Кровавые Небеса

Пролог

— Остановись, Ника! Сколько ещё нужно смертей для того, чтобы ты успокоилась?

— Я успокоюсь только тогда, когда кто — то окажется быстрее, сильнее, яростнее меня. Только когда моя плоть будет гнить, не способная двигаться. Надеюсь лишь, что к тому времени меня будет кому заменить.

Алая прядь выбилась из косы и упала мне на лицо. Я заправила её за ухо, вытерла тонкие ножи из булатной стали о скатерть и только тогда взглянула на человека, который с самого детства был моим другом. Последний из давних друзей, всё ещё способный дышать, смотрел сейчас на меня расширенными глазами и взгляд этих небесно — голубых глаз являл собой непередаваемую смесь: злость, вызов, мольба, страх и отвращение. Что ж, чего ещё следовало ожидать после того, как он видел меня за работой? Быть может, я надеялась, что он скажет мне спасибо, проигнорирует трупы и поможет перевязать раны? Если да, то значит я чертовски наивна или глупа. Скорее глупа, ибо наивной я перестала быть уже очень — очень давно. Нет, этого я от него не ждала. Отвращение… Пусть так. Главное, что он будет жить, даже если я потеряла ещё одного друга. Отбросив эмоции, я ощутила обычное чувство удовлетворённости, почти покоя — чувство правильности происходящего.

— Прощай, Альберт.

Я развернулась и направилась к выходу из кафе, которое стало местом кровавой битвы. Альберт, наверное, назвал бы это бойней. Ну и чёрт с ним.

— Ты возомнила себя Господом Богом?! — крикнул он мне в спину. В словах его было осуждение, но в голосе слышалась боль. Я сглотнула подступивший к горлу ком и не поворачиваясь к нему, ответила:

— Нет. Но думаю, Богу будет что сказать, когда оборвётся отведённое мне время. И я тоже вряд ли смолчу.

Так и не обернувшись, я вышла через застеклённую дверь и прохладные сумерки скрывали мои слёзы. Перед глазами всё ещё стоял лучший друг, прижимающий к себе сломанную руку и с ужасом взирающий на кровавые брызги и бездушные тела. Бывший лучший друг.

«Вступая в воинство Христово не оставь себе ничего, кроме слёз кровавых и разящего меча.» Эти слова — первое, что я услышала, очнувшись от болевого шока в подобном этому кровавом кошмаре. Вот только я тогда — четырнадцатилетняя девчонка, а останки под ногами — всё, что осталось от моей семьи. Священник, отец Кирилл, сказал их перед тем как начал пришивать мою почти оторванную руку. Там, сидя в крови своих родных, я беззвучно кричала прямо в небеса — они были красными, как и всё вокруг, а из глаз моих лились кровавые слёзы.