Глава 3
Трои тщательно сформулировал свой вопрос.
— Длилось ли проклятие так долго, как ты ожидала?
— Да, — ответила она. — Сто лет. Если быть точной, без семи дней. Я разбудила тебя до того, как маги Антроса пришли за тобой.
Сердце сжалось в груди, и мир вокруг померк. Перед ним были только лица из памяти.
Его люди сражались рядом с ним каждый раз, когда они встречали смерть, и смеялись вместе с ним каждый раз, когда выживали. Они стояли с ним на похоронах его отца и поднимали тосты на его роковом коронационном банкете. Они были его братьями — не по крови, но по узам верности, крепче любых, что связывали его с родней.
Теперь они жили только в его памяти.
Нет. Может, она лгала, пытаясь манипулировать им? Даже когда сомнение закралось в его мысли, знакомый звук достиг его чутких бессмертных ушей через закрытые ставни дома. Гонг в Храме Антроса. В полночь каждого дня праздника Летнего Солнцестояния боевые маги отбивали год, прославляя долгое правление своего бога над миром.
Трои отсчитал удары. Одно тысячелетие. Пять веков. Двенадцать лет. Был 1512 год. Селандин говорила правду.
Все люди, которых он когда-либо любил, исчезли.
Легчайшее прикосновение эмоции вернуло его в настоящее. Хотя он не видел этого в жестком взгляде Селандин, глубоко внутри нее была нить сочувствия.
— Мне жаль, — сказала она.
— Наследники Рикса все еще живы? — спросил Трои, стиснув зубы.
— После того, как тебя превратили, он заявил права на твое княжество. Его прямой потомок, Риксор IV, теперь правит Галео. Боюсь, этот заброшенный поместный дом — все, что осталось тебе.
Это не имело значения. Его люди были мертвы, а тот, кто носил имя Рикса, жив.
— Где он? — проревел Трои.
— Ты не сможешь пойти за ним в твоем нынешнем состоянии. Я могу помочь тебе подготовиться, и в Летнее Солнцестояние я смогу приблизить тебя к нему для идеального удара.
Он сузил глаза.
— Как? Ты маг Ордена Черы или отступница, укравшая этот посох?
Она взвесила веретено в руке, и в ее ауре заструилась сила.
— Полагаю, с сегодняшнего дня я отступница. Но до вчерашнего дня я была храмов. Я заслужила этот посох и уже убивала им не одну нечисть. И я искренне надеюсь, что наши переговоры останутся дружескими.
Он не мог определить магию, которую чувствовал в ней. Незнание ее способностей ставило его в невыгодное положение.
— Ты годами была затворницей в храме. Почему я должен верить, что ты можешь обеспечить мне доступ к принцу вроде Рикса?
Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза, подняв подбородок, ее лицо было холодным. Он почувствовал правду в ее ауре. У нее была Воля править, и она привыкла, что ей подчиняются. Сидя с растрепанными волосами и засохшей кровью на шее, она выглядела как королевская особа.
— Я — Селандин Паваэ9, — объявила она, — Принцесса Алигеры10.
Трои сдержал недоверчивое проклятие. Из всех женщин, которые могли его разбудить…
Она была его злейшим врагом. У него в постели была коварная Паво.
Она улыбнулась так, что, должно быть, заставляла любовников ползать у ее ног, а врагов — трепетать.
— Теперь ты мне веришь?
Алигера всегда славилась богатством и безжалостной политической хитростью. За тысячу лет это не изменилось, так что вряд ли изменилось за последний век. Она была одной из самых влиятельных женщин среди всех княжеств, герцогств и городов-государств, составлявших Кордиум. Или была, пока нынешний Риксор не низложил ее, судя по всему.
— Принцесса Паво, униженная в Храме Черы, — задумчиво произнес он.
— Почти так же унизительно, как принца Тауруса, превращенного в Гесперина.
Ее слова больно ранили. Он одарил ее холодной улыбкой, обнажив клыки. Но она не отпрянула от него в ужасе.
— Можно вывести Принцессу Паво из ее двора, — сказал он, — но нельзя вывести придворную из Принцессы Паво.
Она ответила: — Можно снять принца Тауруса с поля боя, но нельзя выбить бойцовский дух из принца Тауруса.
— Вижу, мы понимаем друг друга.
— Действительно, между нами нет любви. Наши династии веками отнимали княжества друг у друга, когда собственные родственники не вонзали нож в спину.
— Ты потомок того Рикса, которого я знал? — потребовал Трои.
Ее взгляд упал на его клыки, и он почувствовал запах ее пота, но на ее лице не было страха.
— Нет. Его семья — боковая ветвь моей. Ублюдок, который теперь правит и Галео, и Алигерой, — мой кузен.
— Не жди от меня сочувствия к вашим распрям.
— Я знаю, что от тебя можно ждать только ненависти. К сожалению, мы — единственный способ друг для друга получить месть.
Месть. Это ли было красное в его глазах и жгучая жажда внутри? Да.
Сто лет назад он хотел справедливости для своих людей. Теперь было слишком поздно. Осталась только месть.
Низменное смертное желание. Вопреки убеждению, что его род — злые твари, у бессмертных принципы куда выше, чем у людей. Месть была анафемой11 для Гесперинов.
Но Трои помнил, как быть человеком.
Селандин собрала длинные пряди волос и перекинула через плечо, наклонив голову.
— Если ты поможешь мне против нашего общего врага, я дам тебе столько крови, сколько нужно, когда бы ты ни захотел.
Взгляд Трои приковался к ее окровавленной шее, и во рту появилась слюна. Милосердная Богиня. Он делил ложе с величайшими красавицами Короны и пировал с самыми могущественными бессмертными. Но он никогда не жаждал никого так, как уставшую, мстительную женщину перед ним.
Голод лишил его рассудка, и она была его первой пищей за века. Не могло быть другой причины, по которой он желал ее так сильно. Когда он восстановит силы, он станет невосприимчив к этим чарам Паво.
— Мы нужны друг другу, — сказала она. — Я не могу свергнуть Рикса одна, а без моей помощи ты не сделаешь и двух шагов за ворота, прежде чем Ордена Магов схватят тебя. Но если мы сможем терпеть друг друга семь дней, мы получим нашу месть — а затем разойдемся.
Что бы она ни замышляла, он будет играть в ее игры. Она была его путем к Риксу, и он использует ее.
Трои оскалил клыки.
— Я уничтожу его.
Ее улыбка стала острее.
— Тогда мы договорились.
Между ними были узы благодарности. Его совесть Гесперина шептала, что он должен делать для нее все, чего она попросит, не ожидая ничего взамен. Но эти прекрасные принципы Гесперинов не были созданы для Таурусов и Паво.
— Расскажи мне свой план, — сказал он.
Селандин знала, что не стоит рассказывать все сейчас. В ее интересах оставаться ценным информатором, а не просто источником крови.
— Я объясню детали в свое время. Если мы хотим преуспеть, ты должен сначала стать достаточно сильным, чтобы использовать магию Гесперинов, не говоря уже о том, чтобы стоять на ногах, не падая лицом в грязь. Сейчас же ты выглядишь как туша
Он сверкнул глазами.
— Есть ли в этом доме что-то, кроме крови Паво, что я мог бы выпить?
— Если бы было, я бы не предлагала свою. — Она потерла шею, изображая отвращение, чтобы не выдать своих мыслей. Почему-то его след уже зажил, оставив после себя новую чувствительную кожу.
Она не боялась его следующего укуса. Проклятое ее истощенное тело
Он поманил ее.
— Дай мне свое запястье.
— Запястье? — тупо повторила она.
— Там много вен. Мне не нужно пить из твоей шеи.
О, как Селандин хотелось сжечь все свитки, где утверждалось, что она должна подставлять ему горло. Она могла избавить себя от ощущения, как ее прижимают к его твердому телу.
— Сначала одежда, — заявила она. — Потом кровь.
Чем скорее на нем будет что-то большее, чем одеяло, тем лучше. Она соскользнула с кровати, сохраняя достоинство, насколько это возможно после того, как кончила на нем. Слава всем богам, он был еще наполовину во сне и не понял бы, что ей понравился его укус.
Она направилась к его гардеробу и перерыла одежду.
— Рог Гедона. в этом только моя прабабка у камина сидела бы.
— Я могу одеться сам, спасибо, — огрызнулся он.
Она вытащила простую тунику и свободные штаны — фасоны, которые не сильно изменились за век, — и швырнула в него. Они ударили его по лицу, прикрыв рельефную грудь. Она закрыла все занавеси вокруг него.
Пока он одевался, она пыталась игнорировать шорох ткани о кожу. Ей нужно было защититься от его чар не только туникой, но она отказалась снова надевать этот холодный, грубый саван. Она достала роскошный бархатный халат темно-коричневого цвета с золотой вышивкой и накинула его на плечи. Такая мягкость и тепло. Она сдержала тихий стон удовольствия.
Когда он раздвинул занавес, его движения были вялыми, лицо — землистым12. Ха. Непобедимый воин былых времен не мог даже одеться, не изнуряя себя до предела.
Невольно в ее мысли ворвались воспоминания из храма. Бывали времена, когда она падала без сил от постов, наложенных на нее за мелкие бунты.
Она подошла ближе и протянула запястье.
— Спасибо. — Его тон даже не звучал неохотно.
Он взял ее предплечье в свои большие ладони. Темные волосы упали ему на лицо, когда он наклонился к ее вене. Его губы коснулись нежной кожи на внутренней стороне запястья. Когда клыки вошли в плоть, она прикусила щеку, чтобы не вскрикнуть. Это не было так интимно, как питье из шеи, но удовольствие все равно разлилось по телу. Казалось, в последнее время она постоянно мерзла, но теперь тепло пробежало от головы до пальцев ног и кончиков ноющих пальцев.
Он сглотнул и тяжело вздохнул. Наблюдая, как он пьет, она вспомнила, каково это — украсть буханку из храмовой кладовой и впиться зубами в теплый хлеб после недель лишений.
К тому времени, как он насытился, рассвет уже пробивался сквозь щели ставней. Он откинулся на подушки, глаза закрылись. Короткая летняя ночь закончилась, и восход солнца снова погрузил его в сон, но всего лишь на день.
Теперь у Селандин была работа. Она поспешно вышла из его комнаты и отступила в большой зал. Она начнет здесь и обыщет весь поместный дом в поисках одежды и припасов, которые можно использовать для ее плана.
Она подняла брошенный саван. В следующий момент она уже рвала швы. Звук разрыва эхом разнесся по залу. Она рвала сильнее, чтобы услышать его снова. Разорвала одежду на все меньшие куски, слезы текли по лицу. Когда остались лишь лоскуты, она растоптала их каблуком.
Все кончено. Она сбежала из храма. Она никогда не вернется в то место, какая бы судьба ее ни ждала.