Сага о Предтечах. Книга 1. Криптум

Глава 8

Той ночью в темноте очертания центрального пика резко изменились. Вокруг торчащей макушки вспыхнули тысячи синеватых огней, словно ее окружили светляки, исчезнувшие с первыми лучами солнца.

Райзер вместе со мной направился ко внутреннему берегу, поделился своими любимыми кокосом и кисловатым зеленым фруктом. Еще он предложил кусок сырого мяса какого-то животного, которое он поймал в темноте, но я, конечно, отказался. Мантия запрещала есть плоть страдальцев.

Чакас не попадался на глаза.

В лучах солнца мы увидели, во что превратился пик – в круг стройных колонн, которые поднимались от основания на добрую тысячу метров в окружении пандусов из вулканического шлака. Я никогда не видел ничего подобного и теперь озадаченно спрашивал себя, не обрела ли машина Предвозвестников полную работоспособность и не готова ли вновь творить зло.

Я пребывал в растерянности. Мое любопытство, падкое на всякие исторические дела, разгорелось от искры, зароненной деяниями Дидакта. Если он и в самом деле был Дидактом… Разве способен великий воин и защитник цивилизации Предтеч, настоящий прометеец, провалиться в такую глубину поражения и мрака? Какие страсти, какие приключения пережил за свою долгую жизнь этот Воин-Служитель! И что могло заставить такую силу и такое совершенство трусливо укрыться в добровольной ссылке Криптума?

Я не верил в приговор, вынесенный им другим Предтечам. По правде говоря, мысли о конце нашей истории никогда не приходили мне в голову. Это казалось нелепицей. И все же…

Мысль о том, что Воины-Служители истребят целый вид – теперь, когда я лицом к лицу встретился с людьми, – казалось, противоречила самой идее Мантии. Разве Мантия наделила нас верховенством не для того, чтобы мы возвышали и обучали наших меньших братьев? Даже люди, как бы ни деградировали они к настоящему времени, заслуживали некоторого уважения. Я много узнал, наблюдая за Чакасом, и мое мнение о людях изменилось. Поражение Дидакта можно было объяснить только его собственной виной.

С внутреннего берега я смотрел на обнажившиеся колонны, думая об их предназначении. Что возникнет вокруг них, что устремится вверх? Что-то необходимое Дидакту. Маяк, возвещающий о его возвращении? Или окончательное орудие его наказания?

Я ничего не понимал в политике Предтеч. Всегда относился с пренебрежением к этой озабоченности зрелых форм. Теперь такое невежество делало меня слабым. Более всего мою юношескую наивность потрясло понимание того, что мир Предтеч – мир вековечного социального порядка и регламентированности, внутреннего покоя против внешнего хаоса – может оказаться не таким уж и вечным, что подъем по лестнице форм от манипуляра до строителя, от которого я так беззаботно бежал…

Всему этому в скором времени, возможно, будет положен конец.

Этим утром я впервые почувствовал, что значит быть смертным. И не только лично для себя. Я понял глубокий старый символ времени – две стрелки на циферблате и молния между ними, словно пальцы, сложенные в треугольник, замыкающий в себе крупицу самой судьбы. Треугольник, из которого нет возврата.

Чакас прервал мои мысли, прикоснувшись к плечу. Он смотрел на колонны с откровенным страхом на лице.

– Они приближаются с востока, – сказал он.

– Через озеро, над мерсом?

– Нет. Корабли по всему небу. Библиотекарь больше нас не защищает.

– Дидакт знает?

– Какая мне разница? – сказал Чакас. – Он чудовище.

– Он великий герой, – сказал я.

– Ты дурак, – сказал Чакас и бросился назад, петляя между деревьями.