Глава вторая Дикая охота

Страх.

Отчаянье.

Безнадежность.

Она не знает, куда идти. И поэтому идет туда, куда глядят глаза.

Но ноги уже не несут, потому что она измучена до предела. Надо хотя бы немного передохнуть. Оглядеться. И собрать в голове разбежавшиеся мысли.

Неужели она обречена на гибель? Нет, не может быть! Надо что-то придумать. Она придумает. Надо только… надо только передохнуть. Хотя бы полчасика…

Но она боится. Где спрятаться – в развалинах домов? Кажется, что там надежнее. Но так лишь кажется. Все норовят прятаться в развалинах. И муты – тоже. Стоит только сунуться… А она теперь одна. Совсем…

Вдвоем с раненым отцом она укрывалась в подвале разрушенного здания. Но на них напали осмы. Раненый отец отстреливался из автомата. А она, как могла, рубилась палашом. Но мутанты оказались сильнее.

Она вырвалась чудом, едва не попав под смертельные плевки осмов. И теперь в одиночестве пробирается среди руин, даже толком не понимая, куда идет. И сдерживая слезы отчаяния.

Нет, в коробки домов соваться нельзя, это слишком опасно. И везде могут ждать ловушки… Может, сюда?.. Нет, что-то здесь не так. Пройду дальше…

Ага. Вон торчит полуразвалившаяся кирпичная стена, можно спрятаться за ней. Правда, рядом растут дендромуты… Но уж лучше соседство «кровососов», чем подвал, где часто селятся пауки-мясоеды или прыгающие черви. А то и квазимухи гнездо совьют – они любят сырые и темные трущобы. Те еще твари… А с дендрами можно и договориться, если знать заклинания.

Да, кажется, неплохое место. Там, за стеной, она отдышится и придет в себя. А затем…

Скоро ночь, уже темнеет. Что она будет делать одна? Как переживет ночь в этом жутком обезлюдевшем городе, где бродят толпы голодных и злобных мутантов?

Одиночество.

Отчаянье.

Ужас…

* * *

Он чувствовал запах жертвы и предвкушал скорое кровавое пиршество – как и его временные подельники из числа таких же бродячих мутантов без роду и племени. Временные, потому что вормы не признают организованных форм существования. Они – муты-одиночки, предпочитающие шакалить на свой страх и риск. Но могут и собраться в стаю – если найдется сильный вожак, способный объединить их ради заманчивой цели. Иными словами, предложит такое, от чего невозможно отказаться.

А от чего любой уважающий себя «трупоед» никогда не откажется? Разумеется, от возможности пограбить и пожрать. И как раз такую возможность обещал им Пузыч – их новоявленный вожак.

Пузыч – уродливый плод случайной связи дампа и самки нео – был смышлен, силен и жесток. А еще он таскал на своей, относительно ровной, без шишек, башке тактический шлем из кевлара и где-то разжился настоящим палашом отличной ковки. Но даже таких качеств и аргументов ему не хватило бы, чтобы собрать разношерстную шайку из полудюжины злых и голодных «трупоедов» – если бы не заманчивая цель.

Она возникла после того, как Пузыч встретил накануне знакомого ворма по кличке Бздец. Тот считался в среде «трупоедов» убогим доходягой, неспособным справиться с сухопутным осьминогом, и конченным наркошей. Короче говоря, был натуральным чмырем. Однако чмырем, при этом, пронырливым и информированным, всегда находящимся в курсе последних событий.

Именно Бздец и поведал Пузычу о том, что на днях войско Капитолия разгромило острог лесных людей. Большую часть «лесных» капитолийцы угнали в полон, остальные попрятались в развалинах Тушино. Местные нео, сказал Бздец, ведут за этими беглецами настоящую охоту. Да только «лесных» так просто не возьмешь, у них даже самки дерутся, как настоящие бойцы.

Сначала Пузыч слушал болтовню Бздеца вполуха – на фига с «лесными» связываться, пусть и беглыми? Но потом заинтересовался. Чувствуя, что старый знакомец что-то недоговаривает, Пузыч угостил его сушеным мухомором. И не прогадал.

Пожевав гриба, Бздец разболтал «коммерческую тайну»: мол, капитолийцы установили за голову каждого «лесного» вознаграждение золотом. Не важно какого именно «лесного» – живого или мертвого – главное, чтобы голова была в наличии. Капитолийцы, как поведал Пузычу закосевший после забористой «дури» Бздец, за каждого мертвого «лесного» обещали по два «золотых». А за живого – аж целых шесть!

Вот тут Пузыч сделал «стойку». Ради золота он был готов носом землю рыть – даже невзирая на то, что нос у него подгнил и провалился к нёбной кости. Ведь «трупоеды» – существа нищие и неприхотливые. Для них одна золотая монета уже целое богатство – месяц шиковать можно. Как же тут не воодушевиться?

Бздец в обмен на вторую дозу мухомора указал несколько мест, где можно наверняка натолкнуться на беглых «лесных», и даже начертил на песке что-то вроде плана местности: мол, зуб даю, эксклюзивная информация – в этих норах можно брать хомо тепленькими. После чего вырубился, упав на спину и закатив глаза – то ли совсем сдох от передоза, то ли просто отключился.

Воодушевленный радужными перспективами Пузыч быстренько прочесал окрестности и «поставил под ружье» шестерых вормов. Получилась вполне себе боеспособная банда «романтиков с большой дороги». Особенно в том случае боеспособная, если попадется на их дороге женщина – самка хомо, в смысле. Или раненый хомо-самец. А при иных раскладах и деру дать можно.

Но с утра, вопреки большим ожиданиям, так пока никто и не попался. Кроме парочки крысособак, с которыми вормы решили не связываться – уж слишком рискованно. Крысособаки, они такие – сами могут что угодно отгрызть. И грабить их бессмысленно – сплошной голяк.

По всему выходило, что вечно обдолбанный Бздец соврал ради дозы мухомора или элементарно напутал. Но ссылаться в качестве оправдания на подобного чмыря – себя не уважать. И получалось, что слово, данное подельникам, не держит сам Пузыч – со всеми вытекающими последствиями.

С утра ничего не жравшие члены шайки начали глухо ворчать и недвусмысленно косились на атамана – мол, весь день пыль глотаем, а обещал свежее мясо хомо и золотые горы. И где оно, обещанное? Так честные пацаны не поступают.

Если бы Пузыч не держал постоянно в руке обнаженный палаш, подельники могли и наброситься – и, чем ближе к вечеру, тем с большей вероятностью. Ведь «трупоеды» ночевать на пустой желудок не любят, если что – сожрут кого угодно и без лишних церемоний. Впрочем, подобными хамоватыми манерами отличались почти все муты.

И вот тут – уже вечером – Пузыч уловил запах. Точнее, сначала он заметил около обломка бетонной плиты след, похожий на отпечаток обуви. А уж когда приблизился и обнюхал плиту, то ощутил его – запах хомо.

Видимо, хомо сидел некоторое время здесь. Притом совсем недавно, иначе запах бы выветрился. И это был не просто хомо. Это был… было…

Пузыч поводил лицом вдоль плиты, но ресурсов его подгнивших обонятельных рецепторов не хватало. И тогда он лизнул растрескавшийся бетон…

О-о!.. О-о-о…

Он почувствовал кисло-сладкий вкус самки. Самки хомо… Молодой… Вспотевшей… Испуганной… Источающей пряный вкус жертвы…

– О-о-о-о, – не сдержав эмоций, сладострастно простонал Пузыч. – Это самка.

Услышав вожака, вормы сгрудились вокруг плиты и радостно загудели:

– Самка хомо… Вожак нашел след самки… Пошли быстрей, пока не стемнело… Надо ее догнать… Самка… О-о-о-о…

* * *

– Командир, ты посмотри – «трупоеды» объявились. – Сержант Бугров, не отрываясь от окуляров бинокля, махнул рукой. – Надо же – целая шайка.

– Куда идут? – лениво отозвался старшина Сергей Латыпов.

– Пока по улице тащатся. На запад.

– На запад? Хм…

Их разведгруппа в составе трех бойцов вышла из Капитолия двое суток назад, и сегодня планировалось возвращение на базу. С утра они двигались с юго-востока на северо-запад от берега Водохранилища, прочесывая район патрулирования по диагонали. К полудню оказались на северной окраине Тушино около почти целой, поросшей крыш-травой, шестиэтажки. С ее верха хорошо просматривались окрестности, и Латыпов решил устроить здесь наблюдательный пункт. До вечера. А потом можно и на базу отправляться, в Капитолий.

Так и сделали. Забрались на крышу с помощью веревок и стали следить за местностью. Но вокруг было на удивление пустынно. Разве что мелкие стаи крысособак изредка пробегали. Да еще, около часа назад, по улице рысцой прошлепали два десятка серых мохначей из клана Брарга. Они направлялись на восток, и разведчиков не интересовали. Какой смысл связываться со злобными городскими нео? Если только сами на рожон полезут.

И вот теперь объявились «трупоеды». Чего это они в кучу собрались? Неужто «стрелку забили» конкурентам из-за дележа территории?

– Может, шуганем вормов, а? – спросил Бугров, не дождавшись внятной реакции командира. – Там почти одни доходяги.

– Зачем? – Сергея слегка разморило на солнышке. Пока Бугров и арбалетчик Федор осуществляли дозор, он присел у парапета и даже, кажется, слегка задремал. И тут какие-то зачуханные муты… – Толку от них, как от хоммута молока…

– «Языка» можно взять, допросим.

– Брось, сержант. – Латыпов поморщился. – Чего вормы могут знать? Всю жизнь по помойкам пасутся.

Сомнительное удовольствие драться с вонючими «трупоедами» ради того, чтобы захватить одного из уродов в плен, старшину совсем не прельщало. Тем более что рейд подходил к концу.

Это был, в общем-то, обычный разведывательный рейд, если не считать некоторых особенностей. Уже полмесяца – с того трагического вечера, когда погиб глава Капитолия Стратег Олег – все разведгруппы имели, среди прочих, одно особое задание. Оно заключалось в поисках сына Стратега – семнадцатилетнего Тимура.

Юноша исчез из Капитолия сразу после смерти отца – и с того момента как в воду канул. Вот тогда новый Стратег Якуб, возглавивший Когорту, и издал распоряжение: любой ценой найти Тимура; если не живого, так мертвого; если не самого Тимура, то какие-то его следы или информацию о нем.

А то что же получается? Стратега Олега лишили жизни наемные убийцы, а сын сразу пропал. Может, он причастен к покушению на отца и сбежал? Или парня похитили неизвестные враги?

Но кто именно? Уж не лазутчики ли Кремля? В Кремле, по слухам, давно зубы точат на общину капитолийцев. Не нравится их князю и боярам, что капитолийцы сами по себе и не желают идти под чью-либо руку. Потому кремлевские и строят козни.

Такие слухи поползли по Капитолию. А дыма без огня, как известно, не бывает. Вот Якуб и поручил разыскивать пропавшего Тимура денно и нощно. Даже специальные поисковые группы создал.

Истинные причины исчезновения Тимура в Капитолии знали немногие. В число этих немногих – так уж сложилась ситуация – входил и Сергей Латыпов. Но о том, что он знает, лучше молчать. Иначе голова с плеч.

Он теперь и сам под подозрением – после того, как ушла в глубокий рейд группа капитана Латыпова, брата Сергея. А посылал эту группу Стратег Олег, вскоре погибший от рук наемных убийц. И Сергей догадывался, кто мог их нанять…

Потому и не хотел старшина Латыпов искать пропавшего Тимура. Но изображал видимость добросовестного служаки, чтобы не привлекать излишнего внимания. Потому что у коварного Якуба везде глаза и уши. И очень длинные руки – до самого Олега дотянулись. А все потому, что Олег пошел против мнения остальных членов Когорты Хранителей. Вернее, сейчас уже не Хранителей, а Избранных Юпитером.

Это они раньше Избранными Хранителями Традиций назывались. А после гибели Олега новоявленный Стратег Якуб реформу управления объявил. Правда, пока что вся реформа свелась к изменению титулов правителей Капитолия. Хранители превратились в Избранных, а Стратега Якуба теперь следует именовать Великим Стратегом.

Так постановила Когорта сразу после взятия острога «лесных». Хотя Якуб возле острога даже не появился, сидел за стенами Капитолия. Тоже мне, великий полководец. Вот Олег был настоящим воином. А Якуб – трусливая сволочь. Но хитрый и изворотливый, как многоголовый аспид. И ядовитый. Это он наемных убийц к Олегу подослал, больше некому.

Ну, про то лучше молчать. Да что там молчать? Даже думать такое опасно…

– Старшина, – сказал Бугров, продолжая смотреть в бинокль. – Может, все-таки догоним «трупоедов»? Интересный, понимаешь…

– Да сдались они тебе, сержант? – с раздражением оборвал Латыпов. – Заботы нам нет, как «бомжей» по развалинам гонять. Посидим здесь еще чуток и двинем в Капитолий.

– Ты не дослушал. – Бугров покосился на командира группы и снова уставился в бинокль. – Я тут разглядел – у одного из них шлем на голове дюже интересный. Он, похоже, вожак у них – впереди все время топает.

– И что интересного в этом шлеме? Ну, подобрал где-нибудь или с мертвого снял.

– Да наш, похоже, шлем-то, тактической защиты. Этот самый, с изолятором от шамов.

– С изоляцией от ментальных атак, – машинально поправил Латыпов.

– Ну да, с ней самой. А еще у этого вожака палаш в руке. Настоящий, не какая-нибудь самодельная сабля.

– Что ж… ты сразу… не сообщил? – медленно выговорил Сергей.

У него возникло нехорошее предчувствие – даже под сердцем защемило. Тактических шлемов со специальной прокладкой, изолирующей от ментальных атак шамов и других мутов-телепатов, в оружейке Капитолия хранилось меньше десятка. И выдавали их далеко не всем бойцам – только на особые задания. Как же подобный «крутой» шлем мог очутиться у бродяги-ворма? Да еще и палаш…

– Я не сразу обратил внимание, – сказал сержант. – Тут на солнце отсвечивает… Ну, я сначала и подумал, что урод на башку какую-то кастрюлю натянул.

– Я понял. – Латыпов ловко, одним движением, поднялся на ноги. – Все, парни, перекур закончился. Надо эту шайку обязательно догнать. Точнее, этого урода в шлеме.

– Берем его целым? – деловито уточнил арбалетчик Федор. – Или можно слегка подпортить шкурку?

– Подпортить можно. Главное, чтобы разговаривать смог.

– А с остальными что? Валим?

– Остальные – удильщик с ними. Как получится…

* * *

Она, кажется, задремала, притулившись у кирпичной стены. Очнулась от звериного ощущения опасности. Открыла глаза – и оледенела от ужаса.

Вокруг нее стояло несколько мутантов – уродливых человекоподобных существ в лохмотьях. Горбатые, скособоченные и кривоногие. Туловища пучатся шишками и наростами. Конечности разной длины растут откуда ни попадя, пальцев – где по семь штук, а где и вовсе ни одного.

Головы деформированы, рожи перекошены, как будто их рихтовал молотом пьяный кузнец. Выпученные глаза блестят животной похотью. Рты плотоядно оскалены. А у самого ближнего – с провалившимся носом – из уголка рта по заросшему шерстью подбородку ползла липкая струйка слюны.

Вонь от грязных тел и смрадное дыхание накатили волной. Отчаянный крик сам собой вылетел из горла. Рука инстинктивно рванулась к поясу. Но вытащить охотничий нож девушка не успела. Пузыч, рыкнув, схватил ее за плечи и с силой ударил о стену.

Обмякшее тело еще продолжало сползать по стене, а вормы уже бросились к нему. Казалось, еще миг, и они разорвут жертву на клочки. Но Пузыч, вскинув руку с палашом, издал воинственный вопль – и мутанты замерли, не смея переступить невидимую черту за спиной вожака.

– Я первый, – ощерившись, прохрипел Пузыч. – Не бойтесь, мяса всем хватит.

– Хотим тела! – визгливо выкрикнул одноглазый ворм. Правое ухо росло у него прямо из щеки, а левого уха не было вовсе.

– Да, мы хотим тела! – поддержал требование «соратника» коротконогий мутант с отвисшим брюхом, похожим на надутый пузырь.

– Тело тоже получите, – снисходительно изрек Пузыч. – После меня.

Он с грозным величием окинул взглядом членов шайки. Это был миг торжества, и Пузыч хотел насладиться им в максимальной степени. Его ущемленное самолюбие изгоя и парии, родившегося на помойке и проведшего около нее всю жизнь, тешили жадная зависть и трусливая злоба, читавшиеся в глазах подельников.

Пусть завидуют, недоноски! Он первым испробует нежную плоть этой человеческой самки по праву сильного. И если попробуют вякнуть…

Но никто не вякнул, потому что никто не хотел рисковать жизнью в предвкушении скорой вакханалии. Ничего, думали муты, они дождутся своей очереди. Вожак прав: тела самки на всех хватит – белого и мягкого тела хомо. И сладкого на вкус.

– Ты и ты – помогите мне. – Пузыч ткнул пальцем в «одноглазого» и «коротышку». Он кайфовал от власти и возможности – пусть и кратковременной – распоряжаться чужими судьбами. – Разденьте ее.

Вормы тут же подскочили к неподвижному телу девушки. «Коротышка», задрав подол платья, приподнял ее за талию. А «одноглазый», схватившись обеими руками за пояс рейтуз, одним рывком сдернул их до колен жертвы.

Увидев обнажившееся тело, «одноглазый», не удержавшись, лапнул девушку за бедро. Но Пузыч грозно рыкнул. И ворм, сопя от возбуждения, полностью стянул с самки рейтузы. Затем, сжимая их в руке (ценный трофей, как никак!), отбежал на несколько шагов и завистливо уставился на вожака.

– Разорвать ей платье? – угодливо спросил «коротышка».

– Не надо, – сказал Пузыч. – Я сам. Лучше раздвинь ей ноги.

Отдав распоряжение, он засунул палаш в ножны. После чего, не сводя глаз с бедер девушки, медленно приспустил свои драные штаны. Нащупав ладонью болтающееся в промежности «хозяйство», сладострастно хрюкнул. И, сделав шаг вперед, слегка нагнулся, собираясь опуститься на колени между беспомощно раскинутых ног жертвы…

* * *

Арбалетчик Федор выбежал из-за кирпичной стены, опередив остальных капитолийцев. Они и так настигли мутантов, а когда услышали отчаянный женский крик, то сразу перешли на бег. И Федор, худой и шустрый, как сухопутный осьминог, конечно же обогнал неповоротливого Бугрова и тяжеловесного Латыпова. Он вывернул из-за стены и первое, что ему бросилось в глаза, были уродливые ягодицы ворма – покрытые коричневой шерстью и отвисающие, словно курдюк.

Цель оказалась настолько заманчивой, что Федор действовал рефлекторно – вскинул арбалет к плечу и нажал спусковую скобу. Тренькнула тетива, и через мгновение арбалетный болт со смачным хрустом вонзился в «яблочко». Хотя в данном случае можно было бы употребить и другой термин, но не будем вдаваться в подробности. Выразимся так: вонзился туда, куда надо – прямо по центру растопыренной задницы.

Пузыч, застигнутый врасплох в самый неподходящий момент, подпрыгнул, как будто наступил на мину. И тут же свалился набок, запутавшись в рваных штанинах. И все это, буквально, в преддверии скорого блаженства. Разве не подлянка?

Взвыв от переполнивших сознание отрицательных эмоций, Пузыч попытался нащупать и устранить причину неожиданной боли, пронзившей его чресла. Но куда там! Короткая арбалетная стрелка вошла в задницу ворма по самое оперение, доставив ублюдку незабываемые ощущения.

Толпившиеся вокруг мутанты офонарели, увидев, как их грозный вожак с воплями исполняет на земле загадочные телодвижения. Не иначе, как впал в экстаз, подумали они. Мухомора, что ли, успел пожевать? И это вместо того, чтобы шпокать самку хомо! Импотент, не иначе.

Капитолийцев «трупоеды» заметили не сразу. Дело в том, что в момент появления разведчиков, вормы, в предвкушении увлекательного зрелища, находились к ним спиной. Кое-кто из мутантов даже приспустил штаны, готовясь прийти на смену Пузычу. А когда тот внезапно рухнул оземь, самый наглый из всех мутов – одноглазый ворм – и вовсе решил, что его очередь уже наступила.

Придя в себя после короткого замешательства, он рванулся к самке в надежде опередить конкурентов – уж шибко ему было невтерпеж. Однако успел сделать лишь один шаг. А на втором подбежавший Латыпов снес уроду башку резким ударом палаша.

Первым в ситуации правильно сориентировался «коротышка» – обладатель неимоверно раздутого брюха. Он стоял за телом девушки, ближе к противоположному концу стены. Обнаружив до зубов вооруженных капитолийцев, мут благоразумно не стал вступать в сражение, а шустро посеменил в обратном направлении. Хитрец рассчитывал, что сумеет скрыться в развалинах, пока остальные члены шайки будут отчаянно драться с хомо.

Увы, расчеты «коротышки» не оправдались. Он еще не добрался до конца стены, когда из-за нее выскочил сержант Бугров. Отрезая мутантам-разбойникам пути отступления, он забежал с другой стороны, что стало для «коротышки» полной неожиданностью. Настолько полной, что он и охнуть не успел, а сержант уже рассек ему брюхо ловким движением клинка. Рассек и тут же отпрыгнул в сторонку – чтобы не угодить под фонтан зловонной жидкости, хлынувшей из огромной раны.

А вот ворм, удиравший следом за «коротышкой», вовремя среагировать не сумел. Поскользнувшись на чужих кишках и слизи, он плюхнулся на землю прямо под ноги Бугрову. И, разумеется, в тот же миг лишился башки.

Лишь один из «трупоедов», вооруженный обрезком трубы, повел себя, как настоящий боец. Он не стал улепетывать со всех своих кривых ног – их у мерзопакостного ублюдка оказалось по воле щедрой природы аж целых три, – а отчаянно бросился навстречу Латыпову. И как раз в этот момент схлопотал в грудь болт от Федора.

Отдадим мутанту должное. Он не упал, несмотря на то, что болт прошил его до позвоночника, – а лишь слегка притормозил и хрюкнул, выражая негодование. И даже вскинул над лохматой башкой трубу, намереваясь огреть ею старшину. Однако реализовать намеченное не успел, потому что Латыпов, изловчившись, рубанул его по локтю.

Хрясть! И рука, сжимающая трубу, опустилась сама собой – в том смысле, что плюхнулась на землю безо всякого участия ворма. Который, в свою очередь, лишившись конечности, резко успокоился.

Возможно, помогло кровопускание – кровища-то из обрубка хлестанула струей, хоть ведро подставляй. Или просто заскучал, вспомнив об арбалетной стрелке в груди. Тоже ведь не фунт изюма, когда подобная стальная хрень легкие пробивает – хочется вздохнуть, а тут тебе ни вздохнуть, ни, извините, высморкаться. В общем, скособочился наш «трупоед» и поковылял куда-то в сторонку на своих трех лапах, скуля и повизгивая.

Видя такое безнадежное дело, два оставшихся мутанта ломанули в ближайшие кусты. Да с перепугу забыли, что это не обычные кусты, а самые что ни на есть «кровососы». Первый ворм влетел в заросли на полном ходу и уже через секунду заверещал, когда ветки вонзили в его плоть свои безжалостные шипы.

Он попытался вырваться, но где уж там. Десятки веток, длинные, гибкие и прочные, как сыромятные плетки, обвили мута с ног до головы такими крепкими объятиями, что за полминуты «зацеловали» жертву до смерти. Был ворм и весь вышел.

Нет, потрепыхался еще, конечно, ради приличия, посучил конечностями, но «кровопийце» это только в радость. Ежели чувак дергается, значит, осталось еще кое-что в закромах. А остаток, как говорят в мутантском народе, всегда сладок. Это ж такой кайф – высосать содержимое жертвы до последней капельки.

Второму «трупоеду» повезло больше. Он чуток подотстал от первого, пока подтягивал спадающие штаны, и исхитрился затормозить, буквально, на границе зарослей. «Кровопийцы» все-таки зацепили жертву несколькими ветками, запустив в тело мута пару-тройку шипов. И моментально откачали из него около литра крови. Но на помощь нечаянному донору подоспел сержант. Он перерубил хищные ветки и, схватив «бомжа» за шиворот, оттащил того в сторонку.

Латыпов между тем сосредоточился на обладателе тактического шлема – то есть на Пузыче. Несмотря на пробитую насквозь задницу, вожак шайки не собирался сдаваться на милость победителей. Подняться на ноги с застрявшим в паху болтом он не смог – духу не хватило. Но как-то изловчился привстать на колени и вытащил из ножен палаш, готовясь отразить атаку старшины. В общем, старался, как мог.

Однако фехтовальщик из раненого «трупоеда» был хреновенький. Латыпов двумя ударами обезоружил его, выбив из руки палаш. А тут еще и Федор подбежал и, наставив арбалет, выкрикнул:

– Не дергайся, тварь! А то в ухо засажу.

«Бомж», видимо, понимал, каково бывает, когда тебе засадят в ухо болтом. Затравленно оглянувшись, он скорчил рожу и демонстративно улегся на бок – мол, что хотите, то и делайте, изверги. Но глаза его при этом горели лютой злобой.

Латыпов поднял с земли палаш, выпавший из руки мутанта, и на сердце мгновенно похолодело. Он узнал бы этот клинок из тысячи других, потому что сам помогал кузнецу выковывать навершие для рукояти – в форме фигурки орла. Орел изображался на гербе Капитолия, а навершие Сергей Латыпов изготовил для брата Ильи.

Рядовому составу иметь подобные украшения на оружии не разрешалось, но Илья носил звание капитана. Вот и попросил брата сделать эскиз и помочь кузнецу выполнить тонкую работу, когда изготавливался новый палаш. Сергей помог. Отличное получилось оружие – и клинок, и рукоять, и навершие…

– Ты где это взял, урод? – процедил Латыпов. Горло перехватило от волнения и нахлынувшей ненависти. Нет, шанс на иной расклад еще оставался. Но слишком ничтожным выглядел этот шанс. Никогда бы Илья добровольно не отдал свое оружие. Да еще и тактический шлем…

Ворм молчал. Сергей стукнул его по голени обухом клинка и повторил:

– Ты слышал, урод, что я спросил? Будешь молчать, раздроблю кость на щепки. Где ты взял этот клинок и шлем?

И снова ударил – теперь уже посильнее.

«Трупоед» вскрикнул и отдернул ногу. Затем прохрипел:

– Ничего не знай. Нашел.

– Врешь, ублюдок. – Латыпов замахнулся палашом. – Сейчас ты у меня все расскажешь.

– Ничего я тебе не скажу, хомо! – выкрикнул ворм. Но на всякий случай подтянул к животу обе ноги. – Хочешь убить – убивай.

Сергей внезапно усмехнулся и опустил оружие.

– Слушай, давай договоримся, – произнес все с той же кривой усмешкой. – В живых я тебя все равно не оставлю, это верно. Но обещаю прикончить одним ударом, если расскажешь все, как было. А иначе… Иначе отрублю обе ступни и валяйся тут. Здесь кругом полно крысособак. Хочешь, чтобы они тебя по кусочкам раздербанили?

Мутант молчал, тяжело посапывая.

– Надеешься, что крысособаки сразу перегрызут тебе горло? – задумчиво спросил Латыпов. – Да, такое тоже может случиться. Но ты не учитываешь, что этим голодным зверькам я тебя подарю не сразу. Сначала я буду долго дробить тебе голени. По сантиметру. – Он изобразил большим и указательным пальцем расстояние, равное сантиметру. – Кстати, давай-ка мы вытащим из тебя болт. Чувствую, он тебе мешает. А нам он еще пригодится. Федор, вытащи стрелку, не оставлять же ее в заднице этого кретина.

– Запросто, – с безучастным видом отозвался арбалетчик. – Как будем тащить – вперед за наконечник или назад, за оперение?

– За оперение, пожалуй, удобнее. А то оно еще где-нибудь внутри застрянет.

– Не надо болт таскай. Я ничего не знай, – проскулил «трупоед». Глаза его по-прежнему сверкали злобой, однако в голосе появились заискивающие нотки. – Правда говорю – шлем я снял с мертвого хомо. И палаш там же лежал. Я взял. Больше ничего не знай, мамой клянуся.

– У тебя была мать? Жутко представить, как она могла выглядеть, – с насмешкой произнес старшина.

Он раздумывал. Имелось у него ощущение, что ворм, как минимум, привирает. Но и устраивать пытку ему не хотелось. Визгу будет много, а толку… Может, и не врет он вовсе – наткнулся на труп и прибарахлился. Вряд ли такое чучело могло одолеть в схватке Илью. Налетели толпой? Так ведь и Илья не один в рейд отправился, четверо их было.

– Я все сказал, честное слово. – Заметив, что капитолиец колеблется, «бомж» едва не заплакал, изображая чистосердечное признание. – Зачем мне врать, хомо? Пузыч никогда не врет. – Он шмыгнул провалившимся носом и эффектно завершил свой короткий монолог: – Клянуся честью.

Латыпов в изумлении покачал головой: надо же, какие нынче продвинутые «трупоеды» пошли – честью клянутся, маму вспоминают. Нахватался где-то, недоносок…

– Старшина! Может, и вправду, прикончим его и дело с концом? – вмешался в разговор сержант. – Темнеть скоро начнет. А нам еще с девкой разобраться надо.

Он кивнул в сторону девушки. Она продолжала неподвижно лежать у стены с задранным подолом. Латыпов взглянул на нее и сразу отвел глаза, почувствовав внутренне неудобство – словно подглядывал в замочную скважину.

А ведь красивая девчонка. И, судя по всему, из «лесных». Это у них девки вплетают в волосы разноцветные ленты. И пояс у нее кожаный с ножнами для широкого охотничьего ножа. Капитолийские бабы оружия вообще не носят, никакого. И за пределы крепости никогда не выходят. А вот у «лесных» девки шустрые – мед собирают в лесу и охотятся самостоятельно… Охотились – поправил Латыпов себя. Конец пришел их общине.

Новая забота – ловить разбежавшихся по всему Тушино лесных людей – у разведчиков появилась несколько дней назад. «Лесные» отклонили ультиматум Избранных, не захотев признать абсолютную власть Капитолия. Что же, сами виноваты. Острог их пал после трехдневной осады, теперь участь «лесных» плен и рабство. Или смерть.

Правда, человек тридцать или сорок из числа жителей общины прорвались сквозь оцепление и разбежались кто куда. Якуб велел выловить всех до единого. А не выловить, так убить. Чтобы впредь никому неповадно было выступать против власти Капитолия.

Жесток Якуб, чего тут говорить. А еще коварен, как аспид…

– Командила, – неожиданно подал голос искусанный «кровопийцами» ворм. После того как Бугров оттащил его от кустов, он несколько минут тихонечко валялся на земле, очухиваясь. Бедняга даже на время потерял сознание. Но сейчас, похоже, оклемался. – Командила, этот Пузыч все влет. Это он убила вашего бойца. Он сама хвастался.

«Трупоед» присел и ткнул указательным пальцем в сторону Пузыча. Кроме указательного пальца, сросшегося со средним, у него на кисти было еще два пальца – загнутый закорючкой большой и малюсенький мизинец, росший не вперед, как положено, а вниз, прямо из ладони.

– Чего-о? – ошарашенно протянул Бугров. – Чего ты там вякнул?

– Заткнись, тварь! – прорычал Пузыч. С неожиданным проворством он вскочил на корточки и рванулся в сторону «трехпалого», невзирая на спущенные штаны. Однако Федор находился начеку – вскинул арбалет и нанес борзому муту очередное «боевое ранение».

Если честно, Федор опять хотел попасть в задницу, но чуток пониже – скажем так, в промежность. Уж шибко противно выглядело «интимное место» у ворма – даже описывать не хочется. Короче говоря, полный отстой, отвис и отпад, или, если выражаться по науке, «я у мамы гермафродит». Но то ли рука у Федора дрогнула, то ли «мишень» оказалась слишком подвижной, но болт угодил, так сказать, в верхний габарит – в копчик.

Ох уж взвыл на этот раз Пузыч, так взвыл. Электродрель на пару с бензопилой подобной колоратуры не выдадут, не говоря уже о каком-нибудь Пласидо Доминго, а ворм сумел. И с таким искренним чувством выдал, что, наверное, разогнал всех мутов в радиусе пятьсот метров. Потому что, когда живое существо так проникновенно вопит, даже лысому ежу понятно, что кто-то с кого-то заживо сдирает шкуру. Следовательно, надо побыстрей делать ноги – а то ведь лихоимцы и до тебя доберутся.

Однако солировал ворм недолго. Латыпов подскочил и двумя ударами отсек уроду обе ступни – как обещал. И чтобы больше не рыпался, а то уж больно шустрый, никаких нервов не хватит. А нервы у старшины давно находились на пределе. Укоротив и, заодно, укротив Пузыча, он приблизился к трехпалому «трупоеду» и, продолжая сжимать в руке окровавленный палаш, требовательно бросил:

– А ну-ка, давай по порядку. Чем он там хвастался?

– Я все скажу, командила, все, – затараторил «трехпалый», косясь на клинок. – Этот Пузыч сегодня ночью к нам подошла. Мы у костла сидели, вот с ним. – Он показал пальцем на труп «одноглазого». – А этот Пузыч стала нас уговаливать. Долго уговаливала. Даже золото обещала. И много чего говолила. Как она длаться умеет. И палаш свой показывала. И говолила, какая он умная и сильная…

– Ближе к делу, урод! – рявкнул Латыпов. – А то язык отрежу. Чего он говорил об убитом бойце?

– А-а, об убитом… Так это, командила… Командила, а ты меня отпустишь? – Ворм заискивающе посмотрел в глаза Латыпову. – Я твой плохо ничего не делала. И твой капитолийцам ничего не делала. Отпусти меня. А я все скажу. Я много знай.

– Значит, жить хочешь? – угрюмо спросил старшина.

– Хочу, командила.

– Так тогда рассказывай, хоммучий потрох! А потом видно будет. Ну?!

– Я все понимай, командила. Не селдися, я все скажу. Этот Пузыч говолила, что была в плену у шамов.

– У шамов? – с недоверием переспросил старшина.

– У шамов, у шамов. В плену она у них было. И не только она. Много волмов в плену была, очень много. Шамы всех делжали на цепях и совсем не колмили. Совсем, чтобы волмы были голодный и злой. И это… в головы шама залазила, ничего не давала делать. Чтобы волмы их слушалась, а сама ничего не могла думать. Потому что шамы не давала.

– Да не тараторь ты так, урод, – с раздражением вмешался Бугров. – Ничего не понимаю. Старшина, ты понимаешь?

– Кое-что понимаю, сержант, – медленно произнес Латыпов. А про себя подумал: «Ай да молодец, сержант. Спас «бомжика» от «кровопийцев» – как будто наперед знал, что тот может поделиться ценной информацией. Одна из заповедей разведчика – нельзя недооценивать «языка», как бы он не выглядел. Если есть возможность – всегда допроси. И не спеши убивать».

– Если понимаешь, то объясни, – не дождавшись продолжения от Латыпова, хмуро сказал сержант. – А то мы с Федором стоим, как болваны.

– Я объясню, парни. – Старшина посмотрел на арбалетчика. Тот, в отличие от Бугрова, не проявлял любопытства. Но наверняка прислушивался к разговору. И почти наверняка кто-то из них двоих потом все доложит Якубу.

Не хотелось Латыпову, чтобы эта информация, связанная с его братом, дошла до ушей Когорты Избранных. Интуитивно чувствовал – не надо бы им об этом знать. Но теперь скрыть уже не удастся – Якуб все равно докопается.

– Шамы, похоже, новую пакость придумали, – сказал Латыпов. – Ловят вормов и держат их зачем-то при себе. А чтобы те не рыпались, подавляют их волю. Гипнотизируют, я так понимаю. И этот Пузыч у них тоже в плену был… Только вот на фига шамам «трупоеды» сдались? Работники из них никакие…

– Они не лаботники, командила, – встрял мутант. Его прямо-таки трясло от желания выслужиться и спасти свою жизнь. – Они воина. Пузыч говолила, шамы их длаться посылала. Ваша капитолийца шла, а шама на них послала волма. Пузыч тоже там была.

– Стоп, – сказал Латыпов. – Хочешь сказать, что шамы заметили капитолийцев и натравили на них вормов?

– Да.

– Когда это было?

– Моя не знает, Пузыч не говолила. – Мутант наморщил узенький лобик. – Нет, говолила. Пузыч говолила, что это было давно, когда был полная луна.

– Ночью, что ли? В ночь полнолуния?

– Нет, днем. Перед ночью. Пузыч говолила, что в ночь полной луны шамы всегда делают желтва. Много желтва – лежут голло и едят. Пузыч боялся, что его тоже съедят. Но днем плишла ваша капитолийца. И волмы напала на них. Потому что так велела шамы.

– Понятно, – сказал Латыпов. И лицо его резко побледнело.

Он и на самом деле уже почти все понял. В том числе, понял самое главное и ужасное. Хотя и не хотел в это верить. Но слишком уж многое сходилось.

Полнолуние было около двух недель назад. И примерно в это же время в рейд ушла разведгруппа под командованием Ильи Латыпова. Ушла, как понимал Сергей, с тайным поручением Стратега Олега.

Подробностей Сергей не знал. Илья не рассказывал, а он не спрашивал. И не только из-за секретности задания…

Но сразу после этого погиб Олег. А группа капитана Латыпова так и не вернулась в Капитолий. Зато по Тушино около двух недель шастал с палашом Ильи безродный ворм Пузыч. И таскал на голове тактический шлем, ублюдок.

Чего уж тут непонятного? А верить все равно не хочется. Кто же захочет поверить в гибель старшего брата? Пусть и не общались они толком последние несколько лет. Да что там не общались – считай, врагами стали. А все из-за Ирины – красавицы и на редкость легкомысленной девки.

Сначала она пообещала Сергею, что выйдет за него замуж. И вдруг резко изменила мнение, заявив, что любит Илью. Все, мол, Сережа, между нами кончено. Не обижайся, но сердцу не прикажешь.

Сильно обиделся тогда Сергей на старшего брата. Настолько сильно и страшно, что всенародно пообещал его убить накануне свадьбы. Не в спину, понятно, убить, а в открытой схватке – в «поединке чести».

Илья оправдывался, пытался объясниться с братом, но тот и слушать не желал. Лишь твердил, как заведенный: «Либо ты, либо я. Либо принимай вызов, либо сдохнешь, как трус».

И быть бы большой беде. Да вмешался Стратег Олег и уговорил Сергея отказаться от поединка. Не позорь, мол, имя Латыповых такими разборками из-за глупой бабы. Все равно уже ничего не изменишь, только жизнь разрушишь – и себе, и брату.

Стратега Сергей послушался. Но брата не простил. Даже несмотря на то, что напрочь выбросил Ирину из сердца. А вскоре и сам женился назло всем, чтобы не думали, что он переживает. Однако с Ильей так и не примирился. Потому что считал его предателем.

Но сейчас… После того, как всего-то полмесяца назад скончалась от сердечного приступа мать… Сейчас известие о гибели брата потрясло старшину до глубины души. Что же это за напасть такая?! За что его Юпитер проклял, оставляя без близких людей?

– Сколько их там было – капитолийцев? – сглотнув комок в горле, сипло выдавил из себя Латыпов.

– Много, – с готовностью отозвался «трупоед».

– Много, это сколько? Трое?

– Нет. Совсем много.

– Четверо?

– Да, четвело! – обрадованно воскликнул мутант. – Пузыч так и говолила – очень много было. Целых четвело. Долго с ними длались, очень долго. Ваши стлеляли из автоматы. Но волмы их все лавно побила. – Он помолчал, поглядывая на Латыпова, и со злорадством уточнил: – Этот улод лично капитолийца убила.

– Какой урод?

– Да этот же, Пузыч. Сама хвастался. Лично убила, говолит, и заблал палаш. А потом снял шлем и надел на свой башка. И пелестал слышать шамов. Идет, а шамы не командуют. И тогда он убежала. Он сама лассказывал, я не влу.

– Пузыч надел шлем убитого капитолийца, я правильно понял? – отчетливо, почти по слогам, спросил Латыпов. – И после этого перестал слышать команды шамов, так?

– Плимелно так, – охотно согласился ворм, почесывая плешивый затылок торчащим из ладони мизинцем. – Он хвасталась, что тепель никого не боится, даже шамов.

– Я просек в чем дело, – сказал Бугров. – Тактические шлемы экранируют ментальные посылы. Когда этот говнюк натянул шлем себе на башку, он вышел из-под контроля шамов и сбежал. Верно, старшина?

– Верно, сержант.

Латыпов развернулся и приблизился к Пузычу. Тот лежал на боку и тихо поскуливал. В ногах у него натекла огромная лужа фиолетовой крови.

– Эй, ты, – начал Сергей и тут же оборвал себя.

О чем спрашивать этого отморозка? Правда ли, что он убил Илью?

Так не знает он никакого Илью и вряд ли чего толком запомнил в сплошном угаре. Когда шамы влезают в мозги, то ты становишься куклой – тупой куклой, выполняющей чужую волю. Так что…

Теперь показания Пузыча не имеют никакого значения. Он сам уже рассказал другим вормам о том, что помнил. Почти наверняка что-то приврал. Но есть неопровержимые факты – палаш и шлем. И от них никуда не денешься. Илья погиб, как и остальные члены группы. Скорее всего, погиб около логова шамов у бывшей станции метро «Тушино».

Опасное там место. Зачем парни туда сунулись? Да кто ж его знает… Днем шамы обычно спят. Возможно, Илья надеялся по-тихому проскочить, чтобы срезать путь к Большому Каналу. Но шамы их засекли и бросили в бой вормов-рабов. Хитроумные эти шамы, ничего не скажешь…

Латыпов посмотрел на Пузыча. А тот даже не отреагировал на приближение ненавистного хомо – лежал на боку и скулил. Глаза затянулись пленкой, как у жабы, в уголках рта выступила кровавая пена…

Сергей инстинктивно приподнял руку с клинком… и опустил обратно. Пусть подыхает сам. Легкой смерти эта тварь не заслужила…

– Получается, эти уроды нашу группу замочили? – Бугров неслышно подошел сзади и остановился слева от Латыпова. – Как ты думаешь, командир, кто бы это мог быть? У нас, вроде, никто не пропадал.

– Вроде бы…

– То есть, предположений никаких?

– Никаких, – сказал Латыпов.

– Надо обязательно доложить.

– Конечно, обязательно доложу. Как только вернемся на базу.

Бугров покосился на Латыпова и спросил:

– Что с девкой будем делать, старшина? Сдается мне, что она из «лесных».

– Да, похоже. Надо бы ее в чувство привести и допросить.

– Может, сначала побалуемся с ней? – Сержант хищно усмехнулся. – Глянь, как ляжки растопырила. От нее не убудет.

– Тебе что, жены не хватает? – нахмурившись, отозвался Латыпов.

– Так то жена. С ней скучно. А тут – свежее мясо.

– Не мясо, а тело. Она тоже человек, Бугор.

– Еще надо разобраться, насколько они люди, эти «лесные», – буркнул сержант.

– Без нас разберутся – на то Когорта есть, – твердо произнес Латыпов. – И вообще – пора в Капитолий двигать, пока не стемнело. Хочешь потом в темноте по лесу пробираться? Или собрался в развалинах до утра сидеть?

– А чего бы и не посидеть с молодкой? Точнее, полежать? Тем более тебе, холостяку.

Сержант как будто специально заводил Латыпова. Но тот не ответил – не успел.

– Командила, – подал голос «трехпалый». – Тепеля ты меня отпустишь? Я все сказала.

Старшина обернулся. Ворм сидел на корточках, находясь на низком старте. Он давно бы уже попытался удрать, но не осмеливался из-за присутствия Федора. Умение того точно разить цель из арбалета «трехпалый» успел оценить на печальном примере Пузыча и явно опасался подставлять под выстрел свою тощую задницу.

– Проваливай, – сказал Латыпов. – Шесть сек, и чтобы я тебя не видел.

Вряд ли мутант понял, что означает выражение «шесть сек», но дернул прочь, как будто и вправду получил в задницу арбалетный болт. И тут же скрылся за остатками кирпичной стены.

– Далеко не убежит, – сказал сержант. – Отсидится в развалинах и вернется ночью.

– Думаешь?

– Уверен. Здесь же столько трупов. Повезло, уроду. Теперь он жратвой на неделю обеспечен.

– Она очнулась, старшина, – внезапно произнес Федор. И, словно реагируя на его слова, негромко застонала девушка.

Сначала она пошевелила головой. Затем, опершись локтем о землю, приподняла туловище. Она смотрела на разведчиков, но взгляд был мутным, а на лице ничего не отражалось. Кроме гримасы боли. Видимо, она еще находилась в полубессознательном состоянии.

– Федор, помоги ей, – скомандовал Латыпов. – Прислони к стене.

Пока арбалетчик присаживал у стены девушку, которая, как тряпичная кукла, норовила сползти на землю, старшина тоже приблизился к ней. Теперь у него было время разглядеть девушку тщательнее.

Темноволосая. Но не брюнетка, а, скорее, темно-рыжая. Лицо правильной овальной формы, с узкими скулами. Но щеки сильно запали, как и продолговатые, слегка раскосые, глаза. Вокруг них темнели круги, и от этого глаза казались огромными. Не глаза, а натуральные лесные озера с топкими берегами.

Правда, сейчас они были полуприкрыты, а голова безвольно болталась на высокой шее. Но Федору все-таки удалось усадить девушку у стены. Точнее, это удалось сделать совместными усилиями арбалетчика и незнакомки, потому что ее тело вдруг напряглось, словно надутое воздухом. Но на самом деле в него вернулась жизнь.

Латыпов это понял, потому что девушка широко распахнула густые ресницы. И взглянула прямо перед собой, как будто пыталась сфокусироваться на одной ей видимой цели.

Глаза у нее были яркие – бирюзовые, что ли… Сергей не очень-то разбирался в тонкостях цветовых гамм, но понял, что очень яркие. Как будто драгоценные камни сверкнули. Как их там? Изумруды, что ли…

А в следующую секунду она закричала. Нечленораздельно. Но было понятно, что ее крик несет страх и отчаянье. Федор растерянно обернулся на командира, а затем, нагнувшись, грубо зажал незнакомке рот.

– Правильно, – сказал Латыпов. – Придержи ее пока, а то она всех мутов на ноги поднимет.

Он присел рядом на корточки и произнес – громко и отчетливо:

– Слушай меня. Ты жива – это главное. На тебя напали вормы – мы их убили. Теперь тебя никто не тронет. Это – главное. Ты меня поняла?.. Если поняла, закрой глаза. Ну?.. И не дергайся, это бесполезно. Ну? Ты – меня – поняла?

Девушка с трудом – мешала цепкая и крепкая ладонь арбалетчика – кивнула и уже потом сжала веки.

– Молодец, – сказал Латыпов. – Сейчас Федор уберет ладонь. Но ты должна молчать, а не вопить, как недорезанная. Если поняла – открой глаза.

Незнакомка разомкнула веки. Во взгляде читался испуг и боль. Из уголков глаз выкатились несколько крупных слезинок и потекли вдоль переносицы.

– Отпусти, – распорядился Сергей.

Федор с опасением разжал ладонь и медленно отодвинул ее от лица девушки. Та молчала и лишь тяжело, со всхлипом, дышала.

Латыпов снял с пояса флягу и поднес к губам незнакомки.

– Глотни немного. Это поможет… Как тебя зовут?

Она сделала несколько жадных глотков и, подавившись, закашляла. Потом вытерла губы наружной стороной кисти и хрипло выдавила:

– Глаша.

– Ты из общины «лесных», ведь так.

– …Так, – после заминки отозвалась девушка. – А вы… вы ведь капитолийцы?

– Капитолийцы.

Глаша уронила голову на грудь. По лицу ее пробежала судорога отчаянья.

– Что вы… что теперь со мной будет?

– Теперь ты пленная, – сказал Латыпов, смотря в сторону. На глазах девушки опять выступили слезы, и он не хотел этого видеть. – Но для тебя так даже лучше. Тебя бы все равно убили муты, одной в этих джунглях не выжить. А в Капитолии… В Капитолии можно жить.

– Рабыней? – с желчью спросила, будто выплюнула, Глаша.

– Ну-у… это не мне решать. У меня начальство есть.

– Уж лучше бы меня убили муты, – потухшим голосом произнесла девушка. – Я думала, что уже умерла. Очнулась, а тут вы. Уроды капитолийские… – Помолчав, добавила: – Убейте меня, а? Чего вам стоит? Вы же все равно звери.

Сергей не ответил. Поднялся и сказал арбалетчику:

– Федор, свяжи ей руки. Надо возвращаться на базу. Пять минут перекур и топаем.

Он отошел в сторону и, вытащив из напоясной сумки клочок бумаги и кисет, ловко скрутил самокрутку.

– Борзая девка. – Сержант уже стоял рядом. – Отсыпь махорочки, у меня закончилась.

– Держи.

– Спасибо… Я вижу, старшина, что ты на эту Глашу запал малость.

– С чего ты взял? – Латыпов достал изготовленную из гильзы зажигалку и зажег цигарку. – Уж больно ты наблюдательный, сержант. Лучше бы за своей женой смотрел.

– Жена от меня никуда не денется. Жена, что курица, где петух, туда и тулится. – Бугров хохотнул. – А это боевая добыча. Имею право.

– Я сказал уже – она пленная. И сначала ее надо довести до базы. А дальше Стратег решит.

– Да понял я. Но меня не проведешь. Видел я, как ты на нее пялишься. Ничего, вообще-то, девка – белая и в теле. – Сержант тоже закурил. – Только зря стараешься. Ее все равно в рабыни зачислят. И будет она по ночам всех холостяков обслуживать. Тебя, кстати, тоже. Может, и без очереди – ты же ее поймал.

– Завидуешь? – с равнодушной усмешкой бросил Латыпов.

Равнодушие далось ему с трудом. Сержант Бугров – по-простому «Бугор» – его раздражал. С того самого момента, когда его начали ставить в группу Латыпова. А это началось сразу после того, как убили Стратега Олега.

– Нет, не завидую. Было бы чему… «Лесные», они дикие, им доверять нельзя. Знахари там всякие, ведуньи. Говорят, с дендрами общаться умеют, серыми пчелами управляют на расстоянии. А это лишь мутантам под силу.

– Чушь все это, слухи. Обычные они люди, только живут иначе, как мы… Жили.

– Это в каком смысле иначе? – сержант прищурился.

– В прямом. Не нашего ума дело об этом рассуждать. Избранные разберутся, что к чему.

– Это верно. – Бугров затянулся, хищно раздувая ноздри. И взгляд у него был хищный, как у рыси. Возможно, из-за своеобразной, вытянутой и суженной к вискам формы глаз и желтовато-зеленоватой радужки. – А хороший у тебя самосад, вкусный. У кого брал? Как будто с добавкой какой.

– Это дикий табак. Его «лесные» на полянах собирали. А нам он в виде дани поставлялся. – Латыпов, не скрывая усмешки, коротко взглянул на сержанта. – Учти – он, может, какой заговоренный. Курнешь – и скопытишься.

– Ну, если только на пару с тобой. Но вообще-то я не знал про такой табак.

Сергей промолчал. Подобный табак полагался офицерскому составу. Илья его получал по нормам вещевого довольствия. Однако брат не курил. И мать передавала табак Сергею. Посвящать в эти маленькие «семейные тайны» Бугра старшина не собирался. Но тот заговорил сам:

– Слушай, а ведь Илья с группой в какой-то дальний рейд ушел? Не знаешь, куда?

– Откуда же мне знать? Мы с ним секретную информацию не обсуждали. Да и вообще почти не разговаривали.

– Понятно. Жаль, – не совсем впопад изрек сержант. – Ну что, топаем в Капитолий?

– Топаем.

Сергей сделал последнюю затяжку, досмолив самокрутку до конца – так, что обожгло пальцы. Но лицо его осталось неподвижным и спокойным.

«Доложит Бугор Якубу про палаш и шлем, как пить дать – доложит, – подумал, растирая крошечный остаток цигарки в руке. Автоматическая привычка, из числа тех, что вырабатываются годами – нельзя в разведке оставлять следов. Окурок, это тоже след. – Навершие из орла, конечно, не только у Ильи на оружии было. Но вряд ли Якуб поверит, что я не сумел опознать свою работу… Нда-а… Придется самому доложить о гибели Ильи и группы, пока сержант не опередил. Так ведь и спалиться можно. А мне никак нельзя палиться. Потому что теперь мне есть о ком заботиться».

Он имел в виду маленькую дочь Маришку, которую воспитывал один с самого рождения – ведь жена умерла при родах. Точнее, воспитывала Маришку бабушка, а он, так сказать, принимал посильное участие. Но теперь дочка полностью на его попечении и ответственности.

А о Глаше старшина Латыпов в тот момент ничего такого не думал. Разве что не шли из памяти ее глаза. Огромные, как лесные озера, до дна наполненные болью и отчаяньем…

Загрузка...