Не каждое яркое солнечное утро оказывается радостным для встречающего его человека. Особенно если накануне он крепко выпил. Недаром опытные люди не устают повторять: если утром хорошо, значит, выпил плохо. Если выпил хорошо, значит, утром плохо.
Вот эта глубокая тонкая мысль и застучала в голове у Натальи с частотой спазмов желудка, когда первый луч восходящего Солнца через не задернутые с вечера шторы ударил ей прямо в глаза. Мерзко, очень мерзко было на душе. Тошнота подступала к горлу. Нестерпимо болела голова. К физическим мукам примешивались и моральные. Зачем надо было вчера на глазах у всех так методично и безрассудно надираться? Ведь знает она свою норму. Рюмка-две коньяка. Куда больше? Хорошо, что Гоша был рядом. Это он, наверное, привел меня сюда и заботливо уложил в постель. А где она могла бы оказаться без него?
Ответы на все эти вопросы были давно известны. Не впервые попадая в подобное положение, она каждый раз клялась себе, что такое больше никогда не повторится. Но проходила неделя, другая, месяц, и все повторялось снова. Слишком уж острыми и желанными были те ощущения, что она испытывала, периодически впадая в ни с чем не сравнимое эйфорическое состояние, когда тело обретало необъяснимую легкость и все, абсолютно все становилось возможным. Наталья не помнила, когда впервые ощутила подобное состояние. Наверное, очень давно, в далеком теперь детстве. Может быть, еще в детском саду, куда она пошла вслед за старшим братом Андреем.
По рассказам матери она знала, что они часто вместе провожали Андрея в сад, а потом забирали его оттуда. Воспитатели позволяли ей немного поиграть со старшими детьми. Она чувствовала, что привлекает их внимание, и радовалась этому. К двум с половиной годам Наталья уже хорошо говорила, и обрела ту детскую самостоятельность, которая необходима маленькому человечку, чтобы ходить в детский сад, и стала настойчиво проситься туда. Родители быстро сдались. Наталья была определена в младшую группу, но тут выяснилось, что она хочет ходить только в ту группу, которую посещает Андрей. Как ни странно, но после недолгих переговоров ее туда взяли и, как оказалось, не зря. Веселая, не плаксивая, не склонная обижаться по пустякам, она стала всеобщей любимицей, этакой живой куклой, которой радовались все – и дети, и взрослые.
Вскоре в старшей группе детского сада установились своеобразные порядки. Никто не встает из-за стола, Наташа еще не кончила кушать! Наташа потеряла варежку! Вся группа бросается ее искать. Старшая группа отправляется на прогулку. Надо спуститься по лестнице со второго этажа. Возглавляет шествие Андрей, по праву брата держа Наташу за правую руку. А левая свободна. На нее претендуют все мальчишки группы. Забавно, не правда ли?
Через год Андрей пошел в школу, но Наташа сохранила своеобразное лидерство в группе. Хорошо быть всеобщей любимицей, лидером, но как тяжело расставаться с этим высоким званием. Такое чуть было не произошло, когда Наташа пошла в первый класс. Все новенькие, никто друг друга не знает. Поначалу и она оробела, но ненадолго. Сказались навыки детского сада. Вскоре ее звонкий голос стал определяющим в классе, но здесь все оказалось совсем не так просто. Лидерство нужно было все время подтверждать, доказывать, отстаивать. Надо было учиться лучше других, надо было быть лучшей в спорте, проявлять таланты. Прямо скажем, удержаться в лидерах в школе оказалось ох, как трудно. На это подчас уходили все физические и душевные силы, но азарт борьбы был сильнее трудностей.
Родители и учителя понимали, что девочка взвалила на себя непосильную ношу, но поделать ничего не могли. Характер у Натальи сформировался специфический. Впрочем, что греха таить, родителям нравилась способность дочери первенствовать во всем. Чтобы дочь была всегда на высоте, мать водила ее на занятия танцами, гимнастикой и даже борьбой. Отец организовывал дополнительные уроки с репетиторами по всем трудным предметам. Все это падало на благодатную почву. Наталья была круглой отличницей, победительницей в олимпиадах и признанной спортсменкой. Ее ставили всем в пример, чем множили число недоброжелателей, которых было совсем не мало, особенно среди девочек.
Не обходилось, конечно, и без эксцессов, особенно в спорте. Публичное выступление вызывало в ней такой прилив душевного и физического подъема, что она переставала чувствовать границы возможного для собственного тела, показывая при этом результаты лучше, чем на тренировках, а заодно и ломая конечности, что не мешало ей после выздоровления делать все то же самое.
Каждая победа на экзамене, олимпиаде или в спорте отражалась в ее сознании, в душе и теле чувством глубочайшего удовлетворения, что и было высшей наградой за пережитые по дороге к ним трудности. Так продолжалось долго, почти до окончания школы.
С пробуждением гормонов Наталья почувствовала, что вокруг нее существует какая-то тайна. Тайна висела в воздухе, пряталась в художественной литературе за границами романтической любви, была все время где-то рядом и не давала покоя ни днем, ни ночью. Само наличие тайны она воспринимала как удар по собственному самолюбию. Ее нужно было во что бы то ни стало раскрыть, испытать на себе. Именно такую задачу поставила Наталья перед собой, когда в каникулы перед последним классом, вопреки настояниям родителей, отправилась в пионерский лагерь уже в качестве вожатой. Там тайна всегда ходила где-то совсем рядом. Наталья это знала, так как не раз бывала в пионерских лагерях, но тогда она не стремилась раскрыть ее.
Обстановка в лагере была вольная и даже фривольная. Когда воспитанники укладывались спать, вожатые, физкультурники, воспитатели, все молодое, почти взрослое население лагеря предавалась безудержному флирту. В первые же дни Наталья выбрала себе обожателя. На эту роль ей подошел второкурсник Петя, студент института физической культуры. С интеллектом у парня было слабовато, но в данном случае это не имело особого значения. Зато статью природа его не обделила.
Днем Наталья приводила своих воспитанников на спортивную площадку, где Петя учил их выполнять упражнения на брусьях, на турнике, а также играть в разные спортивные игры. В упражнениях на брусьях Наталья ничем не уступала Пете, но турник был подвешен слишком высоко, так что ни ребята, ни сама Наталья без посторонней помощи допрыгнуть до него не могли. Петя подсаживал их. Когда же очередь доходила до Натальи, то прикосновение его рук к ее талии вызывало дрожь во всем теле, как от электрического тока, руки теряли силу, и под дружный смех ребят и подруг, она падала на постеленные под турник маты. Вечерами же, когда Петины руки шарили по всему ее телу, а поцелуи туманили голову, дрожь не проходила вовсе. Открыть тайну можно было в любую минуту. И все же Наталья отдаляла этот миг. Что-то удерживало ее от решительного шага, а приближение окончания лагерной смены приводило в смятение.
В последний вечер Наталья сама себе сказала: да, а Петя понял все без слов. Инстинкт – могучая вещь. Все произошло очень быстро и продолжалось столь недолго, что оставило у нее чувство какой-то незавершенности и даже недоумения. Неужели это надо делать так быстро и так тщательно скрывать, зачем? Свершившееся не поразило ее до глубины души, как она того ожидала, но сам процесс понравился. Она поняла, что теперь это и будет ее хобби, и нечего наводить тень на плетень. Однако с хобби пришлось повременить.
Находясь все же в приподнятом настроении от произошедшего в ее жизни важного изменения, Наталья вернулась в Москву и с головой окунулась в приятные хлопоты. После многих лет томительного ожидания семья, наконец, въезжала в новую, большую трехкомнатную квартиру. Мать и дочь носились по городу, выбирая занавески, скатерти, постельное белье, ложки, вилки и еще Бог знает что.
Беготня по городу всегда утомительна, а после чистого загородного воздуха и подавно. Так что Наталья не удивилась, когда спустя какое-то время ощутила сначала слабое, а затем все усиливающееся недомогание. По привычке пожаловалась матери. Та, вслушавшись в слова дочери, задала несколько наводящих вопросов и с ужасом поняла, что ее дочь отличница, спортсменка и просто красавица, беременна! Что делать? О том, чтобы оставить ребенка и речи не было. Обращаться в поликлинику по месту жительства, значило придать делу огласку. Времена-то были еще строгие, советские. Официальная мораль не мирилась с беременными школьницами. Да, в общем, правда, всему свое время. Отец был в командировке. Ему вообще решили ничего не говорить. Надо было искать решение через личные связи, что тоже было типично для того времени. И они, конечно же, нашлись.
В конце сентября мама Натальи немало удивила мужа, сообщив, что хочет уехать с дочерью на несколько дней в подмосковный дом отдыха. Что делать, он согласился. Вместо дома отдыха мама увезла дочь в специализированную клинику. Все должно было быть сделано быстро и профессионально. Но, то ли врачи оплошали, то ли в организме у Натальи что-то было не так, как у всех, однако, операция пошла по незапланированному сценарию. Вместо нескольких минут она заняла три часа. Потребовался общий наркоз, переливание крови, реанимационные средства. Решись мама на подобную операцию в менее приспособленном учреждении, она потеряла бы дочь. В конечном счете, врачи справились со своим делом. Через две недели мать и дочь вернулись домой. Наталье предстояло длительное лечение и перспектива, возможно, никогда не иметь детей.
Подавленная суровой карой за любопытство Наталья пришла в последний школьный класс тихой, подавленной и даже робкой. К лидерству более не стремилась, но школу все же окончила с золотой медалью, что сильно упрощало поступление в институт. В институте училась достойно, но держалась замкнуто и свой прежний, буйный характер никак не проявляла. Оттаивать начала только на третьем курсе, когда лечение уже завершилось. Тогда-то ее и заметил Виктор Брагин. Что было дальше, уже известно. Дело закончилось скорой свадьбой, после которой оба поняли, что нуждаются друг в друге, но к семейной жизни это никакого отношения не имеет. Оба жаждали свободы, причем, в первую очередь, от своих любящих родителей. И они обрели ее в маленькой двухкомнатной квартирке, доставшейся Виктору по наследству от бабушки.
С трудом отбросив подальше воспоминания, Наталья поднялась с постели и прошла в ванну. Через час все еще бледная и слабая, но вполне дееспособная, она вышла из номера на радость ожидавшему ее пробуждения Гоше.