Крепость Трех Колодцев

Лишь самые неприхотливые растения могли выжить на скалистом плато Имсэльв. Окруженное горами Иргельхарт, оно казалось идеальным местом для обороны. Плато простиралось выше облачного слоя, и ночное небо над ним было почти чистым. Хоть луна и не показывалась, было непривычно светло. На равнину падал розоватый свет, процеженный безымянными вершинами Иргельхарта. Этот розовый свет не был утренней зарей.

Вальхар погрузил пальцы в мягкую гриву лошади и еще раз оглянулся на восток, где за горами вставало красное зарево. Это шакалы-хараны. Хараны, которые упали с неба. Хараны, которые сжигают города, убивают женщин и детей, стреляют в спину. Это хараны, которые отравляют землю. Хараны, которые приносят смерть.

Ущелье Эсгель на фоне темных гор казалось просто бездной. Из этой бездны выползал бесконечный поток воинов всех племен и народов Верангера. Конечно же, вахнорцев было больше всего.

— Вальхар! — Свентхор верхом на коне пробивался сквозь ряды мускулистых, заросших, черных воинов в кожаных одеждах. На огромных копьях сверкали отблески зарева, только у вождя на груди висело блестящее новое оружие вахнорского производства. Он оскалился и прорычал угрозу на своем языке. Зеленоватые глаза засверкали из-под черного шлема. Свентхор, буркнув в ответ что-то пренебрежительное с высоты своей лошади, спокойно подъехал к Вальхару.

— Я искал тебя, — сказал он.

— Я был в авангарде, — ответил Вальхар. Он не отрывал взгляда от колонны черных воинов. В этих сумерках казалось, что их лица состоят из горящих глаз и сверкающих зубов.

— Ты не знаешь, кто это такие? — спросил Свентхор.

— Откуда мне знать? — повел плечами Вальхар. — Какой-то северный народ. Выглядят довольно грозно.

— Однако с нами они довольно любезны. Если бы я был, скажем, кобольдом, этот черный вождь наверняка отгрыз бы мне руку.

— Ну, уступили тебе дорогу, и что с того? Хоть мы еще сильны и пользуемся авторитетом у других, но вся мощь и слава Вахнора сейчас бессильны.

— Но они нам верят, — сказал Свентхор, показав рукой в направлении медленно двигающейся кавалькады. — Рангеллы, цельверы, сверскелы, дикие племена пустыни Керсхан, ункури, люди севера, кобольды. Все они сражались на нашей стороне и сейчас по своей воле идут в крепость Виргенгаард, наш последний оплот и убежище. Даже нортеки, с которыми мы издавна вели войны, воздвигнувшие между нашими народами стену ненависти, даже они стали рядом плечом к плечу и готовы принять смерть вместе с нами.

— Все понимают, что это касается не только Вахнора. Это судьба всего Верангера. Хараны преследуют не только нас. Они хотят завоевать всю планету.

Я был на переговорах с харанскими послами. Харан трудно понять. У них странные обычаи. Например, они поставили нам условие — сложить оружие и перестать сопротивляться. «Почему? — спрашиваем мы. — Неужели вы уйдете?» — «Вовсе нет, — отвечают они. — Но дальнейшая борьба с нами бессмысленна». Они считают, что мы добровольно пойдем к ним в рабство. Им кажется это вполне нормальным.

— Это похоже на оскорбление, — сказал Свентхор. — Но, кажется, нортеки так поступали когда-то. А может, это просто такой маневр.

— Нортеков всегда подозревали в невероятных подлостях. Половина из этого — басни. Нортеки никогда не совершали того, на что оказались способны хараны.

— Боже! Почему мы должны погибнуть? Ведь правда на нашей стороне! — Вальхар замолчал, стараясь сохранить каменное выражение лица, раздосадованный тем, что не сдержал свои чувства. Ни одно поражение не оправдывало такой слабости.

Но эту мысль не удавалось заглушить, поэтому он на всякий случай замолчал. Почему все должно погибнуть? Беззаботная жизнь среди счастливых людей на юге. Стройные женщины и прекрасные пейзажи за окном. Каменные дома на севере. Серебряные города рангелов, изысканные силуэты кораблей сверскелов. Пещеры кобольдов. Эти таинственные и прекрасные страны вокруг. Культура и мудрость четырех тысяч лет. И все это должно быть сожжено? Заменено на однообразное существование серого, одетого в сталь племени, которое пришло из ледяной пустыни, распространяя смерть?

— Почему? — повторил Свентхор. — Прошло наше время. Исполняется предсказание: «Аэрскел попадет в руки врага». И меч пропал. А вместе с ним закатилась счастливая звезда Вахнора. Нам остается только умереть с достоинством. Твой брат Эрик не был самым лучшим Хранителем Аэрскела. В первой же схватке потерял он меч и погиб сам. Эрик был слишком легкомысленным, заносчивым и самоуверенным. А ты знал об этом. Тебе самому надо было стать Хранителем.

«Обвинение. Итак, Свентхор обвиняет его. А если это делает он, то и другие поступают так же. Это из-за него Аэрскел попал в руки врагов».

— Эрик был моим старшим братом. И был полноправным Хранителем Аэрскела. Я не мог так просто отобрать его…

— Ты мог созвать Совет по опеке. Он решил бы, кому отдать меч, но ты боялся ответственности. Я говорю это потому, что ты мой друг.

— Что может противопоставить Аэрскел харанам? Харанам, которые путешествуют между мирами? У которых есть кранкаары, сеющие смерть с неба, уничтожающие и сжигающие все на огромных расстояниях? Которые могут расплавлять горную породу, зажигать озера, превращать города в пепелища, зараженные страшными болезнями, когда сворачивается кровь и человеческое тело разлагается? Что могло бы сделать с этим могущество одного меча? И существовало ли оно вообще?

— Так может говорить только житель юга. Но я ночевал в горах пустыни Керсхан. Я был в пещерах кобольдов в Высоких Горах. Я прошел через болота Моонгар и я видел такое, что могущество меча для меня неоспоримо.

Но уже ничего нельзя сделать. Через полгода не останется от нас даже воспоминаний. Разве если удержится Виргенгаард Тирен — самая сильная крепость.

— Нет, Свентхор. Это уже не крепость. Это могильный холм. Не обманывай себя. Мы идем, чтобы умереть.

С этой минуты они не промолвили больше ни слова. Залитая светом зарева, колонна воинов продвигалась вперед в почти полном молчании. Было слышно только шарканье подошв, тихие реплики, бряцанье оружия и стук копыт.

Вальхар чувствовал, как болят у него мышцы бедер, охватывающих широкую спину лошади, каким тяжелым становится шлем на голове. И лошади его было не лучше: она спотыкалась ежеминутно, вся морда была в пене. Остановиться бы, спешиться, расправить затекшие ноги, снять шлем. Слабость, слабость. Ну нет, нужно думать о чем-то другом.

Свентхор рысью съехал с дороги и остановился, оглядываясь назад. Вальхар дернул поводья и ударил лошадь ногами. Измученное животное посмотрело с укором, повернуло голову, и сделало два неустойчивых шага быстрее, а затем вернулось к прежнему темпу. Он подъехал к Свентхору.

— Хочу посмотреть, вышел ли арьергард из ущелья. Очень жаль, что нельзя зажигать факелов. Ничего не видно.

— Нас сразу увидели бы кранкаары, — ответил Вальхар.

— Пока крепость Зеген Кьягее Тирен держит вход в ущелье, ни один из кранкааров не осквернит небеса на этой стороне гор.

— Крепость Сломанных Копий не выдержит даже одной мощной атаки. И они знают об этом. Защитники крепости должны держаться до тех пор, пока мы не дойдем до Виргенгаарда, но ведь они могут сдаться и раньше.

Свентхор не ответил. Он посмотрел вдоль ряда. Кто-то скакал галопом с другого конца колонны, выделяясь черным пятном на залитой кровавым светом равнине.

— Это Хаакон, — сказал Свентхор. — Любая другая лошадь не выдержала бы.

— Он ищет нас, — заметил Вальхар.

Хаакон внезапно повернул лошадь и подъехал к ним. Он остановился, поднял правую ладонь в знак приветствия. Свентхор и Вальхар ответили на приветствие и поклонились.

— Не останавливайтесь у холма, — сказал Хаакон. — Привала не будет.

— Животные этого не выдержат, — заметил Вальхар. — У них три дня не было отдыха.

— Они должны выдержать. Крепость Зеген Кьягее Тирен пала. В этот момент хараны уже, наверно, входят в ущелье. — Глаза Хаакона казались влажными пятнами в отверстии шлема.

— Посмотрите, — сказал он, указывая на небо. Звезд уже почти не было видно. Но зато ярко пылала одна-единственная точка. Пылала резким зеленым светом, медленно очерчивая гигантские круги и зигзаги, как стервятник или крылатый упырь, по имени которого и получила название — Кранкаар.

Свентхор выдернул из кобуры у седла оружие.

— Оставь его, — махнул рукой Хаакон. — Он слишком высоко. Кроме того, он на нас не нападает. И пока не войдет в зону обстрела Виргенгаарда, мы не избавимся от него. Ничего не поделаешь, они уже знают о нас. Остается лишь надеяться, что они не успеют. Если хараны настигнут нас на плоскогорье, мы не сможем защищаться. — Он небрежно поднял ладонь в перчатке и отъехал.

Свентхор смотрел еще минуту на его черную, закутанную в плащ фигуру.

— Он гораздо лучший вождь, чем Сигурд.

— Сигурд был стар и не понимал, что происходит вокруг него, — ответил Вальхар без интереса.

Колонна, извиваясь, как огромный бронированный уж, обходила глубокие расселины. Взгляд неудержимо падал в их мрачную пропасть, откуда иногда светились красные глаза драконов. Из пропасти вырывались сернистые испарения, и идущие по краю люди сразу отшатывались. Иногда они обходили булькающие кипящие источники, и воздух наполнялся жаром влажных испарений. Казалось, что чем ближе к крепости, тем более дикой и бесплодной становилась местность.

— Да, жить здесь постоянно — ужасное дело, — заметил Свентхор.

— Крепость Трех Колодцев — не менее мрачное место, — возразил Вальхар. — Мы привыкли.

Авангард как раз подошел к огромной трещине, которая зияла в скальной плите и была подобна зигзагу молнии длиной в сотню футов, а шириной не менее пяти лошадей. Через нее был переброшен канатный мост, натянутый между вбитыми в скалу металлическими опорами. Шеренга остановилась. Хаакон уже был там. На своей черной лошади, окутанный черным плащом. Он соскочил, пошатнувшись, на землю.

— Завяжите глаза лошадям! — крикнул он. — Ведите их! Пехота должна переходить по несколько человек! И ради Гоора, не топайте, чтобы не расшатать опор. Не медлите! Быстрее! Не смотрите вниз!

Шеренга потеснилась, и авангард начал проходить через узкий мостик. Раздавалось скрипение кожи, бряцание оружия, топот копыт на балках и крики офицеров.

Этот марш, казалось, продолжался бесконечно. И когда Вальхар увидел сначала точку на горизонте, а потом угловатую глыбу крепости, то не мог поверить, что это и есть цель путешествия, которая представлялась ему уже почти нереальной. Однако от момента, когда он увидел крепость, до конца путешествия было еще далеко. Только усиливались постоянная боль мышц живота и бедер, усталость и голод, сворачивающий желудок. Но это было для Вальхара уже привычным, поэтому он беспокоился лишь о своей лошади. И не зря. Внезапно лошадь Свентхора споткнулась и упала на колени, а затем повалилась на бок. Свентхор вылетел из седла, стараясь не размозжить ногу, и остался лежать на земле. Вальхар соскочил с седла и подбежал к нему. Свентхор подтянул ноги и встал, помогая себе руками. Хаакон был рядом уже через минуту. Лошадь заржала тихо и жалобно, пытаясь встать на дрожащие ноги. Она приподнялась немного и снова упала.

— Ничего не получится, — сказал с участием Хаакон. — Ты должен ее добить. Таков закон.

Закованное в шлем угловатое лицо Свентхора даже не дрогнуло, но Вальхару показалось, что где-то в глубине его глаз он увидел слабую тень боли. У Свентхора эта лошадь была с детства. Верное животное выносило его из многих сражений и не раз спасало ему жизнь. Он присел на корточки у седла и начал отстегивать ремни вьюков. Шеренги продвигались мимо них, блестя и позвякивая боевым снаряжением.

— Возьми только самое необходимое, — сказал Вальхар. — Сядешь ко мне.

— Только оружие и одеяло, — ответил Свентхор. Он встал. В ладонях его блестело оружие. Животное смотрело на него с такой болью и недоверием в глазах, что казалось, оно знает, что происходит. Вальхар отошел к своей лошади, чтобы не мешать другу в этот момент. Раздался сухой звук выстрела, и по камням промчался яркий блеск молнии. Он вздрогнул. Смерть от меча была бы более почетна, но меч, поднятый на друга, приносил его владельцу проклятие. Свентхор приблизился и забросил свернутую попону на хребет лошади Вальхара. Он молчал. Вальхар был благодарен ему за это молчание.

Виргенгаард Тирен предстал перед ними огромным угловатым сооружением, сложенным из грубо отесанных плоских камней. Взгляд поражали его серые и слишком длинные стены, но самое большое впечатление производила их высота. Казалось, что стоишь у подножья скальной стены ущелья. Где-то над ними поднималась в небо круглая высокая башня, которую можно было увидеть только издалека, а вблизи для этого приходилось очень сильно задирать голову. Плоскогорье лежало высоко для птиц, но вокруг верхушки башни кружилось более десятка орлов, выращенных гарнизоном крепости. Снизу они виднелись чуть заметными точками, но сюда доходил их угнетающий клекот.

Авангард остановился напротив прямоугольных тесаных ворот, которые на фоне огромных стен казались совершенно маленькими. Замок как бы вымер. Кроме клекота орлов — никаких признаков жизни.

Хаакон соскочил с лошади и остановился на краю рва. Он приложил ладони в перчатках к губам и крикнул:

— Ингарет! Ингарет Ассатур!

— Что это значит? — спросил Свентхор. — Ты знаешь древнецельверский?

Вальхар значительно покачал головой. Заклинания нельзя произносить просто так.

Где-то высоко, на скальном выступе, появился силуэт, выглядевший как воин Севера. Он застыл на коротких кривых ногах и принялся осматривать сверху стоявших у ворот, затем перевел взгляд на нескончаемую вереницу войска, которое все еще маршировало, в то время как голова колонны уже остановилась. Он крикнул что-то хрипло через плечо, и из глубины черного шлема блеснули зубы. Появился второй, постоял минуту, а потом оба исчезли. Раздался металлический скрежет, и из-под ворот начал выползать широкий, выкованный из стали и обитый огромными заклепками помост. Он выдвинулся на всю длину и остановился с глухим громыханьем, когда пять огромных зубьев на конце моста вошли в пять выемок, выбитых в скале и отделанных сталью. Что-то щелкнуло, и мост замер. Одновременно с грохотом и скрежетом ворота поднялись, открывая мрачную щель, и из темноты выступил седобородый старец, укрытый плащом. Поднял правую ладонь к левому плечу и склонился.

— Приветствую тебя, Хаакон, — изрек он. Хаакон поднял ладонь.

— Приветствую тебя, Эльмар.

— Это для меня большая честь, — протянул Эльмар. — Стены Виргенгаарда не принимали еще такого знаменитого гостя. Ты привел огромные силы, Хаакон.

— Это горстка, Эльмар. Это горстка — ведь это армия целого Верангера. Весь мир, от Севера до страны Рангелов на юге — здесь, с нами. Даже нортеки. Это все, что мы сумели собрать против захватчиков.

— Ну что ж, войдем, — сказал тихо Эльмар и повернул назад. Хаакон взял свою лошадь за уздечку у самой морды и провел через помост.

Из темноты появилось еще несколько воинов с горящими красным светом глазами. Наконец-то к ним можно было присмотреться. Они были высокими, мускулистыми, на коротких ногах и с длинными руками. Они напоминали поросших шерстью людей Севера. Небольшие рты сверкали рядами белых клыков. Эти воины были одеты в высокие подкованные сапоги, обтягивающие брюки, черные епанчи, длинные жилеты из черной кожи с красным драконом на груди, шлемы. Из этих воинов состоял почти весь гарнизон крепости. Вооружены они были, впрочем, по-разному. От мечей и топоров до современного огнестрельного оружия.

Колонна снова двинулась со скрежетом, втягиваясь в черный проем ворот. Они шли между мощнейшими крепостными стенами, погруженные в полную темноту. Сотни шагов отражались эхом от сводов и угасали. Сотни пар глаз, красных и зеленых, загорались где-то в зияющей глубине и тоже гасли. Что-то заскрипело, потом с громыханием открылись очередные ворота, впуская бледный полумрак рассвета.

Они вошли на довольно большой, вымощенный камнями двор, который, в свою очередь, был только частью огромной внутренней территории крепости. Вся эта территория была разделена на несколько частей более низкими стенами, сходящимися к основанию центральной башни.

— Что это за народ? — спросил чуть громче Хаакон, так что Свентхор и Вальхар, идущие сзади, расслышали его вопрос.

— Заллы, — ответил Эльмар. — Энергичный горный народ. Хотя и некрасивый.

Во дворе царила лихорадочная суета. Внутренние стены изобиловали нишами, галереями. Там чернели десятки высоких фигур. Были слышны ритмичные удары молота, долетающие из обыкновенной кузницы, а из узких окон, ряд которых был виден у основания башни, у самой земли, просачивался голубой свет, свидетельствующий о современнейшей мастерской.

— Не останавливайтесь! — воскликнул Хаакон. — Не устраивайте пробку у входа! Отдавайте заллам лошадей и проходите дальше.

Были открыты со скрипом следующие кованые ворота, и авангард стал проходить через них. Вальхар снял снаряжение с лошади и отдал животное одному из заллов, как и все остальные всадники. Свентхор стоял рядом и наблюдал за лошадьми, которых отводили в сторону.

— Вальхар и Свентхор! — крикнул через плечо Хаакон. — Идемте за мной!

Они двинулись за ним и за сгорбленной фигурой Эльмара. Взошли по ступеням на крепостную стену, прошли по ней на круглую террасу и, миновав еще одни окованные сталью двери, очутились в мрачном помещении башни. Эльмар провел их по спиральной каменной лестнице, потом через пустые коридоры в круглую комнату. По вахнорскому обычаю здесь находился только длинный низкий стол и почетный трон у стены. Зал был довольно светел и удобен. Несмотря на строгую и простую мебель, здесь чувствовалась знатность хозяина. Оружие, которое висело на стенах, должно быть, переходило от поколения к поколению с давних времен. Эльмар нерешительно остановился, потом повернулся к стоявшим сзади и махнул рукой в направлении трона.

— Садись, Хаакон. Сейчас это место принадлежит тебе. — Хаакон нетерпеливо махнул рукой и одним движением снял с головы шлем. Бросил его на стол и подошел к узкому окну.

— Садитесь, ради Гоора, и не обращайте внимания, стою я или сижу, лицом к вам или боком. Древние обычаи, конечно, мудры, но оставьте этикет в покое и дайте немного подумать.

Они неуверенно посмотрели друг на друга и встали на колени вокруг стола. Вальхар и Свентхор сняли шлемы.

— Вальхар! — сказал, поколебавшись, Эльмар. — Правдиво ли это страшное известие, которое дошло до меня? Правда ли, что Аэрскел попал в руки врагов?

— Брат мой, Эрик, — сурово ответил Вальхар, — последнее доверенное лицо зачарованного меча, достойный сын рода Гьерсель, пал смертью героя. Аэрскел был с ним.

— В этом мече была заключена вся мощь Вахнора. Он стоял на страже закона со времен Гальда-Молота.

— Так что же, мы должны сесть и рыдать? — Хаакон внезапно отвернулся от окна. — Разве ты не можешь бороться без помощи таинственных сил? Я не хочу больше слышать о потере этого меча. И если кто-то скажет что-нибудь подобное при солдатах, то я сам перережу ему горло.

В коридоре раздался топот, и высокий залл с офицерскими знаками различия вбежал в комнату.

— Господин! — Он увидел Хаакона и замер в поклоне с рукой у левого плеча.

— Говори! — проворчал Хаакон.

— Господин, кранкаары! И их становится все больше!

— Итак, произошло, — сказал Хаакон, поднимаясь со стула и надевая шлем. — Успела ли войти армия?

— Все на крепостных стенах, господин. Мы вынуждены были открыть все ворота, и часть лошадей осталась снаружи. Город уже переполнен.

— Итак, на крепостные стены, — приказал Хаакон.

Зеленые точки кранкааров сверкали несколькими рядами поперек всего неба. Никаких передвижений, только этот холодный свет. Когда фигуры людей застыли на крепостной стене, овеянные пронизывающим ветром, пламя кранкааров изменило на мгновение свой цвет на розовый. Дальнобойная артиллерия Виргенгаарда брызнула струями огня, заливая светом окрестности. Ударила волна мгновенно раскаленного воздуха. Земля задрожала, но враги были слишком далеко.

Потом что-то произошло. Сначала на людей как будто упала огромная тяжесть, прижимающая к земле, затем наступило ощущение легкости, и, наконец, всех охватила слабость. Вальхар почувствовал, что теряет сознание. Оружие с лязгом выпало из рук на землю. Он протянул руку, чтобы опереться о край стены, но она не слушалась, словно чужая. Сужающимся зрением Вальхар видел, как она беспомощно скребет стену скрюченными пальцами. Он упал на колени и из последних сил бросил взгляд на территорию крепости. Крепостные стены, внутренние и главные, террасы, далекие дворы все было завалено десятками тысяч тел, беспомощных и безоружных.

Он вспомнил серебряные города рангеллов, уничтоженные налетами, затопленные корабли сверскелов, стройных женщин, застреленных у порогов своих домов, не захотевших приветствовать захватчиков. Но вот такая бесшумная, непонятная смерть? Уже лежа на земле, пытаясь бороться с охватившими его бессилием и апатией, Вальхар всматривался слепнущими глазами в растущие фигуры кранкааров.

Над крепостью Трех Колодцев вставал рассвет.

Масло вытекало безвозвратно из пластиковой бутылки, булькая и образуя радужные круги на поверхности лужи. Вальхар выругался и поднял бутылку. Это была одна из трех последних в этом сезоне, и вот больше половины бутылки пропало. Еще немного холодной жидкости удерживалось бесформенным белым пятном. Пока не нагреется и не изменит цвет на золотисто-прозрачный — есть шанс. Он схватил ложку и принялся вылавливать и отцеживать. Спасенное масло он вливал через лейку, потому что руки тряслись больше обычного. Вообще день был неудачным. Клиентов мало, толстый полицейский сержант Бриге снова был в стельку пьян, перевернул два столика, вылил кока-колу и разбил единственный музыкальный автомат. А потом принялся бить кулаками в гофрированную жестяную стену и, уже уходя, бросил бутылку от кока-колы в лампу, освещавшую вывеску над дверью. Расходы составили по меньшей мере пятьдесят соль. О жалобе нельзя даже и мечтать. Еще не было случая, чтобы вахнорец, владелец убогой жестяной будки snack-bar'a, выиграл дело с человеком, особенно с полицейским, даже таким паршивым, как сержант Бриге. Вальхар вздохнул.

Внезапно он вспомнил, из-за чего был так неловок и разлил масло. Что-то вроде сна наяву, только сна, напоминающего о чем-то прошлом, реальном. Почему после стольких лет, в середине дня, он неожиданно для себя пережил это еще раз? Эти воспоминания, скрытые до сих пор какой-то завесой, отталкиваемые со страхом (разговоры о таких вещах могли только привести к неприятной встрече с агентами государственной службы безопасности. «С кем вы разговаривали об этом? Как к этому отнеслись? Где он живет?»), эти воспоминания вдруг нахлынули с полной ясностью, и с ними вернулись горькие вопросы. Только сейчас он знал ответы. Теперь он понимал, почему не убили тогда всех. Им не нужны были груды мертвых героев. Им нужны были живые и спокойные уборщики, камердинеры, шахтеры, докеры и бармены. Они совершили гораздо худшее, чем убийство. После пробуждения никто никогда не мог уже взять в руки нож, обычную винтовку, даже толкнуть кого-то. Даже повысить голос удавалось с трудом. Они могли только слушать и поддакивать. Ненавидеть тоже могли. Только в душе.

Но что же с ним сейчас произошло? Хоть бы кто-нибудь пришел и прервал это одиночество, наполненное прошлым, бессилием и слабостью.

Он протер тряпкой поверхность стола и посмотрел через дверное окно на заходящее над плоскогорьем Имсэльв солнце. Над плоскогорьем Лоннея, к дьяволу!

Было безнадежно пусто. Он посмотрел в левое окно, выходящее на Спидертон, расположенный на возвышенности. Это было захолустное местечко с целыми километрами сооруженных из жести вахнорских предместий.

Снизу на дорогу вышел какой-то вахнорец в форме работника автозаправочной станции, несший в руках ящик пива. Он пошел в направлении города, даже не оглянувшись. И тут равнодушно скользивший взгляд Вальхара зацепил облако пыли, движущееся вдали по дороге. Автомобиль. Если едет сюда, то через несколько минут проедет мимо его бара. Это первое место на подъезде к городу, где можно остановиться и закусить. Они должны будут тут затормозить. Он достал из-под стойки груду пластмассовых стаканов, снял с них упаковку из фольги, и в тот момент, когда начал укреплять их в автомате с апельсиновым напитком, автомобиль появился напротив окна. Это был видавший виды фермерский пикап с двумя запасными колесами на крыше кабины и стальной решеткой перед капотом. Он медленно свернул на бетонную дорожку. Лязгнули дверцы. Вышли двое мужчин и, обойдя выставленные перед баром столики, вошли в помещение. Оба были людьми. Первый был одет в испачканные брюки и расстегнутую на груди рубаху. Вальхар видел его иногда. Это был Стантер — надзиратель над вахнорцами ближайшей шахты. Он подошел к стойке, облокотился и посмотрел с отвращением на шипящий в масле картофель. Второй вошел позже. Это был элегантный мужчина средних лет. По-видимому, он приехал издалека и одет был гораздо изысканнее, чем жители Спидертона. Он даже передвигался как-то изящнее.

— Наконец-то, — сказал он Стантеру. — С утра не было ничего во рту. Не знаю, что бы я делал в этой пустыне, если бы вы не подвезли.

— А-а, ерунда, — проворчал тот. — Что будете есть? Здесь нет ничего особенного, это жалкая вахнорская лавка.

— Даже не знаю… — сказал пришелец, заглядывая в никелированные кастрюльки, откуда шел пар и где булькали вахнорские блюда ценою в десять центов. К одной кастрюльке от присмотрелся внимательнее.

— Это хевгас?

— Хеэвгаас, — поправил Вальхар, — извините, но раньше произносили «хеэвгаас». Но вы правы, это именно это известное вахнорское блюдо.

— Дайте, пожалуйста, одну порцию.

— Пожалуйста. Тридцать центов.

Поднос, щипцы, упаковка проверенных на стерильность столовых приборов, здесь разорвать, спасибо, пожалуйста, касса, чек, выдвижной ящик, мелочь, сдача. Он бросил монеты между перегородками ящика, вслушиваясь в их обещающий звон. Надзиратель смотрел на приятеля с удивлением и едва скрываемым отвращением.

— Неужели вы будете это есть?

Приезжий отнес поднос к одному из столиков и начал есть.

— Почему же нет? Это очень вкусно. Из рыбы. Может, вы попробуете?

— Большое спасибо! — скривился Стантер. — Эти дикари и так надоедают мне каждый день. Вместе со своими чудачествами. Не хватает еще, чтобы я ел эти тысячелетние гадости. Одни черти знают, как они их готовят. Пусть с ними разбирается правительство. И с их варварскими обычаями.

— Вы, по-видимому, преувеличиваете. Они создали великолепную культуру. Очень интересную. Такую, где обычаи, кушанья, образ жизни, все было очень рационально построено. Это очень интересный народ.

— Вы не знаете вахнорцев так, как я. У меня свое мнение насчет этих дикарей. Для меня — сосиски. Только не трогай их своими руками, грязнуля!

— Да, пожалуйста.

«Глупый, тупой дикарь». Ум с трудом воспринимал оскорбления, они теряли по дороге свое значение. Вальхар вздохнул, взял в руки идеально чистые серебряные щипцы, выловил из воды две сочные, розовые сосиски. Из тюбика потекла горчица, оставляя светло-коричневую змейку на каждой из них. Клубы пара поднимались вверх, всасываемые вентиляцией. Стерильные столовые приборы, свежая булка — щипцами.

— И пиво.

— Мне очень жаль, но у меня нет разрешения на продажу алкоголя. Извините!

— Даже пива?

— Сожалею, но таковы предписания.

— У тебя нет даже бутылки?

— Ни одной.

— Чертов дикарь! — Стантер схватил поднос со стойки и пошел к столику. Через минуту оба усердно жевали.

— Вы археолог? — спросил Стантер.

— Что-то в этом роде, — ответил приезжий. — Почему вы так решили?

— Я подумал, что бы вы могли искать в этой дыре.

— Действительно, меня интересует крепость. Я свернул с дороги к Моонлею, когда испортилась автомашина.

— И как — на этом можно заработать? На этой старой рухляди дикарей?

— Я сейчас вам покажу кое-что. Я везу это в Моонлей. Минутку! — он отложил вилку и вышел. Он вернулся буквально через двадцать секунд, неся плоский черный несессер. Положил его на стол и начал манипулировать шифром замка.

— Здесь находится старое, еще довахнорское, произведение искусства. Это меч, ему, по-видимому, почти пять тысяч лет. Я искал его и нашел с большим трудом. Именно это и есть моя профессия — продажа и покупка таких вещей. Вы спрашивали, можно ли на этом заработать. Музей Астроархеологии в Моонлее предложил мне за него полторы тысячи соль.

Стантер выплюнул только что откушенный кусок сосиски на тарелку и медленно поднял голову. Плохо выбритая длинная челюсть медленно отвисла, как расшатанная крышка мусорного ящика. Глаза у него были круглые, как пуговицы.

— Пол… торы тысячи соль? — прошептал он.

— О, это не самая высокая цена. В прошлом месяце я перевозил шлем и перстень, стоимость которых составила круглым счетом по пять тысяч каждый.

— И вы это перевозите так, в чемодане? Без охраны, без…

— Боже мой, дружище, ведь это не слиток золота. Ну, допустим, ударили бы вы меня по голове и забрали меч. Так вас поймали бы в первом же местечке, где вы с этим появились бы и попытались продать. И ни один скупщик краденого не стал бы с вами связываться. Любая такая вещь внесена в каталог и застрахована. И там записана фамилия владельца. О каждом факте продажи сообщается сразу же и выписывается акт собственности. Этот меч как бы приписан ко мне, пока не перейдет в музей Моонлея.

Впрочем, это очень интересный образец. Например, он излучает красный свет в темноте. Это свечение иногда угасает, иногда усиливается, но неизвестно, чем оно вызвано. Еще, представьте себе, совершенно не ржавеет, а ведь он выкован несколько тысяч лет тому назад. Вообще, у него есть целая масса удивительных особенностей. Физики Музея собираются заняться им всерьез. Кроме того, меч является совершенно уникальным произведением искусства. На лезвии видна надпись, которая не прочитана до сих пор.

Он щелкнул замком с шифром и открыл несессер.

Вальхар чувствовал себя очень странно. Его бил озноб, он не мог совладать с охватившим его ужасным волнением, в голове шумело. Стантер медленно жевал сосиску, уставившись на собеседника, который одним движением вытащил меч на свет божий. Длина его была каких-то полметра, а ширина равнялась ширине ладони. Лезвие излучало розоватый свет. На рукоятке — изображение дракона Сальга, ниже ее обвивали ветви священного дерева Гнерля, которые доходили почти до эфеса. В основание лезвия был вправлен Гальяль — камень земли Изэль. По всей длине лезвия были видны староцельверские заклинания. На две ширины большого пальца руки от эфеса, на острие, находилась единственная зазубрина, которая возникла тогда, когда Гальд-Молот ударил мечом о камень на Серебряной Горе, забирая ее и прилегающие земли в собственное владение. Это был Аэрскел.

Вальхар открыл подвижную часть стойки и вышел из-за нее. Мужчины были погружены в созерцание меча.

— Будьте добры, — обратился Вальхар, — я услышал, что вас интересует. Меня учили такому древнему письму, когда я был ребенком, так, может быть…

— Пошел прочь! — крикнул Стантер. — Зеленокожая скотина!

— Подождите, — успокоил его второй. — Это в самом деле может пригодиться. Они могут быть очень полезными в исследованиях.

— Не верьте этим свиньям, — буркнул Стантер. — Если бы я не знал, что он не может прикоснуться к любому оружию, то, уверен, он стащил бы его у вас при первой же оказии.

Вальхар медленно протянул руку в направлении меча. Она не дрожала. Она была спокойной, как камень, и удивительно сильной. «Осторожно», — подумал с ненавистью о Стантере. Ненависть была холодной и мощной. Одним быстрым движением он схватил холодную рукоятку и поднял меч двумя руками острием к лицу. Стантер открыл широко глаза, полные безграничного удивления. Вальхар ударил его открытой ладонью в грудь. Стантер полетел со стула, широко раскидывая руки, отбросил спиной столик и ударился в жестяную стену. Упал на пол и больше не шевелился. Второй вскочил на ноги и отпрыгнул назад с лицом бледным, как полотно. Выхватил из-под куртки черный револьвер. Вальхар одним движением запястья ударил его концом лезвия в шею. Револьвер со стуком упал на пол. Человек повалился рядом, хватаясь руками за горло.

Вальхар выпрямился. Впервые за сорок лет. Он вышел из бара и поднял меч вверх. Лезвие сверкнуло сильным красным отблеском.

— Ингарет Ассатур! — крикнул он. И во всех домах, доках, шахтах, барах выпрямились тысячи уборщиков, мусорщиков, камердинеров, шахтеров, докеров и барменов, выпрямились и застыли в напряжении и ненависти, смешанные с удивленными, безоружными, захваченными врасплох людьми.

На противоположной стороне улицы какой-то вахнорец, на коленях собиравший разбросанный на земле лом в тележку, вдруг замер в напряжении, а затем выхватил из кучи выщербленный огромный охотничий нож и посмотрел в сторону квартала, выстроенного для людей. Его ладонь мягко взяла рукоятку и сжала ее уверенно, без малейшей дрожи. Солнце уже зашло. Над Виргенгаардом опускался теплый летний вечер.