Кровавые игры

ГЛАВА 10

За добродушной внешностью императора прятался острый и изворотливый ум. Юсту было это известно, и он вел себя осторожно, подлаживаясь под настроение августейшего собеседника.

– Как продвигается строительство нового цирка? Веспасиан сорвал гроздь винограда, свешивающуюся с покатой крыши беседки, и, усмехнувшись, сказал:

– Не так скоро, как мне хотелось бы, но в целом неплохо. Иудеи умеют строить – я знаю, но ошейники Рима натирают им холку.- Он откинулся на спинку скамьи и одну за одной стал отправлять ягоды в рот.

Юст сглотнул слюну, но остался стоять, заложив руки за спину.

– Весь Рим только и говорит что о новом амфитеатре. Когда он будет готов?

Веспасиан ответил не сразу.

– Лет через пять, если верить проектировщикам, но… это ненадежный народ. Понадобится по меньшей мере семь лет. Или чуточку больше.- Он криво усмехнулся.- Мой старший сын весьма увлечен этой стройкой. Случись что, он ее завершит.

– Государь! – вымолвил потрясенный Юст.- К чему эти разговоры? Вспомним Августа…

– Август пришел к власти не в столь преклонных годах. Мне почти шестьдесят два Но я не смущаюсь. Начатое мной продолжат мои сыновья, потом мои внуки. Династия Юлиев жила долго, однако династия Флавиев будет жить еще дольше.- Веспасиан говорил это без всякой рисовки, как о чем-то будничном, решенном раз и навсегда.

– Уверенность, достойная восхищения! – быстро отреагировал Юст.- Риму нужна крепкая власть, которая выдержит испытание временем.- Он рискнул добавить в свой тон доверительности.- То же самое я говорил и Домициану. Поставить его во главе преторианцев – очень разумный ход.

– Я уже сделал префектом этой гвардии Тита,- сказал император, потянувшись за следующей гроздью. День был теплым, почти душным, наполненным тихим жужжанием пчел.

– Да? – изумился Юст.- И у Домициана не было возражений?

– Доми всегда возражает,- ответил Веспасиан и сделал паузу, чтобы выплюнуть виноградные косточки.- Его раздражает первенство Тита, но такова доля младших. Их задача поддерживать, а не возглавлять.- Категоричность сказанного явно свидетельствовала, что император не намерен обсуждать эту проблему.

Юст неопределенно кашлянул и счел возможным сесть на скамью.

– Ты упоминал, что намерен провести кое-какие реформы. Могу ли я полагать, что ты хочешь обсудить их со мной?

– Естественно. Ты оказываешь поддержку моим начинаниям. Неплохо бы поговорить с каждым сенатором, но разброд в их настроениях делает это предприятие невозможным. А потому я более склонен прислушаться к своим сторонникам, нежели к оппозиции.- Узкие проницательные глаза ощупали лицо собеседника.- Ты ведь давненько держишь мою сторону. Я часто спрашиваю себя: почему?

Юст решил говорить правду, несколько, впрочем, ее изменив.

– Умело распоряжаясь ходом поставок пшеницы, ты получил в свои руки мощный рычаг давления

на голодающий Рим. Но к тебе меня привлекло вовсе не это соображение. Сильный правитель мог отобрать у тебя этот рычаг, но ни у кого из твоих предшественников не хватило на это умения. Порфироносцы не понимали, как управляться с чиновниками, а ты понимал. Озабоченный размышлениями о судьбах империи, я сделал вывод, что привести Рим к процветанию может лишь могущественный государь. Все твои действия показывали, что ты обладаешь задатками решительного правителя и нравом патриция, хотя и не являешься таковым. Твой отец, если не ошибаюсь, был всадником 1 и занимался сбором податей, верно?

– Верно,- без тени смущения ответил Веспасиан.- Если бы не вольноотпущенник Клавдия Нарциссе, мне так и не удалось бы чего-либо добиться. Впрочем, все уже в прошлом, и факт этот нимало не задевает меня.- Он доел виноград и отшвырнул веточку в сторону.- Мне нравится твоя прямота. Она свидетельствует о твоем здравом смысле, которого, к сожалению, недостает многим из римлян.

– Сущая правда,- поспешил согласился Юст и глубокомысленно качнул головой.- Ох, как недостает, и у меня есть все основания сокрушаться об этом.- Он притворно вздохнул и провел рукой по лицу.- Ну да неважно. О чем это мы говорили?

– Погоди-ка,- остановил его Веспасиан, явно заинтригованный вздохом, и Юст внутренне возликовал.- Что ты имеешь в виду?

– Я? – переспросил Юст, делая вид, что не понимает вопроса.

– Какие у тебя есть основания сокрушаться по поводу безрассудства наших сограждан? – Цезарь вытер пальцы о край туники, нисколько не смущаясь наличием на ней широкой пурпурной полосы, удостоверяющей его ранг.- Так что же'

– Это соображения частного рода. Недостойные твоего царственного внимания.- Голос Юста упал. В ярких глаза Веспасиана вспыхнуло любопытство.

– Частного рода? Частные соображения опрокидывают империи, Юст. Говори, что тебя беспокоит.- Император подвигался на скамье и скрестил ноги в лодыжках.- Долг истинного властителя – интересоваться жизнью своих подданных.

Юст поколебался, потом произнес с подчеркнутой неохотой:

– Ты, возможно, знаешь, что я женат на молодой патрицианке знатного рода?

– Конечно. Ее отец и братья участвовали в одном из заговоров против Нерона. Сыновей отправили на галеры или куда-то еще, а отец, кажется, был казнен. Мать проживает вдали от Рима, у нее имеется еще одна дочь, она где-то в Галлии, если не ошибаюсь. Видишь, Юст, я не трачу времени зря. Заговорщики – люди особого склада, за их семействами нужен пригляд.- Он быстро взглянул на Юста.- Однако к тебе это никак не относится. Я верю в тебя, старина.

– Но моя жена…- Юст безнадежно махнул рукой.- Оставим ее, государь. Лучше поговорим о чем-либо более интересном. О будущих играх, о погоде, о римском флоте, сосредоточенном в Остии.

Он пожевал губами, довольный тем, что наживка заброшена и совсем другим тоном сказал:

– Должен признаться, что не вполне понимаю, зачем ты приказал арестовать аренных рабов. Узнав об этом, я пришел в удивление.

Веспасиан какое-то время изучал лицо Юста

– Это решение продиктовано государственными интересами,- произнес он довольно чопорно- Цирки набиты многоязычным людом. Аренные рабы всеми правдами и неправдами переправляют весточки своим родичам. Им знакомы короткие пути за границу, и они знают Рим. Мне ведомо также, что многие патриции недовольны возвышением сына сборщика податей. Они не в состоянии подкупить армию, поскольку та в Риме не квартирует, но наши цирки у них под рукой. Налицо когорта отборных убийц, у которых нет обязательств перед римским народом, и группа горячих голов, готовых войти с ней в контакт. Полсотни хорошо обученных гладиаторов, полсотни искусных возниц, дюжина эсседариев и полдюжины ретиариев – это нож, готовый пронзить сердце империи. Я хочу отвратить коварный удар. Кроме того,- лицо императора сделалось жестким, он наклонился вперед, сжав кулаки,- мне представляется важным с помощью этой непопулярной меры дать понять римской знати, что я намерен удержаться на троне и что за мной придет мой сын, а далее – сын моего сына. Я не допущу, чтобы этому что-нибудь помешало, я не допущу, чтобы Рим менял цезарей четырежды в год.

– Но… эта мера нарушает имущественные права горожан. Аренные рабы ценятся весьма высоко. Суды могут завалить жалобами владельцы, собственности которых нанесен немалый ущерб.

– Ты бы пожертвовал частью имущества, чтобы отвести от себя подозрения в гнусной измене? – Веспасиан коротко хохотнул.- Знать уже суетится, стремясь обелить себя и очернить своих драгоценных рабов. Право хозяина – отделаться от невольника, в котором бродят бунтарские настроения.- Он отмахнулся от осы, слишком близко подлетевшей к его лицу.

– А как быть с законами, запрещающими жестоко обращаться с рабами? Арестованные невольники также могут обратиться к юристам с просьбой оградить их от напраслины и наветов.- Юсту было известно, что законы, введенные божественным Юлием, не возымеют в данном случае силы, но кое-кто из законодателей наверняка попробует истолковать их по-своему, если дело дойдет до сенаторского суда

– Это,- произнес Веспасиан с довольной улыбкой,- возможно, но как они докажут свою невиновность? Любой раб потенциально опасен, аренные рабы опасны втройне. Полагаю, правда на моей стороне.- Он вновь улыбнулся.

– Надеюсь, ты прав,- осторожно произнес Юст.- Если нет, могут возникнуть проблемы.- Он придал лицу сочувственное выражение.- Протесты уже поступали?

– Разумеется,- поморщился Веспасиан.- Правда, в большинстве своем не от патрициев. Энергичнее всех ведет себя вольноотпущенник Хилое, что вовсе не удивительно. Он сам когда-то был гладиатором и защищает своих бойцов. Я решил, по предложению Тита сделать его гражданином Рима. Это многое упростит.

– Кто еще протестует? – Юст решил воспользоваться минутной словоохотливостью императора и выведать у него имена недовольных. Подобная информация всегда может пригодиться.

Веспасиан вздохнул.

– Это в основном чужеземцы, и с ними, конечно, морока. Законы Рима охраняют права подданных

других стран. Я хочу выйти с этим вопросом к сенату. Пятнадцать взятых под стражу рабов принадлежат греку Гектору из Эпира, десяток – Шабирану из северной Африки, четверо – дакийцу Франциску. Всех не упомню, но список довольно солидный. Тут надо соблюдать осмотрительность. И лучше бы найти доказательства, что рабы действовали по указке хозяев,

тогда…

– Тогда,- подхватил Юст,- хозяева тоже попадают под следствие и вопрос легко разрешается. В противном случае надо доказывать, что рабы втянуты в заговор другими людьми, а это весьма заковыристый путь.- Он глубокомысленно засопел.- Затруднительная ситуация, цезарь, но разобраться с ней можно. У меня есть одна идея, требующая, правда, времени, однако…

Веспасиан выпрямился и в упор посмотрел на Юста.

– Продолжай.

– Никто из тех, кого ты упомянул, не состоит в родстве с монархическими династиями. Правда, я слышал, что Гектор с Франциском имеют какие-то титулы, но, полагаю, лишь на словах. Значит, нам не угрожают претензии со стороны каких-либо королевских домов. Мы имеем дело с торговцами, обменивающимися товарами с купцами других стран, несомненно, к Риму лояльных. Но,- Тут Юст воздел палец и торжествующе улыбнулся,- эти другие купцы безусловно сносятся с государствами, враждебными нашей империи. Если, умело лавируя, пойти по цепочке, можно самым недвусмысленным образом доказать, что владельцы арестованных аренных рабов имеют связи с врагами Рима, за что их самих следует бросить в темницу, а им принадлежащих невольников уничтожить. Конечно, потребуется время для сбора такой информации, но она наверняка существует, и верные слуги империи сумеют ее раздобыть

– Весьма хитрый план,- медленно произнес Веспасиан.- Я в этом случае оказываюсь не гонителем беспомощных чужестранцев, а защитником Рима от коварных интриг чужаков. Ловко, ловко: – Цезарь заулыбался, потом лицо его напряглось.- Даже если мы выявим подобные связи, посредники могут не подтвердить выводов, сделанных нами, и тем самым сведут нашу работу на нет.

– Люди смертны, мой император,- быстро сказал Юст.- Если упомянутые посредники к моменту обнародования наших выводов уйдут из жизни, эти выводы невозможно будет оспорить.- Он ждал, затаив дыхание. Это был авантюрный ход, способный как возвеличить его, так и стереть в порошок.

– Уйдут из жизни? – спокойно произнес император, остановив взор на какой-то точке, находящейся далеко за пределами беседки, увитой виноградной лозой.- Это рискованная затея.

– Не более, чем другие твои начинания, государь,- парировал Юст. Смелый шаг, но он подтолкнул Веспасиана к вопросу.

– Сколько уйдет времени на сбор информации?

– Месяцев шесть-восемь.- Юст закусил удила и решил дожать ситуацию.- А риск можно свести к минимуму, если во главе этого дела поставить твоего старшего сына и верных ему людей. С людьми этими, кстати, после того как все будет запротоколировано и должным образом… обустроено, тоже может что-нибудь приключиться. Тогда никто не изобличит тебя, государь.

– Кроме Корнелия Юста Силия,- мягко заметил Веспасиан.

– О государь! – Юст опешил, у него заныло под ложечкой. Охваченный сильным волнением, он привстал со скамьи.- Понимаю. Ты полагаешь, что я ищу личной выгоды, и хочешь поймать меня за руку? Что ж, отлично. Я отдал Риму большую часть жизни. Почему бы мне не отдать ее целиком? – Он выпятил подбородок и приосанился, ничуть не бравируя, хотя и знал, что сейчас решится его судьба. Веспасиан хохотнул.

– Сядь, Юст. Во имя стрел Аполлона. Садись же. Он иронически наблюдал, как Юст садится, держа спину неестественно прямо и отвернув в сторону окаменевшее от почти непритворной обиды лицо.

– Нет нужды разыгрывать передо мной этот спектакль. Я отдаю себе отчет в том, что ты рвешься к власти. Можно ли принадлежать к клану Силиев и не бороться за власть? Нет, как нет и ничего плохого в твоих амбициях, если только твои замыслы не простираются чересчур далеко. Пожелай ты порфиры, и между нами возникли бы трения, но пока твои действия не выдают в тебе безрассудства. Я приму твой план, если ты согласишься войти в мой личный совет. Мне нужны остроумные люди. А ты, безусловно, остроумен и проницателен, ибо сумел продержаться в сенате столь долго.- Он уперся локтями в колени и наклонился вперед.- Обдумай мое предложение. Ты можешь вознестись высоко. Так высоко, что станешь первой фигурой в империи – после меня, разумеется, и моих сыновей. Ты получишь огромную власть и вместе с ней возможность обогащаться. Я буду смотреть на это сквозь пальцы, если ты не зароешься и не переступишь известную черту.

– Государь,- заговорил Юст, встревоженный размахом посулов и угадывая за ними возможный

подвох.- Мне кажется, ты не вполне верно оцениваешь меня. Ты прав в одном; я хотел бы иметь побольше возможностей влиять на политику Рима Мне давно надоело смотреть, как алчность и себялюбие расшатывают империю и подминают ее под себя. Что до богатства, то я не беден и не рвусь к новым землям и жирным кускам. Если тебе и впрямь хочется меня возвеличить, то мне требуются гарантии прочности моего положения.

– Какие же? – спросил с долей скепсиса озадаченный Веспасиан. Вскружить голову Юсту не удалось, и это в какой-то степени было ему неприятно.

– Чуть раньше у нас заходил разговор о моей жене,- сказал Юст.- Возможно, тебе известно, что мы с ней живем порознь. Я пока еще не располагаю вескими доказательствами ее недостойного поведения, но доподлинно знаю, что у нее много любовников, и вижу, как за моей спиной шушукаются рабы. Когда у меня на руках будет достаточно улик для развода, дашь ли ты согласие на мой брак с одной из твоих племянниц?

– Обладающей правом наследования порфиры? – Веспасиан заулыбался.- Дом Флавиев небогат, захочешь ли ты взять девушку с небольшим приданым?

– Я уже говорил, что имею достаток. Альянс для меня более важен, чем деньги. О цезарь, изволь навести справки, и ты узнаешь, что я оплатил все долги семейства моей жены. Хотя корм пошел не в коня,- добавил он словно бы про себя и громким кашлем прочистил горло.- Ты хочешь закрепить порфиру за домом Флавиев на долгие времена. Я верю в успех этого замысла и хочу, чтобы клан Силиев осенила часть вашей славы. У меня нет детей, и если у тебя есть племянница, способная мне их подарить, моя заинтересованность в укреплении дома Флавиев возрастет многократно.

– Ты хочешь, чтобы твои потомки обрели право встать в очередь к тронув – Веспасиан внимательно изучил лицо Юста и удовлетворенно кивнул,- Прекрасно. Я соберу семейный совет. Если у нас найдется подходящая племянница или кузина, я дам тебе знать. Я намерен сделать ее детей условными наследниками порфиры, после детей моих сыновей. Это тебя устроит?

Юст онемел от радости и замер, не смея показать, насколько она глубока У Веспасиана два сына, но ведь они могут до трона и не дожить. И в этом случае порфиру будут носить дети Корнелия Юста Силия. Голова его закружилась, он сдвинул брови, словно бы погрузившись в раздумье.

– Благодарю, августейший. Твое предложение большая честь для меня. Но прежде, чем принять его, мне следует разобраться с женой. Ей место в борделе, а не в порядочном доме, однако пока это подтверждают лишь сплетни рабов, которые не вправе давать показания против хозяев. Позволь мне уладить дело с Оливией, после чего я буду рад вернуться к этому разговору.

Веспасиан встал.

– Прекрасно. Вижу, мы понимаем друг друга.- Он потрепал сенатора по плечу.- Я подожду, но родню все-таки извещу. Пусть подыщут тебе настоящую спутницу жизни. А с женой особенно не церемонься. В конце концов, заплати ей за развод и получишь свободу.

Юст тяжело вздохнул.

– Я уже предлагал ей это, но Оливия отказалась. Она заявила, что не доставит мне удовольствия отделаться от нее.

Император смахнул со лба капельки пота

– Возможно, тебе стоит к ней подступиться еще раз? Предложение повисло в воздухе, напоенном приторным ароматом созревшего винограда

– Я попытаюсь. По-человечески мне ее жаль.- Юст понимал, что палку перегибать не стоит. Существуют вещи, к которым римлянин обязан относиться с философским терпением. Например, к беспутному поведению потаскухи-жены.

– Это ее позор, Юст, а не твой.- Император вновь потрепал сенатора по плечу.- Жду тебя через три дня с хорошими новостями.- Он повернулся и направился по мозаичной дорожке к западному крылу Золотого дома.

Только теперь Юст позволил себе улыбнуться, и эта улыбка сулила мало приятного тому, кто ее в нем пробудил.

Письмо Веспасиану от Геркулеса Энния Перегрина, трибуна легиона «Любимцы Марса», стоящего в Понтийском Амисе 1.

«Мой император!

Здесь возникла сложная ситуация, которая могла бы показаться комичной, если бы не являла собой угрозу империи. В округе объявился человек, выдающий себя за Нерона. Он утверждает, что успел скрыться из Рима, прежде чем предатели успели его умертвить, и нашел убежище в Греции, где оставался вплоть до настоящего времени, держась в стороне от дорог и больших гарнизонов. Сейчас человек этот озабочен тем, чтобы собрать вокруг себя как можно больше сторонников и повести их на Рим.

Не секрет, что чернь любила Нерона, и любовь эта за пять лет не угасла, а возросла. Там, где его считали героем, он сделался богом, и самозванец с легкостью увлекает за собой и римлян, и местный люд. Стыдно признаться, но к нему прибиваются и некоторые легионеры. Такая пылкость неудивительна, ведь многие из заблуждающихся никогда не видели Нерона вблизи. Я же отношусь к единицам, тесно соприкасавшимся с Агенобарбом, почему, собственно, и торчу теперь на задворках империи, а не прогуливаюсь по Риму, к которому стремлюсь всей душой. Надеюсь, мой государь, ты вспомнишь об этом, когда досадный инцидент исчерпает себя!

Должен сказать, что самозванец и впрямь напоминает Нерона. Волосы у него, правда, светло-каштановые, а не белокурые, но это не имеет большого значения. Он не такой высокий, как его прототип, и не слишком искусен в игре на лире, часто сбивается и перевирает тексты поэм. Более того, его греческий имеет скорее мезийский акцент, чем культурный, афинский, и все же сходство разительное, весьма убедительное для многих.

Предупреждаю, мой государь, человек этот не шутит. Он умен, хитер, он намерен воссесть на трон, он уже сейчас носит одежду с пурпурной императорской полосой, словно имеет на это право. Если восточные легионы решатся его поддержать, дом Флавиев пошатнется. Напоминаю, что северные легионы возвысили Тальбу, Отона, Вителлия, а легионы египетские (вкупе с пшеницей!) помогли победить тебе. Скаждым днем слава самозванца всеширится, и без поддержки центра периферия не устоит. Не мешкай и накажи этого человека, или появятся новые лже-Нероны, усугубляя несчастья, в которые ввергла империю гибель подлинного Агенобарба.

Озаботься этим как можно скорее, мой государь. На носу зима, корабли застрянут в портах, а время не терпит. Каждый день промедления привлекает к противнику все больше людей. Дело безотлагательное, угроза вполне реальна.

Собственноручно

Геркулес Энний Перегрин,

трибун. Амис,

24 октября 823 года со дня основания Рима».