Глава 25

Кто-то откашлялся, и Думери, стоявший у окна, повернулся, чтобы увидеть вошедшего в комнату Кеншера. Коричневую кожу заменила зеленая шерсть, но перед ним, несомненно, стоял Кеншер.

— Это действительно ты, — удивился Кеншер. — Тот мальчишка из Этшара.

Думери молча смотрел на него.

— Да, такие идиоты мне еще не встречались. Прийти сюда вслед за мной от самого Этшара! — Кеншер покачал головой. — Я же сказал тебе, что ученики мне не нужны, не так ли?

— Да, — признал Думери. — Но мне казалось, что вы передумаете, увидев, сколь решительно я настроен.

Кеншер пренебрежительно хмыкнул.

— Вряд ли! У меня же одиннадцать детей. Заставить меня передумать можно только с помощью магии.

— Я, конечно, ничего не знал о ваших детях. Вы не упомянули о них, когда отказали мне. Если бы я и владел магией, то не заставил бы вас передумать, — с жаром возразил Думери.

— И я того же мнения, — кивнул Кеншер. — Ты сморозил глупость, преследуя меня. Твои родители знают, что с тобой все в порядке? Они хоть представляют себе, где ты находишься?

— Да, они знают, что со мной все в порядке. Они общались со мной во сне с помощью магического заклинания. Было это шестиночье тому назад. На вторую ночь после ухода из Этшара.

— Это хорошо. Одной заботой меньше. Теперь надо подумать о том, как доставить тебя домой.

Думери упрямо покачал головой.

— Я не собираюсь домой. Во всяком случае, до тех пор, пока не закончится мое обучение.

Кеншер побагровел.

— Я же сказал тебе, мальчик, что не возьму тебя в ученики! Не будет тебе никакого обучения! И не надейся! Ты возвращаешься домой!

— В таком случае знаете, что я сделаю, вернувшись в Этшар? Пойду на улицу Магов и расскажу всем, что Кеншер-охотник совсем и не охотник, что вы выращиваете драконов и драконьей крови у вас сколько душе угодно. И что потом будет с вашей драгоценной драконьей фермой?

Думери ужаснулся своим словам. Он же не собирался столь откровенно угрожать Кеншеру. Хотел лишь намекнуть, что Кеншеру выгоднее оставить его, Думери, на плато, чем отправлять в Этшар, где он сможет разболтать секреты Кеншера.

Кеншер холодно посмотрел на мальчика.

— Ничего страшного. Насколько мне известно, половина чародеев Этшара уже знают, что мы разводим драконов, а не охотимся на них. Может, они все об этом знают. Разве ты не слышал о заклинаниях правдивости? От чародеев секретов не скроешь, если, конечно, сам не обладаешь магическими способностями.

— А с чего им выяснять, кто вы такой? — спросил Думери. — Готов спорить, они об этом и не задумывались.

— Ой ли. Я сомневаюсь, чтобы никто не обратил внимания на одну пикантную подробность: три четверти драконьей крови, продаваемой в Гегемонии, поступает от одного охотника. Неужели никто этим не заинтересовался? Не заметил, что мы никогда не испытываем недостатка в товаре? И ты утверждаешь, что за двести лет такие мысли не пришли в голову хотя бы одному чародею?

Думери потупился.

— И на твоем месте, Думери-из-Гавани, — гремел Кеншер, — я бы более внимательно прислушивался к моим словам, а не спорил со мной. Нам не нужны шантажисты. И не след тебе угрожать людям, которые приютили, обогрели и накормили тебя, вместо того чтобы оставить умирать в лесу. Твои родители не связывались с тобой целое шестиночье, так что они не знают, жив ты или уже умер. И ты можешь умереть где-нибудь в горах, если не придержишь язык.

— Извините меня. — Голос его звучал искренне, он не хотел никого сердить, в особенности Кеншера. Он лишь хотел стать его учеником.

— Тебе есть за что извиняться. — Кеншер сразу успокоился. — Кроме того, как я понял, ты хотел стать учеником охотника, а не фермера.

— Мне без разницы, — возразил Думери. — Главное, чтобы были драконы.

— Значит, тебе нравятся драконы?

Думери помедлил с ответом. Он-то имел в виду другое. Куда больше драконов его интересовала драконья кровь и деньги, которые выкладывали за нее чародеи.

С другой стороны, его тянуло и к драконам.

— Да, очень нравятся, — ответил он.

— Когда я вошел, ты наблюдал за ними из окна, не так ли?

Думери кивнул.

— Как по-твоему, ты уже набрался сил и можешь выйти наружу? Если хочешь, мы можем подойти к ним поближе.

— С удовольствием, — ответил Думери.

В конце концов, если ему придется выращивать драконов, а он твердо верил, что найдет способ уговорить Кеншера оставить его на ферме, чем быстрее он начнет знакомиться с их повадками, тем лучше. Кроме того, ему хотелось расположить к себе Кеншера. Начал он не с той ноты, рассердив его своими глупыми угрозами, а теперь надо попытаться загладить свою вину.

Пять минут спустя, закутавшись в плащ на меху, который одолжил ему Корун сын Кеншера, Думери вслед за Кеншером выходил через дверь черного хода.

Ледяной ветер ударил ему в лицо, щеки сразу покраснели, на глазах выступили слезы.

— Холодно, — выдохнул он. Зубы его начали выбивать дробь. Кеншер удивленно посмотрел на него.

— Немного. Для этого времени года. Но не такой уж и мороз. Просто ты слишком много времени пробыл в доме.

Думери крепко сжал зубы, чтобы они не стучали, и не ответил.

— Разумеется, ты из Этшара. — Кеншер через двор шагал к первой площадке-клетке. — Там мороза не бывает. Не то что здесь, в Алдагморе.

— Нет, — выдавил из себя Думери, — не бывает.

Он-то всегда думал, что зимой в Этшаре-на-Пряностях холодно, иной раз выпадает снег, но не в разгаре весны, когда даже дождь и тот теплый. А ветер с Залива всегда наполнен влагой. Видно, в горах совсем другой климат.

При мысли о том, каково здесь будет зимой, по его телу пробежала дрожь.

Но Думери отогнал ее и сосредоточил свое внимание на драконах.

Они стояли у первой площадки-клетки, забранной мелкоячеистой сеткой из толстой проволоки, закрепленной на металлических столбах толщиной в фут. Размеры площадки не впечатляли: прямоугольник тридцать на пятнадцать футов. Высота ограждения не превышала десяти футов, та же сетка накрывала площадку и сверху.

Из клетки на людей таращилась дюжина маленьких дракончиков.

Думери не мог оторвать от них глаз.

— Птенцы, — пояснил Кеншер. — Вылупились из яиц шестиночье назад, когда я был в Этшаре. Дело это ответственное, моя помощь пришлась бы кстати, но я не успел вернуться. В этом году у нас были только две кладки. Обычно больше.

Ближе всех сидел самый большой дракончик, черный, с желтыми глазами. Длиной от кончика хвоста до носа в четыре или пять футов, большая часть которых приходилась на хвост. Каждая из четырех костистых лап заканчивалась пятью белыми блестящими когтями. Длинная, узкая голова, торчащие уши. Желтые глаза с узкими, как у кошки, зрачками.

Когда дракон понял, что Думери смотрит на него, он разинул пасть и зашипел. Думери заметил узкий желтовато-красный язычок, окруженный сотнями мелких белых зубов. Как ему показалось, очень острых.

По бокам дракончика свисали крылья, черные, кожистые, как у летучей мыши.

— Крылья... — указал Думери.

Кеншер отвел руку мальчика подальше от сетки.

— Они кусаются.

Думери шумно глотнул и посмотрел на указательный палец, побывавший в ячейке сетки, дабы убедиться, что он на месте.

— Перебиты, — добавил Кеншер.

— Что? — повернулся к нему Думери.

— Крылья перебиты, — повторил Кеншер. — Нам приходится это делать, чтобы они не улетели. В окрестных лесах нам не нужна стая летающих драконов.

— Понятно. — Думери вновь посмотрел на черного дракончика. — Но сверху натянута сетка.

— Да, конечно, но... — Кеншер помолчал. Вероятно, думал, как получше объяснить новичку, что к чему. — Видишь ли, с летающими драконами управляться куда сложнее. Когда ты входишь в клетку, они могут сбить тебя с ног и вырваться на свободу. А уж летающего дракона поймать невозможно. Этот черный весит тридцать или сорок фунтов, а он только вылупился из яйца. Через месяц он уже потянет фунтов на шестьдесят, через три — на все сто. Со стофунтовым летающим драконом шутки плохи. Даже с теми, что не летают, совладать нелегко, можешь мне поверить.

За большим черным дракончиком сгрудились штук шесть зеленых, поменьше. Красно-желтый вышагивал в одном углу. Два сине-зеленых и один красный спали, прижавшись друг к другу.

Думери отметил, что крылья перебиты у всех.

— Значит, драконы действительно могут летать.

— Да, конечно, — кивнул Кеншер. — Большинство может. У некоторых крылья атрофированы или недоразвиты, но остальные могут летать. Во всяком случае, когда они молодые.

— А есть среди них огнедышащие?

Кеншер скривился.

— Здесь нет. Есть и такие драконы, во время войны их тут выращивали, но кровь у них точно такая же, что и у обычных драконов, они были не нужны, поэтому кто-то из моих прапрапрадедушек их уничтожил. Слишком уж опасные твари. Моим предкам приходилось надевать броню, чтобы подойти к их клеткам, да и то кое-кого они поджарили. Иной раз у нас рождается огнедышащий дракон, этот наследственный признак никуда не делся, но таких мы уничтожаем сразу же.

— Значит, эти, — Думери указал на дракончиков, — огнем не дышат?

— Нет. Мы выясняем это быстро. У них из пасти начинают лететь искры.

— Понятно. — Думери отступил на шаг.

— Пошли посмотрим на годовалых драконов, — позвал его Кеншер.

Думери последовал за ним, обходя площадку для птенцов справа.

Следующая площадка была в несколько раз больше. Думери даже не стал прикидывать ее размеры. Сетку заменила кованая металлическая решетка. За ней Думери увидел четырех драконов, двух зеленых, двух золотисто-желтых, каждый длиной от десяти до двенадцати футов. Из клетки шел сильный неприятный запах. Думери даже захотелось зажать нос. Он заметил в углу кучу дерьма, от которого и шла вонь.

Все четыре дракона сгрудились вокруг остатков теленка. Один искоса глянул на людей, а затем продолжил трапезу.

Все драконы были с перебитыми крыльями.

— Им всего по году? — изумился Думери, с почтением поглядывая на когти — каждый длиннее, чем его пальцы.

— Совершенно верно.

Думери заметил, как поднялось золотистое крыло.

— А крылья не заживают?

— Разумеется, заживают, — подтвердил его догадку Кеншер. — Поэтому нам приходится ломать их каждый год.

— И вы ломаете?

— Конечно. Посмотри на этих красавцев по четыре сотни фунтов. Мы не можем вырвать им когти и зубы, потому что тогда они не смогут есть. Но уж летать мы им не даем.

Зеленый дракон поднял окровавленную морду с куском мяса в пасти. Думери содрогнулся.

— И правильно делаете.

Экскурсия продолжалась. Они миновали еще две площадки с годовалыми драконами, затем дюжину громадных клеток для более зрелых чудовищ длиной от двенадцати до двадцати, а то и больше футов. Все злобно смотрели на людей, иной раз возмущенно ревели, и Думери приходилось затыкать уши, чтобы не оглохнуть.

Все площадки окружала мощная изгородь. Кеншер заметил, что Думери то и дело поглядывает на нее.

— Иногда они выбираются из клеток, — пояснил он. — Мы не знаем, как им это удается, но такое случается. Драконы — хитрые и ловкие твари. Наружная изгородь их останавливает.

— А бывало, что они вырывались на свободу? — спросил Думери.

— Да, — с неохотой признал Кеншер.

Думери посмотрел на леса, лежащие ниже плато.

— Значит, там могут водиться дикие драконы?

— Наверное. Впрочем, я не уверен, что они выживали. Все-таки они не привыкли охотиться, еду приносили им в клетки, дичи в здешних краях немного, а летать они не могут. Скорее всего они передохли от голода.

Думери, однако, слова Кеншера не успокоили. Он вспомнил, как шел по лесу в одиночестве, беззащитный, даже не подозревая о том, что его может съесть голодный дикий дракон.

Наконец они пришли на бойню, где Думери вытаращился на переплетение громадных цепей и мощных балок, предназначенных для того, чтобы держать драконов, когда им перерезают горло и сцеживают кровь.

— Обычно мы забиваем их в шесть или семь месяцев, — говорил Кеншер. — От них и получаем всю кровь. К тому времени мы уже знаем, кого оставить на развод, а от остальных избавляемся. От больных, злобных, тех, кто нам чем-то не понравился. Оставшихся мы держим до четырех или пяти лет, а потом тоже забиваем. Здоровый дракон в этом возрасте достигает восемнадцати или двадцати футов, а весит тонну. Потом рост замедляется, но мы не рискуем оставлять их в живых, потому что они становятся очень опасны. Они не только прибавляют в габаритах, но и умнеют. Птенец не умнее котенка, у годовалого дракона ума, как у волка, но пяти-или шестилетний дракон умнее всех животных, за исключением человека. Самый умный из них в восемь лет может заговорить, а вот этого мы допустить не можем.

— Почему? — удивился Думери. Кеншер замялся.

— Ну... потому что... если он может говорить, значит, он уже не животное, мальчик, так что убивать его негоже. — Он нахмурился. — Так что приходится забивать тех, кто еще может приносить потомство.

Думери задумался над его словами:

— Почему умение говорить превращает дракона в разумное существо, равное человеку? Он все равно остается драконом.

Но он понимал, что имел в виду Кеншер. Если ты с кем-то ведешь разговор, значит, это не животное.

Но если негоже убивать говорящего дракона, хорошо ли убивать тех, кто еще не научился говорить? Не равносильно ли это убийству человеческого младенца? Наверное, да. Он слышал истории о женщинах, которые убивали только что родившихся нежеланных детей.

Думери гнал от себя эти мысли.

И все же, если драконов убивали, когда они были не умеющими разговаривать младенцами...

— Когда они могут откладывать яйца? — спросил он.

— Они могли бы спариваться в год, если б мы им позволили, — ответил Кеншер. — Мы не разрешаем. Потому-то у нас три клетки для однолеток. Обычно у нас больше мужских особей. И мы не даем им спариваться, пока им не исполнится три года. Так они лучше растут. Поэтому в двух клетках у нас сидят мальчики, а в одной — девочки.

Думери кивнул, разглядывая огромный нож, орудие убийства, висящий у двери, размером с добрый меч, отполированный до блеска, остро заточенный. Вдоль одной стены на полках стояли бутыли для крови, пустые, чисто вымытые.

Когда он просился в ученики, он не задумывался о том, что драконов надо убивать. Что ежедневно придется кормить чуть ли не сотню голодных драконов, выращивать бычков, которые шли им на пищу. Что каждый год необходимо перебивать драконам крылья, высматривать огнедышащих и убивать их совсем молодыми, рискуя остаться без пальца, руки, ноги, головы. Разведение драконов уже не казалось ему благостным занятием.

Наоборот, теперь он все больше понимал, что это грязная, тяжелая, опасная работа, требующая жестокости и способности убивать.

Думери совсем это не нравилось.

Но что еще ему оставалось? Он прошел долгий путь, ему не хотелось возвращаться назад с пустыми руками. В конце концов он-то хотел стать чародеем, но чародеи его отвергли. Разводить драконов — не творить заклинания, но все равно он оставался при магии, а главное, мог ткнуть Тетерана мордой в грязь. Разве не этого ему хотелось?

Оставалось лишь убедить Кеншера взять его в ученики.

Загрузка...