Глава вторая Черная вода

Он очнулся от холода. Ледяная плоскость, к которой припала щека, вытягивала из тела тепло и, казалось, саму жизнь. В голове гудело, и не сразу удалось поднять опухшие веки.

Перед глазами была неровная металлическая поверхность, сплошь в заклепках, плохо оттертой ржавчине и лужах воды. На губах был солоноватый привкус – похоже, вода морская. Слегка подташнивало, и не сразу пришло понимание, от чего именно. Порыв ветра швырнул в лицо жменью ледяных брызг, и в голове немного прояснилось.

Качка – вот что это было! Ощущение, знакомое еще по Севастополю и означавшее только одно: он в море. Надо было подняться и оглядеться – но в ватных конечностях не было сил.

Перед глазами, тяжело ступая, прошли чьи-то бесформенные башмаки. В обратную сторону с диким скрежетом проволокли на железном тросе какой-то металлический агрегат. И вслед за этим зубодробильным скрежетом пришли новые звуки: шум волн и скрип такелажа – так, кажется, называются все эти штуки на кораблях, удерживаемые канатами и тросами и скрипящие под наклонами судна. Высоко в небе пронзительно кричали какие-то летучие твари. Книжник не сразу вспомнил, как они называются.

Чайки. Точно – чайки. Птицы! Полностью вымершие в других местах твари – вроде рукокрылов, только покрытые перьями летучие прибрежные крысы. Так что же, выходит, он на каком-то судне? Но как он, черт побери, здесь оказался?

Память скупо выдавала последние запечатленные ею картинки. Была ночь, был костер, был какой-то незнакомец… Дальше – мутная пустота.

– Где я? Почему?..

Он не узнал собственный голос, перешедший в сиплый кашель.

– Зигфрид… – слабо позвал он. – Три-Три! Кто-нибудь… Зиг…

Ответа не было. Зато слух различил незнакомые голоса в отдалении, грубый смех.

– Ну, я за него! – послышалось прямо над ухом, и свет заслонила фигура, усевшаяся перед ним на корточки. – Чего надо-то?

– Ты не Зигфрид, – тупо произнес семинарист. Он вдруг вспомнил, как зовут этого небритого мужичка. – Как там тебя… Балабол?

– В точку! – добродушно отозвался тот. – Узнаешь – значит, мозги на месте. Это хорошо. А то не все после моих грибочков в здравом уме остаются. Это уж как повезет, видишь ли. Один, помнится, откушал, посидел-посидел, посмеялся, и вдруг раз, ствол в рот – и мозги по стенке. Никто даже ойкнуть не успел. Другой сидел себе тихонько, а потом вдруг как вскочит, как рванет куда-то – больше его и не видели. Но чаще просто мрут, как мухи. На то они и грибы.

– Так ты отравить нас задумал…

– Ну почему сразу – отравить? – Балабол, вроде, даже обиделся. – Расслабить немного, отключить, так сказать. Мы же не кровопийцы какие, мы деловые люди!

– Но ты же сам их ел… – пытаясь подняться, пробормотал Книжник. Получалось не очень. – Почему же тогда на тебя не подействовало?

– Почему не подействовало? – самодовольно усмехнулся Балабол. – Ощущения приятные, эдакий легкий расслабон – даже полезно, говорят. Просто знать надо, что в грибочке кушать можно, а чего стоит поостеречься. Не знал бы – давно уже б копыта откинул. Так-то!

– Рыба фугу… – пробормотал Книжник.

– Чего? – не понял Балабол.

– Рыба такая, на Востоке водилась. В Японии, вроде. Коли ее неправильно приготовишь – сразу на тот свет отправишься…

– Вот-вот! Про рыбину такую не слышал, сказать нечего, а гриб – он такой. В нем все в дело идет: часть в пищу, часть – чтобы кайф поймать, часть – как снотворное, кое-что на целебное зелье. Ну и остатки – чистая отрава, что тоже завсегда пригодиться может в нашем беспокойном мире. А все потому, что грибочки здешние не простые – это самые что ни на есть живучие твари. Говорят, в ядерную зиму они чуть всю прочую живность не уничтожили – потому они, как хищники и падальщики, мимикрируют под что угодно, в спячку впадают хоть на год. А когда голодный год наступает – грибочки эти и человека в нору утащить могут. Хочешь в этом мире выжить, бери с них пример – не ошибешься!

Книжнику, наконец, удалось приподняться на локте, сесть. В глазах разом потемнело, в голове помутилось, в ушах гулко забили барабаны. Он облизал соленые губы, прохрипел:

– Зачем ты с нами так подло?.. Мы же тебя как своего приняли, к костру пустили, чарку налили – а ты…

– Да жизнь так устроена, братец. Да и какие ж вы мне свои? Я знать вас не знал, да не очень-то хотелось. Много вас таких бродит, и никакого от вас толку – одни голодные рты. А едоков лишних здесь и без вас хватает.

– Но есть же обычай – у костра все равны! Грех так с людьми поступать…

– Да что ты заладил – «обычай, грех»… – Балабол поднялся, сделал странный финт ногами, словно пританцовывая на месте. – Это у слабаков такой обычай, а мы и грешить не боимся! – он рассмеялся. – У нас в ватаге Вольных все просто: есть свойские, а есть чужаки. Вы – чужаки, и с вами поступать следует, как с чужаками, – пока вы так же не поступили с нами. Закон джунглей, слышал?

– Да что ты знаешь про джунгли? Ты же небось и книг-то не читал…

– Книжек не читал, верно. Да много слышал да подмечал. А рассказать еще больше могу – не зря ведь меня Балаболом кличут!

– Это я уже понял… – проворчал Книжник, потирая виски и мельком осматриваясь. – Вот, значит, какую «лодку» ты ждал на берегу… Ничего себе лодочка, самое то, чтобы на рыбалку ходить.

– Да тут такое дело, – прищурился Балабол. – Какая рыбалка – такая и лодка. Рыбка здесь, видишь ли, сама с зубами!

– А это, значит, твоя банда?

– Это у вас банда, – Балабол вроде даже немного обиделся. – А у нас, говорю же, – ватага Вольных!

Какое-то время Книжник продолжал пялиться по сторонам, не в силах сконцентрироваться, – давали о себе знать ядовитые грибочки, скормленные ему проклятым мужичонкой. Что он понял точно, так то, что сидит на палубе какого-то огромного несуразного судна, болтающегося посреди неспокойного темного моря. Борта у этого «плавсредства» были низкими, их то и дело захлестывало небольшими пенными волнами. Несмотря на это, посудина производила впечатление. Громадная, бесформенная, словно склепанная из частей самых разных кораблей, контейнеров, листов железа и даже уцелевших автомобилей, при каждом очередном крене грозила перевернуться или развалиться на части – во всяком случае, так казалось. По центру возвышалась решетчатая конструкция, явно имевшая в своей основе высоковольтную вышку. Теперь это была своеобразная мачта, на которой трепетали сотканные из разномастных лоскутов паруса. На реях из металлических рельсов гроздьями висели какие-то парни, перебиравшиеся по верхотуре с ловкостью приматов… Черт возьми – это и были какие-то муты, отдаленно напоминавшие обезьян! Похожи на нео, только помельче да пошустрее.

Чуть позади мачты в небо торчала здоровенная закопченная труба. Похоже, что корабль – если его можно было назвать кораблем – был способен двигаться и на альтернативной, скорее всего, паровой тяге. Но, видимо, сейчас в этом не было особой нужды – вся эта груда плавучего железа ползла по водной поверхности, движимая попутным ветром.

Присмотревшись, Книжник разглядел торчавший из надстройки ствол автоматической пушки. Похоже, и в бортах имелись орудийные порты, над баком же возвышалось подобие орудийной башни, больше напоминавшее неряшливо железное гнездо, набитое какими-то хохочущими оборванцами и прикрытое по бокам броневыми листами. Из груды железного хлама, глядя в небо, торчала минометная труба приличного калибра. Пара пулеметных гнезд по бокам от башни дополняли картину.

Но взгляд приковало другое – вывернутая с корнем, как гнилой зуб, и как-то оказавшаяся здесь артиллерийская башня с «Дракона». Сомнения быть не могло: небрежно прихваченная тросами, будто лишенный сил и скрученный пленник, она замерла, уткнувшись в палубу стволом гладкоствольной пушки, словно признавая свое поражение под оружием корабля-победителя. Некогда грозная, теперь она больше походила на дряхлый гриб.

– Это как же так? – севшим голосом проговорил Книжник. – Что вы сделали с «Драконом», мерзавцы?

Попытался встать – но перед глазами поплыла серая муть, палуба ушла из-под ног – и он повалился в соленую лужу в сопровождении хриплого хохота каких-то мерзавцев, свесившихся через ограждение у раструба вентиляционной трубы. Балабол поддержал их сиплым смешком:

– С каким еще «Драконом»? Это с вашей колымагой, что ли? Так она все равно вам больше не понадобится. Ты же сам видел: тупик здесь. Нету вам дальше никакого пути.

– Ты же говорил, что дорогу покажешь… Выходит, врал?

– Почему, сразу «врал»? Ну, присочинил немного! Я же Балабол, я когда увлекаюсь, сам забываю, где правда, а где на ходу придумал, – мужичок хохотнул. – А чего вы хотели? Сами виноваты – поверили первому встречному!

Тут до семинариста дошло, что он до сих пор так и не задал самого главного вопроса:

– Что с моими друзьями? Они живы?

– Да живы, живы, – поморщившись, отмахнулся Балабол. – Что с ними сделается? Только зря головой вертишь – на борту их нет. На бережку небось отсыпаются.

– С чего это им отсыпаться? – хмуро проговорил Книжник.

Вспомнил про грибы. Да уж, могло кончиться еще хуже. Старое правило – «доверяй только себе, да и себя проверяй» – еще никогда не подводило. Остается надеяться, что с ними все в порядке.

Правда, что-то тут до конца не складывалось.

– Погоди-ка, – проговорил Книжник. – А Тридцать Третьему с чего спать? Он же кио!

– Все верно, это не спит, – хмыкнул Балабол. – Пришлось его скрутить как следует. А здоровяк дрыхнет будь здоров!

– Ваше счастье, – сквозь зубы процедил Книжник. – Но вы пожалеете, когда он проснется…

– Ой, боюсь, боюсь! – Балабол по-шутовски выпучил глаза, покачал головой. – И что он сделает? На бревне нас догонит?

Хихикнул, будто выдал невесть какую остроту.

– Что будет со мной? – хмуро спросил Книжник. – Убьете? В рабство продадите?

– Стоило на тебя грибы переводить, чтобы потом грохнуть! – скривился Балабол. – Да и раб из тебя так себе – дохловат ты больно. Мы же не звери. И дружков твоих не просто так отпустили – пусть пока покумекают.

– О чем покумекают?

– Чем за тебя расплачиваться будут! Они же головастые, твои друзья, верно? Заплатят за тебя твои дружки – отпустим, у нас с этим четко, как в бухгалтерии. Не заплатят – будем им тебя по кусочкам отправлять. Как говорится, бизнес и ничего личного.

– Так они знают, что я у вас в плену?

– Ну, разумеется! Твоему Тридцать Третьему все доходчиво объяснили. Надеюсь, он и здоровяку все правильно передаст – это в твоих интересах, чтобы они все правильно поняли.

Книжник не смог удержаться от кривой усмешки:

– Ну, тогда я вас поздравляю. Вам крышка.

– Ой ли? – прищурился Балабол. – Это еще что за новости?

– Зигфрид не любит, когда ему ставят условия.

– Скажите пожалуйста – не любит он… – начал было Балабол, но Книжник оборвал его:

– Зигфрид придет и прикончит вас. Всех до единого.

Балабол рассмеялся оглушительно и хрипло. Но смех оборвался на фальшивой ноте, Балабола перекосило, и он бросил с несвойственной ему ранее жесткостью:

– Что-то тебя заносит, малый. Видать, не понимаешь ты мягкого обхождения, – он поглядел в сторону, кивнул кому-то: – А ну, на «карусель» его – пусть покатается!

Книжник даже опомниться не успел, как крепкие лапы сгребли его, поволокли по палубе и зашвырнули в какую-то тесную клеть. Не клетку даже, а именно клеть из железных прутьев, где ему пришлось скрючиться и вцепиться в эти ржавые прутья, так как палуба вдруг ушла из-под ног и качка заметно усилилась. Задрав голову, он увидел, что клеть поднимают цепью на каком-то подобии крана с уродливой лебедкой.

– Тебе понравится! – сообщила уплывающая вниз бородатая гнилозубая рожа. – У нас на «карусели» никто не скучает!

Стрела крана стала со скрежетом поворачиваться, и Книжник ощутил подступающую тошноту. Клеть на несколько секунд зависла над волнами – и пошла обратно по широкой дуге, чтобы оказаться над водой уже по другому борту. Это кружение в дополнение к качке добило и без того расшатанный вестибулярный аппарат – парня вырвало сквозь прутья прямо на палубу, когда клеть проносилась с нарастающей скоростью в обратную сторону.

– Эй, ты! – проорали снизу под всеобщий хохот. – Ты у меня свою блевотину с палубы слижешь!

Книжника снова вырвало – на этот раз в море. И тут же этот весельчак, управлявший краном, решил, что забавно было бы окунуть пленника вместе с клетью прямо в ледяные волны. Что и было проделано. Клеть рухнула, словно над ней лопнула цепь, – парень так и решил, уже успев попрощаться с жизнью. Черная вода метнулась в лицо, тело обожгло холодом, в ноздри и в рот хлынула соленая вода.

«Ну, все…» – мелькнуло в голове. И тут же клеть дернулась – и шумно, с брызгами выскочила из воды под стрекот лебедки. Хрипя и отхаркивая воду, семинарист решил было, что на этом фантазия мучителей ограничится. Но не тут-то было: вслед за клетью из темных глубин показались уродливые зубастые морды. Здоровенные рыбины исступленно выпрыгивали из воды, стремясь дотянуться до клети и клацая совершенно не рыбьими челюстями. Одной из этих тварей удалось-таки добраться до железной конструкции и вцепиться в нижний прут мертвой хваткой бесчисленных мелких зубов. Парень едва успел увернуться от этих зубов, в ужасе наблюдая, как они клацают в стремлении перегрызть железо.

– Пшла! – прохрипел он, отчаянно колотя рыбину по морде подошвой ботинка. Это было рискованно, так как реакция у рыбины была отменная и велики были шансы остаться без ноги. В стремлении ухватить его за ботинок рыбина отцепилась от прута и лязгнула челюстями в воздухе, но, промахнувшись, полетела вниз, в родную стихию.

Все это вызывало неподдельный восторг команды этого чертова корабля. Видать, с развлечениями здесь напряжёнка. Так или иначе, окунать его в воду больше не стали, и клеть со скрежетом вернулась в пространство над палубой. Правда, в другую ее зону, опустившись среди хаотического нагромождения других клеток разных форм и размеров. Щелчок – и палуба понеслась прямо в лицо, встретив пленника болезненным ударом.

Семинарист застонал от боли. В лицо ударила резкая вонь, которую не разгонял даже морской ветер. Немного придя в себя после «катания» на издевательской «карусели», он разглядел источник всего этого смрада.

Узник оказался посреди какого-то подобия зверинца: окружившие его клетки были забиты самыми разными обитателями – от человекоподобных существ до каких-то чудовищных насекомых размером с крысособаку. Прямо на него сквозь мощную решетку налитыми кровью глазами пялился здоровенный мутант, отдаленно напоминавший гориллу. Какой-то зубастый монстр поменьше пытался дотянуться до него сквозь прутья длинной когтистой лапой. И хотя расстояние казалось безопасным, парень невольно вжался в противоположную стенку клети.

– Новенький! У нас новенький! – захихикал какой-то тощий уродец с горбом и лысым черепом неправильной формы.

– Свежее мясо, – раздувая ноздри, прорычал гориллоподобный мут. Он отдаленно походил на нео – только сходства с человеком в нем было еще меньше. – Мое!

– Иди к черту! – пробормотал Книжник.

– Говорящее мясо, – мут оскалился, продемонстрировал кривые клыки, облизнулся – язык у него был синюшный, как у покойника. Указал на парня черным пальцем с загнутым ногтем: – Мое!

– И мне! И мне кусочек! – запричитал уродец. – Потрошков мне! Печоночки свеженькой!

Тут Книжник не выдержал. Заорал, тряся прутья и раскачивая клеть:

– Заткнитесь! Заткнитесь все! Я человек – слышите?! Человек, а не мясо! Никто меня не сожрет, я сам вас сожру – поняли?!

Выпустив пар, он вдруг замолчал и как-то резко сник под неподвижным взглядом гориллы. Похоже, его вопли не произвели на угрюмого мута никакого впечатления.

– Лучше не рыпайся, – сказал кто-то за спиной. – Могут ведь наказать – по-настоящему, а не этой детской «каруселью».

Парень обернулся. И не сразу разглядел решетку в корабельной надстройке, скрытую тенью клетки с каким-то сонными ящерами, улегшимися друг на друга слоями. Сначала он увидел только глаза – точнее, белки, сверкнувшие в полумраке. Потом разглядел и самого говорившего.

Этот не был похож на других обитателей этого зверинца. На вид – вполне себе человек, только дико заросший темными грязными волосами и длинной бесформенной бородой. Чем-то он напомнил Книжнику Робинзона Крузо с иллюстрации в древней книге.

– Ты кто? – спросил Книжник.

– Человек, – отозвался незнакомец.

– Да я вижу, что человек, вроде…

– А тебе этого мало?

Книжник скосился на пожиравшего его взглядом мута, отвел взгляд, признался:

– Да нет, в общем-то достаточно. Человек – это уже хорошо.

– Вот и я так считаю.

– Но имя-то у тебя есть? Я вот, к примеру, Книжник.

– Странное имя.

– Скорее, прозвище. Но я уже настолько свыкся, что, считай, имя.

– Почему – Книжник? Книжки, что ли, читаешь?

– Читаю.

– Глупое занятие.

– Почему?

– А что толку от этих книг?

– Знания.

– Многие знания – многие печали.

– Ха, поговорка-то книжная. Сам, небось, прочел?

– Так, услышал где-то…

Что-то было такое в голосе этого человека, что семинарист ему не поверил. Похоже было, что с книгами незнакомец знаком не понаслышке и затаил к ним какую-то странную обиду. Это заинтриговало семинариста – как весь этот разговор двух обитателей клеток, дикий и неуместный среди окруживших их мутантов-людоедов.

– А если не знания, то что тогда? – спросил Книжник. – Что же тогда спасет человечество?

– Человечество уже ничто не спасет. Может, спасутся отдельные особи, да и то – не книжками и не знаниями.

– Чем же тогда?

– Силой. Хитростью. Зубами.

– Только вот тебе, как я посмотрю, сила и хитрость не особо помогли, иначе сидел бы не в клетке, а на капитанском мостике этого корыта, – желчно сказал Книжник и тут же пожалел о сказанном.

Но незнакомец не обиделся. Напротив, рассмеялся спокойным и чистым смехом, будто и не в клетке сидел, а наблюдал представление скоморохов. Сказал:

– Так ведь на силу действия всегда найдется сила противодействия…

– И опять ты сказал по-книжному! – подловил его семинарист. – Третий закон Ньютона цитируешь. Даже не пойму, чего ты так на книги взъелся?

– А ты, парень, – не дурак. Ладно, скажу тебе по дружбе…

– Так мы теперь, друзья? – быстро сказал Книжник.

– По крайней мере, враги у нас общие, раз ты из клетки умничаешь. В общем, мой тебе совет: никому здесь не говори, что ты книжной премудростью увлекаешься. Книгочеев здесь не любят, могут и горло перерезать. А кое-где и сожгут, как ведьмака, – чтобы другим неповадно было.

– Круто тут у вас, как я погляжу.

– Да, как везде, в общем-то. Сам-то откуда?

– Кремлевский я.

– Вот как? Неужто из самого Пскова?

– Из Пскова? – растерянно переспросил Книжник, лихорадочно перебирая в голове все, что знал о географии этих мест. – Почему именно Псков?

– Да вроде кремль в Пскове. Правда, поговаривают, что людей там нет, одни муты…

– Да нет. Из Москвы я. Московский Кремль – неужто не слышал?

– Врешь…

– Отчего же – вру?

– Так ведь нет ее, Москвы-то!

– Как это – нет? – Книжник немного растерялся.

Его вдруг посетил страх: мало ли что случилось с родными местами, пока они скитаются по дальним пределам. Может, и вправду дурное что приключилось?! Мало ли – нео опять на штурм двинули или шамы порчу напустили. А может, кио в Академии наук со своими опытами доигрались – и шарахнуло на всю округу?!

– Разбомбили ж ее в Последнюю Войну, Москву-то, – продолжал незнакомец. – Ядерное пепелище там!

Несмотря на такое прямо-таки шокирующее заявление, от сердца несколько отлегло, даже дышать легче стало. Все-таки туго информация по Земле распространяется и зачастую – в искаженном и странном виде. Оно и неудивительно: кремлевские и Москву-то до сих пор толком не изучили, только-только стали выбираться за пределы крепостных стен. А их с Зигфридом путешествие вообще сравнимо, пожалуй, со странствиями Марко Поло в стародавние времена. И если вспомнить, какие небылицы привозили с собой путешественники из дальних странствий, удивление проходит само собой.

– Да нет – цела она, Москва, – терпеливо возразил Книжник. – И Кремль Московский цел – наши предки выстояли, отстояли Последний Рубеж. Правда, много народу полегло, когда НАТОвские боевые роботы перли к центру. Но Кремль стоит, и то, что я здесь и я жив, – прямое тому доказательство.

– То, что ты здесь, в клетке, – лишь доказательство твоей глупости, – возразил из-за своей решетки лохматый незнакомец. – А то, что живой, – вообще не факт. Сейчас ты жив, а через час у Кэпа настроение испортится…

– Чего ты от меня хочешь? – раздраженно отозвался Книжник. – Ну, не веришь – дело твое. Что же мне, берестяную справку предъявить?

– Не может быть, что Москва цела, – упрямствовал незнакомец. Правда, уверенности в голосе у него несколько поубавилось. – Все же знают, что связь с ней лет двести как потеряна напрочь…

– Связи действительно нет, – признал Книжник. – И похоже, что на восток, до самого МКАДа, – сплошь Поля Смерти да радиоактивные пятна, раз до сих пор отсюда к нам никто не добрался. Да только факт остается фактом: я кремлевский семинарист и княжий советник…

После некоторой паузы незнакомец потребовал:

– Докажи!

– Здрасьте пожалуйста, – обескураженно произнес Книжник. – Как же я это докажу? Да и какой в этом толк?

– А толк очевидный. Или ты говоришь правду – в чем я по по-прежнему сомневаюсь, или я делаю вывод, что ты опасный пустобрех…

– Вроде вашего Балабола?

– Я пропущу мимо ушей то, что ты ставишь меня рядом с этим подонком. Но дело не в этом. Если ты не врешь и Москва уцелела – ты многим из нас подаришь надежду. Но не дай бог тебе нас разочаровать…

– А вы – это кто? Эти? – Книжник кивнул туда, где раздавались пьяные вопли. – Ты один из них, просто провинился в чем-то?

– Я похож на головореза без чести и совести? – пленник, похоже, обиделся.

Поглядев на заросшую физиономию с выпученными, беспокойными глазами, Книжник пожал плечами:

– А что? По мне – так вполне…

Узник возмущенно фыркнул:

– Ну, знаешь… Скажи спасибо, что между нами решетка, не то пришлось бы тебя поучить хорошим манерам!

– Похоже, это тоже из какой-то книги! – парировал семинарист. – Дай угадаю, какой…

Ему вдруг стало весело: он никак не ожидал найти интересного собеседника в такой обстановке. Правда, это веселье больше походило на истерику: его начинало мелко трясти от холода после ледяного купания. Он поежился, повернулся спиной к собеседнику – и вздрогнул: гориллоподобный мут разглядывал его в упор, подгребая мощными лапами прямо вместе с клеткой.

– Мясо! – пророкотал мут, протягивая сквозь две решетки мощную лапу, – теперь она почти доставала до лица побледневшего парня.

– Отвали! – заорал Книжник, попытался пнуть лапу ногой.

Зря он это сделал: здоровенная пятерня ухватила его за ногу и с силой боевого биоробота потащила к себе. Он пытался удержаться, вцепившись в прутья на своей стороне решетки, но чувствовал, что, даже если это удастся, кровожадному монстру ничего не стоит просто открутить ему ногу, вырвав из сустава с корнем.

Помощь пришла, откуда он никак не ждал: корабль круто накренился на волне – и незакрепленная клетка с мутом заскользила назад по мокрой палубе. Воспользовавшись потерей равновесия мута, отчаянным рывком ногу удалось высвободить. Клетка с гориллоподобным отползла метра на три, уткнувшись в нагромождение каких-то ящиков. Неудача привела мута в ярость: он принялся биться в бессильной злобе, реветь и трясти клетку.

Книжник в оторопи наблюдал эту картину, лежа на дне своей тесной клети. А за его спиной глухо смеялся незнакомец. Книжник попытался презрительно сплюнуть – не вышло, пересохло во рту. Он сел, поджав под себя ноги, скосился на косматого узника.

– Тебе, я вижу, смешно? – проворчал парень.

– Да уж, не много у меня здесь развлечений, – отозвался человек. – Разве что за мутами наблюдать да за драками напившихся Вольных.

– И давно ты здесь?

– Время относительно. Для того, кем я был, – долго, для того, кто я сейчас, – уже не имеет значения.

– Да ты философ! Одного не пойму – какой смысл этим бандитам держать тебя под замком? Кормить, охранять. Куда проще – отправить за борт или на мясо пустить, уж прости за бестактность.

– Да ничего, дело житейское. Только я слишком дорого стою, чтобы меня просто прикончить.

– Это ж насколько дорого?

– Настолько, что моим никогда не собрать за меня выкуп, – спокойно сказал человек. – Так что, похоже, я здесь до самой смерти.

– И какая им тогда выгода – держать тебя в клетке?

– А я у них вроде талисмана, – человек невесело усмехнулся. – Тешу самолюбие Кэпа. Да еще, думаю, я для них что-то вроде последнего шанса.

– Не понял.

– Жизнь ведь по-всякому обернуться может. Прижмет, скажем, фортуна Кэпа к стенке – а он возьми, да и предъяви меня: мол, я его пощадил, кормил, заботился. Глядишь, и снисхождение вымолит – это он так думает. Скажу тебе по секрету – зря надеется. Я человек мягкий, но есть предел и моему гуманизму.

– Видать, ты большой человек в этих местах.

– Ты имеешь в виду эту скотную палубу? Пожалуй, особенно если учесть, что тут только два человека – ты да я. Да и то, в тебе я не уверен на сто процентов.

– Нормально… – семинарист даже немного обиделся. – В чем, в чем, а в том, что я человек, еще никто не сомневался.

– Сомнение – черта, отличающая разумного.

Книжник рассмеялся:

– Да ты болтун побольше Балабола! Даже не думал найти умного собеседника в этом зверинце!

– Когда месяцами не с кем перекинуться словцом, при первой возможности, хочешь не хочешь, а станешь оратором… – человек зыркнул куда-то в сторону, запнулся. – А вот теперь рекомендую, напротив, – притвориться немым!

– Чего? – не понял Книжник.

Но незнакомец, которого он успел прозвать про себя «косматым», скрылся в глубине своей «камеры». Отчего-то Книжник не сразу решился обернуться – будто спиной почуял какую-то угрозу. Но когда на него надвинулась грозная тень, заставил себя глянуть через плечо.

Над клеткой, чуть покачиваясь на расставленных на ширину плеч ногах, возвышалась рослая фигура довольно странного вида. Такой покрой одежды Книжник видел разве что на картинках. Большинство народа вокруг носило что придется – лишь бы прочное было да теплое. Ценился камуфляж, бронежилеты, легкие доспехи. Главное – функциональность.

Этот был одет в длинный… Черт, даже слова такого в голове не находилось. Сюртук, что ли? В общем, эдакий длинный пиджак из черной потертой кожи, с двумя рядами позеленевших от времени бронзовых пуговиц. Разношенные сапоги, тем не менее, лоснились матовым блеском, на голове же был чудовищный головной убор, название которого тоже не сразу всплыло в памяти. Фуражка! Черная, с широкими полями, круто загнутая кверху, с таким же, как пуговицы, позеленевшим «крабом» над черным треснутым козырьком. Поразительно, но эти видавшие виды атрибуты лишь придавали фигуре невиданной в постъядерном мире элегантности и значительности. Но еще больше – какого-то смутного страха, внушаемого этим образом.

Может, дело было вовсе не в одежде, а в сухом, длинном, изрезанном вертикальными морщинами лице, скрывавшемся под тенью фуражки. Оно казалось вырезанным из куска дерева, причем вырезанным грубо и при том слегка иссохшим и даже несколько обгорелым. Лицо это пугало своей неподвижностью – как и вся фигура, замершая перед клетками. И только легкая качка заставляла ее чуть двигаться в такт волнам, удерживая равновесие. Да еще ветер чуть трепал тяжелые полы сюртука. Можно было подумать, что этот странный человек забыл, зачем он здесь оказался, и погрузился в тяжелые и мрачные, как он сам, мысли. Держался он при этом монументально, заложив правую ладонь за край сюртука, напоминая какого-то забытого древнего диктатора.

– Скоро лед встанет, – скрипуче и глухо произнес человек.

Книжник глазел на него, ожидая продолжения. Оно заставило себя ждать: похоже, странный человек никуда не торопился. Парень был уверен, что этот тип обращается непосредственно к нему. Но, рассматривая визитера, он с неприятным удивлением понял, что тот смотрит поверх него – прямо в ржавую переборку надстройки.

«Псих, что ли? – неуверенно подумал Книжник. – Этого только не хватало!»

– Скоро встанет лед, – повторил незнакомец. – Идут холода.

Слушая странный монолог, пленник и впрямь ощутил пробежавший по спине холодок. Наверное, чтобы преодолеть в себе этот непонятно откуда наползающий страх, Книжник подал голос:

– А что будет со мной?

Фигура чуть вздрогнула, словно очнулась. Человек перевел взгляд на Книжника, рассмотрел, чуть склонив голову. Рассеянность ушла из его темных, близко посаженных глаз, взгляд стал холодным и колким.

– Из клетки не задают вопросов, – тем же скрипучим голосом сказал незнакомец. – В клетке сидят. И ждут.

Он развернулся и пошел прочь – неторопливо, под скрип задубевшей кожи старых сапог и мерный стук каблуков.

– Чего ждут?! – крикнул вслед Книжник.

Ответа не последовало – черная фигура скрылась за торчавшей из палубы закопченной трубой. Словно торопясь смыть следы преступления, на палубу, где только что он прошел, плеснула волна, вода с шипением, как будто разъедая металл, поползла обратно за борт.

– Кто это был? – вслух сам у себя спросил Книжник.

– Кэп, – прозвучало за спиной. – Собственной персоной.

Косматый снова повис на прутьях, заградивших ему путь к свободе. Он с насмешкой разглядывал Книжника. Тот все еще пытался понять, что означал этот странный визит, потом плюнул на это безнадежное занятие.

– Он всегда у вас такой разговорчивый? – спросил Книжник.

– Сегодня он просто блистал красноречием, – сообщил косматый. – Наверное, ты вызвал у него какие-то воспоминания. Может, в нем даже всколыхнулось что-то человеческое. Хотя я бы особо не обольщался.

– Не обольщался бы? – эхом повторил Книжник.

– Когда я был маленьким, детей у нас пугали Хромым Хрипом – был один такой подонок, всех бандитов держал за одно место. Страшный был человек. А потом появился Кэп. И Хромого Хрипа нашли в виде фарша, размазанного по Старой набережной. С тех пор все убийцы и садисты Залива боятся старину Кэпа. И население побережья значительно поубавилось с тех пор. Чего не скажешь о влиянии Кэпа. Так что я бы не особо умилялся его приятной наружности.

Книжник поежился:

– Что-то я не заметил в его наружности чего-то приятного.

– Согласен, последнее время он стал сдавать. Но жестокости в нем не стало меньше. Правда, и действует он теперь не так прямолинейно…

Книжник слушал, разглядывая грязные клетки с их омерзительными обитателями, ржавую палубу и неряшливый такелаж. Становилось тоскливо.

– Я хочу выбраться отсюда, – заявил он.

– Вот как? – спокойно отреагировал косматый. – Как ты себе это представляешь?

– Я найду способ.

– Мне импонирует твоя решительность. Может, тебе даже удастся сбежать. А что дальше?

– В смысле? Я стану свободным!

Косматый рассмеялся:

– Сразу видно, что ты не местный. Может, даже и впрямь московский – где еще могут вырасти такие чудики?

– Я бы попросил!

– Не обижайся. Но ты, видать, не понимаешь, о чем говоришь. Ты не сможешь сбежать. А если сбежишь – от Кэпа не спрячешься. А если и спрячешься – то все равно не протянешь долго. Потому как у Кэпа закон простой: беглецу – за первую попытку плеть, за вторую – отрубленные пальцы, за третью – на разборку. Причем, последовательность не строгая и зависит исключительно от настроения Кэпа.

– А что, люди на берегу не помогут? Ей-богу, не все же такие звери!

– Не все, конечно. Но если Кэп объявит за тебя хорошую цену – рассчитывать на это не стоит.

– И какова же моя цена, по-твоему?

Косматый с прищуром оглядел Книжника, оценивая, как какое-нибудь домашнее животное на разделку. Сказал:

– Да жратвы на месяц или полста патронов. Ну или пара золотых червонцев по нынешнему курсу.

– Негусто же за княжьего советника готовы выложить! – обиженно протянул Книжник.

– Так ведь твой князь за тебя не впишется! – хмыкнул косматый. Шутовски огляделся. – Где он? Где твой Кремль? Нету! Стало быть, твоя цена здесь – стреляная гильза, и Кэп это прекрасно понимает.

– Вписаться, говоришь, за меня кто-то должен? – криво улыбнулся Книжник. – Ну, и если вопрос стоит так…

В разговор вмешались крики с носовой части судна. Что-то там заскрипело, заскрежетало. Душераздирающе взревела сирена.

– Что такое? – Книжник вытянул голову, но не видел ничего, кроме возбужденного шумом мата, яростно трясущего прутья клетки.

– Заметили кого-то, – косматый поморщился. – Сейчас кого-то трясти будут.

– Кого трясти? – не понял Книжник.

– Мы их или они нас – в зависимости от того, кто там на пути попался.

– А возможны варианты? Я-то думал, у вас Кэп всех строит.

– Среди Вольных да прибрежных поселенцев – так оно и есть. А как встретится по курсу Мастер Гавани – тут и по-другому повернуться может. Придется добычей делиться, а то и вообще в минуса уйти можно. Кэп этого ой как не любит, но с Мастером ссориться не станет.

– А что, этот Мастер – он бандит построже вашего Кэпа?

– Это как посмотреть. Он вроде как и не из Вольных, и в ватаге ни в какой не состоит, но издавна Гавань держит. И в этом его сила. Потому как без Гавани и Кэпу лютовать резона нет. Все пути ведут в Гавань – слышал поговорку?

– Ага… Хотя она, вроде, как-то по-другому звучала.

– Не важно. В общем, Мастер – он вроде бы ни при делах, но все вольные вокруг него крутятся. И в море с ним лучше не встречаться – он на плавучей батарее ходит, даже Кэпов шлюп против неё – игрушка…

Слова косматого оборвал низкий гул и вибрация палубы под ногами. Из трубы над головой с придушенным кашлем вырвалось облако сажи, что тут же осыпалось на голову мелким черным «дождем». Следом повалил густой черный дым. Шустрые муты на реях принялись торопливо сворачивать паруса, уже окутавшиеся едкими черными клубами. Палуба дрогнула – судно стало прибавлять в скорости.

– А, нет, не Мастер, – флегматично сообщил в косматый. – Догоняем кого-то. Надеюсь, без стрельбы обойдётся.

Не обошлось.

Книжник не видел, как откинулись по бортам орудийные порты и высунулись массивные стволы примитивных пушек с дульным заряжанием. Зато слышал зычные команды боцмана и наблюдал за мельтешением по палубе вооруженных фигур. Бандиты, или, как они себя сами именовали, «вольные», были возбуждены и свирепы на вид, обвешавшись всеми видами холодного оружия.

– На абордаж пойдут, – пояснил косматый. – Видать, рыбака или купца засекли.

Перед глазами Книжника возникли картинки из читанной в детстве книги про корсаров из библиотеки кремлевской Семинарии. Среди прочих эта книга была наиболее затертой: даже бесконечные ледяные ночи ядерной зимы не отбили у семинаристов интереса к дальним странам, теплым морям, кораблям и сокровищам. Все это давно воспринималось, как сказка: не было больше теплых морей – одни лишь отравленные адские глубины, населенные подводными монстрами. А тяга к морским грабежам, видать, неистребима – и пиратство как вид деятельности не сильно мутировало со временем.

– Посмотреть бы, – вытягивая шею, проговорил Книжник. – Никогда не видел абордажной атаки!

– Так какие проблемы? Пойди и посмотри, если не боишься пулю в лоб получить, – усмехнулся косматый. – У тебя же клеть для безмозглых тварей – без замка.

Книжник непонимающе огляделся, уставился на узкую дверцу, через которую его сюда впихнули. И с изумлением убедился, что замка действительно нет – одна лишь ржавая железная щеколда, правда задвинутая от души в узкую железную же петлю. Повозившись и расшатав, щеколду удалось сдвинуть – и дверца со скрипом открылась. Путь к свободе был открыт.

В этот момент Книжник ощутил страх. Непривычный, неприятный страх перед свободой. Когда побег дается слишком уж легко – это всегда настораживает. Сейчас же Книжник ощущал себя беспомощным слепым щенком. И, словно почувствовав его страх, рядом принялся трясти клетку гориллоподобный мут, выкрикивая с придыханием, низко и хрипло:

– Куда, мясо? Мое! Мясо! Куда?!

– Ну что же ты? – с насмешкой спросил косматый. – Передумал? Правильно – бежать нет смысла. С корабля никуда не деться – за бортом ты и минуты не продержишься. Даже если тебя не убьет ледяная вода, веселые рыбки быстро обглодают твои нежные кости. А если поймают – наказание будет еще хуже. Так что, правильно ты решил: закрой клетку – и сиди спокойно. Может, еще придет время свободы. А может, и нет. Судьбу все равно не обманешь.

Он говорил спокойно, но словно нарочно подтрунивал над парнем, провоцируя того на необдуманный поступок. И цели своей добился: семинарист решился. Выругавшись, он толкнул ногой дверцу – и вынырнул в узкий лаз. Встал на ноги и потянулся – с невероятным наслаждением. Он даже не думал, что таким удовольствием станет простая возможность выпрямиться в полный рост.

– Ты бы особо не расслаблялся, – посоветовал косматый. – Не маячь посреди палубы, хотя бы. Все сейчас отвлечены на атаку, но и ты не наглей!

Семинарист быстро поглядел на косматого, приблизился к его клетке. Изнутри пахнуло вонью отходов и немытого тела. Осмотрел прутья, засуетился:

– Давай подумаем, как тебя вытащить… Можно замок сломать – я поищу какую-нибудь железку.

– Забудь об этом, – оборвал его узник. – Говорю же тебе – бежать некуда.

Книжник поглядел в его глаза, в которых застыла какая-то спокойная обреченность. Этот человек казался мудрее и старше своих лет. Может, он пережил такое, что и не снилось юному семинаристу. В любом случае, оставаться в клетке или хвататься за последний клочок свободы – этот выбор каждый должен сделать сам. Книжник представил себя на месте косматого, в этой тесной вонючей клетке – и содрогнулся. Ну уж нет, он бы ни за что не отказался от возможности вырваться из холодной железной норы.

– Ладно, как знаешь, – проговорил парень. – А я пойду, осмотрюсь.

Косматый не ответил, равнодушно наблюдая за тем, как крадучись пятится прочь от него освободившийся пленник.

Пробираясь вдоль клеток с незнакомым зверьем, семинарист вдруг ощутил неуверенность, граничащую с паникой. Он понял, что имеет в виду косматый: спрятаться здесь особо негде, бежать некуда. Взгляд упал на металлическую лесенку, приваренную к надстройке за трубой. Не раздумывая, он вскарабкался по узким перекладинам наверх, осторожно выглянул на расположенную сверху небольшую площадку.

Вздрогнул от представшей его взгляду огромной железной «виселицы» из выкрашенного в красный металла с качающейся под нею цепью с уродливым крюком. Не разу понял, что это тот самый кран, с помощью которого над ним так изощренно издевались. У основания крана имелось грубое железное сиденье с торчавшими перед ним рычагами – наверное, отсюда кран и управлялся. Сейчас же здесь никого не было, и Книжник осторожно выполз на площадку, подобрался к основанию стрелы, выглянул вперед.

Обзор отсюда открывался неплохой. И было видно, что корабль еще больше и еще уродливее, чем представлял себе Книжник. Становилось понятно, что и стрела, и клетки с плененными существами находятся ближе к корме между трубой и краном. Это было что-то вроде грузовой палубы, так как помимо клеток здесь были видны какие-то рифленые контейнеры и штабеля ящиков. Нос корабля отсюда не просматривался – мешала мачта и капитанский мостик впереди – так он определил конструкцию на решетчатых формах, по которой расхаживал характерный силуэт, что мог принадлежать только Кэпу. Были там еще какие-то фигуры, но на них парень уже не смотрел – он заметил еще одно судно, впереди них по левому борту. Судно было длинное, приземистое и даже на первый взгляд уступавшее в размерах кораблю Кэпа. Оно отчаянно виляло, вдоль его бортов хаотично двигались какие-то длинные предметы, в которых Книжник не сразу узнал весла.

Площадка под парнем снова завибрировала в сопровождении зловещего низкого гула, из трубы повалил, отползая назад, еще более густой дым. В лицо ударило плотным ветром.

Набирая ход, корабль забирал влево и нагонял несчастное суденышко. При этом в повороте он ощутимо заваливался на противоположный борт, и волны едва не захлестывали низкую палубу – мореходность корабля оставляла желать лучшего. Из черной трубы, как из жерла вулкана, валил дым и сыпались искры, грозя спалить все способное гореть на борту. Но разношерстную команду это не смущало: с десяток головорезов уже собралось левом борту, вооруженных преимущественно холодным оружием – палашами, пиками, баграми, обвешанных бухтами канатов с крюками на концах. Оттуда доносились нетерпеливые выкрики и нервный хохот.

Неровно загромыхало, левый борт окутался клубами белого дыма, едко запахло порохом. Вокруг нагоняемого судна выросли пенные всплески. Попасть из примитивных бортовых орудий на таком расстоянии в небольшое судно было не просто. Но, видимо, такой задачи не ставилось – требовалось, скорее, напугать, чем потопить, заставить сбросить ход. Правда, эффект был прямо противоположный – весла на суденышке задвигались еще активнее, оно стало отворачивать еще больше влево. Но это уже не могло его спасти. Содрогаясь работающей на всех оборотах машиной, корабль вольных настигал жертву. Еще несколько минут погони – и он почти с ней поравнялся. Теперь стало возможным разглядеть, что это, – беспалубное судно, вроде большой шлюпки, битком набитой людьми. Отчего-то Книжник ожидал увидеть на борту беглеца суровых мужчин, не менее свирепого вида, чем нападавшие. К его изумлению, суденышко проседало под грузом женщин, стариков и детей. Мужчин было меньше половины – оборванные и тощие, они сидели на веслах.

Корабль Кэпа выглядел рядом со шлюпкой железной громадой и едва не раздавил ее корпусом, грозя опрокинуть мощным пенным буруном. Словно опасаясь, что добыча действительно ускользнет на дно, атакующие принялись швырять на борт преследуемого судна железные крюки на тонких и прочных канатах. Ослабевшие от бешеной работы веслами гребцы еще пытались избавиться от железных «кошек», стремившихся впиться в плоть и кости пассажиров. Даже отсюда Книжник слышал крики и стоны гребца, приколотого железными кручьями к борту собственного суденыщка. Несколько канатов беглецам удалось обрубить. Но и пары оставшихся хватило ватаге Вольных, чтобы подтянуть добычу к железному борту.

Со стороны беглецов послышались выстрелы – несколько жалких хлопков, не причинивших преследователям особого вреда, но явно их разозливших.

Все это время Кэп стоял неподвижно, наблюдая за происходящим с безучастным видом человека, год за годом созерцавшим одну и тут же картину. Похоже, команда Кэпа была прекрасно слажена и натаскана на подобные задачи. А может, добыча была слишком мелка, чтобы утруждаться личным командованием. К Кэпу подбежал какой-то жирный коротышка, которого Книжник окрестил для себя «боцманом», – судя по свистку на шее, он и выполнял на корабле эту роль. Тихо отдав какие-то распоряжения, Кэп удалился с мостика.

Все, что происходило следом, напомнило Книжнику кровавое безумие. Нападавшие, ощетинившись оружием, посыпались на борт шлюпки, хотя казалось, там не осталось места даже для того, чтобы стоять. Для корсаров это не стало проблемой – они шли буквально по головам, по телам, коля и рубя всех, кто пытался сопротивляться. Суденышко зашаталось, грозя опрокинуться, просело под новой массой. Поднялся крик, кто-то прыгал за борт – и поверхность воды, под которой кружили жадные морские твари, вскипела от крови.

– Вот черт… – растерянно пробормотал Книжник. – Что же это делается, а?

Он видел много крови, страх и смерть шли за ним буквально по пятам. Но невозможно привыкнуть к детскому крику и женскому плачу. Если бы он мог что-то сделать, если бы мог… Если бы он хотя бы был таким же сильным, ловким, безжалостным, как Зигфрид, – этим подлецам не поздоровилось бы. Но он – всего лишь кремлевский семинарист, лишь недавно выбравшийся за стены родной крепости, и оружие в его руках держится куда хуже, чем книга или стило, коим выводят на бересте умные тексты.

А корсары уже затаскивали на палубу уцелевших, волокли их куда-то в сторону средней надстройки. Еще немного – и шлюпка обезлюдела. Теперь захватчики перекидывали на борт своего судна добычу – тюки, мешки и ящики. Но, судя по всему, главной добычей стали пленники.

Рискуя попасться на глаза обезьяноподобным тварям, лихо проносившимся над палубой по натянутым снастям, он пробрался еще ближе к носу, к маленькой площадке, куда сгоняли пленников. Он все еще не мог понять, как с ними собираются поступить, ведь клетки для пленников находились ближе к корме.

– Эй, внизу! Глуши машину! – донесся резкий голос Балабола. – Нечего зря горючку палить! Добыча того не стоит!

Не прошло и десятка секунд, как вибрация палубы ушла и из трубы перестал валить едкий дым. Видать, Балабол годился не только для того, чтобы сотрясать воздух, он выполнял здесь какие-то командные функции. Может, старшим помощником при Кэпе был – если здесь признавалась традиционная флотская субординация.

А пленных уже сортировали – быстро и ловко, будто и не люди это, а какое-то зверье, предназначенное на убой. Большую часть согнали в центр круга из вооруженных людей, поставили на колени. Всего их было около трех-четырех десятков. Из центра быстро выхватили нескольких наиболее немощных стариков. Не раздумывая подтащили их, почти не сопротивлявшихся, к борту – и без лишних разговоров швырнули в ледяную воду. В кругу поднялся крик и вой. Какой-то тощий тщедушный мужчина бросился на вооруженных охранников и получил короткий удар багром в грудь, отчего тут же рухнул, как срубленная жердь. Убийца тем же багром зацепил тело и потащил к борту, оставляя за собой широкую кровавую полосу. Столкнул тело и вернулся на место в оцеплении, брезгливо стряхивая кровь с острия багра. После этого пленники сникли и обреченно притихли.

А на мостике над ними снова появилась жутковатая фигура Кэпа. Отсюда его было видно гораздо лучше – мрачный темный силуэт в фуражке медленно проплыл по трапу и замер над притихшей толпой. Все ждали его слов – и пленники, и пленители.

Но лидер вольных не торопился. Можно было подумать, он нарочно выдерживает эту тягостную паузу. Или снова погрузился в свои мрачные мысли, отключившись от потерявшего для него значение мира.

– Скоро лед встанет, – донеслось до Книжника. – Скоро встанет лед…

Теперь эти слова приобрели какой-то зловещий оттенок. Кэп снова замолчал, а все таращились на него, будто тот разразился невесть каким откровением. Книжник уже надеялся, что дело так и кончится ничем, – ведь грабеж уже состоялся, как и расправа над теми, кто оказал сопротивление. Но Кэп вдруг заговорил, словно проснувшись, – и слова его падали тяжело, как свинцовые капли:

– Вольным дано бороздить волны. Червям – копать землю. Черви, вообразившие себя вольными, будут кормить морских гадов. Так заведено, и это неизбежно, как то, что встанет лед на Заливе.

Кэп замолчал, и по всему было видно, что он высказался сполна. Словно подхватив эстафету, у ног Кэпа появился Балабол, разразившийся неожиданно резкими воплями:

– Все слышали Кэпа?! Девок – команде, старух – за борт, щенков – в клетки! Остальных на реи! И чтобы красиво было! Чтоб все понимали – идет «Железный Таран» и спуску никому не будет! Вот так!

Книжник еще не осознал, что происходит, наверное, сбил с толку голос Балабола – ведь он по-прежнему воспринимал нового знакомца как безобидного трепача. Но женский визг и детский плач заставили семинариста по-новому взглянуть на хозяев этого жуткого корабля.

Никакие это не корсары, за которых он их принял, отравленный старыми книгами о теплых морях и благородных нравах. Эти были обыкновенными убийцами, садистами и каннибалами. Такими, как они, полны обезлюдевшие после Последней Войны радиоактивные просторы. Когда собственное выживание становится важнее жизней других, когда над тобой нет закона, а совесть считается болезненной слабостью, на первый план выходит сила. И хорошо, когда за этой силой стоит наследие предков, не растерянное за двести лет лютой ядерной зимы. Когда же за мелкой душонкой нет ничего святого, верх берет обыкновенное скотство.

И люди превращаются в монстров. Нет, внешне они могут вполне походить на людей, которых пощадили мутагенные факторы. Семинарист уже встречал мутов, изуродованных радиацией и Полями Смерти, но внутри сохранивших искру человечности. Здесь хуже.

Мутирует душа.

Страшно, до неузнаваемости – иначе не объяснить то, что творят эти человекоподобные чудовища с себе подобными. Нужно было бежать, чтобы не заражать мозг и душу представшим пред ним ужасом. Но не было сил отвести взгляда от происходящего, а еще хуже – избавиться от этих криков, переходивших в звериный вой.

Палуба превратилась в скотобойню. Убийцы скользили в крови и кишках, падая и смеясь друг над другом, словно катание на скользком от крови металле и было целью всего этого кошмара. Но главным, все же, было не это.

Трое бандитов ловко работали длинными и тонкими ножами, заживо снимая с жертв кожу. Суть действа заключалась даже не в этой пытке. Это была лишь подготовка материала для главного лица этого кровавого спектакля.

Самого Кэпа.

Подготовленную, все еще дергающуюся в конвульсиях жертву подвешивали на цепях – и Кэп брался за дело. С мастерством скульптора он орудовал тонким кликом, превращая содранную человеческую кожу в некое подобие произведения искусства. В его руках, затянутых в черные перчатки, несчастные превращались в фантастических существ с крыльями из собственной кожи. Распятые на тонких каркасах, жертвы взмывали на реи – и ветер трепал тонкую, изрезанную узорами кожу, а на головы убийц затихающим дождем капала кровь. Теперь они парили над реями, и их слабые стоны смолкали в шуме ветра.

– Хочу домой… – закрыв глаза, прошептал Книжник. – Скорее домой…

Загрузка...