Ксанф. Книги 1 - 20

Глава 1 ГЛOXA

Взмахивая крыльями, Глоригардия, которую чаще звали просто Глоха, поднялась над гнездилищем гарпий на высоту, откуда перед ней открывался изумительный вид чуть ли не на весь Ксанф от озера Огр-Ызок, на берегах коего обитали свирепые огры, а в водах не менее свирепые зубастые пресмыкающиеся, до Великого Провала, охраняемого страшным шестиногим Провальным Драконом. Внизу расстилались джунгли, населенные многочисленными чудовищами.

Зрелище это радовало взгляд, однако сейчас Глоха не могла позволить себе задержаться и насладиться им, ибо у нее имелось важное и неотложное дело — повстречаться с Добрым Волшебником Хамфри и задать ему Вопрос. Если повезет, то ей удастся получить Ответ и, отслужив за это год, добиться исполнения своего маленького заветного желания.

Выровняв полет, Глоха устремилась к замку Доброго Волшебника. Точно зная его местоположение, она, однако, никогда прежде не предполагала, что ей придется туда отправиться. Такая необходимость возникла лишь после того, как тоскливое, полное всяческих придуманных взрослыми ограничений детство кончилось и ей, по достижении восемнадцати лет, открыли Взрослую Тайну. В результате Глоха к немалому своему изумлению узнала, что для счастливой и полноценной последующей жизни — взрослой жизни — она должна познакомиться с представителем своего племени, относящимся к мужскому роду. Каковых, как ей было прекрасно — хотя что уж тут прекрасного — известно, в Ксанфе не имелось.

Проблема, таким образом, являлась неразрешимой, а стало быть, решить ее можно было единственным способом — обратившись к Доброму Волшебнику Хамфри. Тогда она сможет найти мужчину своей мечты и поселиться с ним вместе, а вскоре они получат возможность безжалостно мучить собственных детей, не позволяя им проникнуть в удивительно простую тайну того, каким манером вызывают аиста.

Глохе минуло девятнадцать, и она надеялась соединиться со своим возлюбленным лет в двадцать и насладиться счастьем прежде, чем по прошествии года они превратятся в скучных, занудных взрослых. Она вовсе не была столь наивной, чтобы вообразить, будто станет другой, непохожей на всех прочих, когда-либо существовавших взрослых. Что поделаешь, если жизнь состоит из двух одинаково унылых периодов детства и зрелости, и лишь вклинившийся между ними краткий миг романтической юности, когда ты уже причастен к Заговору Взрослых, но аист еще не принес тебе младенчика, заставляет сердце взволнованно биться. Глоха знала, что у всех человекоподобных существ дела обстоят именно так, а она, несмотря на крылья и способность летать, несомненно состояла в родстве с людьми.

За этими раздумьями Глоха незаметно приблизилась к замку, но тут ей пришлось замедлить полет, ибо над строением витало весьма неприятное с виду косматое облако, напоминавшее с виду худшую из туч Ксанфа, известнейшую вредину Тучную Королеву. Правда, оставалось непонятным, как она могла здесь появиться — при всей скверности своего нрава Тучная Королева никогда не посмела бы потревожить Доброго Волшебника.

Успокоив себя этой мыслью, Глоха продолжила полет, но по мере ее приближения к замку туча становилась все громаднее и безобразнее. Вскоре девушка поняла, что дело тут не в чарах так называемой «перспективы», волшебным образом заставляющей одни и те же предметы казаться большими вблизи и маленькими вдалеке — туча и вправду надувалась, пыжилась и разбухала от злости. Теперь стало ясно, что это действительно Тучная Королева.

Глоха пошла на снижение, надеясь проскочить под облаком, но Тучная Королева свесила вниз необъятное туманное брюхо. Не удалась и попытка облета — злюка распростерла в сторону загребущие облачные лапы.

— Хо-хо-хо! — злорадно выдул сформировавшийся из водяных паров толстогубый рот.

Вот уж не повезло так не повезло. Глоха всегда недолюбливала Тучную Королеву, но сейчас прямо-таки возненавидела эту гадкую фукалку. Такое впечатление, будто противная туча поджидала ее здесь специально, чтобы позабавиться, не дав ей добраться до цели. Многие замечали, что Тучная Королева обладает магической способностью чувствовать, когда кто-то затевает что-нибудь важное под открытым небом. Соберется, скажем, кто-нибудь на пикник, а она уже тут как тут, висит над головой, ожидая возможности пролиться дождем и испортить все удовольствие.

Глоха была настолько рассержена, что, зависнув в воздухе, погрозила большущей туче маленьким кулачком и — представьте себе — едва не произнесла очень плохое слово.

— Хо-хо-хо! — издевательский хохот Тучной Королевы долетел до Глохи вместе с порывом ветра, бесцеремонно задравшего ее юбчонку и открывшего маленькие стройные ножки.

— А ну прекрати! — в сердцах воскликнула Глоха, торопливо одернув юбку и жалея о том, что не надела в полет брюки. А не надела потому, что хотела выглядеть элегантно и женственно на тот случай, если повстречается с одной из пяти с половиной жен Доброго Волшебника. Такая встреча, разумеется, могла состояться лишь после того, как она справится с тремя испытаниями. Всякому, кто пытался обратиться к Хамфри с Вопросом, приходилось сначала преодолевать препятствия, с помощью которых Добрый Волшебник отпугивал тех, кто пытался беспокоить его по пустякам.

И тут в маленькой хорошенькой головке Глохи вспыхнул свет. Испытание! Должно быть, противная туча оказалась в долгу перед Хамфри и теперь отрабатывает этот долг, отпугивая просителей. Но если так, стало быть, Тучная Королева оказалась здесь не случайно, и на все происходящее следует смотреть совсем иначе. Испытания бывают трудными, даже очень трудными, но никогда не бывают непреодолимыми.

Это представляло ситуацию в совершенно другом свете, и миловидное личико Глохи просветлело. Есть Тучная Королева, есть замок, и есть она — третья, но вовсе не лишняя. Ей всего-то и надо найти способ пробраться в замок, миновав тучу. Способ есть, его не может не быть, только вот в чем он заключается?

Конечно, было бы неплохо обругать Тучную Королеву так, чтобы она надулась да и лопнула или попросту вышла из себя, то есть взяла да и собственным ветром выдулась наружу. Голем Гранди, тот наверняка поступил бы именно так, но острому языку Гранди завидовали даже гарпии: по части насмешек, оскорблений и ругательств ему не было равных. Будучи наполовину гарпией, дочерью гарпия Гарди, Глоха, конечно же, знала все бранные слова, но, увы, очень не любила их произносить. В этом отношении она походила на свою матушку, красивую и добрую гоблиншу Глори. Окажись здесь брат Глохи Гаргло, он наверняка смог бы своей непристойной бранью прожечь в туче дырку и, понося ее поносными словами, заставить понестись прочь. Однако данное испытание предназначалось для Глохи, и ей надлежало справиться с ним самой, без посторонней помощи.

Итак, на то, что Тучная Королева выйдет из себя и отправится в какое-нибудь другое место, рассчитывать не приходилось. Не было и надежды проскочить мимо — туча нависала над самым замком, надежно перекрывая все подступы. Оставалось одно — перехитрить противную вредину. Конечно, девушка с мозгами в симпатичной головке просто обязана быть умнее какой-то там тучи, у которой если и есть голова, то в ней только туман клубится и ветер свищет, да много ли толку от ума, если Тучной Королеве для достижения ее целей вовсе не надо ни о чем задумываться. Знай виси где висишь да поливай дождем любого, кто сунется к замку.

Ну что ж, решила наконец Глоха, «дождя бояться — по замкам не летать». Мокнуть ей, само собой, не хотелось, но она решила, что это не самое страшное. Не растает, небось не сахарная, вне зависимости от того впечатления, какое она любила производить на окружающих.

Придав своему милому личику очаровательно-серьезное выражение, Глоха решительно взмахнула крыльями и устремилась прямиком к замку.

Тучная Королева вздулась, словно волдырь, сложила трубочкой толстые туманные губы и выдала порыв зловонного, холодного и влажного ветра, мгновенно покрывшего очаровательные крылышки Глохи тонким слоем грязного льда. Ее милые глазки заслезились, взор затуманился, носик скривился от противного смрада. Глоха начала терять высоту и, наверное, могла бы упасть и разбиться, но совершенно неожиданно девушку выручило именно то, что ее противница оказалась такой противной. Не выдержав смрада, она чихнула, да так, что сила чиха выбросила ее за пределы гадкой воздушной струи, что и позволило остановить неуправляемое падение, проморгаться и оглядеться.

Первым делом Глоха вытащила маленький изящный носовой платочек и вытерла личико. Над ней по-прежнему нависала безобразная и злобная физиономия Тучной Королевы, выдувавшей разноцветные клочья вонючего тумана. Запас пахучих ветров у этой особы казался неисчерпаемым и крылатая гоблинша поняла, что по воздуху ей до замка не добраться.

Что, впрочем, ничуть ее не обескуражило. Обладая крыльями гарпии и проведя большую часть жизни среди крылатых чудовищ, Глоха во всем остальном, представляла собой очаровательный образец прекрасной юной гоблинши, не только с прехорошенькими, но и вполне пригодными для ходьбы быстрыми маленькими ножками. Воспользоваться которыми ей не помешает никакая туча.

Прежде чем Тучная Королева успела сдуть ее в сторону очередным порывом вонючего ветра, Глоха плавно опустилась на землю. Она надеялась найти зачарованную тропу, но когда ее туфельки коснулись земли, оказалось, что таковой поблизости нет, и ей пришлось довольствоваться обычной. Впрочем, девушка еще в полете заметила, что тропка идет в нужном направлении и приведет ее куда следует; просто, следуя ей, следовало следить за окрестностями, остерегаясь чудовищ.

При виде ускользающей жертвы Тучную Королеву охватила холодная ярость, такая холодная, что вместо дождя она разразилась снежным бураном. Столь сильным, что спустя два с половиной мгновения тропу полностью замело.

Глоха растерялась: ведь, двигаясь сквозь пургу наугад, она запросто могла сбиться с пути. У нее даже не было возможности ориентироваться по собственным следам: их заметало чуть ли не то до того, как они успевали появиться. Вдобавок ко всему ее изящные, обутые в легкие туфельки ножки начали замерзать.

Бурю следовало переждать, но для этого необходимо было найти укрытие. Лучше всего подошла бы хорошая одеялия — сорвав одеяльце-другое, можно было укрыться ими и ждать, когда запорошит снегом так, что туча потеряет ее из виду да и улетит восвояси. Только вот ни одеялии, ни подушечницы, ни чего-либо в этом роде поблизости не наблюдалось. Полянка оказалась просто на удивление обделенной мало-мальски полезными растениями, и Глоха чуть было не отчаялась. Ни тебе куста, ни деревца, только какой-то дурацкий сугроб!

«Стоп! — сказала себе девушка. — А откуда здесь мог взяться этакий здоровенный снежный ком?»

Снег только что пошел, везде покрывал землю рыхлым ровным слоем и никак не мог скататься в шар сам собой. Скатать его было под силу невидимому великану, однако им тут и не пахло. А окажись он причастен к этому делу, пахло бы, да еще как — невидимые великаны не отличались чистоплотностью, и от них вечно разило потом.

— Может, этот шар поможет мне нашарить путь? — рассеянно пробормотала Глоха и тут же сообразила, что у нее получился каламбур. А это подсказало ей решение.

Подойдя к сугробу, она протянула руку, которая прошла насквозь, не ощутив холодной поверхности. Набрав воздуху, девушка шагнула вперед и оказалась внутри сугроба, где было тепло и сухо. Сообразительность и удача помогли ей одержать верх над злобной яростью Тучной Королевы и успешно справиться с первым испытанием.

Правда, впереди ее ждали еще два, которые едва ли окажутся легче предыдущего, а удача вовсе не обязательно будет сопутствовать ей и впредь. Однако отступить и вернуться — означало обречь себя на вечное одиночество; такая участь представлялась Глохе еще более тоскливой, чем так называемая семейная жизнь. По здравому размышлению выходило, что лучше уж попытаться добиться своего, ну а отчаяться да поплакать можно будет и потом, если ничего не получится. С этими мыслями она снова решительно шагнула вперед.

Перед ней открылась просторная, хорошо освещенная пещера с затемненными нишами по краям. В дальнем конце начинался коридор, вход в который преграждало чудовище. Встреча с этим чудовищем — тут уж и гадать было нечего — представляла собой следующее испытание. Теперь вместо зловредного облака ее путь преграждало хищное страшилище.

Однако должен же быть какой-то способ проскочить мимо, не угодив ему в пасть. Возможно, ей удастся додуматься до него, если она осторожно и внимательно присмотрится ко всему, находящемуся в этой пещере.

Глоха так и поступила — обошла пещеру, заглядывая в каждый альков. Надо сказать, что результаты, хотя помещение и являлось проходным, едва не поставили ее в тупик.

В первой нише на возвышении лежали две хрупкие, выбеленные временем человеческие косточки, имевшихся у Глохи скромных познаний в анатомии вполне хватило для того, чтобы понять, что это ключицы. Покачав головой, она двинулась дальше к следующей нише, где к немалому своему удивлению обнаружила не слишком приятного с виду человека в странной полосатой одежде. Перед ним стояла металлическая решетка, а сам он сидел на дощатой скамье. То, что это именно человек, следовало из его роста, каковым этот малый вдвое превосходил Глоху. Как известно, гоблины вполовину выше эльфов и вполовину ниже людей, и крылатая гоблинша, понятное дело, сочувствовала тем и другим: одним по причине их излишней миниатюрности, а другим из-за их прискорбной неуклюжести. Однако, будучи воспитанной девушкой, она никогда не позволяла себе заострять внимание на чужих недостатках и потому решила заговорить с человеком, тем более что тот показался ей ровесником (сами знаете, с ровесником найти общий язык легче). Впрочем, тут она могла и дать маху: не так-то просто определить, каких лет такая здоровенная орясина.

— Послушай, ты умеешь говорить? — спросила она.

— Ну.

— А как тебя зовут? Меня Глоха.

— Сэм.

Похоже, парень не отличался разговорчивостью.

— А можно тебя спросить, Сэм, что ты тут делаешь?

— Сижу. За решеткой.

— А почему? Это что, часть испытания?

— Да.

— А какая у тебя в нем роль?

— Я заключенный.

— Вот тебе на — никогда о таких не слышала.

Сэм промолчал. По всей видимости, он только отвечал на вопросы, причем по возможности кратко. Что и естественно, ему наверняка не велели делиться сведениями с испытуемыми.

— А чем занимаются эти злоключенные? — спросила Глоха.

— Заключенные, — поправил Сэм. — Сама, что ли, не видишь? Сидят. За решеткой.

— А мне от тебя какой прок?

— Никакого.

На сей раз она предпочла бы получить не столь прямой и однозначный ответ, однако, поняв, что ничего другого не добьется, двинулась дальше.

В следующей нише находился горшок с каким-то неказистым растением; покопавшись в памяти, Глоха решила, что это обыкновенская верблюжья колючка, но это ей решительно ничего не подсказало. Оставалось лишь продолжить обход.

Что она и сделала, придя со временем к заключению, что все без исключения странные существа и штуковины, находящиеся в альковах, имеют нечто общее. Но что может объединять обыкновенское магическое устройство под названием то ли тыключатель, то ли мыключатель, то ли выключатель, с толстенной и, наверное, интересной книженцией под названием «Волшебные приключения»? Конечно, в том, что все эти вещи имеют самое прямое отношение к испытанию, сомневаться не приходилось, но следовало понять, какое именно. От этого мог зависеть успех, а стало быть, и ее судьба.

Наконец Глоха остановилась перед четвероногим чудовищем с поджарым задом, широкой грудью и огромной пастью с мощными челюстями. Даже сидя зверюга была много выше крылатой гоблинши, а жуткие клыки могли размолоть девичьи косточки в считанные мгновения.

В отличие от всех прочих, чудовище не сидело в нише, а загораживало проход, и Глоха поняла, что суть испытания как раз в том, чтобы пройти мимо. По приближении девушки страшилище приподнялось и зарычало, однако, хотя и не было сковано или стреножено, не попыталось на нее броситься. Вероятно, по условиям испытания ему полагалось хватать, рвать, кусать и жевать лишь тех, кто норовил проскочить в коридор, не выполнив необходимых условий. Знать бы еще только, каких.

Глоха отчетливо сознавала, что если она хочет пройти, то ей так или иначе придется иметь дело с этим существом, а потому собралась с духом, постаралась унять дрожь в коленках и, держась на весьма почтительном расстоянии, самым любезным тоном, на какой только была способна, сказала:

— Д-д-добрый день. Можно узнать, кто ты?

— Можно, — ответило чудовище, плотоядно глядя на девушку и облизывая страшные зубы. Его длинная, лохматая шерсть была грязной, всклоченной и спутанной, что, похоже, не добавляло ему хорошего настроения. Тем паче что на этих космах болтались какие-то металлические висюльки. — Я Ги-гиена.

Глоха заморгала — имя показалось ей женским, тогда как чудовище вроде бы являлось особью мужского пола. Украдкой присмотревшись — и при этом мучительно покраснев, — она по безошибочному признаку определила, что на сей счет не ошиблась и робко уточнила:

— Ги-гиена?

— Именно, гоблинская пташка, — рыкнуло существо, неожиданно оказавшееся наделенным признаками, столь же безошибочно указывавшими на принадлежность к женскому полу.

— Спасибо, — растерянно пролепетала Глоха, не зная, за что, собственно говоря, благодарит. И кого. Ведь за миг до этого она собственными глазами…

Оказавшись посвященной во Взрослую Тайну, Глоха испытала определенное разочарование: неужто на протяжении всего детства она безуспешно стремилась узнать всего-навсего это? Однако, даже если замеченная ею несколько мгновений назад штуковина была не совсем такой, как у мужчин-гоблинов (каковых она все равно не видела в обнаженном виде), то все-таки… Впрочем, у странного существа менялись не только… некоторые признаки, но и голос.

— Уважаемая Ги-гиена, — промямлила сбитая с толку девушка, — правильно ли я понимаю, что мое испытание заключается в том, чтобы пройти мимо тебя, и сделав это, я смогу перейти к следующему?

— Правильно. Но я, знаешь ли, люблю чистоту, а чтобы расчистить путь, ты должна будешь найти ключ. А не найдешь, я живо схрумкаю твои славные косточки.

Что-то такое Глоха и предполагала. Однако сейчас ее внимание привлекали странно неопрятная по сравнению с вылизанными брюхом и лапами существа грива и скреплявшие космы железяки.

— А могу ли я спросить, — нерешительно промолвила она, — что у тебя с гривой? Она такая косматая, нечесаная… И эти железные штуковины.

— Да, — хмыкнула Ги-гиена, обнажив удручающе острые зубищи, — это действительно не ги-гиенично. Не то чтобы мне нравилось расхаживать этакой лахудрой, но поди-ка расчеши гриву, если чуть ли не каждый локон пропущен через скважину замкнутого замка. Вот если бы его разомкнуть, я…

— Что бы ты сделала? — торопливо осведомилась Глоха, почувствовав, что наступил решающий момент.

— О, все что угодно, — вздохнула Ги-гиена. — Конечно, особых сокровищ у меня нет, откуда им взяться у бедного чудовища, но я могла бы…

— Посторониться и пропустить кого-нибудь мимо, не схрумкав аппетитных косточек?

— А ты сообразительная малышка, — хмыкнуло чудовище. — Действуй. Расчеши меня и чеши куда угодно.

Глоха поняла, что разгадка найдена лишь наполовину. Что нужно сделать, дабы пройти мимо чудовища, теперь было понятно, но вопрос, как это сделать, оставался открытым. Уж конечно, этакую гривищу, да еще и с железными висячими замками, не расчешешь ее изящным маленьким гребешком.

Однако решение следовало искать где-то поблизости, в пещере, скорее всего, в одной из ниш. Не зря ведь туда понатыкано всякой всячины, наверняка имеющей отношение к испытанию. Другое дело, что выбрать нужный вариант из множества других совсем не просто, иначе испытание не годилось бы для того, чтобы отпугивать от замка Доброго Волшебника просителей, на самом деле не так уж сильно нуждавшихся в Ответе. А устраивались испытания именно с этой целью: Хамфри не желал встречаться с теми, у кого не было по-настоящему веских оснований. По-видимому, его время было столь драгоценно, что он не мог позволить себе растрачивать его впустую.

Глоха снова пробежала взглядом но нишам, пытаясь сообразить, что из находящегося там могло бы ей помочь. Никакой особой расчески, которая годилась бы для столь спутанной гривы, поблизости не было, да и вряд ли расческой можно отомкнуть замок. Но — тут девушку осенило — замки открываются ключами, а все представленное в нишах так или иначе связано именно с ключом. И выбеленные косточки-ключицы и обыкновенский злоключатель, или как там его, и описанные в книжке приключения и даже не слишком разговорчивый заключенный. Вспомнив о последнем, Глоха покосилась в сторону его алькова, она увидела, что он уже не сидит, а валяется под скамейкой. Не иначе как выпил чего-нибудь не того и отключился.

Правда, оставалось непонятным, какой из этих ключей для нее подходит, и подходит ли хоть один. Не может же она взять да подтащить к Ги-гиене отключившегося заключенного, чтобы попытаться расчесать ее космы его пятерней. Это просто нелепо. Тем паче что ей его и не поднять. Конечно, в том, чтобы принести ключицу, ничего трудного нет, но вдруг тут нужен совсем другой ключ? Ошибешься — и угодишь Ги-гиене на зубок, а она, по челюстям видно, косточки хрумкать мастерица. Боясь попасть впросак, Глоха вернулась к чудовищу и присмотрелась к замкам. Их было множество, разнообразнейших форм и размеров. Некоторые даже сочетали в себе несколько типов одновременно. При ближайшем рассмотрении ее внимание привлек один из них, имевший весьма странную и необычную форму.

— А можно спросить, что это за замок? — обратилась Глоха к Ги-гиене.

— Какой?

Девушка, не зная как правильно описать эту необычную штуковину, указала пальцем. Чтобы взглянуть куда требовалось, Ги-гиене пришлось основательно изогнуться, но в конце концов она сообразила, о чем речь.

— А, тот… Самая паршивая вещица из всех, какие понавешаны на мою прическу. Называется «Замок с привидениями». Что-то непременно должно привидеться, только вот когда он замкнут либо разомкнут — это я запамятовала.

— Но мне кажется, что если подобрать ключ к нему, то разобраться с остальными будет полегче.

— Плевое дело, — охотно согласилась Ги-гиена. — Просто безделица. Но вот если кто-нибудь обнадежит меня, заявив, будто знает как его открыть, но так ничего и не добьется, я очень огорчусь. А от огорчения рассержусь. А сердить меня никому не советую. Кто меня рассердит, тот и минуты не проживет.

Нечто подобное Глоха и предполагала, а потому, не расстраиваясь попусту, вернулась к нишам. Что-то из выставленного там несомненно представляло собой ключ к этом странному замку — «Замку с привидениями». Но что именно? Вот, например, лежит металлическая петля — уключина для весла. Возможно, она и сгодится? Но, с другой стороны, при чем тут весла? Ладно бы замок был сделан в форме если не весла, то хотя бы лодки, а так… Или колючка — кажется, что ею замок колоть, что колотить — все едино. Но если это только кажется?

— Думай, — строго сказала себе крылатая гоблинша, — шевели мозгами. Хоть и говорят, что женщинам для счастья необходимо нечто — не будем уточнять что именно — совершенно иное, но сейчас твое грядущее счастье зависит от твоей сообразительности.

Итак, что мы имеем? В нашем распоряжении множество ключей и ничуть не меньше замков, однако решить вопрос можно, и не подбирая по ключу к каждому из них. Ключевым, если можно так выразиться, замком является «Замок с привидениями». А поскольку замок, он замок и есть, попробуем взглянуть на вопрос другой стороны. Со стороны этих самых привидений. Что сгодится для них, подойдет и к замку.

Какая либо связь привидений с обыкновенскими тыключателями, уключинами для весел и всякого рода колючками представлялась более чем сомнительной. Отключившийся заключенный имел, конечно, шанс обратиться со временем в привидение, однако для того ему надлежало так и умереть в своем заключении, а такой исход маловероятен. Даже если Хамфри за полученный Ответ заставит Сэма просидеть за решеткой весь положенный год, то уж голодом всяко не уморит. Что же остается?

Ключица. Но какое отношение может иметь она к привидениям? На первый взгляд вроде и никакого, но если поразмыслить… Привидениями, как известно, чаще всего становятся беспокойные покойники, от тел которых остаются скелеты. Да и сами привидения порой не прочь привидеться кому-нибудь в виде скелетины, еще и обвешанной скрипучими ржавыми цепями. А ключица, она, как ни крути, часть скелета.

Неужто это и есть ключ?

Глоха отнюдь не была уверена в безупречности своих рассуждений, однако поскольку все прочие варианты представлялись еще менее подходящими, она собрала по углам пещеры всю свою норовившую спрятаться подальше отнюдь не великую храбрость и сделала первый шаг. А именно — шагнула в нишу и взяла в руку одну из отбеленных косточек, которая никак этому не противилась.

— Мне кажется, — промолвила девушка, повернувшись к Ги-гиене, — вот этот ключ может подойти.

— Кажется! — фыркнуло чудовище. — А ты помнишь что окажется, ежели тебе не то кажется? Ты уверена?

— Не… не совсем, — со вздохом призналась девушка. — Но лучшего варианта у меня нет.

— Ну что ж, попробуй. Но если твой ключик не подойдет — не обессудь. Мне придется обглодать твои косточки почище, чем обглоданы эти.

— Чему быть, того не миновать, — вздохнула Глоха и вставила ключицу в выполненную в виде ворот скважину «Замка с привидениями».

Послышался щелчок. Косматая грива Ги-гиены вздыбилась, словно под порывом ветра, и опала успевшими мгновенно распутаться чуть волнистыми, чарующими шелковистым блеском локонами. Многочисленные висячие замки пропали, будто их и не было. Впрочем, как поняла Глоха в следующий миг, их и не было — они, точно так же как колтуны и грязь, просто привиделись ей. Но виделись они, лишь когда замок был замкнут, теперь же Ги-гиена предстала перед ней в своем природном виде — сверкая безупречной, гигиенической чистотой.

От облегчения крылатая гоблинша чуть не упала в обморок.

— Что ж, — молвила Ги-гиена, отступая в сторону и освобождая проход. — С этим испытанием ты справилась. Можешь переходить к следующему.

— Я так рада, что мне удалось не ошибиться и найти подходящий ключ, — пролепетала Глоха, совладав с дрожью в коленках.

— Ну, тут риска никакого не было. Они все подходили.

— Так что же? Ты блефовала, когда угрожала меня съесть?

— Ни капельки. Если бы ты не смогла открыть замок, я бы тебя, само собой, слопала и не поморщилась. Но мне трудно представить, как можно что-то тут не открыть, если все ключи подходят ко всем замками.

— Вот те на, а я голову ломала! Но если все так просто, в чем же заключалось испытание?

— Ну, не знаю, по-моему, тебе оно далось не так уж просто. А испытание… испытание было на храбрость. Ты не спасовала, а потому можешь пройти.

— На храбрость? Но ведь я же отчаянно трусила.

— Эка невидаль, трусила. Храбрость не в том, чтобы ничего не бояться — это только дуракам никогда не страшно, — а в том, чтобы уметь справляться со страхом. Всякий разумный человек перед чем-нибудь робеет, но только трус позволяет робости управлять собой.

— Надо же, а я до этого и не додумалась.

— Ну а додумайся ты, какой прок был бы от этого испытания? Оно ведь на храбрость, а не на догадливость.

— Интересно, а на что будет следующее испытание? — задумчиво пробормотала Глоха.

— Ясное дело, на сообразительность, — буркнула Ги-гиена и, свернувшись клубочком так, что шелковистый хвост прикрывал безупречно чистую кожаную нашлепку носа, погрузилась в мирную дрему.

Крылатая гоблинша двинулась по коридору дальше. Два испытания остались позади, однако радоваться она не спешила. Чему тут радоваться, если ей уже дважды пришлось пускать в ход всю свою догадливость и способность к рассуждениям, а испытание на сообразительность, как выяснилось, еще только предстояло. Однако деваться было некуда: оставалось только идти вперед.

Коридор оказался длинным, и чем дальше она шла, тем теплее становилось вокруг. Скоро сделалось по-настоящему жарко, до такой степени, что Глохе захотелось снять блузку. Однако сделать это, не говоря уж о том, чтобы остаться без юбки, было бы неприлично, поэтому чтобы охладиться, она выбрала единственно приемлемый для благовоспитанной крылатой гоблинши способ — распростерла свои оперенные крылышки и стала обмахиваться ими, как двумя опахалами или веерами. Это дало некоторое облегчение, однако приходилось признать, что у Тучной Королевы холодные вьюги получаются куда лучше.

Жар усиливался. Пол раскалился настолько, что подметки туфелек начали дымиться, и хотя Глоха, чтобы не обжечь ножки, начала приплясывать, ее вскоре окружило дымное облачко.

Гоблинша была близка к отчаянию, но неожиданно увидела у стены маленький фонтанчик. Он не работал, однако, когда девушка подбежала к нему и нажала магическую кнопку, из него забила струйка восхитительной, просто волшебно прохладной воды. Подставив пересохшие губки под живительную струю, Глоха сделала несколько больших глотков, и ей стало гораздо легче. Да и дым рассеялся.

Переведя дух, девушка двинулась дальше. Жара ей больше не досаждала, и обмахиваться крыльями не было нужды, однако она так радовалась избавлению от зноя, что продолжала приплясывать и подскакивать, расправляя крылья. Коридор был не настолько высок и просторен, чтобы в нем можно было летать по-настоящему, но его размеры вполне позволяли пролететь несколько шагов. Это забавляло и ускоряло движение, а позабавиться Глоха была не прочь. Тем более что впереди ее ждали не забавы, а нечто весьма серьезное.

Наконец коридор расширился, и перед ней открылся небольшой зал, посреди которого находилось какое-то растение. Разглядеть с такого расстояния, какое именно, Глоха не могла, но все равно порадовалась — растения, особенно с красивыми цветочками, ей всегда нравились.

Она двинулась к нему, но тут произошло нечто странное — ее продвижение замедлилось. То есть ножки девушка переставляла в том же темпе, но вот вперед почти не продвигалась.

Поняв это, Глоха ускорила шаги, а потом побежала, еще и помогая себе крыльями, но результат оказался более чем плачевным — с каждым шагом скорость падала: создавалось впечатление будто она увязает во все более и более уплотняющемся, густом как патока воздухе.

Подпрыгнув и расправив крылья, Глоха медленно воспарила к потолку, а потом так же медленно стала опускаться на пол.

А опускаясь, задумалась. Чувствовала она себя вполне нормально, из сил вовсе не выбилась, а вот двигаться почти не двигалась. Чем это можно объяснить?

Разумеется, не чем иным, как испытанием. Поскольку же, как ее предупредили, испытание предстоит на сообразительность, то придется соображать.

И она начала соображать. Прежде всего следовало уяснить, с какого рода явлением ей придется иметь дело. С этой целью Глоха поставила опыт: подняла кошелек и выпустила его из рук. Он стал медленно опускаться, но когда она попыталась перехватить его в падении, оказалось, что и рука ее движется ничуть не быстрее. Поймать кошелек было трудно, тем более что ножки ее еще не коснулись пола после оказавшегося прямо-таки затяжным прыжка. А когда коснулись, девушка уселась на пол и задумалась, поглядывая на растение. Теперь она знала, что это такое — хвойная времяника, вызывающая замедление времени. Некоторые называли это колючее дерево также и елью, по той простой причине, что время в зоне его действия текло еле-еле.

Испытание, таким образом, оказалось нешуточным. Чтобы попасть в замок, Глохе надлежало пройти мимо ели, однако чем ближе она подходила к ней, тем медленнее шла. Еле двигаясь, девушка рисковала или не добраться до волшебника вовсе, либо добраться в таком возрасте, когда вопрос о суженом потеряет свою остроту.

Однако из комнаты имелся только один выход, и располагался он непосредственно за растением. Она не могла попасть туда, не пройдя мимо дерева, и не могла пройти мимо дерева, не затратив на это вечность. Да, тут было над чем поломать голову.

Впрочем, решила Глоха, первым делом необходимо отступить, чтобы вернуть себе нормальную скорость движений. А может быть, и мышления. Кто знает — возможно, на самом деле она размышляет над случившимся не несколько мгновений, а гораздо дольше? С этим замедлением времени нужно держать ухо востро.

Девушка осторожно подалась назад. Сначала она двигалась очень медленно, словно маленькая речная баржа, плывущая против течения, потом просто медленно, потом побыстрее, потом… потом она оказалась на краю комнаты, где время текло нормально. Здесь можно было спокойно подумать.

Представлялось очевидным, что никакого другого пути к замку Доброго Волшебника нет. Ей придется пройти мимо дерева, а значит, необходимо найти способ сделать это прежде, чем наступит старость. Способ есть, его не может не быть, и все необходимое для преодоления препятствия должно находиться недалеко от самого препятствия. Как и в двух предыдущих случаях.

Оглядевшись по сторонам, она приметила на краю комнаты семь стеклянных чашек, каждая из которых, как ей показалось, стояла на точно такой же, только перевернутой. Потом она поняла, что все перевернутые чаши вделаны в прозрачные кубические контейнеры и в сочетании с верхними представляют собой, во всяком случае с виду, не что иное, как песочные часы. Только вот вместо песка в каждой чаше находились семена. Каждый куб имел этикетку. На одном значилось СЕК., на другом МИН., на третьем Ч., дальше СУТ., потом НЕД., затем МЕС., и наконец, ГОД. Все это было столь же интересно, сколь и загадочно.

Глоха непроизвольно потянулась к одной из чашек, чтобы взять щепоточку семян и разглядеть получше, к какому сорту они относятся, однако отказалась от этого намерения. До тех пор, пока ей не удалось понять, что это за чашки, часы и семена, лучше было ничего не трогать. Опрометчивый шаг вполне мог свести на нет все достигнутые успехи, а ей вовсе не хотелось, справившись с двумя испытаниями из трех, остаться ни с чем из-за собственной неосторожности. Прежде чем к чему-либо прикасаться, надо понять, что это такое, тем более что здесь есть этикетки с надписями. Не зря же их сделали: что-то они несомненно означают.

Девушка задумалась, и через некоторое время ее посетила робкая, стеснительная, но очень правдоподобная догадка. И растение, ель-времяника, и песочные часы имеют прямое отношение к одному и тому же явлению. Ко времени. Так, может быть, семена в чашах как раз и являются семенами времени, которые и прорастают времяникой. Не исключено, что какие-то из них помогут пройти мимо дерева, понять бы только, какие. Дело обстояло примерно так же, как и в случае с ключами, но на сей раз испытывалась ее догадливость и рассчитывать на то, что в дело пойдут любые семена из любой чаши, не приходилось. Тем более что раз на них разные этикетки, то и они все наверняка разные. Что же скрывается за надписями? Уж не… ну конечно, так оно и есть! СЕК. — не что иное, как секунда, кратчайший промежуток времени. Надпись МИН. наверняка означает минуту, буква Ч. — час. Можно побиться об заклад, что СУТ. — это сутки, то есть день вкупе с ночью, ну а дальше идут неделя, месяц и год. Это и по виду заметно — в чашке СЕК. семена совсем крохотулечки, тогда как семя ГОД всего одно — больше в чашу не влезет.

Скорее всего, семена ускоряют ход времени тем же манером, каким выросшее из них дерево его замедляет.

Но какое из них пустить в ход? ГОД? Нет, это, пожалуй, чересчур — этак год пройдет за миг. СЕК, тоже не годится, секунда сама по себе слишком мала, так что ни секундное замедление, ни секундное ускорение ни на чем существенно не скажутся. Какое же семя подойдет лучше всего? Или взять несколько разных?

Поломав голову над этой загадкой, Глоха решила снова поставить опыт. Безопаснее всего было начать с мельчайшей единицы времени, и потому она, собравшись с духом, взяла семечко из чаши с надписью СЕК. Свет в помещении мигнул, и семя исчезло из ее руки. Вот так фокус, подумала она, что же произошло?

Поразмыслив над этим, Глоха решила, что в миг мигания время перескочило вперед на одну секунду, которая, собственно говоря миг и есть. Теперь она была на секунду впереди себя.

Глоха повторила свой опыт с кошельком, но на сей раз, уронив его, прихватила из чаши три семечка.

Свет трижды мигнул, и кошелек оказался на полу гораздо быстрее, чем должен был при обычном падении. Теперь сомнений не осталось: коснуться семени времени означало испытать на себе его воздействие, противоположное воздействию времяники.

Впрочем, решив одну загадку, она оказалась перед другой — как переместить какое-либо семя в зону действия растения. Проблема заключалась в том, что чаши стояли в отдалении, а семена срабатывали при первом же прикосновении. Пока возьмешь семечко и метнешься с ним к дереву, эффект уже сойдет на нет.

Глоха опечалилась, но очень скоро хлопнула себя по лбу.

— Ну какая же я все-таки глупышка! Все ведь так просто!

С этими словами она взяла из прозрачного куба с надписью СЕК. саму наполненную мелкими семенами чашу. По здравому размышлению выходило, что думать о секундах свысока не стоило — для ее целей они подходили наилучшим образом. С ними легче управляться, а понадобится ускориться, так их можно брать пригоршнями.

Итак, черпая из чаши секунду за секундой, Глоха зашагала вперед. Продвигалась она неравномерно, то быстрее, то медленнее, но этого и следовало ожидать. Ближе к дереву она стала брать по два семечка, потом по щепотке, а оказавшись совсем рядом, взяла маленькую горсточку. Семена следовало беречь, их должно было хватить до конца комнаты.

К счастью, их и хватило. Пройдя мимо и начав удаляться от дерева, она стала расходовать на каждый шаг все меньше и меньше времени, а когда с облегчением поняла, что добралась до дальнего коридора, у нее осталось еще несколько секунд.

Однако главное было сделано — так, во всяком случае, ей казалось.

Решив, что испытание пройдено, Глоха поспешила вперед, но за первым же поворотом путь ей преградил здоровенный заваленный бумагами письменный стол, за которым сидело строгое существо женского пола.

— Ты кто? — спросила оторопевшая Глоха.

— Не видишь, что ли, — буркнула суровая мымра, указывая на табличку с надписью «НАЛОЖНИЦА».

— А что ты тут делаешь? — растерянно пролепетала девушка. Про наложниц ей доводилось слышать лишь краем уха: они вроде бы занимались тем, что без конца вызывали аиста, но делали это, кажется, на ложе и уж во всяком случае не на письменном столе.

— Налоги собираю, что же еще. Посажена тут, чтобы собирать плату с таких, как ты.

— Но за что? — не поняла крылатая гоблинша.

— Ты курила, пила, выплясывала в неположенном месте и занималась сексом.

— Это мои подошвы курились! — возразила Глоха. — Пила я воду, жарко ведь было, а если чуточку и пританцовывала, так ведь от радости. Ну а насчет последнего, так я тут и вовсе ни при чем. Это ведь имеет отношение к Взрослой Тайне.

— Что?

— Ну это… последнее.

— При чем тут Тайна? Речь о том, что ты израсходовала чуть ли не все секунды. Возьмись ты за минуты, оказалась бы в минусе, схватись за год, пришла бы в негодность, ну и все в этом роде. А ухватилась за секунды, так изволь за это и расплачиваться. Как говорят, «уплати налоги, и спи с кем хочешь».

— Это в каком смысле?

— Извини, я хотела сказать «…спи спокойно». Но суть дела от этого не меняется.

Глоха тяжело вздохнула, понимая, что наложница права. Незнание не оправдывает того, кто сует палец в улей или запускает пятерню в чашу с сек… то есть с семенами.

— И как мне расплачиваться? — осведомилась она.

— Разумеется, отработкой, — сказала наложница и быстро произвела подсчет. — С тебя причитается за четыре погрешности. Стало быть, за питье произведешь мытье, за курение — осушение, за пляску задашь встряску, а за се…

Глоха протестующе подняла руку.

— А за се… мена… ну, это и вовсе семечки. Чтоб за них заплатить, придется поколотить.

— Стало быть, я должна что-то вымыть, высушить, задать встряску и… кого-то отколотить, что ли? Не могла бы ты объяснить поподробнее?

Вместо ответа наложница нажала кнопку, и сдвинувшаяся стенная панель открыла помещение, где находилось очаровательное с точки зрения Глохи создание — существо, имевшее голову и передние ноги лошади, тогда как задняя часть туловища принадлежала крылатому дракону. Так или иначе существо являлось крылатым чудовищем, а стало быть, в известном смысле состояло в родстве с ней самой.

— Это Глиф, лошадрака, — промолвила наложница. — Твоя задача в том, чтобы подготовить ее к отправке.

Она вернулась к своим бумагам, а Глоха вошла в загон, где тут же увидела, что бедное существо пребывает в весьма плачевном состоянии. Крылья были перепачканы, на копыта налипли комья грязи, шкуру покрывала копоть, чешуйки не блестели. Бедняжка нуждалась в уходе, и Глоха, конечно же, с удовольствием помогла бы и безо всяких там налогов.

Рядом со стойлом девушка обнаружила корыто, ведро, щетки и тряпки. Зачерпнув воды, она шагнула к стойлу, но Глиф, испугавшись, отпрянула.

— Не робей, — сказала ей Глоха. — Я тебя не обижу. Посмотри, я ведь тоже из крылатых чудовищ.

В подтверждение последних слов девушка пару раз взмахнула крыльями.

Лошадрака успокоилась, и Глохе без особого труда удалось отмыть до блеска и шкуру, и чешуйки, и перья, а потом обсушить свою подопечную полотенцем. С мытьем и сушкой все было ясно, но вот два последующих пункта вызывали недоумение. Каким манером могла она задать Глиф встряску — поднять да встряхнуть? Но ведь нелепо думать, будто юная гоблинша, хоть сто раз крылатая, способна поднять взрослую лошадраку. Да и с чего бы ее трясти?

Потом Глоха оглядела стойло и увидела, что, кормушка пуста. Правда, в стороне стоял ларь с овсом, но туда, к сожалению, попало много песка. Глиф выглядела не слишком сытой, и девушке захотелось задать ей корму, так что, увидев лежавшее неподалеку сито, она не колеблясь насыпала туда овса и принялась встряхивать, чтобы просеять его и отделить от песка.

Лишь пересыпав очищенный овес в кормушку, она сообразила, что вопрос со встряской, пожалуй, тоже решен.

Оставалось последнее задание, но вот оно повергало Глоху в полнейшее недоумение. Не мог же кто-то и вправду рассчитывать, будто она набросится на милую, добродушную Глиф с колотушками. В конце концов здесь не Обыкновения, чтобы устанавливать такие дурацкие налоги. Это там, по слухам, налогов налагают столько, что людям не продохнуть. Возможно, она неверно поняла задание?

Осмотревшись, Глоха сообразила, что так оно и есть. В углу были сложены жерди, явно предназначенные для того, чтобы из них сколотили клетку. Девушка совсем было собралась заняться этим, но что-то ее остановило.

Оглянувшись, она встретила печальный взгляд лошадраки, и ей стало не по себе. Глохе Глиф доверяла, но вот затея с клеткой ей определенно не нравилась.

Отложив жерди, девушка вернулась к столу наложницы и требовательно спросила.

— С чего это я должна заколачивать бедняжку Глиф?

— Ну, не такая уж она бедняжка, ведь тебе не ее велено сколотить, а клетку. По той простой причине, что так указано в накладной, — наложница продемонстрировала листок бумаги. — Видишь, что тут написано? «Лошадрака закол. в кл. Одна шт.».

— Это неправильно! — возразила Глоха.

— Что? — не поняла наложница.

— Все. Глиф нельзя заколачивать в клетку, потому что она ручная, и нельзя называть «шт.», потому что она живая. Тебе понравится, если про тебя напишут: «Наложница посаж. за ст. Одна шт.»?

— Ну это не одно и то же. Глиф предстоит… — наложница сверилась с записями и кивнула, — …так и есть, ей предстоит стать скульптурным украшением здания, куда ее необходимо доставить в клетке. Так что берись за дело.

— И все-таки я не понимаю!

— Чего?

— Глиф живая, умная и чувствительная. То, что ее загнали в стойло и держали там немытой, нечищенной и некормленной, уже само по себе плохо, но заколачивать бедняжку в клетку и везти куда-то, чтобы превратить в скульптурное украшение, уж и вовсе никуда не годится. Я просто не понимаю, как можно так поступать. И никогда не пойму!

— Не понимаешь? — вкрадчиво осведомилась наложница.

— Не понимаю.

— И никогда не поймешь?

Глоха заколебалась. Вопрос явно был с подвохом, особенно если учесть, что она проходила испытание на сообразительность. Но Глиф ей нравилась, и она не могла допустить, чтобы несчастное существо обижали ни за что ни про что. Кому охота попасть в клетку, а потом оказаться на крыше в роли скульптурного украшения?

— Никогда! — выпалила девушка.

— Ну что ж, коль скоро ты проявила к ней участие, то сделалась соучастницей, а стало быть, должна будешь разделить ее участь. Садись верхом.

— Ты хочешь, чтобы я поехала? Но она, по-моему, не очень-то подходит для верховой езды. И куда она направляется?

— Куда бы она ни направлялась или не направлялась вовсе, ты тоже направишься или не направишься именно туда. Это и называется «разделить участь». Таковы правила, а я здесь поставлена следить за их исполнением.

И тут Глоху в очередной раз осенило.

— О, так ты, наверное, отрабатываешь Ответ Доброго Волшебника?

— Конечно. А с чего бы иначе мне приспичило сделаться наложницей?

— А можно полюбопытствовать, о чем ты его спрашивала?

— О том, как мне стать писательницей. Он ответил… бормочет скороговоркой, невнятно, поди его разбери… Короче говоря, мне послышалось, что я должна буду поработать над слогом, а на поверку пришлось заняться налогами. Правда, как оказалось, это дает полезный опыт. В промежутках между наложением налогов я уже успела накропать два романа.

— Выходит, отбывая службу, ты уже становишься писательницей?

— Пожалуй, так оно и есть. Возможно, я напишу и повесть об одной крылатой полукровке, полугоблинше-полугарпии, подружившейся с полулошадью-полудраконицей. Как думаешь, моим читателям такой сюжет понравится?

— Надеюсь. Мне эта тема кажется очень интересной.

— Ну что ж, садись на Глиф, — велела наложница, не склонная даже за приятным разговором забывать о своих обязанностях.

Спорить Глоха не стала, решив, что раз она не может облегчить участь нового друга, то по справедливости должна ее разделить. Попрощавшись с наложницей, девушка вернулась в стойло и забралась на Глиф, усевшись между крыльями.

— Прости, что не смогла тебя выручить, — промолвила она, поглаживая шелковистую, аккуратно расчесанную гриву. — Но уж, во всяком случае, я не позволила посадить тебя в клетку и отправить на крышу, чтобы ты работала там скульптурой.

Внезапно потолок исчез, и над головой открылось чистое небо. Глиф распростерла широкие крылья и, прежде чем Глоха успела хоть что-то сообразить, взмыла ввысь.

— Ой, да ты свободна! — воскликнула девушка, и ответом ей послужило радостное ржание. Теперь ничто не мешало Глохе взлететь самой и спуститься вниз, однако она не спешила расстаться с новой подругой. Та целеустремленно взмахивала крыльями, и было интересно узнать, к какой же цели она так стремится.

Потом внизу показался замок, и Глиф пошла на снижение. Замок покрывала прочная плоская крыша, присыпанная толстым слоем соломы.

— Куда это мы попали? — пробормотала девушка себе под нос, оказавшись на крыше.

— В замок Доброго Волшебника, куда же еще, — послышался откуда-то снизу женский голос.

Взглянув вниз, Глоха увидела стоявшую на вершине ведущей на крышу лестницы миловидную особу.

— Но мне здесь нечего делать, — возразила Глоха. — Я не выдержала третьего испытания.

— А по-моему, выдержала, — возразила незнакомка. — Я Вира, невестка Доброго Волшебника, и пришла сюда, чтобы проводить тебя к нему.

— Не может быть. Я сама призналась наложнице что не понимаю и никогда не пойму, как можно обижать ни в чем не повинную Глиф, делая из нее украшение какой-то там крыши. И если это было испытание на сообразительность…

— Опять Ги-гиена все перепутала, — махнула рукой Вира. — Не на сообразительность, а на сострадательность. Но это уже не важно.

Глоха была приятно удивлена, причем не только этим известием, но и тем, что Глиф доверчиво потянулась к Вире, а та угостила ее кусочком сахара. Похоже, они были хорошо знакомы.

— Ну что, пойдем? — поманив Глоху за собой, Вира стала спускаться вниз.

Девушка с улыбкой последовала за ней, тогда как Глиф осталась щипать травку на крыше, являясь для последней прекрасным украшением.

Глава 2 ВТОРОЙ СЫН

Внутри замка было уютно и, несмотря на толстые стены и узкие стрельчатые окошки, удивительно светло. Возможно, причиной тому была магия, так что удивляться не приходилось. В конце концов, Хамфри являлся Волшебником Информации, и ему ли не знать, как сделать свое жилище уютным.

Вира провела Глоху на кухню, где за столом, полуотвернувшись, сидела женщина.

— Матушка, — окликнула ее Вира. — К нам просительница. Не забудь опустить вуаль.

— Не волнуйся, я слышала ваши шаги, — откликнулась женщина, поворачиваясь к вошедшим. Лицо ее скрывала плотная вуаль, а вокруг вились заменявшие волосы гибкие блестящие змейки, весьма симпатичные с виду.

— Это Горгона, моя матушка, — представила ее Вира. — А нашу гостью зовут Глоха. Она только что прошла испытания и теперь должна встретиться с Волшебником.

Глоха с интересом рассматривала Горгону, о которой, разумеется, была наслышана, хотя и не рассчитывала познакомиться с ней лично. Эта особа носила вуаль из-за того, что один лишь ее взгляд мог обратить живое существо в камень. Волшебнику Хамфри она доводилась пятой, но, как понимала девушка, не совсем последней женой. Вообще с женами у волшебника дело обстояло так сложно и запутанно, что никто предпочитал в это не вникать. Что же до Виры, то ее манера держаться показалась Глохе несколько странной, и лишь потом она вспомнила, что эта молодая женщина совершенно слепа. По замку Вира передвигалась с такой непринужденностью, что этот недостаток совершенно не бросался в глаза, и он же позволял ей выдерживать взгляд Горгоны без всякого ущерба. В ее присутствии Горгона частенько поднимала вуаль, о которой Вира и напомнила дежурной жене Хамфри ради безопасности Глохи.

— Рада познакомиться, — любезно приветствовала Глоху Горгона. — Добрый Волшебник примет тебя без промедления.

С этими словами она вернулась к своему занятию, заключавшемуся в превращении ломтиков сыра — разумеется, гор-гонзолы — в камень. Как слышала Глоха, для этого требовалось лишь одно — смотреть на сыр достаточно долго. Только сейчас Глохе пришло в голову, что коль скоро подобный эффект имеет место, сыр должен обладать чем-то вроде зрения, но вообще судить о способностях и возможностях неодушевленных предметов было непросто. Крылатая гоблинша слышала рассказы о том, что в присутствии короля Дора различные предметы проявляли удивительную бойкость и даже, не будучи живыми, живость. Скажем, когда девушка переступала порог, он (этот самый порог!) мог запросто отпустить шуточку насчет ее ног, а то и ввергнуть ее в конфуз, сообщив всем и каждому, какого цвета у нее трусики. Но если каменный порог мог видеть, то почему бы и сыру не обладать такой способностью?

Выйдя из кухни, Вира стала спускаться по винтовой лестнице. Глоха последовала за ней, но замешкалась. Свет куда-то пропал, и она боялась оступиться.

— Ой, прости! — виновато промолвила Вира, почувствовав ее замешательство. — Я совсем забыла, что ты зрячая, и не можешь обходиться без света.

Она взмахнула рукой, и стены замка начали испускать свет. Стали видны ступеньки.

— Спасибо, — промолвила Глоха. — Хотя, по правде сказать, я не очень-то привыкла к лестницам. В гнездилище гарпий их нет, и мне чаще приходится летать, чем ходить.

— Как, наверное, здорово летать, — отозвалась Вира. — Сама-то я никогда не летала, даже в молодости.

— В молодости?

Будучи человеком, Вира вдвое превосходила Глоху ростом, но выглядела ничуть не старше крылатой гоблинши.

— Я хотела сказать, в начале жизни. Вообще-то я живу на свете сорок один год, но бодрствовала из них всего девятнадцать, и Добрый Волшебник использовал эликсир молодости, чтобы привести мою внешность в соответствие с запомнившимся возрастом. Таким образом, хотя я и помню лишь девятнадцать прожитых лет и выгляжу девятнадцатилетней, на самом деле моя молодость уже миновала.

— Неужели ты проспала двадцать два года? — изумилась Глоха.

— Да. Толку от меня было мало, и поэтому в возрасте шестнадцати лет я, по воле семьи, была погружена в сон. Потом, уже в Сонном Царстве, я познакомились с Хамфгоргом, тоже шестнадцатилетним, и мы провели вместе десять тамошних лет. Ну а когда Хамфри вернулся сюда, отсчет времени пошел по-другому. Мы снова стали шестнадцатилетними, и последние три года живем как все. Добрый Волшебник хорошо умеет регулировать возраст. Себя он лучше всего чувствует столетним — считает, что именно в этом возрасте сочетаются бодрость и мудрость. Столетним он и выглядит, хотя на самом деле ему сто шестьдесят, так же как и Маре-Энн, его половинной жене.

— А она тоже выглядит на сто?

— Ну уж нет, — рассмеялась Вира. — Она предпочитает иметь совсем другую внешность. Говорит, что теперь, когда после столь долгого ожидания утратила невинность, может позволить себе порадоваться жизни. Ей хочется быть привлекательной, а пожилые женщины почему-то считаются даже менее привлекательными, чем пожилые мужчины. Так что она выглядит молодо, но на сколько именно лет, ни за что не скажет. Ну а о том, каковы ее истинные годы, лучше при ней не заикаться.

— Ну и сложная же у вас тут жизнь, — заметила Глоха, сильно сомневавшаяся в своей способности запомнить, кому сколько лет с одной точки зрения и сколько — с другой.

— О нет, — беззаботно возразила Вира. — Жизнь у нас проста и приятна. В прошлом, там и вправду имелись некоторые сложности, но оно ведь прошло. Забудь о нем, и у тебя не будет никаких проблем.

Этот совет Глоха нашла вполне разумным.

Через некоторое время они добрались до погребенной где-то в недрах замка маленькой каморки, битком набитой книгами и свитками, а также бутылочками и флаконами, плотно заткнутыми пробками. Посреди всего этого восседал древний, похожий на гнома морщинистый старичок, ростом ненамного выше самой Глохи.

— Добрый Волшебник, это Глоха, — объявила Вира. — Она пришла за Ответом.

Гном поднял глаза от книги с такой неохотой и напряжением, что Глохе почудилось, будто она услышал треск, с которым его взгляд оторвался от текста.

— Поди, взгляни на моего второго сына, — буркнул Хамфри и тут же уткнулся в свой фолиант.

— Но я даже не успела задать вопрос! — вскликнула Глоха, но Вира уже подталкивала ее к выходу с боязливым шепотом:

— Пойдем, спорить с ним бесполезно, а сердить опасно.

— Но я проделала долгий путь, выдержала все три испытания и хочу получить то, за чем пришла.

— О, — взмолилась Вира, — пожалуйста, не раздражай его. Он и без того сердит.

Она увлекла крылатую гоблиншу за собой с такой настойчивостью, что той не оставалось ничего другого, кроме как уступить. Но как только они отошли подальше от каморки, Глоха принялась протестовать более решительно.

— Все это неправильно и нечестно: я выдержала все три положенных испытания, а Добрый Волшебник даже не пожелал выслушать мой Вопрос. Что с ним случилось?

— Не знаю, — ответила Вира, — но могу уверить тебя в том, что Добрый Волшебник ничего не делает без веских причин. Другое дело, что нам эти причины не всегда понятны. Два года назад, когда сюда явились с Вопросами морская русалка Мела, огрица Окра и девушка Яне, он их выслушал, но отвечать отказался. Мела тогда так рассердилась, что пригрозила показать ему свои трусики. Однако потом выяснилось, что для того, чтобы их Ответы оказались удовлетворительными, им следовало сначала заняться кое-какими делами.

— Я не понимаю.

— Ну… Мела, например, хотела узнать, как ей найти хорошего мужа. Хамфри послал ее к Наде, принцессе нагов, и русалка рассердилась, поскольку не видела в этом никакого смысла. Но Нада отправила ее к своему брату Налдо, молодому неженатому принцу, который в итоге и женился на Меле. Потому женился, что увидел ее сногсшибательные трусики, чего не случилось бы, не возникни на ее пути осложнения.

— Выходит, вели ей Добрый Волшебник отправиться прямо к нему, она могла бы упустить такого славного жениха, — сообразила Глоха. — Ну что ж, возможно, мой случай того же рода, я ведь тоже ищу подходящего мужа. Правда, у меня дело обстоит сложнее: боюсь, что второго крылатого гоблина нет во всем Ксанфе. И уж, во всяком случае, им не является второй сын Доброго Волшебника.

Неожиданно ее кольнула неприятная мысль.

— Постой, но ведь у него, кажется, всего один сын. Твой муж Хамфгорг.

— Ой, об этом я как-то не подумала! — воскликнула Вира. — По-моему, после Хамфгорга у него не было других детей, иначе одна из жен непременно бы об этом упомянула. Правда, жен у Хамфри пять с половиной, и не исключено, что аист принес одной из них младенчика еще до того, как Добрый Волшебник отправился в пекло. Если так, то мой Хамфгорг не первый сын.

— Может быть, он и есть второй?

— Если так, то ты увидишься с ним прямо сейчас. Я могу быстренько его позвать.

— Правда?

— Конечно.

Вира помолчала, а потом шепнула:

— Хамфгорг, дорогой.

С лестницы донесся шорох, и на пороге появился растрепанный молодой человек.

— Ты звала меня, милая?

— Любовь творит чудеса, — сказала Вира удивленной Глохе. — Я так рада, что мне посчастливилось повстречаться с ним.

Потом она обернулась к мужу и сказала:

— Твой отец велел Глохе взглянуть на его второго сына. Он не тебя имел в виду?

— Боюсь, что нет, — неуверенно ответил Хамфгорг. — По-моему, до меня у отца уже было несколько детей. Я, наверное, третий, если не четвертый.

— А ты не знаешь, где бы я могла найти, подходящего мужа? — поинтересовалась Глоха. — Желательно крылатого гоблина, примерно моих лет.

Хамфгорг покачал головой.

— Мне кажется, других крылатых гоблинов в Ксанфе нет. Гоблины враждовали с гарпиями тысячу лет, и вряд ли кто-нибудь кроме твоих родителей мог… ну, ты меня понимаешь…

Молодой человек густо покраснел.

— Он у меня такой лапочка, — проговорила Вира — Такой стеснительный; иногда мне кажется, что он так и не присоединился к Заговору Взрослых.

Она подмигнула, давая Глохе понять, что шутит, и снова обратилась к мужу:

— А как ты думаешь, кто мог бы располагать сведениями обо всех детях Хамфри?

— Скорее всего, Лакуна. Она вела хронику его жизни.

— Прекрасная мысль! — воскликнула Вира, и Хамфгорг зарделся от удовольствия. Глядя на эту парочку, Глоха не могла не согласиться с тем, что любовь и впрямь творит чудеса. Только бы вот найти ее для себя.

Втроем они спустились на кухню и обратились с тем же вопросам к Горгоне.

— Надо подождать пять месяцев. Тогда здесь соберутся все его жены, а уж своих-то детей каждая знает, — ответила та. — Правда, если мне не изменяет намять, у Дары был сынишка.

— У кого? — переспросил Хамфгорг.

— У демонессы Дары, его первой жены.

— О, ты имеешь в виду демонессу Дану?

— Нет, именно Дару. Я встречалась с ней в Пекле и уж как-нибудь запомнила ее имя.

— Но Хамфри всегда называл ее Даной.

— Он человек занятой и никогда не обращал внимания на мелочи, а она не поправляла его, чтобы не разворчался. Ей, по большому счету, тоже было все равно: демоны не придают именам такого значения, как мы.

— Не думаю, что могу позволить себе прождать целых пять месяцев, — вздохнула Глоха. — Так, чего доброго, и молодость пройдет. Я ведь с каждым днем становлюсь все старше.

— Ну, — рассмеялась Горгона, — если ты сохранишь свою чудесную стройную фигурку, твоя молодость продлится еще очень долго.

— Правда? — с трепетной надеждой переспросила Глоха.

— Точно тебе говорю, ты можешь продлить свою молодость на несколько лет, просто скрывая от мужчин истинный возраст. Все умные женщины так и делают.

— А еще они скрывают от мужчин свой ум, — добавила Вира.

— Как интересно! — воскликнула Глоха. — Ни о чем подобном я даже не догадывалась.

— Дорогая, это лишь добавляет тебе очарования, — сказала Вира. — Но если ты не хочешь дожидаться общего сбора жен, можешь отправляться домой. По мере появления я буду расспрашивать каждую жену насчет ее возможных детей и, как только узнаю насчет второго сына, пошлю тебе весточку.

— Спасибо, — сказала Глоха, решив, что для нее это и впрямь будет лучше всего.

Тем временем Горгона подала на стол самое подходящее для крылатой гоблинши угощение — жаворонки и птичье молоко. Выглядела она при этом не лучшим образом: змейки от жары свернулись в колечки, а сама женщина чуть ли не задыхалась под плотной вуалью. В замке было душновато.

— А могу я спросить… — нерешительно начала Глоха.

— Конечно, милочка, — добродушно откликнулась Горгона. — О чем угодно. В отличие от моего муженька, мы не привередливы насчет вопросов.

— Почему бы тебе не попросить у Доброго Волшебника какую-нибудь мазь невидимости, чтобы сделать невидимым свое лицо?

— Как-то я раз так и сделала, но мне все равно пришлось носить вуаль. Знаешь, когда у тебя вместо лица пустота, начинаешь чувствовать себя неловко.

— А пустоту можно замаскировать иллюзией, — предложила Глоха. — Такой, чтобы ты выглядела как обычно, со змейками и всем прочим, но никого не обращала в камень.

Горона задумалась, и даже ее вуаль удивленно изогнулась.

— А что, мысль интересная! — произнесла она. — Пожалуй, для того времени пока я нахожусь в Ксанфе, это подойдет как нельзя лучше. Ну а когда мне придется вернуться к своей работе — я участвую в самых ужасных сценах, какие ставятся в Сонном Царстве, — чары можно будет аннулировать. Спасибо за предложение, дорогая. Не буду откладывать, поговорю об этом с Хамфри прямо сейчас.

— Он не в духе, — предостерегла Вира.

— Ничего, вряд ли он будет срывать свое раздражение на мне, — хмыкнула Горгона. — Во всяком случае до тех пор, пока мое лицо не скрыто под чарами, как предложила эта милая малышка.

Вира хихикнула, и Глоха тоже не смогла сдержать смешка. Если кто-то и не робел перед Добрым Волшебником, то это Горгона, и не только потому, что она являлась его женой.

Когда с жаворонками и птичьим молоком было покончено, Вира открыла окошко, и Глоха, попрощавшись со всеми, выпорхнула наружу.

— Залетай в гости, — крикнула ей вслед Вира. — Тех, кто является не с Вопросами, в замок допускают без всяких испытаний.

— Непременно наведаюсь, — пообещала крылатая гоблинша, которая была рада знакомству с замужней сверстницей, и стала набирать высоту.

Сначала она вознамерилась было лететь к гнездилищу гарпий, но уже на лету изменила свое решение. В этом не было ничего дурного — некоторая ветреность даже к лицу юной девушке, тем более крылатой. Ветер дул в сторону Провала, и она решила лететь туда, к стойбищу Провальных Гоблинов, где жила ее земная родня и сама ее матушка, славная гоблинша Глори.

К тому времени, когда день начал уставать и солнышко, у которого уже не осталось сил разгуливать по небу, готовилось, опалив деревья на западном краю света, плюхнуться в океан, оставив Ксанф в темноте, Глоха перемахнула глубокую мрачную пропасть и приземлилась в прилепившейся у самого обрыва деревушке. Возможность кувырнуться вниз не слишком беспокоила гоблинов, поскольку если кто-то и падал в пропасть, то тех, кто не падал, все равно почему-то было гораздо больше. Спустя мгновение Глоха уже обнимала свою матушку, остававшуюся одной из первейших гоблинских красавиц, несмотря на преклонный — ей минуло аж тридцать семь лет! — возраст.

Глоха, само собой, поделилась с матерью своим горем, рассказав, что справилась с тремя испытаниями, но не только не получила от Доброго Волшебника Ответа, но даже не успела задать ему Вопрос.

— Не стоит впадать в отчаяние, — отвечала Глори. — Добрый Волшебник всегда знает, что для кого лучше, и что бы он ни велел, на поверку всегда выходит, что именно это просителю и нужно. Скажем, твоей тетушке Голди довелось познакомиться с огром, отрабатывавшим полученный Ответ. Собственно говоря, он сам не знал, что отрабатывает, поскольку, по беспримерной своей тупости, к тому времени, когда добрался до замка, уже забыл, какой Вопрос собирался задать. Однако служить ему все равно пришлось — огру было поручено охранять полунимфу Танди. Охранял он ее, охранял и доохранялся до того, что на ней женился. Оказалось, как раз в этом и заключался его Ответ. Ну а тетушка Голди, опять же благодаря знакомству с тем огром, обзавелась волшебной палочкой, а в придачу еще и собственным мужем. Вот как бывает.

— Ага, — вздохнула Глоха, уже слышавшая эту историю. — А потом она стала матушкой Годивы и бабушкой Гвенни, которая, хоть и моложе меня на три года, уже успела испытать множество приключений и даже сделаться первым в истории гоблинского народа гоблинатором женского рода. А я не то что вождем, даже ничьей женой стать не могу.

За последними словами последовали рыдания.

— Но ты ведь особенная, не такая, как все, — напомнила ей мать.

— В том-то и беда! Где мне, такой единственной-разъединственной, найти подходящего мужа?

— Ну… наверное, второй сын Хамфри это знает. Иначе с чего бы Добрый Волшебник отправил тебя к нему?

— Может, знает, а может, и нет. Не исключено, что я только через пять месяцев узнаю, кто он такой, этот второй сын! К тому времени мне перевалит за д-д-вадцать! Старость на носу, и никакого мужа!

— Попробуй посоветоваться с тетушкой Голди, — предложила мать, по-видимому, вникнув в серьезность ситуации.

— Непременно так и сделаю! — воскликнула Глоха, расправляя крылья.

— Хм… я, вообще-то, не имела в виду что этим следует заняться прямо сейчас. Разве ты не хочешь заглянуть к своему дедушке Горби?

— Я предпочла бы обойтись без этого.

Глори понимающе кивнула: гоблины мужского рода, будь они хоть дедушки, хоть дядюшки, хоть кто угодно, не слишком приятная компания. Однако отпускать дочку ей не хотелось, а матушки всегда умеют добиваться своего.

— Но, может быть, ты заночуешь у меня? Вряд ли стоит лететь к тетушке в темноте: вдруг, не ровен час, какое-нибудь крылатое чудовище не признает тебя за свою.

— Ладно, — согласилась Глоха и сложила крылья. — Останусь у тебя, переночую по-родственному.

Так она и поступила. Рано поутру, пока не проснулся дедушка Горби, Глоха наспех перекусила, попрощалась с матерью (обе прослезились, поскольку были воспитанными особами и уважали обычаи) и полетела на север, к Гоблинову Горбу. Она была совсем не прочь наведаться туда, где ее двоюродная племянница Гвенни заправляла теперь в качестве полноправного вождя. По ее мнению, в случае перехода власти к женщинам и в других племенах гоблины могли бы стать вполне приличным народом. Однако такие мечты если и могли осуществиться, то только в далеком будущем.

Солнце уже успело обсохнуть после ночного купания и набраться сил для того, чтобы вскарабкаться на восточный небосклон. Глоха с детских лет не могла понять, как светило ухитряется найти путь на восток после того, как ныряет в воду на западе, однако была уверена, что здесь действует могучая магия. Весьма могучая — ведь солнце практически никогда не ошибалось. Во всяком случае, за всю свою долгую — целых девятнадцать лет! — жизнь крылатая гоблинша не могла припомнить случая, чтобы дневное светило нырнуло не вечером и не на западе или не вынырнуло вовремя там, где надо. Облака, успевшие за ночь намокнуть и потемнеть, тоже подсохли и распушились. Тучной Королевы, к счастью, на виду не было.

Пролетев над страной Повелителя Мух, Драконией и Вязувием — краем эльфийских вязов, Глоха увидела впереди Гоблинов Горб. Хотя в первое мгновение ей показалось, что она ошиблась: вместо гигантского подобия изрытой беспорядочными ходами муравьиной кучи девушка увидела ухоженную гору с ровными террасами, садами и клумбами. Это казалось немыслимым, но лишь до тех пор, пока она не вспомнила, что в Горбу теперь заправляют не мужчины. Ну а женщины, хоть гоблинские, хоть какие, очень любят цветы.

Успокоившись, Глоха пошла на снижение и по приближении рассмотрела другую интересную деталь: высаженные на склонах яркие цветы складывались в слово «Мир». В том, что это затея Гвенни, сомневаться не приходилось.

У обсаженных аккуратно подстриженными кустами ворот ее встретил караульный в чистом, отглаженном мундире.

— Добро пожаловать, несравненнейшая Глоха, — любезно приветствовал он девушку. — К кому изволишь пожаловать?

Глоха рот разинула: чтобы гоблин, вместо брани и угроз, встречал кого бы то ни было учтивыми словами! Да гоблин ли он после этого?

— Да не удивляйся, летучка, — фыркнул часовой, заметив ее растерянный взгляд. — Это, знаешь ли, не я выдумал. Мы народ подневольный, как велено, так себя и ведем. Но вообще-то не думай, я нормальный. Пока ты летела, заглянул тебе под юбку.

Глоха поправила юбочку и улыбнулась: видать, со здешними гоблинами все было в порядке. Они привыкли исполнять самые странные и дурацкие приказы своих вождей, но гоблинская натура оставалась неизменной.

— Мне нужно повидаться с Голди.

— С Голди так с Голди, — часовой повернулся к трубке пещерофона и доложил:

— Прибыла Глоха, хочет видеть Голди.

Выслушав ответ, он повернулся к крылатой гостье:

— Чеши к четвертому туннелю. Шевели калошами, цыпочка.

Глоха кивнула, оценив типично гоблинский комплимент, и отправилась к створу названного туннеля. На ее стук дверь отворила предупрежденная часовым гоблинша, еще более старая, чем Глори. Ей было — страшно подумать! — целых сорок семь лет, но выглядела она даже лучше, чем раньше, поскольку теперь занимала более высокое положение. Как и все здешние женщины.

Радушно поприветствовав и обняв Глоху, она проводила девушку в уютную пещеру, украшенную цветами и премилыми картинками. Изящно расположившись на подушке, Глоха поведала о своих затруднениях.

— Я ходила к Доброму Волшебнику узнать насчет мужа, а он велел мне встретиться с его вторым сыном. Оно бы и ничего, но про этого сына решительно никто ничего не знает. Вот мама и предложила мне посоветоваться с тобой.

— Насчет волшебникова сынка я тоже ничего не слышала, — отозвалась тетушка Голди после недолгого размышления. — Может быть, огр, тот самый, который потом женился на Танди, что-нибудь про него знает. Спросила бы ты у него.

— У огра? Но ты ведь знаешь, огры не любят гоблинов.

— Этот огр совсем не такой, как другие. Не столь безобразный и не столь глупый. В конце концов, именно он догадался, как следует обращаться с волшебной палочкой. Поговори с ним, вдруг он подскажет, где искать этого второго сына.

Глоха покачала головой.

— Не совсем понимаю, почему какой-то огр должен что-то знать насчет второго сына Доброго Волшебника. Ты ничего не напутала, тетушка? В твоем возрасте память иногда подводит.

— Это точно, милая, — добродушно согласилась Голди. — Я вполне могла что-нибудь напутать.

Однако, вопреки своим словам, гоблинша выглядела уверенно — так, словно что-то знала, но предпочитала оставить это знание при себе. Подумав, Глоха решила, что обратившись к огру, в любом случае ничего не потеряет. Если он не поможет, можно будет обратиться к Лакуне: кто-то ведь наверняка слышал про волшебникова сына. — Как зовут этого огра?

— Загремел. А сынка его вроде как Эхе.

— А, Эхе! Я его знаю. Огр Эхе женился на медяшке Розе, и у них трое детей.

— Правда? Я слышала только об одном.

— Аист принес им сразу двоих. Близняшек.

— До чего интересно! В последнее время аисты приносят особенно много близнецов. Наверное, у них какой-то заговор.

— Ага. Заговор Взрослых.

— Должно быть, так и есть, — рассмеялась тетушка.

Попрощавшись с Голди, Глоха заглянула к своей младшей родственнице Гвенни, в шестнадцать лет занимавшей высокий пост гоблинатора Гоблинова Горба. Она надеялась, что та, несмотря на обычную для всех вождей постоянную занятость, сможет выкроить полсекунды для встречи.

Гвенни, как назло, находилась на совещании, где обсуждали условия договора с народом нагов, и к гостье вышел спутник правительницы, крылатый кентавр Че. Оба они, и Глоха, и Че, считались крылатыми чудовищами и были добрыми друзьями. Кентавру было всего восемь лет, но он уже превосходил Глоху ростом, поскольку принадлежал к более крупному виду живых существ. И конечно же, Че был очень умен: такова уж природа кентавров.

— Я скажу Гвенни, что ты прилетала в гости, — промолвил он. — Конечно, она была бы очень рада поболтать с тобой, но этот договор слишком важен, и о том, чтобы прервать совещание и уйти, не может быть и речи. Гоблины и наги испокон веков враждовали, а теперь им предстоит стать если не друзьями, то, по крайней мере, союзниками. Тут каждая мелочь имеет значение. Представь себе, принц Налдо и тот присутствует на переговорах, хотя уж он-то предпочел бы плескаться в воде со своей супругой русалкой Мелой. Одно это доказывает, насколько серьезна встреча.

— Я понимаю, — вздохнула Глоха, вновь вспомнившая о своей проблеме. Конечно, замужним и женатым грустить не о чем. Как не позавидовать морской русалке, имевшей дочь на два года старше Глохи, но сумевшей-таки раздобыть себе молодого мужа.

— Ты, надо думать, ищешь второго сына Доброго Волшебника?

— Да. Ты случайно не знаешь, кто он такой?

— Нет. Но кто точно знает, так это Муза Истории.

— Она-то знает, но мне очень не хочется лезть на Парнас. Тетушка посоветовала порасспросить огра Загремела.

— Ну, попытка не пытка. Если повезет, получишь ответ у огра, а нет, так ведь Клио с Парнаса никуда не денется.

Попрощавшись с крылатым кентавром, Глоха направилась к выходу из горы. Каждый, с кем она советовалась, высказывал свои соображения насчет того, к кому ей лучше обратиться. Проблема, однако, заключалась не только в этом, но и в том, что встреча с таинственным вторым сыном вполне может оказаться лишь первым шагом на пути к замужеству. В конце концов, Добрый Волшебник вовсе не говорил, что его второй сын непременно выдаст ее замуж или хотя бы познакомит с женихом. Кто знает, сколь долгим и трудным может оказаться ее поиск, да и будет ли от него толк. Ведь что ни говори, а Хамфри от нее просто-напросто отмахнулся. Может, полученные другими Ответы и оказались толковыми, но то, что услышала она, трудно считать настоящим Ответом.

Выбравшись наружу, девушка взлетела, прежде чем караульный успел проводить ее не по-гоблински учтивым напутствием, что, впрочем, не помешало ему вполне по-гоблински заглянуть ей под юбку. Ей стоило сменить юбку на брюки, что она и решила сделать, как только окажется дома. Однако джунгли, где жил огр, находились ближе к Гоблинову Горбу, чем гнездилище гарпий, и она сочла более разумным сначала слетать туда.

Направившись на юг, крылатая гоблинша вновь пересекла Провал. Приметив темное облако, она быстро снизилась, опасаясь, что это зловредная Тучная Королева, заскользила над кронами деревьев и приземлилась на поляне возле сплетенного из перекрученных стволов железного дерева огрского жилища.

Навстречу ей вышла уж совершенно древняя, дожившая, наверное, лет до пятидесяти женщина. То была Танди, жена огра.

— Загремела нет дома, — сказала она. — Он собирает камни, чтобы выжать из них сок для бульона. Мой муженек наполовину огр, поэтому вкусы и замашки у него огрские. Может, ты заметила, что в округе напрочь повывелись небольшие драконы. Но, возможно, я смогу тебе помочь?

— Я ищу второго сына Доброго Волшебника. Ты случайно не знаешь, как его звать и где он живет?

— К сожалению, нет. Но кто точно может указать тебе, где его искать, так это мой отец Кромби. Таков уже его талант: он всегда безошибочно указывает верное направление.

— Твой отец? Но ведь он… Прости, но ты сама не молода, а уж твой батюшка, надо думать, древнее древнего.

Танди улыбнулась. Улыбка ее напомнила Глохе тетушку Голди, но этому, учитывая принадлежность их к одному поколению, удивляться не приходилось.

— Да, — отозвалась она, — батюшка и вправду стар. По-моему, он недавно отметил девяностый день рождения. Но в свое время ему довелось побывать Главным Действующим Лицом, а у нас в Ксанфе такие персонажи не умирают, просто блекнут, постепенно становясь второстепенными. Тебе нужно поговорить с ним, пока он на втором плане, а не отступил еще дальше, на третий, а то и на четвертый.

— В этом есть смысл, — согласилась Глоха. — Ты знаешь, где он сейчас?

— Конечно. В подземном мире, вместе с моей матушкой, нимфой Самоцветик.

— Она, должно быть, очень стара.

— И да, и нет. Нимфы не стареют, они остаются юными и соблазнительными вечно, если только не превращаются в смертных. Выйдя за Кромби и послав к аисту за мной, матушка стала смертной. Если считать ее тогдашний возраст за двадцать лет, то сейчас, по меркам людской жизни, ей будет семьдесят. Это не так уж страшно.

— Наверное, — не стала спорить крылатая гоблинша. — Но как мне попасть в подземный мир? Не уверена, что найти дорогу туда легче, чем отыскать пресловутого второго сына.

— К сожалению, я лишь наполовину нимфа, и вечная юность мне не грозит, — отозвалась Танди. — Но, хотя я и кажусь тебе жутко старой, у меня вполне хватит сил, чтобы показать тебе путь к дому моего отца.

— Вот здорово! — воскликнула Глоха и с неподдельной радостью захлопала в ладоши.

— Сперва мы отправимся к озеру Огр-Ызок, — сказала Танди. — Вход в подземный мир находится как раз там, на дне озера. Но летать я, конечно, не умею, так что добираться придется долго.

Глохе оставалось надеяться, что это все же не займет слишком много времени. Во всяком случае, она рассчитывала попасть в подземный мир быстрее, чем за пять месяцев, по прошествии которых могут быть опрошены все жены Хамфри, иначе путешествие теряло смысл. Однако говорить этого Танди она не стала: вдруг от волнения та сделается еще медлительнее?

Тем временем полунимфа нацарапала и пришпилила к столу записку со словами: «Загремел, я отправилась навестить родителей. Скоро вернусь. Танди». Потом она пошла в огород и выкопала на грядке какой-то корешок.

— Это зачем? Хочешь подкрепиться в пути?

— Нет. Это турнепс облегчающий. Отравляясь в турне, я непременно прихватываю его с собой, чтобы облегчить путь. Раньше мне ничего не стоило скакать во весь опор на Ночной Кобылице, но что поделать, годы берут свое. Теперь без подручных средств не обойтись.

Он сунула корешок в карман, и походка ее действительно сделалась заметно легче.

— Как интересно! А что-нибудь утяжеляющее ты тоже выращиваешь?

— Конечно. У меня на грядках есть клюква. Я делаю из нее особый напиток, и когда у Загремела обнаруживается некоторая легкость в мыслях, пою его этим напитком, пока он не наклюкается и не отяжелеет. Это возвращает его мыслям весомость.

Покинув поляну, они углубились в джунгли. Зачарованной тропы поблизости не оказалось, и Глоха опасалась возможных встреч с чудовищами, но лишь до тех пор, пока не увидела на спине блузки Танди надпись «ЖЕНА ОГРА». Маловероятно, чтобы кому бы то ни было захотелось навлекать на себя гнев огра. Правда, полной уверенности в том, что чудовища Ксанфа поголовно грамотны, у Глохи не было, но эту не слишком приятную мысль она предпочла отогнать.

Турнепс, похоже, и впрямь превращал нелегкое путешествие по джунглям в увеселительный тур: Танди чуть не порхала над тропой, по обе стороны которой то и дело попадались расколотые мощными ударами валуны и скрученные в кренделя деревья. Было ясно, что здесь частенько прогуливался огр.

Неожиданно спутницы заслышали странное хлюпанье, словно кто-то шлепал по свежей грязи. Хлюпанье приближалось, и скоро стало очевидно, что его источник, чем бы он ни был, пересечется с тропой где-то впереди.

— Что это? — обеспокоенно спросила Глоха.

— Понятия не имею, — отозвалась Танди. — Надо пойти посмотреть.

Глоха на сей счет придерживалась совершенно иного мнения, однако спорить со спутницей не хотела, а потому оставила мнение при себе. Они поспешили вперед, и взлетевшая крылатая гоблинша даже обогнала охваченную любопытством полунимфу.

Из леса на тропу и впрямь вылился поток грязи. Оно бы и ничего, однако оставалось совершенно неясным, откуда эта грязь взялась и почему течет не сверху вниз, как обычно бывает с грязевыми потоками, но по ровному месту и даже — если надо подняться — вверх по пологим склонам. По приближении спутниц колышущаяся грязевая лепешка с очередным громким всхлюпом остановилась, и сверху послышался скрипучий оклик. Взлетев повыше, Глоха увидела, что сверху на лепешке находится здоровенное блюдо, на блюде премиленький домик с белыми занавесочками на окнах, а перед домиком стоит древний-предревний старик.

Озадаченная Глоха зависла в воздухе: старикан казался ей смутно знакомым.

— Привет, — робея промолвила она. — Ты меня звал?

— Привет, девчушка, — отозвался старик. — Да, это я тебя окликнул: мне подумалось, что ты сможешь нам помочь. Ты ведь, надо думать, Глоха, единственная крылатая гоблинша. Меня зовут Трент, отставной король Трент, — он умолк, а потом, видимо, решив, что его имя ничего не сказало юной летунье, добавил: — Принцесса Айви моя внучка.

— Ой, — пискнула Глоха. — А я думала что ты давно… ушел на задний план.

— Не совсем, — хмыкнул древний король. — Мы хоть и старики, но еще можем задать такого жару, что иные молодые нам позавидуют. Вот и сейчас все вчетвером направляемся на вечеринку к дедушкам и бабушкам Эхса. Но, похоже, мы заблудились.

— Вчетвером? Но где же остальные?

— Эй, Ирис, убери иллюзию, — промолвил, обернувшись Трент. — У нас гостья. Глоха, дитя гоблинши и гарпия.

В тот же миг домик исчез, и на блюде обнаружились две старые женщины и мужчина.

— Привет, — сказала им Глоха, преодолевая растерянность.

— Это моя супруга Ирис, — молвил Трент, и одна из старушек обернулась юной красавицей с сияющей короной на голове и в тугом, не застегнутом на пуговицы, а зашнурованном корсаже.

— Рада познакомиться с тобой, Глоха, — мелодично произнесла Ирис с величественным кивком.

— Мой друг Бинк, второй дедушка Айви, — представил Трент старика, и тот превратился в средних лет мужчину в наполовину парадном одеянии.

— Ну а последняя из нас не кто иная, как жена Бинка Хамелеоша, пребывающая сейчас в своей глупой стадии.

Женщина, на которую указал старый король, не изменилась, однако Глоха лишь сейчас заметила, что та хоть и немолода, но настолько обворожительна, что совершенно не нуждается в каком-либо магическом приукрашивании. Да и не магическом тоже: наряд на ней был самый обыкновенный. Из уроков истории крылатая гоблинша помнила, что Ирис, будучи Волшебницей Иллюзий, могла заставить что угодно или кого угодно выглядеть так, как то было угодно ей. Хамелеоша, однако, превосходно обходилась без всяких иллюзий: Глоха едва могла поверить в то, что, будучи столь древней, можно так превосходно выглядеть.

— Мы очень рассчитываем на твою помощь, Глоха, — про молвила Хамелеоша. — У меня такое впечатление, что мы попали не туда, куда направлялись.

То, что они сбились с пути, было настолько очевидно, что слова престарелой красавицы могли вызвать недоумение, однако Глоха вовремя припомнила, что Хамелеоша менялась сообразно фазам луны, становясь то прекрасной, но глупой, то очень умной, но безобразной. Сейчас, судя по обворожительному облику и словам Трента, она пребывала в стадии глупости, и ждать от нее умных речей, естественно, не приходилось.

Сначала Глоха смутилась — чем же она может помочь столь почтенной компании? — но вдруг припомнила слова Трента и радостно воскликнула:

— Коль скоро вы собрались повидаться с бабушкой и дедушкой Эхса, то нам с вами по пути. Мы тоже направляемся туда, и Танди знает дорогу.

— Какая удача! — обрадовалась королева Ирис, бросив на Бинка многозначительный взгляд. — В таком случае, двинемся дальше вместе. Вы с Танди покажете нам дорогу.

— С большим удовольствием! — ответила Глоха. — Сейчас я позову Танди.

И она полетела назад, лишь после этого сообразив, что, наверное, должна была попросить разрешения удалиться. Ведь если в ее маленькой головке ничего не перепуталось, все старички и старушки из этой компании в разное время восседали на троне Ксанфа. Однако исправлять маленькое прискорбное упущение было уже поздно, и крылатая гоблинша поспешила к продолжавшей брести пешком полунимфе.

— Представляешь, какое совпадение! — затараторила Глоха, едва подлетев к спутнице. — Там целая компания — их четверо — и направляются они туда же, куда и мы!

Задав несколько наводящих вопросов и выяснив, о какой компании речь, Танди резонно заявила, что эти старики просто так ни заблудиться, ни повстречаться с кем-либо не могли. Здесь определенно не обошлось без магии.

Глоха спорить не стала. В конце концов все, что касается королей и волшебников, так или иначе связано с магией.

Когда Глоха и Танди добрались до грязевого потока, на блюде вновь наличествовал скрывавший трех из четверых путешественников домик, но король Трент оставался снаружи в обличье привлекательного юноши.

— Чему мы обязаны счастьем встретить тебя в такой глуши? — учтиво осведомился он, обращаясь к Танди.

— Глохе нужен второй сын Доброго Волшебника, — пояснила Танди. — Но она понятия не имеет, где его искать. Вот и я подумала, может быть, мой батюшка Кромби сможет дать ей совет.

— О, уж он-то должен! — с не совсем понятным воодушевлением заявил Трент. — Но коль скоро нам по пути, то добро пожаловать к нам на сель, — он обвел рукой подвижную грязевую лепешку. — Как говорится, сели и поехали.

— Я предпочту ехать, а не идти пешком, — отозвалась Танди. — Да и Глохе, наверное, будет приятнее прокатиться за компанию, чем махать все дорогу крыльями.

С этим словами полунимфа забралась на блюдо, ухитрившись при этом не слишком сильно перепачкаться. Глоха вспорхнула наверх, после чего новоприбывших вобрал в себя сельский домик. Впрочем, сельским он казался лишь снаружи, тогда как внутри выглядел настоящим дворцом.

— Только не свалитесь с блюда, — с улыбкой предупредила Хамелеоша. Глоха осторожно ткнула пальчиком в покрытый ковром пол неподалеку от себя и почувствовала колышущуюся грязь. Она, так же как и блюдо, была настоящей, а все прочее представляло собой иллюзию.

— Годы наши уже не юные, — промолвил Трент. — Так что мы предпочитаем путешествовать с удобствами. Я хотел было превратить сельдерей в сельдь, но отвлекся, недочитал заклинание, и у меня получился сель. Может, оно и к лучшему: на сельди мы могли бы странствовать только по воде, причем лучше по сельтерской, но зато за селем нужен глаз да глаз. Стоило нам отвлечься, как он отклонился от заданного маршрута, и мы сбились с пути. Но счастливая случайность была нам обеспечена, и, конечно же, без нее не обошлось. Ну а сейчас, Танди, укажи направление, и мы поплывем дальше.

— Боюсь, для этого мне надо оказаться снаружи, — отозвалась полунимфа.

Неожиданно стены домика сжались, так что Трент с Танди оказались за его пределами, тогда как Глоха осталась внутри. В то же мгновение сель плавно и быстро тронулся с места: деревья за прикрытыми занавесками окнами понеслись назад. Путешествие продолжилось.

— Угощайтесь и расскажите нам свою историю, — предложила Ирис, выставляя перед гостями маленькую тарелочку с какими-то кривыми ветвистыми колючками. — Это рога.

— А они не бодаются? — оробела Глоха.

— Ой, прошу прощения, — смутилась Ирис. — На старости лет стала проглатывать слоги, вот ведь незадача. Я хотела сказать — рогалики.

И впрямь на тарелке красовались румяные, аппетитные рогалики. Без всяких там колючек. И на вкус, как выяснилось, они были выше всяких похвал.

Похрустывая корочкой, Глоха поведала новым спутникам о своих поисках мужа и о том, чем обернулось для нее посещение замка Доброго Волшебника.

— Да, это похоже на Хамфри, — промолвила Ирис, облизывая пальцы. — Он и раньше-то был не сахар, а годы его тем более не подсластили.

— Но все его поступки непременно имеют свой резон, — сказал Бинк. — Я помню, как он признался, что не может уразуметь, что у меня за талант…

— А что у тебя за талант? — встряла Глоха. — Я знаю, что ты волшебник, кентавры написали об этом в учебнике истории, но вот насчет твоего таланта там как-то… то ли не сказано, то ли я не поняла.

— Чудное дело, — отозвался Бинк, — самому-то мне природа моего таланта понятна, но стоит только попытаться раскрыть ее кому-либо постороннему, то хоть убей, ничегошеньки не выходит.

— Как это? — удивилась Глоха.

Ирис с Хамелеошей обменялись улыбками и отвели глаза. Бинк вздохнул.

— Пожалуй, у меня лучше получится показать, чем рассказать, — промолвил он. — Мой талант…

Закончить фразу Бинку помешало резкое сотрясение: сель неожиданно остановился, едва не сбросив пассажиров с блюда.

— Ну и ну! — послышался снаружи голос Трента. — Доселе мы ехали на селе но сейчас, похоже, засели.

— Наверное, это из-за того, что я к вам подсела, — печально пролепетала Глоха.

— Чушь! — возразил Трент. — Куда бы ты ни подсела, хоть на иглу, и сколько бы на ней ни вертелась, такого тебе в жизни не наворочать. Ты только взгляни.

Стены исчезли, и оказалось, что Трент остановил сель у самого края глубокой пропасти. Еще чуть-чуть, и все они свалились бы вниз и страшно заляпались грязью.

— Должно быть, это какое-то ответвление Провала, — промолвила Танди. — Но я не помню, чтобы в здешних краях было что-то подобное.

— Не исключено, что тут еще действует старое забудочное заклятие, — предположил Трент. — Над самим Провалом оно выветрилось, а в боковых трещинах и расщелинах зацепилось. Так или иначе для меня это неприятный сюрприз. По правде сказать, я не уверен, что мы сумеем перебраться на ту сторону.

— Знай мы, что это за ответвление, глядишь, и вспомнили бы, каковы его ширина, глубина и прочие особенности, — заметила Танди. — Насколько я знаю, все расходящиеся от Провала трещины имеют особые имена: Зиг-заг, Раз-лом, Сдвиг-по-Фазе и так далее.

— А может, это не часть Провала, а обыкновенное ущелье, — предположила Глоха.

— У нас же не Обыкновения, — резонно возразила Ирис. — Но главное не в том, как называется эта щель, а в том, что нам делать дальше. Как я понимаю, трещина преграждает путь и тянется в обе стороны довольно далеко, так что двинувшись в объезд, мы рискуем не поспеть на вечеринку даже к вечерней заре. А мне не хочется, чтобы они там подзарядились без нас.

— Мне ничего не стоит перемахнуть на ту сторону, — сказала Глоха. — Но я маленькая и никого из вас перенести не сумею. Правда, могу перетащить веревку, если это поможет.

— Думаю, сооружение веревочного моста, способного выдержать вес селя, займет не меньше времени, чем объезд, — сказал Бинк. — Жаль, что мы не подумали о страховке, теперь натерпимся страха.

— Ну, — пожала плечами Хамелеоша, — думать о чем-то заранее не в моих правилах. Как и вообще думать. Начать с того, что иначе мы не испытали бы те приключения в Великом Провале.

— Тогда ты была почти так же прелестна, как и сейчас, дорогая, — с улыбкой промолвил Бинк.

— И куда прелестней, чем я буду на следующей неделе, — отозвалась Хамелеоша, улыбнувшись в ответ.

— Приберегите воспоминания для вечеринки, — вмешалась Ирис Прибудем на место, и я вас всех сделаю сколь угодно красивыми. Это вполне в моих силах, но вот переправить нас через пропасть, увы, нет. Давайте подумаем о главном: что мы будем делать?

— Продолжим путь, — заявил Трент. — Боюсь только, что он окажется не таким комфортным, как до сих пор. За сель я не боюсь, он может скользить по любой поверхности в любом направлении. Но некоторые из нас, я думаю, предпочтут идти пешком.

— В нашем-то возрасте? — негодующе возразила Ирис. — Ты никак забыл, что тебе уже девяносто шесть, да и я ненамного моложе. Если мы потащимся пешком, то, пожалуй, не дотянем до вечеринки, а стало быть, до зари и подзарядки. Этак недолго совсем поблекнуть и вовсе отойти на задний план.

— Пожалуй, ты права, лучше ехать, чем идти, — согласился Трент. — И, кстати, твои слова подсказали мне решение. У меня появился план. Задний план.

— Прекрасно. И что потребуется для его осуществления?

— Твой магический клей.

— «Момент»?

— Нет, мы же не нюхать его собрались. Сейчас не время наслаждаться ароматами. Я имею в виду «Задний ум», которым, как известно, всякий в Ксанфе крепок. Это ведь самый крепкий клей, не так ли?

— Так-то так, но что ты собрался им намазывать?

— То и собрался.

— Что именно… а, это самое…

— Вот-вот, те самые места, которыми мы соприкасаемся с блюдом. Сель сам по себе клейкий, грязь вообще приставучая, так что он может скользить по стене, и блюдо на нем удержится. А вот нам, чтобы удержаться на блюде, не помешает закрепиться «Задним умом».

Ирис задумалась, потом кивнула и достала из заднего кармана тюбик с клеем. Все, кроме Глохи, намазали себе зады и уселись, намертво приклеившись к покачивавшемуся на поверхности селя блюду. Крылатая гоблинша решила обойтись без этого: упасть она не боялась, а потому предпочла обследовать ущелье.

Трент отдал команду, и сель со всем своим населением перевалил через край и начал вертикальный спуск. Блюдо повернулось под прямым углом и располагалось теперь параллельно отвесной стене. Пятеро пассажиров, крепко схваченные «Задним умом», сидели физиономиями вниз, однако их это, похоже, не особо смущало. В отличие от Глохи, вздохнувшей с облегчением, когда спускавшихся накрыл домик.

Опережая сель, она устремилась ко дну ущелья, однако оно оказалось очень глубоким. По мере углубления трещина сужалась, пока не превратилась в щель, слишком узкую, чтобы сель с пассажирами мог туда пролезть, но слишком широкую, чтобы перелезть через нее. Вот если бы тут где-нибудь примостился мост или помост…

Девушка заглянула вглубь и вдруг увидела, как оттуда к ней потянулось какое-то гибкое щупальце. Она отпрянула, и пытавшееся схватить ее клыкастое чудовище-щупальце (оказалось что это необычно длинный нос), застряло, заткнув щель широкой спиной.

— Сюда, сюда! — закричала Глоха, махая Тренту рукой. — Какой-то зверь замостил ущелье.

Сель прокатился по спине чудовища и стал подниматься вверх по противоположному склону.

— Что это за зверь? — поинтересовалась крылатая гоблинша.

— Не иначе как мостодонт, — отозвался Трент. — Или слон, взял да и заслонил щель.

Тем временем сель выбрался из ущелья и двинулся по ровной поверхности.

— Прекрасно! — воскликнула Ирис. — Но теперь нам придется поспешить, чтобы наверстать упущенное время.

— Но не помешало бы отклеиться, — заметила Хамелеоша, ерзая на блюде.

— Конечно, — отозвалась Ирис, доставая тюбик отклея. Все благополучно отклеились, а когда сель разогнался до полной скорости, Глоха тоже вернулась на блюдо. Мчались они так, что волосы крылатой гоблинши, как и шевелюра Хамелеонши, развевались на ветру, тогда как прически всех остальных поток встречного воздуха совершенно не тревожил. Понимая, что причиной подобной странности является иллюзорность их внешнего обличья, Глоха все же радовалась тому, что не видит своих спутников в природном состоянии. Ведь все они были столь кошмарно стары, что страшно было даже подумать. Раньше она вообще плохо себе представляла, как можно прожить больше сорока, ну, в крайнем случае, пятидесяти лет, но теперь начинала понимать, что у некоторых в этом вопросе просто-напросто нет выбора.

Довольно скоро впереди заблистала зеркальная гладь озера Огр-Ызок.

— Мы почти на месте, — заявила Ирис. — Но перед тем как спуститься в подземный мир, не мешало бы перекусить.

Трент двинулся вдоль берега, надеясь найти подходящую для привала зачарованную полянку с пирожковиями и подушечными кустами, но вместо этого, совершенно неожиданно, сель наткнулся на поселение, состоявшее из совершенно черных домов.

Надпись на указателе при въезде гласила: «ТУРИСТИЧЕСКИЙ ЦЕНТР „ЧЕРНАЯ БЫЛЬ“».

— Не было тут никакой «Были»! — удивленно воскликнул Трент.

— Так ведь и мы здесь не были здесь уже десять лет, — заметила Ирис. — Но если хотите, я могу укрыть вас иллюзией невидимости.

— Не стоит. Сделай так, чтобы мы выглядели молодыми и неузнаваемыми. Я полагаю, что местные жители вполне дружелюбны.

В подтверждение своих слов он указал на табличку с надписью: «ЗДЕСЬ ВСЕГДА РАДЫ ГОСТЯМ».

Все, кроме Глохи, немедленно сделались молодыми. Крылатой гоблинше оставалось лишь подивиться силе таланта Волшебницы Иллюзий.

Сель медленно катился по центральной улице до тех пор, пока навстречу не вышел человек. Человек как человек, только совершенно черный.

— Чем могу служить, дорогие гости? — любезно осведомился он. — Я Шерлок. Девиз нашей компании: «БЕЗОПАСНОСТЬ — ВЕЖЛИВОСТЬ — НАДЕЖНОСТЬ».

— Вообще-то мы направляемся в подземный мир, но сначала хотели бы подкрепиться, — промолвил Трент. — Вот, заглянули к вам…

— И правильно сделали! — воскликнул Шерлок. — Мы поселились здесь только в прошлом году, и собираемся превратить это место в лучший туристический центр Ксанфа. У нас есть для этого все необходимое: прекрасное озеро, великолепное обслуживание, первоклассные развлечения. Только посетив «Черную быль», вы можете посмотреть замечательное представление в Драматическом театре донных прокляторов, искупаться в озере, позагорать на пляже, полюбоваться выступлением дрессированных огров и погладить озерного зубастика.

— Дрессированных огров? — удивилась Ирис.

— Они бывают совсем ручными, — заверила ее Танди.

— В потрясающем номере укротительницы огров Окры свирепый огр Вдребезг разбивает вдребезги валуны, завязывает в узлы дубы и демонстрирует прочие редкостные трюки всего-навсего за улыбку. Никто в это не верит, пока не увидит собственными глазами. А зубастики дают себя погладить и вовсе просто так. Правда, мало кто на это решается, потому что вместо простотака — если у вас его не найдется — они могут отхватить палец. Признаюсь, я бы никому из них пальца в рот не положил. И вам не советую, чтобы ваш отдых был надежным и безопасным.

— Мы не станем, — заверил его Трент. — И нам не до развлечений, время поджимает. Вот пирогов в дорогу мы бы приобрели.

— Пироги у нас имеются в широчайшем ассортименте, с разнообразнейшей начинкой. А чем будете расплачиваться?

— Может быть, вам нужна иллюзия? — осведомилась Ирис.

— Нет, — ответил Шерлок, — у нас честный бизнес. Мы не любим выдавать одно за другое и всегда показываем товар лицом.

— А как насчет превращений? — поинтересовался Трент. — Я могу превратить кого-нибудь во что-нибудь, причем не понарошку, а на самом деле.

Шерлок задумался.

— Интересное предложение, — протянул он, почесав курчавый затылок. — Есть тут у нас один малый, которого не мешало бы… хм… преобразовать. Правда, преобразования требует его натура, а не внешний облик.

— А в чем дело?

— Да в том, что он все время пытается превратить наше поселение в государство и стать его главой. Мы в этом не нуждаемся, но он никак не угомонится. Зовут его Поль, и от его дурацких речей у многих уже начинается нервный тик. Мы эту хворь так и называем политик. Многие опасаются, а вдруг она заразная.

— Очень может быть, — буркнул Трент, побывавший в свое время королем и о политике знавший не понаслышке. — Но мне кажется, я знаю существ, которые вовсе не прочь, чтобы их кто-нибудь возглавил. Никто из них к власти не рвется, а жить при полном безвластии им не нравится. Кто-то должен возглавлять их для постройки, ремонта и защиты их большущих домов.

— Поль наверняка с удовольствием помог бы решить все их проблемы, — сказал Шерлок. — А они относятся к человеческому роду?

— Не совсем. Точнее, совсем нет. Но разве это важно?

— Может, и нет, — задумчиво ответил Шерлок. — Но что толку гадать, проще взять и спросить. Эй, Поль!

Из ближайшего дома вышел упитанный чернокожий с важной осанкой и бегающими глазками.

— Хочешь стать термитом! — спросил его Трент.

— А что такое термит! — задал встречный вопрос Поль.

— Термин, обозначающий существа, мечтающие обзавестись лидером.

— А как называется их правитель?

Трент задумался.

— Кажется Термометр… нет, Терминатор.

— Здорово! Я согласен.

Трент щелкнул пальцами, и Поль мгновенно превратился в огромное шестиногое существо со жвалами и длинными усиками-антеннами, закачавшимися, когда он поспешил к лесу.

— Постой! — крикнул ему вдогонку Шерлок. — Мы ведь даже не знаем, понравилось ли тебе приглашение.

Поль не ответил, однако из леса навстречу ему уже семенила вереница термитов.

— Они друг друга издали чуют, — пояснил Трент. — Уверен, у Поля все будет в порядке. Этот народ не боится никакого политика, каким бы заразным он ни был.

К тому времени молодая чернокожая женщина принесла и сунула Тренту под нос полный поднос пирогов.

— Надеюсь, тут найдутся пирожки на любой вкус, — с улыбкой промолвила она. — Есть с черникой, земляникой, красникой, серикой, бурикой и голубикой. С последним будьте поосторожней, уж больно он свежий.

— Прекрасные пироги, — похвалил Трент. — Вижу, что у вас тут и вправду все по-честному.

Все принялись за пироги. Глоха взяла себе голубичный. Когда она откусила кусочек, он закурлыкал и она икнула, но ей, но крайней мере, удалось избежать другого его воздействия и не взлететь. Голуби существа летающие, и всякий отведавший голубики, рискует не только начать икать, но и вспорхнуть, однако крылатых и летучих последнее не затрагивает. Глохе это было известно, потому-то она и набросились на вкусный свежий пирог без опасений.

Наконец спутники распрощались с гостеприимными чернобыльцами, и сель заскользил дальше. Многие чернокожие высыпали на улицы и проводили сель любопытными взглядами. Глоха их понимала: поселяне наверняка видели подобное впервые в жизни.

— Надо будет рассказать Дору про эту деревеньку, — заметил Трент. — Похоже, здесь и вправду неплохое место для отдыха.

— Здешних краев не узнать, — поддержал его Бинк. — Никаких следов былой дикости: парк развлечений да и только.

— Должно быть, это чернокожие постарались, — заметила Хамелеоша. — Припоминаю, я точно слышала о Черной Волне переселенцев из Обыкновении. Теперь понятно, где они обосновались.

Пока путешественники жевали пироги, сель добрался до берега и заскользил по водной глади с той же легкостью, что и по вертикальным стенам разлома. На Глоху это произвело еще большее впечатление, прежде всего потому, что она никогда прежде не видела столько воды, окружавшей ее со всех сторон. Она находила путешествие весьма интересным, однако отнюдь не была уверена в том, что оно приближает ее к исполнению желания. О мужчине своей мечты ей так и не удалось узнать решительно ничего — даже то, существует ли он вообще. Ну что, спрашивается, стоило Доброму Волшебнику выслушать ее Вопрос и дать на него настоящий, внятный Ответ? Зачем он отправил ее кататься на грязевых лепешках и уминать пироги с голубикой в поисках его второго сына, насчет которого никто ничего не знает?

Глава 3 ПРИМИРЕНИЯ

Пироги закончились как раз к тому времени, когда сель добрался до того места, где находился укрытый под куполом город донных прокляторов. Собственно говоря, сам город, как можно было понять из названия населявшего его народа, находился на дне, тогда как на поверхности была видна воронка водоворота. Очень большая воронка.

— Но мы ведь не собираемся нырять прямо туда, правда? — боязливо спросила Глоха, завидев, что сель взял курс на водоворот.

— Сразу видно, что ты не бывала тут раньше, — отозвалась Танди. — Эта воронка представляет собой путь в подземный мир. Не единственный, но кратчайший и самый безопасный. Туда можно пробраться и по штольням да туннелям, но в них рыщут гоблины и свинопотамы. Не волнуйся, все будет хорошо.

Глоха попробовала не волноваться: она твердила себе, что все и вправду будет хорошо, однако верилось в это плохо. Сель подхватило течением, закружило по сужающейся спирали и втянуло в воронку. Вращение ускорилось. Их затягивало вглубь по почти отвесной водяной стене, и Глоха в ужасе закрыла глаза. Потом послышался громкий всплеск, сель встряхнуло, и безумное кружение прекратилось. Глоха — лишь чуть-чуть, до щелочек — позволила себе приоткрыть глаза.

Они находились в темной пещере и плыли по мрачному озеру.

— К-к-у-да м-м-ы п-п-о-п-али? — спросила крылатая гоблинша, стараясь не стучать зубами.

— Опустились на дно воронки, — спокойно пояснила Танди. — Отсюда уже недалеко до покоев моей матушки, и плавание обещает быть спокойным. Глоха вздохнула с облегчением. Будь у нее хоть малейшее представление о том, что за путешествие ее ждет, она бы сто раз подумала, прежде чем в него пускаться. Но никто рядом с ней, похоже, ничуточки не тревожился, и ей оставалось лишь делать вид, будто и она всем довольна.

Плавание казалось бесконечным, отчасти из-за того, что в подземном мире не имелось возможности в отсутствии солнца следить за временем, а все окружающее — слабо светящиеся стены и черная гладь воды — совершенно не менялось. Глоха не взялась бы сказать, сколько времени прошло с момента, как их втянуло в водоворот, до того как они остановились у подземных ворот, где их встретила необычная женщина. Точнее сказать, необычным было ее одеяние, расшитое таким количеством драгоценных камней, что вокруг мигом сделалось в три раза светлее.

— О, наконец-то! — воскликнула она, завидев старых королей. — И доченька тут! А вот эту малышку я не знаю.

— Мама, это Глоха, дочь гарпия и гоблинши, — промолвила Танди. — Ей нужно поговорить с Кромби. Глоха, познакомься с моей матушкой, нимфой Самоцветик.

Самоцветик имела превосходную фигуру и во многом действительно была похожа на нимфу, однако она была старой. До сих пор Глохе не доводилось слышать о нимфах-старушках.

— Самоцветик оставалась неподвластной времени, пока не полюбила смертного и не вышла за него замуж, — пояснил Бинк, заметив растерянность во взгляде юной гоблинши. — В ту пору она выглядела лет на двадцать: с них и начался отсчет ее возраста. Мы по-прежнему зовем ее нимфой Самоцветик, но на самом деле она смертная женщина, давно состарилась, и наступил поздний вечер ее жизни. Потому-то она и примет участие в нашей вечеринке.

Разъяснение показалось Глохе не слишком вразумительным, однако она уже успела столкнуться со столькими неожиданностями за столь короткий промежуток времени, что предпочитала не ломать свою прелестную головку, а принимать вещи такими, каковы они есть. Отчасти ей все же казалось, что на самом деле дела обстоят не совсем так, как может показаться на первый взгляд. Взять хоть бы Бинка — что-то в его отношении к Самоцветик было необычным. Но, с другой стороны, все эти бывшие Главные Действующие Лица народ не вполне обычный, так что лучше ничему не удивляться. В конце концов она попала туда, куда направлялась, — к матушке Танди.

— Вы едва не опоздали, — промолвила Самоцветик. — Кромби уже совсем было собрался сойти со сцены.

— В пути случилась непредвиденная задержка, — хмуро пояснила Ирис, и Глоха почувствовала неловкости. Невесть почему ей казалось, будто задержка произошла из-за нее. Она прицепилась к Бинку с расспросами о его таланте, Бинк задумал продемонстрировать этот талант в действии и… сель уткнулся в разлом. С другой стороны, не она же проковыряла в земле ущелье, однако чувство вины ее все равно не покидало.

— Глохе необходимо поговорить с отцом, пока он еще не сошел со сцены, — заявила Танди, — Она еще очень молода, у нее вся жизнь впереди, и этот разговор может иметь для нее огромное значение.

— Пусть потолкует, — с улыбкой отозвалась Самоцветик и провела Глоху в спальню.

Девушка не слишком хорошо понимала, что означают все, эти разговоры насчет «вечера жизни», «заката» и особенно «сойти со сцены», но предпочитала на сей счет особо не задумываться. Во всяком случае ничего похожего на сцену поблизости не наблюдалось, однако живя поблизости от донных прокляторов, известных мастеров театральных представлений, обитатели подземного мира вполне могли нахвататься всяких театральных словечек. Но было во всем происходящем нечто, внушавшее ей смутную тревогу, которая при виде Кромби лишь усилилась.

Он лежал на подушках, уставившись вверх открытыми, но ни на чем не сосредоточенными глазами (этим он даже напомнил Глохе слепую Виру). Но слепой ли, зрячий ли, этот немощный старец был жив, а значит, оставалась надежда, что он сможет ответить на Вопрос и помочь в поиске.

— Почтеннейший господин Кромби, — с ходу начала она, — Добрый Волшебник Хамфри велел мне встретиться с его вторым сыном, но я понятия не имею, где он живет и как его звать, а моя тетушка Голди предположила, что это может знать огр Загремел, но он оказался в отлучке, а Танди подумала, что, может быть, ты что-то знаешь, а если и нет, то сможешь указать, где его искать.

Выпалив все это, Глоха перевела дух. Сморщенная фигура слабо шевельнулась. Иссохший рот медленно открылся.

— Не… могу, — проскрипел старик.

Эти слова хоронили чуть ли не единственную надежду Глохи, и с отчаяния она не нашла ничего лучше, как удариться в слезы.

— Спроси… еще… — с трудом проскрипел Кромби.

Даже будучи близкой к отчаянию, крылатая гоблинша оставалась сообразительной малышкой. Вспомнив, что талант Кромби заключался в способности безошибочно указывать верное направление, она смекнула, что лучше обратиться к нему не с невразумительными для него объяснениями и многословными просьбами, а с простым и понятным вопросом. Взять да спросить его, где находится мужчина ее мечты. Если старик сумеет указать, в какой стороне искать суженого, ей, возможно, даже не придется объясняться с этим загадочным вторым сыном.

— Где мне искать подходящего мужа? — спросила она.

Высохшая рука шевельнулась и обессилено упала, свесившись с кровати. Однако перст Кромби успел указать в определенном направлении, которое Глоха запомнила более чем твердо. Однако она решила воспользоваться предоставленной возможностью и разузнать побольше всего, что могло бы ей пригодиться.

— А где я могу найти помощь?

Дрожащий палец Кромби снова приподнялся и указал прямо на отставного короля Трента.

— Волшебник Трент может мне помочь? — изумилась Глоха. — Но он же… — она осеклась, сообразив, что сказать «слишком стар и ни на что, кроме участия в вечеринке с уходом со сцены, уже давно не способен» было бы не совсем учтиво… — У него другие намерения, — закончила девушка.

Трент, похоже, был удивлен не меньше ее самой.

— Может быть, Кромби указал на что-то, находящееся за моей спиной? — неуверенно предположил волшебник.

— У тебя за спиной стенка, — усмехнулась Ирис. — А уж от стенки ждать помощи не приходится.

— Но за стенкой может находиться что угодно, — ответствовал Трент, изобразив ответную ухмылку. — «Подходящий муж», он ведь тоже не в этой комнате.

— Как сказать, — промолвила Ирис, усмехнувшись на сей раз только наполовину. — Может, он поменял местами вопросы, и как раз ты-то и есть «подходящий муж».

Трент расхохотался.

— Приятно, конечно, такое о себе слышать, но, боюсь, она ищет паренька лет этак на семьдесят шесть помоложе. Так что отойду-ка я в сторонку, и пусть Кромби укажет еще разок.

Он отошел и пристроился за изголовьем постели. Глоха, искренне желавшая покончить со смущающим недоразумением, снова обратилась к лежащему на постели старцу:

— Уважаемый Кромби, будь так любезен, покажи, пожалуйста, еще раз, где мне следует искать помощь.

Морщинистая рука поднялась, и узловатый, скрюченный палец указал за изголовье, прямиком на Трента.

Глоха была опечалена и заинтригована одновременно. По всей видимости, талант Кромби не выветрился, не выдохся и продолжал действовать — в том, что старикан указывал именно на Трента, теперь сомнений не осталось. Зато сомнения в том, что старый отставной король может помочь ей в поисках, очень даже были. Возможно, тут произошла какая-то путаница.

Она обращалась к старику с четырьмя вопросами: насчет старшего сына Хамфри, насчет подходящего мужа для себя и, дважды, насчет того, где искать помощь. На первый вопрос Кромби ответить не смог, а вот в отношении остальных двух, похоже, пребывал в уверенности. Это наводило на мысль о том, что путаница, если таковая вообще имела место, скорее могла быть связана с первым вопросом. Может быть, дело в том, что на него просто нет ответа? Умер, например, этот второй сын, и Кромби попросту не на кого указывать. Однако всеведущий Волшебник Информации не мог не знать о смерти собственного сына и вряд ли стал бы посылать ее к привидению. Призраки — такая, во всяком случае, о них ходит молва — не слишком охотно отвечают на вопросы вообще, а особенно на вопросы насчет женитьб, замужеств и всего такого. Возможно, потому, что в их призрачном состоянии аиста уже не вызовешь. Так в чем же дело…

И тут Глоху озарило: в ее головке вспыхнул свет, да такой яркий, что девушка зажмурилась. Догадка, однако же, нуждалась в проверке: а вдруг и она что-то напутала и от этого путаница станет еще путанее?

— Можно мне поговорить с уважаемым Кромби наедине? — робко осведомилась она.

— А почему бы и нет? — отозвалась Самоцветик. — Потолкуйте, а мы пока займемся подготовкой вечеринки.

Когда остальные вышли, Глоха, расхрабрившись, пожала своей маленькой ладошкой чуть ли на рассыпающуюся в труху руку Кромби и, стараясь влить в его дряхлое тело чуточку энергии юности, сказала:

— Уважаемый Кромби, мы сейчас одни, никто нас не слышит, и я обещаю сохранить в тайне все, что ты мне расскажешь. Прошу тебя, объясни, почему ты не захотел указать мне, где находится второй сын Доброго Волшебника?

Голый череп качнулся из стороны в сторону, губы задрожали.

— Нет… — прошамкал беззубый рот. Но Глоха не унималась.

— Не думаю, — безжалостно продолжала она, — что Добрый Волшебник Хамфри послал бы меня к своему второму сыну, не имея на то веской причины. И мне почему-то кажется, что ты про этого сына кое-что знаешь.

— Нет… — еле слышно выдохнул Кромби.

— Знаешь, мне кажется, что ты и есть этот самый второй сын. И я, хоть и двигалась наугад, попала как раз туда, куда меня послал Хамфри.

Старик снова покачал головой, но «нет» на сей раз не последовало.

— Я решительно не возьму в толк, почему ты хочешь, что бы никто не знал о твоем происхождении, но мне хотелось бы тебя понять. Объясни, в чем тут секрет.

Старику явно не хотелось распространяться на эту тему, однако догадливость и настойчивость Глохи не оставили ему выбора. Кряхтя и шепелявя, он поведал ей свою историю.

Кромби был сыном Хамфри и обыкновенки Софии, на которой Дрбрый Волшебник женился из-за ее несравненного умения сортировать носки. Помимо него, Хамфри имел сына от первой жены, демонессы Дары, и дочь от третьей, Розы Ругна. Однако работа занимала его куда больше, чем семейные дела, а дети, проявлявшие способности волшебников (такие, как Трент или Ирис) представляли для него гораздо больший интерес, чем весьма скромно одаренный второй сын. Кромби рос в полном небрежении, лишенный отцовского внимания.

— Какая жалость! — воскликнула Глоха со вполне искренним сочувствием. — Твое детство никак не назовешь счастливым. Но это все же не объясняет, почему ты скрываешь от всех, кто твой отец.

Кромби продолжил свой печальный рассказ. Глоха узнала о том, как в поисках лучшей матери он повстречался с демонессой Метрией, которая помогла ему отвадить от его детской спальни ночных духов и оставалась с ним, пока ему не исполнилось тринадцать и он не начал задумываться о том, в чем смысл разницы полов. Потом она обратилась в дым и исчезла, и бедняга понял, что демонесса имела с ним дело лишь для того, чтобы проникнуть в замок Хамфри и выведать магические тайны. Но на этом их история не закончилась. Кромби завел себе подружку, однако когда захотел увидеть ее трусики, она растаяла в воздухе. Незадачливый юноша понял, что над ним снова посмеялась демонесса, причем та же самая. Влюбленность ослепила его, но, прозрев, он сам удивился тому, как не раскрыл Метрию сразу: эту особу всегда выдавала неспособность подобрать нужное слово, в поисках она нередко перебирала все схожие по значению или звучанию. Но главное заключалось в том, что она принадлежала к женскому роду, и все ее каверзы были женского свойства. Это сделало Кромби настоящим женоненавистником.

— Я тебя понимаю, — промолвила Глоха. — Ей не следовало дразнить тебя столь жестоко. Всем известно, что любому мужчине от молодой женщины нужно только одно — увидеть ее трусики. Именно на это морская русалка Мела — между прочим, даже и не молодая, — подцепила принца Налдо, да и сама я надеюсь заполучить мужа тем же манером. Но это никоим образом не объясняет, почему ты не хочешь признавать родства с Хамфри.

Кромби поведал Глохе о том, как, став взрослым, он покинул дом и сделался солдатом. Его всегда задевало отсутствие отцовского внимания, ну а женщины были ему просто противны. Мать его, конечно, являлась женщиной, и изменить этот печальный факт было не в его силах, но уж во всяком случае Кромби не собирался делать одно из этих ветреных и коварных созданий своей женой. И не собрался — женился он на прелестной и милой нимфе. Конечно, с виду нимфы даже более чем женщины, но от настоящих женщин отличаются своим простодушием. Со своей женой он был счастлив, хотя она и любила другого мужчину.

— Это кого? — уточнила Глоха, хотя у нее уже появилась на сей счет маленькая догадка.

— Бинка. Он, не подозревая об этом, выпил любовного эликсира и, увидев ее, воспылал к ней страстью, хотя тогда уже был женат. Со временем и она ответила ему любовью, но его любовь была магического, а не естественного происхождения, а потому исчезала с наступлением Безволшебья. Нимфе не повезло, ведь ее любовь к магии отношения не имела и Безволшебье никак на нее не повлияло. Однако мне она нравилась, и я, по окончании Безволшебья, принес ей любовного снадобья. Это пробудило в ней любовь ко мне, хотя прежняя любовь, имея естественное происхождение, увяла не сразу. Если вообще увяла.

Это объясняло странное отношение Бинка к Самоцветик. Некогда они любили друг друга, и, хотя любовь прошла, их связывали воспоминания о былом. Как романтично!

— А тебя не беспокоило то, что его она любила самого по себе, а любовь к тебе была вызвана силой магии?

— Нет, поскольку я знал все заранее и пошел на это вполне сознательно. От нее я хотел одного — чтобы она была хорошей женой, и в этом Самоцветик меня не разочаровала.

Итак, Кромби устроил свою жизнь по собственному усмотрению и мог считать, что она удалась. Конечно, его дочь Танди была наполовину женщиной, но на другую половину нимфой, так что особого отвращения у него не вызывала. Но о своем отце он ни ей, ни кому-либо другому не рассказывал. Какой в этом смысл, если сам Хамфри за все эти годы даже не вспомнил о сыне?

И снова у Глохи появилась догадка.

— А что, если ты ему вовсе не так уж безразличен? — спросила девушка. — Конечно, всякий знает, что Хамфри из тех, кто предпочитает ворчать, вместо того чтобы дышать, и он ни за что не признается в обычной человеческой слабости, но давай предположим, что Добрый Волшебник, пусть намеком, дал понять, что помнит о тебе и хочет знать, как у тебя дела. Достаточно ли этого для того, чтобы ты признал его своим отцом?

Кромби поскрипел, покряхтел, побурчал, но в итоге согласился с тем, что это, пожалуй, примирило бы его с папашей. Но подобный разговор не имеет смысла, потому как от Хамфри ничего хорошего ждать не приходится. Да и ни к чему: скоро он мирно сойдет со сцены вместе со своими друзьями и все забудется само собой.

— Но ты ведь сам говорил, что Хамфри уделял Тренту и Ирис больше внимания, чем тебе. Как же вышло, что ты подружился со своими обидчиками?

— Они здесь ни при чем, самим-то им и в голову не приходило меня обижать. Откуда им было знать, что к чему? Будучи солдатом, я долго служил Тренту и ничего худого о нем сказать не могу. Он ни в чем не виноват, и я не хочу напоследок ставить его и других в неловкое положение, рассказывая то, без чего вполне можно обойтись.

— Значит, и дочка твоя, Танди, тоже ничего не знает?

— Ни она, ни Самоцветик, так что давай оставим все как есть. После нашей вечеринки это уже не будет иметь никакого значения.

— Боюсь, вечеринку придется отложить.

— Отложить? — похоже, немощный старик встрепенулся. — Но как можно отложить наступление заката?

— Этого я не знаю, но в ответ на вопрос, где мне искать помощи ты дважды — дважды! — указал на Трента. Получается, что он в вашей нынешней вечеринке участвовать не сможет. Может быть, вам всем имеет смысл его подождать?

— Это типично женская каверза! — воскликнул Кромби, и его расшатавшиеся кости загрохотали от возмущения.

— Ну, такова уж моя природа, — отозвалась девушка с лучистой улыбкой. — Мне кажется, что Хамфри скучает по тебе и хочет, чтобы о вашем родстве было объявлено открыто, но он опасается сделать это — а ну как ты его отвергнешь. Думаю, он отправил меня к тебе с умыслом, в надежде, что я смогу подтолкнуть тебя к примирению. Ручаюсь, если ты хоть кивком, хоть еще каким-нибудь намеком выразишь свое согласие, он самолично явится сюда, чтобы окончательно все уладить.

— Никогда! — воскликнул Кромби. Точнее, воскликнул бы, будь у него на то силы.

— Что «никогда»?

— Никогда в жизни Добрый Волшебник Хамфри не признается в том, что хоть раз, хоть когда-то, хоть в чем-то допустил ошибку.

Глоха и сама этого опасалась, однако подавила свои опасения в зародыше, прежде чем они не разрослись в настоящий страх.

— Как раз это нетрудно проверить, — заявила она. — Кивни головой, что тебе стоит?

— У меня нет сил.

— Хочешь, я помогу тебе присесть, а потом сама наклоню твою голову? Но с твоего согласия, чтобы считалось, что ты кивнул.

— Ладно. Кивну, так уж и быть. Но после этого ты оставишь меня в покое?

— Обещаю, — вкрадчиво заверила она, бережно взяв старика за костлявые плечи и приподняв его в сидячее положение.

Кивнул он сам, но, кивнув, тут же снова откинулся на подушку. В комнате повисла тишина. Ничего не произошло, и Глоха решила, что ее предположение оказалось неверным.

— Похоже, ты был прав, — печально промолвила она. — Я ухожу, и досаждать тебе больше не стану.

— Спасибо, — пробормотал Кромби. То, что он оказался прав, радости ему не доставило.

Повернувшись к выходу, Глоха распахнула дверь — и увидела на пороге Волшебника Хамфри. И всех остальных.

— Ну, ты закончила? — ворчливо спросил Хамфри.

— Да, у меня все, — печально ответила девушка и прошла мимо.

Волшебник шагнул в комнату.

И только тут до крылатой гоблинши дошло, что случилось. Ротик ее открылся, образовав изумленное «О». Все рассмеялись.

— У тебя все получилось, — заявил Трент, выглядевший еще моложе, чем до того. Волшебница Иллюзий чуток перестаралась, придав ему облик двадцатилетнего щеголя в шелковой рубахе, начищенных до зеркального блеска сапогах и с мечом на поясе. Жизнь била в нем ключом.

— Я рассчитывал на твою удачу. Но теперь оказался перед тобой в долгу, и мне придется оказать тебе услугу.

— Но ты не можешь…

— Еще как могу. Хамфри принес какой-то эликсир молодости: дал выпить мне и предложит Кромби, чтобы тот смог дождаться отсроченной вечеринки. Теперь я чувствую себя прекрасно и готов помочь тебе в твоих поисках.

Глоха внимательно присмотрелась к собеседнику.

— Ты хочешь сказать, что…

— Именно. Это вовсе не иллюзия, сейчас я и вправду таков, каким ты меня видишь. Конечно, потом я приму немного побольше того же эликсира с наоборотным деревом, чтобы после того, как дело будет сделано, аннулировать эффект омолаживания. Тогда мы, бывшие Главные Действующие Лица, сможем сойти со сцены достойно.

Глоха была в таком изумлении, что решительно ничего не смогла произнести…

— Однако, — промолвила Ирис тоном, наводившим на, мысль о недовольстве, — пока вы вдвоем будете развлекаться, болтаясь по Ксанфу, сражаясь с драконами и все такое, что прикажете делать нам? Киснуть в этой пещере?

Трент задумался на добрых три четверти мгновения, после чего внес неожиданное предложение:

— А не отдохнуть ли вам в пруду Мозговитого Коралла?

Хамелеоша рассмеялась, но Самоцветик восприняла это серьезно.

— Почему бы и нет? — молвила она с очаровательным простодушием нимфы.

— Да потому, — сказала ей Ирис, — что Мозговитый Коралл охотно собирает всех в своем пруду, но вот отпускать кого бы то ни было совсем не любит. Всякому, кто дорожит своей свободой, лучше держаться от него подальше.

— Неправда, — возразила Самоцветик. — Я много раз раскладывала близ его владений самоцветы, которые потом находили смертные. Иногда, сильно утомившись, я отдыхала в его пруду, и он всегда отпускал меня. Коралл всегда держит данное слово.

— Вообще-то насчет Коралла я ляпнул в шутку, — признался Трент, — Однако теперь задумался, возможно, у нас сложилось не совсем правильное представление о его склонностях.

— Если Коралл и вправду отпускает людей, о возможности переждать время в его владениях стоит подумать. А узнать это точно можно у Доброго Волшебника, уж ему-то все известно.

— Похоже, кто-то тут помянул меня, — раздался голос с порога, и в дверях показался Хамфри, рядом с которым стоял Кромби, выглядевший лет на десять моложе и лет на сорок счастливее. — Мы с сыном невольно подслушали конец вашего разговора.

— С твоим сыном? — изумилась Самоцветик.

— Это длинная история, — отмахнулся Кромби. — А вот что там насчет Мозговитого Коралла?

— Самоцветик говорит, что Коралл всегда придерживается достигнутых договоренностей, — сказал Бинк. — Сам-то я в молодости считал его своим врагом, но это было давно.

— Коралл делает то, что считает нужным, — промолвил Хамфри. — Он боролся с тобой, когда твои действия привели к Безволшебью, но если ты не собираешься творить глупости и безумства, он тебе не враг.

— Значит, если мы договоримся с ним о возможности отдохнуть в его пруду, он отпустит нас по возвращении Трента?

— Безусловно, — ответил Хамфри. — Однако такую услугу он окажет лишь за плату.

— Что ж, — повернулся к остальным Бинк. — Это выглядит заманчиво. Ведь насколько я понимаю, время в пруду Мозговитого Коралла летит незаметно, как во сне, и нам не придется томиться в ожидании.

— Так что это, обычный сон? — спросила Ирис.

— Не совсем, — пояснила Самоцветик. — Если у тебя появится такое желание, ты сможешь осознавать себя и общаться со всеми, кто там пребывает. А в пруду, замечу тебе, встречаются интереснейшие персоны с замечательными историями.

— Ну что ж, пойдем и попробуем договориться с Кораллом об условиях, — предложил Трент.

— Вот ты и иди, — отозвалась Самоцветик. — Что до меня, то мне было бы любопытно послушать «длинную историю» насчет того, кто тут чей сын.

— Мы пойдем с Глохой, — заявил Трент. — Это наша с ней задача.

Остальные пожали плечами — возражений не последовало. Всех интересовало неожиданно обнаружившееся родство между Добрым Волшебником Хамфри и Кромби.

— Идти-то куда? — спросил Трент. — В каком направлении находится этот пруд?

Кромби указал направление, и отставной король с крылатой гоблиншей направились к мирно дремавшему в темной подземной реке селю.

— Прибудете на место, отпейте из пруда водицы, — напутствовал отплывавших Хамфри. — Это даст вам возможность общаться с Кораллом.

Сель заскользил по бесконечным подземным коридорам, восхищавшим Глоху радужным свечением стен и россыпями разноцветных камней, играющих в глубинах невероятными красками. При всей своей сумрачной угрюмости подземный мир был по-своему красив.

Через некоторое время они приблизились к пещере, которую занимало подземное озеро. Вглядевшись в воду, Глоха поняла, что посередине оно очень глубокое, такое, что не разглядеть дна, но у стен пещеры имелись уступы, на которых — это было видно сквозь темную, но вполне прозрачную воду — разместилось множество разнообразных фигур. Некоторые из них походили на всевозможных живых существ, однако ни одна не шевелилась и не выдыхала пузырьков.

— Должно быть, мы добрались до места, — с воодушевлением заявил Трент.

Глоха никак не могла привыкнуть к тому, что вместо древнего старца видит перед собой полного сил и энергии молодого человека. Что ни говори, а эликсир молодости чудесная вещь.

Памятуя наказ Хамфри, они зачерпнули воды и поднесли к губам. На вкус она чуточку напоминала лекарство.

— ЧТО ТЕБЕ НУЖНО ОТ МЕНЯ, КОРОЛЬ ТРЕНТ?

— Мы с крылатой гоблиншей Глохой собрались в поиск, а мои друзья хотели бы переждать это время в твоих владениях.

— А ЧТО ТЫ ПРЕДЛОЖИШЬ МНЕ В УПЛАТУ?

— Но мы ведь не знаем, какова твоя цена, — с улыбкой отозвался Трент.

— ЭТО МОЖЕТ ЗАВИСЕТЬ ОТ ЦЕЛИ ВАШЕГО ПОИСКА.

— Мы собрались искать мужчину моей мечты, который сможет стать для меня подходящим мужем, — промолвила Глоха, и тут ей пришла в голову интересная мысль. — Послушай, а у тебя в пруду случайно не найдется симпатичного крылатого гоблина?

— НЕТ. У МЕНЯ ЕСТЬ ТОЛЬКО КРЫЛАТАЯ КЕНТАВРИЦА.

Глоха покачала головой.

— Увы! Я ведь не могу выйти за нее замуж.

— КОНЕЧНО. НО ТЫ МОЖЕШЬ ПОМОЧЬ ЕЙ УСТРОИТЬ СВОЮ СУДЬБУ. КАК Я ПОНИМАЮ, В КСАНФЕ СЕЙЧАС ЕСТЬ НЕЖЕНАТЫЙ КРЫЛАТЫЙ КЕНТАВР.

— Есть, — ответила Глоха. — Кентавр Че, сын Чекс. Он единственный в своем роде, но ему всего восемь лет. Молод еще, чтобы стать чьим-то суженым.

— СИНТИЯ НЕНАМНОГО СТАРШЕ. ЕЙ ПОРА ВЫЙТИ НА ПОВЕРХНОСТЬ И ПОЗНАКОМИТЬСЯ С ОБЫЧАЯМИ НЫНЕШНЕГО КСАНФА. А ТАМ, ГЛЯДИШЬ, И ЧЕ ПОДРАСТЕТ.

— Синтия… — задумчиво произнес Трент. — По-моему, я когда-то слышал это имя.

— Конечно, волшебник. Это ведь ты и превратил ее в кентаврицу, еще в 1201 году.

— Правда? Признаться, в те времена я стольких напревращал, что всех и не упомнишь. Это ведь тогда я обратил человека по имени Джастин в дерево?

— ПРИМЕРНО ТОГДА. СИНТИЯ ЯВИЛАСЬ КО МНЕ И ПРОВЕЛА В МОЕМ ПРУДУ СЕМЬДЕСЯТ ДВА ГОДА. ЗА ЭТО ВРЕМЯ КСАНФ СИЛЬНО ИЗМЕНИЛСЯ. ЕЙ НУЖНО ПРИСПОСОБИТЬСЯ К СОВРЕМЕННОЙ ЖИЗНИ, И ЖЕЛАТЕЛЬНО С ПОМОЩЬЮ КОГО-НИБУДЬ ИЗ КРЫЛАТЫХ ЧУДОВИЩ.

— Ага! — воскликнул Трент. — Понимаю, к чему ты клонишь. Хочешь, чтобы мы позаботились об этой Синтии в то время, как ты приютишь здесь наших друзей?

— Ой, давай так и сделаем! — воскликнула Глоха, — Эта Синтия наверняка милая!

— Весьма неосмотрительно делать подобные заявления относительно совершенно незнакомой тебе особы! — назидательно произнес Трент, и Глоха поняла, что, даже помолодев телом, он сохранил свой жизненный опыт и приходящую с годами мудрость.

— Наверное, ты прав.

— ТОГДА ВОЙДИТЕ В ПРУД И ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С ЕЕ ИСТОРИЕЙ, — предложил Коралл.

Глоха и Трент переглянулись. Уверенности в том, что это безопасно, у них не было, но они, независимо друг от друга, пришли к выводу, что если Коралл их и задержит, то Хамфри, не дождавшись, явится и вызволит их. Исходя из этого, они решили войти в воду.

Правда, тут возникло небольшое затруднение. Ни ему, ни ей не хотелось намочить одежду, однако и раздеваться друг при друге им не подобало. С точки Зрения Заговора Взрослых Трент являлся молодым мужчиной, а Глоха, хоть и юной, но вполне сформировавшейся человекоподобной женщиной. В браке они не состояли, помолвлены не были, и она не могла допустить, чтобы он увидел ее трусики.

— НЕ ГЛУПИТЕ. ПРЫГАЙТЕ В ВОДУ ПРЯМО В ОДЕЖДЕ.

Снова переглянувшись и пожав плечами, отставной король с крылатой гоблиншей зажали пальцами носы и плюхнулись с селя в пещерное озеро.

Глоха боялась, что начнет задыхаться, однако все обошлось. Дышать она, правда, не дышала, но и никаких неудобств не испытывала. Погружалась себе да погружалась, медленно, но верно. Рядом опускался в глубину Трент.

— Любопытное местечко, — промолвил он, не открывая рта.

— Очень даже любопытное, — отозвалась Глоха тем же манером. Она заметила, что одежда ее не намокла, не липла к телу, не колыхалась в воде, а оставалась точно такой же, как и на поверхности.

— Должно быть, мы общается с помощью мыслей, — заметил Трент. — Но нашим ушам кажется, будто это обычный разговор, потому что так привычней.

— Наверное, так и есть, — с улыбкой согласилась Глоха. Опустившись на аккуратный, облепленный премиленькими ракушками уступ, они увидели крылатую кентаврицу с каштановыми волосами и белыми крыльями. Ее человеческий торс прикрывали блузка и жакет, что было совершенно не в обычае кентавров. Стыдиться обнаженного тела и его естественных функций у этого народа не принято, а всякого рода стеснительность вообще считается признаком невежества.

— Синтия, я полагаю, — промолвил отставной король.

— Ты меня помнишь, волшебник Трент! — воскликнула кентаврица.

— Не часто мне случалось подвергать превращению столь прелестное существо.

— Странно, что ты совсем не изменился. Мне казалось, что наверху прошло… хм… некоторое время.

— Кое-какое прошло, — поспешил замять этот вопрос Трент. — Познакомься с моей спутницей, крылатой гоблиншей Глохой.

Синтия, до сих пор не замечавшая девушку, взглянула на нее и в восторге воскликнула:

— О, да ведь ты тоже крылатое чудовище!

— Да. И, скорее всего, я единственная в своем роде. Мне очень хотелось бы послушать твою историю, если ты, конечно, не против ее рассказать.

— Расскажу с удовольствием. Устраивайтесь поудобнее.

Король и девушка присели на круглые валуны. Надо заметить, особая магия воды делает всех погрузившихся в нее гораздо легче, чем они были в воздухе, что, в свою очередь, позволяет сидеть на жестких камнях, не испытывая никаких неудобств. А когда Синтия повела рассказ, Глоха, благодаря чарам Коралла, не только услышала ее историю мысленным слухом, но и увидела ее мысленным взором.

Синтия была во всех отношениях обычной девушкой, разве что — во всяком случае ей хотелось в это верить — чуть более хорошенькой, чем большинство ее сверстниц. Шестнадцать лет назад аист доставил ее родителям в Северную деревню славную малышку, а когда она подросла, у нее обнаружился скромный, но весьма полезный талант — умение обращаться с самыми шаловливыми и капризными детишками. Кентавры, на свой ученый манер, называли это «недомагическим дарованием», а ребятишки, с детской непосредственностью, называли ее «клевой нянькой». (Последнее выражение Глоха поняла не слишком хорошо. По всей видимости, на детском жаргоне более чем семидесятилетней давности это означало какую-то похвалу, но почему способность клеваться могла считаться достоинством няньки, уразуметь было трудно.) Так или иначе жители Северной деревни с удовольствием оставляли своих малышей на попечении симпатичной юной нянюшки, и у нее все шло хорошо.

К сожалению, сказать то же самое обо всем Ксанфе было нельзя. Король Шторм перестал уделять внимание погоде и запустил ее до такой степени, что подушки на подушечных кустах то пересыхали, лопаясь и разлетаясь пухом, то промокали под затяжными ливнями так, что хлюпали и сочились водой. Скоро появились тревожные известия о намерении злого волшебника Трента захватить трон. Синтия, даже будучи не в восторге от нынешнего монарха, полагала, что насильственный захват власти едва ли улучшит состояние королевства.

Как-то раз она подошла к озеру с естественным для хорошенькой шестнадцатилетней девушки намерением полюбоваться своим привлекательным отражением. У озера в это время шумел камыш. Трезвые, здравомыслящие люди обычно к такому шуму не прислушиваются, однако поблизости никого не было, и любопытная от природы Синтия навострила ушки.

— распевал на ветру камыш, и девушка встревожилась. Ей вовсе не хотелось отдавать свою милую родину на растерзание гнусному злодею, Волшебнику Трансформации, умевшему превращать кого угодно во что угодно, за что он и носил ужасное прозвище Трансформатор. Она решила спасти сородичей и остановить чародея. Правда, никакого опыта борьбы с волшебниками у нее не было, но она, по своей девичьей наивности, решила, что ее умения обращаться с детьми будет достаточно, чтобы уговорить Трента отказаться от его гнусного намерения. В конце концов, так ей казалось, во всех этих играх в превращения было что-то детское.

Этот замысел так и остался бы замыслом, но на свою беду довольно скоро собиравшая ползучие розы Синтия повстречала того самого волшебника. О том, что это не кто иной, как ужасный Трансформатор Трент, она догадалась, увидев, как он превратил бабочку в розового слона. Слон вовсе не пришел в восторг от этой трансформации: он умчался в джунгли, возмущенно трубя и взмахивая ушами, как крыльями. Сообразив, кто перед ней, девушка поспешила наперерез.

Выйдя на тропу и столкнувшись с волшебником лицом к лицу, она открыла было рот, чтобы начать свои увещевания, да так с открытым ртом и осталась. И не по причине какого-либо магического воздействия, а по той простой причине, что пресловутый злой волшебник оказался весьма приятным с виду, рослым и стройным молодым человеком. Это никак не вязалось с ее представлением о злодее, каковому надлежало быть страшилищем или по меньшей мере уродом.

— Приветствую тебя, прелестная дева, — любезно (и как верно!) промолвил молодой чародей. — Мы уже встречались?

— Э… у… м-м-м… не совсем… — промямлила Синтия, не в силах отвести взгляд от его чарующих лучистых глаз. Выпавшие из ее внезапно ослабевших пальцев розы расползлись во все стороны, что вполне соответствовало их природе. Наклонившись, он помог ей собрать цветы и разбегавшиеся вместе с ними в разные стороны мысли, после чего сказал:

— В таком случае позволь представиться — волшебник Трент.

Синтия уже совсем было собралась задействовать свой дар убеждения и попросить его убраться восвояси, но вместо этого почему-то пролепетала:

— А я Синтия. Чем могу служить тебе, волшебник?

Он лукаво улыбнулся, и она почувствовала, что ее поза позволяет ему заглянуть ей за корсаж. Конечно, Синтия была вполне невинной девушкой, но не настолько невинной, чтобы этого не понять. Она буквально ощутила пристальный, строгий взгляд Заговора Взрослых, проследовавший за его взором к… к тому самому месту. Ее только что собранные мысли чуть было не разбежались снова, на сей раз в ту самую привлекательную ложбинку. К счастью, ей удалось выпрямиться и при этом не слишком покраснеть.

— Я буду весьма признателен, если ты укажешь мне путь к ближайшей реке, — промолвил волшебник.

Синтия, будучи по натуре нежной и простодушной, простодушно и нежно указала ему неверное направление, следуя которому он неминуемо попал бы на одностороннюю тропу, которая уводила нежелательных гостей прочь от деревни.

— Ты уверена? — ласково уточнил Трент, пристально посмотрев на девушку.

— Ну, не совсем, — призналась она. — Пожалуй, это вот там.

На сей раз девушка указала в сторону ближайшего любовного источника, испив из которого, он безнадежно влюбился бы в первое встречное существо, окажись оно хоть бородавочником.

— Ты уверена? — снова спросил Трент.

— Совершенно уверена, — ответила Синтия, с трудом подавив желание не только признаться во лжи, но и броситься очаровательному волшебнику на шею.

— Видишь ли, красавица, — все так же мягко произнес он, — по чистой случайности здешние места мне неплохо знакомы. Ты пыталась обмануть меня: сначала послала на одностороннюю тропу, а потом и вовсе к любовному источнику. Как ни мила мне твоя юная красота, я не могу оставить такое коварство без наказания.

Прежде чем Синтия успела что-либо возразить, волшебник взмахнул рукой, и девушка поняла, что попала в беду. Она попыталась убежать, но, увы, трансформация уже началась. Синтия начала стремительно расти, ее филейная часть (за неимением более подходящего слова) основательно оттопырилась, и над ней появился длинный, похожий на метелку из конского волоса хвост. К двум сделавшимся длиннее и толще ножкам добавились еще две, причем заканчивались они не изящными ступнями, а тяжелыми и твердыми черными копытами. Нижняя часть туловища покрылась короткой бурой шерстью, брюхо сделалось толстым как бочка. Верхняя часть туловища осталась прежней, и там одежда сохранилась, а вот юбка под напором разросшейся плоти попросту лопнула. Очаровательная девушка в одно мгновение превратилась в самое настоящее чудовище! И он еще говорил, будто ему мила ее юная красота!

В отчаянии Синтия пустилась бежать куда глаза глядят со всей скоростью, какую могла развить на непривычно толстых, заканчивающихся неуклюжими наростами ногах. Вернуться домой в таком виде — даже без юбки — она не могла, а обращаться к злому волшебнику с просьбой расколдовать ее наверняка бесполезно.

— Нечего было посылать меня куда не надо, — наверняка скажет он, и хотя она посылала его как раз туда, куда надо, возразить будет нечего. Оставалось одно: прятаться и уносить ноги туда, где ее никто не знает.

Синтия уносила их так быстро, как могла, однако поскольку они были тяжелыми, аллюр со временем пришлось сбавить. Приближалась ночь, и приметив в отдалении сарай, бедняжка решила передохнуть там, чтобы спозаранку, прежде чем на дорогах появятся люди, продолжить свое бегство. Конечно, на то, что ей удастся вовсе избежать встреч, надеяться трудно, но, может быть, в сарае найдется джутовый мешок, который можно будет надеть на голову. Тогда, во всяком случае, она останется неузнанной. Несчастная чувствовала, что в отличие от нижней и задней части тела верхняя и передняя, а в особенности лицо, остались неизменными. В этом сказалось особое, изощренное коварство злого волшебника: он не просто превратил ее во другое существо, а изуродовал, сохранив при этом часть прежних черт, что позволяло всем узнать о ее позоре. Воистину жестокая мстительность чародея была ужасна!

Синтия с трудом втиснула неуклюжее тело в заднюю дверь, в надежде, что внутри сможет утолить жажду и, может быть, отдохнуть на охапке сена. При условии, что ей вообще удастся прилечь: управляться с этим диковинным телом она еще не научилась.

— Кто там? — послышалось из глубины сарая. Девушка, надеявшаяся, что внутри пусто, попала впросак.

Она подалась было назад, но так приложилась о стену толстым огузком, что шмяк разнесся по всей округе. Попытка развернуться тоже не удалась: сарай был очень узким, а новое тело очень большим. Синтия застряла, в то время как рассерженный хуторянин уже спешил к ней.

— Кто тут ко мне вломился? А ну отвечай, а не то как ткну вилами, будешь знать!

Девушка, по своей девичьей наивности, понятия не имела, каких таких знаний может добавить ей тычок вилами, но выяснять это почему-то не хотелось.

— Не надо! — взмолилась она. — Не надо тыкать меня вилами! Я пыталась выбраться отсюда, но застряла.

— Э, да ты девушка! — удивился селянин.

— Нет, я чудовище. Пожалуйста, выпусти меня, и я никогда больше тебя не побеспокою.

— Чудовище, говоришь? Хм, а голосок у тебя девичий. Дай-ка я на тебя взгляну.

— Нет! Не смотри на меня! Я волосатая и страшная! — вскричала Синтия, закрывая лицо, которое, к слову, ни волосатым, ни ужасным не было.

— Э, да ты кентаврица, — удивился, присмотревшись к ней, хозяин сарая. — Как тебя сюда занесло? И где твой табун?

— Мой кто?

— Вот тебе на, ты что же, не знаешь, как ваши называют свое сообщество? Это новость: в жизни не слышал о глупых кентаврах. И никогда не надеялся встретить кентаврицу в своем старом сарае.

Только сейчас, благодаря словам поселянина, до бедняжки дошло, кем она стала.

— Я была человеком, — пояснила она, — а в кентаврицу меня превратил злой волшебник Трент, не далее как сегодня. Не удивительно, что мне мало что известно о кентаврах и их обычаях. Я и с телом-то этим еще не освоилась. Это, например, что?

Девушка шевельнула какими-то отростками на спине, и они, расправившись, задели за стенки сарая.

— Да это крылья! — ахнул удивленный крестьянин. — Выходит, ты летающая кентаврица.

— Час от часу не легче, — еще пуще огорчилась Синтия. — Выходит, и кентавры не захотят иметь со мной дело: я слышала, что они очень строги по части чистоты породы.

По всему выходило, что волшебник превратил ее в единственное в своем роде существо во всем Ксанфе, в крылатое чудовище, которое не признают своим ни люди, ни кентавры.

— А за что злой волшебник так с тобой обошелся? — полюбопытствовал хуторянин.

— Я пыталась обмануть его, чтобы помешать ему захватить нашу землю. Но ничего не вышло: он раскрыл обман и посчитался со мной по-своему, по-чародейски. Теперь я самое несчастное существо в Ксанфе.

— Да, — понимающе кивнул хозяин сарая. — На твоем месте я, надо думать, чувствовал бы себя не лучше. Не повезло тебе. Ладно, переночуй здесь, а завтра подумаем, как тебе быть дальше. Тут у меня есть пустое стойло, а в нем и водица найдется.

Когда Синтия зачерпнула ладонями прохладной, чистой воды из ведерка и напилась, ей стало малость полегче. Хуторянин тем временем вернулся с подозрительным кульком, в котором лежало, что-то довольно неприглядное с виду, но пахнувшее весьма аппетитно.

— Куле-бяка, — пояснил хозяин. — С виду гадость, но на вкус, особливо как из куля выудишь, вовсе даже не бяка. Угощайся.

Вынутая из куля неказистая лепешка и вправду оказалась очень вкусной. Синтия умяла ее до крошки и лишь после того, запоздало вспомнив о хороших манерах, сказала:

— Спасибо, добрый человек. Чем мне отблагодарить тебя?

— Хм… а что ты умеешь делать?

— Ну, мой талант заключается в умении обращаться с детьми. Он называется «педомагическое дарование», и многие считали меня хорошей нянькой.

— Ну что ж, пожалуй, это как раз то, что мне нужно. Есть у меня мальчонка, такой сорванец, что никто не хочет за ним приглядывать. Видать, переел куле-бяки, за что ни возьмется, из всего бяку устроит.

— Все детишки шалуны да проказники, — отозвалась Синтия. — Я к этому привыкла.

— К такому, как мой, привыкнуть трудно, — вздохнул крестьянин. — Так или иначе припасы у меня на исходе, а жена, как всегда, гостит у своих бесчисленных родственников. Мне придется отлучиться, и если ты приглядишь за мальчуганом, это будет очень кстати.

— Охотно, — пообещала Синтия.

Он ушел, а она улеглась на мягкое сено, привыкая к своему новому телу. Как ни странно, с лошадиной частью удалось освоиться довольно быстро, а вот более привычная, человеческая доставляла беспокойство. Поди-ка улягся, когда твой верх нынче прилажен к низу на совершенно новый манер. Наконец ей удалось приткнуться к стенке, положив голову на руки и заснуть.

Поутру Синтия умыла лицо и распутала сбившиеся в колтуны волосы. Девушка очень хотела сменить блузку, но другой у нее не было, а остаться с обнаженной грудью она не решалась, хотя и знала, что у кентавров это в обычае.

Старый хуторянин принес ей кулек с куле-бякой, а когда девушка подкрепилась, привел шестилетнего постреленка. С виду он был настоящий мальчик-с-пальчик, но Синтия отнеслась к этому с пониманием: все дети поначалу бывают довольно маленькими, но это, как правило, проходит. Нередко вместе с детством.

— Это мой Вредли, — сказал крестьянин. — Вредли, это кентаврица Синтия. Она приглядит за тобой, пока я буду в отлучке.

— Кентаврица — это класс! — с довольным видом заявил мальчуган. — На ней верхом ездить можно.

Синтия о такой возможности как-то не подумала и услышанному ничуть не обрадовалась.

— Мы поговорим об этом потом, — пробормотала она.

— Ну, — молвил поселянин, — надеюсь, ты с ним справишься.

Синтия без промедления опробовала на мальчике свое педомагическое дарование, но сразу же почувствовала, что дело пошло не так. В воздухе ощутимо запахло бякой. Вредли не изменился: каким был вредненьким да проказливым, таким и остался, а вот с хуторянином определенно приключилась какая-то бяка. Он, как пай-мальчик, встал но струночке, высморкался в платочек, аккуратно расчесал вихры расческой и начал рассказывать стишок.

Девушка провела рукой у него перед глазами, но он продолжал долдонить какую-то сугубо детскую невнятицу.

— Эй! — Синтия встряхнула его за плечи. — Что это с тобой?

— Что это со мной? — пробормотал он, удивленно моргая. — Где я?

— Ты в своем сарае, собираешься ехать за припасами, — напомнила ему Синтия.

Крестьянин еще раз покачал головой и поплелся к своему дому, тогда как мальчишка выудил из кармана остаток вчерашней куле-бяки и принялся уминать за обе щеки, одновременно обдумывая новые каверзы.

Синтия тоже задумалась: при всей своей девичьей наивности дурочкой она не была, да и превращение, возможно, не прошло даром. Всем известно, что кентавры народ исключительно интеллектуальный. Осмыслив ситуацию, она поняла, что коль скоро при ее попытке сделать из сорванца пай-мальчика с помощью педомагического дарования, как пай-мальчик неожиданно повел себя его отец, Вредли определенно обладает талантом, позволяющим перенаправлять магическое воздействие на кого-нибудь другого, возможно, на того, кто окажется рядом. А поняв, бросилась вдогонку за хуторянином.

— Слушай, я не могу использовать свой талант по отношению к твоему сыну, — зачастила она, потянув отца мальчика за рукав. — Он переориентирует магическое воздействие с себя на других. Сейчас ему подвернулся ты, но когда тебя рядом не будет, он, чего доброго, обратит мое педомагическое воздействие против меня самой. Тогда уж точно будет бяка так бяка!

— Наверное, ты права, — согласился крестьянин. — Но, может, попробуешь приглядеть за ним просто так, без магии? В случае чего угости куле-бякой, я оставил на кухне несколько кульков. Глядишь, это отвлечет его от шалостей. А я постараюсь вернуться как можно скорее.

Удерживать Вредли от проказ без помощи магии оказалось делом невозможным, а справляться с их последствиями — весьма нелегким, однако Синтия почти справилась. Она успела залить подожженный мальчуганом сарай и залатать кульки, продырявленные им, чтобы куле-бяка вываливалась на землю. Однако долго так продолжаться не могло: мальчуган был неистощим на выдумки, и ее так и подмывало по привычке пустить в ход талант. Это могло закончиться весьма плачевно.

Наконец хозяин вернулся.

— Спасибо, ты прекрасно справилась, — молвил он, оглядев свое жилище. — В благодарность могу предложить тебе совет. Если ты ищешь уединенное убежище, то как насчёт пруда Мозговитого Коралла?

— Чего?

Подобное невежество было бы, конечно, совершенно непростительным для настоящей кентаврицы, однако Синтия изначально была человеком и не получила полноценного кентаврского образования.

Крестьянин объяснил, что глубоко под землей находится пещера, где в большом пруду обитает весьма разумный Коралл. Он коллекционирует существа и предметы — собирает их, сохраняет в лучшем виде и время от времени отпускает. Возможно, стоит отправиться туда и переждать там до той поры, пока наверху про тебя все забудут.

Предложение понравилось, и Синтия отправилась на поиски Мозговитого Коралла. Любопытно, что в ходе этих поисков, которые сами по себе оказались сопряженными с заслуживающими особого рассказа приключениями, она выучилась пользоваться новоприобретенными крыльями, а вот педомагического дарования напрочь лишилась. Что и понятно — способность летать, несомненно, имеет волшебную природу, а никто в Ксанфе не может обладать двумя индивидуальными магическими талантами одновременно. Возможно, если когда-нибудь ей удастся вернуть прежний облик, к ней вернется и прежний талант, но… Но пока она не могла не признать, что летать очень даже весело, и умение это совсем не лишнее. Особенно если нужно переправиться через широкую реку или пропасть, кишащую двушками да полушками.

— Ну а теперь, — весело заключила Синтия, — по прошествии, как мне кажется, не менее двух лет, сюда спровадили и тебя, волшебник Трент. По большому счету мне трудно сказать, что ты был так уж не прав, я ведь действительно норовила тебя обмануть, но так или иначе все заканчивается. Вижу, ты превратил в крылатое чудовище еще одну девушку, но, наверное, и сам попался, так что теперь мы квиты.

Трент осторожно переглянулся с Глохой: Синтия не со всем верно оценила обстановку.

— Дела обстоят немного иначе, — начала Глоха. — Попытаюсь объяснить: прежде всего, я такая, какой ты меня видишь, не из-за превращения, а по природе, как плод любви гарпия и гоблинши. Кроме моего братишки Гаргло — а он не в счет, — мне никогда не доводилось встречать мужчин своего рода; крылатых гоблинов, в то время как годы мои таковы, что уже пора подумать о семье. Я ищу себе подходящего мужа, а волшебник Трент мне помогает. Сюда мы явились по делам, но если ты хочешь, можем вернуть тебя в Ксанф.

— Так ты дочка гарпия и гоблинши? Никогда о таком не слышала. Мне казалось, что эти народы враждовали.

— Ну, мои родители повстречались уже после того, как ты оказалась в этом пруду. По правде сказать, в большинстве своем гоблины с гарпиями и сейчас недолюбливают друг друга, но все меняется. Тем более что теперь в одном из крупнейших гоблинских племен вождем стала особа женского пола, моя родственница Гвендолин.

— Погоди, я что-то не поняла. С виду ты кажешься моей ровесницей, а говоришь, будто твои отец и мать вызвали аиста уже после того, как я укрылась здесь.

— Мне уже девятнадцать, — сказала Глоха.

— Не может быть! — ахнула Синтия. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я проторчала тут два десятилетия?

— Гораздо больше, — буркнул Трент, глядя в сторону.

— Не морочь мне голову! Ты выглядишь ничуть не старше, чем тогда, когда превратил меня в кентаврицу. Такой же красавчик, просто девичья погибель.

Трент растерянно посмотрел на Глоху, и та поняла, что будет лучше, если истинное положение дел Синтии объяснит она.

— Тебе известно, что крылатые чудовища никогда не лгут друг другу? — спросила она Синтию.

— Да, об этом сказано в Книге Правил. Кроме того, по пути сюда — об этой части своих приключений я вам не рассказывала — мне повстречался виверн, который поведал, что хотя крылатые чудовища могут сражаться друг с другом, им порой приходится объединяться для борьбы с чудовищами наземными, и они, будучи союзниками, всегда говорят друг другу правду. А еще он сказал, что, когда называет меня крылатым чудовищем, это не оскорбление, а комплимент, потому как с его точки зрения я восхитительна и привлекательна… — Синтия взмахнула хвостом… — Я себя восхитительной не находила, но ему отчасти поверила, поскольку он меня не съел. Хотя, возможно, виверн просто не был голоден.

Глоха не была уверена в безупречности этой логики, однако заострять внимание на спорных моментах не стала, а просто сказала:

— Как крылатое чудовище крылатому чудовищу я должна тебе сообщить, что со времени твоего превращения минуло семьдесят два года.

У Синтии отвисла челюсть.

— За это время, — продолжила Глоха, — злой волшебник Трент побывал в ссылке в Обыкновении, а потом вернулся и стал королем Ксанфа. Теперь его дочь является королевой, а сам он давно уже не считается злым. Ему уже девяносто шесть лет, а молодым он выглядит, поскольку принял эликсир молодости, чтобы помочь мне в моих поисках. С тех пор как ты покинула Ксанф, там многое изменилось.

— Я весьма сожалею о своем поступке, — вступил в разговор Трент. — Прошу прощения за то, что с тобой сделал. Буду рад вернуть тебе первоначальный облик, правда, учти, что все твои родные и знакомые уже умерли или стали древними стариками. Поэтому, боюсь, мне не под силу возместить причиненный вред, хотя я готов сделать, что смогу.

Синтия посмотрела на Глоху. Глоха кивнула.

— Это правда. Слово крылатого чудовища.

— Выходит, мне некуда возвращаться, — вздохнула Синтия. — Но что же тогда со мной будет?

Трент промолчал.

— Нам… мне кажется, что тебе лучше остаться крылатым чудовищем, — сказала Глоха.

— Единственной в своем роде? Навеки одинокой? — вскричала Синтия. — По мне, так лучше навсегда остаться в этом пруду!

— Ну, как раз ты-то в своем роду не единственная. Есть целое семейство крылатых кентавров: Черион, Чекс и их сын Че. Он… ты… мы с волшебником Трентом подумали, что вы с ним могли бы…

— Крылатый кентавр мужского пола! — Синтия выглядела заинтересованной. — Сколько ему лет?

— Ну, он еще молод, но…

— Сколько?

— Восемь. Но он с каждым годом становится старше.

— Ты и вправду считаешь, что шестнадцатилетняя девушка может полюбить восьмилетнего мальчишку?

— Да, — согласилась Глоха, — это даже звучит глупо. Меня тоже едва ли заинтересует восьмилетний крылатый гоблин.

— Мне кажется, эта проблема разрешима, — заметил Трент.

Обе девушки обернулись к нему.

— Эликсир молодости уменьшает физический возраст личности. Чуток эликсира у меня имеется, так что если ты его примешь…

— То стану восьмилетней? Нет уж, спасибо.

— Ну, тогда можно сделать старше Че.

— Ты ведь сам сказал, что речь идет о физическом возрасте. Телом он станет взрослым, а умом останется ребенком.

— В таком случае, — сказал Трент, — я могу вернуть тебе прежний облик. Ты симпатичная, юная девушка, а молодых людей в Ксанфе вполне достаточно. Это тебе не крылатые кентавры.

Однако у Синтии, похоже, возникла другая идея.

— Расскажите мне побольше об этом крылатом кентавренке.

— О, это совершенно особенный малыш, — сказала Плоха. — Все крылатые чудовища поклялись защищать его, поскольку предсказано, что он изменит ход истории Ксанфа. Правда, каким образом это будет сделано, никто точно не знает, но Че уже помог Гвенни стать первым вождем гоблинов женского пола, что определенно изменило Ксанф к лучшему. Он ее официальный спутник, а потому большую часть времени проводит вдалеке от дома. Родители грустят, но они понимают, что их сын выполняет свое предназначение.

— Но им, надо думать, все равно одиноко, — промолвила Синтия.

— Наверное. Два года Гвенни и Дженни прожили у них, но потом Гвенни пришлось стать вождем, и тут уж…

— Может, мне все же стоит принять чуток этого вашего эликсира? — задумчиво произнесла крылатая кентаврица. — Я очень долго отсутствовала в Ксанфе и теперь, чтобы не попадать на каждом шагу впросак, мне необходимо многое узнать. А вот будь у меня возможность провести несколько лет в семье, под опекой существ той же породы, что и я сама…

— Отлично придумано! — воскликнула Глоха. — Родители Че наверняка примут тебя с радостью.

— Думаешь? В таком случае, если вы доставите меня туда и дадите эликсира…

— И доставим, и дадим, — пылко заверил Трент. — Это самое малое, что я могу сделать во искупление своей вины. Пойдем с нами.

— Согласна, — ответила Синтия. Она протянула изящную девичью ручку, и волшебник Трент принял ее.

Глоха не взялась бы утверждать это с уверенностью, но ей показалось, что крылатая кентаврица немного увлечена старым чародеем, которого никогда не видела старым.

Все вместе они покинули пруд Мозговитого Коралла и собрались в дорогу.

Глава 4 ПРЕПОНЫ

Итак, четверо — Глоха, Трент, Синтия и сель, превращенный волшебником в светлячка, чтобы освещать им путь, выступили в поиск, тогда как остальные устроились в пруду Мозговитого Коралла, чтобы с удобством переждать временное отсутствие Трента. Вечеринка и уход со сцены откладывались до его возвращения. Танди решила провести время в пруду с родителями: она резонно предполагала, что после их ухода со сцены не сможет повидаться с ними очень и очень долго. Глоха пообещала, что постарается сообщить Загремелу, где находится и что делает его жена. Ограм не следует волноваться: это плохо сказывается на окружающих скалах, деревьях и всем прочем.

Отправившихся в поиск, Танди снабдила пропуском, завизированным в представительствах гоблинов, демонов, водяных чудовищ и прочих обитателей подземного мира, с которыми полунимфа издавна находилась в прекрасных отношениях. В прежние времена подземные народы ожесточенно враждовали между собой, но в последние десятилетия племена обосновались в обособленных районах и по большей части оставили друг друга в покое. Особых затруднений не ожидалось: идущие с пропуском по зачарованному туннелю считались неприкосновенными, и вряд ли кто-либо захотел бы выставить себя нарушителем договора и рискнул развязать войну из-за сомнительного удовольствия напасть на горстку путников.

Туннель был отмечен зеленым свечением, так что сбиться с пути было бы затруднительно; следуя туннелем, путники могли рассчитывать на такую же безопасность, какую обеспечивала на поверхности зачарованная тропа. По дороге должны были попадаться и места для привалов с едой и питьевой водой.

Первый контрольно-пропускной пункт, до которого они добрались, находился на границе Пандемониума — области, населенной демонами. За столом сидел здоровенный демон с огромными плоскими ступнями, в нахлобученной на макушку синей широкополой шляпе.

— Причина вашего прибытия в Пандемониум? — спросил он уголком рта.

— Транзит, — ответил Трент. — Мы направляемся на поверхность.

Демон окинул их взглядом, хотя широченные поля шляпы существенно затрудняли ему обзор.

— Все с людскими лицами? — спросил демон.

— Ага, — ответил Трент в полном соответствии с протоколом.

— Я никого из вас раньше не видел.

— Мы тебя тоже.

— Это не факт, — возразил демон. — Вы могли видеть меня в другом обличье, — он заклубился дымным облаком, демонстрируя свои возможности, а потом, снова уплотнившись, сказал. — Я бы вас запомнил.

Шляпа вновь появилась на его макушке, и он, важно поправив ее, сказал:

— Ладно, проходите. Только смотрите, если у кого нос окажется слишком длинным, его могут прищемить.

— У нас у всех носы как носы, — фыркнула Глоха.

Демон, однако, посмотрел на нее так, словно она ляпнула глупость, и девушка, призадумавшись, решила, что, должно быть, так оно и было.

Спутники вступили в Пандемониум. Вообще-то демоны не нуждаются в домах, поскольку не имеют смертных тел, равно как и в пище, поскольку ничего не едят, но определенная культура у них все-таки есть. Глоха слышала, что у них имелось даже высшее учебное заведение, именовавшееся УМ (Университет Магии), или УНИВЕРМАГ (Университет Верной Магии), в котором готовили чародеев. Также было известно, что демоны руководят игрой «Со спутником но Ксанфу», позволяющей некоторым обыкновенам посещать Ксанф, не доставляя беспокойства местным жителям. Однако что представляет собой демоническая цивилизация, никто сказать не мог: возможно, все элементы таковой представляли собой лишь видимость, предназначенную для того, чтобы дурачить смертных. Демоны слыли большими любителями позабавиться, так что когда вокруг путников стали раздуваться разноцветные дымные шары, превращавшиеся в чудовищные клыкастые физиономии, Глоха не дрогнула. Она знала, что их просто пугают, и на это, не стоит обращать внимания. Даже когда извилистая тропка превратилась в петляющую массу переплетавшихся кольцами змей, она спокойно продолжила путь и встревожилась лишь после того, как прямо на земле стали открываться и подмигивать ей гигантские глаза. А ну как, подглядев снизу, кто-нибудь из демонов возьмет да и объявит, какого цвета у нее трусики?

— Ты беспокоишься, как бы не оступиться? — спросил Трент, уловив ее озабоченность. — Не бойся, у меня все предусмотрено.

Он швырнул под ноги горсть песка. Глаза заморгали, покраснели, заслезились и наконец закрылись и исчезли.

— Ну как, теперь лучше?

— Да, спасибо, — с улыбкой поблагодарила волшебника Глоха.

Впереди возник дымный смерч, вскоре уплотнившийся в весьма соблазнительную обнаженную женскую фигуру.

— Надо же! — воскликнула демонесса. — Не будь ты так молод, я бы поклялась, что вижу волшебника Трента. Но Тренту как раз сегодня в обед стукнет сто лет, и ему давно пора сыграть в сундук.

— Во что? — не поняла Глоха.

— В короб, в шкатулку, в ларец, в контейнер, в клеть…

— В ящик, — услужливо подсказал Трент.

— Не важно, — буркнула демонесса. — А вот что интересно, так это каким ветром вас, целую компанию смертных, занесло в наши владения?

— Ты, должно быть, Метрия! — воскликнула Глоха. — Я о тебе слышала.

— Конечно, Метрия. Была ею, есть и буду всегда, за исключением тех случаев, когда выйду из себя. Но откуда ты обо мне знаешь?

— Кромби рассказывал, как в молодости — в его молодости — ты ни в какую не захотела показать ему свои трусики.

— Конечно, не захотела. Что я вам, какая-нибудь обращенка?

— Кто?

— Отвращенка, приобщенка, запрещенка…

— А, извращенка…

— Не важно. Разве Заговор Взрослых не запрещает показывать трусики детям и подросткам противоположного пола?

— Запрещает.

— Вот я и соблюдала его как положено. Никаких трусиков!

Она провела руками по телу и оказалась одетой в блузку и юбку. Никаких трусиков видно не было — впрочем, а были ли они вообще?

— Так все-таки, кто вы такие на самом деле? — спросила демонесса.

— А тебе-то что?

— Любопытно, что же еще? Я, если хочешь знать, весьма любознательная особа.

— Ладно, удовлетворим твое любопытство. Меня, например, зовут Трент. Волшебник Трент.

— Врун тебя зовут, вот как. Я ведь уже объяснила, почему ты не можешь быть Трентом.

— Я принял эликсир молодости.

— Опять враки. Местонахождение Источника Молодости известно только Доброму Волшебнику Хамфри и нескольким единорогам, а они никогда не проговорятся.

— Так Хамфри мне и дал эликсира. Немножко.

— Хамфри? Этот старый ворчун? Не верю!

— Хочешь получить доказательство?

— Хочу. Продемонстрируй превращение.

Трент сделал жест, и соблазнительная красавица превратилась в сине-зеленую пупырчатую жабу.

— Я ведь не просила демонстрировать это на мне, — капризно заявила жаба, после чего растеклась дымом и снова стала обнаженной красоткой.

— Значит, я не так понял. Ты ведь просила не показать, а продемонстрировать, а к демонам среди нас относишься только ты.

— Ладно, придется тебе поверить. Но я вижу, ты путешествуешь в компании очаровательных крылатых чудовищ. Можно с ними познакомиться?

— Я Глоха, крылатая гоблинша.

— А я Синтия, крылатая кентаврица.

— Как интересно. А я думала, что в Ксанфе нет других ваших, кроме семейства Че.

— А что ты можешь сказать об этом семействе?

— А ты с ними не знакома? Ну и потеха! — рассмеялась демонесса и растворилась в воздухе.

— Боюсь, теперь она будет нам досаждать, — вздохнул Трент. — Надоедливая особа, хотя, честно сказать, настоящего вреда от нее мало.

— А я думала, что она занята в игре с обыкновенами, — заметила Глоха. — Слышала где-то краем уха.

— Я отработала положенный срок и теперь свободна, — послышалось из взявшегося неизвестно откуда облачка дыма.

Глоха отметила для себя, что если имеешь дело с демонами, надо всегда быть начеку. Никогда нельзя быть уверенной, что они не подсматривают и не подслушивают. Они продолжили путь, и довольно скоро Пандемониум остался позади. Никто к ним больше не приставал, и никаких других странных происшествий не случилось. По всей видимости, демоны потеряли к ним интерес, чему можно было только радоваться.

Тем временем отмечавшая маршрут зеленая плесень стала коричневатой, а воздух сделался прохладнее. Глоха поплотнее прижала к телу крылья: перья вполне могли заменить теплую одежду. Нижней половине Синтии, которую покрывала не слишком длинная, но густая шерсть, холод был нипочем, но вот ее человеческая часть начала мерзнуть, и ей пришлось достать из котомки жакет. За то короткое время, которое она провела вне Коралла, Синтия так и не успела усвоить кентаврскую манеру ходить обнаженной и имела с собой одежду на все случаи жизни. Трент был полностью одет и особых неудобств, кажется, не испытывал.

Холод, однако, усиливался. Земля под ногами кое-где покрылась ледяной коркой, и путники, в надежде согреться, прибавили шагу. Глохе это не нравилось, но поскольку тропу по-прежнему отмечала плесень, она утешала себя тем, что они на верном пути и ничего дурного с ними случиться не должно.

Туннель тем временем сделал поворот и вывел путников в просторную пещеру, где они чуть ли не нос к рылу столкнулись с драконом. От обычного наземного чудовища его отличали усики антенн, заменявших во мраке подземных коридоров глаза, но во всем остальном, и обликом, и размером, это был самый настоящий дракон. Огромный, покрытый серовато-зеленой броней перекрывающих друг друга чешуек зубастый хищник, грозно рыча, двигался вперед на крепких когтистых лапах.

— Кончай рычать! — крикнул ему Трент, выступая вперед. — Мы имеем право беспрепятственного прохода по этой тропе. У нас есть пр…

Сказать «пропуск» волшебник не успел. Дракон выдохнул, но из его пасти вырвался не пар, не дым и не пламя, а снежный вихрь. Отброшенный порывом ветра, Трент отлетел к девушкам, а когда они подхватили его, оказалось, что он совершенно оледенел.

— Это не волшебник, а ледышка какая-то! — изумленно воскликнула Глоха. — Хорошо, что мы не дали ему упасть: разлетелся бы на осколочки, как сосулька. Но я знать не знала, что ледяные драконы водятся под землей и выглядят как обычные. Мне казалось, они белые и их место в снежных горах.

— С драконами нам разбираться некогда, — резонно сказала Синтия, — а вот волшебника лучше оттащить куда-нибудь подальше и дать ему оттаять.

Глоха сочла это разумным, и девушки потащили ледяную статую назад по тропе, подальше от дракона. Большая часть веса Трента пришлась на Синтию, но та не роптала, поскольку была гораздо крупнее. Свернув за угол, они оказались в узком, слишком тесном для огромного дракона коридоре и бережно опустили волшебника на пол.

— А он не… — в страхе начала Глоха.

— Нет, — не дала ей договорить Синтия. — Если мы не замешкаемся, с ним все будет в порядке. Он оледенел только снаружи: надо поскорее сколоть ледяную корку, чтобы не дать ему промерзнуть насквозь.

Они скололи тонкий ледяной панцирь — прозрачные пластинки со звоном падали на камень и разбивались, — после чего Глоха заметила:

— С лицом так не получится. Он не может дышать, а если ты попробуешь отбить корку с носа и губ копытом… лучше этого не делать. Нос и губы тоже отвалятся.

— Ты права, в самых деликатных местах лед нужно растопить. Интересно получается, у меня появился благовидный предлог сделать то, что мне хотелось сделать два… то есть, я хотела сказать — семьдесят два года назад.

Глоха смутилась.

— Ты имеешь в виду…

— Да! — с капризной решительностью заявила Синтия. — Я собираюсь поцеловать его. Может, это и не совсем прилично, но у меня есть веское оправдание.

Крылатая кентаврица не стала откладывать свое намерение в долгий ящик, тем более что никаких ящиков поблизости не имелось. Взяв волшебника за плечи, она с легкостью — кентавров отличает недюжинная сила — перевела одеревеневшее тело в вертикальное положение, примерилась к схваченному морозом рту и впилась в него влажными горячими губами.

После затяжного — Глохе он показался очень затяжным! — поцелуя Синтия отлепилась от по-прежнему неподвижного Трента и сообщила:

— М-мои б-б-буббы з-з-м-м-ерр-зи.

— Твои губы замерзли, — промолвила Глоха, сообразив спустя четверть мгновения, что это значит. — Ладно. Ты отогревайся, а я тебя подменю.

— Ххх-р-р-шо.

От лица Синтии с хрустом отлепилась ледяная корочка, но губки сохранили очаровательную синеву.

Привстав на цыпочки, Глоха прильнула своими теплыми губками к еще не оттаявшим губам волшебника. Ее проняло холодом, однако она ощутила, что уста Трента постепенно становятся мягче. Крылатая гоблинша не взялась бы сказать, сколько длился этот поцелуй — со стороны виднее, — но прервала его, лишь почувствовав, что запас ее внутреннего тепла иссякает. А прервав, с радостью увидела, что изо рта Трента появилась тоненькая струйка пара. К нему вернулась дыхание!

Все это время Синтия усиленно отогревала свои губы, чмокая и облизывая их языком. Растереть губы руками кентаврица не могла, поскольку ей приходилось удерживать оледенелого волшебника в вертикальном положении.

— Думаю, я уже готова повторить, — решительно заявила она. И действительно повторила.

Глоха тем временам растерла свои замерзшие губы, а потом приставила к ним сложенные ладошки и принялась отогревать их своим дыханием. И отогрела как раз к тому моменту, когда на устах Синтии снова образовалась ледяная корочка.

Однако Трент уже выдыхал пар, и Глоха, резонно рассудив, что со ртом у него все в порядке, занялась его правым глазом. Через некоторое время глаз открылся и заморгал. Он оттаял, а вот рот девушки снова замерз.

— Хорошая идея, — заметила Синтия. — С его губами и языком все в порядке, а вот с левым глазом стоит поработать.

Она приступила к делу. Глоха не очень поняла, что там насчет языка, но предпочла не уточнять.

Так или иначе совместными усилиями девушки отогрели физиономию волшебника и занялись телом, по очереди прижимаясь к нему и устраняя лед по мере подтаивания. Наконец Трент шевельнулся:

— Хпахибо хвам, — пролепетал он с некоторой холодностью, шедшей, впрочем, от тела, но отнюдь не от сердца. — Ховсхем непхохо хохда тхебя хцелуют и хобнимают хве охчароватхельные юные дехвицы.

Глоха с Синтией переглянулись и частично покраснели. Второе было для обеих примечательным достижением, поскольку ни кентаврам, ни гоблинам краснеть не свойственно. От их щечек почему-то повалил пар.

— Не растрачивайте впустую тепло! — вскричал Трент. — Мне все еще холодно.

Он и впрямь дрожал.

— Семь бед, один ответ, — промолвила Синтия, хотя какое отношение эта обыкновенская поговорка имела ко всему происходящему, было непонятно. Беда с Трентом приключилась одна, а вот ответов на нее у них нашлось… кто же их считал.

Девушки принялись отогревать волшебника с обеих сторон и со временем, понятное дело, отогрели.

— Я бесконечно благодарен вам за спасение моей жизни, — заявил Трент, когда обрел наконец способность говорить нормально. — Но, может быть, нам не стоит рассказывать другим о подробностях этого небезынтересного происшествия. Нас могут неправильно понять.

Обе девушки хором выразили согласие хранить тайну. Глоха чувствовала странное волнение, понимая, что тайна эта если и не совсем Взрослая, то весьма к ней близка. Трент, несмотря на свой истинный возраст, выглядел весьма привлекательным молодым мужчиной, а ей до сих пор не доводилось ни целоваться, ни прижиматься к ним. Девушка не могла не признать, что испытанные ощущения ей понравились. Она подозревала, что все это действо пришлось но вкусу и Синтии, которой, по ее же признанию, Трент приглянулся еще в первую встречу. Конечно, он был человеком, а они относились к другим видам живых существ, но все же являлись человекоподобными, а стало быть, получили некоторое представление о том, каково иметь дело с особями мужского пола.

— Ну, а теперь, — промолвил Трент, на правах мужчины, отставного короля и действующего волшебника вновь беря инициативу на себя, — нам нужно разобраться с этим драконом.

— Наверное, — согласились они со всей подобающей невинным девушкам скромностью, хотя в свете недавнего приключения их принадлежность к таковым могла вызвать сомнения.

— Конечно, — продолжил он, — теперь, зная его возможности и держась настороже, я могу превратить дракона в какое-нибудь безопасное существо, но мне не хотелось бы причинять кому бы то ни было ущерб поспешными действиями. Хватит того, что я без оглядки превращал кого попало во что ни попадя в молодости, когда был таким, каким выгляжу сейчас.

При этих словах он так выразительно посмотрел на Синтию, что у той не покраснели разве что копыта и конский хвост.

— Как полагаете, могло это случиться по простому недоразумению? Вдруг дракон заморозил меня прежде, чем успел узнать, что у нас есть пропуск?

— Мне кажется, дракон дунул не подумав, повинуясь инстинкту, — ответила Глоха после некоторого размышления. — Он, наверное, из тех, кто сначала что-то делает, а потом пытается сообразить, зачем это было надо. Будь это осознанное нападение, он выдохнул бы холод нам вдогонку и заморозил бы нас в туннеле.

— Звучит убедительно, — поддержала Синтия. — Попробуем объяснить ему, что к чему: может, удастся обойтись без превращений.

— Хорошо, но если он опять попробует нас заморозить, ему не поздоровится, — сурово заявил Трент.

Они снова двинулись вперед и осторожно свернули за угол. Дракон по-прежнему находился в пещере.

— Послушай, старина, — сказал ему Трент, — у нас есть пропуск.

Дракон кивнул. С такой зубастой пастью извиняться, как ни старайся, не получится, но он явно пытался.

— Если ты беспрепятственно дашь нам пройти, мы забудем это маленькое недоразумение, — продолжил волшебник.

Дракон снова кивнул, и они вступили в пещеру. Правда, Глоха приметила, что Трент на всякий случай держал руку наготове — случись что, он тут же сделал бы превращающий жест. Отставной король был не из тех, кто дважды наступает на одни и те же грабли: что ни говори, а при всей своей внешней молодости он имел почти вековой жизненный опыт. Возможно, именно поэтому рука Кромби указала на волшебника как на лучшего помощника в поисках. Глохе, при всей ее сообразительности, опыта явно недоставало, но наличие такого спутника компенсировало эту нехватку.

На сей раз дракон не стал морозить путников, а Трент не стал его ни во что превращать. Миновав драконью пещеру, они вступили в новую сеть туннелей и двинулись дальше, ориентируясь на светящуюся зеленоватую плесень. По мере удаления от обиталища снежного дракона плесень становилась ярче и гуще, а воздух все теплее.

Вскоре сделалось настолько жарко, что Синтия убрала в торбу свой жакет, оставшись в одной блузке. Настоящая кентаврица, разумеется, давно обнажила бы свой торс, однако девушка получила человеческое воспитание и, даже зная, что диктующиеся Заговором Взрослых правила на кентавров не распространяются, все равно их придерживалась. В противном случае ее не смущала бы необходимость целовать волшебника, возвращая его к жизни: кентавры считали, что все естественное прекрасно и ничуть не предосудительно. Глоха, хотя и не выросла среди людей, являлась первой представительницей нового вида живых существ и просто не представляла себе, какому кодексу поведения ей надлежит следовать. А потому следовала человеческому, если не находила веских причин для иного выбора.

Жара усиливалась. Глоха и Синтия без конца обмахивались крыльями, а Трент выглядел так, словно ему очень хотелось снять с себя часть одежды. А то и всю. Становилось очевидно, что если так пойдет и дальше, им придется обсудить вопрос об обстоятельствах, при которых нагота допустима.

Но откуда берется этот жар? Если холод создавал снежный дракон, то не приближаются ли они сейчас к логовищу огнедышащего?

Но нет, вскоре они увидели, что путь им преграждает никакой не дракон, а ущелье или ров, наполненный булькающей и дымящейся расплавленной магмой. Отмеченная зеленым тропа вела через него по узенькому, лепившемуся к краю пещеры карнизу. Впрочем, Глохе и Синтии ничего не стоило перемахнуть препятствие, так что неприятная прогулка над огненной бездной ожидала одного лишь Трента.

— Жаль, что в отличие от Дольфа он умеет трансформировать только других, а не себя, — сказала Глоха.

— А кто такой Дольф? — поинтересовалась Синтия.

— Его внук. Принц Дольф умеет превращаться в кого угодно. Он Волшебник Самотрансформации, и в отличие от деда его называют не Трансформатором, а Трансформером. Дольф мой ровесник, но уже женат, и у них с женой близнецы, — Глоха пыталась не дать зависти прозвучать в ее голосе, но без особого успеха.

— Стало быть, наш волшебник Трент уже прадедушка.

— Так и есть, хотя я сомневаюсь, что хоть один встречный в это поверит.

Обе девушки рассмеялись, на мгновение зависнув в воздухе. Так приятно было снова взлететь, пусть даже ненадолго. Летать Синтия научилась еще до того, как укрылась в пруду Мозговитого Коралла и, возможно, именно благодаря этой способности предпочла не возвращать себе первоначальное обличье. Глоха ее понимала: она не представляла себе жизнь без полета и предпочла бы умереть, чем лишиться крыльев.

Тем временем Трент пытался пройти вдоль стены по узенькой тропке. Каждый шаг давался ему все с большим трудом, и опасность оступиться и упасть в огненную лаву становилась все более реальной. Неожиданно он остановился и спросил:

— Синтия, как тебе удается летать?

— Ты ведь сам сделал меня летучей, так что же спрашиваешь? Я просто машу крыльями и лечу.

— Я спрашиваю неспроста. Дело в том, что семейство Че обладает талантом делать легким то, что кто-то из них хлестнет хвостом. Хлестнув себя по боку, любой из этой семьи взлетает в воздух, хотя крылья у них меньше и слабее, чем у тебя. Щелкая хвостом мух, они делают их такими легкими, что насекомых уносит ветер, а хлестнув человека, запросто могут усадить его на себя и взлететь вместе с ним. Если твой талант имеет такую же природу, ты могла бы хлестнуть меня, а потом перенести через эту, чтоб ей пропасть, пропасть.

— Нет, я себя не хлещу и других тоже, — ответила Синтия. — Разве только мух, но не чтобы сделать их легче, а чтобы отогнать. Я никогда не становлюсь легкой и не умею делать легким кого бы то ни было. Просто летаю как летается.

— Может быть, мы все же это проверим? — промолвил Трент, сойдя с тропки и быстро отступив к краю пещеры, прежде чем его подошвы задымились на раскаленных камнях.

Синтия хлестнула его хвостом, но легче он не стал, а когда попытался держаться за нее, она не смогла взлететь. Крылья Синтии обладали достаточной силой, чтобы поднять в воздух ее вес, но никак не были рассчитаны еще и на вес взрослого мужчины. Стало ясно, что ее талант отличается от таланта других крылатых кентавров, а способность летать объясняется лишь мощью крыльев и никак не связана с изменением веса.

— Вот ведь странно, — заметила Глоха. — Это он тебя превратил, а стало быть, и наделил способностью летать, но при этом сам не знает, как работает твой талант.

— Ничего странного, — откликнулся Трент. — Природа таланта непостижима даже для волшебника: мне неизвестно, как действует мой собственный талант, что уж говорить про чужой. Однако теперь мы оказались в затруднительном положении, боюсь, мне по этой тропке не пройти.

— Может, ты полетишь рядом и будешь поддерживать волшебника со стороны, чтобы он не свалился? — предложила Синтии Глоха.

Это вариант был немедленно опробован, но оказался неосуществимым: размах крыльев Синтии был таков, что по приближении к карнизу на расстояние, достаточное чтобы поддержать волшебника, кончик крыла задевал за стену. Крылышки Глохи до стены не доставали, но она была слишком маленькой и слабой, чтобы оказать Тренту помощь.

— А почему бы тебе не превратить одну из нас в кого-нибудь такого, кто сумеет тебе помочь? — просила Глоха.

— А ты что, согласна в кого-то превратиться? — ответил вопросом на вопрос Трент. — Кстати, имей в виду, возможно, в каком-нибудь другом обличье тебе было бы легче найти мужа.

— Нет, меня вполне устраивает природный облик, — возразила она. — И свое счастье я хочу обрести, будучи такой, какова я есть. Но временное превращение — совсем другое дело. Тут можно и потерпеть.

Неожиданно перед ней возникло облако дыма, и сформировавшийся из него рот произнес:

— Ну и дурочка ты после этого.

— А твоего мнения, Метрия, никто не спрашивал! — раздраженно буркнула Глоха.

— Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось! — фыркнула демонесса. — Я могла бы подсказать вам, как переправиться на ту сторону, но раз вы так, выкручивайтесь сами.

Дым рассеялся.

— Как насчет лозы? — спросил Трент. — Если ты укоренишься по одну сторону, а Синтия возьмется за кончик тебя по другую, то я смогу перейти, держась за тебя как за поручень.

— Превратиться в лозу? — испугалась Глоха. Мысль о том, что она может стать растением, просто не приходила ей в голову.

— Камень слишком горячий, — забеспокоилась Синтия. — Растение может завянуть.

— Горицвет не завянет, он ведь цветет, когда горит.

— И то верно, — согласилась крылатая кентаврица. Волшебник и Синтия посмотрели на Глоху. Ей эта идея не нравилась, однако, не имея предлога, чтобы отвертеться, она уже готова была сказать «да». Лишь в последний момент у нее возник вопрос:

— Как же так, ты можешь превращать лишь то, что находится в пределах твоей досягаемости, а мне, чтобы укорениться, надо находиться по ту сторону.

— Я могу превратить тебя здесь, а Синтия перенесет туда твой корешок. Кстати, надо проверить, подходящая ли там почва.

Крылатая кентаврица слетала на присмотренную для укоренения площадку и, вернувшись, сообщила, что с землей там все в порядке.

— Для растений в самый раз, летучие мыши постарались.

Укореняться в продукты жизнедеятельности летучих мышей Глохе вовсе не улыбалось, но никаких отговорок не осталось.

— Ладно, превращай, — пробормотала она, втайне надеясь, что Трент ее не услышит. Но не тут-то было: волшебник щелкнул пальцами, и крылатая гоблинша обратилась в лиану с усиками, листьями и пламенеющими цветами. При этом она испытывала определенный дискомфорт, но то был дискомфорт растения. В качестве горицвета девушка была недовольна тем, что ее корень болтается в воздухе. И то сказать: какому уважающему себя растению захочется, чтобы его выдергивали из земли с корнем?

Синтия перенесла ее через ущелье — над серединой разлома было тепло, а потом несколько прохладнее — и опустила на участок почвы, сдобренный основательно смешанным с экскрементами летучих мышей вулканическим пеплом. На вкус растения, это сочетание было просто восхитительным. Основательно и прочно укоренившись, Глоха принялась расти. Лиана поползала вдоль стены, цепляясь за выступы, и запуская усики в трещины. Выпуская на равном расстоянии один от другого листья, она вбирала тепло, что нравилось ей не меньше, чем славно удобренная землица. И вдобавок позволяло расти.

Вскоре она проделала весь необходимый путь, прочно закрепившись за стену. Нужды в том, чтобы ее держала Синтия, не было, оторвать ее от стены было не так-то просто. Особенно с учетом того, что в трещинах попадались вкусные минералы.

Как только Глоха в знак готовности помахала волшебнику усиками, он снова вступил на тропу и взялся за лиану — но тут же отдернул руку и подул на ладонь. Ползучий стебель оказался слишком горячим. Трент возобновил попытку после того, как достал из котомки толстые рукавицы.

На сей раз он смог держаться и зашагал с большей уверенностью. Ближе к центру, где уступ сузился до ширины стопы, ему пришлось вцепиться в Глоху изо всех сил, но она выпустила в стену еще пару усиков, и все обошлось благополучно.

— Спасибо тебе, — промолвил Трент, оказавшись по ту сторону. — Теперь я верну тебе прежний облик, но сначала нужно собрать всю тебя в одном месте. Тебе ведь не хочется, чтобы какие-то части твоего тела застряли в стене?

Глохе не могла не признать, что в этих рассуждениях имеется определенный резон. Синтия перелетела ров и выдернула корешок, после чего полетела вдоль стены, наматывая лиану на руку, по мере того как та отцепляла усик за усиком. Глохе этот процесс радости не доставлял: ей вовсе не хотелось расставаться с уютными, полными вкуснятины трещинами, но она подозревала, что когда вернет себя прежнее обличье, ее не порадует, если нос, палец или еще что-то останется в камне. Но зачем ей становиться крылатой гоблиншей, если быть лианой совсем даже неплохо…

Неизвестно, к чему привели бы эти рассуждения, но тут Синтия приземлилась рядом с Трентом, и Глоха стала самой собой — даже блузка и юбочка были на месте. При мысли о том, что ей чуть было не захотелось навсегда остаться растением, девушка поежилась, однако она понимала, что получила полезный опыт. По всей видимости, всякая форма жизни считала себя лучшей по сравнению с прочими. Тут было о чем поразмыслить… если не отвлекут более важные дела.

Путь продолжился. Дальше туннель шел в основном под уклон: похоже, зеленая тропа вовсе не собиралась выводить их на поверхность. Вскоре они вступили в область стала… сала… салаг… кажется сталактитей и сталагмитей. Короче говоря, в область остроконечных торчащих штуковин, которые облюбовали для себя пещеры.

— Сталактиты и сталагмиты, — проворчал Трент. — Ничего себе, такие здоровенные, и как раз там, где проходит тропа.

— Чего я никогда не могла запомнить, так это какие из них сверху, какие снизу, — заметила Синтия. — Как эти тити-мити различаются?

— Ну… — неуверенно пробормотал волшебник, — тити, как и положено, сверху, а мити… Или наоборот… — он обреченно махнул рукой.

— Невежа на невеже, — послышалось из образовавшегося перед ними дымного облака. — Никто ничего не смыслит в спелеофагии…

— В чем?

— В спелеомагии…

— Может, в спелеологии? — промолвил Трент, ткнув пальцем в так и не успевшее обрести форму облачко. Оно растаяло, оставив после себя запах серы.

— Неважно, — с сердитым видом произнесла за Метрию Глоха, и все покатились со смеху.

Назойливая демонесса исчезла, но проблема осталась. Тити-мити росли так густо, что Тренту между ними было не протиснуться. Правда, между свисавшими с потолка и торчавшими из пола остриями оставалось пространство, вполне достаточное для пролета обеих девушек, но волшебник, увы, летать не умел.

— Я начинаю задумываться о том, так ли уж хорошо быть человеком, — промолвил он.

— Беда не в том, что ты человек, — заявила Глоха, — а в том, что у тебя нет крыльев. Будь ты крылатым, у тебя все было бы как надо.

— Спасибо на добром слове, — отозвался Трент, и Глоха внезапно поняла, что ее высказывание можно трактовать по-разному. И тут же почувствовала, как разгорается слабый румянец. К счастью, он был очень слабым — она перегорела, будучи горицветом.

— Может, мне удастся расчистить путь, — предположила Синтия и, подлетев к ближайшему сталагмиту, лягнула его копытом. Сталагмит упал и с шумом покатился между другими. Но почти в тот же миг сверху обрушился дождь копьеподобных титей. Спутники едва успели отскочить в сторону.

— Сдается мне, силой тут дорогу не расчистить, — заметил Трент. — Эта пещера защищает себя сама.

— Придется поискать другой путь, — сказала Глоха и, взмахнув крыльями, поднялась в пространство между острыми кончиками титей-митей. Она так и не уяснила, какие из них как называются, но беспокоилась не об этом, а о том, как бы не задеть острие крылом. Увы, никакой другой тропы сквозь пещеру не пролегало, а единственный выход из нее имелся на противоположном конце, где туннель сворачивал к подземной реке. Вдоль этой реки и тянулась дальше линия зеленой плесени.

— Я начинаю сомневаться в том, что мы на верном пути, — призналась она по возвращении. — Просто невозможно поверить, что Танди смогла когда-то пройти этой дорогой.

— Мне кажется, что она проходила здесь не одна, а со своим нынешним муженьком, — сказал Трент. — А он огр, и для него здешние препоны не страшны.

Это было правдоподобно, но из-за невозможности обратиться за помощью к какому-нибудь огру, никак не могло помочь пробраться через пещеру.

— Ты вроде упоминала реку, — сказала после некоторого раздумья Синтия. — Нельзя ли вывести ее из себя?

— Что? Нет, она показалась мне погруженной в себя. О, ты наверное имела в виду возможность отвести воду из русла? Но в таком случае вода просто заполнит эту пещеру.

— Именно. И как только она поднимется выше митей… или титей… Короче говоря, когда она поднимется, Трент сможет проплыть между остриями, не задев их.

— Думаю, это прекрасная мысль! — восхитился Трент. — Ты столь же умна, сколь и прелестна.

Синтия зарумянилась всюду, где ее не покрывала шерсть. Может быть, сидя в пруду Коралла, она и испытывала недобрые чувства по отношению к Тренту, но теперь это осталось в прошлом. Теперь волшебник определенно вызывал у нее интерес, и Глоха вполне могла ее понять. Трент хорош собой, умен, искушен в жизни и одарен одним из самых сильных магических талантов в Ксанфе. Чего еще можно хотеть от мужчины?

Крылатая гоблинша снова полетела к реке, приземлилась на берегу и с помощью своих изящных ручек и ножек прокопала в песке канал. Вода, наверное, из любопытства, затекла в него и направилась дальше, в пещеру. По всей видимости, не без удовольствия, поскольку она активно расширяла канал своим напором. Тити-митева пещера стала превращаться в озеро.

— Я отвела реку, и она вроде не возражала, — сообщила Глоха, прилетев назад.

— Вот и прекрасно, — отозвался Трент, хотя и без особого воодушевления. Он уже стоял по колено в воде и выглядел так, словно новое приключение забавляло его куда меньше, чем реку. Уровень воды в пещере неуклонно поднимался.

Глоха и Синтия парили между сталактитами и сталагмитами.

— У тебя все в порядке? — спросила Глоха волшебника.

— Ну конечно, я ведь умею плавать. Вы, девушки, летите вперед и подождите меня на суше. Я скоро буду.

Летающие девушки так и сделали: парить на одном месте не так-то просто.

— Отважный человек, — промолвила на лету Синтия.

— И прекрасный волшебник, — согласилась Глоха. — Трудно поверить, что когда-то его называли злым.

— Это все из-за того, что ему захотелось захватить власть над Ксанфом прежде, чем король Шторм окончательно сойдет со сцены. Чтобы добиться этого, Трент напревращал во всякие всякости уйму народу. Но мне кажется, что добравшись до трона, он стал хорошим королем.

— Это точно, Ксанф в его правление процветал. Да и теперь, когда в замке Ругна правят сын Бинка Дор и дочь Трента Айрин, дела идут неплохо. По-моему, это лишний раз доказывает, что никогда не угадаешь, чем все обернется.

— Никогда, — почему-то мечтательно повторила за ней Синтия.

Приземлившись на суше, девушки стали наблюдать за прибывавшей водой, то и дело отлетая в глубь пещеры посмотреть, как там волшебник. Наконец вода покрыла верхушки митей так, что над ней нависали острые кончики титей. Теперь пещера походила на зубастую пасть дракона, наполненную слюной. Однако эта ассоциация Глохе не понравилась, и она поспешила выбросить ее из головы.

Как только уровень воды сделался достаточным, Трент поплыл. Особых затруднений у него не возникало: лишь однажды он случайно задел ногой скрытую под водой митю (или скрытый мить), что повлекло за собой немедленное падение нескольких титей (или тить). Однако они плюхнулись в то место, откуда Трент уже успел уплыть.

Как только он выбрался на сушу, они продолжили путь. Некоторое время дорога лежала вдоль реки, но потом извилистое русло отвернуло в сторону, а помеченная тропа стала забирать наверх, пока не привела путников в просторную круглую пещеру с потолком в виде купола и торчавшим в центре единственным массивным сталагмитом. Странным, однако, было отсутствие какого-либо намека на выход. Линия зеленоватой плесени обрывалась посреди пещеры.

Они огляделись по сторонам, но в каменных стенах не было ни щелей, ни трещин, ни лазов. Их покрывали изображения самых обыкновенных, ничем не примечательных чудовищ: драконов, грифонов, химер, морских змеев и сфинксов. Среди них попадались и люди, воины с копьями.

— Древняя, должно быть, пещера, — промолвил Трент. — Видите, на стенах нарисованы существа, на которых охотились тогдашние обитатели Ксанфа. Они изображали их, чтобы магическим способом обеспечить себе охотничий успех. Или наоборот, чтобы магическим манером помешать этим чудовищам успешно охотиться на них. В любом случае это ценный исторический памятник.

— Но под землей нет подобных существ, не считая разве что драконов. Нам, во всяком случае, не попадалось, — удивилась Глоха.

— Возможно, люди охотились на них, охотились, да всех и перебили.

— А возможно, драконы охотились на людей, охотились, да всех и переели, — предположила Синтия. — Людей-то мы тут тоже не встречали.

— Ты рассуждаешь здраво, — похвалил ее Трент.

— Но как нам выбраться отсюда, пока никто не истребил нас? — жалобно спросила Глоха.

Трент скривился.

— Боюсь, что ответ на заданный безусловно правомочный вопрос в настоящий момент лежит за пределами моей компетентности, — не вполне вразумительно промолвил он.

Глоха растерянно огляделась, но ничего похожего на ответ поблизости не лежало. Видимо, «пределы компетентности» находились где-то далеко, и за ответом пришлось бы тащиться довольно долго.

— Но ведь тропа здесь не кончается! — неожиданно воскликнула Синтия. — Взгляните, она идет по спирали, вверх по этому… этому митю…

Подняв глаза, Трент с Глохой убедились в том, что так оно и было: плесень вилась по сталагмиту, поднимаясь к потолку, в котором имелся лаз.

— Вот и выход, — промолвил волшебник. — Одна беда, он не очень-то подходит для меня. Забраться наверх по этой гладкой штуковине мне не под силу, а воды, которая могла бы поднять меня к потолку, здесь нет.

— Вода — ерунда по сравнению с твоим талантом! — уверенно заявила Синтия. — Преврати меня в кого-нибудь большого-пребольшого, чтобы я могла поднять тебя наверх, вот и все.

— Я могу, но только с твоего согласия. Ты и так слишком великодушна ко мне, учитывая то, как я обошелся с тобой в прошлом.

— Мало ли что с кем случалось в прошлом, — улыбнулась крылатая кентаврица. — Сейчас мы в одной упряжке и должны действовать сообща, помогая друг другу.

— Ладно, — согласился Трент. — В таком случае я, пожалуй, сделаю тебя птицей рок. Этой птахе ничего не стоит поднять человека. Только надо все как следует рассчитать: ведь если я снова превращу тебя в кентаврицу прежде, чем ты пройдешь через отверстие, ты можешь свалиться.

«И разбиться!» — в ужасе подумала Глоха, но потом сообразила, что падение крылатой кентаврице не грозит. Проблема все же оставалось: отверстие в потолке было слишком маленьким даже для кентаврицы, а уж о том, чтобы в него протиснулась птица рок, не могло быть и речи. Но гоблинша, еще не успев растеряться, уже нашла выход.

— Ты преврати ее в маленькую птичку, чтобы она могла пролететь наверх, в то отверстие. А как пролетит — снова в кентаврицу. Тогда все будет в порядке.

— У тебя тоже голова неплохо варит, — похвалил ее Трент, и Глоха, несмотря на гоблинскую смуглость, зарделась. Оказывается, в бытность свою горицветом она израсходовала не весь запас румянца.

Волшебник щелкнул пальцами, и Синтия обернулась воистину исполинской птицей. Подхватив гигантским клювом казавшегося рядом с ней совсем крошечным человека, она взмыла к потолку. Трент, как поняла Глоха, находился сейчас в полной ее власти — ей ничего не стоило перекусить бывшего обидчика пополам, просто поплотнее сомкнув клюв. Описав несколько кругов, птица рок поднялась к вершине купола и просунула клюв с Трентом в отверстие. Миг спустя клюв был пуст: волшебник вылез наружу и, судя по тому, что не свалился назад, на чем-то там укрепился. Синтия описала еще один круг, осторожно, стараясь не задеть крылом сталагмит, подлетела к лазу — и птица рок исчезла. Появившаяся на ее месте крохотная пташка упорхнула в отверстие.

Глоха, до сего момента державшаяся подальше, чтобы избежать тяги, создаваемой взмахами чудовищных крыльев, тоже поднялась вверх и пролетела сквозь отверстие.

Наверху ее встретили Трент и Синтия.

— Видела? Это было элементарно, — промолвила крылатая кентаврица, выпуская волшебника из объятий. Как он туда попал, осталось неизвестным… возможно, Синтия просто ухватилась за него, чтобы не потерять равновесия в момент обратного превращения.

— Пустяки, дело житейское, — согласился Трент.

Глоха, однако, думала иначе — не на счет данного превращения с объятиями, а насчет всего странствия по подземному миру, оказавшегося почему-то сопряженным со множеством препон, напоминавших испытания на пути к замку Доброго Волшебника. Однако тревожить друзей попусту она не хотела, а потому свои соображения оставила при себе, где им было и место.

Некоторое время они шли без помех, но довольно скоро наткнулись на спавшего гоблина.

Трент прокашлялся.

— Вали отсюда, болван! — гаркнул гоблин, не открывая глаз.

— Полагаю, это гоблинский контрольно-пропускной пункт, — сказал Трент. — Эй, часовой! Ну-ка, глянь на наш пропуск.

Гоблин с усилием разлепил глаза, после чего они неожиданно широко распахнулись.

— Кто такие? Откуда взялись?

— Мы идем из подземного мира, — спокойно ответил Трент. — Следуем на поверхность установленным маршрутом, и на сей предмет у нас имеется пропуск. Вот он.

— Что за бред? Мы изменили маршрут так, чтобы никто не мог выбраться!

Трент, Синтия и Глоха переглянулись — изобилие препятствий получило объяснение. Оказывается, это была очередная гоблинская пакость.

— Будь любезен, объясни, зачем вам это понадобилось? — спросил Трент с обманчивой мягкостью в голосе.

— А затем, что мы плюем на все паршивые договоренности, заключенные слюнявыми придурками, правившими этой местностью до нашего прихода. Конечно, мы ребята не промах и пока не укрепились здесь как следует, сами косим под недоумков. Делаем вид, будто признаем эти охранные тропы, и прочую дурь, а демонам там и прочим, если они что пронюхают, можно сказать, будто путники сами заблудились.

— А по настоящей охранной тропе путешествовать было легче?

— Еще бы! Она вела прямиком наверх: раз, и ты снаружи. Но теперь с этим покончено: все идиоты, топающие по зеленке, будут попадать в наши котлы.

— Но это может снова ввергнуть подземный мир в войну.

— Ага, — с довольным видом хмыкнул гоблин, — очень даже может. Но вам это уже совершенно неинтересно: вас мы сварим и слопаем задолго до того, как эта война начнется. Скидывайте свои торбы и одежду: от них в котлах никакого навару. Так, что мы имеем? Одного тупого мужика, одну гоблиншу-полукровку с дурацкими крыльями — ох и позабавимся же мы с ней! — и крылатую кентаврицу. Вот уж кого я на дух не переношу, так это крылатых кентавров. Конечно, в Ксанфе полно всякой дряни, но таких гадов, как крылатые кентавры, еще поискать. По большому счету все беды нашего народа начались с того времени, когда этот поганый маленький проныра заявился в Гоблинов Горб и добился того, чтобы девчонка стала вождем. Девчонка! Вождем! И ведь этак, поганец, ловко все устроил, что нам, настоящим парням, оставалось только убраться из родных пещер. Но ничего, мы еще свое возьмем. А ты, паскудина копытная, легкой смерти не жди. Уж мы твои перышки по одному повыщипываем. Ты еще умолять будешь, чтобы тебя поскорее в кипяток окунули. Ну и потеха нас сегодня ждет! Ну и потеха!

У Глохи по коже побежали мурашки, да и Синтия, похоже, испытывала то же самое. А вот Трент оставался совершенно спокойным. Или, если не оставался, то во всяком случае довольно убедительно притворялся.

— Так значит, есть правильная тропа? Та, которая ведет на поверхность и на которой нет никаких ловушек?

— Точно, урод, только тебе по ней не топать: мы все равно закроем ворота. Так что можешь сожрать свой дурацкий пропуск, мы такого дерьма не едим.

— А ты тут единственный часовой? — полюбопытствовал волшебник.

— Ага, — загоготал гоблин. — Торчу тут один-одинешенек, если не считать сотни парней, засевших в засаде.

Он взмахнул рукой, и в тоннель из боковых проходов выбежали гоблины с копьями и дубинками.

— Ну умора, — заходился от смеха караульный. — Ты, мужик, наверняка надеялся, что вы втроем со мной одним справитесь и «пойдете себе дальше. Да, знал я, что людишки по большей части тупые, но ты не иначе как первейший дурень в Ксанфе.

Мурашки забегали но нежной коже Глохи с еще большей интенсивностью. Она знала, что гоблины мужского пола народ скверный, однако эти, не пожелавшие признать власть Гвенни и укрывшиеся в глубинах, наверняка были худшими из худших. Ждать от таких извергов пощады было бы нелепо.

— Как вижу, ты не знаешь, с кем говоришь, — невозмутимо промолвил Трент.

— Ты человечишка, и этого вполне достаточно. Я не такой дурак, чтобы перегружать память и давать имена каждому куску жаркого. Конечно, мужики не так вкусны, как девчонки, они больно уж жилистые, но с пряностями да с соусом тоже сгодятся. Так что скидывайте одежку, и марш к котлам.

— Я волшебник Трент. Не слышал о таком?

— О тебе, уроде? Кто бы мне стал о тебе рассказывать и с чего бы я стал всякие байки… Постой! Как, ты сказал, тебя кличут?

— Трент-Трансформатор. Волшебник Превращений.

— Врешь ведь! — прорычал гоблин, однако попятился.

Трент сделал шаг и, щелкнув пальцами, превратил караульного в здоровенную пурпурную змеюку, с клыков которой сочился яд.

— Как видишь, не вру. Ползи, передай от меня привет своим приятелям.

Но гоблин — теперь ядовитый аспид — повел себя не так, как от него ждали. Он не убежал, а бросился на волшебника. Глоха поняла, что превращение не затронуло его глубинной сути: он остался врагом, точно так же, как она оставалась другом даже в облике лианы. Магия Трента не могла изменить характера.

Поняв, что с ядовитой гадиной лучше не связываться, волшебник снова щелкнул пальцами, и змея обернулась огромным розовым слоном. Он застрял в тоннеле своим телом заслонив путников от гоблинской орды, и это было неплохо. Хуже было то, что заслоненным оказался и путь к отступлению. Выйти на правильную тропу они не могли.

— Глоха, здесь есть боковые туннели, — промолвил Трент. — Ты смогла бы сориентироваться в них и найти путь наверх?

— Наверное, смогла бы, но нам не прорваться. Гоблины будут устраивать засады, стараясь напасть прежде, чем ты успеешь пустить в ход чары, или швыряясь камнями издали, находясь вне пределов твоей досягаемости.

— А если найти коридор, который они не смогут использовать?

— То его не сможешь использовать и ты. Летать ты не умеешь, а всюду, где пройдет человек, пройдет и гоблин.

Девушке не хотелось лишний раз напоминать спутнику о его недостатке, но, к сожалению, то была правда.

— Тогда найди проход, пригодный только для вас с Синтией. Вы улетите, а если они вздумают вас преследовать, я их задержу.

Он предлагал пожертвовать собой ради их спасения. Глоха, разумеется, не желала принимать такую жертву, да и Синтия, само собой, тоже. Однако сейчас было не до споров: гоблины быстро сориентировались и двинулись в обход застрявшего слона. Из боковых тоннелей уже доносились топот и крики.

И тут ей на глаза попалась табличка.

— Смотрите! — воскликнула она — Гоблинский запрещающий знак! Бежим!

Глоха устремилась туда.

— Но почему? Он ведь запрещающий! — спросила Синтия, рысью спеша за ней.

— Именно поэтому. Не знаю, что там такое, но гоблины туда не сунутся. А это как раз то, что нам нужно.

Они вбежали под высокие своды широкого ровного туннеля. Он был удобен, пригоден и для человека, и для кентаврицы, которые были вдвое выше самого рослого гоблина, однако Глоха не могла не задуматься о том, какая угроза заставила гоблинов отказаться от его использования. И почему они, раз уж сочли туннель опасным, не завалили его камнями?

Тоннель вывел их к большой пещере, наполовину заполненной неподвижной водой. Только тихая заводь, и при этом никаких других туннелей, коридоров и лазов за водой не было.

— Почему гоблины страшатся этого места? — озадаченно спросила Синтия.

— Мне тоже невдомек, — призналась Глоха. — Живи в этой заводи какое-нибудь по-настоящему страшное чудовище, они завалили бы проход, чтобы оно не смогло выбраться и погнаться за ними. Но гоблины ограничились запрещающим знаком. Это странно. И из этого вовсе не следует, что заводь безопасна для нас. Ясно только, что она почему-то опасна для них, и они сюда не сунутся.

— Мне кажется, я там что-то вижу, — промолвила Синтия, вглядевшись в темную воду.

Все посмотрели в указанном направлении.

— Вроде что-то мохнатое, — пробормотала Глоха.

Нечто — или некто — направился в их сторону. Издали это походило на мохнатый меховой шар, однако по приближении шар разинул пасть, каким-то образом оказавшуюся шире его самого, и так лязгнул зубами, что во все стороны полетели искры.

— Да, для купания это место не годится, — промолвил Трент. — Но этот заводной шарик, похоже, по суше не катается и из заводи не вылезает. Наверно, потому гоблины и не сочли нужным перекрывать туннель. Достаточно держаться подальше от воды.

— Да, так оно и есть, — согласилась Глоха. — Гоблины ленивы и ничего не станут делать без крайней нужды. Они не стали делать завала, поскольку этому чудику наружу не выбраться, и ограничились знаком.

— Однако, — рассудительно промолвила Синтия, — может, эти гоблины и лентяи, они мало похожи на трусов. Что же до мохнатого заводного, то он явно маловат, чтобы остановить целую гоблинскую рать. Размером он примерно в половину меня и любого гоблина разжует не поморщившись, но если они навалятся всем скопом…

— Или вздумают закидать его копьями с берега, — подхватила Глоха, — то ему придется туго. А памятуя о гнусности гоблинского нрава, трудно предположить, что они отказали бы себе в удовольствии пошвыряться с безопасного берега всякой дрянью в чудовище, неспособное за ними погнаться. Думаю, он повесили перед заводью запрещающий знак не из-за заводного. Или не только из-за него.

— И нам необходимо выяснить, из-за чего именно, — поддержал Трент. — Мехового зверя я всегда могу превратить в кого-нибудь безобидного, но не стоит соваться в воду, не выяснив, один ли он там, и нет ли чего-нибудь пострашнее. Как бы это узнать?

Что ни говори, а волшебник был большим мастером по части тонких намеков.

— Ты мог бы превратить меня во что-то такое, чему меховой мячик не страшен. Например в аллегорию. Это даст мне возможность обследовать глубины заводи и выяснить, нет ли там за, а точнее под водой подходящего для нас прохода.

— Это надо обдумать, — отозвался Трент. — Спешить не стоит: я, знаешь ли, предпочитаю не действовать наобум, особенно имея дело с тем, что не до конца понимаю. В этой заводи есть какая-то тайна, и одним заводным она не исчерпывается.

Склонившись над водой, Синтия коснулась поверхности, и в тот же миг меховой шар метнулся к ней. Челюсти щелкнули, и она едва успела отдернуть палец.

— Похоже, заводному не нравится, когда кто-то суется в заводь. Он мигом заводится, — заметила Глоха.

— Больно, — сказала Синтия, помахивая пальцем.

— Он тебя укусил?

— Не успел. Это вода жжется, — ответила крылатая кентаврица, поднося палец ко рту.

— Стой! — крикнула Глоха. — Вода просто так не жжется, а вдруг она ядовита? У меня на платочке осталось немножко целебного эликсира, дай оботру.

Она вытерла палец, на котором уже начал вздуваться волдырь, смоченным магическим снадобьем платком, и кентаврица мигом почувствовала облегчение.

— Теперь нам ясна и другая причина, по которой гоблины избегают этой пещеры, — промолвил Трент. — Вода ядовита, приспособился к ней только здешний меховой заводила. Однако я все равно не уверен в том, что мы полностью раскрыли тайну заводи. Зато уверен в другом: чтобы выйти наружу, нам нужно как-то миновать заводь.

— Но вдруг там, под водой, нет никаких ходов? — предположила Глоха.

— Это маловероятно, — ответил Трент. — Сюда не впадает никаких ручьев, сверху вода не сочится, но откуда-то она в эту заводь поступает. Надо полагать, внизу бьет ключ. Он-то и может оказаться ключом к нашему избавлению.

— Наверное, — неохотно согласилась Глоха. — Во всяком случае другого выхода здесь, похоже, нет.

— Но ведь вода ядовитая, как же мы станем нырять? — осведомилась Синтия.

— Вопрос, конечно, интересный… — пробормотал Трент. — Прежде всего надо разобраться, почему вода отравлена. Здешняя скальная порода яда не содержит, иначе это сказалось бы и на других источниках. Но ничего такого не происходит: я недавно плавал и цел-целехонек. Река, которую отвела в сторону Глоха, была совершенно чистой. Гоблины не стали бы отравлять заводь у себя под носом. А это заставляет предположить, что тут произошло магическое отравление.

— Магическое отравление! — воскликнула Глоха. — Ты хочешь сказать, что мы видим перед собой Источник Яда, подобно тому как бывают Источники Любви, Ненависти, Молодости и так далее?

— Что-то в этом роде, — кивнул Трент. — Если этот Источник не хочет, чтобы ему докучали гоблины, то это самый толковый способ.

— Толковый-то толковый, но беда в том, что мы тоже вынуждены держаться от водицы дальше, как и наши недруги.

— Надо попробовать договориться. У неодушевленных тоже бывают свои желания: почему бы не попытаться заключить сделку?

— Сделку? С водой?

— С заводью. Сдается мне, этот мохнатый заводила в какой-то мере понимает потребности того места, где обитает. Не исключено, что он расскажет нам, чего хочет заводь и чем мы можем быть ей полезны.

Девушки посмотрели на собеседника с сомнением.

— Допустим, он может понимать воду. Но мы-то его понимать не можем.

— Это не проблема. Я могу превратить любую из вас в такой же меховой мяч. Пусть мне неизвестна природа его магического иммунитета против яда — это не имеет значения. Талант есть талант, он действует вне зависимости от понимания. Ну а заводной с заводным точно договорится. Выяснив, что к чему, можно будет прийти к соглашению и с заводью.

— В прошлый раз ты превращал Синтию, так что нынче моя очередь, — сказала Глоха. Не то чтобы вся эта затея внушала ей особые надежды, но ничего лучшего никто предложить не мог.

Подойдя к ней, волшебник щелкнул пальцами, и она, превратившись в волосатый шар, с довольным плюхом свалилась в воду. Ощущение было восхитительным.

Однако шар, уже находившийся в заводи, тут же устремился ей навстречу, оскалив клыки.

— Эй, мохнорылый! — воскликнула она на ставшем понятным не совсем вербальном наречии, увидев, что намерения у него явно недобрые. — Погоди кусаться. Мы с тобой одного племени, давай потолкуем.

— Ты и правда из наших, — удивился шар. — Да никак еще и женского рода. А я мужского. Давай-ка с тобой…

— Погоди, сначала поговорим, — возразила Глоха, чуток ошарашенная таким напором.

— О чем?

— Ну как о чем. Об этой заводи. Как в ней завелась отрава — небось магическим манером?

— Конечно. Разве это не здорово? Никто посторонний меня не беспокоит. Правда, порой мне бывает одиноко. Так что давай…

— А можно эту магию аннулировать? Сделать так, чтобы обычное существо смогло искупаться здесь, не рискуя раствориться?

— Конечно, если Аква захочет.

— Аква. Так что, заводь зовут?

— Ну. А меня Фор. Мы с ней душа в душу живем, но иногда все-таки устаем друг от друга. Так что давай…

Глоха вздохнула. Похоже, у этого заводного только одно на уме, и пока она не успокоит его на сей счет, проку от него не добиться. Конечно, это большая жертва с ее стороны, но в конце концов она совершеннолетняя, а им нужно отсюда выбираться.

— Скажи, чего именно ты хочешь? — осторожно уточнила она.

— Поиграть, чего же еще. У меня невесть сколько времени не было товарища по играм, да и у Аквы тоже. Поневоле затоскуешь.

— Понятно. А как ты собираешься играть?

— Ясное дело как: устроим гонки по кругу, будем плескаться, играть в прятки на дне. Забав предостаточно.

Глоха осознала, что до сих пор понимала заводного неправильно. Она была совершеннолетней, а он нет, и заводилой мог выступать только в детских играх. Впрочем, как раз в этом Глоха готова была посодействовать ему с немалой охотой.

— А ну в пятнашки! — крикнула она и помчалась вперед, подпрыгивая на воде. Как это получалось, учитывая, что у нее не было ни рук, ни ног, ни хвоста, Глоха не понимала, однако двигалась более чем прытко.

— Здорово! — откликнулся заводной, устремляясь вослед.

Глоха нырнула и тут же поняла, что выход из пруда имеется: вода поступала туда из отверстия с одной стороны и вытекала, фильтруясь через решетку, с другой. Стало понятно, почему снаружи вода не отравлена: покидая волшебный пруд, она проходила очистку, становясь безвредной.

Стремясь выяснить, годится ли канал, по которому поступает вода, для бегства, Глоха устремилась туда, но заводной обиженно воскликнул:

— Так нечестно!

— Почему? — спросила она, удерживаясь против течения.

— Потому, что эта дырка не ведет ни в какие забавные места. Это путь на поверхность, а я туда не хочу.

— Прости, я не знала, — извинилась Глоха и метнулась назад. Фор попытался коснуться ее, но она, хотя и дала ему перед этим фору, ускользнула. А вернувшись принялась дразниться: — Заводила-мазила! Заводила-мазила!

— А вот и нет! — обиделся он. — Ничем я тебя не мазал. Ты и убегаешь нечестно, и дразнишься неправильно.

— Ой, прости, пожалуйста! — воскликнула Глоха. — Я хотела дразниться правильно. Как мне искупить свою вину?

— Ничего страшного, — тут же простил он. — Главное, чтобы было с кем играть, а как дразниться, это дело десятое.

— Кстати, Фор, — промолвила она, воспользовавшись моментом, — если бы у вас с Аквой появился постоянный товарищ по играм, могли бы вы пропустить на поверхность трех забавных посторонних.

— Если товарищ по играм останется с нами? Конечно!

— Тогда свяжись с Аквой, Фор, а я уточню у своих, что да как, — уверенным тоном заявила Глоха: она знала, что когда имеешь дело с детьми, взрослая уверенность помогает. Иногда.

— Договорились! — заводной нырнул куда-то в глубь заводи, а Глоха вынырнула на поверхность и крикнула Тренту:

— Превращай меня!

Волшебник, однако, не торопился. Это озадачило девушку, но вскоре она сообразила: слов ее он не слышит и не понимает, а отличить один шар от другого не может. Для посторонних они совершенно одинаковы. Чтобы дать ему понять, что она это она, девушка принялась двигаться по воде выписывая свое имя: ГЛОХА.

Трент мигом сообразил, в чем дело, и спустя мгновения она снова стала крылатой гоблиншей.

— Мы можем заключить сделку! Заводила и заводь мечтают обзавестись товарищем для игр, — с ходу сообщила Глоха. — И выбраться можем: ход, через который в пруд поступает вода, ведет прямо на поверхность. Но тебе надо будет превратить кого-нибудь, муравьишку или букашку какую, во второй меховой шар. Правда, как к этому отнесется букашка…

— Может, не стоит трогать насекомых, — отозвался Трент. — Надеюсь, мне вообще не придется прибегать к превращениям. У нас здесь есть некто, вполне способный составить компанию заводному в своем естественном обличье.

— Это кто? — не поняла Глоха.

— Сель! — сообразила Синтия. — Я о нем чуть не забыла.

— Но захочет ли он остаться? — усомнилась Глоха. — Досель он проводил время в путешествиях и, вполне возможно, не пожелает убраться отсель вместе с нами.

— А мы его спросим.

Трент достал из кармана светлячка, бережно положил его на пол, и в тот же миг туннель позади них перекрыла гигантская грязевая лепешку.

— Сель, — сказал волшебник, — тут есть одинокая заводь и одинокий малыш-заводной. Можешь остаться с ними, твою службу нам мы будем считать законченной. Если согласен, плюхайся в воду.

Сель так и поступил: без промедления плюхнулся вниз. Яд его, похоже, нимало не тревожил.

К нему тут же приблизился заводила. Они сблизились — будь у них носы, можно было бы сказать, что они принюхались друг к другу — и тут же начали вовсю резвиться. Сель, которому больше не приходилось из-за своих пассажиров держаться на поверхности и сохранять неизменную форму, оказался великолепным партнером. Он нырял, подпрыгивал, растекался, видоизменялся. В заводи царило веселье.

— Ну что ж, ответ ясен, — промолвил Трент, — Конечно, на поверхности нам без него будет труднее, однако иначе отсюда не выбраться. К тому же он хорошо поработал и вполне заслужил право на отдых и развлечения.

— И все-таки я не понимаю, как мы отсюда выберемся, — сказала Синтия. — Положим, вода, согласно сделке, сделается неядовитой, но как мы преодолеем подземную реку? Крылья там бесполезны, а дышать под водой мы не умеем.

— С вами все просто, — возразил Трент, — Превращу вас в рыбок, и плывите на здоровье. Вот со мной, уже в который раз, дело обстоит хуже. Не знаю, что и делать.

— А ты преврати нас в двоякодышащих рыб, — подсказала Глоха. — Тогда любая из нас сможет дышать за двоих, за себя и за тебя.

— Великолепная идея! — согласился Трент. Потом он наклонился, попробовал пальцем воду и удовлетворенно кивнул.

— Не отравлено. Аква и Фор держат слово.

Потом он щелкнул пальцами, и обе девушки обернулись двоякодышащими рыбами. Они оказались в чистой, свежей воде, и Глоха обнаружила, что ей это очень даже нравится. Теперь она прекрасно понимала, что значит «чувствовать себя как рыба в воде». Синтия тоже выглядела удовлетворенной. По всей видимости, любой облик и любая среда обитания имели свои достоинства.

Потом нырнул Трент. Набрав воздуха, он направился к устью подземной реки, тогда как рыбки указывали ему путь. Когда же воздух в его легких кончился, Синтия припала рыбьим ртом к его губам, вроде как в поцелуе, и принялась дышать двояко, за него легкими и за себя жабрами.

Потом настала очередь Глохи: она прильнула к устам волшебника и вдохнула в его легкие воздух из своих. Забавно, но это действо с равным успехом можно было считать и искусственным дыханием, и поцелуем. Конечно, Глоха (как, надо полагать и Синтия) никогда никому не призналась бы в том, что подобный контакт с существом мужского пола, принадлежащим к другому виду, доставляет ей удовольствие. Это следовало хранить в тайне, однако тайна делала занятие еще более притягательным.

Меняясь, девушки поддерживали дыхание Трента, пока впереди не забрезжил свет и волшебник не вынырнул на поверхность.

Выбравшись из воды, он вернул своим спутницам обычный облик. Выйдя на берег, они принялись, разбрызгивая воду, отряхивать крылья. Одежде еще предстояло сохнуть.

Они находились на берегу речушки, уходившей в овраг, а потом нырявшей под землю. Теперь они знали, куда она течет. Но главное — это радовало больше всего! — им удалось вернуться в Ксанф. Нелегкое подземное путешествие закончилось.

Глава 5 ххххххх

— Я потеряла направление, — растерянно призналась Глоха, когда они обсыхали на солнышке. Промокшую одежду пришлось снять, и хотя все согласились с тем, что коль скоро они относятся к разным видам, им нечего стесняться показаться друг перед другом обнаженными, глаза они старательно отводили. Во всяком случае, Трент, как решила украдкой поглядывавшая на него Глоха, соблюдал это молчаливое соглашение. — В этом подземном мире мы беспрерывно кружили, и теперь я совершенно не помню, в какую сторону указывал Кромби.

— На юго-восток, — сказал Трент. — В направлении озера Огр-Ызок.

— Какой ты умница! Наверное, он потому и указал на тебя, что ты уж точно не собьешься с пути.

— Не исключено, — согласился волшебник с легкой улыбкой.

— Ну что ж, наверное нам пора расставаться, — без особой радости в голосе заявила Синтия. — Мне надо отправляться на поиски семьи крылатых кентавров, а у вас своя дорога.

— Нет, расставаться еще рано, — возразил Трент. — Я обещал Кораллу устроить тебя подходящим образом, и хотя это, конечно, понятие расплывчатое, но оно явно не означает «бросить на полпути». Думаю, я должен буду довести это дело до конца, но у меня есть обязательства и перед Глохой.

— Точно! — поддержала его крылатая гоблинша.

Синтия ей нравилась, и она хотела быть уверенной в том, что с ней все будет в порядке. А еще она не была полностью уверена в правильности того, как осуществляются ее поиски. Конечно, они с Трентом принадлежат к разным видам и все такое прочее, но все-таки путешествовать вдвоем с интересным мужчиной для юной девушки как-то… Ничего неприличного ей просто не могло прийти в голову, но спутница им бы не помешала. Так что расставаться с Синтией не было никакого резона.

— Ты очень добр, — растроганно произнесла крылатая кентаврица.

— Совсем нет. Я в долгу перед тобой — и за превращение, и за твои поцелуи, такие долгие и крепкие.

Синтия, видимо, уже привыкла к такого рода подтруниванию, потому как не покраснела, а всего лишь порозовела, и румянец ее распространился не ниже обнаженной груди. Глоха весьма порадовалась тому, что это высказывание было адресовано не ей, а следовательно, ей не было надобности краснеть, хотя по числу и качеству поцелуев она — это получилось как-то само собой — практически не уступала Синтии.

— Крылатое семейство живет к северу от Провала, — сказала Глоха. — Мы могли бы полететь туда, но как быть с волшебником?

— До чего же тягостно быть обузой, — вздохнул Трент. — Это напоминает мне молодые годы, когда мне довелось путешествовать с Бинком и Хамелеошей. Тогда я тоже путался у них под ногами.

— Но ты ведь тогда был злой, правда? — спросила Синтия.

— Так меня называли. Но я не думаю, что сейчас есть необходимость из-за меня задерживаться. Я могу превратить любую из вас в птицу рок, и она отнесет меня куда надо, — волшебник поднял глаза к небу и добавил: — Внизу я потерял счет времени, но сейчас, как понимаю, около полудня, и если мы поторопимся, то можем оказаться там уже к вечеру.

Синтия послала Глохе растерянный взгляд, который та, поймав на лету, отослала обратно. Неожиданно ей пришло в голову, что они обе вовсе не рвутся поскорее закончить этот этап путешествия. Причем не только по причине неуверенности в своем будущем, хотя это имело место. И не только потому, что омоложенный Трент являлся весьма приятным спутником, хотя и это было правдой. Просто они еще не были готовы завершить данную интерлюдию по причинам… которые до поры предпочтительнее оставить неназванными.

— Мне бы хотелось еще некоторое время побыть в своем облике, — заявила Синтия. — Я ведь новичок в нынешнем Ксанфе, а привыкать к нему мне лучше в том виде, в каком я буду жить.

— Правильно, — поддержала ее Глоха. — Синтии нужна практика, а мне… как-то неохота ни в кого превращаться.

— Как угодно, — отозвался Трент. — Мне не хотелось никого задерживать, но мы можем двинуться на север и по земле. Это не так быстро, но в результате попадем туда же.

Пока спутники беседовали, одежда подсохла, и они, стараясь не слишком подглядывать друг за другом, смогли по очереди одеться. Торбы остались влажными, но все решили, что это не смертельно.

В путь двинулись, придерживаясь речушки, весьма кстати направлявшейся на север и северо-запад. Поскольку и Синтия, и Глоха отказались трансформироваться в кого-либо достаточно крупного для переноса волшебника по воздуху, вся троица шла пешком. Об этом девушки не жалели: на берегу было много славного и интересного. Например, чудесные ракушки, цветные камушки и дивные цветы. Они вставили себе в волосы по розовому цветочку, а Тренту заткнули за уши два голубых.

— Это чтобы никто не перепутал тебя с девушкой, — пояснила Глоха, слегка поцеловав его в левое ухо. Исключительно для того, чтобы цветок лучше держался.

— Или с крылатым чудовищем, — поддержала ее Синтия, проделав ту же процедуру с правым ухом.

— Знаете, при других обстоятельствах я бы мог заподозрить, что одна из вас со мной заигрывает, — отозвался Трент. — Одна беда — не пойму, которая.

— А мы не скажем, — в один голос заявили девицы, не удосужившись даже порозоветь.

Речушка тем временем взбежала на холмик, а потом, видимо, утомившись, влилась в озерцо, возле берега которого спутники приметили три премилые женские головки. Одна юная красавица была блондинкой, другая рыжей, а третья темной шатенкой, но глаза все трое имели глубокие и голубые, как само озеро.

— Ой! Люди! — вскрикнула блондинка, но без испуга в голосе.

Синтия и Глоха тем временем поднялись на вершину холма, и рыжая уточнила:

— Полулюди, причем, как я вижу по цветам, женского пола.

Ее тон выдавал некоторое разочарование.

— А третий — человек! И, судя по голубым цветам, мужчина! — с явной заинтересованностью заявила шатенка.

— А вы кто такие? — полюбопытствовал Трент в весьма дружелюбной манере, хотя Глоха приметила, что он, будто бы ненароком, старается приблизиться к незнакомкам на расстояние, позволяющее осуществить трансформацию. Волшебник явно не отличался избыточной доверчивостью, что, впрочем, едва ли следовало считать недостатком.

— Мы всего-навсего три усталые, утомленные жизнью русалки, — промолвила блондинка, и вся троица подняла над водой рыбьи хвосты. — Зовут нас Ясена, Кедра и Махогония. Я, понятное дело, Ясена. А тебя, красавчик с расцелованными ушами, как кличут?

— Мы путешествуем втроем: Трент, Глоха и Синтия. Я Трент.

— Вы названы в честь деревьев? — поинтересовалась Глоха. — Странновато для русалок.

— Вообще-то в честь цветов. Конечно, русалкам привычнее зваться Лилиями да Кувшинками, но все имена водных цветов расхватали местные озерные нимфы, так что нам пришлось довольствоваться древесными.

— Мы были бы не прочь приятно провести с тобой время, человек Трент, — сказала Махогония, — однако видим, ты и так не обижен женским вниманием. Я смотрю, губы у тебя зацелованы еще пуще ушей. Впрочем, привычные вещи приедаются…

— Мы просто мимо идем, задерживаться не собираемся, — торопливо заявила Синтия.

— Так и иди себе, вместе с гоблинской цыпочкой, — рассмеялась Ясена. — Мы только красавчика задержим, совсем на чуть-чуть. Ты ведь не прочь, красавчик?

Она бросила на Трента затягивающий как омут взгляд, убрала хвост и приподняла над водой восхитительно полную обнаженную грудь.

— Было бы ему из-за чего задерживаться, — пренебрежительно фыркнула Глоха, хотя тон ее, разумеется, был неискренним. На самом деле она даже в самых необузданных своих снах и мечтать не смела о столь зазывной груди. Водные обитатели вообще одарены плотски более щедро, нежели наземные и воздушные. Обилие плоти отнюдь не способствует полету, а вот плавать ничуточки не мешает, ведь в воде, в силу присущей ей магии, все делается легче. Что ни говори, а справедливости нет ни в Ксанфе, ни в Обыкновении.

— А по-моему есть из-за чего, — промолвила Кедра, демонстрируя столь же соблазнительные прелести. — Хоть у нас с сестрицами и один талант на троих, мы стоим задержки. А, красавчик? Или они твои ясные очи зацеловали до слепоты?

— Да есть ли у вас хоть какой-то талант? — спросила Синтия, зная что полукровки зачастую не имеют магических талантов, либо же имеют племенные, предназначенные для выживания. Как, например, способность летать у крылатых.

— А то нет, — фыркнула Махогония, в свою очередь продемонстрировав умопомрачительный бюст. — Мы умеем читать заголовки.

— Заголовки? — переспросил Трент. До сих пор он, видимо из дипломатических соображений, в разговор не вмешивался, но следил за ним (только ли за ним?) весьма внимательно.

— Какой бы ни был заголовок, мы можем его прочесть, — пояснила Ясена. — Правда, мы можем сделать это только втроем и дальше заголовка ничего не поймем, но это все равно может оказаться интересным. Заголовочки порой попадаются… о-го-го!

— Ну, нас больше интересует, что ждет нас впереди, чем чтение каких-либо названий, — покачал головой Трент, но тут неожиданно вмешалась Глоха.

— А это никак нельзя выяснить?

— Ну, никто из нас не имеет таланта предвидения будущего, — отозвался Трент.

— Это правда, но ведь все, чему предстоит случиться, записано в соответствующей книге Музы Истории. И если прочесть заголовок нужной главы Книги Истории Ксанфа, то можно получить хотя бы намек на грядущее. Разве не так? Получается, что взглянув хоть краешком глаза на нынешнюю главу, мы сможем избежать многих неприятностей.

— Ну… — пробормотал волшебник, похоже, несколько растерявшись, — в теории может быть и так, но в том случае, если Муза уже написала эту главу. Я же подозреваю, что она ждет завершения действия, а потом уж его описывает.

— А мне кажется, она сначала описывает что-то, а уж потом это происходит, — возразила Глоха. — Разве событие не должно быть изложено прежде, чем оно произойдет?

— Можно попробовать, — промолвил Трент, пожав плечами, и обернулся к трем полногрудым русалкам. — Скажите, можете вы прочесть заголовок нынешней главы текущего тома истории?

— Попытаемся, — отозвалась какая-то из них с победной улыбкой.

Три сестры соединили руки и сомкнули взгляды с идеальной, безукоризненной координацией. Три хвостовых плавника вздымались и опускались как один, пока они совершали круг по воде. Потом красавицы разъединились, снова подплыли к берегу и, выставив на обозрение бюсты, стали обстреливать Трента пылкими взглядами.

— Ну как, нашли вы нужный том? — спросил он.

— Да, — выдохнула Ясена столь призывно, что Глоха скривилась, а Синтия сморщилась.

— И прочли нужный заголовок?

— Да, — подтвердила Кедра, в то время как поверхность воды образовала у ее груди изумительное декольте. Глаза Синтии и Глохи исполнились зависти.

— И вы скажете нам, что там написано?

— Это зависит от… — проворковала Махогония, позволив маленьким озерным течениям убрать с груди длинные локоны, оставив ее совершенно обнаженной.

— От чего? — спросил Трент, не выглядевший особо возбужденным всей этой демонстрацией.

— От того, решишь ли ты остаться с нами, чтобы услышать ответ, — промолвила Ясена, ухитрившись подпереть рукой подбородок так, чтобы решительно ничего не заслонить.

— Интересное предложение, — отозвался волшебник. — Но мне кажется, я должен предупредить вас о том, что вы заблуждаетесь насчет моего возраста. Мне больше лет, чем кажется.

— Нам нравятся зрелые мужчины, — откликнулась Кедра, пленительно закатив глаза.

— Боюсь, что меня можно назвать не зрелым, а перезрелым. В действительности меня недавно омолодили эликсиром молодости.

— Перезрелый? Так сколько же тебе лет? — Махогония насторожилась, и вода стала снова сносить локоны ей на грудь.

— Девяносто шесть.

Все три головки опустились в воду. Спустя несколько мгновений русалки вынырнули. Волосы их спутались, а на лицах было написано разочарование.

— Правда? — упавшим голосом спросила Ясенина.

— Правда! — в унисон заверили Синтия с Глохой.

Русалки сникли, словно из их тугих тел выпустили воздух.

— Заголовок лишен смысла, — пробормотала Кедра.

— Как так? — спросил Трент, не выказывая никакого интереса к происходящим с русалками переменам.

— Там написано Ххххххх, — пояснила Махогония. — И больше ничего. Никаких слов.

— Этого я и боялся, — вздохнул Трент. — Выяснять такие вопросы все равно, что спрашивать у Бинка, в чем заключается его талант. Он вроде и рад ответить, но все время что-то мешает. Муза, наверное, предвидела, что мы захотим взглянуть на этот заголовок, поэтому и зашифровала его.

— Жаль, что тебе пора уходить, — промолвила Ясена.

— Да, очень жаль, — подтвердила Кедра.

— И чтобы тебе не быть помоложе? — сугубо риторически спросила Махогония. — Заглянул бы к нам пораньше.

— Я ведь не знал, что могу встретить здесь таких очаровательных девушек, — любезно ответил Трент, уже двинувшись вдоль берега.

— Оно и к лучшему, — буркнула Синтия. Глоха молча кивнула.

Путники проследовали по течению речушки. Она петляла, как будто пыталась от них отделаться, но ей это не удавалось. А потом из зарослей вылез гадкий дракон. Окинув их алчным взглядом, он принялся учащенно дышать, раздувая свой огонь.

— Уважаемый дракон, позволь мне кое-что тебе показать, — промолвил волшебник и щелкнул пальцами в направлении вознамерившегося прицепиться к его штанине репейника. Колючий шарик мигом превратился в изумленную и перепуганную кудахчущую пташку.

— Теперь твоя очередь, — сказал Трент дракону, когда птичка улетела.

Он шагнул вперед, и дракон пропал из виду с такой прытью, что едва не оставил у речки свой хвост. След его еще дымился, но спустя мгновение уже простыл.

— Но этот дракон запросто мог поджарить тебя прежде, чем ты приблизился к нему на дистанцию превращения, — сказала Глоха.

— Конечно, мог, — отозвался волшебник. — Но он ведь этого не знал.

Спустя некоторое время речушке наскучило плутать по оврагам да долинам, и она поднялась на горный перевал. Зато в ближнем лесу обнаружилась тропа, выглядевшая так, словно она была не прочь кого-то куда-то привести. Когда вечер начал подумывать о своем приходе, они нашли славную прогалину.

— Думаю, нам стоит остановиться здесь на ночлег, — сказал Трент. — Возможно, завтра мы найдем зачарованную тропу, и дальше пойдем быстрее.

И тут они неожиданно увидели грубый шалаш, рядом с которым горел костер.

— Здесь кто-то есть, — встревожилась Глоха.

— Это кентавры! — воскликнула Синтия и торопливо поправила прическу.

Оказалось, что привал устроили двое: кентавр мужского пола и женщина из человеческого рода. Они с удовольствием пригласили путников в свой шалаш в обмен на пироги с пирожковии, в которую Трент мимоходом превратил росшую рядом чепуховию.

— Я Брайль, — представился кентавр. — У меня неподобающая любовная связь.

— А я Джана, — сказала молодая женщина. — Эта самая связь у него со мной.

— Вы встретились у любовного источника? — полюбопытствовала Глоха.

— Нет, — отвечала Джана. — Он жил рядом, и мы познакомились как соседи. Талант Брайля заключается в транскрипировании текстов: он делает документы такими, что их содержание становится понятным даже неграмотным. Моя семья прибегала к его услугам, и я узнала его получше, после чего поняла, что ни один мужчина моего племени не стоит и Брайлева копыта.

— Разумеется, разум подсказывал мне, что это безумие, — промолвил Брайль, — но чувства твердили, что никакая кентаврица не сравнится с Джаной. Мне кажется, что ты, — он взглянул на Синтию, — можешь меня понять.

— Мы с Трентом вовсе не возлюбленные, — возразила зардевшаяся Синтия. — Просто путешествуем вместе.

— Это относится и ко мне, — торопливо встряла Глоха. — Я ищу подходящего мужа, а волшебник Трент помогает мне в поисках. Ну а Синтия собирается поселиться у крылатых кентавров.

— Так ты волшебник? — Джана взглянула на Трента с благоговейным трепетом. — А каков твой талант?

— Я Трансформатор, умею превращать живые существа. Разве ты не видела, как я превратил чепуховию в пирожковию?

— Видела, но подумала, что ты просто умеешь превращать бесполезные деревья в полезные. Это хороший талант, но его обладателя волшебником не назовешь.

— Нет, я могу превратить кого угодно в кого угодно. Хочешь, сделаю тебя кентаврицей или Брайля человеком?

Возлюбленные переглянулись.

— Нет, — сказала Джана. — Мой Брайль интересен мне именно как кентавр.

— А меня в Джане привлекают как раз человеческие качества.

— Мы надеемся, что Добрый Волшебник поможет нам разобраться с нашей проблемой, — сказала женщина. — Мы хотим обратиться к нему с Вопросом.

Все согласились с тем, что это разумное решение.

Поутру Джана уселась на спину Брайля, и они поехали на запад. Трент, Глоха и Синтия двинулись на север, но через некоторое время кентаврица сказала:

— Я могла бы везти тебя на спине, на Брайлев манер. Это ускорит наше продвижение.

— Я мог бы просто превратить первую попавшуюся муху в лошадь и поехать на ней, — указал волшебник. — Но мне кажется, в этом нет необходимости, если ты, конечно, не спешишь. Идея состоит в том, что тебе следует освоиться в нынешнем Ксанфе, неспешно набираясь опыта; пока этого не произошло, я смогу оградить тебя от большинства возможных опасностей. Время сейчас не главное. Ну и, кроме того, не могу не признаться, что мне нравится наше путешествие: всегда приятно вспомнить молодость. Когда я закончу свои дела, вернусь к жене и друзьям и обрету свой истинный возраст, мне, как и было задумано, предстоит сойти со сцены. Что и будет сделано, но почему-то это уже не кажется мне таким уж неотложным.

— Я тоже вовсе не спешу поселиться у незнакомцев, — подхватила Синтия. — Но нам следует помнить о том, что наши дела второстепенны по отношению к поиску Глохи. Имеем ли мы право ее задерживать?

— Давайте начистоту, — сказала Глоха. — Я ищу мужчину из своего племени, какого, насколько мне известно, попросту не существует. Соответственно, чем скорее завершится мой поиск, тем скорее наступит горькое разочарование. Я к этому ничуть не стремлюсь, так что и мне спешить некуда.

— Вообще-то я мог бы превратить какого-нибудь мужчину из любого народа в крылатого гоблина, — промолвил Трент. — Возможно, Кромби указал на меня как раз по этой причине. В таком случае…

— Нет! — вскричала Глоха более резко, чем подобало столь юному и нежному созданию. — Это было бы неправильно. Вспомни, Брайль с Джаной тоже не захотели превращаться. Любое другое существо, пусть бы оно выглядело потомком гоблина и гарпии, не являлось бы продуктом культур обоих этих народов, а стало быть, не могло бы меня понять. Мне не нужен искусственный мужчина!

Стоит отметить, что к концу этой тирады девушка несколько поубавила категоричность тона. Ей вспомнилось, что и в облике горицвета, и в виде мехового шара она чувствовала себя совсем неплохо. Возможно, самоощущение во многом зависит от внешнего облика? Однако озвучивать возникшие сомнения она не стала.

— Выходит, никто из нас не имеет особых причин торопиться, — промолвил Трент. — В таком случае мы продолжим путь в прежнем темпе до тех пор, пока у кого-либо такие причины не появятся.

— Мне кажется, это правильное решение, — сказала Синтия.

— И мне тоже, — согласилась Глоха.

Они продолжили путь, направляясь строго на север, ибо именно туда вела удобная тропа. Несколько раз им случалось встречаться с недружественно настроенными существами, но Трент или охлаждал их пыл, показывая меч, или превращал их во что-нибудь безобидное. Потом они вышли к развилке. Здесь тропа разделялась на несколько тропок, над которыми красовались надписи:

— Вообще-то, — заявил Трент, — от риса бы я не отказался, а то все пироги да пироги. Может, пойдем туда?

Глоха, по правде сказать, предпочла бы не рис, а барбарис, но возражений у нее не имелось. У Синтии тоже. Они зашагали по дорожке под соответствующей надписью и вскоре вышли к странному сооружению — круглому каменному строению, наверху которого находилась большая плоская плита. При их приближении сочлененная палка раскрылась перед плитой и начала производить быстрые движения.

Трент взялся за рукоять меча, однако диковинное устройство, похоже, никому не угрожало. Но и никаких признаков риса ни у ног, ни в каком-либо ином месте не наблюдалось.

И тут Глоха сообразила, в чем дело.

— Эти таблички писал кто-то не слишком грамотный, — сказала она. — Надо было написать «рисунок». Речь там шла вовсе не о рисе, а о картинках, которые рисует эта штуковина.

И действительно, на деревянной панели появился лист бумаги с превосходным изображением мужчины с мечом, крылатой гоблинши и крылатой кентаврицы. Сходство было полным.

— Здорово! — сказала Синтия.

Коленчатый придаток сбросил готовый рисунок с панели и принялся создавать следующий — на сей раз портрет одной лишь кентаврицы. Похоже, он рисовал тех, кто разговаривал или двигался в его присутствии, а вот судьба готовых рисунков его не интересовала. Они могли и вправду валяться у ног. Трент покачал головой.

— Картинки вещь хорошая, но я предпочел бы если уж не поесть, то попить свежей водицы.

Придаток сбросил с плоскости портрет кентаврицы и нарисовал Трента, пившего воду из покрытого бусинками воды бокала. Глоха рассмеялась, и спустя мгновение ее смешок был запечатлен на бумаге. Девушка подхватила этот рисунок, решив взять его с собой.

Так или иначе тропа здесь заканчивалась, и им пришлось вернуться к развилке.

— Куда теперь? — поинтересовались девушки.

— Думаю в пампасы, — ответил Трент, — если, конечно, тут тоже не вкралась ошибка.

— А что это такое?

— В некоторых землях Обыкновении так называют обширные пространства почти лишенные деревьев, но зато поросшие травой. Путешествовать по таким равнинам легче, чем по лесу.

Однако ответвление тропы вывело их отнюдь не на безбрежную равнину, а в каньон, засыпанный какими-то плотными бумажными пакетами. В каньон стекала вода, но бумажки мгновенно ее впитывали.

— Вот ведь незадача, опять ошибка! — воскликнул волшебник. — Нужно было писать не пампасы, а памперсы.

— А что такое памперсы! — поинтересовалась Глоха.

— Бумажки, которые впитывают влагу. Ленивые обыкновены подкладывают их под младенцев, когда не хотят их перепеленывать.

— Но почему тут сплошные ошибки? — поинтересовалась Синтия.

— Ну, возможно, это не ошибки, а каламбуры, — отозвался Трент. — Может быть, не самые удачные, но в конце концов в каламбурах заключена сама суть Ксанфа.

— Не припоминаю, чтобы у нас в Северной деревне так уж особо каламбурили, — покачала головой крылатая кентаврица.

Глоха покосилась на прихваченный с собой рисунок и увидела, что он изменился. Теперь там был изображена скучная деревенька с сонными жителями.

— Ну, — ответил Трент, — Северная деревня вообще место особенное, народ там уравновешенный и не склонный ко всяким выходкам. Вот почему многие поселяются там, отойдя от дел. Тамошний народ не отличается избытком юмора и воображения. Яркие события происходят главным образом в других местах. Даже Тучная Королева не рвется устраивать там бури.

— А это кто? — просила Синтия.

— Самое гадкое облако во всем Ксанфе, — пояснила Глоха. — Стоит кому-то собраться повеселиться, как эта летающая вредина углядит с вышины и ну поливать! Памперсов обыкновенских на нее нет.

На картинке тут же появилась злобная, надутая туча, поливающая дождем кучу памперсов, тут же впитывавших воду.

— Неужто рисунок знает, какова будет наша следующая встреча? — промолвила Глоха.

Картинка снова изменилась: теперь то была пещера, в глубине которой находилось странное устройство со стеклянным экраном. По экрану бежали буквы.

Трент с Глохой рассмеялись. Синтия воззрилась на них с недоумением.

— Это Конпутер, — пояснил Трент. — В прежние времена эта машина была одним из худших бедствий Ксанфа, но Лакуна переписала программу, и характер Путера улучшился, хотя способность изменять действительность поблизости от своей пещеры сохранилась. Сейчас пещера Конпутера не считается опасным местом, но я, по правде сказать, все равно не собирался туда заглядывать.

— Раз так, то не будем туда торопиться. Взглянем сначала, что тут у них за плоть, — предложила Глоха.

Они вернулись к развилке и двинулись туда, где красовалась надпись ПЛОТЬ.

К разочарованию некоторых, ничего особо плотского там не обнаружилось. Впрочем, этого и следовало ожидать. Дорожка вывела путников к пруду, у берега которого стоял плот. Он был сложен из бревен, однако вели они себя странно — беспрерывно двигались. Одно бревно перепрыгивало через остальные и укладывалось впереди, после чего все повторяли такой же кульбит. В результате плот хотя и не плыл, но тем не менее перемещался вдоль берега.

— Впервые вижу прыгающие бревна, — усмехнулся Трент.

Глядя на скачки деревяшек, спутники шли вдоль берега, пока не подошли к впадавшей в озеро речушке, через которую был перекинут легкий плетеный мостик.

Приблизившись, плот, бревнышко к бревнышку, плотно уложился на мост и только собрался двигаться дальше, как вдруг раздался истошный крик:

— А ну прочь! Убирайтесь!

На берегу показался безобразный зеленоватый тролль. Рука Трента вновь потянулась к мечу.

— Вообще-то мы не замышляем ничего дурного, — сказал волшебник. — Просто ищем путь на северо-запад.

— Да я не с вами ругаюсь, — буркнул, повернувшись к ним, тролль. — А с этими скачущими бревнами, будь они прокляты. Они думают, будто могут безнаказанно расхаживать где угодно. А я оберегаю от них мост.

— Но они вроде бы не так уж сильно ему вредят.

— Они ему вовсе не вредят, но разве в том дело? Моя работа состоит в том, чтобы охранять мост. Вдруг кто-нибудь вздумает перейти речку, а по мосту бревна скачут? Непорядок.

— А куда ведет этот мост? — поинтересовалась Глоха.

— Никуда он не ведет, где его намостили, там и стоит. Он не то что вести, ходить не умеет, в отличие от этого треклятого плота. Работенка у меня бесполезная, но что мне остается делать? Я тролль, тролли охраняют мосты, а это мой мост.

— Может быть, нам стоит познакомиться, — сказал Трент. — Я волшебник Трент, со мной кентаврица Синтия и гоблинша Глоха. Путешествуем вместе, кое-что ищем.

— А я тролль Тристан. После того как я подвел свое племя, меня решили приговорить к наказанию палками, но погорячились и приговорили к бревнам. И теперь я гоняю этот дурацкий плот, хотя сам никакой не плотник. Мне даже неизвестно, откуда он тут взялся, вроде бы в озере даже плотвы нет. В общем, торчу на месте без пользы.

— Как я тебя понимаю, — вздохнула Синтия. — Я тоже очень долго проторчала в одном месте без всякой пользы.

— А как ты подвел свое племя? — полюбопытствовала Глоха.

— Мы устроили налет на людскую деревню, а я пожалел одну маленькую девочку, которую должны были сварить на обед, и отпустил ее. За это на меня полагалось наслать ужасный сон, но скелетица Скриппи Скелли не стала меня пугать, а результате попала в беду сама. Страшная была история.

— О, так ты тот самый тролль! — воскликнул Трент. — В таком случае тебе будет интересно узнать, что для Скриппи все закончилось хорошо. Мой внук Дольф выступил в ее защиту и добился от Коня Тьмы ее освобождениям. А поскольку она оказалась слишком добросердечной, то в съемках кошмаров больше не участвует. Скриппи покинула тыкву, вышла замуж за Косто и живет счастливо.

— За кого вышла? — спросила Синтия.

— За Косто, ходячего скелета родом из Сонного Царства, — ответила Глоха. — Это особая история. Он очень милый.

— Но ведь он, должно быть, мертвый!

— Я ведь сказала, это долгая история. Не все в жизни так однозначно. Взять хоть Тристана, ты ведь не будешь отрицать, что он очень порядочный тролль.

— Да, в Ксанфе многое изменилось. В мое время все тролли были злобными тварями.

— Вообще-то они и сейчас такие, — сказала Глоха. — Кроме Тристана.

— Который отбывает наказание за добрый поступок, — добавил Трент. — И наказание, по понятиям и обычаям троллей, вполне справедливое.

— А почему ты не взял да и не бросил эту дурацкую работенку? — спросила Тристана Глоха.

— По ряду причин. Во-первых, другие тролли поймали бы меня и вернули назад, а то приставили бы к еще худшему делу. Кроме того, троллю вообще трудно найти работу — мостов на всех не хватает. А без полезного занятия недолго и с тоски зачахнуть.

Неожиданно Глоху в очередной раз осенило. Если эта дорожка, как и две предыдущих, никуда не вела, у них не оставалось другого выхода, как отправиться на предсказанную встречу с Конпутером. И вот как раз в этот момент им попадается очень порядочный и не очень довольный своей судьбой тролль. Возможно, это не случайное совпадение.

— А как бы ты поступил, будь у тебя выбор? — осторожно поинтересовалась Глоха.

— Ну уж ясно, что плоты с мостов гонять бы не стал, — отвечал Тристан, — Куда больше обычных меня интересуют мосты к знаниям. Моя мечта — заняться обработкой информации. Но кому есть дело до мыслей тролля?

— Значит, ты предпочел бы умственный труд физическому, хотя твое тело больше приспособлено для грубой работы?

— А какая радость иметь такое уродливое тело? — буркнул Тристан. — Мне, конечно, деваться некуда, но на месте столь красивых существ, как вы, я вовсе не стал бы говорить с зеленым страшилищем.

— Ну, у нас путешествие с приключениями, которое мы не торопимся завершить, — сказала Глоха. — Во время таких путешествий много с кем приходится встречаться, и ты не такой уж противный. К тому же мне кажется, мы можем сделать для тебя что-нибудь хорошее.

— Не стоит рисковать! — встревожился тролль. — Добрые дела наказуемы, и порой за такие поступки приходится платить очень дорого.

— Но их следует совершать вне зависимости от цены, — заявил Трент, покосившись на обеих девушек. — Глоха, я приметил, что в твоей голове промелькнула идея, довольно яркая. Так?

— Мне подумалось, что Тристан мог бы стать помощником Конпутера. Раз Путер теперь не злой, то почему бы ему не обзавестись сотрудником, заинтересованным в такого рода деятельности?

— Да, теперь ведь ясно, что с Конпутером нам не разминуться, — кивнул Трент. — А он, хоть нынче и не злой, на некоторые каверзы по-прежнему очень даже способен. Так что возможность договориться с ним о взаимных услугах нам отнюдь не повредит.

— Нам придется оказать ему услугу, чтобы он взял Тристана?

— Напротив, — с улыбкой отозвался волшебник. — Это Путеру придется оказать нам услугу в благодарность за помощника.

Губки Глохи сложились в маленькое «О».

— О! — сказала она.

Трент обернулся к троллю.

— Тристан, я волшебник-трансформатор и могу превратить тебя в кого угодно. После этого мы отведем тебя к Конпутеру и предложим ему в качестве помощника. Какой облик ты хотел бы принять?

— О, да меня что угодно устроит. Хоть жуком сделай, я только спасибо скажу.

— Ладно, пока станешь жучком, а там посмотрим. Волшебник потянулся к троллю, и тот превратился в маленького неприметного жучка.

— Садись на кого-нибудь из нас и держись покрепче, — сказал ему Трент. — И никуда не улетай, не то потеряешься, и я уже не смогу превратить тебя ни в кого другого.

Жучок подумал, погудел и пристроился в волосах Глохи.

— Хххххммммм? — осведомился он.

— Порядок, — согласилась Глоха. — Езжай там. Ты мне не мешаешь, если только не станешь… — она замялась, поскольку стеснялась говорить о выделениях, даже и у жука.

— Ннннмммм! — клятвенно заверил ее Тристан. Он обещал сохранить ее славные шелковистые волосы в безукоризненной чистоте.

Оставив плот на мосту, они вернулись к развилке и, уже не колеблясь, зашагали по тропе, ведущей к Конпутеру. Тропа оказалась зачарованной, и потому, хотя пещера Конпутера находилась довольно далеко, они оказались там очень скоро. Однако стоило им приблизиться к пещере, как земля содрогнулась.

— Землетрясение! — воскликнула Синтия.

— Нет, — возразил Трент. — Это шаги невидимого великана. Он работает у Путера.

Словно в подтверждение слов волшебника поблизости появился отпечаток гигантской ступни. Два попавших под нее дерева вмялись в землю как былинки, а огромный валун — как песчинка.

— Он нас расплющит! — испугалась Глоха.

— Не думаю, — успокоил ее Трент. — Его задача состоит в том, чтобы загонять случившихся рядом путников в пещеру. Если, конечно, кто-то попытается пройти мимо. Но нас-то загонять не надо, наш путь и так лежит туда. Взлети к его голове и скажи ему, что мы идем к машине по доброй воле.

— Но я не вижу никакой головы.

— И не надо. Лети вверх, пока не ощутишь его дыхание. Там и будет голова.

Глоха поднялась в воздух. Взлетела и Синтия, которая, что бы там ни говорилось об отсутствии у гиганта дурных намерений, чувствовала себя не совсем уютно у него под ногами. Этакая громадина может раздавить кого угодно, и не со зла, а просто не заметив.

Но стоило девушкам подняться выше верхушек деревьев, как на них налетел ужасный ветер. Ужасен он был не только своей силой, но и тем, что нес такой смрад, будто по пути ему попался воз протухшей капусты. Жучок на голове Глохи закашлялся и стал задыхаться.

— По-моему, мы у цели, — пробормотала Синтия, затыкая нос. — Но я больше не могу, — ее снесло в сторону.

Глоха проводила спутницу взглядом и успокоилась, лишь убедившись, что та вывернулась из вонючего потока, восстановила равновесие и заскользила над лесом.

Однако бросать дело на полпути крылатая гоблинша не собиралась. Отважно зажав свой маленький носик, она полетела навстречу источнику зловония. Возможно, неприятный запах оказывал на нее не столь сильное воздействие как раз потому, что ее нос был поменьше, чем у Синтии, и она вдыхала не так много воздуха.

Неожиданно девушка налетела на невидимый трос и с перепугу ухватилась за него руками. Поняв, что это не что иное, как прядь волос великана, девушка спустилась по ней к его уху и прокричала:

— Эй! Кончай топать и смотри не наступи на нас! Мы и сами идем к Конпутеру.

— ОООЛЛАА! — оглушительно прогремело в ответ.

— Убавь звук! — крикнула Глоха.

— Что ты сказала? — прошептал великан.

— Я сказала, что мы так и так идем к Конпутеру, и нас нет нужды туда загонять.

— Ладно, не буду.

Произошло шевеление, как будто сместилось нечто огромное, — он повернул голову. Потом из ниоткуда донеслось:

— Послушай, а ты премиленькая крошка.

— Спасибо, — выдохнула она.

— Только носик у тебя припух.

— Это потому, что я почти не могу дышать.

— А что так? У тебя насморк?

В течение примерно пяти мгновений (или четверти одного мгновения великана) Глоха размышляла, удобно ли будет сказать правду и в конце концов решила не кривить душой.

— Нет, дело не в насморке, а в твоем дыхании. Это какой-то ужас.

— Ха, нашла ужас. Понюхала бы ты, как пахнет от моего двоюродного братца: его дыхание на расстоянии пятидесяти шагов валит с ног огра.

— Хорошо, что ты не он. Но я все равно полечу, пока мне не стало совсем худо, — сказала Глоха, но тут же вспомнила, что воспитанные девушки так себя не ведут, и представилась:

— Меня зовут Глоха, я происхожу от гоблинов и гарпий.

— А я Велик, — ответил великан, — Приятно познакомиться.

Положа руку на сердце, Глоха не могла сказать, что это знакомство доставило ей такое уж удовольствие, а потому сменила тему, задав вопрос:

— А почему у твоего родича такое скверное дыхание?

— У кузена Велко? Да хворый он, какой-то недуг его скрутил. Такой, что бедолага даже стал видимым, а это значит, ему уже недолго осталось топтать эту землю.

— Какой ужас! — пискнула Глоха. — Весьма сочувствую. Однако мне пора.

С этими словами она попросту позволила себе упасть, ибо ни говорить, ни махать крыльями, ни просто дышать уже не могла. Лишь ближе к макушкам деревьев к ней вернулось дыхание, и девушка мягко спланировала вниз. Конечно, нельзя винить невидимых великанов в том, что их запах соответствует их размерам, однако разговор с Великом дался ей нелегко. Впрочем, так или иначе она со своей задачей справилась: великан больше не топал, и они могли спокойно отправляться к Конпутеру.

Синтия опустилась на землю поблизости от Трента, возле входа в пещеру.

— Прости, что я не осталась с тобой, — сказала она снизившейся Глохе. — У меня просто сил не хватило…

— Понимаю, — отозвалась Глоха. — Возможно, мне было полегче, поскольку я привыкла иметь дело с гоблинами и гарпиями, а оба эти народа не славятся чистоплотностью. И не исключено, что все дело в моем малом росте.

— А может быть, в том, что твой дух больше твоего тела, — сказал Трент. — Ну что, пошли навстречу новому испытанию.

Глоху пробрало холодком, хотя во время беседы с великаном она вспотела. Девушка помнила историю Конпутера, и встречаться с ним, хоть он и считался исправившимся, ей не хотелось. Только вот другого пути все равно не было.

Они вошли в мрачный туннель, света в котором хватало лишь чтобы разглядеть ведущий в глубь горы путь. Полагалось считать, что Конпутер сделался хорошей машиной, однако его послужной список не внушал доверия. Злодеяний за ним числилось значительно больше, чем добрых дел, и Глоха испытывала если не страх, то некоторые сомнения.

Наконец они вступили в освещенную пещеру, в центре которой над хитросплетением проводков, загогулин, блямбочек и прочего хлама красовался стеклянный экран.

— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ПОЛЬЗОВАТЕЛИ, — высветилось на нем при их появлении.

— Здравствуй, — промолвил Трент, шагнув вперед. — Я волшебник Трент, ты наверное обо мне знаешь.

— ТЫ НЕ ОБЛАДАЕШЬ СПОСОБНОСЬЮ ТРАНСФОРМИРОВАТЬ НЕОДУШЕВЛЕННЫЕ ПРЕДМЕТЫ, — обеспокоенно замигал экран.

Трент улыбнулся.

— Конпи, я пришел не для того, чтобы с тобой ссориться. Так вышло, что единственная подходящая тропа вела сюда, вот нам и пришлось к тебе подойти. Но мы не просто так подошли, а с предложением. Во-первых, если ты не станешь изменять реальность вокруг меня неприятным образом, я не стану превращать это живое существо, — он указал на Глоху, — в сфинкса или кого-нибудь другого, кто может тебя раздавить.

— ДОГОВОРИЛИСЬ, — просигналил экран и посветлел от удивления. — ДЛЯ ТВОЕГО ВОЗРАСТА ТЫ ОЧЕНЬ МОЛОДО ВЫГЛЯДИШЬ, ВОЛШЕБНИК.

— Эликсир молодости убавил мне семьдесят с лишним лет. Но по исполнении своей миссии я вернусь в истинный возраст.

— А КОГО ТЫ ПРИВЕЛ С СОБОЙ?

— Со мной Глоха, дочь гарпия и гоблинши, которой я помогаю в поисках подходящего мужа, Синтия, некоторое время назад превращенная мною в крылатую кентаврицу и сейчас направляющаяся к Чериону и Чекс, а также Тристан, обращенный мною в жучка.

— НИКАКИХ ЖУЧКОВ! НЕ ПОДПУСКАЙ ЕГО БЛИЗКО К МОЕЙ ПРОГРАММЕ.

— Как скажешь. Мне, правда, казалось, что ты боишься не столько жучков, сколько вирусов. Но наше предложение относится как раз к Тристану. Ему всегда хотелось найти себе занятие, связанное с переработкой информации, и мы подумали, что он смог бы стать твоим помощником. Решили оказать тебе услугу.

— Я НЕ ВЕРЮ В БЕСКОРЫСТНЫЕ УСЛУГИ.

— А мы хотели бы попросить об ответной услуге.

— ВОТ ТЕПЕРЬ ТЫ ДЕЛО ГОВОРИШЬ. ЧЕГО ТЕБЕ НАДО?

— Ничего особенного. Просто укажи нам простой, надежный и безопасный путь отсюда к жилищу Чериона.

На мгновение экран потускнел — Конпутер думал. Потом по экрану побежали строки:

— МОГУ НАПРАВИТЬ ТЕБЯ ПО ТРОПЕ, ВЕДУЩЕЙ ЧЕРЕЗ НЕВИДИМЫЙ МОСТ К ЖИЛИЩУ ГОЛЕМА ГРАНДИ. ГОДИТСЯ?

— Вполне. Гранди, конечно, тот еще фрукт, своим язычком отбреет и волшебника, но зато его жена Рапунцель просто очаровательна.

— А ЧТО Я ПОЛУЧУ ВЗАМЕН? КЕМ БЫЛ ТВОЙ ТРИСТАН ДО ТРАНСФОРМАЦИИ?

— Троллем.

— НИКАКИХ ТРОЛЛЕЙ! ОДИН ИЗ ЭТОЙ БРАТИИ УКРАЛ У МЕНЯ МОСТ СОПРОТИВЛЕНИЯ!

— Ему самому не хочется быть троллем. Я могу придать Тристану любой облик, который устроит и его, и тебя. Хочешь, он станет котом…

НЕТ.

… или мышью…

— МЫШЬ… — замигал экран, — ЭТО ТО, ЧТО НАДО.

Трент пожал плечами.

— По мне, пусть будет хоть весенним цыпленком.

— МЫШЬ ЛУЧШЕ.

Глоха подавила смех. Весенние цыплята пользовались дурной славой из-за того, что быстро старели и теряли всякую привлекательность. В некоторых отношениях они походили на гарпий. Однако мышей она тоже не жаловала, и решительно не могла взять в толк, зачем серая зверушка могла понадобиться машине. Но в конце концов это дело Конпутера.

Трент протянул руку к прическе Глохи, и жучок, перемахнув ему на ладонь, тут же превратился в серую смышленую мышку. Трент посадил мышь перед Конпутером. Зверек сделал круг, и его путь оказался отмеченным на экране светящейся линией.

— ПРЕВОСХОДНО! — Конпутер просто светился довольством.

— А теперь будь добр, покажи нам дорогу, — напомнил ему Трент.

— СЛЕДИТЕ ЗА МЫШЬЮ.

Мышь побежала к стене, к выходу, которого Глоха раньше не приметила. Да что там не приметила: она готова была побиться об заклад, что еще мгновение назад никакого выхода, равно как и входа, там не было. Впрочем, ничего подобного Глоха делать не стала: если биться обо что ни попадя, недолго и шишку набить.

Когда они вступили в новый туннель, мышка пискнула.

— Спасибо, Тристан, — улыбнулась Глоха, присев и погладив бывшего тролля по серой спинке. — Надеюсь, что здесь тебе будет хорошо.

— Но я все-таки не пойму, зачем машине мышь, — сказала Синтия, когда вся компания двинулась дальше.

— Я так понимаю, — ответил Трент, — что мышь приносит очень большую пользу, помогая людям связываться с машиной. Возможно, им легче иметь дело с мышкой, чем напрямую с Конпутером, поскольку сами они не машины и мышку считают чем-то подобным себе. Так или иначе с мышиной помощью можно обрабатывать больше информации за более короткое время. Это связано с особой магией: в Ксанфе она мало кому доступна, но Путер в ней толк знает. Конечно, есть люди, которые не любят мышей, связаны они с машинами или нет. Однако Конпутеру и это на руку: его мышь будет пугать некоторых посетителей пещеры, а он останется как бы и ни при чем.

Глоха сообразила, что Путеру с его привычками не очень нравилось все время быть хорошим, и Тристан пришелся ему очень кстати. Теперь появилась возможность малость повредничать, будучи формально к этому непричастным.

Пока она размышляла об этом, они вышли из туннеля и оказались у самого Провала.

— Так скоро? — изумилась Глоха, глядя сверху на окунувшееся в пропасть маленькое облачко.

— Конпутер меняет реальность вокруг себя, — напомнил Трент. — Он создал для нас быструю тропу.

— Слишком быструю, — буркнула Глоха, смекнув, что если ходить такими тропами, их совместное путешествие завершится очень скоро. Чего ей вовсе не хотелось.

Подойдя по тропе к обрыву, Трент попробовал ногой воздух и, удовлетворенно кивнув, шагнул вперед:

— Да, он на месте.

— Ой! — воскликнул Синтия. Точнее, она воскликнула «О-О-О-Ой», поскольку в ее возгласе оказалось целых четыре «О».

— Это невидимый мост, — пояснила Глоха. — Конпутер о нем упоминал.

— Я думала, он шутит.

— Нашла шутника, это же машина.

— Должно быть, мост навели, пока ты была у Коралла, — благодушно заметил висевший в воздухе над бездной волшебник.

Подлетев к нему, Синтия осторожно прикоснулась к невидимому сооружению и удивленно покачала головой.

— Надо же, здесь и вправду мост.

— Мост не мост, а я лучше перелечу, — заявила Глоха. — Хватит с меня невидимого великана, после него меня воротит от всего невидимого.

— Ты права, я тоже полечу, — поддержала ее Синтия. — Как хорошо, что у меня есть крылья.

Неожиданно она повернулась к Тренту и пылко произнесла:

— Спасибо тебе, волшебник, спасибо за то, что сделал меня крылатой. Я никогда не была бы так счастлива ни оставшись девушкой, ни сделавшись обычной кентаврицей. Но скажи, что побудило тебя придать мне именно такое обличье?

— Так сразу и не скажешь, все произошло по наитию, и руководствовался я скорее чувствами, чем разумом. Ты была очаровательна, и я не хотел лишить тебя твоей человеческой красоты, но мне не понравилась мысль о том, что ты поселишься среди кентавров. Этот народ… тоже не без недостатков. Теперь я могу сказать, что хотя наверное поступил неправильно, результат оказался вовсе не плохим. Ты, по-моему, довольна, а уж твоей прелести превращение точно не повредило.

Синтия покраснела и, чтобы скрыть румянец, полетела вперед. Для Глохи причина ее смущения была очевидна: крылатая кентаврица по-прежнему находила волшебника исключительно привлекательным, и сама гоблинша, по правде сказать, вполне разделяла ее чувства. Ей не хотелось признаваться в этом даже самой себе, однако дело обстояло именно так. Однако ни она, ни Синтия не хотели бы оказаться превращенными в обычных женщин из человеческого рода, даже если бы волшебник пленился ими, оказался неженатым и действительно был бы таким молодым, каким выглядел. Глоху ее нынешний облик вполне устраивал: более того, различие в видовой принадлежности придавало некоторым ее игривым мыслям особую пикантность.

Когда Трент завершил переправу, крылатая кентаврица вздохнула с облегчением. Она знала, что невидимый мост очень прочен, но когда видишь, как человек шагает по воздуху над бездонной пропастью, знание мало помогает. Так и кажется, что он вот-вот рухнет. Возможно, случись ей самой забраться на мост и почувствовать его под ногами, она доверяла бы ему больше. Но такой необходимости не было, и это лишний раз заставляло порадоваться наличию крыльев. Что ни говори, а людям не позавидуешь: они прикованы к дорогам, а преодолеть речушку или горку для них зачастую оказывается проблемой.

Путь на север лежал через лес. За мостом проходила зачарованная тропа, на которой не приходилось опасаться ни драконов, ни грифонов, ни василисков, ни разбойников. Это радовало, хотя, с другой стороны, Глоха втайне признавалась себе, что пережитые ранее приключения пришлись ей по вкусу. Правда — и она это понимала, — не будь с ними волшебника, готового защищать невинных дев, путешествие могло оставить у нее совсем другие впечатления. Хотя, тут же пришло ей в голову, не будь с ними Трента, им не пришлось бы оставаться на земле, и не было бы никакой надобности их защищать. С другой стороны…

Чувствуя, что сейчас запутается окончательно, Глоха отмахнулась от своих мыслей и посмотрела вперед.

Впреди совсем рядом с тропой высилось нечто странное: обмазанное глиной сооружение, похожее на поставленную ударным концом вверх шипастую дубину или булаву. При приближении путников эта штуковина начала угрожающе раскачиваться, а размеры ее были таковы, что случись ей вмазать по тропе, один такой удар размазал бы всю троицу разом.

— Трент, а тропа и в этом месте зачарованная? — беспокойно поинтересовалась Глоха.

— Вроде бы, — отозвался волшебник. — Но порой и тропам случается разочароваться. В теории эта штуковина нам угрожать не должна, но осторожность никогда не вредит.

— Давай я попробую пролететь мимо нее, — предложила Глоха. — Она такая здоровенная, что едва ли может быть очень уж ловкой, если и ударит меня, то скорее всего промажет.

— Ладно, — согласился Трент, — но лети над тропой. Возможно, эта дубина представляет угрозу лишь для того, кто сойдет с тропы, а следующих ею только пугает.

— Точно, — поддержала его Синтия. — Она может попытаться согнать тебя с тропы ложным выпадом, а если ты испугаешься и свернешь, так стукнет, что превратит в размазню. От глупости и трусости никакие чары не защищают.

Трент кивнул.

— Да, похоже умысел именно таков. Не исключено, что со хранив хладнокровие и не реагируя на угрозы, мы не подвергнемся опасности, но проверить, что да как, все же стоит. Ну а если тропа разочаровалась и дубина вздумает драться, я превращу Синтию в великаншу, которая сумеет ее удержать.

Оставив волшебника и кентаврицу позади, Глоха стремительно полетела вперед. Гигантская дубина задрожала, точно была готова выскочить из земли. И тут крылатую гоблиншу кто-то окликнул:

— Глоха, привет!

Заложив вираж, крылатая гоблинша оглянулась и увидела на вершине дубины крохотного человечка.

— Гранди! — воскликнула она. — Что ты там делаешь?

— Живу, что же еще, — отозвался голем. — Это моя мазанка. Глинобитная мазанка, если разок вмажет, то любого вобъет в глину. Но ты не бойся, тебя она не тронет.

Он постучал по верхушке мазанки ногой и сказал:

— Фу! Глоха своя!

Дубина тут же перестала дергаться.

— Тебе не мешало бы познакомить ее и с моими друзьями, — сказала Глоха, указывая на Трента и Синтию.

— Опаньки, крылатая кентаврица! — воскликнул голем. — Но это не Чекс, слишком уж молода.

— Вообще-то она старше Чекс, — возразила Глоха. — Вспомни, Чекс всего на год старше меня, просто она быстро повзрослела.

— То-то и оно, что на год. Чекс двадцать, а этой гривастенькой больше шестнадцати не дашь.

— Ха! Аист доставил ее родителям в 1005 году.

— Не вешай мне лапшу на уши, фитюлька с крылышками. Ты еще скажи, что тому парню, что пристроился рядом с твоей подружкой-лошадкой, девяносто шесть.

— Тут ты в самую точку попал. Это волшебник Трент.

— Ага, волшебник. Самой собой, Трент. Трансформатор собственной персоной. Коли так, пусть он кого-нибудь трансформирует.

Присев на корточки, Трент указал пальцем на скакавшего близ тропы кузнечика, и на его месте появился угрюмый кузнец в закопченном кожаном фартуке, со здоровенным молотом в руке. В глазах его промелькнуло удивление — мир вокруг вдруг сделался очень маленьким, — а потом и раздражение. Опасаясь, как бы он не треснул кого молотом, Трент поспешно превратил его в розового кролика, который повернулся, чтобы удрать в лес.

— Так нельзя, — послышался осуждающий голос. — Верни ему привычный облик, пока он не попал в беду.

Волшебник помчался за кроликом и успел превратить его в маленького кузнечика.

— Теперь вижу, это и вправду волшебник Трент, — сказал Гранди. — Но почему он такой молодой, и почему путешествует с тобой?

— Молодой он потому, что принял эликсир молодости, со мной потому, что помогает мне искать мужчину моей мечты. А Синтию он сделал крылатой кентаврицей давным-давно, но до недавних пор она пребывала в пруду Мозговитого Коралла.

— Стало быть, она не такая старая, — отозвался Гранди. — Коралл известен консервативными взглядами, и в его пруду все консервируются.

— Да, в действительности она молода и неопытна. Мы хотим свести ее с семейством крылатых кентавров.

— Но для Че она все же старовата, — заметил Гранди.

— У волшебника Трента осталось немного эликсира молодости.

— Усек, — голем огляделся по сторонам. — Я только что слышал голос моей жены… а вот и она. Выходи, дорогая, познакомься с нашими гостями.

Из крохотной двери мазанки вышла крохотная женщина. Подойдя к Глохе, она неожиданно приобрела обычный человеческий рост, а вот ее ниспадавшие до земли волосы остались совершенно необычными. Они были не только необыкновенно длинными, густыми и шелковистыми, но и имели необычный цвет: черные на макушке, они становились каштановыми, русыми, соломенными и, наконец, у самых кончиков длинных кос, белыми. Прелестное газовое платьице походило на облако.

— Моя жена Рапунцель в своем любимом облачении, — представил ее Гранди, вспрыгнув на протянутую ею руку. — Я называю ее волосатым чудовищем, ведь ее волосы просто чудо. Милая, познакомься с нашими гостями.

Рапунцель подняла мужа к своему рту, как будто намереваясь откусить ему головенку, но вместо этого поцеловала его. Практически всего разом.

— Когда-нибудь она при этом вздохнет, и мне придет каюк, — уныло промолвил голем.

Рапунцель обменялась со всеми рукопожатиями, после чего обернулась к мазанке.

— Позвольте представить нашу дочку Сюрприз, — сказала она, открывая дверцу, и на ее руку, встав рядом с Гранди, вступила крохотная даже в сравнении с големом девочка. — Аист доставил нашу красавицу полгода назад. Для нас это был настоящий сюрприз, — с гордостью сказала Рапунцель. — Детка, поздоровайся с дяденькой и крылатыми тетеньками.

Последние слова были обращены к ребенку.

— Здравствуйте, дядя и тети с клылышками, — сказала девочка.

У Глохи отвисла челюсть. У Синтии тоже.

— Мне показалось, будто бы ты сказала, что ей шесть месяцев, — растерянно пробормотала Глоха.

— Не совсем так, — улыбнулась Рапунцель. — Сказано было, что аист доставил ее шесть месяцев назад.

— Но она разговаривает.

— Да, тарахтит и тарахтит. Но для пятилетней девочки это нормально.

Тут уж удивился даже Трент.

— Как может быть пятилетней девочка, с момента доставки которой аистом прошло всего полгода?

— В этом-то и заключался сюрприз, — промолвил Гранди — Недаром и ее имя…

— Насчет имени я понимаю, — прервал его Трент. — Но вот насчет возраста.

— Мы думаем, что аист потерял ее по пути, — пояснила Рапунцель. — Мы заказали ее довольно давно и ожидали доставки в соответствующее время. Тогда она не прибыла, а спустя пять лет, совершенно неожиданно, аист принес нам уже подросшую девочку. Объяснять он ничего не стал и быстро улетел. Судя по виду, с немалым облегчением.

— Я думал, меня уже ничем не удивишь, — промолвил Трент, покачав головой за всю троицу, — но тут вы меня поставили в тупик. А талант у нее есть?

Гранди с Рапунцель переглянулись.

— Не совсем… — с недовольным видом буркнул голем.

— Таянт, — пролепетало дитя и неожиданно приобрело размеры пятилетней человеческой девочки. Рапунцель пришлось быстро поставить черноволосую девчушку на землю, едва не уронив при этом мужа.

— Изменение размеров! — воскликнула Глоха. — Очень полезная способность, но ведь она наследственная.

— Не совсем… — пробормотала Рапунцель с тем же видом, что и Гранди. — Нам не хочется упоминать об этом, потому что…

— Не хочется упоминать о таланте? — удивилась Глоха.

— Таянт, — повторила Сюрприз, и ее черные волосы начали стремительно расти. Докурчавившись до плеч, они стали темно-каштановыми, до пояса светло-каштановыми, до колен русыми, а к лодыжкам и вовсе побелели. Рапунцель быстренько подхватила длинные пряди и, чтобы не волочились по земле, скрепила их вынутыми из собственной прически заколками. Девочка при этом беззаботно играла с найденным под ногами камушком.

— Так у нее два таланта? — спросила Глоха. — Надо же, а я думала, что ни у кого в Ксанфе такого нет.

— Ничего подобного, — невесело возразил Гранди. — Обеими этими способностями обладает и ее матушка.

— Все равно поразительно! Два таланта…

— Таянт, — произнесла Сюрприз в третий раз, и камушек в ее ручонках превратился в драконий клык.

На сей раз челюсть Трента отвисла так же низко, как и у девушек.

— Транс-фор-мация! — пробормотал он — Превращение неодушевленных предметов! Третий… — он осекся, завидя, что родители выглядят так, будто вот-вот лишатся чувств.

— Вот так Сюрприз! — сказала Глоха. — Сколько же… этого всякого… у нее в запасе?

— Всего один, — сказал Гранди. — То есть я хочу сказать, что за раз проявляется только один. Но какой именно, угадать невозможно.

— Таянт! — произнесла Сюрприз и исчезла. На сей раз челюсти отвисли и у ее родителей.

— Чертовщина! — вскричал Гранди.

— Новый!… — выдохнула Рапунцель.

— Она стала невидимой или переместилась? — спросил Трент.

Рапунцель протянула руку к тому месту, где только что стояла девочка, и с облегчением сказала:

— Стала невидимой.

— Раньше она никогда не вела себя так на людях, — заметил Гранди.

— Возможно, девочка нервничает в присутствии посторонних, — дипломатично отозвался Трент. — Но нам, вообще-то, пора идти.

— Да, — подтвердила Глоха, — мы хотим поспеть к крылатым кентаврам до ночи.

На самом деле они особо не спешили, однако если их присутствие подталкивало малютку Сюрприз к неожиданным выходкам, лучше было и впрямь уйти.

— Ночь! — послышался детский голосок, и вокруг действительно воцарилось ночь. На бархатном небе проступили звезды.

— Всего доброго, — глуховато проговорил Трент. — Звезды дают достаточно света. Мы сейчас рванем…

— Звездочка! — пролепетала девочка — Лванет!

Одна из звезд сорвалась с места и, оставляя за собой светящийся след, устремилась вниз.

— Кто тут про меня говорил? — донесся с неба грозный голос. — Сейчас как долбану!

— Только этого нам и не хватало! — прошептал Трент. — Падающая звезда!

— И очень сердитая, — заметила Глоха.

— Но какая яркая! — воскликнула Синтия. — Какая красивая! Первейшая звездочка на всем небосводе!

— Приятно познакомиться с понимающим народом, — прогудела, полыхнув красным заревом, звезда и вернулась на свое место. Окрестности окрасились красноватым рассветом, и вновь вернулся день. Они стояли на тропе, и им ничто не угрожало, лишь позади, над мазанкой удерживался черный клубок ночи.

— Да, — протянул Трент, — с такой малышкой хлопот не оберешься. Она продемонстрировала самое меньшее пять талантов, и некоторые из них соответствуют уровню волшебницы. Мне бы хотелось помочь ее родителям, но думаю, им придется справляться с этой проблемой самим.

— Да, — согласилась Глоха. До сих пор ей просто не приходило в голову, что яркий талант может быть проблемой для родителей. У этой девочки в слишком раннем возрасте обнаружилось слишком много талантов, которые она пускала в ход как попало и безо всякого понятия. А при таких дарованиях необходимо иметь еще и чувство ответственности.

Они продолжили путь на север и в поразительно короткое время добрались до очаровательной лужайки с большим, крытым соломой домом, выстроенным в виде просторной конюшни. Тут же имелась маленькая кузница, где можно было ковать подковы. Конпутер сдержал слово и вывел путников прямиком к жилищу крылатых кентавров. Без его помощи дорога сюда оказалась бы несравненно труднее и, разумеется, засняла бы гораздо больше времени.

Возле усадьбы кентавров Трент остановился и, обернувшись к Синтии, сказал:

— Теперь, я думаю, пришло время воспользоваться эликсиром молодости, который я получил от Доброго Волшебника Хамфри.

— Но я не хочу никого обманывать, — возразила Синтия. — Никого, а уж меньше всех крылатых кентавров. Это ведь нечестно — вводить их в заблуждение, выдавая себя за ребенка.

— Давай рассуждать так, — промолвил волшебник, — ты, конечно, не ребенок, но и шестнадцатилетней девушкой, строго говоря, считаться не можешь. Однако если придать тебе облик семидесятилетней старухи, это тоже вряд ли можно будет назвать честным и правильным. Ксанф не Обыкновения, хотя некоторые люди даже там ухитряются добиваться того, что их внешность не вполне соответствует возрасту. Мы не собираемся никого обманывать, просто приведем твою внешность в соответствие с обстоятельствами.

Однако Синтия продолжала колебаться.

— Возможно, внешне я стану ребенком, но ведь мои мысли останутся мыслями почти семнадцатилетней девушки. Не думаю, чтобы здешним хозяевам это пришлось по вкусу.

— Моему сознанию, в отличие от облика, полновесных девяносто шесть лет, — сказал Трент. — Скажи, во время нашего совместного путешествия это тебя как-то смущало?

— Нет, ничуть! Ты был превосходным спутником, всегда готовым помочь и, главное, знающим, как это сделать.

— Вот-вот. А будь у меня сознание двадцатишестилетнего молодца, дело могло обстоять совсем по-другому. Скажем, в те моменты, когда ты целовала меня или когда показывала свою грудь, я мог повести себя несколько иначе. Таким образом, видно, что возраст и опыт имеют определенные преимущества.

— Возможно, — согласилась Синтия, но без особой уверенности. — Правда, мне кажется, что будь тебе и впрямь двадцать шесть, это сделало бы наше путешествие… хм… еще более интересным.

Трент поджал губы, однако оставил это высказывание без комментариев и повернулся к Глохе.

— Похоже, у нас возникли некоторые разногласия? А что скажешь по этому поводу ты?

— Мне кажется, тебе следует омолодить ее и представить кентаврам. Пусть они решают, принять ее в семью или нет. Не примут, так пусть остается с нами.

— Но я стану девятилетней! — воскликнула Синтия.

— Только телом.

— По-моему, это очень даже существенно.

— Вот что, — промолвил Трент, желая положить конец затянувшейся дискуссии, — давайте сейчас познакомим ее с кентаврами, а омолодим потом, если это будет признано нужным.

— Очень хорошо! — с видимым облегчением согласилась Синтия.

Они подошли к дому. Волшебник постучал в широкую двойную дверь, какие бывают у конюшен. В окошке показалось удивленное женское лицо, а спустя мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась величественная, зрелая крылатая кентаврица со впечатляющей обнаженной грудью. — Привет, Глоха! — сказала она. — Ты, я вижу, не одна. С тобой незнакомый молодой человек и… О!

При виде крыльев Синтии Чекс не смогла сдержать возгласа изумления.

— Чекс, я вовсе не «молодой» человек, а временно омоложенный волшебник Трент. Сопровождаю Глоху, ищущую себе подходящего мужа. А это Синтия: в свое время, будучи молодым и неосмотрительным, я превратил ее в крылатую кентаврицу, и до недавних пор она пребывала в пруду Мозговитого Коралла. Ей…

— Ей захотелось встретиться с другими крылатыми кентаврами, ведь нас в Ксанфе так мало. Какая жалость, что она уже взрослая!

Осекшись, Чекс смущенно шлепнула себя по губам.

— Ну вот, вечно я ляпну чего не надо. Конечно, мне не следовало так говорить, но дело в том…

— А ты была бы рада, окажись она помоложе? — словно бы между делом спросил Трент.

— У меня просто возникла мысль… глупая мысль, за которую я прошу прощения… насчет нашего сынишки Че. Но поверьте, это сорвалось у меня с языка единственно от изумления. Я никак не ожидала увидеть еще одну крылатую кентаврицу.

— Вообще-то у меня есть чуток эликсира молодости, — заявил Трент, на сей раз даже не удосужившись переглянуться с Синтией. — Омолодить ее лет на десять совсем нетрудно, правда только телесно.

— Но как посмотрит на это она сама? Ей ведь уже довелось прожить свое детство и едва ли захочется повторить все снова.

— Дело в том, что прожитое ей детство было детством представительницы совсем другого вида.

— Вот оно что! — Чекс внимательно присмотрелась к Синтии. — И кем же, милая, ты была до превращения? Наверное человеком?

— Да. В человечьем обличье мне довелось прожить шестнадцать лет, а крылатой кентаврицей, если не иметь в виду время, проведенное у Коралла, меньше года. Летать я выучилась, но в те годы оставалась единственной в своем роде. Настоящие кентавры, они…

Девушка помрачнела.

— Можешь не объяснять, — понимающе кивнула Чекс и, шагнув вперед, обняла Синтию за плечи. — Мне ли не знать, что за народ наши бескрылые родичи. Они отвергают полукровок: поначалу даже собственная родня отказывалась иметь со мной дело. Мы, крылатые, так одиноки! Если бы ты захотела поселиться с нами…

— Я хочу!

— А знакома ли ты с культурой кентавров?

— Боюсь, что нет, — смутилась Синтия.

— А желание познакомиться с ней у тебя есть? Учти, наследие кентавров весьма богато, и чтобы освоить его, потребуется несколько лет. Тебе, наверное, невдомек, что человеческое существо твоих лет в интеллектуальном отношении соответствует примерно восьмилетнему кентавру. Нашему сыну Че как раз восемь.

— Мне очень-очень хотелось бы выучиться всей кентаврской премудрости.

— Че сейчас не с нами, он в Гоблиновом Горбу, а мы… — Чекс на миг задумалась, -…мы скучаем по детям.

Синтия посмотрела на Трента, который без слов протянул ей маленькую скляночку. Девушка влила в рот остававшиеся в ней несколько капель и тут же приобрела облик восьмилетней кентаврицы. Принятая доза уменьшила ее физический возраст ровно наполовину. Будь она единорогом, это соответствовало бы совершеннолетию, однако для кентаврицы это был подростковый возраст. Неожиданно она поняла, что блузка уже не обтягивает грудь и вообще висит на ней мешком.

— Ой! — вырвался у нее растерянный возглас. — Я и не подозревала, что это произойдет так быстро.

— Усвой первую заповедь кентавров, девочка, — назидательно промолвила Чекс. — Одежда нужна только для того, чтобы защищать от непогоды. Взгляни на меня: я ничуть не озабочена своей наготой.

Зрелая кентаврица помогла Синтии снять блузку. Возможно, в недавнем своем обличье та почувствовала бы смущение, но поскольку ее грудь, в соответствии с новым возрастом, еще не сформировалась, стесняться и по человеческим меркам было нечего. Со временем, конечно, грудь разовьется снова, но до той поры Синтия успеет твердо усвоить правильные, кентаврские представления о приличиях.

— Думаю, здесь мы свое дело сделали, — промолвил Трент.

— Полагаю, ты прав, — отозвалась Глоха, подлетая к Синтии, чтобы обняться на прощание. Сейчас они сравнялись в росте, поскольку восьмилетняя кентаврица будет как раз со взрослую гоблиншу.

— До свидания, Синтия, — сказала она. — Надеюсь мы скоро увидимся.

— И я тоже! — рьяно воскликнула Синтия. — Ведь мы знакомы половину моей жизни.

В глазах Глохи стояли слезы, но она все равно рассмеялась. Странные на первый взгляд слова Синтии в определенном смысле были верны, только вот мало кто мог бы этот смысл понять. Крылатая кентаврица потеряла половину того возраста, который имела на протяжении их знакомства.

Девушки крепко обнялись. Потом Синтия посмотрела на Трента, и что-то в ее взгляде заставило Глоху предположить, что некоторые воспоминания о не совсем детских чувствах ею вовсе не утрачены. Почему-то гоблинше вспомнились Джана и кентавр Брайль.

Волшебник предпочел ничего такого не заметить. Или сделать вид, будто не заметил.

— Прощай, юная кентаврица, — молвил он.

— Прощай. Спасибо за все.

Чекс направила Синтию в дом, и дверь за ними затворилась. Глоха вздохнула и решительно повернула прочь от порога. Одно дело было сделано, но ей еще предстояло завершить другое. Свое собственное.

Глава 6 КОСТО

Волшебник и гоблинша зашагали прочь от жилища крылатых кентавров, назад по собственным следам. Приметив на тропе отпечатки копыт Синтии, Глоха сглотнула слезы. Пусть это было всего лишь дорожное знакомство, но девушка ей очень понравилась, и она чувствовала, что будет скучать.

— Это не та самая тропа, — заметил Трент.

— Как же не та, если на ней наши следы?

— Следы наши, а окрест все по-другому. Мы больше не находимся на пути, магически спрямленным для нас Конпутером. Видишь, тут даже вулкан имеется.

— А кто такой вулкан? Разновидность великана?

— Почти, только неодушевленная. Вулкан, это такая гора, которая, рассердившись, начинает плеваться огнем и дымом, швыряться валунами и извергать реки расплавленного камня. Вон, посмотри.

Глоха взглянула в указанном направлении и увидела высокую конусообразную гору, над вершиной которой курился дым. Прямо на ее глазах гора извергла серое облако, просыпавшееся серыми снежинками. Поймав одну из них, девушка поняла, что это не снег, а пепел.

— Чудесно! — воскликнула она.

— Чудесно-то чудесно, но такие чудеса могут быть опасными, — заметил Трент. — Если мы не понравимся вулкану, нам придется искать другую тропу.

— Но ведь эта тропа зачарована. Разве какая-то гора, пусть сто раз огнедышащая, может причинить нам вред?

— Она была очарована Конпутером, — напомнил волшебник. — А после того как он оставил тропу без внимания, могла и разочароваться.

Глоху эти соображения не убедили.

— Пойдем все-таки по ней, — предложила она. — Если станет опасно, тогда поищем другую.

— Но имей в виду, — предупредил ее Трент, — я не умею трансформировать неодушевленные предметы. Если гора разгневается, мы окажемся в затруднительном положении.

— Ну, будем надеяться, что она не разгневается, — беззаботно отозвалась девушка, не слишком-то верившая в существование вспыльчивых гор.

В этот миг вулкан предостерегающе громыхнул, и над вершиной поднялся дымный столб, однако крылатая гоблинша все еще не могла воспринять угрозу всерьез. Горы, как их ни назови, это просто здоровенные кучи камня или земли и в качестве таковых не могут сердиться на проходящих мимо путников. Возможно, камни и обладают какими-то личностными свойствами — король Дор, например, с ними разговаривает, — однако гора представляет собой не более чем элемент ландшафта. А грохот и дым — простое совпадение.

— Думаю, это вулкан Попа-кати-петль, — промолвил Трент. — Говорят, что разозлившись, он может покрыть дымным облаком весь Ксанф. Тогда солнце не нагревает землю, и становится холодно.

— Имя у него чудное и неприличное, — заметила Глоха. — Где это видано, чтобы Попа куда-то там катилась?

— Вулкан рассердится, так еще и не то покатится, — угрюмо отозвался Трент.

Тропа между тем направлялась прямо к подножию вулкана. Теперь стало очевидным, что волшебник не ошибся: это была вовсе не та дорога, которая привела их к жилищу крылатых кентавров. Следов Синтии больше не было видно, да и местность вокруг выглядела совершенно незнакомой. Конечно, с помощью магии можно устроить и не такое, но Глоха все равно находила все это странным. И вообще, вполне могло статься, что она не узнавала окрестности с земли лишь потому, что заметную часть пути проделала по воздуху. Ей ведь и сейчас ничего не стоило улететь: гоблинша оставалась на земле исключительно из-за Трента.

Вулкан громыхнул еще громче и выдохнул еще больше дыма. Содрогнулась земля. Создавалось впечатление, будто гора и вправду ведет себя как раздраженный сфинкс. Глоха тут же приписала это впечатление разыгравшемуся воображению.

— Не нравится мне это, — проворчал Трент.

— А ты не мог бы превратить какое-нибудь здешнее существо во что-либо, способное быстренько унести нас подальше?

— Похоже, поблизости нет никаких живых существ, ни животных, ни растений, — отозвался Трент, оглядевшись по сторонам. И верно, землю окрест покрывал толстый слой серого, как грязноватый снег, вулканического пепла.

— Тогда сделай меня птицей рок, чтобы я пронесла тебя над горой.

— Это еще опаснее. Маленьких птиц вулкан не замечает, но больших норовит сшибить, выстреливая в них раскаленные камни. И меткости ему не занимать.

Вулкан поднатужился и с оглушительным громом выплюнул в небо огромный валун, который, описав дугу, грохнулся на землю. За валуном последовала затемнившая большую часть неба туча, из которой, припорошив Глохе волосы и крылья, густо повалил пепел. Девушке стало не по себе.

— Пожалуй, ты прав, — неохотно согласилась она. — Лучше поискать другую тропу.

— Боюсь, мы пришли к этому решению слишком поздно, — мрачно откликнулся волшебник. Глоха и не знала, что он может быть таким угрюмым.

— Давай поторопимся, — сказала она, когда внутри вулкана послышался предвещающий новой извержение грозный рокот.

Они свернули с тропы и побежали прочь от подножия горы. В тот же миг земля содрогнулась, и гора извергла такую тучу, что померкло солнце. Завеса падающего пепла скрывала обзор и затрудняла дыхание. Спутники попытались бежать вслепую, но земля тряслась так, что почва уходила из-под ног. В отчаянии Глоха распростерла крылья, намереваясь взлететь, но их обожгло горячим пеплом, и повеявший из жерла, как из раскаленной печи, ветер грозил сдуть ее прочь. Чтобы избежать ожогов и не оказаться унесенной неизвестно куда, ей пришлось сложить крылья и прижать их к телу. Возможность улететь была упущена: теперь крылатая гоблинша оказалась прикованной к земле так же, как и бескрылый волшебник.

Неподалеку перед ними, оставив глубокую воронку, шлепнулся валун.

— Перелет, — прокомментировал Трент. — Он пристреливается.

— Прости, что я тебя не послушалась, — дрожащим голосом произнесла Глоха.

— Не за что, я ведь и сам не думал, что дело обернется так скверно. Но сейчас мы должны двигаться. Не стоять на месте и все время менять направление. Тогда, может быть, вулкан нас не накроет.

Повернув в сторону, Трент побежал прямиком по толстому слою пепла, и его следы засыпало сразу за его спиной. Глоха поспешила за ним, однако почти сразу же потеряла его из виду. Она перепугалась, но тут Трент вынырнул из мрака, схватил ее за запястье и сказал:

— Пожалуй, мне стоит превратить тебя во что-нибудь, для чего гора не будет опасна.

— Но тебе это не поможет, — возразила она.

— Возможно, я не заслуживаю помощи.

— Что? — не поняла она.

— Неважно! Не стой на месте. Почаще меняй направление.

Впрочем, ей на сей счет думать не приходилось. Волшебник бежал зигзагами, увлекая ее за собой.

— Почему не заслуживаешь? Ты о чем?

— Да о том, что я вел себя непозволительно для женатого старца.

— В каком смысле? По-моему, все это время ты вел себя безупречно.

— Я хотел снова превратить Синтию в женщину.

Вот как, оказывается увлеченность крылатой кентаврицы вовсе не осталась незамеченной. И даже встретила отклик. Глоха, будучи сама человекоподобной, вполне могла понять такое влечение.

— Если красивые и милые существа находят друг друга привлекательными, в этом нет ничего дурного! — заявила она. — Важно не кто чего хочет, а кто что делает.

— А не кто что чувствует?

— Может, в чем-то ты и виноват, — отозвалась Глоха, не желая вступать в спор. — Однако в конечном счете ты поступил правильно. Зло, причиненное Синтии превращением из человека в крылатую кентаврицу, было искуплено отказом вернуть ей первоначальный облик. Я уверена, теперь она будет счастлива. Кентавр Че непременно полюбит ее, как только с ней познакомится — нашу Синтию просто нельзя не полюбить. И вполне возможно, что сведя эту пару вместе, ты поспособствуешь выполнению им его предназначения, состоящего в изменении истории Ксанфа.

— Может быть, — откликнулся Трент уже не столь сокрушенно.

Ей удалось его успокоить. Что было весьма странно, принимая во внимание тот факт, что Трент прожил впятеро более долгую жизнь и обладал несравненно более богатым жизненным опытом. Он был дважды женат и обзавелся по меньшей мере одним ребенком: уж насчет чувств, влечений и тому подобного ему надлежало знать все. Просто удивительно, как могли слова наивной девушки повлиять на настроение такого человека.

Позади них слышались громкие и не слишком приличные звуки, по части которых с Попа-кати-петлем не могла бы сравниться никакая другая попа. Вулкан испускал газы столь рьяно, что было очевидно: если они не выберутся из зоны поражения достаточно скоро, он их обязательно накроет.

— Эй, как дела? — донеслось откуда-то сверху.

Подняв глаза Глоха увидела дымное облачко, совсем не похожее на те, которые извергала гора.

— Метрия!

— Странные у вас, смертных, забавы, — промолвила демонесса.

— Мы не забавляемся, — откликнулся Трент, — а пытаемся выбраться из зоны поражения вулкана.

— Не получится, он вас накроет. Лучше уберитесь в укрытие.

— Возникни у меня хоть предположение насчет того, что ты можешь знать, где оно находится, я бы тебя, может быть, и спросил, — проворчал Трент.

Угроза, которой он не мог ничего противопоставить, повлияла на его поведение: обычные невозмутимость и вежливость начали ему изменять. Волшебник не привык чувствовать себя беспомощным и выходил из себя. Глохе это, однако, нравилось, хотя она и не взялась бы объяснить почему.

— А вот и знаю! А вот и знаю! — воскликнула демонесса, то клубясь и растекаясь, то снова формируясь в женскую фигуру.

— Не верю! — отрезал Трент, сильно удивив Глоху. Как можно раздражать демонессу в то время, как они находятся в отчаянном положении и от нее может зависеть их спасение.

— Да если хочешь знать, укрытие у вас под носом! — фыркнула Метрия. — В ближайшей скверне.

Только сейчас до Глохи дошло, что волшебник обвел демонессу вокруг ее дымного пальца. Она собралась подразнить смертных, а он, поддразнивая ее, выудил у нее сведения. Только пока они оставались более чем неточными.

— В ближайшем чем?

— В вечерне, в таверне…

— Может, в каверне?

— Неважно! — сердито буркнула Метрия, перед тем как раствориться в кружащемся пепле.

— Мы должны найти эту таверну… то есть, тьфу, каверну! — воскликнул Трент, таща Глоху за собой за руку. Несмотря на дурное настроение, он тянул ее с силой, но бережно, стараясь не причинить боли. И это тоже ей нравилось.

— Но любую каверну поблизости уже завалило пеплом и камнями. Или скоро завалит, — сказала Глоха.

— Не думаю, — отозвался Трент. — Метрия всегда говорит правду, только на свой лад. Какое-то убежище поблизости есть. Нам просто нужно его найти.

— Хочется на это надеяться, — слабо выдохнула она.

Они перевалили какой-то гребень, за которым и зияла каверна, но дым над ней казался еще гуще, а камни сыпались сверху градом. Однако вглядевшись, Глоха не поверила своим глазам.

— Трент, кажется, я увидела дом, — промолвила она, пытаясь проморгаться. — Чудной дом, сложенный из костей.

— Должно быть, это останки какого-то убитого вулканом животного, — предположил волшебник.

— Наверное. Или мне просто померещилось.

— А где ты его углядела?

— Вот там, — она указала во тьму.

Трент рванул вперед, волоча ее за собой, сделал несколько шагов и изумленно воскликнул:

— Надо же! И вправду костяной дом!

— Не надо дразниться, — надулась Глоха. — Мне и без того несладко.

— Да я серьезно, — заверил ее Трент и сделал еще несколько шагов вперед. Перед ними оказалась костяная стена.

— Эй, есть кто дома? — крикнул Трент. Дверь отворилась, и на пороге появился скелет.

— Существа из плоти! — удивился он — Какими судьбами?

— Ты, должно быть, Косто, — промолвил отставной король. — Я волшебник Трент, а со мной Глоригардия, или Глоха, дочь гарпия и гоблинши. Мы нуждаемся в убежище.

— Добро пожаловать, — сказал Косто, посторонившись, пропустил их внутрь и затворил дверь, оставив позади круговерть летящего пепла.

Проморгавшись, Глоха смогла рассмотреть жилище. Оно и вправду было сложено из очищенных от плоти костей, однако они прилегали одна к другой настолько плотно и были так крепко стянуты сухожилиями, что внутрь не могла попасть и крупинка пепла.

Демонесса не обманула, они действительно нашли надежное укрытие.

— Спасибо, Косто, — сказал Трент. — Это большая удача для нас, найти твое жилище.

— Но как вы, существа из плоти, оказались в этом бесплотном, то есть я хотел сказать бесплодном краю? — поинтересовался скелет.

— Глоха ищет мужчину своей мечты, а я ей помогаю.

— Это весьма любезно с твоей стороны, — промолвил Косто, повернув череп и уставившись на волшебника пустыми глазницами. — Но должен сказать, что ты выглядишь моложе, чем я ожидал. Разве принц Дольф не доводится тебе внуком?

— Да, я его дедушка и на самом деле очень стар, но сейчас нахожусь под воздействием эликсира молодости. Я весьма благодарен тебе за то, что ты помог внуку в поисках Доброго Волшебника, хотя в результате он оказался обручен с двумя невестами сразу.

— Он был очень молод, — пожал ключицами скелет. — Молодые не всегда внимают голосу рассудка.

— Как и омоложенные, — проворчал себе под нос Трент.

— Но у него прекрасный магический талант, — продолжил Косто. — На мой взгляд, родственный твоему.

— Да. Я горжусь своим внуком. И внучкой, волшебницей Айви.

— А ты что тут делаешь, Косто? — спросила Глоха. — Я думала, у тебя нынче семья.

— Так и есть. Я женился на Скриппи Скелли, и у нас уже есть детишки, скелетик и скелетица. Проблема, однако, заключалась в отсутствии у меня души: будучи существом из Сонного Царства, без нее я должен был сойти со сцены. Вот мне и пришлось пойти на сделку с демонами: я согласился принять участие в их игре, а они обещали подсказать мне, как разжиться душой. Правда, в спутники никто из обыкновенов меня не выбрал, но профессор Балломут пообещал, что если я поселюсь возле этого вулкана, половинка души мне будет обеспечена. Я перебрался сюда, собрал кости животных и, что бы меня не засыпало пеплом и не колотило камнями, построил этот дом. Тут теперь и живу, но душой пока не обзавелся. Может, кто из вас знает, как ее раздобыть?

Трент призадумался.

— Слышал я о демоне Балломуте, — произнес он через некоторое время. — Говорят, он так вызывающе умен, что это раздражает даже многих демонов. Но зато он всегда знает, о чем говорит, и ничего не обещает попусту. По-моему, он имел в виду, что тебе может достаться половинка души какого-нибудь попавшего в эти края смертного. Я бы предложил половинку своей, но боюсь, она настолько старая и ветхая, что от любой половинки тебе не будет проку.

— Может быть, подойдет половинка моей? — неуверенно предположила Глоха. — А это не больно делить душу пополам?

— Совсем не больно, но твоя душа мне не подходит. Ты женского пола, а у женщин и мужчин души несколько разные. Вроде и похожи, а не одинаковые. Мне нужна мужская душа, молодая, здоровая и жизнеспособная.

— В таком случае мы не те путники, которые тебе нужны, — сказал Трент. — Однако твое присутствие здесь очень нас выручило, и мы были бы рады отплатить тебе за это услугой. Это возможно?

— Не думаю. У нас, скелетов, мало общего с плотным, то есть с плотским, то есть… короче говоря, у нас с вами мало общего. Но за предложение спасибо.

— А мне кажется, способ все-таки есть, — сказала Глоха. — Возможно, профессор имел в виду, что если ты поможешь кому-то, этот кто-то раздобудет тебе душу в каком-то другом месте.

— Не исключено, — с некоторым удивлением согласился Косто. — Только здешние края не самые приятные для одушевленных путешественников. Душно тут очень, из-за этого вулкана, да и душ из пепла никакую душу не порадует.

— Тогда, может быть, ты пойдешь с нами? — предложила Глоха. — Вероятность встретить подходящую душу в дороге больше, чем сидя на месте. В любом случае попытка того стоит.

— Мысль неплохая, — согласился скелет. — Если, конечно, вы не против моей компании.

— Друг моего внука мой друг, — заверил его Трент.

— Ты ведь к тому же и друг кентавра Че, — заметила Глоха. — Кажется, я слышала что-то на сей счет.

— Да, мы с ним находили общий язык, — сдержанно подтвердил Косто.

— Ну что ж, давай путешествовать вместе, во всяком случае до той поры, пока ты не уяснишь точнее, как разжиться душой, — промолвила Глоха, несколько удивляясь собственной прыти. До сих пор ей не доводилось иметь дело с ходячими скелетами. Однако дело скорее всего было в том, что она все еще скучала по Синтии и подсознательно подыскивала ей замену. Косто имел репутацию надежного спутника, верного и отзывчивого товарища. Именно таким он показал себя во время путешествия с Дольфом, которому, тогда девятилетнему мальчику, без помощи и наставления пришлось бы плохо. Самые лучшие отзывы о Косто Глоха не раз слышала от самого принца. Ей казалось, что участие скелета сделает их поиск еще более увлекательным, не говоря уж о том, что Косто способен оказать им неоценимую помощь. Если странствуешь по земле, то такой попутчик может быть более чем полезен.

— А есть ли поблизости какое-нибудь живое существо? — спросил Трент.

— Только костяная блоха, от которой мне так и не удалось избавиться, — ответил Косто. — Вообще-то я стараюсь не трогать живых существ, но должен признаться, что костяные блохи меня донимают.

— Но как блоха может досаждать тому, у кого нет плоти? — удивилась Глоха.

— Костяная блоха вгрызается в кости и даже пытается добраться до мозга костей, которым она питается. А без костного мозга я не смогу оставаться в вашем мире и вынужден буду сойти со сцены. Такая перспектива меня не воодушевляет.

— В таком случае ты, наверное, не будешь возражать, если я превращу эту блоху во что-нибудь другое?

— Не только не буду, но и с удовольствием полюбуюсь ее преображением.

— Где она?

Косто указал на прогрызенное в костяной стене его жилища углубление: сидевшее там крохотное насекомое продолжало рьяно вгрызаться в кость. Трент потянулся к блохе рукой, и неожиданно на ее месте возник пирожковый куст с висевшим на ветке свежеиспеченным пирогом.

— Вот здорово! — воскликнула Глоха, только сейчас понявшая, как она проголодалась. — Только пирог аж дымится, в руки не возьмешь.

— У меня есть столовые приборы, — промолвил Косто, доставая тонкие костяные палочки. — Вообще-то я их настрогал, чтобы щели затыкать, но они могут пригодиться и вам.

— Ага, в качестве палочек для еды, — согласился Трент, ловко взяв обе палочки в одну руку.

— Ими что, есть можно? — удивленно спросила Глоха.

— Можно. Ты тоже сумеешь, только надо попрактиковаться. Косто, будь добр, сорви пирог с куста и положи на стол. Нам пора подкрепиться.

Голыми костяными пальцами скелет сорвал с ветки обжигающе горячий пирог и положил его на костяной стол. Глоха, будучи поменьше и полегче, примостилась на краешке стола, по другую сторону от пирога.

— Смотри, как это делается, — молвил Трент и, ткнув палочками в пирог, ловко извлек оттуда и поднес ко рту кусочек распространявшей дразнящий запах начинки.

Глоха тоже взялась за палочки и попыталась проделать такую же процедуру. Ухватить кусочек ей удалось, но вот донести до рта — увы. Однако сдаваться девушка не собиралась — ее подстегивали и самолюбие, и голод. Несколько попыток оказались неудачными, но в конце концов она справилась с поставленной задачей.

Дело кончилось тем, что гоблинша с волшебником умяли пирог полностью. Тренту, значительно превосходившему спутницу и ростом, и весом, естественно, досталось больше, однако и Глоха наелась досыта.

Тем временем стемнело. Косто развел из не годных больше ни на что костяных обломков костер: света и тепла он давал мало, но много и не требовалось. Все были довольны тем, что имеется.

— Думаю, нам лучше заночевать здесь, — сказал Трент. — Возможно, к утру вулкан о нас забудет.

— А почему это вас так беспокоит? — спросил Косто. — Я, например, выходя из дома, делаюсь похожим на ком из пепла, так что гора попросту не обращает на меня внимания.

— Как же мы до этого не додумались! — воскликнула Глоха.

— У вас черепа забиты мозгами, поэтому там мало места для мыслей, — сочувственно промолвил скелет.

— Должно быть, ты прав, — отозвался Трен, прежде чем девушка нашлась с ответом.

— Мы, живые существа, по сравнению с вами частенько оказываемся в невыигрышном положении. Меня, например, просто удивляет твое желание заполучить душу и присоединиться к нам. Разве ты не знаешь, что это сделает тебя смертным?

— Ну, половинка души так далеко не заведет, — возразил Косто. — Душа живого человека способна к регенерации и может восстановиться из половинки до целой, но в моем случае дело будет обстоять иначе. Моя половинка просто позволит мне постоянно проживать в Ксанфе, вне тыквы. Это единственное, что мне от нее нужно.

— Может случиться, что она предложит тебе гораздо больше того, на что ты рассчитываешь, — заметил Трент.

— Тогда я вежливо откажусь от ее предложения, — отозвался Косто. — Мне требуется одно — возможность постоянного пребывания в этом мире.

Взгляды Глохи и Трента мимолетно пересеклись, и она догадалась, о чем думает волшебник. Скелет, отроду не имевший души, просто понятия не имеет о возможных последствиях одушевления. И объяснить ему, что душа может сделать его совсем другим, скорее всего невозможно.

Но тут Глоху посетила любопытная мысль.

— Косто, а как же твои близкие, жена и дети? — спросила она. — Ведь если ты сделаешься одушевленным, а они останутся бездушными, то вас ждет разлука. Разве они смогут жить здесь, не имея душ?

— Никоим образом. Однако я надеюсь, что смогу разделить свою половинку на равные доли, чтобы и Скелли, и детишкам досталось по частице. В конце концов, мы, скелеты, не отягощены плотью, и в отличие от людей нам для одушевления требуется не так уж много.

Глоха кивнула. Это был достойный ответ. Трент превратил пирожковию в одеялию, и каждый, завернувшись в сорванное одеяло, устроился в своем уголке. Завернувшись в одеяло и пристроив головку на сложенных крыльях, Глоха нашла, что на костяном полу тоже можно устроиться с удобством, однако чего-то ей недоставало. Девушка постаралась понять, чего именно: некоторое время ей пришлось гоняться за упорно ускользавшей мыслью, но она проявила упорство и ухватила-таки беглянку. Тут-то и стало ясно, что недостает ей компании крылатого гоблина.

Глоха попыталась себе его представить. Странно, но лицо и фигура мужчины ее мечты оказались точь-в-точь как у Трента. Крылатый волшебник, да и только! Девушка понимала, что это глупо, но никакой другой образ перед ее мысленным взором не представал. В итоге ее сморил сон: ей даже показалось, будто утро наступило раньше, чем закончился вечер. Встав спозаранку, Глоха расправила крылья и, повернув коленную чашечку, отворила дверь. Створка бесшумно повернулась на гладких суставах, и девушка выглянула наружу.

Окрестности устилал толстый пепельный ковер. Выглядел он по-своему прелестно: все острые углы были смягчены, все неровности сглажены. Равнина походила на всколыхнувшееся и замершее серое моря. Сама гора не ярилась и выглядела вполне мирно, над ее вершиной клубилось лишь несколько светлых облаков.

— Ваши шляпы уже готовы, — послышался позади голос Косто. Глоха встрепенулась — она и забыла, что скелеты не спят.

— Спасибо, — промолвила девушка, принимая из его рук широкополую, сплетенную из костяной соломки шляпу. Сверху она была засыпала пеплом так, что издали ее обладатель и впрямь походил на припорошенную кочку или пепельный ком.

Крылатая гоблинша ступила за костяной порог и чуть не провалилась по колено. Пришлось раскинуть крылья и пролететь над пепельным ковром к ближайшему оврагу, где Глоха занялась тем, что лучше всего делать без свидетелей. Гора никак не реагировала: то ли сработал трюк со шляпой, то ли Попа просто спал.

По возвращении к костяной хижине она приметила цепочку тянущихся к другому оврагу следов Трента. Девушка была слишком хорошо воспитана, чтобы начать строить на сей счет догадки, однако вполне вероятно, он искал уединения по тем же причинам, что и она.

Войдя в дом, Глоха увидела раскидистую конфетницу: волшебник предусмотрительно позаботился о завтраке. Мысленно поблагодарив его, она сорвала самую большую и сладкую конфету, которую с удовольствием съела.

Затем вся троица отправилась в путь. Косто в шляпе выглядел более чем потешно, поскольку любые предметы одежды не слишком хорошо гармонируют со скелетами как таковыми, но маскировка себя вполне оправдывала. Вулкан, как видно, особой наблюдательностью не отличался и путников не замечал. Вернувшись на прежнюю тропу, они снова приблизились к подножию горы: так или иначе это был единственный возможный путь. По их приближении Попа выдул несколько басовитых нот, но это вовсе не было нападением. Шляпы надежно скрывали всю троицу, а испускать газы во сне дело самое обычное. Такое случается не только с вулканами.

Когда тропа, обогнув вулкан, пошла прямо на юг, Глоха вздохнула с облегчением.

— Уфф! Я все время боялась, что гора проснется и насыплет нам на макушки еще больше пеплу.

Земля содрогнулась. В недрах горы послышался рокот. В небо выстрелил сердитый столб дыма.

— Опа! — воскликнула девушка, чуть не назвав гору по имени. — Она меня услышала.

— Идем, не задерживаемся! — поторопил Трент. Они поспешили дальше, однако вулкан находился еще слишком близко. С ужасающим громом обращенная к ним стена конуса раскололась, и из образовавшейся щели по направлению к беглецам устремился мутный поток вулканических газов.

— Поскольку вы относитесь к живым существам, я посоветовал бы вам держаться подальше от этих испарений, — заботливо предостерег Косто. — Я видел, как они окутывали некоторых животных.

— Да? И что с ними случалось.

— Крупные неприятности. Собственно говоря, после этого их едва ли следовало называть животными, поскольку быть живыми они переставали быть очень быстро. Это из их останков я и построил свой дом.

— Ясно, — сказал Трент и помчался со всех ног. Однако тропа вела вниз по склону, и волна испарений катилась быстрее, чем он мог бежать. Глоха расправила крылья и взлетела. Она могла держаться над газами, но волшебник такой возможности не имел.

— Мне от всего этого вреда никакого, — промолвил Косто, не ускоряя шага, — но вот вам лучше принять меры. Если они у вас на такой случай предусмотрены.

— Придется мне тебя превратить, — задыхаясь на бегу крикнул Трент Глохе. — В птицу рок. Унесешь нас обоих.

— Давай, — отозвалась она, снижаясь, чтобы попасть в зону действия чар.

Газовый вал уже настигал человека и скелет, когда оба они оказались подхваченными гигантскими когтями. Потом Глоха перехватила спутников поудобнее — каждый из них оказался сидящим в сформированной согнутыми когтями клети — и стала набирать высоту. Ветер, поднятый взмахами могучих крыльев, разогнал зловонные газы, о чем она ничуточки не пожалела.

Однако вулкан разобиделся до крайности. Он выбросил в направлении Глохи струю пепла, раскаленного до такой степени, что он светился. Окажись она ближе к жерлу, этого было бы достаточно, чтобы опалить ей крылья, однако к счастью, она находилось уже у самой границы его владений. Теперь предусмотрительность волшебника девушка оценила в полной мере: преврати он ее в птицу рок раньше, гора несомненно сбила бы ее камнем или слизнула высунутым из кратера языком пламени.

Оказавшись вне зоны поражения смертоносного конуса, Глоха стала присматривать место для приземления, но птице такого размера требовалась соответствующая посадочная площадка, а на пересеченной местности таковой не обнаруживалось. Поэтому она продолжала держать курс на юг, пока, на удивление скоро, не увидела зияющую щель Провала. Этот факт вызвал у нее сразу несколько мыслей — во-первых, девушка поняла, что гигантская птица рок за один взмах крыльев преодолевает гораздо большее расстояние, чем маленькая крылатая гоблинша, во-вторых, что еще рано и она толком не выспалась, а в-третьих, что, раз она так легко и быстро долетела до Провала, то ничто не мешает ей продолжить путь тем же манером, пока они не окажутся над пещерой Кромби, исходной точки их путешествия. Оттуда можно будет отправиться на юго-восток, в указанном вторым сыном Хамфри направлении.

На лету сонную Глоху посетила светлая греза. Ей пригрезилось, будто она листает толстую книгу, но никак не может прочесть заполняющий страницы текст. Разобрать удалось лишь заголовок: «Глава 5. ХХХХХХХ». То была ее собственная история! За заголовком следовало еще несколько исписанных страниц, а вот с середины следующей главы пошли пустые. Всего в книге было пронумеровано двенадцать глав, но в последних шести никакого текста не имелось. Из чего, очевидно, следовало, что эта история еще не закончена.

Потом мелькнул невидимый хвост, и разносящая светлые грезы дневная кобылица Ромашка галопом умчалась выполнять следующее задание.

Глоха не могла не подивиться тому, что почти половина ее истории уже рассказана, в то время как поиски практически не сдвинулись с места. Из этого она сделала вывод, что как ни приятно путешествовать в хорошей компании, ей все же не мешает поторопиться.

Правда тут перед ней встал другой вопрос: а как определить местоположение пещеры Кромби? Добиралась она туда по подземным рекам, а выбиралась запутанными туннелями, и как выглядит та местность с высоты птичьего полета не представляла себе даже приблизительно. «Может быть, — подумала она, — проще будет сесть возле того места, где мы выбрались из подземного мира. Это должно быть где-то справа. А там, глядишь, Косто или Трент сообразят, куда идти дальше».

Как оказалось, птицы рок имеют прекрасное зрение, и пребывая в облике гигантской птицы, Глоха различала многие элементы ландшафта. Вскоре ей удалось углядеть окрестности пещеры Конпутера, в том числе и русалочье озеро. Это место показалось ей подходящим для приземления. По крайней мере в озере не растут деревья.

Спланировав к воде, Глоха разжала когти, и оба ее спутника плюхнулись в озеро. Девушка за них не тревожилась: скелет, которому все равно не нужно дышать, просто выйдет из озера по дну, а Тренту не дадут утонуть русалки.

Сделав круг, она убедилась в том, что не ошиблась. Три прелестницы уже окружили Трента. Правда, одна из них метнулась было в сторону Косто, но тут же повернула обратно. Должно быть, разглядела, что он не наделен интересующими ее плотскими атрибутами. Глоха ей не сочувствовала.

Со второго захода она плюхнулась в озеро сама. Плюх получился что надо, но озеро показалось ей мельче, чем виделось сверху — ноги почти мгновенно коснулись дна. Потом она сообразила, что с глубиной все было в порядке, просто при ее погружении большая часть воды расплескалась. Выплеснуло на берег и русалок, тут же принявшихся с недовольным видом приводить в порядок свои растрепавшиеся волосы.

Глоха подошла к Тренту, и волшебник вернул ей естественное обличье.

— Прошу прощение за беспокойство, — сказала она.

— Ничего, все в порядке, — процедила Ясена сквозь стиснутые зубы. — Неделя-другая, и озеро наполнится. Ну а мы что же… Нам придется пока перетоптаться на бережку.

— Быть может, так долго ждать и не придется, — отозвался Трент, после чего стал превращать облепившие дно расплесканного озера тину и ракушки в огромные, наполненные водой пузыри водяники. Стоило проткнуть такую ягодку, как из нее начинала струиться вода. Он трудился вовсю, и скоро эти струи, смешавшись со стекавшими по склонам потоками, наполнили ложе озера примерно наполовину. Русалкам это позволило вернуться в родную стихию, а Глохе и Косто смыть тину. Трента уже ополоснули струи из водяники.

— Спасибо, волшебник — прощебетала Махогония, — Думаю, ты мог бы разложить свою одежду на берегу для просушки, а сам окунуться в озеро. Мы, пожалуй, забудем о твоих годах. В конце концов выглядишь ты молодым, а о настоящем возрасте тебе ничто не мешало и умолчать.

— Спасибо за предложение, — отозвался Трент, — но боюсь, я не смогу им воспользоваться. Нам пора в дорогу.

Русалки настаивать не стали: видимо, пережитый плюх несколько поунял их рвение, чему Глоха тайком порадовалась.

Спустившись по течению к тому месту, где речушка ныряла под гору, они стали искать путь на юго-восток. За оврагом, по дну которого струилась река, высилась гора. В обход ее тянулась тропа, только выглядела она не слишком привлекательно. То есть даже вовсе непривлекательно: на ней валялись обглоданные кости и вовсю разило дымом.

— Подозрительная дорожка, — заметила Глоха. — Может быть, мне снова стать птицей рок и перенести вас через гору?

— Но мы ведь не знаем точного местоположения жилища Кромби, — напомнил ей Трент. — Оно может находиться прямо под этой горой. А перелетев ее, мы можем не заметить вход и уклониться от правильного пути.

Глоха кивнула.

— Звучит убедительно. Но запах здесь стоит отталкивающий. Сдается мне, это запах дракона.

— Ну что ж, дракон так дракон. В крайнем случае придется его во что-нибудь превратить.

Вперед двинулись пешком. Глоха была не прочь слетать на разведку, но тропа пролегала под столь плотным лиственным навесом, что воздушная разведка полностью исключалась.

Ее опасения оказались не напрасными. Довольно скоро они наткнулись на спавшего дракона, перегородившего своей тушей тропу. При приближении путников уши его встали торчком, а из ноздрей повалил дым.

— Дымовик, — угрюмо заметил Трент. — На расстояние, необходимое для превращения он нас не подпустит.

Глоха разделяла его уныние. Больше всего люди боятся огнедышащих драконов, но в действительности дымовики не менее опасны, чем огнеметы. Их едкий дым удушает добычу, а когда рассеивается, дракон-дымовик лакомится копченым мясом, точно так же как огнемет жареным. Увернуться от струи дыма даже труднее, чем от языка пламени, а на плотно обсаженной деревьями тропе и вовсе невозможно.

— Придется поискать другую дорогу, — сказала Глоха.

— Не вижу на то причин, — отозвался Косто, шагнув вперед.

— Но дым…

Скелет шел прямо на дракона, который, похоже, удивился этому не меньше крылатой гоблинши. Шумно вздохнув, он выпустил из ноздрей две одинаковые струи плотного и горячего дыма. Дым окутал Косто, но тот прошел насквозь как ни в чем не бывало.

— Ну конечно, он ведь не дышит! — вспомнила девушка. — А стало быть, и задохнуться не может.

— Это точно, — подтвердил Трент. — И глаз у него нет, так что дымом его не ослепишь. Что же до жара, то для Косто опасен лишь огонь, способный его сжечь. Малость подкоптиться ему вовсе не вредно.

— Допустим, дыма Косто бояться не приходится. Но как он помешает дракону растереть его зубами в костную муку?

— Чего не знаю, того не знаю. Но наш приятель держится уверенно.

Когда дракон увидел скелет, как ни в чем не бывало вышедший из клубов дыма, и без того огромные глазищи чудовища сделались еще больше. Он набрал воздуха, готовясь выпустить более мощную дымную струю, но Косто опередил его, прыгнув вперед и вцепившись в драконий нос.

— Он его в пыль разотрет! — испуганно воскликнула Плоха, ибо морда дракона превосходила размерами всего Косто.

— Не думаю, — возразил Трент, — Видишь, наш друг изменил форму.

— И верно, скелеты на это мастера, — согласилась девушка. Она знала, что ходячий скелет запросто способен скомбинировать свои кости в любом сочетании. Сейчас он приобрел форму здоровенной, в человечий рост, бельевой прищепки. Дракон попытался стряхнуть прищепку, но Косто сжал его нос покрепче, и чудовище притихло.

Угнездившийся на верхушке прищепки череп огляделся по сторонам.

— Можете идти, — крикнул он спутникам. — Дымовики не умеют выдыхать дым ртом, а нос я ему зажал.

— Молодчина! — одобрительно промолвил Трент. — Сейчас дракон почти обезврежен. Конечно, зубы остались при нем, но теперь я могу подойти к нему на расстояние, позволяющее произвести превращение. Впрочем, в этом едва ли возникнет необходимость.

Они двинулись по тропе, пройдя перед самой драконьей мордой. Дракону явно хотелось их схватить, но костяной зажим сжался так, что мигом заставил его отказаться от этого намерения.

— А не сожрет он тебя, как только ты его выпустишь? — спросила Глоха.

— Ему потребуется время, чтобы прийти в себя и сориентироваться, — ответил скелет. — Да и не станет дракон за мной гоняться: хлопот много, а удовольствия никакого. Кости без мяса вкуса не имеют.

Когда волшебник и девушка прошли мимо дракона и отошли на безопасное расстояние, позади них возникла клубящаяся дымная туча: прищепка разжалась и весь накопившийся дым вырвался наружу. Пока дракон пытался сориентироваться, Косто спокойно прошел сквозь дымовую завесу и догнал товарищей.

— Он заслуживает всяческого уважения, — промолвил Трент, имея в виду вовсе не дракона. Глоха с ним полностью согласилась.

Более на тропе никаких хищников не встретилось, что никого не удивило. Ни один мелкий хищник не осмелится появиться на охотничьей территории более крупного.

Наконец тропа вывела их из-под сени леса на открытое пространство, и перед ними показалась деревенька. На улицах суетился народ, а над дальним концом висело облачко то ли дыма, то ли пыли.

— Что это там? — спросила Глоха.

— Думаю, это Деревня Волшебной Пыли, — отозвался Косто. — Здешние жители собирают магическую пыль, а потом развеивают ее в воздухе. Она разносится по всему Ксанфу, поддерживая магию в разных местах.

— Вот оно что, Деревня Волшебной Пыли. Наслышана, как же. Говорят, это самое магическое место во всем Ксанфе.

— Похоже, так оно и есть, — кивнул Трент. — Как я сразу не сообразил, это и впрямь та самая местность. Здесь следует проявлять особую осторожность в превращениях: усиление магии может оказаться опасным.

Как только они направились к околице, навстречу им вышел пожилой тролль.

— Насколько я знаю, местные жители дружелюбны, — пробормотал Трент. — Общее дело объединяет здесь представителей многих народов: в деревне живут и бок о бок трудятся представители самых разных человекоподобных рас, включая троллей и гоблинов. Но ты, Глоха, все же держись пока за моей спиной. На всякий случай.

Девушка охотно согласилась. Хотя во время путешествия им встретился вполне дружелюбный тролль, но она не особо рассчитывала на повторение подобной удачи. Этот народ пользовался не лучшей репутацией, чем гоблины.

— Человек, скелет, гоблинша — привет вам! — промолвил тролль. — Если, конечно, вы явились с миром.

— Кто к нам с миром, к тому и мы с миром, — дипломатично ответил Трент.

— Вот и ступайте себе с миром дальше. Я должен предупредить вас, что наша деревня может оказаться негостеприимной.

— Мы проделали долгий путь, устали и нуждаемся в отдыхе, — возразил Трент. — Кроме того, мы ведем поиск, и не исключено, что искомое нами находится где-то неподалеку. Не лучше ли познакомиться и выяснить, не можем ли мы принести друг другу пользу?

— Наверное, ты прав. Меня зовут Па-тролль, и мне поручено па-троллировать околицу. Я слишком стар, чтобы работать с пылью, поэтому на меня возложена обязанность прогуливаться возле деревни и говорить чужакам, чтобы они поворачивали восвояси.

— Рады знакомству с тобой, Па-тролль. Я волшебник Трент-Трансформатор, отставной король Ксанфа. Со мной ходячий скелет Косто, уроженец Сонного Царства, и Глоха, дочь гоблинши и гарпия. Она ведет поиск, а мы с Косто ей помогаем.

— Волшебник Трент! — воскликнул тролль. — Возможно, ты-то как раз нам и нужен. Но постой, Трент правил очень давно и сейчас должен быть древним старцем. Обманщик ты, а никакой не волшебник!

— Нет, я тот самый Трент-Трансформатор, просто временно омоложенный, — пояснил волшебник. — Хочешь получить доказательство, так это мигом.

Он щелкнул пальцами, и росшая рядом с тропкой былинка превратилась в исполинский дуб с желудями размером в человеческую голову.

— Прошу прощения, — смущенно пробормотал Трент, — я собирался обернуть травинку деревцем средних размеров, но совсем забыл о здешнем усилении магии.

— Да, видать, ты не врешь, — уважительно промолвил тролль, потрогав толстенный ствол. — Это не иллюзия. Прошу прощения, волшебник, за то, что позволил себе усомниться в твоих словах. Интересная у вас компания, — добавил он, покосившись на Глоху. — Полугоблинша-полугарпия; этакое диво не каждый день встретишь. Ну что ж, идем в деревню. Могу сказать, что я весьма взволнован нашей встречей.

Па-тролль и впрямь возбужденно подрагивал, как частенько бывает с троллями, затевающими какую-нибудь каверзу.

Глоха и без дополнительного предупреждения со стороны Трента держалась настороже.

Волшебник вернул былинку в исходное состояние (на сей раз он действовал осторожно, и магия сработала точно, не превратив растение ни в быль, ни в былину, и даже ни в пылинку), и спутники последовали за троллем на деревенскую площадь. Там собралась толпа местных жителей, среди которых были представлены почти все мало-мальски человекоподобные народы Ксанфа: не только тролли и эльфы, но феи и огры, два небольших великана, гоблины, гномы, кентавры, а также существа со столь сложным происхождением, что им трудно было подобрать название.

— Эй, сброд! — громко прокричал Па-тролль, — к нам гости пожаловали. Может быть, в них наше спасение, хотя полной уверенности в этом нет. Но так или иначе к нам занесло волшебника Трента в сопровождении ходячего скелета и милашки полугарпии.

Толпа разразилась одобрительным гулом, и неожиданно Глоха поняла, что все взгляды обращены не на волшебника и не на скелет, а на нее. Это удивило ее, но потом она подметила еще одну странность. При всем многообразии собравшихся на площади не было ни одной гарпии.

— Видите ли, — продолжил Па-тролль, адресуясь уже к гостям, — у нас тут проблема. Нам было велено ждать Времени Гарпии, но никаких гарпий и близко не пролетало, а до большой беды осталась самое большее пара дней. Если и вы нам не поможете, то скоро и наша деревня, и весь Ксанф окажутся в глубоком дерьме.

— А в чем, собственно говоря, затруднение? — осведомился Трент. — И каким образом гарпия может помочь вам с ним справиться?

— Так сразу и не объяснишь, — покряхтел старый тролль. — Тут нужно иметь представление об особенностях нашей работы. Мы, как известно, собираем волшебную пыль в кучу, и ее концентрация рождает в неведомых глубинах магии волшебную птицу рок. Она взмахивает крыльями, поднимая ветер, который разносит пыль по всему Ксанфу, и делает его магическим краем. Стоит прекратить опыление, и магия постепенно иссякнет, а Ксанф превратится — я уж прошу прощения за грубость — в самую что ни на есть Обыкновению. Вот почему мы все, хотя и происходим из племен, которые в других местах враждуют и даже поедают одни других, — тут он плотоядно покосился на Глоху и облизнулся, — трудимся бок о бок не покладая рук. К магии у нас стараются не прибегать, больше полагаясь на руки и ноги. Пускать в ход чары в наших краях небезопасно. До недавних пор все шло своим чередом но, — тролль глубоко вздохнул, — некоторое время назад в ближней горе открылась дыра. Дыры-то для нас привычны, из них появляется магический камень, тот самый, который мы дробим и растираем в пыль, но на сей раз оттуда стала сочиться какая-то густая, маслянистая жидкость, да не в том беда, что густая, а в том, что ядовитая. Поток медленно надвигается на деревню, истребляя на своем пути все живое. Ни остановить его, ни отвести в сторону мы не можем, поскольку испарения этой жидкости тоже ядовиты и нам не удается приблизиться к потоку. Приходится держаться на расстоянии, но это не решение вопроса, ибо уже скоро яд просочится в саму деревню и начнет собираться в лужу на этой площади. Нам придется спасаться бегством, бросив нашу работу, а следовательно, некому будет добывать пыль. Магия Ксанфа пойдет на убыль, и со временем — пусть не сразу, но это время наступит — наш край станет таким же унылым, как и земли за его пределами.

Толпа вновь застонала, и на сей раз Глоха едва не присоединилась к поселянам. Перспектива и впрямь выглядела удручающей.

— Понятное дело, — продолжил тролль, — по этому поводу мы обратились с Вопросом к Доброму Волшебнику Хамфри, спросили, как нам предотвратить беду. Волшебник Ответ дал, но мы не можем сказать, что полностью им удовлетворены.

— А можно узнать, кого вы посылали за Ответом? — полюбопытствовала Глоха.

— Крылатое чудовище, хотя и не из твоего племени. Полукровку по имени Глиф.

— Я с ней встречалась, когда проходила Испытание! — радостно воскликнула Глоха. — Это милая, славная лошадрака.

— Надеюсь, в замке к ней относятся хорошо? — с отеческой заботой в голосе промолвил тролль.

— О да! Сначала-то я думала по-другому, но потом поняла, что это просто часть испытания. У нее все в порядке.

— А что за Ответ вы получили? — поинтересовался Трент, переводя разговор ближе к существу дела. — Держаться до прихода Времени Гарпии?

— Вот именно. При всем моем уважении к Доброму Волшебнику не могу не сказать, что его Ответы, особливо если учесть, какой ценой они достаются, оставляют желать лучшего.

— Они всегда правильны и имеют отношение к делу, — возразил Трент.

Тролль покосился на Глоху и, на сей раз без хищной усмешки, спросил:

— Ну а тебя, красотка, полученный Ответ устроил?

— Вообще-то нет. На самом деле это трудно назвать настоящим Ответом, недаром с меня даже не потребовали службу.

— В таком случае ты в состоянии понять нашу досаду.

— Пожалуй. Но при всем при том должна заметить, что скорее всего я не являюсь той гарпией, Времени которой вам велено дожидаться. От папы-гарпия я только и унаследовала, что крылья, а всем прочим удалась в маму. Не то что мой братец Гаргло. И уж мне точно не под силу остановить ядовитый поток: отрава, действующая на вас, подействует и на меня.

— А почему бы вам просто не построить дамбу? — спросил Трент.

— Мы с того и начали. Народ у нас к работе привычный, и дамбу соорудили надежную, но жидкость все равно просачивается. Разъедает преграду и находит себе путь. Единственный выход — заткнуть сам источник, но к нему-то нам и не приблизиться.

— Но вы же водитесь с птицами рок. Пусть одна из них сбросит на источник валун или скалу.

— Будь этот источник в долине, это бы сработало, но он открылся на крутом горном склоне. Сброшенный камень просто скатится вниз. Отверстие не так уж велико, и имей кто-то из нас возможность подобраться к нему, заткнуть его было бы не сложно. Но туда не подойти, не рискуя жизнью.

И тут Глоху осенило:

— Косто, удушающий драконий дым был тебе нипочем. Может быть, ты и к этому отверстию подберешься?

— Почему бы и нет? — пожал ключицами скелет.

— Значит, вы и есть те, кого мы ждали! — радостно вскричал тролль. — Оно-таки пришло, Время Гарпии.

— Возможно, — не стал возражать Трент. — Однако следует уточнить, что наш друг Косто тоже пребывает в поиске. Он хочет навсегда остаться у нас в Ксанфе, а для этого ему позарез нужна половинка души. Вот если бы кто-нибудь из вас…

Просто поразительно, насколько быстро рассеялась толпа. По всей видимости, самоотверженность никого из поселян так далеко не простиралась. Даже Па-тролль каким-то (не иначе как магическим) способом переместился в другое место. Трое путников остались в центре мигом опустевшей деревни.

— Во всех этих полукровках слишком много человеческого, — криво усмехнувшись, заметил Трент.

— Так-то оно так, но их беда и впрямь касается не их одних, а всего Ксанфа. Я все равно заткну эту дыру.

Скелет направился в ту сторону, куда смотрел, рассказывая о ядовитом потоке, Па-тролль. Трент, провожая его взглядом, покачал головой.

— Я мог бы поклясться, что у него и так есть половинка души, если не больше.

— Безусловно, — поддержала его Глоха. — По мне, так более душевного существа не сыщешь.

— Может, души теперь не те, что раньше?

— Посмотрю-ка я, не смогу ли ему чем-нибудь помочь, — молвила Глоха, расправляя крылья.

— Не подлетай слишком близко, — предостерег ее Трент. — Если унюхаешь отраву, тут же лети прочь.

— Я буду осторожна, — заверила его крылатая гоблинша, поднимаясь в воздух. Ее радовала возможность снова подняться в небо в природном обличье, поскольку маленькие ножки устали от бесконечной ходьбы и она уже начала опасаться, как бы ее крылья не отвыкли от полета. Таким образом, решение помочь Косто было не просто благородным порывом, хотя и без этого тут не обошлось.

Спустя мгновение девушка увидела ядовитый поток: стекавшую с горы по направлению к деревне черную реку. Растения вокруг потока пожухли и высохли: повсюду, где распространялся ядовитый запах, расстилалась безжизненная пустыня. Создавалось впечатление, будто отрава ползла к деревне злонамеренно и целеустремленно. Глоха отогнала бы эту странную мысль, однако она знала об умении короля Дора разговаривать с неодушевленными предметами, а потому подобное предположение не показалось ей таким уж нелепым. Конечно, неживые существа в большинстве своем не отличаются глубиной мыслей и чувств, однако чувствовать и размышлять могут. Вспомнить хотя бы имевший не слишком приятный, но ярко выраженный характер вулкан Попа… как там его. Не говоря уж о Косто, который, если судить по поступкам, гораздо живее всех живых. Так почему бы и ядовитому потоку не стремиться куда-нибудь, целилась гора же в них валунами и газами.

И тут Глоха сообразила, что источником этого яда тоже является Попа-кати-петль. Отрава вытекала из трещины в противоположном склоне вулкана, который они обогнули, сами того не заметив. Выходит, они еще не отделались от злобной горы, способной извергать на всех, кто ей не по нраву, всяческую ядовитую гадость.

Тем временем Косто поднялся по склону, однако она поняла, что подобраться к самому отверстию ему не удастся из-за отвесного утеса. Правда, подступ туда имелся, но этот обходной путь был виден только сверху.

Глоха стала снижаться, чтобы сказать об этом скелету, однако он шел вдоль потока, у самого его берега. Ему ядовитые испарения ничуть не вредили, а вот у нее, стоило ей лишь свернуть в ту сторону, начали слезиться глаза. Крылья задрожали, и чтобы не упасть, девушке пришлось набрать высоту. Стало понятно, что приблизиться к скелету ей не удастся, тем не менее опускать крылья она не собиралась.

— Косто! — закричала она, описывая круги на безопасной высоте. — Косто!

Скелет заметил ее и помахал ей костяной рукой.

— Тут! — крикнула она, круто поворачивая к правому склону. — Туда. Там тропа!

Но Косто, видимо, не мог ни разобрать ее слов, ни уразуметь сути, ее маневров. Он продолжал идти вдоль потока.

Никакого другого способа дать скелету знать о другой дороге Глохе придумать не удавалось, и она просто летела над ним, надеясь, что ей все же представится случай оказаться ему полезной. Наконец Косто добрался до утеса и остановился: стало ясно, что наверх ему не взобраться. Он огляделся по сторонам.

Глоха поняла, что настало ее время. Заложив вираж, она снова резко свернула вправо и зависла, делая Косто знаки. На сей раз скелет сообразил и последовал за ней, в сторону от потока. Глоха направила его к огибавшему крутой склон уступу, по которому можно было подняться вверх и оказаться как раз над утесом.

Когда скелет зашагал по узкому уступу, девушка заметила, что он держит в руках каменный обломок, которым, надо полагать, собирается заткнуть отверстие. Кажется, это был кусок выплюнутого какой-то пещерой сталактита.

Глоха следила за ним сверху. Подойдя к отверстию, Косто осмотрелся, примерился и вонзил сталактит острым концом в отверстие. Он вошел хорошо, но по краям яд продолжал просачиваться. Тогда скелет покойно снял череп и, орудуя им как молотком, принялся наносить удары по сталактиту, загоняя его все глубже. В конечном итоге затычка засела так плотно, что никаких щелей не осталось.

Косто повернулся и зашагал прочь: дело было сделано. Сверху было видно, что хотя ниже по течению черный яд сохранялся, из отверстия он больше не поступал. Зато деревья по пути следования Косто скукоживались, и листва с них облетала: скелет забрызгался ядом, и яд этот выветриваться не собирался. Но Глоха помогла ему и тут — приметив речушку, она принялась маневрировать, указывая ему новое направление, и Косто, уже привыкший понимать ее знаки, двинулся туда. Увидев воду, скелет погрузился туда с черепом и смыл отраву. Кувшинки и камыши ниже по течению стали вянуть. Глоха жалела их, однако не могла не радоваться тому, что скелет очистился от вредоносной жидкости.

Некоторое время после его выхода на берег девушка продолжала держаться на безопасном расстоянии, но заметив, что трава под его ногами больше не жухнет, решилась приблизиться. Ядовитых паров не ощущалось, и она приземлилась.

— Ты отмылся, так что все в порядке.

— Спасибо за добрые советы. Мне и в череп не приходило, что угроза может исходить и от меня самого, а оказалось, что все живое вокруг меня гибнет.

— Так оно и было. Этот яд очень силен.

Вместе они вернулись в деревню, где не терявший времени Трент уже превратил кучу местных сорняков в полезные растения, с которых нарвал уйму вкусной и свежей еды. Местные жители уже знали, что яд больше не прибывает, а значит, и то, что успело вытечь из горы, со временем высохнет или уйдет под землю. Они могли успокоиться и вернуться к своей важной и нужной работе.

— Я поговорил с селянами, и они заверили меня, что никаких крылатых гоблинов здесь до тебя не видели и даже о таких не слышали. По их убеждению ты единственная в своем роде.

— Боюсь, что тут они правы, — невесело согласилась Глоха. — Но если бы решения моей проблемы не существовало, Кромби не стал бы никуда указывать. А раз указал, значит, ответ есть: просто нам придется продолжить поиски.

— Верно. Мы можем заночевать здесь, а поутру двинуться дальше в том же направлении, на юго-восток, — он помолчал, а потом добавил: — Я бы не стал так уж скопом хулить весь здешний народ за то, что никто не захотел расстаться с половинкой души. Тут много женщин и стариков, души которых для нашей цели не годятся, а остальные просто побоялись. Насчет душ существует множество пугающих предрассудков, от которых не так просто избавиться.

— Знаю, — промолвила Глоха, вспомнив, как опасалась насчет половинки собственной души.

— А я не хотел бы получить половинку души того, кто не желает подарить ее по доброй воле, — заявил Косто.

— Будем искать дальше, — вздохнула Глоха.

Ужин стараниями Трента вылился в настоящее пиршество, в котором приняла участие вся деревня. Жители наперебой восхваляли Косто, без конца повторяя, что он совершил подвиг ради спасения всего Ксанфа. Из чего, видимо, следовало, что и половинкой души ему обязан весь Ксанф, а не обитатели отдельно взятой деревни.

На ночлег их устроили в уютном доме, оставленном семьей, поспешившей бежать от ядовитого потока, не дожидаясь Времени Гарпии. Глоха впервые за долгое время смогла устроиться в отдельной спальне, на мягкой постели. Устроилась хорошо, хотя ей и было малость одиноко. Странное дело, вроде бы спишь и спишь, но чего-то при этом недостает. Точнее, кого-то.

Происшедшие события лишний раз убедили ее в том, что Добрый Волшебник слов на ветер не бросает. Сказал он местным насчет Времени Гарпии и оказался прав: хоть она является гарпией лишь отчасти, с ее прибытием в деревню беда отступила. Надо думать, что и его указания, касающиеся ее собственной проблемы, были даны не просто так.

Так или иначе она засыпала с приятным сознанием того, что сегодня смогла принести некоторую пользу.

Глава 7 БЕЗУМИЕ

Поутру они продолжили путь на юго-восток, однако перед этим выслушали предостережение Па-тролля:

— Ветер разносит магическую пыль повсюду, но самая высокая концентрация магии с подветренной стороны от деревни. Чаще всего ветер дует на юго-запад, но как раз сейчас на юго-восток. Мой вам совет — выберите другой маршрут или переждите, пока сменится ветер.

— Совет разумный, — заметил Трент, глядя на Глоху. Та и сама это прекрасно понимала — она не раз слышала о том, каков может быть эффект магического безумия, возникающий при превышении нормальной концентрации чар. Но тут у нее зародилось сомнение.

— А не может ли случиться так, что мужчина моей мечты и половинка души для Косто найдутся как раз в области безумия?

— Не исключено, — ответил после некоторых раздумий Трент. — Мы уже убедились, что найти искомое в нормальных областях не так-то просто, так почему бы не обследовать аномальные? Но ты представить себе не можешь, какой странной и опасной может оказаться эта область безумия.

— Да уж небось не хуже, чем противная гора Попа… куда-то там кати…

— Замечу, что когда тебя предупреждали насчет горы, ты поначалу тоже не верила, — напомнил Трент.

Глоха не могла не согласиться с тем, что он говорит как разумный, умудренный опытом человек, а она как взбалмошная юная полукровка. Только вот понимание этого никак не добавляло ей ни рассудительности, ни даже желания сделаться рассудительной. Хотя, с другой стороны, она была бы вовсе не прочь произвести на него впечатление, показав себя разумной и дальновидной взрослой женщиной… если бы была уверена в том, что это будет нужное впечатление. Короче говоря, она попросту запуталась в своих чувствах и не знала, как обосновать желание идти выбранным путем. А потому дала ему самое простое обоснование из всех возможных:

— А все-таки мне охота взглянуть, что там творится.

Трент смотрел прямо на нее, но ей почему-то показалось, что он отводит глаза.

— Дело твое, — согласился он наконец.

Косто молча кивнул черепом. Чудно, но в его пустых глазницах вроде бы тоже что-то вращалось.

Итак, они покинули деревню с подветренной стороны и двинулись на юго-восток. Местность — мягкие лесистые холмы, перемежавшиеся полями, — особых затруднений не сулила. Только вот излучины петляющей речки пересекали их путь в нескольких местах. Первый такой изгиб Трент вознамерился было перейти вброд, но Косто остановил его.

— Ты лучше меня пни.

Глоха решила, что скелет шутит, хотя до сих пор особой склонности к розыгрышам у него не замечалось. Однако Косто наклонился, а волшебник влепил ему такого пинка, что скелет разлетелся по косточкам. Те тут же сложились в маленькую костяную лодочку, переправившуюся через реку без весел и паруса, силой собственной тяги. На том берегу Трент вышел на сушу, пнул лодку, и Косто вернул себе изначальный облик.

К тому времени и Глоха вернула на место отвисшую челюсть, хотя по большому счету удивляться было нечего. Она знала о способности ходячих скелетов собирать из собственных костей различные конструкции, да и сама видела, как Косто без всякой посторонней помощи сделался большущей прищепкой. Собраться в лодку он тоже мог бы и сам, но пинок Трента облегчил и ускорил дело.

Глоха перелетела реку, и они продолжили путь пешком.

— Пока эффект безумия не прослеживается, — заметил Трент. — Видимо, дело в том, что в последнее время жители деревни работали не в полную силу, и концентрация пыли не столь велика. Однако теперь они стараются вовсю, и думаю, нас еще ждет настоящая пыльная буря.

— Мне кажется, ты прав, — согласился, повернув череп, Косто. — Я уже ощущаю приближение безумия.

— А вот я нет! — со смехом заявила Глоха.

Она и впрямь не ощущала ничего необычного. А зря.

Глоха обсасывала и облизывала липкие кончики пальцев. Конечно, она была старовата для медоточивых речей тетушки Гробигорбы, но вкус меда всегда распалял ее аппетит. Она вздохнула, ибо в ее сладкую радость примешалась горчинка грусти. В восемнадцать лет ей пора бы уже перерасти детскую любовь к сладостям, и хотя до взрослой гоблинской любви ко всяческой гадости она еще не доросла, ее уже тяготила необходимость присматривать за несносным младшим братцем Гаргло, который, хотя и приходился ей самым близким родственником, выглядел существом совершенно иного рода. Гоблинскими у него были только голова и ноги; все тело, как бывает у гарпий, покрывали перья, а рук не имелось вовсе. Летал он лучше ее, да и бегал быстрее, но вот по части тонкой работы не годился сестричке в подметки: перышки, это вам не пальцы. Зато уж по части брани ей с ним тягаться не приходилось: как истинный гарпий, он уже к девяти годам ругался так, что на деревьях увядала листва. Изумительный результат для мальчишки, еще не имевшего права употреблять слова, связанные с Взрослой Тайной.

Сегодня нянчиться с юным сквернословом не пришлось: девушка брала уроки полета и уроки брани (не совсем законные) у тетушки Гадкословы. Вроде бы прекрасная возможность отдохнуть и позабавиться, так что же она грустит?

Девушка снова облизала пальцы, но слезы ее были такими горькими, что мед горчил, и такими горючими, что они жгли пальцы. Плакала она от жалости к себе, оттого, что вдруг в полной мере осознала, насколько тоскливо и одиноко быть единственной в своем роде. Ей даже не хотелось заботиться о своей внешности: обычно ухоженные перья поникли, ясные голубые глаза потускнели, а великолепные черные волосы не были расчесаны и свисали липкими от меда и слез спутанными прядями.

Над ее головой с гиканьем, перебрасывая друг дружке золотистый шар из драконьего помета, носились гарпии. Игра называлась перемет: победительницей признавалась та, которой удавалось, метнув мяч сопернице, выдать самое длинное и заковыристое ругательство прежде, чем та схватит его когтями. Гаргло восхищался этой игрой и с нетерпением ждал того времени, когда сможет принять участие во взрослых соревнованиях; судя по способностям, его ждали лавры чемпиона. Глоху, напротив, игра не увлекала: значение большинства игровых терминов и команд было ей неизвестно, а всякие догадки на сей счет заставляли ее мучительно краснеть.

В те времена в гнездилищах населявших Ксанф гарпий и логовищах гоблинов дела шли не так уж плохо, худо-бедно, но не особо худо и не особо бедно. Но время от времени в череду серых дней замешивался (не иначе как демоны подсовывали) один черный, и сегодня, как видно, выдался именно такой. Вроде бы все как обычно, никто ее специально не обижал, ничего дурного с ней не случилась, а она, вместо того чтобы радоваться, льет слезы.

Началось все с рассвета, который, подняв туманный занавес, открыл взору невыспавшееся красноглазое солнце, окруженное рваными пурпурными облаками, чьим единственным желанием было помочиться кому-нибудь на макушку кислотным дождем. Потом вся стая к гарканьем, визгом и ругательствами устремилась в трапезную, точнее, как правильно ее здесь именовали, затрапезную пещеру, где разразилась схватка за самые лакомые, сочные и кровоточащие кусочки. Глохе, оказавшейся зажатой между двумя своими тетушками, самыми визгливыми и драчливыми гарпиями во всей стае, с трудом удалось улизнуть с насеста и устроиться с доставшимся ей кусочком на лавке, где она могла поесть в манере, пренебрежительно называвшейся здесь «людской». Потом кто-то «случайно» пролил ей на спину горячий кофе, и это при том, что, гарпии никогда ничего не проливают и не роняют, не имея такого намерения.

Бедняжке пришлось улететь в свое личное гнездо, чтобы переодеться и смазать ожог целебным эликсиром.

Покончив с этим делом, Глоха решила поднять себе настроение, принарядившись, и с этой целью облачилась в праздничное одеяние: редкостное заплатье с удивительными заплатками в виде звонких (они вправду звенели на лету) колокольчиков и льдистых хрустальных звездочек. Заплатье действительно помогало девушке улучшить расположение духа, хотя Чудо-в-Перьях, ее наставница, настоятельно рекомендовала не надевать его при народе, поскольку гарпии, вообще не носящие одежды, будут над ней потешаться.

— Надо мной и так все смеются, — возразила она. …

— Вздор. Тебе так кажется, потому что ты еще не нашла своего счастья.

— Да что ты можешь об этом знать? — вспылила Глоха. — Ты ведь не гарпия, а просто необычайно сострадательная демонесса.

— Но зато мне доводилось иметь дело со многими смертными, — возразила Чудо-в-Перьях с недоступным для смертных спокойствием, — и я знаю, что им всем свойственно впадать в отчаяние. Огрица Окра считала свою жизнь бессмысленной, а стала Главным Действующим Лицом. Роза Ругна была уверена, что никогда не выйдет замуж, а стала женой не кого-нибудь, а самого Доброго Волшебника, и аист принес им прекрасную дочурку. У меня много таких примеров.

Глоха и сама знала, что примеров у наставницы хоть отбавляй, и она вполне может их привести, а потому — чтобы не признавать свою неправоту — принялась капризничать. Она раскричалась, растопалась ногами и все такое, но на многоопытную Чудо-в-Перьях это не произвело ни малейшего впечатления. В конце концов ей пришлось снять дивный наряд и вернуться к обычной жизни — унылой и не сулившей ей никаких радостей.

Встрепенувшись, Глоха покачала головкой: она снова находилась в лесу, в компании Трента и Косто.

— Надо же, а я-то думал что ты была счастлива, — удивленно промолвил волшебник. — Но теперь мне ясно, что гнездилище гарпий не самое лучшее место для жизни.

— Ты видел мои воспоминания? — удивилась Глоха.

— Они зримо предстали перед нами, — пояснил Трент.

— Я не шибко сведущ в делах смертных, — промолвил Косто, — но мне кажется, что та гарпия, которая пролила тебе на спину черную горячую жидкость, поступила нехорошо.

— Вы правда все это видели? В цвете? Выходит, и когда я сбросила…

— Когда ты переодевалась, я отвернулся, — заверил ее волшебник. — подумал, что ты считаешь это глубоко личным делом.

Глоха хотела сказать, что и ее вспышка раздражения тоже была личным делом, но промолчала, ибо задумалась о другом. Мало того, что ей довелось заново пережить не самый приятный эпизод из прошлого, но и ее спутники стали его свидетелями. Это какое-то безумие!

«А ведь точно, — сообразила она в следующий момент. — Мы находимся в области безумия, где повышенная концентрация Волшебной Пыли способна сделать видимыми даже воспоминания. И кто знает, что еще».

— Давайте-ка побыстрее отсюда уберемся, — предложила она.

— Как? Сейчас, когда веселье только начинается? — спросил чей-то голос.

— Это еще кто? — встревожилась Глоха. Заклубился дым.

— Кто бы ни был, тебя это не касается непивная гоблинская девчонка.

— Какая? — переспросила Глоха, уже сообразив, с кем имеет дело.

— Небражная, неромная, неконьячная…

— Невинная? — предположил Трент.

— Неважно, — сердито фыркнул дымок.

— Метрия, что ты тут делаешь? — с досадой спросила Глоха.

— Шныряю вокруг да около, жду, когда произойдет что-нибудь забавное. Всякий, у кого хватает глупости забрести в область безумия, обязательно откаблучивает что-нибудь потешное.

— Ну уж моя-то прошлая жизнь точно не представляет ни для кого ни малейшего интереса, так что ты могла бы и уйти.

— Ох не скажи. Все воспитанницы Чуда-в-Перьях те еще штучки. Она всегда подбирает себе интересных девчонок.

— А ты с ней знакома?

— Она ведь демонесса, верно? Всегда знает наперед, что должно случиться, и оказывается рядом, чтобы помочь своей подопечной.

— Но сейчас-то ничего особенного не случится и…

— Это тебе так кажется. Не от большого ума. Ветерок-то дует.

…И долгие одинокие часы были потрачены на бесконечные воображаемые разговоры с противницей, этой летающей тигрицей, ее тетушкой гарпией Гаркушей.

— Гуща кофейная! — взревела тетушка Гаркуша, сметая крылом грязь из затрапезной прямиком в ямы для сжигания отходов. Стоя на одной костлявой ноге и держа в когтях другой чашку с дымящимся варевом, она отдаленно напоминала нескладного черного аиста. Ее красные глазки светились в полумраке затрапезной словно уголья. Смахнув с алебастрового лба грязные черные перья, она устремила на племянницу суровый взгляд. Внутри у той все сжалось в комочек, она готова была провалиться сквозь землю. И как ее угораздило влипнуть в такую переделку?

— Я тебя спросила, что это за игру ты тут затеяла? — повторила тетушка шепотом, бывшим стократ страшнее ее обычного крика. — А ну отвечай!

Глоха покраснела, что, естественно, еще пуще усугубило ее вину, и запинаясь пролепетала:

— Ты о чем, тетушка? Какие игры? Я даже в перемет не играю.

— Кончай морочить мне голову, негодница. Сегодня спозаранку ты вежливо спросила, не смогу ли я уделить время для разговора. Вежливо! Попросила! Из одного этого видно, что ты… этого слова тебе знать еще не положено, но, говоря иначе, совершенно никудышная гарпия. Раз уж тебе приспичило со мной встретиться, то следовало выразить это желание на общеупотребительном языке. Громко, грязно и грозно. Но раз уж ты развела нюни, которые мне приходится выметать отсюда поганой метлой, то выкладывай, какая еще дурь вбилась в твою башку?

Хотя Глохе и хотелось проглотить свой язык да и себя с ним вместе, — она собралась с духом и с его помощью ухитрилась произнести:

— Тетушка Гаркуша, я устала вести скучную и заурядную жизнь среди существ, которые совсем не такие, как я, и не понимают моих стремлений. От гоблинов я отбилась, к гарпиям толком не прибилась, и мой удел — горькое одиночество. Ты, должно быть, знаешь, что если по дороге в обе стороны несется толпа, надо примкнуть к какой-нибудь из них, иначе если будешь болтаться посередине, тебя затопчут. Тетушка, я хочу обрести себя, для чего и намерена обратиться к Доброму Волшебнику. Мне кажется, что личность, живущая без мечты, вянет и тонет в безрадостной тря…

Она запнулась, не в силах произнести слово, показавшееся ей гадким.

— В трясине, так ты хочешь сказать? — прокаркала Гаркуша. — А я скажу иначе — в дерьме! Чему тебя только учили? Пойми, девчонка, ты ведь не эльф поганый, который может, сидя под своим вязом, вязать словесные кружева. Главное оружие гарпии слово — и слово это должно быть громким, грозным и грязным.

— Тонет в безрадостном дерьме, — с трудом проговорила Глоха, хотя не находила это сочетание слов точно выражавшим ее мысль. С другой стороны, особого искажения идеи тоже не произошло: в конце концов, представить себе радостное дерьмо весьма затруднительно. — То и дело ночные кобылицы приносят мне один и тот же кошмар: я вижу себя разучившейся летать, словно несчастная птица со сломанным крылом. Так позволь же мне покинуть родное гнездо…

— Какое гнездо? — уточнила Гаркуша.

— Наше во… вонючее гнездо и отправиться на поиски…

— На кой хрен тебе торопиться? — прервала ее тетушка. — Покинуть безопасное гнездо, когда ты еще толком не выучилась ругаться. Этак ты и на самом деле сломаешь крылья. Для несмышленых цыпочек гнездо самое подходящее место.

— Но мне уже восемнадцать!

— А словарный запас у тебя как у девятилетней, — заявила Гаркуша, ковыряя в зубах похожим на кинжал когтем. — Не говоря уж об идиотской привычке без конца чистить перышки. Встретится тебе крылатое чудовище, захочет сожрать, а ты не сможешь отпугнуть его ни бранью, ни вонью. Такую, как ты, любой хищник сжует и не поморщится — чего ему морщиться-то?

Увы, все эти нелицеприятные слова были чистой правдой. Пристыженная Глоха прекрасно это понимала, но понимая и то, что никогда не решится поднять этот вопрос снова, набралась храбрости и спросила:

— А не могла бы ты позволить мне слетать в замок Доброго Волшебника Хамфри с соответствующим сопровождением? Мне нужно попасть туда, чтобы задать Вопрос, получить Ответ и, отслужив положенный год, занять в жизни свое истинное место. О, тетушка Гаркуша, умоляю тебя. Я готова на все, лишь бы только…

— Гарпии никого никогда ни о чем не умоляют! — гаркнула Гаркуша, возмущенная столь непозволительным слюнтяйством. — Если хочешь, чтобы я тебя отпустила, немедленно, сию же секунду выругайся как следует!

Глоха набрала воздуху, зажмурилась и, что было мочи, прокричала:

— Букашки! Головешки! Опа!

Гаркуша тяжело вздохнула:

— Определенные успехи ты, конечно, делаешь, по крайней мере нацеливаешься на слова. Раньше у тебя и этого не получалось. Но бранные слова нужно выкрикивать точно, иначе они теряют свой смысл. А ты то искажаешь буквы, то вставляешь лишние, то, наооброт, пропускаешь. Нужно говорить не букашки, а ка… не гало-вешки, а го… ну и так далее. Ну и конечно же, большое значение имеет правильный тон. Верно взятый тон — половина успеха. Слушай, как должна ругаться настоящая гарпия.

Тетушка набрала воздуху и выдала:

— #@#$@+$ !!!

Глохе удалось вовремя закрыть уши, но даже при этом ее обдало таким жаром, что личико ее побагровело. На обеденном столе появились проплешины, воздух замерцал, и по затрапезной прокатилась волна удушливой вони.

Когда помещение продуло сквозняком и к девушке вернулась способность дышать, Гаркуша, вернувшись к обычному карканью, спросила:

— Ну как, можешь ты выдать что-нибудь подобное?

— М-м-может быть, со временем, — пролепетала Глоха, прекрасно понимая, что это время никогда не настанет.

— То-то и оно, что «со временем», — устало проскрипела тетушка. — О времени и речь. Ты, Глоха, еще неоперившаяся цыпочка, и было бы чистым безрассудством отпускать тебя в путешествие одну, без надлежащего руководства. При твоем невежестве тебе лучше носа из гнезда не высовывать. Да и какой в этом смысл? Разве ты знаешь, где хранятся Разрыв-Семена? Ты умеешь вести воздушную разведку, составлять карты и прокладывать маршруты в соответствии с духом Времени Гарпии? Только мы, ужасные, вонючие, неприкасаемые, непристойные гарпии храним сокровенное знание и поддерживаем своды Храма надежды Ксанфа, дожидаясь поры, когда сможем поднять покров тайны и вступить в свои истинные права. Это время еще не пришло, но оно не за горами. И когда Время Гарпии настанет…

Она осеклась, поняв, что едва не выболтала нечто важное.

— Ладно, это тебе знать незачем. Короче говоря, прежде чем пускаться в самостоятельное путешествие, выучись нормально ругаться. Вот докажешь, что ты готова к самостоятельной жизни, тогда и лети, куда хочется.

Так все и кончилось. При этом обвинить тетушку Гаркушу в несговорчивости и предвзятости было трудно: по понятиям гарпий, она предъявила Глохе весьма скромные и умеренные требования. Только вот, к сожалению, совершенно невыполнимые. Ее нежные губки не могли даже принять форму, необходимую для произнесения столь ужасных слов.

Глоха заморгала. Порыв безумия миновал, и она вновь обнаружила себя на лесной дороге.

— Славная старушенция, в жизни толк знает, — одобрительно произнесла Метрия.

— Ты подсмотрела… подслушала наш разговор с тетушкой Гаркушой? — смущенно спросила Глоха.

— Ха, подсмотрела! Это я ею и была! — заявила демонесса. — Ты глянь на листву.

Глоха огляделась. Ближайшие листья увяли, а некоторые обгорели, словно и впрямь были опалены свирепым ругательством.

— Но как такое возможно? — изумилась девушка.

— Это были не простые воспоминания, — пояснил ей Трент. — Мы все оказались участниками происходящего. Тут действует могучая магия.

— Тогда нужно уносить ноги, пока с нами не случилось что-нибудь ужасное, — вскричала напуганная Глоха. — Мне такие воспоминания совсем не нравятся.

— Боюсь, нам не удастся ускользнуть до тех пор, пока мы не разберемся в существе этих воспоминаний, — сказал Трент. — Тебя что-то мучит, не давая покоя, и пока источник тревоги не выявится, мы останемся здесь. Чтобы унять порывы безумия, нужно разобраться в себе.

— Но я вовсе не хотела ничего такого, — захныкала Глоха.

— А по чьему, интересно, настоянию вы сюда залезли? — ехидно осведомилась Метрия. — Разве не ты, маленькая нахалка, считала, что безумие тебя не коснется? Все дело в твоей самоуверенности.

— Я была не права! — в отчаянии призналась девушка. — Все это из-за меня! Я убегу отсюда! Прочь! Прочь!

Она кинулась бежать по равнине, но тут же почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. Мир покачнулся, словно произошел сдвиг реальности. Послышался звук, похожий на плеск быстро текущей воды.

— О нет! Нет!

Позади огорода, где выращивались приправы для кухни, нарастал шум яростного потока. Обезумевшая от непрекращающихся дождей река окончательно вышла из себя, точнее, из своих берегов, и с ревом устремилась вперед, норовя выворачивать валуны, вырывать с корнями деревья, а также подхватывать, уносить и плющить в лепешки, швыряя на камни, всех, кто попадался навстречу. Совершенно неподходящая обстановка для непивной, то есть, конечно, невинной крылатой девушки.

Почти ослепленная слезами и неистово нахлынувшими чувствами Глоха наполовину летела, наполовину бежала над неровной, грязной, скользкой, предательской тропой, стараясь убежать от потока. Ближние чудовища пробудились и зашевелились, принюхиваясь к дразнящему запаху свежей и вкусной юной гоблинши. Медленно поднявшись, они перекрыли ей путь к отступлению.

Испуганная Глоха распростерла крылья, намереваясь взлететь выше, но неистовая вода окликнула воздух, и он завихрился в смертельно опасный конус, потянувшийся к ее изящным крылышкам. Она уже не осмеливалась подняться в воздух, боясь, что смерч выщиплет перья и сделает ее совершенно беспомощной. Ей пришлось остаться на земле.

Однако тут же возникла новая напасть: со всех сторон к ней устремились серебристые, гладкие и кусачие никельпеды. Мало того, что эти твари так и норовили отхватить кусочек ее нежной плоти, так еще и раскидывались вокруг выраставшие прямо из земли усики, чтобы ухватить ее за ноги и отдать на растерзание. Она угодила в ужасную ловушку и была близка к отчаянию.

Глоха попыталась свернуть на боковую, ведущую неведомо куда тропку, но один из усиков захлестнул петлей лодыжку, и она ничком упала на землю, больно ушибив коленку.

От боли и испуга бедняжка закричала, но вода ревела так громко, что она поняла: ее зов никто не услышит. На помощь надеяться не приходилось.

Усики обвились вокруг нее и спеленали так плотно, что она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни крылышком. Стая никельпедов, звякая жвалами, устремилась к ней, предвкушая поживу. А следом за маленькими обжорами уже приближались более медлительные, но и более крупные хищники.

Глоха снова завопила, но это был уже не зов о помощи, а истошный крик широчайшего диапазона. В его переливах угадывались намеки на некоторые слова, правильному выкрикиванию которых ее так долго и безуспешно пыталась научить тетушка. Плотоядные усики мигом расплелись, никельпеды отпрянули, чудовища застыли на месте. Замешательство продолжалось лишь долю мгновения, но и его оказалось достаточно, чтобы отчаянное желание девушки оказаться в каком-нибудь другом месте воплотилось в жизнь. Все вокруг изменилось.

Она снова упала ничком, но уже не на тропу, а на длинную полосу мокрого песка. Сверху ее накрыли бессильно упавшие крылья. Девушка отстраненно осознавала присутствие светящейся плесени, грибов, жуков и разноцветной грязи, пятна которой пометили некоторые части ее тела, упоминать о которых не стоило. Торопливо вскочив на ноги, она поняла, что находится напротив затянутого рваной паутиной темного лаза.

Куда он может вести, она не знала, да и знать не могла, но не колеблясь нырнула во мрачный зев. Что бы ни ждало ее там, это едва ли могло быть хуже оставшегося позади.

Туннель петлял, словно норовя сбить ее с толку, однако она торопливо следовала всем его изгибам, не решаясь замешкаться и на миг. В конце концов подземному коридору надоела эта игра, и он вывел ее к анфиладе небольших, слабо освещенных пещер, расположенных под гнездилищем гарпий. Несмотря ни на что, ей, похоже, удалось уйти от преследователей и даже найти, если не безопасное, то по крайней мере казавшееся таким укрытие. Ковыляя и спотыкаясь, девушка брела по каменистым расщелинам, где росли ядовитые с виду зловеще светящиеся лианы, оплетавшие развалины древних зданий и разбитые статуи чудовищ. Ползком Глоха преодолела ненадежный, готовый обрушиться, узкий деревянный мостик, перекинутый через зияющую темную пропасть, из ужасных глубин которой слышался жуткий, леденящий кровь шорох. Едва она оказалась на той стороне, как мост затрещал и упал в бездну. Девушка прислушалась, но звук падения так до нее и не донесся.

Наконец магическая тропа привела к озерцу зловещего тумана. Доверия оно не внушало, и девушка, ухватившись за торчавший из трещины в скале корень, с нескольких попыток ухитрилась взобраться на более высокий уступ. Ей хотелось надеяться, что там она сможет перевести дух.

— Как бы мне хотелось взлететь к звездам, — выдохнула она.

Но об этом не приходилось и мечтать: даже окажись Глоха в мрачной, погребенной в недрах земли пещере, а под открытым небом, усталость не позволила бы ей подняться в воздух. Сознавая реальность, девушка сделала то, что в сложившихся обстоятельствах было самым разумным, — прилегла, устроилась поудобнее и провалилась в сон.

По прошествии некоторого времени — о том, какого именно, у нее не было ни малейшего представления — она проснулась. Сквозь сеть трещин в потолке пещеры внутрь струились серебристые лунные лучи. Глоха приподнялась и принялась искать ответы на заполонившие ее маленькую головку вопросы.

— Где я? — растерянно пролепетала она вслух.

— В древней, давно позабытой пещере, — донесся шепот. Кажется, голос принадлежал каменному лику, но девушку это не удивило. Все равно ведь все происходящее ей чудилось.

— Я одна? — спросила она.

— И да, и нет, — отозвался тот же холодный шепот. Каменный лик не шелохнулся, так что, возможно, голос принадлежал не ему. Да и вообще камни не говорят. Но в таком случае откуда здесь, под землей, взяться тихому, похожему на шелест ветра голосу?

Возможно, она просто спала и видела дурной сон, принесенный ей ночной кобылицей. На всякий случай девушка ущипнула себя за руку, но хотя ей стало больно, вокруг ничего не изменилось. Кроме того, что она почувствовала свои ноги. По той простой причине, что ее маленькие вкусные пальчики кто-то покусывал.

Оглядевшись, Глоха поняла, что ее голова находится в каменном гнезде, полном крупных яйцевидных камней, а ноги — в круглом пруду с холодной водой. Плававшие там маленькие рыбки действительно пощипывали ей пальчики, но мягко, не откусывая ни кусочка. Скорее всего, они просто хотели привести ее в чувство и заставить ее обратить внимание на окружающую обстановку.

Глоха присела и поднялась на ноги.

А зря — она тут же пронзительно вскрикнула от боли. Оказалось, что ушибленное при падении колено раздулось до размеров небольшой тыквы, а боли в нем хватило бы и на тыкву вдвое большую. Пришлось снова сесть.

Чувствовала она себе прескверно: нога болела, во рту пересохло, живот сводило от голода, а к этим радостям добавлялась тоска по матушке, гоблинше Голди, отцу, гарпию Гарди, и наставнице, доброй демонессе Чудо-в-Перьях. И как ее вообще занесло в такое гадкое место?

Предаваться отчаянию Глоха все же не стала. Прежде всего — благо, такая возможность имелась — она решила утолить жажду. Вода в круглом пруду оказалась кристально чистой, прохладной и освежающей. После нескольких глотков сухость во рту прошла. Почувствовав себя малость получше, девушка склонилась над зеркальной поверхностью пруда и разглядела очертания трех смотревших на нее с легким укором золотистых рыбок. «Не иначе как укорюшки», — подумала она, опуская руку в бассейн.

— Не бойтесь, я вас не обижу, — сказала Глоха, поглаживая серебристые чешуйки. — Только поглажу. Я тут пытаюсь выжить, и вы, быть может, скрасите мое одиночество.

Рыбки, не иначе как в знак согласия, исполнили в воде веселый танец, только это неожиданно пробудило в ней раздражение. Они внушали ей надежду, которая могла оказаться тщетной, и это пугало. Но, может быть, стоит попросить их передать весточку близким? Надо что-то делать, не может же она просто лечь и умереть.

— Плывите, милые, и расскажите моим родным, где я, — попросила девушка. — Лучше всего будет, если вы найдете Чудо-в-Перьях.

Это и впрямь было бы лучше всего, поскольку Чудо-в-Перьях славилась отзывчивостью и ни за что не оставила бы воспитанницу в беде, а будучи демонессой, располагала немалыми возможностями для оказания помощи. Рыбки в знак согласия совершили несколько пируэтов и умчались прочь по тайной протоке.

Глоха снова легла и попыталась заснуть, поскольку ничего другого — не считая, разумеется, страха и страданий — ей не оставалось. Однако спустя всего восемь долгих минут и две или три коротких она поняла, что сон не придет. Бедная девушка — голодная и окоченелая — лежала среди яйцеобразных камней в каменном гнезде, по сравнению с которым жесткие, грязные и отнюдь не вызывавшие у нее восторга гнезда гарпий могли бы показаться мягкими, теплыми и уютными. Правда, камни были разноцветными и даже светились, но лежать на них от этого удобнее не становилось.

Чтобы хоть немного согреться, она снова — на сей раз осторожно, стараясь не тревожить распухшее колено — поднялась на ноги. Боль оказалась почти терпимой, и ей удалось подойти к ближайшей, самой большой трещине в стене. Присматриваясь к камням, девушка думала о том, что если нaстало то самое Время Гарпии, о котором уже столько поминали, то ей от этого радости нет. Во всяком случае, пока.

Дальнейший путь пролегал среди развалин. Колено худо-бедно приспособилось к осторожной ходьбе, и Глоха даже мурлыкала себе под нос, глазея по сторонам и размышляя о Чуде-в-Перьях. Если рыбки найдут демонессу, она непременно явится. Ну а если нет…

Подойдя к толстой колонне, Глоха машинально постучала по ней, и колонна откликнулась хмурой, унылой нотой. Девушка постучала по соседней, и звук оказался иным. Когда выяснилось, что каждая колонна звучит на своей ноте, крылатая гоблинша сыграла на колоннах мелодию. Теперь сквозь щели в пещеру проникали не лунные, а солнечные лучи, и купавшиеся в их свете золотистые пылинки исполнили под эту музыку замысловатый танец. Лучи света вибрировали как струны арфы, а там, где они касались глыб песчаника, камень менял цвет. Руины откликались на музыку, вплетая в кружево созвучий все новые и новые нити. Духи камней, чьи голоса влились в общий подземный хор, кружили вокруг проема в стене пещеры, которого Глоха до сих пор не замечала. Она двинулась туда и вдруг поняла, что это ход, по которому можно попасть на поверхность. Если бы только ей удалось протиснуть в расщелину усталое, истерзанное тело.

Музыка ли обострила все ее ощущения, или причиной тому было нечто иное, но внезапно она поняла, что различает голоса горгулий, каменных чудовищ, угнездившихся среди развалин. Ей стало ясно, кто они такие, и что с ними случилось.

— О горгульи! — воскликнула она. — Когда-нибудь Ксанф узнает вашу историю.

Шепот каменных статуй усилился до нестройного гула и шипения. Ей показалось, что из пещеры со свистом выходит воздух. Стены задрожали, руины стали раскатываться по камушкам. Трещина перед ней расширилась.

Испугавшись, как бы не рухнул свод и пещера не погребла ее под скальными обломками, Глоха вскрикнула и проскочила сквозь расширившуюся трещину и оказалась на скользкой наклонной сланцевой плите. Потеряв равновесие, она упала и покатилась под уклон и, лишь когда спуск закончился, снова поднялась на ноги.

Теперь перед ней лежала крутая, идущая наверх тропа. Не зная, ведет она к избавлению или всего лишь в очередную ловушку, девушка заспешила по ней со всей быстротой, с какой позволяло двигаться больное колено. Некоторое время ей приходилось пригибаться, чтобы не приложиться головой к низко нависавшему потолку, но потом коридор расширился, и она вышла на поверхность поблизости от хорошо знакомого гнездилища гарпий. И тут же место действия изменилось.

Глоха обернулась, но никаких признаков пещер и руин позади нее не оказалось. Вокруг сплошной зеленой стеной стоял лес. Проще всего было решить, что ей привиделся дурной сон, но уверенности в этом у нее не было.

Она заморгала, а проморгавшись, поняла, что очередная волна безумия схлынула, оставив при ней воспоминания о нижних пещерах — тех, которых, по утверждениям гарпий, попросту не существовало. Но теперь Глоха была уверена, что это совсем не так.

— Выходит, древние руины с горгульями и впрямь существуют, — промолвил Трент. — Не мешало бы произвести раскопки и реставрацию.

— Что такое реставрация? — поинтересовалась Глоха.

— Разновидность магии, позволяющая восстанавливать утраченное в прежнем виде.

— Понятно. Но кто же займется этим, если ты собрался сойти со сцены?

— Да уж найдется кому, — с улыбкой отозвался волшебник. — Негоже нам, уже сыгравшим свои роли, занимать места на сцене, не давая выступить молодым. Кстати, это одна из причин, по которым Добрый Волшебник Хамфри держит в тайне местоположение Источника Молодости.

— Но чего я не понимаю, — задумчиво произнесла Глоха, — так с какой стати эти волны безумия оживляют только мои воспоминания. Что, ни у кого другого ничего подобного нет?

— Во всяком случае у меня точно нет, — заявила Метрия. — Я существо инфернальное, сверхъестественное. Души у меня не имеется, совести, само собой, тоже, а потому мое прошлое меня ничуточки не беспокоит. Соответственно никаких будоражащих воспоминаний или снов у меня просто быть не может, даже если бы мне приспичило чем-то таким обзавестись.

— Вот как раз мне очень хотелось бы обзавестись чем-то подобным, — подал голос Косто. — Но увы, у меня тоже нет души.

— У меня, положим, душа имеется, — промолвил Трент. — Какая-никакая, но все-таки есть, так что, по-моему разумению, все дело в том, что ты стояла выше меня по ветру. Если бы первым под порыв безумия попал я, ожили бы мои дурные воспоминания.

— А что, это, должно быть, интересно, волшебник, — пробормотала Глоха, меняя свое положение относительно ветра.

Дымные губы Метрии сложились в ухмылку.

— Вот уж у кого, надо думать, уйма дурных воспоминаний. Четверть века на троне, это вам не шутка.

— Да, я взошел на престол в 1042 году и уступил его волшебнику Дору в 1067. Но эти годы не были самыми страшными в моей жизни. Другое дело те двадцать лет, которые мне довелось провести в Обыкновении. Вот где был ужас так ужас.

— Могу себе представить, — сказала Глоха.

— А что такого плохого в этой Обыкновении? — поинтересовался Косто.

— Так ведь все же знают, что это самое унылое место, какое только можно себе представить, — сказала Глоха. — Там магии нет, вообще никакой! Естественно, что все то время волшебник Трент только и думал о возвращении в Ксанф.

— Ну, не то чтобы только… — пробормотал Трент. — Обыкновения — место грустное, но пищу для размышлений дает и она. Если попытаться ее понять.

— А вот и следующая волна, — с удовольствием сообщила Метрия.

На сей раз Глоха находилась на берегу реки, через которую было переброшено два моста: каменный и деревянный, с подъемным механизмом. На отмели собравшиеся кучкой женщины стирали белье. По одному из мостов катила крытая двуколка, запряженная единорогом, точнее сказать, ниединорогом, поскольку ни единого рога у него не было. В Обыкновении такое животное называется «лошадь».

Оглядев себя, Глоха с удивлением установила, что имеет облик пяти-шестилетней девочки. Человеческого ребенка, в человеческих блузочке и юбочке, без малейшего намека на крылья.

Сидя на высоком берегу, прямо над стиравшими женщинами, она бросила взгляд в сторону, и ее внимание привлек кареглазый мужчина, почти полное отсутствие волос на голове которого отчасти компенсировалось рыжей бородой. Перед ним находилась какая-то странная подставка с плоской доской: бородач поглядывал то на женщин у моста, то на эту штуковину.

Поняв наконец, что он рисует, девочка решила взглянуть на картину, но стоило ей встать и направиться к художнику, как ее окликнула одна из женщин. Ее мать: она не вспомнила это, а просто знала.

— Дитя, не ходи туда. Держись подальше от этого человека. Он сумасшедший.

Девочке пришлось отказаться от своего намерения. Тем временем двуколка уехала, и у моста появился шедший пешком человек. Вид он имел слегка растерянный, одет был чудно, но при этом почему-то казался ей знакомым.

«Ну конечно, — сообразила Глоха спустя мгновение, — это же волшебник Трент».

Выглядел он примерно так же, как в своем нынешнем, омоложенном состоянии, но она уже поняла, что видит первоначального, по-настоящему молодого Трента. Вместе с ним она угодила в его ожившее прошлое. В Обыкновению — ведь это определенно не Ксанф.

Глоха попыталась окликнуть его, но у нее ничего не вышло: дитя, глазами которого она видела Обыкновению, просто глазело по сторонам. Трент, со своей стороны, увидел Глоху, но не узнал ее. Да и не мог, ведь она пребывала в совершенно незнакомом ему обличье. Потом его взгляд остановился на художнике, и Трент, срезав путь наискосок, направился к нему.

Глохе очень хотелось послушать их разговор, но обыкновенская мать девочки запретила ей приближаться к сумасшедшему, и она принялась бегать туда-сюда вдоль берега в расчете оказаться рядом как бы ненароком. В конце концов ей удалось незаметно подобраться на такое расстояние, с какого можно было уловить разговор.

Увы, ее постигло разочарование. Трент действительно пытался заговорить с художником, но тот, казалось, совершенно его не понимал. Глоха мигом уяснила себе суть проблемы: Трент говорил на знакомом ему с рождения ксанфском, а художник знал только обыкновенский. Ну а когда каждый говорит только на своем языке, общаться довольно затруднительно.

В конце концов Трент бросил это дело и направился к мосту. Глоха была не прочь последовать за ним, однако обыкновенская девочка ничего подобного делать не собиралась. Крылатая гоблинша напряглась…

И неожиданно оказалась в прекрасном фруктовом саду. Плодовые деревья цвели, да так буйно, что листьев было не разглядеть. Художник тоже находился там: на сей раз он рисовал сад. Приблизиться к нему Глохе снова не удалось — женщина, глазами которой она смотрела на происходящее, просто проходила мимо, но ей было ясно, что это другое время и другое место.

Поскольку ей хотелось увидеть Трента, а не этого невесть почему постоянно попадавшегося на глаза художника, она напряглась еще разок и снова переместилась в другое тело. На сей раз волшебник выглядел не лучшим образом: одежда его пообтрепалась, лицо исхудало. По всей видимости, чужая страна встретила его неласково, и ему приходилось туго. Однако кое-как приспособиться ему удалось: он устроился поденщиком на ферму и, выполняя черную работу, осваивал местный язык. Возможно, он работал за кров и харчи и спать ему приходилась с курами на сеновале, но сейчас молодая женщина — не иначе как фермерская дочка — дала ему деревянную миску с кашей. Что-то в этой деревенской девице показалось Глохе знакомым…

— Метрия! — попыталась воскликнуть девушка, но, конечно же, у нее ничего не вышло. На сей раз она пребывала в одном из фермерских детишек, причем — фу, как это неприлично — в мальчишке! — тело которого имел такие непривычные для нее особенности, что…

Выбравшись оттуда, она решила, что было бы неплохо присмотреться получше к безумному художнику. Собственно говоря, никаких свидетельств того, что он и вправду безумен, у нее не было: так говорила обыкновенка, но она могла счесть человека сумасшедшим из-за его эксцентричности, необычного внешнего вида или образа жизни.

В очередном обыкновенском обличье ей удалось-таки рассмотреть картину: мягко волнующееся пшеничное поле с городком на заднем фоне. А затем и самого живописца, представлявшего собой не кого иного, как Косто. То есть, конечно, тот малый вовсе не был скелетом, но форма его черепа и манера двигаться убеждали ее в том, что это он. Таким образом, каждому из компании в этом безумном представлении была отведена своя роль.

Вскоре Глоха освоилась, напрактиковалась в перемещениях и научилась попадать примерно туда, куда ей хотелось. Правда, во времени она перемещалась только в одном направлении, примерно на сезон в будущее. Началось это ранней весной, а нынче заканчивалось лето.

Фермерская дочка, похоже, заглядывалась на Трента, но робела, поскольку не отличалась привлекательной внешностью. То была худощавая, нескладная девица, зато характер у нее был покладистый, а сердце доброе. Она и Трент все чаще оставались наедине.

Что же до художника, то он каждый день устанавливал свою чудную доску на подпорках и без устали рисовал. Лишь в дождливые дни этот человек оставался под крышей, где писал так называемые «натюрморты», чаще всего столы с фруктами и посудой. Но по большей части он писал город и его окрестности: деревья, цветы, поля, облака, дома, море, лодки и людей. Все его картины роднила общая неподражаемая манера, и при некоторой размытости изображений они отличались своеобразной, безумной красотой.

Трент женился на дочке фермера. Глоха, переселяясь из одного обыкновенского сознания в другое, постепенно освоила чудной и потешный обыкновенский язык и даже смогла прочесть в свидетельстве о браке, что таковой заключен в 1888 обыкновенском году в городке под названием Арль. Конечно, для Глохи такие подробности значения не имели, но раз уж ее сюда занесло, то почему бы не узнать все, что можно.

Времена года сменяли друг друга, а безумный художник продолжал писать. Порой он работал ночью, а днем отсыпался. Случалось ему, зайдя в дом, написать пару башмаков, стопку бумаг или несколько книг, но больше всего его по-прежнему интересовали так называемые «пейзажи». Похоже, для него был важен сам процесс работы, а все остальное казалось ему не заслуживающим внимания вздором. Признаки безумия в его поведении и вправду обнаруживались, мало того, что он подрался со своим приятелем, тоже художником, но еще и отрезал собственное ухо, которое отнес в дом, где жило несколько женщин. Род занятий последних Глоха уяснила не очень хорошо: кажется, он сводился к тому, чтобы время от времени доставлять удовольствие мужчинам, но так или иначе к безумному художнику они относились с сочувствием и старались его понять. Возможно, в благодарность за это он и подарил им свое ухо, хотя, что хорошего в подобном подарочке, понять было трудно. Эти женщины отвели сумасшедшего в особое место, где очень странным способом чинили поврежденных людей: бедняге просто завязали рану тряпицей. Умереть он не умер, но заниматься любимым делом с прежним рвением некоторое время не мог.

Дела у Трента шли лучше. Он познакомился с художником, а поскольку их обоих — каждого на свой манер — считали тронутыми, то им легче было иметь дело друг с другом, чем с обычными обыкновенами. Компания сумасшедшего позволяла Тренту выговориться: он мог сколь угодно рассказывать ему о чудесах своей родины, поскольку, вздумай тот что-то пересказать, к его словам все равно никто не стал бы прислушиваться. Впрочем, возможно, несчастный и попытался поведать обыкновенам про Ксанф: во всяком случае, обыкновены сочли его душевную болезнь усилившейся и поселили его в специальном доме, предназначенном для содержания безумцев. Он продолжал рисовать и там, а когда не мог выходить на улицу, изображал себя, соседей, а то и вовсе фантастические существа. Как-то раз Глоха углядела на бумаге собственную крылатую фигуру, что уж и вовсе казалось невероятным. Трент не мог рассказать художнику о ней, поскольку познакомился с ним задолго до ее рождения. Оставалось предположить, что безумие давало ему возможность видеть сквозь время.

Ребенка жена Трента заказала, используя обыкновенский способ, столь странный, что Глоха даже и смотреть не стала. Ну разве самую чуточку. Аиста не было, а вместо этого… впрочем, неважно. Так или иначе в 1889 году по обыкновенскому счету Тренту доставили мальчика, она даже ненадолго в него вселилась. Но почти тут же переместилась, чтобы снова понаблюдать за художником. Отпущенный из дома безумцев, тот перебрался в соседний городок, где о нем стал заботиться местный целитель, именовавшийся, кажется, грачом. Впрочем, нет, именовался он врачом, но магией никакой не владел, и толку от его снадобий было не намного больше, чем если бы их давал настоящий грач, являвшийся, как оказалось, птицей. Зато нежная и стройная дочка врача художнику понравилась, что побудило Глоху посмотреть на него ее глазами. В ту пору девушке, как и Глохе, минуло девятнадцать, и безумец дважды изобразил ее на своих картинах: в саду и играющей на музыкальном ящике под названием «пианино». А потом взял да и покончил с собой.

У Трента дела шли нормально, мальчуган подрастал, но во всем этом не хватало изюминки. Сумасшедший художник был по-настоящему интересен, а когда его не стало, ей расхотелось участвовать в этой истории. Поднатужившись, она переместилась во времени настолько далеко, насколько смогла, и стала свидетельницей ужасных событий. Совершенно неожиданно жену и сына Трента поразил ужасный недуг, от которого они скончались.

— Какой ужас! — вскричала Глоха.

— Вот именно, — согласился волшебник. — Только эта женщина, которую я по-настоящему любил, и мой единственный сын привязывали меня к Обыкновении и позволяли мириться с тамошней унылой жизнью. Когда их не стало, ничто уже не удерживало меня от возвращения в Ксанф, открывавшего передо мной совершенно иные возможности. Но это уже совсем другая история.

— А тот безумный художник… — начала Глоха.

— Да, он мне тоже нравился. Звали его… — Трент задумался, — кажется, Ван Магог или Ван Демагог… что-то в этом роде. Любопытно, что при жизни люди считали его сумасшедшим, но через некоторое время после смерти объявили одним из величайших живописцев. Тут они не ошиблись, он и правду был человеком, имевшим талант, по-своему соответствовавший уровню волшебника. И — что было тогда для меня особенно важно — он выслушивал мои рассказы о Ксанфе, не поднимая меня на смех.

Трент вздохнул.

— А кто та девушка, которую он рисовал незадолго до смерти?

— А, Маргарита. Дочка доктора, славная девушка. Чем-то она напоминала тебя.

— Все-таки чудно это все, — вступил в разговор скелет. — Невозможно, чтобы я был когда-то сумасшедшим обыкновенским художником. Но должен сказать, что будь у меня способность испытывать подобные чувства, я бы отнесся к нему с немалым состраданием.

— Какого он бесспорно заслуживал, — кивнул Трент. — Живи этот Магог в Ксанфе, ему могла бы помочь магия. Не исключено, что у нас он прожил бы долгую и счастливую жизнь, но ему пришлось столкнуться с унылой реальностью Обыкновении.

— И этого столкновения он не вынес, — заметил Косто.

— Вот чего мне не дано знать, так это унылой обыкновенской реальности, — вздохнула Метрия. — Магия там отсутствует, а поскольку мы, демоны, существа целиком и полностью магические, нам туда ходу нет. Правда… — она заколебалась, — у меня какое-то мазутное ощущение…

— Какое? — спросила Глоха.

— Спрутное, попутное, шалопутное, мутное…

— Смутное? — предположил Косто.

— Неважно, — буркнула Метрия. — Есть у меня такое чувство, будто я там все-таки побывала.

— Да, ты изображала мою жену на протяжении более чем пятнадцати лет, — промолвил, взглянув на нее, Трент. — И должен сказать, что если ты ничего и не чувствовала, то имитировала чувства достаточно умело.

— То-то и оно, что чувствовала, — пробормотала Метрия с необычайно задумчивым видом. — Понимаешь, в реальной жизни я понимаю, что ты не кто иной, как несусветно омоложенный старикашка, великолепный объект для розыгрышей и насмешек. Но в том безумном видении я… она… — в ее глазу проблеснуло что-то очень похожее на слезу. — Она ведь правда тебя любила?

Глохе показалось, что она кое-что поняла.

— И я любил ее, — ответил Трент. — И ее, и моего сына. Ее считали некрасивой, но душой она была прекрасна, и мне кажется, со временем это стало отражаться и на ее физическом облике. Ей не дано было понять меня так, как понимал художник, но она с самого начала тепло приняла беспомощного чужака, обучила меня языку и обычаям той земли, а когда мы полюбили друг друга, я понял, что такое ответственность за других. Это пригодилось мне по возвращении в Ксанф.

— А ты сделал ее счастливой, и она подарила тебе чудесного сына, — сказала Метрия. — Но потом те злые чары…

— Чума, — промолвил Трент. — То была болезнь, прокатившаяся по Франции, той стране, где я жил, и по многим другим землям, унеся несчетное количество жизней. Почему недуг пощадил меня, я не знаю. Оставаться в Обыкновении после их смерти мне стало невмоготу, а поскольку я знал, каким путем можно вернуться в Ксанф, то начал приготовления. Продал ферму, собрал отряд наемников, подготовил их к столкновению с магией. По иронии судьбы мне удалось воцариться в Ксанфе, не пролив крови, но я не стал бы и пытаться вернуться, если бы не потерял тех, кого любил.

В его глазу тоже что-то блеснуло. Глоха прекрасно поняла, что именно.

Хотя многого другого она не понимала: видение показало ей волшебника с совершенно неожиданной стороны.

— А разве ты не любил королеву Ирис? — спросила она.

— Нет. Наш брак был заключен по расчету. Мы с ней понимали, что это необходимо в наших общих интересах.

— А как насчет твоей дочери, волшебницы Айрин?

— Вот ее я люблю, и своих внуков тоже. И это тоже побуждает меня сойти со сцены и оставить Ксанф им. Мои дни миновали.

Он умолк. Молчала и Метрия, неожиданно принявшая облик уже немолодой обыкновенской женщины с собранными в пучок волосами. Вместо того чтобы рассмеяться и растаять, она неотрывно смотрела на Трента.

— Пожалуйста, не изводи меня этим образом, — мягко попросил Трент, но Глоха знала, что может крыться за его обманчивой мягкостью.

— Я… я знаю, что это уж точно подлинное безумие, — промолвила Метрия, — но никогда прежде мне не доводилось испытывать подобных чувств. Может быть, ты…

— Что я? — недоверчиво и удивленно спросил волшебник. Демонесса определенно нервничала.

— Может быть, ты… поцелуешь меня?

Трент вытаращился на нее, а потом переглянулся с Глохой и Косто, удивленными ничуть не меньше.

— По-моему, она тебя не морочит, — промолвила Глоха, справившись с растерянностью.

— По-моему, тоже, — сказал скелет.

— Вот уж истинное безумие, — пробормотал Трент, после чего заключил обернувшуюся его первой женой демонессу в объятия и припал к ее губам. Поцелуй оказался долгим и исполненным чувства.

— Спасибо, — молвила Метрия, когда он разжал объятия. В глазах ее — тут уж не могло быть сомнений — стояли самые настоящие слезы. — Жаль, что я не настоящая.

Затем она медленно растаяла.

Некоторое время Трент стоял молча, погруженный в собственные мысли и глядя перед собой, а потом прошептал:

— Спасибо и тебе, демонесса. Спасибо, даже если для тебя это было только игрой.

— Мне кажется, для нее это не было игрой, — промолвила Глоха. — Она поддалась безумию.

— Так же, как и все мы, — поддержал ее Косто. — Боюсь, что все пережитое заставило меня еще сильнее стремиться получить душу.

— Наверное, так оно и есть, — согласился Трент. — Но несмотря на это, нам следует покинуть область безумия как можно скорее. Я так понимаю, что безумие может проявляться в различных формах, порой в безобидных, а порой и в опасных.

Возражений не последовало, и все поспешили дальше. Иногда Глоха вылетала вперед, проверяла тропу и возвращалась к спутникам. Со временем их настигло еще несколько волн безумия, но они оказались не столь интенсивными, как первые. Самое худшее осталось позади.

Одна такая волна заставила Глоху вернуться в гнездилище гарпий, где она вела обычную повседневную жизнь, после посещения пещер с развалинами показавшуюся ей еще более скучной. Другая первым захлестнула Косто, который бежал от неистового чудовища — Глоха сразу узнала огра Загремела, а в результате затерялся на Забудочной тропе, где столкнулся с другим огром, сыном Загремела Эсхом. К счастью, Эсх являлся огром только на четверть, так что они неплохо поладили. Потом им попалась тоже потерявшаяся медяшка Роза. Она весьма обрадовалась тому, что ее нашли, а поскольку теряться больше не хотела, вышла замуж за Эсха и зажила с ним вполне счастливо. Косто, однако, так и не вернулся в места своего первоначального обитания, в результате чего и оказался перед необходимостью разжиться половинкой души. В этих видениях Трент представал в роли Эсха, а Глоха в роли Розы. В какой-то момент медяшка смутила огра и тут же попросила у него прощения на свой манер, с помощью долгого и страстного поцелуя. Что, вероятно, и привело к последующей женитьбе. В данном случае целовались Глоха с Трентом, но поскольку они вроде бы были Розой и Эсхом, то в этом не было ничего такого.

В другой раз Глоха оказалась перенесенной к своей родне на Золотые Пески, где подцепила редкостную болезнь ускорь, вызывавшую у занедуживших девочек ускоренный рост усов. К счастью, против страшного недуга, который мог обречь невинное создание на пожизненную усатость, существовали проверенные народные средства. Гарпии врачевали ускорь, сажая больную в ванночку со змеиным ядом, смешанным с куриными потрохами и арахисовой скорлупой. Глоху миновали и эти мучения: прослышав, что ее воспитанница захворала, Чудо-в-Перьях принялась лечить ее по-своему, демоническим средством, называвшимся ус-пирин и вызывавшим исчезновение всех и всяческих усов раз и навсегда.

Косто в этой сцене изображал рвача, то есть, конечно, врача, он ведь ничего никому не рвал, а Метрия сыграла Чудо-в-Перьях. Роль ей досталась легкая, что стоит демонессе изобразить демонессу?

Наконец область безумия осталась позади, и они вышли к озеру Огр-Ызок, на берегах которого цвели самые настоящие сады и стояли самые настоящие дома. Глоха не могла нарадоваться тому, что перед ними вновь самый обычный мир, и это при том, что они прошли лишь краешком области безумия, где безумие не сосредоточено, а лишь накатывает волнами с порывами ветра. Случись им оказаться в сердцевине этой земли, их ждали бы куда большие затруднения. Правда, трудности могли возникнуть и теперь: впереди спутников ждала встреча с донными прокляторами.

— Давайте поприветствуем встречных, — предложила Глоха. — Только затем, чтобы убедиться, что они реальные.

Трент и Косто кивнули.

Глава 8 ПЬЕСА

Спутники подошли к ближайшему дому — аккуратной хижине, на газонах перед которой красовались грибочки с разноцветными шляпками. А над калиткой была установлена деревянная коробка с надписью: «РИЧАРД С. УАЙТ».

— Что это? — спросила Глоха. Трент поджал губы.

— Подозреваю, что волны безумия докатывают и досюда. Это не что иное, как обыкновенский почтовый ящик. Видишь, на нем значится имя человека. Обыкновены обычно используют два, а то и три имени.

— Они держат людей в таких маленьких коробочках? — поинтересовался Косто.

— Нет, — с улыбкой ответил Трент. — Только письма, которые доставляются им каждый день.

— Доставляются? — заинтересовалась Глоха. — Выходит, в Обыкновении аисты вместо младенцев разносят письма.

— Нет, там действует куда более сложная система, причем в разных местах и в разное время она разная. Аисты там тоже есть, но чем они занимаются, я за все прожитые в Обыкновении годы так и не понял. Но появления такого признака обыкновенской жизни, как почтовый ящик не может меня не беспокоить. Вспомни, все мои оживленные безумием воспоминания касались Обыкновении.

— А этот дом тебе что-то напоминает?

— Нет. Возможно, это все же простое совпадение.

В этот момент дверь дома приоткрылась, и на порог вышел мужчина лет сорока — пяти.

— Привет, — сказал он. — Вы заблудились?

— Надеюсь, что нет, — отозвался Трент. — Мы только-только выбрались из области безумия, то есть хотим верить, что уже выбрались. А ты Ричард С. Уайт?

— Он самый и уж в чем в чем, а в безумии толк знаю. В прошлом году по пути сюда мне довелось пересечь тот край и получить такие впечатления, что… Лучше не говорить. Вот и вышло, что я выстроил дом на самой грани безумия, чтобы иметь возможность вернуться туда, если мне захочется. Безумие, оно ведь и пугает, и в то же время влечет. Обычно тамошнее безумие за свои рамки не выходит, хотя в последнее время некоторые волны выхлестывались наружу. Впрочем, я не слишком чувствителен. Но что я все говорю да говорю — вы ведь наверняка устали да и насмотрелись всякого. Заходите в дом и отдохните. Вам довелось побывать в самой сердцевине?

— К счастью, нет, мы прошли окраиной, — ответил Трент. — Давай познакомимся. Я волшебник Трент, это Глоха, дочь гоблинши и гарпия, ну а Косто, сам можешь видеть, ходячий скелет. Мы народ мирный, хоть каждому за пазуху загляни. Никаких камней там нету.

— Я читал о тебе, волшебник Трент, — сказал мистер Уайт, заходя следом за гостями в комнату. — Только по книжкам выходило, что жил ты давно, и по моим представлениям тебе уже пора сойти со сцены. А ты, не сочти за обиду, выглядишь моложе меня.

— Меня омолодили на время этого путешествия, — пояснил Трент. — Как только оно закончится, я действительно сойду со сцены.

Ричард тем временем подал гостям миску, полную странных на вид тонких ломтиков. Глоха посмотрела на них с опаской, поскольку ничего подобного никогда не видела, а вот Трент широко улыбнулся.

— Картофельные чипсы, — пояснил он девушке. — Обыкновенское лакомство.

Волшебник отправил несколько ломтиков в рот и принялся жевать их с громким хрустом и явным удовольствием.

— Ты давно из Обыкновении? — спросил Трент Ричарда, прожевав угощение.

— Прибыл примерно год назад, хотя как это соотносится с обыкновенским временем, сказать трудно. Народ Черной Волны и прокляторы помогли мне построить дом, а я в благодарность за это делаю для них биотуалеты.

Недоумение Глохи, видимо, отразилось на ее лице. Заметив это Уайт, улыбнулся и пояснил:

— Так называются большие ящики со специальным наполнением, которые я устанавливаю под землей. Они собирают отходы жизнедеятельности людей и превращают их в пищу для растений.

— Вот так магия! — восхитилась Глоха. — Пожалуй, в гнездилище гарпий такие штуковины тоже могли бы пригодиться, а то от этих отходов там не продохнуть.

— Возможно, освоившись здесь, я расширю дело, — сказал Ричард. — Мне нравится делать Ксанф еще чище, хотя, честно говоря, он и без того гораздо лучше Обыкновении.

Глоха, набравшись храбрости, отправила в рот пластиночку. Та хрустнула.

— Вкусно! — удивленно воскликнула девушка.

— Я еще не вполне акклиматизировался, — промолвил Ричард. — В Ксанфе мне нравится, и я чертовски рад, что переселился сюда, однако порой скучаю по некоторым обыкновенским вещам. А чтобы не скучать, пытаюсь воспроизводить нечто подобное здесь. Это не самые лучшие чипсы, какие могут быть изготовлены, но моя технология совершенствуется.

— А это твой обыкновенский дом? — спросил Косто, глядя на висящую на стене картину.

— Нет, — со смехом отозвался Ричард, — это моя попытка изобразить родной дом эльфессы Дженни, тот, что остался в Двухлунии. Я очень хотел бы когда-нибудь с ней познакомиться. У нас есть кое-что общее, хотя бы то, как мы… — он осекся и скривился. По всей видимости, его посетили не самые приятные воспоминания.

— Для обыкновена ты знаешь о Ксанфе необыкновенно много, — заметил Трент. — Как тебя вообще к нам занесло?

— Ксанф мне всегда нравился, — ответил Ричард. — Когда дома дела пошли наперекосяк, я… Впрочем, пусть эта история лучше останется в области безумия. Достаточно того, что мне удалось явиться сюда, не потерявшись по дороге.

— Редкая удача для обыкновена, — согласился Трент и, оглядевшись по сторонам, промолвил: — Ну что же, спасибо за угощение и беседу. Рады бы потолковать подольше, но нам необходимо продолжить поиски. Глоха и Косто надеются, что каждый из них найдет для себя нечто важное.

— Я их понимаю. Возможно, когда-нибудь и я отправлюсь в дорогу на поиски спутника жизни, — промолвил Ричард, провожая их к выходу.

— А где ты раздобыл такие славные грибочки? — спросила Глоха, любуясь ухоженными грядками.

— Когда я прибыл сюда, у меня имелось с собой некоторое количество обыкновенских денег. Зная, что тут от них никакого проку, я положил их для сохранности в надежные крепкие банки, а банки эти зарыл перед домом. На тот случай, если вздумаю вернуться и навестить сестру. Но то ли банки лопнули, то ли еще что, только поверх каждой из них выросли грибы. Не знаю, что и делать.

— Оставь все как есть, — посоветовала Глоха. — Таким образом Ксанф дает понять, что хочет задержать тебя здесь.

— Может быть, — ответил Ричард. — Хочется в это верить.

Он взглянул в ту сторону, куда они решили направиться и добавил:

— Как раз туда я никогда не хожу. Поговаривают, будто там обитает гигант, а встречаться с великаном у меня нет ни какой охоты.

— Великаны не всегда настроены враждебно, — сказал на это Трент. — Но за предупреждение все равно спасибо. Мы будем осторожны.

Тепло распрощавшись с гостеприимным выходцем из Обыкновении, они продолжили путь по огибавшей горку тропке и через некоторое время наткнулись на старое дерево-пивнушку, превращенное в жилище. Кто-то прорубил в похожем на толстенную бочку стволе двери и окна. Неизбежно сопутствующий пивнушкам запах выветрился: должно быть, все пиво выпили уже давным-давно. Вокруг своеобразного дома росли разноцветные сладкие ириски на тонких стеблях, несколько пирожковий и одна развесистая закусочная. Женщина лет тридцати трех срывала с ветвей куски закуски. Оборвав все, что можно в пределах досягаемости, она потянулась выше, для чего ей пришлось балансировать на цыпочках.

— Давай я помогу, — предложил, подойдя сзади, Косто. Женщина обернулась.

— О! — воскликнула она (если быть точным, то «О» прозвучало целых пять раз подряд). — Смерть! Смерть!

Поняв причину испуга, Глоха подбежала к ней и пустилась в объяснения.

— Это никакая не Смерть. Смерть всегда с косой, а если косы нет, то она на отдыхе и все равно угрозы не представляет. А у Косто косы отроду не было, он просто ходячий скелет. Милый и совершенно безвредный.

— Спасибо, — сказала женщина с облегченным вздохом. — Теперь я вижу, что вы и вправду славная компания. Ты, гоблинша с крылышками, настоящая милашка, да и твой молодой человек очень хорош собой. А у тебя, уважаемый скелет, я должна попросить прощения. Мне сказали, что сюда частенько наведываются гиганты, так что поневоле занервничаешь. Я не хотела никого обидеть.

— Меня зовут Глоха, — представилась девушка и назвала имена своих спутников. — Мы вместе путешествуем.

— А я Джанет, Джанет Хайнц, — ответила женщина. — Я здесь не так давно.

Косто тем временем сорвал хороший кусок закуски, протянул его Джанет и сказал:

— Я ничуть не обижаюсь и, наоборот, сам хочу попросить у тебя прощения. В Сонном Царстве моя работа как раз и заключалась в том, чтобы пугать людей. Мне следовало помнить, каков я с виду, и не подходить сзади совершенно неожиданно.

— Ты совершенно ни в чем не виноват, — с горячностью возразила Джанет. — Это мне не следовало орать на весь Ксанф, словно я увидела огра или дракона, а не обычный ходячий скелет. Спасибо за помощь.

— А как ты здесь поселилась? — полюбопытствовала Глоха.

— Это скучная история. Не хотелось бы вас утомлять.

— Мы недавно вышли из области безумия, где уж точно не соскучишься, так что будем рады выслушать любую нормальную историю, связанную с нормальными людьми.

— Ну, началось все в Обыкновении, когда мне было лет четырнадцать. Все считали меня хорошенькой девочкой, и если бы не тот изнуряющий недуг…

— Но ты и сейчас очень недурна собой, — удивился Трент.

Глоха решила, что он нашел правильное слово. В ее понимании, женщину, которой перевалило за двадцать, никак нельзя было назвать хорошенькой, но он использовал иной термин.

— Ужасная болезнь лишила меня способности двигаться и зрения, — продолжила Джанет, — так что когда люди пытались со мной общаться, я могла лишь открывать и закрывать невидящие глаза, давая понять, что слышу. Моя мама, сидя рядом с постелью, читала мне вслух книжки и письма. В мою честь даже назвали новый сорт цветов, чудесные ирисы, которые потом, уже переселившись сюда, я нашла здесь.

— А чем ты тут занимаешься? — спросила Глоха.

— Пока главным образом тем, что заново осваиваю свое тело. Когда я поняла, что снова вижу, это стало для меня настоящим потрясением, но с тех пор мое зрение улучшается с каждым днем. Что же до подвижности, то сначала мне удавалось лишь выползать наружу, собирать опавшие пирожки да фрукты, однако со временем я смогла встать на ноги и теперь хожу почти нормально.

— Но разве тебе не одиноко? Разве ты не скучаешь по людям? — спросила Глоха и лишь потом сообразила, что вопрос получился не вполне тактичным.

— По кому я действительно скучаю, так это по матушке, заботившейся об мне все эти годы, — призналась Джанет, — но вернуться к ней у меня возможности нет, а встреч с другими людьми я малость побаиваюсь. Вот нашла дом, поселилась в нем, а отойти немного подальше не хватает смелости.

— А долго ли ты болела? — спросил Трент.

— Девятнадцать лет, — печально ответила она.

— Значит, — промолвила Глоха, — ты никогда не жила взрослой жизнью. У тебя не было ни друзей, ни… — она осеклась, поняв, что снова выражается неправильно.

— Друзья у меня были, — возразила Джанет. — Они навещали меня, рассказывали истории, читали мне вслух. Но, конечно, это трудно назвать полноценным общением. А уж взрослой жизнью и подавно.

— Тогда, может быть, тебе стоило бы прогуляться, — предложила Глоха. — Совсем недалеко, вот по этой тропке. Тут неподалеку живет один славный гостеприимный человек, который наверняка был бы рад с тобой познакомиться. Представь себе, он тоже из Обыкновении и тоже одинок.

— Надо же, а я и не знала! Пожалуй, мне и впрямь не помешает пройтись.

Распрощавшись с Джанет, спутники продолжили путь на юго-восток и очень скоро вышли к берегу озера.

— Хм… — пробормотал Трент. — Хотелось бы знать, живут ли прокляторы непосредственно на линии, которую указал Кромби. Как мне кажется, она пересекает озеро, но не в центре, где обитает этот народ. Если есть возможность избежать встречи с ними, лучше так и поступить: всем ведь известно, что пришельцев у них не жалуют.

— Тьфу ты! — послышалось из воздуха. — А я надеялась, вы не сообразите, что вам незачем связываться с прокляторами. Так было бы гораздо интереснее.

Трент переглянулся с Глохой и Косто: демонесса лишь подтвердила правильность его догадки.

— Можно, конечно, обойти озеро кругом, — сказала Глоха, — только я не знаю, с какой стороны. К какому берегу ближе проходит эта линия?

— Кажется, к южному. Надо обойти озеро, направляясь на юг.

— Проклятье, опять облом! — донесся раздосадованный голос Метрии.

Глоха насторожилась: она опасалась, что демонесса разыгрывает недовольство, чтобы заставить их отклониться в сторону и не дать им натолкнуться на что-то интересное. Но это было всего лишь подозрение, да и обходить озеро пришлось бы так или иначе. Конечно, можно было смастерить лодку, но кому охота лезть прямиком к прокляторам? Пеший путь казался хоть и дольше, но безопаснее.

Довольно скоро они едва не пожалели о своем решении: дорога вывела их на поле боя, где целая армия гигантских (уж не о них ли все дорогу толковали Ричард и Джанет?) муравьев яростно штурмовала столь же гигантский холм с укреплением своих антиподов-антагонистов. Находившийся на его вершине дот они обстреливали антидотами, поливали антисептиками и антиперсперантами. Их враги отстаивали свое укрепление, демонстрируя прямо-таки античную твердость духа. Используемое ими оружие могло показаться антикварным, но было вполне действенным.

— Это поле боя, — пробормотал Трент, — а таких полей следует бояться. Конечно, я могу превратить во что-нибудь безвредное тех из них, которые бросятся на нас первыми, но со всей этой ордой мне не сладить. Они задавят нас массой.

— А зачем им на нас нападать? — спросила Глоха. — Мы ведь с ними не воюем.

— По-моему, эти гиганты испытывают антипатию ко всем на свете. Рады бы пожечь всех антоновым огнем или спровадить в антимир. Глянь, как злобно шевелят они своими усиками-антеннами. А все потому, что гиганты они только в мире карликов.

— Но как нам пройти дальше?

— Ума не приложу. Стоило бы развести антимонии, но не на чем.

— Может, превратишь меня в птицу рок, чтобы я вас перенесла.

— Боюсь, у них имеются антирокеты.

— Что же делать?

— Выход найдем, надо просто сообразить, в кого лучше тебя превратить. Ант-ик не годится, они охочи до древностей, и икоты не боятся. Ант-ант-а… по-моему, это штука грозная, но я, признаться, не припомню, что она собой представляет. Что-то обыкновенское. Ага, сообразил. Будешь антилопой со-гну.

— А это кто?

— Обыкновенское животное. Вроде единорога.

В тот же миг девушка обернулась огромным копытным существом. Косто с Трентом взобрались ей на спину, и она, собравшись духом, поскакала прямиком к полю боя.

Конечно, она, как и положено, боялась, но похоже, испугались и муравьи. Войско раздалось в стороны, а замешкавшиеся бросились из-под копыт врассыпную, выделывая на бегу забавные антраша.

Глоха удивилась — сама она в своем новом обличье ничего особо устрашающего не видела.

— Чего они все переполошились? — спросила она Трента.

— Так ведь боязно. Они даже не знают, то ли ты их слопаешь, то ли согнешь. Обыкновенская антилопа со-гну не делает ни того, ни другого, но тут Ксанф, так что лучше поберечься.

Муравьи, видимо, пришли именно к такому выводу. Они сняли осаду и отступили от холма.

— Объявили антракт, — сказал Трент, возвращая Глохе исходное обличье.

Они продолжили идти в обход озера, но тут на небосклоне замаячила темная туча.

— Тучная Королева! — огорченно воскликнула Глоха. — Вот ведь незадача!

Огромный облачный рот принялся со смехом выдувать новые и новые тучки. Дело шло к дождю.

— Не мешало бы нам поторопиться и найти место для привала, — сказал Трент. — Чует мое сердце, далеко мы сегодня не уйдем.

Они поспешили дальше, озираясь по сторонам и ускоряя шаг по мере того, как туча сгущалась и увеличивалась в размерах, не скрывая своего желания перехватить их на открытой местности.

— Думаете, вы раз в обход пошли, так и прокляторов обошли? — послышался знакомый голос из совсем другого, дымного облачка. — Так бы не как… то есть как бы не так. Взгляните туда.

Появившаяся на миг темная полупрозрачная рука указала направление.

— О нет! — пробормотала Глоха. — Мало нам Королевы, так еще и Метрия вернулась.

— Но нам-то она показывает не на себя, — резонно заметил Косто. — Там что-то другое.

Впереди, точно на юго-востоке, показалось огромное, сложенное из кирпича и камня и увенчанное куполом сооружение. На фасаде красовалась надпись «ГРОМОДРОМ», но гром не гремел. Тучная Королева лишь нагоняла ветер.

— Как думаешь, может там внутри оказаться крылатый гоблин мужского пола? — поинтересовался Косто.

— Сомнительно, — покачал головой Трент. — Насколько мне известно, таких вообще не бывает. Но заглянуть туда все равно придется.

— Может, мужчины моей мечты внутри и нет, но по крайней мере там должно быть сухо, — резонно заметила Глоха, чувствуя, что Тучная Королева вот-вот обрушит на них ливень. Но тут ее кольнуло опасение. — А что, если эта противная поливалка специально загоняет нас под купол, где мы наткнемся на какую-нибудь пакость?

— Ты почти угадала, — заявила Метрия, на половину (верхнюю) появившись из воздуха. — Правда, здание принадлежит не ей, а прокляторам. Новинка. Они выстроили его совсем недавно и теперь заманивают прохожих.

Однако со стороны огромный дом казался совершенно заброшенным.

— Эй, есть тут кто-нибудь? Отзовитесь! — крикнул Трент у незапертой двери и, не дождавшись отклика, шагнул внутрь. Остальные последовали за ним.

Пройдя путаным лабиринтом коридоров, спутники оказались в занимавшем по-видимому всю центральную часть здания зале. Он напоминал по форме перевернутую чашу, крышкой которой, или потолком зала, служил тот самый венчавший строение купол. Только вот внутренняя поверхность стенок этой чаши была отнюдь не гладкая: ее концентрическими кольцами опоясывали скамьи. А на полу, свернувшись клубочком, мирно посапывал великан. Завидя его, Глоха решила, что слухи насчет гиганта относились все же не к муравьишкам.

— Как он сюда попал? — полюбопытствовала крылатая гоблинша. — Непохоже, чтобы этакий здоровяк мог пролезть по здешним коридорчикам.

— Наверное, просто снял крышку, переступил через стену и накрылся снова, — предположил Косто. — Надо полагать, подыскивал себе сухое место, чтобы поспать.

— Как и мы, — отозвался Трент. — Похоже на правду. Если бы он еще оказался дружелюбно настроенным.

— Чем гадать да опасаться, — сказала Глоха, — лучше это проверить. Разбудим его, а если ему придет в голову нас съесть, превратишь его во что-нибудь безобидное.

— Годится.

Они двинулись вперед, морщась от усиливавшегося с каждым шагом смрада. Глоха уже знала, что это просто-напросто великанское дыхание. Подобравшись к самому уху, она поднялась на цыпочки и прокричала:

— Эй! Проснись и скажи, как ты относишься к окружающим.

Спящий исполин всхрапнул, выдав мощный шквал вони, повернул голову и открыл глаза.

— Привет, — прогудел он, едва не посшибав всех с ног силой звука и смрада. — Я отношусь к великанам, а не к каким-то там «окружающим». А звать меня Велко.

— О, Велко! — крикнула Глоха. — Мы знаем твоего брата.

— У меня нет брата, — возразил великан.

— Ну как же, а великан Велик? Он сказал, что ты хвораешь, — выдавила из себя Глоха, изо всех сил стараясь не задохнуться.

— А, Велик. Он мой кузен. Да, я и вправду болен до такой степени, что аж невидимости лишился. Но я не знал, что этот шалаш занят, иначе ни за что не стал бы вторгаться в чужое жилище: это не в моих правилах. Сейчас я уйду, мне ведь известно, что мое присутствие причиняет беспокойство существам меньшего размера.

— Нет, — возразила Глоха. — Ты пришел первый, и имеешь полное право здесь расположиться. Извини, что мы тебя потревожили. Это нам следует уйти.

— Как хотите, — сказал великан. — Но сейчас в любом случае отступите подальше. Я подниму голову.

Они подались назад, а великан поднял голову и подпер щеку кулаком. Сесть он не мог, ибо был слишком велик даже для этого огромного зала. Было совершенно очевидно, что Велко не злобен и вредить никому не собирается, но вот его дыхание… Увы, следовало уходить.

В коридоре Глоху и Трента встретил Косто.

— Я тут выглянул наружу, — сообщил скелет. — Так там дождь льет как из корыта, а молния лупит по всему, что движется. Лучше не высовываться.

— Но внутри великан, от которого нестерпимо воняет, — возразила Глоха. — Лучше не соваться.

— А что, если мы предпримем кое-какие меры, — промолвил Трент. — Эй, Метрия!

— С какой стати я буду помогать вам справляться с этой вонью? — заявила, появившись из воздуха, демонесса. — Меня очень смешит, когда вы, смертные, морщитесь, чихаете и затыкаете носы.

— Да с той, — спокойно ответил Трент, — что если мы не сможем дышать, то не станем ни морщиться, ни чихать, а просто уйдем в другое место. И ты лишишься удовольствия подслушать наш, вне всякого сомнения, интересный разговор с великаном.

— Никуда вы не уйдете. Дождь льет как из лохани.

— Как из ведра, — поправила Глоха.

— Неважно. Все равно вам деваться некуда.

— А что, если я превращу Глоху в существо, которому вода нипочем? — спросил Трент. — Например в горгулью.

Метрия задумалась.

— Хм, с тебя станется, — пробормотала она спустя несколько мгновений. — Ладно, чего ты хочешь?

— Веточку петрушки.

Метрия исчезла, а появившись снова уже с петрушкой в руках, сказала:

— Если б ты меня не поцеловал, я ни за что не позволила бы тебе гонять меня за зеленью.

— Верно сказано, — отозвался он, забирая у нее петрушку. — А я ни за что не стал бы просить тебя ни о чем подобном, не случись мне тебя поцеловать.

Метрия выглядела совершенно ошеломленной. Глохе начинало казаться, что у Трента тоже не один магический талант. Мало того, что он был волшебником трансформации, одно его присутствие оказывало на особ женского пола совершенно магическое воздействие. Причем эти чары распространялись, как оказалось, и на демонесс.

Вернувшись в центральный зал, Трент вручил пучок зелени Велко.

— Это петрушка, — сказал он. — Волшебная трава, очищающая дыхание. Возможно, она тебе поможет.

Обрадованный великан попытался взять пучок своей огромной ручищей, но из этого ничего не получилось. Тогда догадливый Трент засунул петрушку гиганту под ноготь. Тот обсосал палец, и воздух тут же очистился.

— Спасибо, — прочувствованно промолвил Велко. — Даже я сразу почувствовал разницу.

— Ну, ты-то ни в чем не виноват, — сказала Глоха, — Никого нельзя винить за болезнь.

— Ты очень любезна, — ответил великан, чье дыхание стало теперь похоже на запах свежескошенного сена. — Возможно, ты и права, но я все равно не люблю доставлять кому бы то ни было неприятности, а потому стараюсь держаться от всех в стороне.

— А в чем состоит твой недуг?

— Трудно сказать, — ответил Велко. — Болезнь подбиралась постепенно. Когда стало совсем невмоготу, я отправился к Доброму Волшебнику. Говорить со мной он, понятное дело, отказался и только передал, что помощь придет ко мне, если я достаточно долго пробуду в этих краях.

Глоха взяла эти слова на заметку: похожий ответ получил и Косто.

— А в чем проявляется хворь, если не считать зловонного дыхания? — продолжал расспрашивать Трент.

— В общей слабости и подверженности самым обычным недугам. Я сплю чуть ли не круглые сутки и все равно постоянно чувствую себя усталым. Боюсь, долго мне в Ксанфе не протянуть.

— Куда ж ты отправишься? — не подумав, спросила Глоха. Великан печально улыбнулся.

— Наверное, удобрять почву, милая девочка. По крайней мере смогу принести хоть какую-то пользу, а то от меня давно уже никакого проку.

Он умолк, огляделся и прислушался.

— О, никак гром. Похоже, этот купол притягивает грозу. Но так или иначе, в такую погоду вы едва ли захотите продолжить путь. У меня есть еда: не хотите ли разделить со мной трапезу?

— С удовольствием, — согласилась Глоха. Великан ей нравился, тем более что дышалось с ним рядом теперь легко.

Велко выудил из своей сумы двенадцать дюжин пирогов, бочонок соленых огурцов и бочку зеленого вина. Спутники угостились, съев по его меркам по крошке и выпив по капле. Потом в зале воцарилось неловкое молчание.

— Что так сидеть? — сказала Глоха. — Можно ведь провести время поинтереснее. Давайте сыграем в какую-нибудь игру.

— А ты умеешь играть в «сердитые слова»? — спросила Велко.

— Очень люблю, — заверила его Глоха.

Начертив на пыльном полу сетку, они принялись заполнять клеточки словами. Игра получилась увлекательной и веселой. Великан был болен и слаб, но на его словарном запасе и чувстве юмора это никак не сказывалось. Играя с ним, Глоха еще лучше поняла, что если кто-то непохож, даже очень непохож на тебя, это не значит, что с ним не стоит иметь дело. Вдоволь наигравшись, все устроились спать, в надежде, что к утру гроза стихнет. Углядев в углу блоху, Трент превратил ее в подушечницу, причем такую развесистую, что сорванных с нее подушек хватило не только для спутников (много ли им надо). Целую гору навалили под щеку Велко, чтобы и он в кои-то веки выспался как следует.

Разбудил Глоху приглушенный гул, такой, словно множество народу переговаривается в предвкушении какого-то интересного события. Она открыла глаза и поняла, что не ошиблась. Опоясывавшие огромную чашу зала скамьи заполнялись народом.

Девушка в изумлении воззрилась на спутников. Трент и Велко еще спали, но не нуждавшийся во сне Косто был настороже.

— Что происходит? — шепотом спросила она.

— Прокляторы собираются, — так тихо ответил он.

— О, должно быть, они собираются ставить пьесу. Мы должны убраться прежде, чем попадемся им на глаза.

— Держи стакан шире! — хмыкнула из дымного облака Метрия.

— Что?

— Канкан, капкан, шалман, дурман…

— Может, карман?

— Неважно, — буркнула, полностью материализовавшись, демонесса. — Важно то, что они закрыли купол на запоры и запечатали выход магическими печатями. Нам отсюда не выбраться.

— Нам? — удивилась Глоха. — Они что, могу поймать в ловушку демонессу?

— Могут, не могут… — раздраженно проворчала Метрия. — С тех пор как я связалась с вами, со мной творится что-то странное. Особенно… — она покосилась на Трента, — после всего этого безумия.

Глоха вспомнила, как чувствовала себя в присутствии привлекательного волшебника Синтия, да и сама она, если признаться, испытала на себе то же воздействие. Конечно, демонесса не настоящая женщина, но приняв образ любимой женщины Трента, она так вошла в роль, что стала испытывать чуть ли не самые настоящие чувства. Возможно, что магические ограничения распространялись на нее постольку, поскольку в ней появилось нечто человеческое. А не исключено, что на самом деле она могла покинуть «ГРОМОДРОМ» в любую минуту и просто не хотела расставаться с Трентом. Впрочем, главным сейчас было не это.

— Чего им от нас надо? — спросила Глоха.

— Сдается мне, мы выясним это спустя полтора мгновения, — промолвил Косто. — Один из них направляется прямо к нам.

И точно, ровно через полтора мгновения к ним приблизился мужчина. Его шаги разбудили Трента и Велко, но оба не вымолвили ни слова, ибо понимали: не стоит предпринимать какие-либо действия, не выяснив обстановки.

— Кто несет ответственность за ваше незаконное проникновение в помещение? — строго спросил человек.

— Слушай ты, рожа противная… — скрипучим голосом начала Метрия, превратившись в старую каргу. Поняв, что сейчас демонесса по своей привычке ляпнет что-нибудь демоническое, Глоха срочно вмешалась.

— Во всем виновата Тучная Королева, — торопливо заявила девушка. — Прошлым вечером она устроила грозу, и нам пришлось искать укрытие. Здание не было заперто и казалось незанятым, поэтому мы решили остановиться здесь на ночь. Но мы не собирались здесь задерживаться и немедленно отправимся в путь.

— Немедленно не получится, — хмуро возразил мужчина. — Вы вторглись в чужие владения и должны будете заплатить штраф.

Глохе и самой захотелось обернуться злобной каргой.

— Штраф? Это за что? Только за то, что мы укрылись здесь от дождя?

— Может быть, мы все-таки сначала познакомимся? — дипломатично предложил Косто.

— Да, разумеется. Я проклятор Прокл, продюсер «Громодрома».

— Я Глоха, крылатая гоблинша. Это ходячий скелет Косто, демонесса Метрия, великан Велко и волшебник Трент.

Девушка надеялась, что имя бывшего короля заставить Прокла сбавить тон, но этого не произошло. Прокляторы жили особняком и, по всей видимости, не слишком хорошо знали историю Ксанфа.

— Итак, — молвил продюсер, — вы незаконно проникли на территорию «Громодрома», расположились на сцене и сорвали задуманное нами представление. Мы позволим вам уйти лишь после того, как получим должное возмещение.

Глоха взглянула на своих спутников, но все молчали. По всей видимости, Косто был слишком вежлив, чтобы с кем-то спорить, а Трент выжидал, думая, кого тут во что превратить. Так или иначе, разговор от имени всей компании пришлось продолжить ей.

— Какое возмещение вы имеете в виду?

— Разумеется, представление. Люди предприняли нелегкое путешествие по озеру, чтобы попасть в наш новый театр на премьеру. Вы заняли сцену, не дав нашей труппе установить декорации.

— С каких это пор трупам требуются декорации? — встряла рассерженная Метрия, раздуваясь в нечто ужасное. Глоха понимала, что вмешательство демонессы может лишь ухудшить их положение, но ту уже было не остановить: — А ну отвечай, дурак несытый!

— Какой? — удивился проклятор.

— Подшитый, небритый, немытый…

— Может, набитый?

— Неважно! — недовольно буркнула так и не успевшая принять определенного облика демонесса. — И вообще, нечего говорить под руку! Я из-за тебя забыла, в кого хотела надуться.

— Может быть, в лягушку? — предположил Прокл, чуть ли не с улыбкой.

— Спасибо.

На месте надутого облака появилась огромная зеленая лягушка.

— Нет, это не то, — тут же проворчала она. — Если пораскинуть мозгами, то я…

— Лягушачьими? — встрял прокляторский продюсер. — Пораскинь, это будет забавно.

Лягушка раздулась еще пуще, и Глоха, чувствуя, что сейчас она непременно выдаст что-нибудь и вовсе неприличное, торопливо спросила:

— А какого рода представление вы хотите увидеть?

— Любую драматическую пьесу, пригодную для постановки на нашей сцене. Конечно, ваше актерское мастерство оставляет желать лучшего, но после того как вы помучаетесь часок на виду, о вас больше никто не услышит. Ваша бездарность станет прекрасным фоном, на котором гениальность истинных артистов воссияет еще ярче. Кроме того, настоящим художникам порой приходится черпать вдохновение из самых неподходящих источников.

Говорил продюсер спокойно и вроде бы серьезно, хотя Глохе и казалось, что за этим кроется насмешка.

И, похоже, не ей одной. Даже Косто, что заслуживало внимания в силу крайней невыразительности голого черепа и отсутствия у него каких-либо мимических возможностей, выглядел раздосадованным. Добродушный великан Велко начал хмуриться, и лишь Трент внешне оставался совершенно невозмутимым. Что являлось самым опасным признаком.

— Значит, если мы поставим для вас пьесу и насмешим вас, то вы нас отпустите? — спросила Глоха, стараясь не допустить скандала.

— Мы все покатимся со смеху, как только вы вылезете на сцену, — сказал проклятор. — Но вы все равно должны играть по-настоящему. Извольте сделать вашу пьесу истинно художественным произведением.

— Может быть, сделаем, как они просят? — обратилась Глоха к своим спутникам. — Лучше быстренько отыграть свои роли и уйти, чем спорить да пререкаться.

— Но нам потребуется реквизит, — сказал Трент.

— А когда ты лез сюда без спросу, чурбан неотесанный, ты подумал о реквизите? — любезно осведомился проклятор.

Волшебник уже совсем было собрался щелкнуть в направлении Прокла пальцами, но тут вмешался Велко.

— Мне кажется, некоторые люди просто не понимают, какое дурное впечатление производят на окружающих. Я и сам, когда заболел, долго не мог уразуметь, почему это все меня сторонятся.

Трент кивнул и опустил руку. Глоха вздохнула с облегчением: преврати волшебник продюсера во что-нибудь еще более противное, это, надо полагать, не понравилось бы всем прочим прокляторам, а их в театре собралось очень много. Конечно, у нее не было полной уверенности в том, что все донные прокляторы как один исполнены любви к продюсерам как таковым и лично к Проклу, однако это был не тот случай, когда стоило устраивать проверку.

— Ладно, с реквизитом попробуем обойтись своими силами, — сказал Трент.

— Да уж попробуйте, — фыркнул проклятор. — На подготовку вам отводится полчаса. И вот еще что — все пятеро должны исполнять роли первого плана. В нашем театре не принято, чтобы актеры отсиживались за кулисами. Кстати, и кулис тут не предусмотрено.

Он повернулся на каблуках и ушел.

— Полчаса! — раздраженно фыркнула Глоха, совершенно не понимая, к чему этот самонадеянный тип приплел какие-то загадочные кулисы. По ее представлениям они должны были находиться где-то далеко, у самого черта. Кому придет в голову отсиживаться у черта на кулисах. Или у черта все-таки не кулисы, а что-то иное? Куличи! Кулички!

«Неважно!» — сказала она себе на манер Метрии. Сейчас следовало думать о другом.

— Как можно сделать декорации, сочинить пьесу, отрепетировать ее и подготовить к постановке всего за полчаса? Это будет посмешище!

— На что они и рассчитывают, — сказал Косто.

— Точно! — воскликнула Метрия. — Теперь я вспомнила: они наняли строителей из Черной Волны, чтобы те довели до ума это здание, а потом стали заманивать сюда путников и под предлогом возмещения за вторжение заставляют играть на их сцене. А потом еще и наказывают за плохую игру. Для них это стало излюбленным развлечением.

— И Тучная Королева в этом участвует, — сообразила Глоха.

— Как же! Чтоб такая крупная пакость, и обошлась без нее!

— А как они обходятся с теми, чья постановка проваливается? — спросил Косто.

— Обрушивают на них свое совокупное проклятие. Оно обездвиживает жертвы, и способность шевелиться возвращается к несчастным очень не скоро.

Трент нахмурился.

— Мне кажется, что за такое поведение многие вправе потребовать возмещение с них самих.

— Но ведь, по правде сказать, они обходятся с угодившими к ним в руки несколько мягче, чем драконы или гоблины, — возразил Велко и тут же, покосившись на Глоху, смущенно добавил: — О присутствующих речи не идет.

— Терпимость украшает великана, — одобрительно промолвил Трент. — Однако если наша постановка по каким-либо причинам их не устроит, я, принимая во внимание, что они заманили нас сюда хитростью по предварительному сговору с Тучной Королевой и ни о чем не предупредив, отнюдь не намерен дожидаться сложа руки, когда им будет угодно обрушить на меня проклятие.

— Можно, например, превратить одного их них в сфинкса, который передавит всех остальных, — с воодушевлением предложила Метрия.

— Мне кажется, это было бы не совсем гуманно, — возразил Велко. — Не лучше ли избежать подобного исхода, поставив приемлемую для них пьесу?

— В жизни не видела такого миролюбивого великана, как ты, — искренне заявила демонесса, вовсе не считая сказанное комплиментом.

— Это потому, — объяснил Велко, — что все прочие великаны невидимы, и видеть ни одного из них ты попросту не могла. В действительности наши стараются не причинять вреда мелкому народу и держаться в стороне. Редко случается, чтобы великан стал прогуливаться в густонаселенных местах. Все, что нам нужно — это гармония и спокойствие.

Глоха отметила для себя, что чем больше она узнает о великанах, тем большее уважение испытывает к этому племени. Но для разговоров на отвлеченные темы сейчас времени не было.

— Какую пьесу можно поставить в такой спешке, да еще чтобы у всех пятерых были роли первого плана? Ума не приложу!

— Сюжет должен быть незамысловатым и в то же время беспроигрышным, — сказал Трент. — По-моему, лучше не выдумывать что-то свое, а приспособить для постановки какую-нибудь хорошо известную сказку, басню или притчу. Наверняка есть такая, в которой найдутся роли для всех нас.

— И для великана? — заинтересовался Велко.

— «Джек и Бобовое Зернышко»! — воскликнула Глоха. — Правда, великан там злой.

— Ничего. Раз это только пьеса, я могу и потерпеть.

— Но в этой истории нет демонессы, — сказала Метрия.

— А если поставить «Волшебную лампу Аладдина»? — предложила Глоха. — Роль джинна в самый раз для тебя, а самого Аладдина мог бы сыграть Трент.

— Или «Джинна в бутылке», — с удовольствием подхватила демонесса. — Я могла бы сыграть джинна женского рода. Всякий раз, когда он откроет эту бутылку, оттуда будет в облаке дыма появляться его джинна, то есть я, и целовать его.

Она превратилась в дымные, но весьма аппетитные губки.

— Но в этих историях не участвуют великаны, — заметил Велко.

— Так же как гоблины, — указала Глоха.

— И скелеты, — добавил Косто. Трент почесал голову.

— Да, дела… А может кто-нибудь из вас вспомнить или придумать историю, действующими лицами которой являются великан, демонесса, человек, скелет и крылатая гоблинша?

Никто не отозвался.

— Может быть, мне не обязательно играть крылатую гоблиншу, — робко предположила Глоха. — Я могла бы сойти за фею или даже за девушку из людского племени. В конце концов, крылья могут сойти за накидку.

— Сыграй принцессу, — предложил Велко. — Сказки, они почти все про принцесс. А демонессе и того проще, она ведь может принять любой облик. Скажем, лягушки.

— Царевны-лягушки, — подхватила Метрия. — Царевны-лягушки, которая в конце истории выходит замуж за принца.

— А кого буду играть я? — нерешительно поинтересовался Косто.

— Конечно, Смерть, — отозвался Велко.

— И то сказать, с этой ролью ты должен справиться, — поддержала его Глоха. — В кошмарных снах ее исполняют как раз твои сородичи.

— Но разве в сказке о Царевне-лягушке есть такая роль?

— Мы все время наталкиваемся на одну и ту же проблему, — вздохнула Глоха. — Готовые сюжеты не подходят: ни в одном нет ролей для всех пятерых.

— А если слепить пьесу из нескольких историй? — предложил великан.

— Это как?

— Взять несколько историй и объединить их в одну, чтобы ролей хватило на всех, — пояснил Трент.

— А как насчет реквизита? — спросила Глоха. — Костюмов и прочего?

— Нам придется играть с тем, что у нас есть, — ответил Велко. — Я одет великаном, ты девушкой, Трент человеком. Косто вовсе не одет, но чтобы играть скелет, костюма не требуется. Метрия может принять любой облик, так что для нее такой вопрос не стоит. Нам лучше сосредоточиться на сюжете.

— И на декорациях, — сказал Косто. — Не представляю как можно изготовить их за оставшееся время.

— Могу превратить здешних жуков в соответствующие деревья. Кое-какой реквизит мы с них нарвем.

— Эй, труппа! — окликнул их Прокл. — Хочу напомнить, что до подъема занавеса осталось пять минут.

Вид у него был до крайности ехидный.

— Разобьемся на творческие группы, — предложил Трент. — Мы с Метрией займемся декорациями, а Глоха с Велко сюжетом.

— А я? — спросил Косто.

— Ты будешь координатором. А заодно станешь делать объявления.

— Я? Но кто обратит внимание на объявления, сделанные скелетом?

— Обратят, если тебя соответственно одеть. Люди — а прокляторы все-таки не кто иные, как люди, — встречают всех по одежке.

Оглядевшись, Трент превратил пробегавшую мимо букашку в шляпное дерево.

— Сорви подходящую шляпу и не забывай надевать ее, когда станешь делать объявления.

Косто нахлобучил на череп высокий шелковый цилиндр и тут же приобрел весьма внушительный и официальный вид.

Глоха взлетела и примостилась на поднятой руке Велко так, чтобы было легче с ним разговаривать.

— Нам надо быстро собрать из нескольких историй одну, — сказала она. — Надеюсь, твое воображение соответствует твоему росту и богаче моего.

— Голова у меня, во всяком случае, точно больше.

Он задумался, потом нерешительно заговорил:

— Может быть, начнем с Джека и Бобового Зернышка. Это даст нам роли человека, великана, а потом и пленной принцессы…

— Да. Великан хочет ее съесть…

Велко сморщился.

— Как это, однако, нехорошо.

— Но это всего лишь пьеса. Великан должен быть злым, иначе постановка не будет держать зрителей в напряжении.

— Но в реальности великаны не питаются принцессами, а любят они магические безделушки вроде курочки, которая несет золотые яйца, или волшебной гар…

Он, вероятно, хотел сказать «гармоники» или что-то в этом роде, но Глоха со смехом перебила его:

— Надо вставить в пьесу волшебную гарпию. Великан раздумает есть ее и захочет на ней жениться, но она, конечно, предпочтет быть съеденной, так что…

— Какие пожелания по декорациям и реквизиту? — спросил подошедший Косто.

— Нужен волшебный боб, из которого вырастет стебель до неба, может быть, даже баобоб, — сказала Глоха. — Облако с площадкой, чтобы можно было расположиться, замок великана и…

— Для начала хватит, — молвил скелет и отправился к другой творческой группе, но очень скоро вернулся.

— Если бы я знал содержание пьесы, — сказал он, — то мог бы в промежутках дополнять сценическое действие своим повествованием.

— Прекрасно, — откликнулась Глоха и наскоро изложила ему их замысел.

Еще три минуты он метался от одной группы к другой, координируя их работу. Ко времени поднятия занавеса Трент успел превратить обитавших в театре жучков и тараканов в самые разнообразные растения: подушечницы, одеялии, постелию, увешанный граблями граб, развесистую клюкву с клюками, огромный мак с ушками на макушке и разноцветными коробочками. Также он создал великанского постельного клопа и многое другое. Все деревья и кусты торчали вокруг свернувшегося клубочком Велко, занимая большую часть сцены. Головка бедной Глохи пошла кругом: она не представляла себе, как можно во всем этом сориентироваться.

— Вы готовы? — осведомился проклятор с мрачным удовлетворением на физиономии.

— Разумеется, — отозвался Косто, выступая вперед с цилиндром на голове. — Сойди с подмостков, несчастный, и не мешай служителям Мельпомены.

Глядя на озадаченное лицо прокляторского продюсера, Глоха едва не расхохоталось — своим важным видом скелет сумел-таки сбить с него спесь. Но ей было не до смеха: им предстояло играть без репетиции, и успех представления вызывал у нее серьезные сомнения. Все же она поспешила укрыться в маковой коробочке, чтобы дождаться своего выхода. — Кулис, как верно заметил Прокл, в круглом театре не имелось, но разноцветные коробочки прекрасно их заменяли.

Говор среди зрителей постепенно стихал. Публика уже заполнила зал, и Глоха не могла не подивиться тому, как много прокляторов собралось на представление. Потом она заметила что лица некоторых из собравшихся — как правило, менее ехидных — черны как ночь. Прокляторы пригласили поразвлечься и поселенцев из Черной Волны.

Косто вышел на середину сцены и провозгласил:

— Почтеннейшая публика! Чернейшие из Черной Волны и проклятущие прокляторы! — он приподнял цилиндр, и по рядам прокатился гул — осуждения или одобрения, Глоха не поняла.

— Странствующая труппа… — скелет поклонился и в зале послышались смешки, — рада представить вашему суду душераздирающую и захватывающую историю о Принцессе и Великане.

Смешки стихли.

— Некоторое время тому назад, — продолжил Косто, сделав размашистый жест, и в указанном им направлении из ничего возник куст времяники.

Глоха была потрясена такой живой образностью: ей далеко не сразу удалось сообразить, что времяникой обернулась Метрия. Режиссерский ход оказался более чем удачным: прокляторы удивились не меньше, чем девушка.

Когда зал успокоился, времяника растворилась в воздухе, а ведущий как ни в чем не бывало продолжил:

— В некотором царстве, некотором государстве жил да был прекрасный юноша по имени Джек.

Трент вылез из коробочки и появился в центре сцены. Выглядел он, как и было сказано, — юношей. Очень даже прекрасным.

— Джек был честным малым, но увы, бедным, — промолвил скелет. — Для всей его семьи и него самого то были не легкие времена.

Времяника, появившись из ниоткуда, оказалась взваленной на спину Трента, согнувшегося, словно под непосильным временем. То есть, конечно, бременем.

Из зала донесся сдавленный писк: видно, кому-то эта реплика показалась удачной шуткой, но он подавил смешок.

— Вот и пришлось Джеку взять принадлежавшего его семье быка за рога и отвести в город на продажу.

В тот же миг вместо времяники на сцене появилась дырявая корова — Метрия снова сменила обличье. Конечно, корова не бык, но похоже, в зале никто не обратил на это внимания. Рога у нее имелись, а молока от Метрии было уж точно как от быка. Даже как от козла.

Взяв корову за рог, Трент — то есть Джек, повел ее якобы в город, то есть за пределы центра сцены, по ободу которой свернулся калачиком великан.

— Муу! — громко пожаловалась Метрия.

— Но по дороге Джеку повстречался подозрительный бродяга, — объявил Косто.

Сняв цилиндр, он нахлобучил мятый картуз и, действительно обретя более чем подозрительный вид, выступил навстречу Джеку. На сей раз рассмеялся сам Прокл — кажется, ему Косто с самого начала казался личностью весьма подозрительной.

— Куда путь держишь, о прекрасный, но наивный и простодушный юноша? — вкрадчиво поинтересовался бродяга.

— Я веду нашего быка в город на рынок, чтобы продать его и на вырученные деньги купить еды для своих родных, — не чуя дурного, честно ответил Джек.

— Что деньги! — воскликнул бродяга. — У меня есть кое-что получше. Совершенно бесценный, абсолютно волшебный, невероятно магический баобоб. Я согласен обменять его на твою дырявую корову. Конечно, для меня это будет большой потерей, но я готов пойти на такую жертву исключительно из соображений гуманности.

— Ты весьма великодушен, — ответил наивный Джек.

По ходу пьесы они совершили обмен, и Джек вошел в изображавшую его дом маковую коробочку с бобом в руке. Косто увел дырявую корову, и та, постепенно целиком превратившись в дырки, исчезла.

— Матушка, смотри что я выручил за нашего быка! — послышался изнутри голос Джека. — Это замечательный, удивительный, поразительный волшебный боб.

— Что ты принес, идиот? — вскричала Глоха от лица невидимой матери, изображая сварливую каргу. — Это же %#s*!!!

Боб полетел из коробочки наружу.

Ругательство, хотя и отнюдь не самое крепкое по меркам гарпий, равно как и визгливый голос она позаимствовала у своих многочисленных тетушек, и очень гордилась тем, что ей удалось удачно сымитировать их манеру ведения разговора.

— Матушка Джека была не слишком довольна произведенным обменом, — с подразумевающей подтекст многозначительностью промолвил ведущий. — Она даже вышвырнула боб в окошко, а Джеку пришлось лечь спать без ужина. Однако боб и впрямь оказался волшебным и за ночь не только укоренился, но и заметно подрос.

Боб на сцене пустил корни и выпустил стебель, разраставшийся очень быстро и вскоре превратившийся в толстенное, развесистое дерево. Настоящий баобоб. Само собой, все эти фокусы тоже выполняла Метрия.

— По правде сказать, — добавил Косто, — он вырос настолько, что достал до самых облаков.

Крона дерева затуманилась, превратившись в облако, скрывшее из виду великана, сцену и все, что на ней находилось.

— А поутру, — прозвучал из тумана голос ведущего, — проснувшийся голодным Джек решил посмотреть, не найдется ли на облаке чем подкрепиться. Он вскарабкался по стволу баобоба и оказался на облаке.

Туман в центре сцены расчистился: Джек стоял там с таким видом, будто только что поднялся снизу и из-под ладони озирался по сторонам.

— Оказалось, что на облаке стоит замок великана, — объявил Косто, и большая часть облака поредела, открыв взору некое подобие замка, сложенного из все тех же коробочек. Учитывая, что фундаментом строения служил могучий торс Велко, замок выглядел внушительно.

— Итак, Джек направился в замок, поскольку слышал, что в таких местах бывает много съестного. К счастью, великан в это время спал.

Облако поредело еще больше, зал потряс мощный храп, и зрители увидели голову спящего великана, покоящуюся на горе из подушек. По подушкам, добавляя сцене реалистичности, полз огромный, совершенно великанский постельный клоп.

Джек осторожно обогнул великанью физиономию и увидел Глоху, с удрученным видом сидевшую на покрытой двадцатью стегаными одеялами кровати.

— Совершенно неожиданно для себя Джек нашел пленницу великана, прекрасную принцессу, — рассказ продолжался — Она была пристегнута к стеганым одеялам, и ее это ни чуть не радовало.

— Кто ты? — спросил Джек.

— Принцесса, — ответила девушка. — Ты можешь удостовериться в этом, взглянув на мое причудливое одеяние.

Она слегка шевельнула крылышками.

— Но что столь прекрасная принцесса делает в столь мрачном месте?

— Великан хочет жениться на мне, хотя я предпочла бы быть съеденной. Чтобы я не убежала, он пристегнул меня к этим гадким одеялам.

Она показала на два десятка устилавших постель одеял.

— А на вид они очень мягкие.

— Они действительно мягкие. Но под ними находился — ты только представь себе — боб! Горошину я еще могла бы стерпеть, но волшебный боб, это уж слишком! Видишь, я почернела от горя, а кое-где и посинела.

Прокляторы рассмеялись. Естественный цвет кожи гоблинши был близок к черному. Предполагалось, что посинели у нее такие места, каких со сцены не показывают.

— Но, по-моему, мне удалось его обхитрить, — доверительно шепнула девушка. — Я прыгала и ворочалась до тех пор, пока боб не выкатился из-под матраса и не упал на землю, как раз под этим облаком. Так что теперь я могу спать со всеми удобствами, но все равно время от времени издаю громкие жалобные стоны. Пусть гадкий великан думает, будто я до сих пор мучаюсь.

— Стало быть, это тот самый боб, который я выменял на своего быка! — воскликнул Джек.

— Тише! — шикнула принцесса. — Ты разбудишь великана.

Великан действительно фыркнул и даже приоткрыл глаз. Однако Джек затих и спустя мгновение храп возобновился.

— Я должен освободить тебя из плена, — заявил Джек. — Героям положено спасать прекрасных принцесс. Позволь мне отстегнуть тебя от этих одеял и спустить вниз.

— Ничего не получится, — печально отозвалась принцесса. — Видишь эту волшебную застежку? — она показала застежку, свободно болтавшуюся на руке. — С виду она ни к чему не прикреплена, но в совокупности с магией стеганых одеял надежно пристегивает меня к этой постели. Расстегнуть ее может только великан, а он не сделает этого, пока я не соглашусь выйти за него замуж.

— Как же мне тебя вызволить? — спросил озадаченный Джек.

— Только лягушка сможет тебе помочь.

— Лягушка? Но каким образом? Против комара лягушка и правда годится, однако великан не комар.

— Лягушка способна раздобыть драгоценную золоченую бутыль, где находится то единственное, чего боится великан. Он бросил эту бутыль в пруд, полагая что там ее никто не найдет. Но лягушке ничего не стоит ее отыскать.

Вперед снова выступил Косто.

— Джек направился на задний двор замка… — (Трент сделал несколько шагов в направлении соответствующей части тела великана), — …и приблизился к пруду, где жила зеленая лягушка.

На сцене появилась лягушка, очень большая и очень зеленая. Разумеется, это была Метрия.

— Ква? — спросила она.

— Мне нужна драгоценная золотая бутыль, лежащая на дне этого водоема, — промолвил Джек. — Говорят, там находится то единственное, чего боится великан. Можешь ты достать ее для меня?

— Конечно, могу, красавчик, — ответила лягушка. Наступило молчание.

— Ну? — не вытерпел Джек.

— Что ну?

— Достанешь ты для меня эту бутыль?

— О, так ведь ты спрашивал меня, могу ли я ее достать, а не стану ли я это делать? Я всегда отвечаю на заданный вопрос. Отвечу и теперь — да, достану.

Снова наступила пауза.

— Ну и?

— Ты кажется спросил, сделаю ли я это? Я сделаю, раз могу, то почему бы и нет. Но мне неизвестно, хочешь ли ты, чтобы я так поступила.

Джек начал терять терпение.

— Послушай, болотная… — начал было он, однако вовремя спохватился и взял себя в руки. — Да, я этого хочу.

— Приятно слышать.

Снова повисло молчание.

— Чего тебе еще не хватает? — не выдержал Джек.

— Для чего?

— Чтобы ты выловила бутыль.

— Попроси.

— Достань из водоема бутыль.

— А где волшебное слово?

— Какое?

— А ты не знаешь?

— Не знаю.

— «Пожалуйста».

— Пожалуйста, достань из водоема бутыль.

— А что я с этого буду иметь?

— А ты хочешь что-то получить?

— Конечно. Где ты слышал, чтобы лягушки занимались благотворительностью?

— Чего же ты хочешь?

— Чтобы ты отнес меня к твоему господину.

— Что?

— Вижу, ты хоть и красавчик, но соображаешь медленно, — промолвила лягушка.

Джека это уязвило, но у него хватило самообладания, чтобы не подать виду.

— А зачем тебе это надо? Я хочу сказать, что, как мне кажется, у лягушек не в обычае наносить визиты важным господам. Господа не живут в прудах и лужах, а лягушкам по нраву как раз такие места.

— Ты ведь крестьянин, верно? А твой господин, надо думать, принц, король или кто-то в этом роде. Так вот, мне позарез нужно, чтобы меня поцеловала коронованная особа.

— Это еще зачем?

— Дело в том, что я не обычная лягушка, а заколдованная царевна. Чтобы снять чары, мне нужно, чтобы меня поцеловал принц или король. Будь ты королевских кровей, я попросила бы тебя о такой услуге и дело было бы сделано, но от крестьянских поцелуев мне решительно никакого проку. Целуйте меня хоть целой деревней, я так и останусь лягушкой. А вот поцелуй принца позволит мне немедленно вернуть истинный облик и во всем блеске и величии вернуться в свое сказочное королевство. Дошло?

— Дошло. Все в порядке, я возьму тебя с собой. Должен только предупредить, что принцы да короли на каждом шагу не попадаются, и чтобы добраться до королевского замка потребуется некоторое время.

— Время терпит, — сказала лягушка и нырнула в воду. Вынырнула она с золоченой бутылью. Джек взял ее и на правился назад, к внутренним покоям замка.

— Эй, а я? — крикнула ему вслед лягушка, но он уже ушел.

— И что теперь? — спросил Джек, явившись к принцессе. Он поднял бутыль, посмотрел на свет и покачал головой: — Ничего не могу разглядеть.

— Я понятия не имею, что там внутри, — промолвила принцесса, — Знаю только, что великан боится ее содержимого.

В дверь постучали.

— Ква, — послышалось снаружи.

— Кто это? — удивилась принцесса.

— Да так, одна глупая лягушка. Хочет войти.

— Зачем ей сюда? Тут ведь не болото.

— Потому что я обещал взять ее с собой, чтобы она со временем смогла поцеловаться с каким-нибудь принцем.

— Ну что ж, обещания надо выполнять, — строго сказала принцесса. — Пусть лягушка войдет. Тем более что если мы ее не впустим, она своим кваканьем и стуком разбудит великана.

И точно, у великана шевельнулось веко.

Итак, Джек впустил в спальню лягушку, которая тут же вскочила на кровать, поерзала по ней и заявила:

— Постель хорошая. Но на матрасе вмятина — кажется, там была горошина.

— Боб, — поправила ее великанская пленница. — Но как ты узнала? Определить наличие вмятины под двадцатью одеялами под силу только настоящей принцессе.

— Я принцесса и есть. Точнее, царевна, но это одно и то же. Кожа у меня чувствительная, так что эту вмятину я ощутила мигом.

— Понятно. В таком случае скажу тебе как принцесса принцессе: я понятия не имею, что нам делать с этой бутылкой.

— Пусть крестьянин отнесет ее поближе к спящему великану и откроет. В бутылке заточен дурной сон, который его напугает. В реальном мире великан не боится ничего, но в царстве снов дело обстоит иначе.

На переднем плане вновь появился шелковый цилиндр Косто.

— Итак, — повел он рассказ, — Джек приблизился к голове великана и открыл бутылку. Оттуда повалил ужасающий дым.

Из бутылки действительно повалил дым, а когда он развеялся, скелет оказался на сцене без цилиндра, но зато с прилепленной сзади к черепу длинной косой. Он раздраженно щелкнул челюстями, и образ претерпел некоторые изменения — коса из волос сменилась металлическим лезвием, приделанным к длинной палке. Гремя костями, скелет исполнил темпераментную пляску Смерти и могильным, а пожалуй, даже и замогильным голосом возвестил:

— Я Смерть. Подать мне великана! Я явилась забрать его с собой!

— Откуда ты? — испуганно спросил великан.

— Из бутыли. Я была заключена там, но ныне обрела свободу и снова могу косить свои жертвы. Первой из них будешь ты!

Великан тяжело вздохнул.

— Как хорошо, что моя матушка, королева Всея Великой Великании, да будут благословенны ея царственные кости, не видит меня в этот скорбный час. Я хотел сделать ее счастливой, заключив брак с особой, равной мне по происхождению, но теперь вынужден покинуть этот мир по зову не ведающей пощады Смерти. О горе мне! О горе!

— Он что, принц? — в один голос произнесли принцесса и лягушка.

— Выходит, что так, — сказал Джек. — Но не беспокойтесь, Смерть превратит его в пустое место. Мертвый принц, чтоб вы знали, принцем не считается.

— Не так быстро, Хек, — сказала лягушка.

— Я Джек.

— Хоть Чучмек. Прежде чем он превратится в пустое место, мне хотелось бы с ним поцеловаться.

— И вообще, негоже так обходиться с царственными особами, — заявила принцесса. — Я не знала, какого он рода, но теперь смотрю на все происходящее совсем по-другому. Эй, принц Великании! А не станет ли тебе полегче, если я соглашусь выйти за тебя замуж?

— Конечно, — промолвил великан, немедленно прекратив стенать и воспрянув духом.

— Женись на ком хочешь, но сначала поцелуй меня, — сказала лягушка.

— Эй, погоди! — воскликнула принцесса. — А вдруг, после того как он тебя поцелует и ты предстанешь перед ним во всем своем изначальном великолепии, он решит жениться на тебе, а не на мне?

— Шутишь? — возмутилась лягушка. — У меня уже есть сердечный друг, тоже принц, хоть и не великанский. Отцу моему, чародею, он пришелся не по нраву, но я стояла на своем. Выйду за любимого, и весь сказ. Вот папаша и превратил меня в лягушенцию, чтобы научить послушанию. Он решил, что в таком виде мой принц ни за что меня не узнает, а стало быть, не поцелует и не расколдует. Ну а будучи расколдованной великаном, я вернусь к суженому и выскочу за него замуж так быстро, что отец и опомниться не успеет.

— Но я сам хотел жениться на принцессе, — робко заметил Джек.

Обе царственных особы покатились со смеху.

— Ну уморил, деревенщина! Жениться! На принцессе! А больше ты ничего не хочешь? Ты часом не спятил, Хек?

— Но должен же я что-то получить за свои труды, — заявил Джек. — Вы тут все порасколдуетесь, переженитесь и все такое, а мне, стало быть, шиш?

— Забирай кошелек и уматывай, — буркнул великан, достав из кармана кошелек и швырнув пареньку, для которого это был почти неподъемный мешок.

Смерть отбросила косу, нахлобучила на череп цилиндр, и перед зрителями снова предстал ведущий.

— Итак, — промолвил он, — великан поцеловал лягушку, и та тотчас обернулась на удивление чувственной принцессой с чрезвычайно соблазнительными формами.

Метрия тут же приняла свой истинный облик.

— Потом он достал из тайного кармана расстегай, расстегнул застежку и освободил пленницу, которая тут же его поцеловала.

Глоха спрыгнула с кровати, подлетела к великану и поцеловала его в губы.

— Принцесса вышла замуж за великана, и с тех пор они жили долго и счастливо. Джек принес мешок золота своей сварливой матушке. Та, правда, заявила, что мешок мог бы быть и побольше, но деревенские красавицы стали вдруг обращать внимание на многочисленные достоинства паренька, которых в упор не видели, пока он был беден. Что же до Смерти, то она, освободившись из заточения вернулась к своей повседневной деятельности, в чем многие из вас в свое время смогут убедиться. На этом, почтеннейшая публика, мы позволим себе закончить представление, надеясь, что смогли доставить вам удовольствие.

Он снял цилиндр и поклонился.

Прокляторы пытались сохранить презрительное равнодушие. Возможно, это удалось бы, будь они в зале одни, однако из рядов, занятых представителями Черной Волны, послышались аплодисменты. Глоха заметила, что первым захлопал в ладоши Шерлок, с которым она познакомилась, когда путешествовала на селе. К Шерлоку один за другим стали присоединяться его соплеменники, и скоро по залу прокатилась Черная Волна рукоплесканий.

«Интересно, — подумала девушка, — он захлопал поскольку узнал во мне и Тренте знакомых, из-за того, что у меня, гоблинши, почти такая же темная кожа, как у него, или потому, что ему понравилась пьеса». Ей хотелось надеяться на последнее.

Прокл скорчил гримасу.

— Аплодисментомер показал удовлетворительный уровень одобрения постановки, — очень неохотно признал он. — Мы переработаем вашу пьесу и, пожалуй, сможем приспособить ее для восприятия невежественных детей. Вы можете идти.

— Бывай, Прокломашка, — фыркнула царевна-лягушка. Велко медленно поднялся на ноги, оставаясь сгорбленным, поднял купол, распрямился и, переступив через стену, вышел наружу. Глоха, Трент и Косто сошли с подмостков обычным способом. Метрия пропала из виду с подозрительно громким шумом, оставив позади себя тоненькую струйку дымка, специфический запах которого должен был позлить Прокла.

Выйдя из театра, спутники увидели стоящего неподалеку великана. Вид у него был невеселый.

— Что с тобой? — спросила Глоха.

— Мне некуда идти, — печально ответил исполин.

— Тогда пойдем с нами, — ляпнула не подумав крылатая гоблинша.

— С удовольствием, — тут же согласился Велко, — мне очень понравилась ваша компания, и я хотел бы продолжить знакомство. Возможно, я даже сумею сослужить вам службу, прежде чем испущу дух.

— Вот ведь дурочка, — услышала Глоха голос Метрии. — Твое девичье мягкосердечие не доведет тебя до добра. Помяни мое слово.

Глоха и сама знала, что путешествие в обществе больного великана может оказаться нелегким. Однако Велко ей нравился, и она не жалела о своем порыве. В конце концов он и вправду может оказаться полезен, скажем, если придется переправляться через бурную реку или пересекать пустыню.

Трент с Косто промолчали. Если у них и было на сей счет свое мнение, они предпочли оставить его при себе.

Глава 9 НИМФОМАНЬЯК

Оставив позади «ГРОМОДРОМ», спутники продолжали двигаться на юго-восток от озера Огр-Ызок, придерживаясь невидимой линии, указанной Кромби. Конечно, по дороге им попадались обычные препятствия в виде рек, утесов, драконов и сердитых пчел, но великан справлялся со всем этим без малейших затруднений.

Затруднение возникло, когда они решили сделать привал: найти место, где мог бы прилечь Велко, было не так-то просто. Во время поисков подходящего луга Глоха заметила летящее крылатое существо. Сначала она испугалась, а вдруг это дракон или грифон, но приглядевшись поняла, что видит полукровку. Девушка окликнула ее, но та полетела прочь.

— Подожди! — закричала Глоха, устремляясь следом. — Я своя! Тоже полукровка! Тоже крылатое чудовище!

Улетавшее существо остановилось, позволив Глохе догнать себя. Оно оказалось женского рода.

— О, ты тоже женщина! Какое облегчение! Я боялась, что за мной гонится мужчина с луком, стрелами и всем таким прочим.

— Нет, я девица, причем единственная в своем роде. Да и ты, как я вижу, тоже. Кто твои родители?

— Я Аманда, помесь человека с грифоном, — слегка покраснев, ответила девушка. С виду она была чуть помоложе Глохи, собранные в хвостик соломенные волосы перехватывала голубая, под цвет крыльев, ленточка. — Мои родители повстречались у Источника Любви и… не любят распространяться на сей счет.

Глоха отнеслась к этому с пониманием.

— А я Глоха, дочь гарпия и гоблинши.

Летающие девицы обменялись в воздухе рукопожатием.

— Я ищу своих сородичей, — сказала Аманда, — хотя до сих пор никого похожего на себя не встречала. Я даже не знаю, к кому себя отнести.

— Ты ведь девушка с крыльями грифона. Назови себя… дефон, — сказала Глоха.

— Дефон? По-моему, очень мило. Ну ладно, Глоха, рада была познакомиться, но мне пора домой. Надо вернуться, пока меня не хватилась мама.

— Пока! — крикнула Глоха вдогонку улетавшей Аманде. Конечно, было чуточку жаль, что ей не повстречался крылатый гоблин, однако эта встреча все равно внушала надежду. Если неподалеку есть Источник Любви, близость которого приводит к появлению на свет столь своеобразных полукровок, то, возможно, Кромби неспроста указал именно в этом направлении. Любви, как известно, покорны все.

— Это полукровка, но не того рода, какой мне нужен, — с сожалением сообщила Глоха, вернувшись к своим.

— Ничего, в другой раз непременно найдешь своего суженого, — промолвил осторожно присевший неподалеку от их лагеря Велко. — Чтобы для такой милой девушки да не сыскалось пары — этого просто быть не может.

— Спасибо, — отозвалась растроганная и польщенная Глоха.

Тем временем Трент занимался устройством бивуака. Первым делом он превратил какую-то мошку в огромную гусеницу тутового шелкопряда, которая прямо тут спряла здоровенное шелковое полотнище. Когда его растянули между деревьями, места под навесом хватило для всей компании, включая голову Велко. Тело великана кое-как прикрыли собранными с одеялий одеялами, под щеку ему положили гору нарванных на ближайших кустах подушек.

Подкрепились пирогами, поскольку, как пояснил Трент, если превращать бесполезные растения в плодоносящие, то легче всего в пирожковии. Устричные сады, или даже садки, выращивать гораздо труднее. В окрестностях рос молочай, так что и молока, и чая, чтобы запить пироги, хватило на всех, тем более что Метрия и Косто в еде не нуждались, а потому отправились на разведку. Велко, как ни странно, съел не больше Трента.

— Ты уверен, что этого достаточно? — озабоченно спросила Глоха.

— У хворых часто нелады с аппетитом, — пояснил великан. — Не беспокойся, я не голоден.

— Насчет аппетита мне понятно, но ведь это неправильно. Чтобы вести себя по-великански, совершать великие дела, надо питаться соответственно.

— Ты права. Я слаб, а скудное питание эту слабость усугубляет, но заставить себя есть больше у меня не получается. Конечно, водить компанию с хворым не слишком весело. Вы были очень добры, позвав меня с собой, и я весьма вам благодарен.

— Слушай, а что ты знаешь о природе своей болезни? Как она называется? Вдруг нам удастся найти от нее лекарство?

— Мне известно одно, мое заболевание как-то связано с кровью. Кажется, оно называется малокровие и по существу сводится к тому, что мой организм вырабатывает мало крови. Ее становится все меньше и меньше, а я соответственно все слабее и слабее. По великанским-то меркам я уже полный доходяга, и если не отстаю от вас, то только потому, что вы совсем крохотные.

— Может быть, попросить волшебника Трента превратить тебя в кого-нибудь, кому не требуется столько крови?

— Это не поможет, — подал голос Трент, — болезнь-то останется при нем. Я умею только менять облик живых существ, а исцеление требует совсем другого таланта.

— А если бы мы нашли кровяной корень…

— Нет, — печально покачал головой Велко, — для меня годится только кровь, выработанная в моем теле, мозгом моих костей. Но прошу тебя, Глоха, не расстраивайся. Мне бы очень не хотелось, чтобы столь милая и прелестная особа огорчалась из-за меня.

Глоха снова почувствовала себя польщенной.

— Но раз Добрый Волшебник направил тебя в эти края, стало быть, у него имелась на то причина, — сказала она. — Точно так же, только косвенным путем, он послал сюда и меня. Возможно, нам обоим суждено найти здесь то, что мы ищем.

— Хочется в это верить, — проговорил Велко без особой надежды в голосе.

В это время вернулись Косто и Метрия.

— Чем это они тут занимались? — спросила демонесса, указывая на Глоху и Велко.

— Беседовали, чем же еще, — ответил за девушку Трент. — Чем еще может заниматься крылатая гоблинша с великаном?

— В таком случае мы провели время с гораздо большей пользой, — громко объявила Метрия.

— И что же вы делали? — осведомилась Глоха, прекрасно понимая, что Метрия напрашивается на вопрос.

— А я уж боялась, что ты не спросишь, — откликнулась демонесса и с торжествующим видом заявила: — Мы вызывали аиста!

Глоха, Трент и Велко разом ахнули. Глохе при этом удалось еще и пискнуть.

— Она поцеловала меня, — пояснил Косто. — Это не совсем то, о чем шла речь.

— Но достаточно близко, — упорствовала Метрия.

— Ходячие скелеты вообще не вызывают аистов, — сказал Косто, — у нас другой способ размножения. Мы собираем малышей из лишних косточек. Но я в любом случае не стал бы ни птиц вызывать, ни детей собирать с посторонней демонессой. Я женатый скелет.

— Тьфу! — фыркнула Метрия. — Женатый, неженатый… что такого особенного в браке? Аисту все равно.

— Ты демонесса, — напомнил ей Трент, — души не имеешь, совести тоже и любить не способна. У тебя просто нет основы для понимания таких вещей.

— Но мне так хочется понять, что тут к чему, — капризно сказала она.

— С чего бы это? — полюбопытствовал Трент.

— В области безумия я пробыла некоторое время твоей женой, — ответила демонесса, — и испытала совершенно незнакомые мне ранее ощущения и чувства. Они показались мне интересными, а я никогда не упускаю ничего интересного. Мне хочется узнать, что такое любовь.

Велко слегка — более сильное движение сорвало бы тент — покачал головой.

— Признаюсь, мне бы тоже этого хотелось. Наличие души вовсе не гарантирует любовь.

— Что правда то правда, — вздохнула Глоха, — душа-то у меня есть, а вот с любовью ничего не получается.

— Это потому, что ты единственная в своем роде, — сказала Метрия. — А вот встретишь прыткого крылатого гоблина, вы с ним быстро выучитесь языку аистов.

— Ты, кажется, спросила, что такого в браке? — подал голос Трент. — Постараюсь объяснить. Для тех, кто имеет душу, брак представляет собой священный союз двух существ разного пола, которые обязуются любить только друг друга и не вызывать аиста с другими. Конечно, физически это остается возможным — аисту, как ты верно заметила, все равно, — но на такие отношения смотрят косо. Тебе, демонессе, конечно, нетрудно принять любой облик и поощрить какого-нибудь простодушного мужчину к вызову аиста, показав ему свои трусики. Но это никакой не брак и не любовь.

— Возможно, мне удастся разобраться с этой вашей любовью, выйдя за кого-нибудь замуж, — предположила Метрия.

— Сомневаюсь, — покачал головой Трент. — Конечно, с твоими возможностями подцепить мужа совсем не трудно, но свадебная церемония ничего бы для тебя не значила и ничего не изменила. Насколько мне известно, единственной демонессой, обладавшей способностью любить, была Дара, давным-давно вышедшая замуж за Доброго Волшебника Хамфри. Но у нее имелась душа. А лишившись души, она тут же бросила мужа, потеряв к нему всякий интерес.

— Но потом ведь вернулась, — сказала Метрия.

— Спустя сто тридцать шесть лет, — напомнил ей Трент. — И вовсе не из-за любви, а по причине любопытства. На самом деле сейчас она никаких чувств не испытывает, а лишь имитирует. Впрочем, вы ведь знакомы. Почему бы тебе не спросить у нее насчет любви: каково испытывать ее на самом деле?

— Да спрашивала я!

— И что?

— Она сказала, что мне этого не понять.

— Ну, ей виднее. Может, тебе и вправду стоит бросить эту затею с любовью и заняться чем-нибудь более демоническим. А заодно предоставить нам возможность спокойно довести до конца наши поиски.

— Вот уж нет. Я хочу узнать, что такое любовь, а из всех одушевленных существ мне лучше всего удалось свыкнуться как раз с вами. Глядишь, понаблюдаю подольше да и уразумею, что к чему.

— Валяй, наблюдай, — согласился Трент. — Но не надо соблазнять женатых скелетов.

Метрия задумалась. Потом ее одежда заклубилась дымком и начала стекать с тела.

— И женатых волшебников, — торопливо добавил Трент.

— Проклятье! Опять облом! — пробормотала демонесса и растворилась в воздухе.

Глоха закрыла глаза: в данном случае она сочувствовала Метрии. Ибо вполне разделяла желание демонессы познать любовь.

Поутру они продолжили путь. Глоха не взялась бы утверждать это с полной уверенностью, однако ей показалось, что за ночь великан стал еще слабее. Чтобы подняться на ноги, ему потребовалось время, да и стоял он на них не совсем твердо. Правда, с утра, спросонья, такое бывает и со здоровыми.

— Велко, как ты себя чувствуешь? — спросила она, вспорхнув на его плечо и устроившись рядом с ухом. — Я имею в виду не только болезнь: как настроение?

— Малышка, пожалуйста, не беспокойся, — отозвался великан.

— Прекрати это! — рассердилась Глоха. — Нечего делать из меня деточку, которую ты опекаешь. Я взрослая девушка, отношусь к тебе с симпатией и действительно за тебя тревожусь.

— Что ты, Глоха, я вовсе не считаю тебя ребенком. Ты очаровательна и очень добра, но мне не хочется обременять тебя своими проблемами.

— А все-таки. Что не дает тебе покоя?

— Видишь ли, — со вздохом промолвил великан, — я слабею с каждым днем и очень скоро уже не смогу передвигаться. А стало быть, мне следует, не теряя времени, отправиться в какое-нибудь уединенное место, вроде пустыни, где можно будет испустить дух.

— Но ведь предполагалось, что именно в этих краях ты должен получить помощь! — пылко возразила Глоха. — Возможно, именно мы тебе и поможем, хотя сами пока не знаем, как. Расставаться с нами не в твоих интересах.

— Может быть, — согласился великан, но, похоже, лишь потому, что не хотел спорить. И не имел на это сил.

— Не «может быть», а так оно и есть! — решительно заявила Глоха, подлетев повыше, чмокнула его в мочку гигантского уха и спланировала к земле.

Путь продолжился, причем каждый двигался в своей манере. Велко шагал осторожно, медленно переставляя исполинские ступни, чтобы ничего не раздавить, не сокрушить или не расплющить. Метрия появлялась в облаке дыма и исчезала, чтобы возникнуть в другом месте, и нередко в другом обличье. Глоха делала короткие перелеты, а Трент с Косто шли пешком. Чудовища их не беспокоили: даже самые тупые сообразили, что с компанией, включающей в себя великана и волшебника вряд ли стоит связываться.

Через некоторое время надпись на придорожном столбе сообщила, что они приближаются к безмятежной обители фавнов и нимф. То была прекрасная долина, с живописной горой, зеленым лесом и голубым озером. Населяли ее фавны, с виду отличавшиеся от обычных мужчин лишь наличием маленьких рожек и козлиных копыт, и нимфы, прекрасные юные обнаженные женщины, отличавшиеся от обычных разве что манерой поведения. Когда кто-то противоположного пола приближался к одной из этих красоток, она бросалась бежать, издавая призывные возгласы, а когда ее настигали… Глоха смущенно огляделась по сторонам, боясь, как бы поблизости не оказалось детей. Но их в долине не было, и таким образом Заговор Взрослых, суть которого сводилась к тому, чтобы держать детей в неведении относительно Интересных Вещей, здесь вполне соблюдался. Глоха припомнила, что принцесса Яне во младенчестве жила как раз в этих краях, однако в ту пору она была настолько мала и невинна, что попросту не понимала, что происходит у нее на глазах. А происходило тут не что иное, как непрекращающаяся отправка посланий аисту.

Любопытно, что хотя вызовами из долины аистов буквально заваливали, они, похоже, оставляли их без внимания. Возможно, столь ответственные существа, как аисты, не желали оставлять младенцев на попечении здешних обитателей, решительно неспособных стать настоящими родителями. Мало того, что эти легкомысленные создания не вступали в брак — по прошествии ночи они совершенно забывали обо всем, имевшем место вчера, так что длительные и серьезные отношения с кем бы то ни было были для них совершенно невозможны.

— Интересно, откуда берутся новые фавны и нимфы? — задумчиво спросила Глоха. — Я хочу сказать, раз аисты сюда не летают…

— Полагаю, они бессмертны, — отозвался Трент. — Во всяком случае до тех пор, пока не становятся смертными по какой-либо причине. Вспомни, нимфа Самоцветик не старела, пока не влюбилась и не вышла замуж за смертного.

— Самоцветик всегда была особенной, не такой, как другие нимфы, — сказала Глоха. — Эти только и знают, что резвятся, а у нее была работа: раскладывать драгоценные камни, чтобы потом их находили старатели. У нее была душа. Думаю, она помнила прошлое и до того, как вышла замуж.

— Да, Самоцветик была особенной. Возможно, человеческое начало оказалось в ней сильнее, чем у прочих, и это дало ей способность испытать любовь. Но теперь она готовится уйти на покой, и ее работой предстоит заняться одной из здешних красоток. Ей, вне всякого сомнения, тоже придется помнить вчерашнее, и не только вчерашнее, но у живущих здесь такой надобности нет. Возможно, что когда какая-либо из нимф покидает долину, человеческое в ней проявляется сильнее, а может быть, все наоборот. Чем больше в нимфе человеческого, тем более вероятно, что она отсюда уйдет.

Косто между тем оживленно озирался по сторонам. Это не укрылось от внимания Глохи.

— Что, заинтересовался способом вызова аиста? — с ехидцей спросила она. — Но ведь для вас, скелетов, он практического значения не имеет.

— Для них, по-моему, тоже, — откликнулся Косто. — Они просто развлекаются: аисты на эту возню ноль внимания. Но меня другое заинтересовало — диспропорция. Необъяснимое нарушение равновесия.

— В чем оно состоит? — не поняла Глоха. — По-моему, каждый фавн занимается… этим делом с одной нимфой за раз. Вполне пропорционально и равновесно.

— Так-то оно так, но ты глянь, сколько там свободных фавнов. Нимфы постоянно при деле, а эти, с копытами, в очередь стоят. У других видов живых существо число особей обоих полов примерно одинаково, а тут, как вижу, дело обстоит иначе.

Скелет был прав: фавнов в долине было примерно втрое больше, чем нимф, в результате чего нимфы были задействованы в играх гораздо интенсивнее фавнов. Беспечных красоток это, похоже, не волновало, а вот фавнов расстраивало. Создавалось впечатление, что каждый из них был бы не прочь обзавестись несколькими подружками.

— Может быть, попробуем что-нибудь разузнать у них? — с едва заметной улыбкой предложил Трент.

Глоха подошла к ближайшему фавну, который воззрился на нее с неподдельным интересом.

— Маленькая крылатая нимфа! — вскликнул он. — Я и не знал, что такие существуют. Пойдем, позабавимся.

Он потянулся к ней, но Косто перехватил его руку своей костяной кистью.

— Она не нимфа, просто путешественница. Ответь, пожалуйста, на ее вопрос.

— Путешественница… — разочарованно протянул фавн, а когда выслушал вопрос, вид у него сделался и вовсе кислым.

— Откуда мне знать, почему нимф так мало? Их просто мало, вот и все…

Он махнул рукой и помчался вдогонку за освободившейся красавицей.

— В том-то и проблема, — заметил Трент. — Они ничего не помнят. А должно быть, с некоторыми нимфами что-то случилось.

— Их съел дракон? — в ужасе воскликнула Глоха.

— Драконы и прочие хищники безразличны к полу своей добычи, — возразил волшебник. — Они должны истреблять примерно одинаковое число нимф и фавнов. Тут что-то другое.

— Может быть, дело в мужчинах, — предположила Метрия. — Не думаю, чтобы женщины человеческого рода увлекались фавнами, а вот мужчина запросто может плениться такой прелестницей. Возможно, попавшие сюда мужчины, наигравшись с нимфами, особо понравившихся им уводят с собой.

— Такую возможность исключать нельзя, — кивнул Трент. — Но следует иметь в виду, что пытающихся совершать сюда такого рода набеги отпугивают.

— Кто? Как? — поинтересовалась Глоха. — Не вижу здесь ничего пугающего.

— А вон ту кровать видишь? Прямо посреди луга?

— Ну вижу. Но ни в ней, ни на ней ничего страшного нет.

— Это точно, дело не в ней и не в том, что на ней, а в том, то под ней. Точнее, кто. Думаю, там Храповик.

— Хра…

— Храповик, подкроватное чудовище моей внучки Айви. Он поселился под этой кроватью, когда взялся защищать фавнов и нимф взамен Паровика Стэнли. Днем, ясное дело, ему из-под кровати не вылезти, но если какой-нибудь пришелец вздумает пристроиться там с нимфочкой, а то и с двумя, Храповик живо схапает его за лодыжку.

— Но ведь взрослые не верят в подкроватных чудовищ, — сказала Глоха.

— Это когда их не хапают. А хапнут тебя — живо поверишь, — усмехнулся Трент. — Тут сказывается одновременно несколько факторов. Местность эта особенная, именно из-за присутствия здесь фавнов и нимф. Им нетрудно поверить в подкроватное чудовище, потому что душой они дети, а такого рода существа, как Храповик, обладают тем большей силой, чем больше народа в них верит. Народа такого здесь, сами видите, уйма. Ну и кроме того, оставляя Храповика здесь, Айви усилила его так, что нынче он всем чудовищам чудовище. Насколько мне известно, с работой своей справляется превосходно.

— Мне трудно в это поверить, — покачала головой Глоха.

— Естественно, потому что ты взрослая девушка. Истинное значение таких существ, как подкроватные чудовища, понятно только детям и старикам, которые уже готовятся сойти со сцены. Вот почему тебя это удивляет, а меня нет.

— Я тоже верю в подкроватных чудовищ, — заявил Косто.

— И я, — поддержала его Метрия.

— Это потому, что вы из Сонного Царства и страны демонов. Вы не в счет.

— И я, — подал голос сидящий на корточках Велко.

— Ты тоже не в счет, — промолвил Трент, изобразив улыбку. — Это правило распространяется на людей и тех, кто к ним очень близок, чем ближе, тем сильнее распространяется. Вот насчет тебя, Глоха, я не совсем уверен: ты хоть и взрослая и очень похожа на человека, но все же другого происхождения. Но заметь, из всей нашей компании в способности Храповика трудно поверить тебе одной. Думаю, если ты присядешь на кровать, то сомнений у тебя не останется.

— Это можно проверить.

— Можно, — согласился Трент, — но у нас есть дела поважнее. Эта долина находится как раз на линии, по которой мы движемся, из чего следует, что решение одной, а то и всех наших проблем вполне может быть найдено именно здесь. Поэтому местность надлежит тщательнейшим образом обследовать. Тем более что дальше на юго-восток расстилаются Вековечные Поля, куда лучше бы вообще не соваться.

Глоха слышала об этих полях, попав куда можно застрять там на веки вечные, и идти туда ее вовсе не тянуло. Но она решительно не понимала, что можно рассчитывать отыскать в этой обители ветреников и ветрениц.

— Вряд ли мне удастся найти здесь своего суженого, — сказала она, — а поскольку непохоже, чтобы у фавнов и нимф водились души, Косто здесь тоже искать нечего.

— Пути магии неисповедимы, — улыбнулся Трент. — Конечно, мы можем ничего не найти, но тем не менее не должны пренебрегать никакой возможностью. Нам не следует уходить отсюда, покуда не станет ясно, что ничего интересного для нас тут действительно нет.

Волшебник, безусловно, был прав, однако кое-что Глоху смущало. Ей вовсе не улыбалось задерживаться в краю, где все поголовно беспрерывно занимались… не тем, чем следовало, тем паче что некоторые ее спутники мужского пола вполне могли счесть это занятие интересным.

— Давайте устроим привал, но не в самой долине, а рядышком, — предложила Метрия.

Глоха поймала себя на том, что демонесса начинает ей нравиться.

— Давайте, — поддержала она это предложение.

— Как хотите, — отозвался Трент с широкой улыбкой. Лагерь устроили на берегу сбегавшей к озеру речушки.

Волшебник занялся тентом, пирогами и всем прочим, тогда как остальные, пользуясь тем, что до темноты еще оставалось время, принялись осматривать местность. Великан всматривался в окрестности с высоты своего роста, Метрия возникала то здесь то там, Косто бродил по округе, распугивая живые существа, но никто ничего не обнаружил.

Глоха, сделав несколько кругов, присоединилась к Тренту, который, превратив что можно в то, что нужно для привала, глубоко задумался.

— О чем размышляешь? — поинтересовалась девушка.

— Пытаюсь понять, имеет ли тайна исчезновения нимф какое-либо отношение к нашим поискам.

— Как это может быть? — без интереса спросила Глоха.

— Во-первых, это само по себе тайна, заслуживающая того, чтобы ее разгадать. Но что, если пропажа нимф как-то связана с нашими проблемами? Подумай, может быть, на свежую голову тебя посетят интересные идеи.

— Как может быть связано с этим нечто или некто, способное поделиться с Косто половинкой души, исцелить Велко и свести меня с моим суженым? — уточнила Глоха.

— Да. Кстати, насчет последнего пункта у меня тоже есть кое-какие сомнения, — промолвил волшебник. — Положим, мы найдем-таки крылатого гоблина. Но с чего ты решила, что он будет мужчиной твоей мечты?

— О чем ты? — воскликнула девушка. — Разве может быть иначе? Ведь мы с ним будем единственными представителями своего вида!

— Так-то оно так, — вздохнул волшебник. — Но мне, например, очень редко попадались гоблины мужского рода, с которыми было бы приятно иметь дело.

И тут Глохе стало нехорошо. Она вдруг поняла, что крылатый гоблин это тоже гоблин, а значит, ему могут быть присущи обычные недостатки, свойственные мужчинам этого племени. Гоблин, как правило, безобразен, груб, раздражителен, несдержан и зачастую туп. Во многом он похож на гарпию, хотя та относится к женскому полу. И зачем ей, спрашивается, такой муж?

— Неужто весь этот поиск был напрасен? — воскликнула девушка со слезами на глазах.

— Вовсе не обязательно, — возразил Трент. — Возможно, дело в том, что ответ на твой вопрос вовсе не таков, как тебе казалось. Возможно, ты ищешь не крылатого гоблина, а себя.

— Я этого не понимаю! — крикнула Глоха и выбежала из-под навеса. Она знала, что от правды не убежишь, но ей требовалось время, чтобы разобраться в одолевавших ее противоречивых чувствах.

Девушка двинулась туда, куда понесли ее ноги, и лишь через некоторое время поняла, что несут они ее в сторону долины нимф. На ходу она не переставала размышлять о своем положении. Итак, о ком же она мечтает? О славном, красивом, умном, добром, любезном, внимательном и любящем крылатом гоблине. Но среди обычных гоблинов мужского пола таких не встречалось, и не было никаких оснований полагать, что наличие крыльев может изменить характер в лучшую сторону. Наверное, нужно быть наивной дурочкой, чтобы увлечься мечтами об идеальном суженом. Но с другой стороны, Кромби не стал бы указывать направление, в котором следует искать мужчину ее мечты, если бы такого не существовало вовсе. Как можно совместить одно с другим?

Вдобавок ко всему Трент предположил, что ей, возможно, следует искать не суженого, а себя. Но какой смысл искать себя одну, какая радость быть найденной собой, если ей суждено провести оставшуюся жизнь в прискорбном одиночестве. Было бы куда предпочтительнее провести ее с кем-нибудь вроде самого Трента. Он-то как раз отвечал почти всем ее требованиям, только ростом великоват, да крыльев нет.

От этих размышлений ее отвлек лежавший на самом краю долины фавнов и нимф яркий предмет. Больше всего он походил на кусочек попкорна, только цвета был не желтого или карамельного, каким обычно бывает попкорн, а красного.

Подойдя поближе Глоха поднял странный кусочек и присмотрелась к нему. Попкорн и попкорн, только красный. Она принюхалась — пахло попкорном. Набравшись храбрости, девушка попробовала находку на вкус и убедилась — это и был попкорн.

Следующий такой же, но не красный, а голубой кусочек лежал подальше, уже на самом лугу. Глоха съела и его. Это тоже оказался попкорн, причем очень вкусный и свежий. От самого обыкновенного его отличал только цвет.

Теперь она ступила на луг, где фавны с прежним энтузиазмом гонялись за нимфами, норовя вызвать в свою долину всех аистов в Ксанфе. То, что никаких младенцев сюда не доставлялось, никого не обескураживало: на доставку требуется время, а фавны и нимфы на следующий день уже не помнили, что вчера отправляли послание. Это соображение объясняло веселую безмятежность здешних обитателей, но никак не проливало свет на загадку численного превосходства фавнов над нимфами.

Трент полагал, что тайна нехватки нимф каким-то образом связана с их поисками, однако она просто не представляла себе, что может быть общего у столь разных явлений. Глохе даже подумалось, хотя она тут же отогнала эту мысль, что хотя Трент и омолодился, годы берут свое, и он просто начал заговариваться.

Девушка уже совсем было собралась вернуться в лагерь, но, заметив неподалеку зеленый кусочек попкорна, не смогла удержаться от того, чтобы отправить его следом за голубым. А наклонившись за зеленым, увидела за ним и малиновый. Как оказалось, цепочка из разноцветных кусочков лакомства вела в сторону от тропы, как будто они вывалились при ходьбе из прохудившегося мешка или корзины у кого-то, свернувшего с дорожки в лес.

Движимая благородным порывом девушка решила догнать владельца попкорна и сказать, чтобы он заткнул дырку, пока не растряс всю свою снедь. Сойдя с тропы, она поспешила вдоль цветной цепочки, неожиданно оборвавшейся под раскидистым дубом. Глоха остановилась, огляделась, и тут сверху на нее упала сеть. Девушка настолько удивилась и растерялась, что даже не вскрикнула. Некоторое время она остолбенело стояла на месте, а потом попыталась взлететь, но у нее, разумеется, ничего не вышло. Сеть опутала крылья.

В следующее мгновение к ней потянулись огромные, корявые ручищи спустившегося с дерева урода. Бедняжка только сейчас сообразила, что нужно кричать, но едва успела открыть рот, как его зажала здоровенная ладонь. Потом безобразный незнакомец обмотал ее лицо тряпкой, как что подать голос не было никакой возможности, поднял ее вместе с сетью и куда-то понес.

Глоха запоздало поняла, что вела себя непозволительно глупо. Она убежала из лагеря, позволила совлечь себя с тропы приманкой из разноцветного попкорна, удалилась от своих спутников и в результате стала пленницей какого-то звероподобного громилы. Что с ней будет дальше, девушка боялась и думать.

Похититель тем временем нес ее по своей тропе, что привела к грязному озеру, посреди которого на сумрачном острове высился старый обшарпанный замок. Забравшись в утлую лодчонку, здоровяк бросил свою добычу на дно и взялся за весла. Когда лодка причалила к острову, он вновь взвалил Глоху на плечо, подошел к темной деревянной двери, отпер дверь большим железным ключом, вошел со своей ношей внутрь, замкнул дверь на ключ и зашагал но мрачному коридору.

Впереди послышалось хныканье, а очень скоро испуганная девушка увидела тесную темницу, где за решеткой сидела нимфа. Выглядела она несчастной, что, разумеется, ничуть не удивляло. Нимфы привычны к общению, беззаботному веселью и играм на свежем воздухе, так что заточение в темницах, тем более тесных, сказывается на их настроении и внешности не лучшим образом.

Впрочем, темница оказалась не единственной, вдоль коридора тянулось множество зарешеченных клетушек с заточенными нимфами. Теперь стало ясно, что послужило причиной сокращения их числа в долине. Одна за другой они ловились на приманку из цветного попкорна, попадали в сети и оказывались в замке похитителя. Точно так же, как и сама Глоха.

Наконец злодей поставил ее перед походившим на алтарь возвышением и сдернул сеть. В тот же миг девушка расправила крылья и взлетела к потолку.

— Эй, ты куда! Это нечестно! — возмутился безобразный здоровяк.

— Что? Ты похитил меня, затащил сюда против моей воли и еще пытаешься толковать о честности! — воскликнула Глоха, стараясь чтобы гнев в ее голосе заглушил страх.

— Это все не имеет значения. Ты должна выйти за меня замуж.

Глоха, собиравшаяся обрушить на него еще целый град обвинений, а возможно, и попробовать приложить хорошим ругательством из арсенала гарпий, опешила.

— Выйти замуж? — растерянно пискнула она.

— Именно. Давай-ка займемся этим прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Тебе только и надо, что встать перед алтарем и произнести: «Я, такая-то и такая, беру тебя, Велено, в мужья по законам Нотариальной республики». На этом формальная часть закончится и можно будет отправиться в спальню для исполнения супружеских обязанностей. Конечно, — он присмотрелся к ней повнимательнее, — ростом ты маловата, но ничего. Как-нибудь притремся.

— Вот как? — только и смогла вымолвить ошеломленная бедняжка.

— Ясное дело, в койке все притираются. Это лучший способ познакомиться поближе. Лети сюда.

— Нет уж. Лучше я полечу отсюда.

И она полетела, но вскоре оказалось, что лететь особо некуда. Все двери были заперты, окна закрыты ставнями. У нее не было возможности покинуть не только замок, но даже этаж.

Девушка оглядела тянувшиеся вдоль коридора темницы, в большинстве которых сидели подавленные, печальные нимфы. Глоха понимала, что расспрашивать их о чем бы то ни было не имеет смысла: они не помнили и факт собственного похищения, а уж тем паче не могли ничего знать о расположении помещений замка. Потом она задумалась о собственном положении, но весь его ужас попросту не умещался в ее маленькой головке. Чтобы хоть как-то отвлечься, она полетела назад в алтарный зал и крикнула:

— Ты нимфоманьяк, вот ты кто! Ты помешался на нимфах!

— Конечно, — не стал спорить Велено. — Так оно и есть. Но на ком тут еще мешаться, не на фавнах же? А вот крылатая нимфа попалась мне впервые. Ты меньше других ростом, да еще и носишь одежду. Откуда столько отличий?

— Оттуда, нимфоманьяк несчастный, что я никакая не нимфа! Папа у меня гарпий, а матушка гоблинша. И у меня есть дела поважнее, чем бегать голой с распущенными волосами, повизгивать да махать ногами.

— Да ну? И что же это за дела такие?

— Например, поиски мужчины моей мечты, за которого я выйду замуж.

— Нет проблем. Он уже найден. Ты выйдешь за меня.

— За тебя? За этакого…

Глоха задохнулась он злости, а также оттого, что не смогла подобрать в своем лексиконе подходящее слово. Пожалуй, впервые в жизни она пожалела о том, что не выучилась по-настоящему ругаться — сейчас бы ей это умение весьма пригодилось. Однако теперь ей пришлось ограничится коротким «нет».

— Нет? — удивился Велено — А почему?

— Потому что я не знаю тебя, не люблю тебя и не думаю, что ты мог бы стать мужчиной чьей-либо мечты. А уж тем более моей!

Ей показалось, что она смогла растолковать все весьма убедительно, даже не прибегая к лексикону гарпий.

Велено, однако, вернулся к ее предыдущему заявлению.

— Погоди, ты ведь сказала, что не являешься нимфой! — возбужденно выкрикнул он. — Но в таком случае ты можешь запоминать прошедшие дни.

— Конечно, могу, — сердито ответила Глоха. — И уж будь спокоен, как ты меня похитил, я никогда не забуду.

— В таком случае я определенно должен на тебе жениться.

Это безапелляционное заявление так ошарашило Глоху, что ее хватило лишь на то, чтобы робко осведомиться:

— Почему?

— Потому, что мне нужна девушка, которая будет помнить, что она замужем.

— Может, и нужна, но этой девушкой буду не я! — твердо заявила она. — И вообще, советую тебе отпустить меня, да поскорее. Если мои друзья узнают, что ты меня похитил, тебя ждут крупные неприятности.

— А у тебя что, есть друзья? — удивился урод.

— Конечно! — Глоха аж возмутилась столь нелепому вопросу. — А у тебя разве нет?

— Нет.

Это заявление опять сбило ее с толку.

— Ни одного?

— Ни одного.

Поверить в такое было гораздо труднее, чем в подкроватное чудовище.

— Что, ни единого дружка? — чуть ли не жалобно повторила девушка свой вопрос.

— Ну… когда-то у меня была ручная ядовитая жаба, но мне кажется, что она не в счет. Тем более что, узнав меня поближе, она ускакала.

Глоха начала понимать, что перед ней не простой похититель. Дело обстояло несколько сложнее.

— А как ты попал в этот замок? — спросила она. — Может быть, твое прошлое поможет разобраться в настоящем?

— Это история короткая и скучная. Да и что тут разбираться: давай лучше быстренько поженимся и займемся исполнением супружеских обязанностей.

— Вот что, — несколько нервно заявила Глоха, — усвой как следует, что ни о нашей свадьбе, ни более того об исполнении… сам знаешь чего (ее деликатная натура противилась упоминанию вслух таких вещей, как «супружеские обязанности») не может быть и речи. Лучше объясни, почему ты постоянно похищаешь новых девушек, вместо того чтобы, как все, иметь одну жену?

— А что мне остается делать? Каждый день я ловлю новую нимфу, совершаю с ней брачный обряд, исполняю супружеские обязанности, а на следующий день она ничего — ну ничегошеньки! — не помнит. У меня не остается другого выхода, кроме как ловить новую. Это, знаешь ли, весьма огорчительно.

— Давай-ка послушаем твою короткую скучную историю, — предложила Глоха, решив, что ему не вредно будет отвлечься от своих огорчений. — Обязательно расскажи мне, как ты заполучил в свое распоряжение этот замок, почему называешь его какой-то там республикой и почему беспрерывно на ком-то женишься. А я послушаю, но, если ты не против, буду держаться от тебя на безопасном расстоянии.

— Да ладно, я не против. Иногда, для разнообразия, даже приятно завести собеседника, с которым можно потолковать как с разумным существом.

Это было понятно. Имея дело с одними нимфами, которые столь же глупы, сколь обольстительны телом, было немудрено истосковаться по обычному человеческому разговору.

Поместив между ним и собой стул, Глоха уселась на пол, готовая взлететь при малейшей его попытке приблизиться, и навострила ушки.

Велено повел свой рассказ.

Во времена, окутанные туманом седой древности (с той поры минуло уже лет тридцать), жила-была старая ткачиха. С утра до ночи, не покладая рук сидела она за ткацким станком, чтобы заработать на пропитание себе и своей юной невинной дочери. Она практически не отдыхала, да и на воспитание дочери у нее практически не оставалось времени, однако однажды старуха все же выкроила минутку, чтобы дать дочурке совет:

— Верескея, доченька, надеюсь, ты понимаешь, как следует действовать и что говорить, когда к тебе несвоевременно подойдет чрезвычайно разгоряченный, возбужденный и безответственный молодой человек?

— Нет, дорогая матушка, — невинным манером ответила Верескея, — может быть, дать ему…

Она хотела сказать «дать холодной воды», но мать перебила ее:

— Ни в коем случае! Разве ты не знаешь, что несвоевременные встречи с разгоряченными, возбужденными, безответственными молодыми людьми опасны даже для овец, не только для девушек? Теперь поняла?

— Нет, дорогая матушка. Мне совершенно невдомек, какую угрозу могут представлять названные тобой молодые люди для пасущихся на лугах овечек.

— Вот, значит, как? А имеешь ты хоть малейшее представление о том, каким манером вызывают аиста?

— Конечно, нет! Это ведь Взрослая Тайна, в каковую я никоим образом не посвящена. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Да потому, дитя, что некогда я и сама пребывала на сей счет в столь же невинном неведении, в результате чего, после знакомства с одним из этаких возбужденных, разгоряченных, безответственных молодых людей, вызвала аиста, который принес мне тебя. Я не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку. Теперь поняла?

Бедная девушка, однако, запуталась окончательно.

— Прости, дорогая матушка, но вот теперь я уже решительно ничего не понимаю. Как, скажи на милость, ты смогла вызвать аиста, если тебе не было известно, что для этого надо делать? Для того, чтобы не повторить твою ошибку, мне было бы небесполезно знать, каким образом ты ее совершила.

— Обойдешься, милая дочурка. Ты просто должна запомнить, что на любую несвоевременную и безответственную просьбу разгоряченного, возбужденного молодого человека следует отвечать «Нет». Заклинаю тебя ограми и ночными кобылицами — «Нет!!!»

На Верескею сказанное произвело сильное впечатление, поскольку до сих пор она ни разу не слышала, чтобы кто-то произнес сразу три восклицательных знака. Она приняла матушкин совет близко к сердцу и запаслась самым решительным и суровым «Нет» на случай несвоевременной встречи с безответственным и т.д. молодым человеком.

Однако по мере взросления девушка, как это бывает со многими подростками, перестала считать свою матушку самой мудрой и красивой женщиной на свете. Она стала обращать внимание на то, что одежда ее матери залатана, а натруженные руки в мозолях и под конец стала стыдиться этой изможденной старухи. Теперь на все попытки матушки наставить ее на путь истинный она отвечала тем, что обзывала ее «каргой», «ведьмой» и «бабой-ягой», а под конец просто удрала от ее назиданий с деревенским дураком по прозванию Тинь-Тень. При этом она понятия не имела, была ли их встреча несвоевременной, а также являлся ли Тинь-Тень безответственным молодым человеком, не говоря уж о его склонности к возбуждению и всему такому прочему. Сам юноша, будучи дураком, просветить ее на сей счет тоже не мог. Правда, девушку должен был насторожить тот факт, что с овцами этот малый и впрямь обращался дурно — каждую весну стриг их без малейшего снисхождения — однако она предпочла оставить это без внимания.

Дурак, само собой, не имел ни малейшего представления о способах отправки послания аисту, поэтому они с Верескеей ничего никуда не отправляли, никого не вызывали и просто развлекались, как могли. Но в результате какой-то странной путаницы в ведомстве доставки младенцев решили, что ребеночка необходимо принести именно этой парочке. Всему этому сопутствовало множество странных и необъяснимых событий. Во-первых, Верескея, чья фигурка до этого напоминала песочные часы, вдруг начала толстеть как на дрожжах. Добро бы это происходило из-за того, что она стала больше есть — такое случается со многими — но как раз с ее аппетитом тоже стали происходить странные вещи. Она частенько отказывалась от вкусной и здоровой пищи, а вместо этого требовала то «кисленького», то «солененького», то «сама не знаю чего». Тинь-Тень огорчался — где все это, а особенно последнее, раздобыть, он не знал, да и знать не мог, поскольку являлся дураком. О чем она ему беспрестанно напоминала.

Наконец наступил день, когда Верескея поняла, что выносить жизнь с идиотом, пожалуй, еще хуже, чем со старой каргой, какой продолжала оставаться ее матушка.

— Пожалуй, мне нужно вернуться домой, к матери, будь она хоть трижды ведьма, — решила как-то ночью растолстевшая девица. — А если дураку Тинь-Теню это не понравится, пусть сиганет в озеро Поцелуй-Ка с какой-нибудь дурочкой.

Сама-то она дурочкой не была и заметила, что определенные проблемы с фигурой и аппетитом начались у нее после того, как они в Тенем искупались в упомянутом озере и стали часто целоваться. По всей видимости, тамошняя водица не только располагала к поцелуям, но и полнила.

Так и получилось, что одним прекрасным утром далеко не столь прекрасная Верескея покинула сложенную из топляка хижину дурака и отправилась к лачуге матери. У дверей, кроме самой ткачихи, ее ждали повивальная бабка и аист. При виде дочери мать зарыдала. Прослезились и аист с повитухой.

— В чем дело? — удивилась новоявленная толстуха. — Разве мое возвращение домой кого-то огорчает? Я-то думала, что всех обрадую.

Впрочем, как вскоре выяснилось, слезы встречавших были именно слезами радости. Причем больше всех радовался аист, который очень боялся, что ошибся адресом, попал не туда и теперь лишится полетных. Выяснив, что все в порядке — как он это выяснил, так и осталось секретом — аист поспешно сунул в колыбель крохотного мальчугана и улетел. Он так спешил, что ненароком обронил семя времяники, не имевшее к этой доставке никакого отношения. Семя выпустило корни, и в саду со временем проросло растение, ставшее через час часовым и продолжавшее расти, видимо, с тем чтобы через столетие неспешно превратиться в столетник. Поскольку до этого оставалось еще некоторое время, на верхушке стебля появился блестящий кристалл, отмечавший его течение. Старуха не обращала ни на стебелек, ни на кристалл ни малейшего внимания: она была слишком занята и все несъедобные растения считала бесполезными. Пожалуй, совершенно напрасно.

Спустя семь дней сельские старейшины собрались у лачуги на церемонию наречения младенца. Ему дали имя Велено, означавшее, поняла Верескея, Ядовитый Дар, Отравленный Подарочек, или что-то в это роде. На саму Верескею побрызгали розовой радужной водой и объявили, что в свете произошедших событий она признается взрослой.

Бедняжка и обрадоваться-то толком не успела, как на нее всей своей тяжестью легло бремя взрослой ответственности. Совершенно непостижимом образом она поняла, что то забавное занятие, которым она с таким удовольствием предавалась с дураком, имеет прямое отношение к вызову аиста. Это открытие испугало ее настолько, что она решила никогда больше ничем подобным не заниматься. Впрочем, теперь на такие забавы у нее не было и времени. Она поставила свой ткацкий станок рядом с матушкиным и принялась трудиться на нем денно и нощно, чтобы как можно скорее превратиться в такую же старую каргу. Вскоре их лачугу прозвали «Хижиной Двух Ткачих».

Пока они ткали, мальчик рос. Он был тих, нелюдим, а его магический талант — способность превращать обычный попкорн в ярко окрашенный — являлся естественным следствием наличия у его матери таланта делать цветными простые белые розы. Сама-то она своим талантом почти не пользовалась, потому как белые розы попадались ей довольно редко, но магический дар у нее имелся, и претензий по этой части ей никто не предъявлял. Что же до папаши, то Велено понятия не имел, был ли у того какой-либо талант, кроме идиотизма, поскольку так ни разу его и не увидел.

Маленький мир Велено состоял из бабушки, мамы и ближней деревенской околицы. Он и по деревне-то гулял редко, но как-то раз услышав громкие крики, поспешил на шум и увидел толпу соседей, собравшихся вокруг деревенского пруда. Люди стенали, горько рыдали и ломали руки.

— Что случилось? — шепотом спросил он, опасаясь, как бы его не заставили принять участие в общем действе. Стенать ему не хотелось, потому что стены вовсе не то, с чем ему нравилось иметь дело, горькому он всегда предпочитал сладкое, а уж руки себе ломать и вовсе не собирался. В отличие от невесть куда запропавшего батюшки, дураком Велено не было.

— Ужасный, свирепый, злобный дракон приближается к деревне, — провозгласил человек с волосами цвета золотистой апельсиновой корки. Звали его Ментол, о чем, впрочем, можно было бы и не упоминать, поскольку решительно никакого значения этот факт, равно как и этот персонаж, не имеет. — Похоже, что остановить чудовище невозможно и очень скоро дракон доберется досюда и устроит здесь кровавую бойню.

— Ну и чему все так огорчаются? — спросил мальчуган.

Некоторое время Ментол с интересном разглядывал ребенка, потом кивнул, словно в подтверждение своим мыслям, и спросил:

— Как тебя зовут, мальчик?

— Велено.

— Какое чудесное имя. Что оно означает?

— Отравленный Подарочек.

Ментол кивнул снова, словно убедившись в справедливости своих догадок.

— Ясно. А скажи на милость, не растет ли в вашем саду восьмилетний столетник? И не помогает ли он вашей семье беречь время?

— Растет. И помогает.

— Очень хорошо. Так вот, Велено, должен сказать, что матушке твоей ты сейчас не нужен. Она даже хочет, чтобы ты со мной прогулялся. Будешь делать, что я скажу, получишь целую миску вареных сластей.

— Вот здорово! — воскликнул Велено.

Итак, Ментол взял мальчика за руку и увел за собой. Оно бы и ничего, но по чистой случайности оказалось, что сделал он это отнюдь не случайно. Будучи профессиональным похитителем детей, Ментол по ряду особых признаков узнал в Велено ребенка, избранного демонами для забавы, и решил препроводить его к демонам. Само собой, за вознаграждение.

— Итак, — заключил Велено, — демоны поместили меня в этом уединенном замке и сказали, что отныне все мои желания будут незамедлительно исполняться, за исключением одного: мне не дано будет познать любовь. Но и с этим дело обстоит не до конца безнадежно: женившись на женщине, которая разделит свою любовь со мной, я обрету и любовь. То есть — они так объяснили — у меня любви прибавится, а у женщины этой не убудет. Магия такая. Но вот о чем демоны не предупредили, так это о том, что единственными женщинами в пределах досягаемости являются безмозглые нимфы, неспособные разделить со мной никакую любовь, поскольку, как оказалось, для любви нужны и душа, и память, и еще невесть что. Куда уж этим балаболкам, они ведь на другой день ничего не помнят. Одна надежда, демоны намекали, что среди них может найтись и нормальная женщина, с понятием. Так и получилось, что с того времени, как меня посвятили во Взрослую Тайну, я занимаюсь ловлей нимф на приманку из моего цветного попкорна. Кучу уже наловил, хорошо еще, что замок большой. На каждой из них я подобающим образом женился, с каждой исполнял супружеские обязанности — причем каждая норовила вызвать аиста с превеликим рвением, — но на следующее утро каждая забывала, что, как, да зачем. В результате наш брак распадался, и мне приходилось отправляться ловить новую.

— Это я еще понимаю, — сказала Глоха, — но объясни мне, чего ради ты держишь в замке уже использованных. Нимфы, ясное дело, создания беспечные, но они не могут быть счастливы в заточении. Отпустил бы их, и дело с концом. Ты ничем не рискуешь, они все равно не помнят про ловушку с попкорном и никого ни о чем предупредить не смогут.

— Я бы и рад, что за радость держать в доме этакую ораву.Но дело в том, что, на мой взгляд, они все одинаковые, одну от другой не отличить. Отпущу этих, а завтра, глядишь, поймаю какую-нибудь во второй раз и попусту потрачу на нее время. Нет уж, мой способ надежнее.

Обстоятельства, таким образом, более или менее прояснились, но Глохе все это совсем не понравилось.

— Видишь ли, — сказала она, — замуж за тебя я не хочу, любви к тебе не испытываю, а стало быть, и поделиться с тобой мне нечем. Я не полюблю тебя даже за то время, которое требуется твоему растению, чтобы стать настоящим столетником. А раз так, то с твоей стороны было бы самым разумным поступком отпустить меня на все четыре стороны.

— Во-первых, на все четыре ты пойти не можешь, — резонно указал Велено. — Я ведь не папочка, кое-что понимаю. И отпустить тебя не могу, потому как из всех попавшихся мне женщин ты единственная обладаешь и душой, и памятью. Ну а любовь приложится. Как только приложится, ты разделишь ее со мной: это освободит меня от чар демонов и даст возможность вернуться к обычной человеческой жизни.

Глоха поняла, что ее возражения не оказывают на Велено ни малейшего воздействия. Гадая, каким бы манером отбить у него охоту на ней жениться, она вспомнила и кое о чем другом — о демонах — и тут же задала вопрос:

— А что, демоны следят за происходящим в замке?

— Само собой; таким манером они развлекаются. Но как только я обрету любовь, их чары развеются и всем забавам будет положен конец. Замок растворится в дым, а я и моя жена вернемся в мою деревню, чтобы добывать себе скудное пропитание нелегким крестьянским трудом.

— Желание скромное, вполне справедливое, — не могла не признать Глоха, — и я искренне желаю тебе, чтобы оно исполнилось. Но на мою помощь не рассчитывай. Замуж я за тебя не пойду и никакой любви ты от меня не дождешься.

— Жаль, конечно, — отозвался Велено, — но в таком случае мне придется запереть тебя в темнице, пока ты не передумаешь. Сама посуди, возможно, встреча с тобой это мой единственный шанс обрести любовь. Отпустив тебя, я выказал бы себя большим идиотом, чем мой папаша.

Поняв, что к доводам рассудка этот человек глух, Глоха взлетела и принялась искать другой выход из замка. Найдя не запертую дверь на одну из лестниц, она перелетела на верхний этаж, но не нашла там ничего нового — те же закрытые ставнями окошки и зарешеченные темницы нимф. Надежда на побег таяла, но тут девушка заметила узкий темный коридор и нырнула туда. Он оказался таким тесным, что ей пришлось опуститься на пол и пойти пешком. Лаз привел к поднимавшейся вверх винтовой лестнице, и Глоха воодушевилась. Это наверняка выход на крышу.

Увы, лестница привела ее в крохотное помещение со стрельчатыми окошками, тоже забранными решетками. Должно быть, оно находилось в башне, но пути на крышу из него не было. Глоха принялась трясти решетки, надеясь выломать хоть одну и броситься с башни вниз. Расчет ее строился на том, что строители башни едва ли предусматривали возможность побега крылатых гоблинов, но, увы, он не оправдался.

Выглянув в окошко, она поняла, что и вправду находится на большой высоте: свежий чистый воздух опьянял ее, суля скорую свободу. Однако стоило ей взяться за решетку, как позади послышался щелчок. Глоха торопливо оглянулась и с ужасом увидела, что дверь закрылась.

Девушка метнулась к двери, но сколько ни дергала ее, она не поддалась. Крылатая гоблинша оказалась в ловушке.

И тут снизу донеслись шаги: по лестнице поднимался Велено. Нимфоманьяк шел к той, кого считал подходящей заменой любой нимфе.

В этой отчаянной ситуации Глоха сделала то единственное, что ей оставалось. Судорожно прижав смуглое личико к оконной решетке, она издала такой истошный вопль, какого даже ко всякому привычный Ксанф не слышал уже давным-давно.

Глава 10 ВЕЛКО

Гигантское ухо Велко поймало эхо отдаленного крика, и великан насторожился. Ему показалось, что кричит Глоха. Он бросил взгляд в направлении, откуда донесся звук, но увидел лишь поросшие лесом горы. Чтобы прийти Глохе на помощь, ему было необходимо слышать голос, а значит, она должна была звать на помощь беспрерывно или хотя бы регулярно.

Осторожно присев на корточки, чтобы в силу своей слабости, не упасть и не сокрушить изрядный участок леса и даже парочку друзей, он склонился над палаткой и сказал:

— Я слышал крик.

— Кто кричал? Где? — спросила Метрия, тут же материализовавшаяся из дыма перед его носом.

— По-моему, Глоха. К северу от Горы Нимф. Единственное, что я там увидел, это горы и деревья, но Глоха маленькая, разве ее в лесу разглядишь?

Метрия растаяла и спустя миг материализовалась снова.

— Я оповестила Трента и Косто, они спешат сюда. Сможешь ты перенести их к тому лесу?

— Да. На это моих сил пока хватит.

— А пока они не подошли, покажи мне точное направление. Я слетаю туда, попробую что-нибудь разведать.

Пошатываясь и тяжело дыша, Велко поднялся на ноги. Чтобы справиться с головокружением, ему потребовалось время: увы, ныне он представлял собой бледную тень былого великана. Потом дрожащая рука указала в сторону гор.

— Правда, крик был слабый, и полной уверенности в том, что кричала Глоха, у меня нет, — предупредил демонессу великан. — Все девушки кричат одинаково.

— Именно по этой причине я и собираюсь слетать на разведку, — заявила демонесса и, издавши пшик, исчезла.

Велко снова медленно опустился на корточки. По прибытии волшебника и скелета он повторил им свой рассказ.

— Отнеси нас туда, — потребовал Трент.

Раскрыв левую ладонь, великан положил ее на землю, а когда волшебник со скелетом забрались на нее, осторожно встал и направился в сторону гор.

Трент, считавший своей основной задачей следить за тем, чтобы со славной малышкой не случилось ничего дурного, был обеспокоен еще до того, как великан поднял тревогу. Теперь, после того как они прошли некоторое расстояние, стало ясно — Глоха исчезла. При этом никто не понимал, как и куда?

Риск быть схваченной древопутаной они свели к минимуму, повырывав ближние плотоядные деревья или превратив их в плодовые, да и сама Глоха ни за что не приблизилась бы к коварной хищнице. То же самое относилось к драконам и прочим наземным чудовищам. Крылатых чудовищ Глохе бояться не следовало по причине ее принадлежности к ним. Вспомнив об этом, Велко невольно улыбнулся: красавицу вовсе не беспокоило то, что она считается чудовищем, поскольку в ее понимании это слово означало не более чем родовую принадлежность. Трент являлся человеком, Велко — великаном, Метрия — демонессой, а Глоха крылатым чудовищем. Подобное отсутствие жеманства делало ее еще более привлекательной. Кроме того, она была хорошенькой, рассудительной и заботливой. Вот уж кому повезет, так это ее суженому, которого она непременно должна найти.

Он вспомнил, как она поцеловала его по ходу поставленной для прокляторов пьесы. Сама мысль о том, что крохотная принцесса может выйти замуж за великана, будь он хоть принц или даже король, была совершенно нелепа, однако в искусстве существует своя, художественная правда, вовсе не обязательно совпадающая с правдой жизни. И многое в этом сценическом вымысле вовсе не худо: когда в финале он поднес Глоху к лицу и она поцеловала его в краешек губы, ему этот поцелуй очень даже понравился. В зале послышался смех, но что с того — публика тоже осталась довольна.

На самом деле великану очень нравилась крохотная красавица, и сама мысль о том, что с ней могло случиться что-то дурное, приводила его в ужас. Он готов был отдать последние оставшиеся силы, лишь бы вызволить ее из любого затруднительного положения. Проблема, заключалась в том, что вызволить девушку откуда бы то ни было можно было, лишь обнаружив ее местонахождение. Велко со страхом гнал прочь мысль о том, что когда им это удастся, может быть уже поздно. Конечно же, уверял он себя, они слышали ее голос и успеют ей на выручку.

И тут перед его лицом материализовалась из ничего Метрия.

— Я пролетела сквозь лес в виде дымного облака, — сообщила она, — но заметила лишь несколько обычных, бескрылых гоблинов. Боюсь, что ее там нет.

— Вся надежда на то, что она снова подаст голос, — сказал Трент.

— Если это вообще был ее голос, — сказала демонесса. — Великан мог и ошибиться.

— На настоящий момент он единственная наша ниточка, — отозвался Трент, выглядевший, учитывая обстоятельства, до неприличия спокойным.

Однако великан уже знал, что внешнее спокойствие волшебника более чем обманчиво: оно свидетельствовало о большом внутреннем напряжении, и всякий решивший, что на этого сдержанного и вежливого человека можно не обращать внимания, рисковал бы оказаться превращенным в нечто такое, о чем лучше и не говорить.

Оказавшись рядом с горами, Велко остановился. Высотой горы лишь немного превосходили его, но были намного массивнее. Великан всмотрелся в покрывающий склоны лесной ковер: всюду царило спокойствие. Неужто он, Велко, поднял тревогу понапрасну? Неужто испуганный крик ему лишь почудился? Неужто он бездумно пришел сюда сам и привел всех ее друзей, в то время как она, быть может, подвергается ужасной опасности в каком-то другом месте? Он никогда не простит себе, если…

Крик раздался снова, и на сей раз его услышали все. Донесся он с того самого направления, в каком они шли.

— Одно очко в пользу великана! — одобрительно сказал Косто.

Он тоже нравился Велко, и великан надеялся, что со временем скелет непременно обретет желанную половинку души. Ему, чья душа очень скоро должна была оказаться свободной, все касающееся душ было особенно близко. Но сейчас его не заботило даже это. Ничто не могло быть важнее спасения Глохи.

Высмотрев седловину, через которую можно было переступить, великан осторожно сделал первый шаг и, как на ступеньку, встал на плато. Голова поднялась над пиками, и обзор расширился. Теперь он отчетливо видел долину, замок на острове и крохотный пестрый флажок, показавшийся из окна самой высокой башни. Флажок, очень похожий расцветкой на блузку Глохи.

Метрия исчезла мгновенно, даже не с шипением, а с хлопком. Она отправилась на разведку. Велко же, сообщив друзьям об увиденном, поднял их достаточно высоко, чтобы они могли увидеть все собственными глазами.

Его опасения насчет крика оправдались: кричала и вправду Глоха, которая действительно попала в беду. Но сейчас великан чувствовал облегчение: они нашли ее и могли заняться ее спасением.

Идти приходилось медленно, аккуратно перешагивая кряжи. Замок приближался: скоро стало ясно, что он находится посреди грязного озера, откуда к прибежищу нимф ведет лесная тропа. В голове Велко промелькнула догадка.

— Глоха в плену, это точно, — доложила вернувшаяся Метрия. — И не одна, а с толикой квинтильона печальных нимф. Похоже, что в этом замке обитает придурковатый нимфоманьяк. Он помешан на нимфах: похищает их для своих ночных забав, а потом запирает в темницах и отправляется на отлов новых. Этот болван поймал Глоху сетью, приняв за нимфу.

Трент нахмурился.

— Глоха не нимфа, и он не смеет держать ее в плену. Более того, я сильно сомневаюсь в его праве держать в заточении нимф.

И снова в его голосе прозвучала опасная мягкость: Велко очень хотелось бы выучиться говорить с таким ледяным спокойствием и угрожающим подтекстом. «Впрочем, — тут же поправил он себя, — зачем все это заурядному великану, пусть даже и больному?»

— Давайте сначала вызволим Глоху, а потом потолкуем с этим человеком насчет нимф, — предложил Косто.

— Да, с Глохой надо поторопиться: ее нельзя подвергать опасности, — согласился Трент и повернулся к Велко. Сделать это было совсем нетрудно, ведь он стоял на великанской ладони.

— Сможешь ты снять крышу с этой башни, чтобы она смогла улететь?

— Попробую, — сказал великан.

Опустившись на колени, он взялся за маковку башни двумя пальцами и попытался снять, но крыша не поддалась.

— Не хватает сил, — смущенно признался он. — Раньше я такие крыши снимал без труда. Можно, конечно, раскачать башню, но я боюсь, как бы не повредить Глохе.

— Рисковать не надо, — сказал Трент и обернулся к Метрии. — Можешь ты превратиться в ключ, чтобы открыть дверь в ее каморку? Тогда она выберется оттуда и сможет покинуть замок другим путем.

— Фу ты ну ты, а я думала, не догадаешься, — фыркнула демонесса и растворилась.

Но уже спустя мгновение она появилась снова, причем вид у нее, что совершенно немыслимо для демонессы, был пристыженный.

— Это зачарованный замок! Я не могу прикоснуться ни к одному его камню.

— Не можешь прикоснуться? — удивился Трент.

— Именно. Для меня это строение ощущается как сделанное из дыма: моя рука да и все тело целиком, проходят его насквозь, хотя я в это время пребываю не в развоплощенном виде, а во плоти. Совершенно очевидно, что соорудили замок мои сородичи, демоны. Я могу войти внутрь, поговорить с теми, кто там находится, но не в состоянии ни к чему притронуться. Ужас, до чего огорчительно.

Трент задумался.

— Я могу превратить какое-нибудь растение или насекомое в чудовище, которое нападет на замок, но тут существуют определенные затруднения. Любая букашка, став чудовищем и оказавшись вне моего контроля, способна повредить и Глохе, и нимфам. Этого допустить нельзя: мы не можем ставить под угрозу невинные жизни. Значит, превращению должен подвергнуться человек или иное разумное и дружественно настроенное существо.

— Я могу попробовать проникнуть в замок, — промолвил Косто. — Зарешеченные окна меня не остановят: лишь бы череп протиснулся между прутьями. Правда, добраться до окна по отвесной стене несколько труднее.

— Ничего не выйдет, — сказала Метрия. — Стены гладкие, скользкие, подняться невозможно. Но даже если Велко поднесет тебя к окну внутрь, тебе не пролезть, решетка для твоего черепа слишком частая. Что поделаешь, штурмовать заколдованные замки дело нелегкое. Их ведь не кто попало заколдовывает, а большие мастера своего дела.

— Да, — сокрушенно согласился Косто. — Похоже, от меня в данном случае толку мало. Я надеялся, что одну из моих костей — вот хоть берцовую — можно будет использовать как рычаг, чтобы отжать решетку, но это, наверное, не выход. Что же делать?

— Этим придется заняться мне, — сказал Трент. — Что и неудивительно. До сих пор она сделала, чтобы помочь мне ничуть не меньше, чем я, чтобы помочь ей, но указания Кромби всегда точны. Теперь мне предстоит сделать то, ради чего я сюда явился. Глоха прекрасная девушка, и ее просто необходимо выручить. Велко, будь добр, поставь меня на крышу замка. Я займусь спасением принцессы.

Великан улыбнулся — ситуация и впрямь напоминала сцену из разыгранной ими пьесы. Подняв ладонь с Трентом и Косто, он поместил ее рядом с крышей, чтобы волшебник без труда мог сойти. Следом за ним соскользнул и скелет.

— Стоит ли рисковать? — спросил Трент.

— Стоит, — ответил Косто, и больше вопросов не последовало.

Велко убрал руку и теперь наблюдал за происходящим со стороны. Стыдно признаться, но его ладонь устала от веса этих двух крохотулек, да и сам он притомился. Что все-таки за гадость это малокровие!

Оглядевшись по сторонам, Трент углядел крохотного жучка и мигом превратил его в рыбу-пилу. Косто взял рыбу в руки — скелету это было удобнее, поскольку он не рисковал пораниться острыми зубьями, — и принялся пилить деревянную дверную раму и дверь, выпиливая замок. Пилить было нелегко, но в конце концов замок выпал, и дверь смогла открыться. Как только это случилось, Трент превратил рыбу обратно в жучка и вернул насекомое на то место, где нашел. Великан про себя отметил, что волшебник старается не причинять вреда даже самым незначительным живым существам.

Миновав дверной проем, волшебник и скелет оказались внутри замка. Великан видел, как они проходили мимо окон верхнего этажа, но очень скоро снова остановились перед запертой дверью. Тренту пришлось сбегать на крышу за жучком: внутри замок был совершенно стерилен, и насекомых в нем не наблюдалось.

— Поспеши за Велено, — промолвила Метрия прямо в ухо Тренту, отчего волшебник дернулся. — Этот тип направился в самую высокую башню, прихватив с собой какое-то платье.

Велко сменил позицию, стараясь высмотреть сквозь окна хозяина замка. Снаружи смеркалось, и во всех внутренних помещениях зажигались огни. Никто их не зажигал, они разгорались сами собой, освещая каждую комнату. В замке вообще не было ни слуг, ни защитников и вообще никого, не считая Велено и его пленниц. По всей видимости, построившие замок демоны предпочли обойтись без обслуживающего персонала, снабдив строение магической автоматикой. Замок самоосвещался, саморемонтировался, самозапирался, самоубирался и все такое. Во внутреннем дворе росли пирожковии, которые, вероятно, и обеспечивали Велено пропитанием. Надо полагать, что и утилизацию отходов жизнедеятельности замок брал на себя.

Самозажигающиеся огни позволяли великану рассмотреть происходящее внутри, тогда как Велено мог бы заметить Велко, разве что высунувшись из окна. Да и то, скорее всего, принял бы великанову макушку за вершину одного из окружавших холмов. Конечно, замок не был прозрачным, но благодаря обилию окон все, что делалось на верхних этажах, можно было при желании разглядеть. Лишь помещения цокольного этажа оставались недоступными для постороннего взора.

В то время как Трент и Косто выпиливали второй замок, Велено поднимался по лестнице в башню. Присутствия посторонних он не ощущал и скорее всего, просто не мог себе представить, что в столь надежное и безопасное магическое убежище может проникнуть кто-то чужой. Демоны тоже сплоховали, не позаботившись об установке магической сигнализации.

Велено подошел к каморке на вершине башни и заговорил. Велко приставил ладонь к уху, чтобы разобрать слова.

— Я принес свадебное платье твоего размера, чтобы наше бракосочетание состоялось в полном соответствии с обычаем, — сообщил Глохе похититель.

— Я уже говорила тебе, что не пойду за тебя ни за какие коврижки! — отрезала пленница. — Скоро мои друзья явятся мне на выручку, и тогда тебе не поздоровится. Отпускай меня да поскорее, не то пожалеешь!

— Никто за тобой не явится, — возразил Велено. — Мой замок недоступен для смертных, так что на помощь можешь не рассчитывать. Чем тратить попусту время, лучше переоденься: свадьба должна пройти по всем правилам.

— Велено, у тебя со слухом плохо или с памятью? Тебе секунду назад было сказано, что никакой свадьбы не будет. Сколько раз можно повторять одно и то же?

— Ты не нимфа, а настоящая девушка, — хмуро пробормотал Велено. — Раз так, ты способна помнить, что было вчера, а значит, наша семья на следующий день не распадется. Стало быть, я познаю любовь и смогу вернуться домой.

— Ты это уже говорил, и не раз, — напомнила ему Глоха. — А я тебе отвечала, что женой твоей не буду. Я не нимфа пустоголовая, слова свои помню, и приставай ко мне с этим сколько хочешь, ответ будет тот же самый. Так что забирай свое дурацкое платье и проваливай.

«Молодчина! — мысленно поддержал Глоху Велко. — Как она решительно говорит с этим противным нахалом».

— Если ты не спустишься и не пойдешь со мной к алтарю, — ответил на ее увещевания похититель, — я не стану приносить тебе еды. А поскольку ты девушка настоящая, из плоти и крови, голод тебе понравиться не должен. Думаю, что через некоторое время ты придешь к выводу, что быть замужней и сытой гораздо лучше, чем незамужней и голодной.

— Неужто ты готов уморить меня голодом, лишь бы я за тебя вышла? — в ужасе спросила Глоха.

— Да. Надеюсь теперь ты согласна?

— Нет.

— Весьма об этом сожалею, — сказал Велено. — Я, признаюсь, рассчитывал на приятный вечерок, посвященный исполнению супружеских обязанностей. Но что поделать, видимо, придется подождать.

Он просунул платье между прутьями дверной решетки.

— Супружеские обязанности! — в гневе вскричала Глоха, топнув для выразительности маленькой изящной ножкой. — Никогда!

Восторг Велко не знал пределов. «Какая она стойкая, храбрая и умная, — думал великан. — Не дает себя запугать и правильно делает. Скоро ее выручат, а этот противный Велено получит по заслугам».

Между тем Велено направился вниз по лестнице, и тут на его пути возникла Метрия.

— Зря стараешься, олух, — презрительно заявила она. — Приличная девушка никогда не выйдет за такое драконье дерьмо, как ты!

— От дерьма слышу! — невозмутимо отозвался Велено. — Летают тут всякие, только воздух портят.

С этими словами он прошел сквозь демонессу и направился дальше. От ярости Метрия едва не разлетелась на тысячу кусочков и даже почти разлетелась, но тут же совладала с собой и собралась обратно. Будучи для них нематериальной, она не имела возможности оказать какое-либо воздействие на замок или его хозяина, а потому полетела к Глохе.

— Ты правильно поступила, отказав этому грубияну, — сказала она девушке.

— Правильно-то правильно, — жалобно отозвалась Глоха, — да только кушать хочется. После этих цветных попкорнов я крошки в рот не брала.

— Потерпи немного. Косто и Трент спешат тебе на помощь. Они уже в замке.

— Как здорово! Я так рада! Ты представить себе не можешь, как испугал меня этот Велено. Я боялась, как бы он…

Глоха смущенно умолкла.

— Как бы он, что? — живо заинтересовалась Метрия.

— Как бы он не попытался… исполнить супружеские обязанности даже без заключения брака.

— Об этом я как-то не подумала, — хмыкнула демонесса. — И этот болван, похоже, тоже. А мысль интересная.

Метрия испарилась, а вот Велко не на шутку рассердился. Вот ведь противная демонесса, все бы ей шуточки да подначки. Нет чтобы успокоить бедную пленницу! Сразу видно, что у демонов нет ничего похожего на человеческие чувства. Не то что у великанов.

Пока происходил этот разговор, Трент с Косто выпилили второй замок и продолжили путь в башню. Конечно, костяная пила вряд ли могла справиться с железной решеткой, но оказавшись поблизости, Трент получил бы возможность превратить Глоху в такое мелкое существо, для которого металлические прутья не были препятствием. Ну а потом, когда девушка окажется на свободе, ей можно будет вернуть изначальный облик.

Однако возле третьей двери их подстерегала неожиданность. Подойдя к ней, Косто обернулся, чтобы взять жучка, но в этот миг позади него опустилась решетка, причем такая частая, что скелету не приходилось и мечтать просунуть череп между прутьями… Коридор оказался перекрытым. Спасатели сами оказались в ловушке, освободиться из которой не могли, поскольку ничего пригодного для превращения в полезный инструмент в пределах их досягаемости не находилось. Автомагическая система защиты замка оказалась на высоте.

— Пни меня как следует, чтобы я перекомбинировался, — предложил Косто.

— А толку-то? — отозвался Трент. — Череп твой все равно в щель не протолкнуть, а без него остальные кости не смогут нормально функционировать.

— Твоя правда, — согласился скелет. — Жаль, но, по-моему, в сложившихся обстоятельствах толку от меня мало.

— Ну что, ребята? Похоже, вы угодили в переплет? — промолвила возникшая из ничего Метрия.

— Похоже на то, — мягко промолвил Трент. — Мы повели себя глупо и теперь за это расплачиваемся.

Демонесса схватилась за голову, картинно вырвала у себя две длинных пряди волос и воскликнула:

— Как может какой-то нелепый замок взять верх над такой компанией? Ну ладно я, что взять с простой бездушной демонессы, но уж от волшебника все вправе были ожидать большего.

Она выпустила из рук вырванные пряди, и они снова приросли к ее голове.

— Это справедливое замечание, — проговорил Трент еще более мягко, и великан понял, что надо действовать немедленно.

— Волшебник, — сказал он, приблизив лицо к окну, — давай сделаем так: ты превратишь меня в существо, достаточно маленькое, чтобы пролезть внутрь, но не такое крохотное, чтобы от меня не было толку.

— Годится, — кивнул Трент. — Станешь мышкой, а как прошмыгнешь внутрь, обернешься эльфом. В таком обличье ты сможешь поискать ключи от этих дверей. Где-то наверняка есть связка.

Велко прикоснулся пальцем к оконной решетке. Его огромный палец соприкоснулся с крохотным по его меркам пальчиком, и в следующее мгновение великан превратился в мышку, которую Трент держал за лапку. Волшебник отпустил мышку на пол, и Велко, сделав первый шаг, понял, что ходить на четырех лапах очень даже непривычно. Чтобы освоиться, потребовалось некоторое время, однако не столь уж долгое. Вскоре мышка пробралась в соседнее помещение и обернулась к волшебнику в ожидании следующего превращения.

Ощущения при превращении были более чем своеобразными, но оказалось, что трансформация усугубляет его слабость. Великан понял, что допустил оплошность: он и не подумал о том, сможет ли, оставшись больным, но оказавшись при этом еще и маленьким, справиться с поставленной задачей. Глядя снизу на устрашающе огромную ручищу волшебника, он подумал о том, что, наверное, в своем великанском обличье производит на обычных людей такое же впечатление. Ему сделалось не по себе: крохотную мышку Трент смог бы прихлопнуть одним щелчком.

Волшебник действительно щелкнул пальцами, но никого не прихлопнул: мышка превратилась в эльфа. Велко с удовлетворением обнаружил, что даже одет по-эльфийски: оказавшись обнаженным, он почувствовал бы себя неуютно. Однако второе превращение отобрало у него еще некую толику жизненных сил, и теперь он еле держался на ногах. Чтобы не свалиться, Велко пришлось ухватиться за решетку.

— Тебе плохо? — участливо спросил Косто.

— Это просто слабость, — сокрушенно отозвался Велко. — Но… но только боюсь, что еще одного превращения мне не выдержать.

— Прошу прощения, — промолвил Трент. — Я не думал, что превращение может причинить тебе вред, иначе не стал бы тебя превращать. Мне следовало подумать о возможных последствиях.

— Ты не причинил мне никакого вреда, — возразил Велко. — Я немного ослаб, это верно, но сейчас отдохну и возьмусь за дело.

— Ничего себе «не причинил вреда»! Вполне возможно, что мое вмешательство сократило твою жизнь на несколько дней. А сокращать чьи-либо дни дурно, и я никоим образом не должен был совершать столь непродуманный поступок.

— Несколькими днями меньше, несколькими больше, не имеет значения. Главное, чтобы я смог выполнить свою задачу и вызволить Глоху.

Трент с Косто переглянулись, но от высказываний на сей счет воздержались.

— Передохни, наберись сил, — предложил волшебник. — Потом Метрия покажет тебе, где хранятся ключи от замка.

Через некоторое время Велко почувствовал себя получше: во-первых, отдохнул, а во-вторых, освоился в новом облике.

— Я готов, — сказал он.

— Следуй за мной, — молвила материализовавшаяся перед ним Метрия и направилась по коридору. Велко поспешил за ней, но с первым же шагом привалился к стене.

— Ох, горе то мое луковое! — досадливо проворчала демонесса. — Ты что, не можешь двигаться чуток побыстрее? Этак мы всю ночь проваландаемся.

— Он и так болен, а трансформация ослабила его еще пуще, — пояснил Трент. — Надо относиться с пониманием.

— Зачем? — спросила Метрия, уже начиная подтаивать дымком.

— Затем, что без понимания и сочувствия невозможна любовь. Все это взаимосвязано. Ты вроде говорила, что тебе было бы интересно испытать любовь, так имей в виду — без этого ничего не выйдет.

Уже образовавшаяся на ее месте дымная воронка замерла, прекратив вращение.

— Так, стало быть, понимание может способствовать постижению любви?

Смерч закрутился в обратную сторону, и дым снова уплотнился в фигуру демонессы.

— Послушай, для меня все это ново и необычно. Без твоих советов не обойтись. Подскажи, как мне правильно проявить понимание. Что стал бы делать на моем месте человек, наделенный душой? Взять хотя бы тебя.

— На твоем месте, — ответил Трент, — я постарался бы помочь ему передвигаться, поддержал его и физически, и морально.

— «Иморально» это как?

— Не «иморально», а морально.

— «Аморально»?

— Да нет же, морально.

— Это каким манером?

— Ну, например добрым словом.

— Хм… на мой взгляд, должны существовать способы повеселее. Но тебе виднее.

Она обернулась к Велко.

— Не сомневаюсь, ты сумеешь справиться с этим делом, — с убежденным видом сказала ему демонесса. — А я, со своей стороны, окажу тебе всяческую поддержку.

— Спасибо, — ответил пребывавший в облике эльфа великан. — Трудно и непривычно быть таким маленьким.

Метрия вознамерилась поддержать его рукой, что, правда, получилось не слишком ловко. Велко был ростом с эльфа, а она с обычную женщину, то есть вчетверо выше его, так что не наклоняясь не могла дотянуться и до его макушки. Попытавшись приноровиться то так то этак, Метрия хмыкнула и обернулась эльфийской девушкой. Как отметил Велко — он не мог не отметить этого даже при всей своей слабости, — очень хорошенькой. Демонесса могла принимать любые обличья, но прирожденная кокетливость и тщеславие побуждали ее всегда выбирать внешность, способную вызвать восхищение. В образе дурнушки она чувствовала бы себя столь же неуютно и непривычно, как великан в образе мышки. Протянув руку, она обняла Велко за талию и привлекла к себе.

— Держись за меня, — сказала она. — Нам нужно двигаться быстрее, а так, уверена, тебе будет сподручнее.

Он обвил своей рукой ее стройную, гибкую талию. Этак оно и вправду было сподручнее, хотя и не вполне в том смысле, какой она имела в виду. Они двинулись по коридору, свернули за угол, а когда Велко ненароком запнулся, она прижала его к себе покрепче. Исключительно для удобства. Он поймал себя на том, что рука его находится уже… во всяком случае не совсем на талии.

— Э нет, так дело не пойдет! — раздраженно заявила Метрия.

— Прошу прощения, — промямлил Велко. — Это вышло случайно. Я не хотел прикасаться.

— Ой, да прикасайся ты к чему хочешь, — нетерпеливо буркнула она. — Ты ведь совершеннолетний, не так ли? Стало быть, проблем никаких, могу даже трусики показать. Любуйся.

Одежда растаяла, оставив ее обнаженной почти полностью, не считая ярко-розовых трусиков, на которых сейчас покоилась его рука.

— Я о том, что идем мы слишком медленно, а дело наше не терпит. Поэтому лучше я тебя отнесу.

Демонесса заклубилась дымом — рука Велко прошла сквозь трусики и то, что должно было находиться под ними, — и вернула себе обычный человеческий рост, после чего оказалось, что он обнимает ее стройную икру. Наклонившись, демонесса подняла Велко на руки, прижала к упругой пышной груди и решительно зашагала вперед.

Велко решил не возражать. По правде говоря, у него не было особого опыта общения не только с демонессами, но и с великаншами, эльфессами, гоблиншами и женщинами вообще, а потому он плохо представлял, как следует вести себя в подобных обстоятельствах. Поскольку его еще и одолевала слабость, Велко предпочел положить голову на ее уютную грудь и предоставить ей нести его, куда она сочтет нужным. «В конце концов, — резонно рассудил больной великан, — это далеко не худший способ передвижения, и раз уж мне выпала возможность испытать его перед уходом со сцены, то отказываться было бы просто глупо».

Метрия двигалась быстро и уверенно, так как уже успела неплохо изучить замок. Демонесса не имела возможности как-либо воздействовать на него, однако ничто не мешало ей перемещаться в нем совершенно свободно, чем демонесса сейчас и пользовалась. Весьма кстати, ибо Велко сильно сомневался в возможности проделать весь этот путь самостоятельно.

Метрия шла мимо множества зарешеченных темниц, по большей части занятых нимфами.

— Выпустите нас, добрые люди! — умоляли пленницы. — Мы не знаем, что это за ужасное место, как мы сюда попали и что с нами будет. Нимфы созданы для того, чтобы веселиться, резвиться и радоваться жизни, но жизнь в заточении нас вовсе не радует.

— Нужно вызволить бедняжек, — сказал Велко.

— Почему? — спросила демонесса. Похоже, она и вправду этого не понимала.

— Да потому, что даже такие пустые и легкомысленные создания, как они, имеют право жить по-своему, коль скоро это не мешает другим.

— Ну, я-то ищу любви, а любовь не имеет к таким вещам приношения.

— Чего?

— Утешения, подношения, потрошения, устрашения…

— Может, отношения?

— Неважно!

— А вот и важно, потому что ты ошибаешься. Вспомни, что говорил тебе Трент насчет понимания и сочувствия. Любовь, чтоб ты знала, это не просто тяга одного пола к другому: будь это так, нимфы с фавнами дали бы по части любви сто очков вперед всем прочим народам. Нет, это куда более широкое понятие. Лишь тот, кто небезразличен к судьбам других, способен испытать настоящую любовь.

— Но разве это не сулит уйму хлопот?

— Да, порой бывает именно так. Но что поделать, всякий, кто хочет любить и быть любимым, должен смириться с возможностью некоторых издержек.

— Значит, если мне будет не все равно, что станет с этими безмозглыми нимфами, я смогу полюбить мужчину?

— Ну, связь тут, наверное, не такая прямая, но все-таки она есть. Именно потому, что ты не человек, не имеешь души и никого не любишь, тебе нет дела ни до бед и несчастий других существ вообще, ни до какого-то отдельно взятого человека.

Демонесса промолчала, как видно, обдумывая услышанное. Тем временем они приблизились к комнате перед главной входной дверью замка, на крюке у которой висело кольцо с одним-единственным ключом. Ключом, возможно, подходившим не только к наружной двери, но и ко всем замкам замка. По всей видимости, Велено брал его с собой, когда покидал замок или шел запирать очередную нимфу, а в остальное время держал здесь.

Метрия поставила Велко на пол, и он потянулся к крюку, но оказалось, что ключ висит слишком высоко. Метрия попыталась взять его сама, но ее пальцы прошли сквозь кольцо.

— Дерьмо драконье! — выругалась она. — Все время забываю.

Затем демонесса подхватила Велко под мышки и подняла к крюку.

Ключ оказался тяжелым, но все же не настолько, чтобы Велко не мог с ним справиться.

— Спасибо, Метрия, — с чувством промолвил он, сняв кольцо с крюка. — Теперь мы можем освободить Трента, Косто и Глоху.

— За что ты меня благодаришь? — не поняла демонесса. — Я помогаю тебе постольку, поскольку Трент сказал, что мне надлежит проявить понимание. Вот я и проявляю, как могу.

— Но я-то не демон, а живое существо, способное и любить, и испытывать благодарность за помощь. Благодарность вполне естественное чувство, а уж в моем положении, когда я вдобавок к болезни еще и сделался маленьким, естественное вдвойне.

— Погоди. Ты хочешь сказать, что если я хочу познать любовь, мне необходимо стать размазней и начать распускать нюни? — возмущенно спросила она.

— Нет, — с улыбкой ответил Велко. — Просто не стесняйся обнаруживать свои чувства, если они у тебя, конечно, имеются.

— Имеются, можешь не сомневаться. Во-первых, я испытываю досаду, глядя на неуклюжих, нелепых смертных, во-вторых, мне нравится морочить им головы и потешаться, когда им случится попасть в переплет. В-третьих, я люблю дразнить их, особенно олухов мужского рода, своим телом.

На ней появилось ярко-красное, обтягивающее фигуру платье, глубокий вырез которого открывал соблазнительную грудь, а коротенькая юбочка так и норовила показать трусики.

— Ага! — воскликнула она. — Вот и у тебя глаза на лоб полезли.

Велко заморгал, стараясь вернуть глаза на место.

— Верно, — честно признался он. — Твое тело производит сильное впечатление. Не могу не признать, что оно заслуживает всяческого восхищения.

— Хм… И как, с твоей точки зрения, должна отреагировать на такое высказывание девица, способная испытывать настоящие чувства?

— Ну, по правде сказать, я не шибко разбираюсь в девицах. Однако, по-моему, она могла бы чуточку — совсем чуточку — зардеться, скромно потупить взор и сказать «спасибо», но с таким видом, будто это не имеет для нее особого значения. Хотя на самом деле она, несомненно, довольна услышанным комплиментом.

Демонесса едва заметно покраснела, скромно потупила очи и чуть смущенно пролепетала:

— Спасибо.

Потом она снова подняла на него глаза.

— Так, что ли?

— Именно. Все правильно. Ты просто на лету учишься.

Демонесса снова покраснела, снова потупила очи и снова пролепетала «спасибо».

Получилось безукоризненно — но все же без истинного чувства. Велко не стал заострять на этом внимание, тем более что его ждало то дело, ради которого он здесь и находился.

— Пойдем, — сказал он, чувствуя, что малость поднабрался сил, и они покинули комнату.

Стоило им выйти в коридор, как сидевшие в клетках нимфы снова заголосили, умоляя отпустить их на волю. Велко заколебался. С одной стороны, держать взаперти этих невинных созданий, имея возможность освободить их, было нехорошо, но, с другой, — он не мог позволить себе отпирать темницу за темницей. Это потребовало бы немалого времени и могло поставить под угрозу успех его дела. Такой риск показался ему недопустимым.

— Я вернусь за вами, как только покончу с одним важным делом, — пообещал Велко.

— Но ты можешь и не вернуться! — рыдая, восклицали нимфы.

У бедного великана сердце разрывалось, ведь это было правдой. В конце концов он не выдержал и сказал:

— Ладно, но поступим так. Я выпущу одну из вас, а она пусть сама поищет ключ и откроет остальные темницы.

Но тут возникла другая сложность — оказалось, что он не достает до замочной скважины. Метрия подняла его, однако ключ поворачивался туго и сил сделать это у него не было. К счастью, демонесса и тут пришла на помощь: надавить на ключ она не могла, но вот на эльфийские ручонки Велко — вполне, что и было сделано.

Послышался щелчок, и решетчатая дверь распахнулась.

— Спасибо тебе, славный спаситель! — воскликнула нимфа, выскочив из темницы во всей своей обворожительной наготе, и поцеловала его в лоб. Поцелуй достался ему, когда он находился на весу: Метрия еще не успела поставить его на пол.

— Это, по-твоему, правильная реакция? — с интересом осведомилась демонесса.

— Пожалуй, да, — ответил Велко, отводя смущенный взгляд от пышных достоинств нимфы. Оказалось, что и малый рост может иметь некоторые преимущества. — Я оказал ей услугу, и она отблагодарила меня на свой манер. Души у нее нет, однако ее порыв был вполне искренним.

— Ну что ж, пошли дальше, — сказала Метрия, поудобнее пристраивая Велко у груди, чтобы нести его дальше прежним манером.

— Эй, что тут такое! — послышалось сзади. Они оглянулись, и увидели Велено.

Испуганно завизжав, нимфа заметалась по коридору, ища куда бы спрятаться. И, разумеется, не нашла никакого другого укрытия, кроме своей недавней темницы. Она нырнула туда и закрыла за собой решетчатую дверь.

— Ну погоди, обормот несчастный! — воскликнула Метрия и решительно направилась к Велено. Да не просто так, а в столь соблазнительном виде, какой трудно было себе вообразить. Глаза нимфоманьяка остекленели: Велко полагал, что ощущения хозяина замка ему понятны, и догадывался, что если бы он не заслонял ту часть тела демонессы, которая побуждала глаза лезть на лоб, эффект был бы еще сильнее.

— Не уйдете! — закричал Велено, норовя схватить демонессу.

Конечно, хапать женщин этот малый научился, однако по части демонесс опыта не имел, и все происшедшее впоследствии оказалось для него полной неожиданностью. Устремившись навстречу, он столкнулся — но, вопреки своим ожиданиям, отнюдь не с ней. А с Велко. Метрия, неспособная взаимодействовать с чем бы то ни было, несущим на себе чары замка, просто прошла сквозь него, а вот превращенный великан, будучи существом вполне материальным и, следовательно, непроницаемым, оказался у него на руках.

— Уф! — одновременно выдохнули Велено и Велко, глядя один другому в глаза, и нимфоманьяк уронил Велко на пол. И тут оказалось, что малый рост имеет еще одно преимущество: становясь меньше, вы становитесь и легче. Рухнув с такой — по отношению к своему росту — высоты в великанском обличье, он бы и косточек не собрал, а вот в эльфийском — просто опустился на ноги и шарахнулся в сторону темницы, где укрылась нимфа. Которая, со своей стороны, бросилась к решетке, чтобы поддержать его и не дать ему упасть.

Но Велено в первый момент было не до упавшего из его рук «эльфа»: он таращился вслед уходившей Метрии. Посмотреть, разумеется, было на что, и лишь спустя несколько мгновений до нимфоманьяка дошло, с кем он имеет дело.

— Да ты демонесса! — разочарованно проворчал он.

— Ну и что? — откликнулась она, обернувшись. На руках у нее на сей раз никого не было, так что вид глазам Велено предстал совершенно умопомрачительный. — Да, я демонесса, но ведь ты и сам не подарок.

— Если бы только ты была смертной! — простонал нимфоманьяк. — Ты в тысячу раз лучше подходишь для брака, чем та придурковатая коротышка, крылатая гоблинша.

Слегка зарумянившись Метрия потупила взор и пролепетала: «Спасибо», добавив к этому рекомендованному комплекту действий глубокий вздох, вызвавший волнующее колебание всего, что только могло волнующе колебаться.

Велено, похоже, едва удержался на ногах. Впрочем, и Велко наверняка свалился бы на пол, не поддержи его нимфа.

— А что у нее есть такого, чего у нас нет? — спросила нимфа, на которую чары Метрии такого воздействия не оказали.

— Одежда, — ответил Велко. — Она добавляет таинственности, придает уверенности и хм… как бы приподнимает.

— Подумаешь! Мы тоже могли бы натянуть одежку, появись у нас такое желание.

— А она, появись у нее такое желание, может одежду снять, — сказал Велко. — Причем без помощи рук.

Но их обмен мнениями не имел существенного значения. Основной разговор велся в центре помещения.

— Зачем ты притащила эльфа? — спросил Велено.

— А зачем ты натаскал полный замок нимф? — ответила вопросом на вопрос Метрия. — Зачем ты их угощаешь?

— Что делаю?

— Навещаешь, защищаешь, прекращаешь, оповещаешь, помечаешь, постигаешь…

— Ты хочешь сказать, «похищаешь»?

— Неважно!

— Я ищу ту, которая меня полюбит.

— Ишь ты, дерьмо тараканье, размечтался… — неожиданно она осеклась. — Постой, так чего ты добиваешься?

— Любви.

— Хм… я думала, тебя интересуют лишь плотские утехи, а ты, оказывается, не такой.

Метрия приосанилась, вздохнула еще глубже, и вырез ее платья отреагировал на это весьма заметным образом.

— Я мог бы сказать то же самое про тебя, — промолвил Велено, пожирая глазами упомянутый выше вырез. — Поверь мне, как только я обрету желанную любовь, все нимфы будут тут же распущены по домам. То, что я держу их взаперти, не доставляет мне ни малейшего удовольствия.

— Так почему же ты не отпускаешь каждую из них сразу после того, как узнаешь, что любви тебе от нее не дождаться?

— Я это уже объяснял.

— Может быть. Но не мне.

— Дело в том, что я не в состоянии отличить одну от другой, — с тяжелым вздохом пояснил Велено. — Вот мне и приходится оставлять всех единожды использованных в замке под замком.

Метрия, кое-что припомнив, откликнулась на его вздох своим, да таким, что будь ее платье сшито из обычного материала, оно бы непременно лопнуло, а уцелело лишь потому, что являлось таким же сверхъестественным, как и она сама. Затем демонесса прошла сквозь впавшего в ступор нимфоманьяка, подхватила на руки Велко и зашагала но коридору.

— Эй! — закричал ей вслед вышедший из оцепенения Велено. — Оставь эльфа! Брось его на пол! Не уноси его, у него мой ключ!

— Вот именно — ключ, — подтвердила Метрия, ускоряя шаг. Велко подпрыгивал на ее груди, но, к счастью, никакой опасности это для него не представляло. О женскую грудь еще никто не разбивался.

— Ты не можешь так поступить! — крикнул нимфоманьяк, пустившись за ней вдогонку.

— А вот и могу! — отозвалась демонесса и рванула бегом. Взлетев по лестнице, она пересекла площадку и стала подниматься но второму пролету, в то время как Велено топал по ступенькам первого.

Неожиданно нимфоманьяк споткнулся, и Велко понял, что бедолага, подняв голову, ненароком увидел демонические трусики Метрии. Демонесса умело использовала свои достоинства.

Но спустя мгновение топот позади возобновился: придя в себя, преследователь уже не увидел перед собой того, чего ему не следовало видеть, и смог вспомнить о том, что ему следовало делать. Но Метрия уже успела основательно от него оторваться.

— Хотелось бы мне хоть на часок разжиться душой, — промолвила она на бегу. — Только на долгий часок: что такое любовь — за короткий не выяснишь.

— Я от всего сердца желаю, чтобы тебе это удалось, — отозвался Велко. — Ты помогаешь мне, а каковы при этом твои побуждения, для меня не так уж важно. Я все равно тебе благодарен и очень хотел бы найти какой-нибудь способ тебя вознаградить.

— Я тоже была бы не прочь оказаться каким-то способом вознагражденной. Хотя полагаю, что мне придется как-нибудь вознаграждаться самой.

— Наверное. Но, надеюсь, ты все равно своего добьешься.

За этим разговором они выбрались на тот этаж, где угодили в ловушку Трент с Косто. Тут их поджидало разочарование. В спешке Метрия перепутала лестницы — это и немудрено, когда они совсем одинаковые, — а в результате оказалась совсем не в том коридоре. Она заметалась по этажу, но волшебника и скелета нигде не было. Зато топот Велено слышался все ближе.

— Освободи нас! Освободи нас! — хором кричали заточенные нимфы, но на сей раз Велко и Метрии было не до них. Демонесса пыталась сориентироваться.

— Что за путаница! Чтобы ему провалиться, этому замку! — восклицала она на ходу. — Понатыкали тупиков, демон ногу сломит. И главное, я в одно мгновенье могла бы оказаться где надо, но только без тебя и без ключа.

— Но смотри, вот путь наверх, — подсказал Велко. — Вдруг он ведет в башню, где заточена Глоха. Мы можем вызволить ее, а уж потом заняться Косто и Трентом.

— Ага, попались! — заорал, появившись на виду, Велено.

— Как бы не так, придурок! — крикнула в ответ Метрия и рванула с такой скоростью, что ее длинные волосы вытянулись позади горизонтальным шлейфом. Подбежав к замеченной Велко винтовой лестнице, она понеслась наверх такими прыжками, что великан испугался, как бы не выронить ключ.

К счастью, этого не произошло. Верхнюю площадку перегораживала решетка, а за решеткой сидела Глоха.

— У нас есть ключ! — выдохнул Велко, едва Метрия остановилась перед дверью.

— Это здорово, — воскликнула Глоха, но тут же посмотрела на незнакомого эльфа с сомнением. — А ты кто такой?

— Я великан Велко, — ответил он, сообразив, что Глоха его не узнает. — Косто с Трентом угодили в ловушку, и волшебник превратил меня в эльфа, чтобы я смог завладеть ключом.

— Велко! — ахнула изумленная Глоха. — Вот это да, в жизни бы не узнала. Как ты изменился!

Она всмотрелась в стоявшего перед дверью эльфа и добавила:

— Впрочем, теперь вижу, что в тебе есть его черты. То есть твои черты. Ты такой…

— Невзрачный, — закончил он за нее. — Это естественно, ведь в нормальном состоянии я должен быть невидимым. А ты должна согласиться с тем, что для невидимки, великан он или нет, внешность не так уж важна.

Произнося эту фразу, Велко вставил ключ в скважину, после чего Метрия, как и раньше, помогла ему отомкнуть замок.

Раздался щелчок. Велко налег на дверь, Метрия на Велко, и решетка распахнулась.

— Спасибо тебе! — вскричала Глоха, пылко обнимая освободителя. Будучи гоблиншей, она вдвое уступала ростом Метрии, но во столько же раз превосходила его, поэтому ей пришлось наклониться к нему и поднять на руки. Ощущение было непередаваемое, ведь она выражала свою благодарность вполне искренне и, в отличие от Метрии, с душой.

Однако обрадовались они рано. За всеми этими объятиями, ахами и охами никто не заметил подоспевшего Велено.

Зловеще расхохотавшись, нимфоманьяк захлопнул решетку. Метрия в последний момент попыталась преградить ему путь, но он, как и раньше, прошел сквозь нее.

— Ключ! — вскричал Велко, когда Глоха опустила его на пол. — Он остался в замочной скважине!

— Больше его там нет, дурья башка, — с мрачным удовольствием сообщил Велено, запирая дверь и вынимая ключ из замка.

— Отдай! — крикнула Метрия и попыталась выхватить у него ключ, но ее рука прошла насквозь. Попытка не удалась.

— Вот блин! — выругалась демонесса.

— О каких оладьях идет речь? — ехидно осведомился Велено.

— Поджарь глазунью из своих собственных…! — недипломатично выразилась Метрия.

— Кстати, о блинах, яичнице и всем прочем, — промолвил нимфоманьяк, глядя сквозь решетку на Глоху. — Советую тебе, гоблинша, не тянуть зря время и поскорее согласиться выйти за меня замуж. Каждые несколько часов я буду заглядывать сюда и спрашивать, готова ты или нет. Сдается мне, что и ты, и твой приятель эльф довольно скоро проголодаетесь да и пить захотите.

— Никогда! — крикнула Глоха ему вслед.

Метрия обратилась в дым и, сгустившись внутри запертой клетушки, сказала:

— Так уж вышло, но я тут ничего поделать не могу. Дверь мне не открыть, к ключу не прикоснуться. По всему выходит, что делать тут больше нечего. Пожалуй, пора полететь в другое место и поискать себе другую забаву.

— Постой! — воскликнул опасавшийся такого поворота событий Велко. — Погоди! Ты ведь провела столько времени, изучая человеческие чувства, так неужто сейчас покинешь своих спутников на произвол судьбы? А ведь ты могла бы поступить по-дружески и призвать к нам помощь.

— А с какой стати я стану этим заниматься?

— Но ведь будь у тебя душа, ты бы поступила именно так. Некоторое время назад ты сама рассказывала мне, что испытываешь некоторые чувства. Возможно, что, продолжая вести себя по-человечески, ты проникнешься чувствами настолько, что тебе сделается доступной даже любовь.

— Ладно, — ответила Метрия после недолгого раздумья. — Попробую еще разок, вдруг все-таки толк выйдет. Но на какую помощь вы рассчитываете? Где мне ее искать?

— Перенесись к родичам Глохи и сообщи им, где она и в каком положении. Расскажи, что ее хотят принудить к замужеству, и приведи их сюда.

Метрия задумалась.

— А ты действительно считаешь, что это будет душевным поступком? — спросила она через некоторое время.

— Безусловно! — заверила ее Глоха. — А еще душевнее будет, если ты оповестишь и крылатых кентавров. И великанов.

— Ну у тебя и запросы! — возмутилась демонесса. — А сырку с луны тебе не принести?

— Да, она просит немало, — подтвердил Велко. — Пожалуй, на такую просьбу мог бы откликнуться только по-настоящему душевный человек. Даже я бы сказал, великодушный.

— Ладно, чего там… — буркнула Метрия и исчезла. В башне воцарилось молчание.

— А ты и вправду Велко? — спросила Глоха через некоторое время.

— Правда, — ответил он. — Мне и самому чудно быть таким маленьким, но так уж вышло. Ты не возражаешь, если я присяду? Слабость, знаешь ли, еле на ногах держусь.

— Будь у меня подушка, с удовольствием бы предложила ее тебе, — отозвалась Глоха. — Но увы, придется довольствоваться каменным полом.

— Ничего, сойдет и так, — промолвил Велко. — Прости, что мне не удалось тебя выручить.

— Но ты пытался. Большое тебе за это спасибо.

— Мне следовало помнить о ключе: я должен был вынуть его, как только повернул, — буркнул он, сердясь на себя. — Какая непозволительная оплошность!

— Ничуть не большая, чем моя, та, из-за которой я угодила в ловушку сама да еще и подвела своих друзей. А тебе не стоило рисковать из-за меня.

— А вот и стоило.

— Думаю, что твоя порядочность под стать твоему росту, — с улыбкой сказала Глоха. — Я, конечно, имею в виду твой рост в твоем обычном великанском состоянии.

— Порядочность тут ни при чем. Я так и так поспешил бы тебе на помощь.

— Но почему…

— Потому что я…

Велко осекся; он понял, что сказать правду не сможет. Да и какой в этом смысл, коль скоро они существуют каждый сам по себе, в разных измерениях. Их жизненные пути пересеклись совершенно случайно и ненадолго: ей еще жить да жить, а он все равно скоро умрет.

— Потому что мне следовало поступить именно так.

— Ничего подобного! Я вела себя глупо, и должна за это поплатиться. Из-за меня и ты попался, и Трент с Косто в ловушку угодили… — Глоха умолкла, вздохнула и сокрушенно пробормотала: — Может быть, мне и вправду согласиться выйти за этого нимфоманьяка Велено. Тогда он отпустит и вас, и нимф, вы ему ни к чему.

— Нет! — в ужасе вскричал Велко.

Столь пылкая реакция заставила ее воззриться на него с удивлением и сменить тему.

— А каково это быть великаном? — поинтересовалась она.

— Ну… чувствуешь себя большим.

Глоха рассмеялась, и у Велко потеплело на сердце. Он так любил ее смех.

— Ну, это понятно, — промолвила Глоха. — Я имела в виду немножко другое: чем вы занимаетесь и все в этом роде. Откуда вообще берутся великаны? Такие большие и к тому же невидимые?

— Это не очень интересная история, — отозвался Велко с несколько нервным видом.

— Тебе неловко ее рассказывать? Прости, мне не следовало допытываться. Но я просто полюбопытствовала.

— Не в этом дело, — пробормотал он. — Я с удовольствием расскажу тебе о нашем народе, а нервничаю и ерзаю из-за своей проклятой слабости. Камень твердый, и мне трудно на нем сидеть.

— Да, пол здесь не мягкий, — согласилась Глоха. — Но этому горю, думаю, помочь можно. Давай я возьму тебя на руки.

Он решил, что ослышался.

— Я… ты… что…

— Я теперь больше тебя и гораздо мягче пола. Мне на этом камне сидеть нетрудно, а держать на руках тебя, в этом обличье, конечно, вовсе не тяжело.

— Но это… это неправильно, — возразил Велко.

— Почему?

— Потому что я…

И снова он не смог ответить. Это при том, что оказаться у нее на руках ему очень хотелось.

— Эй, Велко! — она склонила к нему головку. — Так ты объяснишь мне, в чем дело?

— Э… нет, просто…

— А раз нет, так и говорить не о чем. Ты помогал мне, когда вовсе не обязан был это делать, а теперь я помогу тебе. Мне это совсем нетрудно, жаль только, что у меня нет возможности отблагодарить тебя лучше.

Возражений у Велко не нашлось. Он попытался подняться с пола, но оказался слишком слабым даже для этого.

— Ой, бедняжка, да ты и вправду совсем ослаб, — заботливо промолвила Глоха. — Надо полагать, превращения не дались тебе даром. Не говоря уж о том, что силенки у тебя теперь эльфовы, а болезнь прежняя, великанская.

Девушка присела рядом с ним и усадила его к себе на колени. Голова Велко оказалась как раз на уровне ее маленькой груди.

— Ну как? Так лучше?

— Здорово. Правда, я ощущаю себя ребенком.

Глоха рассмеялась и принялась его укачивать.

— Я тебя понимаю, — проговорила она. — Сама-то я, когда имею дело с людьми, чувствую себя примерно так же. Мой природный рост совсем невелик, но надо же и мне когда-то ощутить себя большой.

Глоха откинулась к стене и попросила:

— Ну а теперь расскажи мне про великанов.

— Несколько столетий назад предки нынешних великанов были обычными людьми обычного роста. Жили они в одной из деревенек центрального Ксанфа и занимались сбором бубликов, обильно произраставших на местных деревьях. Бублики они поедали, а дырки от них с немалой выгодой обменивали у соседей на нужные товары. Случалось им сбывать и рукава от жилеток, но это уже было дополнительным промыслом. Дырки же были ценным строительным материалом, поскольку требовались при возведении любых зданий и сооружений. Спрос на них был устойчивым, и сельчане ни в чем не знали нужды.

Однако жизнь их была отнюдь не безмятежной. В окрестностях деревни обитали такие представлявшие угрозу для здоровья и жизни чудовища, как драконы, грифоны, речные змеи, огры и тролли. Соседство это сельчан не радовало, но и перебираться в другие места они не хотели: такого обилия дырявых бубликов больше нигде не было. Чудовища же отличались отменным аппетитом, и население деревни сокращалось такими темпами, что при их сохранении деревне предстояло опустеть в самое ближайшее время.

И тут кто-то из сельчан прослышал, что соседний волшебник или, во всяком случае, подколдун, ищет помощников для осуществления какого-то важного замысла. Жителям деревни пришло в голову, что они могли бы заключить сделку: помочь ему, если он поможет им. Они направили своих представителей на переговоры, и те выяснили следующее: талант волшебника заключался в Увеличении. Он мог увеличивать живые существа в размерах, причем делать их не просто большими, а огромными. Жителям деревни такая перспектива показалась более чем привлекательной: ведь сделавшись огромными и могучими, они смогут не бояться никаких хищников. Худо ли стать здоровяками, способными отмахиваться от грифонов и драконов как от надоедливых мух? Итак, они заключили сделку: они строят для волшебника впуклую гору (всякому ясно, что без большого числа дырок такую не соорудить, получится выпуклая), а он взамен делает их большими.

Собрав вещички, селяне перебрались к месту жительства волшебника, который без отлагательства приступил к делу: прикоснулся к первому из новоприбывших, и тот стал великаном.

Но тут выяснилась одна подробность: талант волшебника действовал только на самих превращающихся, а не на их одежку. Штаны и рубаха новоявленного гиганта разлетелись в клочья, и он оказался на виду совершенно голым, отчего, разумеется, пришел в смущение, как и его сородичи.

— Не переживайте, — стал утешать их волшебник. — Вашей наготы никто не увидит.

— Ничего себе, не увидит! — возразила одна из женщин. — Да этак мы будем светить задами по всему Ксанфу. И где, скажи на милость, разжиться новой одеждой: такой размер не растет ни на каких деревьях!

— Это не имеет никакого значения, — возразил волшебник. — Вы сможете вовсе обходиться без одежды. Смотрите внимательно.

— Куда? — спросила, хихикнув, женщина. — По-моему, это неприлично.

— А по-моему, уже нет, — буркнул волшебник. Женщина обернулась к превращенному и ахнула. Причем так громко, что все повернулись в ту же сторону и ахнули уже хором.

Голый великан стремительно таял в воздухе. Его мощный зад уже не светил на весь Ксанф: сквозь него начинали проступать окрестности.

— Он исчезает! — раздались испуганные крики.

— Никаких исчезновений, — горделиво заявил волшебник, — Вы имеете дело с визуальной диффузией. Дело в том, что обычная оптическая видимость присуща человеку обычных размеров. С расширением тела его зрительный образ распределяется по все более широкому пространству, пока наконец не выходит за пределы восприятия. Великан становится невидимым, но остается вполне материальным.

Селяне, для которых словечки вроде «визуальный» или «диффузия» звучали то ли ругательствами, то ли заклинаниями, из этого диалога уразумели мало: они завороженно взирали на растворяющийся в воздухе необъятный зад своего односельчанина. Он пропал из виду, однако, приблизившись, все могли потрогать огромные, похожие на колонны голые ноги. Превращенный и вправду никуда не делся.

— Вообще-то мы так не договаривались, — принялся нудить кто-то.

— Коли вы такие занудные нудисты, так вам голышом ходить в самый раз, — буркнул чародей, но это его высказывание также осталось непонятым. Тогда он испробовал другой подход.

— Вы же умные люди…

Это утверждение деревенский народ выслушал не без удивления, но с удовольствием.

— …давайте рассуждать логически.

— Давайте, — согласились селяне, но рассуждать предоставили ему.

— Так вот, будучи столь огромными, вы практически не будете нуждаться в еде и тепле в силу особого аспекта магии, именуемого эффектом квадратного куба, а если пища вам все же потребуется, то ваше тело сможет автоматически преобразовывать человеческие порции в великанские. Пялиться на вас или беспокоиться по поводу вашего приближения никто не станет в силу вашей невидимости, так что и стесняться вам будет некого. Таким образом, ваши размеры и невидимость обеспечат вам одновременно и безопасность, и неприметность. Ни у кого в Ксанфе не будет столь замечательных преимуществ.

Селяне задумались, и чем больше они думали, тем более убедительными казались им доводы волшебника. Правда, многих волновало, как они будут находить друг друга, но порешили, что поначалу для этого подойдет ауканье. Ну а со временем все как-нибудь утрясется.

Таким образом волшебник увеличил всех остальных. Люди, понятное дело, смущались и краснели, когда на них лопалась одежда, но через некоторое время все они, включая детишек, стали огромными и невидимыми. При этом у самих свежеиспеченных великанов со зрением все было в порядке.

— Вам повезло, что вы живете не в Обыкновении, — сообщил им волшебник. — Там действуют совсем другие законы, в соответствии с которыми нельзя быть зрячим, будучи прозрачным. Тамошний свет проходил бы сквозь ваши глаза не задерживаясь, чтобы оставить изображение окружающей действительности, но у нас в Ксанфе о таких мелочах беспокоиться не приходится. Магия думает за вас.

Удовлетворившись сказанным, новоявленные великаны быстро соорудили для волшебника огромную впуклую гору, после чего взялись за руки и направились на поиски уединенных и отдаленных мест, где могли бы жить, никого не тревожа. Будучи народом миролюбивым, они не хотели неприятностей не только для себя, но и для других. Со временем им удалось найти не заселенный людьми край и обосноваться там. Великаны приспособились к наготе: оказалось, что одежда нужна им лишь для того, чтобы сделаться видимыми, но, во-первых, в видимости не было никакого видимого смысла, а во-вторых, даже если кто и разживался одежкой, она на нем довольно быстро линяла до полной прозрачности. В конечном счете все согласились, что невидимость дает ряд преимуществ.

Первые годы великаны по старой деревенской привычке жили скопом, но постепенно начали разбредаться кто куда. Оно и понятно: при таких размерах нужды во взаимопомощи у них не было, а вот помочь обычным людям они могли и порой помогали. Завалит, бывало, какую-нибудь хижину большим деревом, а великан возьмет и отшвырнет его в сторону, чтобы вызволить попавших в ловушку жителей. Тем и невдомек, что освободил их не порыв ветра, а живое существо. Без дела сидеть скучно, особенно когда сил у тебя столько, что девать некуда, поэтому многие искали себе работу. Мой двоюродный брат Велик, например, нанялся к Конпутеру, топотом загонять людей в его пещеру. Загонять-то он загонял, но чтобы хоть одного раздавить — такого не было. Велик и лес бережет, не то что людей.

А вот Жирару его доброта и мягкосердечие чуть боком не вышли. Он вечно всем помогал и допомогался однажды до того, что принял на себя дурной сон, предназначавшийся маленькому мальчику. В этом сне ему явилась великанша Джина — мальчика она, понятное дело, должна была напугать, но великана очаровала. Бедняга влюбился по самые великанские уши, не зная, что предмета его воздыханий на самом деле не существует. То был всего лишь образ, созданный исключительно для этого сна. Однако любовь творит чудеса, и в конце концов с помощью одного необыкновенного обыкновена ему удалось обрести свое счастье в Сонном Царстве.

Что же до самого Велко, то он любви не испытал и даже не успел о ней толком помечтать. Коварный, нежданно подкравшийся недуг прежде всего сделал его дыхание трудно переносимым даже для других великанов, так что ему пришлось искать уединения. Потом стала исчезать невидимость, а к этим бедам присовокупилась еще и слабость. Все шло к его уходу со сцены, хотя Добрый Волшебник, похоже, считал, что надежда на исцеление есть. Но даже если Велко неправильно понял или истолковал полученный Ответ, он все равно собирался делать то, что считает необходимым и правильным до самого последнего вздоха.

— Как все это печально, — сочувственно промолвила Глоха. — Ты такой славный, добрый, милый. Если кто заслуживает долгой и счастливой жизни, так это ты. Наверное, это очень грустно — умирать молодым. А кстати, сколько тебе лет?

— Сейчас скажу, — отозвался Велко и принялся подсчитывать, старательно загибая пальцы… — Раз… десять… тридцать семь… Ага, получается, что меня нашли в капусте сорок восемь лет назад.

— Ой, так выходит, ты старый! — вскликнула Глоха.

— Не по великанским меркам. Мы живем лет по двести, так что я пока не дотянул и до четверти среднего великанского срока. Если считать по-вашему, так мне будет примерно…

Он снова взялся за пальцы, но производить с их помощью деление было труднее, чем сложение.

— Лет девятнадцать? — попробовала подсказать Глоха.

— Ну, приблизительно так, — согласился Велко. — Это похоже на правду. Но жить при этом мне осталось очень недолго.

— Но должен же существовать способ тебя спасти! — воскликнула она.

— Меня, признаться, куда больше интересует способ спасти тебя, — отозвался он. — Я не могу умереть спокойно, оставив тебя во власти этого гнусного нимфоманьяка.

— Мне и самой не очень-то хочется оставаться в его власти, — созналась Глоха. — Но тебе нельзя волноваться, ты ведь больной. Отдыхай, а я попробую что-нибудь придумать.

— Может быть, Метрия приведет помощь.

— Может быть, — нараспев промолвила Глоха, снова принявшись его укачивать. Велко почувствовал, что ее баюкающие объятия погружают его в сон.

Он рассчитывал умереть, унеся эту тайну с собой, но обмануть себя было невозможно: его, прирожденного великана, угораздило влюбиться в крылатую гоблиншу. Союз их был бы невозможен, даже будь он здоров, а уж в нынешнем его положении ему оставалось лишь надеяться, что Глоха спасется из заточения, и все ее желания исполнятся. Что же до собственной кончины, то он просто не мог представить себе лучшей смерти, чем смерть в объятиях любимой.

Глава 11 МЕТРИЯ

Глоха бережно держала уснувшего Велко в объятиях, чувствуя себя виноватой и перед ним, и перед остальными. Ведь это по ее глупости и опрометчивости друзья оказались в тягостном плену. Трент проделал с ней долгий путь, защищая и оберегая ее всеми силами, а в результате оказался за решеткой. Косто последовал за ними в надежде обрести половинку души, помогал ей, чем мог и тоже стал пленником. Но хуже всего получилось с Велко: великану от них ничего не было нужно, он помогал им совершенно бескорыстно, позабыв даже о возможности собственного спасения. И надо же — оказывается, по великанским меркам его можно считать ее ровесником. Он слишком молод, чтобы умереть!

От этих раздумий ее оторвал топот на лестнице. Перед решеткой появилась освещенная лампой (уже стемнело) физиономия Велено.

— Ну как, готова пойти к алтарю? — осведомился он.

— Никогда! — ответила она решительно, но тихо, чтобы не беспокоить спящего. Бедный великан и без того натерпелся: девушка была рада возможности оказать ему хоть такую услугу.

— Зря время тянешь, все равно согласишься, — заявил нимфоманьяк. — Я подожду.

— А если не соглашусь?

— Ты смертная. Испустишь дух, вот и все.

— Ты не посмеешь! — воскликнула она, и Велко беспокойно шелохнулся. Глоха тут же принялась снова его укачивать.

— Будь уверена, еще как осмелюсь, — рассмеялся похититель. — Но до этого, скорее всего, не дойдет. Чем больше тебе будет хотеться есть и пить, тем более разумным ты будешь находить мое предложение. Кстати, подумай и о твоих друзьях. Они ведь тоже смертные: справедливо ли обрекать их на мучения из-за твоего упрямства?

Сердечко Глохи сжалось: гадкий нимфоманьяк говорил правду. Она и сама задумывалась о том, какое право имела обрекать на смерть Трента и Косто. Велко тот, положим, уже мысленно простился с жизнью, но как быть с другими? Почему они должны платить за ее упрямство и глупость столь ужасную цену?

Однако мысль о замужестве со столь грубым, вульгарным, невоспитанным нимфоманьяком, вдвое превосходящим ее ростом и даже отдаленно не походившим на мужчину ее мечты, казалась ничуть не менее ужасной. Конечно, крылатой гоблинше трудно представить своим мужем человека, но если уж выходить за кого-нибудь из этого племени, то этот кто-нибудь мог бы походить на Трента.

Впрочем, Глоха понимала, что при всей привлекательности подобной идеи осуществимость ее более чем сомнительна.

Но как же ей поступить? Ни брак с Велено, ни голодная смерть отнюдь не казались подходящим выходом: ей оставалось лишь надеяться, что Метрия приведет помощь. Тогда и она, и ее друзья избавятся от гадкого нимфоманьяка и покинут этот гадкий замок.

Велено немного подождал, но ответа не последовало, и он затопал по лестнице вниз. Похититель не сомневался в том, что время на его стороне. И вполне возможно, — хотя об этом не хотелось даже и думать, — был прав. Если только Метрия не…

В каморке заклубился дым.

— Ну вот я и вернулась, — объявила демонесса.

— А помощь привела?

— Не совсем. Но я им положила.

— Что ты им?

— Удружила, услужила, приложила, наложила…

— Доложила?

— Неважно!

Глоха умерила пыл, чтобы не тревожить Велко.

— Итак, ты доложила обстановку. Но кому «им»?

— Всем подряд. Твоим гоблинам, гарпиям, крылатым кентаврам, великанам…

— Великанам?

— Ну да. Этот малый, — она кивнула на мирно посапывавшего в объятиях Глохи эльфа, — он ведь великан.

— Хорошо придумано, — приободрилась Глоха. — Если невидимые великаны придут сюда, они попросту снимут с замка крышу, и я окажусь на свободе. Молодчина, Метрия!

— Спасибо! — пролепетала демонесса, слегка порозовев и потупив очи.

Глоха, изумленная подобной скромностью, потеряла нить размышлений. Впрочем, нить упала неподалеку, так что девушка смогла ее подобрать.

— Так, значит, помощь к нам прибудет? Ты сообщила, где нас искать?

— Ну конечно, я всем все сообщила. Даже сказала огру Загремелу, что Танди задержится с возвращением: ты-то ему так этого и не передала. Все прибудут сюда примерно послезавтра.

— Послезавтра! — воскликнула Глоха, но тут же принялась снова укачивать Велко. — Но до послезавтра мы тут все помрем от голода и жажды! — закончила она уже шепотом.

— Умрете от чего?

— Неважно! Важно то, что Велко ни за что не протянуть так долго без еды. Нам нужно срочно что-нибудь сделать.

— Ну например?

Глоха подавила вздох.

— Например, выйти замуж за Велено.

— Ты хочешь, чтобы я за него вышла?

— Нет. Он хочет жениться на мне, и мне, видно, деваться некуда. Как это ни противно, придется соглашаться. Другого выходя я не нахожу.

Однако демонесса, похоже, полагала иначе. Вся эта история с замужеством ее заинтересовала.

— А что, если все-таки за него выйду я?

— Невозможно. Ты ведь демонесса и любить неспособна. А его чары не рассеются, пока кто-нибудь его не полюбит.

— А разве ты можешь его полюбить?

Сердечко Глохи снова сжалось.

— Да, тут ты, наверное, права. Полюбить я, конечно, способна, но никак не Велено. Он мне противен, а значит, я для него все равно что демонесса. Даже если соглашусь на замужество, его чар это не разрушит, и все будет напрасно. Получается, что для него я все равно что демонесса.

Поняв это, девушка испытала некоторое облегчение.

— А если я выйду за него замуж и притворюсь, будто полюбила? — спросила Метрия. — Одурачу его. Думаешь, это сойдет?

Вопрос показался Глохе трудным.

— Боюсь… — проговорила она после некоторого размышления, — тебе его не одурачить.

— Чтоб ты знала, — искренне вознегодовала Метрия, — я кого угодно одурачу, стоит мне только захотеть. Кого угодно, кроме Балломута.

— А это кто такой?

— У, это демон, профессор УНИВЕРМАГа. Он страшно умный, а насчет всех остальных думает, будто у них в голове один дым. Чаще всего он прав, но из-за того, что вечно выставляет всех дураками, именно его-то и хочется обдурить куда больше, чем кого-либо иного. Но куда там. Я было попробовала прикинуться бедной сироткой, но он меня мигом раскусил. А ведь как старалась, как старалась…

Метрия растаяла в дыму, и на ее месте возникла одетая в лохмотья, изможденная малютка с огромными, полными слез глазами.

— Купите спички! — жалобно заголосила она. — Выручите несчастную сиротку! Бедную, несчастную сиротку, которой не хватает на пропитание!

— Здорово! — от всего сердца восхитилась Глоха. — Сиротка что надо, я бы ни за что не отличила от настоящей.

Личико бедной малютки опечалилось еще пуще.

— Вот видишь, а он мигом вывел меня на чистую воду. Не демон, а кошмар какой-то…

— Это вы о ком? — спросил проснувшийся Велко. Малышка в лохмотьях подняла на него заплаканные глаза.

— Я несчастная маленькая сиротка, добывающая скудное пропитание, торгуя спичками. Всем меня приближают…

— Что с тобой делают?

— Принижают, ублажают, обнажают…

— Может, обижают?

— Неважно! — фыркнула демонесса.

— Привет, Метрия, — сказал Велко со слабым смешком. Сиротка обратилась в дым.

— Кто меня выдал? — осведомилась демонесса, вернув свой обычный обольстительный облик.

— Никто, я случайно догадался, — ответил Велко. Метрия смерила его недоверчивым взглядом, но спорить не стала.

Глоха предпочла вернуться к вопросу, затрагивавшемуся ранее.

— Мне кажется, Велено ты бы смогла провести, — промолвила она. — Только вот этично ли это?

— Кому какое дело до этики, если это сработает? — пожала плечами Метрия.

— Провести Велено? Вы о чем? — спросил Велко.

— Он хочет жениться на женщине, которая его полюбит, — пояснила Глоха. — Метрия может выйти на него замуж и притвориться влюбленной.

— Зачем?

— Ради нашего освобождения.

— Но зачем это ей? — снова спросил он.

— Да затем, — пояснила Метрия, — что такое самопожертвование будет способствовать постижению мною истинной греховности…

— Чего?

— Условности, верховности…

— Может быть, духовности?

— Неважно! — буркнула Метрия.

— Мне кажется, я понимаю, — промолвил Велко. — Метрия считает, что если она сумеет убедить Велено в своей любви, то он освободит нас и нимф, а ее поступок по своей человечности будет близок к человеческому. А это, в свою очередь, приблизит ее к постижению любви. Так?

— Примерно, — ответила демонесса. — Но все, само собой, будет обставлено строгими условиями: или он отпускает своих пленников, или никакого траха.

Что означает последнее слово, Глоха не поняла, однако решила не уточнять: ей почему-то показалось, что лучше этого не делать.

— Звучит более чем заманчиво, — признала она, — но, как мне кажется, мы не можем пойти на это из соображений морали и нравственности.

— Объяснит мне кто-нибудь, почему меня должны интересовать столь странные соображения? — спросила Метрия.

— Дело в том, что такого рода соображения весьма волнуют людей, способных испытывать настоящие чувства.

— Неужто обязательно тыкать мне в нос мою бесчувственность? — досадливо проворчала демонесса.

— Просто чувства — это такая деликатная сфера, — несколько сбивчиво откликнулась Глоха, — что тем, кто их не испытывает, бывает трудно объяснить, что к чему.

— Давайте уточним: этому вашему Велено наличие души ничуть не мешает хватать всех подряд в плен, вызывать с кем ни попадя аистов, морить людей голодом, принуждать девиц к замужеству и вообще делать, что ему вздумается. При этом он считается способным испытывать чувства, надеется обрести любовь, и вообще с ним все в порядке. Но вот одурачить его ради освобождения ни в чем не повинных пленников — это, оказывается, нехорошо. Должна заметить, что эти ваши мораль и нравственность весьма своеобразны.

— Ну… Если смотреть с такой позиции… — растерянно пролепетала сбитая с толку Глоха.

— Велено совершенно безнравственный тип, — пришел ей на выручку Велко. — Но из этого не следует, что и нам надо брать с него пример. Мы предпочитаем руководствоваться не худшими, а лучшими образцами.

— Вот именно! — обрадовано подхватила Глоха.

— Прекрасно, давайте перейдем к практической стороне дела. Предположим, я честно признаюсь ему, что являюсь демонессой и полюбить его по-настоящему не смогу, но вот выйти за него и притвориться влюбленной так, чтобы он избавился от своего магического облизательства…

— От чего?

— Привязательства, отвязательства, завязательства…

— Обязательства?

— Неважно. Речь о другом. Он чего-то хочет, я тоже чего-то хочу. Почему бы нам не заключить сделку? Что тут безнравственного?

— Ну… если условия оговорены заранее, правильно поняты и точно выполняются, то ничего дурного в такой сделке нет, — не мог не признать Велко.

— Но, Метрия, неужели ты готова пойти на это лишь ради возможности почувствовать, что совершаешь благородный поступок? — спросила удивленная Глоха.

— А почему бы и нет? Вы, смертные, испытываете странные и интересные чувства, которые мне не всегда понятны. Любовь, например, увлекает вас до крайности. Мне очень хочется испытать нечто подобное, хотя бы из любопытства.

— Но ведь из того, что ты совершишь хороший, даже очень хороший поступок ради нас, еще не следует, что тебе доведется познать любовь, — сказала Глоха.

— Но ведь и обратного не следует, верно? — отозвалась Метрия, пожав плечами.

Глоха невольно задумалась о том, что для нее самой все обстоит не в пример сложнее. Ей приходится делать ужасный выбор, и если Метрия хочет избавить ее от страшного испытания…

— Наверное, попробовать можно, — сказал Велко. — До сих пор ты вела себя правдиво и все доводила до конца.

— Это самое простое, особенно когда дело касается мужчин, — рассмеялась она. — Любая демонесса может любого мужчину довести до… этого самого.

— Так уж и любого. Я бы так не сказал, — возразил Велко.

— Да ну? А вот когда ты подпрыгивал у меня на груди, тебе это, как мне показалось, нравилось. А нынче ты с тем же рвением прижимаешься к груди Глохи: похоже, это тебе нравится еще больше.

Глоха и Велко оторопели. Девушка изо всех сил старалась не покраснеть, Велко поспешно спрыгнул с ее колен.

— Ты ведь правдивый малый, великан. Если я неправа, так и скажи. В конце концов, мне ничего не стоит обернуться крылатой гоблиншей.

Велко растерянно молчал, но тут ему на выручку пришла Глоха.

— Женщина может сделать мужчину счастливым, — сказала она, — но если женщина не настоящая, то и счастье не будет до конца настоящим.

— Вот тут ты, по-моему, не совсем права, — усмехнулась Метрия. — Если человек считает, что имеет дело с настоящей женщиной, то он и счастлив по-настоящему. Могу продемонстрировать…

— Не надо, мы тебе верим! — торопливо заявила Глоха. — Пожалуй, то, о чем ты говорила, и вправду вполне в твоих силах. Но мы хотели бы быть уверенными в том, действительно ли ты скажешь Велено правду. Чтобы знать, что не участвуем ни в чем безнравственном.

— Никаких затруднений. Я могу выложить ему все прямо здесь, при вас.

— Это будет по-честному, — признали, переглянувшись, Велко и Глоха.

— Договорились. Как только этот тип снова заявится сюда со своими требованиями, я предложу ему сделку.

Глоха и сама не могла бы толком охарактеризовать чувства, которые испытывала по этому поводу. Если такого рода затея не безнравственна, и если она сработает…

Демонесса растворилась, оставив пленников наедине. Велко подыскал местечко и пристроился у стенки.

— Тебе вовсе необязательно сидеть там, — промолвила Глоха.

— А вот и обязательно. Хватит того, что ты уже попала из-за меня в затруднительное положение.

— Тут нет никакой твоей вины. Я взяла тебя на руки, потому что ты был слаб.

— Это не имеет значения. Я намерен делать все от меня зависящее, чтобы избавить тебя от любых возможных неприятностей.

И тут в ее головке стала формироваться смутная догадка.

— Я тебе нравлюсь, не правда ли? — спросила она.

— Это тоже не имеет значения, — уклонился от прямого ответа Велко. — Любой на моем месте повел бы себя так же.

— Вовсе не любой. Потому что мне кажется… — она заколебалась, покраснела, но все-таки собралась с духом и закончила фразу: — Мне кажется, что ты меня любишь.

— Это правда! — подтвердил Велко, просияв. — Чистая правда. Но это ни в коей мере не должно тебя волновать, ибо я не хочу причинять тебе ни малейшего беспокойства…

— Да ты все это уже говорил. По правде сказать, я отношусь к тебе с большой симпатией, и если бы ты не…

— Не был великаном, — печально закончил он за нее.

— Нет, — возразила Глоха, начинавшая понимать кое-что из сказанного Трентом насчет поисков самой себя, — если бы ты не умирал. Я думаю, что я могла бы полюбить тебя, как ты меня, стать тебе другом, как ты стал другом мне. Но даже если я выйду из этого замка, ты от своей судьбы не уйдешь. Тебе-то, увы, не стать снова веселым здоровым великаном, живущим счастливой и радостной семейной жизнью.

— Прости, — промолвил Велко, обдумав ее слова. — Я не подумал об этом, а совершенно напрасно. Ты права, смертельно больному не следует обзаводиться новыми привязанностями и друзьями, потому как это не только бессмысленно, но и жестоко. Как раз по отношению к этим друзьям. Признаюсь, я настолько истосковался по общению, что просто не задумался над тем, имею ли на него право. А в результате оказал вам всем дурную услугу.

— Логика твоя мне ясна, — откликнулась Глоха после некоторого раздумья, — но чувства не позволяют мне ее принять. Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о своем знакомстве с тобой или с волшебником Трентом. Все это время я занималась бессмысленными поисками крылатого гоблина, тогда как мне нужно было повнимательнее оглядываться по сторонам и искать настоящих хороших друзей, вроде тебя.

— Во мне нет ничего такого уж хорошего. Я самый обыкновенный во всем, кроме, может быть, великанского тела. А сейчас не имею и его.

— Это я обыкновенная. То есть, если судить по внешности, крыльям там и всему такому, я единственная в своем роде, но внутренне я — обычная девушка. Хорошо еще, что это путешествие научило меня судить о других не только по внешности.

Оба умолкли. Глохе очень хотелось верить, что Трент с Косто не пали духом: она не могла не винить себя во всех их неприятностях. Ну что ее понесло за тем проклятым попкорном? Мало того, что сама влипла, так навлекла беду и на друзей. И теперь приходится возлагать все надежды на демонессу, которая и помогает-то им исключительно в силу своего демонического любопытства.

С лестницы донесся топот, и она вздрогнула. Неужто Велено? Так скоро? Впрочем, возможно, не так уж и скоро: в темноте трудно судить о времени. Возможно, в промежутках между разговорами она тоже дремала.

На сей раз Велено появился с уставленным едой подносом.

— Ну как, готова ты выйти за меня замуж? — спросил он.

— Нет, — отвечала Глоха. — Но, может быть, кто-то и согласится.

— Нимфы не в счет. Ни одна из них не в состоянии запомнить, что стала замужней женщиной. А ты этого не забудешь.

— Я не о нимфах. Одна моя знакомая совсем не против замужества.

— Кто такая?

— Метрия.

— Кто она?

— Демонесса.

— Ха, демонесса! Демонесса годится для этого еще меньше нимфы, по той простой причине, что не может прикоснуться ко мне, как и ко всему прочему в замке. Каким, спрашивается, образом мы бы с ней стали исполнять супружеские обязанности?

И в этот миг появилась Метрия. Одета она была не столь вызывающе, как обычно, однако изысканно и богато. На шее ее красовалось ожерелье, в волосах блистала тиара.

— Я тут кое-что разузнала об этой Нотариальной республике, — промолвила она, — и выяснила интересные факты. Ни один демон не может соприкоснуться ни с чем и ни с кем, несущим на себе чары замка, а стало быть, и с тобой в его стенах. Но снаружи мы можем соприкасаться, сколько и как заблагорассудится. Более того, женщина, совершившая с тобой свадебный обряд за пределами замка, будет воспринята замком как его хозяйка, то есть после женитьбы ты сможешь соприкасаться с нею и внутри.

— А что, — задумался Велено, — может быть, ты и права. Я на сей счет не размышлял, потому что поймать демонессу все равно не мог, а сами они никакого интереса ко мне не проявляли. Ты первая… ежели не шутишь.

— Какие шутки, Велено. Я и вправду готова выйти за тебя замуж. Но не просто так, а за плату.

— Какую?

— Ты освободишь пленников. Всех — и смертных, и ходячий скелет.

— Я уже говорил тебе, что не могу отпустить нимф, пока не найду нужную женщину.

— Ну а когда ты убедишься, что я и есть нужная женщина?

— Как только я обрету любовь, этот вопрос решится сам по себе. Они будут освобождены автоматически.

— Автоматически? — переспросила Глоха.

— Именно. Замок растворится, и все окажутся на воле.

— Ага, все это входит в обязательства, — подтвердила Метрия. — Ладно, стало быть, на сей счет можно не беспокоиться, но кое о чем придется договориться. Я хочу, чтобы ты накормил всех, кто в этом нуждается, прямо сейчас. И этих двоих, и Трента.

— Вот поженимся, они и поедят.

— Ладно, давай приступим к делу.

Глоха прокашлялась.

— Погоди, — промолвила Метрия. — Я чуть было не забыла один пустячок. Так, мелочь, но предупредить все-таки надо. Видишь ли, будучи демонессой, я не умею любить по-настоящему, зато притворяться, тут уж ты можешь не сомневаться, большая мастерица. Думаю, мне под силу притвориться любящей, да так здорово, что я смогу одурачить не только тебя, но и замок.

— Ну что ж, попробовать стоит, — заявил Велено после некоторого размышления. — Сам я против того, чтобы меня дурачили таким приятным манером, ничего не имею, что же до замка… Если он растворится, значит, все прошло как надо, а нет — все останется по-прежнему. Все будут сидеть взаперти, пока я не женюсь на крылатой гоблинше.

— Эй, вот уж дудки! — подала голос Глоха. — Я не согласна!

— А тебя никто не спрашивает. Вот начну снова морить голодом и тебя, и всю твою компанию, тогда посмотрим, что запоешь.

— Ты большой мастер убеждения, — язвительно промолвила Глоха.

— Ну что, приступим? — нетерпеливо спросила Метрия.

— Давай спустимся к алтарю.

— Сперва накорми моих друзей.

— Ладно, — со вздохом согласился Велено. — Так и быть. Один поднос у меня уже здесь, а за другим я схожу.

— И еще одно, — промолвила демонесса. — Одного лишь обряда мне недостаточно. Если уж играть свадьбу, так по полной программе.

— Но чтобы устроить такую гульбу, нужно время.

— Подумаешь, я могу и подождать, — пожала плечами Метрия, и ее платье превратилось в причудливый свадебный наряд. — Зато будет что вспомнить. Ты перед алтарем сто раз торчал, так неужто не хочешь, чтобы хоть единожды все было как положено?

— Но для этого нужны свидетели, гости и все такое.

— Что за проблема, когда у тебя полный замок пленниц да пленников.

— Ага, откроешь темницы, а они разбегутся.

— По-моему, из твоего замка не убежать. Двери заперты, ключ у тебя, а решеток им не проломить.

— А как же волшебник? Превратит кого-нибудь из вашей компании в чудовище, и прощай, Велено?

— Вообще-то у него есть основания нас опасаться, — заметил Велко.

— А ты возьми с них клятву, — предложила Велено Метрия. — Все обязательства, заверенные этим замком, ненарушимы, так что приняв таковые на себя, им придется их выполнять, нравится это или нет.

— А ты многое разузнала о здешних правилах, — заметил Велено.

— Конечно. Я вообще любознательная. Нотариальная республика, это не сам замок, а система магических заверений, обеспечивающих исполнение взятых обязательств. Так что дав тебе слово, никто не сможет его нарушить.

Велено посмотрел на пленников.

— Согласны ли вы принять на себя обязательство не допускать по отношению ко мне враждебных действий? То есть не выступать против моих интересов и не пытаться убежать.

По спине Глохи пробежали мурашки.

— Ох, не нравится мне все это, — пробормотала она себе под нос.

— Но ты ведь не выйти за него обещаешь, а только не причинять ему вреда, — сказал Велко.

Поразмыслив, Глоха пришла к выводу, что свобода передвижения в пределах замка все же лучше, чем пребывание взаперти. Такому решению в немалой степени способствовал тот факт, что ей хотелось в туалет.

— Хорошо.

— Тогда поклянись, и я открою решетку.

Глоха закрыла глаза и нараспев произнесла:

— Настоящим обязуюсь не предпринимать враждебных действий по отношению к владельцу этого дома.

В тот же миг она почувствовала, как ее мягко, но плотно обвивают шелковистые петли. Девушка удивленно открыла глаза, но ничего не увидела и поняла, что узы принятого обязательства связали ее незримо, но вполне надежно.

Следом за ней поклялся и Велко. Отперев дверь, Велено вручил ключ Глохе.

— Можешь выпустить своих приятелей, но только сперва возьми с них клятву. А я займусь угощением и прочими приготовлениями к свадьбе.

Глоха взяла ключ.

— Ну, — заявила Метрия, — мне тоже надо готовиться. Я намерена стать самой красивой невестой в Ксанфе.

Она исчезла, а совершенно растерявшаяся — все происходило так быстро, что у нее даже закружилась голова, — Глоха с ключом в руке последовала за Велено вниз по лестнице. Впрочем, это было куда лучше, чем сидеть под замком.

— Твои дружки вон там, — указал Велено в сторону бокового коридора.

Сам он пошел прямо, а Глоха свернула в указанном направлении и вскоре оказалась перед решеткой.

— О, да ты освободилась! — обрадовано воскликнул Трент.

— Не совсем так. Метрия выходит за Велено замуж, и он, по ее просьбе, предоставил нам свободу передвижения по замку с тем условием, что мы не станем предпринимать против него враждебных действий. То есть не попытаемся навредить ему или убежать, пока не станет ясно, что этот брак вступил в силу. Мы с Велко поклялись, теперь дело за вами.

— Я не готов принести такую клятву, — мягко произнес Трент.

— В таком случае я не смогу отпереть твою темницу.

— Интересно. Ты усвоила кодекс чести?

— По-моему, я знала его всегда. Но тут дело в другом: принесенная клятва связала меня незримыми узами. Нарушить ее я не смогу.

— Это и есть долг чести, — кивнул Трент. — Но что будет, если замок не признает свадьбу?

— Все начнется сначала. Я не обещала выйти за него замуж, так что он снова посадит нас с Велко за решетку и будет морить голодом.

— И ты все же приняла на себя такое обязательство?

— Да, и жду того же от тебя. Накормить тебя все равно накормят, но выпустить тебя я не смогу. А мне не хочется, чтобы ты оставался в заточении.

— Но мне нет никакой нужды приносить такую клятву, — заявил Трент. — Равно как и Косто.

— Тебе придется. Иначе я не смогу открыть дверь.

Незримые путы связывали ее накрепко, хотя ей очень хотелось повернуть ключ в скважине и выпустить волшебника на свободу.

— Ты и не заметила, — с улыбкой пояснил Трент, — как приблизилась ко мне на дистанцию превращения. Причем не имея никаких дурных намерений по отношению к Велено, вот почему клятва тебя не остановила. Но на таком расстоянии мне ничего не стоило бы превратить тебя в блоху и забрать ключи, как только они упадут на пол. Я мог освободиться, не связывая себя никакими обязательствами.

— Ой! — воскликнула Глоха, отшатнувшись от двери. Было очевидно, что волшебник сказал правду. — Но почему же ты этого не сделал?

— Потому, что за время изгнания из Ксанфа, я так твердо усвоил кодекс чести, что по возвращении ни единожды не обманул ни человека, ни любое другое существо. Было бы нечестно воспользоваться твоей наивностью и обманом заставить тебя нарушить клятву. И хотя обязательства, принятые тобой по отношению к хозяину замка, мне не нравятся, я тоже воздержусь от каких-либо враждебных действий. А раз мое заточение здесь становится бессмысленным…

Он толкнул дверь, и она распахнулась. Глоха разинула рот.

— Как тебе это удалось?

Косто показал ей небольшую косточку.

— Ключица! Она представляет собой универсальный ключ, подходящий к любым замкам. Конечно, мне следовало вспомнить об этом раньше, но уловить нужную мысль в моей пустой черепушке бывает не так-то просто. Ну а когда до меня все-таки дошло, мы решили не торопиться и выждать, пока прояснятся обстоятельства.

— Ты хочешь сказать, что если бы я не принесла клятву, вы все равно выбрались бы отсюда? — спросила пораженная Глоха.

— Конечно, — ответил Трент. — Но решение так или иначе следовало принимать тебе, ведь это твой поиск.

Девушка вздохнула. Теперь ей оставалось лишь надеяться, что задумка Метрии насчет замужества с Велено сработает успешно. В противном случае эта затея грозила обернуться крупными неприятностями.

Все спустились вниз. Первым делом Глоха побывала в туалете, а потом детально обследовала этаж. Удобно спланированный замок был очень тихим, поскольку челяди в нем не было.

В замковой трапезной Велено разложил по большому столу сорванные во внутреннем дворе пироги. Особых разносолов замок не предлагал, но тут уж деваться было некуда. Все проголодались.

— Я отнесу пирожок Велко, — сказала Глоха.

По правде сказать, девушка предпочла бы остаться с Трентом, но понимая, что великану ее помощь нужнее, положила связку ключей на стол, где их должен был заметить хозяин, и направилась к лестнице.

— А я подожду Велено здесь, — отозвался Трент и, усевшись за стол, накинулся на пирог.

— А я, пока вы подкрепляетесь, выпущу нимф, — сказал Косто. — Им клятвы без надобности, они безобидные и навредить никому все равно не могут, — он взял со стола ключи и добавил. — К тому же они очень любят свадьбы.

Насчет последнего у Глохи уверенности не было: все здешние нимфы уже совершали с Велено обряд бракосочетания, который автоматически аннулировался на следующий день, поскольку ни одна новоиспеченная супруга не могла припомнить факт своего замужества. Впрочем, держать их под замком в любом случае не следовало, так что намерение Косто возражений не встретило.

Когда Глоха поднялась в башню, Велко только-только выбрался за порог каморки. И дело тут было не в голоде, а в чрезмерной слабости, вызванной болезнью, чего она и боялась.

— Давай-ка я тебе помогу! — заявила она, не спрашивая, нужна ли ему помощь, поскольку великан мог ответить отрицательно. Не столько из гордости, сколько из нежелания быть обузой. Девушка просто уселась на пол, усадила его рядом и принялась кормить, заодно отправляя кусочки пирога и себе в рот.

— Спасибо, — сказал Велко, чуточку приободрившись.

— Прости, что тебе приходится из-за меня все это терпеть. Жаль, что я не могу накормить тебя чем-нибудь таким, чтобы ты снова стал крепким.

— Хорошо и то, что мне посчастливилось с тобой познакомиться.

— Какой ты милый!

Она наклонилась и поцеловала его в ухо.

Когда Велко съел столько, что больше уже не мог, Глоха (прикончив предварительно свой) доела его пирог, взяла великана на руки и бережно отнесла в цокольный этаж. Ей не хотелось оставлять его без присмотра, но у нее не было ни малейшего представления о том, что сделать, чтобы ему стало лучше.

Внизу между тем многое изменилось. Во всех помещениях сияли огни, и сновали, помогая в свадебных приготовлениях, нимфы. Косто ладил скамьи, чтобы было на что усадить гостей. Метрия то появлялась, то, выдав очередную порцию указаний относительно декора, исчезала. Демонесса по-прежнему не могла ни к чему прикоснуться, но это не мешало ей руководить, что она и делала с немалым удовольствием. Нимфы не находили в том, что всей работой заправляют скелет и демонесса, ничего странного. Поскольку их память не простиралась дальше вчерашнего дня, они, видимо, полагали, что это в порядке вещей. Трент, должно быть, превратил одно из садовых деревьев в развесистую шпалерию, поскольку нимфы, нарвав там ярких шпалер и гобеленов, развешивали их по стенам. Угрюмый замок преображался на глазах, приобретая праздничный вид.

И тут прямо посреди трапезной возникли еще две фигуры.

— Чудо-в-Перьях! — удивленно воскликнула Глоха, бросаясь на шею своей наставнице. — Что ты здесь делаешь?

— На свадьбу пришла, что же еще, — ответила та. — Вместе с Дарой.

Глоха посмотрела на ее спутницу: элегантную и величественную с виду демонессу.

— Ты и есть Дара, первая жена Доброго Волшебника Хамфри? Я слышала о тебе много хорошего, — не совсем искренне сказала Глоха.

Дара улыбнулась.

— Будучи знакома с Чудом-в-Перьях, ты, наверное, поняла, что не все мы такие, как Метрия.

Метрия оказалась тут как тут.

— А что в тебе такого особенного? — вопросила, сгустившись из облачка, Метрия. — Душа у тебя была, да вся сплыла. Так что никакой разницы между нами нет.

— А вот и есть, — невозмутимо возразила Дара. — Я, если хочешь знать, внутренне переродилась и хотя души у меня нет, веду себя так, будто бы она есть. А вот для тебя это будет проблемой.

— Глупости, никаких проблем! — фыркнула Метрия. — Притвориться я смогу не хуже тебя, а как только познаю любовь, тут же испарюсь. Только вы меня и видали.

— Не думаю, что это будет именно так, дорогая, — промолвила Чудо-в-Перьях.

— А что ты вообще понимаешь? — усмехнулась Метрия. — Возишься все время со смертными и нахваталась от них всяких глупостей. Взять хоть бы ту принцессу Занозу.

— Кого?

— Мимозу, Глюкозу, Фруктозу, Лактозу, Стервозу…

— Может, Розу?

— Неважно. А потом ты стала путаться и вовсе с кем попало, с гоблинами и ограми, вроде той Икры.

— Окры, — поправила ее Чудо-в-Перьях. — Огрицы Окры.

— Неважно. Ты утратила жизненную перспективу, не видишь дальше своего носа.

— А вот и нет. Например, явилась же я на твою свадьбу.

— Ну что ж, это как раз правильное решение. Но раз явилась, то могла бы и помочь.

— Почему бы и нет? Тут за всем нужен глаз да глаз.

Чудо-в-Перьях исчезла и появилась в следующей комнате как раз вовремя, чтобы помешать нимфам повесить шпалеру вверх тормашками. Всякому ясно, что легкомысленной нимфе ни за что не разобрать, где у шпалеры тормашки. Для этого надо быть по меньшей мере демонессой.

— Представь мне своего молодого человека, — попросила Глоху Дара, глядя на Велко.

Спохватившись, что до сих пор держит Велко на руках, девушка торопливо поставила его на пол.

— Это великан Велко. Он не мой…

— Великан? — Дара присмотрелась повнимательнее. — Ах да, понятно. Нет ли тут поблизости Трента?

— Да, это его работа. Как я понимаю, случай сложный.

— Так и есть. Но ничего, скоро все кардинальнейшим образом упростится. Желаю вам обоим всяческого счастья, — не вполне понятно высказалась демонесса и поспешила на помощь нимфам, запутавшимся в тканях. Те уже вовсю размахивали руками и ногами, норовя разразиться криками.

— Она пожелала нам… — смущенно пробормотала Глоха, обернувшись к Велко.

— Спасибо ей на добром слове, — отозвался великан. — Но она только что появилась и не знает всех обстоятельств.

В этот миг перед ними возник еще один гость: весьма представительный демон, на лице которого была написана пугающая уверенность.

— Как это — не знает? — сурово вопросил он. — У вас что, головы кашей набиты? Да имей вы хоть крупицу ума, давно бы сами поняли, к чему все клонится.

Глоху посетила очередная догадка.

— Привет, профессор Балломут, — набравшись храбрости, сказала она. — Признаться, я не ожидала увидеть тебя здесь.

— Мне от таких дел не отвертеться, — с кислым видом отозвался профессор. — Я лицо официальное, и мое присутствие на бракосочетании категорически необходимо. Должен заметить, — тут он скорчил гримасу, — что из всех учениц, когда-либо позоривших мой класс, Метрия удерживает пальму сомнительного первенства в качестве самой легкомысленной, недалекой, вздорной и пустоголовой.

Глоха промолчала. Никакой пальмы она при Метрии не замечала, но не станешь же спорить с таким важным демоном.

— Я тоже тебя люблю, душка профессор, — провозгласила, сгустившись из дыма, Метрия и звучно чмокнула Балломута в щеку.

— Прекрати, негодница! — вскричал профессор, едва не взорвавшись.

— С твоей стороны было весьма любезно почтить своим присутствием церемонию моего бракосочетания, — промолвила она, похоже, нимало не убоявшись его свирепости.

— Я явился сюда лишь для того, чтобы обеспечить должный порядок и удостовериться, что дело доведено до конца. На тебя-то положиться нельзя, потому что ты самая безответственная весталка…

— Кто?

— Вестница, инвестиция, повестка…

— Наверное, невеста.

— Неважно, — сердито буркнул Балломут.

— Спасибо, — пролепетала Метрия, слегка порозовев и потупя очи.

— Ох, адская негодница! — проворчал профессор, пригрозив ей пальцем. — Ну погоди, ты получишь сполна все, что тебе причитается.

— Ага, и главное, узнаю, что такое любовь. Кстати, на лекциях ты об этом почему-то не рассказывал.

— Я рассказывал о любви к знаниям, но тебя этот предмет; совершенно не заинтересовал. Но ничего, теперь ты кое-что усвоишь, — добавил он, и в его глазах появилась лукавая усмешка.

Метрия исчезла.

— Вот ведь ветреница, — промолвил Балломут, покачав головой. — У нее совершенно не научный склад ума.

— Но она очень старается совершить достойный поступок, — заступилась Глоха.

— Следует учитывать не только сам поступок, но и побудительные мотивы, — заметил профессор. — Вот в твоем случае удача представляется нам вполне заслуженной.

— Удача? — переспросила Глоха, не поняв, о чем речь. Она даже наморщила носик, но удачей поблизости и не пахло.

Однако вопрос ее повис в воздухе, повисел-повисел да и упал на пол. Демон уже удалился.

— Этих демонов не поймешь, — заявил Велко.

— Метрия говорила, что он единственный, кого ей не под силу одурачить, — сказала Глоха. — Но коли ему пришло в голову, будто меня ожидает какая-то удача, он, похоже, вовсе не такой умник, каким его все считают.

Между тем Балломут прошествовал на помост перед скамьями и голосом, столь мощным и властным, что в замке задребезжали окна, провозгласил:

— Уважаемые гости, прошу занять свои места. Церемония сейчас начнется.

Нимфы грациозно вспорхнули на лавки. Прямо перед Глохой материализовалась Чудо-в-Перьях.

— Вы с Велко должны сесть впереди, как друзья невесты, — сказала она.

— Ну, я бы не сказала, что мы с ней такие уж друзья…

— Тем лучше. Идите сюда, — она указала им место.

— Она сказала — «тем лучше», — шепнул Велко Глохе. — К чему бы это?

— Я ничего не поняла, — призналась девушка.

— Что тут понимать, — промолвила Чудо, снова возникнув на виду. — Ты, Глоха, будешь подружкой невесты. На свадьбе так принято, а мы, демоны, не можем взаимодействовать с замком. Вот и получается, что участие смертных просто необходимо.

— Но Велено каждый день женился на нимфах без подружек, свидетелей и всего такого.

— Ага, вот ни один из его браков и не продержался даже до следующего дня. А этот будет прочнее.

— Вот как? — Глоха начинала надеяться.

— Да, если все будет сделано по правилам. Пошли.

Глохе не оставалось ничего другого, кроме как встать и последовать за наставницей. Кому-кому, а Чуду-в-Перьях девушка привыкла доверять.

Демонесса не могла соприкасаться с Велено и предметами, относящимися к замку, но Глоха к нему не относилась, так что Чудо довольно быстро соорудила для нее очаровательный наряд подружки невесты.

Когда наставница подвела Глоху к зеркалу, та увидела очаровательную крылатую гоблиншу, чьи крылышки сливались с воздушным платьицем.

— О, как бы мне хотелось выглядеть так всегда! — промолвила девушка с замиранием сердца.

— В глазах других ты именно так и выглядишь — самым настоящим ангелочком, — заверила ее Чудо-в-Перьях. — А сейчас тебе следует принять участие в церемонии.

— Но я не знаю, что делать.

— Ничего особенного. Просто постоишь рядом и примешь букет, когда невеста станет надевать кольцо.

— И все?

— Этого вполне достаточно.

Чудо-в-Перьях подтолкнула ее вперед. Там уже звучала музыка. Глоха удивилась, откуда тут инструменты, но оказалось, что это играл на своих ребрах Косто. Получалось у него здорово: Свадебный марш девушка узнала сразу.

Но самое ошеломляющее впечатление произвело появление Метрии. Облаченная в поражающее воображение платье с великолепной фатой, она чуть ли не плыла к помосту, что, конечно, запросто могла бы сделать, появись у нее такое желание. Обнаженные нимфы завистливо охнули: им, всем как одной, захотелось оказаться одетыми точно так же.

У помоста уже дожидался жених. В нарядном темном костюме он выглядел если и не красавцем, то уж вовсе не уродом.

На помост жених и невеста вступили вместе. Встретивший их там профессор Балломут произнес подобающие случаю слова. Какие именно, Глоха от избытка впечатлений не запомнила, но звучали они весьма торжественно.

— Кольцо! — прозвучал голос демона после небольшой паузы.

Выступивший вперед Трент — тоже по такому случаю принарядившийся — подал маленькую шкатулку. Глоха сообразила, что кольцо, надо полагать, состоит из такого же вещества, как и весь замок, поэтому демон не смог бы поднести его невесте. Девушка задумалось о том, не переборщил ли Трент, согласившись стать шафером, ведь он даже не принес клятвы не вредить Велено. Впрочем, почему бы и нет? Все идет к тому, что брак должен быть признан законным, а коли это случится, они освободятся без всякого насилия и обмана.

Велено достал кольцо. Руки Метрии были заняты букетом: Глоха приняла его, но букет тут же обернулся в дым. Он не был настоящим: демонесса сотворила его из собственной субстанции для усугубления торжественного эффекта. Однако чтобы соблюсти правила на данном этапе церемонии, его следовало кому-нибудь передать.

И вот наступил самый ответственный момент: Велено взял в руку кольцо, а Метрия подняла левую руку. Никто не мог предсказать, подойдет ли кольцо невесте, или она не сможет соприкоснуться с ним, как со всем прочим, имеющим отношение к замку. Все замерли.

Кольцо осталось на пальце, и Метрия торжествующе подняла руку над головой. Замок признал ее реальной.

— Объявляю вас мужем и женой! — громогласно провозгласил Балломут.

Велено заключил Метрию в объятия и поцеловал. С объятиями и поцелуем все обстояло точно так же: руки и губы соприкоснулись беспрепятственно. Демонесса перестала быть бесплотной и для него.

Исполнив свой долг, профессор величественно поклонился и торжественно испарился. Точно так же, но с меньшей помпезностью и большим изяществом исчезли Чудо-в-Перьях и Дара. Их дело было сделано.

Остальные приступили к свадебному пиру. Нимфы, хоть и не нуждались в еде, на пироги налегли с немалым рвением. Глоха, Трент и Велко уже успели подкрепиться, но понемногу угощались и они. Что же до жениха и невесты, то они исчезли в так называемой супружеской спальне, называвшейся так, видимо, в силу какой-то странной ошибки. Во всяком случае, как понимала Глоха, супружеские обязанности, которые надлежало исполнять там новобрачным, исполнялись вовсе не во сне. Сейчас уже было ясно, что с супружескими обязанностями у них все получится, точно так же как с кольцом и поцелуями. Вопрос заключался в том, чтобы невеста осталась материальной и не забыла о случившемся к следующему утру. До той поры, согласно условиям сделки, гости не имели права покинуть замок.

Наевшись до отвала, все взялись за уборку. Дело шло споро, хотя возвращать замку его прежний унылый вид никому не хотелось. Многие украшения оставили, чтобы в помещении подольше сохранилась атмосфера праздника.

Покончив с уборкой, нимфы отправились спать. На ночь они разошлись по тем самым темницам, где раньше сидели взаперти. Как ни странно, но чувствовали они себя при этом гораздо лучше. Вроде и место то же, и фавнов никаких нет, но одно то, что двери не запирались и значит имелась возможность беспрепятственно побегать и покричать, сразу же подняло им настроение.

Глоха, Трент, Велко и Косто посидели немного за столом, после чего тоже собрались по темницам на ночлег. Правда, теперь у них была возможность устроиться там на подушках, с куда большим удобством. Все дальнейшее зависело не от них.

— Как думаешь, все пройдет как надо? — спросил Трент.

— Я надеюсь на это всем сердцем! — пылко воскликнула Глоха.

— Говорят, будто профессор Балломут никогда не ошибается, — заметил Косто.

— Говорят. Но мне кажется странным, что он счел возможным лично провести церемонию бракосочетания Метрии, которую считает самой никудышной из своих учениц, — откликнулся Велко.

— Его позиция и впрямь выглядит странно, — не мог не согласиться скелет. — Создается впечатление, что он думает, будто быть замужем Метрии не понравится.

— Он говорил, что она получит по заслугам, — припомнила Глоха. — А когда я обмолвилась Чуду-в-Перьях, что мы с Метрией не такие уж друзья, моя наставница меня успокоила — мол, оно и лучше.

— Чудно все это, — промолвил Трент, покачав головой. — Похоже, смысл всего происходящего до нас еще не дошел.

Некоторое время все сидели молча: вроде и говорить было нечего, но и расходиться как-то не хотелось. И тут на пороге появилась Метрия, облаченная в прозрачный пеньюар, сквозь который просвечивали розовые трусики.

— Вы что, так и не ложились? — удивилась она.

— Как-то не получилось, — отозвался Трент. — Разговоры, то да се… А ты почему здесь?

— Я одарила Велено таким счастьем, что перед следующим заездом он очухается лишь через некоторое время. Вот я и выскочила за пирогом.

— А пирог-то зачем? Ты же не нуждаешься в еде? — спросила Глоха.

— Это не для себя, — пояснила демонесса. — Это для него. Нужно поддержать его силы.

Услышанное повергло в изумление даже Косто.

— Я правильно понял? — спросил он. — Ты хочешь совершить добрый поступок, не обусловленный обязательствами?

— А что тут такого? — принялась оправдываться демонесса. — Или, по-вашему, жена не может сделать для мужа ничего хорошего, даже если ей самой этого хочется?

— Ого! Создается впечатление, будто он тебе небезразличен, — заметил Косто.

Метрия — вот уж полнейшее диво! — смутилась.

— Это иллюзия, — пробормотала она, глядя в сторону.

— Вот как? — Трент присмотрелся к ней повнимательнее. — А ну, скажи о нем что-нибудь плохое.

— Пожалуйста! Он… это… Ничего в голову не приходит. Как-нибудь в другой раз.

— Не знай я тебя так хорошо, мне показалось бы, что у тебя есть частица души, — промолвил волшебник.

— Чепуха! Я просто постаралась на несколько часов сделать его счастливым. Это вопрос профессиональной гордости.

— И когда ты успела обзавестись такого рода профессиональной гордостью? — полюбопытствовала Глоха.

— С тех пор как вышла замуж, — ответила демонесса с некоторым удивлением.

— Похоже, это была не простая брачная церемония, — сказала Глоха. — Вот я, например, когда клялась не умышлять против Велено ничего дурного, почувствовала, как меня опутывают невидимые узы. А ты случайно не ощутила чего-нибудь подобного?

— Пожалуй, — признала Метрия. — Вообще-то тогда я была настолько поглощена соблюдением обряда, что на такие мелочи внимания не обращала. Эта церемония сделала меня совместимой с замком, благодаря чему я смогла притвориться, будто вызываю с ним аиста.

— Притвориться? — спросил Велко.

— Мы, демоны, можем проделывать все точно так же, как при настоящем вызове, но послание при этом до аиста не доходит. Это один из способов провести смертного. Ну сами посудите, кому в здравом уме захотелось бы возиться с младенцем?

— Мне, — не раздумывая, ответила Глоха. — Будь у меня подходящий муж, мне непременно захотелось бы обзавестись еще и ребеночком.

— А у тебя, Метрия, муж неподходящий? — вкрадчиво осведомился Трент.

— Я такого не говорила. Велено неплохой человек, просто замкнутый. В нем нет ничего столь дурного, что не могла бы исправить любящая женщина.

— А ты что, любящая женщина?

— Конечно, нет! — воскликнула Метрия, но тут же обиженно посмотрела на собеседников. — То есть не то чтобы совсем уж нет… Я не знаю.

— Ты, наверное, не можешь разобраться в собственных чувствах, — сказал Велко. — Тебе одновременно и радостно, и грустно.

— Точно! — подтвердила демонесса. — А ты откуда знаешь?

— Мне самому знакомо такое ощущение. Это одно из проявлений любви.

— Любви? То есть того, что я так искала?

— А это не то, что ты рассчитывала обрести? — с неожиданно пробудившимся интересом спросила Глоха.

— Ну, по правде сказать, я плохо представляла себе, что именно хочу обрести, но, кажется, надеялась на что-то другое. И вовсе не уверена в том, что происходящее со мной сейчас мне нравится.

— Любви нет дела до того, что тебе нравится, а что нет, — печально промолвил Трент. — Она может даровать тебе не только счастье, но и великую скорбь, однако ее не променяешь ни на какое другое чувство. Метрия, мне кажется, что во время свадебного обряда ты получила половину души Велено, со всеми вытекающими последствиями. То есть теперь ты способна испытывать полноценные человеческие чувства.

— А разве не половинчатые? — осведомилась Глоха.

— Половина души — это не полпирога, — ответил волшебник. — Она способна восстановить свою целостность. Так что впереди тебя ждет много нового.

— Но я не собиралась обзаводиться душой, — хныкающим голосом произнесла Метрия. — Мне просто хотелось испытать любовь.

— Полагаю, профессор Балломут это прекрасно знал, — сказал Велко. — Он понимал, что ты получишь не совсем то, чего ищешь, и явился сюда лично как раз для того, чтобы это обеспечить.

— Балломут! — гневно вскричала Метрия. — Старый проходимец! Он решил посчитаться со мной за то, что я невнимательно слушала его лекции!

— Должен признать, это ему удалось, — сказал Трент.

— И что мне теперь делать с этой душой? — жалобно спросила демонесса.

— Откровенно говоря, моя дорогая, — начал Трент, с улыбкой на лице, — по-моему, тебе не остается ничего другого, как…

— Страдать, — закончил за него Велко. — Тебе придется страдать, Метрия.

— Вот уж нет! Чего-чего, а этого вы от меня не дождетесь! Я…

— Что? Что ты собираешься сделать? — спросил Косто.

— Отнести ему пирог, — со вздохом ответила демонесса и растаяла.

— Да, — покачал головой Трент. — Лично мне очень не хотелось бы рассердить этого профессора. Он большой дока по части наказаний.

— А вот мне, напротив, очень бы этого хотелось, — высказал свое мнение Косто. — Если он всех наказывает таким манером. Половинка души — это как раз то, чего я добиваюсь.

Глоха заметила, что при этих словах Велко встрепенулся, но особого внимания на это не обратила.

— Ну что ж, наверное, нам все-таки нужно лечь, — промолвила она, вставая.

Велко попытался последовать ее примеру, но у него ничего не вышло.

— Пожалуй, я останусь здесь, — сказал он.

Глоха понимала, что ему не хочется отягощать никого своими проблемами, и чтобы лишний раз не смущать больного, предлагая отнести его на руках, проговорила:

— Верная мысль, зачем таскаться туда-сюда по всему замку. Я тоже останусь здесь.

— А разве в твоей верхней комнате не удобнее? — спросил скелет.

— Ну… — замялась девушка. — Видишь ли…

— Поднимайся, а я с удовольствием отнесу Велко. Он тоже меня носил, так что мы будем квиты.

— Это весьма любезно с твоей стороны, — откликнулся великан. Косто подхватил его на руки и направился к лестнице.

— А я принесу подушки, — заявила Глоха.

Однако, нарвав охапку подушек, девушка поняла, что так много ей не снести. А таскать по подушке за раз было бы утомительно и долго. Не говоря уж о том, что это занятие отобрало бы время ото сна, а спать ей уже хотелось.

И тут снова появилась Метрия.

— У тебя затруднения? — спросила демонесса.

— Тебе-то что? — коротко откликнулась Глоха.

— Как это что? Такая славная малышка, как ты, в жизни не сделавшая никому ничего дурного, уж, конечно заслуживает, чтобы ей помогли. Дай подушки, я понесу. Мне это совсем не трудно.

Глоха сначала опешила, но потом вспомнила о новообретенной душе, наличие которой, надо полагать и объясняло странную отзывчивость демонессы, а потом искренне поблагодарила:

— Спасибо, Метрия.

— До чего же тяжко беспокоиться по поводу того, как чувствуют себя другие, — заметила Метрия, уже направляясь вверх с охапкой подушек в руках. — С этой любовью… Просто ужас какой-то: я все время боюсь сделать что-то не так или жду такого от него. Понимаю, что все это глупости, а все равно боязно. Иногда я счастлива, иногда перепугана, иногда… Не могу в себе разобраться. Мне хочется…

Метрия осеклась, но Глоха поняла, точнее сказать, не столько поняла, сколько почувствовала, — демонессе очень хотелось продолжить.

— Чего тебе хочется? — спросила девушка.

— Хочется, чтобы было с кем поделиться переживаниями, чтобы кто-то мог меня выслушать, понять посоветовать… сама не знаю, что. Все это настолько для меня ново.

— Тебе нужен друг! — заявила Глоха, испытавшая столь яркое озарение, что вспышка осветила весь коридор.

— Должно быть. Но у демонов не бывает друзей.

— Может, их не бывает потому, что демоны сами не хотят ими обзаводиться? — предположила Глоха.

— А если и захотят? Ну кому, скажи на милость, охота дружить с демонами? — жалобно спросила Метрия.

Глоха поняла, что демонесса и впрямь оказалась в затруднительном положении, причем не без ее участия. Она втравила Метрию в эту историю, а Метрия, пусть даже первоначально руководствовавшаяся эгоистичными побуждениями, избавила ее от ужасной участи. После этого гоблинша никак не могла бросить демонессу на произвол судьбы.

— Я, пожалуй, была бы не прочь… — пробормотала она.

— Ты о чем? — осторожно поинтересовалась Метрия, остановившись на лестничной площадке.

— Я была бы нее прочь с тобой подружиться.

— О! — воскликнула демонесса. — Как это прекрасно — иметь подругу. Спасибо тебе, теперь я чувствую себя гораздо лучше!

Она улыбалась, но в глазах ее стояли слезы.

— Вообще-то советчица из меня плохая, сама-то я еще не любила, — сказала Глоха. — Но, по-моему, с тобой все в порядке. В том смысле, что все твои чувства и переживания нормальны для женщины, повстречавшей любовь. И то, что ты в них путаешься, вполне естественно.

— Может быть, но сама-то я существо сверхъестественное, а значит по отношению ко мне естественные чувства являются неестественными или даже противоестественными. Ну ничего, надеюсь, с путаницей я разберусь.

За разговором они поднялись к башне, где находились Косто и Велко. Скелет с великаном тоже беседовали, но при появлении гоблинши и демонессы умолкли.

— Ну, мне пора, — промолвила Метрия, положив подушки на пол.

— Буду рада видеть тебя в любое время, — сказала Глоха. Демонесса кивнула и растаяла.

— Спокойной ночи, — вежливо промолвил Косто и ушел.

Глоха разложила подушки, чтобы Велко смог устроиться поудобнее. Он выглядел более задумчивым, чем обычно, однако на какие такие раздумья навел его разговор с Косто, Глоха спрашивать не стала. Спустя мгновение его сморил сон, а следом за ним заснула и она.

Что-то было не так. Глоха чувствовала, как под ней проседает пол, и хотя понимала, что этого просто не может быть, отмахнуться от этого навязчивого ощущения ей не удавалось. Она села и принялась озираться по сторонам.

Снаружи уже забрезжил рассвет. Облако за окном теряло свой ночной цвет, а оконная решетка и рама показались ей слегка перекошенными. Полагая, что это всего-навсего чары перспективы, девушка все же машинально прикоснулась к прутьям и с изумлением осознала, что они не совсем твердые. Не то, чтобы мягкие, но и не металлические.

Глоха подняла глаза и увидела, что потолок провис. Чтобы убедиться, что это так, она расправила крылья, взлетела и ткнула в потолок пальцем. На ощупь он был не тверже матраса.

Происходило нечто странное.

— Велко, — сказала Глоха, опустившись на пол. — Мне кажется, нам лучше отсюда убраться.

— Мне это ни к чему, — ответил он, открыв глаза.

— Ни к чему?

— Ну, во-первых, я едва ли смогу встать. А во-вторых, какой смысл вставать, если пришло мое время?

Глоха почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось.

— Нет! — вскричала она. — Этого не может быть! Ты ведь так и не нашел сво… свой Ответ!

— Все, что нужно, я уже нашел. Ты должна открыть решетку и улететь.

— Открыть? Но я не могу ее открыть!

— Уже можешь. Замок теряет прочность; надо полагать Метрия не забыла, что она замужем, и чары замка развеиваются. Ты должна бежать, пока он не рухнул.

Глоха поняла, что Велко верно оценивает ситуацию: его слова прекрасно объясняли проседания и перекосы. Решетки уже не могли удержать ее, и покинуть замок через окно было бы проще всего. Подойдя к окошку, она раздвинула прутья, словно они были сделаны из резины, но тут же поспешила назад.

— Я заберу тебя с собой, — сказала она Велко.

— Глоха, дело того не стоит. Мне все равно не пережить сегодняшнего утра, а смерть в этой башне ничуть не хуже всякой другой. Но если бы ты…

Он осекся, почти так же, как недавно Метрия.

— Если бы я что? — спросила она. Сердце ее щемило.

— Если бы ты поцеловала меня на прощание…

— Никаких прощаний! — вскричала Глоха, — Без тебя я никуда не уйду!

Она наклонилась, чтобы поднять его на руки, но тут же осознала, что, бросившись с ним с башни, подвергнет себя немалому риску. Не такие уж сильные у нее крылья.

А если они разобьются, он так и останется без прощального поцелуя.

Наклонившись, девушка приникла к крохотным эльфийским губкам, но в этот миг пол под ними прогнулся, и ей не осталось ничего другого, кроме как действовать. Подхватив Велко в охапку, она метнулась к окну, раздвинула податливо раздавшиеся прутья и бросилась с башни.

Разумеется, в следующий миг девушка усиленно заработала крыльями, чтобы прекратить или хотя бы замедлить падение, но вес Велко увлекал ее вниз слишком быстро, чтобы можно было рассчитывать на благополучное приземление. Все шло к тому, что шмякнутся они основательно.

— Брось меня! — закричал Велко.

— Никогда! — ответила она, прижимая его, к себе еще сильнее.

Земля стремительно неслась им навстречу. Глоха зажмурилась и так, зажмурившись, ударилась о что-то мягкое и пружинистое. Подпрыгнув, девушка открыла глаза и поняла, что шлепнулась на большущую эластичную подушку.

Почему она не расшиблась, теперь было понятно. Но вот откуда взялась под башней подушка?

Подушка открыла рот, и Глоха подскочила снова.

— Да не удивляйся ты так, — сказала подушка. — Разве друзьям не положено приходить на помощь в трудную минуту?

— Метрия! — обрадовалась девушка.

Подушка растаяла, оставив Глоху и Велко на земле.

— Надо позаботиться о Тренте, — донеслось из ниоткуда.

— С чего это демонессе пришло в голову нас спасать? — спросил Велко, когда Глоха поставила его на ближний холмик.

— Мы с ней подруги. Подружились вчера на лестнице, когда несли в башню подушки. Ей без подруги никак, — сказала Глоха и, подняв глаза на таявший замок, задумчиво добавила: — Да и мне, похоже, тоже.

Велко понимающе кивнул.

— Ясно. Это связано с обретенной любовью и тем, что ей трудно разобраться в новых для нее чувствах без чьей-то помощи.

— Вот именно. Но чары развеялись, и я думаю, что у нее все получится, с моей помощью. В конце концов, я перед ней в большом долгу, она дважды избавила меня от очень неприятной участи.

— Ладно, с ней понятно. Но ты ведь не знала, что она спасет тебя во второй раз, так что же помешало тебе спастись самой? Почему ты не бросила меня?

— Не смогла.

Ответ, конечно, получился отнюдь не исчерпывающим, но настаивать на большем Велко не стал. Некоторое время он и Глоха молча смотрели на складывавшийся, как карточный домик, замок. Он уже должен был рухнуть, когда главные ворота распахнулись и наружу высыпали обнаженные нимфы с развевающимися волосами. Прелестницы пересекли подъемный мост и поспешили в свою долину, к привычным играм и забавам. Последними замок покинули освободившие нимф Косто и Трент.

— А где Велено? — спросила Глоха. — Неужто остался в замке?

— Шутишь? — промолвила, сгустившись поблизости, Метрия. — Кого-кого, а его я вывела первым. Вот он, вон там.

Глоха взглянула в указанном направлении и поняла, что не заметила бывшего нимфоманьяка раньше потому, что он лежал на земле. А подойдя поближе, она увидела на его лице блаженную улыбку.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила девушка.

— Лучше не бывает. Вот только прилег малость передохнуть от избытка счастья: слишком много сразу непривычный человек может не выдержать.

— Выходит, все требования демонов удовлетворены, — сказала Глоха. — Твой брак признан законным, и ты нашел любящую жену.

— Метрия не просто жена, — ответил Велено с загадочно-мечтательным выражением. — Она… Этого словами не опишешь.

Он закрыл глаза, но его физиономия продолжала лучиться блаженством.

Замок между тем продолжал оседать. Потом он задымился и рухнул, превратившись в холм. Холм оплыл в курган, курган в бугорок, бугорок растекся лужицей, и в конце концов посреди озера остался лишь голый островок.

— Ну вот и все, дорогой, — сказала Метрия Велено. — Дело сделано. По правде сказать, сразу после этого я собиралась слинять, но… пока почему-то не хочется. Пойдем-ка лучше в твою деревню.

— Это я завсегда, — с готовностью откликнулся новоявленный муж. — Но мне казалось, что ты помогаешь этой компании в их поисках.

— Помогала на свой лад. Но теперь они свободны и со своими делами справятся сами. А я женщина замужняя, мне не пристало болтаться туда-сюда по всему Ксанфу.

— Это верно, — подтвердила Глоха. — Метрия здорово нас выручила, а уж дальше мы как-нибудь и сами.

— Прекрасно, — откликнулся Велено. — Тогда мы пошли.

Но Метрия заколебалась.

— Нет, — сказала она, — по-моему, это будет неправильно. Замужней женщине не следует бросать друзей и их дело на полпути, это несолидно. Давай поможем им довести поиски до конца, а когда убедимся, что у них все в порядке, тогда можно и в деревню податься. Нас ведь все равно там никто не ждет.

— Золотые слова, — тут же согласился покладистый Велено. — Я как раз думал то же самое. А насчет деревни так у меня, если честно, вовсе нет уверенности в том, что нам так уж туда нужно. Да и не все ли равно, куда идти, лишь бы с тобой.

— А раз ты со мной, — обернулась к нему Метрия, — то не пришло ли время одарить тебя неземным блаженством…

Трент прокашлялся.

— Я, конечно, против вашего блаженства ничего не имею, но нам не мешало бы подкрепиться, и в дорогу.

— Но Велко слишком слаб, он не может идти, — сказала Глоха.

— Поможем, что за вопрос, — заявила Метрия.

— Но стоит ли брать на себя такие хлопоты? — спросила Глоха.

— По правде сказать, — шепнула Метрия ей на ушко, — я увязалась за вами еще и потому, что мне пока еще боязно оставаться наедине со всеми этими новыми ощущениями. С мужем всем не поделишься, а ты моя единственная подруга.

— Все понятно, — ответила Глоха. — Никаких проблем.

— Вот тут я позволю себе с тобой не согласиться, — озабоченно промолвил Косто, подняв глазницы к небу. — Проблемы, похоже, у нас будут.

По небу в их сторону быстро летели крупные крылатые существа.

Глава 12 ЛЮБОВЬ

— Да это крылатые кентавры! — с облегчением воскликнула Глоха, узнав приближавшихся. В следующий миг кентавры приземлились. Двое из них были взрослыми особями, двое поменьше. Глоха подскочила к ним.

— Привет, Черион, привет, Чекс, привет, Че, привет Синтия… о, Гвенни, и ты здесь. Какими судьбами?

— Метрия сказала, что вам нужна помощь, — ответила девушка-гоблинатор, спрыгнув со спины Чериона и обняв Глоху. — Я направила сюда отряд гоблинов, ну и, естественно, отправилась сама. Не могла же я оставить своих вояк без присмотра, ты ведь знаешь, что это за народ.

— А я, как спутник, естественно отправился с Гвенни, — сказал Че.

— А мы, естественно, не могли отпустить их одних, — пояснила за себя и мужа Чекс. — Кто знает, насколько здесь опасно.

— Опасность уже миновала, — откликнулась Глоха. — Метрия вышла замуж за моего похитителя и получила половинку его души, а замок, где нас держали в заточении, обратился в ничто. Помощь нам больше не требуется.

— Жаль, — сказала Гвенни.

— Жаль? — удивленно переспросила Глоха.

— Конечно. Мой отряд вот-вот прибудет сюда, а драться-то не с кем.

Глоха охнула, сообразив, что это и впрямь проблема. Женщины гоблинского племени отличаются красотой и мягкостью нрава, но мужчины на них совершенно не похожи. Они очень воинственны и если настроились на схватку, то лучше их не разочаровывать. Иначе могут наброситься на кого угодно, включая друзей.

— Интересно, как пройдет встреча гоблинов с гарпиями, — задумчиво произнесла Метрия.

— А что, и гарпии прилетят? — встревожилась Глоха.

— Не исключено, — ответила демонесса. — Я уведомила все заинтересованные стороны.

— Хорошо хоть, великаны об этом не знают, — промолвил со слабым смешком Велко.

— Как это не знают? — возмутилась Метрия. — Я же сказала: оповещены все, кого это касается. Ты ведь тоже был в плену, как же я могла не сообщить твоим сородичам. Они обещали притопать сюда целым войском.

— А кого еще ждать? — в страхе спросила Глоха.

— Больше никого, кроме скелетов из тыквы.

Глоха несколько успокоилась.

— Ну уж по крайней мере эти не явятся. Они заперты в Сонном Царстве.

— Не скажи, — покачал головой Косто. — Если Конь Тьмы сочтет дело достаточно важным и выдаст им пропуск на проход в мир бодрствующих, мои сородичи тоже придут.

Отреагировать на это известие Глоха не успела: послышался сильный топот. Звучал он все громче и, как казалось, со всех сторон одновременно. Глоха и крылатые кентавры поднялись в воздух, чтобы разведать обстановку. И тут девушка охнула.

С четырех сторон к озеру сходились четыре отряда — три наземных и один воздушный. С юга приближалась крикливая стая гарпий, вооруженных взрывчатыми яйцами. С севера маршировали размахивавшие копьями, дубинами и камнями гоблины. На востоке земля дрожала под ногами невидимых великанов.

— А с запада надвигаются шустряки, — доложила, возникнув из дыма, Метрия.

— Кто?

— Кугляки, голяки, остряки…

— Костяки?

— Неважно, — надулась демонесса. — Короче говоря, скелеты.

— И все они сойдутся у грязного озера, — подвела итог Синтия, прилетевшая бок о бок с Че. Будучи еще детьми, она и Че тем не менее представляли собой многообещающую пару, и Глоха не могла не порадоваться тому, что в этом отношении их путешествие дало положительный результат.

— Придется объяснять всем, что к чему, — сказала Глоха.

— Это будет непросто, — вздохнула Чекс. — Гвенни со своими гоблинами как-нибудь сладит, они, хоть и скрепя сердце, ее послушаются. А вот с остальными будет сложнее: все они настроились на большое сражение.

— И многие из них издавна являются врагами, — вздохнула Глоха. — Например, гоблины и гарпии: они враждовали издревле, а из-за связи моих родителей едва не развязали новую войну. Я начинаю жалеть о том, что наш плен не продлился дольше.

— Может быть, Трент сумеет с ними всеми поладить? — предположила Синтия. — Он ведь был королем и, надо думать, сталкивался с такого рода затруднениями.

— Да, — отозвалась Глоха, — ему наверняка приходилось решать вопросы и посложнее.

Летучий отряд спустился на землю, и Глоха поспешила к Тренту.

— Скоро сюда подтянутся гоблины, гарпии, великаны и скелеты, — сообщила она. — Неровен час, передерутся: ужас что будет. Этого допустить нельзя.

— Ни в коем случае, — согласился волшебник. — Неплохо бы их чем-нибудь отвлечь. Любая временная задача может сгодиться, лишь бы только завладеть их вниманием.

— Но как это сделать?

Неожиданно Трент обернулся к Велко.

— Боюсь, ты скоро испустишь дух, — сказал он. — Есть у тебя последнее желание?

Глоха похолодела от ужаса.

— По правде сказать, мне хотелось бы умереть в каком-нибудь отдаленном, уединенном краю и в природном обличье, — ответил великан. — А мою душу пусть возьмет себе Косто.

— Как? — воскликнул скелет. — Я? Твою душу?

— А что ей зря пропадать? — отозвался великан. — Мне она больше не пригодится, а тебе — совсем другое дело. И уж если кто и достоин души, так это ты.

— Но ты не можешь вот так взять и умереть! — вскричала Глоха. — Предполагалось, что ты будешь спасен.

— По всей видимости, произошла какая-то ошибка, — печально откликнулся Велко. — Мне придется распроститься с душой, так пусть она достанется Косто.

— Ему хватит и половины, — сказал Трент.

Топот между тем слышался уже совсем близко: в любой момент приближавшиеся с разных сторон отряды могли сойтись в одной точке.

— Вопрос о душе, последнем желании и всем таком очень важен, — промолвил Косто. — Но мне кажется, сейчас следует в первую очередь позаботиться о недопущении столкновения.

— Очень верное замечание, — согласился Трент, после чего непонятно почему, снова обратился к Велко. — Скажи, а не говорил тебе Добрый Волшебник что-нибудь еще? Кроме того, что ты должен дожидаться помощи в этих краях?

— Ну… — Велко напряг память. — Кажется, говорил еще что-то, но совсем уж невразумительное. Про какую-то транс… пл… пр… Транспортацию, что ли?

— Транспортацию?

— Перемещение, перевоз, доставку, передислокацию… — пришла на помощь Метрия.

— Наверное, речь шла о переносе меня к месту моей кончине, — согласился Велко. — А я этого не понял.

— Да, — понимающе кивнул Косто. — Слова Хамфри не всегда поймешь. То же самое относится и к Балломуту. Возможно, и я неверно истолковал указание, предписывающее мне торчать возле вулкана.

— Да, ответы Хамфри не всегда легко истолковать, — сказал на это волшебник, — но они всегда имеют отношение к делу, точно так же, как и слова Балломута. По моему разумению, ваши судьбы связаны и одна с другой, и с судьбой Глохи.

Земля между тем уже дрожала под тяжкой поступью великанов, а на небосводе появилась стая гарпий. Но Трент почему-то не выказывал ни малейшего беспокойства.

— Вернемся к тому слову, — сказал он. — Вот тут и правда могла иметь место ошибка. Ты уверен, что было сказано транспортация, а не трансплантация?

— Ну… по мне, что одно, что другое… Но, пожалуй, ты прав, сказано было именно это. Однако какая разница?

— Очень большая. Я поясню, но сначала ты, Косто, ответь: что еще сказал тебе Балломут? Может быть, что-нибудь показавшееся тебе не имеющим значения или смысла?

Скелет постучал костяшками пальцев по черепу и, поразмыслив, ответил:

— Да, было что-то насчет «честного обмена». Но поскольку предложить в обмен на душу мне все равно нечего, я не придал этому значения.

К северу от озера пыль клубилась под ногами гоблинов, с юга стучали костями скелеты. Похоже на то, что четыре войска сойдутся вместе одновременно.

Трент снова повернулся к Велко.

— Скажи, на что ты мог бы согласиться обменять половинку своей души?

— Я не торгую душами. Вот подарить ее кому-то достойному — совсем другое дело.

— Но если подойти к этому вопросу чисто теоретически: чего она стоит?

Велко выдавил бледное подобие улыбки.

— Моей жизни, чего же еще?

— А какой трансплантат дал бы тебе жизнь?

— А что такое трансплантат?

— Ах да, я ведь обещал объяснить. Это то, что пересаживают больному, чтобы он выздоровел. Что тебе необходимо?

— Здоровая кровь. Но ведь ее не пересадишь.

— А откуда берется кровь?

Велко покачал головой.

— Не понимаю, к чему ты клонишь?

— А вот я понял, — вступил в разговор Черион. — Кровь вырабатывается костным мозгом. Таким образом, Велко необходим костный трансплантат.

Все воззрились на кентавра.

— Неужто непонятно? — удивился он. — Ему необходимо пересадить вещество, содержащееся в костях.

У Косто отвисла челюсть.

— Ты хочешь сказать, что я могу спасти ему жизнь, отдав часть своего костного мозга? Да этого добра у меня, в отличие от нормальных мозгов, сколько угодно! Я готов поделиться с ним просто так, независимо от души.

— Но Велко великан, — сказала Глоха. — У Косто не может быть такого огромного количества нужного вещества.

— На Велко в нынешнем облике его хватит с избытком, — возразил Трент.

— А ведь и верно! — вскричал Косто. — Он сейчас маленький.

— Ура, Велко, тебя можно спасти! — воскликнула Глоха. — Тебя вылечат, а поправившись, ты снова сможешь стать невидимым великаном.

Она радовалась за него, но что-то мешало ей радоваться очень уж пылко.

— Так, с «честным обменом» и «трансплантацией» мы, похоже, разобрались, — сказал Трент. — Один получает костный мозг, другой половинку души, и оба достигают своей цели.

Тем временем со всех четырех сторон к озеру подступили готовые ринуться в бой отряды. Оно оказалось замкнутым в квадрат из боевых порядков гоблинов, гарпий, скелетов и великанов. Последних, правда, видно не было, но хватало и отпечатков их ног.

— Я был бы рад совершить такой обмен, — сказал Косто.

— Я тоже, — повторил за ним все еще ошеломленный Велко.

— Но этот обмен необходимо еще и осуществить, — охладил их пыл Трент. — Трансплантация операция сложная, требующая особой подготовки. Для ее осуществления погружаются в транс и используют специальный корень и транс-миссию, растет которая исключительно на особой плантации. Она так и называется — транс-плантация. Кто-нибудь знает, где такая находится?

Воцарилось молчание.

— Значит, придется организовать поиски, — деловито объявил волшебник. — К счастью, мы способны направить по исковые отряды повсюду, хоть под землю, хоть к облакам. Проблема, однако, в том, что результат нужен до конца сегодняшнего дня. Боюсь, что дольше нашему Велко не протянуть.

— А что за растения растут на этой плантации! Как выглядит транс-миссия! — спросила Глоха.

— Растение маленькое, со стелющимися стеблями и зубчатыми цветами… — начал Черион, но тут же махнул рукой. — Словами передать трудно, лучше я нарисую.

Он начертил на земле цветок.

— Итак, — объявил Трент, — все на поиски плантации… Кто первым найдет растение, пусть пришлет гонца.

Получив задание, все четыре отряда немедленно отправились на поиски, каждый в свою сторону. Возможное столкновение было предотвращено.

— Кажется, я видела похожий цветок, — задумчиво промолвила Синтия. — В детстве это было, лет примерно семьдесят… то есть я хотела сказать лет семь назад. Может, его уже и нет.

— А где он рос? — полюбопытствовал Че.

Синтия улыбнулась. Юный кентавр, разумеется, знал ее историю и был осведомлен относительно ее настоящего возраста, однако она нравилась ему, невзирая на все эти обстоятельства. Чему, впрочем, едва ли стоило удивляться: будучи единственной юной крылатой кентаврицей в Ксанфе, Синтия обнаруживала бесспорные признаки будущей красоты.

— Нет, не скажу, — покачала она головой. — Вдруг ошибусь, и выйдет, что я только зря хвасталась. Времени-то прошло много. Лучше самой слетать да посмотреть.

— Одна не летай, — строго предупредила Чекс. — В твоем возрасте по незнакомой местности без взрослых не летают.

— О конечно! — несколько сконфузилась Синтия. — Полетим вместе.

Обе кентаврицы взмыли в воздух. Че, как поняла Глоха, не полетел с ними, поскольку долг спутника удерживал его возле Гвенни. Было очевидно, что юный кентавр и гоблинская девушка-вождь очень близки, но их связывает дружба, а не любовь. А между этими чувствами есть существенная разница. Черион не полетел с супругой, чтобы отвезти не умевшую летать Гвенни. Она, таким образом, командовала своим воинством со спины крылатого кентавра, к чему ее гоблины, похоже, уже привыкли.

Вскоре у озера остались лишь Глоха, Велко, Косто, Трент, Метрия и Велено, однако последние двое незамедлительно удалились в лес. Теоретически — на поиски транс-миссии, но на деле, скорее всего, ища уединения для вящего усугубления неземного блаженства. Глоха поражалась тому, как удачно у них все сложилось, и, по правде сказать, чуточку завидовала. Демонесса и нимфоманьяк оказались идеальной парой, а вот она, хоть и прошла чуть ли не весь Ксанф, мужчину своей мечты так и не нашла. Нет чтобы ее пленил в своем замке какой-нибудь другой, более подходящий маньяк. Молодой, неженатый и… хм… похожий на Трента.

— Давайте-ка подкрепимся и отдохнем, — предложил, оторвав ее от мечтаний, волшебник. — Мне кажется, что как только это растение будет найдено, нам придется снова отправиться в путь.

— А не проще ли доставить сюда растение? — спросила Глоха. — По-моему, Велко не в том состоянии, когда стоит пускаться в дорогу.

— Корешок можно и доставить, благо его и нужно совсем немножко, — отвечал Трент, — но вот транс-миссия… Не уверен, что это растение поддается транспортировке. Оно необходимо для трансплантации, однако само не трансплантируется, точно так же, как я неспособен трнасформировать самого себя. Скорее всего, нам придется доставить Велко на транс-плантацию. Придется превратить кого-нибудь в существо, способное переправить его туда без особых хлопот.

— Преврати меня! — тут же вызвалась Глоха.

— Не надо! — подал слабый протестующий голос Велко. — Не стоит из-за меня так утруждаться.

— Но я хочу помочь тебе, — возразила девушка. — Мне даже думать не хочется о том, что ты…

Она не закончила фразу. Говорить об этом ей хотелось не больше, чем думать.

— Вы и так уже со мной намучились, — вздохнул Велко, — а мне вовсе не хотелось быть для вас обузой.

— А ты взгляни на это по-иному, — посоветовал Косто. — Если мы осуществим задуманный обмен с трансплантацией на транс-плантации, то ты уже ни для кого не будешь обузой. Выздоровеешь и сможешь превратиться в кого угодно.

— Вот именно, захочет и снова станет невидимым великаном, — подхватила Глоха. — Но сначала надо доставить его куда следует, поэтому я и прошу превратить меня соответствующим образом.

— А мне кажется, для этого дела лучше поискать другого добровольца, — отозвался Трент.

— Но почему? — не поняла Глоха. — Я же хочу помочь!

— Ну… мне так кажется, — стоял на своем волшебник.

Спорить Глоха не стала; вместо этого они с Косто отправились за орехами, фруктами и одеялом для Велко, который, похоже, замерзал. Тренту даже пришлось превратить сорняк в горицвет, чтобы горящий цветок добавил тепла. Съев запоздалый завтрак, спутники расположились на отдых. Глоха поймала себя на том, что лавина обрушившихся с утра событий сказалась на ней физической и душевной усталостью. Устроившись на подушке рядом с Велко, она постаралась расслабиться, полагая, впрочем, что пока не поступят вести о транс-плантации, отдохнуть по-настоящему ей не удастся. И незаметно заснула.

Пробудившись некоторое время спустя, Глоха почувствовала себя более бодро. Время близилось к полудню. Велко спал рядом с ней, закутавшись в одеяло: похоже, он так и не согрелся. Остальные, отойдя в сторонку, чтобы не будить спящих, беседовали.

Едва Глоха открыла глаза, как рядом материализовалась Метрия.

— Есть новости, — сообщила демонесса. — Гоблины рыщут на земле и под землей, гарпии проводят воздушную разведку, великаны и скелеты проверяют дальние горы и ущелья. Кровяной корень найден и доставлен. Но вот транс-плантацию, да чтобы на ней росла транс-миссия, пока никто не обнаружил.

Глохе не хотелось думать о неприятном, и она постаралась переключить внимание на подробности.

— А что, великаны и скелеты работают вместе?

— Да, они объединили усилия. Великаны легко преодолевают большие расстояния, но с их статью не так-то просто заглядывать во всякие теснины да щели. Поэтому великаны переносят скелетов с места на место, а те досконально просматривают все подряд. Порой заглядывают и в дома: говорят, на некоторых людей это производит сильное впечатление.

— Могу себе представить, — покачала головой Глоха. — Очень надеюсь, что все эти хлопоты не окажутся напрасными. Трудно поверить, чтобы Добрый Волшебник мог так жестоко подшутить над бедным Велко.

— По правде сказать, мне всегда казалось, что Хамфри и Добрым-то называют только потому, что он вроде бы не Злой. Но узнать о таком обмане было бы очень горько.

— Ну конечно, теперь у тебя есть душа, и тебе доступны все подобные чувства, — отозвалась Глоха, присаживаясь. — А как твои-то дела? Я все-таки твоя подруга, но за всеми хлопотами уделяю тебе не так много внимания.

— Удивительное дело, — ответила Метрия, — как только ты согласилась со мной дружить, у меня прибавилось уверенности, и я стала легче приспосабливаться к новым обстоятельствам. Даже обходясь без советов.

— Порой дружба действует именно так, — промолвила Глоха и, бросив сочувственный взгляд на Велко, добавила: — Хотела бы я стать настоящим другом и ему.

— Разве ты не сделала для него все, что могла?

— Я не спасла ему жизнь. Помочь-то пытаюсь, но толку от моих попыток пока мало.

— Ничего, ты непременно добьешься своего, — заявила демонесса с таким видом, словно недавно обретенный опыт одарил ее даром предвидения.

В небе появились две точки, но приближении превратившиеся в крылатых кентавриц.

— Нашли! — еще на лету выкрикнула запыхавшаяся Синтия. — Как раз там, где я и предполагала.

Глоха подскочила.

— Нашли? Вот здорово!

— Рано радуешься, — охладила ее пыл Чекс. — Найти-то нашли, но не в самом приятном месте. Добраться до цели будет непросто.

— Все равно доберемся! — уверенно заявила Глоха. — Должны добраться. Где эта транс-плантация?

— В расщелине горы Попа-кати-петль. А это очень скверная гора.

Глохе стало не по себе.

— Да уж знаю я эту Попу, — пробормотала она, — один раз еле крылья унесла. Как же нам осуществить трансплантацию, не оказавшись погребенными под горячим пеплом?

Подошедший Трент сунул в карман кусочек кровяного корня и спокойно сказал:

— Я полагаю, что существа, прибывшие к нам на помощь, должны наконец заняться тем, чем и собирались. Они явились, чтобы осадить замок, так пусть возьмут в осаду вулкан.

— В осаду? Но разве боевые действия помогут нам добраться до расщелины? — не поняла Глоха.

— Еще как помогут. Главное, чтобы шуму было побольше.

На сей раз до нее дошло. В случае массированной атаки со всех сторон злющий вулкан никак не сможет проследить за каждым отдельно взятым гоблином или гарпией. А стало быть, небольшая группа, проявив осторожность и не привлекая внимания, будет иметь возможность пробраться туда, куда надо.

Поискам был дан отбой, и отряды стали возвращаться к месту встречи. По мере прибытия командиры получали краткие инструкции и доводили их до подчиненных. Узнав, что предстоит схватка, гоблины и гарпии разразились радостными криками, однако известие о характере противника малость притушило их воинственный пыл. Но никто ни за что не сознался бы в своей робости: о том, чтобы отступить на виду у других отрядов, не могло быть и речи. Меньше других тревожились не столь уязвимые для горячего пепла и раскаленных камней скелеты. С великанами дело обстояло сложнее: любой из них за два шага мог уйти за пределы досягаемости вулкана, но и вероятность попадания валуна в такую махину была достаточно высока. Они понимали, что по мере их приближения к горе опасность будет возрастать.

— Ну, нам пора двигаться, — неожиданно объявил Трент.

— Как? — удивилась Глоха. — Ведь осада еще не началась.

— Вот и хорошо. Мы двинемся окольным путем, чтобы вулкан решил, будто нас привлекает совсем другая цель. Надеюсь, что когда к горе подступят отряды осаждающих, Попа сочтет, что мы не так опасны, и переключит внимание на них. Тут многое зависит от везения, но, по-моему, лучшего способа нет.

— А какова эта другая цель? Я имею в виду — ту, которую мы хотим подсунуть вулкану.

— По другую сторону горы гарпии обнаружили озеро, которое они называют Чудским. Мы сделаем вид, будто хотим его исследовать.

— Но кому может понадобиться изучать озеро, находящееся под боком у зловредного вулкан?.

— Так ведь озеро не простое, а Чудское.

— Стало быть, там есть какое-то чудо?

— Не без того. Там обитают зеркальные карпы, чешуйки которых пригодны для изготовления зеркал.

— Эка невидаль, зеркала. Их можно делать из обычного стекла, отполированного металла или камня. К чему стараться, отлавливая карпов да счищая с них чешуйки?

— Так ведь чешуйки волшебные. И зеркала из них получаются не простые, а волшебные.

— Ой, надо же! — воскликнула Глоха. — А ведь я до сих пор и не догадывалась, откуда в Ксанфе берутся магические зеркала.

— Они могут изготовляться и другими способами, однако я подозреваю, что мы наткнулись на один из тайных водоемов волшебника Хамфри. Это настоящее сокровище, а свои сокровища гора охраняет весьма ревностно. Поэтому мне и кажется, что это неплохой способ отвлечь внимание.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась Глоха. — Я и сама была бы не прочь обзавестись магическим зеркалом.

— Но, думаю, первоочередная задача у тебя все же иная, — с улыбкой заметил Трент.

— Да, конечно. Я и не имела в виду… — начала было оправдываться Глоха, но тут сообразила, что он ее просто дразнит. Волшебник любил подшутить да так, что сразу и не догадаешься. И ей — она не могла не признаться себе в этом — нравились и его шутки… да и вообще все. Он был такой… такой мужественный.

— Сейчас, — сменил тему Трент, — Велено с Метрией разведывают путь к транс-плантации. Им лучше работается на пару.

— Метрия — понятно, ей все нипочем, но как приблизится к горе Велено? Попа его мигом застукает.

— В нынешнем облике не застукает. Я превратил его в попу-гая кака-ду, единственного из пернатых, кого Попа-кати-петль терпит на своих склонах.

— Но почему?

— Отчасти из-за названия, видать, признает за родню, а отчасти из-за болтливости. Попу-гаи в качестве стряпчих поддерживают в суде вулканов иск.

— Что за иск?

— Попа отстаивает свое неотъемлемое право испускать газы и издавать соответствующие звуки. Вулкан не возражает против присутствия попу-гаев на его склонах, так что Велено совершит облет региона, тогда как Метрия произведет сверку плана на местности. Думаю, вдвоем они справятся хорошо.

— Но с чего это Велено взялся нам помогать? Он держал нас в плену и хотел — чуть ли не заставил меня…

— Он делал, что мог, стараясь освободиться от чар, — пояснил Трент, — однако вовсе не считал, что поступает хорошо и правильно. А поскольку именно ты побудила Метрию выйти за него замуж, он благодарен тебе и ощущает перед тобой некоторую вину. По его мнению, прощения он заслужит тогда, когда поможет тебе в достижении твоей цели, как ты помогла ему.

— В этом возможно, смысл и есть, — промолвила Глоха, покачав головой. — с моей точки зрения, Метрия могла бы произвести разведку и сама.

— Самой ей сложнее. Демоны так донимали Попа-кати-петль своими шуточками — бомбы вонючие ему в кратер кидали и все такое, — что вулкан теперь и близко их не подпускает. Как почует какого, мигом сдувает вонючим ветром да еще камнями вдогонку швыряется. Таким образом, Метрия может оставаться там лишь до тех пор, пока не материализуется.

— Но получается, что в ходе операции она не может ни с кем общаться?

— Кроме Велено — ведь у нее с ним на двоих одна душа. Как видишь, Велено отнюдь не бесполезен для нашего дела.

Глоха лишь покачала головой, дивясь тому, какие неожиданности преподносит порой жизнь.

— Мы разведали маршрут, — сообщила возникшая из воздуха Метрия. — На подробности у меня времени не было, но, по-моему, пройти можно. Забавы эта дорога не сулит, но доставит вас куда надо.

— А где Велено?

— Задержался поболтать с другим попу-гаем, который принял его за своего. Он скоро прибудет.

И точно, спустя несколько мгновений на подставленную Метрией руку уселась хохлатая, ярко оперенная птица. Демонесса чмокнула ее в клюв.

— Бес-прре-це-дент-но! — возгласил попу-гай. — Трребу-ем прринятия закона о клю-во-це-ло-ва-нии!

— Ты готов к следующему превращению? — спросил его Трент.

— Пр-рис-ту-пай! Быстр-ро!

Волшебник щелкнул пальцами, и на месте птицы образовался вязкий, липкий комок. Пискнув на манер нимфы, Метрия попыталась удержать его в руках, но он проскользнул сквозь пальцы и шлепнулся на землю.

— Что ты сделал с моим дорогим мужем? — требовательно спросила Метрия, повернувшись к Тренту. — Он весь скользкий и липкий.

— Ничего страшного, — заверил ее Трент, — он просто, еще не успел загустеть. Это дело нескольких мгновений.

Спустя именно такое количество мгновений комок приобрел форму кресла-качалки из плотного ворсистого материала.

— Похоже на кентаврову шкуру, — одобрительно сказала Метрия, потрогав мужа рукой.

— Он доставит Велко на транс-плантацию, — пояснил Трент. — Проползет по всем тропам.

— А кто он такой? — поинтересовалась Глоха.

— Оползень. Меньшой кузен селя. Проходимость у него та же, а силенок хоть и поменьше, но чтобы доставить на место одного эльфа, хватит. Он может слышать, но отвечать в состоянии лишь пузырьками: белые означают «да», черные — «нет», а разные оттенки серого — все остальное.

— Ты сказал, «доставить эльфа». Выходит…

— Да. Самому Велко дорогу не осилить. Хорошо еще, что он смог хоть немного отдохнуть. Но сил у него очень мало.

С этим спорить не приходилось: Велко продолжал лежать неподвижно, с закрытыми глазами. Глоха с опаской положила руку на его лоб, оказавшийся влажным и прохладным.

— Ты такой слабенький, — жалостливо промолвила она и получила в ответ успокаивающую улыбку.

— Необходимо доставить его на место до исхода дня, — сказал волшебник. — Метрия, следуя твоим маршрутом, мы не опоздаем?

— Да, если двигаться без задержек, — ответила демонесса. — Я буду указывать путь. Материализоваться вблизи горы мне нельзя, но Велено будет получать мои указания.

— Тебе лучше сделаться невидимой с самого начала, — посоветовал Трент. — Нам нужно приспособиться к избранной манере передвижения до того, как мы окажемся на виду у вулкана.

— Ясно, — ответила демонесса и растворилась в воздухе.

— Будет неплохо, если ты поможешь Велко сесть на оползень, — сказал Трент, обращаясь к Глохе.

Наклонившись, она подхватила закутанного в одеяло эльфа на руки (Велко при этом вздрогнул) и усадила на стул, сиденье которого тут же приняло форму его тела. Волшебник знал, во что превращать Велено.

— Веди нас, Метрия, — сказал Трент.

Демонесса на виду не появилась, однако Велено, видимо, откликнувшись на внятный только ему сигнал жены, пришел в движение. Оползень скользил по земле на манер своего большого собрата селя. Судя по всему, иметь одну душу на двоих было совсем неплохо.

— Я не понимаю, на что мы рассчитываем, — сказала Глоха, изо всех сил стараясь на отстать от набиравшего скорость оползня. — Вулкан расположен за долиной Нимф, озером Огр-Ызок и областью безумия. Оттуда досюда мы добирались несколько дней, как же попадем назад за несколько часов?

— Может быть, перейдем на полетный режим? — спросил Трент. — Задействуем огр привод? Или воспользуемся гигантскими шагами?

— Но мы не…

Оползень поднялся в воздух. Глоха пискнула на манер нимфы и торопливо расправила крылья.

— А сами тем временем отдохнем, — продолжил волшебник, располагаясь в воздухе рядом со стулом. Косто последовал его примеру.

— Я вижу, вы собрались к той гадкой горе, — промолвила Чекс, подлетевшая к Глохе вместе с Синтией. — Нам туда лететь незачем, так что сейчас мы вернемся домой. Надеемся, что завершив свой поиск, ты наведаешься к нам в гости.

— Да уж пожалуйста, — подхватила Синтия. — Мне очень понравилось путешествовать в такой компании, с тобой и Волшебником Трентом, — произнеся имя волшебника, кентаврица чуток зарумянилась, как будто ее посетило не совсем детское воспоминание. — Я бы не хотела потерять с тобой связь.

— Э… да… конечно, залечу, — пообещала Глоха. Несколько сбивчиво, во-первых, потому, что слишком хорошо догадывалась, какого рода воспоминания вызвали у Синтии румянец, а во-вторых, из-за собственной растерянности. Фокус с гигантскими шагами совершенно сбил ее с толку.

— Рада, что смогла хоть чем-то помочь, — сказала Синтия.

— Да, без тебя нам бы этой травы не найти. Большое спасибо.

Кентаврицы улетели. Со стороны они больше походили на мать и дочку, чем на будущих свекровь и невестку.

Глоха посмотрела вниз и вдруг увидела на земле след огромной ноги. Все встало на свои места, все стало ясно. И оползень, и волшебника со скелетом нес на ладони невидимый великан. Надо полагать, что Трент не предупредил ее об этом, решив в очередной раз подшутить. Ну что ж, в каком-то смысле шутка удалась — она действительно растерялась, а уж шаги были названы гигантскими с полным правом. Однако коль скоро ей удалось разобраться, что к чему, не стоило попусту тратить силы, махая крыльями. Придя к такому выводу, Глоха уселась на великанскую руку рядом со спутниками.

Быстрота передвижения великана поражала воображение. Очень скоро впереди замаячил дымящийся конус, и их летающий остров опустился на землю. Кое-где приземлялись другие летучие компании: Глоха поняла, что великаны обеспечили доставку к вулкану отрядов гоблинов, гарпий и скелетов.

— Самим великанам к вулкану приближаться нельзя, — объяснил Трент. — Видать, в прежние времена кто-то из них ему насолил, и он реагирует на них так же, как и на демонов. Они хоть и невидимые, но очень большие: ежели гора начнет плеваться лавой да валунами, то непременно хоть в кого-то да угодит. А ожог дело неприятное. Поэтому в самой осаде великанская рать участвовать не будет, но обеспечит переброску войск. За что мы премного благодарны.

Поддерживавшая их ладонь слегка покачнулась, и Глоха поняла это как великанское «спасибо». Говорить вслух их носильщик не решился, опасаясь насторожить вулкан.

Сойдя с ладони, они оказались на краю сухой долины, наполненной чем-то напоминающим белый песок, с торчавшими из него похожими на головы валунами. Велено, отвечая на указания невидимой проводницы, скользнул туда, Трент и Косто следовали по обе стороны от него. Глоха сунулась следом, зачерпнула горсточку и сразу поняла, что песок сахарный. Перед ними расстилалась пустыня Сахара.

Расправив крылья, девушка полетела дальше, взглянуть, что же лежит за Сахарой. Пустыня обрывалась у рощи, с виду самой обыкновенной. Девушка совсем уж было собралась туда заглянуть, но вовремя услышала подозрительный шум. Кто-то бузил не иначе как бузина. Она порадовалась тому, что не сунулась туда, где пихты тут же начали бы пихаться, плющ норовил бы ее расплющить, а крушина сокрушить ей ребра. По краям-то росла одна малина, но всякому известно, что как раз на малине и собирается всякий криминальный сброд. Порядочной девушке там не место. Хорошо еще, что возле этой подозрительной рощи ее никто не видел. Перелетев рощу, Глоха увидела широкую поляну с одним-единственным деревом. Но зато каким — ветви его топорщились множеством полированных металлических крючков, щипчиков, клещей и зеркалец в совокупности с заменявшими шипы сверлами и то и дело выпускавшими струйки воды спринцовками. Буравчики вращались со зловещим, леденящим душу жужжанием.

В ужасе Глоха зависла в воздухе, не в силах заставить себя приблизиться к страшному растению. Она оставалась прикованной к месту до тех пор, пока ее не догнали спутники.

— Чего ты боишься? — спросил мимоходом Трент. — Это же обычная стоматология. Развесистая, конечно, но ничего особенного.

— Но ведь она жужжит! — жалобно пролепетала Глоха. — Того и гляди, сцапает и давай сверлить! Б-р-р!

— Это растение весьма полезно для тех, у кого больные зубы, — заметил Косто. — У кого челюсти в порядке, тех оно вообще не замечает, но знающие скелеты советуют для обеспечения хорошего стука и зубовного скрежета — при постановке кошмарных сцен это бывает важно — наведываться к стоматологии хотя бы раз в год.

Глоха, у которой от страшного жужжания бегали по коже мурашки, по доброй воле не приблизилась бы к этому никелированному пугалу и на дневной перелет, но когда Велено прополз мимо, вынуждена была полететь за ним. К счастью, дерево не ухватило ее гибким шлангом и не усадило в одно из подвесных кресел — видимо, крепкие девичьи зубки в лечении не нуждались.

За лугом тропа пошла вниз, в широкую лощину. Это радовало, поскольку они, пусть на время, оказывались не на виду у вулкана. Единственное, что насторожило Глоху, это странный облик сидевшей у створа ущелья птицы.

— Какая-то она чудная, — пробормотала девушка.

— Я чудная, а ты дурная, козявка лесная, сосиска свиная, — тут же отреагировала птица.

— Кто это сказал? — не поняла Глоха.

— Кто сказал — конфеты лизал, а кто слушал — землю кушал! — прозвучал немедленный ответ.

— Да ты надо мной смеешься! — сердито вскричала девушка.

— Когда смеешься, всего добьешься, а будешь злиться — так лучше утопиться!

— Не обращай внимания, — посоветовал Трент, — это же пересмешник, он иначе не может.

— Пересмешник — насмешник, полезай ко мне в скворешник, — с готовностью согласилась птица.

Глоха на сей раз предпочла промолчать: ей вовсе не хотелось, чтобы ее передразнивали, к тому же в следующую минуту стало и не до насмешек. Издалека донеслась ожесточенная брань гоблинов и гарпий. Это должно было отвлечь внимание вулкана, однако отдаленный раскат грома заставил Трента насторожиться и прислушаться.

— Уж не Тучная ли Королева? — предположил Косто.

— Кому-кому, а ей не удивлюсь, — откликнулась Глоха. — Не исключено, что летучая фукалка состоит в союзе с наземным врединой. Две вредины всегда друг друга поймут. А наша осада наверняка их переполошила.

— Но будем надеяться, что Королева нас не заметит, а коли заметит, то не сочтет заслуживающими внимания.

— Будем. Но она может изрядно подгадить нам и между делом. Обрушит ливень на войско, а походя достанется и нам.

Пересмешник между тем больше голоса не подавал — по всей видимости, ни передразнивать Тучную Королеву, ни вообще иметь с ней дело ему не хотелось. Как только небо потемнело и упали первые капли, он куда-то пропал, улетел или спрятался. А спустя минуту дождь уже лил как из ведра.

— Лощину-то, неровен час, затопит, — заметил Трент.

— Надо отсюда убираться, — поддержал его Косто. Велено прибавил скорости, и вовремя: дождь усилился, со стен оврага начали низвергаться водопады, и по дну побежал быстрый поток.

— Может быть, попробуем выбраться наверх по стене прямо сейчас? — предложила Глоха. — Пока доберемся до того края ущелья…

— Не забывай, нас ведет Метрия, — напомнил девушке Трент. — Она знает, безопасно ли вылезать из ущелья прямо здесь.

На передке оползня появился черный пузырек. Это означало «нет».

Они заспешили вдоль ущелья, однако дождь грозил свести их усилия на нет. Казалось, будто вся вода в округе стекается именно в эту расщелину. Не исключено, что она и предназначалась для отвода воды от основания вулкана. В сухую погоду ее дно представляло собой вполне сносную тропу, но сейчас по нему струился ручей, грозивший превратиться в реку.

— Нам еще рано отсюда выбираться? — мягко осведомился Трент.

Велено снова ответил черным пузырьком.

— Слетаю-ка я, взгляну, что там да как, — нетерпеливо промолвила Глоха, расправила крылья и, одолев сопротивление ветра, поднялась над оврагом.

Увиденное ее не порадовало. Извилистая расщелина пересекала унылое плато, где из толщи серого пепла торчали зубчатые скалы. Равнина дымилась, кое-где зияли зловещие провалы. По всему выходило, что иного пути, как по ущелью, попросту не было. Метрия давала верные указания.

— Там еще хуже, — коротко сообщила Глоха, вернувшись в ущелье. — Придется продолжить путь здесь.

— Значит, поплывем, — сказал волшебник. — Для оползня это не проблема, да и Косто может легко переформироваться в костяную лодочку. Затруднение лишь в том, что это все равно дает нам только два места. А пассажиров у нас трое.

— Видать, я лишняя, — вздохнула Глоха. — Придется мне возвращаться.

— Вот уж нет, — решительно возразил Трент. — Это твой поиск, и тебе просто необходимо двигаться дальше.

— Но ведь Велко и Косто должны попасть на транс-плантацию оба, иначе им не осуществить обмена.

— Правильно. Из этого следует, что вернуться придется мне.

— Но как же я без тебя?

— Сам беспокоюсь. До сих пор я всегда был рядом на тот случай, если ради твоей безопасности потребуется пустить в ход превращение. Без этого, конечно, тебе будет труднее. Лучше бы мне остаться.

— Может быть, стоит прямо сейчас превратить меня в… в кого-нибудь, способного справиться с любыми препонами.

— По-моему, как раз этого делать не стоит. Особенно не зная точно характера будущих препон.

— Но что же делать?

— Попробуй держаться за краешек оползня, находясь на поверхности воды. Если ты не будешь налегать на Велено своим весом, он, может быть, и справится.

О такой возможности Глоха и не подумала. Конечно, гарантии успеха не было, но попробовать стоило в любом случае.

Трент пнул Косто, и тот, разлетевшись, собрался в маленькую костяную лодочку. Тоненькая фаланга протянулась от него к Велено: теперь даже самый бурный поток не должен был разъединить спутников. Прихватив со дна длинный кусок топляка, волшебник стал работать им как шестом, в то время как сам Косто — Глоха увидела это со стороны — греб находившимися по бокам лодочки маленькими костяными плавниками.

Оползень перестал придерживаться отмелей и вышел на середину потока, где мог двигаться с большей скоростью. Правда он не имел обтекаемой формы, и бурлящая вода так и норовила его развернуть, однако прицепившаяся сзади Глоха выровняла Велено, послужив своего рода стабилизатором.

Итак, они продолжили продвигаться вперед, хотя, конечно, такой способ передвижения не радовал. Глоха надеялась, что дождь кончится и можно будет идти нормально, но этого не произошло. Впрочем, Тучная Королева, скорее всего, не заглядывала в трещину и не знала, что там кто-то находится, в противном случае путникам пришлось бы куда хуже. Но, по всей видимости, все внимание и горы, и тучи сосредоточилось на отражении атаки гоблинов и гарпий.

Неожиданно над ущельем появилась крылатая тень: маленькие горящие глазки злобно всматривались вниз. Сердце Глохи замерло: она узнала стервятника, который вполне мог состоять в сговоре с вулканом. А ну, как он полетит и расскажет горе, что кто-то тайно пробирается по ущелью?

В этот миг в небе появились еще две крылатые фигуры, чуть поменьше первой.

— Вот он! — гаркнула одна из них. — Дерржи! Рвви!

Никогда прежде неблагозвучные, режущие слух, грубые возгласы гарпий не вызывали у Глохи такой радости.

— Дерржи деррьмоеда! — с энтузиазмом поддержала первую гарпию вторая. — Добррая дррака!

Все три тени исчезли за краем ущелья. Со стороны донеслись яростные крики и брань, в овраг полетели грязные перья. Чем бы ни кончилась схватка, стервятнику было уже не до оврага. Спутники поплыли дальше и через некоторое время по широкому изгибу выплыли к быстро наполнявшемуся водой пруду. Сверху все еще сыпал дождь, но здесь вроде бы было чуточку поспокойнее, а близ противоположного берега вдобавок не так глубоко. Появилась возможность встать ногами на дно и передохнуть.

— Беда! — неожиданно промолвил Трент.

— А что случилось? — спросила Глоха, оглядевшись по сторонам, но не заметив ничего угрожающего.

— Велко. Он нас покидает.

В ужасе девушка воззрилась на недужного эльфа-великана. Он был в сознании, но выглядел так, будто вот-вот его лишится. Путешествие под проливным дождем по бурному потоку лишило его последних сил.

Девушка оцепенела: неужели они проделали весь этот путь напрасно и бедный Велко распрощается с жизнью, так и не добравшись до транс-плантации, где его можно было бы спасти, трансплантировав ему с помощью трансмиссии костный мозг Косто.

— Что мы можем сделать? — жалобно пролепетала Глоха.

— Мы не можем ничего! — мрачно отрезал Трент. — Если кто и может, так только ты.

— Не понимаю.

— Тут и понимать нечего. Скажи ему правду.

— Я никогда не лгала ни ему, ни кому-либо другому.

— А себе самой?

Девушка рассердилась.

— Какое отношение это может иметь к Велко? — проворчала она. — Какую правду могу я ему сказать? О чем?

— О своих чувствах по отношению к нему.

— По отношению к нему? Но я всегда хотела, чтобы он выздоровел, снова стал невидимым великаном и жил счастливо.

— Вот об этом и скажи.

Глоха растерялась. Ей казалось, что желать умирающему здоровья, невидимости, великанства и счастья не совсем уместно.

— Не могу я сказать ему правду! — выкрикнула она, уже не в силах сдержать гнев. — Правда лишь причинит ему боль, а меня опозорит. И тебя тоже.

— Сомневаюсь, — отозвался Трент с выводящей из себя мягкостью.

— Да? — девушка уже не могла сдерживаться. — Тогда послушай! Я, если хочешь знать, была настолько очарована тобой, что будь моя воля, я превратилась бы в женщину из людского племени и проделала бы с тобой все то, что ты имел в виду, когда говорил о превращении Синтии!

Выпалив все это, она обреченно закрыла глаза: теперь будь что будет.

— Думаю, все обстоит не совсем так, — промолвил волшебник, вовсе не казавшийся удивленным.

— Это потому, что я тебя не интересую, — уныло отозвалась девушка.

— Отнюдь.

— Что?

— Да то, что ты очаровательная, сердечная, отзывчивая девушка, прекрасная и лицом, и душой, и телом. Любой мужчина был бы счастлив иметь с тобой дело и я не исключение. Так что идея превратить тебя в женщину из людского племени мне очень даже по нраву.

— Ты… ты отвечаешь мне взаимностью?

— А как же иначе? Я так же очарован тобой, как и ты мной, причем по тем же причинам. Мы с тобой одинаково привлекательны, ты как женщина своего племени, я как мужчина своего. Думаю, из нас получилась бы прекрасная пара.

Глоха изумленно покачала своей маленькой, пошедшей кругом головкой.

— Прости, волшебник, но я не верю своим ушам.

— А зря: все, что я сказал, — чистейшая правда. Но учти и другое: случись все так, наше счастье было бы очень недолгим. Если не считать привлекательности для противоположного пола, у нас с тобой мало общего. Мое будущее — не твое будущее, мои друзья — не твои друзья, я волшебник, а ты не волшебница. Эти различия неизбежно привели бы нас к взаимному отчуждению сразу после угасания первого порыва страсти. Сама посуди: ты никогда не смогла бы сравниться со мной в магии, а за принадлежность к человеческому роду тебе пришлось бы заплатить отказом от того, что делает тебя единственной и неповторимой, не говоря уж о способности летать. Короче говоря, недолгая радость обернулась бы для нас обоих множеством всякого рода осложнений, и это даже не будь я женат и так стар. Нет, не думаю, чтобы ты на самом деле, по-настоящему желала совершить подобную глупость.

Глоха дрогнула: несокрушимая логика волшебника заставила ее взглянуть на свои фантазии совсем по-другому. Теперь это казалось ей детской глупостью и блажью. Более того, она начинала осознавать, что в глубине души и раньше понимала вздорность такого рода мечтаний, хотя и не признавалась в этом даже себе самой. В действительности же мечты мечтами, но на деле она не отказалась бы от способности летать и от своей неповторимости ради недолговечной связи даже с таким красивым, умным, одаренным и привлекательным мужчиной, как Трент. Что же до него, то он и не скрывал, что в своем омоложенном состоянии испытывает естественную тягу к хорошеньким представительницам противоположного пола, и к ней, и к Синтии. Однако жизненный опыт позволял Тренту дать верную оценку такого рода влечению и не позволить страсти возобладать над рассудком.

— Спасибо, волшебник, — сказала она после продолжительного молчания. — Своими словами ты совершил очередное чудесное превращение: превратил вздорную девчонку в разумную девушку.

Она смахнула слезы, но они тут же набежали снова.

— Не за что. Теперь тебе надо поговорить с Велко, пока он не умер.

— Ты хочешь, чтобы я сказала ему все напрямик, как сказал мне ты? Но не слишком ли это жестоко?

— Правда редко бывает слишком жестокой. И мне кажется, это твой долг.

— Не потому ли, что он испытывает ко мне такие же чувства, какие я, как мне казалось, испытывала к тебе?

— Да. Но есть разница.

— Конечно. Он умирает, а я нет.

— Тем больше оснований поторопиться.

Волшебник был безжалостен, но как всегда прав: ей надлежало сказать умирающему правду, причем сделать это надо без промедления. Повернувшись к Велко, она просунула руку под одеяло и взяла его ладонь. К ее удивлению, она оказалась такой же холодной, как у нее, но не мокрой: видимо, одеяло обладало магическими водоотталкивающими свойствами.

— Велко, — промолвила она, — я желаю тебе продержаться до транс-нплантации, выздороветь и прожить счастливую жизнь невидимого великана.

— Спасибо, — слабо выдохнул он. — А я желаю тебе успешно завершить твой поиск.

Веки его бессильно опустились, и больной еле слышно прошептал:

— Если тебе нетрудно, будь любезна, попроси, пожалуйста, Косто подойти ко мне.

И в этот миг, когда она увидела его на пороге смерти, внутри у нее что-то оборвалось.

— Неправда! — вскричала девушка. — Забудь. Я не хочу, чтобы ты стал великаном! Не хочу!

Глаза Велко медленно открылись. Он слегка встрепенулся.

— Я вовсе не желаю тебе стать великаном, и уж тем более невидимым, — пылко продолжила девушка, удивляясь самой себе, — потому что люблю тебя и хочу — вот чего я на самом деле хочу! — выйти за тебя замуж. И провались все поиски в Попу… кати-петль!

Подняв его бессильную руку, она прижалась к ней губами и сквозь слезы пробормотала:

— Ох, Велко, милый, я такая несносная эгоистка, а ты такой хороший! У меня нет никакого права на твою любовь, но даже если между нами ничего быть не может, лучше уж достанься какой-нибудь великанше, только не умирай.

— Какое у меня может быть право на твою любовь? — отозвался Велко. — Я некрасивый, неумный, у меня даже нет магического таланта. Такая восхитительная девушка, как ты, заслуживает совсем другого мужа.

— Ты добрый, честный, сердечный парень, которому я нужна, как наверняка не могла бы быть нужна никакому волшебнику. На самом деле — сердце мое это знало — именно такого мужчину я и искала. Беда в том, что ты не…

Его рука потеплела.

— О Глоха, я предпочел бы быть крылатым гоблином с тобой, чем великаном, даже невидимым, без тебя. Я тоже люблю тебя, а не признавался только потому, что стеснялся и не хотел навязываться.

— Крылатым гоблином! — воскликнула Глоха. — Надо же, об этом я и не подумала. Конечно, ты можешь стать крылатым гоблином, кем угодно можешь стать. Трент превратит тебя в кого потребуется. Я знала, что нравлюсь тебе, но не предполагала, что ради меня ты готов даже отказаться от своего природного облика. Теперь ясно, что ты и есть цель моего поиска. Прошу тебя, держись! Не умирай!

— Я постараюсь, — с улыбкой промолвил Велко.

Глоха, наклонившись, поцеловала его и сказала:

— Да уж держись. Ты обязан. Я не хочу остаться без тебя.

— А для меня жизнь без тебя не имеет смысла.

Все стало на свои места. Трент знал, что великан угасает, поскольку не имеет причин бороться за выживание. Теперь прозрела и она.

Велко снова закрыл глаза, но на сей раз для того, чтобы собрать свою волю и набраться сил для завершения путешествия.

Путешествие продолжилось. Дождь по-прежнему лил, небо затягивали тучи, но Глохе все равно казалось, будто проглянуло ясное веселое солнышко.

Наконец ущелье стало меньше и превратилось в простую выемку на каменистой, усыпанной пеплом и валунами равнине. Оно бы и ничего, но, выбравшись из расщелины, спутники натолкнулись на неуклюжее животное. Выйдя из-за утеса, оно подняло рыло и издало вой.

Вулкан мгновенно принял это к сведению. Скалы задрожали, из трещин стал с шипением вырываться пар, а потом появилась и кипящая красная лава.

— Похоже, у нас затруднения, — мягко промолвил Трент.

— Попа-кати-петль знает, что мы здесь, — подтвердила Глоха. — Если пристреляется, нам не пройти.

— Метрия, явись! — возгласил волшебник.

— Ты не думаешь, что мое появление только усугубит твои затруднения? — спросила, материализовавшись, демонесса.

— Все возможно. Но если ты сумеешь отвлечь вулкан на себя, у нас появится надежда прорваться.

— Ладно, — буркнула Метрия, поджав губы. — Двигайтесь этой тропой вверх, вон к той трещине в конусе. А я сделаю все, что в моих силах.

Заклубился дым, и на месте демонессы возникла огромная бородавчатая жаба.

— Эй, пукалка-пыхтелка! — проквакала жаба, обращаясь к горе. — Попробуй меня поймать!

Сначала Глоха расстроилась — квакают не жабы, а лягушки, и вулкан мог обнаружить обман, — однако скоро смекнула, что тревожиться нечего. Гора испытывает неприязнь не к лягушкам или жабам, а к демонам, так что, раскусив трюк демонессы, скорее всего рассердится.

— Бяка-плевака! — потешалась жаба, раздувая толстое брюхо. — А ну поймай!

Гора выплеснула поток лавы, устремившийся в погоню за нахальной жабой. Дождь хлестал по расплавленной магме, так что путь огненной реки отмечался еще и паром. Похоже, жаба действительно отвлекла гору от спутников, хотя им тоже приходилось туго. Лава не нацеливалась на них, однако от жидкого огня тянуло страшным жаром, и им пришлось спешить изо всех сил. Трент повел маленький отряд к ближайшему кряжу, и вовремя, — замешкайся они, и разлившаяся магма отрезала бы их от спасительных скал. Теперь им пришлось подниматься все выше и выше, а кряж, как назло, становился все уже и уже. В конце концов скальный гребень сделался острым, как лезвие ножа.

Для Велено это особого значения не имело: он скользил по этой грани с той же легкостью, как и по любой другой поверхности. Велко, надежно закрепленный на оползне, тоже не испытывал особых неудобств. Глоха летела над самым кряжем, что было не самым приятным занятием из-за дождя, ветра и горячего тумана. Косто двигался рывками, расставив ноги и оседлав кряж: не имея плоти, он мог не опасаться порезаться об острый гребень. В самом худшем положении оказался Трент, но вскоре Косто пришел ему на помощь. Пинок обратил скелет в костяную платформу со свешенными по обе стороны каменного лезвия руками и ногами. Волшебник уселся на нее, и платформа заскользила вперед с почти той же ловкостью, что и оползень. Глоха поспешила зацепиться за кости, чтобы не бороться с ветром.

Но тут, как назло, появился еще один стервятник. Заметив отряд, он с криком повернул к конусу.

— Нам лучше поднажать, — мягко промолвил Трент.

Они и поднажали. Оползень и костяная платформа неслись по гребню по направлению к указанной Метрией трещине, но незадолго до нее кряж оборвался. Между ними и склоном находился провал, на дне которого клокотала магма. Склон находился близко, но никто понятия не имел, как одолеть преграду.

И тут — не иначе как стервятник доложил о приближении чужаков — конус гневно взревел и выбросил в небо огромную тучу пепла. Вулкан вознамерился похоронить их живьем, однако вышла промашка. Они находились слишком близко к подножию, так что большая часть горячей золы и камней падала далеко за их спинами.

Глоха, хотя ей вовсе не хотелось подставлять крылышки горячему пеплу, могла бы перепорхнуть провал, но это не решало проблему транспортировки к транс-плантации всех прочих.

— Преврати меня в птицу рок, — предложила она Тренту. — Я сама перелечу и вас перенесу.

— Ни в коем случае, — возразил волшебник. — Наше спасение в том, чтобы оставаться маленькими. По крылатой гоблинше вулкану не попасть, но уж по птице рок он не промажет. И тебя зашибет, и всех нас с тобой заодно.

— Что же делать?

— Думаю, я могу помочь, — подал голос Косто. — Пни меня как следует, и я перекомбинируюсь в мостик. По мне и перейдете.

— Мысль, конечно, интересная, — кивнул Трент, — но остается одна проблема. Этот острый гребень. Если я останусь на нем без платформы, то есть без тебя, он разрежет меня пополам.

Велено выдул белый пузырек. Липкая струйка растеклась прямо по каменному лезвию и загустела. Говорить он не мог, но все было понятно и так.

— Спасибо, — промолвил Трент и, сойдя с костяной платформы, оседлал гребень, режущий край которого теперь был залеплен глиной. Затем он подтянул платформу поближе и влепил ей хорошего пинка. Она распалась на косточки, которые тут же сложились в длинную конструкцию: две линии костей, соединенных костяными же поперечными перемычками. Получилось что-то вроде веревочной лестницы, только не из веревок. К тому же с обоих ее концов находилось по хваткой костяной руке. Одну их них Трент поместил на край кряжа: пальцы пробежались по камню, ища выемки, нашли нужное место и ухватились так, что отодрать их смог бы разве что огр. Другой конец лестницы волшебник вручил Глохе, и она, держа его в руках, полетела на ту сторону. Конечно, костяная лестница не веревочная, весит куда как больше, однако пропасть была не слишком широкой, и Глоха ее осилила. Ну а за что зацепиться на другой стороне, костяная рука нашла сама, после чего лестница туго натянулась.

Оползень, не теряя времени, заскользил вперед. Продвигался он медленнее обычного — костяная решетка не сплошная опора, — однако все же продвигался, причем вместе с Велко.

Гора, по всей вероятности, сообразила, что происходит. Задрожав от ярости, она с чрезвычайно громким и неприличным звуком испустила газы вкупе с огромной тучей вонючего пепла. Однако перестаралась: пепел оказался выброшен с такой скоростью и на такую высоту, что не выпал в осадок, а распространился над Ксанфом, понизив его температуру на один градус. Переправе это действо никоим образом не помешало.

Однако Попа-кати-петль имел союзников и не преминул прибегнуть к их помощи. Тучная Королева сначала попыталась сдуть костяную лестницу со скал, но, быстро поняв, что из этого ничего не выйдет, сменила тактику. Ветер завыл громче, и облака стали закручиваться спиралью, образуя гигантскую, всепоглощающую воронку. Скоро стало ясно, что если Косто и удержится, то только один — смерч втянет в себя и Глоху, и Трента, и Велено с Велко.

Волшебник, разумеется, прекрасно это понимал.

— Метрия, выручай! — крикнул он.

— Опять кричишь, — проворковала, материализовавшись, демонесса. — Сейчас Попа снова меня заметит, и…

Она заметила воронку и мигом сменила тон.

— Ага, старая знакомая! Ну ничего, сейчас я ей устрою веселую жизнь. Она хотела вас взять за понюшку табаку! Ну что ж, желаю удачи!

Метрия растаяла в клубах дыма, когда горловина смерча скользнула к повисшей над пропастью костяной лестнице, чтобы слизнуть с нее всех, кто там находился, и неожиданно обернулась самой настоящей понюшкой. Самого настоящего нюхательного табаку. Но такой огромной, какой хватило бы, чтобы заставить расчихаться целую толпу невидимых великанов.

Втягивающая в себя все и вся воронка поглотила и понюшку, но уже в следующее мгновение Тучная Королева поняла: ее дело табак. Облачные ноздри сморщились, губы скривились. Несколько мгновений туча отчаянно боролась со щекоткой в носу, но не выдержала и чихнула. Да так, что вложила в этот чих всю свою мощь!

Сила чиха не только вышвырнула Метрию незнамо куда, но и разорвала в облачные клочья саму Тучную Королеву. Чтобы восстановить целостность, ей требовалось время, а пока дождь прекратился, и между обрывками туч робко, морщась от духа нюхательного табака, проглянуло солнышко. Даже расплавленная лава скукожилась и покрылась твердой коркой: то ли ей тоже не понравился табачный запах, то ли то, что, чихая, Королева обрызгала ее слюной.

Вулкан продолжал судорожно испускать газы, однако Трент завершил переправу и втянул лестницу за собой. Теперь вся компания находилась на тропе, неподалеку от места назначения. Тропа очень круто забирала вверх, однако и это препятствие оказалось преодолимым: Глоха перенесла конец костяной лестницы выше по склону, Косто уцепился за камень, и скелет стал удобным поручнем.

Однако и Попа сдаваться не собирался: поднатужившись, гора извергла поток чрезвычайно гадкой с виду вонючей слизи.

Глоха полетела навстречу потоку, чтобы присмотреться к новой угрозе, но череп Косто предостерегающе крикнул:

— Осторожно! Это яд!

Впрочем, девушка уже узнала едкий, омерзительный запах той же гадости, с какой им пришлось столкнуться в деревне Волшебной Пыли. Опасность оказалась нешуточной.

— Бежим! — крикнула Глоха, вернувшись к спутникам. — Если ядовитый поток нас настигнет, мы погибнем!

— Я так не думаю, — спокойно возразил Трент.

— Ну не совсем все, но все, кроме Метрии и Косто. А они даже не пара.

— Поток не затронет транс-плантацию, поскольку она представляет собой одно из главных сокровищ горы. Стало быть, добравшись дотуда раньше яда, мы будем спасены.

Глохе эти рассуждения показались не столь уж безупречными — она не была уверена в том, что вулкан так уж ценит свои сокровища, чтобы заботиться об их сохранности даже в пылу гнева. Однако отступление означало для Велко неминуемую гибель, тогда как продолжение пути сулило хоть и зыбкую, но надежду. Приходилось идти на риск, но другого выхода не было.

Итак, они заторопились наверх, навстречу склизкой отраве. Тошнотворное зловоние уже достигало их ноздрей, заставляя морщиться, чихать и кашлять. Больше всего Глоха переживала за Велко: в его состоянии вдыхать даже разреженные ядовитые пары было опасно. Однако по мере приближения к каверне их концентрация не увеличивалась, а ослабевала. Подняв глаза, Глоха увидела, что смертоносный поток свернул в сторону от пещеры, под своды которой они стремились. Трент оказался прав: злоба не ослепила вулкан настолько, чтобы он решился уничтожить свое сокровище.

Внутри грота царило спокойствие: сюда не проникали ни пепел, ни зловоние, толстые каменные стены заглушали рев вулкана, а на полу росли усыпанные цветами лозы, полностью соответствовавшие рисунку. Глохе показалось, что растения слегка светятся.

— Вот и плантация, — заявил Трент. — Не будем терять время. Надо закончить операцию прежде, чем гора опомнится и придумает какую-нибудь новую каверзу.

Велено усадил Велко с одного края ближайшей лозы, Косто, вернув себе природный облик, уселся с другого. Трент поместил между ними кусочек кровяного корня.

Глоха полагала, что операции будет сопутствовать чтение заклинаний или иные впечатляющее магические ритуалы, но ничего подобного не произошло. Пустив с каждого конца усики, транс-миссия оплела ими левую ногу Косто, правую руку Велко, а заодно и корешок. После этого острые шипы вонзились с одной стороны в кость, а с другой — в эльфийскую вену. Глоха вздрогнула, но поняла, что лучше не вмешиваться.

В то время как в плоть Велко острый шип погрузился мгновенно, пробуравить твердую кость удалось не сразу. При этом одновременно происходил и другой процесс: растение распустило над головой Велко слегка похожий на подсолнечник лучистый цветок, в лучах которого больной, похоже, лишился сознания. Глоха испугалась: хотя чувствовала, что происходит нечто важное.

— Не бойся, — тихо сказал ей Трент. — Он впал в транс, но это часть процедуры, и ему только на пользу. Я сам в этой магии мало что понимаю, но мне кажется, что излучение — те лучи, которые испускает цветок, — уничтожает поврежденный костный мозг Велко. Тот самый, который больше не может вырабатывать кровь. Одновременно происходит следующее: экстракт, который растение вытягивает из кровяного корня, разжижает костный мозг Косто, благодаря чему появляется возможность перекачать его через лозу транс-миссии — такая уж у нее в этом деле миссия — освобожденные от омертвелой ткани в полости костей Велко. Процедура болезненная, поэтому на время ее осуществления больной погружается в транс. Операция уже началась, так что теперь нам остается лишь надеяться на успех и ждать ее удачного завершения.

— Только бы ничто не помешало! — со вздохом промолвила Глоха и отвернулась в сторону выхода. Трансплантация и впрямь была зрелищем не для слабонервных.

Но то, что она увидела в следующий миг, испугало ее куда больше: к пещере со злобными криками приближалась стая стервятников.

— Придется защищаться, — сказал Трент, проследив за ее взглядом. — По-моему, пришло время тебя в кого-нибудь превратить.

Девушка поняла: волшебник не сделал этого по дороге, потому что она должна была объясниться с Велко и вернуть ему желание жить, пребывая в своем истинном облике. Но защитить друзей, оставаясь девушкой с крылышками ей было бы не под силу.

— Превращай, — промолвила Глоха.

— Не смотри в нашу сторону! — почему-то предупредил ее Трент. — И вообще, лучше не отводи взгляда от входа в пещеру.

Еще не отзвучали эти слова, а Глоха уже ощутила изменения в своем теле: она стала кем-то вроде пернатой ящерицы. Совсем небольшой ящерицы. Недоумевая, как может ящерка сразиться с ордой хищных птиц, девушка едва не обернулась к волшебнику, но вовремя вспомнив о предостережении, спохватилась и уставилась на стремительно приближавшихся врагов.

Первая птица сунула клюв в пещеру, наткнулась на ее взгляд и камнем полетела вниз. То же самое произошло со второй. И с третьей…

Только теперь Глоха поняла, что убивает их взглядом. Трент превратил ее в василиска, существо более опасное, чем дракон. Стервятники горохом сыпались в пропасть.

Едва последний враг рухнул вниз, волшебник вернул девушке прежний облик.

— Василисса ты, конечно, прекрасная, — сказал он, — но лучше все-таки будь самой собой.

Глоха не могла с этим не согласиться: одна мысль о том, каких бед могла она натворить, случайно обернувшись, повергала в дрожь. Чтобы посмотреть на друзей, ей пришлось сделать над собой усилие.

Должно быть, схватка со стервятниками продолжалась дольше, чем показалось девушке. Трансплантация уже завершилась, растение убирало усики и шипы, а Велко вышел из транса.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоено спросила бросившаяся к нему Глоха.

— Мне лучше, — ответил еще не вполне пришедший в себя великан. — Я чувствую, как в мои жилы вливается новая, здоровая кровь. Конечно, на полное выздоровление уйдет время, но процесс идет вовсю.

Он помолчал, взглянул на скелет и продолжил:

— Однако кое-что мне нужно сделать сейчас, не откладывая. Помоги мне, пожалуйста, подняться.

Обняв Велко за плечи, Глоха помогла ему встать на ноги. Он все еще был слаб, однако действительно оказался покрепче, чем до операции. Девушка знала, что даже самые могучие чары могут действовать не мгновенно, но зато с надежными и долговечными результатами.

Нетвердым шагом Велко подошел к Косто и, протянув руку, сказал:

— Ты подарил мне жизнь. Возьми взамен половину моей души.

— Я принимаю ее, — ответил скелет, пожимая протянутую ладонь костяными пальцами.

Как только их руки сблизились, между ними пробежала искра, и на месте соприкосновения возникло свечение. Глоха, находившаяся в контакте с Велко, испытала странное, не болезненное, но крайне необычное ощущение. Сравнить его было не с чем, но девушка поняла: это разделилась надвое душа.

Как только руки разъединились, Велко — все-таки он был еще слишком слаб — пошатнулся, и Глохе пришлось его поддержать. Случившееся подействовало и на Косто: охнув, он привалился к стене.

Из воздуха возникла Метрия.

— Теперь ты понимаешь, что я чувствую? — спросила она у скелета.

— Думаю, да, — ответил Косто. — Ощущение замечательное, хотя и несколько пугающее.

— Точно, — подтвердила демонесса и неожиданно крепко поцеловала череп в лишенные плоти губы. — Страшновато и чудно, но постепенно можно привыкнуть. Особенно если у тебя есть друг.

— У Косто есть друзья, — заявила Глоха. Велко поддержал ее кивком.

— Спасибо тебе за помощь, — молвил Трент, обернувшись к оползню. — Если ты в прошлом и доставил некоторым из нас определенное беспокойство, то теперь все забыто.

В тот же миг Велено обрел свой природный облик.

— Спасибо! — повторила следом за волшебником Глоха. — Чтобы доставить Велко на транс-плантацию, ты рисковал жизнью. Я буду благодарна тебе всю жизнь!

С этими словами она запечатлела на губах бывшего нимфоманьяка поцелуй, такой же крепкий, каким Метрия одарила скелет.

— Благодарности, поцелуи — это все здорово, — промолвил волшебник, — однако нам стоит подумать о том, как унести ноги, пока вулкан не нашел способ до нас добраться. К сожалению, уйти прежним путем уже не удастся: ядовитая жижа растеклась по склону.

— Тогда преврати меня в птицу рок, — предложила Глоха. — Сама улечу и вас унесу.

— Далеко не улетишь. Вулкан настороже: подпалит перья, так мало не покажется.

Глоха осторожно выглянула из пещеры и удостоверилась в правоте волшебника. Разгневанный тем, что чужаки добрались до его сокровища, вулкан бушевал вовсю.

— Думаю, это задача для меня, — неожиданно сказал Велко. — В своем изначальном облике я могу перешагнуть через растекшийся яд и уйти, прежде чем гора сообразит, в чем дело.

— Тогда иди скорее, — сказала Глоха, — за нас не беспокойся, мы что-нибудь придумаем.

В последнем она весьма сомневалась и сказала это лишь для того, чтобы убедить Велко уйти.

— Нет, — решительно ответил он, — если я смогу сделать это один, то смогу и со всеми вами. Сквозь мои пальцы вас никто не увидит, мы ведь не прозрачные великаны, а невидимые.

— Но ты-то видимый, — возразил Косто. — К тому же ты еще не оправился после болезни, да и передача души не добавила тебе сил. С этим, наверное, можно было и повременить.

— Я был видимым из-за болезни, — возразил Велко, — а сейчас хоть и слаб, но здоров. Значит, вернувшись в природное состояние, должен стать невидимым. Что же до ополовиненной души, то мне кажется, если я понесу вас, это только ускорит ее восстановление. Душам, как и мускулам, упражнения на пользу. Конечно, для вас это будет не самый удобный способ перемещения, но я постараюсь доставлять вам как можно меньше беспокойства. Мое природное тело мне хорошо знакомо, так что с сохранением равновесия затруднений возникнуть не должно.

— Что скажешь? — спросила Глоха, взглянув на Трента.

— Ему виднее, — ответил волшебник. — Раз считает, что справится, значит так оно и есть. Хотя лучше было бы подождать, пока к нему возвратятся силы.

— Может, было бы и лучше, но ждать мы не можем, — возразил Косто. — Я слышу, как кто-то позвякивает и скребется. Уверен, что это двушки, полушки или другие мелкие хищники.

— Ужас! — вскричала Глоха. — Они нападают целыми стаями: такую прорву кусачих злюк даже Трент не сможет превратить ни во что безвредное. Если каждый из них выгрызет клешнями из нашей плоти кружок с монетку, с нами будет покончено.

— Она права, — согласился волшебник. — Первых, кто к нам приблизится, я, конечно, во что-нибудь превращу, но на всех них никакой магии не хватит.

Позвякивание и скрежет становились все громче: из недр пещеры надвигалась кишащая масса поблескивающих кругляшей. Будучи обитателями горы, они не трогали ничего, произраставшего на трансплантации, но готовы были вцепиться в любую другую живую плоть. Конечно, Трент мог снова превратить Глоху в василиска, однако и он, и она сильно сомневались в том, что смертоносный взгляд сможет остановить напор лавины хищников, настроенных не смотреть, а грызть, грызть и грызть. Девушка, по правде сказать, вообще не знала, имеется ли у этой зловредной мелюзги зрение. Вулкан нашел-таки способ расправиться с непрошеными гостями.

Видя общее замешательство, Велко решительно шагнул к краю пещеры и протянул правую руку Глохе.

— Беритесь за мои пальцы и держитесь крепко, — сказал он. — А ты, волшебник, превращай. Я постараюсь никого не придавить.

Это могло показаться смешным, ведь из всех присутствующих самые маленькие ручонки были именно у эльфа, однако всем было не до смеха. Глоха взяла Велко за крохотный мизинчик, Косто коснулся безымянного пальца, Велено, среднего, Метрия — указательного, а Трент большого. В следующий миг Велко исчез.

Но рука его — огромная, невидимая рука — осталась, придавая спутникам уверенности.

Правда, подняться наверх по толстенным пальцам было не так-то просто. Если Глоха просто вспорхнула, да и хваткий Косто вскарабкался без особых затруднений, то у Трента и Велено они возникли. Что, учитывая приближение алчно щелкающих клешнями хищников, сулило им немалые неприятности.

Но тут на выручку им поспешила Метрия. Растаяв в дыму, она материализовалась рядом с Велено в облике огрицы и с криком: «Держись, любимый!» зашвырнула его на великанскую ладонь. Супруг демонессы не успел даже удивиться.

— Теперь ты, волшебник! — воскликнула Метрия и отправила Трента следом за своим мужем за миг до того, как металлические клешни щелкнули у ее ног.

Рука осторожно сложилась в пригоршню. Все сбились на ладони в кучку, удерживаемые сжатыми пальцами.

Рука поднялась вверх. Устроившись поудобнее, Глоха принялась озираться, сама не зная, смотрит она сквозь невидимые пальцы или же между ними.

Они раскачивались в воздухе. С неба сыпался горячий пепел, но великанская плоть надежно ограждала их от обжигающего дождя. Посмотрев вниз, девушка увидела, как скалистый гребень вмялся под тяжестью чудовищной стопы. Первый же шаг унес их на значительное расстояние.

Однако вулкан тоже заметил великанский след. Взрыв его ярости был ужасен, выброс пепла и газов превзошел все, имевшее место доселе. По всей видимости, средней температуре в Ксанфе предстояло понизиться еще на градус. В том направлении, где появилась вмятина, полетели такие валуны, попадание любого из которых было бы весьма чувствительным даже для великана. Однако для попадания требовалась пристрелка, а за время, необходимое для пристрелки, Велко успел сделать еще пару шагов и вышел за пределы радиуса поражения. Они были спасены!

Возле живописного луга великан остановился и опустил руку, дав спутникам возможность сойти на землю.

— Какой облик ты хотел бы принять? — спросил Трент, с удовольствием осматриваясь.

— Я… я падаю! — донеслось с высоты.

Волшебник щелкнул пальцами, и все увидели падавшего ничком крылатого гоблина. Трент подхватил его. Запоздай волшебник с превращением, великан мог бы рухнуть прямо на своих друзей.

— Велко, что с тобой? — вскричала Глоха.

Обнаженное тело великана — то есть теперь крылатого гоблина — покрывали ужасные ожоги. Он бестрепетно сносил боль, укрывая друзей от обжигающего града, однако это испытание оказалось слишком тяжелым даже для великана. Тем паче для великана, еще не полностью восстановившего силы.

Глоха торопливо извлекла носовой платочек с остатком целительного бальзама: теперь он нужен был ей весь, до последней капельки. Там, где она прикасалась к ранам смоченным эликсиром платочком, они тут же заживали, а когда панацея закончилась, принялась целовать обожженные места. Как ни странно, этот способ лечения тоже оказался довольно действенным.

Трент продолжал поддерживать Велко, однако благодаря помощи Глохи последний восстанавливал силы довольно быстро. Неожиданно девушка сообразила, что на бывшем великане нет никакой одежды. Она попыталась прикрыть Велко собой от посторонних взоров — и оказалась в его объятиях. Они поцеловались…

Когда головокружение несколько ослабло, Глоха оторвалась от Велко и пролепетала:

— Если хочешь, ты можешь быть великаном или кем угодно. Я никогда не…

— С каждым мгновением я набираюсь сил и здоровья, — перебил ее Велко. — Так что сделай что-нибудь: либо раздобудь одежду для меня, либо сними свою.

Все покатились со смеху. Метрия скорехонько слетала за одеждой, и вскоре Велко обрел вполне пристойный вид. А вот Глоха чувствовала себя чуточку виноватой.

— Ты никогда не просил меня стать великаншей, — сказала она, — и с моей стороны, наверное, нехорошо заставлять тебя отказываться от истинного облика. Так что если ты передумал…

— Держи манжет уже! — рассмеялась Метрия и исчезла.

— Что она имела в виду? И что задумала? — не понял Трент.

— Моя жена хотела сказать — «держи карман шире», — пояснил Велено, видимо, уже успевший приспособиться к ее манере выражаться. — А замыслила она что-то очень хорошее. Разве от моей любимой можно ожидать чего-то другого?

Ответить на этот вопрос отрицательно никто не решился.

— Мне кажется, ни у кого нет сомнений, чем в ближайшее время займемся мы с Велко и Метрия с Велено. Косто вернется к Скелли, с которой они, на свой скелетский манер, надо думать, займутся тем же самым. Ну а ты, Трент? Ты по-прежнему собираешься сойти со сцены?

— Хм… — Волшебник почесал в затылке. — Я уж было совсем собрался, но поблуждав по Ксанфу в омоложенном состоянии я решил, что с этим можно и повременить. Пожалуй, стоит попридержать молодость еще на чуть-чуть да и жене посоветовать омолодиться. Сдается мне, мы с ней еще будем счастливы.

— Рада это слышать, — промолвила Глоха, воздержавшись от дополнительных комментариев.

Заклубился дымок. Возникшая из него Метрия протянула Велко зеркало.

— Что это? — спросил он.

— Волшебное зеркало из чешуек зеркальных карпов Чудского озера. Гоблины, Глохина родня, раздобыли его и просили передать тебе в качестве свадебного подарка. Подарочек ценный: оно будет рассказывать тебе все, что захочет скрыть от тебя любимая. Никаких секретов у нее не останется, тебе даже не придется ее ни о чем спрашивать. Спроси у зеркала, и оно безжалостно поделится с тобой всеми ее сомнениями, опасениями, увлечениями и чем угодно.

Велко невозмутимо принял у нее подарок и, повернувшись, вручил Глохе.

— Я провел большую часть жизни невидимым, так что для меня зеркало штука непривычная, — сказал он. — То ли дело ты, любимая. Смотрись в него и будь счастлива. Пришло твое время.

ОТ АВТОРА

Как это обычно и бывает, в своих авторских примечаниях я не могу обойтись без выражения благодарности тем моим читателям, чьи замечательные идеи и превосходные каламбуры были использованы мною в прочитанной вами книге. Большое спасибо Джереми Бринкмэну, Майклу Коуэну, Патрику Джери, Джозефу Слезаку, Шэрон Стигмэйер, Сюзане Альварес, Крису Энтони (ей Богу, со мной этот малый не в родстве), Роберту Кристенсену, Ли Мендхам, Синтии Сармэн (догадайтесь, случайно ли кентаврица Синтия носит то же имя?), Дине Ливингстон (ее мне случалось благодарить и прежде), Джули Брэди, Рику Кормье, Дане Бэйтс (которая, разумеется, не имеет никакого отношения к демонессе Дане, поскольку демонессу на самом деле зовут Дара), Майклу Порхни, Роберту Смиту, Марку Стингеру, Барбаре Хэй и Кэти Гудзон.

Считаю своим долгом особо упомянуть Джанет Хайнц, о которой уже говорилось в примечаниях к «Демонам», — это та самая парализованная девушка, в честь которой был назван новый сорт ирисов. Парализованная и ослепшая, она продолжала любить книги о Ксанфе, которые читала ей вслух мать. Именно по этой причине я взял на себя смелость поселить ее в Ксанфе, как когда-то поселил там собаку Грезу, и вернуть ей способность видеть и двигаться. Пусть она будет счастлива среди своих ирисов.

Аманда получила свое имя в честь девушки, не просто предложившей идею полуженщины-полугрифона, но и приславшей рисунок с изображением этого существа. Существа, заявляю вам со всей ответственностью, совершенно очаровательного.

Использованы были мною и подсказки Стефани Эрб (не впервые), Чарльза Каттучо, Ширвин Дэлглиш, Бриджит Калвин, Дакоты Хайн, Джеффри Ку, Мэтью Бриннэна и Брэда Белла.

Разумеется, большое число предложенных читателями каламбуров в настоящую книгу не вошло, но это вовсе не значит, что они были мною отвергнуты. Каждому овощу свое время, и все, что заслуживает внимания, рано или поздно появляется на страницах книги. Если не одной, так другой. Ничуть не сомневаюсь в том, что многое из полученного мною в читательской почте, но по разным причинам не включенного в настоящую историю, пригодится в следующей, над которой я уже работаю. Я с удовольствием поблагодарил бы заранее тех, кто помог мне в ее написании, но это, увы, невозможно: повествование развивается самостоятельно, по собственным законам (а то и без всяких законов, просто по желанию), самые неожиданные повороты сюжета зачастую совершенно не зависят от моей воли (жители Ксанфа не очень-то склонны действовать по чьей-то указке), и потому предвидеть, что попадет в книгу, а что нет не в моих силах.

Тот вздорный человечишка, который при прочтении этих строк разразился противным смехом, есть не кто иной, как кри-тик. С его точки зрения, эта моя фраза представляет собой первое и единственное смешное место во всей книге.

Эльфесса Дженни в описанных в этой книге событиях участия не принимала, ей ведь тоже надо отдохнуть, но могу с удовлетворением сообщить, что состояние ее обыкновенской тезки продолжает улучшаться, хотя с ней произошел несчастный случай. Представьте себе, во время прогулки в больничном саду с одним из больных случился приступ. Санитарка, вывезшая Дженни на прогулку, бросилась на помощь и впопыхах оставила кресло-каталку на пологом склоне. Кресло покатилось по дорожке, ударилось о поребрик и упало. Дженни, прикрепленная к нему ремнями, ударилась головой. К счастью, ничего страшного с ней не произошло: обошлось несколькими царапинами, которые легко зажили. Главное ее огорчение заключалось в том, что во время заживления ей не разрешали пользоваться косметикой. Дженни в то время минуло шестнадцать, а в таком возрасте макияж имеет немалое значение. Кто сказал, что жизнь человека, прикованного к инвалидной коляске, должна быть лишена красок?

Что же до автора этих строк, то моим единственным приключением за прошедший период было посещение МагКона — это не что иное, как Всемирный Конгресс Научной Фантастики, проходивший в Орландо, штат Флорида. По правде сказать, я туда ехать не собирался, но жена заявила, что устала от хлопот по дому и не прочь ненадолго сбыть меня с рук. А вот мои дочки, разумеется, отправились со мной: кто-кто, а они большие охотницы до такого рода сборищ. Десять лет назад я имел неосторожность взять их с собой на НекрономКон в Тампу, и пошло-поехало. С тех пор я бываю на всякого рода съездах и конференциях куда чаще, чем мне бы хотелось. Правда, на Всемирном Конгрессе мне до тех пор бывать не приходилось. О моем участии объявлено не было, что ничуть меня не обидело: я предпочитаю делать то, что хочу, а не то, что предписано программой.

Конгрес оказался интересным хотя бы тем, что я повидал там примечательных и своеобразных людей, включая малого, заявившего, будто бы я обозвал его нацистом. Любопытно, что он, похоже, сам верил в этот вздор и отстаивал свое обвинение в присутствии двух издателей. Вообще-то за долгие годы жизни меня много в чем обвиняли, не только в том, что я плохо пишу, но уж это ни в какие ворота не лезло.

Ну да что я все о грустном, ведь приятных воспоминаний осталось гораздо больше. Раздавать автографы мне пришлось целых полтора часа: хотя, как я уже говорил, в программе меня не было, известие каким-то манером распространилось, и в желающих получить подписанную автором книжку недостатка не было. А за соседним столом раздавала автографы Барбара Хэмбли, так мы и познакомились. Мне также посчастливилось свести знакомство с Хэлом Клементом, чьи «Игла» и «Миссия Тяготения» оказали немалое влияние на мое формирование как писателя. Жаль, что не удалось повстречаться с Джеком Вэнсом, которого я считаю одним из лучших мастеров фэнтези. Так всегда бывает на больших конгрессах: что-то получается само собой, а некоторые задуманные встречи не удаются. В море случайностей и мелочей может утонуть все что угодно. Короче говоря, там было здорово, но я не рвусь снова принять участие в подобном мероприятии. Правда, в 1995 г. должен состояться Всемирный Конгресс фантастов в Глазго, и я получил предложение приехать в Шотландию. Возможно, и приеду: Великобритания моя родина, но с самого переезда в Штаты мне не довелось побывать там ни разу. Все времени не хватает.

Вот такую, ничем особым не примечательную жизнь я и вел на протяжении Гав-густа, Смертебря и Огобря 1992 г.