Глава двадцать восьмая

Первым, что убило Ракуру, был пульсар. Не Великое боевое заклинание, а простейший сгусток чистой Силы, голубой головастик, ударивший в доспех и прожегший его насквозь.

Как-то даже обидно.

И пускай погиб один из многих, в которых сейчас воплощался дух Уолта, но Магистру показалось, будто под дых ударили палицей. Довольно ощутимо, стоит признать. Сражаться будет тяжело — Уолт не сомневался, что падут многие из олицетворившего его Силу войска.

Огромные двухъярусные повозки, в нижней части которых расположились несущие воз пернатые змеи, а в верхней дожидались своего часа стрелки с магическими стрелами, двигались сразу за шеренгой закованных в черную сталь рыцарей. Этим пульсары были не страшны, панцири выдержали и Град Кулаков Ветра, и Гранитные Мечи, и Травяные Копья, и Огненную Стену. Последняя погасла, достигнув рыцарей, и не нанесла вреда повозкам.

Навстречу шел восьмиголовый слон, олифант-гигант о двадцати ногах, втаптывая изумрудные холмы в стальную безбрежность. Вздымая хоботы и громогласно трубя, он запускал с бивней в купол неба шипящие молнии, удавами расползающиеся по хрустальному своду. Боги не возмущались святотатству. Здесь не было богов. Несмотря на многотысячные армии, стоявшие по разные стороны поля брани, протянувшегося на сотни километров, на седой глади бесконечности присутствовали только двое: Уолт Намина Ракура, боевой маг, и безымянный Посланник, слуга Космократора.

Исчерчивая небосвод в восемь сторон света, молнии ядовитыми брызгами шипели на западе, стремясь ужалить фаланги с Копьями Света; огненными кречетами устремлялись к земле на юге, нацеливаясь на колесницы, где на треногах устанавливались длинные железные трубы с трезубцами на конце, окруженные ореолом черных искр; на севере к идеальным прямоугольникам хирдов и шартов, двигающимся молча, но угрожающе, спешили спуститься бесцветные ураганы.

На востоке, почти под самым небом, на обломках алых скал, парили замки. Их острые шпили вбирали в себя молнии, и стоящие кругом во дворе маги в хламидах и остроконечных шляпах дружно вскидывали руки, распевая Слова. Тогда от стен замков отлеплялись призрачные фигуры, похожие на скатов с руками и рогами, из башенок по краям стен вылетали трепещущие на ветру шлейфы Тьмы, от скал откалывались камни и, обзаводясь крыльями и клыкастой пастью, мчались к черным рыцарям Уолта, стремительно приближающимся к восьмиглавому слону.

Позади замков на коврах-самолетах носились одетые в темные одежды колдуны, все как один с колпаками на головах, не имеющими даже прорезей для глаз. Пробегали по рукам с октариновыми браслетами всполохи зеленого огня с жемчужными точками внутри, а в хаотическом, казалось бы, полете проступала система.

Далеко на западе всадники на воздушных змеях вглядывались в противоположный горизонт, выискивая двенадцатиглавых драконов посреди ратей горгулий, создающих заклинание, способное обратить воздух в камень. На золотистой равнине под ними мастера метательных машин в последний раз осматривали катапульты, баллисты и «скорпионы», некоторые копошились во внутренностях огромных стальных свиней, пышущих жаром и выпускающих в небо чернильный дым из труб на спине. Готовился подняться в воздух Корабль Неба с «бессмертными» на борту.

Орки на Железных варгах двигались сразу за двухъярусными повозками. Темные горланили песни и ругались, понося противника. Между варгами сновали гоблины с полными Огненной Воды склянками, рядом бежали пращники-невысоклики, готовя каршарские алмазы. Вступая во взаимодействие с Огненной Водой, эти алмазы взрывались, словно яйца феникса, устраивая настоящий пламенный ураган.

Големы кобольдов и гномов заходили с левого фланга. На правом занимали позицию стрелки эльфов и краснолюдов, пропуская вперед вооруженных огромными секирами минотавров.

Тут-то и начали падать пульсары, голубоватой тучей накрыв изумрудные холмы. И Уолт умер в теле минотавра, несущегося первым к восьмиглавому слону. Вслед за ним полегли еще сотни три Уолтов-бычьеголовых, но обидно было именно за этого первого, неистового вождя, намеревавшегося как минимум раздробить секирой одну слоновью башку.

Где-то в бездонных глубинах души…

— Я сгорел в Ядре, Нами. Мой чистый дух сгорел в Ядре, и лишь нижнее звено, отвечающее за связь с телом, еще цеплялось за жизнь. Я ждал, что мне помогут. Верил, что Космократор не оставит меня в столь опасной ситуации. Но мой дух сгорал, и никто не спешил помочь. Тогда со мной заговорил Посох. Я хотел жить, Нами. В этом нет ничего плохого: желать жизни. Гомункулусы, убийцы Сестры, вы ведь тоже хотели жить, когда бежали в Раш-ати-Нор.

— Мы хотели жить. Но не ценой жизни других. Ты сам открыл нам глаза на низость наших поступков. И мы бежали в Раш-ати-Нор, чтобы жить — жить, не мешая жизни других.

— Но ты обрел Тень Меча, Нами. А я — Тень Посоха. Ты живешь с тех пор, а я — умираю. Ты обрел бессмертие души, я — бессмертие тела. Мой дух сгорел. Осталось лишь тело. Я отбросил страсти, преобразовал свое тело в соответствии с высшими истинами Метаона — но я продолжаю умирать. Я получил Тень Посоха, величайшего магического артефакта в Бытии — но умираю. Где, Уолт? Где Осколки?!

— Ты ошибаешься. Я иначе достиг того, что ты зовешь бессмертием души. Аль-сид перед уходом обучил меня заклинанию титанов. Оно особенное: ограждает от посмертия и перерождений разумную энергему, вплетая ее после смерти в зарождающуюся жизнь. И мои воспоминания пробуждаются, когда душа, в которой я обитаю, встречает знак, оставленный в предыдущем рождении. И знаешь, что это за знак? Это нечто, о чем говорят несколько столетий подряд. Величайшее произведение искусства, величайшее научное открытие, величайшая военная победа, величайшее религиозное деяние — когда мое перерождение встречает знак, моя разумная энергема пробуждается. Появляется моя личность — и в то же время не моя. Я не Нами, не гомункулус, Посланник. Здесь и сейчас — я Уолт Намина Ракура. Боевой маг. Боевой маг, который оставит для следующего моего перерождения не менее великий знак. Вот почему ты ошибся, посчитав, что стоит разрушить Тиэсс-но-Карана, и Тень поработит меня. Я не пребывал в пассивном охранении Осколков. Я менялся. И Отражение изменился вместе со мной.

Они сошлись. Ливень стрел с пылающими белым огнем оголовками рухнул на олифанта-восьмиглавца, но пронзительно свистнул ветер, воздух сгустился, сдерживая летучую смерть, и в сторону воинов в белых доспехах с плюмажами из радужных перьев на шлемах поплыло стеклящееся облако с пылающими головешками внутри. Эльфийские лучники дружно отошли, уступая место кобольдам с их странными арбалетами, и болты, начиненные загадочным порошком, вспороли пространство, взрываясь в приближающемся мареве.

Тем временем в застывший над слоном воздух ударили снаряды, не только круша стрелы, но и разрывая чары. Мастера успели подвести метательные машины на достаточное для стрельбы по войскам врага расстояние. Однако на спине слона зашевелились маги, вскидывая посохи, и снаряды, не долетев, взорвались в полете. Охранные заклинания вокруг катапульт и баллист засверкали радугой. Атака Посланника вышла относительно удачной, ему повезло разрушить один «скорпион».

Черные рыцари ускорили шаг. Подлетели ближе замки на алых скалах. Орки неистово поносили «долбаных чародеев, позабывших о честной схватке», совершенно не смущаясь, что их ятаганы светились Рунами, позволяющими испускать пламя и выделять яд.

Эльфы послали в сторону слона очередную тучу стрел. Теперь Уолт благоразумно сопроводил залп боевыми заклинаниями. Чары столкнулись с чарами, огонь пронзил воздух, творя пламенные полотна. Но стрелы снова не достигли цели: из хоботов вырвались смерчи, неуязвимые для огня, и отвели угрозу.

Маги на спине слона сотворили новое заклинание, и минотавров, не отказавшихся от идеи самим победить восьмиглавого гиганта, сковали невидимые путы. Каждая пора тела стала выделять жидкость, бычьеголовые воины стремительно теряли влагу, иссыхая на глазах. Из ослабевших рук падали секиры, посеревшие минотавры валились следом за оружием. Однако это было еще не все. Тела павших подернулись багровой дымкой, и души, покидая физическую оболочку, изменялись под воздействием некромагических заклятий. Призраки, защищенные от обычного оружия тонкой корочкой магии смерти, выли голодными волками, готовясь напасть на бывших союзников.

Олифант прошелся по погибшим минотаврам, и под его тяжестью могучие воители хрустели, словно деревяшки, раскалываемые топором.

С запада подходили Светлые Легионы торгатов, окруженные неистовым сиянием. Орки-Уолты недовольно косились за спину, но молчали. Здесь спорили не Свет с Тьмой, вечные соперники. Противостояние шло не между Силами, хотя задействованные магические энергии потрясли бы даже Высший Пантеон.

Двое сошлись на бесконечном поле. И каждый из них знал, что правда — на его стороне.


Где-то в бездонных глубинах души…

— Вся проблема в том, что мы смотрим на мир по-разному, Нами. Я — телом, полным Сверхбытия. Ты — душой, полной Бытия. Для тебя понятно Становление. Вы можете легко отказываться от целей, предавать идеалы, продавать ценности, подстраиваться под обстоятельства. И мир не переворачивается вверх тормашками. Небо и земля не меняются местами. Я так не могу. А вы настолько привыкли, что не видите фатальной ошибки в собственном существовании. Но я исправлю это, Нами. Я помогу вам.

— Как это случилось, Посланник?

— О чем ты, Нами?

— Как ты мог настолько измениться?

— Меня бросили, разве ты забыл?

— Помню. Но ведь ты выжил. Да, с помощью Посоха — но разве не осталась в теле частичка твоего «Я»? Ты сам сказал: дух сгорел не весь.

— От меня осталась лишь оболочка, Нами. «Я»? Твоя рука — это ты? Твоя слюна — это ты? Твои кишки — это ты? От меня остались рука, слюна, кишки. Материя без формы. Форма без содержания. Бездуховный придаток, ждущий появления тех, кто поможет, кто вернет чистоту Истинной Цели. Но никто не пришел. Мне надоело ждать. И я создал себе Истинную Цель. Свою. Поэтому вернулся в Равалон. Как постоянно возвращаешься ты.

— Я не возвращаюсь. Посланник. Просто не ухожу.

— Но я — вернулся. Странствуя по Мультиверсуму, моя суть училась, пыталась подстроиться, Нами. Научиться любить. Радоваться. Гневаться. Тосковать. Чувствовать, как вы, родившиеся в Бытии. Но это не мое. Я другой. Иной. Но так же, как и вы, не хочу умирать. И если не могу подстроиться под мир, тогда пускай мир подстроится под меня! А если Космократор захочет помешать, что ж, пускай приходит! У меня найдется чем его встретить!


Мироздание трещало по швам.

Гремела, рассекаемая крыльями, лазурная твердь небосвода. Алебарды взлетали и опускались, снося головы дракону, но на месте потерянных вырастали две новых, и вот уже падали вниз, охваченные кристаллическим пламенем, шестеро небесных всадников. Их на лету подхватывали горгульи, лилась магия, и на землю падали каменные воины, спеша присоединиться к нечисти, появляющейся из гнойных пузырей и бегущей за восьмиглавым слоном.

Краснолюды прикрывали отход эльфов, дождили болтами, осыпая рыжими цветами взрывов лезущих из серой глади многоглазых слизней. Хохотали орки, рубясь с богомолоподобными тварями. Ятаганы кромсали зеленоватый хитин, раскидываясь пламенем, чудом не попадающим по Темным. Презрев опасность, орки обогнали возы и черных рыцарей, врезались в чудищ, пущенных магами авангардом наступления. Дюжий Темный в цветах клана Белой Руки, ткнув в морду твари сжатым кулаком с оттопыренным средним пальцем, насадил «богомола» на ятаган, поднял над собой и бросил в приближающихся бестий, повалив четырех. Синяя кровь, брызжа из раны, пол пилась впрыснутым из Рун ятагана ядом. По флангам рубящихся с «богомолами» Темных вспухли огненные грибы, раскидав попытавшихся обойти и сомкнуться за орками бестий. Гоблины и хоббиты не зевали, но основной запас Огненной Воды и каршарских алмазов берегся для олифанта.

Призраки минотавров спешили наперерез приближающимся с юга колесницам, игнорируя отступающих и огрызающихся редкими стрелами и болтами эльфов и краснолюдов. Рядом с ними, соткавшись из темных прядей, появились огромные, похожие на черепах со жвалами существа. Панцири треснули, разошлись напополам, выпуская на свободу похожих на ос существ с человеческими лицами и торчащими из брюшка десятками жал. С колесниц, не сбавивших скорости, выстрелили. Трезубцы, оставляя за собой черные полосы, обрушились на «черепах», с легкостью пробив Воздушные и энергетические Щиты, выставленные магами Посланника. Рухнув прямо в незащищенное панцирем нутро, снаряды взорвались, выпустив сотни железных дротиков. Прикрывая себя и краснолюдов Щитом Света, эльфы поспешно смыкали ряды, целясь в не пострадавших от трезубцев ос, двигающихся со слишком большой скоростью, чтобы прицельно стрелять по ним из арбалетов.

Призраки не пострадали, трезубцы и дротики были безвредны для их фантомных тел. Они врезались в колесницы — и заржали от боли лошади, которым ломали ноги, захлебнулись криком возничие, которым разорвали горло. Оберегающие трубы с трезубцами воины отчаянно, но бессмысленно рубили воздух мечами — им не под силу было навредить некросущностям. Колесницы сталкивались, разлетались, множа число убитых и раненых, а призраки продолжали свой смертоносный ход.

Легионы Света застыли, схватившись сами с собой. Предательство Сфира, Великое Заклинание, не боевое, но не менее опасное, протянулось незримыми нитями, подчинив половину торгатов, заставив их видеть в стоящем рядом друге ненавистного врага. Копья Света ослепляющими вспышками распороли реальность, перламутровые жгуты яростного сияния выжгли оспяные ухабы в заволновавшейся седине бесконечного поля. Багровые зарницы хлестали наотмашь, обращая воинов в полном доспехе в потоки грязи под ногами таких же воинов.

Метательные машины защищали неразумные големы, но Уолт поспешил усилить псионическую защиту мастеров и их помощников. Не хватало, чтобы те, обезумев, бросились на железных бойцов. Навредить не смогут, но кто будет посылать снаряды в слона Посланника, заставляя его тратить Силу на оборону основного своего орудия, а не на вредоносную магию?

Хирды и шарты уже подходили к Легионам Света, готовясь обрушиться на предавших не по своей воле Уолта торгатов, когда на гномов спикировали рогатые скаты. Подгорные воители отреагировали моментально. Короткая команда — и прямоугольники крепких щитов сомкнулись над гномами. Скаты носились над бронированными со всех сторон построениями и разочарованно вопили, не в силах отыскать хоть малейшую щель. Когда же щиты в центре разошлись настолько, чтобы смогли выглянуть тяжелые «двойные» арбалеты и послать в скатов железные болты, все произошло настолько быстро, что рогатые твари не успели отреагировать. Лишь пронзенные насквозь рухнули на поле — среди гномов оказались отменные стрелки, и ни один из болтов не ушел мимо врага. Оставшиеся в живых поднялись выше к небу, недовольно крича. Отзываясь на вопли рогатых чудовищ, белые молнии сорвались с накрывшей небо сети Посланника, лизнули хирды, обласкали шарты, но сверкнувший слюдой пузырь магической защиты вокруг гномов поглотил ярость небосвода. Подгорные воители продолжили ход, медленно, но неотвратимо приближаясь к дикой рубке Легионов Света.

За ними неспешно двигались стальные свиньи, чадя так, словно вознамерились превратить поле боя в одно из адских измерений, где грешников отравляют испорченной атмосферой.


Где-то в бездонных глубинах души…

— Я не ждал тебя в Подземелье, Нами. Я вернулся в Равалон, потому что знал о Наосе, призванном титанами скрыть Алмазные Заветы Бытия. Я вернулся с Грехами, но путь обратно изрядно обессилил меня. Пришлось затаиться и придумать план, как пробиться сквозь Наос и взять часть Силы Книги. Урлангур никогда бы не позволил мне познать Меон. А одолеть Разрушителей в открытом бою я бы не смог. Я выждал удобный момент и привел план в действие. Найти помощников среди убогов было не трудно. Грисс мечтал отомстить за погибшую Фракцию. Таллис желал поста Архистратига и даже больше — самого Архилорда. Разрушителей манит Сила. Идеально было бы заполучить в союзники Асурию, но она оказалась верна Аваддану. Мне пришлось убить Диаболу и занять ее место. Впрочем, именно ее смерть заложила основы Великой Жертвы. А потом я выбрал Элементов и стал ждать перевыборов. Ни один Лорд-Повелитель не посмеет попросить о помощи Архилорда, если дело коснется его Власти! Но когда Джетуш Сабиирский отправился в Подземелье, а вместе с ним в Проход затянуло перерождение бывшего хозяина Меча, я не поверил своей удаче! Это судьба, Нами!

— Я не верю в судьбу, Посланник.

— Она есть, Нами. Тварец, Создатель, Великий Перводвигатель — вы зовете ее по-разному. Определяя все возможные выборы, все причины и последствия, судьба имеет Истинную Цель, которой не избежать. Мы встретились, Нами. Это судьба. Я почувствовал Тень в тебе, он почувствовал мою Тень, но мне хватило чар, чтобы заставить его сомневаться в том, что Отражение Меча чувствует энергии Посоха. Между вами стояла стена, и я сделал все, чтобы эту стену разрушить. Боялся, что Грехи могут убить тебя, но по-другому воззвать к твоим истинным силам не получилось бы. Когда вы явились в Подземелье, стена дала трещину. В долине Соратников стена раскололась. Я все так же рассчитывал на Великую Жертву, но еще больше рассчитывал на тебя. Идиот Грисс убил «Джетуша», а я не заметил подмены, и мне пришлось послать тебя в Аномалию. Спасибо, Нами. Ты оправдал мои надежды. Это судьба.

— Зачем ты убил Аваддана? Ведь ты получил то, что хотел, и мог спокойно уйти. Мы встретились бы в другом месте. Зачем тебе полная мертвых Бессмертных Цитадель?

— Мне помогали, Нами. Я расплачиваюсь с долгами. Аваддан — расплата.

— Кто тебе помогал, Посланник?

— Тебе незачем знать, Нами. Во-первых, они опасны для тебя, хоть и смертные. Во-вторых, пора уже закончить наш спор. В последний раз спрашиваю тебя: где Осколки? Укажешь ли, где вы спрятали их?

— Нет, Посланник.

— Жаль, Нами.


Камни рухнули на черных рыцарей, когда те подошли вплотную к олифанту-восьмиглавцу. Молнии срывались с бивней, хоботы изрыгали пламя, но черные щиты отражали и раскидистые перуны и ревущий огонь. Из возов прицельно били стрелки, и черные стрелы с декариновыми пластинками вместо оперения пробивали все возводимые магами защиты, лавиной накрывая спину слона. Орки полегли все, забрав с собой «богомолов», но подоспевшая нечисть оказалась Темным и Железным варгам не по зубам. Не помогла и Огненная Вода с каршарскими алмазами. Настоящее огненное покрывало растянулось от гоблинов и половинчиков до слона и дальше, но на место погибшей нечисти вставала новая. Бестии валили валом. Поток отвратительных тел полностью скрыл серую гладь. Щелкали пасти, капала ядовитая слюна. Сзади топали каменные воины, созданные горгульями. К счастью, подоспели черные рыцари, и потерявшие боевой пыл гоблины и хоббиты поспешили укрыться в повозках. В тылу кипела схватка потерявших разум торгатов с собратьями, к ним подходили гномы, и отступать было чревато. А еще дальше грохотали големы, по приказу Уолта оставившие метательные машины и поспешившие к месту схватки с олифантом.

Эльфы и кобольды были полностью поглощены осами, размножающимися, казалось, прямо на лету. Призраки минотавров ломились сквозь Щиты Света, но эльфийская магия надежно сдерживала погибших духов. Выдержала она и внезапно окаменевший воздух. Чуть не погребенные под гранитными обломками, но не растерявшиеся стрелки быстро перестроились, и часть эльфов прибегла к волшбе, рассеивающей чужие чары, поставив заклинание куполом над лучниками и арбалетчиками.

Дракон, не выдержав веса собственных голов, чье число уже перевалило за сотню, свалился на изумрудные холмы, передавив немалое количество многоруких созданий, вышедших из спускающихся от замков шлейфов Тьмы. Всадники тут же направили воздушных змеев в сторону летающих замков, но столкнулись с оставившими в покое гномов рогатыми спрутами. Один из всадников ловко взмахнул алебардой, снес голову подобравшемуся слишком близко скату и, ловко крутанув древком, обрушил удар на совершенно не ожидавшее этого чудовище, парившее над только что убитым. Рогатые твари и небесные воины перемешались.

Удар хирда отсек подчиненных Предательству Сфира торгатов от остальных Легионов Света. Подгорные воители растягивались линией, слюда дрожала под ударами Копий Света, но держалась. Более быстрые шарты спешили к черным рыцарям.

В этот миг колдуны на коврах-самолетах завершили заклинание. Посланник собрал всю доступную ему Силу Метаона и ударил.

Седое безбрежье закуталось в легкий туман, подернулось дымкой, плавя очертания сражающихся. Поднимались неясные, размытые фигуры, струящиеся, словно воздух над пламенем костра, тянулись к небу.

Никто не остановился. Черные рыцари рубили клыкастые камни, мешающие им добраться до слона. Повозки уткнулись в нечисть, застряли, половина стрелков переключилась на бестий, норовящих проникнуть внутрь возов. Подоспевшие шарты с ходу ударили в тварей, словно таран в ворота крепости, разметав нечисть и на время отбросив от повозок. Стальные свиньи с големами по бокам уже заходили слева, давя крабопауков и уверенно пробиваясь к олифанту. Зависшие над слоном замки швыряли в железных воинов потоки испепеляющего Света и клубы всепоглощающей Тьмы, но задержать их не могли.

И Уолт тоже не мог остановить своих воинов, потратить часть дарящих им жизнь сил на защитные заклятия. Заклинание Посланника учитывало его вмешательство.

Воздух вспыхнул неистовым белым пламенем. Резкий свист — замки рванули вниз, покрывшись сетью молний, сорванной с неба. Хирды, схватившиеся с Легионами Света, внезапно дрогнули и, бросая оружие и щиты, побежали. Храбрых гномов не испугало бы и явление Архилорда Баалааба, возвещающего о наступлении Судного Дня. Значит, не обошлось без магии. Иначе почему по полю расползается кровавая клякса, от которой разбегаются гномы, и все, кому не повезло оказаться вне ее, тонут, словно в топи? Впрочем, бежать было тоже некуда: горящий воздух охватывал воинов, превращая в белые костры. Клякса и огонь щадили только слуг Посланника, вольных и невольных.

Уолт ничем не мог помочь себе. Он сейчас горел сотнями тел, он сейчас тонул в несокрушимой, казалось, глади, он сейчас падал с неба всадниками и воздушными змеями, окутанный молниями, пробившими его защитные чары. Он сейчас отчаянно вопил от боли — и умирал, умирал, умирал…

А потом гладь взгорбилась, поднимаясь волнами, покатилась быстрее и быстрее, гоня перед собой жаркий ветер, играющий белым пламенем. Странная рябь подернула реальность, странная рябь, словно плеснули водой на полотно, изображающее баталию. Твердь, взбесившаяся твердь метала гигантские валы на воинов Уолта, трещали и лопались, брызжа механизмами-внутренностями, стальные свиньи, и таившееся в них оружие взрывалось, разнося ближайших големов. Но уцелевшие железные воины просуществовали недолго. Вскипевшая под ногами седина втянула големов в водовороты, дробящие механические креатуры на мельчайшие частицы.

Небо рухнуло на землю, добивая выживших; небо рухнуло на землю — и Уолт закричал, умирая последними своими воинами — черными рыцарями, сражавшимися с нахлынувшим заклинанием до последнего вздоха. Закричал — и рухнул на поле вслед за небом, скованный алыми молниями.


Где-то в бездонных глубинах души…

— Прости, Посланник.

— Что ты говоришь?

— Прости меня, Посланник. Чтобы победить меня, ты отказался от последнего, что было в тебе твоего. Ты отдал себя Тени Посоха — целиком. Прости меня за это.

— Мне не нужна твоя жалость!

— Прости, что мы не искали тебя. Прости, что я думал только о Кшанэ и о себе. Прости, что мы не помогли тебе.

— Замолчи!

— Прости за то, что я сделаю, Посланник.

Седая безбрежность исчезла.


До самого горизонта простиралась октариновая равнина, покрытая застывшими эннеариновыми волнами. На гребне самой высокой волны повисла чудом уцелевшая морда стальной свиньи. Ни следа армии Уолта, казавшейся в начале боя бесконечной.

Он стоял посреди армады Посланника, и гирлянды огненных молний удерживали его. Рядом валялся фрактальный клинок, обвязанный такими же пламенными перунами. Неподвижно застыла нечисть. Замерли предавшие Легионы Света. Маги не творили заклинаний. Замки и ковры-самолеты опустились на равнину.

Восьмиглавый слон нависал над Магистром. В глазах олифанта — мертвая пустошь. Теперь еще более мертвая.

Тень смотрел на Уолта из глаз Посланника. Такой знакомый — совсем неизвестный Тень. Тень Посоха.

— Прости меня, — прошептал Уолт.

На западе небо потемнело от стрел. Нечисть встрепенулась, разворачиваясь. Как бы ни были быстры лучники, но им требовалось время: достать стрелу из саадака, натянуть тетиву, взять упреждение. Так даже лучше: раненая нечисть разойдется от вида собственной крови и будет рвать неведомого врага, позабыв обо всем на свете.

В глазах олифанта застыл немой вопрос. Посланник уничтожил всех воинов Уолта, собрав воедино Мощь Посоха и сокрушив Силу Меча. Кто же сейчас вошел в Поле сражающихся Метаона и Меона, пренебрегая жизнью? Уж не слуга ли Космократора?!

Посланник ошибся. Нечисть спешила к неожиданно объявившемуся противнику, но ливень стрел не иссякал. Бестии, напоминая подушечки для иголок, падали, поскальзывались в собственной крови, каждую тварь пронзило не меньше двадцати стрел.

И ведомые с запада Ланом Ами Воном воины с чо-ко-ну не собирались прерываться. Фаланга Намира Алкмида в восемь шеренг надежно защищала стрелков от сумевших выбраться из-под острого града бестий.

— Прости меня, Посланник, — прошептал Уолт, сбрасывая молнии.

На юге в небо ударили столпы огня, и поспешно поднимающиеся в воздух ковры-самолеты врезались в пламенное облако. Засмеялась Ульнамирэль, когда слабые заклинания Водных Щитов попытались остановить ее пылающую ярость. Шагающий рядом с эльфийкой Тахид аль-Арнами неистово молился, приплясывая. И Священный Свет, даруемый Ангни для защиты своих последователей, лился из глаз Тахида, сминая исходящее от торгатов сияние. И понимая, что сотворили, Легионы Света бросались на многоруких порождений Тьмы, желая смертью искупить предательство.

— Прости меня, Посланник, но я остановлю тебя, — сказал Уолт, наклоняясь и сгоняя молнии с фрактального клинка.

На востоке затрещали, рассыпаясь, каменные воины и горгульи, поспешившие защититься броней Гранитного Лика. Мелькали шпага и дага Дигнама Дигора, сопровождаемого отчаянными друзьями-бретерами, и камень уступал стали. Рядом с Дигнамом недовольно цокал языком Винченцо Дин Роами, в каждой атаке художника видя возможные просветы для одного-единственного смертельного удара. Сабли в руках Винченцо жили своей жизнью, лишая оной горгулий, непонимающих, как ощетинившиеся шипами крылья не могут достать этого смертного, хотя он не уклоняется и не защищается.

— Прости меня, Посланник, но я остановлю тебя, даже если мне придется убить тебя, — сказал Уолт, поднимая фрактальный клинок.

Замки на востоке обваливались. Маги бросали заклятия, плели заклинания, но Стихии и Начала не поспевали за Тонамином из рода Железного Камня. Стоило метательным топорам гнома коснуться стен или скалы — и возведенные на алой тверди крепости крошились, словно сухари. Тир Иман и Ханамид кружили вокруг Тонамина, и могучая палица минотавра вкупе с лабросами горгулий надежно сдерживали порождаемых Хаосом и Порядком существ — от отчаяния маги Посланника прибегали к тщательно хранимым запасам, но и креатуры Изначальных не могли одолеть защитников гнома.

— Прости меня.

Взмах фрактального клинка.

Слон упал, набухая изнутри ржавым пламенем.

Не нужно слов. Нет слов. Да и не будет — говорить ничего не надо.


Рыжее облако отпускало с неохотой. Дай ему волю — и оно бы сожрало обоих: победителя и проигравшего. Но неписаные правила, они же фундаментальные законы, требовали выпустить Уолта.

Победителя.

Посланник остался внутри. Сплошной клубок рыжего огня, теряющий очертания. Несчастный дрожащий старик. Убийца, на чьей совести жизни Райхгера Цфик-лай-Торага, Лизара Фоора и Варрунидея Асирота.

Ты не лучше, Уолт. Просто ты оказался сильнее. Изменился — и победил. Но ведь и Посланник изменился. Да, изменился, но ты, Уолт, остался самим собой. Не дал Тени власти. Никогда, даже ради победы, не прибегал к нему как последнему доводу. А Посланник отдался Силе, и там, в мире, созданном столкновением Меона и Метаона, сражался не он, а Тень Посоха. Сила, неподконтрольная и неподчиненная. Помыслившая себя Единственной — и потому проигравшая.

Вместе с Посланником.

Рыжий огонь погас, облако растаяло. Уолт Намина Ракура стоял посреди Цитадели Архистратига Нижних Реальностей и никак не мог понять, что ему теперь делать.

Джетуш Малауш Сабиирский хлопнул боевого мага по плечу.

— Стоит так понимать, победа за тобой?

Уолт кивнул.

— Чубастого я прикончил. А вот…

«А вот» прижималась к трону и совсем не походила на причину истребления всех убогов в Цитадели Аваддана. Гм. Со стороны ведь что? Здоровый толстяк в черном плаще со зловещими знаками, мрачный парень с мордой маньяка-психопата — и юная эльфийка, смотрящая на них, как кот на живодера. Хоть сейчас зови живописцев и заказывай картину с натуры «Черные маги готовятся принести в жертву невинное дитя».

— Может, оставим ее? — со вздохом предложил Уолт. — Все закончено, лишняя кровь ни к чему.

— Все закончено? — прищурился Земной маг.

— Абсолютно.

— Тогда нам стоит задуматься, как убраться отсюда поскорее.

— Это просто, — вздохнул Уолт. Действительно просто. Прикажи Меону — и он их не только в Равалон вернет, но, если понадобится, и в Небесный Град вознесет.

— Дяденька!

Цепкая ладошка вцепилась в одежду. Растрепанные рыжие волосы. Заплаканные васильковые глаза.

— Дяденька, не оставляйте меня!

— Э-э-э… — Уолт посмотрел на Джетуша, но тот пожал плечами и отвернулся.

— Не оставляйте меня одну! — Эльфийка заплакала. — Лучше… Лучше убейте!

«Они мои чувства…»

Уолт бездумно протянул руку, сам еще не зная, что сделает, и потрепал девчонку по волосам. А потом взял ее ладошку и крепко, но не больно сжал.

— Ну и? — нахмурился Джетуш.

— Что — ну и? — холодея от собственной смелости, сказал Уолт. Ну да, ну да, с Меоном нам наставник не страшен, с Меоном мы ему можем перечить…

И все равно как-то не по себе от прищуренных глаз учителя.

— Что ты с ней собираешься делать? — кивнул на всхлипывающую девчонку Джетуш. Та вытерла слезы свободной рукой и обеспокоенно посмотрела на Земного мага.

— Воспитывать.

— Воспитывать?

— Ага. Скажу, что это внебрачный ребенок Джетуша Малауша Сабиирского, и вы заставляете меня ее воспитывать, поскольку у вас времени нет.

Джетуш расхохотался.

— Уши надеру, — пообещал он. — А Алесандра попрошу тебя эфирно четвертовать. А еще нас ждет очень долгий и очень откровенный разговор.

— Ага, — кивнул Уолт.

Врать наставнику было тяжело.

Это ничего. Вот врать главе Школы будет намного тяжелее.

Загрузка...