Глава 2. Полет

Драконы, словно ласточки, описывали широкие круги над рекой. Казалось, что полет дается им без всякого труда. Хеби сверкала алым, а высоко над ней – по расширяющейся спирали – кружила Синтара, подобная синему сапфиру на фоне голубого неба. Сердце Татса радостно запело, когда он наконец заметил пару изумрудных крыльев. Фенте! Его собственная зеленая драконица, его королева Фенте порхала уже три дня, и каждый раз, когда Татс видел ее в воздухе, душу юноши наполняли любовь и гордость. И конечно, эти чувства были слегка приправлены тревогой.

Глупыш! Я – дракон. Небеса принадлежат мне. Я понимаю, что привязанному к земле существу трудно такое осознать, но именно здесь мой дом.

Ее снисходительность могла вызвать только улыбку.

Ты паришь, как пух одуванчика.

Пух с когтями! Я лечу на охоту!

Хорошей тебе добычи!

Татс наблюдал, как Фенте, накренившись, отделяется от стаи, направляясь к подножиям холмов на дальнем берегу реки. Хранитель ощутил укол разочарования. Наверное, сегодня он ее уже не увидит. Она найдет добычу, убьет ее, наестся до отвала, заснет – а вечером вернется не к нему, а в Кельсингру. Там Фенте понежится в купальне или переночует, спрятавшись в укромном городском убежище, предназначенном для драконов. Конечно, оно и к лучшему. Это как раз то, что ей необходимо, чтобы расти и увереннее летать. И Татс радовался, что его драконица одной из первых смогла взмыть ввысь. Но… он скучал по ней. Успех Фенте сделал его еще более одиноким, чем прежде.

Несколько других драконов пытались проделать то, что Фенте уже освоила. Карсон стоял рядом с серебристым Плевком и, придерживая за край крыльев, осматривал на предмет паразитов. Плевок сверкал, как отполированный меч. Татс догадался: хранитель под предлогом ухода заставляет дракона расправлять крылья. Плевок ворчал – недовольно и угрожающе, однако охотник не обращал на брюзжание дракона ни малейшего внимания. К сожалению, не все их подопечные тренировались и упражнялись охотно. Плевок был в числе самых упрямых. Ранкулос проявлял неосторожность и славился угрюмым нравом. Черно-синий Кало кипел величавым возмущением по поводу того, что жалкие людишки смеют им руководить, а Балипер откровенно боялся быстрого течения реки. Что до остальных, то, по мнению Татса, они просто ленились. Обучение полету требовало немалых усилий и протекало довольно болезненно.

Однако некоторые драконы были твердо намерены взмыть вверх, добиться этого любой ценой. Дортеан упал на деревья и так сильно ушибся, что до сих пор не вполне выздоровел. А Сестикан порвал перепонку. Его хранитель, Лектер, удерживал поврежденное крыло своего дракона в раскрытом положении и плакал от жалости, пока Карсон зашивал разрыв.

Меркор замер, широко раскинув золотые крылья в бледном солнечном свете. Харрикин и Сильве наблюдали за ним, и на лице девушки отражалось беспокойство. Ранкулос, дракон Харрикина, ревниво следил за ними. Золотистый самец раскинул крылья и отрывисто хлопнул ими, словно удостоверяясь, что все работает. Перенеся вес тела на задние лапы, он подобрался и подпрыгнул, делая широкие взмахи. Но, несмотря на все усилия, не сумел набрать достаточную высоту, так что лишь спланировал вдоль реки, после чего неуклюже приземлился на песок. Татс испустил протяжный вздох разочарования и увидел, что Сильве закрыла лицо ладонями. Золотой дракон вырос, но сильно похудел и уже не сверкал так, как прежде. Умение летать и добывать пропитание становилось вопросом жизни и смерти – и не только для самого Меркора, но и для остальных его сородичей. Они пойдут за ним, куда бы он их ни повел.

Меркор обладал какой-то странной властью над ними, и Татс не вполне понимал причину этого. Когда все они были еще змеями, он возглавлял их «клубок», и, как ни странно, драконы сохранили ему верность и в новой жизни. И когда Меркор объявил, что освоившие полет драконы должны охотиться исключительно на другом берегу реки и не трогать животных на этой стороне, чтобы хранителям проще было прокормить их пока что прикованных к земле собратьев, никому даже в голову не пришло с ним спорить. Теперь все наблюдали за тем, как Меркор разминает крылья, и Татс надеялся, что если ему удастся взлететь, то и остальные проявят бо́льшую заинтересованность.

Когда драконы смогут охотиться, всем станет легче жить. Хранители тоже смогут перебраться в Кельсингру. Татс подумал о теплой постели и горячей воде и тоскливо вздохнул. Он снова поднял взгляд, чтобы полюбоваться на Фенте.

– Трудно ее отпустить, да?

Молодой человек неохотно повернулся к задавшей этот вопрос Элис. Мгновение Татс потрясенно думал, что она заглянула ему в сердце и поняла, как он страдает по Тимаре. А затем, поняв, что речь шла о его драконице, попытался улыбнуться. Женщина из Удачного в последнее время была молчаливой, серьезной и какой-то отстраненной. Казалось, будто она опять стала чужой утонченной дамой из богатой семьи: когда хранители поразились, узнав, что она отправится вместе с ними вверх по реке Дождевых чащоб. Сперва Элис соперничала с Тимарой, добиваясь внимания Синтары, но исключительная ловкость девушки из Трехога, умелой охотницы, вскоре завоевала если не сердце, то желудок синей драконицы. Однако Элис все-таки нашла свое место среди хранителей. Она не добывала дичь, но помогала чистить драконов и лечить их раны, а ее обширные познания о драконах и Старших оказались чрезвычайно важными и полезными. Какое-то время они считали, что Элис вписалась в их круг.

Однако ни один дракон так и не избрал молодую женщину своей хранительницей, а когда Рапскаль заявил, что найденный ими город принадлежит только Старшим, Элис и вовсе осталась одна. На душе у Татса сразу же делалось неуютно при воспоминании о том жестком противостоянии. Когда они попали в Кельсингру, Элис властно заявила, что здесь ничего нельзя трогать или менять, пока она не сможет тщательно описать мертвый город. Татс тогда согласился с ней, как и другие. Теперь он сам дивился тому, какую власть этой женщине предоставили лишь потому, что она была взрослая и ученая.

А потом произошла та роковая стычка между Элис и Рапскалем. Рапскаль, единственный из хранителей, мог посещать Кельсингру когда вздумается. Его драконица, Хеби, научилась летать первой и, в отличие от сородичей, не возражала возить у себя на спине пассажира. Хеби не раз доставляла в город и саму Элис. Но когда Рапскаль и Тимара совершили очередную вылазку и на следующий день вернулись с запасом теплых одеяний Старших, чтобы поделиться с друзьями, донашивавшими жалкие лохмотья, рыжеволосая исследовательница вознегодовала. Татс никогда еще не видел воспитанную, неизменно вежливую Элис настолько злой. «Остановитесь! – кричала она. – А ну-ка перестаньте обращаться с вещами Старших так небрежно! Немедленно положите всё обратно! О чем вы только думали, когда забирали наследие Старших из города?»

Ребята поначалу смутились, но тут Рапскаль бросил Элис вызов. Он сказал ей – со свойственной ему прямотой, – что город вовсе не мертвый, как она думает, а живой и принадлежит Старшим. И напомнил Элис, что сама она – простой человек и к Старшим никакого отношения не имеет. Вот так-то. И Татсу, хотя сердце у него и обливалось кровью при виде Тимары с Рапскалем, стало очень жаль Элис. А когда он понял, что она быстро отдаляется, отгораживается от них, ему стало стыдно и захотелось все исправить. Сейчас молодой человек в душе упрекнул себя за то, что с тех пор ни разу даже не заглянул к Элис и не спросил, все ли у нее в порядке. Конечно, он и сам страдал, но ему следовало проявить хоть какое-то участие. А он даже не заметил отсутствия Элис, пока та не появилась среди них снова.

Может, ее попытка завязать разговор означает, что она пришла в себя после отповеди Рапскаля? Татс надеялся, что так и есть.

Улыбнувшись ей, он ответил:

– Фенте изменилась. Я теперь нужен ей не так сильно, как прежде.

– Очень скоро это произойдет с каждым из хранителей, – произнесла Элис, продолжая наблюдать за драконами, парящими в небе. – Все изменится. Ваши подопечные будут думать только о себе. Драконы сами начнут определять свою жизнь. И возможно, нашу тоже.

– Что ты имеешь в виду?

Теперь Элис посмотрела прямо на него, недоуменно приподняв брови, как будто ее изумила подобная непонятливость:

– Я хочу сказать, что драконы снова будут править миром. Как они делали это и раньше.

– Раньше? – повторил Татс и зашагал следом за Элис.

Это вошло у всех них в привычку: хранители и не освоившие полет драконы по утрам собирались на берегу реки, обсуждая разные дела и строя планы. Татс оглянулся и на миг восхитился волшебным зрелищем. В тающем утреннем тумане сверкали фигуры хранителей, облаченных в одеяния Старших. Драконы разбрелись по пологому склону и ярко блестели на фоне влажного от росы луга. Они разминали крылья, энергично хлопая ими по траве, или вытягивали шеи и лапы. Карсон прекратил понукать Плевка и ожидал их вместе, расположившись с Седриком у подножия холма.

И вдруг Татс сообразил, что у них появился предводитель. Несмотря на впечатляющую речь, произнесенную после возвращения из Кельсингры, Рапскаль не стал командовать другими, хотя Татс и считал, что он вполне на такое способен. Но вероятно, его совершенно не привлекала роль вожака. Рапскаль был красивым и веселым малым. Он пользовался симпатией товарищей, но большинство говорило о нем с теплой улыбкой, а не с глубоким уважением. Рапскаля считали немного странным: то на него нападала задумчивость, то вдруг находила неестественная общительность. Однако он всегда оставался доволен собой. Честолюбие, которое мигом возгорелось бы в Татсе, окажись он на его месте, было совершенно не свойственно Рапскалю.

По возрасту Карсон был старше всех, кого избрали драконы. Казалось логичным возложить на него ответственность, и охотник от нее не уклонялся. Как правило, Карсон распределял между хранителями обязанности: одним поручалось чистить и обихаживать питомцев, пока другие отправлялись добывать дичь или ловить рыбу. Если хранитель вдруг протестовал и говорил, что он по горло занят, что у него сейчас есть какие-то другие неотложные дела, Карсон не упорствовал. Он никогда не давил на ребят и не настаивал на своем любой ценой, но действовал мудро, с учетом ситуации и личных особенностей каждого. В результате все признали его главенство и власть.

Элис молча взяла на себя часть черной, но необходимой повседневной работы. Она следила за коптильней, где вялились рыба и мясо, собирала съедобные растения и помогала чистить драконов. Сильве, будучи не слишком хорошей охотницей, полностью сосредоточилась на приготовлении еды. По предложению Карсона хранители опять стали есть все вместе. Было приятно собираться, чтобы поесть и вдоволь поболтать, как они делали это прежде, когда сопровождали драконов вверх по реке.

Благодаря этому Татс чувствовал себя менее одиноким.

– Да, драконы будут править миром, – продолжила Элис и покосилась на собеседника. – Когда видишь их в полете, а потом наблюдаешь за тем, как вы меняетесь… это заставляет по-другому оценить то, что я обнаружила во время своих ранних исследований. Драконы были центром цивилизации Старших, а люди являлись отдельной популяцией и жили в поселениях вроде того, что мы нашли здесь. Они выращивали зерно и разводили скот, который отдавали Старшим в обмен на их чудесные изделия. Взгляни на город на том берегу реки, Татс, и задай себе вопрос: как они могли себя прокормить?

– Ну, на окраинах, наверное, паслись стада. И еще были поля… – пробормотал Татс. – Да?

– Наверное. Но хозяйством занимался простой люд. Старшие же посвящали себя магии и уходу за драконами. Все, что они строили и создавали, было нужно не им, а драконам, которые их затмевали.

– В смысле – правили ими? Драконы повелевали Старшими? – беспомощно уточнил Татс.

Такая картина показалась ему не слишком вдохновляющей.

– «Правили» – это не совсем точное слово. Разве Фенте тобой правит?

– Нет, конечно!

– Однако ты посвящал все дни добыче пищи для Фенте, чистил свою драконицу и всячески о ней заботился.

– Но я сам так хотел!

Элис улыбнулась:

– Вот поэтому термин «правили» и не годится. Очаровывали? Околдовывали? Я не уверена, как это следует правильно выразить, но ты, Татс, наверняка меня понимаешь. Если у нынешних драконов будет потомство, их число увеличится, и тогда они неизбежно станут перестраивать мир под себя.

– Звучит не ахти! Как-то это… чересчур эгоистично с их стороны!

– Неужели? А разве люди не делают то же самое на протяжении веков? Мы – поколение за поколением – заявляем свои права на земли и используем их в своих целях. Мы изменяем русла рек и ландшафты, чтобы можно было плавать на судах, собирать урожай или пасти скот. И мы считаем вполне естественным формировать мир так, чтобы он был удобен и гостеприимен для нас. Тогда почему драконы должны воспринимать все как-то иначе?

Татс призадумался.

– Их намерения искренни, и, возможно, они не причинят нам вреда, – произнесла Элис, нарушив паузу. – Вероятно, люди растеряют часть своей ограниченности, если им придется соперничать с драконами. О, посмотри-ка на Ранкулоса… Никогда бы не поверила!

Огромный алый дракон завис в воздухе. Он не отличался изяществом. Его хвост по-прежнему был слишком тонким, а задняя часть туловища – недостаточно массивной для такого громадного существа. Татс собрался было возразить, что Ранкулос просто хочет спикировать вниз, но тут дракон начал тяжело хлопать крыльями – и планирование превратилось в натужный полет. Дракон постепенно набирал высоту.

Татс заметил Харрикина. Высокий худощавый хранитель бежал по склону, пытаясь догнать дракона. Когда Ранкулос взмыл ввысь, юноша закричал:

– Смотри, куда летишь! Поворачивай налево! Не над рекой, Ранкулос! Нет!

Ветер относил в сторону голос Харрикина, а Ранкулос парил высоко: Татс решил, что громадный дракон вряд ли услышал хранителя. А если и услышал, то пропустил его отчаянные вопли мимо ушей. Возможно, он полон ликования от того, что наконец-то поднялся в воздух, а может, решил, что полетит или погибнет.

Красный дракон неловко поднимался в небо. Его задние ноги болтались и дергались в безуспешных попытках подтянуть их к туловищу. Другие хранители подхватили крик Харрикина:

– Слишком рано, Ранкулос! Спускайся!

– Вернись!

Но Ранкулос не обращал на них внимания. Он отчаянно стремился удалиться от берега. Ровные взмахи крыльев вскоре превратились в беспорядочное хлопанье.

– Что он творит? И о чем только думает?

– Молчать! – Трубный клич Меркора действительно заставил всех замолчать. – Глядите! – приказал он людям и драконам.

Ранкулос парил в вышине, широко раскинув крылья. Его неуверенность стала очевидной. Он качнулся и накренился, описывая широкую дугу – и одновременно теряя высоту. Потом, наверное осознав, что до Кельсингры ему ближе, чем до прибрежного поселка, он полетел прежним курсом. Однако все заметили, что красный дракон изрядно подустал. Его туловище обвисло, а крылья начали трепыхаться. Вот сейчас произойдет неизбежное, и Ранкулос рухнет в реку…

– Не-е-ет! – Возглас Харрикина был полон страдания. Он замер, вонзив ногти в лицо, но, похоже, даже не почувствовав боли.

Однако Ранкулос удалялся от поселка. Под ним несся бурный речной поток. Сильве опасливо покосилась на Меркора и, подбежав к Харрикину, встала рядом с ним. Лектер ковылял по склону к своему названому брату, сутуля широкие плечи. Он явно сочувствовал Харрикину, догадываясь, что все закончится плохо.

Ранкулос опять замахал крыльями, но уже не ритмично и равномерно, а беспорядочно, поддавшись панике. Из-за дерганых движений его сильно перекосило и повело в сторону. Дракон вел себя как птенец-переросток, покинувший гнездо. Он хотел попасть на дальний берег, но понимал, что не сможет туда добраться. Один… два… три раза кончики его крыльев прочертили по поверхности реки белые полосы, а затем течение поймало его обвисшие задние лапы и вырвало Ранкулоса из воздушной стихии, заставив опрокинуться в серый поток. Бедняга даже не успел поджать лапы. Он тщетно забил крыльями по воде – и пошел ко дну. А река быстро разгладилась над тем местом, куда упал дракон, словно его никогда и не существовало.

– Ранкулос! – Голос Харрикина стал пронзительным и ребяческим.

Он опустился на колени. Хранители, будто окаменев, смотрели на реку. Каждый надеялся на чудо. Но ничто не возмущало стремительные воды. Харрикин напрягся, сжал руки в кулаки и заорал:

– Плыви! Греби! Не сдавайся, Ранкулос! Борись! Не сдавайся!

Он поднялся на ноги и зашагал вниз, волоча следом вцепившуюся в него Сильве. Наконец остановился, отчаянно озираясь, содрогнулся всем телом и взревел:

– Нет! Са, умоляю тебя! Только не мой дракон! Нет!

Порыв ветра отнес в сторону его слова, полные горячей мольбы. Бедный парень рухнул на колени и низко опустил голову.

Воцарилась гнетущая тишина. Все смотрели на опустевшую реку. Сильве оглянулась на хранителей: на ее лице отражались беспомощность и глубокое потрясение. Лектер подошел ближе. Он положил покрытую чешуей руку на худое плечо Харрикина и тоже склонил голову. Плечи его дергались.

Татс молча взирал на них, разделяя общую боль. Он бросил виноватый взгляд в небо. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отыскать Фенте – мерцающий далекий изумруд. Как раз в это мгновение его королева спикировала, наверняка на оленя.

«Она не знает или ей все равно?» – задался Татс вопросом. Напрасно он высматривал двух других драконов. Если они и заметили, что Ранкулос тонет, то ничего не предприняли. Может, просто знали, что не смогут помочь ему? Но почему драконы всегда так бессердечны к себе подобным?

«А порой и к своим хранителям», – вдруг подумал Татс, когда в его поле зрения появилась лазурная красавица Синтара. Она была занята охотой и, подобно молнии, неслась над далекими пологими холмами. Ее не интересовали ни Тимара, стоящая в одиночестве на берегу, ни Ранкулос, погибающий в ледяных объятиях реки.

– Ранкулос! – внезапно прохрипел Сестикан.

Лектер вскинул голову, повернулся – и с ужасом увидел, что его голубой дракон тяжело мчится вниз по склону. На бегу Сестикан раскинул крылья, демонстрируя ярко-оранжевые прожилки. Лектер тут же бросил убитого горем брата и помчался наперерез своему подопечному. На ходу он громко умолял его одуматься. Дэвви ринулся следом за ним. Крупный голубой дракон усердно тренировался, и тем не менее Татс изумился, когда он внезапно подпрыгнул, ловко вытянул тело и принялся набирать высоту с каждым взмахом крыльев. Сестикан пролетел высоко над головой своего хранителя, но когда он устремился на другой берег, от поверхности реки его отделяло только расстояние, равное длине крыла.

Лектер завопил:

– Нет! Ты еще не готов. Стой! Не вздумай!

Дэвви замер, в панике зажимая рот обеими руками.

– Не останавливай его, – устало посоветовал Меркор. Он произнес эти слова вполголоса, но их услышали все. – Сестикан пошел на риск, который ждет каждого из нас, рано или поздно. Оставаться здесь – значит медленно умирать. Возможно, быстрая смерть в ледяной воде – лучший выбор.

Вращая черными глазами, золотой дракон наблюдал за неуклюжим Сестиканом.

Ветер прошелестел по лугу, принеся с собой мелкий дождь. Татс прищурился, радуясь, что щеки у него и так уже влажные.

– А может, и нет! – протрубил Меркор.

Он встал на задние лапы и уставился на вожделенный противоположный берег. Его примеру последовали еще несколько драконов. Харрикин вскочил, а Плевок воскликнул:

– Он вылез! Ранкулос пересек реку ниже по течению!

Татс безуспешно всматривался в даль. Дождь превратился в серую дымку, а драконы глядели туда, где масса древних построек сползала в воду.

Харрикин крикнул:

– Да! Он вылез из реки! Ранкулос ушибся и поранился, но он жив. Ранкулос жив – и он в Кельсингре!

Наконец Харрикин заметил рядом с собой Сильве. Он подхватил ее на руки и закружил в радостном танце, восклицая:

– Он цел! Цел!

Сильве засмеялась. Но потом они вдруг разом замолчали.

– А где Сестикан? – вопросил Харрикин. – Лектер!

И бросился к своему брату, а девушка побежала за ним.

Голубой дракон Лектера все-таки добрался до цели. Он выгнулся, прижал более короткие передние лапы к обвисшим задним и пошел на снижение. Приземляясь, Сестикан поначалу действовал достаточно ловко, но в последний момент не сумел снизить скорость и перекувырнулся, так и не сложив широкие крылья. Неуклюжая посадка вызвала у зрителей одобрительные крики, стоны разочарования и даже взрывы смеха. Однако Лектер ликующе завопил и подпрыгнул на месте.

Он повернулся и с лукавой ухмылкой осведомился у хранителей:

– А ваши драконы могут лучше?

Заметив Дэвви, он крепко обнял возлюбленного.

В следующую секунду его названый брат и Сильве тоже обняли их. А потом, к изумлению Татса, Харрикин оттащил девушку в сторону, еще раз покружил и, поставив на землю, крепко поцеловал. Собравшиеся хранители с приветственными возгласами направились к ним.

– Всё меняется, – негромко сказала Элис, посмотрев на толпу восторженных хранителей, и снова повернулась к Татсу. – В Кельсингре уже целых пять драконов.

– А здесь – еще десять, – поддержал беседу Татс и, видя, что Харрикин и Сильве продолжают обниматься, добавил: – Всё и вправду изменилось. Думаешь, так и должно быть?

– Неужели ты веришь, что им важно мое мнение? – спросила Элис искренне и не без горечи.

Татс ответил не сразу.

– Думаю, да, – заявил он в конце концов. – Это важно каждому из хранителей. Ты столько знаешь о прошлом. По-моему, иногда ты лучше нас видишь, что может с нами случиться… – Татс осекся, осознав, что собеседница может неправильно истолковать его слова.

– Потому что я – не одна из вас. Я лишь посторонний наблюдатель, – подытожила Элис. Когда юноша молча кивнул, смутившись, она фыркнула. – Но зато это дает мне преимущество и способность взглянуть на вещи так, как не дано вам.

Она махнула рукой в сторону Сильве и Харрикина. Те до сих пор стояли рядом с Лектером. Остальные окружили их, смеясь и ликуя. С Лектером был и Дэвви – и они, конечно, не разнимали рук.

– В Трехоге и Удачном поведение этой парочки вызвало бы настоящий скандал. Там они давно стали бы изгоями. А здесь если мы и отводим взгляды, когда они целуются, то не от отвращения, а просто чтобы не мешать влюбленным.

Татс отвлекся. Он заметил, что Рапскаль прошел между хранителями и приблизился к Тимаре. Он что-то прошептал ей, и девушка заулыбалась. А затем Рапскаль положил ладонь ей на спину, едва касаясь пальцами ткани одеяния Старших, – там, где находились крылья. Тимара изогнулась, словно от дрожи, и отстранилась, но на ее лице не было ни малейшего недовольства.

Татс отвернулся и опять обратился к Элис.

– Или мы отводим взгляды из зависти, – заявил он, удивившись собственной откровенности.

– Одиночеству тяжело смотреть на счастье, – согласилась Элис, и Татс понял: она приняла его реплику на свой счет.

– Но твое одиночество скоро закончится, – напомнил он.

Рыжеволосая женщина пожала плечами:

– Наверное. И со временем то же самое произойдет и с тобой.

– Почему ты так уверена? – не слишком любезно поинтересовался Татс.

Элис задумчиво склонила голову:

– Ты правильно подметил: я наблюдаю со стороны и строю прогнозы. Но если я скажу тебе о том, что предвижу, то, боюсь, тебе это не понравится.

– Я готов услышать правду, – заверил ее юноша и тут же смутился.

Элис кивнула, но промолчала.

Татс с трудом различал обоих драконов: их силуэты едва вырисовывались в дождливой дымке. Ранкулос уже вылез на сушу – значительно ниже по течению – и направлялся к Сестикану. А Сестикан казался маленькой голубой фигуркой, неторопливо шагавшей по одной из главных улиц города. Татс решил, что он направляется в купальни. Все не начавшие летать драконы только и говорили что о горячих ваннах. Он уставился на драконов на ближнем берегу. Они смотрели в сторону реки с явной тоской. Шея Меркора была вытянута к Кельсингре, как будто он мог перенестись туда одним лишь усилием воли. Серебряный Плевок и приземистая Релпда топтались рядом, как растерянные дети. Их сородичи расположились вокруг Меркора веером. Иссиня-черный Кало возвышался над Верас, миниатюрной королевой Джерд. Балипер и Арбук держались поодаль от вспыльчивого темного самца. Тиндер, единственный лиловый дракон, у которого на крыльях уже начали проявляться ярко-синие прожилки, застыл возле двух оранжевых собратьев – Дортеана и Скрима. Татсу эта парочка казалась страшно похожей на своих хранителей, Кейза и Бокстера. Прямо близнецы какие-то! Но плавная речь Элис прервала его размышления.

– Они очень юные, даже по меркам Дождевых чащоб. А уж по меркам Старших ваши жизни еще только начались. Я ведь долго занималась исследованиями и вычислила, что у вас впереди не десятки лет, а гораздо больший срок. Вам предстоит пережить несколько людских поколений. Подозреваю, что, по мере того как население Кельсингры увеличится, у тебя появится возможность с кем-нибудь познакомиться. Рано или поздно ты найдешь себе молодую подружку, и не одну. Уж поверь мне, Татс.

Он потрясенно воззрился на собеседницу.

– Старшие – не люди, – твердо проговорила она. – В древние времена они не были скованы общепринятыми человеческими нормами. – Элис вновь посмотрела вдаль, на Кельсингру, словно способна была узреть будущее окутанного туманом города. – И я подозреваю, не будут и впредь. Вы станете жить отдельно от нас и по собственным правилам. – Она указала на радостную группу хранителей. – А сейчас ты напрасно стоишь здесь, со мной. Тебе лучше присоединиться к своим товарищам.


Элис наблюдала за тем, как Татс принимает решение. Она восхитилась его мужеством, когда юноша отрывисто кивнул и направился вниз по склону. Он единственный из хранителей начал свой путь как татуированный сын рабыни, а не как уроженец Дождевых чащоб. Порой Татс ощущал себя здесь чужаком. Однако она знала истину. Теперь он был таким же Старшим, как и остальные, – и останется им до конца своих дней.

Элис задумчиво возвратилась домой и, со вздохом открыв дверь, вошла в свое тщательно прибранное жилище. Они – Старшие, тесно связанные с драконами, а она – нет. Да, следует посмотреть правде в глаза: она, единственная, кто столько знает о драконах, так и не смогла установить ни с одним из этих существ тесную связь. Удушающее одиночество снова набросилось на нее. Но женщина отмахнулась, заставив себя не думать о всеобщем ликовании на берегу, и сосредоточилась на текущих заботах. Нужно принести свежие ветки ольхи для коптильни. А для очага, на котором готовили еду, понадобятся сухие дрова. И то и другое теперь находить трудно: легкодоступные запасы поблизости быстро истощились. Эти дела по-прежнему оставались важными и были ей вполне по силам. Не слишком сложная и значимая работа по сравнению с тем, чем Элис занималась прежде, но теперь это ее повседневные обязанности. А найденные ею лозы оказались отличным материалом для плетения легких корзин, чтобы носить хворост и растопку. Элис выбрала небольшую корзину и пристроила ее на плече. Не стоит понапрасну никому завидовать. У нее своя жизнь и свое собственное предназначение. Женщина взяла толстую палку, которую принес ей Карсон в качестве посоха. Если она намерена приспособиться к этим местам и жить рядом со Старшими и драконами, надо привыкать к своему новому положению.

Потому что выбора попросту нет. Вернуться в Удачный, к безрадостному фальшивому браку? Глотать жестокие насмешки Геста и терпеть жалкое прозябание в качестве его жены? Ну нет! Лучше уж деревянная лачуга на берегу реки с Лефтрином или даже без него, чем возврат к прежней жизни. Элис расправила плечи и собрала волю в кулак. Было непросто перестать прятаться за своей якобы полезностью в качестве знатока Старших и драконов. Однако она постепенно учится. Теперь она занята пусть не почетной, но необходимой работой, и эта работа приносила ей удовлетворение, непохожее на то, которое ей доводилось испытывать в прежнем качестве.

Сильве попросила показать ей ягоды гаультерии. Сегодня днем они вдвоем пойдут собирать плоды и листья и искать новые заросли кустарника. И обязательно вооружатся посохами – вдруг леопард появится снова. Элис потихоньку улыбнулась, вспомнив, как изумился Карсон, услышав, что она напугала крупного кота. Он попросил ее присоединиться к ним за ужином и рассказать о том, что она видела и где, и о том, как ей удалось спастись от хищника. А еще он взял с нее слово не уходить в чащу без напарника и не уведомив кого-нибудь заранее.

В тот вечер Элис было приятно стоять перед ними и пересказывать все, что она узнала о легендарных леопардах из старинных рукописей Старших, и делиться историей о том, как она сама притворилась хищником и испугала зверя. Хранители смеялись, слушая о происшествии в лесу, но не презрительно, а восхищаясь ее отвагой.

Теперь у Элис есть свое место – и она добилась этого сама.


Двадцать второй день месяца Рыбы,

седьмой год Вольного союза торговцев

От Кима, смотрителя голубятни в Кассарике, —

Уинслоу, главному регистратору голубей


Считаю досадным недоразумением, что простая ошибка в учете птиц привела к нелепым подозрениям и обвинениям в мой адрес. Я много раз говорил Совету, что являюсь жертвой предрассудков – просто из-за того, что получил свое назначение, будучи татуированным, а не уроженцем Дождевых чащоб. Мои нынешние подмастерья хранят верность своим сородичам, что и приводит к подозрениям и явной клевете. Поскольку, похоже, у них нет других дел, помимо распространения злонамеренных слухов, я увеличил вдвое часы их работы.

Да, количество птиц, которые сейчас находятся у нас в голубятне, уменьшилось по сравнению с тем, сколько их было до того, как эпидемия красных вшей окончательно прекратилась. Чем я объясню расхождение в цифрах? Все очень просто: некоторые особи умерли.

Признаться, в той трудной ситуации я не уделял пристального внимания записям, поскольку отчаянно пытался сохранить голубям жизнь. И по этой же причине я сжигал тушки мертвых птиц, прежде чем другие смотрители могли удостовериться в том, что они действительно погибли. Все было сделано исключительно с целью остановить распространение заразы. И больше ничего за этим не стояло.

К сожалению, я не могу предоставить никаких доказательств – если только гильдия не желает, чтобы я отправил вам угли и пепел. Однако лично мне подобное представляется абсолютно бессмысленным. Полагаю, что ты со мной согласишься.

Ким, смотритель голубятни в Кассарике

P. S. Если в каких-либо голубятнях возникла нужда в подмастерьях, то я с радостью отправлю туда на службу своих, от них здесь все равно нет толку. Это лишь пойдет на пользу общему делу. Чем скорее новые, воспитанные лично мною сотрудники смогут заменить тех, кто выдвигал против меня беспочвенные обвинения, тем скорее работа голубиной почты в Кассарике станет действительно плодотворной и соответствующей высоким требованиям нашего ремесла.

Загрузка...