Лязгнул засов, дверь скрипнула, впуская бойцов на лестницу. Гравий захрустел под рифлеными подошвами берцев.
Уэйн засуетился, мучительно соображая, куда деть еще тридцать с лишним человек. Впрочем, даже на «оружейной палубе» могли бы разместиться все, но, чтобы избежать толкотни, Симпсон открыл помещение под верхней площадкой, которым сам пользовался редко. Уставшие до предела бойцы, среди которых были и морпехи, и десантники, и несколько выживших спецназовцев во главе с командиром взвода, повалились прямо на пол.
Лишь один остался на ногах и даже попросил Уэйна отвести его к капитану.
– Репин! – обрадовался Делягин, увидев знакомое лицо.
– Так точно! – с улыбкой ответил лейтенант. – Часть людей удалось спасти. Хотя если бы не твой Макаров, трындец бы нам всем. «Топор» с людьми ушел на базу, так что к утру можно ждать подкрепление…
– Это вряд ли, – со вздохом ответил капитан. – Вон он, «топор», догорает на болоте…
Он показал на отблески вдали и уселся на каменный пол площадки. На юге пылала «Нона», экипаж которой пожертвовал собственными жизнями, чтобы спасти тридцать бойцов. Могли ведь не стрелять. Никто не давал приказа, да и связи нет. Могли бы тихонько отсидеться, чтобы не выдавать противнику свою позицию, а потом, когда все успокоилось бы, рвануть на броне на запад, к материковой базе. Хватило бы топлива или нет – вопрос другой, но вряд ли артиллеристы об этом думали. Они просто не смогли остаться в стороне, вот и все.
– Светлая вам память, ребята… – тихо произнес Делягин, глядя на пламя.
– Значит, на воздушную поддержку до утра тоже можно не рассчитывать, – сосредоточенно констатировал Репин. – Связи нет, с донесением до наших никто не добрался, спутник ночью ни черта не видит. Никто не знает, что у нас тут происходит. Побоятся накрыть своих. Тем более что твари вглубь континента не продвигаются, опасности для базы нет – в штабе могут решить, что задачу мы выполнили и подкрепление нам не нужно…
Выжившие твари, упустив колонну, бесцельно бродили по округе, освещенные белым термитным пламенем и пожарами в развалинах. Похоже, атланты временно оставили управление ими, бросив все мозговые ресурсы на обдумывание того, что делать дальше.
– Меня вот что интересует, – подала голос Савельева. – У них в океане, совсем рядом с берегом, не меньше трех плазменных слизняков плавает. Атланты знают, что все наши, кто выжил, собрались на маяке. Почему они не долбят по нам своей живой артиллерией? Сколько продержатся стены под прямыми плазменными попаданиями?
– Минут пять, – прикинул Уэйн. – Но есть еще подвал. Он глубокий и выдолблен прямо в скале, на манер штолен. Его плазмой не взять.
– Вряд ли они знают про подвал… – задумчиво сказала майор Савельева.
– Подвал, не подвал – это ничего не меняет, – заявил Делягин. – Каким бы глубоким ни был подвал, в нем не отсидеться, если рухнет маяк. Люк можно залить кислотой, у них есть такие организмы, а когда металл разъест, сдержать тварей не получится по-любому. Боеприпасов не хватит. А у них еще и инстинкта самосохранения нет. Нас просто задавят массой.
– Тоже верно, – согласился охотник.
– Вот именно. – Савельева сняла перчатки и заткнула их за пояс. – Во всей этой ситуации что-то сильно не так. Начиная от несообразного масштаба прорыва и заканчивая тем, что по маяку до сих пор не нанесли ни одного плазменного удара, хотя тут нас и можно было бы накрыть всех разом. Перебили ведь, по сути, весь десант. А нас не трогают.
– У меня есть идея на этот счет, но достаточно мутная. – Делягин поднял голову. – Может, им нужен маяк? Хрен знает зачем, не сигналы же подавать монстрам четвертой категории в океане. Но других причин такому поведению тварей я просто не вижу…
– Ага! Интригует ситуация! – донесся снизу через люк голос сержанта Макарова. – И еще меня интригует, на кой хрен кто-то палил по мне с маяка из снайперки, когда я людей спасать ехал? – Он до половины высунулся в люк и, не выбираясь на площадку, пристально посмотрел на Савельеву. – Совсем сбрендили? – спросил он напрямик. – Инфразвука наслушались?..
– Товарищ сержант! – мгновенно окрысилась эфэсбэшница. – Не забывайтесь!
– Виноват, товарищ майор. Увлекся. – По тону Макарова было отчетливо ясно, что его раскаяние далеко от искренности. – Мне просто интересно: а если бы мотор клина поймал от пули? Сколько бы мы тогда ребят спасли внизу, а сколько бы уже не сумели?..
– Мы решили, что вы с Таксыном драпать собрались, – сумрачно пояснил Делягин.
– А-а-а! – протянул сержант. – Так это ваша идея была, товарищ капитан! Ну, у вас определенно были основания мне не доверять. – И исчез внизу прежде, чем Делягин успел что-либо ответить.
– Распустились, блин… – пробурчала Савельева. – Хотя понятно, боевой шок и все такое. Но вообще брожения надо пресекать в корне. Чтобы не разлагали коллектив.
– По грани прошел, стервец, – капитан пожал плечами. – Прямой дерзости командиру не зафиксировано.
– Разве что едкий сарказм в последней фразе, – хмыкнула майор. – Ну, интонацию к делу не подошьешь. А он крепко на вас обиду затаил, похоже!
– Не обиду, а злость, – поправил Делягин. – Дурную злость. С какой стати ему на меня обижаться? Совершил преступление – получи по всей строгости закона. Вступил в сговор с врагом, пытался поменять оружие на жемчуг их поганый! Оружие, понимаете?! – Капитан дернул себя за ремень, на котором так и висели два штык-ножа. – Вот, я в части даже сдать их не успел дежурному – вещественные доказательства! В лапах акваменов это лезвие, – Делягин вытянул один клинок из ножен, – кому-то в бок воткнулось бы! Может, мне, может, вам? Может, даже самому Макарову! Видели сегодня толпу монстров с холодным оружием?! Так оно не все трофейное, некоторое вот так же вот куплено у наших жадных кретинов! Я этих двоих взял с поличным и арестовал. Рапорт только не успел написать. А то бы их тут не было…
– И тогда тридцать ребят, которых он спас, не отдыхали бы сейчас этажом ниже, а остались бы на берегу, – медленно произнесла Савельева. – На биомассу пошли бы.
– Вы его оправдываете?! – взвился капитан.
– Ни боже мой! Такое оправдать ничем нельзя. Но он за одну ночь совершил два серьезных поступка: во-первых, пытался продать штык-ножи тварям, а во-вторых, спас от верной смерти три десятка людей. Как думаете, какой из них перевесит на загробном суде?..
– Я не верю в загробный суд, – пробурчал Делягин. – И в то, что если кто-то там сделал что-то хорошее, то ему за это до сорока грехов спишется типа. Я верю в дисциплину, устав и закон. Многим, кстати, эта моя вера тоже спасла жизнь…
– Тридцати человекам?
– Что? – Капитан сбился с мысли. – Может, и больше, чем тридцати… – Он махнул рукой. – Но в чем-то вы правы, конечно. Для того и существовали раньше штрафбаты, чтобы оступившиеся могли искупить свою вину кровью. Так что тут сержанту Макарову сейчас самое место, с нами, в самом пекле. Только если он себя в руки не возьмет, запру на хрен в подвале, чтобы не разлагал мне подразделение. Потому что следующий шаг – это уже пуля в голову по законам военного времени, как провокатору…
– Успокойтесь, – посоветовала Савельева. – Пуля в голову – это перебор. Еще не хватало самим начать друг друга мочить! Не хамит же он пока командиру. Ходит по грани, сами сказали, но не хамит откровенно… – Видя, что капитан совсем разнервничался, она постаралась сменить скользкую тему: – А можно мне один ножичек временно прибрать? А то уже в животе урчит, а сухпай открыть нечем… Верну непременно!
Капитан протянул нож майору, та повесила его на пояс.
Делягин покрутил оставшийся штык в руке и сунул Уэйну:
– Держи, брат. На память.
– Это же вещественное доказательство, – осторожно напомнила Савельева.
– Сегодня уже столько оружия утеряно, что еще один штык-нож погоды не сделает, – ответил Делягин, посмотрев ей прямо в глаза. – Может быть, вы и правы, товарищ майор. Существуют подвиги, которые вполне искупают мелкие пакостные прегрешения. Как в штрафбате. – Он сделал паузу и закончил: – Тем более что второй ножик остается у вас, и вы мне его вернете по первому требованию. Я прав?
Савельева выдержала его взгляд, но промолчала. Это было решение Делягина, влезать в эту историю она не собиралась.
– Хорошая примета! – индеец взял подарок. – Спасибо! Если что-то на память дарят, значит, выживу… – Он озабоченно нахмурился. – Только ведь ножи-то не дарят. Это как раз плохая примета. Нож нужно купить – хоть за символический цент, иначе не принесет счастья. Сейчас… – Он принялся рыться в нагрудном кармане.
– Да на хрена мне твой цент! – засмеялся Делягин. – Я монеты не собираю!
– Примета! – возразил Симпсон. – Обязательно надо купить!..
– Тогда ты мне лучше чайку сообрази, – предложил капитан. – С лимоном! Это будет считаться платой за ножик? Есть же у тебя тут кухня?
– Кухня есть, – кивнул Уэйн. – Лимона нет. На побережье фрукты теперь на вес золота.
– Давай без лимона!
– Не вопрос, – ответил охотник, но оба офицера сразу отметили, что он чуть напрягся. – Сейчас принесу…
– Я помогу! – тут же вызвалась Савельева, мигом сообразив, что радушный хозяин пытается что-то от них скрыть. – Снаружи вроде затишье. Твари не будут атаковать, пока им не дадут команду. А кукловоды, похоже, призадумались…
Она обезоруживающе улыбнулась Уэйну и вслед за ним проскользнула в люк.
Они спустились на второй уровень. От майора ФСБ не ускользнуло, что индеец замялся, прежде чем открыть дверь, словно мучительно искал выход из сложной ситуации. Видимо, не найдя подходящего, он вздохнул и пропустил женщину вперед.
Та переступила порог и остановилась от неожиданности.
Жилое помещение маяка напоминало скорее обширную студию художника. Кухня занимала лишь один угол помещения. На остальном пространстве располагались двуспальная кровать со сбитым в кучу одеялом, душевая кабинка, унитаз, мастерская с верстаком и продовольственный склад: на стеллажах вдоль стен громоздились мешки с мукой, солью и сахаром.
Спиной к вошедшим у шкафа с посудой стояла совсем молодая девушка в мужской рубашке на голое тело. Рубашка была короткой, до пояса, а потому не могла скрыть упругих ягодиц и гладких бедер. Кусок ткани, выданный хозяином в качестве юбки, валялся возле кровати. Похоже, девушке было просто без разницы, прикрыты ее интимные места или нет.
Это сразу показалось Савельевой странным. Обычно женщины так себя не ведут. А если и ходят по дому голыми, то хотя бы вздрагивают, когда в помещение заглянет посторонний.
Тут же – никакой реакции. Ноль.
«Может, она глухая?» – запоздало подумала разведчица.
Но этот вариант отпал, так как девушка повернулась на звук открывшейся двери, скользнула по майору безразличным взглядом и, шлепая по дощатому полу босыми ногами, направилась обратно к кровати. В ладонях, сложенных лодочкой, она несла перед собой горку кускового сахара. Еще один кусок, судя по перекошенной физиономии, она держала за щекой.
Не зная, как на это все реагировать, Савельева повернулась к Уэйну.
– Проходите, – смущенно сказал он по-русски. – Это моя гостья.
– С Марса? – не скрывая иронии, уточнила разведчица. – А как ее зовут?
Симпсон снова впал в ступор – имени спасенной он так и не выяснил. Затем, сообразив, что совсем запутался и ведет себя предельно подозрительно, тряхнул головой, сдаваясь, затем жестом указал на табурет возле кухонного шкафчика, а сам оседлал другой. Майор Савельева села, покосившись на девушку – та забралась в кровать и, ничуть не стесняясь, подобрала под себя ноги, широко раздвинув колени. Сахар явно волновал ее больше, чем посторонние взгляды.
– Долгая история… – начал наконец Уэйн. – Но все равно ведь придется рассказывать…
– Похоже на то, – кивнула Савельева. – А эти бакланы, как вы их называете, которые в подвале заперты, – они часть этой долгой истории?
– Верно.
На несколько секунд охотник задумался, что именно стоит говорить, а что нет. Но в принципе от русских военных ему скрывать особо было нечего. Суть его бизнеса им и так уже известна, а более страшных преступлений охотник за собой не знал.
Вкратце он рассказал о дневной вылазке, о том, как подобрал голую незнакомку на болоте, и о четверых парнях, пожелавших ее то ли вернуть, то ли забрать.
– История на самом деле не такая уж и долгая, – усмехнулась разведчица, выслушав рассказ до конца. – Но странная.
– Считаете?
– Да. Концы с концами не сходятся. Или вы чего-то недоговариваете, или врут ваши бакланы.
– Я рассказал всё как было! – насупился Уэйн.
– Значит, чужаки врут, – уверенно повторила майор.
– Почему?
– Элементарно! Ну, вот представьте себе ситуацию. Парни с девушкой что поехали делать?
– Кататься. Охотиться за адреналином. – Охотник пожал плечами, потом уточнил: – Сексом заняться, прошу прощения.
– Это уж наверняка, – усмехнулась Савельева. – И вместо того чтобы найти для секса приятный лесок или хотя бы сухой пригорок, они поперлись черт-те куда от жилья – к океану, через болота. Разве это логично?
– До леска отсюда далековато… – Уэйн покачал головой. – Но это ведь не единственный поселок на побережье. И бакланы, и девушка могли быть из другого. Отъехали в сторонку, курнули спайсов…
– На ее ступни посмотрите. Похожа она на девушку из поселка нелегалов? У вас тут много кто месяц назад педикюр делал? А интимная, извините, стрижка? У ваших женщин тут такие же? По всем признакам эта девушка не так давно была ухоженной красоткой, жившей в цивилизованном месте. А потом, около месяца или чуть меньше, у нее не было возможности за собой ухаживать. Вообще. Лак на ногтях облупился, ногти отросли и потеряли идеальную форму, волосы посеклись на кончиках…
– Я на это не обратил внимания, если честно, – признался индеец.
– Потому что вы мужчина. Вы другое видите, когда смотрите на молодую голую девушку. А я женщина. И разведчица.
– Интересно. И какие выводы вы сделали из увиденного?
– Не было никакой вечеринки, никаких спайсов. И ваши бакланы с этой девушкой точно не из одной компании. Хотя бы потому, что она месяц пребывала неизвестно где, а они приехали на собственной машине. С пулеметом, между прочим!
– Ну…
– Я уверена, что девушка была где-то похищена около месяца назад. И именно эти ваши бакланы ее и выкрали – или она сбежала, а их отправили ее ловить. И со спайсами ее нынешнее состояние никак не связано. Похоже, у нее психологический шок. Но мне нужны мои приборы и инструменты, чтобы сказать точнее.
– Вы врач? – удивился Уэйн.
– Ученый-биолог, – уточнила Савельева. – Экзобиолог. Но человеческую физиологию и психологию тоже изучала. Приготовьте, пожалуйста, чай, мне надо переговорить с капитаном Делягиным. Я ему отнесу. Если заварите и на мою долю, буду бесконечно благодарна.
Поднявшись с двумя чашками на площадку маяка, Савельева обнаружила, что обстановка снаружи пока не поменялась. Тварей вокруг было много, из океана выбирались все новые, однако маяк пока никто не атаковал.
– Я еще несколько бронегрызов заметил, – сказал Делягин. – Но их сейчас не видать, ползут под скалой по уступу в нашу сторону.
Это усложняло ситуацию: прибытие огромных улиток-бронегрызов говорило о том, что штурм маяка состоится непременно, просто будет осуществляться постепенно, в несколько этапов, а не кавалерийским наскоком. Такие полутораметровые улитки, прилепляясь к любой поверхности и выделяя всей поверхностью тела сильнейшую кислоту, понемногу могли проделать дыру в чем угодно, даже в каменной стене маяка. Причем ползая кругами, они проделывали не просто пробоину, а лаз любого размера и формы, какой может понадобиться для проникновения атлантических штурмовиков. К счастью, работали они медленно и были достаточно уязвимы – их хрупкие раковины пробивала любая пуля.
Савельева рассказала Делягину про девушку и поделилась своими соображениями:
– Пойду возьму инструменты у Кравченко и обследую ее детально.
– Кравченко? – Капитан наморщил лоб, пытаясь понять, о ком она говорит.
– Один из моих ребят. Тот, что был за пулеметом в машине Макарова.
– А… – Лицо Делягина закаменело. – Учат у вас жесткие решения принимать. Я бы не смог так.
Разведчица нахмурилась.
– Самое время для морализаторства, – недовольно заметила она. – Он пожертвовал теми, кого уже было не спасти. Те, что погибли под пулеметным огнем, уже были все равно что мертвы. Иначе он не спас бы вообще никого.
– Я его не осуждаю, – покачал головой Делягин. – Но сам бы так не смог. Нас с вами разному учат, по всей видимости.
Ничего не ответив, Савельева спустилась этажом ниже в помещение, отведенное для отдыха бойцов. Там было тихо – большинство спасенных спали прямо на полу, кто-то тихонько уплетал консервы из сухого пайка, другие молча сидели, таращась в полутьме, разбавленной светом единственной керосиновой лампы.
– Кравченко! – негромко позвала майор, чтобы не тревожить спящих. – Мне нужны инструменты из твоего ранца…
– Это тот, что за пулеметом был? – раздался из темного угла знакомый голос сержанта Макарова. – Спекся он…
– Что значит спекся? – удивилась разведчица.
– А то и значит. Ракоскорпион в него дротик метнул.
– У них же карбоновая броня! Какой ко всем чертям ракоскорпион? – возмутилась майор. – Какой дротик?!
– Отравленный. – Сержант встал, шагнул к майору и поднял за лямку знакомый штурмовой ранец. – В шею попал выше брони. Насмерть. – Он вздохнул. – А вещички я прихватил. Так и знал, что там что-то нужное. Если ваши исследования, сударыня, нас еще и спасут, я вам по прибытии на базу розочку с клумбы сорву. – Он опустил ранец у ног женщины.
– Еще раз схамите, товарищ сержант, я вас лично запру в подвале с бакланами, – сквозь зубы пообещала она. – Без оружия! Доложите по форме, что произошло!
– Ехали назад, товарищ майор, – послушно принял официальный тон Макаров. – Твари стали поджимать с запада. Ваш этот Кравченко молотил из пулемета. Довольно результативно, надо признать. У него вообще к пулемету рука лежит… – Во взгляде Макарова мелькнул стальной блеск. – И тут вдруг раз… Замолчал пулемет. Ну, мы добрались до маяка, я в кузов, а там уже хладный, что называется, труп. И дротик торчит из шеи. Зря он шлем снял, думаю. Оплошность с трагическими последствиями…
– Черт… Ты… – Савельева стиснула кулак, словно собираясь со всей дури двинуть сержанту, который был на голову выше нее, в глаз. – Это ты его убил, тварь! Я видела, как вы дрались!..
– Да что вы, товарищ майор! Как я с такой махиной мог драться? Он меня пнул, я отлетел. Другого выхода у него не было, признаю. Потом он доделал свою… работу. И мы поехали назад. – Он покачал головой. – Что за день такой сегодня? Всех собак на меня вешают! Один – одно, другая – другое…
– Да зачем он шлем снял?!
– Откуда же я знаю? Взопрел, наверное…
Разведчица рывком закинула на плечо ранец погибшего штурмовика и вышла на лестницу. Сначала собиралась спуститься вниз, чтобы осмотреть девушку, потом все же не выдержала, поднялась к Делягину и рассказала о своих сомнениях по поводу Макарова.
– Преступная натура вылезает во всем, – согласился капитан. – Похоже, беды с ним не миновать. Постарайтесь не потерять его штык-нож, он нам понадобится, когда вернемся в расположение части.
Делягин взял нескольких морпехов, спустился с ними на этаж ниже, обезоружил Макарова и объявил, что тот арестован по подозрению в убийстве, а также по неснятому обвинению в пособничестве врагу. После чего позвал Уэйна и велел сопроводить арестанта в подвал.
На всякий случай местных сидельцев, ранее пострадавших от рук сержанта, предупредили, что любая попытка нанести ему увечья будет караться жесточайшим образом вплоть до расстрела. На это Макаров только хмыкнул:
– Дал в рыло один раз, навешаю при случае и еще. Их всего четверо! Не извольте беспокоиться…
Савельева не могла отделаться от противоречивых чувств на протяжении всей процедуры ареста. Но когда лязгнула, закрываясь, дверь подвала, майор взяла себя в руки и, вернувшись в студию-кухню, приступила к обследованию девушки.
Тесты зрачков говорили о пониженных рефлексах, но как выяснилось, структура сознания не была нарушена, девушка не сошла с ума, не находилась под воздействием наркотиков, просто, что называется, слишком глубоко ушла в себя под действием очень сильных эмоциональных переживаний.
К тестам незнакомка относилась с полным безразличием, но когда Савельева хотела провести гинекологический осмотр, чтобы уточнить, была ли девушка изнасилована, та отреагировала чрезвычайно бурно. Она закричала – протяжно, громко, отпихнула майора ногами, вскочила и прижалась спиной к стене. В глазах ее медленно, но уверенно начала проявляться осмысленность.
– Спокойно! – Савельева подняла обе руки и демонстративно отложила инструмент. – Я ничего не буду делать. Все! Ничего. Понимаешь? Ответь, ты понимаешь меня или нет?
Разведчица повторила вопрос на английском и вполне приличном китайском. Незнакомка в конце концов кивнула, но непонятно было, на какой именно язык она отреагировала. Ее реакция по-прежнему была чрезвычайно заторможенной.
– Ты видишь, я женщина, – Савельева перешла на английский язык, решив, что для незнакомки он является родным с максимальной долей вероятности. – Не смогу сделать тебе ничего плохого. Инструменты я убрала. Все, успокойся.
Девушка осторожно опустилась на корточки, не отрывая спину от стены. Подтянула одеяло и накрыла им голые ноги. Вместе с осознанием окружающего мира к ней возвращалось и чувство стыда.
– Есть хочешь? – миролюбиво спросила разведчица, опасаясь приближаться, чтобы не спугнуть начавшую оттаивать девушку. – Когда ты ела в последний раз?
Незнакомка не отвечала, но Савельева была уверена, что вторичный шок при попытке гинекологического осмотра сработал как пусковой механизм выхода из ступорозного состояния. Девушка словно вынырнула на поверхность, все больше возвращаясь к реальности. По глазам, по едва заметным мимическим проявлениям было видно, что девушка все понимает. Просто не хочет говорить.
Нужен был какой-то психологический прием, на который она не сможет не прореагировать действием. Один раз так уже вышло – попытка медосмотра включила у девушки инстинкт самосохранения. Клин клином вышибают, как говорится, шок шоком. Но теперь требовалось не экстремальное воздействие, а наоборот, очень мягкое, способное включить такие же древние, как и шоковые, но более бытовые психологические механизмы.
Одеялом она уже прикрылась – это хороший знак. Возможно, вид еды вызовет интерес и аппетит.
Осторожно, медленными движениями, чтобы не напугать незнакомку, майор ФСБ достала из ранца картонную коробку с сухим пайком. Там были банка перловой каши с мясом, рыбный паштет и овощное рагу. Начать решила с рагу. Вытащив из ножен одолженный Делягиным клинок, Савельева хотела было вскрыть банку, но чуть не поранилась, так как от первого же нажатия лезвие штык-ножа отломилось у самой рукояти.
– Что за черт?! – Разведчица с удивлением осмотрела место слома.
Оказалось, что клинок был предварительно надломлен у основания, скорее даже ровно отпилен, а затем приклеен к рукояти небольшим количеством эпоксидной смолы. Естественно, что при таком креплении он отломился от малейшего усилия.
Пораженная увиденным, Савельева оставила Уэйна с девушкой, а сама взлетела по лестнице на верхнюю площадку маяка, чтобы продемонстрировать сломанный нож Делягину.
– Ай да Макаров, ай да сукин сын! – покачав головой, проворчал капитан. – Жадная сволочь, барыга, но…
– Но не предатель, – уверенно закончила за него майор. – Они сливали пучеглазым негодные клинки. Ими и цыпленка не зарежешь. Так в чеченскую войну жадные прапорщики продавали боевикам патроны: крови своих же ребят они не хотели, поэтому предварительно вываривали эти патроны в кипятке. После чего те ничем не отличались от нормальных, кроме пустяка: порох в них не воспламенялся. – Она посмотрела на Делягина. – Почему Макаров вам не сказал?
– Потому что хорошо меня знает, – хмыкнул Делягин. – Для меня это не смягчающее обстоятельство. Все равно он совершил преступление. Незаконный оборот оружия и все такое.
– Тогда – возможно, не смягчающее обстоятельство. А теперь? После того как он своей вылазкой спас тридцать человек? Искупил кровью, что называется?
– За дерзость по отношению к старшим чинам пусть посидит, – упрямо буркнул капитан.
– Не уверена, что это правильно, – заметила Савельева.
– Вот прямо так? – с иронией заинтересовался капитан.
– Именно так! – твердо ответила майор.
– Тогда хрен с вами, – сдался ротный. – Идите, открывайте, выпускайте. Я устал как собака, мне не до интриг, не до ваших дешевых детективных историй. Целуйте своего Макарова в попу…
Савельева спустилась в студию. Там Уэйн разочарованно разглядывал свой штык-нож, который подарил ему Делягин.
– Руками сломал! – пожаловался он, демонстрируя лезвие отдельно от рукояти. – Это русское качество такое? Как вы вообще воюете таким оружием?!
– Прошу прощения, кажется, это была неудачная шутка со стороны капитана, – с усмешкой произнесла разведчица. – Мы вам потом обязательно подарим другой, качественный. А сейчас надо выпустить Макарова из подвала, Делягин велел. Если только он там еще всех не поубивал…
– Этот ваш сержант – хороший боец, хоть и бледнолицый. Настоящий гризли.
Отыскав в шкафу открывалку для банок, Савельева наконец торжественно вскрыла овощное рагу.
Девушка на кровати принюхалась, как собака, учуявшая сосиски в пакете у сердобольной прохожей.
– Хочешь? – Разведчица покосилась на незнакомку.
Та подалась вперед и, прикрывшись одеялом, спустила босые ноги на пол.
– Э, нет, – Савельева покачала головой. – Давай для начала договоримся, что немую ты из себя строить больше не будешь. О’кей? Как тебя зовут?
– Элиза… – тихонько ответила девушка.
– О! – обрадовалась майор. – Так гораздо лучше. А я Надя, что по-русски означает «надежда». Мне нравится, как мама меня назвала! Я тебя ни о чем не буду расспрашивать, не бойся. И вспоминать ничего не попрошу. Просто мы с тобой люди, поэтому давай будем общаться по-человечески, а не в молчанку играть.
При слове «люди» Элиза вздрогнула. Похоже, это слово вызвало у нее в сознании волну неприятных ассоциаций. С учетом того, что попытка гинекологического осмотра также вызвала шок, можно было предположить факт изнасилования. Тогда версия бакланов, как их называл Уэйн, могла оказаться более правдоподобной, чем Савельева думала поначалу.
Впрочем, она не объясняла всего, и откровенного несоответствия фактам в ней тоже было достаточно. Например, совершенно ясно, что девушка находилась в заключении. Около месяца – об этом говорило не только запущенное оволосение интимной зоны и подмышек, какого уважающая себя девушка не допустит, будь у нее минимальная возможность за собой ухаживать, но и следы от зажимов на коже запястий и лодыжек, выявленные при детальном осмотре с лупой.
Зажимы были мягкими, это не были веревки, колодки или металлические скобы. Речь скорее всего шла о специальном реквизите для садо-мазо или о системе операционного обездвиживания пациента.
При этом у девушки незаметно было ни физического истощения, ни каких-либо других признаков плохого питания. Сейчас Элиза хотела есть, без сомнения, но она не кидалась на еду, как жертва длительного голодания. Значит, за ней присматривали и, судя по всему, в определенных пределах ухаживали – по крайней мере, кожные покровы были чистыми, без царапин, трещин, пролежней и других неприятных вещей, практически всегда сопутствующих насильственному заточению. Следов хирургического вмешательства тоже не обнаружилось.
Когда Уэйн вернулся, Элиза уже энергично уплетала овощное рагу и паштет, который намазывала на ломоть хлеба. Кроме рубашки на ней теперь была импровизированная юбка из полосы ткани. К удивлению Савельевой, вид вошедшего в помещение мужчины не вызвал на лице девушки каких-либо эмоций, она продолжала есть, лишь глянув на хозяина краем глаза.
Тот улыбнулся и произнес:
– Вижу признаки жизни!
– Похоже, она все же подверглась насилию, – сказала разведчица по-русски, надеясь, что девушка ее не понимает. – Но те деятели в подвале вряд ли к этому причастны. Они определенно работают на кого-то, а не развлекаются.
– Плевать мне тогда на этих уродов, – флегматично отозвался индеец.
– Вам, может, и плевать, а мне нет! Я более чем уверена, что они в курсе истории этой девушки, где ее похитили, где держали, зачем и кто именно. Чтобы это выяснить, придется допросить вашу великолепную четверку…
В дверь деликатно постучали.
– Товарищ майор! – донесся из-за двери голос одного из морпехов. – Там товарищ капитан просит вас подойти.
– Иду! – ответила Савельева.
Поднявшись на верхнюю площадку, она сразу поняла, зачем ее вызвали.
Обстановка изменилась. В лунном сиянии и отсветах догорающих пожаров было видно, что твари уже не бродят бесцельно, а выстроились вокруг маяка четко обозначенными рядами. В океане, на фоне пенных бурунов набегавших волн, были видны черные спины плазменных слизняков, на ближних подступах обосновались ракоскорпионы, целясь отравленными дротиками в людей на площадке. Три огнеплюйных рептилии, обойдя вражеское укрепление с запада, заняли позицию перед дверью маяка, готовые вынести ее плазменным залпом.
Из воды на болоте то и дело взмывали стайки острокрылых рыб, словно демонстрируя свое присутствие. Шесть гигантских каменных крабов прикрывали панцирными телами улиток-бронегрызов, а позади них, басовито взрыкивая, лежали на грунте три огромные инфры, время от времени моргая маленькими злыми глазенками на бородавчатых мордах. Бронированные хищные рептилии стегоцефалы и гигантские доисторические крокодилы дейнозухи заняли позиции на флангах. Между крупными чудищами, похожие на надсмотрщиков на плантациях, расхаживали аквамены с самым разным оружием в лапах – от ржавого мачете до реактивного гранатомета.
Зрелище было не для слабонервных и могло деморализовать кого угодно, даже бывалых вояк вроде Делягина. Савельева отстраненно подумала, что такие же чувства, наверное, испытывали триста спартанцев в Фермопильском ущелье, когда на горизонте заколыхалось безбрежное море персидской армии: полная обреченность пополам с веселым азартом и предвкушением грандиозной битвы.
– Ни хрена себе! – Она присвистнула. – Похоже, теперь-то уж нам крышка! Почему еще не атаковали, есть соображения?
– Понятия не имею, – признался Делягин, не отрывая от глаз инфракрасный бинокль. – Впервые вижу подобное. Накопив такой перевес сил, они обычно нападают сразу. А тут выстроились и словно демонстрируют мощь. Я так понимаю, ждут нашей капитуляции…
– А в чем смысл капитуляции? Что будет, если мы сдадимся? Отпустят они нас, что ли? В это поверить невозможно. Один раз уже отпустили, хватит. Перебьют? Но они и так могут смять нас в два счета. Хватило бы одних плазменных слизней у берега, за пару минут от маяка камня на камне не останется… С другой стороны, атланты никогда ничего не делают просто так. Они чего-то от нас ждут. Понять бы, чего именно!
– Чего бы они ни ждали, давать им это я не намерен, – заявил Делягин. – Пусть отправляются к своему морскому дьяволу. Русские не сдаются!
Савельева иронично скривилась, поскольку не любила лишнего пафоса. Однако, по большому счету, она была согласна с капитаном. Что бы ни собирались получить от людей инопланетные твари в обмен на сохранение жизнь, это точно не принесет пользы людям.
Пойдя на уступки пришельцам, в некоторых случаях можно обогатиться, в других – просто выжить или получить тактическое преимущество. Но стратегически любой прогиб под волю глубоководных вреден и опасен. А потому поддаваться им нельзя. Смысла нет – разве что в данный конкретный момент спасти свою шкуру.
Но это не было достаточной мотивацией ни для Савельевой, ни для остальных бойцов. Девиз их дедов, прадедов и прапрадедов въелся на уровне генома, на уровне структуры культурного кода: русские не сдаются, и все.
– Ударить могут в любой момент, – проговорила разведчица, глядя, как шевелятся хвосты ракоскорпионов, выцеливая дротиками людей на площадке. – Даже мявкнуть не успеем. Хреновое тут укрытие: две бронированные автомобильные двери с бойницами – вот и вся фортификация. От пуль и ядовитых колючек, может быть, и надежно, а от плазмы и бронегрызов – вряд ли…
– Зато четыре заряженные пушки, – заметил Делягин.
– Толку-то? Один раз пальнем, конечно, но перезарядиться уже не успеем. Я как-то не очень представляю, что можно противопоставить этой силе внизу. – Савельева поежилась. – Похоже, что ничего. Но и маячить, как резиновая уточка в тире, тоже не очень хочется. Что будем делать, командир?
Из люка выбрался Уэйн, осмотрелся, выругался.
– Надо срочно уходить с площадки! – заявил он.
– А отстреливаться как? – покосился на него Делягин.
– На «оружейной палубе» есть бойницы.
– Это я видел. Но из пушек через них не постреляешь.
– Есть кое-что кроме пушек, – уклончиво ответил Симпсон. – Но если у вас имеются совсем безбашенные добровольцы-смертники, можете их оставить тут, конечно.
Добровольцев не нашлось. Пушки пришлось бросить на площадке, а самим убраться вниз и закрыть за собой люк.
– В прорыв наверняка пойдет разная ползучая мерзость, – объяснил охотник, задвигая засовы на толстой стальной крышке, обитой снаружи пластиком для противодействия кислоте. – Мелкая, но смертельно опасная. Так что чем меньше щелей, тем лучше. А бойницы придется оборонять…
– Вы думаете о ползучей мелочи, а там, за стенами, здоровенные твари, которые могут снести маяк быстрее, чем стенобитные орудия, – напомнила Савельева.
– Они пока не атакуют, – констатировал Уэйн, прекрасно знакомый с повадками морских тварей. – Значит, этому есть серьезная причина. Атланты с самого начала не применяли артиллерию по маяку. Помните? Всё размолотили, а по маяку не сделали ни одного плазменного выстрела, ни единая гигантская тварь не нанесла по стенам ни одного удара. Я не знаю почему, но они не хотят действовать грубой силой. Зачем-то им понадобился мой маяк. Они его желают захватить, а не разрушить. Мы им мешаем, но для них это не причина сравнивать его с землей.
– Захватить его они смогут, только полностью нас перебив, – процедил сквозь зубы Делягин.
– Я об этом и говорю, – подтвердил индеец. – Первым делом пришлют всякую ядовитую мелочь, которая проникнет внутрь через щели и всех нас изведет под корень.
– Ее еще надо вырастить, эту мелочь, – заметил капитан. – Вряд ли у атлантов есть твари на все случаи жизни. Они ведь не ожидали, когда двигались сюда, что нас придется выкуривать из маяка. Крупных монстров у них полно, они более универсальные. А из мелочи я пока видел только острокрылых…
– Понадобится – вырастят, – уверенно заявил охотник. – Быстро вырастят. Не сегодня вырастят, так завтра. Им спешить некуда. Это ведь мы в осаде, не они. У них со снабжением все в порядке.
– У нас есть что этому противопоставить? – деловито поинтересовалась майор.
– Разве что в подвале запереться. – Уэйн беспомощно пожал плечами. – Там щелей нет. Скала.
– Это не выход. – Делягин спустился по лестнице и шагнул через порог «оружейной палубы». – Если займут маяк, через какое-то время найдут способ проникнуть и в подвал.
– А что тогда выход? – хмуро осведомился Уэйн Симпсон.
– Драться, – просто ответил Делягин. – Как думаете, товарищ майор?
– Полностью поддерживаю, – кивнула Савельева. – И предлагаю перейти, наконец, на «ты». Давно пора. Воюем плечом к плечу столько времени, а все как неродные.
– Согласен. – Капитан усмехнулся. – Но целоваться на брудершафт не будем, конечно?
– Почему же, – лукаво улыбнулась женщина, – можно было бы и поцеловаться. Если только вам не очень противно.
– Э-э-э… – немного растерялся от такой постановки вопроса Делягин. – Выпить-то все равно нечего…
– У меня есть виски! – радостно возразил охотник. – Могу поделиться ради такого случая!
– Перейдем на «ты» без поцелуев, – отрезал капитан. – К черту эти условности!
Он бросил осторожный взгляд на Савельеву, и прежде, чем она отвела глаза, успел заметить в них… мимолетное сожаление от того, что пикантная игра так быстро оборвалась?
Да нет, чепуха. Показалось, разумеется. Она его просто беззлобно дразнит. Женщина, даже будучи майором ФСБ, все равно остается женщиной – озорницей и кокеткой.
У индейца возражений по поводу перехода на «ты» не возникло, благо в английском разницы между «вы» и «ты» вообще не существует. Подраться с атлантическими монстрами он тоже был не против, но одно сомнение у него все же зародилось.
– Я за девушку беспокоюсь… – пояснил он.
– Ее Элиза зовут, – вставила Савельева.
– За Элизу. Мы сами лезем в пекло, и если нас всех перебьют, это будет поделом. Но она-то за что? Влезая в драку, мы и ее подставляем…
– Нет! – раздался с порога слабый, но уверенный голос Элизы. – Никто никого не подставляет. Не отдавайте меня им! Лучше смерть… – Она не смогла закончить, так как была еще слишком слаба.
– Разумеется, не отдадим! – Савельева бросилась ее успокаивать. – Откуда вообще такие мысли?! И тебя не отдадим, и сами сдаваться не собираемся! Зачем ты встала? Пойдем, тебе надо прилечь…
– Я уже належалась, – девушка пробовала вяло сопротивляться. – Я хочу быть полезной. Дайте мне какое-нибудь оружие! Я выросла в Техасе, я умею стрелять…
– Еще настреляешься, – пробурчал Делягин.
Разведчица все же увела девушку, уложила ее в кровать и вернулась.
– Тоже отчаянная голова, – с одобрительной усмешкой произнесла майор. – Пострелять ей дай! Но сдаваться она тоже не собирается – видишь, Уэйн? Да и глупо это – сдаваться морским тварям. У нас нет выхода, кроме как драться. Когда это атланты брали пленных? Не было такого никогда. Они жрут все, что можно сожрать…
– Обычно – да, – согласился индеец. – Но нынешний случай необычный по всем параметрам.
– Возможно, – Делягин пожал плечами. – Да, согласен, атланты сегодня действуют не как всегда. Но что это может нам дать? Мы не понимаем, почему они так поступают, что им от нас нужно…
– Они не разрушают маяк, – осторожно заметил охотник. – Может, он им нужен для чего-то, и если его покинуть, они нас выпустят? Может, попробовать с ними договориться, флаг белый вывесить, например?..
Савельева рассмеялась.
– Они даже не поймут, чего мы хотим, – заявила она. – Они не знают наших символов. И уж чего они точно никогда не делали, так это не вступали в переговоры с людьми. А самое главное вот что: раз им позарез нужен этот маяк, то мы его точно им не отдадим. Кто его знает, каких потом жертв может стоить людям то, что эти твари закрепятся здесь или добудут что-то важное для себя из камней маяка? Какой-нибудь уникальный минерал для производства суперчудовищ, а?
– Ясно. – Уэйн нахмурился. – Ладно, драться так драться. Дайте мне людей, надо кое-что из подвала поднять.
Подняли довольно много – два мешка стеклянных бутылок, канистры с бензином, груды пакли на фитили, куски пенопластовых упаковок для быстрого сгущения горючей смеси, мешок пороха и несколько коробок со свинцовыми пломбами для самодельной шрапнели. Опасаясь плазменных выстрелов, Уэйн притащил четыре ведра воды и большой кусок брезента, чтобы сбивать пламя в случае возгорания.
– А нет ли у тебя какой системы наружного наблюдения, чтобы не высовываться в бойницы? – спросил Делягин.
– Была, – со вздохом ответил хозяин маяка. – Камеры, связанные по вай-фай с ноутбуком. Но от того электромагнитного импульса все перегорело к чертям, я уже посмотрел.
Никто не понимал, чего ждут твари, почему не атакуют. Делягин уже был готов сам отдать приказ открыть огонь, чтобы не накручивать нервы личному составу, но этого не потребовалось.
Морские твари внизу внезапно замерли разом на несколько секунд, а затем так же разом, словно единый отлаженный механизм, двинулись на штурм.