Митинг что ли? Он увидел, как мужики поднимают веревками и укрепляют за трибуной часть декораций. Какая-то женщина стала подавать на сцену большие латинские буквы из светло-зеленого пенопласта, и кто-то тут же начал вешать их на задник.

Кровник дернул щекой и вдруг ухмыльнулся: прямо позади трибуны он увидел большое светло-зеленое слово «HER». Кровник покачал головой. Он спрятал бинокль и закинул мешок на плечо.


Он шел вдоль длинного серого забора, в сторону оглушительной музыки, и она надвигалась на него откуда-то из-за домов, становилась все более различимой. Запахло ментолом. Он свернул за угол и увидел вкопанный в землю железный стол. Крупные молодые девахи – с пунцовыми губами, с начесанными, стоящими колом от лака челками – сидели прямо на столешнице и курили одну сигарету на троих, осторожно передавая, ее друг другу. Кровник заметил початую бутылку ликера со следами помады на горлышке. Девахи молча проводили его взглядами.

На маленькой площади этого ободранного городка в две улицы – столпотворение в столь ранний час. Кровник увидел яркий автобус, из которого выгружали большие лакированные цилиндры барабанной установки. Рядом, руки в брюки, подпирая забор, стояло несколько подростков. Местная шпана. Высматривают, чего бы стырить.

Вывеска «НАВАРКАШИН».

Три старика с удочками и раскладными стульчиками.

Ларек «Ремонт обуви».

Несколько бабушек с ведрами у автобусной остановки – местный рынок. Тротуаров почти нет, а те, что есть – деревянные. Молодой водитель «газона», разгружающий хлеб у магазина, открыв рот, посматривает в сторону передвижной сцены, которую уже почти закончили монтировать.

Кровник увидел, что латинских букв стало больше. Украшенный разноцветными надувными шарами, над площадью и людьми возвышался «HERBALIFE». Приветливые, отутюженные, явно не местные люди (каждый с большим круглым значком на груди) ходили по городку и вступали в разговоры с местными жителями. Кровник увидел одноэтажный домик с синим почтовым ящиком у крыльца, и направился к нему. Какой-то местный шалопай пронесся прямо перед его носом на оранжевом тарахтящем мотоцикле с задранной к небу выхлопной трубой.

Кровник поднялся по продавленным ступеням и подергал дверь почты – заперто. Хотел заглянуть в окно и заметил бумажку, приклеенную лейкопластырем к стеклу изнутри.

«Перерыв 15 мин» – было выведено на обороте телеграфного бланка. Кровник рассмотрел внутри высокую конторку, стол с чернильницей, одинокую кабинку «межгорода». С усилием стащил мешок с плеча и почти уронил его на дощатый пол. Мешок звякнул. Проходящий мимо мужик в болоньевой куртке глянул на него. Обернулся и глянул еще раз. Кровник почесал висок, повернулся спиной к дырявому тротуару и стал разглядывать отражение улицы в пыльном стекле. Увидел, как оранжевый мотоцикл пронесся обратно. Ни модель, ни марку этого транспортного средства не разберешь. Самопальная двухцилиндровая «пулялка» собранная из ворованных запчастей.

Кровник встрепенулся. Сквозь музыку он услышал звук еще одного мотора. Он посмотрел в небо, увидел заходящий на посадку самолет, схватил мешок и быстро пошел в сторону аэродрома. Краем глаза отметил две человеческие фигуры, направляющиеся в его сторону. Растянутые до ушей рты, белозубые улыбки и здоровенные круглые значки – они явно старались перехватить его до того, как он нырнет в переулок. Кровник прибавил шагу.


Вблизи аэродром выглядел не лучше. Взлетно-посадочная – просто выкатанная в траве множеством шасси длинная дорожка. Во что она превращается после дождя, представить несложно.

Кровник увидел замерший на небольшом пятачке темно-зеленый самолет и направился прямо к нему. Двухмоторная машина с большой стеклянной кабиной своим экстерьером смахивала на старый военный транспортник, но что-то в облике ее словно было лишним. Или наоборот не хватало? Излом крыльев чересчур глубок что ли… И винты словно не отсюда… Самолет вызывал те же ощущения что и оранжевый мотоцикл с разными колесами, который он наблюдал несколькими минутами ранее.

На хвосте Кровник заметил знак авиапредприятия, к которому приписан борт. Только подойдя ближе, понял что ошибся. Вряд ли какой авиаотряд избрал бы в качестве своего герба три игральные карты, выложенные веером. Слева Крестовая Дама, справа Бубновый Король… Масть третьей – центральной – карты Кровник не смог бы определить, даже если бы очень захотел: кто-то нарисовал ее «рубашкой» вверх, словно она лежала лицевой стороной на сукне и ждала, когда ее перевернут. Больше опознавательных знаков на борту не наблюдалось. Ни цифр, ни букв.

Кровник подошел к самолету вплотную. Обошел его со стороны хвоста. Да, точно – задница как у транспортника. Большой загрузочный люк, похожий на рот кита. Открывается и превращается в трап. У большинства десантных самолетов та же конструкция. Братва в голубых беретах сыпется из таких аж со свистом вместе со своими БТР-ами…

Кровник заглянул в фонарь кабины: пусто. Никого в креслах и за ними. Он постучал ладонью по темно-зеленой обшивке и прислушался.

– Эй, командир! – крикнул он и постучал сильнее. – Есть кто?

Тишина. Кровник подергал одну из дверей, ведущих в салон.

Заперто.


Здание аэровокзала, крашенное снаружи в красно-белую широкую полоску, внутри было очень похоже на сельскую автостанцию. Кровник увидел наглухо заколоченное окошко билетной кассы. На стенде с надписью «расписание» – позапрошлогодний календарь с Пугачевой.

Человек в летной форме без знаков различия сидел в глубоком кресле и дул на кружку с горячим чаем. В углу изредка щелкала включенная на свою частоту рация.

– Здравствуйте.

– Здрасьте… – человек без интереса смотрел на Кровника.

– Скажите, куда летит самолет?

– Какой?

Кровник ткнул большим пальцем за спину:

– Тот.

Мужик пожал плечами:

– А я знаю?..

Он сосредоточенно рассматривал свою кружку. Кровнику хотелось вмять эту кружку вместе с носом ему в затылок.

– А кто знает? – спросил он.

Мужик пожал плечами:

– Летчик, наверное…

– А с летчиком я могу поговорить?

– Поговорить?.. – мужик подумал. – Можешь.

– Он здесь?

– Кто?

Кровник вздохнул:

– Летчик.

– Летчик? – мужик покачал головой. – Неее! Здесь его нету. Летчики все на олимпиаде…

Он нарисовал пальцем в воздухе какие-то завитки.

– Пять колец, – сказал он. – Тут рядом, за углом… Издаля видать.


Видно действительно издалека. Кто-то додумался водрузить на крышу пять здоровенных олимпийских колец. Кровник понял, что они просто нарезаны автогеном из труб метрового диаметра и плотно обмотаны мигающими новогодними гирляндами. Дико и нелепо – как раз подходящее определение. В остальном – бывшая столовка, крашеная снаружи в желтый цвет.

У входа – древнючий поцарапанный «опель-кадет», два велосипеда и голубой мотороллер.

Он уже собирался войти, но вдруг передумал и, сунув руку в правый карман дождевика, стал с интересом рассматривать кусок забора, оклеенный афишами и объявлениями. Из-за угла выехал заляпанный грязью по самую крышу японский внедорожник с темными стеклами, медленно проехал у него за спиной и свернул на соседнюю улицу. Кровник быстро осмотрелся: две женщины с детской коляской, пожилая пара, школьники с портфелями. Больше никого. Радостная музыка ухает где-то за домами. Он еще пару раз зыркнул по сторонам, быстро пересек улицу и толкнул дверь рядом с вывеской «Видео-бар кафе «Олимпиада».


Сутулый жирдяй с плохими зубами, стоящий за стойкой, очевидно, был барменом.

– Эй! Стас! – говорил он куда-то вглубь помещения. – Слышь?! Хватит! Дайте телик позырить!

У большого телевизора два человекообразных существа призывного возраста, одетые в спортивные костюмы, пытались запихнуть оранжевый картридж в щель игровой приставки. Они тыкали во все подряд кнопки на джойстиках и пялились в экран, тупо рассматривая четыре мигающие буквы «SEGA».

На высоких стульях у стойки одна опухшая и невыспавшаяся официантка, красила ногти другой опухшей и невыспавшейся официантке. Два кавказца, не снимая своих здоровенных кепок, молча играли в нарды. За столиком в углу смуглая брюнетка в кожаной куртке пила кофе и черкала карандашом в большом кроссворде. Некто в полосатом свитере, сидя спиной ко всему залу, хлебал, покряхтывая, из тарелки что-то горячее и жидкое. Кровник заметил вскрытую коробку с новым видеомагнитофоном.

– Здравствуйте! – громко сказал он.

– Здорово, – кивнул бармен и снова повернулся к человекообразным у телика:

– Геша, твою мать! Вырубай свое гребанное «супермарио»! Кинескоп посадишь!

– Чей самолет на взлетке? – спросил Кровник. – С картами на хвосте?

Официантки повернулись и посмотрели на него.

– А че такое? – из-за спины бармена возник человек в малиновом пиджаке с золотыми пуговицами. В одной руке он держал запечатанный в полиэтилен пульт дистанционного управления, в другой зажженную сигарету.

– Твой? – Кровник подошел ближе. Человек в малиновом пиджаке внимательно осмотрел его с головы до ног. Покачал головой:

– Неа…

– А чей? – спросил Кровник.

– Ну, мой, – брюнетка отложила кроссворд в сторону. – А ты че за хрен с горы?

Кровник двинулся в ее сторону.

– То-то мне Дед Мороз сегодня снился, – она смотрела на его мешок, – бегал за мной с подарками по лесу.

Официантки захихикали.

Кровник остановился, кивнул на стул рядом с ней:

– Можно?

– Нет, – она смотрела в его глаза.

Длинные черные волосы, стянутые в тугой хвост. Узкие скулы. Тонкие нервные губы. Тертая на сгибах темно-коричневая кожанка. Татуировка выглядывает из ворота черной футболки и уползает по шее куда-то за ухо. Глаза темные.

– Я ищу пилота, – сказал Кровник.

– А нашел пилотку, – она щелчком выбила сигарету из пачки.

Бармен и малиновый пиджак громко заржали. Брюнетка холодно глянула в их сторону.

– Возьмешь одного? – спросил Кровник.

– Пассажиров не беру, – она прикурила от одноразовой зажигалки.

– Я заплачу.

Она отрицательно покачала головой.

– Я нормально заплачу.

– Дядя, ты глухой? Сегодня пассажиров не беру. Завтра приходи.

Кровник тяжело смотрел на нее сверху вниз. Она спокойно смотрела на него снизу вверх.

– Геша, Стас! – бармен вышел из-за стойки и, подойдя к орангутангам, забрал у них джойстики. – Все!

Он выдернул приставку из розетки и сунул антенну в гнездо на задней панели телевизора.

Писк. Щелчок.

Экран осветился мутным пятном. Потом проявилось изображение улицы. Люди бежали по этой улице, и другие люди били этих людей резиновыми палками. Словно догоняя изображение, откуда-то из глубин телевизора постепенно появлялся звук.

– Несколько часов назад на Смоленской площади, расположенной в полутора километрах от Дома Советов, – сказал строгий женский голос за кадром, – произошли столкновения демонстрантов – сторонников Верховного совета с милицией. Есть раненые среди манифестантов и сотрудников милиции. МВД обвиняет во всем организатора демонстрации радикального коммуниста Виктора Анпилова, призвавшего граждан к открытому сопротивлению правоохранительным органам. Анпилов же утверждает, что он и его товарищи по партии «Трудовая Россия» во время мирного митинга подверглись нападению пьяных свердловских ОМОНовцев, которые без предупреждения начали избивать всех, кто попадался под руку, в том числе и случайных прохожих…

– Ха-ха!!! – сказал то ли Геша, то Стас. – Это в Москве что ли?

– Ну так им всем и надо! – закивал то ли Стас, то ли Геша. – По почкам настучать этим гондо…

Кровник, идущий к выходу, опрокинул стул. Все присутствующие смотрели ему в спину. Он поправил мешок на плече и пинком распахнул дверь.

– Козел… – сказала одна из официанток.


Кровник быстро шел по улице. Шел, чувствуя, как организм переключается на новый режим. Как уходит вата из мышц. Как зрение становится острее. Как наливаются его кулаки. Он шел в сторону почты. Если и сейчас будет закрыта – придется выбить дверь. Вырвать решетки на окнах. Проломить кому-нибудь голову. Больше лазить по столбам он не собирается.

Из-за угла вывалились малолетки с орущим двухкассетником. Тупые наглые рожи. Он шел прямо на них. Расступились, пропуская. Мазнули по нему мутными взглядами, сомкнулись где-то за спиной и потопали дальше.

Глаза. Эти их глаза. Эти оловянные плошки. Пустые гляделки без капли мысли. Без полкапли. Потухшие взгляды… Блестят только от водки и жадности. Зеркало души? Какое зеркало? Какой души? Просто роговица, просто белок и зрачок. Откуда эта агрессивная апатия? Лежат по всей стране перед своими телевизорами, неожиданно в одночасье обессилевшие, словно высосанные до самого дна… Верят этим улыбающимся людям в мерцающих экранах. Мечтают попасть на «Поле Чудес» будто им память отшибло, будто это они – пустоголовые деревянные мальчики. Сами несут свои деньги на три большие буквы…. «МММ»… Восторженные буратины… Словно все разом поглупели. Словно впали все в старческое слабоумие… Когда началось?.. Когда? А ведь началось же… У этого всего было начало. Что-то случилось однажды. Не два года назад, не в девяносто первом… не в восемьдесят девятом, когда ломали стену в Берлине… Раньше. Он же всегда чувствовал это подсознательно. Чувствовал – что-то сдвинулось. Когда? И где? В нем самом? Вокруг?

До Афгана он вообще не обращал внимания на глаза.

Он понимал, конечно, что есть глаза красивые и некрасивые, что они каких-то разных там цветов, разрезов и так далее. Но разве у него было время всматриваться в эти самые глаза? Зачем? Что там он мог высматривать? Что там вообще высматривать? У человеков не принято смотреть в глаза своим соплеменникам. Это несвойственно животным его вида в естественной среде обитания. В троллейбусе? На эскалаторе? В очереди? Где и когда им смотреть друг другу в глаза, если они даже любовью занимаются при выключенном свете…

Глаза.

Афган тогда еще не был нашпигован взрывчаткой, не был заминирован под завязку, как это случилось позже… его бесплодная земля, еще не пищала под миноискателями, в ней не нарыли еще лунок, не насадили тысячи противопехотных клубней.

Этот чумазый, загорелый дочерна афганский мальчишка-пастух. Драные портки, сопли пузырями. Бежал по обочине за БТР-ом. Они тогда, психанув, чуть не перестреляли всех этих душманских детенышей, этих маленьких моджахедов, решив, что те швырнули гранату… Батя Черный отвел, уберег в тот раз от греха.

Ему оторвало ногу почти до самого колена. Этому пастушонку.

Кровник поддерживал его голову, пока Витяба пережимал жгутом культяпку, пытаясь остановить кровь…

Эти глаза. С бездонными расширившимися зрачками, смотрящие сквозь Кровника, сквозь боль и шок, сквозь этот раскаленный полдень и струящийся зной…

Глаза афганцев. Непохожие на все глаза, которые он видел до того. Прожигающие. Черные дыры на бесстрастных лицах. Несгибаемый народ. Избранный? Или просто семя людское, случайно упавшее именно в этом месте?

Кровник верил в случай. Ибо только так можно было объяснить происходящее время от времени. Само возникновение жизни на Земле объявили случайным совпадением нескольких факторов, что уж тут говорить о…

Он верил, что нелюди – просто случайность. Что они – случайное совпадение. Какой-то древний вирус, ждавший своего часа миллионы лет. Или привнесенный извне? Он или Оно прокралось с Той сторону на Эту. Пронесло с собой… что? Какой ценой? Никто до конца не знает…

Эти твари обладают странными знаниями, полученными на генетическом уровне. Они чувствуют. Они все чувствуют. Они чуют кровь за несколько километров. Они чувствуют энергетически важные центры этой планеты.

А он ведь чуял их в Афгане… чуял их где-то рядом… Запах сырой земли и дохлых насекомых… Их тянуло туда, в этот пустынный бесплодный край. Там было такое Место… Туда они рвались. Прятались в этих бесконечных горах…

Афганцы. Несгибаемый народ. Духи, живущие в них, никогда не заботились об их телах. О физических оболочках, живущих первобытным хозяйством в сложенных из дикого камня домах. Как их деды и прадеды, выгоняют каждое утро своих коз. Как их деды и прадеды, молятся в сторону другого мощного энергетического сгустка – в сторону камня, упавшего когда-то с небес. Они живут там, над этим Местом, чувствуя подошвами тлеющее тепло земного ядра, вбирая в себя мегатонны землетрясений. Всем вокруг кажется, что эти грязные оборванцы бедны. Что они живут впроголодь. Что у них ничего за душой. На самом деле – они имеют больше всех. Имели. Сейчас там – Черная Дыра. И он, Константин Кровник – один из тех, кто помог ЕЙ состояться.


Кровник шел прямо на грохочущую за домами музыку.

Он обошел заколоченное здание библиотеки и во второй раз за сегодня оказался на площади этого серого городка. Он выбрел совсем с другой – дальней от почты стороны.

Он увидел HERBALIFE, написанный задом наперед, и некрашеную изнанку декораций. Люди с большими белыми значками сновали за сценой, улыбаясь друг другу. Помятые местные мужички разгружали микроавтобус.

Он сделал еще несколько шагов и увидел собравшихся поглазеть на потеху. Шелуха от семечек во все стороны. Перегар и сигареты без фильтра. Крутят головами, вытягивают шеи. Все всегда начинается с них. С нескольких десятков собравшихся в одном месте особей обоих полов. Опытный инструктор по саботажу, плюс три-четыре верных человека – и это сборище превратится в бушующую толпу, сметающую все на своем пути.

– Наша компания сочетает в себе три доселе несовместимые в этой стране понятия! – энергично вещал стоящий на возвышении человек в зеленом пальто и загибал пальцы. – Это здоровье! Это молодость! Это богатство!

Кровник шел, огибая площадь и поглядывая на жителей городка, сбившихся в стадо перед сценой. Он удовлетворенно насчитал около десятка брезентовых дождевиков с капюшонами.

– Дайте мне двадцать минут! – человек в зеленом пальто воздел руки к небу. – Двадцать минут, которые полностью изменят вашу жизнь!

Водка и запах крови.

Чтобы закричать во все горло. Затоптать. Разорвать.

Чем всколыхнуть это болото? Что еще может разжечь огонь в этих пустых глазах? Что еще заставит чаще биться эти сердца? Сделать так, чтобы какая-то далекая революция из телевизора начала бушевать здесь. Вышла из берегов и затопила улицы.

Он уже видел это. Будто специально выстроенное по одному и тому же сценарию. По одной и той же формуле. По одной и той же модели, которая проваливалась до этого десятки раз.

Эти люди, высыпающие на улицы своих городов, свято верящие в то, что им самим захотелось бить витрины, переворачивать и поджигать машины, швырять камни в людей с погонами – куда уж без них. Остаться в стороне? Они не могут, эти люди в форме. А кто оживит мероприятие? Кто вдохнет жизнь в массовку, воздвигнет из щитов и танков необходимые декорации?

Достучатся своими дубинками до любой аудитории.

Раскачают любую толпу.

Кровь и Спирт.

Шум в голове.

Хочешь умереть – спроси меня как.

Два года назад в январе 1991-го, в Вильнюсе он штурмовал здание телецентра. Кто-то из толпы заехал ему в голову арматурой. Метнул из темноты прямо в висок. Если бы не каска – хана. Пробили бы его дурную башку…

Скажи ему кто-нибудь неделей раньше, предупреди его, что ему офицеру, советского спецназа, придется штурмовать советский телецентр – как бы он себя повел? Что бы сделал?

Он ударил несколько раз, прикладом ломая челюсти, разбивая телеобъективы, проламывая себе дорогу внутрь.

Вильнюс кипел, дребезжа крышкой.

Они мчались по его ночным улицам из конца в конец, переворачивая вверх дном чердаки и прочесывая подвалы. В городе безобразничали проникшие со стороны Польши американские спецы. Подразделение Кровника наткнулось на одного из них прямо в центре, в подвале пятиэтажки. Это был неприметный мужик, похожий на любого прохожего ростом, телосложением и прической. Он смешивал химикаты в большой выварке и, выстроив батарею из бутылок, разливал в них «коктейль Молотова». Четверо активистов движения «Саюдис» уже собирались тащить пару ящиков наверх прямо в беснующуюся толпу. Увидев ввалившихся в подвал людей в форме, он разбил лампу под потолком и ломанулся куда-то вглубь помещения. Кровник помнил этот короткий рукопашный бой в полной темноте. Тот был хорош, очень хорош – бился до последнего. Кровник распорол ему ножом предплечье и откусил кусок уха. Позже узнал, что персонажа вывозили по каналам посольства США. Оказался «зеленым беретом»…


Кровник остановился у крыльца с синим почтовым ящиком и глянул за спину: дай им только шанс, отпусти руль и вбей им в голову, что это нормально. Дай им хаос, безвластие, отсутствие руководства и неразбериху.

Он тряхнул головой, взбежал по продавленным ступеням и толкнул дверь.


Почта.

Пахнет сургучом, чернилами, бечевкой для бандеролей и самими бандеролями. Пахнет конвертами, марками, телеграммами и котом. Вон и сам кот – сидит на подоконнике рядом с большим алоэ в горшке и делает вид, что спит. Блестят влажно недавно вымытые полы.

Длинная исцарапанная конторка, словно деревянный барьер, делит это помещение на две половины – посетительскую и почтальонскую. Там, за этим барьером, на почтальонской стороне – женщина. Сначала он замечает пучок седых волос на ее затылке. Она поднимает голову на звук его шагов, и Кровник видит очки в роговой оправе. Пуховый платок накинут на плечи. Толстенные диоптрии делают ее серые глаза похожими на блюдца. Что-то в ее лице – совершенно ординарном лице женщины средних лет – кажется необычным. Что? Кровник не может понять и не хочет. Ему не до этого.

– Добрый день, – неожиданно первой приветствует она его и улыбается.

Вот что. У нее не накрашены губы. Кровник не помнит, когда в последний раз видел женщину с ненакрашенными губами.

– Добрый день, – говорит он, звякнув мешком. – Мне бы в Москву позвонить…

Женщина поправляет очки и выпрямляется на стуле.

– Куда, – спрашивает она, – в Москву?

– Да… – Кровнику не нравится выражение ее лица. – В Москву. А что?

– Молодой человек, – она смотрит на него внимательно. – А вы в курсе, что с того месяца тарифы на межгород поднялись в три раза?

Она показывает ему указательный, средний и безымянный пальцы своей правой руки:

– В три!!!

Кровник видит ее стриженные некрашеные ногти.

– Так, – говорит он. – Вы меня не пугайте… я уж думал…

– Секундочку!..

Кровник услышал скрип открываемой двери, обернулся и увидел подростка в белом мотоциклетном шлеме. Парниша мельком глянул на Кровника и с независимым видом прошествовал к конторке.

– Чего тебе? – строго спросила женщина.

– Ма, – сказал подросток, – дай денег на бензик…

– Ну, да! – женщина поправила очки. – Сейчас! Разбежалась!

– Ну, ма!.. – возмутился пацан.

– Что «ма»?! – она с грохотом отодвинула стул и встала. – Что «ма»? Ты вчера у отца выклянчил на полный бак! Где он? Прокатал со своими… как их там… Ладно б сам! Весь поселок на твоем драндулете гасает!

Кровник посмотрел на часы.

– Ну, ма!.. – проныл пацан.

– Ну что – «ма»?! – она полезла куда-то в тумбочку, достала большую хозяйственную сумку и водрузила ее на стол.

– «Ма»… – женщина копалась в сумке, – пусть тебе твои эти… как их там… бензин покупают…

Она извлекла из кожзаменительных недр потертый кошелек. Лицо парниши прояснилось.

– Миша, – спросила она, – ты обедал?

– Да! – сверкнули из мотоциклетного шлема глаза. Кровник понял, что Миша вряд ли даже завтракал.

– Все! – строго сказала женщина. – Все! Это последний раз! Больше ни к отцу, ни ко мне не подходи до зарплаты, ты понял?

Пацан кивнул, глядя на кошелек.

– Сколько там? – ворчливо спросила женщина.

– Семь.

– Семь… – пробурчала женщина, – Не семь, а пять…

Она расстегнула кошелек. Стала отсчитывать вслух:

– Два, три, четыре…

Брови Кровника ползли вверх. Он смотрел на пять предметов, которые женщина один за другим выкладывала на стойку.

Пять нарезанных из желтоватой бумаги прямоугольников с круглой печатью и чьей-то размашистой подписью.

– Пасиба, ма! – пацан сгреб их и побежал к выходу.

– Спасибо… Денег на тебя не напасешься! – крикнула она сыну вслед.

– Ммм… – сказал Кровник, – простите…

– Да?.. – женщина обернулась.

– Простите, – повторил он и показал пальцем на кошелек, который она все еще держала в руках, – это деньги?

– Да… – женщина смотрела на Кровника.

– Это же винные этикетки? Разве нет?.. – настороженно спросил он.

– Да, – кивнула она. – С печатью нашего поселкового совета… а что? У нас хоть так… а вон в Пуще там вообще под запись в магазине уже год, все равно что в войну, мы еще…

Кровник глянул на часы и полез во внутренний карман куртки.

– Так! – сказал он и достал небольшой, туго набитый пакет. Надорвал зубами непромокаемую упаковку и вытащил зеленоватую купюру с цифрой «100».

– Вот, – он положил купюру на стойку перед женщиной. – Знаете что это?

Женщина, открыв рот, посмотрела на банкноту, на него, на банкноту и снова на него.

– Это сто долларов, – сказала она.

– Ваши,– он двумя пальцами подвинул деньги к ней. – А я прямо сейчас говорю с Москвой. Да?

– Вы что? – женщина медленно опустилась на стул. Она выглядела испуганной. – Вы что? Это же много! Это поменять даже негде сейчас! В город надо ехать… И где я вам сдачу возьму? Вы с ума сошли?!

– Это много, да, но! – Кровник смотрел прямо в ее глаза, превратившиеся из блюдец в тарелки. – Но мне нужно срочно поговорить с Москвой. Прямо сейчас. Вы мне связь – я вам эту денежку. Никакой сдачи. Она вся ваша. Поменяете потом на свои фантики и положете в кассу сколько нужно…

Он придвинул бумажку еще ближе:

– Бизнес, понимаете? – доверительно сказал Кровник. – Деловая сделка. Не позвоню сейчас – потеряю в тыщу раз больше, понимаете?

Женщина кивнула.


Обрывки голосов. Статические грозы. Звуки телефонного космоса.

– Да… – недовольный мужской голос в трубке. – Слушаю.

Как далеко. Кажется, что этот невыспавшийся мужчина сейчас где-то на Луне.

Кровник зажал обе ноздри.

– Добрый день, Сергей Алексеевич, – сказал он в трубку, – это вас со склада беспокоят. Вчера путаница вышла. Груз ваш не туда отгрузили. Но сегодня все нашли. Все согласно накладной.

Пауза.

– Ты с ума сошел, – сказал Паршков. – Номер слушают с утра до вечера.

– Понятно.

Он чувствовал, что спокойствие дается Паршкову с трудом.

Треск и шорох на линии.

– Груз у тебя?

– У меня.

– Фухххх!.. – Кровник услышал, как Паршков облегченно перевел дух. – Все в порядке? Иванов дал инструкции?

– Иванов не успел, он мертв. Вся группа мертва. Груз у меня. Пара царапин, в остальном все в порядке.

– Ранения? – встревоженно спросил Паршков. – Что-то серьезное?

– Нет никаких ранений… – Кровник смотрел сквозь стекло на вошедшего с улицы почтальона с сумкой, – пара ушибов. В остальном чувствую себя прекрасно. Как в санатории…

– Причем тут ты… – сказал Паршков. – Как груз?

– Что там ему будет, этому чемодану, он бронированный…

Завывание электрического ветра в эфире. Потрескивающее дыхание.

– Какому чемодану? – упавшим голосом спросил Паршков.

У Кровника похолодело внутри.

– Какой еще чемодан? – спросил Паршков. – Где груз? Где ребенок??? Что с ней???

– Не ори, – сказал Кровник, – Она рядом.

– Ты псих??? Тебя пасут! Пойдут за тобой по следу, как стемнеет. Если раньше тебя не сцапают! Кто-то им сливает нас по полной! Не знаю пока кто…

– Что делать?

– Сваливай оттуда. Любым способом. Прямо сейчас!

– На базу? В Москву? Куда?

– Уходи, говорю!!! Все! Никакой базы больше нет! Мы там почти ничего не контролируем! В Москву! Ты меня слышишь??? Груз ждут в Москве! Тут… Тут…

– Война?

– Да.


Трубку на рычаг. Десять быстрых шагов – и он на улице.

Прямо через дорогу у вкопанных в землю автомобильных шин стоит на подножке оранжевая пулялка.

– Миша!

Парниша, снявший свой белый шлем, оборачивается и смотрит на Кровника:

– А?..

У мотоцикла хозяин и еще пара обалдуев покрупнее. Один в вязаном «петухе» с «abibas» на борту, другой мордатый с чубом. Смотрят на Кровника в упор.

– Можно? – не дождавшись разрешения, Кровник садится верхом и берется за руль, – Классный мотык!

– Эээ! – говорит мордатый неожиданным сиплым басом, – Щас моя очередь!

– Да? – Кровник поворачивает ключ в замке зажигания, снимает мотоцикл с подножки и резко дергает ножку стартера. Движок заводится с первого раза.

– Да! – громко говорит тот, что в «петухе». – Щас его очередь!

Миша озадаченно наблюдает за тем, как Кровник, нагибается, поднимает с земли мешок и кладет его себе на колени.

– Эээ! – мордатый крепко хватает Кровника за предплечье. – Слы! Стопэ!!!

Кровник не меняя позы, вполсилы бьет его в грудь. Мордатый отлетает как кегля и шлепается где-то за вкопанными шинами. Кровник смотрит на второго. Тот делает шаг назад.

Кровник выжимает сцепление, тыкает первую скорость и трогается. Он выкручивает ручку газа, и мотоцикл послушно рвет с места.

– Эээй! – в ужасе кричит ему в спину Миша, – Эээй!!!


Несколько секунд и он уже на другой улице.

Минута – и он за пределами городка. Проносится вдоль длинного забора и влетает в лес.

Он мчится в обратном направлении, почти в точности повторяя свой путь. Его напряженная фигура, слившаяся с мотоциклом, мелькает среди деревьев. Стволы несутся навстречу, пролетая справа и слева. Краем зрения он видит, как весь лес несется на него, мимо него, исчезает где-то за спиной…

Машина неожиданно мощная: злобно рычит движком, хорошо слушается руля.

Мешок намертво примотан ремнями к багажнику.

За рулем прохладно. Не прохладно – холодно. Встречный ветер рвет угол рта.

Леденеют пальцы, тыльные стороны ладоней, нос. Его знобит? Или это вибрация двигателя?

Глаза режет. Будто размял руками стручок острого перца, а потом потрогал глазные яблоки.

И жутко чешутся пятки. Он не знает почему. Чешутся и все тут. Он поджимает пальцы на ногах, но это мало помогает.

– Вжих! – переключил скорость.

– Фрх! – ветка по макушке.

– Шлеп! – следующая по лбу.


Он тормозит у зеленых ворот и выдергивает ключ из замка зажигания. Движок глохнет. Остывает, потрескивая. Он слышит работающую невдалеке лесопилку. Визг дисковых пил вгрызающихся в сосновую плоть. Гудение мощных электродвигателей. Но это там. Это невдалеке. А здесь?

Кровнику не нравится эта тишина. Потому что это не тишина. Он слышит где-то на самом краешке этой как бы тишины человеческий голос. Кто-то кричит.

Он толкает рукой ворота, и они бесшумно отворяются.

Кровник видит большой деревянный дом с бетонным крыльцом. Несколько сараев. Тот, кто кричит – в одном из этих сараев. Это женщина. И она не одна. Кровник на ходу достает из кармана пистолет. Пахнет навозом и сеном. Пахнет животными.

Он пинком выбивает дверь.

Первое что он видит – это корова. Большая пятнистая буренка, лежащая на деревянном полу. Он видит пену на ее морде. Видит, как ее большое тело выгибает судорогой. Опрокинутое ведро с растекшейся по полу розоватой жидкостью.

Он видит Лидию с вилами в руках. Видит Семена с точно такими же вилами. Они грозят ими в шевелящийся темный угол.

Корова дергается, и ведро, дребезжа, катится по полу.

Кровник моргает. Он различает стоящего в углу зареванного толстяка.

Все смотрят на Кровника. Только что визжали нечто нечленораздельное, потрясая своим оружием. Сейчас молчат.

– Приперся??? – зловеще говорит Лидия. Кровник видит острия вил. Теперь они направлены в его сторону.

– Ааа! – обернувшийся Семен выглядит радостным – Сам пришел!

Вот теперь все вилы в этом сарае направлены на него.

Они вдвоем делают шаг в его сторону. Кровник рассматривает их искаженные физиономии.

– Притащил он ее нам… свою прошмондовку! – женщина смотрит на него с омерзением. Она приподнимает вилы повыше и делает еще один шаг в его сторону.

– Потеряааалась! – кривляясь, кричит она. – Натерпеееелась!

Семен начинает обходить Кровника справа.

Смотрит на него как на таракана.

– Отравили нашу Зорьку и рады?! – шипит женщина, – Только отвернулись!.. Прошмандовка твоя тут же яд Зорьке в рот! Аж кровь из вымени вместо молока!

– Что ты мелешь, дура? – спокойно говорит Кровник, – Кому нужна твоя корова?

– Расскажи еще нам, что ты Борьки помощник, а эта транда с Сосновского интерната! – Семен не глядя, задвигает засов на двери и прикрывает свой единственный путь к отступлению своим же тщедушным телом.

Кровник смотрит на них, как танк на сумасшедших. Он поднимает пистолет и

– БАХ!!! – стреляет в стену.

Вот сейчас они нравятся Кровнику гораздо больше, с этими отвисшими челюстями и полными штанами.

– Где девочка? – спрашивает он.

Толстяк тихонько всхлипывает. Кровник смотрит на него. Он видит какие-то странные штуки в его прическе, похожие на… большие бигуди?.. две заколки цвета слоновьей кости? Тут же понимает – две маленькие руки, вцепившиеся в его кудри. Два кулака зажавшие волосы толстяка между пальцев.

Она там – в углу.

Вжалась в него всем телом.

Втащила толстяка за собой, прикрываясь.

Кровник направляет ствол на Семена.

– Ты, ушлепок! – говорит он ему, – Брось эту херню и к стене!

– БЫСТРО!!! – орет он. Семен, вздрогнув, роняет вилы под ноги.

– А ты че ждешь?! – Кровник смотрит на Лидию. Та, прожигая его взглядом, швыряет вилы на кучу сена.

Кровник делает два быстрых шага к толстяку. Тот с ужасом смотрит на него. За его плечом, в углу – два блестящих глаза.

– Пошел отсюда! – говорит Кровник.

– Я не могу! – пищит толстяк. – Она держит!

– Отпусти его, – Кровник легонько шлепает пальцами по маленьким кулачкам в рыжих волосах. – Слышишь? Отпусти…

– Аййй! Бооольнооо!.. – слезы из глаз мальчишки брызнули, будто у клоуна в цирке: двумя фонтанчиками.

– Прошмондовка… – шипит женщина, – Сучка…

– Отпусти, – говорит Кровник, – Ну?

Толстяк со стоном падает на колени. Он держится за свою голову.

Кровник протягивает свою ладонь:

– Пошли!

Она смотрит на него. Она берет его за руку.

Кровник видит краем глаза движение.

– Слышь ты, дура тупая! – говорит он и приставляет пистолет к голове толстяка. – Стой на месте, а то башку щас твоему тупому сыну отстрелю! Думаешь, я никогда этого не делал, да?!

Лидия замирает. Она стоит, показывая пустые ладони Кровнику. На ее лице впервые виден настоящий испуг. В тоскливых гляделках Семена муть. У него нет большого пальца левой руки.

Кровник отодвигает засов и быстро оглядывает двор.

Он запирает их снаружи на навесной замок и оставляет ключ в замочной скважине.

– Пошли! – говорит он и, схватив девочку за руку, бежит с ней к воротам.


Они стартуют как ракета – рвут с места и, вылетев из-за поворота, чуть не сбивают старушек с ведрами на углу: Кровник даже чиркнул одну из них рычагом сцепления по плечу. Ведра в разные стороны, крик. Непонятно откуда взявшиеся дворняги с лаем бросаются за ними следом. Пару раз вильнув, с трудом удержав руль, он просто чудом не врезается в забор.

Выкрутив газ, Кровник вкладывает мотоцикл в затяжной поворот и направляет его на стену деревьев. Они влетают точно между двумя стволами.

– Вжжжжих! – переключил скорость.

– Ав-ав-ав! – разочаровано отставшие собаки где-то позади.

Они снова в лесу.

В третий раз за сегодня Кровник движется по этому маршруту.

Он крепко сжимает резиновые рукояти.

Она, обхватив его за талию, прижимается к нему всем телом.

Ветер в упор.

Сосны прямо по курсу.

Бросаются под колеса, словно самоубийцы.

Пролетают справа и слева.

Исчезают где-то за спиной.

Кровник неожиданно притормаживает у ничем не приметного куста и выхватывает прямо из него свой бронежилет. Он не глуша мотор, и поглядывая по сторонам, быстро напяливает его на девочку, затягивает «липучки».

Мгновение – и они снова мчатся сквозь лес.


Огромная черная туча. Грозовой фронт, надвигающийся с севера. Небо темнеет прямо на глазах.

Полосатый «носок» на флагштоке неподвижен.

Аэродром.

Кровник гонит прямо по взлетке, выжимая газ до отказа и чувствуя, как начинает отрываться от земли переднее колесо.

Винты крутятся, превращаясь в прозрачные, смазанные круги.

Два огромных ветродуя, метущих взлетную полосу лучше любой метлы. Жидкие клочки травы стелятся волнами.

Кровник летит прямо к нему, к зеленому самолету с тремя картами на хвосте, который стоит на том же крошечном пятачке с работающими двигателями.

Две маленькие фигурки рядом с открытым зевом грузового отсека.

Несколько мгновений – и он уже может различить, что это мужчина и женщина.

Пара секунд – и виден цвет их одежды.

Он видит, как они размахивают руками, стоя прямо на широком трапе, ведущем внутрь.

Он уже может различить черты их лиц.

Пилотка и совсем седой дед с коричневым чемоданом и рюкзаком.

Теперь они оба смотрят на оранжевую пулялку, несущуюся к ним.

Кровник слышит гул авиационных двигателей, чувствует запах, исходящий от самолета.

Он ударяет по тормозам. Мотоцикл пару метров несет юзом.

Он рывком сдергивает ребенка с сидения, хватает мешок и бежит к самолету.

Пилотка идет по трапу им на встречу. Она расставляет руки в стороны, словно собирается обнять Кровника.

– Ну, мля конечно!!! – орет она, перекрикивая шум двигателей. – Куда ж мля без тебя!!!

– Стой!!! – она выставляет ладони перед собой.

Дед что-то кричит ей на ухо, размахивая старым чемоданом, перевязанным бечевкой.

Она поворачивается к нему:

– Да мне по херу, кто ты такой!!!

Она прикладывает ладонь ко рту:

– ПО!!! ХЕ!!! РУ!!!

Она пихает деда в грудь и наступает на него, потихоньку вытесняя с трапа.

– Я вам что, рейсовая??? – вопит она. – Никого не беру!!!

Дед лезет за пазуху и достает старый табачный кисет. Он высыпает на ладонь три крупных золотых самородка.

– Бери любой! – орет он. – Два!! Бери два!!!

Она смотрит на золото.

Кровник толкает девочку перед собой.

– Дочь! – кричит он. – Операция! Срочная!! Нужно в больницу!!!

Он выхватывает из внутреннего кармана тугой пакет. Он срывает упаковку и показывает ей пачку долларов.

– Возьми! Половину!! Спаси!!! Дочь!!! – кричит он, – Операция!!!

Она смотрит на деньги. На девочку.

Кровник сует руку в правый карман и берется за ребристую рукоять.

– Ладно!!! – орет вдруг Пилотка и дергает головой в черный провал салона – Быстро!!!


Они бегут по вибрирующему трапу, Пилотка хватает Кровника за рукав:

– Аппарат!!! – кричит она и тыкает пальцем. – Не берешь???

Он оборачивается: оранжевый мотоцикл валяется на боку, метрах в десяти от самолета. Кровник думает пару мгновений.

– Нет!!! – кричит, отрицательно махая головой.

Трап тут же начинает подниматься, превращаясь в заднюю большую дверь. Пилотка тыкает на длинную лавку вдоль борта, кричит:

– Сидеть всем там! Держаться крепко, пока не взлетим!

Дед плюхается на жесткое деревянное сидение, мостится, стаскивая рюкзак с плеч, ставит свой ободранный фанерный чемодан между ног. Шевелит губами, бормочет себе что-то под нос.

Кровник видит большие ящики с кованными металлическими углами стоящие прямо посреди багажного отсека. Гибкий витой трос, продетый сквозь стальные петли в полу, и хитроумный узел намертво фиксируют груз. Кровник знает около тридцати видов узлов. Такой узел он видит впервые. Дверь-трап поднимается, окончательно отсекая дневной свет, и в салоне становится почти темно. Освещение проникает теперь только сквозь иллюминаторы. Кровник видит еще несколько разнокалиберных ящиков. Очертания одного из них – того что ближе всех стоит к пилотской кабине – кажутся Кровнику смутно знакомыми. Пилотка возится возле двери, чем-то щелкая и звеня цепями.

– Глухой??? – орет она, пробегая мимо все еще стоящего Кровника, и обеими руками указывает на лавку. – Садись!!!

Ныряет за занавеску, отделяющую экипаж от пассажиров.

Кровник ставит мешок на пол, быстро идет к противоположному борту и выглядывает в иллюминатор. Видит полосатое здание аэровокзала. Возле него курит человек в летной форме. Больше никого.

Самолет мягко трогается с места и начинает разворачиваться.

Кровник, пошатываясь, возвращается и опускается на сидение. Усаживает ребенка рядом с собой.

Дед, не мигая, рассматривает их обоих. Кровник дергает головой: «Чего?». Дед похлопывает себя обеими руками по груди и показывает на девочку. Голова ее торчит из бронежилета, словно из какого-то странного маскарадного костюма. Дед, выпятив нижнюю губу, уважительно кивает головой и показывает большой палец. Кровник пожимает плечами. Он смотрит на часы.

Взревев двигателями, задрожав всем корпусом, издавая свист и скрежет, самолет разгоняется и отрывается от земли.

Они быстро набирают высоту, и вдруг их резко клонит влево. Коричневый чемоданчик вылетает из-под деда и скользит куда-то в хвост самолета. Дед делает попытку поймать его.

«Стой!» – хочет крикнуть ему Кровник, но не успевает: дед, кувыркнувшись через голову, перелетает салон, и падает на спину, каким-то чудом не разбив себе голову об острый угол ящика. Самолет так же неожиданно выравнивается. Дед осторожно трогает свое правое ухо. Он смотрит на Кровника большими испуганными глазами и вдруг смеется. Кровник качает головой. Дед, подождав и поняв, что маневров больше не намечается, встает и, прихрамывая, идет в хвост собирать свой багаж.

Кровник поворачивается к девочке. Та выглядит бледной, и он осторожно прикасается тыльной стороной ладони к ее лбу: прохладный. Глаза ее – две спелых вишни. Его – два красных пятака. Он чувствует, как скрипят веки по иссохшей роговице. Вата во всем теле. Поспать бы. Поспать.

Взяв ребенка за руку, он идет в сторону пилотской кабины. Уже собравшись войти, останавливается: ящик, очертания которого показались ему знакомыми, – это большое старое пианино, намертво прикрученное к переборке здоровенными болтами. Кровник открывает крышку, видит черно-белые клавиши и золотые буквы «Украина». Он аккуратно возвращает крышку на место. Чувствует, как маленькая ладошка выскальзывает из его руки.

– Эй! – говорит он встревоженно и присаживается на колено. – Ты чего?!

Она выглядит еще более бледной, чем полминуты назад. Черные круги под глазами проявились, словно на фотографии.

– Тебе плохо? – спрашивает он встревоженно. Она тяжело дышит, приоткрыв рот. Смотрит на него взглядом, в котором явно читается приближающийся обморок.

Он быстро снимает с нее бронежилет и бросает его на пол рядом с пианино.

– Тошнит? – спрашивает Кровник. Она беззвучно открывает и закрывает рот.

Он рывком отдергивает занавеску.

Вспышка.

В глазах такая резь, будто брызнули из баллончика со слезоточивым газом.

Слезы – сплошным потоком.

Он прикрывается рукой. Еле разлепляет веки и смотрит сквозь щели-пальцы: СОЛНЦЕ.

Они летят прямо на Солнце.

Они выше облаков.

В разрывы между их белесовато-серыми клочками виден лес. Сплошной ковер тайги. Смазанные полупрозрачные диски винтов сверкают в солнечных лучах, как остро отточенные лезвия. Уверенный низкий гул моторов. Пилотка в своем кресле, словно маг: висит над всем этим великолепием прямо в воздухе. Прозрачный пол под ее ногами выглядит хрупким и тонким, словно лампочка накаливания. Огромные темные очки скрывают половину ее лица. Она поворачивается и сдвигает один наушник:

– Че?

– Аптечка где? – он кивает на девочку. – Дочери плохо! Нашатырь есть?

– Вон! – дергает головой Пилотка.

Кровник открывает шкафчик, достает железную коробку с красным крестом. Быстро находит пузырек с нашатырным спиртом и идет к девочке. Та стоит, прислонившись к переборке. На солнце ее бледность еще более очевидна. Он откручивает крышку и выдергивает пластиковую пробку зубами. Сует пузырек ей под нос.

Она встрепенулась, дернув головой, заморгала.

– Ну?! – встревоженно Кровник.

Смотрит на него удивленно и одновременно испуганно.

Морок и поволока ушли из ее глаз. Стоит, хлопает ресницами. Кровник протягивает пузырек к ней, и она отстраняется, сморщившись.

– Че там? – спрашивает Пилотка из-за спины. – Лучше?

– Вроде да, – говорит он, изучающе глядя на девочку.

Замечает откидное сидение и усаживает ребенка на него.

Щурясь, смотрит по сторонам, завинчивает пузырек. Пилотка наблюдает за всеми его действиями.

Он видит свое изогнутое отражение в почти зеркальном стекле ее «поляроидов». Показывает на кресло второго пилота:

– Можно?

– Можно… – говорит она. – Ничего не трогай…

Кровник осторожно протискивается в кресло. Пилотка поворачивается к девочке, рассматривает ее какое-то время, потом снова начинает созерцать тропосферу.

– Не летала чтоль никогда?

– Да, первый раз…

– Бледная она у тебя ужас просто… не наблюет тут в кабине? Мне это нах не надо если че…

– Ты местная? – спрашивает Кровник.

Она смотрит на него:

– Ты дурак?

– В смысле?

– В смысле, а ты местный? А как тебя зовут? Телефончиками обменяемся? Или адрес почтовый дашь? Письма писать буду.

– Понятно, – Кровник хочет улыбнуться, но вместо этого вдруг зевает так, что хрустнуло в челюсти.

Он прикрывает рот рукой, хочет извиниться, но вместо этого зевает еще шире.

Приборы, небо, облака под ногами.

Он хочет спать.

В кабину сопя, вваливается дед. Откидывает второе сидение. Садится, уперев руки в бедра.

Пилотка смотрит на него. На девочку: та сидит с закрытыми глазами. Лоб и щеки – фарфор.

– Тебе куда? Где твоя больница? – спрашивает Пилотка, поворачиваясь к Кровнику.

– В Москву. Там госпиталь.

– Хо-хо! – она смотрит на него. – Че-то сегодня всех в Москву потянуло! Неее! В Москву я не полечу! Все кому в Москву – тем в область!.. В аэропорт!..

Она стучит по штурвалу:

– Хотя Катруся до Москвы легко дотянет. У меня дополнительные баки стоят с американского разведчика… вьетнамцы подогнали…

– Давай! – говорит Кровник. – Заплачу хорошо!

– Неее… – она качает головой, – Не могу. И Катруся сегодня грузовая. Мне посылку нужно сначала закинуть. Там строго по расписанию. Там прощелкать нельзя! Лицом «ноу клац-клац»! Дядя серьезный! Вперед тебя половину проплатил и таки хочет иметь за свои деньги сервис!.. А то его бойцы так по печени накидают!.. На аэродроме спрячетесь все в ящики. Я потом покажу в какие… Чтоб вас никто не видел… слышь дедуля? Спрятаться придется всем, как сядем, говорю! У меня условие такое было, чтоб я никого не брала… Люди придут, заберут свой груз и все – летим в область. Там вам и больницы и самолеты до Москвы…

Кровник кивает.

– Всех в Москву потянуло? – спрашивает он. – Сегодня?

– Да вон… – Пилотка кивает в сторону деда, – В грудь себя бьет, орет «я политический, я говорит всю жизнь с гадами боролся, полжизни из-за них сидел, а теперь хоть что-то сдвинулось, теперь, в Москве их бьют!»… Не может, в стороне остаться, политический… Хочет в Москву…

– И ты вон… – она смотрит на него, – Еще один москвич нарисовался… такими бабками светишь… опасно… народ тут денег давно не видел…

– Тебе первой показал, – говорит Кровник. – Если че буду знать, кто растрындел…

Она ухмыльнулась.

– Меня Савелий зовут, – сказал дед.

Они синхронно повернули головы в его сторону.

– Савелий?

– Савелий, – кивнул дед. – А тебя мне как величать, красавица?

– Пилотка.

– Значит, не послышалось… – Савелий покивал.

– Че ты там в Москве делать будешь? – спросила она. – А, дед? По баррикадам бегать? Лозунги орать? Там же, наверное, как в девяносто первом щас. Военный переворот! Хунта!

– Какой же это был переворот?! Какая ж это хунта?! – дед оживился. – Даже режим чрезвычайного положения не вводили! Когда деньги меняли, и то на ночь возле магазинов по стране «бэтээров» понаставили! А Горбачев? Плел всем, что, арестован в своем Форосе, отрезан от связи. Брехня! У него в машине, в гараже телефон был. Хоть щас звони Бушу через спутник. Хуюнта это, а не хунта!

– А сейчас по-другому будет? – поинтересовалась Пилотка.

– По-другому, – сказал Савелий. – Чую, что по-другому. Куда уже дальше? Вместо денег коробки спичечные! Бабы не рожают, смертность повысилась! Словно кто-то извести род людской хочет! Чтоб мы все передохли! А хер им! Я тридцать лет в тайге проторчал, и все спасибо – хватит! Поеду, посмотрю, чего будет. А будет, чую много всего! Ленина вон вроде оживлять собираются! Колдун один по телику объявил, Лонго кажись фамилия его…

– Да ладно! – Пилотка засмеялась. – Его же вроде наоборот закапывать собирались!

– А меня любой расклад устроит! – сказал дед, – Закопают – и того лучше! Давно пора! Человек должен быть похоронен. Не по-людски это. По нелюдски. Не нормально это. Чего это он там лежит и не портится? А оживят – то так и есть – нелюдь. Значит, правду мамка моя говорила – упырь он, а не человек. Тогда ему кол осиновый и все одно закапывать!

Пилотка смотрела на деда.

– А ты за что сидел, Савелий? – спросила она.

– За свое.

– Много за твое дают?

– Достаточно.

– Реабилитировали?

– Всех когда-нибудь реабилитируют, – Савелий достал замусоленный платок и вытер нос. – Ватикан вон в том году Галилея реабилитировал.

– Да ладно!

– Точняк, – кивнул Савелий, – Папа Римский приказал… собрали комиссию, та три года пошепталась и объявила, что церковь совершила ошибку. Что они силой заставили Галилея отречься. Мол, мы ошиблись, извините…

Кровник зевнул.

– Слушай, – сказал он, – Спать хочу, не могу… Долго лететь? Похрапеть успею?

Пилотка посмотрела на часы:

– Часа полтора у тебя есть… – она дернула головой в сторону салона. – Иди – там за коробками у левого борта матрас есть. Расстилай, прям на полу… Я разбужу минут за пятнадцать… будем вас по ящикам ныкать…

Он выбрался из кресла и взял девочку за прохладную руку:

– Спасибо.

– Завсегда welcome, – сказала она и добавила, глянув на девочку, – ты там, в углу посмотри, пакеты целлофановые есть… дай ей парочку… не хочу, чтоб у меня блевотиной в салоне воняло.

Она отвернулась к штурвалу.


Он полетел в сон головой вперед.

Рухнул в него вверх тормашками, едва коснувшись головой матраса.

Увидел начальные титры сновидения на ярких кадрах облаков. Он видел стадо невесомых небесных островов и сам был облаком-островом, и с ясностью, от которой хотелось зарыдать, вдруг понял, из чего состоят эти… Я тебя щас кончу, сука быстро открывай!

Кровник распахнул глаза.

– Быстро открывай люк дура тупая!

Он одним движением оказался на ногах. Кровь словно опомнившись – толчком – поступила в голову. Его качнуло. Он заморгал.

Автоматический пистолет системы Вальтера. Калибр 9 миллиметров. Произведен в Германии. Направлен ему в живот.

В салоне сильный сквозняк и шум: в узкую щель приоткрытого люка со свистом врывается воздух. Савелий стоит в хвосте самолета у ящиков, обвязанных тросом.

– Проснулся?! – кричит он, – Стой не отсвечивай! Полетишь с дочкой в свою Москву! Или шмальну тебе в пузо, ты понял?!

Кровник кивнул. Скосил взгляд: девочка на деревянной лавке у правого борта. Мешок у ее ног.

Распахнутый коричневый чемодан валяется на полу. Рядом с черным затоптанным пальто Савелия. В сером свитере толстой вязки дед выглядит совсем по-другому. Но не только свитер делает иным его внешний облик. Широкие ремни стягивают плечи, грудь и промежность его: за спиной Савелия Кровник с изумлением различает спортивный парашют.

Савелий переводит ствол на Пилотку.

– Открывай! – орет он, – И сбрасывай груз в реку, дура!

– Это ты придурок! – вопит Пилотка. – Ты знаешь кому этот груз?! А?! Ты себе не представляешь, чей этот груз!

– Заткнись! – кричит Савелий, – Ты знаешь, кто я?! А кто надо мной?!

– А ты кто я – знаешь??? – она, сверкая глазами, стучит себя в грудную клетку. – А?! Кто меня нанял, знаешь?!

Савелий хохочет:

– Да все мы про тебя знаем, пися ты королевна! И кому везешь, и что везешь! И что тебе сказали никого не брать! И что меня возьмешь, сучка, знали, потому что бабло за самолет нужно отдавать!

– Открывай! – Савелий направил пистолет ей в голову и снял его с предохранителя, – Открывай и кидай в реку!! Или сейчас сам все сделаю!!!

Пилотка зарычала, потрясая кулаками, и вдруг влепила себе пощечину.

Савелий положил палец на спусковой крючок.

– Хорошо!!! – заорала она, – Хорошо!!!

Кровник осторожно коснулся правым запястьем бедра. Почувствовал сквозь ткань дождевика выпуклость «стечкина», холод его рукояти.

Пилотка, держа раскрытые ладони перед собой, сделала пару шагов и стукнула по большой красной кнопке.

Ветер ворвался в расширяющуюся щель. Взлохматил седую гриву Савелия. Захлопнул пустой чемодан. Заметался по салону.

– Давай! – Савелий повел стволом в сторону ящиков стянутых тросом. – Отцепляй!

Люк на глазах превращался в дыру с трапом, ведущим прямо в небо.

Кровник зажмурился на секунду и тут же снова распахнул глаза: прямо за спиной Савелия, в этой дыре возник плавно опустившийся откуда-то сверху многоцелевой прифронтовой истребитель «МиГ-29».

Он уже видел его сегодня.

Это не «такой же».

Это – тот самый.

Пилотка стояла, выпучив глаза и открыв рот.

– ВНИМАНИЕ!!! – раздался многократно усиленный громкоговорителями голос.

Савелий вздрогнул. В другой ситуации Кровник, возможно, даже рассмеялся бы – такое комичное удивление проступило на лице человека с парашютом.

Савелий обернулся.

– БРОСАЙТЕ ОРУЖИЕ!!! – он, этот искаженный голос – был снаружи и внутри. Он доносился и из-за занавески. Из рации в пилотской кабине и скрытых динамиков под потолком багажного отсека.

«МиГ» был настолько близко, что Кровник видел шлем пилота. Различал, как тот шевелит губами:

– У ВАС НА БОРТУ НАХОДИТСЯ НЕЗАКОННЫЙ ГРУЗ!!! НЕМЕДЛЕННО ИЗМЕНИТЕ КУРС И СЛЕДУЙТЕ ПО УКАЗАННЫМ КООРДИНАТАМ НА БЛИЖАЙШИЙ АЭРОДРОМ РОССИЙСКИХ ВВС!!! ПОВТОРЯЮ!!! БРОСЬТЕ ОРУЖИЕ И НЕМЕДЛЕННО ИЗМЕНИТЕ КУРС!!!

Их самолет тряхнуло. Пилотка стояла, вцепившись в переборку, и бешеными глазами смотрела на происходящее.

Савелий разжал кисть и выронил свой пистолет.

«Сейчас», – подумал Кровник.

Он сунул руку в карман и, достав «стечкин», выстрелил в ближайшее к нему крепление троса. Прямо в большой, не знакомый ему узел.

Кровник ожидал чего угодно, но то, что произошло дальше, удивило даже его: трос лопнул, взвился под потолок и выбил пистолет у него из рук. Он выскользнул из петель в полу и, щелкнув, словно хлыст, сбил Савелия с ног.

Савелий упал на бок и даже сделал попытку перевернуться на живот.

В этот момент самолет снова тряхнуло. Ящики, которые больше ничего не держало, с грохотом посыпались на пол и, ускоряясь, заскользили в хвостовую часть.

Савелий отчаянно вскрикнул и тут же острый металлический угол ударил его в голову. Прямо в височную кость.

Его обмякшее тело, покатившееся по трапу, ящики, летящие за Савелием следом, перекошенное лицо в кабине «МиГа» и клуб огня, возникший в раскрытом зеве люка:

– БАХ!!!

Взрывной волной Пилотку бросило на Кровника.

«МиГ» взорвался, лизнув своим реактивным пламенем их хвост и швырнув их воздушное судно в сторону. Самолет стал ощутимо заваливаться набок.

Пилотка, заработав локтями и коленями, отпихнула от себя Кровника, покатилась в сторону кабины, вскочила на ноги и влетела в занавеску, сорвав ее с петель.

В иллюминаторы по правому борту Кровник увидел лес и реку, приближающиеся под необычным углом.

Он услышал, как взвыли двигатели, как заскрипели в полу, корпусе и крыльях механизмы и тросы, приводящие в движение рули и закрылки.

Самолет чиркнул днищем по мохнатым верхушкам сосен, стоявших на высоком берегу, и Кровник скривился, ожидая удара о воду.

Почти зацепив водную гладь, и даже подняв рябь на ее поверхности своими винтами, Катруся нехотя ушла выше, выравниваясь.

Он лежал, вжавшись спиной в переборку рядом с пианино, и обеими руками крепко держался за мешок. Девочка забилась между двумя стальными коробами, привинченными к полу. Они смотрели друг на друга.

Кровник услышал, как загудел какой-то механизм, и увидел, что люк поднимается.

Он дождался, когда тот закроется до конца, поднялся на ноги и нашел на полу свой «стечкин». Проверил его и сунул в карман. Вытащил из мешка «калашников». Заглянул в патронник. Вставил первый попавшийся магазин. Разложил приклад. Посмотрел в иллюминаторы по правому борту. Перешел к левому.

Лес внизу.

Облака вверху.

Небо чистое.

Уловил движение позади себя и обернулся.

– Песец! – Пилотка смотрела на автомат в его руках, – Тебе тоже нужен мой груз???

Кровник опустил «калаш» стволом в пол.

– Успокойся, – он кивнул на девочку. – У меня свой груз, и остальное меня как-то не…

– Успокойся??? – завопила Пилотка, – Да мне просто песец!!! ПЕ!!! СЕЦ!!!

Она взялась за голову:

– Меня убьют!

– Нет, – сказал Кровник, – Никто тебя не убьет.

– Не «нет» а «ДА»!!! – она кивнула на его автомат, – Ты на свою пушку особо не надейся. У того кому я везла груз все с такими ходят с утра до вечера и под подушку на ночь кладут…

Она смотрела на него.

– Автопилот у тебя нормально? – спросил Кровник, кивнув в сторону кабины, – Не боишься его одного за рулем оставлять?

Пилотка отпустила голову и всплеснула руками.

– Я дурею, ты фокусник! – воскликнула вдруг она, и потрогала ствол «калашникова», – Это ты что его незаметно достал и выстрелил? Где ты его прятал? В штанине?

Кровник засмеялся.

– Оружие есть? – спросил он. Пилотка кивнула.

– Обрез, – сказала она, и добавила задумчиво: – В кабине спрятан…

– Ух!.. – она посмотрела на свои ладони, – Не успела я его достать… Отстрелила бы я Савелию яйца.

– Не Савелий он, – сказал Кровник. – Я так думаю.

Пилотка смотрела на него.

– Слышь? – глаза ее сверкнули, – А «МиГ» реально взорвался?!

– Да, – Кровник еще раз быстро проинспектировал иллюминаторы по обоим бортам. – Нам просто охеренно повезло.

Пилотка улыбнулась, но тут же снова стала серьезной. Тряхнула головой. Достала из кармана сигареты. Щелчком выбила одну из пачки.

– «МиГу» песец, грузу песец и мне песец, везет мне! – она прикурила и выдохнула дым. – Везет же мне!

– Спокойно, – сказал Кровник, отстегнул магазин от «калаша», сложил приклад и спрятал автомат обратно в мешок, – Никому тут не песец.

– Ты просто не представляешь как я впухла, – Пилотка смотрела в иллюминатор. – Дядя, которому я везла эти ящики, ооочень большой человек… когда он узнает, что…

Она повернулась к Кровнику:

– А Савелий и те, кто с ним, наверно на всю голову отмороженные, если решили себе проблем на жопу с этим дядей заиметь…

– А «МиГ»? – спросил Кровник.

– «МиГ»?! – воскликнула она, – Ты меня спрашиваешь?! «МиГ» это вообще на голову не натянешь!!! «МиГ» – это я ваще не понимаю!

Пилотка смотрела на него большими глазами.

– Он точно взорвался? – спросила она.

– Точно, – сказал Кровник. – А у тебя там точно груз был? А то может тебя сразу хотели подставить? Сразу так придумали? Савелия этого и…

– Ты его репу видел? – Пилотка прикурила вторую сигарету от первой, – Он же сам явно охерел от всех этих раскладов…

Пилотка смотрела на него, кусая губы.

– Слушай! – сказал Кровник с нажимом. – Здесь я никто. Здесь я просто мужик с пушкой и девочкой. Но в Москве я реально смогу тебе помочь. В Москве я…

Она прервала его взмахом руки.

Кровник услышал громкий электронный писк. Пилотка швырнула сигарету под ноги и кинулась в сторону кабины. Кровник побежал следом.

Пилотка, нахмурившись, осматривала приборную доску: несколько мигающих красных лампочек.

– Что? – спросил Кровник. – Автопилот барахлит?

– Топливо! – она защелкала тумблерами. – Почти на нуле!

– Как? – Кровник крутил, головой озираясь, – У тебя же дополнительные баки!

– А кто в них керосину залил?! Ты!? – Пилотка зыркнула на него. – У меня в штатном баке все нормально было!.. Заправилась на туда-обратно под завязку!

Она постучала пальцем по одному из круглых циферблатов:

– Керосин вытекает! Это если из… – она вдруг осеклась и опрометью кинулась обратно в салон. Кровник побежал следом.

Пилотка стояла на коленях.

– Вот! – Кровник увидел небольшую дырку. Отверстие. Место, где в корпус самолета вошла его пуля.

– Песец! – сказала она, – Это же ты придурок мне топливную систему продырявил!!!

Она вскочила на ноги и, матерясь, побежала обратно в кабину. На этот раз Кровник не последовал за ней. Он сделал пару шагов и грузно опустился на один из ящиков, за которыми все еще сидела девочка.

– Нормально, – сказал Кровник. – Все нормально.

Он услышал, как Пилотка стала что-то кричать в рацию, но не смог разобрать ни слова.

Девочка блестела глазами в своем убежище.

– Все нормально, – повторил он и поманил ее рукой, – Вылазь…

Девочка шевельнулась. Через пару секунд она стояла рядом с ним.

Кровник достал из мешка аптечку, разорвал упаковку ваты, похожую на невесомую сардельку и, вырвав большой белый клок, аккуратно стер пятно серебристой пыли с ее скулы.

– О! – сказал Кровник. – Тебе лучше, да?

Молочная бледность уходила. Проступали на ее щеках розовые пятна. Глаза из черных дыр снова превращались в спелые вишни.

Кровник улыбнулся и подмигнул ей. Затрепетала ресницами.

Пилотка опять закричала в рацию, и опять Кровник не смог разобрать ни слова. Он замер повернув ухо в сторону кабины. Вслушался.

Наконец понял, что она говорит с кем-то по-китайски.

Самолет, задрав нос, стал забираться выше, Кровник взял ребенка за плечо, и тут наступила тишина.

Он почувствовал, как пропала вибрация.

Увидел, как замедлились и замерли огромные винты по обоим бортам.

Услышал тонкий свист ветра в пулевой пробоине.

– Эй ты! – Пилотка кричала из кабины.

– Я?!

– Да! Ты! Вы! Оба идите сюда! – голос ее был совсем рядом, за перегородкой.

Она сидела, вцепившись в штурвал.

Край солнца тонул в огромном облаке где-то прямо по курсу.

– Что? – спросил Кровник. – Все? Керосин нихт?

– Керосин не нихт, керосин экономим, – Пилотка смотрела на приборы. – Я повыше забралась, будем планировать и ждать товарища Ли Чжэньфаня с его волшебным китайским примусом.

– В смысле? – спросил Кровник, – Заправщик? Китайский? Его же ПВО собьют на границе! Сначала их, а потом наши вдогоночку!

– Семь тысяч нарушений государственной границы за последний год, – сказала Пилотка. – Из них пятьсот по воздуху, из них десять мои. Если считать туда и обратно…

Она тряхнула головой:

– Тебя это вообще не должно волновать дядя! Тебе в Москву надо?

Кровник кивнул.

– Можешь начинать платить за проезд, – сказала она. – У меня денег с собой ноль, а товарищ Ли Чжэньфань за бесплатно не заливает.

– Мы летим в Москву? – спросил Кровник.

Они смотрели друг другу в глаза.

– Сначала мы заправляемся, – говорит Пилотка.

– А потом мы летим в Москву?

– Потом мы ремонтируем Катрусю у Васи Микки Мауса. До него минут тридцать лететь. Даже если керосин течет, с полными баками дотянем… Вася нас быстро чинит – надеюсь очень быстро – и мы двигаем на Москву.

– Точно? – спросил Кровник.

– Точно. Если я останусь, меня вылюбят, высушат, убьют и закопают. Я против если че…

Пилотка дернула щекой и посмотрела на девочку.

– Эй! – сказала она, вдруг улыбнувшись. – Смотри-ка, а нас уже не тошнит, да? Ты как, красавица? Испугалась?

Девочка молча рассматривала человека за штурвалом.

– Тебя как зовут? – спросила Пилотка.

Молчание.

– Немая что ли доча твоя? – она повернулась к Кровнику.

– Можно сказать и так.

– Понятно… – Пилотка посмотрела на приборы. – Как звать?

Кровник прикрыл глаза.

– Маша.

– А тебя?

– Миша, – сказал он.


Кровник вздрогнул: двигатели взревели, и почти моментально винты за бортами опять превратились в смазанные овалы с острыми краями.

Пилотка быстро защелкала тумблерами, мяукая что-то в шлемофон по-китайски.

Кровник почувствовал тень на своем лице и тут же сквозь стеклянный потолок увидел огромный, черный самолет.

Заправщик.

Тяжелый, старый, без опознавательных знаков. Нависающий, словно большая туча.

Летит тем же курсом, в одной скорости с ними.

Пилотка проквакала что-то в микрофон и стащила наушники с головы.

– Теперь очень быстро! – закричала она и вскочила с кресла, – Двигай за мной!

Рычаг бокового люка плавно ушел вниз. Они вдвоем потянули большую толстую дверь из авиационного алюминия на себя и с усилием втащили ее в салон. Зафиксировали у борта внутри. Ледяной ветер свистел, хлеща их по лицам. Кровник увидел в проем, как от большого черного самолета отделилась черная макаронина топливного шланга.

Пилотка распахнула узкий шкафчик, который он не заметил ранее, и выхватила из него пояс монтажника-высотника. Молниеносно затянула его на Кровнике. Защелкнула карабин короткого страховочного троса в одном из такелажных креплений на полу.

– Ну?! – она бешеными глазами смотрела на Кровника, – Поймай его и втащи сюда! Я буду рулить! Командуй мне! С Богом!!!

Она побежала в кабину. Черный шланг слегка извивался метрах в пяти от раскрытого люка.

Кровник, вцепившись обеими руками в скобу у дверного проема, смотрел на него.

Сделал шаг назад. Почувствовал, как натянулась страховка. Нащупал рукой крепление троса у себя на пояснице.

– Блин… – сказал он себе под нос и не услышал себя.

– Левее!!! – заорал он что есть мочи, – Левее!!!

Самолет плавно качнулся и придвинулся к шлангу на пару метров.

Лес медленно проплывал где-то внизу.

Клочья облаков с бешеной скоростью летели совсем рядом – прямо над головой.

– Левее!!! – он чувствовал, как ледяной воздух врывается в горло, как стынут его голосовые связки, – Левее!!!

Самолет качнулся. Шланг исчез из виду и заскрежетал по обшивке.

– Вперед!!! – завопил он. – Твою мать!!! Вперед!!!

Он вдруг увидел черную горловину с металлическим наконечником. Прямо перед собой, по ту сторону дверного проема. Словно большой черный червяк осторожно заглядывал внутрь, стесняясь войти.

Кровник отлепил одну руку от скобы и, нагнувшись, схватился за краешек. Ветер ударил в глаза, высекая слезы, хлестнул по руке, выхватил шланг.

Сжав зубы и зарычав, Кровник вцепился в него обеими руками и рванул на себя всем телом. Он втащил шланг в салон.

– Все!!! – заорал он. – Все!!!

Спустя секунду – Пилотка рядом с ним.

Она делала все очень быстро: откинула крышку в полу, схватилась за шланг, одним движением воткнула наконечник в отверстие.

– Пять баллов!!! – она показала ему раскрытую ладонь и сразу убежала. Кричать в свою рацию.

Кровник нагнулся и отстегнул страховочный трос. Снял пояс и бросил себе под ноги. Сел на лавку у борта. Тут же встал. Прошелся по салону в хвост. Постоял, держась за борт.

У капитана Кровника было ощущение, что он махнул стакан водки и запил его литром кофе. Он никак не мог надышаться. Сердце оглушительно ухало в барабанных перепонках, с бешеной скоростью перекачивая кровь.

Он потрогал свой лоб.

Пилотка перемещалась даже не бегом – стремительными большими прыжками. Только что была у входа в кабину и – хлоп(!) – уже около него. В руках у нее он увидел капсулу пневмопочты похожую на большой футляр губной помады.

– Все!!! – она протянула руку, – Давай деньги!!!

Кровник вытащил пачку из внутреннего кармана:

– Сколько?

– Три сотни!

Он отсчитал три бумажки:

– На!

Она свернула банкноты в трубочку и сунула в капсулу. Быстро завинтила крышку и тут же оказалась у люка.

Кровник увидел, как она отсоединила шланг, пристегнула капсулу и выбросила все получившееся за борт. Это заняло у нее не больше трех секунд. Он подоспел как раз к тому, чтобы помочь ей захлопнуть большую алюминиевую дверь.

Пилотка провернула рычаг в положение «закрыто».

В салоне наступила относительная тишина.

– Все нормально? – спросил Кровник.

Она кивнула. Улыбнулась:

– Ай да мы! Да?

– Да, – Кровник улыбнулся ей в ответ. – Никогда не слышал о такой системе дозаправки.

– Ясен пень! – она развела руками, – Но этот самолет другой не оборудован!

– Чем он еще не оборудован?

– Противомудацкой защитой, – сказала она. – И антигондонной.

Кровник захохотал.

Они стояли и, улыбаясь, смотрели друг на друга.

– Что у тебя карты на хвосте означают? – спросил Кровник.

Пилотка подобрала с пола пояс со страховкой и повесила его обратно в шкафчик на крючок, закрыла длинные узкие дверцы.

– Ну, тут я обычно говорю, что выиграла Катрусю в карты, – сказала она.

– А на самом деле?

– На самом деле не скажу… – она вытерла ладони о задние карманы джинсов.

– А Катруся, почему тоже не скажешь?

– Неа.

– Но «Катруся» это же имя?

– Ага.

– Это воздушное судно и у него есть имя?

– А я его капитан! – сказала она. – И хватит об этом! Ты мне лучше вот что скажи, ты…

Самолет тряхнуло. Еще раз. Кровник услышал, как забуксовал и чихнул левый двигатель.

Пилотка побледнела и метнулась к иллюминатору.

Мгновение – и она поскакала в кабину.

Кровник услышал, как закашлял правый движок.

– Сууукааа!!! – взвыла Пилотка.

– Что такое?

– Этот урод мне паленой херни какой-то залил, падла!!!

Она схватила шлемофон и защелкала рацией, быстро передвигая бегунок по шкале:

– Ноль сто первый! Утя! Слышишь меня? Дядь Жень?! Есть там кто?! Ноль сто первый!

Самолет тряхнуло. Пилотка скривилась как от зубной боли.

– Сссукааа! – простонала она, – Движки спалим!

– Ноль сто первый! – закричала она в микрофон, – Слышишь меня? Слышишь?! Ох, мля без ля-ля, дядь Жень! Полоса свободна?! Я щас на тебя упаду! Потом все объясню!

Она вцепилась в штурвал и повернулась к Кровнику.

– Все! – сказала она, как показалось ему радостно, – Молимся!


Почти до самого конца он не мог понять, куда она собирается садиться.

Кровник был уверен – врежутся.

Она просто выпустила вдруг шасси, направила самолет вниз, и они понеслись к земле под таким углом, что стало понятно – врежутся. Прямо в деревья. Всмятку. Верхушки сосен приближались с бешеной скоростью. Замелькали в трех, в двух, в метре от стеклянного пола под ногами.

– Ой-ей-ей! – только и сказал он.

И деревья вдруг кончились. Кровник увидел широкую просеку под ногами.

– Держись! – заорала она.


Все время пока они катились по посадочной полосе, она хохотала. Хохотала, пока разворачивались. Хохотала, пока подруливала к большому навесу, спрятанному среди деревьев.

– Ха-ха-ха! – кричала она. – Видел бы ты свою рожу!

Лысый как колено мужик в точно таком же, как у Кровника брезентовом дождевике, стоял, опираясь на палочку, и рассматривал троицу, идущую к нему от самолета.

– Охренеть! – воскликнул он, как только они ступили под навес, – Я слушай, думаю, где ты там летишь?! И тут Катруся просто камнем с неба! Чисто вписалась! Красава!

– Спасибо! – Пилотка кивнула. – Ура мне!

Кровник увидел деревянное крыльцо за спиной мужика и только потом понял, что там – за его спиной – целый дом. Деревянный сруб из крупных бревен, плотно укутанный маскировочной сетью, утыканный поверху ветками.

Широкая низкая изба с покатой крышей и несколькими небольшими оконцами. И не различишь ее сразу. Не то, что с воздуха – с тридцати шагов можно не заметить.

Под навесом Кровник увидел большой компрессор, пару верстаков, несколько бочек, голубые баллоны с кислородом, какие-то ящики.

Мужик внимательно осматривал Кровника.

– Это кто? – спросил он.

– Пассажиры, – Пилотка крутила головой по сторонам. – А где Утя?

– Какие пассажиры? – мужик стоял не шевелясь. Пилотка скривилась.

– Не грузи, дядь Жень! – сказала она, приложив руку к груди. – Мля стока всего сегодня! Мне вон китайцы дерьмо какое-то залили, чуть не навернулась!

– Кто именно?

– Товарищ Ли Чжэньфань, прикинь?!

– Иди ты!

– Я сама охренела! Таких косяков за ним ваще не помню! – она кивнула на самолет. – Слей эту хрень по-быстрому и залей мне новый керосин, да полетела я дальше…

– Ну конечно! – сказал дядя Женя саркастически. – Уже бегу! Ты мне торчишь за две крайних заправки и задний руль!

Пилотка показала на Кровника.

– Вот, – сказала она. – Мужчина сегодня платит за даму. Да, мужчина?

– Сколько? – спросил Кровник.

– В юанях? – дядя Женя рассматривал мешок за его плечами. – Или в рублях?

– В долларах.

Дядя Женя поднял левую бровь.

– Шиссотписят! – выпалил он.

Кровник кивнул.

– О! – воскликнул дядя Женя, – Другой базар!

Он повернулся к Пилотке:

– Ну, так че там? Говно слить, нормального керосину залить… Все?

– Еще заделай мне топливопровод… под днищем дырка… вытекает все… и быстрей, быстрей дядь Жень! Вечер уже скоро! Не хочу я тут у вас ночью торчать, не люблю я тут у вас… – она завертела головой, – Где Утя! Пусть тебе поможет уже, блин! В темпе, в темпе!

Кровник посмотрел в небо.

– Утя в город уехал… – дядя Женя, взяв с верстака чемоданчик, прихрамывая, пошел в сторону самолета. – Повез посылочку для…

Он глянул на Кровника.

– Вернется, короче, скоро…

– Когда скоро?

– Ну, через час где-то…

– А тебе сколько времени нужно… ну на все? – спросила Пилотка.

– Мне ж сначала посмотреть надо! – Дядя Женя остановился и раздраженно взмахнул чемоданчиком, – А не трындеть тут с тобой!

– Все! – она зашила рот невидимой иглой.

– В дом идите, не торчите тут! – пробурчал он и потопал к Катрусе.


Они поднялись по ступеням.

Пилотка потянулась к дверной ручке.

– Чш, – тихо сказал Кровник. Он достал пистолет из кармана:

– Теперь пошли.

Первое, что увидел Кровник – рацию в окружении автомобильных аккумуляторов.

На большом самодельном столе прямо посреди комнаты в клочках промасленной бумаги какие-то запчасти. Пахнет едой, солидолом, оловом и припоем.

Русская печь в углу потрескивает дровами.

Две одинаковые двери, ведущие куда-то дальше вглубь дома.

Кровник поставил мешок на пол.

– Там что? – негромко спросил он.

– Спят они там… – Пилотка пожала плечами.

– А там? – он кивнул на другую дверь.

– Там у них ванная…

Кровник приоткрыл правую дверь: две кровати в полумраке. Занавешенные окна.

Приоткрыл левую.

Действительно, ванная комната. С самой настоящей чугунной ванной.

– Это я им подогнала, – Пилотка стояла у него за плечом. – Тяжелая, зараза… Не знаю как они ее сюда заперли…

Пахнет мылом и мокрым деревом. Полотенце на гвозде, вбитом прямо в стену.

– Не гони… – сказала она. – Че ты тут ищешь?

– Ничего…

Он раздувает ноздри – запах немытого тела. Его запах.

– Да все нормально, – Пилотка взяла большую железную кружку и стала наполнять мятый алюминиевый чайник. – Это ж дядя Женя.

– А тот был дядя Савелий.

Пилотка поставила чайник на печь.

– Ты лучше оружием тут не свети, – сказала она, – Они на это дело тут очень нервные.

– Да?

– Да. И так, тут тебя притащила… – она выглянула в окно, прищурилась. – Че он там копается, черт хромой… быстрее валить надо, а он копается…

Кровник убрал пистолет в карман.

– Не нравится тебе здесь? – он усадил девочку на лавку, присел сам и понял, что суставы ног, каждая мышца и даже, кажется, кости ноют от усталости. Между лопатками и в поясницу вбили по большому раскаленному гвоздю.

– Неа… Не нравится…

– Чего?

– Того! – она оседлала лавку напротив него. – Плохие тут места.

– А там, откуда мы прилетели хорошие?

– Там тоже не фонтан, но здесь – вообще беда. Тут народу пропало – просто тьма! И никого не нашли.

– Дааа? – протянул Кровник. – Никого-приникого?

– Ваще никого. Кто здесь пропал – тот с концами. Тут деревня одна была, километрах в десяти отсюда… там однажды, перед войной еще, вообще все исчезли… вместе с детьми… вечером, говорят к ним артисты приехали, агитбригада какая-то с концертом… кино крутить собирались… а утром почту им привезли – нет никого… хаты пустые… клуб настежь… и весь пол в крови засохшей.

Ее передернуло.

– Фффу! Жутко тут… Ты вот не чувствуешь, а мне тут как-то аж плохо… Особенно ночью… Разок тут ночевала… Всю ночь кто-то вокруг дома ходил… Я с утра этим двум говорю, они мне «не выдумывай»… Раньше здесь несколько деревень было. Но как люди стали пропадать, так народ отсюда весь быстро слился… дома за собой жгли.

– Зачем?

– Ну… – она помолчала. – Говорят, чтоб в подполе нечисть всякая не селилась…

– Нечисть?

Пилотка отклонилась на лавке чуть назад и, задрав подбородок, выглянула в оконце. Вернулась в прежнее положение.

– Этот гондон Ли Чжэньфань, пить как все китаезы ни хера не умеет – сказала она. – Как-то пьяный тер мне, что в конце тридцатых сюда по железке эшелон ночью пришел, на рудники… мол, с врагами народа… только охрана у эшелона были не вохра, а волкодавы с автоматами.

Пилотка достала сигарету и прикурила от зажигалки, лежащей на столе.

– Разгружали, говорят, его странно. Загнали этот состав прямо в шахты, под землю и там бросили… а выход взорвали…

Она выпустила дым в потолок.

– Так вот, товарищ Ли Чжэньфань говорит – месяца через два и у них народ стал пропадать… тут же места женьшеневые… корень самый тот растет, что надо… раньше китайцы здесь все разрывали… все выкапывали… погранцы их наши замонались гонять… а щаз тишина… уже давно никто не шмыгает… боятся.

– Кого?

Пилотка смотрела со своей стороны лавки расширившимися зрачками.

– Говорит, с нашей стороны через границу к ним по ночам диша стали приходить…

– Диша?

– Типа бесы. Только еще хуже. Говорит, мертвяки они… из могил повылазили… землей от них пахнет… они сами мертвяки и людей в мертвяков ходячих превращают…

– В диша?

– Ну, да…

– Как?

Она пожала плечами.

– Говорит, кусают человека и хоп – он тоже становится таким же диша… и убить, говорит, их нельзя… потому как они уже мертвые… всю ночь говорит, бродят, гнилоголовые… живых ищут… как найдут – набросятся и кровь всю высосут… а под утро в могилы свои возвращаются…

– Гнилоголовые?

– Китайцы их так называют.

– Веришь?

– Я ж тебе говорю – китайцы очкуют тут даже днем появляться. Только товарищ Ли Чжэньфань и еще парочка, и то по воздуху… а он еще с детства пуганый…

Она затушила окурок в пустой консервной банке.

– Однажды, говорит, у него в деревне, когда он был еще мальчишкой, сын какого-то их китайского начальника дико впух… больной совсем на голову был… убил какую-то тетку и изнасиловал… причем в этой вот последовательности… за это нигде никогда особо не хвалили… и, короче, светила пацану за это по закону стопудовая китайская вышка… а в тот момент народ там очень нервный был… хотели этого юного некрофила на месте разорвать…

Она прикурила еще одну сигарету.

– Короче, отец его упросил народ не отдавать сына под суд… решили его привязать за деревней к столбу и оставить на ночь. Ли Чженьфань говорит, все сразу на это согласились, особенно родственники тетки… сын вопил, проклинал отца… а тот комуняка такой китайский был, жесткий дядька… он всем сказал так: мол, если виноват – получит по полной программе. А жив останется – тогда его отпустят в лес… значит, такова его типа карма или че там у них… пусть типа идет и живет один вдали от людей, как зверь… ну а придет обратно – пусть на себя пеняет… убьют его на месте. Народ в общем согласился… но самые хитрожопые догадывались конечно, что всякая карма-хуярма тут не при чем, что папаня хочет сынулю таким способом выкрасть… в общем, чтоб никаких подстав не было, на эту ночь к семье преступника в дом смотрящих посадили…

Она выдохнула дым в потолок.

– Ну, короче, перед закатом привязали того к столбу, сами по домам разошлись и стали слушать. Стемнело. Тот покричал, попроклинал их, стал песни похабные петь что ли… и вдруг вой… такой страшный что у всех волосы дыбом. Тот привязанный как свинья заверещал… Товарищ Ли Чженьфань говорит что его до сих пор трясет как вспоминает… даже руки мне свои показывал… все в пупырышках. Короче, утром не нашли того красавца. Только веревка, оборванная в пятнах крови…

Пустила дым носом.

– А примерно через неделю, тоже ночью, в доме отца шум страшный поднялся… но никто не кинулся на помощь… сидели за дверями, слушали. Утром всей деревней пошли смотреть – пустой дом… никого нет… соседи их ближайшие говорили, будто в полночь царапался кто-то в окно к папашке. В общем, в деревне товарища Ли Чженьфаня считают, что это сын-мертвяк за папаней приходил, а тот его, дурак, впустил… такая вот история… Теперь там вообще никто не живет в той деревне его… уже лет сорок как все уехали подальше.

Пилотка затушила вторую сигарету в той же банке:

– Да с нашей стороны тоже… тут, если сверху смотреть, все брошенные деревни видны… те, что не спалили… остальные сгорели давно – там уже новый лес вырос… на пожарищах…

Кровник в очередной раз осмотрелся по сторонам:

– А эти тут как живут? Дядя Женя и Кутя?

– Утя… – она пожала плечами. – Не знаю. Им, наверное, похеру. Утя в розыске пятый год… и где они еще взлетку возьмут? В тайге вырубят? Это толпой работы на год, а их двое. Здесь просека, укатанная, как по заказу… неее… они отсюда не свалят…

– Они контрабандисты?

Пилотка захохотала.

– Ну, извини! – сказала она. – Я это слово только по телевизору слышала…

Кровник увидел тонкую дымную нить толщиной с волос, вьющуюся на невидимом сквозняке.

Тонкий почти бестелесный росток, прорастающий прямо из

Его глаза полезли из орбит: из ее рта!

Он понял, что воздух стал твердым. Что он больше не может больше вдохнуть ни миллиграмма.

– Черт! – прохрипел он.


Он вспомнил.

Он все вспомнил.

Как полетел в сон головой вперед.

Как рухнул в него вверх тормашками, едва коснувшись головой матраса.


Как видел облака и сам был облаком.

Он смотрел вниз и видел крошечного себя, лежащего в детской коляске и смотрящего в небо. Он смотрел на себя, смотрящего на себя, и с ясностью, от которой хотелось зарыдать, вдруг понял, из чего они состоят – эти висящие в небе неповоротливые острова, одним из которых был он сам.

Он увидел белую траву, тонкую как… нет даже тоньше человеческого волоса. Пустившую невидимые корни неборосль, медленно колышущуюся в потоках воздуха… Врастающую снежно-блондинистыми волокнами друг в друга, сплетающуюся в невесомые сети, ловящие ветер… И тот ловился, охотно путаясь в тончайших струнах-стеблях, звенел еле слышно, выплетая такую же невесомую мелодию. Мелодию, становящуюся все уверенней, все гуще… Он услышал, что небесная виолончель взяла одну главную настойчивую низкую ноту, тянущую в этом оркестре одеяло на себя. Тянущую его за уши из сна, превращающуюся в ровный гул…

Он полетел из своего сновидения ногами вперед, полетел в этот

Ровный гул моторов.

Ему кажется? Или он действительно стал иным? Другим? Он – этот звук – действительно изменился?

Ему не хочется открывать глаза. Ему хочется вернуться обратно в свой сон про облака.

Но обратно уже не получается.

Еле уловимый запах в полудреме…

пахнет «словно»… пахнет «будто»… пахнет «как бы»…

Он разлепляет веки. Тусклый свет. Проникает в иллюминаторы, бесцветный как пустая стеклянная банка. Ему не нравится этот свет.

Он моргает и вдруг одним движением оказывается на ногах: мешок!!! Где мешок?!

Он оставил его вот здесь у лавки, рядом с

Где она?! Где девочка?!

Он с колотящимся сердцем озирается по сторонам.

Никого.

Ровное невыразительное безликое освещение, похожее на белое варево, сочится из иллюминаторов в пустой салон.

Никого.

Он сует руку в карман, и сердце останавливается вовсе: ПИСТОЛЕТА НЕТ!!!

Он рывком одергивает занавеску и вбегает в кабину.

Пустые кресла и штурвал, замерший в цепких невидимых лапах автопилота.

Он смотрит сквозь упругое выпуклое стекло кабины: прямо по курсу, слева, справа, вверху и внизу – сплошное молоко. Винтов не видно. Даже намека на них. Густая белесая масса облака в которой…

Летит сейчас самолет?

Висит на месте не двигаясь?

Запах.

Этот как бы запах. Запах который не вызывает никаких ассоциаций, за которым не закрепляется ни один из известных цветов или образов…

Этот словно… этот будто… этот как бы запах исходящий от…

От того кто находится сейчас за его спиной.

Он оборачивается.


Она прорастает прямо из воздуха.

Проступает из бутылочно-алюминиевого пространства в двух шагах от него.

Бесцветная трава, растущая сквозь, внутрь, наружу, извне, с запада на восток, с севера на юг – тело ее.

Глаза ее – ртуть.

Я сплю. Я сплю. Я сплю.

– Ты спишь. Я сплю. Мы спим.

Кровник почувствовал, как его язык пророс скользкими стеблями сквозь зубы, хлынул между губ, из ноздрей и уретры…

Сердце, лопнув, раскрылось алым бутоном в груди, запылало огнем, высыпало мелкими цветами пламени на тыльных сторонах ладоней. Он увидел серебристые искорки пыльцы, поднявшиеся с ресниц.

Его ресниц? Ее ресниц?

– Мы спим. Ты спишь. Я сплю.

– Спим?

И все исчезло.

Все – запах, цвет, свет, фальшивый гул моторов, пыльца и бутоны.

Только Он и Она.

И пустая оболочка самолета, как выгнившая изнутри гигантская стрекоза.

Тающая прямо на глазах тут и там. Появляющаяся снова тут и там. Перетекающая в саму себя.

Она.

Смотреть в ее глаза – мучение.

Оторвать взгляд – невозможно.

Две капли ртути.

– Я хочу проснуться.

Она отрицательно покачала головой.

– Почему?

– Это не твой сон.

– Твой?

Она отрицательно покачала головой.

– Кто ты?

– Я твой груз.

– Ты совсем не похожа на себя.

– Это же сон.

– Чей?

– Неважно. Ты проснешься и все равно ничего не вспомнишь.

– Так я все-таки проснусь?

– Да.

– А вдруг вспомню?

– Это было бы хорошо.

– Почему?

Кровник заорал от ужаса, закрывшись руками.

СТОЗУБАЯ НАПОЛНЕННАЯ КРЮЧЬЯПИЛАМИ

ИСТЕКАЮЩАЯ СМРАДОМ И СЛЮНОЙ ПАСТЬ.

ЛОПНУВШИЕ СТРУПЬЯ ВМЕСТО ГЛАЗ.

– Тебе страшно?

Она стояла на прежнем месте.

– Что… что… кто это?

– Гноеглазые.

– Гноеглазые?

– Я пришла в их сны, а они приходили за мной.

Ее правое ухо, распустившееся большим медузоцветком, шипастые стебли алоэпальцев, пыльца слов, слетающая с лепестков губ.

– Приходили за тобой? Во сне?

– Нет же. Туда, где меня взял ты. В Лампу.

– В Лампу?

– Тот, с одним глазом, называл это Лампа.

– С одним глазом? – Кровник наблюдал зеркальную колбу, выросшую из ее лба. – Профессор?

– Да. Все называли его профессор. Все считали, что я больна. Все кроме него. Он один говорил, что я не больна. Я ему снилась.

– А мне ты сейчас снишься?

– Ты же спишь.

– Но сон не мой?

– Нет.

– Чей?

– Это сон мухи, заснувшей на зиму в аптечке этого самолета.

– Но зима еще не скоро.

– Это было позапрошлой зимой. Она видела сон, и сон остался здесь. Он никуда не делся. И она сама до сих пор там, эта муха… в аптечке.

Кровник вдруг понял, что воздух стал твердым. Что он больше не может его вдохнуть. Он схватился за горло, за грудь. Глаза полезли из орбит.

– Извини, – сказала она. – Это неприятно.

Кровник почувствовал сквозняк.

Невидимую тугую струю воздуха.

Непонятно откуда взявшийся ветер.

– Открывай, – сказала она.

Он ощутил, как неудержимая сила стала отматывать от него тонкие нити.

– Открывай люк, а то я тебя щас кончу дура тупая! – заорала она.


Кровник сидел, открыв рот.

– Чего? – Пилотка потрогала свое лицо и осмотрела пальцы, – Вымазалась?

Он встал и пересел на стул у стены.

Глаза вишни. Черная спецовка с подвернутыми штанинами и закатанными рукавами.

– Чего ты?

Он, с трудом оторвав взгляд от девочки, посмотрел на Пилотку еще раз.

– Жрать хочу, – сказал он, помолчав. – Пожрать тут можно сообразить?

Она сунула нос в кастрюлю стоящую недалеко от рации.

– Каша с тушенкой.

Кровник сглотнул слюну:

– Можно?

– Щас… – она, пригнувшись, выглянула в окошко. – О! Сам уже сюда идет!

– Маша твоя есть хочет? – спросила она.

Кровник смотрел на девочку.

Чистый лоб. Короткие растрепанные волосы. Кеды.

Маша.

– Да, – сказал он.

Пилотка кивнула.

Они услышали стук палки по ступеням, потом шаги в сенях.

Дядя Женя, громко сопя, вошел в дом.

– Ну что? – спросила Пилотка.

– Песец, – ответил он. – Вот что.

– В смысле?

– В смысле полный! – дядя Женя взял кружку, зачерпнул воды из ведра и стал жадно пить, дергая кадыком и глядя на них из-за эмалированного краешка.

– Товарищу Ли Чжэньфаню, – сказал он напившись наконец, – можешь смело при встрече вырвать сердце и съесть.

Пилотка молчала, наморщив лоб.

– Все плохо? – спросила она.

– Все плохо, – кивнул дядя Женя. – Правому движку хана, забудь про него вообще… левый чистить…

Пилотка взялась за голову.

– Не знаю, где он эту хрень взял, но керосина там только половина, – сказал дядя Женя. – Всю топливную перебирать и… короче работы недели на две…

– Ну, блииин… – простонала Пилотка.

– Машина есть? – спросил Кровник. – Мотоцикл?

Дядя Женя хмыкнул.

– Есть или нету? – спросил Кровник.

– Ну, есть, – дядя Женя снял куртку и повесил ее на один из гвоздей в стене.

– Покупаю, – сказал Кровник, вставая. – Показывай.

Тот хрипло рассмеялся.

– Покупаешь?!

– У них «газон» старый, – сказала Пилотка хмуро. – Хлебовозка… Сарай на колесах… Утя на ней уехал…

Она повернулась к дяде Жене:

– Да?

– Ага… – кивнул тот. – Только он не продается…

– Все продается, – сказал Кровник.

– Все, – согласился дядя Женя. – А Петруша нет.

– Петруша?

– Хлебовозка. – пробурчала Пилотка.

– А… – сказал Кровник. – Понятно…

– Ты мент? – спросил вдруг дядя Женя.

– Нет, – покачал головой Кровник.

– Не мент он, – сказала Пилотка. – Дочка у человека больная, операция у нее послезавтра в Москве серьезная… В аэропорт их должна была, блин, а тут вон…

Дядя Женя смотрел на девочку.

– Помоги, дядь Жень, а?

– Я заплачу, – сказал Кровник.

– Заплатишь, заплатишь… – кивнул тот и замолчал.

– Дядь Жень…

– Да тихо ты! – раздраженно прервал ее тот. – Куда вы на Петруше уедете? На нем только и можно что до Свободного и обратно…

– До Свободного? – спросил Кровник. – Тут что, где-то рядом город Свободный?

– А ты слышал о Свободном? – спросил дядя Женя.

– Да, – сказал Кровник. – Я слышал о Свободном…

– Так вот, забудь все, что ты про него слышал, – сказал дядя Женя.

– Ладно, – кивнул Кровник, – Хорошо. Итак. Петруша не продается. Тогда, может быть, он согласится нас отвезти, куда нам надо?

Лысый как колено мужчина рассматривал капитана Кровника.

– Дядь Жень…

– Так! – он зыркнул на Пилотку, и та зажала рот обеими руками. – Во-первых, куда вам надо?

– Мне? – сказал Кровник. – Мне надо туда, откуда я могу сесть на самолет и полететь в сторону Москвы. Причем сегодня.

Дядя Женя повернулся к Пилотке:

– Это к Микки Маусу, не иначе…

Та согласно наклонила голову.

– Ближе все равно никого нет…

– Точно, – сказала она.

– Ууу!.. – покачал головой дядя Женя. – Это тридцать до Серы, потом в объезд кругом Свободного еще километров тридцать и плюс до Васи…

Дядя Женя прищурился в потолок.

– Сколько дашь? – спросил он.

– Тыщу, – сказал Кровник.

– Неее, – дядя Женя разочарованно развернулся к выходу.

– Две, – сказал Кровник.

– Пять!

– Да ты озверел! – сказал Кровник. – Ты такие деньги вообще видел?

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник