел в седло Расти, держа поводья коня Солли намотанными на свой кулак. Солнце садилось, лес теснее обступал их, и голубые тени сказочных деревьев чернели на глазах.

— Я сделаю тебя очень счастливой, — сказал он. — Я научу тебя есть мясо, а от него ты быстро поправишься.

Он ощутил, как она вздрогнула в своем седле и, впервые отведя взгляд от его лица, обратила внимание на его волчью доху, меховую шапку и рукавицы. А раньше он носил кожаные одежды. Ей действительно придется привыкнуть к тому, что там, куда она идет, для того, чтобы жить, убивают.

— Хочешь ко мне в седло? — подумав, спросил он.

— Нет… — она передернула плечами. — Пока нет… — И, через минуту, чуть слышно и упрямо: — Хочу.

Рэй намотал поводья ее коня на луку своего седла и принял в объятия свою Королеву, обвившую руками его шею и, тесно к нему прижавшись, спрятавшую лицо на его груди. Может быть, от поцелуев?

— Послушай, — прошептал он, — у нас еще будут дети.

Ее пробила такая дрожь, что он пожалел о своих словах.

— Давай пока не будем о детях, — попросила Солли. — Прости… Но я пережила такую боль… Мне страшно вспомнить о том, а не только решиться пройти через это еще раз. Неужели любовь не имеет собственного значения? Неужели мы не можем делать это для себя, а не для кого-то третьего?

Рэй вызвал шар волшебного света, повисший меж ушами привычного к таким фокусам Расти и осветивший им дорогу. В его лучах лицо Королевы казалось голубым, с черными тенями.

— У меня все заново, Рэй, — сказала она. — Раньше, стоило мне протянуть руку, и яблоня, склоняясь, дарила мне самое румяное свое яблочко с верхушки. А теперь все они стоят облетевшие. И те птицы, что садились мне на руки, покинули меня ради теплых краев. Мне, видно, придется выучиться многому. А там, в Черном Замке, полно этих твоих…

— Не бойся, они будут верно служить тебе.

— Но… она подняла к нему лицо, — что же мы будем делать все это холодное время? Нельзя же полгода провести в постели?

Рэй засмеялся, и от его дыхания затрепетал золотой локон ее челки.

— Но большую и лучшую часть этого времени — можно? Солли, я прожил семь лет в мире, где зима — обычное дело. Я знаю толк в зимних забавах. Охота по первому снегу, коньки и лыжи, снежки, снеговики и штурм снежного городка, катание с гор и в санях на тройке с бубенцами. А ты когда-нибудь целовалась на морозе? А знала бы ты, как у меня готовят! Солли, ты не будешь скучать.


* * *


Она опасливо оглядывалась, косясь на нечисть, робко глазевшую на нее из углов, куда ее загнал свирепый взгляд принца. Она была очень испугана и молчалива, когда поднималась по лестнице, и с видимым облегчением шагнула через порог комнаты, где жарко пылал огонь камина, а дверь запиралась на мощный засов, но тут же с пронзительным визгом, подхватив юбки, вскочила на табурет.

— Скажи своей леди, принц, — ворчливо заявил брауни, — что если она и впредь будет так верещать, то для меня будет крайне затруднительно прислуживать ей так, как то пристало ее положению!

— Это друг, — сказал Рэй, подходя к ним обоим. — Он спас мне жизнь. Я умер бы, если бы он не выходил меня тогда, после хайпурского дела.

— Ты был ранен?

— Я был жестоко простужен.

Солли, опираясь на его руку, несмело спустилась со своего убежища.

— Тогда я ему благодарна.

Она присела перед домоправителем. Ей, в конце концов, было не привыкать. Тримальхиар опекал домовой по имени Марги, а еще раньше, в Бычьем Броде их хозяйством заведовал дух земляничной полянки.

— У тебя есть имя?

— Обычно меня зовут «Эй ты!», — сообщил ей брауни.

— Я исправлю это упущение. Я буду звать тебя Барсиком, если позволишь. И пожалую тебе голубую ленту за заслуги.

Брауни церемонно поклонился.

— Я вижу истинную Королеву. Могу я чем-то услужить?

— Поужинаем? — спросил Рэй, и, получив в ответ согласный взмах ресниц, вполголоса отдал домоправителю распоряжения. — Солли, ты хочешь чего-нибудь особенного? Чего я, быть может, не учел?

Она застенчиво улыбнулась. Застенчивость — это было так ново, и удивительно ей шло.

— Я обычно не ем так поздно, — сказала она. — Но сегодня особенный день. Я попросила бы фруктов… и меда.

Брауни и Рэй переглянулись.

— Я добавлю в список, — сказал новоявленный Барсик. — Не запирайте дверь.

С этими словами он исчез. Солли оглядела комнату.

— Все эти годы ты прожил здесь? Рэй, ты склонен не к роскоши, а к уюту.

— Здесь есть тайный ход, — объяснил он. — Вот, смотри. Очаг, окно и постель. Что еще надо одинокому мужчине?

Ее взгляд стал критическим.

— Да, очевидно, женская ножка сюда не ступала.

Она потерла руки.

— Здесь много дела для меня. И, прежде всего… Рэй, как ты обходишься без зеркала? Ты так красив, и лишаешь себя возможности лишний раз полюбоваться собой.

— Это несомненное упущение мы исправим завтра. Пока же… удовольствуйся моими глазами, моя Королева.

Она вспыхнула от слова «моя».

— Здесь жарко, — продолжил Рэй. — Может быть, ты снимешь плащ?

Ее рука непроизвольно стиснула капюшон под подбородком.

— Я… — она опустила глаза. — Рэй, я волосы обрезала.

— Ну и что с того? Я знаю, Арти проболтался. Ты лучше своих волос.

Глядя в ее глаза, он осторожно стянул с нее сперва одну, затем другую перчатку. Она сняла капюшон и, расстегнув застежку у горла, позволила плащу соскользнуть на пол. Она осталась стоять у камина, а Рэй опустился на табурет, не сводя с нее глаз, лишь теперь в полной мере осознавая, как она изменилась.

Она больше не была девочкой. Что ж, и ему не вернуться в свои двадцать пять. Многое за его плечами, есть о чем пожалеть. Он утратил Солли, с которой беззаботно кувыркался в стогу, ту, что была словно аромат прогретого солнцем луга. Солли больше не было. Имя этой женщины — Соль, и вспомнилось, что оно означает «солнце». И теперь это было не яростное, слепящее и само собою разумеющееся летнее солнце, но зимнее солнышко, несмелое и во сто крат более желанное.

— Рэй, — сказала она, — я чувствую твою любовь… как острый нож на горле.

Тут прибыл ужин, и деликатный домоправитель оставил их одних. Сказать по правде, за тем ужином меньше елось и пилось, чем смотрелось, говорилось и слушалось.

— У тебя жарко, — заметила Соль. — А комната невелика.

— Я так навымокал и намерзся за свою жизнь, — объяснил Рэй, что теперь стремлюсь запасаться теплом впрок.

— Но мы же задохнемся к утру.

— А я окно на ночь открою.

Она засмеялась его непоследовательности.

— Тогда комната выстынет, и мне придется утром вскочить, чтобы его закрыть. Но за ночь в окно наметет снега, и я, запирая ставень, босыми ногами встану прямо в сугроб. Озябну, и с ледяными ступнями нырну обратно. Как тебе это понравится?

— Я тебя согрею.

Оставив столик неубранным, он целовал ее затылок, расстегивая по одной пуговки на ее спине и чувствуя под руками дрожь, напомнившую ему тот давний летний день, когда он сделал ее женщиной. Ее сорочка из лилового шелка на тонких бретелях, длиной до самого пола, оказалась для него открытием, но ведь пришла Зима, и даже Королева эльфов вынуждена заботиться о своем здоровье.

— Рэй, — просяще сказала она, — я сейчас, кажется, вся сделана из одних локтей и коленей. А тебе нравятся пухленькие.

— Мне нравишься ты, — ответил Рэй, сдвигая бретельку с худенького плеча.

Она поежилась и напряглась.

— Прошу тебя… Не сегодня! Рэй… мне и так было непросто решиться приехать сюда. Пожалуйста, не трогай меня сегодня!

Рэй поднял ее на руки, отнес на постель и бережно опустил на беличье одеяло. Ее лицо было умоляющим и жалким.

— Ты позволишь мне разуть тебя? — спросил он. — А если хочешь, я уйду. В этом осином гнезде я вполне найду себе местечко на ночь. На худой конец в кордегардии сыграю с гоблинами в карты.

— Нет! — она почти вскрикнула. — Не оставляй меня здесь одну в первую же ночь! Прости. Мне страшно здесь одной.

Он снял с нее ботинки и завернул свое дрожащее сокровище в нежный мех по самый нос.

— Не бойся меня, — сказал он. — У меня было время научиться терпению. Эта кровать широкая, и если позволишь, я займу ее вторую половину.

Он задул все свечи, кровать погрузилась в глубокий мрак, разулся и вытянулся во весь рост рядом с Соль, стараясь не касаться ее. Огонь камина, на который он смотрел, главным образом, чтобы не смотреть на нее, отражался в его глазах.

— Я люблю тебя, Рэй, — вздохнула пушистая тьма у самого его уха. — Я так тебя люблю!

Вряд ли после этих слов он смог бы сомкнуть глаза. Но, в конце концов, совершенно неважно, будет ли он спать в эту ночь. Мохнатый бесформенный кокон привалился к его груди, он осторожно обвил его рукой и вскоре убедился, что его Королева крепко и сладко спит. Он еще немного подумал о том, что будет потом, а затем блаженная дрема пришла и к нему, укачивая его думы на своих волнах.


Загрузка...