Краткая история Арды

Часть первая

Серая Сирень.

Город тонул в июньской зелени.

Погода была самая лучшая, какую только можно придумать: небо чистое, облаков мало, и даже с земли видно, что дождя в них ни капли. Солнце светит ярко, но еще не жарит — а лишнее тепло в бронескафандре… Вот именно, лишнее.

Патруль медленно перемещался по городской улице и пытался настороженно осматривать окна пятиэтажек, но день был настолько хорош, а вся столица так откровенно купалась в тишине и покое, что необходимое встревоженное настроение никак не возникало. Патруль состоял из одиннадцати тяжелых пехотинцев Дома Куриту. Во главе патруля шагал лейтенант Алин Адрен, недавно получивший звание; его коричневый офицерский скафандр резко выделялся среди серых бронекостюмов безродной пехоты.

Вокруг неспешно плыло летнее утро. Уличная брусчатка весело сверкала под солнцем. Белые каменные стены с вычурным резным обрамлением окон и входов, казалось, приглашали войти и купить что-нибудь — патруль как раз двигался по бульвару, где все первые этажи занимали магазины и магазинчики. Никого не удивило, что все они закрыты, люди не входят и не выходят, торговля не ведется: все-таки утро разгоралось воскресное, и еще довольно раннее, а хозяева и продавцы тоже люди и вряд ли спешат в выходной на работу.

Вот патруль вышел на большую широкую улицу, пересек ее и по огромной лестнице спустился к берегу реки. Чтобы подышать свежестью и влагой, лейтенант откинул укрепленное прозрачным полиакрилом забрало шлема. Его солдаты с облегчением повторили запрещенный инструкцией жест, на который до этого никто не осмеливался. Алин Адрен покосился на отделение и ничего не сказал: курсантская стажировка отучила его придираться к солдатам по мелочи. Он выдохнул, еще раз посмотрел вдоль воды — и тут что-то толкнуло его изнутри. Словно маленький колокольчик прозвенел.

А где же люди?

Лейтенант немедленно и резко захлопнул шлем. Его стрелки повторили движение и завертели головами вокруг: что это командир заметил? Но никого и ничего не шевелилось в пределах видимости; даже кошек и собак не было. И патруль понемногу успокоился. Как-никак, лейтенант у них был хоть и неплохой, но свежеиспеченный, недавно из училища, а такие горазды паниковать по мелочи. Но никто их за это не ругает: уж лучше пусть дураком назовут, чем закопают.

Алин Адрен тем временем думал: вызывать базу, или не стоит? Засмеют ведь, за общий стол не сядешь: и не врага испугался, а его отсутствия! Но… Еще вчера вечером набережная до самого Малинового Моста была полна рыбаков — и местных и туристов — которые забрасывали удочки прямо с парапета. А сегодня и клев должен быть неплохой: в тени у берега, особенно под мостом, всегда плавает рыба, подбирая падающие крошки. Но почему-то никто не спешит на многообещающие места в выходной.

Лейтенант выдохнул. С момента, как Дом Куриту высадил на планету свои войска, миновало уже три дня. Никакого сопротивления и даже проявлений враждебности в эти три дня не замечалось. Алин Адрен подумал: может, местные как раз решили, что пора бы уже и начать? Оттого-то мирные жители и попрятались?

Чтобы проверить свою догадку, Алин Адрен внезапно свернул налево и погнал патруль вверх по лестнице, ломая придуманный аналитиками маршрут. В данный момент ему было наплевать, что площадь перед Ратушей останется без наблюдения. Солдаты Куриту поспевали молча и сосредоточенно: им тоже передалась тревога. Алин Адрен отстраненно подумал: солдаты, наверное, считают, что он получил срочный вызов. Лестница вывела отделение на широкую улицу с трамвайной разметкой посередине. Очень скоро показался и первый вагон. Как весь городской транспорт, он беззвучно скользил в полуметре над упрятанным под покрытие силовым каналом и нахально сверкал чистыми стеклами. В его окнах отражались высаженные вдоль улицы деревья. Солдаты расслабились: трамвай на силовой подушке не содержал в себе ничего непонятного или страшного. Лейтенант обратил внимание, что толстые кряжистые стволы поднимаются из каменных колодцев, нарочно оставленных в тротуаре. Над тротуаром торчали бортики колодцев высотой до половины ботинка. Кое-где их облепили резные светло-желтые листья странных деревьев.

Вагон подошел к остановке, вежливо сел на дорогу, распахнул двери. Никто не вошел и никто не вышел, и внутри вагона не мелькнуло ни одного силуэта. Алин покрутил головой влево-вправо: улица была пуста так же как набережная и торговый бульвар перед этим. Только и разницы, что дома были не снежно-белые а кремового цвета. Да еще фасады плоские, практически без резьбы и украшений: улица упиралась в Круглую площадь перед Ратушей, и размещались здесь, в основном, официальные учреждения. Наверное, поэтому здесь и не было ни одного дома выше трех этажей, а перед большинством зданий имелись дворики, все как один отгороженные от улицы кованными решетками с воротами и калитками на толстенных цилиндрических петлях.

Алин Адрен уже начал беспокоиться всерьез, и тут Фукида Демура, командир отделения, уронил в коммуникатор только одно слово:

— Справа!

Половина отделения и лейтенант синхронно развернулись туда, куда сказал Фукида. Вторая половина продолжала осматриваться вокруг. Капрал Демура указывал вдоль улицы, против солнца, и даже сквозь поляризующие фильтры шлема Алин не сразу разглядел, на что именно.

За несколько домов от них какой-то человек красил каменный столб, к которому крепилась калитка. По крайней мере, издали это выглядело именно так. Но Алин вспомнил, что им говорили про планету на инструктаже перед высадкой, и понял, что на самом деле увиденный ими человек занимается куда более трудным и сложным делом: вжигает в камень цветной порошок. Эта работа называлась инкауст, и выполнялась факелом водородной горелки, в пламя которой подмешивалась каменная пыль нужного цвета. Горелку человек держал перед собой, на лицо опустил полукруглый щиток из прозрачного пластика или модного в последнее время полиметалла. Компрессор, запас жидкого водорода для горелки и смеситель красок помещались в серо-зеленом рюкзаке за плечами инкаустера. Несколько поодаль на тротуаре горкой возвышались вскрытые картонные упаковки от порошков. Искусство вжигания требовало верного глаза и твердой руки: цветной порошок намертво сплавлялся с верхним слоем камня, создавая твердую корку толщиной в два-три пальца. Получившееся покрытие не выцветало столетиями, и сходило только от выветривания. Однако выдержать процедуру нанесения могли только лавовые породы: базальт, диабаз и им подобные. Поэтому если уж что-то решали украсить вжиганием, это "что-то" сохранялось в городе на века. А поскольку с базальтом на новооткрытой планете проблем не было, да и резать его в конце концов научились, то города здесь украшались вечными постройками, долго сохранявшими как свежесть приданной когда-то окраски — так и все ошибки, которые инкаустер мог бы допустить при работе. Вот потому-то неуверенные в себе люди не брались за вжигание, а уж кто брался, те работали на высшем уровне.

И Алин Адрен и его солдаты залюбовались четкими движениями мастера. Потом заметили и прямоугольную табличку на высокой ножке. "Работы ведет Красильщик Сэпли из Лорбанери." — извещала первая строка таблички. Чуть ниже, другим шрифтом, вызывающе горел девиз: "Сделай лучше — если сможешь".

Алин Адрен выдохнул и направил патруль мимо красильщика, в сторону Ратуши, чтобы вернуться на обычный маршрут. Взбучки за отклонение он не боялся: командир патруля имеет право идти как угодно и куда угодно, был бы результат. Пока отделение прошло оставшиеся до красильщика два фасада, Сэпли успел полностью обжечь правый столбик калитки и убрал факел, очевидно, готовясь перейти к левому. Он даже сделал несколько шагов навстречу патрулю, но, увидев вскинутое оружие, презрительно фыркнул, пожал плечами и развернулся спиной к солдатам.

А когда отделение почти миновало его, Сэпли выкрутил газ до упора, отчего факел стал полуметровой длины, и прыгнул в середину группы. Наспех полоснул капрала, развалил бронекостюм второго правого номера, потом повернул пламя на идущего в хвосте стрелка — взрывчатка, которой тот был обвешан, мгновенно сдетонировала. Стрелка разнесло в клочья, а троих замыкающих разбросало по улице. Тихое утро превратилось в ад: оружие и внимание патруля поначалу было направлено наружу строя, а потом солдаты боялись стрелять, чтобы не задеть своих и не попасть в рюкзак Сэпли. Взрыв упрятанного в нем водорода мог бы развешать весь патруль на окрестных деревьях. Пока задние спохватились перевести стволы, пока Демура выталкивал лейтенанта вперед, из-под факела, пока второй левый номер с истошным визгом садил в никуда пулю за пулей, безумный красильщик вертелся между пехотинцами и полосовал их белым огненным мечом, температура которого равнялась температуре звездной поверхности. Один из опрокинутых взрывом патрульных потянулся за уроненным ружьем; заметив это, Сэпли немедля хлестнул солдата факелом по шее, и тот ткнулся в землю и больше уже не двигался. Адрен нервной скороговоркой докладывал на базу, стараясь не сбиться на крик, и одновременно пытался заставить первые номера смотреть по сторонам: сейчас на патруль было удобнее всего напасть откуда-нибудь еще. Семеро бойцов, пережившие внезапную атаку, разбежались вокруг Сэпли широким кольцом и наконец-то смогли стрелять, не рискуя задеть своих или угодить в водородный баллон. Все прицелились точно, и почти одновременно красильщик получил по пуле в каждую руку и ногу. Он упал на бок, так и не выключив горелку. Солдаты стояли вокруг и тяжело поводя плечами, сопели в коммуникаторы. Наружные микрофоны исправно доносили режущий свист белого пламени, бульканье и шипенье плавящейся под ним брусчатки и совершенно неуместный сейчас шорох листьев.

— Демура — периметр! — гаркнул лейтенант. Капрал очнулся и пинками развернул двух соседних с ним рядовых наблюдать за подходами к кольцу. Один из отброшенных взрывом стрелков подогнул ноги под живот и попробовал встать. Поднялся на колени и упал снова. Третий правый подобрал раненого пехотинца и пытался смазывать его ожоги, а еще двое осторожно подходили к лежащему красильщику со стороны головы, откуда он не мог их видеть. Лейтенант настороженно вертел шлемом: в шуме листьев ему мерещился то шорох чьих-то шагов, то треск мотора.

Прежде, чем Хатто и Муненори приблизились, красильщик резко перекатился на другой бок. Простреленные руки уже не подчинялись ему, и он ударил по контрольной коробке всем телом. Факел удлинился еще вдвое. Задеть никого из бойцов он уже не смог, но патрульные испугались резкого движения. Слаженно грохнули винтовки — и допрашивать стало некого. Сэпли из Лорбанери умер перед недокрашенной калиткой собственного дома. Произошло это утром третьего дня, считая от вторжения Дома Куриту на окраинную планету, имевшую вполне говорящее имя.

Планета называлась — Арда.

Ровно через час после стычки поредевший патруль Алина Адрена угрюмо выстроился на плацу перед воротами главной базы. Никто не мог сказать, как дежурный офицер отнесется к происшествию, и чем оно обернется для молодого офицера, на долю которого досталась первая кровь в этой войне. Солдаты хмуро переглядывались: им казалось, что они сделали все, как надо, да и лейтенант, в сущности, невиновен.

Лейтенант вяло прохаживался в стороне от строя и уныло глядел в землю. Поэтому он не сразу обратил внимание на упавшую рядом тень. Наконец, гул двигателей и дрожь земли под ногами все же оторвали Алина Адрена от мрачных мыслей. Он поднял голову: в обжигающе-синем небе над ним навис десятиметровый боевой робот. Пара колонноподобных ног упиралась в землю. Верх ступни робота приходился на уровень человеческой груди, а обхватить стальную лодыжку не смог бы даже самый широкоплечий богатырь. Набитое механизмами и электроникой туловище, из которого в разные стороны торчала пара рук-манипуляторов, было такой же высоты, как и ноги. Где-то в брюхе робота термоядерный реактор неслышно и неспешно пожирал топливо, наполняя многотонную громадину силой и боевой мощью. Голова — пилотская кабина — придавала силуэту робота изрядное сходство с фигурой человека. На расстоянии в полкилометра иллюзия была бы полной, но офицер разглядывал робота метров с десяти и видел отличия: голова напоминала лежащее боком зубило; по обе стороны от угловатой кабины, словно уши, выглядывали жерла ракетных пусковых установок; обе бронированные руки вместо предплечий и кистей завершались счетверенными автоматическими пушками. По количеству пушек Алин Адрен и определил тип машины: "Снайпер", модификация "Эвенджер". Пятьдесят пять тонн, кажется… Офицер безрадостно проводил взглядом очередное облако.

Прозрачный бронеколпак кабины откинулся, и на плечо стального гиганта выбрался Еиси Нагамори, сокурсник Алина по военному училищу.

— Адрен! — крикнул ему сверху такой же молодой лейтенант. — Поздравь: нас наконец-то вынули из резерва! Наконец-то настоящее дело! Где-то в Корне или Инкорне, короче — на запад отсюда, ближе к горам!

Нагамори определенно был счастлив; еще в училище он бредил войной. Случалось, замордованные муштрой, тренировками и занятиями, курсанты кричали во сне: "Мама!" или "Мать твою!", а Нагамори однажды разбудил взвод первокурсников диким командным воплем: "Контакт! Четыре фигуры на восемь часов!" — и при этом так был увлечен своим сном, что даже не проснулся. Пехотные курсанты, правда, шутки сперва не поняли. Им вежливо объяснили: чтобы проще было указывать направление, с которого внезапно появляется цель, поле зрения условно представляется круглым часовым циферблатом, в центре которого находится наблюдатель. Направление прямо перед собой будет звучать как "двенадцать часов", справа — "три часа", за спиной — "шесть часов", слева — "девять часов", и так далее. Против обыкновения, Нагамори не осмеяли: Еиси учился отлично, и все наставники хвалили его усердие, а сам он был весел и не заносчив. "В конце концов, разве мы шли в училище проверять, как у солдат сапоги вычищены?" — зло подумал Адрен — "Мы все — романтики войны, и вот теперь получили то, что хотели!" И он улыбнулся, почти физически ощутив, как черный силуэт Нагамори, плывущий в безмятежной выси, делится с ним силой и удачей. Наверняка Еиси так же наслаждается ветром и утром; стоит ли его огорчать своим унынием?

— Смотри там, осторожнее! — только и произнес Алин Адрен.

Еиси кивнул, забрался обратно в кабину, захлопнул колпак. "Снайпер" разогнулся и зашагал к воротам. За ним потянулись четыре таких же средних робота. Тип "Снайпер", модификация "Эвенджер". Иероглифы на броне яснее ясного показывали, кому принадлежит эта силища. Первый сверху — Дом Куриту. Потом символ Северного Полка. Еще ниже — номер батальона — третий.

И еще ниже — девятнадцатое звено.

Девятнадцатое звено бодро перемещалось по Западной Дороге, которая в туристских справочниках называлась солидно и официально: "Трасса М1 Осгилиат-Уникорн". На самом деле трассу между официальной столицей планеты и столицей Игры никто пока не собирался прокладывать. Нарочно оставили грунтовую мягкую ленту, удобную для неудержимого конного бега. Только по сторонам закопали огромные дренажные трубы, чтобы насыпь не раскисала под ливнями. А через все крупные реки перебросили добротные широченные каменные мосты: на вновь открытых планетах обычно в дефиците рабочие руки, но уж никак не булыжники.

Вот такой мост Еиси Нагамори разглядывал с плеча своего "Снайпера". Прозрачный бронеколпак снова был откинут, лейтенант досадливо морщился, вновь и вновь прикладывая бинокль к глазам. Не будь совершенно однозначного распоряжения перед выходом, он бы сковырнул мост парочкой ракет ближнего действия. Уж больно удобное место для засады. Реку можно перейти и вброд; стальной громадине это не преграда совсем. Наконец, лейтенант решил плюнуть на приказ. Легко сказать: "Прикиньтесь глупыми, сделайте вид, что Вы не подозреваете о засаде." А окажись в луже, и будут смотреть на тебя как сегодня на бедолагу Адрена. Тебе же только и останется нудить в оправдание: да кто ж знал! Командир обязан если и не знать, так хоть меры взять на непредвиденный случай. Поэтому Еиси не только закрыл бронеколпак и заставил прочих пилотов сделать то же самое. Он повел звено к пологому спуску в реку справа от моста. Переправа прошла точно по учебнику: С192 и С193 встали на своем берегу, готовые открыть огонь по всему, что только могло бы встретиться на той стороне. Сам Еиси наблюдал за мостом и небом — на всякий случай; да и небо сегодня было удивительно красивое. С194 и С195 без сучка и задоринки перешли Онтаву по ровному песчаному дну и встали на дальнем берегу, прикрыв самого Нагамори, который направил С191 в воду сразу за ними. Следом за командиром не мешкая перебрались С192 и С193. Потом звено опять развернулось в цепь и роботы резво затопали к открывающемуся на горизонте городу Уникорн. Чтобы убедиться, что никто не лезет им вслед из-под оставленной уже далеко за спиной каменной арки, лейтенант Еиси обернулся. И восхитился: изумрудно-зеленую равнину пересекала синяя лента реки. Светло-серая дорога упиралась в нее, затем струилась дальше. На пересечении реки и дороги белой пряжкой-звездой разбрызгивал солнечные лучи мост. Его отражение на бронестекле кабины подпрыгивало в такт шагам пятидесятитонного боевого робота.

Роботы подошли к городу Уникорну, что на одном из древних языков означало "Единорог", и встали на небольшом холме справа от дороги. Еиси уже не открывал колпака, чтобы разглядывать улицы и дома в бинокль. Он и все звено свое предупредил, чтобы никто не вздумал шутки шутить, расслабляться или высовываться из-под брони.

Несколько месяцев назад Дом Куриту умело подсунул местным жителям провокатора — в рамках подготовки к вторжению. Шпион прожил здесь нужное время, выведал все, что требовалось, и сообщил, куда следовало. А вчера спровоцировал на вооруженное выступление тех из горожан, кто выражал самое большое недовольство Домом Куриту. Провокатор, имени которого Еиси не знал, и не хотел знать, сказал горожанам примерно так: "Заманим роботов в город. Из любого окна или чердака можно облить бронеколпаки кабин напалмом или какой-нибудь липкой горючей смесью. Всем ведь известно, что даже самые мощные роботы страдают от перегрева. Пилоты как минимум испугаются, и тогда мы сможем протаранить их сзади под колени скутером или хоть тяжелым бульдозером, повалить и добить на земле." Еиси изучал теорию психологической войны и обмана наравне с прочими офицерами Дома, и вполне мог представить себе, как обрадуются новоявленные повстанцы такой идее. А если самые здравомыслящие из них не захотят считать врага полным дураком, то умело направленная стихия народного гнева немедленно заклеймит их как трусов и предателей. И никто уже не осмелится вякнуть, что пилоты боевых роботов знают уязвимые места своих машин и наверняка не полезут в тесные улицы просто так!

И вот теперь Еиси обдумывал план, а пилоты его звена смотрели на цветущий под полуденным солнцем Уникорн. Город именно цвел: дом высотой больше одного этажа непременно имел засаженную зеленью террасу, почти под каждым окном из стены выдавался полукруглый каменный балкон с цветами. С большинства домов стекали искусственные водопадики, вода стояла в маленьких прудах на самых разных уровнях. Здесь и там от террасы к террасе протягивались подвешенные на цепях мостики. Белый камень стен почти полностью скрывала глухая зелень олив, высаженных под зданиями вперемешку с вьющимися растениями, которые привольно заползали в окна. Сплошную кипень стен, цветов и листьев пробивали рвущиеся в небо острые крыши, на которых нестерпимо сверкала под солнцем синяя, черная, красная глазурованная черепица. Две главные улицы, вымощенные желтым кирпичом или камнем, разделяли город крестообразно на четыре основные части. Улочки в пределах каждой четверти были извилистые, узкие и практически неразличимые среди выступов, эркеров, балконов, крыш, мостиков и вездесущей зелени. Впрочем, девятнадцатое звено и не собиралось соваться в лабиринт переулков со своими громадными машинами. План Еиси Нагамори был намного проще и обещал удачу независимо от того, будут устраивать на него засады за каждым кустом, или нет.

Каждая главная улица в месте выхода на окраину города замыкалась стилизованной под земное средневековье крепостью-заставой. Перед одной из таких застав сейчас и находилось звено. Подходившая из поля дорога упиралась в огороженный зубчатыми стенам прямоугольный двор, повернутый длинной стороной поперек пути. Зубцы из шершавого бурого камня заканчивались чуть повыше головы "Снайпера", а дозорный ход по гребню стены приходился аккурат на высоте прозрачных бронеколпаков кабин. То есть, метрах в десяти-одиннадцати над землей. Перед длинной стеной тянулся ров — почему-то не вокруг всей крепости, а только со стороны поля. Ров наполнялся, видимо, по подземным трубам: стока видно не было, но вода выглядела чистой.

Не доходя до воды около ста метров, дорога разветвлялась. Мощеный участок упирался прямо в ров, пересекал его по подъемному мосту и входил в крепость через маленькую восьмигранную надвратную башню с крышей задорного лимонного цвета. Правую часть прямоугольного двора полностью занимала квадратная цитадель — или очень большой донжон — со всеми полагавшимися атрибутами: башенками по углам, флюгерами, узкими стрельчатыми окнами, маленькими балкончиками, в полу которых были проделаны бойницы, широкими террасами-раскатами для установки катапульт или пушек. На высоченном шпиле лениво колыхалось белое знамя, перечеркнутое стремительным силуэтом летящего красного дракона. С высоты пилотского кресла было видно, как главная дорога проходит заставу насквозь мимо донжона. Затем минует внутренние ворота, проделанные прямо в стене уже без всякой башенки, и за воротами перетекает в вымощенную тускло-желтыми плитами городскую улицу. Мост через ров был поднят, а ворота между городом и заставой наглухо закрыты.

Нагамори усмехнулся такой наивности и проследил взглядом вторую ветку дороги. Она начиналась на том же перекрестке перед мостом, но не была замощена. Тянулась вправо по берегу рва до его конца, а потом, оставляя громаду цитадели по левую руку, ныряла в широкий проезд между заставой и белым кирпичным зданием, скатная крыша которого начиналась лишь чуть-чуть ниже крепостных зубцов. Если белая постройка имела двери и окна, то они, очевидно, выходили к городу, потому что глухие запыленные стены со стороны поля и проезда оживляли одни водосточные трубы с изящными кованными горловинами. Но монотонность черной черепичной крыши уже ничего не нарушало, а потому здание нагоняло зевоту одним своим видом. Скорее всего, это был какой-то склад.

После выхода из рукотворного ущелья грунтовая объездная дорога вливалась в главную улицу. По снимкам, показанным на инструктаже, Нагамори знал, что только одна застава в городе имеет такой объезд; прочие три со всех сторон вплотную обставлены зданиями. Потому-то он и вывел звено именно сюда. Путь между донжоном и складом, конечно, удобен для засады на робота, но другой дороги нет совсем. В ворота крепости робот не прошел бы, даже будь они открыты. Перепрыгнуть можно, но неизвестно, выдержит ли покрытие улиц приземление пятидесятитонного гиганта: наверняка под брусчаткой тоннели канализации, и наверняка провалятся. Робот потеряет равновесие, рухнет, и получится так, как и хотели бы повстанцы. Кроме прыжка, остается один путь — напролом, попросту разрушая все постройки перед собой. Однако подобное начало, как пить дать, обозлит Уникорн, и тогда восстанет не просто кучка вдохновенных фанатиков, но вся масса горожан — а то и планета.

Гадостный нюанс операции в том и состоял, что Дом Куриту ввел войска на планету, не объявляя войны официально, провозглашая бережное отношение к людям и поселениям. Первый министр Дома Куриту, выступивший покровителем и организатором вторжения, прекрасно понимал, что без крови все равно не обойдется. Но начать войну обязательно должны были недовольные жители планеты — чтобы Дом Куриту мог прикинуться жертвой. Поэтому роботам разрешалось открывать огонь, но ни под каким видом нельзя было стрелять первыми. Дом позаботился вбить это в головы офицерам и пилотам.

Покрутив в голове все, что знал, Еиси Нагамори принял решение и изложил его по общему каналу звена:

— Сканер показывает, что на складе есть один металл, и то только там, где видны водосточные трубы. Насколько сканер берет сквозь черепицу, чердак склада пуст. Следовательно, склад не опасен. Что же до форта, то он весь набит людьми. А еще там замечены радиомаяки, которые наши разведслужбы крепили на оружие, которое, в свою очередь, провокаторы должны будут всучить повстанцам. Короче, наши клиенты в форте. Скорее всего, они не нападут, пока прикрытие не втянется в узость между складом и большой башней. Что ж, нам придется сделать вид, что попались. Такэра, Вы идете первым. После того, как С192 дойдет до середины этого как бы ущелья, прикрытие свертывается и идет следом. Нападающие, скорее всего, попытаются облить кабины липким горючим из малых ручных огнеметов, например, "дьяволов", чтобы мы психанули и заметались. Разведка говорит, что огнеметы не должны сработать, потому что они-де подсунули горожанам испорченные заряды. Но я не очень-то доверяю разведке. Возможно всякое. Поэтому! Внимание, пилоты! Как только на нас полезут из заставы, мы — без команды, слышите! Не ждать команды! Все сразу поворачиваем кабины лицом к складу, на нем никого нет. Манипуляторы забрасываем за спину и сносим со стен крепости все, что движется, вместе с зубцами. При этом С194 и С195 сразу после поворота кабин бегут обратно в поле и накрывают ракетами саму крепость, и все, что сочтут нужным. Все остальные выходят под их прикрытием. Потом мы предъявляем горожанам ультиматум, и они выдают уцелевших. А если не выдают, то мы разрушаем город, начиная с окраин, но ни в коем разе не суемся в улицы! Вопросы?

— Сложновато, но годится — сказал самый опытный пилот С192-го, и Нагамори невольно расплылся в улыбке. Если Хинто Такэра одобрил, все нормально. Лейтенант скомандовал:

— Поехали!

"Снайпер" Такэры уверенно зашагал в обход крепости. Еиси видел на экране сканера, как между зубцами заметались пятнышки: понятно, перетаскивают огнеметы. Он шагал третьим в колонне. Когда головной робот достиг середины стены склада, следом за Нагамори в проход вошло прикрытие. Атака началась тогда, когда и предполагал лейтенант: последний робот втянулся в узость и сделал несколько шагов. Слева захлопали двери и заслонки бойниц; на стену и плоский раскат с огнеметами в руках высыпали обманутые Домом повстанцы. Еиси даже пожалел их. А потом развернул "Снайпера" лицом к глухой каменной стене, откуда его не могли залить огнем. Закинул руки робота за спину.

Больше он ничего не увидел. Ни он сам, ни его опытные подчиненные не могли и предположить, что самоубийственная атака с заставы будет отвлекающей. Как только девятнадцатое звено повернуло кабины к складу, водосточные трубы на складской стене свернулись в тугие клубки и стальными змеями ударили прямо в пилотов, насквозь пройдя прозрачную броню фонарей.

И только стажер из С193 успел закричать.

Крик, нечеловеческий, дикий вопль вырвался из динамиков, и дежурный офицер едва не слетел со стула. На завоеванной планете рано или поздно кто-нибудь да кинется на захватчиков, уж такова природа войны. Но к животному ужасу, заполнившему всю дежурку, майор Ватанабэ оказался не готов. Он даже покрылся мелкими капельками пота. Потом окинул взглядом экран, куда поступали сведения от расползающихся по планете стальных колонн Дома Куриту. И едва не заорал от ужаса сам: в строке, где выводились сообщения от посланного на Уникорн девятнадцатого звена, все пять силуэтов роботов погасли. Пять боевых машин Дома Куриту были уничтожены так быстро, что никто из пилотов не успел ничего сообщить о причине гибели! Майор Ватанабэ был хорошим офицером. Прежде всего он вдавил клавишу общей связи и раздельно выговорил в пришитый к воротнику микрофон:

— Внимание всем машинам, постам, периметрам и колоннам! — ощутил запах собственного пота и страха, заставил себя забыть о нем, и бросил в эфир предупреждение:

— Красный — четыре! Красный — четыре! Повторяйте и передавайте для всех, кто не слышит или не может получить сигнал: Красный — Четыре!

Манга Хентай получила сигнал "Красный-Четыре", когда ее "Страус" заступил на охрану лесопилки. Между бревнами — сложенными в штабеля и раскиданными как попало — шустро перемещались ярко-рыжие шестиногие роботы лесхоза. Манга искренне позавидовала их водителям. Да, роботы были маленькие и совершенно не приспособленные к бою. Но Хентай любила все изящное, а "Крабики", как их тут все называли, выглядели очень мило. И легко перебирались на своих шести ногах через любые завалы, ямы, бурелом. Их нельзя было смутить, например, раскатившимися из штабеля кругляками, наступив на которые наверняка поскользнется любой стальной великан Дома Куриту.

А в свете полученного сигнала "Красный-четыре" особое значение приобретали как раз те качества "крабиков", которые давали их водителям преимущество над "Страусом" Манги Хентай. "Красныйчетыре" означал, что давно ожидаемое сопротивление началось, и что в любой момент силы Дома Куриту могут быть атакованы. Манга вздрогнула. Конечно, ее "Страус" вооружен, и выплевывает в минуту столько металла, что любую небронированную машину и даже лесхозовского "крабика" может запросто перерезать пополам. Но для этого надо загнать юркого шестинога в прицел. На горном склоне, где ровного места мало даже для того, чтобы просто стоять, особо не поманеврируешь. А у "крабиков" целых шесть точек опоры, им безразличен уклон, ямы и выступы. Манга встревожено вертела "Страуса" туда и сюда, пытаясь угадать, не собираются ли мирные лесорубы окружить ее или что-нибудь по склону скатить на голову.

Вот "Краб" зажимает дерево в захватах. Гигантские ножницы с гидравлическим приводом быстро и чисто перекусывают ствол у самой земли. Манипулятор укладывает хлыст на транспортер и так же точно обкусывает ветки…

В кабине жарко.

А вот еще два "Краба" спускают сверху громадный ствол. Ого. Да как раз над ней. Пожалуй, если они сделают еще два шага каждый, им достаточно будет разжать захваты, и бревно запрыгает под уклон, как раз шлепнется на корпус. М-да.

Говорила тебе мама, не ходи в пилоты.

Нет. Эти двое вниз не пошли. Интересно, почему они не используют пилы? Даже на больших лесопилках вроде этой, доски из бревен получают гидравлическими клиньями. Громадные дубы колют по радиусам, а обычные сосны или ели вдоль. Правда, перед самой высадкой на инструктаже по культуре, говорили, что так получают древесину с ненарушенной структурой волокон, и вроде как она крепче распиленной. Но ведь металл, бетон и пластик все равно прочнее, а строить из дерева дома — расточительно. В Галактике полно планет, где деревянный стул — такая роскошь, что не выскажешь.

Так!!! Куда это он?! А, на заправку. Уф-ф… Можно разжать кулак на спуске.

Еще две железки лезут вверх. Что у них за бомбообразные бочонки? Масло, похоже. Точно — вон засунули в заправочный агрегат и выстроились очередью. "Страусу" Манги Хентай тоже не помешало бы почистить и смазать суставы. Как-никак, "Страус" легкий разведочный робот, и кормят его ноги. На открытой местности, где нет риска оступиться в какой-нибудь овраг, "Страус" выжимает сто тридцать километров в час, а уж прыгает! Не чета даже средним роботам типа "Снайперов", не говоря уже о тяжелых "Викингах" или там "Мародерах". Даже внешне "Страус" отличается от гориллоподобных тяжеловесов. Он всего шесть метров в высоту, на двух ногах висит параллельно земле линзовидное обтекаемое туловище, из-под которого торчат стволы пары тяжелых пулеметов. Узкая полоска бронестекла — как глаза. И все — никаких клешнеобразных манипуляторов или уродливых наспинных горбов с ракетами. Зато быстрый, как ветер. Вот и в горы погнали именно легкое звено, именно на "Страусах" потому, что тяжелые машины тут не пройдут.

Сколько там на часах? Когда это кончится, наконец?

А лесорубы все суетятся. Вот смазчик — такой же "краб", только вместо ножниц и манипуляторов осьминог со шлангами — закончил свою работу. Переваливаясь, шагает вниз. В этих горах даже коровы могут получить спортивный разряд по альпинизму! Бывает, смотришь на клочок травы посреди голого склона, или выступ, куда не каждый человек заберется, и думаешь: не иначе, корову туда поднимали флаером. А потом глядь — лезет всеми четырьмя копытами, как Ромео по веревочной лестнице. Может, оттого местные и решили сделать многоногих роботов? Но они же на аккумуляторах, и каждый день их нужно перезаряжать. На это в поселке целая специальная электростанция предназначена. Как же они собираются сражаться с Домом? Но "Красный-четыре" тоже ведь просто так не посылается, значит, нашлось и что-то посерьезнее. Может, они каких-нибудь наемников пригласили? Манга перевела робота на выступ в самом краю лесопилки, откуда она могла видеть большую часть склона, дороги и саму разделочную площадку. По крайней мере, все "крабики" в поле зрения. Она представила себе, что должен чувствовать сейчас ее вероятный противник. Неужели их совсем не беспокоят шевелящиеся стволы тяжелых пулеметов "Страуса"?

Манга Хентай тут же обругала себя последними словами. Конечно же, вся лесопилка нервничает. Вместо того, чтобы стоять на отведенном месте, робот-надсмотрщик бегает туда-сюда, башней крутит, стволами шевелит. Помесь танка с тараканом.

Ох, скорей бы уже вечер!

Возможно, Манге Хентай стало бы легче, если бы она знала, что водители "Крабиков" совсем не собирались нападать на ее стальную птицу. Они опасались разозлить надсмотрщика или спровоцировать на выстрел, а потому и работали с прохладцей, и решили закончить пораньше, как вчера и позавчера. К чертям такую работу, за которую каждый миг можно получить в спину три-четыре килограмма металла! Тем более, что пилот — совсем молодая девчонка, а таким всегда кажется, что мужчины что-то имеют на их счет. Психанет — не соберешь костей! По крайней мере, так предполагали лесорубы, совсем не зная, что инструкторы Дома Куриту предпочитают назначать пилотами именно женщин. Считается, что женщины аккуратнее водят боевые машины и спокойнее ведут себя в тяжелых ситуациях.

Что ж, Манга Хентай могла бы рассказать кабинетным ученым кое-что о тяжелых ситуациях! К закату напряженное ожидание несбывшегося нападения стекало по ее телу ручьями пота. "Крабики" вереницей уходили с разделочной площадки вниз, в поселок. Солнце скрылось за горами, а горы уходили высоко за спину. Манга наблюдала, как далеко впереди зубчатая тень Мглистого хребта разделяет степь на зеленую жизнь — и черную смерть. Хентай восхитилась поэтичностью картины и передернулась, когда поняла, что сама она со своим роботом находится как раз в черной тени. Очарование сразу пропало. Манга дождалась замыкающего, девятого по счету и неуверенно пристроила "Страус" в хвост колонны. Водитель последнего робота обернулся и поморщился. Манга не отреагировала никак. Водитель снова перевел взгляд вперед, на расстилавшуюся перед кряжем равнину. И внезапно подумал: а ведь десять лет назад лихтер приземлился именно там, у истоков Онтавы. Только это произошло не на закате, начинался яркий рассвет. Лихтер сел, и аппарель утонула в такой густой траве, что травяной сок стекал по металлу зелеными струйками. Выгружали коней…

Выгружали коней. Аппарель еще дрожала; гул от удара о землю плыл над степью густыми волнами. Травяной дух ворвался в стальную пещеру корабля, мгновенно затопил коридоры и переходы, беспрепятственно миновал фильтры очистки воздуха — и достиг грузовых трюмов, где были устроены загоны для привезенных колонистами животных.

Вообще-то везли и травоядных и хищников, и птиц, и рыб и всякую всячину, но на рейс к истокам Онтавы отобрали только коней. В степи между Мглистым хребтом и Андуином Великим собирались поселиться две группы: индейцы и всадники Ристании, они-то и заполнили челнок номер семь своими лошадьми. Слона взяли просто за компанию, чтобы не пропадало место. Слониху, инструменты и прочие объемные вещи пришлось оставить до следующего челнока. Перелет от прыжковой точки звезды к орбите планеты продолжался пять дней. Первые трое суток слон маялся то ли от невесомости, то ли от одиночества. Зверь стонал так жалобно, что Всадник не выдержал. Он поговорил со своими людьми, с индейцами — и выяснил, что слоны успокаиваются от вина. Недолго думая, бедному слонику споили десятилитровое ведро. Эффект оказался мгновенным: зверь спокойно уснул и сопел в хобот двое суток до самой посадки.

Но воздух Арды разом поднял на ноги всех. Звери мгновенно позабыли про тоску и приветствовали свой новый дом как умели, в полную мощь глоток.

— Открывай шлюзы! — кричал Всадник в ухо начальнику грузового трюма, — Быстрее! Кони уже в цепях бьются, шеи поломать могут!

Начальник трюма мотал головой, соглашаясь. Кнопки контрольной панели лихорадочно трещали под его пальцами. Всадник выбежал из лихтера и встал на аппарели, слева от выходного люка. Осмотрел трап: ширина метров двенадцать, люк десять метров. Уклон небольшой. Ровная ли местность вокруг? Похоже, ровная. Всадник отошел к левому краю аппарели. Чтобы не смело выгружающимся табуном, отступил на маленький выступ у самого борта и ухватился за прожекторную стойку. За его правым плечом ужасающе медленно расходились в стороны стальные двери. Кони дробили копытами перегородки, и торжествующий железный грохот разносился до самого Мглистого хребта. Повеселевший слон радостно трубил, болтал хоботом и нетерпеливо переступал тумбами ног, отчего высоко на мостике лихтера про себя ругался капитан. Все-таки лихтер не шаттл, весит всего сто тонн, из которых половина приходится на груз. Плюс малого веса в том, что можно приземляться даже на такой грунт, который под гигантским шаттлом просто провалился бы, ну а минус — такая высадка, как сегодня, может и опрокинуть корабль. Слоник, как-никак, пятитонный, да и семь десятков коников худобой не страдают. Колонисты нарочно выбрали выгрузку с лихтеров, чтобы каждая группа могла доставлять свои запасы прямо к порогу, не тратясь на перевозки от главного космопорта к намеченным для поселения местам.

Люди были возбуждены не меньше лошадей. Индейцы и ристанийцы суетились вокруг выпестованных животных, беспокоясь, как те перенесли доставку и перелет в невесомости. Но ни короткошерстные тяжеловозы, ни налитые силой мустанги, ни тонконогие бегуны текинской породы, ни заново выведенные общиной Грюнвальдского монастыря дрыкганты поначалу не подпускали к себе даже знакомых. Пока открылись все нужные двери и были проложены все необходимые мостки, пока коней успокоили достаточно, чтобы подойти к ним и выпустить из цепей, пластиковая обшивка стен под копытами разлетелась в пыль.

Наконец, открыли первый трюм. Верхом на вороном жеребце вылетела Сашка Ночь; ее волосы иссиня-черной волной хлопнули по лицу стоявшего у края аппарели Всадника. Смерч под ней вскинулся на задние ноги и повернулся, переступая, оглядывая край с высоты вскинутой головы. Потом заржал громко, призывно, яростно — и из глубин лихтера все звери отозвались ему новым всплеском бешеной радости.

Сашка рассмеялась во все горло, несильно ткнула Смерча коленями. Тот сорвался в карьер и понесся прямо в степь, в яблоко восходящего солнца. Туда, где далеко-далеко на горизонте взблескивала полоска реки: Онтава торопилась к месту впадения в Андуин Великий. А следом из второго и третьего трюма уже неслась дикая, пьяная от радости волна индейцев верхами на своих любимых мустангах всех мастей и размеров. Пока Всадник пытался разглядеть, оседланы ли кони, и успел ли кто кинуть хотя бы подстилку им на спину, индейцы вломились в высокую траву с хрустом и треском; полосы холодного травяного сока смешивались на влажных конских боках с утренней росой, лошадиным и человеческим потом. Табун голов в двадцать вырвался на простор и понесся прямо на север, к Серебрянке.

— Ведь они даже уздечек не надевали! — удивленно вскрикнул Всадник сам себе. Кто-то ответил ему из глубины лихтера:

— Ничего. Пусть радуются. Сегодня день такой — можно почти все. Беды не случится.

Всадник повернулся к говорящему, и только собрался возразить, как слону надоело ждать очереди. Он налег лбом, а потом и всем телом на дверь загона, вынес ее на себе в коридор, растоптал — и помчался, хоть и не так быстро, как конная лава, но целеустремленно. Остановить его, ясное дело, никто и не пробовал. Слон выскочил наружу, под каждым его шагом прогибался металл аппарели, и Всадника качало, словно волнами на море. Зверь протрубил, развернулся строго на юг и потрусил размашисто и деловито, как будто хотел успеть куда-то к назначенному сроку. В высокой траве за слоном оставалась просека. Всадник успел порадоваться, что хоть слониху отложили до следующего рейса. Вдвоем они могли бы и лихтер повалить.

Между тем распахнули и четвертый трюм. Животные в нем уже немного успокоились; высокие дрыкганты выбегали на трап, а потом на траву хоть и рысью, но все же не так неистово, как перед тем табун мустангов. Ристанийцы быстро накидывали потники, привычно запихивали железки уздечек в зубы. Затягивали подпруги. Кони с достоинством подчинялись, но и их снедало нетерпение. Какой-то наездник уже из седла спросил, даже не пытаясь отделить себя от лошади:

— Всадник! В галоп поднимемся, ноги не поломаем?

Неожиданно для Всадника ответил тот самый незнакомец. Он вышел на трап, окинул равнину взглядом и уверенно заявил:

— Не поломаете. Степь во все стороны как стол. Овраги не резкие, да и видны издали. Ям и камней нет совсем.

— Откуда ты знаешь? — уставился на него Всадник. Тот молчал. Некоторое время Всадник рассматривал его в ожидании ответа. Невысокий, скорее коренастый, чем стройный. Голова и глаза круглые. Волосы темные, почти черные. Вьются или нет, сказать нельзя — пострижен коротко. Одежда… Стандартные всепогодные куртка, ботинки и брюки для освоения новых земель. Все предметы одинакового серо-зеленого цвета, нигде нет ни говорящей вышивки, как у индейцев и хакеров Раздола, ни гербов, как у рыцарей Роланда. Кисти рук неожиданно для плотного телосложения небольшие, пальцы тонкие и длинные. Возраст? Что угодно от двадцати до тридцати лет. Если не высаживается со своей группой, а попал на чужой челнок, то по характеру может оказаться одиночкой, но может и наоборот — пришел в поисках новых знакомств.

— Кто ты? — спросил, наконец, Всадник.

— Вот уж что совершенно неважно, — ответил человек с явным облегчением, словно ждал более неприятного вопроса. — Бери коня и едем! — и сам без всяких колебаний вскочил на ближайшего жеребца, словно для него и седлали. Но хозяин, похоже, не обиделся — если вообще заметил. Коней много, хватит каждому. Не в такой же день, как сегодня, жалеть седло гостю!

И тогда Всадник Роханский отбросил сомнения, а потом отправил следом и мысли. Кто-то уже оседлал и его Белого Ветра, так что задерживаться не пришлось. Всадник потянул поводья на себя — Ветер послушно встал на задние, а Всадник посмотрел по сторонам. За спиной нетерпеливо топтался табун; смеялись люди, фыркали и коротко ржали кони.

— Во-он до того изгиба реки — выбрал Всадник. Кто-то поймал его взгляд и подмигнул в ответ. Странный незнакомец пригнулся к шее Черта. Всадник был готов поклясться, что человек этот если и ездил раньше верхом, то мало: держится в седле слишком зажато, разумом знает, а телом еще не умеет. Но вот поводья отпущены, кони словно подхвачены вихрем — и нет ни печали, ни зла. Ни гордости, ни обиды. Только северный ветер пригибает траву, да грива мешается с волосами, да мерный глухой рокот нарастает: широкий полумесяц всадников Ристании идет по степи в первое утро Арды.

Почти в то самое утро, но уже на таком расстоянии от Арды, которое даже луч света преодолевает за шестьдесят земных лет, госпожа Минни Тауэр собиралась на службу и раздумывала, смотреться ли в зеркало — или лучше не огорчать себя перед началом трудного дня. Что день будет трудным, Минни не сомневалась: в ее отделе легкими путями не ходили почти никогда.

Госпожа Минни Тауэр занимала должность, полное наименование которой состояло из шестнадцати слов. Естественно, запомнить их никто не мог, а потому и сама Минни на вопрос о работе отвечала только, что служит психологом в военной разведке Великого Дома. В свои двадцать пять лет она уже несколько раз успешно подменяла господина начальника девятнадцатой группы информационного обеспечения младшего генерала Нгуен Баня. Чтобы понять, насколько высокой и ответственной являлась должность госпожи Минни Тауэр, и почему Минни так ею гордилась, следовало знать очень много вещей.

Прежде всего, стоило обратить внимание, что девятнадцатая отдельная группа информационного обеспечения не входила ни в один из отделов департамента, и даже господину начальнику департамента старшему генералу Гикори Тэ подчинялась больше номинально. Господин начальник девятнадцатой группы Нгуен Бань отчитывался непосредственно перед господином командующим девятнадцатой учебно-тренировочной базы полным генералом Фудо-ме Синоби. Но и господин Фудо-ме Синоби тоже нарушал все принятые в служебной иерархии Дома Куриту правила и нормы, и не получал приказов ни от командующего третьей действующей армией, ни даже от командующего округом Центрального Дворца, которому подчинялась третья армия, а вместе с ней еще первая и девятая.

Округ Центрального Дворца насчитывал ни много ни мало, сорок шесть обитаемых планет. Ровно тридцать из них были густонаселенными мирами, которые сами себя кормили, производили всю необходимую в пределах планеты технику, владели всеми нужными технологиями в медицине, межзвездной связи, а кроме этого еще и славились на всю Внутреннюю Сферу своими заведениями и учреждениями по воспитанию и обучению детей всех возрастов. Из оставшихся шестнадцати миров двенадцать бурно развивались, ежегодно поглощая сотни тысяч переселенцев с тридцати уже очень густо заселенных планет. Три мира мало годились для обитания людей, почему служили в основном источниками редких элементов и полигонами для испытаний техники; ну а последняя планета заслуживала упоминания отдельной строкой.

В округ Центрального Дворца номинально входила столичная планета, сердце Дома Куриту, живая легенда Внутренней Сферы — планета Луфиен. Наравне с Вегой, Лизой, Старой Землей, Амигой, Нарьян-Миром и Доггером, Луфиен владел величайшей во Внутренней Сфере редкостью — звездной верфью для постройки Ткораблей.

Даже по названию округ Центрального Дворца был не какой-то отдаленной провинцией. Невообразимое пространство округа обороняли миллионы умелых воинов и тысячи гигантских боевых роботов. Кроме округа Центрального Дворца с полусотней обитаемых миров, Дом Куриту владел еще четырьмя округами, количество и население планет в которых создавало величие империи. Дом Куриту являлся столпом Внутренней Сферы наряду с Домом Штайнера, Федеративным Содружеством, Домом Ордосов и им подобными могущественными звездными державами, объединяющими энергию своего населения во имя достижения великих целей, непосильных каждой планете в отдельности. По крайней мере, так всегда говорили дипломаты и политики. В полном соответствии с их заявлениями, под рукой у Дома Куриту — и в округе Синего Дракона, и в округе Красного Коршуна, не говоря уж об округах Черной Черепахи и Белого Тигра — было вполне достаточно сил и средств, чтобы прокормить пять тысяч человек персонала скромной учебной базы и обеспечить горючим два десятка полуживых тренировочных роботов.

Но господин полный генерал Фудо-ме Синоби подчинялся напрямую первому министру Дома Куриту, господину Тое Коге Дайхацу, и отчитывался только перед ним.

Лично.

Из всего этого несложно было догадаться, что девятнадцатая база, равно как и подчиненная ей девятнадцатая разведгруппа, нужны господину первому министру Тое Коге Дайхацу для каких-то особых дел, совершение которых не следовало поручать ни третьей, ни первой, ни даже девятой армии. Все служащие девятнадцатой учебной базы очень гордились своим исключительным положением, и при этом как-то упускали из виду, что работают они намного интенсивнее, чем их коллеги из таких же разведывательных групп с номерами один, три и девять, которые обеспечивали информацией соответственно первую, третью и девятую армии.

Вот каковы были причины, возбуждавшие в душе заместителя начальника разведывательной группы Минни Тауэр законную гордость своей работой и довольство достигнутым высоким положением на служебной лестнице Дома Куриту.

Однако утомительное перечисление территорий, которые подчинялись Великому Дому Куриту, не должно заслонять куда более важный вопрос: почему молодая женщина боится огорчить себя взглядом в зеркало?

Минни Тауэр не была красавицей. И даже просто обычной женщиной ее нельзя было назвать. Минни Тауэр была инвалидом от рождения. Если когда-нибудь и смотрел на нее мужчина, то с жалостью. О горячем взгляде, который ощупывает и раздевает, Минни не могла мечтать даже во сне.

Конечно, медицинские достижения ученых и биологов Дома Куриту да и вообще обитаемой части Вселенной, были так велики, что не затруднились бы исправить горбатую спину Минни Тауэр, отрегулировать зрение, выпрямить перекривленную фигуру и излечить слабые внутренние органы от всех мыслимых и немыслимых хворей — но стоило подобное лечение дорого.

Неимоверно дорого.

Минни Тауэр каждый месяц, а в тяжелые времена и чаще, возносила благодарственную молитву своему отцу. Бывший пилот боевого робота, проездивший полжизни верхом на термоядерном реакторе, Хакама Тауэр до самой смерти считал, что именно проникающая радиация от реактора виновна в уродстве его единственного ребенка. Мать Минни погибла при родах; отец винил себя и в этом — что не улучшало ни его настроения, ни характера. Убедившись в серьезности физических дефектов дочери, Хакама Тауэр вовремя прекратил бесплодные попытки замаскировать их и сделал ставку на интеллект девочки. Продав почти все, что имел, и даже землю — земля на Луфиене стоила немало — Хакама добился, чтобы Минни училась в лучшей из возможных школ, а потом и в самой лучшей академии человековедения. Отец порой казался девочке демоном, возникающим из ниоткуда и находящим ответы на большинство ее вопросов даже прежде, чем она успевала их задать.

К совершеннолетию Минни Тауэр стала ментатом Ментат — специалист по использованию внутренних ресурсов человека, хорошо умеющий управлять собственным телом и мозгом. Смотри Ф.Херберт "Дюна". и психологом такого уровня, что ни одна частная компания, включая гигантские корпорации-дзайбацу, оказалась не в состоянии оплатить ее услуги. Отец, казалось, ожидал этого и выглядел радостным. Он направился к своему старому другу Нгуен Баню, который сделал карьеру военного, успешно распоряжался собственной частью и имел право приема на службу. Нгуен Бань сперва отнесся к предложению холодно: пустоголовых секретарш всегда избыток. Но учения, на которых Минни Тауэр с хирургической точностью предсказала поведение двух из пяти противников, наполнили Нгуена уважением перед почти сверхъестественными способностями Минни. Дом Куриту считал знатоков человеческих душ наиболее ценным видом оружия. Под маркой оплаты услуг гениального психолога можно было получить колоссальные суммы — на это и рассчитывал Хакама Тауэр, устраивая дочь в разведку. Не имело значения, сколько от выделенного Генштабом младший генерал Нгуен положит в собственный карман. Важно было лишь то, что разведка согласилась платить Минни Тауэр столько, сколько она не получила бы нигде больше.

Господин Нгуен Бань назначил новое приобретение управителем малой группы и тут же завалил группу огромным количеством заданий. Требовалось разрабатывать внятные тексты инструкций к оружию, программы уроков и занятий, простые надежные тесты, участвовать в отборе и приеме на службу желающих, искать среди них самых подходящих кандидатов в пилоты боевых роботов, и так далее, и тому подобное. Кроме того, не было отбоя от просьб сослуживцев, с которых Минни тоже в конце концов научилась брать деньги без стеснения. Кому-то нужно было наставить на путь истинный ушедшего в виртуальный мир ребенка, кто-то пытался излечиться от несчастной любви… Если и ломать голову над чужими проблемами, просиживая кабинет до полуночи, то не задаром же!

Год пролетел незаметно. В начале следующего госпожа Тауэр подсчитала итоговую сумму, и увидела, что еще лет через пятнадцать она сможет купить себе полностью новое тело. С иголочки. "Именно на такой исход я надеялся, когда в день твоего трехлетия отдал тебя в школу ментатов" — сказал отец — "Теперь я могу и отдохнуть, а ты продолжай. Я верю, что ты добьешься своего". В первый раз за двадцать лет Хакама Тауэр купил билеты на курорт — и умер в собственной квартире за два часа до отъезда. Сердце остановилось.

Минни Тауэр не заплакала.

С тех пор Минни не проронила ни слезинки. Она неистово рвалась вверх по служебной лестнице, даже не пытаясь специально подсиживать или сбрасывать кого-то. Ничего из обычного мира для нее не существовало: юноши не обращали внимания на горбунью. Следовательно, наряжаться было не для кого, о семье и детях тоже мечтать не стоило. У нее была лишь работа — и Минни Тауэр вложилась в дело с таким вдохновением и усердием, что еще через год господин Нгуен Бань больше уже не пытался тратить ее способности на рутину. Ей поручали только особые случаи; конкуренты рядом с ней тушевались и теряли выдержку, потом почти всегда Минни Тауэр получала их место или заказ — а жены побежденных с ненавистью шипели вслед "Ведьма горбатая!" Случалось, глухой ночью она просыпалась от удушья. Казалось, будто страх заболеть или потерять должность, надежды умершего отца — не оправдать которые теперь казалось немыслимо — и ужас перед людьми, с которыми она еще в детстве боялась даже заговорить — не то, чтобы командовать и требовать; и ненависть проигравших — все это черной тяжестью давит на плечи и сердце. Минни Тауэр долго сидела в постели, не включая освещение, и слушала собственное сбитое от страха дыхание. Затем отбрасывала пропитанные холодным потом простыни, переворачивала подушку, бережно разгибала больную спину и до самого рассвета медитировала или пыталась заснуть.

Не плакала.

В конце концов, тьма всегда уходила. Небо светлело и дыхание выравнивалось.

Наступало утро.

Утро на разных планетах, конечно же, не совпадает до минуты. В лучшем случае, совпадают сутки, и то, если длительность их не слишком отличается. Утро, когда Всадник выгружал своих лошадей у истоков Онтавы, не в точности соответствовало времени, когда Минни Тауэр неожиданно для самой себя замерла перед зеркалом, вместо того, чтобы бежать к ожидавшему флитттеру. Но на самых главных часах Вселенной эти два момента стояли почти что рядом.

В день, когда Арда праздновала Первую Посадку, господин командующий девятнадцатой учебной базой полный генерал Фудо-ме Синоби получил первые пять роботов пополнения, и несколько весьма примечательных приказов. Будучи исполнительным и ревностным служакой, господин Синоби приступил к исполнению приказов немедленно. Вот отчего, придя на службу, Минни Тауэр вдруг узнала, что она уже не заместитель начальника разведывательной группы — а начальник целой бригады из четырех групп, в которые весь день суматошно вписывались новые люди. Кроме забот по приему пополнения и управлению разраставшейся на глазах бригадой, новая должность Минни Тауэр включала также и обязанности первого заместителя начальника разведывательного отдела. То есть, Минни Тауэр оставалась первым заместителем все того же господина младшего генерала Нгуена Баня.

Для учебной базы собственный разведывательный отдел — чересчур большая величина. Но недоумение Минни Тауэр быстро разъяснилось: ежеутренняя информационная сводка посреди ее стола была напечатана уже не на бланке учебной базы, а на бланке совершенно иной организации. Сводку надлежало прочитать, вписать свое мнение по всем затронутым вопросам, и в указанное время представить господину полному генералу Фудо-ме Синоби. В дальнейшем сводки будет принимать его начальник штаба, но первую, по традиции, вручали прямо командующему. Документы подобной степени секретности исполнители представляют только лично, а потому Минни Тауэр не вызывала курьера. Она прошла привычный маршрут коридорами, и вскоре оказалась перед знакомой дверью, на которой уже красовалась новенькая, черная с лимонно-желтыми иероглифами, табличка. Иероглифы означали:

"Девятнадцатая ударная армия. Командующий."

Минни Тауэр не удивилась. Как-никак, она была ментатом высшего класса и давно догадалась о цели, во имя которой девятнадцатая группа собирала информации больше, чем первая, третья и девятая, вместе взятые. Армии Дома Куриту с номерами один, три и девять, получавшие сведения от одноименных разведгрупп, назывались действующими. Они предназначались для обороны планет округа Центрального Дворца, защищенных так, что никто всерьез и не осмеливался посягнуть на них. Новорожденная девятнадцатая ударная предназначалась для куда более активной деятельности. Новой армии, начав путь на тихой малозаметной учебной базе, предстояло с боем высаживаться на чьи-то планеты, сжигать и топить в крови посмевших сопротивляться, идти по трупам сквозь чужую ненависть — и поверх всего этого высоко нести стяг Дома Куриту. Не самая легкая судьба; но военная служба в том и состоит, чтобы по приказу встать поближе к своей или чужой смерти, и все, надевая форму, соглашаются с этим. В полном соответствии с наставлениями прославленных самураев, Минни Тауэр даже бровью не повела, узнав о подобной перемене судьбы. Бестрепетно открыла дверь и увидела за ней нового командарма, вышедшего за чем-то в приемную. Господин Синоби нетерпеливо перекапывал бумаги на столе своего адъютанта; сам лейтенант, видимо, уже получивший выговор, стоял рядом навытяжку, боясь вздохнуть.

Минни Тауэр посмотрела на седой ежик стрижки Фудо-ме Синоби, и внезапно вспомнила, каким черным блеском отливали генеральские волосы пять лет назад.

Пять лет назад младший генерал Нгуен Бань взял свою свежеиспеченную помощницу в деловую поездку, чтобы познакомить ее с высшими должностными лицами Великого Дома Куриту. Представительный господин Бань в безупречном костюме с роскошным церемониальным мечом, и несчастная Минни Тауэр — в очках-телескопах, потому что ее глаза не переносили контактных линз; неловкая, скособоченная, окаменевшая под презрительными взглядами проходящих слуг и визитеров — сидели на татами в приемной первого министра, господина Тое Коге Дайхацу. Кроме них, в просторном зале находилась еще пара чиновников, часто мелькавших в новостях и отвечавших, кажется за освоение новых территорий — Минни досадовала, что в свое время не выяснила это абсолютно точно. Чиновники шепотом рассказывали друг другу истории о том, как господин Тое Коге любит цветы, и почему не терпит в доме тигровых орхидей. Чуть далее за ними смирно сидел тогда еще полковник Фудо-ме Синоби, служивший командиром обычного полка боевых роботов где-то на окраине гигантской сферы владений Дома Куриту. Что думал на его счет господин Бань, неизвестно, а чиновники очевидно полагали, что полковник добился приема, чтобы исхлопотать себе пенсию или продвинуть по службе какого-нибудь подчиненного — самая обычная причина для визита провинциального офицера к высшему чиновнику империи. Поэтому они очень удивились, когда в обход рангов и старшинства секретарь первого министра почтительно пригласил войти именно полковника Фудо-ме Синоби.

Фудо-ме Синоби вошел и тщательно проделал церемонию приветствия, стараясь не испортить небрежностью самое важное дело в своей жизни. Только потом позволил себе осмотреться.

Кабинет небольшой: шесть татами Татами — площадь 0,9х1,9 м. Здесь употребляется в значении "1,9 м длины" в глубину и примерно столько же в ширину. Прямо напротив входа решетчатая перегородка-седзи, вместо стекла затянутая традиционной тонкой бумагой, а потому насквозь просвеченная. Перед решетчатой седзи пол поднимается одной высокой ступенью и превращается в помост шириной во всю комнату, глубиной примерно два татами и высотой по колено. На помосте ближе к центру лежат три низкие подушки, обозначающие места для сидения. Крайнее правое место занимает министр, но полковник не собирался встречаться с ним взглядом, не рассмотрев кабинета. Одежда — вторая кожа, комната — зеркало характера. Прочие стены светло-кремовые, но почему-то ни на стенах, ни на потолке нет традиционной росписи. Полковник поискал взглядом нишутоконома, куда по той же традиции помещаются самые важные или дорогие предметы — и вздрогнул всем телом.

Вместо традиционного веера, жалуемого Сейи Тайсегуном высшему чиновнику при вступлении последнего в должность, или вместо благородного самурайского меча — угловатая металлопластиковая перчатка стоит на раструбе, пальцы грозно сжаты в кулак, вокруг краги обмотан жгут проводов. Разъем на конце жгута с нарочитой небрежностью откинут к самому краю ниши.

Полковник не мог ошибиться: важнейшее место в личном кабинете первого министра Великого Дома Куриту было отведено управляющей перчатке боевого робота. "Смотри" — словно говорила эта перчатка- "Смотри внимательно, посетитель! Я прожил долгую жизнь, и достиг такого поста в империи, что выше меня только сам Сейи Тайсегун. Мое общественное положение высоко и прочно; я плюю на традиции; мой кабинет не расписан павлинами, от мяуканья которых мне тошно, а потолок не разрисован сосновыми ветвями, которых я никогда в жизни не видел. Я не храню ни меча, ни веера. Ни вступление в должность, ни ритуал посвящения в воины не тронули мое сердце так глубоко, как трогает один взгляд на нейроперчатку, которой я множество раз отделял жизнь от смерти. Я не всегда был важным пожилым господином, не всегда сидел с непроницаемым лицом, вежливо выслушивая скучные слова. Я водил робота и знаю вкус ветра, горел в кабине и тонул в ледяных реках, стальной ступней крошил камни; я помню все это и не предам своей юности в угоду приличиям."

Только теперь полковник посмотрел на самого первого министра, четкий силуэт которого вырисовывался на фоне светлой решетчатой перегородки, немного направо от входа. Министр поместился спиной к свету, чтобы хорошо рассматривать лицо и руки входящего посетителя, а свои глаза и губы скрыть.

— Прошу Вас, господин Фудо-ме, расположиться здесь — министр указывал место на помосте справа от себя и слева от оси входа. Полковник опомнился, взошел на помост и опустился на колени. Короткий церемониальный меч он вынул из-за пояса и положил перед собой, рукоятью к правой ладони. Теперь оба собеседника размещались вполоборота к двери, а свет падал из-за левого плеча полковника и из-за правого плеча первого министра.

На этом маневры завершились, и господин Тое Коге по праву хозяина открыл беседу следующей фразой:

— Господин полковник! Позвольте мне приветствовать Вас. Перед встречей с Вами я ознакомился с Вашим послужным списком и знаю, что Вы воевали на Треллване и Таркаде. Будучи юношей, я сам участвовал там в боях, а потому прошу Вас относиться ко мне без церемоний. Дело Ваше наверняка важное, и нет нужды беспокоиться, что оно пройдет мимо меня из-за того, что Вы неосторожно выскажетесь. Прошу Вас расположиться, как Вам удобно, и начать разговор, не беспокоясь о том, сколько он потребует времени. — говоря так, Первый Министр не опасался затянуть беседу. Самое важное всегда высказывается в нескольких словах. А если пришедшего к Вам человека ничто не гонит в шею, он спокоен и изъясняется намного понятней, в силу чего его дело почти всегда решается быстро.

Полковник начал беседу с вежливого пожелания здоровья и долголетия, очевидно собираясь с духом. Произнося длинное витиеватое пожелание, Фудо-ме Синоби успокоился, и уже следующей фразой перешел прямо к делу. Первый же заданный им вопрос ошарашил господина Тое Коге.

— Что произойдет, — вкрадчиво поинтересовался полковник, — Если кто-либо отыщет способ строить Т-корабли так быстро, что их количество будет не уменьшатся по капле, как сейчас, а напротив, лавинообразно нарастать?

Первый министр лихорадочно перебрал в памяти все, что знал о Т-кораблях. Величие звездных империй — в том числе, конечно, и Дома Куриту — основано на огромных транспортах, способных совершать мгновенные скачки между звездами на расстояние до тридцати световых лет и перевозить десятки тысяч людей и миллионы кубометров груза. Энергию для каждого прыжка гиганты собирают с помощью черных металлопластовых парусов, диаметр которых достигает десятков километров. Опасаясь повредить исполинские энергоприемники, Т-корабли никогда не суются внутрь посещаемых ими звездных систем, всегда оставаясь за орбитой самых крайних планет. Все перевозки от корабля до космопорта выполняются либо большими шаттлами, вмещающими целые батальоны и полки боевых роботов, но из-за этого вынужденными пользоваться только прочными посадочными площадками специальной постройки, либо мелкими лихтерами, которые, правда, садятся где угодно, но вмещают в лучшем случае одного среднего робота или пару легких. Перелет от Т-корабля до планеты часто занимает две-три недели, в зависимости от массы и класса светимости звезды, и эту часть цепочки как раз стоило бы усовершенствовать.

Но полковник хочет говорит о самих прыгающих звездолетах. Что ж, с ними дело обстоит хуже всего. Звездная Лига, некогда объединявшая все населенные людьми миры Галактики, давным-давно развалилась на Великие и Малые Дома, вокруг которых пенятся карликовые государства. Большинство технологий Звездной Лиги остались в прошлом. Сегодня только девять миров могут строить Т-корабли. Как ни трясутся люди над существующими кораблями, но их становится все меньше и меньше. Количество новых звездолетов едва восполняет естественную убыль от физического старения, потери в авариях и войнах. Во всех пяти округах Дома Куриту одна планета Луфиен имеет звездную верфь; совсем не случайно каждый мир с такой верфью является столицей Великого Дома! Цивилизация подвешена на хрупких ниточках трасс Т-кораблей; по мере их износа сообщения между мирами будут ухудшаться, что приведет к разобщенности и варварству.

Министр заинтересовался, но постарался этого не показывать. Завязка полковнику удалась. Что за ней?

— Продолжайте, пожалуйста без смущения — ободрил посетителя господин Тое Коге. — Мой кабинет надежно защищен от лишних ушей.

Полковник грустно улыбнулся и заговорил неторопливо, четко произнося слова:

— Ученые с верфи Луфиена разобрались в физике прыжков между звездами. Они придумали новый двигатель для Т-кораблей. Сделать его намного проще, чем сердечник Керни-Фучида, которым пользуются сейчас. Практически, корабль с новым сердечником можно построить за четыре или даже за три месяца. Против сегодняшних темпов "один корабль в год" это колоссальный выигрыш. Государственный муж, поддержавший столь полезное начинание, соберет обильный урожай благодарности…

Тут всем телом вздрогнул уже господин первый министр Тое Коге Дайхацу. Больше кораблей — дешевле полеты. Цена перевозок упадет в три-четыре раза, рост экономики будет неизмерим! Если и появятся недовольные, то массы, получившие дешевый межзвездный транспорт, попросту сметут их. Человек, добившийся подобного, превратится в живую легенду всех обитаемых миров. На волне всеобщего обожания стать сегуном будет проще пареной репы; да что там власть над Великим Домом Куриту — всю Внутреннюю Сферу можно будет объединить! Хотя бы под маркой восстановления Звездной Лиги и противостояния недавно появившимся на границах кланам каких-то варваров. Весьма и весьма заманчиво; но как же обычный гарнизонный полковник собирается реализовать подобное?

…— Однако для овладения новой технологией, даже самой хорошей, — продолжал между тем господин Синоби — Недостаточно теоретических выкладок. Нужен эксперимент. Ученые боятся проводить его в натуре. Опасаются доиграться. Они хотят создать виртуальную модель нового сердечника и обсчитать ее на суперкомпьютере. Но существующие технологии не позволяют им собрать компьютер, достаточно мощный, чтобы считать такую сложную физику. Все упирается в кристаллы памяти нужного объема, которых никто пока делать не умеет. И вот тут-то, господин первый министр, мы подходим к главному!.. — позабыв о старшинстве и сдержанности, полковник заговорил назидательно и даже поднял палец, требуя внимания. Министр не обиделся. Фудо-ме переглотнул и сказал:

— Недавно совершенно случайно я узнал, что на одной из планет Дома Штайнера живет молодой, чрезвычайно талантливый студент инженерной школы. Он как раз занимается проблемой таких кристаллов памяти. Говорят, что он гениален и не сомневаются в его способности рано или поздно решить задачу. И направление исследований он выбрал не случайно.

Полковник почему-то замолчал и внимательно глянул на господина Тое Коге, выражавшего крайнюю заинтересованность. Тот быстро понял в чем дело:

— Кто-то подсказал… И наверняка помогает. Так?

— Звездная верфь Луфиена, а точнее — владеющая верфью корпорация-дзайбацу "Нетускнеющий свет". Она приставила к студенту своего человека. Дзайбацу исхитрилась раздобыть агента почти одного возраста с изобретателем. Агент, Ингвар Тодзио, отправился на планету Дома Штайнера и попробовал вписаться в интересующую нас компанию…

Компания у костра сидела любопытная. Прежде, чем двинуться к ней, Ингвар Тодзио некоторое время разглядывал издали две палатки посреди круглой поляны и мелькающий между ними желто-оранжевый платок огня.

На всех играх люди собираются до того разные, что ни в каком страшном сне присниться не может. Кто-то приезжает просто убить время; кто-то ради встречи с определенным человеком; кто-то спит и видит себя в какой-нибудь роли или ситуации, которую ожидает встретить на игре. Разница устремлений немедленно отражается на том, что люди одевают на себя, как располагают палатки, что и какими голосами говорят.

Тодзио приближался к цели издалека и понемногу. Несколько недель назад он тщательно изучил все тексты и фильмы, имеющие отношение к заявленной теме игры. Потом прикинул стиль поведения и пару раз потренировал его перед зеркалом. Почти полмесяца проторчал в ближайшем ролевом клубе. И только научившись ориентироваться в новом мире, связался с мастерами — организаторами игры, которым предложил свои услуги в качестве игротехника. Известно ведь, что играть хотят многие, а обеспечивать выполнение правил игры, кормить информацией главный игровой сервер, разбирать претензии игроков к организаторам и друг к другу, делать еще массу другой необходимой работы, скучной именно своей обязательностью, мало кто хочет. А если даже кто и хочет, то не всякий желающий может. Вот и выходит, что сколько бы игр ни делалось, игротехники всегда нарасхват. Поэтому расчет Ингвара оказался безошибочным: после краткой переписки его пригласили в мастерскую группу и пообещали ждать на игре с распростертыми объятиями. И вот теперь Ингвар петлял в вечернем сосновом лесу, подходя то к одному, то к другому лагерю, пока, наконец, впереди не замаячил костер мастеров.

Ингвар приблизился к освещенному пространству, но не вышел к огню. Он прислонился правым боком к сосне и позволил себе зевок: не громкий и не тихий, только чтобы заметили.

Первой повернула голову крайняя слева рыжеволосая девушка. Цвет ее глаз Ингвар рассмотреть не мог, но готов был спорить, что зеленые. Если не от природы, так от контактных линз. С ног до головы закутанная в плащ, девушка сидела на чьей-то куртке, хозяин которой наверняка плавился сейчас от счастья или от гордости. Ингвар переступил с ноги на ногу, притоптав послушно хрустнувшие ветки. Кто-то спросил:

— Валькирия, ты его знаешь?

Девушка еще раз посмотрела на Ингвара. Высокий. Волосы прямые, темные, но точнее не определишь: стоит в тени. Амбалом не назовешь, но и не задохлик. Куртка, брюки, высокие шнурованные ботинки. Игровая одежда, то есть прикид, наверняка в рюкзаке за спиной, так что о характере и личных склонностях не скажешь много.

— Нет, — медленно произнесла Валькирия самым красивым голосом, приберегаемым на случай поражения внезапно возникшей цели, — Я его не знаю, но он сейчас представится. Правда? — и посмотрела на гостя со всем возможным лукавством.

Ингвар улыбнулся в ответ и назвался:

— Ингвар, если по паспорту. Я писал вам.

— Отлично! — обрадовано воскликнул кто-то. — Вот и техник в третью команду!

Другой голос попросил:

— Валькирия, познакомь нас, пожалуйста.

— Мое имя ты уже слышал. — Валькирия повела рукой влево от себя и вправо от Ингвара, показывая представляемых:

— Крот — при этих словах ее сосед привстал и кивнул. Лицо его постоянно менялось в отсветах огня, а телосложение Ингвар не мог определить: Крот сидел так, что смотреть на него приходилось сквозь пламя. От левой руки Крота начинался полукруг из нескольких человек. Они сидели и полулежали на подстилках, рюкзаках, свернутых спальниках, (прожечь которые, видимо, не опасались) и просто на голой земле. Когда Валькирия произносила имя, названный привставал и вежливо наклонял голову в сторону гостя. Так Ингвар впервые услышал прозвания, которые ему предстояло запомнить наизусть, а людей за этими именами узнать и полюбить.

— … Роланд, король реконструкторов, — показалось, или выражение "королевского" лица недовольное и надменное?

— Боярин… — а этот плечистый и крепкий на вид. Длинные светлые волосы. Если бы не ремешок выше лба — кажется, его называют хайратником — закрыли бы лицо до самых ключиц.

— Тейчи, он же Гортхауэр…

— Пожалуйста, просто Тейчи! — возразил парень с гладкими черными волосами, подстриженными так, что лоб высоко открыт. Точно так стригутся многие подданные Дома Куриту, и на Луфиене тоже. Откуда недовольство вторым именем? Гортхауэр? Что это значит?

Ингвар решил поскорее узнать, где и за что Тейчи так прозвали. Мелочей в своей работе он находил не слишком много, и уж при первом контакте их точно не могло быть. Между тем Валькирия указала на тощего, отличного своей высотой даже среди сидящих, такого же светловолосого, как Боярин, но куда более субтильного, парня:

— Легат из Раздола… — Тот встал и молча кивнул.

— Гимли, как можно догадаться, сын Глойна… — ну, этого не перепутаешь. Единственная в компании борода. Кудрявая разбойничья лопатища до середины груди. Нарочно, что ли, он сел рядом с высоким и худым Легатом? Ведь противоположность полная: в плечах Гимли шире даже Боярина, но на полголовы его ниже. Туловище бочкообразное.

— Мастер… — назвав последнего, Валькирия явно хотела что-то прибавить к его имени. Но человек прежде всего выстрелил в нее взглядом из-под лохматых бровей, и девушка осеклась. Только потом Мастер поднялся во весь свой средний рост и сказал Ингвару:

— Ты проходи, садись, не стесняйся.

Ингвар воспользовался приглашением. Он отклеился от сосны, обошел костер, вежливо показавшись всем, и опустился на устланную рыжей хвоей землю рядом с Валькирией. Задумался. Мастер первый обратился к новичку. Значит ли это, что он главный в компании? На чьей куртке сидит единственная в компании девушка? Ведь одеты все?

И где наш главный герой?

— А вот и я! — радостно воскликнул кто-то за спинами сидящих. — Целое ведро пользы принес!

Все разом обернулись и увидели молодого человека. Пока шло знакомство, он неслышно приблизился к костру от края круглой поляны. Ингвар дал бы незнакомцу лет семнадцать, вряд ли больше двадцати — столько же, сколько и каждому в этой компании. Рост подошедшего казался выше среднего; Ингвар привычно сделал для себя поправку на то, что смотрит снизу вверх. Из окружающего леса потянуло ветром, сосны дружно зашелестели, закачали ветвями. На головы посыпались тонкие золотистые чешуйки коры. Отряхиваясь, Ингвар прослушал, что сказала Валькирия прибывшему. Тот неразборчиво отшутился, мечущиеся отсветы открыли, что юноша одет в безрукавку и брюки — скорее всего, у него Валькирия и взяла куртку. Парень зашел со свободной от людей стороны костра, вытащил откуда-то из темноты треножник, раздвинул его опоры и на свисающий крюк прицепил принесенное ведро с водой. Затем переставил треножник так, чтобы пятилитровое ведерко оказалось над огнем.

— Однако, чай пить будем! — заявил он весело, явно кого-то передразнивая.

— Познакомься с Ингваром, — спохватилась Валькирия и повернулась, красиво разбросав волосы. — Ингвар, это…

— Александр Валле, Черный Ярл — кивнул головой гость, успевший хорошо рассмотреть парня, пока тот возился с треножником.

— Знаешь меня? Откуда?

— Я много читал о твоих кристаллах, — Ингвар пожал плечами, не добавляя, что в прочитанных статьях были снимки изобретателя. — Мне кажется, у тебя все шансы на хороший кусок в будущем.

Валле немного смущенно посмотрел на гостя, молча обошел костер. Сел между Валькирией и Кротом. Некоторое время все переглядывались в тишине. Потом Мастер молча потянулся за спину, выволок за лямку рюкзак и принялся рыться в нем. Новый порыв ветра бросил дым в лицо; Мастер скривил губы — наверное, ругался шепотом — но занятие свое не оставил, и вскоре уже сыпал прямо в ведро добытую из глубин рюкзака заварку.

Заговорил Тейчи, видимо, продолжая беседу, начатую до ухода Ярла за водой. Тейчи говорил медленно, и было очевидно, что он строит фразу на ходу:

— Ты утверждаешь, что твое изобретение принесет нам столько денег, что мы окажемся в силах основать колонию и жить там в свое удовольствие. Перестанем тосковать от того, что с наших зарплат не накопишь на крепость, как мрачно шутил при мне Андрей Норвежец…

— И наконец-то будем делать все, что захотим, ни на кого не оглядываясь! — юношеским баском поддержал его мысль Боярин. Тейчи поморщился: он-то понимал свободу не как разрешение плевать на интересы других. Однако ссориться не стал, а уточнил:

— То есть, воссоздадим во всю ширину такую жизнь, в которую здесь можем только играть — иногда и недолго. Так?

— Не совсем — откликнулся напрягшийся Валле. — Но суть примерно такая. Но ты продолжай, продолжай!

— Всадника Роханского на тебя нет! — фыркнул Легат. — Как он тогда нас разделал…Стыдно вспомнить! Ведь все это уже было. Уже пробовали люди так пожить, по-писанному.

— И что? — тут же заинтересовался Ингвар. Тема явно важная, пусть даже ему заткнут рот каким угодно способом — но он обязан встрять! Его имя должно стоять рядом со всем важным, имеющим хоть какое-то значение для этой странной компании.

— И ничего. — спокойно ответил Легат. — Пыла и удовольствия хватает на полгода, редко больше. Потом до всех понемногу доходит, что вода мокрая, что грязь надо убирать даже из мраморных дворцов — особенно если за основу берут средневековый мир. Тогда не было канализации, да и чистая одежда не росла сама собой на всех углах. Начинается отлив. Ни одна известная мне игровая зона не прожила больше двух лет.

— Люди остаются людьми, — согласно кивнул Тейчи. — Ты же знаешь, Ярл, что не рекомендуется нанимать на работу старых друзей. И вообще людей, которые связаны с тобой любыми другими отношениями, кроме чисто рабочих. Если они пойдут против интересов дела — неважно, намеренно или случайно — дружба помешает сделать им замечание, оштрафовать, наказать, уволить и так далее. Поэтому чаще всего выходки их терпят до крайнего предела. А крайний предел потому и крайний, что за ним начинаются проблемы. Например, выдворять с игры пьяного. Что ему сказать? Он приехал вроде как оттягиваться, а что он этим другим проблемы создает, как ему объяснить? Кто способен понять такое объяснение, тот как раз не будет пить на Игре. А уж кто способен напиться, тому и говорить бесполезно!

Ингвар посмотрел на упрямо стиснутые губы Валле и понял, что пора вмешиваться.

— Если я понимаю верно, вы обсуждали возможность создания игровой колонии на вновь открытой планете? — уточнил он. — Такого мира, где можно было бы жить по реконструированным средневековым законам? Такого, как описывал Кристофер Сташефф в своем сериале про Рода Гэллоугласа?

— Да! — отрубил насупившийся Черный Ярл.

— Я думаю, это возможно. — Ингвар развернул плечи пошире, всем своим видом выражая спокойную уверенность. — Все перечисленные проблемы решаемы. Я, правда, не знаю, как именно. Но ведь проблему с кристаллами Валле решил? Решил! А она считалась абсолютно неподъемной. Значит, и проблему с Игрой тоже можно решить.

— И я даже знаю как, — отозвался ревниво следящий за Валькирией Крот. Его круглая голова повернулась к огню; Ингвар с удивлением разглядел, что Крот, пожалуй, будет потолще Гимли. А Кротом его, скорее всего, прозвали за глубоко посаженные глаза-бусинки, чисто как у настоящего крота. — Ну, то есть, не в точности знаю, но идея мне кажется хорошей.

— Давай! — хором потребовали Легат, Ингвар, Мастер и Боярин. Удивленная такой слаженностью, Валькирия заинтересованно вертела головой.

— Ведь можно основать обычную колонию, так? — взволнованно начал Крот. — Но чтобы человек на ней мог находиться четко в двух состояниях: по Игре, и вне Игры. Вот ты, Легат — кибернетик. За тобой все хакеры твоей тусовки. Ты же сумеешь сформулировать граничные условия четко?

Легат, еще не понимая, куда клонит Крот, согласно кивнул:

— Да, наверное…

— Ну вот! Так давайте жить на этой колонии, как обычно, со всеми обычными учреждениями, не отказываясь от водопровода и вообще всей цивилизации; а в то, что хотим — играть. Допустим, раз в год, две недели — глобальная Игра на всю планету…

Легат аж подпрыгнул:

— Я знаю!!! Мы это сделаем по принципу глобальных сетей! Как в сети, любой компьютер может подключиться, когда хочет, а когда надо, отключается. В каждый момент времени Сеть состоит из разных компьютеров, кто-то входит, кто-то выходит…

Крот слушал, разинув рот, и даже не обижался, что его прервали. Легат принялся чертить на земле выхваченной из костра тонкой веткой, не обращая внимания, что рисунок едва различим в темноте:

— Значит, у всех игровые паспорта… Так. Это мы сделаем. Когда человек хочет вступить в игру, нажимает кнопку на своем приборе, и сигнал регистрируется на главном сервере. Это вход в систему. Теперь, если человек идет по улице и встречает кого-то, относительно которого неясно, в Игре он или нет — определить принадлежность будет дело техники! Его прибор лезет на главный сервер и моментально узнает через прибор того, встречного, как с ним разговаривать: по Игре или же он вне Игры. Приборы несложные, как опознаватели "свой-чужой" на боевых роботах и самолетах, можно даже еще проще, нам-то не надо будет шифроваться и от радиопомех защиту строить… Так… Теперь с оружием. Технически уже возможно сделать его таким образом, чтобы при попадании по телу оно не причиняло вреда. Например, пусть магнитострикция Магнитострикция — физический эффект, изменение формы металла под влиянием магнитного поля… Нет, это я сглупил…

— Лучше нанополимерные оболочки Не знаю, что это такое, но звучит солидно. Крота спросить, что ли? — подсказал Крот, и Легат еще радостнее воскликнул:

— Точно! Короче — это все реально. Технически мы с Кротом это все беремся осуществить! Сточки зрения психологии тоже должно нормально получиться. Смотри: хочешь играть, вот тебе игровой автоответчик, ходи по планете и выискивай в толпе таких же фанатов; думаю, их будет много. Хочешь говорить — говори. Хочешь сражаться — сражайся.

— Моделировать бой и смерть, — оживился Роланд — По-моему, проще всего так, чтобы при попадании в разрешенную зону оружие отключало игровой прибор-паспорт. А потом неделю или там сколько, убитый не может войти в Игру.

Гимли и Боярин хлопнули в ладоши, выражая крайнюю заинтересованность и одобрение. Легат продолжил:

— А кто не хочет в Игру вступать, пусть себе живет самым обычным образом, как любой колонист на вновь открытой планете! Эти два мира не будут мешать друг другу, понимаете? Взять тех же шахматистов или хоккеистов, спортсменов, короче: они ходят по улицам, как обычные люди. И никого не напрягает, что они там на своих клетчатых досках или ледяных полях занимаются на первый взгляд, совершенно диким делом!

— Юридическую подоснову Тейчи и Мастер смогут написать. Они скоро диплом правоведов получают, да как раз по законодательской отрасли, — добавил Крот и удовлетворенно откинулся. — Мастер, дай-ка там перчатку потолще. Будем чай разливать… — и засуетился вокруг треножника. Ингвар сидел ошарашенный, раскрыв рот не хуже Валькирии. Ведь действительно, может сработать! Они все здесь молодые, к дому и семье не слишком привязаны. Копейки считать не станут! С них станется рвануть и попробовать, даже если и неизвестно, что потом с результатом делать.

— Мой город будет лучшим рыцарским государством в обитаемой Галактике, — мечтательно протянул Роланд. — Валле, я с тобой! Надо будет руку отрезать — бери любую!

Возбужденный открывающимися перспективами, Ингвар сглотнул и заявил, нисколько не прикидываясь:

— Я тоже, Валле! И я — тоже! Я пойду за тобой везде!

Потом вспомнил, кто он и где он, слегка устыдился, и последние слова пробормотал, уже глядя себе в ноги:

— Как тень, Ярл. Да — как тень.

— Тенью его теперь все и зовут. — закончил повествование полковник Фудо-ме Синоби. — Этот парень вот уже год следует за изобретателем повсюду. Достает всякие материалы, нанимает компьютеры для расчетов, оплачивает лаборатории, испытания, что там ему еще надо. Опираясь на деньги и людей корпорации, все время бережет его от случайностей типа хулиганов, местных мафиози и прочего. Да так плотно, что Дом Штайнера даже не может подобраться к мальчишке, а ведь все происходит на их территории!

— А когда все будет готово, дзайбацу выкрадут секрет? — полюбопытствовал первый министр, зная заранее, что полковник ответит отрицательно.

— О нет! — воскликнул полковник. — Ведь если Вы желаете торговать медом, то лучше купить пасеку, на которой есть любящий свое дело опытный пчеловод, чем украсть у того же пчеловода десяток ульев, от которых потом будет больше возни, чем прибыли.

Господин Тое Коге согласно кивнул. Полковник повел речь дальше:

— Итак, мой план в том, чтобы изобретатель достиг успеха. Его кристаллы слишком необходимы звездным верфям, так что он сможет продиктовать любую цену. Дзайбацу наверняка подскажет ему, как вести дела, чтобы не потерять лицо и не запросить чересчур много. Затем он оснует свою колонию, мечты о которой ни от кого не скрывает.

— А если не оснует? — раздумчиво произнес первый министр. — Разве Дом Штайнера выпустит его из рук?

— Оснует обязательно! — возразил полковник — Дзайбацу выгодно иметь дело с ним напрямую, куда выгоднее, чем через таможни Дома Штайнера. "Нетускнеющий свет" что-нибудь придумает. Они лоб расшибут, но откроют эту дверь.

— А не проще ли дзайбацу купить изобретателя? Предложить ему лабораторию, высокий заработок и так далее? — поинтересовался министр. — Ведь для крупной промышленной группы это нетрудно.

— Ценность изобретателя именно в мозгах, а не в лаборатории, — возразил полковник. — Если он поступит на работу куда-либо, он немедленно окажется связан. Ему придется отвлекаться на управление своими подчиненными; участвовать в делах, которые не нужны ему лично, но важны для фирмы — и так далее, и тому подобное. Оставаясь вольным и наслаждаясь иллюзией свободы, он будет думать с гораздо большим эффектом — соответственно, и результат окажется выше… Предупреждая следующий Ваш вопрос, осмелюсь предположить, что убрать изобретателя тоже никто не рискнет: ведь существующие Т-корабли берегут как зеницу ока. Думаю, владеющего ключевой технологией их производства будут беречь еще тщательнее! По крайней мере, до тех пор, пока каждый Великий Дом и самые богатые из Малых Домов не заведут себе по суперкомпьютеру, на котором смогут рассчитывать сердечники для собственных Т-кораблей… А теперь, господин министр, выслушайте, как я предлагаю собрать с этого дерева плоды. — Фудо-ме Синоби снова замолчал и перевел дух, глядя на союзника.

— Я Вас внимательно слушаю — отозвался тот. И полковник, уже непритворно взволнованный, потный, очень тихо выговорил:

— Мы дадим колонии развиться, а производству кристаллов выйти на проектную мощность. Затем мы попросту захватим колонию, планету, изобретателя и технологии. Как конкретно, я придумаю и осуществлю по месту, когда буду точно знать ситуацию. Все остальные Дома возмутятся, конечно. Главное их обвинение будет скорее всего то, что Дом Куриту желает подгрести технологию под себя и владеть ею безраздельно. Все станут ожидать, что захватив производство, мы запретим вывоз кристаллов.

Но мы этого не сделаем. Никогда. Торговля кристаллами останется свободной. Даже таможенная пошлина на их вывоз будет, против ожидания, уменьшена. Таким образом, мы приобретем моральное преимущество и лишим противника главного козыря. От прочих обвинений пусть защищаются политтехнологи и дипломаты. В конце концов, даже если придется малость повоевать, тут есть за что. Тем временем львиная доля кристаллов пойдет на верфь Луфиена, ум этого парнишки будет решать задачи, подброшенные Домом Куриту, и таким образом, лет через двадцать вырастет гениальный инженер, который будет работать в наших интересах… Затем общественное мнение воздаст должную награду государственному деятелю, который все это придумал и осуществил, а я удовольствуюсь скромным постом военного министра и до конца жизни буду гордиться, что хорошо послужил процветанию Великого Дома Куриту… — Фудо-ме Синоби наконец-то успокоился, расслабил напряженные плечи, даже его поза несколько оплыла, потеряла напряжение. Полковник высказал все и теперь с напускным безразличием ожидал реакции.

Первый министр ободряюще улыбнулся полковнику и принялся развивать идею со своей точки зрения:

— Изобретателя мы осыплем дарами и будем исполнять все его капризы. Можно даже предоставить его колонии политическую автономию под нашим протекторатом. Он потеряет всего лишь немного свободы, и вряд ли долго будет тосковать о потерянном. Об этом позаботятся… Да! — решившись окончательно, первый министр хлопнул в ладоши. — Господин полковник, я принимаю Ваш план. — Главный заговорщик поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. — Ступайте к себе. Завтра в полдень во всех регалиях Вы присутствуете на церемонии присвоения Вам генеральского звания. Мой секретарь пришлет Вам необходимые бумаги. Приказ о назначении Вас командующим учебной базы, из которой вырастет Ваша непобедимая армия, будет готов вечером, а подписан Сейи Тайсегуном самое позднее, послезавтра. Идите, и пусть боги будут к нам благосклонны!

Счастливый полковник поднялся, вложил за пояс церемониальный меч, и на крыльях удачи вылетел из кабинета. Минни Тауэр проводила его удивленным взглядом сквозь свои очки-телескопы, которые носила очень-очень давно.

Пять лет назад.

Сегодня Минни Тауэр уже обходилась без очков. Зрением она пользовалась активнее всего, случалось читать и с малюсеньких экранов карманных компьютеров, и с плохой бумаги, да еще и при каком угодно свете. Пришлось потратиться на хорошую операцию, зато глаза у госпожи начальницы были теперь зоркие и ясные. Поэтому даже с расстояния десятка шагов, отделявших Минни Тауэр от стола адъютанта, она легко разобрала иероглифы на документе, который наконец-то выхватил из стопки полный генерал Фудо-ме Синоби. Проглотив глазами найденную бумагу, генерал повернулся к Минни Тауэр, вежливо ответил на приветствие. Принял разведсводку и несытым оком заглотнул ее также. Молча поклонился, повернулся и удалился в кабинет.

Минни Тауэр возвратилась в свою бригаду и до самого вечера занималась оформлением вновь прибывающих людей. Цель разработок ей в тот день не указали: база превращалась в армию. Суета переформирования поглотила всех, и никто не занимался своими прямыми обязанностями. Минни Тауэр знала, что рабочий ритм очень скоро вернется, и ее уверенность не была обманута. Уже на следующее утро свежеиспеченные служащие ее бригады выстроились перед столом с докладами.

Первой целью девятнадцатой ударной армии была назначена планета Арда. Услышав, что новая колония расположена всего в двух прыжках Т-звездолета от планеты Дайсон, Минни Тауэр сильно удивилась. Казалось бы, в такой близости от обитаемых миров все давным-давно исследовано и изучено, каждый камушек кому-нибудь принадлежит, а вот поди ж ты! Планета с кислородной атмосферой, с растениями и животными почти как на Старой Земле. Вся поверхность планеты пригодна для обитания. Четыре нормальных времени года, привычных человеческой расе с тех неимоверно далеких времен, когда вся она помещалась в единственной звездной системе. Встретить такую планету никем не занятой, всего в двух прыжках от давно заселенного Дайсона — все равно что спичку с тысячи шагов первым выстрелом срезать. Даже не везение, а нечто совсем уж феноменальное.

На этом странности не закончились. Разными голосами разведчики Дома Куриту описывали высадку колонистов на Арду. Минни отмечала все сказанное на рельефной голографической карте. Она сразу помещала над каждым поселением небольшую фигурку — снимок лидера группы. Очень скоро стало очевидным, что колонисты заселяют только западную часть Северного континента. Ни на Южном континенте, ни на экваториальном островном поясе никто не высаживался. Было понятно желание колонистов находиться поближе друг к другу, особенно на первых порах. Но почему никто из переселенцев даже не заикнулся о тропической зоне? Климат Арды был великолепен, и Южный материк выглядел не в пример привлекательнее для жилья, чем Северный. Однако все новые поселки лепились на Северо-западе, и в этом явно содержался непонятный пока что смысл.

Минни Тауэр ощутила знакомое возбуждение: интуиция предупреждала об интересной задаче. Дослушав первый набор сообщений, Минни разделила работу между группами. Одним она приказала как можно скорее придумать схему и способ связи для агентов, которые позже примкнут к колонистам. Вторые получили задание на разработку и обоснование легенд, под которыми засланцы явятся на Арду. Третьи получили задание собирать сведения о лидерах групп.

Сама же Минни Тауэр собиралась выяснить куда более важную вещь: происхождение и значение имен нового обитаемого мира. С этой целью она обратилась в информационный центр Луфиена. Довольно скоро ее запрос получил многое множество ответов; годились лишь те, в которых слово "Арда" символизировало что-то очень ценное или святое. Такое, чтобы пять тысяч колонистов с подозрительным единодушием согласились назвать свой новый дом Ардой, и не иначе. Минни Тауэр внесла уточнение и повторила запрос. Список ответов сократился до двадцати одного. Но и это было слишком много: ведь следовало изучить понятия, стоящие за каждым вариантом, и примерить каждое к новой колонии. Сколько на это уйдет сил и времени, нельзя было сказать даже приблизительно. Раздумывая, как бы еще сократить работу, Минни рассеянно пролистывала полученные ответы — и словно споткнулась о возникшую на экране карту. Карта была объемная и очень красивая, исполненная с душой и немалым изобразительным талантом. Но госпожу начальницу бригады поразили совсем не художественные достоинства найденной карты, а ее подозрительная точность.

Минни еще раз посмотрела на свою рабочую голограмму, над которой вращались объемные снимки лидеров поселений. Потом на экран. Потом опять на гигантский рабочий стол. Наконец, признала очевидное. Карта западной части Северного материка новооткрытой планеты удивительно походила на карту Северо-запада из книги Джона Рональда Роуэла Толкина "Властелин Колец". Точнее всего совпадал Мглистый хребет, тянущийся с севера почти строго на юг. К востоку от него, в точности следуя книге, раскинулись степи. Затем, также с севера на юг, величаво струилась широкая река — Андуин Великий. Чем дальше от Мглистого хребта во все стороны, тем больше становились отличия, но ядра обеих карт были очень похожи. Минни могла поклясться, что при наложении они совпадут с точностью до нескольких километров.

Итак, в Осгилиате высадился Красильщик Сэпли из Лорбанери. Осгилиат основан рядом с главным посадочным полем, которое одно на Арде способно принимать тяжелые шаттлы. К тому же, поселок раскинулся по двум берегам Андуина Великого и контролирует все нижнее течение реки, до самого впадения ее в огромный морской залив. Вполне соответствует званию столицы, запомним Осгилиат. Вот на западном склоне Мглистого несколько строений — Раздол. Группа "Хакеры Раздола", заводилой там длинный, вечно голодный Легат. Всадник Роханский получил для своих людей степной край между Мглистым хребтом на западе, Андуином на востоке, Серебрянкой на севере и Онтавой на юге. Но никаких городов и даже поселков нет, и это странно: ведь климат земной, а значит и зима в степи жесткая, даже перепад между ночью и днем резче, чем в лесных областях. Ладно, выясним… Севернее Всадника между реками Серебрянка и Дон поселился Бренк с индейцами всех сортов и размеров. Дон стекает с Мглистого хребта, проходит северным краем индейских степей и на востоке впадает в Долгое Озеро. Из озера вытекает Андуин Великий — неувязочка, в книге совершенно не так. Да и город у впадения Дона в Долгое Озеро называется не Эсгарот, как по Толкину, а почему-то Ноттингем, и распоряжается там Шериф. От Ноттингема за верхний северный край карты уходит Шервудский лес — этого в книге нет…

То есть, в этой книге нет. А в другой?

Минни Тауэр решила, что разгадала систему имен. Колонисты не все были фанатами одного и того же. Каждый почитал собственного кумира, в честь которого и именовал поселение. Следовало ожидать, что и структура общества, правила поведения в группе, понятия о хорошем и плохом, вежливом и грубом также будут сформированы под влиянием любимых книжек или фильмов. Минни фыркнула. Как профессиональный психолог, она не слишком-то верила в успех подобных идеалистических планов. Разве что промышленники из дзайбацу окажут поддержку, раз уж они помогли Основателю вырваться из-под контроля Дома Штайнера.

Минни покачала головой, воздавая Основателю должное. Получив патент на свои драгоценные камни и дождавшись от них первой прибыли, Александр Валле не увлекся игрушками вроде модных вещей или ставок на гонках. Собрав стартовый капитал, он как можно шире обнародовал план по созданию колонии. Во-первых, это позволило сразу начать привлечение и отбор нужных людей. Во-вторых, в пресс-релизах и публичных выступлениях Основатель Валле неизменно упирал на то, что свои кристаллы он собирается продавать всем желающим совершенно без каких-то предпочтений, по твердой единой цене.

Таким образом, любая власть, рискнувшая помешать Основателю в снаряжении экспедиции, заняла бы моральную позицию "плохого парня". Сформированная в обществе вера, что выбиться в князья собственной планеты с самого низа все-таки можно, чрезвычайно помогала правителям. Уничтожение широко разрекламированного замысла Основателя могло разрушить эту веру и посеять семена бунта, а управление гигантскими звездными империями и так-то было крайне непростым делом. Не говоря уж о том, что случись Валле вместо награды за ум получить по шапке, другие исследователи и изобретатели резко поубавят прыть. Если вообще не попытаются переехать в другую державу, более благоприятствующую гениям. Кроме прочего, соседи "плохого парня" немедленно ухватились бы за возможность побряцать оружием и под благородным предлогом защиты Александра Валле могли затеять небольшую войну, а то и несколько. Даже не решившись воевать, могли предложить свою помощь в организации поисков подходящей планеты — ясное дело, не задаром. Что, в свою очередь, спровоцировало бы следующий виток подковерной борьбы — и так до бесконечности.

Так что императрица Катерина Дэвион-Штайнер поступила правильно, заявив на одном из полуофициальных приемов, что она не только поддерживает Основателя, но и покарает всякого, кто посмеет тому противиться. Повелительница одной из самых больших держав Галактики еще добавила, что для общего мира лучше распределить критический ресурс между всеми поровну, чем усилить кого-нибудь одного.

На этом дипломаты успокоились. Александр Валле спокойно собрал людей и животных, закупил все необходимые материалы, аппаратуру и приборы. Без помех зафрахтовал для перевозки нужное количество Ткораблей, и в довершение своего везения обнаружил роскошную планету земного типа уже во втором или третьем поиске, всего в двух прыжках от планеты Дайсон.

И вот теперь Минни Тауэр пыталась прикинуть, какой силы буря поднимется во Внутренней Сфере, когда на Арду высадятся полки девятнадцатой ударной армии Дома Куриту. Взгляд Минни неторопливо перемещался по карте, а пальцы автоматически отмечали значками важные пункты. Вот на Онтаве поселился Роланд. Его рыцари основали город Уникорн и деятельно размечают улицы. Выше Осгилиата на Андуине возводится Эмин Майл. Там распоряжается Крот. Еще выше по течению, в месте впадения Серебрянки в Андуин, Боярин основал городок Рось. Неизвестно, какой давности снимки, но люди Боярина уже построили приличных размеров крепость — остальные группы пока в палатках. Хороший организатор Боярин, запоминаем его. На юге, где громадный залив вдается далеко в сушу, доходя почти до широты Мглистого хребта, Андуин впадает в теплое море с ласковыми пляжами. На берегу самого удобного для судоходства рукава дельты городок Лисс. Там распоряжаются разные люди, определенного лидера пока не выявлено. Ничего, будет еще время, разберемся. У южного конца Мглистого кряжистый бородач Гимли строит Изенгард. Команда Гимли привезла множество тяжелой техники, есть даже горнопроходческие комплексы. Зароются под хребет? Пожалуй. От Изенгарда на юго-восток, между Онтавой и побережьем большого залива — дикая мешанина невысоких лесистых холмов. Там тоже кто-то живет, но мало. Главным называют как будто Лесника; ничего, разъясним и этих партизан…

Тут Минни Тауэр пришлось оторваться от карты, перейти в уборную, закрыться там и пристроить на нещадно ноющую спину электромассажер. Пока стальной ежик топтался по позвоночнику холодными лапками, Минни, в который уже раз, прикинула свои финансы. Ждать пятнадцать лет все-таки чересчур долго; в конце-то концов она служит в армии, хоть и вольнонаемная. Значит, еда бесплатная, за квартиру платит Генштаб, одевается Минни весьма скромно… Все это выглядело несомненными преимуществами, казалось, что нужную сумму можно собрать быстрее. Несколько месяцев назад Минни сунулась с этим к врачам; вышло, что не будь экономии на еде, жилье и одежде, пришлось бы собирать деньги лет двадцать пять — а то и больше! Минни повздыхала, и заплатила для начала лишь за серию мелких операций по общему укреплению организма. Никто не мог знать заранее, когда Дом Куриту бросит новорожденную армию в бой. Не вовремя взбунтовавшееся тело могло лишить Минни работы, денег — а с ними и надежд на лучшее будущее. Так что Минни Тауэр решила заранее создать небольшой запас прочности. Последняя операция завершилась всего неделю назад; Минни стало гораздо легче ходить и дышать, и даже спина немного разогнулась — но болела по-прежнему. К счастью, электромассажер надежно изгонял боль. Вернувшись в кабинет, Минни несколько времени походила вокруг большого рабочего стола и решила не наклоняться уже к середине, а рассмотреть поближе окраины заселенного региона.

Сначала крайний запад — широколиственные, к северу хвойные, леса. Скальное побережье, расколотое тут и там узкими длинными заливами. Андрей Норвежец и его викинги. Очень забавные поселки: одна-две длинных палатки для людей, и вдвое большее число — для кораблей. На севере земли Норвежца ограничены рекой Юкон. Холодная прозрачная река течет с Мглистого на запад. Рядом с ее устьем на берегу океана размечены улицы города Клондайк. Спутниковые снимки великолепны — сквозь чистую океанскую воду различается галька на дне и тени рыб. Тот, кто сшил из снимков карту, тоже молодец, стыков практически не видно. Севернее Юкона, вокруг окончания Мглистого хребта, земля Ангмар. Зеленое море тайги правым краем плавно перетекает в уже знакомый нам Шервудский лес. Круг на северо-западе замкнут; больше там поселений нет.

Обратимся к востоку. Если провести прямую от Клондайка через Ноттингем, то эта линия пройдет насквозь дремучий бор, названный Лихолесьем, и у самого восточного обреза карты упрется в Железный Кряж — небольшую горную страну. На северных отрогах кряжа обосновались Кога-рю. Они — ревностные почитатели самурайской культуры Луфиена; самые вероятные союзники Дома Куриту. Желтый значок на них. Южные отроги того же кряжа — Синие Драконы, под управлением Тейчи Гортхауэра. Про этих ничего определенного нельзя сказать. Серый значок.

Пришлось опять отвлечься: курьер принес сводку. Минни сунула ее в карман не глядя. Обработка потом; сначала надо уложить в голове все имена и названия, чтобы в будущем не зависеть от карты. Безусловно, все имена что-нибудь значат для колонистов, да и для Дома Куриту тоже вскоре приобретут особый смысл. К сожалению, пока что никаких переживаний с названиями не связано — просто утомительное перечисление. Вот, например, с Железного Кряжа сбегает река Быстротечная, обходит Лихолесье с юга. После огибает выжженные бесчисленными посадками и взлетами поля: Черные Равнины, главный космопорт планеты. Вдоль Черных Равнин река плавно подходит к Андуину Великому. Вот на карте вся река, от истока до устья, но какого вкуса вода в ней? Железистая, хрустящая на зубах, как у большинства рек с песчаным дном? Или напротив, ледяная, сладкая? Минни внезапно для себя самой подозвала первого попавшегося исполнителя и потребовала достать ей образец воды из Быстротечной. Потом вернулась к изображению. Как раз там, где река с неизвестным вкусом впадает в Андуин, команда Красильщика Сэпли строит Осгилиат. Тут тоже круг замкнулся.

Юго-запад? Здесь пока никого. Широкие равнины. Донесения сообщают, что перед отправкой с Дайсона какая-то группа собиралась распахать юго-запад под пшеницу и кукурузу. Если так, то поля займут солидный кусок континента. С востока их ограничивает лес, названный Фангорн и простирающийся от Изенгарда почти до самого побережья; с севера Андрей Норвежец со своими викингами. С юга и запада только океан. Есть где развернуться.

Завершив перечень сколько-нибудь заметных поселений, Минни Тауэр не стала гадать, где высадится сам Основатель. Наверняка Александр Валле перевезет свое громоздкое оборудование и тонкие технологические линии после того, как Арда наладит собственное производство еды и одежды, строительство домов, транспорт и прочие первоочередные механизмы цивилизации. Все это может занять год, если не больше, так что спешить некуда. К тому же, чем позже покупаешь оборудование, тем оно совершеннее, а это немаловажно для удачи гигантского проекта Основателя. От которого, впрочем, теперь напрямую зависел столь же исполинский по масштабам замысел первого министра Тое Коге Дайхацу и бывшего полковника, а ныне полного генерала Фудо-ме Синоби.

Время шло, и оба хитроумных замысла неспешно продвигались каждый к своей цели. Девятнадцатая ударная армия проливала пот и масло на полигонах, а Минни Тауэр каждый день получала сообщения от своих агентов, посещавших Арду туристами или желающими получить вид на жительство. Особенно хорошо удавалось вписываться в городки зернового пояса, на юго-западе обитаемых территорий. Также с распростертыми объятиями Дом Куриту встречали в Школе Ниндзюцу, называемой Кога-рю. Школа притаилась на крайнем северо-востоке, между заросших соснами отрогов Железного Кряжа.

Однако очень скоро выяснилось и неприятное: внедрение в группы ветеранов Первой Посадки не удавалось почти никогда. Редкие исключения лишь подтверждали правило. Пять тысяч первопоселенцев, по всей вероятности очень боялись раствориться в массе новичков. Поэтому законы Арды разрешали получить гражданство только тем желающим, кто выдерживал испытательный срок, стажируясь в какой-нибудь команде Игры. Всей бюрократией успешно заправлял Красильщик Сэпли, благо он обитал у самого порога — то бишь, рядом с космопортом в Осгилиате. Сэпли уважали за рассудительность и справедливость, мало кто оспаривал его решения.

Результат оказался для разведки плачевен. Кое-кто из нелегалов успешно прошел стажировку и теперь освещал изнутри команды, поглощающие новичков активнее всех — например, город Уникорн и в нем двор короля Роланда. Две резидентуры удалось организовать в самом Осгилиате. Но сплоченные группы первопоселенцев, обитавшие поодаль от густозаселенного ядра региона, почти не принимали чужаков. В конечном итоге, разведке оказалось выгоднее покупать информацию у Кога-рю, изо всех сил склоняя этих последних к союзу с Домом Куриту, чем пытаться внедрять людей в команду того же Гимли или Боярина.

Боярина поднял на ноги лязг металла. Легко соскочив с постели, светловолосый богатырь сгреб висевший в головах меч и, не одеваясь, выбежал на высокое крыльцо.

И только тут спохватился: какого Моргота!!! Ведь флаг Игры над поместьем спущен еще позавчера! Что за слепорожденные валом валят через забор?

Квадратный двор полнился грохотом, топотом, руганью и скрежетом. Боярин недоуменно вертел головой: кто же напал? Да и зачем? Флаг Игры спущен, а неигровые проблемы давным-давно так не решаются. Планета огромная, заселена редко, делить пока нечего, да и не скоро появится. Что случилось, в конце концов?!

Тут из-под крыльца вывернулся незваный гость. Наверное, за фигурные столбики схватился, вот и влез. По круглому металлопластовому шлему с прозрачным забралом Боярин узнал в нем Синего Дракона — одного из людей Тейчи. Синий Дракон, не тратя времени на разговоры, двинул Боярина поддых рукояткой алебарды. Ошеломленный Боярин уклонился не рассуждая, схватил нахала за броневоротник и отправил в свободный полет вдоль гульбища Здесь гульбище — крытая галерея вокруг здания, поднятая примерно на уровень пола первого этажа… По легкости, с которой нападающий попался на прием, Боярин заключил, что человек из новичков. Или вообще стажер, пришедший к Тейчи уже после высадки. Как-никак прошло добрых три года от Первой Посадки, и все команды, не хотевшие раствориться в местном населении, заботились об увеличении своей численности.

Однако пора было наводить порядок — не ждать же, пока кого-нибудь всерьез подрежут. Боярин взревел и пошел сквозь бой медведем, расшвыривая поединщиков в стороны, благо силу накопил немалую и в боевых искусствах был не последний. Боярин старался соблюдать справедливость, и отбрасывать своих налево, а чужих направо, но в сутолоке схватки это не всегда удавалось. Самую страшную рубку он пригасил — и тут напоролся на равного по силе бойца. Ушел от его удара, выкручиваясь за спину, успел увернуться от выброшенной ноги в кованом сапоге — потом мир полыхнул звездами, и Боярин опрокинулся навзничь. Уже заваливаясь, он вслепую саданул кулаком, куда пришлось — вышло удачно. Его противник фыркнул и отпрыгнул. Сопя и охая, враги посмотрели друг на друга.

— Боярин?!

— Тейчи?!

— Тебе что, в Андуине рыбы мало?

— Паскуда!! На неигровые разборки в Осгилиате суд есть! Что тебе неймется, урод косоглазый?

— Заткнись, ариец полудоношенный! Какого хрена твои недоученные малолетки ловят рыбу в нерест? Икру жрать любишь?

— Стоп!!! — заорал Боярин. — Тейчи, я прошу извинить меня. Не знаю, что на меня нашло. Давай забудем последние сорок слов и поговорим нормально. Хорошо?

— Уговорил. — Тейчи быстро справился с гневом и яростью; снял шлем, откинул со лба мокрые черные волосы. Плечи его расслабились. Тейчи выпрямился и махнул рукой своим. Синие Драконы немедленно вышли из боя и отступили к бревенчатой стене, где выстроились, опершись на свои знаменитые алебарды. Один из них бегом поднес командиру выпотрошенную рыбину. Тейчи поднял руку с тушкой высоко на всеобщее обозрение, и раздраженным голосом рявкнул:

— Боярин, ну сколько мы с тобой об этом притоке спорим!.. — тут оратор несолидно закашлялся и продолжил уже тоном ниже: — Разве тебе кто-нибудь мешает там рыбу брать летом или когда тебе надо? Почему ты не думаешь о будущем? Думаешь, если мы всерьез возьмемся пакостить, нам планеты надолго хватит? Запрети своим ловить рыбу в нерест!

Боярин шумно отсапывался. Потом сплюнул — слюна была белая. Зубы, значит, целы — и то ладно. Он еще некоторое время делал вид, что приводит в порядок дыхание, а сам обдумывал ответ. С одной стороны, экология, конечно, и все такое… С другой — Боярина неимоверно задолбали начальники и старшие всех мастей еще там, в том мире, с которого он пришел на Арду. Туда не ходи, здесь не сиди, на траву не плюй, за собакой убирай… Такое еще можно стерпеть на насквозь индустриальной планете, где у всех белок под хвостом номера, а комаров каждый вечер по списку проверяют. Но тут-то, на Арде! Запад Северного материка будет заселяться добрых лет сто, как бы не двести. А потом ведь еще восточная половина Северного континента останется. И весь Южный континент, а он почти на треть обширнее Северного. И около сорока крупных островов вдоль экватора… На тысячу лет вперед, если не больше.

И сам Тейчи! Вот уж от кого не ждал подобного Боярин. Казалось, вчера у одного костра сидели, а сегодня начальника из себя корчит!

— Тебе трудно было прийти и поговорить? Драконов своих натравил… Хорошо хоть, крови нет! — огрызнулся Боярин и тотчас почувствовал, что говорит неправильные слова. Против ожидания, Тейчи не воспользовался ошибкой и в спор не полез. Он опустил руку с рыбиной и тусклым голосом произнес:

— Я к тебе три раза ходил с этой икрой. У нас в детском садике малыши быстрей соображают… потом повернулся и побрел к распахнутым еще во время штурма воротам.

— Тейчи! — крикнул Боярин, чувствуя, как совершается непоправимое, — Ну Тейчи же! Подожди! Мы же получили свою планету! Здесь каждый может выполнить свою мечту, каждый! Мы вместе мечтали, помнишь, Тейчи — вместе! Послушай, Тейчи, ну что ты переживаешь! Будет еще время экономить каждую лягушку!

Лидер команды экологов остановился и обернулся. Посмотрел на захлебывающегося объяснениями Боярина. Обвел взглядом его ладную аккуратную крепость, срубленную из дерева с истинной любовью к работе и тончайшим пониманием материала. Глянул на видную в растворе ворот улицу. Пересчитал изукрашенные резьбой крепенькие боровички домов, ряды которых начинались дальше вниз, у подножья крепостного холма. Перевел взгляд повыше, на весь чистый, умытый городок Рось. И как-то так безнадежно ссутулился, так горько смолчал, что Боярин внезапно заткнулся.

Тейчи обдумывал ответ и пока не находил верных слов. Предводителю Синих Драконов казалось, что на вновь открытой планете хапать и страдать рвачеством — все равно, что навалить кучу посреди свеженастеленного, еще пахнущего хвоей, пола в новом доме. Но Тейчи не находил способа донести свое видение мира до прочих. Боярин, с которым у одного костра сидели, который построил такой восхитительный город — если даже он гребет под себя без меры и смысла, что же спрашивать с новичков? С тех, которым ресурсы вновь открытого мира кажутся на самом деле неисчерпаемыми?

— Мы действительно получили свою планету, но каждый для своих целей. — тихо проговорил Тейчи, — Если ткань мира потянуть сразу во все стороны, она может и треснуть…

Больше Тейчи ничего не добавил. Отвернувшись, чтобы Боярин не видел душивших его слез, Тейчи угрюмо вышел в ворота. Синие Драконы молча последовали за вожаком. Боярин сплюнул в сердцах.

И тут спохватился, что стоит перед двумя командами и неизвестным количеством туристов как есть голый, всей одежды — поставленный этим чертовым Тейчи фонарь под глазом… Да еще меч в руке. Зябко и стыдно стало Боярину. Он устало махнул рукой дружине, чтобы наводили порядок, пересек двор и стал подниматься по ступеням.

Ступени штормтрапа раскачивались. Лесник больно ударился о борт коленом, но чувств не показал, а только резвее заработал конечностями. Вскоре его старания увенчались успехом: треклятая веревочная лесенка закончилась. Встречавшие увидели над бортом остриженную очень коротко круглую голову — а потом и сам Лесник оказался на палубе "Стальной розы".

Навстречу ему единым слитным движением шагнул почетный караул: старший помощник, старший артиллерист, командир первой мачты и двое гигантов-марсовых с обнаженными абордажными палашами на плечах. Офицеры и матросы были в одинаковых белых рубахах, черных кожаных штанах, каждый при парадной шейной косынке, на поясе у каждого неизменный матросский нож. Волосы у всех светлые, выгоревшие. Лица, как положено морским волкам, суровые и обветренные.

И весь караул босиком.

Лесник гордо выпрямился во весь свой средний рост. Как бы невзначай продемонстрировал встречающим пустые руки. Его игровая одежда состояла из бутылочно-зеленой куртки, подпоясанной черным кожаным поясом — почти таким же, как у моряков почетного караула. Куртка была выпущена поверх широких штанов цвета темной травы. Штаны, в свою очередь, имели напуск на высокие лесные ботинки из бурой кожи. Камзол сидел на Леснике плотно, и в шнурованной горловине можно было углядеть только белую нательную рубашку, но никак не припрятанное оружие.

Старший помощник остался удовлетворен осмотром. Особенного подвоха на переговорах от Лесника он и не ждал — команда леса Фангорн, которой управлял Лесник, славилась как раз честностью. Но береженого Бог бережет. Поэтому старший помощник еще несколько секунд обшаривал Лесника взглядом, прежде чем склониться в приветственном поклоне.

— Капитан ждет Вас. Прошу пожаловать за мной, — хриплым голосом пригласил старпом. Вся процессия с подобающей случаю неспешностью прошествовала по шканцам к распахнутым дверям кормовой надстройки. Лесник впервые оказался на легендарном флагмане команды винджаммеров, то бишь "выжимателей ветра", и теперь вертел головой по сторонам, рассматривая корабль.

"Стальной розой" именовался четырехмачтовый барк длиной около ста тридцати метров — насколько Лесник мог доверять своему глазомеру. Большинство винджаммеров в погоне за скоростью делали верхние палубы совершенно гладкими и тем сводили к минимуму лобовое сопротивление своих кораблей. Наперекор общему мнению, "Стальная роза" имела по носу баковую надстройку высотой один этаж, в корме такую же надстройку — ют. Вдоль центральной оси корабля, от бака до самого юта, была устроена открытая галерея, поднятая на толстых гладких столбах до такой высоты, чтобы ее деревянный настил приходился вровень с верхом надстроек. Пространства под настилом хватало, чтобы даже рослый человек мог встать и свободно поднять руки над головой. Ширина галереи составляла метров шесть. Блестящие стволы мачт пронизывали ее сквозь нарочно оставленные отверстия и уходили в пасмурное сегодня небо. И круглые вырезы для мачт, и края галереи заботливо ограждались доходящими до груди взрослому человеку частыми решетками в ромбик, по верху которых тускло блестели полированные стальные перила.

Приготовляясь к переговорам, Лесник справлялся о корабле и капитане. Из собранных сведений следовало, что "Стальная роза" никогда не спускает флаг Игры, почему и участвует в игровых баталиях с пиратами чаще любого другого корабля. А неигровой бизнес большинства крупных кораблей Арды основан на туристах. Умница капитан сложил оба фактора и постарался удовлетворить интерес к абордажам так, чтобы пассажиры могли все хорошо рассмотреть, но не боялись затеряться в азартной толпе поединщиков. Капитан просто выделил для зрителей отдельный уровень — эту самую галерею — куда заблаговременно приглашал охотников полюбоваться очередным боем. Опыт оказался удачен и приобрел популярность. На сегодняшний день три из четырех новых больших парусников Арды строились именно с обзорными галереями по всей длине.

О скорости капитан "Стальной розы" тоже не забыл. Нарушив некоторые пропорции корабельной архитектуры, он сделал мачты чуть повыше, а реи чуть пошире общепринятых — благо, новые материалы имели достаточную для этого прочность. "Стальная роза" несла паруса ощутимо большей площади, чем другие барки того же водоизмещения. Выученный экипаж так хорошо управлялся с кораблем, что в самый сильный ветер мог твердо надеяться на свое искусство и почти не убирал парусов. В итоге даже надстройки и прогулочная галерея не снижали скорости корабля-легенды.

Выбирая союзника, Лесник попал в самую точку: именно с этим умным и хладнокровным капитаном, именно с его отчаянно смелым экипажем следовало договариваться о том авантюрном предприятии, ради которого лидер команды Фангорнского леса и обратился к команде винджаммеров.

Капитан "Стальной розы" Ливия Харт приняла Лесника в салоне. Выйдя из-за стола, она сделала полагавшиеся по протоколу три шага навстречу гостю, и Лесник смог увидеть, что Ливия одета так же, как ее офицеры. Только не босиком, а в черных высоких сапогах. На палубе сапоги не нужны; плавать в них вовсе невозможно — словом, обувь Ливии наверняка являлась данью этикету.

Но начался разговор гораздо проще, чем Лесник мог предполагать. Ливия приветственно кивнула, поправила упавшие на лицо иссиня-черные волосы и отбросила церемонии энергичным жестом в сторону кожаного дивана:

— Садитесь, джентльмены. Поговорим… Караулу присмотреть за шлюпкой уважаемого гостя.

Марсовые разом повернулись и вышли. Офицеры подождали, пока уважаемый гость выберет место, и разместились на всякий случай вокруг него. Ливия уселась прямо на стол вполоборота к пришельцу; ухоженные пальцы капитана неожиданно резко скомкали блестящую, из хорошего льна, скатерть.

Лесник произнес подобающее случаю приветствие. Похвалил наряд Ливии Харт и вовремя удержал чуть не сорвавшийся с языка рискованный комплимент ее фигуре. Потом перешел к делу:

— Как Вам должно быть известно, Фангорн предпринял попытку объединения всех игровых команд между Мглистым хребтом и рекой Андуин Великий в одно государство. Единственный, кто успешно сопротивляется этому — наш с Вами старый знакомец. Король Роланд из Уникорна. Он умело вербует новичков и собрал великолепно вымуштрованные войска. Уже третий месяц мы не можем победить его в открытом сражении. Союзники Роланда многочисленны, но их силы нам по зубам. А вот с Уникорном мы не справляемся. — Лесник опустил голову. Потом взял себя в руки, опять посмотрел в ореховые глаза Ливии и продолжил:

— Буду откровенен: мы рассчитываем на хитрость. Мы просим винджаммеров, среди которых Ваше влияние наибольшее, скрытно перебросить наши игровые отряды на берег Андуина, между Эмин Майл и Осгилиатом. Выйдя Роланду в тыл, мы сможем зажать его между молотом и наковальней.

— Вы говорите так прямо… — задумалась Ливия — Не боитесь подвоха?

— От Вас?! — вскричал привставший Лесник, — От Королевы Побережья?

Чтобы скрыть глаза, Ливия принялась рассматривать пол салона. Рука ее машинально разглаживала смятую скатерть. Лесник опустился обратно на диван и терпеливо ждал. Офицеры, успокоенные движением посетителя, тоже слегка расслабились, но бдительности не теряли. Как-никак, скромно сидящий на диване Лесник походами и переговорами уже собрал под свои знамена добрую треть Игры. Слухи, объяснявшие внезапный интерес Лесника к завоеваниям его разводом с Валькирией, дела не меняли.

Поначалу Фангорнский лес заключил союз со своим северо-восточным соседом — Роханом. Сразу за этим объединенные силы Лесника и Всадника Роханского вторглись в местность, именуемую Бельтан, воспользовавшись тем, что обитавшие там игроки не имели хорошего лидера. Лавовые холмы Бельтана располагались между Фангорном и Лиссом; город Уникорн находился прямо на север от них. Жители холмов дрались ожесточенно, но разрознено, их поражение никого не удивило. Когда игровые битвы в холмах отгремели, король Роланд посмотрел на своего северного соседа и увидел союзного Леснику Всадника Роханского. Владыка Уникорна посмотрел на юг — там догорал покоренный Лесником и Всадником Бельтан. А ведь прямо на западе рыцарское государство и без того имело общую границу с Фангорнским лесом! Роланд понял, что промедление обойдется ему дорого. Собрав свой Орден, король отважно вторгся в чащобы, рассчитывая отыскать и захватить столицу Лесника, пока тот сражается на чужой земле. Роланд надеялся, что удар по связям созданной Лесником федерации развалит последнюю; сам Лесник будет вынужден вернуться на защиту своей столицы, а его союзники разбегутся, либо начнут колебаться — и тогда Роланд разобьет их поодиночке. Лесник же, узнав о походе Роланда, наоборот, рванулся к Уникорну — самый известный город Игры не надо было искать в глухих лесах. Тут уже пришлось разворачиваться обратно самому королю.

Блестящая доспехами орденская колонна и пестрая армия Фангорна сошлись на высоком берегу Онтавы. До вечера над рекой лязгали мечи и хрустели копья; закованная в броню пехота Ордена утюгом прессовала кипящие яростью ряды Лесника. Был момент, когда армия Фангорна могла надеяться только на сокрушительную атаку конной лавины — на знаменитых всадников Ристании. Но Лесник с Всадником Роханским, коротко переглянувшись, отказались от страшного замысла. Будь сражение настоящим, конный таран раздавил бы орденцев и разметал по полю изломанные тела; но в том и была соль, что битва проходила по Игре. А кони шуток не понимают. Игрового и истинного врага лошадь стопчет одинаково — даже если наездник и захочет соблюсти правила, даже если игровое оружие не коснется тела. Поэтому о таранном ударе конницы пришлось забыть. Всадники Ристании смогли только вертеться вокруг железного каре Ордена и изо всех сил осыпать его стрелами; как и следовало ожидать, этого оказалось недостаточно. Роланд устоял. К вечеру Орден взял поле. Правда, из Игры на несколько недель вышло так много лучших бойцов, что повторить поход по лесам король не отважился, и даже не смог преследовать побежденных. Но это не помешало реконструкторам считать битву у Красного Берега истинным и заслуженным триумфом.

Интерес к Игре взлетел до неба; оттуда в самом скором времени на Арду валом повалили шаттлы туристов, желающих принять участие, "вкусить запаха боя", как на полном серьезе писали некоторые из них в анкетах паспортно-визовой службы. Следом за туристами космопорт Арды заполнили насмотревшиеся новостей хирурги и костоправы, предполагавшие на поле столь ожесточенного сражения собрать обильный урожай пациентов. Увы, правила игровых боев и технология изготовления игрового оружия, щитов и доспехов оказались столь совершенны, что после самой великой битвы Арды взаправдашних переломов насчитали всего около сотни на шесть тысяч участников.

Следующий игровой сезон Всадник и Лесник провели на Севере. То ли плащом и кинжалом, то ли пером и шпагой — Всадник пустил в дело весь свой дипломатический талант, но убедил индейцев, что союз с ним выгоднее даже самой многообещающей партизанской войны. Тем временем к федерации примкнули гномы Гимли Изенгардского. Всю зиму Гимли, Лесник, Всадник, индейцы и жители лавовых холмов о чем-то сговаривались; но никто не догадывался пока, о чем именно. Роланд лихорадочно собирал силы и развернул среди туристов и новопоселенцев широчайшую рекламную кампанию, представляя свой Уникорн последним оплотом света и порядка, со всех сторон окруженным морем диких лесных варваров. Король Роланд желал превратить Уникорн в лучший игровой город планеты, и так преуспел в своих стараниях, что теперь один успешно сдерживал всю империю Фангорна. Люди, привлеченные возможностью поиграть в войну, на которой тебя совершенно точно не убьют, вступали в Орден чуть ли не еженедельно.

Параллельно с Игрой города и поселки занимались своими обыкновенными делами: в Изенгарде плавили и тесали камень, на равнинах Рохана возились с лошадьми, в дикой глуши Фангорна выводили невиданных зверей, в Уникорне торжественно открыли первый на планете трамвайный завод. Блестящие вагончики охотно покупал тот же Гимли для своего Изенгарда.

И вот теперь начиналась новая игровая весна. Лесник прибыл на "Стальную розу", рассчитывая прибавить к большому круговороту еще и Побережье. Лидер Фангорна сидел на кожаном диване и терпеливо дожидался, пока Ливия Харт ответит на его предложение.

Да, приглашение ввязаться в игру было заманчивым — но и рискованным, как большинство заманчивых приглашений. Офицеры ждали с плохо сдерживаемым азартом. Командир первой мачты уже бормотал про себя аргументы, которые он изложит капитану, когда Ливия примется обсуждать замысел Лесника с экипажем.

Наконец Ливия Харт оторвалась от созерцания собственных сапог, но повела себя опять неожиданно:

— Я совсем-совсем не понимаю тебя, Лесник — заговорила она тихим голоском обиженной девочки. — Все-таки от Первой Посадки пять лет прошло… Мы все отстроились, с едой и одеждой проблем уже нет. Основатель даже свои агрегаты успешно перевез. Скоро и первые кристаллы пойдут… А ты по-прежнему вкладываешь душу в одну только Игру. — тут капитан "Стальной розы" выпрямилась и глянула Леснику прямо в карие глаза:

— Мне не нравится, — резко сказала Ливия Харт — Что ты вымещаешь в Игре свою обиду на бросившую тебя Валькирию. По-моему, жизненные проблемы в Игру тащить никоим образом нельзя. Я придерживаюсь той точки зрения, что Игра и жизнь не должны быть связаны вообще никак. С Роландом у меня немирье именно на этой почве, а не потому, что соседи. Я ему доказываю, что зря он пытается привить своим горожанам такое же поведение, которое было у его любимых рыцарей Храма — все хорошо в свое время, а время рыцарских орденов осталось далеко за кормой. Роланд же вообще никак не мотивирует свою линию, но гнет ее с таким упорством, что мне глядеть на него страшно… А теперь еще ты туда же?! — Ливия гневно хлопнула по столу ладонью.

— Ты хочешь сказать, что не дашь мне кораблей? — переспросил Лесник и немедленно контратаковал:

— А как же твои рассуждения, что жизнь не равна Игре? По Игре винджаммерам выгоден союз с Фангорном, а не с Роландом… В Игре Уникорн противник Побережья. Если ты сейчас мне откажешь, это будет значить, что как раз ты и тащишь жизнь в Игру, срывая чисто игровые переговоры из-за личной антипатии ко мне. — Лесник помолчал и продолжил очень мягким, ласково-уговаривающим тоном:

— Если тебе неприятен я, то придет любой другой посланник — по твоему выбору. Фангорну и Побережью крайне выгодно объединиться.

— Подожди, Лесник! — Ливия упорно не желала принимать тон собеседника. — Не пытайся меня отвлечь на обиду. Личная антипатия, придумаешь же такое! Ответь мне серьезно. И предупреждаю тебя: пока не услышу голос твоего сердца, решения ты от меня не дождешься, хоть корни здесь выпусти!

Лесник подобрался и ответил голосом глубоким и звучным, куда более приятным, чем сухой официальный тенор, которым он начинал переговоры:

— Мне кажется, что Игра как раз дает очень удачную возможность разрядить жизненные проблемы так, чтобы не создавать окружающим настоящих неприятностей. Выплеснуть обиду, злость, агрессию в разрешенных рамках. Как пар из чайника: можно прижать крышку и терпеть, пока не взорвется, а можно понемногу травить через носик. Вот Игра для меня как раз этот самый носик. Школа жизненных проблем, самый близкий к настоящему тренажер…

Заинтересованные офицеры шумно перевели дух. Ливия Харт возмутилась:

— Категорически не согласна! — и еще раз огрела ладонью ни в чем не повинный стол.

— Не дашь кораблей? — быстро уточнил гость, делая отчаянную попытку перевести разговор в Игру.

— Да оставь ты свои корабли! — Ливия соскочила со столешницы, подбежала к Леснику и встала перед ним, упершись тяжелым взглядом:

— Ты же всем остальным Игру ломаешь своей разрядкой! Власти тебе, видишь ли, захотелось… Не стыдно? Игра, Лесник, тебе успокоения не принесет, потому как понарошку она. Понарошку смерть, понарошку бой.

— Ты еще скажи, что подлость бывает отдельно игровая и отдельно обыкновенная! — рассвирепел Лесник.

Ливия Харт подбоченилась:

— Хорошо, что я женщина! Не обязана быть последовательной занудой. Да, я с тобой согласна, и подлость знаю только одного сорта. И что с того? Не тащат в Игру настоящую смерть, и подлость туда настоящую я не потащу! И ты тоже, насколько я тебя знаю!

Лесник неожиданно поднялся; моряки по обе стороны от него настороженно вскинулись на ноги и приготовились защищать капитана. Лесник понял их беспокойство. Он быстрым жестом снял через голову изящную цепь с болтавшимся на ней игровым паспортом. Прибор был упрятан в искусственно выращенный изумруд величиной с хороший кулак — постаралась команда Мастера, морийские гномы. Этот самый красавец паспорт Лесник вручил старпому, бестрепетно доверяя свою игровую судьбу рукам морского офицера. Пока тот разглядывал камень и поражался смелости гостя, Лесник сгреб в охапку Ливию Харт и звонко расцеловал ее в обе щеки — капитан не успела даже взвизгнуть. Потом Лесник вежливо усадил Королеву Побережья на стол, очень серьезно поклонился ей, поблагодарил отрывисто:

— Спасибо огромное! Ты молодец! — неуловимым движением изъял у старпома свой изумруд, еще раз наклонил голову, прощаясь уже с офицерами — и вышел вон. Слова Ливии Харт определенно расшевелили что-то в самой глубине души Лесника, но из Игры гость все же не выпал. А раз так, то "Стальной розе" надлежало проводить визитера со всеми должными почестями. И опамятовавшийся старпом выскочил вслед — распорядиться почетным караулом.

Караул сменялся.

Внутренние переходы большой крепости наполнялись скрипом кожи и лязгом металла. На стенах и у ворот старательно занимали места часовые в кольчугах и открытых шлемах. Стучали о каменный пол длинными копьями. Готовились убивать время. Цепочка сменившихся с постов медленно втягивалась в цитадель. Пехотинцы предвкушали возможность расстегнуть ремни, вытянуть ноги и расслабить натруженную тяжестью доспехов спину.

Высоко над всей этой суетой, не тронутые ни пылью, ни усталостью, плыли в лучах вечернего солнца два развернутых ветром флага. Правый — обычно белый, а в этот миг цвета заката, перечеркнутый темно-кровавой искрой летящего драконьего силуэта — флаг города Уникорн, флаг короля Роланда. И левый — известный всей планете флаг Игры.

Крота вели по подвесным мостикам, указывали дорогу на закрученные по часовой стрелке лестницы, приглашали в украшенные статуями и резьбой аркады. Рыжий вечерний свет причудливо переплетался с выступами стен, запрыгивал в ниши, слепил через внезапно открывавшиеся за поворотами витражные окна, и тогда Крот с ног до головы покрывался разноцветными квадратиками. Наконец, путешествие сквозь Дом Серебряного Единорога завершилось. Крот и сопровождавший его сенешаль оказались высоко над городом, на полукруглом балконе с каменным парапетом до пояса и бойницами в полу. Сенешаль попросил обождать немного: король-де сейчас выйдет — и нырнул обратно в переход.

Посмотрев вокруг, Крот едва справился с головокружением.

Солнце еще высоко над Мглистым хребтом, светит как раз из-за спины. Башня под балконом уходит метров на тридцать вниз, и там начинается большая городская площадь. А на площади, похоже разыгрывают партию в шахматы: слева и справа торжественно выступают два отряда по шестнадцать человек. Восемь с каждой стороны обряжены пешками, прочие — соответствующими фигурами. Пешки в простых открытых шлемах с нащечниками и в кольчугах — точь-в-точь часовые на стенах. Белые пешки с небольшими треугольными щитами и мечами длиной в руку; щиты черных пешек прямоугольные, высотой по грудь, а вот мечи, наоборот, короче локтя. Ладьи — четыре богатыря в полных латах с длинными и широкими двуручными мечами-спадонами. Офицеры снаряжены как пешки, но шлемы у них высокие, и над каждым пышный плюмаж должного цвета. Вместо щитов и мечей офицеры вооружены копьями или алебардами — с высоты десяти этажей не больно-то разглядишь тип наконечника. Кони обыграны смешнее всего: пара человек друг на друге. У "наездников" рыцарские длинные копья с конусами для защиты рук, глухие шлемы с узенькими смотровыми щелочками. "Кони" пытаются вскидывать копытами, но с восьмидесятикилограммовым грузом даже у назначенных лошадьми силачей получается так себе. Ладьи, кони, офицеры, снаряжены в обоих отрядах одинаково и разнятся лишь цветом накидок. А вот ферзи резко отличаются. Белый ферзь — до глаз закованный здоровяк с двумя мечами. Мечи такой же длины, как у белых пешек, то есть в руку каждый. Черный ферзь — среднего роста боец в кожаном доспехе с заклепками, опирается на посох. Короли опять похожие: пышные одежды; из доспехов только кирасы; маленькие парадные топорики-рынды. Различаются лишь цветом беретов и перьев.

Тем временем пешки снуют туда-сюда, посыпая площадь белым речным песком из пластиковых пакетов с аккуратно отрезанными уголками. Появляется сетка линий. Черные клетки оставляют черными; белые слегка присыпают тем же песком. Внизу уже лежит тень от башни, и там, где белый песок разметки попадает в нее, линии начинают едва заметно светиться — очевидно, подмешан какой-то люминофор.

Нарастает напряжение: вокруг импровизированной доски собираются зрители. Туристы — их на Арде почему-то прозвали паладинами — да и горожан немало. Вот оба короля тыкают в неразличимые с высоты кнопки на своих игровых паспортах, очевидно, обращаясь к главному серверу Игры. Наконец, наступает долгожданный момент, когда над каждым бойцом игровой сервер возжигает голограмму. Белые сияют снежночистыми нимбами, над черными клубится багровая тьма.

Красиво!

Крот восхищенно хлопнул в ладоши.

— Нравится? — спросил неслышно подошедший из-за спины Роланд.

Бургомистр станции Эмин Майл обернулся и приветствовал короля низким поклоном. Потом честно признал:

— Впечатляет. Паладины, должно быть, с ума сходят.

— Приятно, когда хвалят. — Роланд качнул головой и отбросил за спину волосы, настоящую львиную гриву. "А сердечко-то у его величества слабовато", — подумал вдруг Крот. — "Недаром и синие мешки под глазами на бледном-бледном лице." Между тем король Уникорна прошелся туда-назад по полукруглому балкону, потом оперся бедром о парапет и пригласил Крота:

— Что ж, рассказывайте свое дело.

Крот вспомнил, как учился вести переговоры, и начал с описания существующего положения:

— Два года назад мы закончили строить каналы на левом — восточном — берегу Андуина. Поля, созданные нашим городом Эмин Майл, дают третью часть всего урожая Северо-запада. Кроме того, продуманная сеть каналов позволила нам завести речное сообщение, и не строить трасс для пыльного громыхающего наземного транспорта.

Роланд заинтересованно слушал, пока не подавая признаков скуки, и Крот перешел к следующей части — к потенциальным возможностям. Вообще-то по учебнику вторым пунктом шло перечисление проблем, но в данном вопросе проблем Крот как раз и не видел.

— Во владениях города Уникорн есть территория, лежащая между Андуином и Онтавой, на которой также можно провести удачный канал. Речь пойдет только об одном канале, не об оросительной сети. — предупредил Крот, и включил подготовленную заранее рельефную голографическую карту.

— Посмотрите на красные отметки, — попросил бургомистр Эмин Майла. Король подошел ближе, пристально разглядывая местность, в которой Андуин сворачивал круто на восток и примерно сорок километров тек параллельно Онтаве. Потом Андуин снова возвращался к своему генеральному курсу с севера на юг, пробегал еще километров двадцать — до Ивовой Скалы, где и впадала в него Онтава. Место, где Андуин делал первый поворот, было помечено красным треугольником вершиной вниз. От метки прямо на юг, как если бы Андуин не сворачивал, тянулась красная пунктирная линия, упиравшаяся в Онтаву. Роланд отнюдь не был глуп, а потому сразу же задал такой вопрос:

— Консультировались ли Вы у Синих Драконов в Ига-рю по поводу предполагаемой трассы канала? Ведь экологическое равновесие штука крайне тонкая, это даже я понимаю!

— О, конечно, справлялся. — заверил Крот, сверкнув глубоко посаженными глазами-бусинками. — Более того, они-то и посоветовали провести канал по правому — западному — берегу. По их мнению, это улучшит сток Андуина, и позволит избавить Осгилиат от непредсказуемых паводков. Раньше нам представлялось, что выгоднее расширяться на северо-восток, в сторону Роси и Лихолесья. Но имитационная модель Тейчи показала, что распространение системы каналов в ту сторону может вызвать засоление земель…

— Короче, вы можете двигаться только на юг — Роланд ухватил суть. Король не стал даже задавать вопроса, зачем вообще команде Эмин Майл куда-то двигаться, почему не сидеть тихонько на том, что уже есть. Каждое поселение помимо игровой специализации имело профессию, которая кормила его. Гномы Мглистого хребта, например, строили великолепные дороги, мосты, вообще большинство зданий и сооружений на планете. Рейнджеры Шервудского леса зарабатывали устройством сафари. По какому поводу почти каждый месяц их крепко пинал экологический центр, основанный Тейчи примерно через год после памятной многим ссоры Синих Драконов с Боярином. Лисс, Харлонд, Эккор и Одесса, помимо рыбной ловли и подводных ферм, организовывали туристские круизы и перевозили пшеницу вокруг всего Северо-запада — от устья Андуина до лесистых фиордов Норэгра, где уже начинались земли викингов.

А станция Эмин Майл занималась землеустроением. Команда Крота приходила на голые бурые откосы или в дикий лес, рыла каналы, перевозила с места на место миллионы тонн земли, заказывала Леснику в Фангорне семена и саженцы, укрепляла верхний почвенный слой, укладывала в дно каналов километры полиэтиленовой гидроизоляции, покупала у гномов тысячи притертых друг к другу плит каменной облицовки, возводила мосты, водосливы, шлюзные ворота — и происходило чудо. Бурые равнины покрывались садами, подпирали небо терриконами груш, яблок, черешни. Расчистки посреди холодной тайги Ангмара начинали исправно рожать пшеницу и кормовые грибы. Подводные фермы Побережья приносили столько морской капусты, что ламантины Ламантин — морской ручной зверь, внешностью вылитый тюлень. объедались и жирели на глазах. Менять землю стало смыслом существования для станции Эмин Майл. Роланд, не мысливший себя вне Игры, прекрасно понимал Крота. И надеялся, что Крот точно так же поймет его.

— Ваш смысл жизни — изменение. Смысл жизни моего города — служить образцом, эталоном Игры для всей планеты. — обозначил свои исходные позиции Роланд. — Прошу Вас понять, что наши интересы здесь вступают в противоречие. Ваш канал нарушит сложившийся рельеф и разобьет гармонию Игровой территории Уникорна. Не думаю, что смогу порадовать Вас разрешением на постройку этого канала.

Не ожидавший отказа Крот отшатнулся к парапету и машинально глянул вниз. Шахматная партия там была уже в самом разгаре: белая пешка азартно наскакивала на черного ферзя, тот ловко уворачивался, отбиваясь посохом. Голограммы над обоими бойцами успели потускнеть: игровой сервер честно отмечал полученные каждым попадания и сообразно уменьшал яркость нимбов. Зрители орали, черные и белые подбадривали бойцов ритмичными ударами в щит, топаньем, хлопками, кто-то заливисто свистел. Крот отклонился обратно на балкон — звук отрезало.

— Здесь конус молчания — вежливо пояснил король. — Ни мы их не слышим, ни они нас… Послушай, Крот! Давай напрямую: тебе очень нужен этот канал?

— Да, конечно!

— Извини. У тебя есть принципы, но и у меня тоже. Меня не сделали королем, я стал им сам. Помнишь, мы все сидели у огня, когда Тень первый раз пришел? Вижу, что помнишь. Тогда мы были другими, правда? Ничего этого, — король повел рукой над городом Уникорн и над своим замком — не было, и мы мечтали. Уже тогда я считал, что Игра важнее всего. В конце концов, сафари и натуральная пища есть на многих других новооткрытых колониях, а Игра только у нас.

— Но ведь жизнь важнее! — воскликнул Крот. — Игра игрой, а канал-то останется для людей и через сотни лет, когда тут вообще неизвестно что происходить будет!

— Вся наша жизнь — игра! — запальчиво возразил Роланд. — Все люди в ней актеры. У них есть выходы, уходы. Семь действий в пьесе той: ребенок, юноша, любовник, солдат, отец, мудрец, покойник… Шекспир великолепен в свете этого заката, неужели ты не видишь? Каналы строили и будут строить, а такое реализовать, как мы придумали, никому даже в голову не придет еще лет пятьсот. Много от кого останутся на Арде дома и мосты, но запах и ощущение Игры — только наше, Крот, пойми же!

Крот насупился, но быстро раздумал ссориться. В конце концов, можно провести канал между Андуином и Серебрянкой — Всадник Роханский на ножах с Роландом, а потому стоит намекнуть ему, что Роланд не хочет канала, тогда Всадник наверняка разрешить построить его у себя. Но эффект будет совсем не тот. И проектировать придется опять с нуля, и геологоразведку заказывать гномам, и снова ехать к Тейчи в Ига-рю за экологией… Так что, прежде, чем запускать колесо по новой, стоит попробовать договориться с Роландом. Кроме того, неплохо бы и доспорить что важнее: игра — или все-таки жизнь. Только надо подготовиться получше. Запастись аргументами, продумать тактику, варианты прикинуть.

— Хорошо! — согласился Крот. — Сегодня я не стану упорствовать. Но ты не возражаешь против моей попытки переубедить тебя еще раз? Например…

— Не раньше пятницы, — быстро вставил Роланд. — Я уеду по делам… Ну, давай руку!

Собеседники распрощались. Роланд ушел первым; Крот еще несколько секунд постоял, затем последовал за королем. На лестнице уже ожидал сенешаль, сопроводивший Крота к выходу знакомыми галереями и колоннадами. Но в этот раз Крот не обратил никакого внимания на грозную красоту плавно погружающейся в сумрак крепости. Довольно скоро он покинул Дом Единорога, а потом, пришпоривая коня, покинул и сам город Уникорн. Крот не хотел признаваться самому себе, что обижен и расстроен.

— Обижен и расстроен! — фыркнула жена Крота, когда тот, вместо обычной беготни с сыновьями, уселся в кресло и устроился перед экраном, подобрав ноги. — Опять будешь лечиться своим антиквариатом?

Крот дернулся; Иволга немедленно это заметила:

— Не сердись. Ну пошутила неудачно… Роланд отказал тебе вчера вечером?

— Да.

— За последний месяц ты три раза пытался получить у него разрешение на постройку канала, и он все время отказывал?

— Да!

Жена решила сменить тему:

— Ладно; и пес с ним… Можно вопрос?

— Да?

— Вот ты сейчас смотришь мультфильм "Наш сосед Тотору", так?

Крот насторожился и ответил коротко, явно опасаясь подвоха:

— Смотрю. Успокаивает. Очень оптимистичный.

— Когда ты еще только за мной ухаживал, — вздохнула жена, — Мне казалось, что сильные мужчины смотрят непременно боевики… Почему у тебя любимый фильм не "Звездная пыль"? Если уж ты хочешь непременно древности, то почему не "Великолепная семерка" или "Крадущийся тигр, затаившийся дракон"? Не "Семь самураев" или "Тень воина"? Почему детская сказка?

Крот задумался; морщины над его переносицей понемногу разглаживались — чего Иволга и добивалась. Наконец, Крот попытался объяснить, и заговорил уже куда более теплым тоном:

— Наверное, потому, что мне пришлось видеть несколько настоящих схваток. После них редко какие съемки впечатляют. Мне случалось рубиться на Игре, потом я, конечно, с интересом смотрел видеоархив. Честное слово, это выглядело правдивее, чем большинство сценических боев, поставленных и отрепетированных. А может, мне просто хочется глотнуть бесхитростной детской радости, как будто горячего сладкого чая: согревает. А может… — и вдруг сообразил: — Ты нарочно задала вопрос, чтобы меня развеселить!

Иволга согласно кивнула и хихикнула:

— Конечно! Ну, досматривай, я иду детей купать.

Крот проводил ее взглядом и понял, что душа уже в порядке. Выключив проектор, он с легким сердцем отправился во двор — снять высохшие простыни. Выйдя за порог, Крот прежде всего посмотрел на стелющуюся по земле дрожащую тень, как он подумал сначала — от облака. Потом бургомистр Эмин Майла поднял голову к вечернему небу и увидел величественно плывущий в нем диск грузового дирижабля.

Дирижабль был огромен. Конечно, все они велики — но "Тень ворона" даже среди своих собратьев по цеху выделялась величиной и грузоподъемностью. Как-никак, каждый рейс "Тень ворона" поднимала пятьсот тонн отборного зерна. А если командир корабля всю дорогу собирался любоваться землей и поэтому подниматься выше двух тысяч метров не требовалось, можно было без особого напряжения засыпать и тысячу тонн — места в трюмах хватало.

Дирижабли появились на Арде в самый первый год ее освоения. Тогда строили повсюду и помногу. Сложные заводские агрегаты чаще всего не помещались ни на один колесный транспортер и не могли доставляться ни шаттлами, ни лихтерами — первые требовали для посадки просторную твердую площадку, вторые поднимали всего-навсего сто тонн. Острая нужда в перевозках негабаритных тяжестей и вызвала к жизни целую эскадру рукотворных облаков. Дирижабли поднимали груз любой формы и объема, потому что перевозили его на внешней подвеске. Дирижабли совершенно не нуждались в посадочной площадке — как, впрочем, и во взлетной. Они могли подать станок или прибор весом до тысячи тонн в любую точку стройки и опустить его на приготовленные фундаменты с сантиметровой точностью — этого не в силах сделать ни один наземный кран. Все наземные краны ограничены длиной стрелы; должны беспокоиться о том, чтобы вес на крюке не опрокинул их самих; требуют места для собственных опор, колес или рельсов. Наконец, сами строительные краны не всегда удавалось затащить в такие глухие места, куда первопоселенцев заносила прихоть — словом, в доставке тяжелых объемных грузов дирижаблям не было равных.

"Тень ворона" поучаствовала практически во всех крупных стройках. Чаще всего приходилось монтировать перегонные колонны или ректификаторы химических комбинатов. Рядом с каждым городом всегда воздвигались ротоклоны для очистки технических и сточных вод. В портах Побережья случалось устанавливать отлитые из диабаза блоки волноломов и фундаменты маяков. Вес блоков литейщики нарочно доводили до семисот тонн, чтобы те не поддавались свирепым зимним штормам.

Однако все хорошее когда-нибудь кончается; и вскоре после того, как Основатель Александр Валле перевез к должному месту свои технологические линии по производству знаменитых кристаллов, крупные стройки Арды понемногу сошли на нет. Казавшиеся столь выгодными пассажирские перевозки давно и прочно захватили корабли — большинство поселений Арды не зря выстраивалось у рек и заливов. Кроме того, на новооткрытой планете людей вообще не очень много, а уж таких, которым нужно постоянно летать одним и тем же маршрутом, вовсе капля в море. Возить по двадцати пассажиров на дирижабле, способном поднять в воздух небольшой дом? Выручки от подобных рейсов едва хватало на портовые сборы. Дирижабли немного поболтались без дела, перебиваясь туристическими круизами и случайными фрахтами, а потом уверенно потеснили морские корабли на рынке насыпных грузов.

В тот день, когда Крот вышел во двор за просохшим бельем, "Тень ворона" везла шестьсот сорок две тонны отборной пшеницы, которыми загрузилась на воздухоплавательной станции Эмин Майл. Собственно, Крот был первым, кто оценил перспективы летучих грузовиков. Его городок начали уважительно именовать "Станция Эмин Майл" именно после того, как здесь выстроили первый на планете удобный причал для гигантских управляемых аэростатов. Еще на Станции собрали такой погрузочный транспортер, что сто тонн насыпного груза пересыпались в брюхо привязанного к мачте гиганта примерно за час. А кто думает, что семь часов — слишком много на погрузку шестисот сорока тонн, пусть сам попробует поднять хотя бы тонну на высоту тридцати метров. То есть, примерно на десятый этаж.

Ближе тридцати метров "Тень Ворона" не могла подойти к земле. Ибо, как мы уже сказали, дирижабль был огромен. Диаметр его дисковидной оболочки составлял ни много, ни мало — пятьсот двенадцать метров. Между нижней и верхней обшивками исполинской линзы в самой высокой ее части, то есть по центру, могла запросто встать какая-нибудь шестнадцатиэтажка — "Тень ворона" имела в высоту шестьдесят и четыре метра. От нижней пилотской кабины до венчавшего конструкцию прозрачного купола обсерватории ходили два лифта — обычный и грузовой, перевозивший целую тонну. Мало ли, потребуется двигатель сменить или поднимать материалы для ремонта. Из-за размеров дирижабль никогда не разворачивался в обычном смысле этого слова. "Тень ворона" могла летать и боком, и хвостом вперед, и вообще как угодно. Для этого дирижабль и выстроили в форме симметричной на все стороны света линзы. Только поворачивай, куда надо, каплю пилотской кабины в нижней точке центральной оси, да регулируй направление тяги пропеллеров, которыми дирижабль обвешан по окружности. Ито не вручную, а через хитрую автоматику.

На Старой Земле даже самые знаменитые дирижабли древности, несмотря на свою величину, всегда оставались игрушками ветра — по причине огромной парусности и слабой прочности материалов, из которых были сделаны. Но с тех времен прошло несчетное множество лет. Появились новые сверхпрочные ткани и металлы для оболочек и каркасов. Изобрели эффективные солнечные батареи, чтобы не возить с собой десятки тонн горючего. Раскрыли секрет производства мощных безотказных электродвигателей и надежных быстрых компьютеров для облегчения маневров. Освоили видеокамеры, позволяющие, не отходя от штурвала, заглядывать гигантскому дирижаблю за спину. Наладили синтез негорючего подъемного газа. Но самое главное — научились забрасывать на орбиту спутники погоды, исправно отражавшие состояние атмосферы прямо на трехмерную карту в командирской рубке. Экипаж "Тени ворона" всегда знал, какова погода впереди по курсу, следует ли убегать от шторма, обходить грозовой фронт, готовиться к встрече снежного шквала — или можно спокойно плыть себе дальше.

Команда "Тени ворона" состояла из двенадцати девушек. Мужчин в экипаж не принимали принципиально; выходившие замуж оставляли полеты. На их место Валькирия набирала новых стажерок. Довольно скоро новеньких, так же как и выбывших, привыкали звать валькириями — по имени командира и по небесному их ремеслу. Получалось так нарочно или случайно, но красотой с экипажем валькирий могла поспорить единственно команда дриад, которая, по слухам, недавно завелась в Фангорнском лесу. Только с дриадами пока мало кто сталкивался, а "Тень ворона" возила зерно от крупных сельскохозяйственных областей, как Эмин Майл или Юго-западный зерновой пояс, в такие же крупные индустриальные районы: Железный Кряж, Раздол, Изенгард — почему и находилась у всех на виду. Мужчины всей планеты не раз провожали "Тень ворона" тщательно скрытым вздохом, и никого такое их поведение не удивляло. В глазах валькирий, помимо обычного набора душевных движений, который легко опишет каждый влюбленный, частенько отражалось что-то совершенно необычное, для чего порой даже слов не находилось.

Неземное.

Бургомистр Эмин Майла знал это лучше многих: его жена, Иволга Корона, почти два года летала с Валькирией над обитаемым миром. Крот познакомился с Иволгой как раз на церемонии открытия воздухоплавательной станции Эмин Майл. Поэтому Крот проводил небесный тихоход взглядом, полным благодарности.

Взгляд, который бросила на Крота Валькирия, был равнодушным. Девушка сидела в рубке и рассеяно смотрела вниз, пока дирижабль неторопливо взбирался на нужную высоту. Не первый раз Валькирия везла пшеницу от Станции Эмин Майл до Изенгарда, и прекрасно знала, на каком уровне в это время года дует устойчивый попутный ветер.

Слева от командира в штурманском кресле разместилась безбилетная пассажирка — Саша Ночь. Склонив голову к левому плечу, Ночь расчесывала длинные черные волосы, только что вымытые в корабельном душе. Экипаж "Тени ворона" заправлял душ чистейшей дождевой водой, которая для волос полезнее любой косметики. Саша Ночь гордилась своей шевелюрой и не упустила случая напроситься в гости, имея в виду убить трех зайцев: с комфортом добраться до Изенгарда, побаловать волосы мягкой водой, и наговориться всласть. Валькирия охотно согласилась: девушки давно не виделись, новостей ожидалось целое море. А за перемыванием косточек всем знакомым и незнакомым время проходит куда быстрее, чем за разглядыванием давно изученного пейзажа.

Так вот и вышло, что штурман получила неожиданный подарок четырьмя часами отдыха, а Ночь сушила косы в ее кресле и слушала, о чем рассказывает подруга.

Валькирия сердилась.

— Лесник и твой Роланд в детстве не наигрались, вот и лезут друг на друга, — выговаривала она. Крот, Мастер и Гимли — серьезные люди, города строят. А в Леснике я разочаровалась — его бы энергию в Игре, да на мирные цели!

Саша Ночь не обиделась, но возразила с живостью:

— А зато каждый год туристов валом, и вот стажеры появляются, а все потому, что всего остального полно на других планетах, а Игра только у нас. И вообще это здорово: за день намахаешься мечом или сутки в седле, усталость-то настоящая! Самооценку повышает, дает отдушину для самореализации. По-моему, Роланд здорово придумал. У него и костюмы замечательные, и крепости из камня, все такое достоверное. Полный эффект погружения, игровая столица. А у Лесника ристалище вообще на земле рисуют!

Валькирия фыркнула:

— Зато на турнирах Лесника не нужно вещи сторожить!

Ночь опять не обиделась.

— Ну понятно, — ответила она, — Все население леса Фангорн, в лучшем случае, тысяч пять. Знают друг друга давно, кто же станет воровать… Не то, что у нас — одних горожан тридцать семь тысяч, плюс почти пять тысяч туристов каждый год. Да что Уникорн! Зерновому поясу — Анлат, Одесса, Харлонд — пришлось вообще настоящую полицию завести.

— И что, — изумилась Валькирия, — Завели?

— Ага, — грустно кивнула Саша Ночь, перекладывая волосы на правое плечо. — Полмесяца назад. Участки построили, шерифы с этими дурацкими звездочками ходят… — и безо всякого перехода огорошила подругу следующим вопросом:

— Ты же Лесника бросила! А теперь будто его защищаешь?

— Одно другому не мешает! — отрезала Валькирия, — И вообще он козел и зануда!

Тут уже несогласно фыркнула Саша Ночь:

— Твоему теперешнему даже до него — как до Луны пешком. Ты — и не могла найти себе кого-нибудь получше, чем этот несчастный Волк!

Валькирия глянула на часы. Потянулась и поднялась из кресла.

— Знаешь что? — сказала она, — Сейчас придет смена… Поедем на самый верх, в обсерваторию, чай пить. Приглашаю! Сейчас самый закат; а вид с верхней точки здесь такой… — Валькирия восхищенно зажмурилась. — Если ты не онемеешь от восторга, то сможешь безнаказанно язвить дальше…А искать, как ты говоришь, кого-нибудь? Мне? — Валькирия презрительно двинула плечами и закончила разговор:

— Вот еще! Пусть сам меня ищет!

Поиски оказались недолгими. Довольно скоро Изабелла вышла на широкую улицу с трамвайной разметкой. Вагона дожидаться не стала: указанное ей место находилось уже близко, быстрее было дойти пешком. Миновала несколько деревьев, и заметила, что они растут из нарочно оставленных в тротуаре каменных колодцев, бортики которых поднимались примерно на высоту верха ботинка — если бы Изабелла носила ботинки. Даже сейчас, в середине марта, на дне колодцев кое-где можно было углядеть снег, но девушка не заглядывала внутрь. Увлекшись чтением вывесок и поиском среди них нужной, Изабелла больше не обращала внимания ни на высоту бортиков, ни на гладкие фасады кремового цвета, ни на маячившую в конце улицы громаду Ратуши.

Изабелла быстро достигла цели. Невысокий трехэтажный домик, прямо у калитки табличка: "Ответственный за въезд и выезд на Арду". Миленько! Ни тебе "Министерство", ни "Департамент", ни хотя бы "Комитет" или "Служба"… В конце-то концов, никакой разницы для Изабеллы не было. Кто бы ни выдал ей нужные документы, главное — чтобы они действовали на поверхности планеты.

Распахнув деревянную дверь, Изабелла вошла в просторный холл, освещенный тремя широкими и высокими окнами. Два из них помещались слева от входа, одно — справа. У правой стены находилась неизменная конторка, рядом стойка с компьютерным экраном. Вместо привычных присутственным местам скамеек или сидений, по комнате вольготно разбрелся небольшой табунок разномастных стульев. На одном из стульев спиной к двери сидел грузный седоголовый мужчина в сером плаще; даже с пяти шагов Изабелла слышала, как он сопит и недовольно ворчит вполголоса.

За конторкой, вполоборота к входящим, что-то сосредоточенно писал молодой человек лет двадцати пяти-тридцати. Высотой он не выделялся, но не был и низкорослым. Волосы неопределенно-серого цвета, аккуратно подстриженные над ушами, на затылке были собраны в три коротких хвоста. Изабелла оценила чистоту и ухоженность волос и почувствовала симпатию к парню. По крайней мере, не неряха.

Больше в широком холле с белыми стенами не было ни людей, ни мебели, что наполняло каждого входящего легкостью и ощущением прохлады. В самый раз для жаркого августовского дня, но и для середины марта тоже неплохо.

— Здравствуйте, — прозвенела Изабелла самым примерным и вежливым голоском. — Извините, Вы не подскажете, где можно видеть ответственного за въезд и выезд… Я правильно говорю?

Сидевший на стуле мужчина обернулся, коротко глянул на гостью, буркнул что-то неразборчивое, махнув рукой в сторону конторки. Человек за конторкой повернулся лицом к вошедшей — и расплылся в улыбке.

Узнал.

— Госпожа Изабелла? Не ошибаюсь? — скорее утвердительно, чем вопросительно, осведомился парень. Глядя, с какой легкостью он скользнул между стульями, помог девушке снять плащ, аккуратно свернул его и уложил на одно из свободных сидений, хмурый посетитель заворчал еще сердитее.

— Не ошибаетесь, господин Красильщик… — усаживаясь, подтвердила гостья. Поначалу ее обманула треххвостая прическа, но вблизи узнать ответственного оказалось нетрудно. Как-никак, Сэпли встречал и провожал большинство туристических групп и многих одиночек. За что и именовался — наполовину в шутку, наполовину всерьез — Мастером Привратником Арды. Во время наплыва Привратнику помогала его команда, но ранняя весна не считалась туристическим сезоном. Сегодня Сэпли управлялся с немногими посетителями в одиночку.

— Минуточку, пожалуйста, — Красильщик улыбнулся еще шире, вернулся к конторке и вытащил один из ее бесчисленных ящиков. Там открылся зев сканера, куда Красильщик и отправил исписанный лист. Затем Привратник развернулся всем телом к недовольному пожилому господину и вежливо попросил его обождать буквально две минуты: документы вот-вот выйдут из печати. Господин удовлетворенно вздохнул и наконец-то перестал бурчать. Красильщик опять улыбнулся во все тридцать два, на этот раз наиболее искренне, и облегченно шлепнулся на стул в двух шагах от Изабеллы.

— Итак, Вы решились остаться на стажировку, — обратился он к гостье в своей обычной манере полувопроса-полуутверждения. — Я рад. Вас не затруднит рассказать хотя бы коротко, где Вы побывали и что видели? Но более всего меня интересует, конечно, что именно побудило Вас к столь смелому шагу?

Девушке всегда приятно слышать, как ее поступок кто-нибудь называет смелым. Особенно, если это делает молодой симпатичный парень, к тому же, улыбающийся с искренней радостью. Изабелла улыбнулась в ответ и принялась живописать свой вояж по планете так увлеченно, и восхищалась увиденным так ярко, что пожилой господин не выдержал.

— Гхм! — сказал он громко, в то же время разворачиваясь лицом к беседе. Стул под ним скрежетнул по полу всеми четырьмя копытами. Изабелла слегка сконфуженно умолкла. Красильщик не произнес ничего, но его глаза сузились. Он-то знал, с каким делом сидел тут ворчливый посетитель, и уже предполагал, что тот может сказать.

И седоголовый мужчина подтвердил все опасения. Начав издалека, он представился профессором Звездной Академии ближайшей соседки Арды — планеты Дайсон. По словам профессора, студенты его исторического факультета, посетившие Арду несколько времени тому назад, нарисовали столь привлекательную картину и так на все лады расхваливали охватившее планету увлечение историей, что профессор немедля решил посмотреть на все собственными глазами.

Тут академик сделал паузу и внимательно оглядел слушателей. Изабелле было интересно. Красильщик ничего не говорил, но улыбался по-прежнему вежливо. Профессор сокрушенно опустил голову и продолжил рассказ. Действительность убила почтенного академика наповал. Оказалось, что большинство так называемых исторических реконструкций с точки зрения большой науки совершенное шарлатанство, ибо реконструкторы пользуются материалами, произведенными по современным технологиям, и обрабатывают их современными же инструментами — что неизбежно придает всем изготавливаемым ими вещам совершенно иные вид и свойства, чем было на самом деле. Профессор даже попытался привести в пример разницу между европейской и индийской кольчугами и объяснить, что в Древней Европе кольчужные кольца обязательно заклепывались или заваривались, иначе довольно некачественная сталь Европы не могла защитить воина. Индийские же кольчуги, напротив, выполнялись из простых согнутых колец — металл был достаточно хорош, и держал удар без утомительного заклепывания каждого колечка. А ведь колечек в средних размеров кольчуге ни много, ни мало — от пятнадцати до тридцати тысяч, смотря какой частоты плетение. Профессор возмущенно заявил, что с таким подходом к делу, когда один, например, костюм составляется из предметов, надерганных по всем временам, планетам и культурам, реконструкторы — даже наилучшие из них, которыми все считают жителей Уникорна — ничего толкового не добьются, и для большой науки все их усилия навек останутся несерьезными игрушками.

Тут Красильщик резко поднялся и профессор умолк — Изабелле показалось, испуганно. Но Красильщик, по-прежнему широко улыбаясь, не произнося ничего, прошествовал к своей конторке, извлек из ее недр какие-то бумаги и все так же вежливо протянул их суровому критику. Очевидно, это и были ожидаемые документы. Седой профессор обрадовано схватил их и далее говорил, уже подчеркивая слова резкими взмахами руки, отчего зажатая в пальцах бумага жалобно шелестела. Он яростно обрушился на "правило пяти шагов", пользуясь которым, большинство участников Игры подбирало себе костюм. Согласно правилу, если с дистанции в пять шагов игровой наряд не отличался от образца, то он и считался исторически верным. Для ревнителя чистой науки правило "пяти шагов" выглядело просто-таки кощунством, о чем профессор тоже не преминул вспомнить.

Опасаясь чересчур затянуть речь, академик поспешил объясниться. По его мнению, общество проявляет свой уровень во всем, чем бы ни занималось. Следовательно, если на Арде плохо воссоздают историю, то почему он, профессиональный историк, должен думать, что и остальные стороны жизни на Арде организованы хорошо? И профессор наконец-то предъявил претензии, на которые, по мнению Изабеллы, Привратник Арды просто обязан был ответить.

— Вы не должны игнорировать обучение детей — заявил профессор, — Иначе Ваши наследники вырастут куда более глупыми, некультурными и грязными, чем Вы сами. А школ и хороших дошкольных учреждений я тут что-то не наблюдаю. Это раз. Потом, пока средний возраст колонистов тридцать лет или около того, нет большой нужды во врачах. Поэтому немного и врачей, все они главным образом по крупным городам. Это два. Вот-с, Вы воссоздаете средневековье; а знаете ли Вы, какая тогда была детская смертность? Думаю, мало кто из Ваших детей выживет, если Вам в самом деле удастся возродить на этой планете столь любимый Вами средневековый мир! Да ведь по глухим углам у Вас до сих пор даже электричество не удосужились наладить — а через полгода десятилетний юбилей Первой Посадки!

Изабелла вздрогнула. Седой историк попал в самую точку. Что бы там ни говорили мужчины, рожать женщины предпочитают в тепле и уюте. Распространение людей по планете сдерживалось именно сосредоточением хороших школ и нормальных больниц в самых крупных городах, вокруг столицы. Если Сэпли не хотел, чтобы неожиданный критик вовсе отговорил Изабеллу от попытки поселиться на Арде, он обязан был возразить.

Привратник ответил внятным холодным голосом, которым чиновники дают посетителям неприятные для себя объяснения:

— Господин профессор! Вы правы во многом, но не в главном. На нашей планете средневековье не воссоздают. Арда — обычная планета, с обычными для большинства молодых колоний проблемами, на которой в средние века всего лишь играют. Можно взять примером бразильские карнавалы на Старой Земле. Четко разделяется Игра и не игра. Как будто понарошку, но со временем переросло в серьезную индустрию, которую так любят серьезные люди… О, не сочтите за издевку… — тут Сэпли умолк и призадумался.

В этот миг Привратнику было не до опасений, что Изабелла может испугаться, забрать документы и улететь восвояси. Красильщик заново переживал все упреки, какие ему приходилось выслушивать в этом самом зале за то немалое время, пока он принимал и провожал людей. Замечания проходящего визитера, пусть внимательного, и умного, как этот профессор истории, Привратника почти не расстраивали. Свои всегда больней лупят; куда неприятнее вспоминался второй год колонизации. Тогда случилась неожиданно суровая и длинная зима, два человека в лесу замерзли насмерть: не знали, что на холоде ни в коем случае нельзя засыпать. А может и знали из книжек, да шкурой не прочувствовали. Вспомнил Красильщик, как плюнул ему в лицо дожидавшийся шаттла Торкве из Ноттингема, как собственная команда Красильщика назвала Сэпли плохим капитаном, а сам проект колонии глупым, ошибочным и неудачным. И едва заикнулся Красильщик — помнят ли его друзья бесконечное, распахнутое в вечность, счастье, переполнявшее всех в день Первой Посадки? — вылилось в ответ столько грязи, да такой гадостной, что Сэпли навсегда зарекся лечить худшее лучшим: худшего не выправишь, только лучшее испачкаешь. Той весной, помимо Торкве Ноттингемского, Красильщик с болью в сердце проводил к шаттлам добрую половину собственной группы, и от пережитого не скоро оправился…

Сэпли очнулся и вынырнул из воспоминаний. Несколько секунд он и отбывающий историк безмолвно смотрели друг на друга. Затем, убедившись, что Привратник в спор не вступает, а все документы оформлены, профессор решил, что делать тут больше нечего. Если девчонка остается — что ж, в молодые годы меньше всего любят прислушиваться даже к хорошим советам, а не то что менять свое решение под впечатлением сколь угодно убедительной речи незнакомого старика. Историк попрощался, покинул присутственное место, и гордо зашлепал по весенним лужицам. Профессор направлялся в космопорт Осгилиата, чтобы вечерним шаттлом улететь к зенитной прыжковой точке звездной системы. Там шаттл пристыкуется к Т-кораблю, на котором профессор истории окончательно покинет так разочаровавшую его Арду.

Проводив гостя, Привратник испустил вздох облегчения и извинился перед Изабеллой за непредвиденную задержку. Он пригласил ее пересесть ближе, поместился за конторкой, и принялся быстро заполнять бланки. Буквально через пару минут Изабелла получила на руки страховое свидетельство, а медицинскую карту она еще раньше оформила у портового врача. Оставалось самое волнующее.

Игровой паспорт.

Привратник заглянул на невидимую Изабелле сторону тумбочки, и двумя руками с очевидным усилием поднял оттуда строгий темно-коричневый деревянный ларец длиной и шириной примерно в локоть, высотой же полторы ладони. Привратник поместил окованный железными полосами ящик посередине конторки и полез в боковой карман брюк. Извлек тяжелый бороздчатый ключ и положил его на верхнюю крышку конторки рядом с ларцом. Потом достал откуда-то черный шелковый платок, который расстелил на свободной поверхности крышки.

Закончив приготовления, Сэпли уселся на стул и посмотрел на Изабеллу с наивозможной серьезностью.

— Предупреждаю Вас о последней возможности отказаться от стажировки, — произнес он полагающуюся регламентом фразу.

— Вот еще! — фыркнула Изабелла. — Начнем скорее, прошу Вас!

Не говоря больше ни слова, Привратник подошел к ларцу, с хрустом вогнал ключ в замок, крепко повернул его и откинул крышку. Вынул овальный медальон из серебристого металла, холодного даже на взгляд. Медальон мог легко поместиться в маленькой ладошке Изабеллы, толщина его едва достигала сантиметра, скругленный край по всему периметру светился ровным зеленым светом. Все выглядело именно так, как девушка заказывала две недели назад, в день подачи заявления.

Сэпли расправил прикрепленную к медальону цепочку; гостья незаметно для себя поднялась со стула и наклонила голову. Привратник медленно надел цепочку ей на шею и поправил сбившийся кружевной воротник.

Потом просиял, отступил на два шага и, радостно хлопнув в ладоши, торжественно возгласил:

— Добро пожаловать в Средиземье!

Изабелла выпрямилась и несколько времени привыкала к весу медальона. Красильщик, снова перейдя на свой излюбленный тон, уточнил:

— Судя по тому, что никто из знакомых мне лидеров не пришел рекомендовать Вас, Вы еще не выбрали команду для стажировки?

— Выбрала, но пока туда не обращалась. — ответила Изабелла. Прежде, чем девушка успела продолжить, Сэпли прервал ее жестом:

— Попробую угадать… Так… Плащ теплый, крепкий и в данной ситуации совершенно ни о чем не говорящий… Льняная рубаха; черный бархатный камзол, вышивка серебром, кружевной воротник и манжеты. Совершенно очевидно, что Ваша команда не маскируется, следовательно, исключаем дриад и вообще все лесные поселения. Хм, кто бы это мог быть? Уникорн вряд ли: уж больно много народу туда сейчас кинулось, Вы же явно предпочитаете создавать моду, а не следовать ей… С головным убором можно было бы сказать точнее, но сейчас март, и Вы обходитесь теплым капюшоном плаща… Хм… Брюки и высокие мягкие сапоги с отворотами… Можно ездить верхом. Если бы не кружевной воротник, мог быть Каленардон, он же Мустангрим, она же Ристания, ну то есть команда Всадника Роханского. Что остается? Мощеная улица… Или палуба! Да, палуба большого корабля!

— Точно. — кивнула Изабелла, ощутив, как медальон скользнул по груди. — Вы угадали. Я скажу Вам, какой корабль. Но вначале несколько вопросов, можно?

— Прошу Вас.

— Срок моей стажировки, по закону, шесть месяцев. Я должна провести их в какой-нибудь команде Игры. Если, предположим, меня как бы убьют, и я выйду из Игры на предусмотренные тем же законом две недели, эти четырнадцать дней мне зачтутся?

— Да, безусловно. Скажу Вам больше: капитан Вашей игровой команды имеет право зачесть всю стажировку даже за один день — но для этого придется совершить подвиг.

— Игровой?

— Простите? — удивился Привратник — У нас имитируется многое; но чувства-то в Игре все равно настоящие. Следовательно, подвиг потребует от Вас полностью настоящего прыжка выше головы.

Изабелла задумалась, потом тряхнула головой:

— Хорошо, я поняла. Теперь — как работает игровое оружие? Мне уже несколько раз объясняли, а я так и не пойму: разве возможно, чтобы один и тот же предмет мог пробить стальной щит и нисколько не повредить прикрытое им тело?

Вместо ответа Сэпли выволок откуда-то широкий разбойничий нож и от души стукнул им по сундуку. На оковке возникла отчетливо видимая зарубка. Потом Сэпли замахнулся и изо всех сил рубанул самого себя по второй руке. Изабелла в ужасе вскрикнула и отшатнулась, но Привратник остался невредим. У самой кожи нож превратился в темно-синее колышущееся облако. Сэпли отодвинул нож от руки; тот восстановил прежнюю форму и твердость.

— А как это все работает, я и сам не знаю, — немного виновато сказал Красильщик, убирая нож. — Легат и Мастер получили патент на технологию. Сведущие люди говорили мне, что их изобретение ценится почти так же высоко, как кристаллы Основателя…

Привратник свернул и спрятал не пригодившийся черный шелковый платок. Покачал на ладони медальон Изабеллы и попросил ее обратить внимание на прибор:

— Взгляните сюда: ободок светится зеленым. Это признак новичка, он откроет Вам все двери. В последние годы новичков так мало, что любой сочтет за честь Вам помочь. У опытных игроков свечение синее, а интенсивность зависит не столько от времени, проведенного в Игре, сколько от заслуг. Все награды, которые капитан команды впишет на Ваш счет, игровой сервер немедленно отразит изменением яркости… Что еще? Наверное, стоит предупредить особо, что даже если Вы выключите медальон случайно, вернуться в Игру ранее двух недель все равно не получится. Это страховка от злоупотреблений. Входить в Игру следует обдуманно, и выходить так же. Считается невежливым суетливо прыгать из одного состояния в другое… С людьми, паспорт которых светится ярко-красным, не задирайтесь: как правило, это победители серьезных фехтовальных состязаний. Ну, наверное, хватит наставлений. Куда Вы пойдете сейчас?

— Я хотела бы попасть в экипаж Ливии Харт. Раз уж новичкам принято помогать, то не подскажете ли Вы, где можно отыскать легендарного капитана? О рекомендациях и просить не смею.

— И правильно, кстати — Ливия терпеть не может тех, кого ей рекомендуют. Поэтому никаких ручательств от меня Вы не получите. Но зато я направлю Вас в оружейный магазин, владелец которого может подсказать, где найти капитана "Стальной Розы".

Изабелла оживилась. Мастер Привратник Арды наверняка знал простой и быстрый способ найти Ливию Харт. Но идти по следу куда интереснее. Посещать оружейников все равно придется. Так пусть будут все зайцы сразу — на то и Игра!

— У Вас найдется листок? — поинтересовался Сэпли. — Записывайте: Южный Тракт, сорок восемь. Такой большущий дом с резными львами на входе. Добираться — отсюда на трамвай и до Речного порта. От причалов пешком один квартал к западу; магазин весьма известный, виден издалека, любой покажет.

Продиктовав адрес, Красильщик подал девушке плащ и вежливо проводил ее до калитки. Постоял, наблюдая, как Изабелла садится в трамвай. Сделал шаг на улицу — и окаменел. Сердце Привратника словно бы сжали холодные когти; почему-то померещился факел белого пламени — в точности, как его собственная горелка для вжигания цветного стекла в камень. Откуда-то послышалось странное бульканье, словно нечто плавилось или кипело. Сэпли ошеломленно мотнул головой и попятился во дворик, где долго сидел на скамейке, ожидая, пока боль утихнет. Потом вернулся в здание, опасливо прислушиваясь к ощущениям, но чем дальше от проклятого места, тем, казалось, легче было двигаться. Вскоре Сэпли привел мысли и чувства в относительный порядок. Непонятное и болезненное видение встревожило его; Красильщик достал свой старый мешочек с рунами. Вымыв и тщательно вытерев руки, Красильщик развязал мешок, четко задумал вопрос: "Что я видел только что у ворот? Что это было?" — и левой рукой вытащил руну.

На ладони оказался символ, напоминающий человека с воздетыми к небу руками, но перевернутый; Красильщик долго соображал, где же он видел такое раньше.

Потом вспомнил: на могильных камнях, рядом с датой.

Обратная Альгиз.

Нарушение защиты.

Смерть.

Красильщик еще некоторое время посидел бездумно; размышлять не хотелось. Как ни уважал руны Сэпли из Лорбанери, а все же не поверил, что судьба уже определила день и час, когда он рухнет на камни перед недокрашеной калиткой собственного дома. Стряхнув, наконец, мрачное бездействие, Сэпли вынул из конторки микрофон, заказал подключение и подождал немного, пока спутник выловит нужного адресата. Потом заговорил:

— Здравствуй, Ливия… Да… Нормально дела. Слушай: сегодня я направил к тебе одного человека… Нет, не рекомендую: знаю, что не любишь… Ну, кто он — конечно же, секрет. Стажер. Да… Удачи! — и на этом отключился.

Время неумолимо катилось к полудню.

Полдень застал Изабеллу прямо перед описанным крыльцом с резными львами. Крыльцо, зеркальные витрины и прозрачная дверь магазина выглядели вполне обыкновенно; если бы не подвешенный прямо над входом двуручный меч, девушка и не подумала бы, что здесь торгуют оружием.

"Меч Максена" — прочитала Изабелла на вывеске. Ну что ж! Она взбежала по шершавым ступеням, резко потянула на себя дверную ручку — и едва не опрокинулась. Дверь оказалась неожиданно легкой; за ней широко распахнулся торговый зал. Волосы и плащ Изабеллы подняло теплым потоком воздушной завесы.

Девушка вошла и осмотрелась. Обычных прилавков она не увидела. Копья, мечи, алебарды, луки всевозможных форм и размеров, тщательно рассортированные, размещались здесь в особых стойках. Там и сям между стойками открывались арочные проходы в другие залы; многочисленные покупатели сравнивали, взвешивали, примеривали к руке, осматривали, вертели так и эдак грозно блестящую боевую сталь.

Изабелла уже знала, что все оружие с длинным деревянным древком обязательно должно храниться либо строго вертикально, либо лежащим на сплошной плоскости, чтобы сохранить прямизну. Прислоненное к стене или уложенное на колышки, деревянное древко рано или поздно непременно прогнется между точками опоры. Человек на корточках, сосредоточенно катавший по гладкому полу выбранный шест, проверял именно правильность его формы. Над человеком стоял приказчик, и, оживленно жестикулируя, убеждал дотошного покупателя, что в "Мече Максена" найдется буквально все и на любой вкус, не будь этот самый Максен знаменитейшим римским императором.

— Есть даже один завалящийся танк для Вас! — поймала Изабелла обрывок его восхищенной речи.

Сбоку к девушке подошел еще один приказчик в фирменном коричневом костюме, начищенных туфлях, белой рубашке и при галстуке. Приветствовав посетительницу коротким поклоном, опытный торговец одним взглядом оценил ее наряд, отметил для себя включенный паспорт Игры и сделал приглашающий жест в сторону стойки с разнообразными шпагами.

— Простите, — Изабелла вежливо отклонила приглашение. — Мне нужно не боевое оружие.

— Игровое? — осведомился торговец.

— Тренировочное, — объяснила Изабелла. — Резина, дерево, пластик. Я хочу учиться с самого начала и по всем правилам.

Торговец соображал быстро. Игровое оружие никогда не касается кожи. На этом стоит вся боевая система Игры. Неудивительно, что большинство туристов, охотно посещающих разнообразные фехтовальные школы Осгилиата, занимаются именно на игровом оружии. Ошибка, которая в реальном бою непоправимо покалечит, в бою на игровом оружии не поставит даже синяка.

Не причинит боли.

Отсутствие боли одновременно хорошо и плохо. Чем хорошо — понятно. Чем плохо — тоже понятно. Тело не участвует в обучении, подсознание не хранит в памяти болевых вспышек, карающих за каждое неверное движение. В итоге получается человек, помнящий удары, защиты, финты и приемы не телом, а одной лишь головой.

Плохой фехтовальщик.

Но мало кто хочет тратить силы и время на обучение по полной программе. Мало кто согласится начинать с имитаторов. Они, хоть и резиновые, синяки оставляют будь здоров. Так что, если эта девчонка выдержит хотя бы год у того же Брагола, Норвежца или Боярина, ей будет чем гордиться.

Торговец принял решение. Он уважал все настоящее, непоказное. Неизвестно, хватит ли у гостьи решимости дойти до цели, но желание ее правильное, а потому нужно предложить что-нибудь истинно хорошее. И он поклонился гораздо ниже, чем в прошлый раз. Спросил, как зовут гостью; Изабелла назвалась. Сам он так и не представился, что девушка нашла невежливым.

Продавец пригласил Изабеллу проследовать за ним в широкую арку без дверей, отделанную матовым стеклом. В самый момент, когда Изабелла проходила под сводом, скрытые в арке лампы полыхнули неистовым зеленым светом и сотворили совершенно нездешний мир. Вспышка была столь же короткой, сколь и яростной. Торговец не выказал ни малейшего изумления; его спутнице оставалось лишь гадать, на что и почему отреагировал скрытый в проходе сканер.

Девушка и продавец вступили в небольшой квадратный зал, где напротив входа обнаружился большой стол, а за столом обширный румяный толстяк средних лет, поднявшийся и поклонившийся гостям. Приказчик представил его как Веланда Кузнеца, владельца магазина. Затем отрекомендовал Изабеллу — как одного из немногих посетителей, желающих учиться фехтованию на самом деле, а не понарошку.

Кузнец понимающе кивнул, быстро, внимательно и необидно рассмотрел гостью, потом попросил ее приложить руку к мерной ленте на стене и встать на весы. Приказчик списал полученные цифры в блокнотик и молча отошел к стене.

— Медицинскую карту листать не будем, — пробормотал Кузнец. — Зеленый свет загорается, когда под аркой проходит человек, которому достаточно здоровья для владения тем, что мы продаем в этой комнате… Кстати, не секрет, куда Вы собираетесь попасть? — поинтересовался он. — К Вашему костюму годится, например, шпага. Но шпаги бывают очень-очень разные; было бы желательно знать точнее, собираетесь Вы ездить верхом, или делать что-нибудь иное.

Изабелла ответила:

— Я хочу попасть в экипаж корабля, на Побережье.

— О, тогда шпага будет не трехгранная, а плоская, не только для уколов, но и для ударов. Что-то близкое к ранним широколезвийным палашам… Так, а гарда чашевидная и с крюком: абордажи будут обязательно, надо же чем-то цепляться за борт… По той же причине не слишком длинная: на борту, как правило, тесно.

При этих словах он махнул рукой приказчику и вдвоем с ним выволок из-под своего стола внушительных размеров коробку, в отделениях которой подошедшая Изабелла увидела шесть имитаторов из гибкой прочной резины.

— Вот лучшее, что я могу предложить для избранной Вами эпохи. — похвастался Веланд, вынимая обеими руками по клинку. И добавил:

— Здесь три пары, чуть-чуть разные по длине и по весу. В каждой двойке палаши совершенно одинаковые. Выберите одну пару, на первые полгода Вам хватит. Рано или поздно Вы их истреплете; тогда приходите еще. Первый месяц будет очень тяжелым, но бояться этого не нужно. Не стесняйтесь признавать свою слабость, тогда Вы гораздо легче и быстрее укротите ее. Стоят они всего по десятке; но еще не видя Ваших денег, я с радостью открою Вам кредит до тех пор, пока Вы не сможете расплатиться… Я вовсе не щедр, как Вы могли подумать. За последние шесть месяцев Вы первый покупатель, который хочет учиться настоящему делу, а не просто размахивать сверкающей шашкой и чувствовать себя великим воином.

— Раньше было иначе? — спросила Изабелла, уловив в словах Веланда изрядную долю грусти.

— В первые годы после Высадки я торговал куда шире, и магазин мой стоял на главной улице, в квартале от Ратуши. Вы оформлялись у Красильщика, а значит, видели это здание — там такие же львы у входа. Тогда почти никто не начинал с игрового оружия. Подход к обучению был куда серьезнее. Я не уловил момент, когда елочные игрушки получили больший спрос, чем честные боккены Боккен — от соединения японских понятий "Бо" — палка, шест и "кен" — меч. Тренировочный имитатор меча из твердого дерева. Гибкий имитатор из бамбуковых полос называется "синай"., поэтому и потерял изрядную долю рынка. Переезжать сюда было обидно; тем не менее, я выжил. Впрочем, чего я жалуюсь? Двадцать венцов у Вас найдется?

Изабелла порылась в кошельке и вытащила несколько пластиковых купюр с нарисованным на них окном. В порыве вдохновения художник изобразил окно вольно плывущим по голубому небу среди светлых облаков. Блок из четырех тщательно выписанных разноцветных форточек развевался, подобно флагу. Изначально купюра называлась "виндец", но множественное число оказалось настолько неблагозвучным, что довольно быстро слову нашлась замена. Один виндец или венец делился на сто мелких монет — песцов. Вместе с купюрами в ладонь выпали металлические, приятно тяжелые, кругляши, украшенные изображением небольшого зверька. Больше всего легендарный песец напоминал гибрид хорька и вороны: тонкое гибкое тело с птичьими крыльями.

Денег Кузнец запросил гораздо меньше, чем Изабелла собиралась потратить. Видя, что цена не сразила девушку наповал, Веланд повеселел.

— Теперь давайте-ка подберем Вам что-нибудь игровое, — предложил он. — Да такое, чтобы все эти попугаи в блестящих побрякушках просто сдохли от зависти. И я даже знаю, что.

Кузнец распахнул доселе незаметную дверцу в стене. Взял у приказчика блокнотик с весом и длиной руки Изабеллы, сверился с этими цифрами и посмотрел внутрь потайного шкафа.

— Подойдите, пожалуйста, — пригласил он девушку. — Вот этот… Возьмите его, пожалуйста.

Изабелла вытащила предложенный палаш, и обнаружила, что широколезвийным он только называется. На самом деле ширина лезвия была самое большее три пальца; да не толстых, как у Кузнеца, а тонких, как у нее самой. Для облегчения веса вдоль прямого клинка шла ажурная прорезь; глухая чашевидная гарда из простой полированной стали с обещанным крюком закрывала кисть почти полностью, и плавно переходила в защитную дужку над пальцами. Витой черно-красный темляк предназначался для обматывания вокруг запястья, чтобы выбитое оружие не могло улететь за борт. Отдельные части оружия выглядели чрезвычайно просто, а весь палаш целиком производил впечатление сногсшибательное. Стоило Изабелле несколько раз двинуть рукой в разных направлениях, стоило только ощутить точность, с которой повиновалось великолепное оружие, как Изабелла влюбилась в клинок без памяти.

— Беру! — воскликнула она. — Даже если полгода выплачивать придется!

Кузнец немного печально улыбнулся.

— Двести венцов. И еще за ножны, упаковку, ремни набежит около двадцатки. Все равно берете?

Изабелла быстро перелистала купюры: останется полсотни. На дорогу до Лисса…

А, к чертовой бабушке все это!

Изабелла высыпала на столешницу кучку двадцаток и тотчас позабыла о них, разглядывая, как играет на поднятом клинке свет короткого весеннего дня.

Кузнец наблюдал за ней с искренней завистью. Между тем приказчик живо отыскал в шкафу ножны и широкий пояс с перевязью — для игрового меча. Изабелла восхитилась точностью, с которой пояс попал в стиль костюма. Следом на свет появился матерчатый аккуратный чехол — для резиновых имитаторов, и большая непромокаемая сумка из тонкой ткани, чтобы упаковать все это.

Подсчитав итоговую сумму, Веланд снова оживился:

— Вместе с боккенами двести пятьдесят шесть венцов! Вы имеете право на поощрительный приз, как покупатель, потративший за раз более двух с половиной сотен. — и, словно опасаясь, что Изабелла откажется, рывком выкатил ящик стола:

— Выбирайте!

Наклонившись над ящиком, Изабелла увидела в нем аккуратно разложенные ножи. Она бы предпочла получить свою награду адресом Ливии Харт, но огорчать явно гордившегося товаром Кузнеца ей тоже не хотелось. Поэтому она поспешила указать на простенький нож, коричневую деревянную рукоять которого украшала лишь глубокая ромбическая насечка.

— Вот этот, пожалуйста!

Кузнец присвистнул; приказчик подскочил, увидал, что Изабелла выбрала, и ошеломленно посмотрел на нее.

— Что-то не так? — встревожилась девушка.

— О нет! — воскликнули хором хозяин и помощник, — Напротив! — Тут они переглянулись, и приказчик вспомнил о субординации. Он опять отошел к шкафу, в котором наводил порядок.

— Вы выбрали один из Черных Ножей. — слегка смущенно пояснил Кузнец. — Вы не можете отказаться, иначе он обидится. Есть поверье, что Черные Ножи меняют владельцев по собственному желанию.

— Но почему Черный? Ведь ручка коричневая?

Вместо ответа Кузнец выдвинул нож из ножен, и Изабелла увидела совершенно черное лезвие, в котором тонули и свет, и взгляд.

— Вот как… — произнесла пораженная Изабелла в то время, как приказчик быстро привешивал ножны черного клинка к отложенному для нее оружейному поясу.

— Лезвие этого ножа толщиной ровно в один атом. — серьезно сказал Веланд. — Нож режет абсолютно все. Но затачивать его, в отличие от других атомарных ножей, не нужно. Такая конструкция. Секрет я Вам объяснить не могу: я его сам не знаю. В первый год Арды я по случаю купил дюжину этих ножей у Мастера, то есть у гномов Мории. С тех пор я не слышал, повторяли ли они серию. Нож неигровой, то есть перед кожей он не остановится, будьте с ним осторожны…

— А не разорит Вас такой дорогой подарок?

Кузнец ухмыльнулся:

— Я прогорю, если буду разбрасывать товар попусту. Не беспокойтесь, ценность всех предметов в этом ящике точно соответствует правилам магазина. Вы сделали крупный заказ, следовательно, Вам полагается подарок. И нож Вы выбирали сами. Так что без прибыли я не останусь.

— И что же получается, любой человек может вот так просто прийти и выбрать лезвие, которое режет абсолютно все?

Веланд снова посерьезнел:

— Ключевое слово здесь именно "выбрать"… — тут он внезапно растерял всю свою важность и воскликнул:

— Воистину, сегодня великий день! Умоляю Вас, научитесь хорошо фехтовать, раз уж взялись! Более благоприятных знамений для начала пути я не знаю!

— Хорошо, — согласилась девушка, — Но мне нужна Ваша помощь. Я хочу попасть в экипаж Ливии Харт. Красильщик Сэпли, давая мне Ваш адрес, сказал, будто Вы знаете, где ее можно отыскать.

— Что ж, — Кузнец легонько хлопнул в ладоши. — Я с радостью укажу Вам дорогу. Вы выбрали хорошую команду. Сдается мне, Ваше дело того стоит.

— Стоило ли все это затевать вообще? — безнадежно и тускло спросил сам у себя Основатель Арды Александр Валле. — Веришь, Легат, — обратился он к собеседнику, такому же рослому и худому, как пятнадцать лет назад, но уже сильно огрубевшему в чертах лица, — У нас в Раздоле позавчера подрались по пьяни. Стоило ли сдвигать с места столько людей? Да что там люди — ведь мы целую планету подгребли, Легат, и какую! Воздух, луга, леса и моря — и на что мы все это тратим?… На ту же дрянь, которую видели и раньше? Наркотики, полиция, проституция… Мне все время кажется, что я вот-вот проснусь — а надо мной солнце Первой Посадки. Громадное, красное… Знаешь, я тогда понял, почему Лесник ведет себя так, как будто найдя для нас эту планету, он уже все сделал, и теперь может забыть о мелочах…

Легат промолчал и нахмурился. Не так уж часто Основатель заводил жалобы на жизнь, но уж если завел, стало быть, приперло. Основатель продолжал, не обращая внимание на угрюмого Легата:

— Я стал очень трудно работать. Все тяжелее удерживать сосредоточение. Неужели старею? Не в мои же тридцать пять говорить и думать так, как сегодня! Спасаюсь только памятью — как трава пахла в первые дни… Как открывали планету, какие имена давали холмам и рекам, и горам. А теперь все уткнулось в такую до блевотины банальную пьяную драку… И ладно бы, зерновой пояс, где полным-полно недовоспитанных "типа ковбойцев", а то ведь у нас, в Раздоле! Так подумаю-подумаю, да и сам у себя спрашиваю: может, следовало сидеть тихонько, как мышь под веником, спокойно зарабатывать деньги, жить, как все живут, в кредит. Одной рукой квартиру в рассрочку строить, другой в то же время карьеру помаленьку делать…

На последних словах Александра Валле в комнату вошел Тень. Мгновенно оценил ситуацию и понял, что древние в очередной раз оказались правее некуда: уныние воистину один из самых страшных грехов.

Смертный грех.

— Карьеру, Саша, помаленьку не делают, — ровным голосом приступил к спасательной операции Тень. — Думаешь, зря самый сумасшедший конский галоп называется "карьер"? Ты ведь знаешь, что до прихода к тебе я успел поработать в нескольких крупных корпорациях, вот хотя бы дзайбацу "Нетускнеющий свет". Я тебе сейчас в красках опишу, что бы ты получил, пойдя по той дорожке. Для начала ты бы год или два ходил в младших товарищах и забивал голову всякими мелочами, которые нужны только ординарным исполнителям. Тебе все это надо, как в попе дверцы! Вот тогда бы ты затосковал — да не так, как нынче!

Но ты умный и талантливый. В скором времени, как я говорил, годика через два — для крупной системы это все равно, что ничего — сделали бы тебя мелким начальником. О радость! О счастье! — патетически простонал Тень, изображая жестами нечто, куда больше похожее на страх и ужас. — У тебя появилась бы собственная группа, которую нужно организовывать, водить за ручку, давать работу, проверять, как она исполняется, прикрывать собственной головой и еще кой-чем, от начальственных нагоняев — и прочая, и прочая…

Но твоя работоспособность велика, а дебилостойкость поражает воображение. Ты бы успешно реализовывал свои гениальные идеи, зарабатывая корпорации прибыль, а себе в лучшем случае бесплатные билеты на корпоративный курорт… и бесплатное место на корпоративном кладбище… Гораздо более потом. К моменту получения власти, получения возможностей хорошо реализовать собственные идеи, твой запал уже выгорел бы дотла — и на этом конец. Финиш!

Тень осуждающе фыркнул и умолк. Не было нужды перечислять, чего добился Александр Валле на Арде. Собственное предприятие; возможность диктовать условия крупнейшим звездным верфям обитаемой Галактики; доходящее до восторга обожание его персоны — как Основателя колонии. И самое главное — возможность делать то, что считаешь нужным.

Но Валле, как видно, недостаточно даже неслыханной свободы. Ему подавай идеальное общество, без табакокурения и дуракаваляния.

Заговорил, наконец Легат:

— Людей очень трудно переделывать, Вал… Таких, которым любая свежая трава всего лишь повод на ней выпить, очень много там, где мы жили раньше. Ну да, в созданном тобой мире есть куски тьмы — настоящей, поганой. Их мало где нет! Зато того хорошего, что есть у нас на Арде, вообще нигде не найдешь!.. Ты же знаешь, Крот про Первую Посадку даже роман пишет!

— Мне кажется, роман получится довольно скучный, — Тень явно удивился. — Что о нас можно сказать? Вот люди, которые заняты своим делом, им всем от этого хорошо… Сладенькая утопия, разве что жить в ней приятно. Зная Крота, можно предположить, что он выстроит книгу основательно, напишет добротно. Читаться будет с увлечением, а отложишь — и не вспомнишь.

— Была бы утопия, — саркастически хмыкнул Легат, — Не о чем было бы плакать в углу дивана. Нормальная живая жизнь. Где-то минусы, но зато какие плюсы!

Основатель не выдержал:

— Здесь — вопрос веры. До вас дошел слух, что когда Валькирия ушла от Лесника, тот подарил ей на прощание "Тень ворона"?

— "Тень Ворона"?!! — изумился Тень, — Этот гигантский дирижабль?!

— Больше, чем дирижабль, — задумчиво произнес Александр Валле, — Мне как-то случилось лететь с "Тенью" от Изенгарда. Надо видеть бесконечное небо над прозрачным куполом обсерватории, надо слышать, как ровно гудит под напором воздуха каркас, все эти бесчисленные фермы, балочки, стрингеры, растяжки, и что у них есть еще там… Надо выйти под дождь и пить воду, перехваченную на полпути к земле, чтобы прочувствовать доставшийся Валькирии подарок — если дарят судьбу и свободу.

— Недолюбливаю я Валькирию. — признался Тень, — Несмотря на всю ее красоту. Какая-то она чересчур, понимаете? Слишком красивая, слишком правильная. Слишком… — он пошевелил пальцами, не находя нужного слова.

— Да не в Валькирии дело! — воскликнул Черный Ярл, — Легенда может быть и вымышленной насквозь!

— Зачем? — изумились хором Тень и Легат.

— Чтобы проверять людей, понимаешь? Кто-то, услышав такое, скажет с завистью: "А, я так и знал! Она через постель всего добилась!". Кто-то будет вычислять стоимость дирижабля. А знаете, что сказал, например, Всадник Роханский?

— Что же?

— "Если это и неправда, это стоило выдумать!" Мы делаем веру, понимаешь? Кому-то приятно щекотать нервы книжками про войну, бандитов и грязь. А Кроту вот неприятно. Он пытается, как умеет, создать образец света. Поэтому, кстати, и хочет ввести в свой роман легенду о Создателе.

Легенду о Создателе Тень с Легатом знали. Всем казалось неслучайным точное совпадение рельефа Арды с книгой Толкина. Рано или поздно даже туристы приходили к мысли, что кто-то малость передвинул Мглистый хребет и направил русло Андуина в соответствующую книге сторону. Не говоря уж о подозрительно благоприятном климате, составе воздуха, воды и прочих важных свойствах найденной Лесником планеты. Отсюда и возникла легенда, что где-то среди колонистов неузнанным бродит человек, сотворивший Арду из ничего. Создателя периодически усматривали в самых разных людях, но всегда без толку. Строить пригодные для обитания миры — задачка почище суперкристаллов. Целые звездные империи ликуют, когда их правительствам удается всего лишь преобразовать уже существующий шарик во что-нибудь, где можно пройти без скафандра хотя бы пару шагов. Легат, как человек неосведомленный, конечно, мог сказать: "Вот, промышленники из дзайбацу помогают Основателю. Даже планету ему создали". Однако Тень — то есть, агент дзайбацу "Нетускнеющий свет" Ингвар Тодзио, — достоверно знал, что ни его корпорация, ни конкуренты здесь ни при чем.

Пока Легат и Тень вспоминали легенду, пока в очередной раз ломали голову над ее тайной, пока, наконец, опять решили принять удачу как есть, хандра покинула Основателя. Черный Ярл Александр Валле вспомнил, что скоро, в самом деле, десятилетний юбилей Высадки. Пора и праздник готовить!

— Знаете, что, хлопцы! — обратился он к товарищам, — А давайте-ка мы в середине лета… Так, это получается уже через три месяца… Попробуем провернуть один план…

План хитроумного генерала Фудо-ме Синоби исполнялся без излишней поспешности. Той самой весной, когда Арда готовилась шумно отпраздновать десятилетний юбилей Первой Посадки, на планете Луфиен закончилось боевое слаживание Девятнадцатой Ударной Армии Дома Куриту. Госпожа Минни Тауэр все эти десять лет так и проработала в своей комнате, в должности начальника бригады аналитиков. К ней стекалась информация если не обо всех событиях Арды, то о значительной их части. Госпожа Минни Тауэр уже могла объяснить без карт и записей, чем Синие Драконы школы Ига-рю отличаются от таких же почитателей самурайского образа жизни школы Кога-рю. Не путалась, когда получала известие о выступлении армии Роланда на Эмин Майл, и ничуть не удивлялась, узнавая вслед за первым сообщением, что Всадник Роханский, воспользовавшись отсутствием короля, в это время осадил Уникорн. Держала в памяти грузоподъемность самых больших морских и небесных кораблей, имена и прозвания знаменитых капитанов; аккуратно заполняла список перспективных людей второго эшелона, которые могли бы при случае заменить лидеров.

Настал день, когда вся масса знаний о планете Арда оказалась востребована. Штаб Девятнадцатой Армии получил приказ разработать детальный план вторжения. А вместе с планом и предусмотреть меры на тот случай, если соседние с Домом Куриту звездные империи этим вторжением возмутятся. Разработка плана заняла около года; основные его элементы армия старательно изучила на пустынных планетах-полигонах, где никакие любопытные соседи через плечо не заглядывали.

В середине мая командующий Девятнадцатой Ударной Армией, полный генерал Фудо-ме Синоби, открыл итоговое совещание, на котором собирался торжественно зачитать рескрипт Сейи ТайСегуна и назначить точное время начала операции.

За два дня до совещания начальник разведки Девятнадцатой Ударной Армии, господин младший генерал Нгуен Бань, пригласил на доклад своего главного аналитика — госпожу Минни Тауэр. После того, как посетительница уселась, начальник разведки обратился к ней с короткой речью. Он похвалил ее отчет и предложил еще раз обсудить изложенные в нем варианты ведения войны.

Минни Тауэр произнесла подходящие к случаю слова и попыталась унять волнение. Для нее успешный захват Арды и последующая награда за победу означали возможность наконец-то купить себе новое тело. Неудивительно, что госпожа главный аналитик ночей не спала, разрабатывая свой собственный план получения контроля над колонией Александра Валле. Но выкладывать козыри на стол Минни не спешила, а потому начала с обсуждения первого, самого простого, и до сих пор наиболее удачного, способа что-нибудь захватить.

Согласно этому способу, поначалу следовало высадить на Арду небольшую банду мародеров. Вторым ходом доблестные войска Великого Дома спасут планету, а третьим возьмут ее под чуткую неусыпную защиту. Надежность способа не вызывала сомнений ни у начальника разведки, ни у его главного аналитика. Но трехходовка годилась только в мирах с маленькой обитаемой территорией. На обширной планете земного типа, которой являлась Арда, небольшая банда просто растворится в местном населении. А послать крупный отряд означало показать всем и каждому, кто истинный виновник заварухи — банды большими не бывают. Кроме того, мародеры могли попортить чего-нибудь сгоряча, например, повредить те же драгоценные технологические линии Александра Валле. Заводы кристаллов всего год, как вышли на проектную мощность. Исполняя обещание, Основатель исправно торговал своими планками памяти со всей Внутренней Сферой, никому не отказывая и ни у кого не интересуясь происхождением денег. Если бы в ходе боев производство кристаллов понесло урон, вся война тотчас потеряла бы смысл. Кроме того, следовало учитывать и пристальное внимание к Арде других Великих Домов. Например, спасительницей Арды в любой момент могла оказаться Императрица Катарина Дэвион-Штайнер, опередив в этом Дом Куриту. А вырывать кость из глотки Дома Штайнеров совсем не то, что подобрать ее на улице.

Итак, начальник разведки и главный аналитик согласно отбросили вариант с мародерами.

Следующим в отчете значилось предложение высадиться на громадной необитаемой территории Арды и создать колонию Дома Куриту где-нибудь на востоке Северного континента, или на Южном материке, или хоть на самом большом острове экваториальной цепи. Закрепившись на плацдарме, можно было затем победить Северо-запад в обычной наземной войне.

Против этого способа генерал энергично возразил. По его мнению, дипломатический узел, возникший в результате колонизации одной планеты несколькими державами, оправдан лишь тогда, когда выгрузить войска в непосредственной близости от цели невозможно из-за яростного сопротивления. А уж этого на Арде не предвидится. Правда, в самые первые годы колонисты вывели на орбиту несколько десятков автоматических ракетных батарей. Ракеты должны были защищать от воровских посадок контрабандных шаттлов где-нибудь в глухом уголке. Но на этом оборонный бюджет Арды себя исчерпал, и больше никакими приготовлениями к войне игровая планета не занималась. Так что генерал надеялся на быструю успешную высадку в космопорту Осгилиата, дающую прямой контроль над планетой. Кроме того, все тот же Дом Штайнера запросто мог последовать хорошему примеру, и тоже создать на Арде свою базу — уже под крайне благовидным предлогом защиты Валле от Дома Куриту.

Начальник разведки и главный аналитик согласно отбросили второй вариант — с предварительной базой. "План — первая жертва боя" — подумала об этом Минни Тауэр, тщательно собираясь с духом. Настал момент изложить генералу выстраданную ночами разработку, которая даже в отчет не попала — мало ли кто сунет нос в бумагу, а делиться удачей с конкурентами Минни Тауэр, конечно же, не хотела.

— Я осмелюсь предложить Вашему вниманию совершенно бескровный и абсолютно легальный способ захватить всю планету Арда. Способ, к которому никто из соседей не сможет придраться. Даже если они повторят наши действия, стартовое преимущество моего способа выиграет гонку для Дома Куриту, — так начала госпожа главный аналитик. Удивленный словами "бескровный" и "легальный", господин Нгуен Бань вскинул брови. Госпожа Минни Тауэр насладилась произведенным эффектом, и уронила всего одно слово:

— Ассимиляция.

Генерал сделал движение горлом, как будто подавился, и уставился на психолога с немым вопросом. Минни Тауэр объяснила:

— Команда Кога-рю — наш союзник, практически вассал. Мы можем наполнить планету людьми, которых не нужно будет впихивать в игровые команды тайно. Конечно, мы вербуем информаторов, агентов влияния, и так далее. Наверняка остальные Великие Дома делают то же самое. Но с захватом более простая процедура. Мы законным образом подадим документы на стажировку нужного нам количества людей. Все наши люди отправятся стажироваться в Кога-рю, поскольку никаких ограничений или правил распределения на этот счет Арда так и не удосужилась написать, а пока они спохватятся, пока отмитингуют, пока договорятся до чего-нибудь, все нужные люди уже прибудут на место. Наш союзник и помощник, даймие Даймие — одно из названий владетельного феодала в Японии. Европейский аналог — князь, герцог или граф. То есть, такие феодалы, которые уже имеют в подчинении собственных благородных вассалов, не только крестьян. Кога-рю, быстро зачтет всем нашим стажировку за месяц или два, вместо полугода — это все законно…

Минни Тауэр глубоко вдохнула, мысленно вознесла краткую молитву отцу, и выложила главную идею:

— А потом эти люди захватят всю планету в рамках Игры. Законы Арды написаны так, что команда, подчинившая другую команду по Игре, может очень сильно повлиять и на неигровую ее жизнь.

Наступила оглушающая тишина. Нгуен Бань по-рыбьи жевал губами. Минни Тауэр впилась в него напряженным взглядом. Высококлассный разведчик понимает суть по одному-двум словам; разжевывать нет нужды. Если сейчас начальник разведки не улыбнется или не произнесет что-нибудь типа: "Расскажите мне об Игре" — значит, план не одобрен.

— Ваш замысел блистателен, но ненадежен… — после долгого молчания произнес младший генерал Нгуен Бань. — Жаль огорчать Вас, но играть мы не можем — слишком велика цена ошибки.

И тогда Минни Тауэр впервые за пятнадцать лет расплакалась.

Кое-как свернув разговор, Нгуен Бань отправил Минни Тауэр обратно в отдел. Генерал понимал, что работать она сегодня все равно не сможет. Но дома ее никто не утешит, а потому пусть лучше занимается привычными делами — хоть какое-то облегчение.

Через несколько дней состоялось запланированное большое совещание у командующего. Предлагать на нем идею Минни Тауэр ее начальник счел неуместным — не у всех военных гибкий ум разведчика. В ходе обсуждения столь непривычного плана генералитет вывалит на автора идеи массу презрения и непонимания. Если же Минни Тауэр услышит подобную критику, то окончательно утратит душевное равновесие и веру в себя. И тогда аналитический отдел — а затем и всю разведку армии — посетит мохнатый зверек с птичьими крыльями, изображаемый на мелких монетах Арды.

Летучий песец.

Таким образом, оригинальное предложение Минни Тауэр даже не обсуждалось. Дом Куриту принял план, состоящий из трех частей. Кодовые названия этапов звучали так: "Серая Сирень", "Бурый Барсук" и "Малиновый Мост".

В самом начале следовало просто ввести войска, изо всех сил делая вид, что войны никакой нет; просто одни чиновники почему-то сменяются другими, да колонны боевых роботов вышли погулять по дорогам.

Однако высаживались далеко не все накопленные силы. Всякому военному известно, что армия состоит минимум из трех корпусов, да каждый корпус еще из трех дивизий, да в каждой дивизии по три полка — итого девять полков в корпусе, и трижды девять в армии; но армия-то у нас ударная, и дивизии в ней усиленные, оттого и корпуса не совсем обычные. Поэтому полный генерал Фудо-ме Синоби имел тридцать полков по шестьдесят пять роботов в каждом, а на Арду высаживал лишь два полка, общим счетом сто тридцать роботов. Как будто человек, пробующий воду в реке кончиком пальца, прежде чем бухнуться в нее всем телом. Оставшиеся двадцать восемь полков назначались чутко отслеживать поведение соседних Великих Домов, и карать тех, которым придет в голову чинить помехи. Кроме того, случись непредвиденные осложнения на самой Арде, не будет недостатка в готовых к бою резервах.

Основателя ни в коем разе не собирались брать в плен немедленно. Во-первых, промышленники наверняка приставили к Александру Валле высококлассную охрану; в схватке с ней драгоценную голову могли запросто прострелить шальной пулей. Во-вторых, Дом Куриту планировал не кратковременный набег, а завоевание. Ожидалось, что после того, как Дом Куриту захватит прыжковые точки Ткораблей, космопорты и орбиту Арды, введет войска во все крупные города, Основателю просто не останется выбора, кроме как признать новую власть. Александр Валле, конечно, мог попытаться покончить с собой, но на этот риск приходилось идти. С тем же успехом Основатель мог бы совершить самоубийство и пленным.

Так что после захвата ключевых точек лепестки "Серой Сирени" осыплются, и управление перейдет к хозяйственному зверю — "Бурому Барсуку".

По этому знаку барсуки-провокаторы выйдут из нор, соберут вокруг себя всех недовольных, и всеми силами толкнут их к восстанию. "Барсуков" хватало: в точном соответствии с рекомендациями разведки, агентуру уже лет пять внедряли под видом поселенцев во все крупные города и в те команды, которые не слишком шарахались от чужаков. Удавалось это не везде, но для успеха "Бурого Барсука" достаточно было любого вооруженного выступления против Дом Куриту. Любая сколь угодно мелкая стычка развяжет руки Дому, позволит ему железной пятой растоптать мятежников, назначить удобное правительство, разместить свои гарнизоны во всех важных пунктах, построить должные укрепления, и таким образом, упрочить свою власть над планетой — зарыться в землю, подобно основательным барсукам. И пусть партизаны прячутся по лесам: Дом не собирался расходовать людей, технику и силы на бесполезный героизм, отлавливая ветер в поле. Придет зима, потянутся партизаны из землянок к теплу — тут-то их и начнут вязать поштучно егерские патрули. Рано или поздно Сопротивление уничтожат, либо приведут в такое состояние, из которого оно уже никак не помешает.

И тогда Дом Куриту официально откроет транспортную линию на Арду. Над безднами пространства повиснет "Малиновый Мост", по которому бурно устремятся переселенцы; в этот раз уже без всякой стажировки. Или со стажировкой — военные не входили в тонкости. На этапе "Малинового моста" с планеты уйдет один из полков, и вообще останутся только войска, достаточные для обороны — на случай чьих-нибудь попыток повторить успех Дома Куриту. Поддержание порядка перейдет к министру внутренних дел, Арда встроится в систему законов исполинской державы.

В полном соответствии с ними, на планету прольется золотой дождь субсидий, кредитов, фондов, существующих специально для поддержки осваиваемых территорий. Понаедут специалисты по решению проблем в новых колониях. Профессиональные колонизаторы излечат Арду от детских болезней, благо опыта не занимать. В конце концов, большинство жителей Арды скажет про себя: "Да ну ее, эту демократию! При Куриту жить лучше." — и таким образом признает Дом.

Таков был план, разработанный полным генералом Фудо-ме Синоби, и одобренный первым министром Тое Коге Дайхацу. С момента возникновения гигантского замысла прошло уже почти пятнадцать лет.

Пятнадцать лет назад Изабелла увидела в детской книжке красиво разрисованную цветными красками таверну. Бородатые пираты залихватски опрокидывали в луженые глотки кружки крепкого эля. Благородные капитаны, насквозь несчастные в личной жизни, потягивали тонкие вина из изящных бокалов. Подле них отдыхали верные шпаги; за широкими алыми кушаками и в нагрудных кожаных портупеях грозно топорщились пистолеты. И плыл под деревянными балками низкого потолка сизый дым курительных трубок, напоминавший всякому о походах, боях и победах. Собственно, с прочитанной тогда сказки о злых пиратах и отважных обитателях Аббатства Рэдволл, начался путь, который привел девушку на планету Арда.

Следуя указаниям Красильщика Сэпли, путешественница добралась до оружейного магазина Веланда Кузнеца; тот направил девушку в таверну, где на днях ожидалась капитан барка "Стальная роза" — Ливия Харт. Именно в экипаж Ливии Харт хотела попасть Изабелла.

Но достигнув указанного адреса, девушка очень удивилась. Как-никак, с туристической визой она провела на планете добрых полтора месяца, и игровых таверн насмотрелась. Как правило, игровая таверна была слышна за несколько кварталов: гуляли команды, горланя свои любимые песни в меру сил и умения. Дуэлянты азартно гонялись друг за другом вдоль и поперек улицы, звякая игровым оружием и угрожая отрезать уши, равно как и иные, принадлежащие к фехтовальному делу, части. Зрители со знанием дела обсуждали поединщиков, делали ставки, обвиняли в шулерстве, порывались таскать друг друга за бороду, радостными воплями извещали мир об удаче… Словом, не прозеваешь, даже если и захочешь.

"Левая рука Тьмы" не выделялась ничем подобным. Обычный чистенький домик. Вывеска поперек улицы, непременный флаг Игры над входом.

И все.

Изабелла в третий раз за сегодня подошла к двери. Короткий весенний день отгорал; уже примораживало. Таверна стояла окнами к закату, против ожидания, даже окна были не витражные — бесцветные. Получается, "Левая рука Тьмы" предназначалась для тех, кто может от Игры устать. Но тогда почему над входом все-таки флаг Игры? Или здесь другая Игра?

Раздумывая об этом, Изабелла вошла и пересекла небольшой светлый зал, уставленный столиками на одно, четыре и шесть мест. В зале ужинали человек двадцать; они негромко переговаривались между собой и проводили гостью равнодушными взглядами. Слуга хотел принять вещи, но гостья даже не заметила его. Трактирщик у стойки смотрел прямо в лицо девушке, не улыбаясь, не хмурясь — спокойно и вежливо, и Изабелле сразу расхотелось хитрить с ним.

— Добрый вечер — поздоровалась она. — Я ищу Ливию Харт. Красильщик направил меня к Веланду Кузнецу, а тот — к Вам. Меня зовут Изабелла. Могу ли я узнать Ваше имя?

Сдержанная улыбка.

— Меня называют Финрод, а прозвища я пока не заработал… Госпожа Харт ожидается ближе к вечеру, а, может быть, и завтра. Судя по Вашей сумке, ночлег Вы еще не искали? Тогда, может быть, остановитесь у меня? Комнаты чистые, в столовой никто не курит, а еще у меня очень тихо. Если Королева Побережья появится сегодня вечером, я ничего не возьму с Вас.

— А если завтра?

— Даже если послезавтра. Один день все равно обойдется Вам не дороже девяноста песцов.

Цена была божеская; Изабелла облегченно согласилась. Слуга тотчас привычно подхватил сумку клиентки одной рукой, телом изобразил смазанный поклон-приветствие, а второй рукой так энергично указал на лестницу, что Изабелла поддалась его настроению и стряхнула с плеч целый день. Который, несмотря на все богатство событиями, оказался всего лишь прелюдией к главному.

Предстояло упросить Ливию Харт взять Изабеллу на корабль.

Девушка с удовольствием скинула тяжелый шерстяной плащ на единственную в комнате кровать. Разделась и неторопливо вымылась в маленьком душе. Оделась в чистое и немного повалялась в свое удовольствие, отгоняя прочь всякие мысли. Изабелла готовилась к беседе, и прежде всего хотела приобрести легкое, чуть радостное, настроение. За окном неспешно догорал закат. Финрод не соврал: тишина стояла оглушающая, почему-то даже без кошачьих воплей — а ведь самое время, март месяц…

Отдохнув с полчаса, Изабелла вышла в столовый зал, где людей прибавилось. Пожалуй, можно было насчитать уже около сотни. Путешественница выбрала круглый столик на одного, спросила что-нибудь поесть у подскочившего слуги и с восхищением наблюдала, как хозяин выполнял заказ. Финрод точным движением откроил кусок мяса, щедро покрыл его смесью из чего-то, похожего на фасоль и картошку одновременно. Слуга схватил нагретое металлическое блюдо и без всякого подноса мигом доставил к столу; а откуда возникли вилка, хлеб, салфетка и солонка, Изабелла просто не успела заметить.

Все лежащее на тарелке пахло так вкусно, что девушка мгновенно смела порцию и бесстрашно попросила добавки. За фигуру она не опасалась: еще два-три дня побегать так, как сегодня, и нужно будет беспокоиться не о снижении, а о наборе веса.

Открылась дверь и вошла небольшая компания, сразу от входа заказавшая горячий чай. Хозяин и выскочивший на голоса второй слуга потащили к их столу чайник на стальной подставке, чашки, круглый заварник. Гости тем временем сбрасывали плащи и куртки прямо на спинки стульев. Изабелла украдкой рассматривала вошедших, которые устраивались за соседним квадратным столом.

Первым в глаза бросался кряжистый бородач. Уж он-то соответствовал колориту Игры на все сто: под снятым темно-синим плащом с меховой опушкой обнаружилась на нем какая-то ткань, отблескивающая сизым; Изабелла несколько времени поломала голову, металлик это, нейростил или мутировавший до неузнаваемости крепдешин, пока не стукнула мысленно себя по лбу: да это же настоящая кольчуга! Просто колечки настолько мелкие и так часто сплетены, что выглядят тканью. Называли коренастого тоже правильнее некуда: Гимли.

Гимли из Изенгарда поспешил усесться, и обувь его Изабелла не рассмотрела. Не убоявшись возможных насмешек, заглянула под стол — но сапоги коренастого гнома уже скрылись в чаще мебельных ножек. Пришлось выпрямиться и рассматривать следующего.

Сосед Гимли не выделялся ни ростом, ни шириной плеч, да и одежду носил скорее рабочую, чем игровую, а именно: темную плотную рубашку, грубую серую куртку, такие же брюки и высокие шнурованные ботинки, которые мужчины вообще любят обувать, но которые мало кому идут. Мастеру, как называли этого второго, ботинки подходили чрезвычайно.

Третьего именовали Шагратом. Смуглое лицо, широкие скулы и раскосые глаза выдавали в нем коренного степняка в неизвестно каком поколении, да еще и неимоверно чистого рода, что вообще-то для обитаемой части Галактики давно стало редкостью. Очень уж перемешалось человечество за долгое время. Усаживаясь, Шаграт поправил алый жилет с золотой отделкой и бездной накладных карманов, под которым горела желтая рубаха; ну а шаровары были, конечно же, синие, и сапоги тоже синие, мягкие, со слегка загнутыми вверх носами. Изабелла даже удивилась: и не холодно ему в такой обуви по мартовской земле разгуливать?

Четвертый участник, игравший в сцене немую роль, по контрасту с Шагратом оделся весьма просто. Зеленая рубашка, серый свитер, черные брюки, какие-то неопределенного цвета ботинки на мягкой подошве… Никто не назвал его имени.

Едва поспел чай, Шаграт и четвертый уткнулись в свои чашки, а Гимли и Мастер только чуть пригубили, потом, видимо сочтя напиток горячим, вернулись к разговору. Обсуждали они очередную неудачную попытку команды Эмин Майла выиграть у Роланда и возглавляемого им города Уникорн право на прокладку какого-то канала по чьим-то территориям, названия которых для Изабеллы ничего не значили.

Гимли сердился:

— Ну Крот и упрямец! Никак не откажется от своего канала! Да и Роланд хорош лось: уперся, и хоть ты что! Уже и миром решали, и войной, а все никак. Сколько лет прошло… На пустом месте такую войну раздули. Стыдно и грустно!

Мастер молча слушал. В таверну входили еще какие-то люди; становилось шумнее и шумнее, но гул был тихий и какой-то сам по себе уютный. Все при деле, все довольны, спина в тепле, еда вкусная, глаза пока не слипаются от усталости… И катится разговор, как по рельсам: все уместно, все понятно и правильно. Место ли так влияло, закат ли весенний оказался настолько хорош, но Изабелла всем телом ощутила разлитый в воздухе таверны покой, который не искажало даже ворчание Гимли.

Наконец, Мастер ответил:

— А все потому, что каждый тянет в свою сторону. Это Синие Драконы очень правильно заметили. И я Тейчи уважаю именно за то, что он все-таки вложил нам в головы мысли про экологию. Мы теперь хоть знаем, что на это оглядываться надо…

— А Тейчи здорово поумнел, — поддержал Шаграт, — Помнишь, еще давно он начинал с того, что просто приходил и морду бил за нарушение экологического равновесия, вот хоть Боярина спроси!

Компания тихо и необидно посмеялась. Должно быть, Боярину в свое время перепало на орехи. Шаграт продолжил:

— А теперь Синие Драконы ничего не запрещают. Если к ним приходишь со своим проектом, и если они считают твою идею неприемлемой, Тейчи свое решение предлагает. Знаете, как было у нас в Шервуде?

— Расскажи, пожалуйста, — степенно пригласил Гимли, распушив бороду лопатой.

— В общем, Шериф Ноттингемский решил как следует охоту поставить. Пришел к Тейчи, говорит: мол, хочу сафари и точка! А то на Югах туристы, с Основателем понятно, у Норвежца на западе лесная промышленность, да и рыба, да в Клондайке, как из названия видно, вообще редкоземельные металлы моют прямо в речных россыпях. Анлат зерном торгует, короче все при делах, а Шервуд что? Рыжий?

Компания прямо-таки покатилась. Изабелла не удержалась, прыснула и сама в кулак тихонько: туристом посетила она Ноттингем, и знала, что Шериф Ноттингемский как раз с огненно-рыжей шевелюрой.

— А дальше? — заинтересованно спросил Мастер.

— Дальше Тейчи за свое: экосистема не выдержит, надо равновесие… Но есть один выход… Короче, поехали они вдвоем к Леснику.

— В Фангорн или в Бельтан? — уточнил Гимли.

— В крепость Батт. Лесник выстроил Батт точно в том месте, где опушка Фангорна смыкается с лавовыми холмами Бельтана. Год назад это было. Теперь там столица Лесника и дриад.

— Лесник так и не выбрал себе никого из них? — встрял Мастер.

— Да кто его знает. Ты давай не отвлекайся, — попросил Гимли. Шаграт послушался:

— И Лесник со своими генобиологами вывел для Шервудского леса такую здоровенную свинью. Весит почти тонну, жрет соответственно, а главное, размножается как кролик. Постоянно отстреливать надо, иначе подлесок выедает напрочь.

— А как же равновесие? — удивились Мастер и Гимли.

— Вот теперь охотники и поддерживают равновесие. В этом соль! — Шаграт восхищенно отсалютовал поднятой чашкой, — Тейчи, Лесник и Шериф развернули та-а-акую рекламу Настоящей Мужской Охоты На Настоящего Дикого Зверя, Ужас Шервудского Леса, что в Ноттингем паладины просто стадами ломятся. Даже специальное ружье придумали, чтобы валить суперсвиней на полном скаку. Пуля величиной с редиску, бьет страшнее тещиной скалки. Отдача, как и положено: если к плечу хорошо не прижал, сам бревном валишься… Я пробовал!

И все опять весело засмеялись.

— Тейчи хоть как-то пытается объединить планету, — подвел черту под рассказом Шаграт. — Мы верны каждый своей команде, жителями единого мира мы пока не очень себя чувствуем. То есть, я за всех не расписываюсь, конечно же… Но мне так кажется.

— Не только Синие Драконы пытаются объединить Арду, — раздался над ухом Изабеллы совершенно новый голос. Красивый, глубокий и сильный. Изабелла заинтересованно обернулась: Шаграт отвлек ее от наблюдения за входящими, и новое лицо появилось на сцене неожиданно, в лучших традициях драмы.

На спинку стула Изабеллы оперлась невысокая, вызывающе красивая черноволосая девушка. Изабелла дала ей лет двадцать-двадцать три, примерно свой возраст, потом углядела крошечные морщинки в уголках глаз и накинула еще пять.

Мастер, Гимли, Шаграт и безымянный молчун немедленно вскочили и поклонились — как показалось Изабелле, с искренним уважением. Гимли схватил в охапку самовар и чайник, Мастер с Шагратом — чашки и блюдечки. Посуда немедленно переместилась на шестиместный овальный стол, от которого четвертый уже предупредительно отодвигал стулья.

Красавица вежливо поблагодарила и заняла место возле Мастера. Соседнее с ней сиденье осталось свободным. Гостья положила на него свой игровой паспорт, переливающийся густо-синими сполохами. Паспорт представлял собой искусно выкованный цветок с цепочкой, чтобы носить на шее. Изабелла долго разглядывала изящную вещицу, затаив дыхание.

Стальная роза.

Рядом, только руку протянуть.

Изабелла привстала и снова уселась: почему-то дрожали колени.

Ливия Харт сидела вполоборота, черные, иссиня-черные волосы спадали на белую широкую рубашку. Брюки и сапоги были в цвет волос. Если бы Ливия не оставила где-то свой камзол с кружевным воротником, ее наряд точно повторил бы костюм Изабеллы. Обычно появление блистательной соперницы, да еще в зеркально совпадающем наряде, приводило Изабеллу в бешенство, но сейчас она думала совершенно о другом.

Примет в экипаж, или нет?

Изабелла восстановила дыхание и попыталась прислушаться к тому, что говорит Королева Побережья. Речь шла опять о Леснике:

— … Вы помните, он когда-то пытался завоевать Игру, — Ливия водила пальцем по гладкой скатерти. — Ему почти удалось, но "почти" за результат не считается. Я и тогда думала, и сейчас думаю, что зря он тащил в Игру свою жизнь. Как только его обида на Валькирию прошла, пропал и интерес к империи. Вот все и рухнуло. А ведь на севере он почти добрался до ваших мест, да, Шаграт?

— Не знаю, — почтительно ответил Шаграт, — Меня принимали в команду через три года после Большой Войны…

Разговор угас: мужчины принялись за остывший чай; Ливия рассеяно болтала ложечкой в своей чашке и как будто не занималась ничем, от чего Изабелла побоялась бы ее отвлечь. Тогда девушка решительно встала, подошла к шестому сиденью за столом, подняла и бережно положила на стол занимавшую место стальную розу.

— Госпожа Ливия Харт! — заговорила Изабелла звонким от волнения голосом: — Сегодня утром Красильщик Сэпли разрешил мне поселиться на Арде. Если Вы позволите, я хотела бы проходить стажировку в Вашей команде…

— Команда сильнее любого количества разрозненных одиночек, — сказал Алам и решительно поставил черный камушек на выгодное поле.

Алам играл с капитаном Синих Драконов в самурайскую народную игру — го Го — игра, в которой своими фишками игрок "запирает дыхание" фишкам противника. Запертые со всех сторон вражеские фишки игрок забирает в плен. Аналог — известная всем школьникам игра в точки., а повстречались они в полдень, перед стойкой бара речного порта. Алам едко отбрил хамоватого речника, пытавшегося влезть без очереди; тот кинулся было в кулаки. Случившийся рядом Тейчи, разумеется, не мог стерпеть, чтобы при нем обижали туристов. Незадачливый речник огреб дополнительную порцию упреков и затрещин, после чего счел за лучшее смыться. Алам и Тейчи хором прокричали ему вслед несколько пожеланий, затем посмотрели друг на друга, познакомились и разговорились. Когда же Тейчи узнал, что новый знакомец тоже почитает древнюю игру Луфиена, то пригласил Алама к себе на несколько партий. Черноволосый невысокий турист охотно согласился, и вот теперь сидел за доской против Тейчи, увлекшись неизвестно какой по счету игрой, а полдень давно миновал — как, впрочем, и обед.

— Согласен, — кивнул Тейчи, парируя ход соперника. — Большинство организаций побеждают не за счет того, что каждый их участник очень велик и силен, а за счет согласованности, — он с наслаждением втянул прохладный воздух июньского вечера и обвел взглядом просвеченную закатом террасу. Черная громада Железного Кряжа под неистово-рыжим флагом вечернего неба выглядела восхитительно, и Тейчи вдруг ощутил беспричинную радость.

— Более того, — продолжил Алам, оправляя свой темно-синий пиджак, — В команды объединяются не только люди, но и сущности покрупнее.

Капитан Синих Драконов изобразил вежливую заинтересованность:

— Например?

Гость молчал и делал вид, что изучает доску. Играл он намного хуже Тейчи. Частенько позиция Синего Дракона оказывалась лучше неприятельской. Тогда Тейчи выполнял разрешенный правилами игры пропуск хода, а Алам напряженно думал над игрой.

Но сейчас он именно тянул время, и Тейчи прекрасно это видел.

Алам поднял голову от доски и подосадовал:

— Никак не могу выиграть… Слишком сильный противник… Да, так вот: объединяются не только люди, но и планеты…

Тейчи удивился: неужели для изречения подобных банальностей собеседнику нужна столь тщательная подготовка?

Турист посмотрел прямо в глаза Синему Дракону:

— Что бы Вы сказали, если бы Дом Куриту предложил Арде войти в союз? Арде будет трудно выстоять в одиночку. Особенно сейчас, когда знаменитые кристаллы Валле приобретают все большую известность, и все большее количество людей удивляется, видя лакомый кусок ничейным?

Тейчи пожал плечами:

— Я представляю Синих Драконов, Ига-рю-сеин. За свою команду могу сказать. Желай мы находиться в чьей бы то ни было власти, не полезли бы осваивать новый мир. А за всю планету… У нас, как Вы знаете, подобные вопросы решаются общим голосованием дееспособных граждан. Благо, техника уже позволяет получать результат, который нелегко подделать. Но можно предполагать, что ответ будет такой же.

Алам настаивал:

— А если бы Вам лично предоставили средства для реализации Ваших планов?… Даже туристу вроде меня известно, что Вы пытаетесь заставить людей беречь доставшуюся им планету. Вы провели через общее собрание законы, которые требуют все крупные стройки, проекты и тому подобное, обязательно проверять у экологов. Ваша команда ввела природоохранное обучение с трехлетнего возраста. Черт его знает, как Вам это удалось, но теперь для меня Ига-рю — образец самой зрелой и разумной команды на Арде! И я знаю, что Ваши усилия пробуксовывают часто из-за мелочей: не хватает материалов, людей, немного денег и так далее… Представим себе гипотетически, что Дом Куриту сделал бы Вас лично или любого человека, которого Вы захотите, единовластным правителем Арды? Ведь это в духе Игры, так? Короли же у Вас есть?

— Почему бы Вам не обратиться именно к королю? — спросил Тейчи, пытаясь понять, куда же клонит беседу гость. — Например, к тому самому Роланду из Уникорна? Он успешно правит в своих владениях, Орден Уникорна — лучшая команда Игры. Практически, в Игре нет никого влиятельнее Роланда. Даже Лесник пять лет назад не смог завоевать его, а ведь сейчас и Лесник не тот, и Роланд гораздо сильнее!

Гость искательно улыбнулся:

— Разрешите мне ответить чуть позже, прошу Вас!.. А пока не могли бы Вы объяснить, откуда игроки берут имена?

Тейчи снова не понял, отчего сменилась тема. Но прибывающие на Арду туристы расспрашивали о самых разных, порой весьма неожиданных вещах. Отвечать обязывал долг вежливости, а еще всегда имелся шанс удачным ответом или объяснением склонить человека к поселению на Арде. Так что командир Синих Драконов расплылся в искренней улыбке и охотно принялся рассказывать:

— Имена — вопрос очень тонкий! Вы, наверное, заметили, что у нас тут очень многие названия взяты из книг, фильмов, и других художественных произведений? Скажем прямо, Игра учит воплощать в реальность самые разные абстракции. Даже такие, которые трудно придумать, а не то, что выполнить. Новички, как правило, не видят препятствий, называясь именем любимого героя. И уже по выбору героя можно видеть, каков человек. Чаще всего берут героя наиболее яркого, того, которым мечтают быть…

Алам подтверждающе закивал:

— Это очень, очень понятно… Мой сын, он просто бредит своими кумирами. Если бы он мог, он бы, конечно, назвался именем форварда любимой футбольной команды. А некоторые, я слышал, даже паспортные имена меняют.

— Ну, в Игре с этим проще, — успокоил Тейчи. — Под каким именем ты совершил наиболее выдающийся поступок, неважно, хороший или плохой, под таким тебя и запомнят. Что при этом в паспорте записано, совершенно неважно… Так вот, очень-очень многие называются знаменитыми, громкими именами своего любимого мира. И выходит плохо: ведь громкое имя надобно оправдывать! Назвался груздем — полезай в кузов; назвался Фродо — милости просим в Мордор!

Тут Тейчи перевел дух и заговорил тоном ниже:

— Обратите внимание, что ни один из крупных игровых лидеров не носит громкого книжного имени. Единственное исключение — Гимли Изенгардский, но исключения лишь подтверждают общее правило. В лидеры чаще всего пробиваются люди, которые берут имя незвучное, все равно как щит без герба. Они не пытаются прикрыться чужой славой, а рвутся к собственной. Они основывают новые гербы, а не примазываются к тем, которые уже есть. Отсюда очень простой способ оценки новичка: смотри, какое имя он выбрал… Второй нюанс, важный в понимании имен: героические легенды повествуют о множестве персонажей, которые очень важны для удачного подвига, хотя и не совершают его своими руками. Например, меч короля Артура, легендарный Калибурн, выковал кузнец по имени Воланд, варианты имени Волюнд и Веланд.

— Я знаю! — вскричал Алам, — В Осгилиате есть оружейный магазин "Меч Максена". Его хозяина так и зовут: Веланд Кузнец!

— Вот видите! С этими именами получается удачнее, ибо люди, принимающие их, хотя бы немного думают над выбором. Итак, мы наблюдаем три основные категории имен. — Синий Дракон загнул указательный палец на левой руке:

— Во-первых, громкие имена книжных героев. Чаще всего носитель их не оправдывает. Вовторых, — еще один палец, — Обдуманные имена. Чаще всего — мудрые и хозяйственные персонажи второго плана. Кто выбирает такие имена, тот предполагает хотя бы немного им соответствовать, а соответствовать Веланду Кузнецу все-таки проще, чем Кровавой Руке, Ужасу Семи Морей, или гигантской паучихе Шелоб… — тут Тейчи загнул безымянный палец и закончил одобрительно:

— В-третьих, обычные имена. Выбирающие их не прячутся за чужую славу и живут своей жизнью. Имена таких людей — действительно имена собственные, принадлежащие только им, и никому больше. Вам понятно?

— О, безусловно! — благодарно кивнул гость, — И поэтому Вы отказались от прежнего своего прозвания "Гортхауэр"?

Тейчи споткнулся на выдохе, пальцы его сами собой разжались. Так вот к чему затевался долгий разговор об именах!

— Меня называли Гортхауэром задолго до Первой Посадки и никогда после нее. — пристально глядя на Алама, заговорил Синий Дракон. — Никто на Арде этого имени применительно ко мне не слышал. Раскопавший такое не может быть простым туристом! Кто Вы?

— Я разведчик Дома Куриту, — спокойно представился Алам, — Мое звание Вам ничего не скажет.

— Зачем Вы здесь?

— Но ведь я уже сказал! — Алам изобразил удивление. — Я предлагаю Вам стать единоличным правителем Арды — естественно, под протекторатом Дома Куриту.

— А почему не Кога-рю? Ведь они Куриту любят взахлеб?

— Даймие Кога-рю — наш союзник. Законов Арды это не нарушает. Он и останется нашим союзником. Вы же будете править Ардой вообще, включая и команду Кога-рю. — тут пальцы начал загибать уже Алам:

— Вы сохраните Вашу любимую Игру — раз. Сможете наконец-то приняться за экологию всерьез, с полной поддержкой Дома Куриту — два. Наконец, если Вы не желаете править единолично… это хуже, но я готов поддержать любое правительство, которое Вы сочтете нужным — три.

Наступило молчание. Воспользовавшись передышкой, солнце шмыгнуло за Железный Кряж, и террасу поглотила тень. Домашний компьютер услужливо подсветил чисто выскобленый досчатый пол и двух напряженно подавшихся друг к другу людей посреди террасы. Собеседники сидели на коленях с поджатыми ногами, между ними застыла позабытая доска для игры в го. Белая и черная горки игральных камушков лежали у левой руки каждого игрока. Перед входом стояли две пары обуви: блестящие темно-синие, практически черные туфли, которые Алам подобрал в тон костюму — и вытертые до рыжины, запыленные, стоптанные на каблуках рабочие сапоги Тейчи. Больше на террасе никого и ничего не было.

Наползала прохлада.

Наконец, Тейчи заговорил:

— А Вы вообще-то знаете, почему меня назвали Гортхауэром?

Разведчик Дома Куриту ласково улыбнулся:

— Ну конечно! Ведь я же готовился к встрече! Я читал и статью Вашу в игровом журнале… Ах, не важно, как он назывался… Там Вы очень доходчиво рассуждали, отчего большинство людей становятся на темную сторону Игрового Мира. Чтобы сыграть роль светлого, сильного, щедро помогающего всем существа, надо самому быть щедрым, светлым и сильным. Много ли таких? А сыграть роль темную и злую — достаточно позабыть о вежливости и снять цепочку воспитания с внутреннего зверя желаний! Очень просто! Вот и выходит, что назвавшиеся светлыми редко вытягивают взятую на себя роль; это очень обижает тех, кто ждет от светлых истинного благородства поступков. Лучшие игроки понемногу стекаются под знамена Тьмы. Лавина вбирает в себя новые и новые пласты снега, и мы имеем закономерный итог: куда романтичнее трубить в рог рядом с Гортхауэром Темным, чем напиваться до белых назгулов с Раздолбаем… Правда, кто такой Раздолбай, я тогда не знал, и сейчас не знаю. Но суть, мне кажется, я уловил верно.

Алам немного помолчал и добавил:

— Я на самом деле изучал Арду. Посмотрите на Ваш будущий знак власти.

С этими словами агент извлек из кармана маленькое золотое кольцо на золотой же цепочке и протянул руку вверх и вперед. Изящная игрушка покачивалась между собеседниками на уровне глаз — точь-в-точь легендарное Кольцо Всевластья из книги. Тейчи думал. Последний привет закатного солнца прорвался между отрогами и зажег кольцо яростной вспышкой. Синий Дракон зажмурился, проморгался и заметил:

— Даже если Арда примет союз, она войдет в него на вторых ролях. Нашей независимости придет конец.

— Все это так. — кивнул Алам, — Но посмотрите на вещи реально. Великому Дому намного выгоднее, чтобы Ардой управляли люди, знающие местную ситуацию. Практически, вся власть над планетой все равно соберется в Ваших руках. Примкнув к нам в самом начале, Вы получите куда больше возможностей проводить разумную экологическую политику. Не только Дом Куриту воспользуется Вашими ресурсами — Вы тоже воспользуетесь его силой, чтобы достичь своих интересов. Недаром говорят: "Где невозможен брак по любви, возможен брак по расчету". Наконец, в одиночку Ваша планета все равно не устоит, признайте это! Ладно еще, если Арду попытается захватить крупная держава: Куриту, Штайнер, Федеративное Содружество, Лига или что-то в таком духе. У сильных больше возможностей проявить великодушие. Банда мародеров с десятком потрепанных роботов намного хуже. Вам ведь и отбиваться нечем — на Арде нет ни своих роботов, ни наемников, ни хоть простеньких сил самообороны! Ваш отказ от союза с сильным властителем привлечет на Арду мелких хищников. Вы же не хотите здесь крови, правда?

— Надо думать, Дом Куриту уже приготовил банду, а то и парочку? Создал повод спасти нас от грязных лап захватчиков? — в упор спросил Тейчи, поднимаясь на ноги.

— Разведчику, действующему на поверхности планеты, замыслы не доверяются никогда, — укоризненно отвечал Алам, тоже вставая. — Чего не знаешь, того наверняка не выдашь. Следовательно, ни о каких планах вторжения на Арду, ни даже о существовании таких планов у Дома Куриту мне ничего не известно, и известно быть не может, — здесь Алам искусно солгал. Начало высадки планировалось на рассвете следующего же дня. К утру Дом Куриту предполагал контролировать космопорт, столицу планеты Осгилиат и несколько ближайших к ней городов.

Именно поэтому Алам нарушал все правила вербовки и шел напролом, усиленно уговаривая Тейчи, вместо того, чтобы понемногу подбрасывать ему нужные мысли и дожидаться, пока клиент созреет. Силовая вербовка тоже не подходила к ситуации: от капитана Синих Драконов требовалась не выбитая с зубами информация, а искреннее долгосрочное сотрудничество. Запуганный человек не справился бы с тем, чего Дом Куриту хотел потребовать от Тейчи. Оставалось надеяться на переубеждение, которое вообще-то срабатывало далеко не всегда. Однако сейчас шансы на успех Алам оценивал высоко. Разведка Дома Куриту знала достоверно, что в узком дружеском кругу Тейчи часто мечтал ввести на Арде единую власть и ее руками "научить, наконец, хамье хотя бы унитазом пользоваться". Полагаясь на это желание, Алам смело поднес золотую цепочку к руке Гортхауэра:

— Не сомневайтесь! Берите!

Тейчи некоторое время разглядывал тусклое в искусственном освещении кольцо. Солнце скрылось окончательно. Дом Тейчи, кроме террасы, был темен. Сосновая шерсть на спине Железного Кряжа угрюмо шелестела под ветром. "Возьми все в свои руки" — без слов нашептывало Кольцо, — "Сделай так, как ты хочешь. Демократия всегда лишь иллюзия, в толпе голос дурака равен голосу умного, и это губит все республики. Лишь империи живут долго. Возьми ту часть власти, которой Дом Куриту пока еще согласен делиться. Завтра тебя уже не спросят; планету просто раздавят. Пойди на службу к завоевателю, перехитри его! Используй врага, как в твоих любимых книжках Латыниной господин Шаваш использовал завоевание Вэйской Империи Старой Землей. Если агент держится нагло, значит, десант вотвот появится. Ты спасешь Арду, если с самого начала поставишь себя наравне с Великим Домом. Бери же!"

Кольцу Тейчи ответил мысленно. Сперва процитировал книгу Толкина: "Если бы этим талисманом я мог спасти Гондор от неминуемой гибели — я не подобрал бы его и на большой дороге. Такой ценой не нужны мне ни победы, ни слава…". Затем прибавил чье-то выражение по мотивам Клайва Льюиса: "Кто поклянется дьяволом и держит клятву правды ради — Богом он клянется, не ведая, и Бог вознаградит его. Если же кто творит зло во имя Господне, пусть говорит он "Бог" — дьяволу служит он, и дьявол примет его служение." На этом Тейчи счел разговор с Кольцом оконченным и перешел к врагу.

Врага Тейчи внезапно атаковал ребром ладони. Метил в горло, но Алам успел уклонится. На склоне кряжа мигнул почти незаметный огонек; пуля из снайперской винтовки ударила Синего Дракона точно посреди лба. Тейчи рухнул лицом в пол, обляпав стены брызгами развороченного затылка. Задетая игральная доска загрохотала, камушки с нее полетели во все стороны.

Алам крутанулся на пятке, на ходу запихал кольцо в карман, поспешно обулся и кинулся бежать по разведанной заранее тропинке. Ночного леса он не замечал. Агент пытался разобраться в своем провале. Ведь и психологи изучали снятый о Тейчи фильм. Ведь и все реакции, микродвижения рук, губ, лицевых мускулов — все свидетельствовало, что Тейчи обязательно ухватится за предложение. Что же пошло не так?

Изо всех лидеров команд Тейчи выглядел самым подходящим для перевербовки. Роланд, на которого все ссылались, как на самое влиятельное в Игре лицо, для замысла Дома Куриту не подходил вовсе: все успехи Роланда, все его влияние и могущество лежали в рамках законов Арды, изменять которые король никогда не пытался. По той же причине не подходил и Лесник: да, пробовал он когдато завоевать Игру… Но додуматься до введения нового закона не сумел. А может, сумел, да смелости и настойчивости не хватило пробить. Действовать в рамках стабильной системы все равно, что катиться по рельсам. В любом деле нет ценнее человека, способного прокладывать новые рельсы, то есть менять правила игры на ходу. Тейчи подходил идеально — он неподдельно возмущался существующими порядками и не стеснялся менять их, если считал нужным.

А имя-то какое выбрал: Гортхауэр! Чтобы понять, мало фильм посмотреть, недостаточно и книгу прочитать. Надо еще источники перекопать, тогда только и узнаешь, что Гортхауэр создал Кольцо Всевластья. А уж главным темным персонажем в сюжете Гортхауэр стал много позже, и известен больше под вторым именем — Саурон Черный… Но это все на интеллектуалов рассчитано. Алам ломал голову над куда более простым вопросом: почему же Синий Дракон не взял кольца? Почему человек отказался от власти? Ему же реальный, разумный выход предлагался. В чем дело?

Ровной трусцой Алам выбежал на роскошную поляну. И представил себе: вот там гольф-клуб построят. Тут площадку для вертолетов. Тут уютный отель для важных персон… Все, как везде. Раздвинут границы Земли до бесконечности. Не станет больше никакой Арды. Никаких наивных мальчиков с деревянными мечами, у которых хватает гонору отказываться от хорошего предложения.

Правда, спорить не с кем останется.

Но зачем? Не царское это дело — спорить!

Додумать Алам не успел: из условленного места ему махал рукой почти неразличимый в темноте снайпер. Агент сделал условный жест-отзыв. Напарник выпутался из кустов, подбежал и азартно зашептал в самое ухо Алама:

— Шеф, все отлично удалось. Орбитальные батареи подавлены. Поймал сообщение: все по плану. Высадка самураев Куриту началась!

Высадка самураев Куриту началась в четыре часа утра — день в день через десять лет от выгрузки лошадей Всадника Роханского. Только аппарель упала не в зеленую степь, и не влажный травяной сок оседал на борт шаттла, а пережженый бесчисленными взлетами и посадками пепел Черных Равнин на северо-востоке от Осгилиата, главного и единственного космопорта планеты. Армада десантных шаттлов истыкала дырками небесный свод, и звезды удивленно заглядывали под серое рассветное небо, наблюдая, как время разговоров и планов сменяется временем выполнять задуманное, как разворачивается исполинская невидимая пружина, сжатая еще до рождения Арды, — и выталкивает из шаттлов все новые и новые пятерки боевых роботов.

Колонны захватчиков широким веером рассыпаются по Черным Равнинам, гигантские стальные ступни подбрасывают к небу угольный пепел. Вот гарнизон, отвечающий за Железный Кряж — второй батальон Северного Полка, на кратком военном языке — С2. Четыре звена по пять, всего два десятка роботов. Вот два звена в Изенгард. Вот звенья резерва: останутся в Осгилиате, охранять космопорт и лихорадочно сооружаемую базу. Вот еще куда-то пять роботов и транспортер. Струйки пехоты вытекают из огромных пузатых шаттлов, сливаются в плотные тучи и деловито бегут к назначенным целям. Сопротивления на поверхности не ожидается. Орбитальные батареи расстреляны издали, их обломки, должно быть, еще и сейчас чертят небеса где-то над необитаемой территорией.

Планета уже не спит, но как реагировать, еще не знает. Космопорт занят Домом Куриту, там царит неразборчивое ворчание, приглушенная ругань сержантов, хриплый рык капитанов. Солдаты получили завтрак еще в низких мрачных трюмах шаттлов; по небывало большим кускам мяса в мисках Северный и Южный полки догадались о начале операции.

Сегодня!

Сегодня судьба подводит черту под полигонами, стрельбами и смотрами. И люди в шаттлах забывают на миг, что они солдаты, носящие форму и дававшие присягу. Полковника с обожженной мордой, лейтенанта и рядового, элитного пилота робота и "проклятого задрипанного пехотинца" — всех одинаково трясет утренний холод. Нетерпеливо ждут они, пока распахнутся грузовые ворота, и аппарель запустит в землю якорные зубы.

Минни Тауэр сонно ежится на стуле в отведенном уголке трюма, ожидая первых донесений. Министр Тое Коге Дайхацу спокойно спит на далеком-далеком Луфиене, а когда он проснется, на его столе уже окажется первая сводка с новой войны. Председатель совета директоров корпорации "Нетускнеющий свет", напротив, нервно матерится сквозь зубы: его только что разбудили и сообщили, что военные проявляют нехороший интерес к Основателю. Директор видел достаточно, чтобы знать, каким образом ударная армия может проявить к чему-либо интерес, и мгновенно рисует в воображении картину захвата колонии Александра Валле. И представляет, как рассыплется тщательно отлаженная линия доставки кристаллов с Арды на звездную верфь Луфиена, а суперкомпьютер еще не достроен и наполовину! Плохо становится директору, валится он обратно в простыни, и вот уже хлопочет возле него домашний врач.

Спит Лесник, беспокойно ворочается Красильщик Сэпли. Иволга Корона будит Крота: вставай, что-то происходит в Осгилиате, километрах в ста от нас! И мэр Станции Эмин Майл, выглянув в окно, с ужасом видит громыхающих по улице боевых роботов, но еще не знает, чьи они.

Полный генерал Фудо-ме Синоби ликует: донесений о сопротивлении пока нет. Похоже, что разведка не оплошала, настоящей войны и не будет. Поначалу займем все города, потом крупные поселки, потом поселки помельче — и так окончательно завоюем планету. А повстанцы, если даже и появятся, пусть себе шныряют по лесам — в свое время доберемся и до них. Командующий улыбается начальнику разведки: хорошая работа, хвалю! Но Нгуен Бань беспокойно переступает по командному мостику и не позволяет себе расслабиться. На нижних ярусах мостика штабные офицеры яростно зевают с недосыпа, привычными движениями помечают места, где находятся подотчетные им части, вычеркивают один за другим пункты исполняющегося на глазах плана.

Роланд, король Уникорна, разбуженный бдительной стражей, смотрит на сполохи восточного горизонта, и не может понять, отчего такая сумятица в небе над Осгилиатом. Рядом с ним на крепостной высокой стене зевает дождавшийся своего часа засланец Дома Куриту, который уже через день весьма удачно спровоцирует Роланда на выступление против захватчиков.

Агент корпорации "Нетускнеющий свет" Ингвар Тодзио, именуемый на Арде не иначе, как Тень, получил по своим каналам сообщение о высадке, и теперь уговаривает Основателя собираться и прятаться. Ингвар не видит на Арде другой цели, кроме завода кристаллов Валле, и настаивает, что скрываться надо сейчас, не дожидаясь, пока за тобой придут. Но Черный Ярл очумело мотает головой: Осгилиат далеко-далеко на востоке, Раздол отделен от столицы Мглистым хребтом, даже если враг там и есть, то до нас доберется нескоро! И Тень раздосадованно опускает руки, а в космопорту Осгилиата тем временем один за другим садятся шаттлы; пятерка за пятеркой громыхают роботы. Стальные волны размывают ночь, и прошлое исчезает, а из будущего достоверно известно только одно.

Близится утро.