Жуткий нечеловеческий вой огласил территорию закрытого складского комплекса, заставляя все вокруг проснуться и задрожать от ужаса. Многочисленная охрана и сотрудники транспортной компании «Клеймор», все кто был сейчас на территории высыпали из помещений и бытовок наружу и смотрели, как от контрольно-пропускного пункта в их сторону направляется человек.
Вместо лицо у него был один огромный черно фиолетовый синяк, нос на бок, под глазами рассечения. Он шел к вывалившей на площадку перед складом толпе и щерился им беззубым ртом.
— О боже мой! — Выдохнул один из грузчиков, вернее сказал он совершенно иное, но мир бы стал намного хуже, если бы я повторил за ним сказанное.
— О боже мой! — Согласились с ним окружающие.
— Да не просто, боже мой, а полный! — Спортивного вида охранник достал из-за спины помповое ружье и направил на визитера. — Ты, о боже мой, кто такой, о боже мой? — Ствол ходил в его руках ходуном, было очевидно, что ему не по себе.
Но несмотря на первое, жуткое впечатление, произведенное нежданным ночным визитером, парни сориентировались довольно быстро и принялись обступать его.
— Твою мать! — Один из них осветил лицо медленно, но уверенно шаркающего в их направлении посетителя. — Это ж мусор из Караваева! Но как он сюда попал?
Отвечать ему не стали, грохнул выстрел, и ночной гость повалился на землю. Впрочем, лежал он не долго, оскалив беззубый рот и окинув ненавидящим взглядом собравшихся, он встал, отряхнул пыль с разодранной картечью куртки и прохрипел.
— Где она? — Рядовые сотрудники и грузчики принялись пятиться, вмешиваться в дела хозяев и уж тем более связываться с этим жутким существом, а в том, что это был не человек, они уже были уверены, им не хотелось.
Охрана же наоборот, напряглась, сосредоточилась, чувствовалось, что этих людей готовили к подобному.
— Как ты тут оказался, тварь? — Тот охранник, что стрелял снова загнал патрон в патронник своего дробовика, и направил его в голову пришедшему. — Кто тебя навел?
— Если вы прямо сейчас отдадите мне ее, то останетесь живы. — Посетитель на секунду задумался. — Возможно!
Грохнул выстрел, вот только гость на этот раз не упал, потому что заклинивший патрон разорвало в стволе, и пламя вместе с осколками механизма ружья, метнулось в лицо стрелку. Тот заверещал и упал на колени прикрывая лицо руками, сквозь пальцы лилась кровь.
— Валите его, пацаны! — Выкрикнул один из охранников, но посетитель выхватил из-за спины нечто напоминавшее музыкальный инструмент и швырнул его на землю.
«И снова седая ночь», разнеслось над складами, «и только ей доверяю я!» Лишь долю секунды взрослые солидные мужики, только что готовые в клочья порвать незваного визитера стояли в недоумении, но как-то в одно мгновение, разом, принялись притоптывать и приплясывать в такт музыки. «Знаешь седая ночь ты все мои тайны!» накал танцевальной лихорадки лишь повышался, и парни может не очень-то стройно и умело, зато задорно, начали отплясывать, толкая друг друга и стремясь выдать коленца позаковыристее. Кто-то пытался изображать брейк, кто-то модный вог, но в основном это были просто дикие прыжки и корчи под музыку, под музыку, которую Дима Галицкий не слышал. Не слышали ее и две вещих птицы, которые задорно летали над толпой крича, что было сил, «Что? Съели! Вот вы гады, в Димку нашего стрелять! Ох мы вам проклятий! Тебе геморрой! Тебе неудачу! Тебе простатит! А ты, вот ты лысый, твой номер телефона всегда первым у теле маркетологов в списках будет!». Дима не мешал подружкам резвиться, да и скажи он им что-либо, они бы его все равно не услышали, уши у всех участников операции были в лучших традициях хитроумного Одиссея, заткнуты берушами, а сверху еще и залиты воском, хорошо, с десяток церковных свечей валялись у Галицкого в столе, еще с тех времен, как он раскрывал страховые мошенничества в начале своей карьеры.
Когда волк наконец то остановился, я свалился с него мешком на землю, и меня вывернуло наизнанку. С одной стороны, должно было быть стыдно, но птицы, которые всю поездку сидели у меня на плечах, и чудом не сорвавшиеся на безумной скорости, сейчас тоже скидывали на начинающую подмерзать землю груз съеденного за день.
— Ну? — Я посмотрел на бледно зеленую Юну. — Это то место? — Птица мне естественно не ответила, она ведь так же, как и я ничего не слышала, пробки для ушей, которые мы на скорую руку соорудили в участке, работали на все сто, ни единого звука из внешнего мира, сквозь них не пробивалось.
Юна мученически посмотрела на меня, затем на складской комплекс, после чего просто кивнула.
Территория у «Клеймора» была тут солидная, три огромных ангара, да с пандусами для погрузки, да с небольшим административным зданием и с десятком бытовок, в которых, как я понял и разместились приехавшие бойцы, что похитили Марью из интерната, и все это огорожено высоким сетчатым забором, на котором каждые три метра висела табличка, сообщавшая случайным посетителям, что он находится под напряжением. Не знаю уж, правда это была или это простая страшилка, чтобы отвадить случайных бомжей, но проверять мне не хотелось.
Волк ткнул меня носом и кивком указал на проходную со шлагбаумами и будкой, в которой сидели целых два охранника. Как будто я сам ее не видел, но не объяснять же напарнику на пальцах, что мне хотелось осмотреться, сориентироваться, вдруг есть другой путь на территорию. Несмотря на слепую веру компаньонов в мои силы, в то, что я сумею вырубить двоих здоровых мужиков я не верил. Можно было конечно наслать на них птиц с их проклятиями, но как я понял, они не слишком то контролировали свои силы, вернее как, сила проклятия очень уж завесила от их эмоционального состояния, то что Юна убила тех двоих, в моей квартире, случилось исключительно из-за того, что она очень испугалась за нас с Васькой, вернее за меня, на Ваську то ей было плевать, по большому счету.
Вот и тут, проклясть ту пару в будке охраны, они проклянут, только вот эффект будет абсолютно непредсказуем, может те ограничатся насморком, что мне ничем не поможет, а может и помрут, сгинут во цвете лет ни за что. Такого результата я тоже не хотел, слишком уж много за этот год смертей я повидал и косвенной причиной который являлся.
Поэтому, я не нашел ничего лучше, чем в полный рост, не скрываясь направиться к проходной. Увидели меня, несмотря на начинающиеся сумерки, почти сразу, пространство перед постом охраны было ярко освещено мощным фонарем. Но я шел не скрываясь, держа руки на виду и главное улыбался, во все свои оставшиеся шесть зубов, которые чудом сохранились, но при этом нещадно ныли и шатались.
Один из охранников, вышел из своей будке и жестом велел остановиться, при этом что-то говоря, что именно, я естественно не слышал. Я в ответ на это дружелюбно помахал ему рукой.
— Привет! — Как там говорилось на разных тренингах по общению, чтобы расположить к себе человека, надо ему улыбаться и демонстрировать открытые ладони? И вот если мои открытые ладони и поднятые руки охранник оценил, то улыбка у него вызвала гневную тираду. — Эй! Мужик! А у вас тут работы никакой не найдется? Ты не смотри, что у меня рожа фиолетовая и зубов нет, я и грузчиком могу и сторожем.
Охранник снова что-то заорал и замахал руками, к нему, выйдя из будки присоединился второй, этот смеялся, его явно забавляла ситуация и то, как бесится его коллега, пытаясь объяснить тупому алкоголику, что тому здесь не место.
— Короче это! — Продолжал я, сокращая дистанцию. — Если грузчики не нужны, то я и готовить умею, могу пельмени варить или даже лапшу. Если честно, то грузчиком я и сам бы быть не хотел, муторно это и тяжело, таскать там всякое, напрягаться. Не мое это, понимаете?
Второй охранник уже откровенно покатывался от хохота, а вот тот, что вышел первым, который был более нервным и не воздержанным направился ко мне быстрым шагом и начал доставать из-за пояса дубинку. Впрочем, воспользоваться ею он не успел, рукой, затянутой в перчатку, я легонько ткнул его в плечо от чего мужик под сто кило весом, отлетел от меня, словно тряпичная кукла. Приятель его моментально прекратил смеяться, попятился и вытащив из кобуры пистолет, направил на меня.
К счастью, выстрелить он не успел, ну или не попал, потому что выстрела, я все равно бы не услышал. Серая тень метнулась откуда-то сбоку, и волчья пасть сомкнулась на его запястье, ох и больно же ему, наверное, было.
Чеканя шаг, я прошел через проходную, и направился к складам, из которых на улицу высыпали люди, по всей видимости привлеченные криками охранника. Ох и много же тут было народа, причем помимо вооруженных парней, были и обычные мужички в спецовках и оранжевых жилетах, по всей видимости, наличие тут пленницы вовсе не означало прекращения работы.
Меня окружили и принялись орать, я естественно ничего не слышал и ответить внятно не мог, но вот толпа вокруг, а главное то, что среди них мелькали вооруженные люди, меня сейчас сильно настораживало, в этот момент, мой гениальный план просто прийти и спасти Марью, уже не казался таким мудрым и продуманным.
И как вишенка на торте, один из вооруженных парней наставил на меня ружье, и я почувствовал сильный болезненный удар в грудь. Твою мать, в меня еще ни разу не стреляли, взрывали, было, но тогда я буквально сразу вырубился, резали, тоже, но опять же, я в тот вечер был под действием живой воды и не сумел вкусить всей прелести произошедшего, а вот теперь…
Я свалился как подкошенный, боль пронзила все мое тело, еще совсем недавно сросшиеся ребра, опять были сломаны.
Секунд десять я лежал на земле, после чего решился встать, кровь текла из моего рта, сломанные ребра, похоже, снова повредили легкие и изо рта пошла кровавая пена, но это ничего, это не страшно, зелье справится, оно должно со всем справиться, не знаю уж какой у него там ресурс и на что оно способно, но я уверен, что все будет хорошо.
— Где она? — Прорычал я, пуская изо рта кровавые хлопья, и отряхивая пыль с разодранной в хлам кожаной куртки. Толпа отхлынула от меня в приступе ужаса, люди, в основном те, кто был в обычных спецовках, развернулись и бросились в рассыпную, кто куда, но, к сожалению, такая реакция была не у всех, вооруженные парни, застыли лишь на мгновение, но затем, было видно, как самообладание берет над ними верх. Да им тоже было страшно, они не понимали, что происходит, как это человек получивший только что в упор заряд дроби встает на ноги, но это были солдаты, наемники, их готовили для боя и эти, так просто не побегут.
Я сорвал с ремня гусли самогуды, нажал на кнопку, которую мне показывал волк и швырнул их на землю, перед парнями.
Не знаю, чего уж там произошло, но секунду охранники «Клеймора» стояли недвижимо и молча пялились на предмет, упавший к их ногам, а потом, потихоньку, помаленьку принялись танцевать. Причем чем дальше, тем больше, движения становились все быстрее, азартнее, яростнее.
Я взирал на эту дискотеку сплевывая кровь на землю, снадобье похоже справилось со своей задачей, по крайней мере, кровь из моего рта перестала пениться. Я задрал голову к темнеющему небу и дико расхохотался. У меня получилось! У нас получилось! Я радостно смотрел на вытанцовывающую толпу и две мрачные тени, что кружились над ними в небе выписывая сложные пируэты и коленца, на секунду я даже решил, что птицы тоже поддались всеобщей эйфории и теперь танцуют в небесах. Но, к счастью, у них просто было хорошее настроение, и спустя пять минут диких пируэтов, Юна упала мне на плечо, радостно ухмыляясь и задыхаясь от переполнявшего ее восторга.
Я вопросительно мотнул головой, и птица указала крылом на один из ангаров, что стоял с края площадки.
Каждый шаг давался мне с трудом, силы буквально испарялись из меня, по всей видимости ресурсы исцеляющего зелья, что я принял накануне, пошли на то, чтобы залечить поломанные ребра и ушибы, что получил после выстрела, хорошо хоть моя бронированная куртка выдержала, еще лучше, что мне не стали стрелять в лицо.
Шаркая ногами, я словно зомби брел к нужному зданию и надеялся, что сил хватит, навстречу мне то и дело попадались приплясывающие фигуры рабочих, что сейчас ведомые музыкой и волшебством предмета стремились туда, на площадку перед складами, где развивалось основное веселье, где на земле окруженные беснующейся в танце толпой лежали гусли, интересно, а не может ли получиться так, что их раздавят? Ну топнет правая нога, взмахнет ручка правая и от волшебного предмета не останется ничего, одни осколки, про это я не подумал, да и волк ни о чем таком не предупреждал. Впрочем, он и не знал всех тонкостей, про гусли самогуды он знал лишь поверхностно, это был не серийный артефакт, такие выпускали единичными экземплярами, именно для целей разгона демонстраций в городах, вот выйдут очередные студенты ведомые харизматичным и эмоциональным лидером на очередной протест против всего, а им гусли, те напляшутся, устанут и спать.
Ноги уже передвигались еле-еле, но все же склада я достиг, к тому же волк встал рядом со мной и теперь мне было на кого опереться.
Уже на входе ко мне на плечо приземлилась Сирин и начала активно жестикулировать, я ничего не понял, лишь устало облокотился о стену, пытаясь перевести дух. На мое счастье, понял волк, он серой молнией метнулся в дверной проем и вскоре оттуда выбежал мужчина с пистолетом, оказавшись на улице, он остановился, глаза его остекленели, и он принялся танцевать.
Ага, значит в здании музыка не слышна, и охрана тут все еще в боевой готовности.
На другое плечо ко мне приземлилась Юна, показывая, что мы можем идти дальше. Они, до этого, за происходящим на складе, наблюдали через узкие окна, располагавшиеся под самой крышей, и теперь были уверены, что там для меня безопасно.
С трудом оторвавшись от спасительной стены, служившей мне дополнительной точкой опоры, я зашагал на склад. Сил становилось все меньше и меньше, да еще и птицы, горделиво устроившиеся на моих плечах, не помогали, как я раньше не замечал, что они столько весят, нет уж не получат они торты, диета, строжайшая диета.
Войдя на склад, я похолодел, весь мой план обойтись без жертв пошел прахом, рядом с отдельно располагавшемся в складе помещением лежал труп с разорванным горлом, в одной руке он сжимал жуткого вида нож, в другой пистолет, а рядом с ним с виноватым выражением на морде сидел волк, всем своим видом демонстрируя, что иначе было никак.
Я перешагнул через тело и открыл дверь в помещение. И второй раз внутри меня все похолодело, оборвалось, из груди вырвался крик, который никто не услышал.
Марья сидела прикованная к стулу, точно так же, как сидел не так давно я, вот только если со мной все обошлось избиением, ее именно пытали, многочисленные порезы и ожоги по всему телу, изрезанное лицо, исполосованное глубокими ранами, такие никогда уже не заживут, а главное, одна ее глазница, она была пуста, садисты вырезали ей глаз.
Я вспомнил нож в руке у трупа и снова завыл, но теперь уже диким зверем, к черты все эти пляски, я убью их всех, ни один не уйдет с территории этого склада, это какой же мразью надо быть, чтобы сотворить такое.
От моего крика Марья пришла в себя, подняла ко мне свой единственный глаз и улыбнувшись разбитыми окровавленными губами произнесла что-то, чего я не услышал бы даже не будь в моих ушах сейчас пробок, слишком уж обессилена была девушка.
Адреналин, плеснувший мне в кровь, дал необходимых сил и я, пиная, раскиданные по всему полу одноразовые баллоны из-под газа подошел к девушке и силой влил в ее горло эликсир. Марья блаженно закрыла свой небесно-голубой глаз и задышала ровнее.
А потом, да что потом, я разомкнул наручники, приковывавшие девушку к стулу, с помощью разрыв травы, взгромоздил бессознательное тело на волка, сам устроился там же, придерживая ее, и мы помчались. Прочь с этих проклятых складов, прочь от боли и больных ублюдков, которые ради достижения своей цели были готовы сделать такое с несчастной девчонкой.
Не знаю уж как я удержался на спине волка сам, да еще и умудрился удержать Марью, но свалился я с него только тогда, когда мы прибыли на парковку Института.
Я посмотрел на это странное здание, ставшее мне за полгода уже родным, зацепил ногтем пробку в ухе и вытащил ее, в одно мгновение звуки заполнили мою голову, шум ветра, шелест листвы, какой-то гул, все это воспринималось сейчас моим мозгом словно чудо, он вбирал в себя эти звуки, как путник, умирающий от жажды, воду.
Аккуратно сняв со спины волка тело Марьи, я аккуратно уложил его на асфальт и достав телефон набрал номер той, с кем мне совершенно не хотелось разговаривать.
— Да! — Голос Златы сквозил ненавистью. — Какого черта ты мне звонишь? Нажрался и потрахаться прибило? Ты вообще видел сколько времени.
— Заткнись! — Из последних сил выдавил я из себя. — На парковку перед Институтом, бегом. И прихвати с собой самые сильные свои зелья, а лучше живую воду, дело срочное…
Чтобы положить трубку, сил у меня уже не осталось, ноги подкосились, и я спиной упал сверху на Марью.
Степь, бескрайняя степь встретила меня как родного. Густая трава, достававшая мне до пояса словно живая тянулась к моим рукам, словно ласковый щенок, требующий внимания. Кажется, эта трава называется ковыль? Не помню. Вернее, не знаю, я в этих травах как-то не очень, да и во всем остальном, надо сказать тоже, в чем я там в этой жизни стал докой? Да ни в чем. Прожил ее без толку, как не жил, успехов не достиг, знаний и уважения не получило, хотя нет, вру, Марью вон спас, плюс одна жизнь в копилочку, плюс один добрый поступок.
Я попытался вдохнуть полной грудью аромат степи, наверное, тут должно очень хорошо пахнуть, свежестью травы, полевыми цветами, дождем, что прошел совсем недавно. Вот только… не было никаких запахов. Странно все это. Я уселся в траву и снова начал думать о том, что же сделал в жизни хорошего.
Детишек спас летом, это считается? Наверное нет, потому что им, по сути, ничего и не угрожало, к тому же при этом я еще и Полинку ранил, так что это скорее уж плохой поступок. А если говорить о плохих поступках? Три трупа! Три! На моей совести, двое шабашников, которых я без сожаления свел к лешему, да заодно и тот бандит, он тоже на моей совести, и пусть он сам хотел меня убить, но все равно же я стал причиной его смерти. А еще Злата… ну это… зря я ее тогда, не красиво, обманом… Хотя нет, это не из плохих поступков, она сама пыталась меня обмануть получить что-то, а я просто сыграл в ее игру и получил выигрыш.
— И какого черта ты тут делаешь? — Я отвлекся от мыслей и повернул голову. За моей спиной стояла Яра, ослепительно красивая, просто умопомрачительно, я уже и забыл, какая она и сам того не понимал, как по ней соскучился. Она стояла во весь рост смотря на меня сверху вниз, и на лице ее отражался гнев, нет не злоба, именно гнев, она сейчас смотрела на меня так, как мать смотрит на нашкодившего ребенка и мне стало почему-то очень стыдно за свое поведение. — Ты посмотри-ка на него, уже расселся, грехи считает, еще чуть-чуть и конь к нему явится, чтобы значит на тот свет везти.
— Какой конь? — Не понял я.
— А это зависит от того, как грехи посчитаешь. Как баланс сведешь добрых и плохих поступков в своей жизни. Если хорошо жизнь прожил, так белый конь придёт, он тебя в Правь повезти должен будет, если нет, так вороной, который в Навь сопроводит. Редко, правда, к кому белый конь тот приходит. Человек тварь такая, склонная к самобичеванию, и тому, чтобы на себя чужие грехи брать. Вот ты, например. — Она всмотрелась мне в глаза. — Ты же в смертях тех троих не виновен совсем, это Фрол их забрал, к тому же, он был в своем праве, все трое душегубы были с чернотой внутри, и не забери их леший, сколько бы зла еще в мир принесли, а это… — Яра внезапно покраснела и я понял, понял, что она видит и тот, другой грех, что я пытался взять на свою душу. Она отвесила мне легкую, но при этом обидную пощечину. — Вообще глупость. Запомни, если бы Злата не хотела, то и не дала бы. Ей любопытно было, что в тебе Василиса нашла, вот дура девка и не придумала лучше, чем в постели тебя попробовать, а ты… ну только чуть нарушил ее планы. Она вообще в ту ночь что-то не доброе удумала, не зря же тебя с собой утащила, в койку уложила. Не знаю уж, что в ее голове варилось, но для тебя бы точно это закончилось не хорошо.
— То есть мои грехи ничего не стоят? — Уточнил я.
— Почему не стоят? — Удивилась Яра. — Они стоят ровно столько во сколько ты их ценишь, я же говорю, люди склонны к самобичеванию, грехи лелеет, а добрые дела в грош не ставят, вот и у тебя. Жизни каких-то татей на себя гирями повесил, пудовыми, а то, что Марью спас, оценил в медяк, ребятишек, спасенных тоже. Ты не думал, чем бы эта история закончилась? Рано или поздно Арысь поймали бы, ребята отправились бы в лучшем случае, в детский дом, а в худшем к родителям. И все, три загубленные жизни. А тут Институт, организовал свое заведение для не благополучных детей, заведение, где к ним относятся как к родным, где им дадут хорошее образование, стипендию и путевку в жизнь. Интернат, где не у троих, а у сотни ребятишек, будет любящая директор, относящаяся к ним, как мать! Вот настоящая цена твоего хорошего поступка, а ты его просто отбросил в сторону. Ну что? Будем дальше твою жизнь разбирать по крупинкам или уже пойдем?
— Куда? — Не понял я.
— Туда! — Рассмеялась Яра. — Домой пойдем! Тебе еще Бельского искать. Я тебе еще истерику закатить должна за все измены и всех баб, с которыми ты там шуры муры крутишь, ну и на следующем празднике в честь летнего солнцестояния мы с тобой сплясать должны, не все же Марье, да Арыси твоей радоваться. Я тоже хочу весело плясать голой на столе под радостный крики толпы. — Я почувствовал, как краснею, странно, в этой степи не чувствовалось ни запахов, ну вкуса, и себя я тоже не ощущал, а тут явственное чувство того, что кровь приливает к моим щекам.
Яра ласково мне улыбнулась и склонившись поцеловала меня в губы и от ее сладкого поцелуя по всему моему телу растеклось тепло и блаженство, я зажмурился от удовольствия, а когда поцелуй прекратился, и я открыл глаза, то меня ослепил свет электрических ламп.
— Идиот! — Меня больно хлестнули по щеке. — Боже какой же ты идиот. — Злата стояла надо мной вся растрепанная, взъерошенная и какая-то осунувшаяся. — Какого черта, Дим! Я спрашиваю какого черта, ты не обратился ко мне и не взял нормальных зелий? Дим! Василиса же меня убьёт! Ты понимаешь? — Она схватила меня за плечи и принялась трясти.
— Злат. — Прошамкал я беззубым ртом, впрочем, не таким уже и беззубым, проведя языком по деснам я обнаружил чудо чудесное, кошмар стоматолога, я обнаружил, что у меня прорезались новые зубы, третий комплект. — Когда я в прошлый раз пил твои зелья, то готов был кидаться с интимными целями, на старушек на улице. Нет уж, мне такое не надо. Вот и пришлось пользоваться тем, что было в наличии, а к тебе, уж извини, веры больше нет.
— Идиот! — Злата снова отвесила мне оплеуху. — Да ты чуть себя не угробил, понимаешь? Бодрость с восстановлением намешать, да еще в расчете, что они негативные эффекты свои взаимно нейтрализуют, а позитивные оставят? Дим ты совсем дурак? Это так не работает, это даже в обычной фармакологии так не работает, а в нашей тем более, у нас эффект сильнее.
— Волк рассказал? — Спокойно поинтересовался я, за что получил еще одну оплеуху.
— Я же тебя придурка на самой кромке поймала, ладно если бы живая вода была, но мы последнюю дозу Марье отдали, так что пришлось тебя стандартными зельями вытаскивать. Мне даже на мгновение показалось, что все, ты умер. А ты представляешь, что Василиса со мной сделает, если ты ласты до срока склеишь?
— Не знаю… Отдаст на поругание Али Бабе и сорока разбойникам? — Пожал я плечами и отметил, что этот жест не причинил мне привычной боли.
— Дим, я ведьма. У меня это называется отпуск! — Рассмеялась Злата. — Нет! Она меня депремирует! Понимаешь?
Понимать мне не хотелось, как и вникать в то, что для ведьмы страшнее лишиться премии чем… Впрочем, мне же кто-то в свое время объяснял, что сексуальная активность и участие в оргиях, желательно с жуткими противоестественными существами из других планов бытия, для ведьмы, это вроде как обыденность и даже необходимость, вот бы взвыли наши современные шарлатанки, изображающие из себя ведьм, услышав про такое, впрочем, мне плевать, пусть творят что хотят…
— Марья как? — Не стал я продолжать разговора на тему наказаний для Златы. Здоровье Искусницы, для меня было куда важнее, нет в том, что она жива, я не сомневался, но вот в каком она состоянии.
— Все плохо, Дим. — Лицо ведьмы стало грустным, и я вздрогнул. — Дура эта твоя Марья, полная и безоговорочная! Ты понимаешь! Мы же в нее живую воду влили, последнюю, что в запасниках стояла. Кощей еще когда приедет и сможет новую создать, а мы на эту идиотку, все потратили.
— И что? Ну не томи! Говори! — Вызверился я и даже привстал с постели. — Жива?
— Жива конечно! — Пожала плечами Злата. — Но после того, как все зажило, она начала требовать, чтобы ей на щеку шрам вернули, не страшный, едва заметный, но все же.
— Это еще зачем? — Не понял я.
— На память! Понимаешь? — Я отрицательно помотал головой. — Вот и я не понимаю. — Вздохнула Злата. — Она сказала, что этот урок, должен с ней остаться на всю жизнь. А что за урок, зачем ей это, говорить отказалась. А ты представляешь вообще, сколько сил требуется, чтобы вернуть шрам? Да под действием живой воды! — Ведьма закатила свои темные карие глаза к потолку. — Я предлагала, как действие сойдет, я ей сама рожу располосую.
— И что? — Заинтересовался я.
— Да ничего. — Пожала плечами Злата и встав нервно начала ходить из угла в угол. — Марья потребовала вернуть старый шрам и сказала, что новых ей больше никто не оставит, а те, кто видел, что я предлагала ей рожу располосовать, разнесли по Институту сплетню, что это я из ревности, потому что думаю, что она с тобой спит, а у нас вроде как серьезно все…
— Ничего нового. — Отмахнулся я. — Это старая сплетня.
— В смысле старая сплетня? — Злата уставилась на меня округлив глаза от удивления.
— Ну да. — Усмехнулся я. — Все думают, что мы с тобой парочка, больно уж ты бурно реагируешь на меня, судачат, что мы с тобой встречаемся и скрываем это от всех.
— Да с чего это вообще? — Щеки ведьмы порозовели от гнева. — Мы с тобой вообще всего раз и то… и вообще я тебе того раза не прощу!
Она резко повернулась на каблуках и буквально выбежала из комнаты, где меня разместили.