Неровный, низкий свод мешал выпрямиться в полный рост. Это и не нужно – когда крадешься во мраке, тело пригибается само собой, и лишь рука чуть выставлена вперед, чтобы не размозжить голову о торчащий сверху сталактит. Другая рука занята – у каждого в ней оружие. Или то, что сойдет за оружие – не так уж много можно раздобыть на этом уровне. В лучшем случае – железный прут или металлическая цепь, или веревка с грузом на конце. У кого-то – просто камень. Самые отчаянные надеются только на собственные руки и навыки рукопашной, отточенные на занятиях по боевой подготовке.
Все средства хороши, когда отстаиваешь свою территорию и исключительное право на применение силы.
Вообще-то, драки запрещены – под страхом голодного карцера. Но все знают: не драться нельзя. Более того – начальство молчаливо поощряет кровавые вылазки, а сержант – он вообще сквозь зубы подначивает мальчишек, выдавая истории из собственной курсантской юности. Без вкуса настоящей крови бойцом стать нельзя. И если драки между курсантами не поощрялись, то устроить густой замес с чумазыми, как говорится, сам бог велел.
Тут главное – не попадаться.
К тому же сегодня – особенная ночь. Считай, боевое крещение перед Присягой. И бойня должна быть на славу – мать-командир на плацу должна видеть сбитые костяшки на кулаках. А хорошая ссадина или шрам на лице – просто шикарная отметина для будущего боевого термита, почище медали!
А потому крадущиеся во мраке парни просто тряслись от нетерпения, распираемые изнутри мощным напором адреналина. Тут уж забудешь и о нестерпимой вони этих грязных рабочих нор, и о вечно голодных курсантских желудках. Кровь – она лучше воды все смывает, очищая тело и душу…
Крэйг вскрикнул и зарычал от боли: все-таки налетел на невидимый в темноте каменный выступ. И тут же получил в бок обрезком ржавой трубы, едва не завыв снова.
– Убью! – прохрипел в ухо Гризли, вожак вольной стаи. – Выдать нас хочешь, гнида?
Крэйг прикусил язык, вжав голову в плечи. На время охоты они становились вне закона, из курсантского сквада превращаясь в хищную стаю. А в дикой стае и законы звериные. Любого, кто не потрафит вожаку, прикончат, чтобы другим неповадно было. И сожрут, чтобы мясо не пропадало. Пусть начальство попробует что-то доказать – все будет шито-крыто. Да и кому нужно что доказывать? Все через это проходят, каждый командир сам был когда-то грязным голодным зверенышем. На этом и строится железная дисциплина и строгая иерархия Ударного Кулака боевых термитов.
Ничего не ответив вожаку, Крэйг тихо скользнул вперед – туда, где уже слабо тлел огонек перекрестка. Они приближались к самой опасной территории – району, контролируемому чумазыми.
Все было обговорено заранее, по всем выкладкам военной науки, как ее представляли себе курсанты первой ступени. Но, как это бывало, тактические планы забывались в тот же миг, как начиналась схватка. Может, от недостатка опыта, а может, от избытка молодой энергии, которую вечно голодные организмы черпали из любого дерьма, выдаваемого за пищу. В любом случае вожак бросает вперед самых слабых и бесполезных – их задача принять на себя первый удар и отвлечь внимание всей этой разъяренной рабочей шоблы, чтобы та подставила спины для основного удара. Тут уж врежет сам Гризли со своей свитой.
План не блистал изяществом, но обычно работал. Правда, на этот раз все пошло не по плану.
Их ждали.
В лицо ударил ослепительный свет – и теперь уже от боли взвыли сразу несколько голосов. Крэйг еще больше скрючился, беспомощно выставив перед собой прут и ожидая удара. Но удара не последовало – во всяком случае сразу. Видать, чумазые учли уроки прошлого – пропустили авангард из самых слабых, в числе которых двигался Крэйг, и ударили в самое ядро – с двух сторон. Гризли и его банда не ожидали от чумазых такой изобретательности и на миг замешкались. Это стоило им победы. А кому-то и жизни. Вопли злобы и ярости смешались со звуками борьбы, ударами металла о металл, камень и человеческие тела. Затрещали кости, посыпались зубы.
– Души сучьих крыс! – истошно орал кто-то. – Бей их! Чтоб ни одна падла не ушла!
Инстинкт торопливо подсказал: еще секунда промедления – доберутся и до него, успевшего упасть и отползти, вжавшись в стену. Шустро, пещерной гадюкой, он прополз вперед – прямо к ногам какого-то чумазого, державшего проклятый фонарь. Коренастый, уродливый, с дебильной блуждающей улыбкой на несимметричном лице этот тип не заметил подобравшегося врага – он наблюдал за схваткой в глубине туннеля. А потому, когда перед ним возник, выпрямившись в полный рост, курсант-термит, коренастый аж взвизгнул от ужаса.
Это только исподтишка, да трое на одного – чумазые еще на что-то способны. А один на один технарь-работяга для термита – просто мясо. Вот и сейчас можно было просто проломить этому уроду голову – да и дело с концом. Но Крэйг даже не стал бить в эту дрожащую от ужаса, истекающую слюной морду. Просто молча забрал из онемевших рук врага фонарь – и направил свет в его побледневшее лицо.
Завыв от страха, коренастый попятился, упал – да так, на четвереньках, и побежал прочь, скрывшись за поворотом кривого туннеля. Стоявшие за спиной фонарщика трое чумазых со здоровенными молотами в руках мгновенно потеряли боевой запал – как будто струсивший товарищ заразил страхом и их. Они попятились в нерешительности, и Крэйг, чтобы не струсить самому, заорал что есть мочи:
– Что встали, говноеды?! Пшли отсюда!!!
И замахнулся прутом, смотревшимся бледновато на фоне молотов. Впрочем, хватило и этого: все трое бросились наутек, один даже выронил драгоценный молот. Подивившись произведенному эффекту, Крэйг обернулся – и все встало на свои места: за спиной возвышался Гризли в рваных лохмотьях, с лицом, залитым кровью, со свежим рубцом на скуле. Он сжимал в отведенной руке свежий трофей – огромный, черный от краски и густо стекающей крови газовый ключ.
Несколько секунд вожак просто стоял, тяжело дыша и неподвижно глядя в глубину опустевшего туннеля. Наконец перевел взгляд выпученных глаз на Крэйга:
– Это ты молодчага, что свет вырубил. А то нам бы крышка.
Развернулся – и медленно побрел назад. Крэйг поплелся следом. Вылазка закончилась в их пользу, хоть и с потерями: двоих громил из свиты Гризли чумазые забили насмерть. Вон один, со свернутой челюстью и вывалившимся языком. А у этого голова неестественно свернута назад – типичный приемчик чумазых. Силища у некоторых из них неистовая, не дай бог попасть им в лапы. Тут у курсанта преимущество только в ловкости и умении наносить удары.
Однако два трупа – это залет, особенно накануне присяги. Так и под Отбраковку можно попасть вне очереди – говорят, и такое возможно. Нужно избавляться от тел погибших товарищей. Пять дохлых чумазых, брошенных тут же, курсантов не волновали – их бы забрали, не будь потерь среди своих. Ничего, позже местные здесь приберутся – не пропадать же мясу. Конечно, если раньше не поспеют дикие подземные трупоеды.
– Ну что, братва, зато пожрем от души, – склонившись над телами товарищей, мрачно сказал Гризли.
Впрочем, непохоже было, что он сильно переживал по поводу их гибели. Все-таки он псих, этот Гризли. Лучше бы это его замочили, честное слово.
В тайном закутке, известном лишь ночной крысиной банде, принялись обыденно потрошить приятелей. Тут же развели костер из заранее заготовленных корневищ пещерного древогриба. Мясо должно быть съедено, кости – закопаны. Останки бросят в крысятник неподалеку – пусть жиреют на будущее. Крысятина – деликатес, блюдо не на каждый день. Чего не скажешь о грибах, при виде которых порой начинаются рвотные позывы.
Пока мясо шипело на углях, курсанты молча передавали друг другу флягу с мутной брагой. Пьянящая жидкость быстро приводила в чувство, и сегодняшний неудачный рейд уже не казался столь уж ужасным.
– Это была хорошая охота, – пьяно улыбаясь, сипло сказал Гризли. Отхлебнул браги из фляжки, шумно рыгнул. – Все же наше, курсантское мясцо сочнее, а, парни? А то чумазые слишком жилистые и машинным маслом отдают. Может, в следующий раз сразу кого-нибудь из наших завалим, а?
Он заржал в полной тишине.
Крэйг переглянулся со всю дорогу молчавшим Гонзой. Лучший друг, как и остальные курсанты, не оценил шутки. Все-таки свои есть свои, а в рейд не ради жрачки, а ради драки ходят. И раз уж приходится пожирать товарища – это ритуал, а не повод набить брюхо.
Хотя так считали не все. Вон, тощий Таракан чавкает, аж за ушами трещит. Он никогда не бывает сытым. Паразиты у него, что ли? Нельзя сказать, что у Крэйга такая трапеза вызывала особый восторг, все-таки человечина – она на любителя. Крэйг предпочел бы крысятину. Но таков давний обычай, шедший еще со времен Последней Войны: погибший должен продолжать исполнять свой долг и после смерти. В те времена тело просто разбирали на органы; мозг шел на системы управления биороботам, руки-ноги становились обыкновенными запчастями для пехотинцев. Позже, с наступлением ядерной зимы, когда за горло взял лютый голод, в ход пошло и мясо. Мертвые должны служить живым – священное правило термитов. Именно потому в Термитнике не принято умирать своей смертью. Старые и больные добровольно обрывают свои жизни, отдавая все еще годные для переработки тела живым.
Вгрызаясь зубами в горячее сочное мясо, Крэйг мечтал, как погибнет в бою – а он обязательно погибнет, как подобает воину. Главное, чтобы тело не досталось врагу – а все, до последней кровинки, растворилось в боевых друзьях, придав им силы для новых побед. Разве можно мечтать о чем-то большем?
Главное, что для Термитника в целом не существенна потеря нескольких курсантов и чумазых работяг – Инкубатор работает исправно, производя все новых и новых термитов. Говорят, командование нарочно поддерживает внутреннее напряжение и постоянное противостояние между секторами – так происходит естественный отбор наиболее сильных особей. Вкупе с Отбраковкой это делает Термитник лишь сильнее.
– Ладно, – лениво поднимаясь на ноги, сказал, наконец, Гризли. – Пора возвращаться. Пока старик тревогу не поднял. Быстро прибрались и уходим. Да – и сытые морды вытрите как следует, не то сходу спалимся.
Под землей ночь условна. Один поворот большой колбы со струящимся между половинками песком – и семь стандартных часов, отведенных на сон, миновали. Щелчок выключателя – и над головой медленно разгорается большая, пыльная и чуть перекошенная лампа Эдисона. Такие штуки чумазые вокеры делают на совесть: эта лампа, говорят, светит здесь лет пятьдесят. Впрочем, нет времени наслаждаться мягким оранжевым светом.
Сегодня День Отбраковки.
Соскочив с койки, Крэйг буквально внырнул в форму, отработанными движениями зашнуровал ботинки. Пожалуй, в курсантский норматив уложился. Но сегодня не будут проверять нормативы, силу, ловкость, навыки стрельбы и рукопашного боя. Сегодня будет одна-единственная проверка. Всего лишь один тест.
Главный тест в его жизни. Отбраковка.
Никаких усилий – они все сделают сами. Останется только ждать.
– Простая формальность, – глядя в маленькое мутное зеркало на стене, сам себе сказал Крэйг. – И я войду в Ряды. Я – боевой термит. Настоящий боевой термит.
Слово ласкало слух, манило и дразнило его. Даже предстоящий тест не мог сбить хорошее настроение. Была лишь смутная тревога – но она не стоила того, чтобы обращать на нее внимание.
Вероятность положительного результата теста крайне мала. Именно потому финальный тест – всего лишь формальность, вроде инициации подростков в древних племенах. Полезная мутация выявляется еще в младенчестве – тогда и проходит предварительная Отбраковка. Отбракованные младенцы не жалуются – они еще не способны осознать ужас павшего на них выбора судьбы. На это можно посмотреть и с другой стороны: отбракованные обретают новую жизнь – жизнь боевых машин. Да и не было еще ни одной боевой машины, которая жаловалась бы на свою жизнь – мутаботы не знают другой судьбы, кроме той, что выпала на их долю.
– Сквад, подъем!
Это сержант. Иногда кажется, что он вообще не спит. И только делает вид, будто не знает, куда шастают ночью его подопечные.
Не успело умолкнуть эхо, как с грохотом посыпались с коек остальные курсанты.
– Сдохнуть можно, Крэйг! – хохотнул за спиной Гонза. – Ты опять проснулся раньше команды!
– На тридцать секунд раньше, – уточнил Крэйг, тщательно приглаживая коротко стриженные волосы. – Все в пределах устава.
Через минуту, отведенную на приведение себя в порядок, и минуту на сборы сквад в полном составе уже бежал трусцой вслед за сержантом по узкому туннелю. От школы до уровня Академии, где пройдет церемония, футов восемьсот, но до сих пор ни одному курсанту так и не довелось преодолеть это расстояние – переход на новый уровень закрыт для них до самой Отбраковки.
Жесткие, отдающие металлом окрики сержанта подчеркивают серьезность момента:
– Тверже шаг! Ровнее! В ногу!
В другой раз к командам прибавился бы прицеп из отборных армейских ругательств. Но даже мрачный, как сама тьма, Джаскин понимает, что такое финальный тест для ее подчиненных. Он ведь им как отец родной: от него достается исключительно за дело, да еще на добавку – чтобы помнили долг и Приказ чтили. Да что там говорить – этот старый негритос для них и есть единственный и незаменимый отец семейства.
Потому как термитам, искусственно выращенным в Инкубаторе, не положено знать своих настоящих родителей. Лишь «окончательная отбраковка» живет семьями на своем тошнотворном Дне – жуткими, уродскими семьями, плодя уродов и не имея шансов влиться в общество Термитника, пусть даже став мутаботом. Полнейший генетических мусор, годный лишь для грязной, неквалифицированной работы.
Крэйг помотал головой, сплюнул: чего это сейчас полезли в голову такие неуместные мысли? Видать, и впрямь перенервничал. Главное – не опозориться на плацу перед Отбраковкой.
Самый главный момент в жизни, важнее лишь присяга – но присягу зачитывают хором перед Капелланом. А тут ты один на один…
– Шагом! – рявкнул сержант.
Все перешли на шаг – ловко, одномоментно, будто строй состоял из роботов.
– Дежурный, ритм!
Дежурный набрал полную грудь воздуха и во всю глотку заорал строевую кричалку. Строй рявкнул в ответ. Так, под ритмичные выкрики, и вошли в боковой портал Академии.
Туннель здесь устремлялся под наклоном вверх, образовывая под ногами ступени. Они покидали уровень Питомника, это пространство неопределенности между Инкубатором и верхними уровнями. От осознания этого сердца начинали биться сильнее.
Строевым шагом они входили в собственное будущее.
Их встретили вооруженные караульные, скалящиеся во все зубы из-под касок. Курсанты таращились на караульных, на оружие в их руках, только теперь понимая: все серьезно. Пересекая охраняемый периметр, они входили в другую жизнь, переходя на уровень выше по жизненной лестнице, оставляя за спиной курсантскую вольницу и где-то под ногами – удушливую безнадегу чумазых. Этим бедолагам никогда не подняться выше. Их удел – служить высшим уровням.
Плац под бетонным сводом мог вместить несколько сквадов. Оно и неудивительно – он был рассчитан на более крупные подразделения – те, что выходили полностью готовыми к бою после обучения в стенах Академии. Сейчас посреди плаца стоял лишь их компактный строй в две шеренги.
– На Отбраковку отправляемся отделениями, – прохаживаясь перед строем, говорил сержант. – Держимся строго по уставу. Замечу расхлябанность, вялость, неуважение к Приказу – отбракую собственноручно.
Последнее было шуткой, хоть и топорно-сержантской. Но сквад вежливо хохотнул. Все-таки настал момент расставания с наставником, кулаками и затрещинами сделавшего из бесформенного инкубаторского теста приличные заготовки для будущих бойцов. Сентиментальность у курсантов не приветствовалась, но трудно сдержать скупую мужскую слезу.
Секунду спустя, однако, всю сентиментальность как ветром сдуло. Они стояли, вытянувшись, вперев стеклянные взгляды в высокие своды. Сейчас в них ничего не осталось от той бешеной банды, готовой рвать врага руками и лакать его кровь, как голодные крысеныши. Все низменное само собой стекло по крутым ступеням на грязное Дно Термитника. Весь накопленный опыт, все знания должны теперь перейти в новое качество. Еще немного – и они станут полноправными боевыми термитами.
– Смирно! – рыкнул сержант.
Всех как током ударило. Вытянулись ещё сильнее, чуть не дугой выгнулись, лишь боковым зрением ловя неторопливо приближавшийся силуэт.
– Вольно, крысята, – проворковал низкий, с хрипотцой женский голос.
Никто не позволил себе расслабиться, лишь взгляды устремились в сторону подошедшего. Точнее, подошедшей.
Крэйг никогда ещё не видел старших офицеров. Ведь все они – женщины. Женщинам нечего делать на низких уровнях, если они не самки отбракованных – но ведь никто не станет всерьёз называть их женщинами.
Эта дама была в звании майора – огромная честь для полудиких сопляков, даже не успевших вычистить из зубов остатки плоти сожранных товарищей. Как поговаривал сержант, все они – всего лишь низкопробный товар, доставленный им на осмотр покупателю. Покупатель – эта самая майорша. Но ей не нужен не проверенный второсортный товар. Таким они останутся, пока не пройдут Отбраковку.
– Так-так, ребятишки, – прохаживаясь перед строем, произнесла дама. Фигура у неё была ладная, лицо… Да кто там смотрит на лицо, впервые так близко увидев женщину?!
– Вижу, парни вы крепкие, глаза горят. Готовы умереть во имя Приказа?
– Так точно, мэм-майор! – рявкнули в ответ пятьдесят молодых глоток.
Орал со всеми и Крэйг, стараясь заглушить в себе непривычное смятение, вызванное близким присутствием представителя главного пола. Им говорили, что высшими офицерами женщины становятся неспроста – таково их магическое воздействие на подчиненных. И если раньше Крэйг ещё бы усомнился в этом утверждении, то теперь был вынужден признать правоту этого утверждения.
– Это хорошо, – довольно сказала майорша.
Она как-то неуловимо повела головой, чуть потянулась, на секунду проявив под тщательно подогнанной формой непривычные взгляду изгибы фигуры. И все пятьдесят пар глаз впились в неё, как зубы в сочное мясо. Это было какое-то наваждение. У стоящего слева Дистрофика из уголка рта побежала струйка слюны. Крэйг с трудом сдержал усмешку.
Через секунду ему стало уже не до смеха.
Майорша остановилась прямо напротив него. И принялась рассматривать с головы до ног, будто гладила взглядом.
Крэйг ощутил, как ноги вдруг стали ватными, потемнело в глазах. А ощутив незнакомый тревожный запах, едва не грохнулся в обморок.
– Ты – Крэйг? – приблизившись, чуть не в ухо спросила она.
– Так… Точно… Сэр… Мэм… – едва шевеля пересохшими губами, пробормотал курсант.
Майорша впилась взглядом в его глаза – и сделала шаг назад, словно бы сразу потеряв интерес к курсанту. Крэйг остался стоять в неподвижности и смятении, не понимая, что это было, отчего мэм-майор проявила к нему отдельный интерес.
Тут же, впрочем, стало не до праздных мыслей: первое отделение стройным шагом вслед за майоршей отправилось на Отбраковку. Назад, разумеется, никто не вышел: прошедшие тест отправились на присягу по другую сторону стены, преграждавшей плац. В стене этой имелась единственная дверь с мрачными статуями по бокам. Статуи символизировали Бдительность и Неизбежную Кару, словно говоря: никому не миновать испытания. И никто не избежит предначертанной участи.
– Ну, чего встал как столб?! – просипел над ухом голос сержанта. – Особое приглашение нужно?! Напра-во!
Крэйг вздрогнул, выходя из оцепенения и понимая, что его отделение уже повернулось для движения вслед за вернувшейся майоршей и только он один хлопает глазами, как полный болван. Торопливо повернувшись, он зашагал в ногу с остальными, мысленно кроя себя самыми последними словами. Надо же – так опозориться в эдакий момент! Да ещё на глазах старшего офицера! Вот же дурак, сопляк, мальчишка…
За таинственной дверью в стене не обнаружилось ничего из того, что лихорадочно рисовало воображение. Главный тест на Отбраковку оказался обыкновенной пробой крови из пальца. В кабинет заходили по очереди, по вызову угрюмого медбрата в багровом комбинезоне. Крэйг зашёл третьим, вслед за Долговязым Ли. Медбрат довольно грубо проткнул ему иглой безымянный палец, выдавил приличную каплю тёмной крови на стеклышко, прижег ранку каким-то болезненным препаратом из глиняного флакона, коротко приказал:
– Жди!
Ничего не оставалось, как подчиниться. Медбрат с пробой крови исчез в боковой двери. Машинально сунув проколотый палец в рот, курсант скривился и сплюнул: медикамент, которым смазали ранку, оказался омерзительно горьким на вкус. Не успел он отплеваться, как из той же боковой двери вышел… Нет, не медбрат – вышла майорша собственной персоной. Выглядела она напряженной и была необычайно бледна, совсем не походя на надменного старшего офицера, каким она предстала на плацу.
– Слушай меня внимательно, – быстро заговорила она. – Твой тест дал положительный результат, – женщина сделала паузу, чтобы парень осознал услышанное. – Понимаешь, что это означает?
Крэйг медленно кивнул. Перед глазами все плыло, как в тумане. Казалось, это происходит не с ним.
Он понимал. Точнее, должен был понять – ведь столько раз прокручивал в голове такой вот вариант – ничтожный по вероятности, но все же возможный. Оказывается, есть вещи, к которым невозможно подготовиться.
– Значит, я буду… отбракован, – глухо сказал он.
– Не будешь, – быстро отозвалась майорша. – Если все сделаешь, как я скажу. Слышишь меня?
Крэйг кивнул – скорее машинально, чем понимая, о чем ему говорят. Он думал лишь о своей жизни, так быстро и неотвратимо слитой в помойку. В лучшем случае из него сделают боевого робота, то есть самого обыкновенного мутабота. Но это маловероятно – он слишком взрослый для столь глубокой мутации. Скорее всего, из него сделают просто раба – послушного безмозглого вокера. Он станет одним из тех, кого еще вчера он надменно называл «чумазым». Что бы там ни было – карьеры боевого термита ему не видать, как своих ушей.
– Следуй за мной! – жестко приказала майорша.
Поманила, направившись прямиком в ту самую боковую дверь. За дверью оказалась тесная лаборатория, плотно заставленная каким-то древним оборудованием. Мигали светодиоды, что-то низко гудело, тянуло сквозняком. Но не это поразило воображение Крэйга – а медбрат, уткнувшийся носом в стол. Под неподвижной головой растекалась лужица крови.
– Это… вы его?! – изумленно произнес курсант.
– Это ты его, – холодно отрезала майорша. – А ты как думал? Мне подставляться нельзя. Скажи спасибо, он Чистильщикам сообщить не успел. Так что, это ты напал на лаборанта и сбежал благодаря собственной ловкости. Ведь ты для них мутант, как-никак, – она криво усмехнулась. – Или предпочитаешь оказаться в лапах Лабов?
– Нет! – невольно вскрикнул Крэйг.
– Вот и я так думаю. Тебе придется затаиться. – Отправишься на самое Дно. Курс выживания прошел?
– Так точно, мэм…
– Вот и постарайся выжить. На контакт ни с кем не иди – даже с самыми безмозглыми отбракованными. Но главное – не попадись Чистильщикам. Придет время – тебя найдут. Все понял?
– Почему вы мне помогаете? – в голове Крэйга была вязкая каша, и он ляпнул первое, что крутилось на языке. – Я вам… понравился, да?
Майорша посмотрела на него с изумлением, и Крэйг ощутил, как густо краснеет от невообразимого до этого стыда.
– Дурачок, – просто сказала она. – За тебя попросили.
– Кто?
– Ты слишком много от меня хочешь, крысенок, – отрезала майорша. – Давай остановимся на том, что я спасаю твою драгоценную шкуру.
Крэйг прикусил язык. Перед глазами снова возникла перспектива Отбраковки. Лабы в кровавой форме, прикручивающие его к лабораторному столу, вводящие в вены капельницы с активными веществами, убивающими в нем остатки человеческого существа. Тело, начинающее медленно, но неуклонно изменяться в уродливые формы, считающиеся полезными для боевого мутабота или, на худой конец, мутавокера. Вслед за искажением тела начинает искажаться сознание, теряя воспоминания, навыки и само ощущение собственного «Я». Роботу, как и рабу, самосознание не нужно. Вместо этого будут прокачаны области нервной системы, отвечающие за полезные рефлексы, выносливость и исполнительность. Это похоже на смерть. Нет, это хуже смерти – это растянутая во времени агония.
Сглотнув, Крэйг кивнул. Странное ощущение: как будто воля оставила его, полностью передав обстоятельствам. А может, его просто подчинила себе своими магическими чарами эта женщина? В любом случае в нем не осталось ничего от дерзкого бойца, способного броситься в лицо смерти. Когда твой враг обезличен, когда он не существо, даже не толпа чудовищ, а бездушная машина принуждения – здесь неподготовленное сознание дает сбой. И остается лишь довериться судьбе.
Которая, несмотря ни на что, оказалась сейчас на его стороне.
Майорша вдавила ногой неприметную педаль под столом. В полу стальной диафрагмой, напоминая пасть огромного червя, распахнулся зев люка. Потянуло омерзительной вонью. Женщина кивнула в сторону люка:
– Это слив. Он идет прямиком в Поддонье.
– Поддонье? – Крэйг нервно моргнул.
– Санитарная зона ниже уровня Дна, – пояснила майорша. – Наверное, ты не знал об этом уровне, но тебе и не положено, не твоя степень доступа. Тебе туда.
– Туда? – глядя в глубину грязного зева, тупо повторил Крэйг.
– Туда, – холодно сказала майорша. Расстегнула притороченную к бедру кобуру, достала пистолет, вложила в онемевшую руку парня. – Держи, пригодится. Но не надейся там долго продержаться – отыщи коллектор и переберись на уровень выше.
Холодный металл оружия оттягивал руку. На миг волнение от прикосновения к этому предмету затмило ужас происходящего. Курсант впервые держал в руках офицерское оружие – символ безграничной власти над теми, кого командиры без колебаний отправляют на смерть. Курсанты, как и рядовые термиты, имеют дело лишь с карабинами местного производства, с промуровней Термитника. Однозарядный, с примкнутым штыком – эффективное в группе, но довольно примитивное оружие. В тесноте подземелий обладатель многозарядного полуавтоматического пистолета имел абсолютное преимущество над целой толпой, вооруженной карабинами. Правда, каждый патрон к нему – сродни драгоценности. Именно поэтому пистолет редко используется в бою.
Он – кара для предателя и труса, воодушевление для рядового. Офицер имеет право застрелить подчиненного в любой момент и без специального повода. Это напоминание о долге перед Приказом. А еще цель для каждого усердного термита – однажды самому обрести право отдавать команды и карать нерадивых.
Крэйг знал, как некоторые из его товарищей мечтали получить это право мгновенной расправы, но сам не мог уловить сути странного удовольствия. Но теперь, ощутив в руках символ бесконечной власти над чужой жизнью, ощутил в себе что-то новое.
– Это мне? – все еще не веря, проговорил Крэйг.
– Не трать время! – отрезала майорша. – Как пользоваться, знаешь?
– Изучали. Правда, в теории…
– Разберешься. Или сдохнешь – другого варианта не будет. В Поддонье тебе долго не продержаться.
– Что же там такого?
– Увидишь. Думаю, после Поддонья Дно покажется тебе раем, – майорша сдержанно улыбнулась. Спохватившись, сдернула с пояса и протянула ему компактный фонарь. – Держи, пригодится. Нож есть?
– Так точно.
– Тогда прыгай, быстро!
Крэйг хотел спросить еще что-то, но из лаборатории донеслись шаги, послышались недоуменные голоса. Изменившись в лице, майорша торопливо подтолкнула его к люку. Глянув в зловонный зев, парень снова ощутил приступ ужаса. Он не боялся врагов, не боялся мутантов, голода, холода, темноты.
Он боялся неизвестности.
До этого самого момента его жизнь была предопределена, и даже перспектива погибнуть во исполнение Приказа казалась прекрасной. Но сгинуть в неизвестности, в вонючей клоаке, бессмысленно удирая, как какой-то преступник…
– Мэм-майор… – упавшим голосом проговорил Крэйг. – Может, мне все-таки подчиниться Приказу? Раз мне выпала Отбраковка – я должен…
– А ну, пошел!
Удар офицерского ботинка в грудную клетку оборвал сомнения. Качнувшись и взмахнув руками, едва не выронив пистолет, Крэйг шагнул назад.
И рухнул во тьму.