Кровь-камень

6

Исида стояла перед широким письменным столом и не отрываясь смотрела на Крестоносца, стараясь сдержать гаев. У него были маленькие блестящие глазки, а лицо, как казалось ей, выражало жестокость и высокомерие.

– У вас нет причин арестовывать нашего доктора, – сказала она.

– Когда сюда прибудет Клятвоприимец, мы увидим, есть ли причина или нет, – ответил он. – Мы тут фургонщиков не жалуем. Нам в Доманго не нужны воры и крамольники.

– Мы не воры, сэр. Мы заехали в город поискать работы. Я швея. Иеремия, наш глава, – портной, а доктор Мередит – врач.

– А теперь арестант.

– В чем его обвиняют?

– В попрошайничестве. А теперь иди-ка отсюда, пока я не подобрал для тебя уютной камеры. – Его глаза шарили по ее телу. – А может, ты только того и хочешь? – сально ухмыльнулся он.

– Сомневаюсь, – произнес холодный бас, и, обернувшись, Исида увидела в дверях Йона Шэнноу. Он прошел мимо нее внутрь, не сказав ей ни слова, и остановился перед широким столом. – Я здесь, чтобы сообщить об убийстве, – сказал он.

Крестоносец откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.

– Убийство, говоришь? Где и когда?

– Часах в трех езды на северо-восток отсюда. Убит Хонкин. Застрелен шайкой всадников.

Он заметил, как изменилось лицо Крестоносца, который сразу сел прямо.

– Откуда ты знаешь, что произошло убийство? – спросил он. – Сам видел?

– Видели его дети, – ответил Шэнноу. – И где они теперь?

– В безопасном месте, – ответил Шэнноу.

– Ты видел труп?

– Нет. Но я верю детям.

Крестоносец промолчал, только его пальцы нервно забарабанили по крышке стола.

– Ну ладно, – сказал он наконец. – С этим придется подождать, пока капитан не вернется ближе к вечеру. Почему бы тебе не перекусить где-нибудь и не вернуться попозже?

– Хорошо, – сказал Шэнноу, круто повернулся и вышел. Исида вышла следом за ним.

– Погодите! – крикнула она, когда он сошел с тротуара. – Они заперли тут доктора Мередита!

– Вам лучше держаться от меня подальше, – сказал Шэнноу. – Здесь бродит зло, и оно потянется ко мне.

Исида не успела ничего добавить – он уже переходил через широкую улицу, направляясь к харчевне на той стороне.

– Ты знаешь этого человека? – спросил Крестоносец, подходя к ней.

– Нет, – ответила она, – несколько дней назад он недолго ехал с нашими фургонами, и все.

– Ну, держись от него подальше. С ним недалеко до беды.

– Да. Обязательно, – сказала Исида.

В маленькой харчевне Шэнноу сел спиной к стене. Кроме него, там было трое посетителей. Худой лысеющий мужчина, который закончил есть и читал книгу; коренастый молодой рудокоп с левой рукой в лубке и еще худощавый чернокожий, державший обеими руками кружку с горячей баркеровкой. Мысленно отмахнувшись от первых двух, Шэнноу сосредоточил внимание на чернокожем юноше. На нем была темно-серая шерстяная куртка поверх белой рубашки, и Шэнноу заметил эмалевую рукоятку револьвера в наплечной кобуре у его левого бока.

К столику Шэнноу подошла высокая чернокожая женщина.

– У нас есть хорошие бифштексы, яйца от собственных кур и свежий хлеб утренней выпечки, – сказала она. – А остальное написано вон на той доске.

Шэнноу посмотрел на черную доску, прочел написанное мелом меню.

– Мне, пожалуйста, хлеба с сыром и теплого молока.

– Молока с медом? – спросила она.

– Это было бы хорошо.

Она отошла, а его мысли вернулись к недавнему разговору. Крестоносец держался совсем не так, как следовало ожидать. Никакого удивления, когда Шэнноу заговорил об убийстве, и озабоченность только тем, где теперь дети и видел ли Шэнноу труп. Когда официантка вернулась с кружкой подслащенного молока, Шэнноу поблагодарил ее, а потом спросил вполголоса:

– Тут где-то живет некий Джек Диллон. Как мне его узнать?

– Лучше вам с ним не встречаться, – ответила женщина, отходя от него. У столика чернокожего юноши она, заметил Шэнноу, наклонила голову и что-то прошептала тому на ухо. Он кивнул, встал, направился к столику Шэнноу, отодвинул стул и сел напротив Иерусалимца.

– Диллон дюжий, лысый, с густой бородой, – сказал он. – Вам это нужно?

– Где я его найду?

– Если вы начнете его искать, друг, он сам вас найдет. Собираетесь пойти к нему в подручные?

– Почему вы так подумали?

– Я же знаю людей вашего пошиба, – Сказал чернокожий. – Хищники.

– Если так, – заметил Шэнноу с мимолетной улыбкой, – разве вы не вступаете на гибельный путь, оскорбляя меня?

Юноша засмеялся:

– Жизнь – это сплошной риск, друг. Но сдается мне, в данном случае он очень невелик. Видите ли, я вооружен и сижу прямо против вас. – Его темные глаза блеснули, и было очевидно, что он презирает Шэнноу. – Что вы скажете на это?

– «Глупый свой гнев изливает, а мудрый сдерживает его», – ответил Шэнноу. – Поберегись, малый: поспешные выводы оборачиваются бедой.

– Ты назвал меня глупым? – Рука чернокожего юноши задрожала над эмалированной рукояткой пистолета под курткой.

– Я констатирую факт, – ответил Шэнноу. – И если вы прислушаетесь, то услышите щелчок взводимого курка. – Из-под стола донесся двойной щелчок. – Вам словно бы не терпится завязать ссору, молодой человек. Или вас подослали убить меня?

– Никто меня не подсылал. Просто я презираю таких, как вы!

– Юность всегда торопится с приговорами. Ты знал фермера Хонкина?

– Я его знаю. Люди вроде вас согнали его с его земли. Не сумел найти трех поручителей для принесения Клятвы.

– Он убит, – сказал Шэнноу. – Застрелен. На его детей охотились, как на диких зверенышей. Я жду, когда вернется капитан Крестоносцев, а тогда подам жалобу на Джека Диллона.

Юноша наклонился вперед, растопырив локти на столе.

– Вы что, правда ничего про Диллона не знаете?

– Я знаю, что он… и его товарищи хладнокровно расстреляли безоружного человека. И я позабочусь, чтобы он предстал перед судом.

Чернокожий юноша вздохнул:

– Кажется, насчет тебя я ошибся, друг. Но глупый тут не я один. Думаю, тебе надо ускакать отсюда, и побыстрее.

– С какой стати?

Юноша наклонился почти к самому его лицу:

– Джек Диллон и есть капитан Крестоносцев. Назначен месяц назад самим апостолом Савлом.

– Что это за город? – спросил Шэнноу, – Тут совсем нет честных людей?

Чернокожий юноша рассмеялся:

– Да где ты жил, друг? Кто решится поднять голос против помазанного Крестоносца? Их тут сорок, да еще Иаков Мун с его Конниками. Против них никто не пойдет.

Шэнноу ничего не сказал, но юноша с облегчением услышал, как затвор был снят с боевого взвода.

– Меня зовут Арчер, Гарет Арчер. – Он протянул руку.

– Оставь меня, малый. Мне надо о многом подумать.

Арчер отошел, а официантка принесла еще одну кружку подслащенного молока. На этот раз она улыбнулась. Шэнноу смотрел в окно на главную улицу городка. На западных склонах за домами виднелись рудники, а за ними поднимались дымы плавилен и фабрик. Столько грязи и черной копоти от дыма.

В его памяти непрошено возникло лицо. Худой пожилой мужчина, лысеющий, с острыми чертами лица и кроткими карими глазами.

«Это прогресс. Пастырь. С той поры, как самолеты приземлились и мы узнали, кем мы были когда-то, все изменилось. В самолетах летели инженеры и врачи и еще всякого рода специалисты. Большинство умерли до истечения года, но они успели передать свои знания. Мы вновь созидаем. Скоро у нас будут хорошие больницы, прекрасные школы и заводы, которые снабдят нас машинами для того, чтобы было легче сеять и собирать урожай. Появятся большие города и дороги, ведущие к этим городам. Будет подлинный рай».

«Рай, опирающийся на изрыгаемый дым и вонючую копоть? Я вижу, что вокруг консервного завода погибли все деревья, а в Малой речке больше нет рыбы».

Шэнноу прихлебывал подслащенное молоко и старался подобрать имя к этому лицу. Браун? Брим? И вдруг он вспомнил: Брум, Джозия Брум. И это имя воскресило еще одно лицо – сильное женское лицо в ореоле пшенично-золотых волос.

Бет.

Воспоминание пронзило его сердце будто нож.

«Господи Боже! Ты же прежде был мужчиной. Теперь ты позволяешь такой мрази, как Сим Джексон, бить тебя на глазах толпы. Свалить тебя в грязь! Во имя Божьей бороды, Йон, чем ты стал?»

«Этот удар унизил его больше, чем меня. Я навсегда отказался убивать. Бет. Я покончил с путями насилия, неужели ты не можешь понять, что есть более достойный образ жизни?»

«Я понимаю только, что не хочу, чтобы ты и дальше жил здесь. Ты мне просто не нужен».

Приближающийся топот копыт вернул Шэнноу в настоящее. Четыре всадника остановили лошадей перед штатом Крестоносцев. Шэнноу встал, положил на стол серебряный полтинник и пошел к двери.

Его нагнал Гарет Арчер.

– Не глупите! Диллон меткий стрелок, а те, кто с ним, совсем не ангелы.

– «Если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя», –сказал Шэнноу. Выйдя наружу, он по трем ступенькам спустился с деревянного тротуара на пыльную улицу.

– Джек Диллон! – окликнул он. Четверо спешились, и самый высокий из них – чернобородый, могучего сложения – резко обернулся к нему.

– Кому я потребовался? – отозвался он. Прохожие на тротуарах остановились и уставились на них.

– Я Йон Шэнноу, и я обличаю тебя как убийцу и разбойника! – Шэнноу услышал судорожный вздох толпы и увидел, что бородач побагровел.

Диллон заморгал. Облизнул губы, но тут же к нему вернулась его самоуверенность.

– Чего? Это чушь!

Шэнноу неторопливо направился к нему, и его голос был слышен всем на улице.

– Ты застрелил фермера Хонкина, хладнокровно убил его. Потом охотился на его детей. Как ты ответишь на эти обвинения, злодей?

– Я тебе отвечать не собираюсь! Рука силача опустилась на пистолет, и толпа бросилась врассыпную. Диллон выстрелил первым, и пуля просвистела у самой щеки Шэнноу. В ответ прогремели оба пистолета Шэнноу, и Диллон с пулями в груди и животе, шатаясь, попятился, уронил пистолет в пыль. Его подручный выстрелил в Шэнноу и промахнулся. Шэнноу выстрелил ему в грудь, он упал на коновязь и больше не шевелился. Оставшиеся два Крестоносца стояли, окаменев. Диллон упал на колени, и кровь заливала его одежду.

Шэнноу широким шагом приблизился к умирающему.

– «Кто роет яму, тот упадет в нее; и кто покатит вверх камень, к тому он воротится».

– Кто… ты… такой? – Диллон повалился набок, но его агонизирующие глаза все еще были устремлены вверх на его убийцу.

– Я – воздаяние, – ответил Шэнноу, отшвыривая ногой его пистолет, и обратился к толпе: – Вы позволили злу расцвести здесь, – сказал он, – и этот позор лежит на вас всех. – Он увидел, что слева подходит Гарет Арчер, ведя на поводу его коня. Не спуская глаз с двух оставшихся Крестоносцев, Шэнноу сел в седло.

– Поезжай на северо-восток, – прошептал Арчер, – а через час сверни на запад, где речка разделяется на два рукава.

– Она будет ждать там? Арчер растерялся, но кивнул.

– Ты знал?

– Я вижу ее в тебе, – ответил Шэнноу, повернул коня и медленно выехал из городка.

Амазига Арчер ждала его у речки. Чернокожая женщина почти не изменилась с тех пор, как Шэнноу видел ее в последний раз. Ушедшие в прошлое десятилетия словно не оставили на ней следа – как и на нем. Ее волосы по-прежнему были иссиня-черными. Ни единой морщины на лице, а миндалевидные глаза хранили свое темное сияние. Одета она была в серую защитную рубаху и кожаную юбку для верховой езды. Она сидела на сером мерине ладоней шестнадцати в холке.

– Следуй за мной, – велела она и поехала по каменистому руслу. Копыта мерина разбрызгивали воду мелкого ручья. Они ехали так почти полчаса, а тогда она повернула мерина вправо и заставила его взобраться на крутой берег. Шэнноу следовал за ней. Копыта его коня соскальзывали с мокрых камней.

– Они увидят, где мы свернули из русла, – сказал Шэнноу. – Опытный следопыт не будет обманут. Течение не быстрое, и метины, оставленные копытами на дне, сохранятся несколько дней.

– Я это знаю, Шэнноу, – сказала она. – Признай за мной хотя бы каплю здравого смысла. Последний час до твоего появления я ездила по воде взад и вперед, причем выбиралась на берег в семи местах. К тому же туда, куда мы едем, за нами не может последовать ни один человек – за одним исключением.

Дальше она ехала молча, направляясь к высокому каменному обрыву. Взглянув вниз, Шэнноу увидел, что теперь их лошади трусят по древней дороге, мощенной грубыми гранитными плитами.

– Когда-то эта дорога вела в Пизекурис, – сказала Амазига Арчер, – главный город аккадцев. Они произошли от народов на окраине Атлантидской империи и достигли наивысшего расцвета тысячи и тысячи лет тому назад.

Впереди показались ряды развалин, а за ними – кольцо из огромных камней. Амазига Арчер проехала через развалины и спешилась в центре кольца. Шэнноу спрыгнул с седла.

– Что теперь? – спросил он.

– Теперь мы пойдем домой, – ответила она, доставая золотистый камешек.

Воздух озарился фиолетовым светом, и конь Шэнноу было взвился на дыбы, но он его тотчас успокоил. Теперь за кольцом виднелся двухэтажный дом из красного кирпича и выкрашенных бревен с крутой крышей из черной черепицы. Перед крыльцом стояла ярко выкрашенная и хитро построенная повозка с окошками по всей длине и четырьмя пухлыми черными колесами.

– Вот мой дом, – сказала она холодно, пока он рассматривал экипаж. – Хотела бы сказать, что ты в нем желанный гость, только это не так. За домом есть загон. Отведи туда лошадей, а я приготовлю что-нибудь поесть.

Бросив ему поводья серого мерина, она ушла в дом. Шэнноу увел лошадей за угол, расседлал и впустил в загон. Потом вернулся к парадной двери и легонько постучал по филенке.

– Бога ради! – сказала Амазига. – Подобная деликатность тут совсем не обязательна!

Войдя, он увидел необыкновенную комнату. Толстый серый палас от стены до стены, четыре мягких кресла и диван, обтянутый черной кожей. С потолка свисала странная стеклянная лампа, не больше винного кубка, но она излучала свет такой яркости, что на нее было больно смотреть. От каменного очага веяло жаром, но угли в нем, хотя и были раскалены, не горели. На письменном столе у дальней стены он увидел непонятное приспособление: ящик с тремя серыми сторонами и одной черной, повернутой к креслу. Сзади от него тянулись провода, скрепленные с небольшой коробочкой в стене.

– Что это за место? – спросил Шэнноу.

– Мой кабинет, – ответила Амазига. – Тебе должно польстить, Шэнноу, – ты третий, кто его видел. Первым был мой второй муж, а вторым мой сын Гарет.

– Ты снова вышла замуж. Это хорошо.

– Да что ты знаешь! – почти крикнула она. – Мой первый муж погиб из-за тебя. А он был моей единственной любовью, Шэнноу. Только тебе этого не понять, верно? И из-за тебя и твоей полоумной веры мой дом был разрушен, и я потеряла моего первого сына. И я не думала, что ты способен причинить мне боль сильнее. И вот, пожалуйста, ты здесь собственной персоной. Новый Илия, не больше и не меньше, и твои извращенные понятия вдохновили законы твоего идиотского нового мира.

– Так для чего вы привели меня сюда, госпожа? – спросил он негромко. – Чтобы возложить на меня вину за все зло человеческое? Вашего мужа убил злой человек. Но ваши друзья погибли потому, что следовали за Саренто, а война с исчадиями была делом его рук. Он, а не я напитал Камни Даниила кровью и погубил Хранителей. Ну, да вы и сами все это знаете. Так если вы не намерены обвинить меня во всех бурях и засухах, в любом моровом поветрии, то для чего вы поручили своему сыну указать мне дорогу к вам?

Амазига закрыла прекрасные глаза и испустила медленный вздох.

– Садитесь, Шэнноу, – сказала она наконец – чуть более мягко. – Я сварю кофе, и мы поговорим. – Она отошла к шкафчику на дальней стене и достала яркий пакет. Шэнноу следил, как она высыпала его содержимое – мелкие черные камешки – в стеклянный сосуд. Затем она нажала на кнопку, и сосуд зажужжал, перемалывая камни в черный порошок. Его она ссыпала в бумажную коробочку сверху другого сосуда побольше. Заметив его взгляд, она в первый раз улыбнулась:

– Напиток, популярный в этом мире, – объяснила она. – Возможно, вы предпочтете пить его с молоком и сахаром. Потребуется еще несколько минут.

– Где мы? – спросил он.

– В Аризоне, – ответила она, предоставив ему недоумевать.

Пройдя через комнату, она села напротив него.

– Я сожалею, – сказала она, – о моих сердитых словах. И я сама знаю, что вы не в ответе… за все целиком. Но, с другой стороны, если бы вы не вторглись в мою жизнь, мой первый муж был бы все еще жив, как и Люк. И я не могу забыть, как вы уничтожили мир – или два мира. Миллионы и миллионы людей. Но Бет была права, вы не намеревались взорвать Меч Божий, вы даже как следует не понимали, что он такое. – Вода в сосуде забурлила, Амазига встала и подошла к нему. – Я не религиозна, Шэнноу. Если Бог есть, то он капризный самодур, и я не хочу иметь с ним ничего общего. И значит, поводов у меня, чтобы не терпеть вас, слишком много.

Бульканье в сосуде сразу оборвалось, и Амазига налила темную жидкость в две узорчатые кружки. Одну она протянула Шэнноу, и он опасливо понюхал пар. Потом отхлебнул. Вкус оказался едко-горьким, похожим на баркеровку, но крепче.

– Вот сахар, – сказала Амазига.

С сахаром напиток стал почти сносным.

– Скажите, чего вы хотите от меня, госпожа? – сказал он, отставляя кружку.

– Вы так уверены, что мне что-то нужно от вас? Он кивнул.

– Я не ищу новых сердитых препирательств, но я хорошо знаю, что вы меня презираете. Вы ясно давали это понять уже много раз. И раз я здесь, значит, вы нуждаетесь во мне. Вопрос только в одном: для чего?

– Ну, может, просто я хотела спасти вам жизнь. Он покачал головой:

– Нет, госпожа. Вы презираете меня и все, что, по-вашему, я знаменую. Так зачем бы вам меня спасать?

– Ну ладно! – отрезала она. – Мне нужна услуга.

– Скажите какая, и я попытаюсь, если это осуществимо.

Она потерла лоб и отвела глаза.

– Вы так легко сыплете обещаниями! – сказали она почти вполголоса.

– И сдерживаю их, госпожа, если даю. Я не лгу.

– Да знаю я это! – сказала она, повышая голос. – Вы же Взыскующий Иерусалима, Господи Боже ты мой!

– Просто скажите, что вам нужно, – не отступал он.

– Да, я скажу, что мне нужно от вас, Шэнноу. Вы сочтете меня сумасшедшей, но все равно дослушайте до конца. Обещаете? – Он кивнул, а она помолчала, а потом посмотрела ему прямо в глаза. – Ну хорошо. Я хочу, чтобы вы вернули Сэма из мертвых.

Он молча смотрел на нее.

– Это вовсе не безумие, как может показаться на первый взгляд, – продолжала Амазига, – поверьте мне, Шэнноу. Прошлое, настоящее, будущее сосуществуют, и мы можем бывать в них. Вы же уже знаете это – ведь легионы Пендаррика, чтобы вторгнуться в наши земли, перешли бездну времени. Они перешли через двенадцать тысяч лет. Это возможно.

– Но Сэм же мертв! Как вы не понимаете?

– Неужели вы способны мыслить только прямолинейно? – вспылила она. – Предположим, вы вернулись в прошлое и помешали им убить его.

– Но я же этого не сделал! Мне непонятны принципы, стоящие за подобными путешествиями, но я знаю, что Сэм Арчер умер, потому что это произошло. Если я вернулся бы туда и спас его, мы бы не вели сейчас этот разговор!

Внезапно она засмеялась и захлопала в ладоши.

– Браво, Шэнноу, наконец-то взлет воображения! Отлично. А теперь подумайте вот о чем: если бы я отправилась в прошлое и застрелила вашего отца до того, как он познакомился с вашей матерью, а затем вернулась сюда, была бы я сейчас тут одна? Вы перестали бы существовать?

– Полагаю, что так, – ответил он.

– Нет! – торжествующе воскликнула она. – Таково величайшее открытие.

– Но как я мог бы оказаться здесь, не имея отца?

– Параллельно нашей вселенной существует еще бесконечное их множество, возможно, в том же пространстве. Бесконечное. Иными словами, без числа. Существуют тысячи Йонов Шэнноу, возможно, миллионы. Когда мы проходим через древние порталы, мы попадаем в параллельные вселенные. Некоторые идентичны нашей, другие отличаются самую чуточку. Бесконечное их число означает, что любое, о чем мы способны помыслить, обязательно должно где-нибудь существовать. И где-то Сэм Арчер не умер в Замке-на-Руднике. Вы понимаете?

– Слова я слышу, госпожа. Но понять их – это совсем другое.

– Представьте себе песчинки в пустыне. Двух абсолютно одинаковых среди них практически нет. Шанс найти две идентичные песчинки равен примерно одному к ста миллионам. Но, с другой стороны, число песчинок конечно, хотя оно может равняться и тридцати триллионам. Однако предположим, что числу песчинок предела нет. Тогда соотношение ста миллионов к одному станет не таким уж большим. А в бесконечности должно быть бесконечное количество идентичных песчинок. Таков факт жизни внутри мультивселенной. Я знаю. Я видела.

Шэнноу допил кофе.

– Вы хотите сказать, что в каком-то мире Сэма Арчера еще не увели в Замок-на-Руднике?

– Вот именно.

– Так почему вы не отправитесь туда и не найдете его сами? Зачем посылать кого-то?

Амазига отошла к сосуду и наполнила кружки. Теперь Шэнноу прихлебывал черный напиток с удовольствием. Она села и откинулась на спинку кожаного кресла.

– Я побывала в прошлом, – сказала она, – и нашла Сэма. И вернулась с ним домой. Мы прожили с ним здесь почти год.

– Он умер?

Она покачала головой.

– Я совершила ошибку. Рассказала ему всю правду, и однажды утром он исчез, отправился на поиски того, что назвал своей собственной жизнью. Но он не знал, что я уже была беременна Гаретом. Возможно, это толкнуло бы его изменить решение. Не знаю. Но на этот раз, Шэнноу, я все сделаю правильно. С вашей помощью.

– Вашему сыну около двадцати. Почему вы ждали так долго?

Амазига вздохнула.

– Ему восемнадцать. У меня ушло два года, чтобы снова найти Сэма. Да и то мне повезло. Последние десять лет я потратила на исследования, изучала ясновидение и мистицизм. И поняла, что ясновидящие не могут видеть будущее, так как оно еще не существует. Они лишь способны заглядывать в другие идентичные миры, чем и объясняется нелепейшая ошибочность некоторых их предсказаний. Они видят будущее другого мира и предсказывают, что оно произойдет здесь. Но самые разные события могут изменить вероятные будущие. Наконец, я сумела найти человека с невероятнейшими способностями. Он жил в Сидоне – я редко видела более красивые края: красные крутые холмы среди великолепной пустыни. Некоторое время я жила с ним и с помощью моих Сипстрасси запечатлевала его способности в машине. – Она встала и подошла к ящику с черной стенкой на письменном столе. – Вот в этой. Она похожа на компьютер, но совершенно особый. – Амазига нажала кнопку, экран замерцал, и его заняло красивое мужское лицо с огненно-рыжими, отливающими золотом волосами и глазами удивительной синевы.

– Добро пожаловать домой, Амазига, – раздался негромкий, гармоничный и бесконечно человечный голос. – Я вижу, ты нашла, кого искала.

– Да, Люкас. Это Йон Шэнноу.

Шэнноу вскочил и подошел к ящику.

– Ты заперла там человека? – спросил он в ужасе.

– Нет, не человека. Он умер. Я уехала, продолжая исследования, а с ним случился инфаркт. Люкас хранит все его воспоминания. Но он одновременно и нечто иное. Он осознает себя по собственному праву. Действует он как своего рода хроноскоп, используя и силу Сипстрасси, и магию древних порталов. Благодаря его способностям мы можем наблюдать альтернативные миры. Покажи ему, Люкас.

– Что вам хотелось бы увидеть, мистер Шэнноу? – спросил Люкас.

Он чуть было не сказал «Иерусалим», но не смог и, поколебавшись, ответил:

– Выберите сами.

Лицо исчезло, и Шэнноу увидел перед собой город на холме с огромным храмом в центре. Небо над городом было глубокой синевы. Перед храмом, вскинув руки, стоял мужчина, которого слушала огромная толпа. Он был одет в вызолоченные доспехи и бронзовый шлем. Из машины доносились звуки языка, которого Шэнноу не знал, и голос человека в доспехах был мелодичным и сильным. В его речь ворвался голос Люкаса:

– Это Соломон, и он освящает великий иерусалимский храм.

Картина растаяла и тотчас сменилась другой. Теперь город лежал в развалинах. Темнобородый человек угрюмо смотрел на разбитые камни. И вновь Люкас пояснил:

– Это ассирийский царь. Он уничтожил город. Соломон пал в великой битве. Как видишь, храма тут нет. В этом мире Соломон потерпел неудачу. Хочешь увидеть другие варианты?

– Нет, – сказал Шэнноу. – Покажите мне Сэма Арчера – того, которого вы хотите, чтобы я нашел.

Экран замерцал, и Шэнноу увидел горный склон со скоплением палаток. Несколько человек собирали хворост. Одним был высокий широкоплечий мужчина, которого он так хорошо помнил: Сэм Арчер, археолог и Хранитель. За его плечом торчало ружье. Он стоял на уступе и оглядывал равнину. По равнине двигалось войско.

– На следующий день, – сказал Люкас, – армия проникнет в горы, убивая всех.

– Какая это война?

– С исчадиями. Они победили, а теперь истребляют последних, кто уцелел.

Экран снова замерцал, и на нем возникло красивое лицо с ясными синими глазами.

– А я в этом мире существую? – спросил Шэнноу.

– Существовали. Были фермером. Вас убили во время первого вторжения. Сэм Арчер не был с вами знаком.

– А кто управляет исчадиями? Саренто? Уэлби?

– Ни тот и ни другой, а Кровь-Камень.

– Но ведь кто-то же должен его контролировать?

– Нет, Шэнноу, – сказала Амазига. – В этом мире Кровь-Камень живой. Саренто втянул его в себя и таким образом сотворил демона ужасающей мощи. С тех пор умерли тысячи и тысячи, чтобы насыщать Кровь-Камень.

– А убить его можно?

– Нет, – сказал Люкас. – Он неуязвим для пуль и снарядов и способен окружить себя силовым полем гигантской мощности. Его мог бы уничтожить Меч Божий, но в этом мире не было подстерегающей ядерной ракеты.

– Кровь-Камень тебя не касается, Шэнноу, – вмешалась Амазига. – Я хочу только, чтобы ты спас Сэма и доставил его сюда. Так ты согласен?

– У меня есть затруднения, – сказал он.

– Ну да. С твоей памятью. Тут я могу тебе помочь. Но только после твоего возвращения.

– Но зачем ждать?

Она заколебалась, а потом ответила:

– Я скажу тебе правду и прошу тебя принять ее. Если я верну тебе память, ты уже не будешь таким, как сейчас. А человек, которым ты станешь – хотя и более для меня приемлемый, – будет иметь меньше шансов на успех. Поверишь мне на слово?

Шэнноу помолчал, не отводя светлых глаз от ее темных.

– Тебе нужен Шэнноу-убийца.

– Да, – прошептала она. Он кивнул.

– Это принижает нас обоих.

– Знаю, – ответила она, опустив глаза.

Когда Нестор и Клем въехали в Чистоту, главная улица городка кишела людьми. Рудокопы, чьи карманы жгла недельная получка, спешили в питейные заведения и игорные дома, а горожане направлялись в рестораны и харчевни. Лавки и магазины были все еще открыты, хотя уже давно смерклось, и трое фонарщиков с лестницами и свечами шли по улице, а позади них двойной ряд больших фонарей лил желтоватый свет, и в его лучах грязь на мостовой сверкала, точно золотые самородки.

Нестор никогда прежде в Чистоте не бывал, хотя и слышал, что серебряные рудники очень способствовали процветанию общины. В воздухе воняло дымом и серой, а на улице повсюду звучала музыка, режущая слух дисгармоничностью и громкостью – слишком уж много мелодий соперничали между собой.

– Выпьем! – крикнул Клем. – У меня горло пересохло так, будто в нем застряла половина пустынь!

Нестор кивнул, и они остановили лошадей перед большим трактиром с затейливыми окнами из цветных стекол. У коновязи лошадей стояло не меньше двадцати, и Нестор не без труда нашел место еще для двух. Клем поднырнул под жердь и вошел в трактир. Внутри были расставлены игорные столы, а за ними виднелась стойка, обслуживавшаяся пятью барменами. Играл духовой оркестр под аккомпанемент рояля. Игорный зал опоясывала галерея, и Нестор увидел на ней броско одетых женщин, направляющихся куда-то под руку с рудокопами и горожанами. Он нахмурился. Подобное поведение было безнравственным, и его поразило, что город под рукой Диакона закрывает глаза на подобное возмутительное зрелище.

Клем пробрался к стойке и заказал два пива. Нестору вкус пива не нравился, но он промолчал, когда бармен придвинул к нему кружку.

Шум вокруг стоял оглушительный, и Нестор пил в растерянном молчании. Какое удовольствие могут люди извлекать из подобных мест? Он подошел к карточному. столу, в середине которого громоздилась куча бумажных обменников, и покачал головой. Зачем работать всю неделю, а потом спустить весь заработок за один вечер? Нет, этого ему не понять!

Нестор повернулся и нечаянно толкнул дюжего детину с пинтовой кружкой в руке. Пиво выплеснулось мужчине на рубашку, он выронил кружку, и она разлетелась осколками по усыпанному опилками полу.

– Стервец безмозглый! – взревел детина.

– Простите! Разрешите я куплю вам… В лицо Нестора врезался кулак и отшвырнул его на карточный стол. Стол опрокинулся, рассыпая обменники по полу. Нестор перекатился набок и попытался встать, но у него так закружилась голова, что он упал на колени. В его бок врезался тяжелый сапог, и он откатился к ножке стола. Детина нагнулся и поднял его за лацканы куртки.

– Ну хватит; – услышал Нестор голос Клема Стейнера.

Детина оглянулся.

– Я сам скажу, когда хватит. И не раньше, – парировал он.

– Отпусти его, не то я тебя убью, – сказал Клем. Музыка оборвалась, едва Нестор получил первый удар, но теперь тишина стала нестерпимой. Детина медленно разжал руки, отпихнул юношу и повернулся к Клему, поводя рукой над кобурой с пистолетом.

– Ты меня убьешь, тварь навозная? Да ты знаешь, кто я?

– Я знаю, что ты жирная туша и быстр, как параличная черепаха, – ответил Клем с небрежной улыбкой. – На твоем месте я бы подождал пистолет вытаскивать, а собрал бы вокруг тех друзей, какие у тебя имеются. Детина выругался и ухватил пистолет, но прежде, чем его пальцы успели сомкнуться на рукоятке, он увидел перед собой дуло никелированного пистолета. Клем шагнул вперед, и дуло уперлось в переносицу детины.

– И как только такой копуша дожил до того, чтобы обзавестись такой безобразной мордой? – спросил Клем. При последних словах он сделал еще шаг и ударил детину коленом в пах. Тот со стоном согнулся, и Клем с силой опустил рукоятку пистолета на его затылок. Детина упал ничком и замер.

– Приветливое местечко, – сказал Клем, убирая пистолет в кобуру. – Нестор, ты тут все оглядел? – Юноша угрюмо кивнул. – Так пойдем поищем, где бы перекусить. – И Клем похлопал его по плечу.

Нестор шагнул, пошатнулся, и Клем поддержал его.

– Черт, малый, с тобой хлопот не оберешься. К ним подошел пожилой мужчина.

– Сынок, послушай доброго совета и уезжай из Чистоты. Сахс не забудет, как ты его уложил. Он постарается тебя отыскать.

– Какая в городе самая лучшая обжорка? – спросил Клем.

– «Малютка Мари». В двух кварталах к югу. На правой стороне.

– Ну так когда он прочухается, скажите ему, куда я пошел. И скажите, чтобы он прихватил свой заступ. Я его похороню там, где он свалится.

Клем вывел Нестора из трактира и подсадил в седло.

– Держись, малый, – сказал он. – Боль скоро пройдет.

– Да, сэр, – промямлил Нестор, а когда Клем вскочил на лошадь и повернул на север, ведя лошадь Нестора, за повод, юноша недоуменно спросил: – Так вы же не туда едете?

Клем только весело усмехнулся. Через несколько кварталов они увидели вывеску, гласившую «Ресторан Единство», над довольно непритязательным заведением.

– Сойдет! – сказал Клем. – Как ты себя чувствуешь?

– По мне будто лошадь прогулялась.

– Ничего, выживешь! Давай-ка перекусим. В ресторанчике стояло всего пять столиков, а занят был только один. За ним сидел высокий мужчина в серой защитной рубашке Крестоносца. Клем повесил шляпу на вешалку у двери и направился к свободному столику. К ним подошла тоненькая официантка – блондинка с волосами цвета меда.

– У нас есть бифштексы. У нас есть куры. У нас есть ветчина. Что выберете?

– Теперь я понял, почему ваш ресторан так популярен, – сказал Клем. – Надеюсь, еда будет теплее вашего гостеприимства.

– Пока не выберете, не узнаете, – парировала она, и глазом не моргнув. – У нас есть бифштексы. У нас есть куры. У нас есть ветчина. Что выберете?

– Мне бифштекс с яйцом. Ему тоже. С кровью.

– Э-э… Мне бы хорошенько прожаренный, – сказал Нестор.

– Он молод, но скоро поумнеет, – перебил Клем. – Два бифштекса с кровью.

– У нас есть местное вино. У нас есть пиво. У нас есть баркеровка. Что выберете?

– А вино приличное? – Она подняла бровь. – Забудьте! Два пива.

Когда она ушла, Нестор наклонился к Клему.

– Что это за город? – спросил он. – Вы видели, чем они занимались в трактире? Играли на деньги, якшались с… с… – Он смущенно замолчал.

– Ты про женщин? – Клем засмеялся. – Эх, Нестор, тебе учиться и учиться, малый!

– Но это же против законов Диакона!

– Есть вещи, против которых никакие законы не помогут, – сказал Клем, переставая улыбаться. – Большинству мужчин время от времени требуется общество женщины. А в рудничных городках, где число мужчин превосходит число женщин раз, может, в двадцать, их на всех никак не хватит, а это приводит к беспорядкам, Нестор. Хорошая шлюха содействует поддержанию мира.

– Твой друг – мудрый человек, – сказал Крестоносец, поднявшись со стула и подходя к ним. Он был. высокий, сутуловатый, с висячими усами. – Добро пожаловать в Чистоту, ребята, – сказал он. – Я Сиф Уилер, местный капитан Крестоносцев.

– Первые слова привета, которые мы тут услышали, – сказал Клем, протягивая руку. Уилер пожал ее и сел рядом. – В гости приехали? – спросил он.

– Завернули переночевать, – ответил Клем, не дав Нестору рта открыть.

Уилер кивнул и повернулся к Нестору.

– Не суди нас строго, малый, – сказал он. – Твой друг прав. Как только тут нашли серебро, сюда вдобавок к четырем тысячам рудокопов нахлынули всякие мерзавцы. Крутые ребята. Сначала мы пытались требовать соблюдения законов об азартных играх и прочем, но не было толку никакого. Мошенники и шулера обирали трудяг. Начались убийства. Вот мы и открыли игорные дома и приглядываем, чтобы игра там велась честно. Конечно, тут есть к чему придраться, но мы стараемся поддерживать порядок. А это непросто.

– Но как же законы? – спросил Нестор. Уилер устало вздохнул.

– Ну, издам я закон, что дышать разрешается только по воскресеньям. Думаешь, его будут соблюдать? Люди соблюдают только те законы, с которыми согласны, или те, соблюдать которые их способны принудить такие, как я. Я могу заставить рудокопов и преступный сброд держаться подальше от порядочных горожан. Это я могу. Но Единству требуется серебро, а здешние рудники самые богатые. Вот мы и получили от апостола Савла разрешение на наши… заведения. – Было ясно, что Уилеру такое положение вещей не очень по вкусу, и Клему он показался порядочным человеком. – Так куда вы едете? – спросил Крестоносец Нестора.

– Ищем одного человека, – ответил юноша.

– Кого же?

– Пастыря Долины Паломника, сэр.

– Йона Кейда? Я слышал, его убили, когда его церковь сгорела.

– А вы его знали? – спросил Клем.

– В глаза не видел. Но пошли слухи, что он привечает волчецов – даже в свою церковь их пускает. Неудивительно, что она запылала. Так он жив, вы считаете?

– Да, сэр, – сказал Нестор. – Он убил налетчиков, но был ранен. Тяжело.

– Что ж, здесь его нет, сынок. Могу тебя в этом заверить. Но все-таки опиши его, а я присмотрю, чтобы это описание распространили.

– Рост около шести футов двух дюймов, на висках легкая седина. На нем был черный плащ, белая рубашка, черные брюки и башмаки. Лицо очень худое, глаза глубоко посажены и почти не улыбается. Лет ему тридцать пять, а может, и больше.

– А куда он был ранен? – негромко спросил Уилер. – В висок? Вот сюда? – добавил он, постукав себя по голове справа.

– Да, сэр. Вроде бы. Один человек видел его, когда он уезжал, и сказал, что у него из головы текла кровь.

– Но вы откуда знаете, если не видели его? – вмешался Клем.

– Я видел человека, отвечающего этому описанию. Что еще можете вы сказать мне про него?

– Он тихий человек, – ответил Нестор. – И не терпит никакого насилия.

– Да неужто? Ну, для человека, который не одобряет насилия, он немножечко часто прибегает к нему. Застрелил нашего Клятвоприимца. Прямо в церкви. Должен признать, что Крейн – убитый – был редким мерзавцем, но дело-то не в том. А перед тем он ввязался в перестрелку, когда Крейн и еще некоторые напали на странников. Убиты были несколько мужчин… и женщин. Думаю, от раны у вашего Пастыря помутилось в голове, сынок. Ты не поверишь, кем он назвался.

– Кем же? – спросил Нестор.

– Взыскующим Иерусалима!

У Нестора отвисла челюсть, и он покосился на Клема, но лицо того хранило равнодушие. Уилер откинулся на спинку стула.

– Вас это вроде бы не удивило, друг. Клем пожал плечами:

– С раной в голове чего не скажешь! Так, значит, вы его не поймали?

– Да нет. И сказать честно, я надеюсь, что так и дальше будет. Он же очень больной человек. И его как никак толкнули на это. Но одно я вам скажу: стрелять он умеет. Удивительный талант для проповедника, который не любит насилия.

– Такой уж он человек, полный сюрпризов, – сказал Клем.

Иаков Мун думал о другом, о куда более важном, чем смертельно раненный человек, который с трудом полз через двор к упавшему пистолету. Он взвешивал свои дальнейшие действия. Апостол Савл обходился с ним по-честному: вернул ему молодость, а потом обеспечивал немалое богатство и женщин хоть отбавляй. Но день Савла клонился к закату.

Конечно, Савл воображает, будто способен занять место Диакона. Однако Мун знал, что так не будет. Как он ни пыжился, с какой легкостью ни убирал людей ради власти, в Савле все равно была слабина. Никто, кроме него, Муна, ее словно бы не замечал. Ну да их ослеплял блеск Диакона, и они не видели недостатков его ближайшего помощника. «Посмотрим правде в глаза, – сказал себе Мун, – тень Савл отбрасывает самую жиденькую».

Раненый застонал. Он уже почти дополз до пистолета. Мун выждал, пока дрожащие пальцы не сомкнулись на рукоятке, а тогда послал ему две пули в спину. Вторая перебила позвоночник в крестце, и у раненого отнялись ноги. Сжимая пистолет, он пытался перекатиться набок, чтобы прицелиться в своего убийцу, но ничего не получалось: ноги стали непосильным бременем. Мун перешел вправо.

– Сюда, Ковач, – сказал он. – Попробуй, не получится ли так?

Умирающий Бык Ковач упрямо уперся в землю, и мощные руки наконец помогли ему повернуться настолько, что он увидел высокого головореза. Трясущимися пальцами Бык взвел курок пистолета. Мун вынул свой и прострелил ему голову. Пуля вошла в лоб над самой переносицей.

– А, черт, храбрости ему хватало! – сказал один из Иерусалимских Конников, сопровождавших Муна.

– Храбростью много не возьмешь, – сказал Мун. – Вы, ребята, возвращайтесь в Долину Паломника и доложите о нападении разбойников на ферму Ковача. Про меня скажите, что я их выслеживаю. Если я вам понадоблюсь, я буду в Доманго. И, Джед! – крикнул он им вслед, когда они пошли к лошадям.

– Что, сэр Иаков?

– У меня нет времени на лавочника. Займись им ты.

– Когда?

– Через два дня, – ответил Мун. – Вечером накануне принесения Клятвы.

Когда Конники уехали, Мун перешагнул через труп и неторопливо вошел в дом. Бревна стен были отлично обтесаны и пригнаны друг к другу, земляной пол плотно утрамбован и чисто выметен. Для уютности Бык Ковач покрыл его узорами. Картин на стенах не было, а вся мебель была самодельной. Мун подтянул стул и сел. На старой чугунной печурке стоял кувшин с баркеровкой, над которым курился душистый пар. Протянув руку, он налил себе кружку и снова задумался о Савле.

Апостол был прав. Земля – вот ключ к богатству. Но к чему ею делиться? Почти вся, какую они себе обеспечили, записана на Муна. «Когда Савл перекинется, я буду вдвое богаче».

Из темного угла выскользнула черно-белая кошечка и потерлась о ноги Муна. Потом вспрыгнула к нему на колени и замурлыкала. Мун начал поглаживать ее по голове, и она благодарно свернулась клубочком, мурлыча все громче.

Когда его убить – вот в чем заключался вопрос теперь.

Поглаживая кошечку, Мун почувствовал, как расслабляется, и ему припомнился стих из Ветхого Завета – что-то про то, что всему есть свое время: время сеять и время убирать посеянное, время жить и время умирать. Что так, то так.

Пока еще время Савла не пришло… Сперва Иерусалимец. Потом баба, Бет Мак-Адам. Мун допил баркеровку и встал, кошечка ударилась об пол всеми четырьмя лапами. Он широким шагом вышел во двор, кошечка побежала за ним, остановилась в дверях и замяукала.

Мун одним плавным движением обернулся и выстрелил. Потом перезарядил пистолет, вскочил на лошадь и поехал в Доманго.