Кремль 2222. Покровское-Стрешнево

Глава вторая КРОВАВАЯ ЖАТВА

– Я понял, что Латыпов предатель, и решил сбежать, пока не поздно, – сказал разведчик Федор Шелест. – А то бы меня все равно замочили – не маркитанты, так старшина.

Он замолчал и искоса взглянул на Стратега Якуба. Федор опасался реакции властителя Капитолия и имел на то серьезные основания. Якуб велел своему тайному агенту следить за действиями старшины Латыпова, а в случае, если тот задумает измену, убить его. Но Шелест с заданием не справился. Более того, когда завязался бой с маркитантами, сбежал при первой возможности.

А как не сбежать, если ситуация выглядит абсолютно безнадежной? Не ждать же, когда тебя прикончат маркитанты? Если бы он погиб, кто бы тогда сообщил Стратегу важнейшую информацию?

Однако это были оправдания для себя, которые Федор придумал, добираясь до Капитолия. Якуб мог похерить все оправдания одним махом. И не только из-за Латыпова. Куда хуже было то, что Шелест упустил возможность ликвидировать Тимура, давно объявленного государственным преступником. Вот за такое можно точно головой поплатиться.

Предвидя неблагоприятный поворот событий, Федор в какой-то момент подумал: а не соврать ли Якубу? Сказать, что всех бойцов из их разведгруппы замочили маркитанты, и дело с концом? Ведь ситуация по ходу боя и вправду выглядела безнадежной.

Но идти на прямую ложь Шелест не решился. Потому что пришел к выводу: если кто-то все-таки выжил – тот же Латыпов или Тимур – и потом информация всплывет, то казни не избежать. А перед ней вздернут на дыбу, и Малюта лично кожу сдерет.

В результате Федор выбрал скользкий путь полуправды – кое-что утаил, кое-что переврал, приукрасил свое поведение и слепил, как ему казалось, приемлемую версию. Но одновременно понимал, что Якуба на мякине не проведешь. Поэтому сейчас сидел в кабинете Стратега и потел от волнения в ожидании каверзных вопросов. И они, разумеется, последовали.

– Почему ты сразу же не убил Тимура, как только его увидел? – своим обычным, тихим и сиплым голосом спросил Якуб. – Разве ты не знаешь, что он объявлен вне закона?

– Знаю, конечно, – торопливо отозвался Шелест. – Я так и хотел сделать. Как увидел Тимура, тут же на него арбалет навел. Но лейтенант Рыков приказал Тимура не трогать.

– Объяснил почему?

– Нет. Сказал, что потом объяснит. Я же не мог командира ослушаться. Есть же Устав.

– Вот как? – с насмешкой произнес Стратег. И кинул короткий взгляд на начальника особого отдела Марка по прозвищу Малюта.

Тот сидел сбоку от стола и пока что молчал. Но, поймав взгляд Якуба, воспринял его как руководство к действию. Сразу нахмурился и, подлаживаясь под настроение главы Капитолия, спросил:

– А что говорит Устав о поведении бойца в бою? Разве он велит оставлять раненого командира без помощи?

– Я бы лейтенанта никогда не оставил. – Шелест сглотнул слюну. – Но я подумал: а вдруг он тоже предатель? Почему он не прикончил Тимура сразу? И оружие у него не отобрал. Вот я и подумал: может, они сговорились? Может, это измена?

– Если так, тогда не думать надо было, а мочить изменников, – поджав губы, процедил Малюта.

– Подожди, Марк, – тихо, но очень весомо остановил начальника особого отдела Якуб. – Не сумел бы он всех замочить. У него арбалет, а у них автоматы. Ведь так, Федор?

– Так точно, Великий Стратег, – с воодушевлением подхватил Шелест. – У каждого по автомату было. Куда мне против них с арбалетом? Я еще подумал: наверное, они с золотом решили сбежать. Потому и измену замыслили.

– А ты сам видел золото?

– Нет. Только заметил мешок, его Тимур нес. Спросил: что там? Старшина ответил, что золото. А больше я вызнать не успел – маркитанты атаку начали. И Латыпов велел мне занять позицию на первом этаже. Я спустился вниз, а потом подумал: надо ли мне с ними оставаться? Если я погибну, кто потом обо всем доложит?

– Довольно, об этом мы уже слышали. – Стратег слегка хлопнул ладонью по столу. – Значит, в мешке у них находилось золото?

– Да.

– Ты уверен?

– Да. Когда Тимур мешок на пол опустил, там что-то забренчало. Ну и тяжелый этот мешок был, очень тяжелый. Не свинец же он волок? Я видел, что Тимур с трудом его нес. А он парень здоровенный.

– Я знаю, что здоровенный. Ты вот что скажи: получается, он не ранен был?

– Кто?

– Да Тимур же, идиот, – вставил свои «пять копеек» Малюта. – Раны у него были?

– Нет, я ничего такого не заметил. А что, его должны были ранить?

– Помолчи, – сказал Стратег и, наклонив голову, медленно, как будто играл на пианино гамму, забарабанил пальцами по столу.

«Ситуация совсем запуталась, – подумал раздраженно. – Не зря сюда вмешались шамы, ох, не зря. Получается, Тимура уносили с арены едва ли не мертвым, а уже на следующий день он был здоров, как фенакодус? Ну не оживили же шамы мертвеца? От мозгоедов, конечно, много чего ожидать можно, но не до такой же степени.

Загадка на загадке. И чем дальше, тем хуже. Пока не поймаешь Тимура, ничего не прояснится. Правда, наверняка что-то знает и Сергей Латыпов. Но жив ли он вообще после боя с маркитантами?

А вот Тимур, скорее всего, жив. Он словно заговоренный стал, как из Капитолия сбежал. Уж не побывал ли в Поле Смерти?

Конечно, это на грани вероятности. Но совсем исключить нельзя. Иначе чем объяснить невероятную живучесть Тимура? Ничего его не берет – ни клинок, ни пуля. Эх, надо было сразу юнца убить – в тот же вечер, когда прикончили его папашу. Но кто же мог представить, что все так обернется?

Так или иначе, Шелест принес ценные вести. Получается, что золото Гохрана они в затопленном метро все-таки обнаружили. Уж не знаю как, но обнаружили. И это очень важная информация.

Что касается Тимура… Пока лично не увижу трупа, буду считать его живым. Да и Латыпов, возможно, тоже жив. И однозначно предал нас. А я ведь считал, что Сергей не сорвется с крючка, пока у нас в руках лесовичка. Уж больно он запал на эту Глашу, будто завороженный. Получается, ошибся я в своих расчетах.

Кстати, о Глаше. Надо бы в отместку содрать с нее кожу, а потом отдать рабам на растерзание. Надо бы… Но без Латыпова это совсем неинтересное зрелище. Вот если бы у него на глазах лесовичку замучить, тогда иной расклад. Тогда в кайф. А так лишь добро переводить. Девка-то молодая и в самом соку – ей рожать и рожать. И красивая, надо сказать… Хм…»

Якуб задумчиво посмотрел на Малюту и Федора, которые, не шевелясь, сидели на стульях в ожидании дальнейших указаний. Давно усвоили – когда Стратег думает, лучше ему не мешать. Если, конечно, не хочешь нарваться на неприятности.

– Вот что, Шелест, ступай пока, – прервал молчание Якуб. – Потом с тобой разберемся. И вот еще что. О том, что случилось сегодня утром, – молчок. И не вздумай кому-нибудь тренькнуть о золоте – вмиг головы лишишься. Но сначала – языка. Марк лично его тебе вырвет. Понял?

– Я все понял, Великий Стратег. – Федор вскочил со стула, едва не опрокинув его. Приняв стойку «смирно», выпалил: – Я не подведу, Великий Стратег. Служу Капитолию и Когорте!

– Служи. А теперь проваливай.

Сделав небрежный жест ладонью – словно отгоняя муху, – Якуб перевел взгляд на начальника особого отдела. Но заговорил не сразу, дожидаясь, пока Шелест выйдет из кабинета. Когда дверь с мягким стуком захлопнулась, просипел, продолжая смотреть на Малюту неподвижными глазами змеи:

– А ты, Марк, сделай следующее. Дай команду караульной службе. Если вдруг объявится Латыпов, пусть немедленно задержат и доставят лично ко мне. Попробует оказать сопротивление – пусть не церемонятся. Но убивать не надо – он мне нужен живым. Уяснил?

– Так точно, Стратег, – с готовностью отозвался особист, приподнимаясь. – Может, допросить Шелеста с пристрастием? На всякий случай?

– Пока не стоит.

– Нутром чувствую – недоговаривает он что-то.

– Повторяю для особо непонятливых – пока не стоит, – процедил Якуб. – Мы подумаем и решим.

– Ясно, Великий Стратег. – Марк побледнел, сообразив, что проявил чрезмерную настойчивость. – Все понял. Я пошел?

– Подожди. – Глава Капитолия некоторое время молчал, постукивая пальцами по столу. – Когда вернешься из караулки, сделай следующее. Приведи ко мне лесовичку. Как ее там?

– Глаша.

– Ага, ее… Она хоть чистая? Мыли ее?

– Как и всех арестантов. Помыли под душем, выдали чистую рубашку, фельдшер осмотрел. Вшей нет.

– Это хорошо. Теперь ступай.

– А куда девку вести? – вкрадчиво спросил Малюта. – Сюда, в кабинет? Или… или сразу в спальню?

Несколько лет назад у Якуба умерла жена. С тех пор для удовлетворения сексуальных потребностей Стратег пользовался услугами рабынь. Начальник особого отдела об этом, естественно, знал, потому что лично подбирал «хозяину» девок.

– Или, – ответил Стратег. – Чуть не забыл – распорядись, чтобы принесли бутылку настойки. Моей любимой. Ну, ты знаешь…

Когда Марк вышел, Якуб еще несколько минут сидел за столом, погруженный в раздумья. Да, тяжела ты, шапка Мономаха…

С нагрузкой, которая навалилась на главу Капитолия в последний месяц, он раньше не сталкивался никогда. Долгое время он считал, что главная преграда на пути реализации его наполеоновских планов – Стратег Олег. Уберешь его, и все пойдет как по маслу.

Но на деле оказалось не так. После убийства Олега в настоящую головную боль совершенно неожиданно превратился его сын Тимур. При этом чем дальше развивались события, тем опаснее становился юнец. И совсем уж тревожной стала ситуация в тот момент, когда в нее по непонятным причинам вмешалась ведьма Нави – злейший враг Якуба и глава загадочной секты.

Впервые Якубу доложили о существовании секты нео, поклоняющихся некоему богу Исую, несколько лет назад. Разведчики поймали тогда забавного мохнача с выстриженной макушкой. Сначала они хотели его убить, но тот вел себя очень странно – проявлял невероятную для косматых мутантов миролюбивость и постоянно бормотал о каком-то грядущем пришествии. В общем, явно темнил. Поэтому подозрительного «языка» доставили в Капитолий для более тщательного «собеседования».

При допросе с пристрастием мохнач показал, что входит в секту некоего гуру по прозвищу Нави. Этот самый гуру, по описаниям пленного смахивающий на человекоподобного мутанта, проповедовал идеи о том, что нео являются детьми «нового хомо» и призваны стать «новым человечеством». Ну а старое человечество, погрязшее в грехах, пояснил «просветленный» мутант, должно исчезнуть с лица земли.

Якуб, пообщавшись со странным мохначом, пришел к выводу, что тот свихнулся на почве знаний, оказавшихся непосильным грузом для его слаборазвитого сознания. И, в общем-то, не представляет особого интереса, как и вся секта. Но вот прозвище гуру сектантов навело Якуба на тревожные ассоциации.

Само по себе прозвище Нави Якубу почти ничего не говорило. Но когда пленный нео подробно описал гуру, Якуб догадался, о ком идет речь, – о рабыне-повитухе по имени Нина. Сам-то он повитуху, некогда принимавшую роды у его матери Лидии, совершенно не помнил. Но мать неоднократно ее описывала, потому что считала чрезвычайно опасным существом. И пропустить подобную информацию мимо ушей Якуб, естественно, не мог.

Собрав дополнительные сведения, он получил подтверждение тому, что повитуха Нина и гуру Нави – одно и то же лицо. С этого момента поиск зловредной старухи, которую Якуб называл ведьмой, превратился для него в идею фикс. Но долгое время поиски не приносили успеха.

Лишь несколько дней назад убежище секты выследили и атаковали с помощью управляемых биологических конструкций – модифицированных потолочников, или «тварей», как называли их в Капитолии в целях секретности. Но операция закончилась если и не провалом, то очень неоднозначными результатами. Такими, что Стратег с удовольствием казнил бы всех ее участников – если бы было кого.

Ведь по последним сообщениям разведки во время операции погибли все потолочники вместе с группой сопровождения и оператором тварей, нейромантом Гаем. А вот судьба Нави оставалась невыясненной. И это очень напрягало Стратега наравне с информацией о Тимуре, который, судя по всему, по-прежнему был цел и невредим. И, пожалуй, стал на сегодняшний день едва ли не главным препятствием на пути реализации глобальных замыслов Якуба.

Но ничего – до победы осталось совсем немного, и он обязательно добьется ее, подумал Якуб. Осталось сделать несколько решающих шагов до триумфа. И он сделает их. А сейчас можно и устроить небольшой привал, чтобы расслабиться и сбросить нервное напряжение. Всего на одну ночь…

– Мы можем себе это позволить, – вслух произнес Стратег. – Мы, Император Капитолия Якуб Первый.

Ему нравилось думать о себе во множественном числе. И эта привычка иногда проскакивала в его речи.

В Капитолии сохранилась большая библиотека. В детстве Якуб не любил общаться со сверстниками, редко принимал участие в мальчишеских играх, но зато много читал. Особенно ему нравились книги по истории, где рассказывалось о выдающихся государственных деятелях вроде Юлия Цезаря, Карла Великого и Наполеона Бонапарта. В одной из подобных книг юный Якуб вычитал о манере императоров и королей использовать местоимение множественного числа, так называемое Pluralis majestatis (множественное величия). Уже тогда в нем зародилась мечта стать императором Капитолия. И сейчас он как никогда был близок к воплощению своей мечты.

– Мы, Император Капитолия Якуб Первый, – повторил Стратег. И расслабленно улыбнулся.

У императора обязательно должен быть наследник. Но его еще надо родить. Что же, скоро посмотрим, годится ли для этой цели дикая лесовичка.

Когда старшина Сергей Латыпов пробрался в Капитолий, уже вечерело.

Он рассчитывал попасть туда раньше – намного раньше. Ему было жизненно важно опередить Федора Шелеста, сбежавшего во время схватки с маркитантами около Волоколамского шоссе. Ведь Шелест наверняка доложит Стратегу Якубу о том, что Латыпов встретил предателя Тимура, но почему-то не убил его. И это автоматически сделает старшину государственным преступником.

«Если Якуб быстро примет меры, – рассуждал Сергей, – то меня даже не пропустят в Капитолий через ворота – сразу арестуют. А если Стратег по каким-то причинам замешкается с приказом караулу, то передвижение внутри крепости для меня все равно будет сильно затруднено. Глашу требуется не только вызволить из тюремной камеры, но и провести на нижний этаж бункера. А как это сделаешь, если по Капитолию уже разошлась весть о том, что ты изменник и преступник? Обязательно на кого-нибудь наткнешься, и немедленно поднимется шум».

Вот почему старшина торопился изо всех сил. Он просчитал – даже с учетом того, что у Федора есть около часа форы, тот ранен в ногу и быстро передвигаться не сможет. Поэтому на дистанции в шесть с лишним километров по пересеченной местности обогнать его – дело несложное. А чтобы обогнать арбалетчика наверняка, Латыпов срезал путь, направившись мимо логова городских нео.

Однако план провалился – мохначи засекли одинокого хомо и бросились в погоню. В итоге старшине пришлось бежать аж до Большого Канала, отбиваясь от наседающих мутантов. Хорошо, что патронов имел полный магазин – отстреливался по мере необходимости, завалил с дюжину мохнатых, и те в конце концов отстали. Но маршрут увеличился чуть ли не в два раза, времени потерялась уйма, и Латыпов отказался от попытки опередить Федора.

Тот, конечно, и сам мог где-нибудь задержаться – мутантов вокруг пруд пруди, да и бродячие био пошаливают, – но рисковать старшина не мог. Не из-за себя не мог, а из-за Глаши. Ведь случись что с ним, девчонка пропадет. Якуб ее либо убьет, либо навсегда определит в рабыни.

Поэтому в Капитолий Латыпов проник через старый канализационный коллектор, который уже давно никто не использовал – в том числе и для вылазок. Но разведчики о нем знали. Именно через него старшина около месяца назад вывел из крепости Тимура – после того как наемники Якуба убили отца Тимура Стратега Олега. Сейчас этот тайный и заброшенный маршрут снова пригодился.

Пробравшись через коллектор, Латыпов попал в самый нижний, технический этаж бункера. Затем поднялся наверх по черной лестнице, предназначавшейся для слуг и техперсонала. По пути никого не встретил, что уже было удачей. Однако впереди оставалась самая сложная часть операции, которую Сергей задумал.

Когда Малюта завел Глашу в спальню Стратега, тот сидел за столом, держа в руке бокал с алой, напоминающей по цвету кровь настойкой. Посмотрев на входящих, сделал большой глоток, поставил бокал на столешницу и обтер губы салфеткой. После чего просипел:

– Спасибо, Марк. Можешь идти – сегодня ты больше не понадобишься.

– То есть до утра не беспокоить? – с бесстрастным лицом спросил особист.

– Вот именно. Только в случае чрезвычайной ситуации. Все, ступай. И не забудь предупредить охрану о том, что я отдыхаю.

– Понял, Стратег.

Малюта вышел из комнаты, оставив лесовичку стоять у порога. Она была одета в длиннополую рубаху, с подолом ниже колен. На ногах кожаные чуни. Темно-рыжие, почти каштановые, волосы лежат на плечах. Глаза опущены в пол.

«Красивые у нее волосы, пышные, – подумал Стратег. – И в целом – ладная девка. Ишь, икры какие мускулистые, настоящая кобылка. Все-таки жизнь в лесу – это тебе не в бункере, куда полезнее для здоровья. И дети от нее будут здоровые. Нет, я сделал правильный выбор. А в том, что старшина оказался изменником, девчонка не виновата.

Пора о потомстве думать, пора. А то ведь возраст берет свое. Кому потом власть и нажитое добро передавать? А эта дикарка в благодарность за свое спасение по гроб жизни будет мне ноги целовать. И молчать будет. А то надоели эти немые. Иногда же и поговорить хочется».

Прожив на этом свете почти сорок лет, Якуб так и не завел детей. И не потому, что был бесплоден как мужчина. Имелись особые причины, связанные непосредственно с тайной его рождения…

Якуб являлся единственным, поздним и очень долгожданным сыном знатных родителей – члена Когорты Избранных Алексея и Лидии, представительницы одного из самых уважаемых в Элите Капитолия семейств. Как только выяснилось, что на свет появился мальчик, радость супругов была неописуема. Но длилась она всего несколько минут – до той минуты, пока повитуха-рабыня по имени Нина, тщательно осмотрев малыша, не обнаружила у него хвостик.

На тот момент отросток казался небольшим – менее двух сантиметров, – но был покрыт черной шерстью. А это влекло за собой ужасные последствия, потому что хвост свидетельствовал о мутации. При той жесткости, с которой в Капитолии следили за чистотой расы, наличие мутации означало одно – младенца умертвят, а его родителей подвергнут унизительной проверке. Ведь мутант не может появиться на свет сам по себе, а лишь в том случае, если отец или мать несут в себе соответствующий ген.

Быстро прикинув грозящие ему и жене последствия, Алексей сказал Лидии, что ребенка надо задушить, а затем объявить, что он родился мертвым. Тогда, мол, удастся сохранить произошедшее в тайне. Однако Лидия категорически отвергла предложение мужа об убийстве сына. А когда супруг продолжил настаивать на своем, прибегла к крайней мере – подсыпала ему в напиток смертельный растительный яд, не оставляющий следов. В итоге Алексей скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг, унеся роковую тайну за собой в могилу.

Правда, оставался другой нежелательный свидетель – повитуха Нина. Лидия пригрозила, что та должна держать язык за зубами – если хочет остаться в живых и получить вознаграждение. Нина, естественно, поклялась, что сохранит все в тайне. Ведь пользы от огласки для нее, бесправной рабыни, не было ни малейшей, зато выгоду от молчания она могла извлечь.

Однако коварная Лидия не остановилась на полдороге. Подложив в еду Нины яд, она попыталась отправить опасного свидетеля на тот свет по следам своего мужа. Но не удалось! Нина хотя и отравилась, но выкарабкалась буквально из могилы благодаря необычайной живучести, противоядию и навыкам знахарки. А затем и вовсе сбежала из Капитолия.

Лидии удалось вырастить сына, сохранив в тайне смертельно опасную тайну. Несколько раз она пыталась удалить хвостик, но происходила странная вещь – спустя три-четыре года после ампутации тот каждый раз отрастал, увеличиваясь в размере. Это обстоятельство, конечно, создавало серьезные проблемы, но не помешало Якубу сделать карьеру в кастовом обществе Капитолия.

Благодаря поддержке матери, знатному происхождению и изощренному уму Якуб со временем достиг очень высокого положения, став членом Когорты Избранных и одним из властителей Капитолия. И был, в общем-то, доволен тем, как складывалась жизнь. Если бы не уродство в виде мохнатого хвоста, мешавшего завести детей. Ведь ребенок мог унаследовать генетические признаки мутации, а это вызвало бы вопросы и подозрения к самому Якубу.

Кроме того, Якубу приходилось постоянно помнить об опасности и прибегать к различным ухищрениям.

Во-первых, он никогда и ни перед кем не появлялся голым – включая жену. А жениться ему, по достижении семнадцатилетнего возраста, пришлось, чтобы не получить обвинение в нетрадиционной ориентации. Подобная распущенность относилась в Капитолии к категории тяжких преступлений и каралась смертью.

Во-вторых, сексом с женой Якуб занимался исключительно в темноте, объясняя причуду повышенной стыдливостью.

В-третьих, ему приходилось периодически отрубать хвост – в те моменты, когда он вдруг начинал отрастать. Ампутацию проводила мать, после чего Якуб «тяжело заболевал», проводя в постели какое-то количество дней – до того времени, пока рана не затягивалась. И так по кругу с периодичностью в несколько лет.

Сбой налаженная система дала только один раз, когда жена что-то заподозрила и начала проявлять повышенное любопытство. Это ее и сгубило. Якуб почувствовал опасность, сообщил матери, а та прибегла к многократно проверенному способу в виде растительного яда. И жена скоропостижно скончалась от кровоизлияния в мозг.

Данное событие случилось три года назад. С того момента Якуб не женился, делая вид, что тщательно подбирает новую супругу. Свои мужские потребности все это время он удовлетворял, используя бессловесных рабынь-наложниц. В прямом смысле бессловесных – всем рабыням, побывавшим в постели Якуба, отрезали языки. А спустя некоторое время умерщвляли – на всякий случай, для пущей надежности.

Заняв месяц назад должность Стратега, Якуб пришел к выводу, что теперь просто обязан обзавестись потомством. Тем более что он планировал совершить государственный переворот, объявив себя императором по примеру Юлия Цезаря. А императору обязательно нужен наследник.

Стратег начал присматривать себе наложницу, способную родить красивого, крепкого и здорового сына. И тут подвернулась лесовичка Глаша. Якуб решил сделать ее наложницей еще при первой встрече, когда увидел висящей на дыбе. Такая будет молчать, подумал Стратег, в благодарность за то, что я избавил ее от пыток и беспросветной жизни рабыни. А когда родит сына, тогда можно будет ее и убить. Или просто вырвать язык.

То, что Глаша считалась лесной дикаркой, Якуба не смущало. Да, дикарка, но зато дочь вождя племени, а не простая холопка. И здоровье отменное.

Это с одной стороны. С другой стороны, если вдруг у ребенка обнаружатся признаки мутации, будет возможность списать все на наследственность девушки. И никаких подозрений в адрес Якуба. Ведь будущий цезарь должен быть вне подозрений.

Перед стальной дверью-решеткой, ведшей в тюремный отсек, как и положено, дежурил надзиратель. Латыпов его знал по имени, но раньше с ним почти не общался. Надзиратели относились к особому отделу, а «особистов» остальные обитатели города-крепости недолюбливали. И Сергей, естественно, тоже не питал к ним симпатии. Однако сейчас изобразил улыбку и сказал:

– Привет, Кузьма. Все службу несешь?

Надзиратель сидел на стуле, когда старшина появился в коридоре. Но сейчас встал и, взглянув исподлобья, ответил без энтузиазма:

– Несу, как видишь. А тебя чего сюда занесло? К Малюте, что ли? Так его нет сейчас на месте.

Малютой капитолийцы за глаза называли начальника особого отдела Марка. Не просто так, разумеется, называли – громкое прозвище в честь знаменитого палача Марк получил за то, что умел в буквальном смысле вытягивать из подозреваемых жилы. А еще главный особист имел прозвище Крысопес – за безжалостность и песью преданность Якубу.

– Я и не собирался к Малюте, – сказал старшина. – Сам понимаешь, лучше от его кабинета держаться подальше.

Он усмехнулся и подмигнул. Но Кузьма не поддержал шутливый тон. Наоборот, нахмурился и пробурчал:

– Тогда чего тебе? Нам на посту разговаривать запрещено.

– Так я по делу. Я за лесовичкой пришел, Глаша ее кличут. Ну, ты знаешь о ней.

– За лесовичкой? – с недоумением протянул надзиратель.

– Ну да. Стратег велел доставить ее срочно. Давай, открывай решетку. А то Якуб ждать не любит.

– Якуб? – все тем же недоумевающим голосом отозвался Кузьма. – Не понял я, Сергей.

– А чего непонятного, капрал? – Латыпов сознательно подчеркнул звание надзирателя – мол, с тобой старший по званию разговаривает, а ты ерепенишься. Хотя надзиратель ему, разумеется, по службе не подчинялся. – Сказал же – Стратег велел доставить к нему лесовичку. Срочно.

– А ее разве не доставили?

– В каком смысле?

– В прямом. Ее увели уже к Якубу. Сам Малюта и увел.

– Когда?

– Да минут десять назад.

Кузьма, наклонив голову, вдруг посмотрел мимо Латыпова, поэтому тот инстинктивно оглянулся. И вздрогнул от неожиданности. В другом конце коридора стоял Федор Шелест и, судя по выпученным глазам, был поражен не меньше старшины. Заметив, что тот обернулся, с удивлением спросил:

– Старшина? А ты… – и замолчал, лупая ресницами.

Латыпов не стал дожидаться окончания фразы. Еще больше развернув корпус назад, резко ударил Кузьму локтем в подбородок – снизу вверх. Надзиратель клацкнул зубами и грузно, как куль с мукой, осел на пол. А Латыпов не медля – на ходу вытаскивая из ножен палаш – бросился к Федору.

Но и тот успел кое-что смекнуть. И когда старшина подбежал, уже выхватил свой палаш и занял оборонительную позицию.

Схватка, однако, длилась недолго. Ошеломленный натиском Сергея Шелест сразу начал пятиться, даже не собираясь атаковать. А затем и вовсе побежал, собираясь выскочить в главный коридор. Он явно не хотел погибать смертью героя и к тому же растерялся. Это его и погубило.

В панике Федор забыл, что ранен в ногу, и не способен состязаться в скорости бега с Латыповым. А когда, сделав с десяток шагов, вспомнил об этом важном обстоятельстве, было уже поздно. Старшина догнал его и косым ударом перерубил шею.

Наверное, это выглядело жестоким по отношению к сослуживцу, с которым Латыпов несколько раз ходил в рейды. Но «сослуживец» сбежал сегодня утром с места боя, бросив Латыпова и тяжело раненного командира, лейтенанта Рыкова. А еще Федор, как подозревал старшина, был стукачом и работал на особый отдел. Так что…

Впрочем, в размышления Сергей не вдавался, не говоря уже о том, чтобы мучиться угрызениями совести. Его заботила только одна проблема – проблема спасения Глаши. Для ее решения следовало действовать быстро и безжалостно. И не оставлять свидетелей, которые могли поднять тревогу.

Поэтому старшина вернулся к неподвижному телу Кузьмы и отработанным движением вонзил клинок палаша в сердце надзирателя. После чего побежал в обратную сторону, намереваясь спуститься по черной лестнице до кабинета Якуба. Но на повороте едва не столкнулся нос к носу с Малютой.

Начальник особого отдела был настолько ошарашен неожиданной встречей, что застыл на месте как вкопанный. Правда, попытался достать из открытой кобуры «маузер», однако в ту же секунду почувствовал у горла клинок.

– Не дергайся, тварь, – процедил Латыпов. – Где Глаша?

– Какая еще… – начал было Малюта и через мгновение вскрикнул, ощутив болезненный укол клинка в шею. – Я все понял, Сергей. Не надо крови, я все расскажу.

– Учти, Кузьма мне сообщил, что ты забрал Глашу. Так где она?

– У Якуба. Клянусь, я говорю правду.

– Проверим. Спустишься вместе со мной по черной лестнице. Если попробуешь поднять шум – убью на месте. Все понял?

– Понял.

– Теперь отдай мне пистолет. Только медленно и без резких движений. А то клинок у меня уж больно острый. Можешь и не заметить, как головы лишишься.

– Подойди ближе, – негромко просипел Стратег. – Не бойся, никто тебя пытать не будет.

Он расслабился после пары бокалов настойки и даже изобразил слабую улыбку. Однако Глаша ее, скорее всего, не заметила – с опущенной головой сделала несколько мелких шагов и замерла.

– Еще ближе, смелей, – подбодрил Якуб. – Есть хочешь?

Теперь девушка приблизилась вплотную к столу. Остановившись, бросила взгляд на тарелки с едой, задержав его на полупустой бутылке. И лишь затем едва слышно отозвалась на предложение Стратега:

– Пока не хочу. Меня недавно кормили.

«Врет, – подумал Якуб. – Ужин арестантам разносят после семи, с этим у нас строго. Не могли ей раньше принести. Ну да ладно, ей видней. Перепугалась, наверное. Подумала, что пытать будут. Вот аппетит и пропал. Ничего, пообвыкнется помаленьку».

Девчонка ему нравилась все больше. Тогда, в пыточной комнате, он особо и не вглядывался. Отметил только, что мордашка симпатичная и тело ладное. А еще грудь тогда у нее из разорванного ворота платья высунулась – высокая и тугая. Сейчас, присматриваясь, он убеждался, что остановил свой выбор на лесовичке не зря. Если даже окажется, что девка с норовом, так это не проблема – быстро обломается. Оно даже интересней, когда наложница малость ерепенится.

– Не хочешь есть, может, настойки выпьешь? – Стратег, приподняв бокал, слегка качнул им. – Отборная, отлично кровь разгоняет.

– Спасибо, не хочу.

Покосившись на бокал, лесовичка впервые за все время подняла голову и скользнула взглядом по лицу капитолийца. Но глаза их не встретились, потому что тот смотрел на соски девушки, проступающие сквозь ткань рубашки. И постепенно возбуждался.

– Ладно, – сказал Якуб, отхлебывая из бокала. – Не хочешь сейчас – выпьешь потом. Вечер у нас предстоит долгий. Да и ночь.

На этот раз он сам посмотрел в лицо девушки, чтобы определить ее реакцию. По многолетнему опыту Якуб знал, что его неподвижный взгляд обладает парализующим действием, подавляя волю собеседника. И сейчас хотел использовать «тайное оружие», потому что короткую прелюдию пора было заканчивать. Однако что-то не сработало, при этом слабину дал сам Стратег.

Он встретился глазами с Глашей лишь на мгновение, тут же отведя взгляд в сторону. Отведя интуитивно, потому что ощутил на подсознательном уровне дискомфорт – почти неуловимый, но вызывающий безотчетное чувство тревоги. Даже показалось, что в сердце кольнуло.

Якуб сморгнул и, поставив бокал на стол, подумал: «Возможно, я выпил слишком много. Врач говорил, что у меня появились шумы в сердце и не мешало бы перейти на диету. А еще он говорил, что мне надо меньше нервничать. У этих эскулапов всегда одно и то же – не нервничайте, не простужайтесь, меньше ешьте и меньше пейте. Как будто это может спасти от смерти… Ладно, пора переходить к делу. Сейчас станет ясно, на что эта дикарка годна. Но темперамент чувствуется на расстоянии, хотя она и прикидывается овечкой. И не только темперамент. Есть в ней какая-то чертовщинка. Недаром Латыпов так быстро на нее запал».

– Слушай меня, Глаша, – произнес Стратег деловито и строго, уже не пробуя изображать доброжелательность. – Я человек занятой, на пустяки тратить время некогда. Тебе повезло – я выбрал тебя в наложницы. Если будешь себя правильно вести, то оставлю при себе надолго. И начнешь как сыр в масле кататься. Учти, для любой рабыни это несбыточное счастье – на твое место десятки кандидаток.

Помолчав, сухо добавил:

– Но это в том случае, если будешь стараться изо всех сил. Начнешь ерепениться или дурочку валять – отдам в лупанарий. Поняла? Я дважды не предупреждаю. Чего молчишь?

– Я поняла, – глухо отозвалась лесовичка. – А… что такое лупанарий?

– Публичный дом. – Стратег усмехнулся. – Слышала о таком заведении в своем лесу? А если не слышала, так я поясню. Трахать там тебя будут все кому не лень. Это ночью. А днем будешь работать на кухне. Теперь все ясно?

– Теперь все, – тем же глухим и безжизненным голосом отозвалась Глаша. – Что я должна делать?

– Вот это правильный разговор. Ничего особого делать не придется. Главное, слушаться меня. Я люблю послушных. И ненавижу, когда мне прекословят.

Девушка промолчала, глядя в пол.

– Отлично. А теперь сними рубашку – для начала.

– Снять рубашку?

– Да, раздевайся. И побыстрее.

Глаша, однако, не выполнила распоряжение. Вместо этого подняла голову и с отчаяньем посмотрела на Стратега, пытаясь поймать его взгляд. Но Якуб, однажды уже испытав непонятное чувство тревоги, инстинктивно избегал смотреть в лицо лесовички – подобно тому, как многие звери стараются не смотреть на огонь. Зато он следил за движениями ее рук в предвкушении возбуждающего зрелища. Поняв, что ожидания не оправдываются, хлопнул ладонью по столу и, встав со стула, угрожающе просипел:

– Ну! Сколько мне ждать.

– Я стесняюсь, – тихо произнесла девушка, вновь потупив взгляд. – Я никогда… никогда не раздевалась перед мужчинами.

– Вот как? – пробормотал Якуб. Ответ Глаши его не разозлил, а, скорее, позабавил. Надо же, какие церемонии. – Что же, тогда я тебе помогу.

Он обошел вокруг стола и, приблизившись к дикарке, достал из ножен кинжал. Та испуганно отклонила корпус, но Якуб, разгоряченный крепкой настойкой и близостью жертвы, не дал ей отступить. Ухватившись за ворот рубашки, он потянул ее на себя и быстрым движением клинка распорол сверху донизу. Девушка не сопротивлялась. Лишь, негромко вскрикнув, стыдливо прикрыла ладонями лобок.

Теперь она стояла перед Стратегом почти обнаженная и беззащитная. И, как показалось Якубу, подрагивала то ли от холода, то ли от волнения и страха. Хотя какой холод, когда так жарко натоплено?

«Волнуется, – подумал глава Капитолия, ощупывая глазами розовые, конической формы, соски. – Ишь, как напряглась. Неужели девственница? Забавно… Ну ничего, быстро обвыкнет. А ведь хороша девка! Действительно хороша. Давно мне такой ладной не попадалось».

Он поднес острие кинжала к шее Глаши и скомандовал:

– А теперь развернись.

Лесовичка молча подчинилась – подчеркнуто медленно отступила на полшага и повернулась спиной. После чего Стратег произвел уже отработанную операцию – слегка оттянув ворот рубашки, разрезал ее от верха до низа. Засунул кинжал в ножны. Обеими руками сдернул половинки рубашки с плеч девушки. Провел ей указательным пальцем по позвоночнику от шеи до копчика. И, удовлетворенно цокнув языком, отдал очередное распоряжение:

– Стой так и не шевелись. Поняла?

– Да, – еле слышно прошептала Глаша.

– Громче, не слышу.

– Да.

– Не просто «да», а «да, поняла, мой господин».

– Да, поняла, мой господин, – механическим кукольным голосом повторила лесовичка.

– Так-то. Теперь уже лучше. Скоро я тебя вышколю.

Подойдя к двери, Якуб закрыл ее на ключ и, оставив его в замочной скважине, вернулся назад. Он не спешил, растягивая удовольствие. Птичка в клетке, куда торопиться? Сначала надо разогреться как следует и ее заодно разогреть. А то ишь, съежилась. Неужели и на самом деле такая стыдливая?

Стратег облизал Глашу глазами, задержавшись на выпуклых ягодицах. Желание нарастало, приятной волной охватывая нижнюю часть живота. Вечер явно обещал стать томным – сейчас он от души позабавится с этой молоденькой дикаркой.

Выражение «томный вечер» будущий Стратег однажды вычитал в старинной книге. Их в Капитолии хранилась целая библиотека, но художественной литературой Якуб особо не увлекался. Вот что изучил от корки до корки, так это несколько книг об истории Древнего мира. Особенно понравились описания жизни императоров – Цезарей, как их называли в те легендарные времена. Вот у кого было власти немерено. И он – еще тогда решил Якуб – должен добиться именно такой неограниченной власти над людьми.

Остановившись в шаге от Глаши, Стратег распорядился:

– Повернись ко мне.

Когда девушка послушно выполнила команду, Якуб взял ее одной рукой за грудь и медленно, с удовольствием, помял.

– Мне больно, – тихо сказала лесовичка.

– Привыкай терпеть. Это всего лишь ласки… Теперь опустись на колени.

– Зачем?

– Затем, что я так велел.

Якуб, постепенно все больше расслабляясь, испытывал наслаждение от власти над беззащитной, как ему казалось, жертвой. Если бы он в тот момент поднял голову и взглянул в лицо лесовички, то заметил бы, как ее глаза разгораются багровыми огоньками. Но Стратег, увлекшись, смотрел на розовые соски, которые почему-то внезапно начали потеть.

«Вот и разогрелась, – похотливо подумал Якуб. – А то все ежилась, как будто на морозе».

Он положил руку на плечо Глаши и повторил команду:

– Я велел опуститься на колени. Ну!

Стратег, решивший, что жертва окончательно сломлена, не ожидал сопротивления. Поэтому слегка опешил, когда девушка попыталась его оттолкнуть. Тем не менее он сумел перехватить протянутую руку и ловко завернул ее за спину лесовички. После чего прохрипел:

– На колени, сучка! А то выверну из сустава. Ну!

Застонав от боли, Глаша выполнила приказ.

– А ты, оказывается, злючка, – пробормотал Стратег. – Но ничего, я добрый. Если загладишь вину – прощу твое упрямство.

Отпустив руку Глаши, он потребовал:

– Теперь встань на корточки и раздвинь ноги. И пошустрей.

Девушка попробовала было повернуть назад голову, но Якуб тут же схватил ее за волосы и выкрикнул:

– Не смей смотреть на меня! А не то пущу в ход кинжал. Хочешь, чтобы я разрисовал тебе кожу?

Подтверждая намерения, он достал кинжал и приставил его к шее Глаши.

– Повторяю – быстро встала на четвереньки и раздвинула ноги. Хватит меня злить. Считаю до трех и начинаю резать.

– Не надо, – хриплым шепотом выдавила из себя девушка. – Я все сделаю.

– То-то, – удовлетворенно пробормотал Стратег, отступая на шаг.

Увидев, как лесовичка послушно опустилась на корточки, он вернул клинок в ножны. Затем расстегнул ремень и начал стягивать штаны. Все, в целом, развивалось по плану. А то, что дикарка пыталась ерепениться, его только раззадорило, разбудив садистские наклонности.

«Надо бы ее выпороть кнутом, – подумал Якуб, сладострастно облизнув губы. – Но не сейчас, а позже, когда остальное надоест. Это станет ей хорошим уроком на будущее. В следующий раз будет как шелковая. А то пока еще…»

Глава Капитолия не закончил мысль. Встав на корточки головой к столу, девушка тупо смотрела перед собой, вроде бы демонстрируя полную покорность судьбе. И вдруг произошло необъяснимое. Раздался негромкий треск, и на круглой ножке стола появились язычки пламени. Секунда-другая, и они, добежав доверху, начали облизывать столешницу.

Стратег, едва приспустивший штаны до колен, замер от удивления. Он ничего не понимал, но подсознательно, звериным инстинктом, ощутил, что происходящее несет страшную угрозу. И исходит она от вроде бы беспомощной, сломленной им дикарки. Еще через мгновения его интуитивные опасения подтвердились.

Лесовичка, продолжая находиться на корточках, резко повернула голову и впилась пылающим взором в широко открытые – от удивления – глаза Якуба. Он сразу ощутил сильную боль, словно в его черепную коробку вонзились раскаленные спицы. Вскрикнув, рефлекторно схватился обеими ладонями за лицо, пытаясь защитить глаза. Однако теперь раскаленные спицы вонзились уже в кисти рук, прожигая в коже десятки дырочек.

В комнате запахло горелым мясом. Стратег застонал и рухнул на колени, продолжая прижимать руки к лицу. Сейчас он ничего не видел и не увидел бы, даже если бы смог оторвать ладони от опаленных глаз. Поэтому не заметил, как Глаша разъяренной кошкой метнулась к нему и выхватила из ножен кинжал. Мгновение – и клинок рассек Якубу горло.

Всемогущий властитель Капитолия рухнул лицом на пол, тщетно пытаясь остановить поток крови. Попробовал крикнуть, чтобы позвать на помощь, однако изо рта вырвался лишь булькающий хрип. Глаша, не обращая внимания на агонизирующего Стратега, рванулась к входной двери. Но, подскочив к ней, спохватилась и застыла на месте.

«Куда же я голышом? – мелькнула мысль. – Нет, так нельзя. Надо поискать какую-то одежду, а потом уже удирать. Но времени очень мало. Охранник скоро почувствует дым и подымет шум. Может, сначала попробовать потушить огонь?»

Она посмотрела на стол, который уже вовсю трещал в языках пламени, как дрова в костре, и покачала головой. Нет, тушить, кажется, поздно. Да и бесполезно…

Когда они спустились на этаж, где размещались рабочий кабинет и спальня Стратега, Латыпов скомандовал:

– Стоять, Марк!

Начальник особого отдела, уже понявший, что старшина шутить не любит, замер как вкопанный.

– Сколько охранников около спальни Якуба? – продолжил Латыпов.

– Один.

– Если врешь, отрежу ухо.

– Я не вру, – уныло отозвался Малюта. – Правду говорю, один.

– Ну, смотри, я предупредил. Если один, тогда сделаем так. Ты спокойно идешь впереди, я сзади. Охранник должен подумать, что мы вместе идем к Стратегу. И не вздумай подавать ему какие-нибудь знаки. Если он дернется, первым сдохнешь ты. А он все равно получит пулю. Уяснил?

– Уяснил, – пробурчал особист. – Слушай, скажи мне, чего ты хочешь? Тебе все равно не выбраться отсюда. Через ворота тебя никак не пропустят – караульные предупреждены.

– Спасибо, что подсказал. – Старшина хмыкнул. – Но я знаю, что делать.

– Ты собираешься убить Якуба? Пойми, тогда все погибнут. И девка твоя тоже.

– Не переживай за нас. Знаешь, я еще не решил, как поступить с Якубом. Может, еще договоримся.

– Ты хочешь договориться? – с неуверенностью в голосе спросил Малюта. И уже бодрее добавил: – Вообще-то, это правильно, Сергей. Это шанс. Обещаю, я тебе помогу. Я не буду держать зла, если ты…

– Заткнись, – оборвал Латыпов. – Болтать будем потом. Сейчас шагай вперед. И не морщись, как старый хоммут. Улыбайся, чтобы охранник не всполошился.

– Я не умею улыбаться.

– А чего так?

– Не знаю. Характер, наверное, такой.

– Скучно ты живешь, – сказал старшина, продолжив про себя: «И совсем скоро подохнешь». – Ладно, можешь не улыбаться, если уж таким уродился.

Малюта открыл дверь черного хода, и они направились по коридору. Латыпов знал, что жилое помещение Якуба – бокс из двух комнат и туалета – находится за поворотом. Но до угла коридора они не дошли, потому что оттуда вывернул охранник. Увидев начальника особого отдела в сопровождении старшины разведвзвода, резко затормозил и выпалил:

– Господин майор! Уф, хорошо, что я вас встретил. Беда, наверное.

– Какая еще беда? – спросил Латыпов. – Чего случилось?

Он вынужден был отозваться, потому что Малюта молчал – то ли растерялся, то ли решил «включить дурачка».

– Мне показалось, внутри у Стратега что-то горит – сильно дымом запахло.

Малюта опять промолчал. Вместо того чтобы вступить в разговор с охранником, обернулся и со злорадством посмотрел на Латыпова. В глазах читалось – ну и что дальше? Как ты теперь попадешь в спальню, не подняв шума? А я ведь предупреждал.

– Где горит? – продолжил допрос старшина. – Я не понял.

– Там, у Стратега в комнате. Внутри.

– Теперь понятно. А кто на посту остался?

Охранник покосился на Малюту. Видимо, ему казалось странным, что офицер молчит, а вопросы задает какой-то старшина. Которому, собственно, и делать нечего на этаже, где расположены жилые помещения высшего сословия Капитолия – Элиты. Однако, не дождавшись реакции со стороны майора, охранник перевел взгляд на Латыпова и пояснил:

– Да никого. Я же один тут.

– Значит, бросил пост? – строго спросил старшина. – Под трибунал захотел?

Он сам растерялся, услышав неожиданные новости. И теперь на ходу пытался выбрать верную линию поведения. Но для выбора не хватало информации. А сучонок Малюта явно не собирался помогать.

– Да я же это… – понурив голову, пробормотал охранник. – Я же хотел как лучше. Дымом тянет, а дверь не открывается. Что же мне делать? Вдруг там серьезный пожар?

– Надо было в дверь постучать.

– Как же я буду стучать, если нельзя? – Охранник снова покосился на особиста. – Господин майор, вы же сами запретили беспокоить Стратега без особой необходимости. Я, правда, попробовал глянуть в замочную скважину, но там ничего не видно.

– Совсем ничего?

– Совсем ничего. Так что же делать, господин майор?

Получив прямое обращение, Малюта не мог дальше отмалчиваться. Но и как вести себя, видимо, тоже не знал. Зато понимал, что в случае единственного неверного шага Латыпов его убьет. Поэтому произнес:

– Ну и дела. Постой, дай сообразить.

Опасаясь допустить роковую ошибку, особист явно тянул время, что совсем не устраивало старшину. И он снова взял инициативу себя:

– Как можно открыть дверь снаружи? Запасной ключ есть?

– Конечно, есть, – ответил охранник. – Он у меня. Вот. – И достал из напоясной сумки длинный ключ с двухсторонней бородкой, напоминающий ключ от сейфа.

– Давай сюда, – велел Латыпов. – Мы попробуем открыть.

Он машинально, среагировав на действие охранника, шагнул к нему, протягивая открытую ладонь. И совершил промах, на секунду упустив из вида Малюту. Тот, оказавшись сбоку, мгновенно воспользовался предоставленной возможностью – рванул с места так, что лишь пятки замелькали. И сделал это отнюдь не наобум.

Особист рассчитывал добежать до двери черного хода, в надежде на то, что Латыпов не побежит следом – ведь в подобной ситуации куда проще выстрелить в спину из пистолета. Но именно на этом, как ни странно, строился хитроумный замысел начальника особого дела.

На первом этапе так и произошло. Спохватившись, Латыпов вытащил из-за пояса «маузер» и, прицелившись в спину убегающему особисту, нажал на спусковой крючок. Сомнений в точности выстрела не было – старшина не зря считался одним из лучших стрелков Капитолия. Однако произошло другое – выстрела вовсе не последовало.

Ларчик открывался просто. У Малюты давно закончились патроны для «маузера» – раритетного оружия, которым Якуб пару лет назад наградил своего верного служаку. Но начальник особого отдела продолжал таскать наградной пистолет в кобуре, что называется, для форса. Ведь за пределы крепости он практически не выходил, проводя дни и ночи за допросами подозреваемых и преступников. А в Капитолии от кого отстреливаться?

Ну разве что можно иногда привести в исполнение приговор, чем Малюта с удовольствием занимался. Пока в обойме не кончились патроны и «маузер» не превратился в обычную игрушку. Но игрушку редкую и грозную на вид, которой особист частенько тыкал в лица арестантов.

Латыпов о таких обстоятельствах не знал, потому и попался в хитроумную ловушку. Вернее – почти попался. Нажав дважды на спуск и не услышав выстрела, старшина не стал дальше искушать судьбу. Отбросив в сторону бесполезный пистолет, он прибег к проверенному практикой оружию. И на этот раз не ошибся.

У Латыпова, как и у любого другого разведчика, лежали в кармашке разгрузочного жилета два метательных ножа. Выхватив один нож, Сергей метнул его и попал между лопаток Малюты. Тот, споткнувшись, проковылял по инерции два-три шага и рухнул вперед головой – так и не добравшись до спасительного черного хода.

Старшина между тем повернулся к опешившему охраннику и вырвал у него из сжатых пальцев ключ. Затем рявкнул:

– Смирно, боец!

Охранник, окончательно растерявшись, машинально прижал руки к бокам. И через мгновение, схлопотав в челюсть мощный хук, свалился на пол. А Латыпов уже мчался к двери, за которой, как он знал, сейчас находились Якуб и Глаша. А еще там, возможно, начался пожар – если, конечно, охранник ничего не напутал.

Выяснилось, что не напутал. Еще подбегая к боксу, где жил Стратег, старшина уловил едкий запах дыма. Поэтому не стал тратить драгоценного времени – оно действительно было на вес золота – а сразу попробовал засунуть ключ в замочную скважину. Но ничего не получилось.

Провозившись несколько секунд, Латыпов понял, что в скважине что-то находится с обратной стороны. Скорее всего, там оставили второй ключ, закрывшись изнутри. Это означало полную катастрофу – ведь подобные двери изготавливались двести лет назад по спецзаказу из суперпрочного стального сплава. Такую преграду даже снарядом не прошибешь – разве что противотанковой ракетой.

Латыпов отступил назад и в отчаянье схватился рукой за голову. Он лихорадочно пытался найти выход из тупикового положения, но на ум ничего не приходило. Да и вряд ли можно найти выход из безвыходного положения.

«Все пропало, – мелькнула мысль. – Глашу уже не спасти».

И вдруг старшина явственно расслышал звук поворачиваемого ключа. Не веря своим ушам, он все-таки вытащил из ножен палаш, готовясь встретить врага во всеоружии. Врага, потому что, по мнению Латыпова, из помещения мог появиться только Якуб. Если, конечно, ему не послышалось, что кто-то вращает ключ.

К счастью, не послышалось. Дверь и на самом деле распахнулась. Но на пороге появился не Якуб, а очень странная фигура в парадном кителе с аксельбантами. При этом китель был распахнут, а на фигуре, точнее, на теле молодой женщины, кроме кителя, собственно, больше ничего и не было. Ну, если не считать кожаных чуней с короткой голяшкой. Но зато в правой руке девушка держала окровавленный кинжал.

– Глаша… – пробормотал Сергей, почти потеряв голос от смешанных чувств. – Глаша, это ты?

Теперь он не верил собственным глазам. Вообще-то девушка сильно напоминала Глашу, в первую очередь – гривой каштановых волос. Но вот остальное… Этот дурацкий мундир. И окровавленный кинжал… И, в особенности, остальное… В смысле, полуобнаженное белое тело, от вида которого старшина, в основном, и потерял дар речи.

Несколько мгновений Латыпов и лесовичка молча смотрели друг на друга. Первая от ступора очнулась Глаша. Она перешагнула через порог и собралась что-то произнести, но вместо этого закашлялась. Потом хрипло выдавила:

– Вот… черт… чуть не задохнулась.

– Что здесь случилось?! – голос вернулся к старшине вместе со способностью рассуждать. – Ты в порядке?

– Пожар… начался. Тьфу ты… черт! – Она смачно сплюнула под ноги. – Да в порядке я… Чего так пялишься? Голых девок не видел?

Лесовичка запахнула китель и пронзительно взглянула на Латыпова мерцающими глазами.

– Я не пялюсь, – сказал тот. – Просто куда мне еще смотреть?.. А где Якуб?

– Нет больше Якуба, подох. Забудь о нем. Как ты меня нашел?

– Догадался. Хотел найти – и нашел.

– Молодец, Сергей, – с неопределенной интонацией произнесла Глаша. Она вела себя на удивление спокойно для человека, попавшего в жестокую переделку. – Неужто меня спасать прибежал?

– Именно. Нам надо срочно уходить.

– Это верно. А куда?

– Иди за мной.

Старшина махнул рукой и побежал по коридору, увлекая девушку за собой. На повороте притормозил около охранника, который до сих пор не очухался после удара в челюсть. Что, в общем-то, было неудивительно – Латыпов своим коронным хуком справа даже мохначам скулы ломал. А у тех кости как из железа – особенно у отморозков, посидевших в Поле Смерти.

У охранника старшина забрал карабин с пристегнутым штыком и побежал по направлению к черной лестнице. Глаша двигалась следом, на ходу застегивая одной рукой китель Якуба. А во второй продолжала сжимать окровавленный кинжал.

У двери, ведущей на лестничную площадку черного хода, им снова пришлось задержаться на несколько секунд – из-за Малюты. Рана, нанесенная ему старшиной, оказалась не смертельной, но метательный нож, видимо, повредил позвоночник. Так или иначе особист, очнувшись, не смог встать, а медленно полз, опираясь на руки.

Дарить жизнь такому свидетелю Латыпов, разумеется, не мог. Да и не заслуживал ее человек, получивший прозвище Малюта – тут и рассуждать нечего. Латыпов и не рассуждал, собираясь на ходу пырнуть особиста штыком, но внезапно вмешалась лесовичка.

– Подожди, Сергей! – крикнула она. – Дай мне!

– Чего? – не понял старшина, останавливаясь.

– Я сама!

Девушка в один прыжок догнала еле ползущего Малюту и вонзила кинжал ему под лопатку. Выдернув, тут же повторила удар. А третьим ударом распорола особисту шею.

– Теперь порядок, – заявила с шальным блеском в глазах. – Куда дальше?

– Сюда, на лестницу, – ответил Латыпов.

Ярость лесовички удивила его. Не яростью как таковой – он догадывался о том, что лесовичка могла иметь свои претензии к Малюте, собственноручно пытавшем арестантов. Однако поведение Глаши в эти минуты резко контрастировало с образом запуганной и измученной девушки, которую Латыпов освободил из лап вормов, а затем доставил в Капитолий. Да и во время их последней встречи в тюрьме всего пару дней назад лесовичка выглядела тихой и забитой.

Впрочем, размышлять о причинах загадочной трансформации беспомощной девушки в разъяренную фурию старшине было некогда. Едва они, открыв дверь, заскочили на лестничную клетку, как услышали грохот сапог. А через мгновение наверху, на межэтажной площадке, появился боец с автоматом в руках.

Увидев Латыпова в сопровождении странной женщины в парадном кителе с аксельбантами, он замер. Это решило его участь. Старшина, вскинув приклад к плечу, выстрелил бойцу в грудь почти не целясь – ведь тот представлял из себя прекрасную мишень. И, разумеется, попал.

Сергей, конечно же, узнал парня из внутренней охраны, который не делал ему ничего плохого. Но сейчас подобные обстоятельства не имели значения. Латыпов не раздумывал, потому что поступал словно робот, запрограммированный на реализацию одной цели – спасти Глашу.

Почему и зачем? Причины своей внезапной страсти к дикарке-лесовичке он не мог понять и сам. Да и страсть ли это была? Скорее, некая странная зависимость, похожая на морок и заставлявшая совершать необъяснимые и рискованные поступки. Но странными и необъяснимыми они казались со стороны. Для Латыпова они являлись естественными. И необходимыми.

– Нам надо вниз! – крикнул старшина. – Спускайся первой, я прикрою.

– Я без тебя не выберусь, – отозвалась девушка, продолжая стоять на площадке.

– Не бойся за меня, выберемся вместе. А теперь спускайся и жди меня внизу. Давай!

Старшина, не церемонясь, толкнул Глашу в спину. Затем подошел к пролету и, задрав голову, приготовился встретить преследователей. По топоту ног он догадывался, что сверху спускается не меньше трех человек, а то и больше. Если их не притормозить и не шугануть как следует, они сядут на пятки, и тогда гибели не избежать.

Латыпов вытащил из напоясной сумки «лимонку» и, зажав ладонью спусковой рычаг, выдернул предохранительную чеку. Оказалось – очень вовремя. На верхнем лестничном марше, почти над головой старшины, появился очередной охранник. Точнее, сначала Латыпов увидел сапоги, а уже за ними ноги и остальную часть фигуры.

Боец быстро спускался по ступенькам, находясь спиной к старшине, и потому еще не успел заметить его. Латыпов и не собирался дожидаться этого момента. Когда враг (а сейчас почти все капитолийцы были для старшины врагами) достиг середины марша, он зашвырнул гранату на лестницу – под ноги охраннику. И тут же бросился вниз, держась ближе к стене – чтобы невзначай не угодить под осколки.

Хлопок взрыва и раздавшийся следом хриплый вой подтвердили, что маневр достиг желаемого эффекта. Теперь преследователи, потеряв двух бойцов, наверняка притормозят, чтобы разобраться в ситуации. И уже не будут спешить, опасаясь нарваться на пулю или осколок. А старшина именно этого и добивался.

Глаша поджидала его внизу лестничной клетки, около двери, ведшей в коридор технического этажа.

– Все в порядке! – сообщил Латыпов. – Теперь они немного отстанут.

– Но куда мы направляемся? – встревоженно откликнулась девушка. – Мы же здесь как в ловушке.

– Это не ловушка, а технический этаж. Сейчас все поймешь. – Сергей подошел к стене и вытащил из крепления ручку факела. – За мной!

За дверью царила полная темнота. Но в свете факела Глаша различила стены коридора, вдоль которого тянулись ржавые трубы. Латыпов резво шагал впереди – так что девушка с трудом за ним поспевала. Видимо, догадавшись, о чем она думает, старшина сказал:

– Я тут с закрытыми глазами могу пройти. Часто здесь бывал, когда занимались демонтажом оборудования. А в детстве мы здесь играли в прятки. На поверхность в то время детей редко выпускали. Вот и развлекались как могли.

– А что такое «технический этаж»? Почему так темно и никого нет?

– Раньше тут находилось различное оборудование – двигатели, компрессоры, насосы. Но постепенно оно сдохло, да и топливо закончилось. Все, что можно было починить или приспособить, уже давно подняли на поверхность. А здесь одни трубы и ржавый металлолом.

Они прошли по коридору, свернули и остановились около выпуклой стальной двери овальной формы. К ней крепилась большая круглая железка, похожая на вентиль трубопроводной задвижки. Латыпов схватился за него и начал крутить в левую сторону.

– Что ты делаешь? – спросила Глаша, встав рядом. Она заметно запыхалась, по лицу тек пот.

– Открываю кремальерный затвор, – ответил старшина. – Это специальный герметичный замок, не пропускающий ни воду, не воздух. И даже радиационное излучение. Через этот проход мы попадем в помещение канализационно-насосной станции, а затем в коллектор.

– Канализационный коллектор… – пробормотала лесовичка. – Кажется, я что-то об этом слышала. Это такой подземный ход?

– Ну да, что-то вроде тоннеля.

Старшина перестал крутить «штурвал» и с усилием потянул дверь на себя. Она с тягучим скрипом растворилась.

– Мы практически у цели. Сейчас переоденемся в гидрокостюмы, положим одежду в мешок и спустимся в коллектор. Хотя… – Латыпов усмехнулся. – Тебе и переодеваться особо не надо – только китель скинуть.

– Не нахожу ничего смешного, – сердито отозвалась Глаша. – Хочешь, чтобы я бегала голышом?

– Не злись. Я приготовил тебе нормальную одежду – штаны, рубаху и куртку. Она пока в мешке лежит. Когда выберемся наружу, ее и оденешь.

– Ты приготовил мне одежду? – Лесовичка явно была удивлена. – Ты знал, что все так и будет?

– Не знал. Но подозревал, что придется устроить тебе побег. Видишь ли, я никогда не доверял Якубу. Потому кое-что заранее подготовил – на всякий случай.

– Молодец, Сергей, – сказала Глаша с неопределенной интонацией, которую старшина уже улавливал раньше. – А зачем нужны гидрокостюмы?

– Тоннель местами затоплен водой. Кое-где будет по шею, наверное.

– Это тебе по шею. А мне с головой. Учти, плавать я не умею.

– Я догадываюсь. Не беспокойся, я не дам тебе утонуть. Не для того я тебя вырывал из лап Якуба. Теперь ты всегда будешь со мной. И я за тебя отвечаю.

Вздохнув, он внезапно провел ладонью по волосам девушки. Но та отшатнулась. И Латыпов заметил, как в глубине ее глаз мерцают странные огоньки – то алые, то изумрудные.

– Не распускай руки, капитолиец, – грубо сказала лесовичка. – Что-то рано ты расслабился. Не боишься, что нас догонят?

– Не боюсь. Замучаются они нас искать. Пока за факелами сбегают, пока тут все обшарят. Пока дверь сумеют вскрыть… Мы к тому времени уже из коллектора выберемся. К тому же я приготовлю им сюрприз.

– Какой?

– Слышала о растяжке? Это когда человек цепляется ногой за проволоку и в результате подрывается на гранате?

– Что-то вроде самострела?

– Вроде. Только убойный эффект раз в пять выше. А то и в десять. Я установлю растяжку сразу за дверью. Думаю, это сработает.

– А ты – хороший боец. И хитрый. Я не ожидала.

На этот раз в ее голосе прорезались уважительные нотки.

– Я разведчик-диверсант, если ты не в курсе. – Латыпов хмыкнул. – Ладно, лезь вперед, а я за тобой. В любом случае нам лучше поспешить.

Он приподнял факел и посторонился.

– У тебя факел прогорает, – заметила Глаша, переступая через высокий бетонный порог. – Что мы будем делать в темноте?

– Я припрятал здесь факелы. – Старшина перешагнул через порог следом за девушкой и потянул за собой тяжелую дверь. – Сейчас зажжем еще один, и станет совсем светло.

– Только не вздумай за мной подглядывать, когда я буду переодеваться, – сказала Алена. – Не люблю я этого – можешь и глаз лишиться.

Она хищно усмехнулась, оскалив зубы. Но Латыпов, стоя спиной, как раз начал закручивать штурвал запора и ничего не заметил. Да и темно было, где уж тут разглядеть такие мелкие детали?