Красные карлики

Блок 1

– Албан, ты опять пешком? Не пытайся отрицать; я наблюдаю свыше. Помнишь слоган: «Иисус видит тебя»?

Служба позиционирования охотно берёт от компаний заказы на слежку за сотрудниками. Кто куда свернул, где задержался – укрыться от всевидящей системы невозможно.

– Здоровье нагуливаешь? Тогда объясни, зачем тебе служебный сити-кар? Я склоняюсь к мысли, что ты не нуждаешься в казённом транспорте.

– Сэр, здесь запрещён сквозной проезд. Я могу вернуться на Дью-Лайн и с трэка показать вам знак: «Только для обслуживающих машин. Стоянки нет». А объезжать придётся вдвое дольше.

– Ладно, так и делай. Я скорректирую тебе маршрут.

Раз в неделю, направляясь в игровой салон «Римская Фортуна», он проходил по узкому переулку между Дью-Лайн и Саран-стрит.

Обе эти улицы непрерывно праздновали шабаш всех видов транспорта. Земли под ними не было – проезжую часть подпирали балки с продольными фермами, а ниже выли и лязгали поезда сабвэя. От подземного гула дорожный настил трясся мелкой дрожью. Мало того – в тротуар были вбиты опоры эстакад, по которым пролегали пути надземки, а над прозрачными трубами пеших переходов длился нескончаемый полёт валькирий – там сновали флаеры. Акустические дефлекторы едва сдерживали непобедимый шум. Воздушные завесы отражали выхлопные газы, но кислотный туман всё равно просачивался в жилую зону. Прибавьте к этому несмолкающие голоса рекламы, ударную музыку и сладкий мяв песенок о чудесных покупках, зарево уличных мегаэкранов, радостно оскаленные рты, лижущие языки и выпученные глаза во всю стену, турбогенераторы ароматов, нагнетающие запах утончённой кухни, винного погреба и будуара – вот вам полный портрет процветающей части Города. Наушники и респиратор входили даже в униформу «ночных бабочек».

Но этот переулок оставался тихой заводью, здесь человек мог услышать звук собственных шагов. Дефлекторный заслон отсекал рёв улиц. Позади, за стеной воздушной завесы, кипело извержение рекламного вулкана; полутёмное ущелье переулка вело в толщу нагромождения домов. Пешеходы встречались редко, машин было мало. Стены бигхаусов почти смыкались над головой. По обе стороны в цокольных этажах размещались небольшие магазинчики и мастерские, попадались вывески «АСТРОЛОГ», «НОВЫЕ ЗУБЫ В РАССРОЧКУ», «РЫБКИ amp; МУХИ»…

Албан всегда задерживался у витрины кукольной лавки с названием «ФАНТОШИ». Только дверь и квадрат стекла в стене – но за стеклом открывалась настоящая сцена. Три яруса-ступени, покрытые зелёным бархатом, а на них – каждый месяц новые композиции. Деревья высотой с бутылку, фонтан величиной с тарелку, парковые скамьи, домики не больше саквояжа, травяные лужайки – и движущиеся куклы. Миниатюрные, ростом в ладонь, мужчины и женщины поливали цветы, ходили по дорожкам, гуляли под руку, обедали за столом. Порой появлялись куклы-дети, совсем лилипуты. Эта жизнь в витрине казалась естественной, почти как воскресный парк при взгляде в перевёрнутый бинокль. В перемещении фантошей не было ни заведённого порядка, ни циклических повторений. Происходящее за стеклом всякий раз представляло собой новый сюжет. Албан сосчитал, сколько фигурок одновременно находится на ярусах – до сорока двух штук! Чтобы управлять таким ансамблем, нужен довольно мощный комп и серьёзная программа поддержки – не ниже студийной, рассчитанной на обеспечение объёмной анимации.

Однажды он не утерпел и зашёл в лавку.

Интерьер был выдержан в тёмных тонах, свет приглушен толстыми матовыми плафонами розового стекла, что придавало всему помещению вид коробки шоколадных конфет, увиденной изнутри. Фольга, пластик мягких оттенков, чёрное дерево, лак и полировка. Покупателей не было. Албан не сразу заметил хозяина. Сосредоточенно манипулируя пинцетом и иглой точечной сварки, тот молча сидел, склонившись, за низким барьером. В нишах на полках стояли куколки, почему-то без ценников.

– Добрый день, сэр. – Албан приблизился к барьеру.

Хозяин лавочки – лысоватый старик в круглых очках со стальной оправой, с длинными серебристо-белыми волосами и седой бородой, – занимался куклой-женщиной, зажатой в монтажном станке. Грудная панель снята, видны электронные и механические внутренности; кое-что из начинки выложено рядом на стеклянной пластине, справа от открытого набора прецизионных инструментов.

«А руки у старикана совсем не дрожат», – немного удивился Албан.

Знакомые ему монтажники не брались за дело без подставок для рук и визора со стократным увеличением. Албан решил, что антисклеротические препараты и БАДы имеет смысл пить смолоду.

– Чем могу быть полезен? – Едва взглянув на Албана поверх очков, хозяин вернулся к работе.

– Мне очень нравится ваша экспозиция в витрине.

– Она не продаётся.

– Нет, я просто хотел сказать, что это блестящая работа. Я разбираюсь в такой технике…

Беглый взгляд хозяина показался Албану ироничным.

– …и как специалист, могу представить, каких трудов это стоило. Сделано с любовью.

– Благодарю, приятно слышать. – Губы хозяина тронула улыбка. – Тем более от знатока.

– Недалеко от вас, на Саран-стрит, есть заведение «Римская Фортуна» – я обслуживаю там игральные автоматы. И ещё семь тысяч по району. – Албан гордился этим. На своём участке он был королем наладчиков. Правда, не бригадиром.

– Странная вещь эти автоматы. – Плавно, на удивление проворно работая тонкими пинцетами, хозяин установил в корпус куклы плату коммутации и пристроил на место переднюю панель. Он щёлкнул пальцами, фантошка встала и шатко пошла к коробке. – Они создают иллюзию того, что можно разбогатеть без труда. Опустил монету, потянул рычаг – и ты богач.

– Везение – великая вещь, – усмехнулся Албан.

– По-моему, это рекламный девиз вашей компании, – сдержанно заметил хозяин, – в который вы не верите. Иначе стали бы игроком, а не наладчиком.

– Точно, я не падок на игру.

Хозяин достал следующего фантоша – молодого мужчину – и взвесил его на ладони.

– Пустой корпус, – проговорил он отстранённо. – Вложим кое-что – и он заработает… Как полагаете, будет паренёк смотреться на витрине?

– Пожалуй, да. Вот только одежду не могу придумать. – Албан присмотрелся к кукле. – Слушайте, а почему у вас нет солдатиков?

– Потому что война не назрела. – Хозяин разместил куколку в монтажном станке. Голос его зазвучал раздражённо, почти сердито, взгляд ожесточился. – Если одеть фантошей в форму, вслед за ними так начнут одеваться и люди. Они возьмут оружие, станут маршировать, потом стрелять. Эдак куклы спалят мне витрину! Нет уж, пусть поливают цветы и гуляют под руку. Это мне больше по душе. Больно будет видеть, как они примутся убивать друг друга…

– Неужели они у вас такие самостоятельные? – в шутку спросил Албан, Неожиданная перемена, произошедшая с хозяином, заставила его усомниться – нет ли у престарелого проблем с головой?.. как-то слишком нервно он реагирует на пустяки и, похоже, не вполне осознаёт о чём говорит.

– Они до жути самонадеянные. Честолюбивые, вздорные, эгоистичные и жадные… их пороков не счесть. – Хозяин хмуро посмотрел на полки. – Трудно угадать заранее, как поведёт себя тот или иной экземпляр. Каждый раз приходится устраивать проверку… – Старый хрыч сутуло склонился к столу и принялся выбирать инструменты; чем дальше, тем больше его речь становилась невнятным бормотанием.

Албан с сожалением понял, что переоценил сохранность дедушкиного интеллекта – старость брала своё! Поначалу старикан говорил здраво и связно, но сосуды вдруг сыграли церебральное затмение, дедулю понесло, и вот – вместо бодрого старца уже сидит развалина, близкая к слабоумию. Сосудистые спазмы, усыхание мозгов, обызвествление артерий – удел всех, кто заехал на полтораста лет. Активация генов долголетия, предпринятая тридцать веков назад как массовая прививочная кампания, принесла не только биологически замедленное взросление «по-кавказски», но и продление преклонных лет. и сдвижку пенсионного рубежа. И, между прочим, совсем не дешёвое хождение к генетикам за ответом – насколько вскрыт конкретно МОЙ «геном Мафусаила»? сколько мне жить?

Молча полюбовавшись товаром кукольника, Албан покинул лавку. И как деда ещё не обчистили, пользуясь его умственной беспомощностью?

Между тем выставка в витрине продолжала обновляться – и всё лето, и осенью.

В промозглый понедельник 30 ноября Албан вновь шёл по знакомому переулку.

– Ты движешься к «Римской Фортуне», – вслух определил его местоположение начальник, сидящий где-то далеко в тёплом офисе.

– Да, сэр. Именно туда и направляюсь.

– Будь внимателен. На владельца донесли, что он нечисто играет. Осмотри технику как следует. Обязательно под запись визором. Если найдёшь нарушения – тут же опечатывай станок и вызывай инженера.

Уже издали Албан заметил, что витрина «Фантошей» непривычно темна. Ноги сами заспешили к лавке…

Дверь заклеена полоской с печатью муниципального фонда нежилых помещений. Вывески нет. На стекле – обычный плакат «СДАЁТСЯ ВНАЁМ» с адресами и телефонами фонда. Ярусы в витрине пусты, даже бархат с них содран.

Албан потянул ручку двери – бесполезно. Ни фантошей, ни заботливого старика-умельца. Что случилось? почему лавка закрыта?..

Вот так всегда бывает – привяжешься к чему-нибудь, привыкнешь и не думаешь о том, что однажды оно может исчезнуть, сгинуть без следа, а ты останешься стоять в мокром переулке, в сгущающихся сумерках – растерянный, до боли огорчённый и бессильный что-либо изменить.

Разве что спросить кого-нибудь. Вдруг кто-то знает, куда подевался полусумасшедший старик, любовно создавший человечков и целый мир, где счастливо и спокойно жили его изделия. Он был прав, этот седовласый – нельзя изготовлять вояк. Дико, нелепо выглядел бы нагруженный снаряжением солдат с оружием наперевес среди опрятных улыбающихся женщин и их трудолюбивых мужей.

Неужели старик ушёл безвозвратно?.. Не к добру это. Албан припал к тёмному толстому стеклу, пытаясь что-нибудь разглядеть. Голые панели, дырки от креплений обивки, покосившиеся пластины ярусов. Всё выметено. Какие-то пятна, словно подпалины. В самом деле – пластик опалён и оплавлен… Он протёр стекло – как плохо видно в потёмках!..

Несуразная картина возникла в воображении Албана – пожар и смятение на ярусах, падают декоративные деревья, под выкрики команд пробегают горбатые тени в шлемах, а бородатый старик, оглядываясь в слезах, уходит прочь под дождём, держа зонт над жиденькой толпой фантошей, уносящих детей и узлы с вещами.

– Старик? фантоши? – заморгал астролог, который уже приготовился закрыть свою волшебную контору. – Да, там кто-то торговал. Я никогда его не видел. Впрочем, припоминаю… Чернокожий, худой мужчина. Он ещё прихрамывал.

– Лавка кукольника? – Продавщица мух и рыбок оказалась куда внимательней, чем звездочёт-гадатель. – Он спрашивал корм для котят. Очень милый старичок. По-моему, он был чуток не в своём уме. Видимо, умер. Вы не содержите мух? Поглядите, какие крупные. Золотые огнекрылки.

– Пожилой джентльмен? – поднял брови зубной мастер. – Позвольте, кукол продавала женщина. Я бы сказал – хорошенькая, аппетитная особа. Сколько я здесь арендую помещение, всегда одна она. Ходила с рыжей собачонкой и носила шокер – для самообороны.

На стеллажах у мастера в светящихся боксах стояли десятки прозрачных ёмкостей, заполненных мутным студнем нефритового цвета. В студне виднелись красноватые прожилки и вяло пульсирующие вакуоли; он был пронизан нитями, выползавшими через края наружу, словно корни мангров, а из влажной поверхности питательного студня выступали зубы – резцы, клыки, коренные… Они были посеяны и теперь взошли густой порослью.

С мутной неразберихой в голове пришёл Албан в «Римскую Фортуну». Огорчение от пропажи старика и кукол усилилось тем, что в «Фортуне» отказали два станка, ежедневно обиравшие клиентов на семьсот-восемьсот бассов, и починка их грозила занять весь вечер. Но таков контракт между компанией и сетью игровых салонов – в любое время, любой объём работ. Хорошо, что в контракт входило кормление наладчика за счёт салона. «Римская Фортуна» не скупилась – бутерброды выставляла толстые и много, горячие напитки без ограничений.

Когда Албан надел на голову обруч с визорами и похожими на древние очки дисплеями, хозяин сделал удивлённую гримасу: «Что бы это значило?» Но спрашивать не стал. По контракту наладчик имеет право на самый тщательный досмотр техники.

Всё шло, как обычно. Дежурный курьер привёз запчасти, Албан взялся за работу. Салон играл, звенели жетоны. Потом у входа кто-то необычно громко вскрикнул – причём трезвым, очень испуганным голосом.

Было 21.06, но эту подробность Албан выяснил гораздо позднее.

Он повернулся и увидел, как люди прянули от входа, а по залу прошла неясная судорога. От входной двери двигались вглубь двое – какой-то улыбающийся тип средних лет и молодой хмырь с собачьими глазами. Оба без головных уборов, в длинных, уже расстёгнутых плащах. Вошедшие на ходу доставали из-под плащей автоматы с рожковыми магазинами.

– Салон закрыт навсегда! – объявил старший налётчик, вскидывая ствол; молодой повторил его движение. – Всем каюк.

– Нет! Не делайте этого! – закричал кто-то из покупавших жетоны, а мужчина в жёлтой куртке нырнул под стол. Почему-то эта храная куртка сильно запомнилась Албану. Нельзя надевать такие куртки в понедельник вечером и ходить в них по салонам – от жёлтой куртки обязательно что-то должно произойти.

Обрывочно блеснули мысли: «Хозяин не проплатил рэкет. Бандюки мстить пришли. Эх, и попал же я!»

На долю секунды Албан замешкался. Как раз в это мгновение киллеры открыли огонь. Поверх грома, веером стелившегося из стволов, он встретился глазами с убийцей, который улыбался; их взгляды столкнулись в упор – растерянный и упоённый.

Испугаться Албан не успел. Автоматы хлестали очередями по всему, что было в салоне. Будто ломом ударило по груди, оборвалось дыхание. Албана швырнуло на игральную машину, где на экране мельтешили яркие картинки – ягодки, лимоны, рожи джокеров. Он крепко приложился о корпус, но почти не ощутил удара – так, тупо, почти не больно. Вроде бы полетел в шахту лифта – кругом чёрное, мелькают лампы, и гул, громадный гул, – но при том Албан был лёгким, как воздушный шар.

После этого момента память сохранила немногое. За шахтой была тёмная карусель, его кружило и грозило сбросить с края. Гуденье забивало уши и пронизывало голову.

– Не довезём, – говорили голоса под землёй. – В клинику Гийома, живо.

– Хассе, Албан, двадцать семь лет, ИНН 840-238-505-412-57. Есть завещание на безвозмездное изъятие роговицы, почек, сердца…

– Кому-то повезло. Кроме сердца – дырявое…

– Медицинская страховка…

– Не нужна. Им надо одно: кем работает, жив ли мозг.

– Наладчик игральных автоматов. Энцефалограмма пока теплится, но кровоснабжение мозга падает.

– О'к, отправляю… Просят сохранить его по максимуму. Примут на ближайшей базе. Если доставим в исправности, будет премия. Лёгкие деньга!

Между забытьем и пробуждением он что-то чувствовал, видел и слышал, но от этих впечатлений сохранились слабые, неясные следы. Пожалуй, так оно и лучше, потому что даже следовая память о пребывании внутри смерти была пугающей. Ни цвета, ни пределов – но вместе с тем ощущение себя инертной исполинской массой, которую раскачивает внешняя сила, страшная своей свирепой настойчивостью. Вдруг – стремительное, неудержимое движение. Скорее осознание себя громадным литым ядром, катящимся вниз по склону горы, усеянному валунами и острыми каменными гребнями. Сильные толчки и удары, болью отдающиеся во всём теле. Кажется, тело вот-вот расколется – но шар-сознание неуязвим. Обжигающее дыхание плавильной печи и нестерпимый визг…

Прохлада и равновесие объяли его. В безмолвии подступил сон. Время прекратилось, потеряло смысл.

Сколько дней прошло? или пауза длилась недели?.. годы?.. Со всех сторон – невероятно, но Албан видел всем телом! – стал разгораться серый ровный свет. Никаких светильников – просто вокруг открывалось серое, медленно бледнеющее пространство. Это походило на рассвет ненастным утром, в несчастный день, когда Город окутывает смог.

Возникло шипение, словно приоткрыли газовый клапан. Оборвалось. Затем возобновилось, стало сбивчивым, прерывистым; сквозь сухой шипящий звук стали пробиваться бесплотные, лишённые эмоций голоса:

– Есть реакция на зрительный раздражитель.

– Есть на слуховой.

Что-то произошло – темнота отступила назад, впереди засияло белое солнце. Албан невольно зажмурился, на миг погрузившись во мрак, затем осторожно приоткрыл веки. Солнце оказалось лампой с зеркальным отражателем; хотя она горела очень ярко, Албан не испытывал ни боли, ни рези в глазах. Он чётко различал мелкие неровности на вогнутом горящем зеркале. Поразительно, до чего ясным стало зрение… Вот только голова была тяжёлой, неподъёмной. А тело вовсе не слушалось.

«Неужели… меня парализовало?»

– Вы меня слышите? – На фоне лампы возникло лицо, залитое густой тенью. Тонкий костистый нос с горбинкой, брови – как полоски сажи, курчавые чёрно-смоляные волосы, тёмно-карие глаза.

– Отвечайте голосом, – потребовал человек. – Вы сможете. Скажите: «Да».

Албан напрягся, с ужасом ожидая, что язык откажется повиноваться. В первое мгновение нахлынуло сразу несколько противоречивых желаний. Боязнь немоты велела ему молчать. Притворись, что можешь – но не желаешь говорить. Отложи проверку на потом, на «когда-нибудь», только бы попозже понять, что ты не способен вымолвить ни слова. Вместе с тем хотелось вернуть прежнего себя, с привычным самоощущением; эта страстная жажда подстёгивала к действию – и оказалась сильнее страха. Надо сделать попытку немедленно, потому что слепое неведение и долгие сомнения куда мучительней. Он быстро собрался с духом и сделал попытку вытолкнуть звук из горла! податься вперёд!

– А!.. – услышал он сиплый бессмысленный выкрик.

«Я могу! могу!»

Но тут в глазах помутилось, как перед обмороком, всё видимое стало пепельно-серым, а движение обозначило грузную, неповоротливую тяжесть тела, руки-колоды, тупое бесчувствие ног.

Окружающий мир проступал из туманной серости упругими глухими взрывами ощущений – они приходили, как воспоминания, возвращавшиеся после сна. Жёсткая ровная опора под спиной. Плывущий в вышине потолок.

Перед ним со всех сторон разом забрезжила и закружилась сеть пересекающихся светлых линий – так вертелась виртуальная небесная сфера в планетарии, а в середине, на смотровой площадке, Албан-школьник, разинув рот от изумления, хватался за поручни, чтоб не упасть в бездну Вселенной.

Силуэты людей, контуры обстановки, стены, пол – призрачные объёмы и преграды обступили его, а взгляд пошёл колесом, то и дело изменяя плоскости вращения, словно аттракцион в луна-парке. Албан счёл за благо закрыть глаза, откинуться и вцепиться руками в края опоры, иначе головокружение грозило сбросить его в неизведанную глубину. Вновь чернота – но сквозь неё он продолжал видеть тени людей, которые двигались между просвечивающих шкафчиков и столов. Албан плотнее сжал веки, усилил хватку непослушных пальцев – видение угасло, а пальцы с хрустом погрузились в толщу опоры.

– Синестезия зрения со сканером, – торопливо забормотал кто-то. – Разъединить?

– Нет, – силуэт курчавого неподвижно навис над Албаном. – Установка связей должна быть естественной. Спасибо, что ответили, – вновь обратился он к Албану. – Я очень рад за вас. Вы возвращаетесь к жизни. Не спешите и не бойтесь. Теперь откройте глаза и смотрите на меня. Смотрите на мой нос, на мой рот. Не пытайтесь глядеть сквозь меня. Сделайте вот что – сосредоточьтесь на родинке. Она на левой скуле, ближе к уху. Встать вы успеете; сперва освойтесь с тем, что вы живы, целы и подвижны.

Албан послушно уставился на лицо курчавого. Но слишком, слишком пристально. Лицо стало надвигаться – нет, это взгляд становился острее с каждой секундой. Не надо так всматриваться. Родинка выглядела бурой плюхой, лежащей под рыхлой ноздреватой кожей, блестящей от сальной смазки. Рытвины, конические ямы с торчащими пеньками сбритых волос, сеть борозд… весь тот пейзаж, который нам показывают в рекламе бритвенных станков и антибактериального мыла – но в оцифровке и анимации он куда красивее. Взгляд полз по лицу, как визор орбитального слежения над неведомой планетой.

Вслед за выводом: «Это цифровое изображение» пришёл знобящий, липкий страх: «Почему я так вижу?» Словно спьяну или проснувшись в тяжёлом похмелье… Лет шесть назад, после попойки с друзьями, Албан решил впредь никогда не напиваться. Тогда, перебрав спиртного, он всерьёз испугался – физиономии приятелей стали надуваться, разбухать и корчиться, будто резиновые маски. А теперь курчавый с пятнышком… стоит приглядеться к родинке, как вместо зрения включается реклама, и не угадаешь, что за ужасы она покажет в следующий миг. В ней заложено всё, чего ты боишься. Высота, падение, жестокие женщины и режущие инструменты… Албану показалось, что он, беспомощный и крошечный, падает с крыши на это лицо – оно всё ближе, оно необъятное, усеянное порами-кратерами, и сейчас он с воплем врежется в него…

Цвет пропал, тошнота подступила к горлу.

– Не… – Сомкнув веки, Албан опять откинулся на подголовник. – Нет. Плохо…

«Это после операции, – тревожно клубились мысли. – Наркоз что-то вышибает в голове. Проверю по страховке, что мне полагалось. Если дали наркоз дешевле, чем я оплатил, буду судиться с клиникой…»

Над ним бубнили голоса безликих:

– …методом проб и ошибок. Он вводит поправки, но пока очень медленно.

– Неуверенно. Обычное освоение функций. Процесс не выходит из номограммы.

– Нет стойкой дифференцировки поли– и монохромного зрения. При охвате новой функции идёт сброс на чёрно-белое.

– Пустяки. Вся соль – в желании. Кто хочет, тот добьётся своего.

Открыв глаза, Албан посмотрел на собеседников. Мелькнула бело-сетчатая сфера, предвещающая обморок, но он переждал, пока она растает, и постарался заострить внимание на одежде и внешности людей. Это помогло; вращение не возобновилось. Исчезло впечатление, будто видишь одни матовые стеклянно-синие фигуры в фоновом мерцании комнаты. Взгляд перестал пронизывать мебель, похожую на приборы. Убедившись, что зрение устойчиво, а люди не превращаются в фантомы, Албан решился промолвить:

– Послушайте…

Собственный голос показался Албану чужим, непривычным. Язык и губы словно онемели после анестезии.

«Должно быть, меня держали на трубке, на искусственном дыхании. Они чем-то орошают горло, чтобы не было язв от трубки…»

– Говорите, говорите, – сейчас же приблизился курчавый. И он, и остальные были одеты в бледно-салатовые медицинские комбинезоны с бейджами на груди. Албан прочёл: «Джомар Мошковиц, шеф». Ага, старший врач бригады.

– Я… мне плохо.

– Это пройдёт. Скоро вы войдёте в норму. Всё наладится.

– Язык… – с трудом, неуверенно поднял руку Албан. Рука выглядела странно – очень гладкая и какая-то… незнакомая. После наркоза такое бывает – иногда люди забывают свой адрес, не узнают друзей. – Язык не чувствует…

– Надо выждать некоторое время. Вам понадобится несколько дней, чтобы привыкнуть к новому состоянию.

– Мне… сделали операцию? – Албан рискнул опереться на локоть и привстать. Люди в бледно-салатовых комбезах заинтересованно следили за его движениями.

– Осторожнее, – остерёг его курчавый, сделав предупреждающий жест. – У вас могут возникнуть проблемы с адаптацией…

Приподнявшись, Албан наконец увидел себя целиком – и свои проблемы тоже.

Внешне он выглядел куда лучше, чем можно ожидать после огнестрельного ранения в грудь. Албан лежал на узком тёмно-коричневом столе, одетый лишь в просторные белые трусы из шероховатого нетканого материала. К столу его притягивала широкая эластичная лента на уровне талии, ленты поуже охватывали бёдра и голени.

Он не узнал своего тела, но приписал это действию наркоза. Кожа слишком светлая, корпус и ноги – заметно накачанные, словно он не лежал в медикаментозной коме, а полгода без роздыха занимался культуризмом и килограммами поедал протеин. Никаких рубцов на туловище он не обнаружил, даже самых тоненьких – а ведь они должны были остаться; земляне – не форцы, у которых шрамы рассасываются без следа.

Зато он обнаружил нечто настолько несуразное, что ему сразу захотелось вновь закрыть глаза… и горячо помолиться о том. чтобы при следующем взгляде ничего этого не было! чтобы всё исчезло!

Прямо в живот Албану, в трёх местах – под грудиной и с двух сторон в подреберьях – входили широкие плоские штекеры, от которых шлейфы оптоэлектронных волокон (сорта и оболочки их Албан знал по службе) уходили к приборам, где активно работали десятки экранов и окон индикации. Но мало того – четвёртый шлейф соединялся с его телом через порт под левой ключицей, стандартный для киборгов. Кожа по краям портов была немного отвёрнута, будто на теле открылись щелевидные безгубые рты. Он видел свою кожу на разрезе – тонкий белый слой, а под ним мелкие серо-жемчужные капсулы биопроцессоров, покрытых щетинистой сеткой шовной смычки.

Он поводил глазами по комнате, словно желая найти, где написан ответ на его немой вопрос: «Что это?.. что со мной случилось?» Все безмолвствовали. На закраинах стола ясно виднелись следы его рук – прочный композит измят, как пластилин, покрытие растрескалось. Он машинально поднёс ладонь к лицу – ни ссадин, ни царапин.

– Видите ли, – негромко произнёс курчавый, – для сохранения вашей жизни пришлось прибегнуть к радикальным мерам. Мы обсудим это отдельно, когда вы в достаточном объёме освоите свои функции. Ближайшие два-три часа вы проведёте здесь – ваши системы нуждаются в тщательном контроле.

Если сначала ирреальность бытия кое-как объяснялась наркозом или тяжестью ранения, с каждым последующим днём она всё сильнее настораживала, а то и прямо пугала Албана. Никакие уверения Джомара, что дальше будет лучше, не действовали. Хорошо шефу с причёской пуделя внушать: «Всё происходящее с вами абсолютно естественно». Его-то мама родила, он рос и развивался по-людски, а Албан на себе проверял, каково разуму в теле-манекене.

Привычные ощущения не возвращались, а новые Албан старался не задействовать, чтобы не чувствовать себя душевнобольным. Когда они включались, он соскальзывал в бред, в хоровод невообразимых иллюзий. Он страшился этого и был постоянно настороже, иначе предметы и люди становились иными, а вокруг открывались такие видения, о которых ты ни сном ни духом не подозревал. Попробуй-ка, убеди себя, что всё это существует на самом деле, а не нарисовано светом по дыму!

Хуже всего было то, что порой оно начиналось само по себе, от какого-нибудь еле заметного, почти неосознанного интереса или желания. Опасно всматриваться вдаль – свойства зрения тотчас перестраиваются, и ты видишь далёкое, как в снайперский прицел. Ходишь, опустив глаза – сфера белой паутины расширяется от тебя, проникает в грунт… и вот ты уже идёшь не по дорожке, а по льду, под которым наложен хрустальный щебень, а глубже него – подушка песка. Чьи-то шаги заостряют внимание – сквозь ступни прямиком в мозг идут осязаемые толчки; стеклянная дорожка вздрагивает, волнообразно колышется, показывая, откуда исходят колебания…

Приходилось строго обуздывать себя, сжав волю в кулак. Не хотеть никаких новшеств, отвергать их с порога. Как в легенде о шагреневой коже. Подлинное дао Будды: «Устрани желания». Ослабишь на миг волевой контроль, допустишь малейший срыв – начинаешь скользить в Зазеркалье. Там ты – уже не ты, а наблюдатель за стеклом, погружающийся в батискафе на дно иного пространства. Все искажения приходят из тебя, по твоему побуждению. Возникнув; они множатся, нарастают, пока совсем не закружат. Можно потеряться, полностью утратить себя.

Иногда подкрадывалась жуть: «Меня нет».

Принадлежащее ему тело было чужим, явно чужим. Оно крупней; более длинными стали руки, ноги, туловище… Албан видел мир с высоты большего, чем прежде, роста. Шаги и жесты надо было внимательно отмерять, чтобы не оступиться, не промахнуться рукой. Надёжнее всего – ходить по ровной поверхности, тогда навык ходьбы включается автоматически; но стоило подойти к лестнице, как подъём становился сложным физическим упражнением. Он полюбил лифты. Неудобства доставляла и возросшая сила, помноженная на неловкость движений – пытаясь поднести ко рту стакан, он раздавил его в ладони, потянув запертую дверь, вырвал ручку.

Но самым шокирующим стало знакомство с собственным лицом. Человек в зеркале повторял его мимику, синхронно с ним шевелил руками, поворачивал голову – но это был не он. Незнакомый молодой мужчина. Албан подолгу всматривался в это лицо, пытаясь убедить себя: «Это я, это я» – но идентичность с изображением не приходила. Он почти не верил в своё существование. Во всяком случае, испытывал на сей счёт сильное сомнение. Легко догадаться, что подъёму настроения оно не способствовало, а вот упадок был налицо, да ещё с мыслями, которые могут расщепить сознание.

«Я ли это?.. или я – кто-то другой? Какая-нибудь лягушка. Она сидит у меня в черепе, сдвигает рычаги и коверкает мир моими глазами, притворяясь мной…»

Пудель, чёрный пудель. Он сужает круга, его следы горят, как угли в кострище.

Даже собственные мысли порой казались Албану наваждением. Но он не спешил выкладывать Джомару то, что думал. Внимание и забота, которыми окружили Албана в учреждении с названием Даглас-центр, походили на кольцо осады. Он пока полагался на свой рассудок, хотя полной уверенности не было.

«Почему Даглас?»

«Надо иметь фамилию. Правда, выдумал её не я. Этим занимается номинационный отдел. Было решено, что люди, протезированные в проекте „Сефард", могут пользоваться фамилией Даглас. А имя – на выбор, какое захочется. Выбрать надо в течение суток, чтобы ускорить оформление».

«Я не стану менять имя. Оно мне нравится».

«Пожалуйста; тогда – Албан Даглас. Вполне благозвучно».

«Я хочу остаться Албаном Хассе».

«Албан, давайте согласуем желания с возможностями. Проект бесплатно предоставил вам тело высшего класса стоимостью…»

«Я вам очень признателен. Цена, конечно, много выше потолка…»

«Вам знаком термин „военно-промышленный комплекс"? Здесь дёшево не бывает. Самый фешенебельный супермаркет сети „High Day" – уличный лоток в сравнении с рынком, на котором закупает технику Айрэн-Фотрис».

«Я полагаю, вы не шутили, сказав, что отрабатывать за тело не придётся?»

«Ничуть. Взамен мы ожидаем, что вы примете наши правила игры и участие в программе по телам нового типа».

«Но я не собираюсь наниматься в армию».

«А это не найм. Это обмен услугами – и, согласитесь, обмен взаимовыгодный».

«Говорю же – военная карьера не входила в мои планы».

«Албан, я уверен, что насильственная смерть в них тоже не значилась… Печально напоминать вам об этом, но приходится. Без вмешательства проекта вы стали бы пеплом в крематории или органической массой в могиле. Дальнейшая жизнь вам не угрожала».

«Разве я не могу сам выбрать, чем мне теперь заниматься?»

«Такой уж произошёл поворот, что за вас пришлось решать другим… Будем исходить из сложившейся обстановки. Вы живы и обеспечены престижной работой, это уже большой плюс».

«Но я должен уладить вопрос своего гражданского состояния. Это незаконно – жить и числиться в покойниках. Мне положено выдать паспорт, завести счёт в банке…»

«Паспорт будет. Прочие детали тоже утрясутся. Пока вам следует определиться с перечнем ограничений».

«Хм… Каких ограничений?»

«Рад, что наша беседа становится деловой. Всех запретов я сам не знаю, но подписку о неразглашении и режим военного спецобъекта обещаю твёрдо. Я им тоже подчиняюсь. „Сефард" входит в группу приоритетных разработок цивилизации землян, отсюда и строгости. Кстати, если носить мундир вам мешают убеждения, это легко уладить».

Казённая одежда. Пока его не провели по документам, пришлось пользоваться щедростью Айрэн-Фотрис. Албан железно решил: когда будут счёт и кредитка, немедля купит штатское платье по своему вкусу. Учитывая декабрь на дворе, он выбрал для прогулок утеплённый комбинезон авиатехника (северный вариант), ботфорты, шапку из плотной ткани с наушниками и форменную куртку. Баканар лежит на широте Сэнтрал-Сити, здесь полярных зим не бывает, но промозглый холод гарантирован, как подписка о невыезде.

Прогулка обернулась очередным разочарованием и новыми гнетущими думами о лягушке, засевшей глубоко в Эго и извредившей в Албане всё человеческое. Холод – это плохо, верно? Но когда и нагишом, и в зимней одежде ты чувствуешь всегда комфортное тепло запертой комнаты, становится невыносимо кисло на душе.

Ты видишь хмурое зимнее небо, побуревшие газоны и лужайки, мокрые голые сучья облетевших деревьев, ступаешь по лужам, оглядываешь зеркально-чёрные корпуса баканарских строений, между которыми огромными реками льётся воздух, – и не ощущаешь ни холода, ни сырости, ни ветра.

Ирреал. Ты – тень в пустом городе. Ветер дует сквозь тебя, а ты его не замечаешь. Позволь себе слабость, попробуй открыться погоде – вспыхнет белая сеть-сфера, воздух заклубится турбулентными вихрями, потусторонний свет зыбко всплывёт над трубами и кабелями, спрятанными в земле… Эльфийское зрение, чтоб его. Эльфы видят клады под землёй и суть вещей. Славный подарок судьбы, кому бы его сбагрить?..

Что толку проникать взором в сокровенное естество котлеты, если ты не можешь её съесть? Тело не примет. Питание стало процедурой, как приём лекарств по назначению врача. Жирная на ощупь, безвкусная и вязкая замазка валится куда-то внутрь и полностью усваивается. Конструкторы тела начисто упразднили радость опорожнения кишечника – облегчаться незачем и нечем; при несварении желудка срабатывает выброс через рот. Проточную систему выведения, над созданием которой эволюция трудилась миллиарды лет, инженеры копировать не пожелали, застряв умом на уровне кишечнополостных. Для мягкой посадки сохранили ягодицы – одновременно и массивы псевдомышц, и демпферы. Воды – стакан в сутки, вся уходит на химический обмен и испарение, поэтому нет сливной системы. Заглянув себе в трусы, Албан горестно поразился тому, как элегантен человек без ничего.

Беспокоили Албана и голоса. Какое же мистическое превращение без голосов! Тот, на кого наложены чары, непременно обзаводится незримыми спутниками. Если ты в упор не узнаёшь себя, ходишь, как на ходулях, видишь отсутствующую белую сеть и провода под полом, что-то должно случиться и со слухом. Вначале он полагал, что в здании плохая звукоизоляция, но позднее обнаружил, что голоса и музыка преследуют его повсюду. Они смешивались, складываясь в суммарную белиберду, и лишь большим усилием можно было от них избавиться – с тем, чтобы они вскоре возвратились. О голосах он тоже не рассказывал Джомару. Пока что голоса не приказывали никого зарезать, но настойчиво советовали купить то автомобиль, то свадебное платье, то гибкий 3D-телевизор.

Наконец, сон. Точнее, его отсутствие. Албан долго ждал, когда ж его сморит дремота, затем пожаловался на бессонницу. Его обрадовали тем, что она входит в подарочный набор от Министерства обороны.

«Попробуйте перевести функции в режим ожидания».

«А как это сделать? я не умею!»

«Подсказать сложно. Вы обучитесь сами, со временем».

Он брёл по просторам Баканара, заложив руки в карманы куртки и склонив голову. Куда ни взглянешь – пробуждается лягушка, трансформируется мир, и душу затмевает страх: «Я болен. Я ненормальный. Я схожу с ума!..»

«Не волнуйтесь. Албан, это трудности периода адаптации».

«Чем кончилось происшествие в „Римской Фортуне"? Убийц арестовали? Я готов дать свидетельские показания».

«О, этого делать нельзя. Мы не можем разглашать ваше участие в проекте».

«Мне можно связаться с матерью?.. с кем-нибудь из друзей?»

«Албан, будьте разумны. Ваше тело похоронено, формально вы мертвы. Это трагично, но такова реальность. Ваша нынешняя жизнь – государственная тайна со всеми юридическими последствиями. В дальнейшем положение изменится…»

«В дальнейшем! в каком? Я тем временем трижды рехнусь», – почти с отчаянием прогнозировал Албан, прогуливаясь в уик-энд по опустевшему городу военной науки. Бейдж позволял ему шляться в пределах зоны проекта, у четырёх смежных с Даглас-центром корпусов. Когда он подходил к границе зоны, вспыхивали огоньки и пищала сигнализация. Правда, кроме дорожек и лужаек, была территория позади корпусов, где зеркалом лежал пруд и живописно раскидывались парковые насаждения, но в декабре этот уголок природы мог привлечь лишь законченного меланхолика со склонностью к суициду. Деревья, склонившиеся над стылой водой, очень украсила бы парочка удавленников, а в пруду недоставало торчащих ног.

Тем не менее Албан свернул в проход между корпусами, ведущий к парковому пятачку. Хоть какое-то разнообразие.

Здесь-то ему и явился босой малый в майке и бермудах. Он шествовал навстречу вихляющейся походкой, причём пёрся по газонам, игнорируя дорожку. Высокий, мускулистый белый парень; его волнистые волосы отливали золотым блеском. Он издали замахал Албану рукой, громко крича:

– Э-гей! вали сюда! Познакомимся! Урра!..

Трудно было понять, чему он так радуется, но на лице парня цвела улыбка.

– Здорово! – Он разводил руками, дистанционно обозначая объятия. – Ты новенький?

В нём было что-то несообразное возрасту – он дёргал плечами, притоптывал ногами, вилял бёдрами и раскачивался вправо-влево, сопровождая этот танец тела кивками и потряхиваниями головой.

Албан стеснялся подходить к этому субъекту; мешал стыд, точнее – тяжёлое ожидание. Парень с первого взгляда распознает в нём артона, разговор выйдет принуждённым и скомканным, после чего они расстанутся, раздражённые и недовольные друг другом. Трудно требовать от людей, чтобы они спокойно и просто воспринимали тебя, искусственного. К контактам с посторонними Албан не готовился и весьма смутно представлял, как себя вести.

– Здравствуй. – Албан не был склонен к бурным приветствиям. – Ты какой секты адепт? йогу исповедуешь или русского бога Детку?

– Чего?.. – Парень озадачился.

– Ну голым ходишь, со всеми знакомишься. Не май месяц; наверно, холодно?

– А ты-то зачем убряхтался? – Закатив иззелена-серые глаза под лоб, парень нагнул голову к плечу и высунул язык.

– Декабрь.

– Нам времена года пофиг! – воскликнул парень. – Ты ведь Даглас, я угадал?

– Да, – недоверчиво ответил Албан, недоумевая, почему этот босой чудик столь догадлив.

– И я тоже! – возопил парень, так полоща по воздуху граблями, словно хотел взлететь. – Супер! Ты да я, да мы с тобой! Я давно просил Джомара: «Сделай мне братика». Ну дай лапу, брат! Меня зовут Альфер Даглас, можешь называть просто Альф.

– Албан… Даглас. – Всё ещё с сомнением Албан протянул руку диковинному братцу.

– Как?! и тебя на «А»? Это что, номинаторы велели всех на «А», как щенков элитной суки?! Я знаю, кто эта сука – Джомар! Во, жабон, чего удумал. По мне равнять, ха! А если б я имя на «Ы» взял?.. ты стал бы Ылбан. Дыглас! Ненавижу военщину. Они всех стригут под одну гребёнку. Но я им не дам себя обкорнать! Зря, что ли, гриву отращивал? Она растёт, проверено. Я пацифист!

Слова лезли из этого Альфера, сталкиваясь и сцепляясь в дверях, вырываясь второе раньше первого и далеко обгоняя мысли; речь его была мешаниной всех вспышек и заскоков, что безудержно плодились в голове.

– Ты что, не веришь, что я Даглас? Посмотри внимательно. Попробуй разглядеть моё нутро. Ну, напрягись! Не дрейфь. Меня тоже сперва корёжило. Я как понял, что вижу одёжку в закрытом шкафу – чуть совсем не сдурел. А ничего, привык!

С большой опаской, стараясь не разворачивать весь чуждый арсенал эльфийского зрения, Албан сделал дозированное усилие – и вгляделся в туловище Альфа. Произошёл знакомый скачок белой сети вперёд; плоть болтливого «братишки» стала прозрачной.

Албан сдержался, чтобы не отпрянуть в испуге. Под слоем кожи рядами лежали зёрна процессоров, ветвились тончайшие трубочки, нити, жилы и спирали тканевой арматуры. При взгляде на людей он видел (и сразу отводил глаза) пульсацию кровотока, плёнки и плотные мясистые пласты, медлительные и таинственные сокращения полых органов, биение неутомимого сердца, расширение лёгочных мехов… Здесь ничего этого не было. Под ячеистой подложкой мерцали пластинки эластичного формообразователя, а глубже взгляд натыкался на непроницаемую броневую преграду. Ни сердца, ни лёгких – спрятаны в панцире туловища. И знакомые порты, скрытые кожными смычками.

– Ничего себе… – вырвалось у Албана. – Похоже, ты такой же, как я.

– Давай жить вместе, – мигом предложил Альф с обезоруживающей детской улыбкой. – А то мне одному скучно. Я уже всё перепробовал.

Но Албан, радуясь, что одиночество закончилось, не спешил сближаться с неожиданно возникшим братцем. Есть понятие «private»; как настоящий федерал, Албан ценил своё право жить независимо, даже если жизнь необратимо изменилась.

– Что-то я не видел тебя в Даглас-центре.

– А ты когда воскрес-то? – Альф радостно ожидал согласия долгожданного брата, и никакие уводящие в сторону разговоры его не смущали. Он улыбался так, словно всё было решено, осталось перетащить вещички к Албану в комнату.

– Четвёртого дня. В среду.

– Во, и уже ходишь, не спотыкаешься! Ты молоток, Алби. Я-то сперва на четвереньках ползал… Трудно привыкать. Но киберфункции освоил быстро! Активировали меня второго августа. Трое суток не мог въехать, в какую я помойку угодил. Мне Джомар – ты понял?! – ангелом сперва казался!

– Каким манером ты сюда попал? – Албан стремился держаться подальше от темы «Поселимся вместе», поскольку с каждым новым словоизвержением Альфа всё глубже убеждался, что рост и внешность братика не очень соответствуют уму. Этот тип кого угодно заболтает до помрачения мозгов. Жить с ним?.. нет уж, спасибо. Достаточно быть с ним соседями, и то покоя лишит.

– Я, – выпрямился и наконец перестал дёргаться неугомонный Альфер Даглас, – получил положенное мне по закону.

Должно быть, он казался себе величавым призраком, без слёз скорбящим о своей безвременной кончине. Ему это нравилось.

– Смертную казнь, что ли?.. – недоумённо спросил Албан, пытаясь догадаться, сколько граждан убил Альф, чтоб в наше гуманное время заслужить луч нейробластера в голову.

– Эвтаназию! – гавкнул обиженный Альф. – Я совершеннолетний! сам выбрал смерть, понял?! Подписал усыпление «синим сиропом».

– А что, были варианты?

Когда дело касается маньяков, расчленителей и педофилов, судебный гуманизм пределов не имеет. Тут и многолетние отсрочки исполнения приговора, и юридические проволочки, и букет способов казни на выбор. Иной до восхождения на эшафот успеет состариться и издать десять книг о том, как подлые жертвы его провоцировали. Но этот, видимо, всех живодёров превзошёл, раз юстиция грохнула его сразу по достижении восемнадцати лет.

– Предлагали ещё «газ Морфея», но он очень быстро валит, – простодушно поведал Альф. – Кроме того, в «сироп» вводят эйфорины. Такой таск!.. Отовсюду вылезают девки, ты в них растворяешься, как сахар.

– И за что ты это получил?

– Какое «за что»? – озлился Альф, уродливо перекосив лицо. – По желанию! Жить обрыдло, вот что. Я родакам прямо сказал: «Не буду жить, подпишусь на полный улёт». Чипизировать меня хотели. Я не стал! я до последнего в своём уме был, это все врачи признали. Имею право, не дам себе элементы вживлять, и точка. Написал правозащитникам в пятнадцать мест, и меня отстояли. Родаки – гадюки. Насовали бы полкило микросхем в мозги, сделали бы дураком, и живи им на счастье…

«Похоже, я поспешил с выводами, – решил Албан. – Он не преступник».

Тучи сгущались, накрапывал унылый зимний дождь, затем полил всерьёз, но Альф, по которому текла вода, всё стоял на газоне в промокшей насквозь одежде и жарко излагал свои злоключения:

– Они нарочно меня родили, из вредности. Их предупреждали, что получится – они всё равно зачали, чтобы им пособие платили. Доход без хлопот – роди урода и стриги бутки с казны. Вот я им и отомстил – взял да помер.

– Я просто хотел спросить: как ты очутился в Даглас-центре?

– Как, как! через клинику Гийома, чтоб она сгорела! у них с Джомаром договор.

– Клиника Гийома? – В памяти Албана стали возникать, словно всплывая, чьи-то фразы: «В клинику Гийома… кем работает и жив ли мозг…»

– Ну да, «сиропом» меня у Гийома поили. Они обслуживают безнадёжных по госпрограмме. А потом бац, свет загорелся – и я тут. В новом теле. – Альф с неприязнью осмотрел свои ладони.

– Для артона тело ничего, приличное. – Как наладчик, Албан мог лишь поверхностно оценивать уровень биомеханизмов, но, судя по всему, братьям Дагласам достались надёжные тела, истинный хай-тэк от консорциума GR-Family-BIC.

– Не смеши меня. – Альф сделал рот набок. – От нас артоном и не пахнет.

– Джомар сказал – протез тела. Значит, мы артоны, – убеждённо заявил Албан. – Мозг в груди, кровезаменитель и всё такое. Как полагается.

– Проснись! – оскалился Альф, снова шутовски пританцовывая по увядшей траве и разрывая ногами грунт, превращающийся под дождём в грязь. – Мы – КИБОРГИ! В нас нет ни кусочка органики. Ни сердца! ни лёгких! ни мозга!

– Чушь… я же дышу, – возразил Албан.

– Имитация ощущений. – Альф отмахнулся в танце. – Это твоя память о дыхании, ничего больше. Нас вообще нет!.. – Остановившись и пригнувшись, он не мигая посмотрел на Албана и зашептал: – Одна душа. Они вынули наши души и вставили в роботов. Вот и разгадка. Смекаешь? Условная фамилия, придуманные имена. Всё это блеф. Мы – управляющие модули, автопилоты. Зачем простому киборгу четыре таких порта? А я знаю. Мы будем водить межпространственные истребители со сквозным оружием. Где я пропадал, пока ты себя ощупывал? Я был на имитаторе, вон в том корпусе, – ткнул он мокрой рукой сквозь дождь. – Это мрак. Хлеще эйфоринов. Вставляют штекеры, и ты песком рассыпаешься в космосе. Ты – глаз, шар, видишь всё вокруг. Я расскажу, что с тобой будут делать.

– Думаешь, я тебе поверил? – Албан всё же не утратил скепсиса.

– Поверишь. Когда тебя подключат к стенду – тут ты и поверишь. – Альф опустился на колени в изрытую грязь, перемешанную с жухлой травой, потом сгрёб пригоршню размякшей земли и принялся размазывать её по лицу. – О-о, какое гадство! Я хотел умереть, я причастился, соборовался, я всех простил – чёрт бы их подрал! – и отдал всем последнее целование. И тут явился Джомар! «Заверните мне эту креветку!» Он стибрил меня, унёс под мышкой, чтоб сделать военным пилотом. Это незаконно! Я не хочу никуда летать! Во мне сто тридцать два кило, я красивый – и ни на что не годный, только водить истребитель!

Выкрикнув это в плачущее небо, он повалился и стал корчиться в грязи, оглашая пустынную зону Даглас-центра бессвязными воплями.

«Мы – пилоты, – тупо размышлял Албан. – Я и этот психопат. Водить истребитель. Военные пилоты. Без мозга. Каким же местом я тогда думаю?»

Немного повалявшись, Альф стих, затем угрюмо поднялся, перемазанный с головы до ног.

– По-моему, тебя не прошибает, – сердито буркнул он.

– Признаться, не очень. Представь себя на моём месте: подходит какой-то помешанный, босиком в декабре, говорит невесть что, орёт, катается в грязи. В общем, хочет произвести впечатление.

– Пошёл ты!.. – подавленно огрызнулся согбенный Альф. – Я с тобой, как с братом!..

– Факт, мы сильно роботизированы – никуда не денешься. И схема сборки, похоже, одна. Конечно, мне это совсем не нравится…

– А как голоса – из ниоткуда не доносятся? – спросил Альф со смиренной хитрецой. – Сумасшедшим себе не кажешься?

– Бывает, – сознался Албан. – Похоже, ты с этим уже разобрался?

– Радар. – Альф постучал себя по лбу. – Он здесь, в башке, вместе со сканером. Когда видишь вещи прозрачными – это сканер. А голоса – радио, ти-ви, трэковая связь. Если правильно настроить опции, качество приёма восхитительное. Я тебя научу. А надоест – их нетрудно вырубить.

– И всё-таки я полагаю, что ты врёшь. Насчёт пилотов.

– Да? – Альф совсем невинно улыбнулся. – Ну-ка, скажи, каковы звёздные координаты ми Цефея, если ты находишься в системе альфы Рыси?

– Э… – На какое-то мгновение Албан замешкался, однако почти сразу назвал координаты – и, выпалив их, замолк, поражённый своей эрудицией. Он же никогда не занимался астрономией!

– Вот. А говоришь, враньё.

– Но откуда…

– Они в нас заложены – звёздные карты, таблицы, схемы навигации. Там много чего, я ещё не вполне разобрался. Надо только навостриться пользоваться ими сознательно – и запросто води суда по космосу.

– Ошалеть можно. – Албан огляделся, волевым усилием подавляя вспышку координатной сети сканирования; расширяющаяся сфера страшила его по-прежнему. – Я никогда к этому не привыкну. Нелюдские способности…

– Я тоже так считая, – утешил грязнющий Альф, ничуть не стесняясь своего облика. – Ничего, притерпелся. Занятно – такие возможности!.. Нас теперь двое! О-го-го! – загорланил он, вскинув руки. – Дагласы – круче всех!

– А сестрёнку ты Джомару не заказывал? – почти дружелюбно взглянул Албан.

– Эта гениальная идея уже приходила в мой процессор, – Альф задорно подмигнул. – Пока я что-то мог по жизни, выучил кое-какие киберхитрости… я вообще хакер, чтоб ты знал… Алби, не всё потеряно! Мы ещё похимичим в этой богадельне, будь спок. Назови меня дерьмом, если я не испытал тело во всех режимах. Шикарная конструкция. Можно много кому нагадить… Тссс, я потом расскажу. А сейчас!.. я пойду в свою комнату и что есть силы брякнусь на кровать. Не моясь, как есть!

– Бледнолицый брат мой – свинтус, – укоризненно заметил Албан. – Надо уважать своё жильё.

– Да, я свинья. – Альф горделиво вскинул подбородок. – Наскотинить в чистом месте – мой долг пацифиста. Тут вертеп милитаризма, я его испоганю до невероятия. Есть роботы-уборщики, пусть за мной выгребают. Я и их потом сломаю!

– Если тебе декабрь не помеха, хоть в пруду ополоснись.

– Был я в пруду, ничего хорошего. Это отдельная история.

Плыть. Наверное, лучшее, что может испытывать человек. Возвращение к невесомости эмбриона в околоплодной жидкости – или ещё дальше, к той древнейшей поре, когда первые существа обитали в морях, а земля билась с небесами, в ответ на сокрушительные удары молний извергая пламя из жерл вулканов.

Плавать ночью. Когда никого нет рядом. Впервые идти к воде самому, без поддержки, без охватившего тело эктоскелета с сервомоторами. Песок приглушал шаги Альфа. Водная гладь отражала звёзды.

Он на ходу сбросил майку. Неуклюже прыгая на одной ноге и чертыхаясь, выбрался из широких бермудов. В спешке позабыл разуться, так и устремился к водоёму в туфлях из монопласта с тиснёными надписями «Для киборгов». Искусственный пруд был настолько красив, что грезилось – вот-вот над водой бледно засветится камень с воткнутым в него мечом. Или восстанет призрачная фигура в короне и мерцающей мантии: «Сын мой, иди ко мне!»

Зеркало воды дрогнуло, зарябило. Он шёл, трепеща от предвкушения. Сейчас. Вот вода поднялась до колен. Плеснула у бёдер. Альф по пояс погрузился в тихую ночную воду. Движение вперёд стало даваться с некоторым усилием – жидкая среда противились входящему в неё.

«Почему меня не приподняло?.. а где закон Архимеда?»

Закон между тем действовал безукоризненно. Вода, вытесненная прекрасным телом Альфа, весила меньше тяжёлого киборга, и выталкивающая сила не ощущалась. Костяк и бронировка вместе с упрятанной в полости таза кериленовой батареей дружно обеспечивали первому Дагласу свойство, именуемое «отрицательной плавучестью».

Он остановился, когда вода дошла до подбородка. Немного подпрыгнул – и тотчас опять опустился ступнями на дно. Проклял бестолковых конструкторов. Но Альф был упрям и готов пройти свой путь до конца. Он зажал нос (излишняя предосторожность), стиснул челюсти и двинулся дальше. Вскоре вода сомкнулась у него над головой.

Оказалось, глаза смело можно держать открытыми. Видимость намного ухудшилась, но сканер в однородной среде работал исправно и далеко просматривал толщу воды. Альф обнаружил, что приспособляемость глаз позволяет видеть и здесь – скудные фотоны, проникавшие из ночи в пруд, отражались и давали пусть не яркую цветную, но вполне сносную сероватую картину дна. Уши, на воздухе игравшие роль барометра, тут функционировали как глубиномер.

Ил. Эта липкая дряблая масса покрывала дно неровным тонким слоем и понемногу затягивала мусор, погрузившийся в пруд. Что только сюда не швыряли!.. Альф присел, порвал руками дырявый пакет; ил заволновался, вздулся грязным облачком, стал всплывать лохматыми клочьями.

А рыбки?.. а таинственно колеблющиеся водоросли? Их не будет?..

Консервные банки, из которых расплывались потревоженные жучки-крохоборы. Дамские трусики. Бутылки. «Настоящее Чёрное Пиво – в стекле!» Смятые сигаретные пачки, заляпанные тёмными пятнами салфетки, тампон… Как живое, шевеля усиками, поплыло в сторону что-то молочно-розовое.

Вдалеке сквозь зелёную муть пробился свет. Альфу почудилось – вот это и есть безумие! А то, что творилось до сих пор, была дурацкая прелюдия. Как только входишь по макушку в воду, тут оно и начинается. Изучая дно выпученной фарой, к нему полз робот-уборщик в форме сплющенного краба. Словно морское ракоподобное, он переставлял суставчатые ножки и потирал ногощупальцами, приближаясь к распотрошённому Альфом пакету. По его критериям Альф мусором не являлся. Краб замер перед кучкой отбросов, деловито обмерил её голубым лучом и принялся сучить педипальпами, ловко подхватывая хлам и засовывая в мешок на спине.

Роботические твари вылезают ночами, чтобы не путаться под ногами у людей. Альф с отвращением прочёл на боку робота: «БАКАНАР, ДАГЛАС-ЦЕНТР, АГРЕГАТ GN-W18». Значит, ночное купание не состоится. Звёздный шёпот, луна в пруду, плеск рыбы под плакучим деревом – это выдумки для параличных мальчиков. Им можно продавать любые сказки про чудесный мир, кудрявых девушек и солнечные пляжи. Всё это брехня первого сорта. Даже сдохнув по правилам, ты опишешь циркуляцию и влетишь в протухший пруд, где дно усеяно отбросами. Кругом одна ложь, вот в чём прикол.

Альф попытался пнуть мусорщика, но в воде движения замедлены, попасть по крабу не удалось. Тот отступил задним ходом и замер, выжидая, когда человек уйдёт и позволит ему продолжить работу.

Водоросли Альф нашёл позже, выбравшись из водоёма. Где он их нацеплял – загадка. Чёрно-лиловые, они висели у него на ушах, словно обещания Джомара.

В медпункте Албан спросил, можно ли ему взвеситься. Медик немного удивился вопросу, но охотно пояснил, где находятся весы. Встав на платформу, Албан проследил за датчиком – сто семь килограммов с небольшим. Если весы исправны, то Альф крупно преувеличил насчёт своей тяжести.

За этим занятием его застал шеф проекта.

– Какие-то проблемы, Албан?

– Отсутствуют, сэр. Просто зашёл уточнить, куда мне вливать кровезаменитель. Его надо периодически обновлять, так ведь?.. Я где-то читал про артонов – им делают такую процедуру. Ещё хотел поговорить насчёт консультации с невропатологом. Всё-таки живой мозг – это штуковина, которую время от времени следует показывать врачу. Головная боль, шум в ушах и прочие жалобы…

– Значит, Альф вернулся, – безмятежно констатировал Джомар. Выражение его лица означало, что объяснять он ничего не собирается, а если у Албана мигрень, то это его индивидуальная, сугубо личная мигрень, перекладывать которую на шефа не позволено. Победи свою мигрень магическим приёмом федералов «Help yourself» и не докучай занятым людям, особенно руководителям.

– И вес… Альф упомянул сто тридцать два кило, а у меня на четверть центнера меньше. Чего-нибудь недостаёт в конструкции?

– Нет, набор элементов стандартный. Дело в индивидуальной конфигурации. В качестве базовой использовалась модель серии Warrior, но у Альфа скелет и корпусная защита выполнены с избыточным запасом прочности. Позже мы облегчили модель, сохранив защитные свойства и устойчивость. Хочу обратить ваше внимание на эстетику – лучшее наружное покрытие из разработок Cyber Look. Почти неотличимо от человека.

– Да, об этом я тоже хотел спросить. Что касается паспорта и регистрации…

– В обязательном порядке, – без колебаний пообещал Джомар. – Этот вопрос решается. Надо понять, что ваш случай – уникальный, и подход тоже будет особым, в рамках режима секретности.

Блок 2

– Мы просмотрели результаты стендовых испытаний образца I. – Мягкий, как водится, бросил берет на стол, чтобы это жёлто-коричневое пятно доминировало в кабинете. Психологически сей блин горелый был продуман блестяще – все, как по команде, приклеились к нему глазами. Таким образом закреплялось бесспорное лидерство Мягкого в проекте «Флэш». Где бы ни появился Мягкий, залихватский берет приковывал внимание и подчёркивал особый статус владельца. Когда Джомар впервые узрел корабельного конструктора с этой нашлёпкой на башке, его решение втихую обнародовать прозвище «Мягкий» стало нестерпимым.

Найти, кто запустил кличку в оборот, Мягкому не удалось. Но от берета, порождающего вольные ассоциации, он не отказался – напротив, стал носить его постоянно. Настоящий упрямец. Только такой настойчивый учёный может годами продвигать всеми осмеянную и охаянную идею нейтринного корабля.

– В целом итогами мы довольны. На симуляторе образец I успешно выполняет большинство поставленных задач. С марта у него почти нет ошибок. Возникает вопрос: почему задерживается переход к пробным запускам?

– Нам достаточно документации в том объёме, который вы предоставили. Образец I отвечает системным требованиям, его можно устанавливать на «флэше». Надо определить дату начала запусков, – столь же сухо промолвил соправитель Мягкого, прозванный Желтком. Почему так? За невыразительное, узкоглазое и круглое лицо, а также обширную лысину масляного цвета. Говорят, он тоже мечтал найти автора своего яичного титула.

Желток возглавлял двигательный отдел, по значению равный конструкторскому. Вместе с Мягким они несколько лет назад безвылазно засели в зоне четырёх корпусов чёрного стекла и сделали корабль, для которого не существует расстояний, а теперь их детище зависело от проекта «Сефард». Именно там Джомар втайне от человечества творил и совершенствовал свои загадочные «образцы».

– Надеюсь, господа, обкатка прототипа образцов показала хорошие результаты. – Будто глухой, Джомар вернулся к незавершённым разговорам прошлой недели. – Ваше «о'кэй» я расцениваю однозначно, как положительный ответ.

– Прототип выдержал семнадцать квантовых бросков, не изменяя свойств. Для боевого автопилота это приемлемо. Но нам нужен набор функций, заявленный для образцов, а не куцые возможности прототипа. – В голосе Желтка зазвучали резкие нотки.

– Полагаю, вы оба видели, какова эксплуатационная форма образца…

– Слишком громоздкая, – немедля среагировал Мягкий. – Она требует расширения автопилотного отсека, систем охлаждения и ёмкостей для хладагентов. Пока мы готовы рассматривать такой вариант, но в ближайшем будущем потребуем сокращения объёма. Предельный размер управляющего модуля – 0,125 кубометра.

– Исключено. – Джомар прикинул, не вылить ли случайно стакан с водой на берет Мягкого. Нет, ещё не пора. Они кичатся, важничают, полны самодовольства. Надо переиграть их. – Не меньше 0, 32 кубометра без учёта ложемента.

Хозяева материнского проекта автоматически переглянулись, а затем с гневным непониманием уставились на Джомара.

– Это недопустимо. – у Мягкого даже щёки втянулись. – Мы приняли образец как временную модификацию… имеющую тело киборга для удобства пользования на подготовительном этапе. Вам известны наши условия – компактный съёмный модуль, пригодный для хранения и перевозки скоростным транспортом. К этому и следует стремиться! Должен вам сказать, что кибероболочка для образца выбрана крайне неудачно. Военная модель, а поведение… неадекватное. Что за программу вы поставили в него?.. или это забавы ваших ассистентов?

– Образцы будут иметь андроидную форму, а их стиль общения останется приближенным к людскому, – непререкаемо заявил Джомар. – Таков оптимум стабильной работы образца на «флэше». Это продиктовано структурой носителя, архитектоникой процессора и не может быть изменено. Могу добавить лишь нормы субординации, не более. Зато я обещаю вам надёжное обеспечение полётов. Вы убедились в этом, не так ли?

– Я знаком с устройством образцов, – не дожидаясь, когда вскипят конструкторы, подал голос человек, до сих пор хранивший молчание.

Он не подчинялся ни Джомару, ни соправителям и мог входить в любой корпус зоны, на любой этаж, в любой отдел. За глаза его звали Наблюдателем. Этот мужчина с бело-розовой кожей, всегда одетый в штатское, предпочитал неподвижно сидеть в углу, но видел оттуда всё и вся. В его скупых неспешных жестах Джомару виделась сила, собранная и скрытая, словно заряд в батарее.

Важным отличием Наблюдателя было то, что он реально знал, почему «образцы» человекоподобны и при чём тут клиника Гийома.

– Уверяю вас, что мистер Мошковиц целиком и полностью прав, – добавил он после паузы.

– Я бы хотел услышать от мистера Мошковица детальное обоснование, – процедил Мягкий, изучая замкнутое лицо Наблюдателя. Офицер центральной безопаски Баканара оставался невозмутим; глаза его были магнетически устремлены на Джомара, хотя светлый взгляд казался рассеянным и равнодушным.

– Это излишне, – пресёк Наблюдатель всякие проникновения в тайну «Сефарда». – Примите заявление мистера Мошковица как аксиому, и ваша совместная работа резко упростится. Речь шла, – напомнил он, – о сроках пробных запусков…

– Назвать их легко, – заговорил Джомар со скучающей интонацией. – Я допущу образец I к полётам, как только будет готов образец II. Отправить «флэш» в управляемый квантовый бросок можно, лишь имея в запасе второй аналогичный корабль с пилотом. Если первый застрянет в пространстве броска, второй либо вытащит его оттуда… либо расстреляет, чтобы «флэш» не достался потенциальному противнику. Нет гарантии, что вслед за высшими мирами квантбросок не пытаются освоить Альта или Общество. Было бы глупо отдать им наши наработки.

Одолев барьер скорости света, земляне обнаружили лазейки в иные слои реальности. Подпространство, гиперпространство, латеральные тоннели и канал Рипля (тому, кто найдёт общее решение рипль-уравнения, на ЛаБинде поставят золотую статую), затем поле «анкива» как частный случай ноль-транспортировки и, наконец, квантовый бросок. Учёные сулили открыть новые проходы сквозь эфирную ткань мироздания.

Пройдя долгий эволюционный путь, Мировая Сеть походила на этот слоёный торт пространств. Зародившись в незапамятные времена как сеть FIDO, она обернулась безудержным Интернетом, потом распалась на Анархет и Гувернет, слилась в Неонет, а по ходу Эры Экспансии раздробилась на Пла-Неты. Теперь Сеть являла собой многоуровневый стратификат, разграниченный на регионы, между которыми сквозили полчища хакеров, а генеральные модераторы латали дыры в программной защите и загоняли хулиганов в кибергетто.

Альф исповедовал древнее лжеучение «свободы сетей», согласно которому любой придурок имеет право войти в закрытый регион Айрэн-Фотрис, скачать того-сего с грифом «Совершенно секретно» и оставить на память о себе матерный комментарий в гостевой книге министра обороны.

– И ты представь – никуда нельзя влезть! – разорялся он, мелькая по комнате. – Кругом Наблюдатель пломб наставил. Майлеры – закрыты, локалки – заперты, даже регион прав потребителей на замке…

По части прав и свобод Альф был дока. Вначале он галдел, что его насильно лишили информации и фильмов, а когда ему выдали терминал Сети, Альфа не устроил объём возможностей.

– Я могу прописаться в любом регионе, а мне – «Путь закрыт. У вас нет полномочий». Как это нет?! Я гражданин Федерации! Ты докопался? – подскочил он к Албану, склонённому над вскрытым терминалом. – Там что-нибудь отрезано?

– Свет загораживаешь. – Вооружившись самодельным зондом, Албан под контролем эльфийского зрения пытался выяснить, нет ли в схеме лишних вставок. Абсолютное зрение он освоил, но без тестера оно мало что значило. Безопасники могли встроить функцию слежения, не изменяя схемы, или населить комнату «клопами» – отыщи-ка их, не имея оборудования.

– Нас подслушивают, – еле слышно зашептал Альф, хотя полминуты назад в полный голос выкладывал всё, что думал. – Мы под контролем. И без всякой санкции прокурора.

– У безопаски свои права. Тут их территория. По совести сказать, я слежки за собой не замечаю. Ты склонен всё преувеличивать…

– Нет, я точно уверен. Ты боишься своего тела, – принялся Альф укорять брата, – ты не хочешь юзать его во всю мочь. Подумаешь, сетка какая-то!

– Не нравится мне эта координатная сфера. Чуть нацелился – она уже вокруг тебя, как сторож. Словно я заперт в клетке. Противное чувство.

– А радио? – зашипел Альф ему в самое ухо. – Чего ты не говоришь с радара? ведь так удобней!

«Хоп! станция „Альфер" достаёт вас с утра до вечера! – ворвался в сознание радиоголос. – Мы вещаем на всём диапазоне, вы никуда не денетесь!»

– Выйди из моей головы и закрой дверь, – потребовал Албан. – Иначе я буду тебе транслировать, как мой реактор переваривает пасту. Музыка отврата.

«Нас не уловят! – лихорадочно радировал Альф. – Будем туда-сюда менять волну, а ещё есть кодировки. Помаячь радаром на меня. Ну пожалуйста! Можешь передавать направленным лучом без рассеивания. Давай! у тебя получится. Бездна всяких способов! Я проковыряюсь в систему через беспроводной доступ, я почти докопался…»

– Оно растёт во мне! – В восторге ощупывая себя, Альф сбился на звуковую речь. – Я чёрт-те что могу! Мы – недостающее звено, ты понял?

– Звено между чем и чем? – Албан всё-таки нашёл в схеме терминала лишний элементик. Хм, выходит, что у Альфа не бред тотальной слежки, а вполне здравое предвидение. Следят. Белая сеть – не мираж, она реальна, вот один из её паучков… Но как поступить с крохотной деталькой, чтоб не потревожить паутину, не разбудить Великого Паука? Извлечь элемент – заметят.

– Мы на стыке человека и машины, – вдохновенно выпрямился Альф. – Мы и то, и другое разом. Таких страшных мужчин в мире ещё не было!

Нечто в этом роде Албан уже слышал от Джомара. Тот не ослаблял нажима, убеждая Дагласов, что столь совершенных тел не получал ни один артон. Лучше человека. Как олимпийский девиз: «Быстрее, выше, сильнее».

«Вам доступно невозможное, – улыбался Джомар. – Мне этого изведать не придётся».

Албан стал вспоминать жульнические уловки, с помощью которых хозяева игорных залов избегали штрафа за слишком частые проигрыши клиентов. По закону пятая часть игр должна быть выигрышной, и владельцы салонов пускались во все тяжкие, чтоб снизить число побед с двадцати до пятнадцати процентов. Обмануть опломбированную вставку сложно, но не зря сказано: «Централ – он беса в карты обыграл». Вожак «одноруких бандитов» зовёт хакера, тот вводит в автомат пиратскую программу…

Беда в том, что Албан тех программ не ставил – он их выявлял и писал протокол: «Обнаружено паразитных программ столько-то… устранить в течение суток, отключив заражённые автоматы». Владельцы делали растерянное лицо: «Как, паразиты? Это хулиганы насовали». Почему-то они всегда хулиганили в пользу владельца. Если же автомат глючил на благо клиентов и выдавал выигрыши чаще, чем положено, хозяин через пять минут уже звонил в компанию: «Срочно пришлите наладчика!»

Закрыв терминал, Албан заявил во всеуслышание:

– В твоём компе всё на месте.

Он приложил палец к губам: «Тссс», и, придвинув блокнот, написал для низко склонившегося Альфа:

«Терминал с ушами, отслеживает входы в Сеть и твои коннекты. Вспомни прогу, которая даёт контрольному узлу ложные сведения о связях on-line. Адрес контролёра в схеме примерно таков…»

Альф прочёл запись крайне серьёзно, потом выхватил стило и нацарапал крупными кособокими буквами:

«Так и знал. Займусь. Я его парализую»

«М.б. уровни контроля выше по Сети. Серваки Баканара и дальше, до выхода в регионы».

«Храть все уровни. Их принцип один. Обойду. Мне найти один независимый от Баканара комп и опаньки».

– Нечего железо оговаривать, – сурово молвил Албан, измельчая выдранные из блокнота листки. – Нормальный переносной терминал. Жми его и ни о чём не думай.

Альф срыгнул в стакан немного мутного бледно-жёлтого сока из реактора и утопил бумажную рванину в едкой жидкости. Помешал ложкой, вылил целлюлозную жижу в раковину и смыл водой.

– Лично меня больше заботит регистрация и зарплата. Выдачу паспорта задерживают…

– Я даже не знаю, что нам выдадут. – Альф присосал ко рту стакан и свёл глаза к носу; дальше он говорил радаром: «По-моему, это будет номер. Или шифр-паспорт с лазерными метками. Уж как-нибудь обозначат!»

– Нельзя «как-нибудь». Мы люди, должны иметь документы. И жалованье. Мы на службе или где?

«На что тебе деньги? Ты сам как золото! Умеешь видеть технику, аж завидно. Куда ты будешь деньги тратить? Здесь жильё бесплатное, паёк казённый…»

– Я так не привык. За работу положена плата, а уж как я распоряжусь деньгами – моё дело.

«Негде их транжирить, разве что по Сети заказывать! В Баканаре есть торговый центр, но ты туда не попадёшь».

– Это ещё почему?

«Зона. Отсюда без бейджа-маркёра не выйдешь. Вообще Даглас-центр большой – если с прудом, парком и флаеродромом, то два квадратных километра будет, – а на периметре сторожевые крабы».

– Не встречал. Ты про уборщиков?

«Эти безвредные». – Чмокнув, стакан отпал от лица Альфа и угодил в подставленную руку. – Есть гребнистые – вот кого бойся! Они сидят в окопах…

– А ты выдумщик.

– Сходи да погляди! Сами к тебе выскочат. Сто метров от дорожки, тут они и появляются. Сначала пищат, потом слепят – ну нам это мимо, – а если не остановишься, лупят из захребетного шокера. Как хвост скорпиона!

– Серьёзно?

– Вплоть до скотобойной мощности. Не вырубишься, так ноги сведёт. Или руки, или во что попадут. Будут стегать, пока не отступишь – тут и охрана прикатит.

– Вот как… – омрачился Албан. – Я, признаться, далеко не заходил. До сигнальных огней и назад.

– Послушный ты человек! как специально для армии создан… То-то, смотрю, Джомар мне тебя в пример ставит: «Албан ответственный, Албан сознательный, способный». Мол, с тобой у него нет проблем.

Эта лестная характеристика встала Албану поперёк горла. Вроде бы радоваться надо, но на душе наступили зимние сумерки. Похвалил тебя директор, нечего сказать… Ты, как порядочный, доверяешь словам шефа проекта, ты согласен жить в рамках ограничений, никуда не суёшься без спроса – а время тянется, имя-фамилия по-прежнему условные, нарастает число занятий с инструкторами, и проверка функций всё больше напоминает боевой тренинг.

Одним словом, ты для них – никто, они тебе ничего не должны, и в этой ситуации ты – удобный человек.

Больше всего Джомар одобрял испытания на быстроту реакции. В этом Албан превосходил многих! Наладчик должен находить поломки «железа» и сбои в работе игральных автоматов не только тестером, но и вживую, в процессе. Оттого, быть может, он не любил игру как развлечение – действо в 3D-экране значило для него то же, что для врача пульс, анализы крови и сканограммы грудной клетки.

Теперь он управлял игрой куда быстрее. Настолько, что управление игровым симулятором намного отставало от его движений. Даже если оператор изменял степень ответа манипуляторов, машина не успевала за Албаном. Наконец оператор сказал, что для машины это – предел скорости. Дальше некуда. Надо пересаживаться на игральный аппарат более высокого класса.

Лучше человека.

– Надо поставить перед шефом вопрос о нашей легализации, – сказал Албан. – Иначе мы как бы не существуем и не работаем. Я не прочь быть сотрудником проекта, но на общих для всех людей основаниях.

– Кто его знает, какие мы теперь люди – в кубе или в шестой степени. – Альф попробовал высунуть язык, насколько можно. – Я не согласен меньше чем на паспорт супермена. Пусть так и запишут: «Особое существо, превосходящее смертных». Я – скачок в эволюции! Джомар – карлик рядом с нами. Учёная крыса… Ему до нас далеко!

«Ему до нас близко», – взглянул Албан на терминал. Песчинка-контролёр, за ней фильтры на уровнях локалки, дальше какие-то неизвестные средства поиска вне Сети… Полный охват. Как чувствует себя блок в структуре? Твоё «Я» подвешено на связях, кругом белая паутина – то ли ты ею облепил мир, то ли она тебя поймала. Первая жертва сети – паук, он вяжет её для себя; вне белой сетки он – просто потерянная бусинка на хрупких ножках.

Лозунг киберманьяков «Живи в Сети!» вдруг показался Албану роковым, вроде проклятия.

– Эх, – Альф приплясывал, – предаться, что ли, рукоблудию? Во мне пышут незримые силы! Хочу стать вандалом.

– Должно быть, в клинике Гийома все перекрестились, когда ты подписал своё человеколюбивое решение, – вздохнул Албан. – Подозреваю, ты не сам дошёл до «синего сиропа» – тебя трое держали, двое разжимали рот и один вставлял воронку. Это была программа по устранению буйных, верно?

Альф заржал и по привычке рухнул на пол, где продолжал извиваться, как червяк на сковородке, словно ему было до колик, до бешенства приятно, что он такой паяц. Вообще он любил поваляться, забраться под стол или кровать, свернуться в клубок или походить при женщинах на четвереньках.

– Вчера мутило, – доложил он, вдоволь побесновавшись. – Не знал, куда деваться; стал постель драть. Наволочка оказалась крепкая! Я и её, и наперник зубами – грррызь! Изучил набивку. Какие-то обрезки губчатой резины. С утра поднял бригаду техпомощи – сказал, что ноги отказали. Здорово, они так бегали!.. Пойду смотреть порно-регионы. После прогона на стенде обязательно гляди порнуху, жутко забирает. Последний раз я накачал крутой эротики на пятьсот бассов – ничего, Джомар заплатит! Гонял их с ускорением, пачками – вдруг да замкнёт где-нибудь?

– Поэтому и мозг завис. Чаще клубничку в себя копируй – совсем свихнёшься.

– Я шарил, шарил… чесался, чесался… – млел Альф, дрыгая ногами. – Дым из ушей…

– Не там чесал. Уши сотрёшь – взамен поставят не того размера.

– Будешь ты указывать, где у меня эрогенные зоны! – возмущённо завопил Альф. – Я их найти пытался! Нету их! И задницы лишили, подтереть стало нечего. Святым сделали… надо ж так над человеком надругаться! Я этих девок листал – в мозгу рябило.

– Нечего было ими мельтешить. Их достоинство не в количестве.

– Мне брызнуло, что чем их больше, чем они чаще вспыхивают, тем скорей меня перенасытит, и я лопну, – застонал Альф, мучительно переворачиваясь на живот. – А меня с души своротило… Албан, у тебя была девушка? расскажи про неё! Как смоделировать секс в цифре?.. Уровень позволяет. С такой плотностью операций в секунду – и не смочь? Как брата прошу – скачай в меня свой личный опыт…

Албан аккуратно перешагнул через Альфа и вышел из комнаты. Как он надоел со своими мольбами получить пакет подлинных интимных образов!

Бедолага. Если кого-то забирают в рай, там наверняка дают полноценную замену земных радостей. А тут – созерцай Джомара и аггелов его, качай неисчерпаемый ресурс всемирной порнографии и стремись к стендовым играм. Явно не рай. Хотя некоторые считают это пределом мечтаний.

– Албан! – заорал Альф за дверью. – Куда ты?!

«Надо стереть Прис, – с болью пришёл к Албану неотвратимый вывод. – Нельзя носить её в себе. Господи, как она, должно быть, плакала… Может, я прихожу к ней во сне. Я – умерший друг из сновидений… Нет, я не могу ей помочь. Даже если Альф обойдёт пломбы, если появится чистый путь в Сеть… Что я скажу Прис? Что я умер, но живу в Баканаре, между четырёх чёрных зданий?.. Что я стал совсем другим, я не дышу, и сердце у меня не бьётся?.. Все, кто прошёл шахту и тёмную карусель, живут в далеком Баканаре, в домах из чёрного стекла. Мы не можем вернуться – только присниться и шептать, что на самом деле мы не умерли, а просто переселились на восток… когда-нибудь мы вернёмся. Когда солнце взойдёт в последний раз. Надо вытянуть из Альфа, как стирать свою память. Или хотя бы архивировать».

Он повернул обратно. Полукруглый холл выходил окном-стеной на пруд; за парком темнела холмистая даль и возвышались башни других проектов. Посреди холла прыскал фонтанчик, окружённый вечно мокрыми растениями, а вдоль стены шли двери – две слева с табличками, остальные заперты. Места для будущих Дагласов.

На двери комнаты Альфа было криво написано печатными буквами:

«Где он это выкопал?..»

– Не кричи, я иду к тебе.

– Ага, посмотрим новости вместе! – возликовал Альф.

Терминал уже выбрасывал картинки из дозволенного Дагласам региона. Ловок Альф переходить от стенаний к болтовне! Удивительно, но и в недавних стонах, и теперь он совершенно искренен.

– Двор правящего на ТуаТоуДома Гилаутп подтвердил предположения, давно звучавшие в дипломатических кругах – официально объявлено, что герцог Эйнаа, сиятельная супруга Правителя Алаа Винтанаа, находится в положении. Герцог временно удалён от Двора и находится в уединённой резиденции, под контролем опытных лейб-медиков. При благополучном исходе беременности сиятельного герцога на ТуаТоу появится третий наследник Правителя…

– Тряхануться и не жить!.. – выдавил поражённый Альф, лёжа на животе перед терминалом. – Алби, там мужики рожают! В голову не лезет…

– Как сказал бы Джомар – абсолютно естественно. Уж такая у туанцев биология.

– А первый сын у них того, – поведал Альф с каким-то патологическим удовольствием, – некондиционный. Его и не показывают. Портреты у них только рисованные, а нарисовать можно что хочешь. Папаша-то – бывший космический пилот; поди, дозу хватанул в полёте. Партия инвалидов запрос на Туа посылала – можно ли зачислить принца в почётные сопредседатели.

– И что ответили туанцы?

– Они вообще не ответили.

– Правильно сделали. Нечего уродство напоказ выпячивать. Это горе, а не гордость.

– По тебе сразу видно – не болел и инвалидом не был, – ощетинился Альф. – Когда наши побеждают на соревнованиях, это две победы – над соперником и над болезнью…

– Криминальный отдел полиции Северного Басстауна сообщил об аресте двух мужчин, подозреваемых в совершении массового убийства. Напоминаем – трагедия произошла в понедельник тридцатого ноября прошлого года, когда в игровом салоне «Римская Фортуна» было убито одиннадцать и тяжелоранено пятнадцать человек. Полиция просит всех, кто находился в тот день у «Римской Фортуны» около девяти часов вечера, помочь дознанию. Если вы видели этих людей…

– Неинтересно. – Альф переключился на другой канал, используя радар как пульт ДУ. У него это получалось мастерски.

Албан промолчал. Однако он успел запомнить телефон и e-mail, по которым полиция ожидала свидетельских показаний.

Он передумал что-либо стирать в себе. А ещё появилось сильное желание, чтобы Альф нашёл чистый доступ в Сеть.

– Я знал ребят, – откровенничал Альф, – которых при виде шприца брала дрожь. Их прямо колотило – сами как молоко, глазки стекленеют, губы трясутся… Особенно когда пыряет симпатичная медичка. Эротично до визга Чуешь? Она подходит, вся гладенькая, а в руке игла. Ты ей подставляешься. Она втыкает. Ооо! Малый окаменеет, ногтями в простыню вопьётся; постучи по нему – звук деревянный. А мы гогочем! Кто мяукает, кто лает, по-всякому.

– Вы там веселились, у Гийома.

– Не, у Гийома я концы отдавал, а вылёживался в госпитале жертв Экспансии. Там коридоры широкие, чтоб в эктоскелетах ходить и локтями не сталкиваться. Дешёвые модели – здоровенные, со шкаф шириной. Ты в нём болтаешься, а он по коридору топает. Чего только не вытворяли… Дрались в скелетах, к девчонкам через балкон лазили. Один позвал подругу на свиданку, то да сё, разодрало их на любовь-морковь, и тут скелеты арматурами сцепились – не растащишь. Возились, только хуже спутались, упали – и копошатся, как раки; шум, скрежет на весь этаж…

– Всё-таки объясни про стенд. Ты начал с уколов, – напомнил Албан.

Есть одна надежда на будущее – что избранники в царстве небесном не изводят друг друга бесконечными воспоминаниями о земной жизни.

– Я и толкую про уколы! Стенд – почти то же самое. В первый момент думаешь, что тебя насилуют. Не хочешь, а подчиняешься. Кому другому всунули бы в брюхо три щеколды – тут же и загнулся бы на стенде. А для нас это только начало. Последний порт вонзаешь сам; он дублирует главные органы пилотажа…

– …и на уровне обычного полёта, – уточнил Джомар, склонившись над Албаном, лежащим в ложементе. – Выведи поле управления, – он сверился с экраном.

Чем дальше, тем непринуждённее Джомар переходил на «ты», сам при этом оставаясь на высоте субординации.

Операцию входа в управляющее поле Албан выполнял уже без содрогания. Ему стоило немалых трудов смириться с тем, как на мысленный (но пролетающий строкой где-то внутри) приказ открывается поверх белой сети вогнутый прозрачный пульт. Худо, когда в голове бегают буковки и возникают картинки; ещё хуже, когда ты считаешь это нормой.

– Опция N – скорости досветовой шкалы и гиперпространства, ниже они подразделяются по схеме ветвления. Опция J – так называемый квантовый бросок. Задачи соответственно отмечены литерами N и J. Снять поле. Теперь попробуем выполнить… Готов? – Джомар отступил, словно ложемент сейчас рванётся вверх.

Несмотря на обстоятельный рассказ Альфа, инструктаж операторов стенда и напутствие Джомара, эффект соединения с новым игральным автоматом был ошеломляющим.

Все ощущения, накопленные за месяцы привыкания к телу, погасли. Албан, как в день активации, стал шарообразным и зрячим во всех направлениях. Невесомый и беззвучный, он висел в бесцветной пустоте. Первым побуждением была вспышка: «Поле управления!» Окружающее разорвалось цветным квадратом, похожим на парус под ветром. Мозаичный рисунок сенсоров отозвался внутри Албана богатым хором тонких ощущений. Щекотка, пощипывание, запах ванили – каждый пункт выбора на панели сознания ощупывался и обонялся особо, ни за что не спутаешь с другим. Вместе эта симфония поразительно освежала ум, как вдох ментола

Албан вдохнул – и расширился, стал втрое больше. Круглое тело, вбирая запахи и звуки, росло и пело, озирая и осязая одновременно. Глаза были пальцами, а ноздри – ушами, чуткими к вкусам, будто язык гурмана. Шквал ощущений нарастал – и упорядочивался; разделились пятисоставные свойства сенсоров и направлений. Они манили, таили нечто невыразимое, прежде неведомое. Потянись – и ты обретёшь то, чему нет названия.

Оболочка кипучего восторга выплёскивалась вовне и стремилась охватить всё видимое. На поверхности сферы сознания цвёл и бушевал праздник неутолимой жажды, взахлёб поглощающей оттенки и пряности волшебной новизны, а сердцевина оставалась прозрачной и ясной, центром внимания и твёрдости. Такое невозможно сочетать, но сейчас оно стало возможным.

Слабые, скупые, приглушенные ощущения повседневности были сметены потоком бурного наслаждения. Но, утопая в солнечных щедротах, Албан чётко видел цель – красный круг, темнеющий вдали. Глаза, получившие способность нажимать сенсоры поля, касались их точными взглядами, и цель приобретала конкретные очертания – координаты, дальность, собственную скорость. Цель была помечена заданием: «Достичь, скорость N4».

Албан бросился к цели. N – N4 – ОРУЖИЕ НЕАКТИВНО. Масштаб времени – час в секунду, коэффициент сжатия времени – 3600. Принять условное t? Принять.

Хромосферу солнца по имени Албан ласкали вкусные струи Вселенной. Солнце-Албан неслось со скоростью N4, с упоением прорывая гравитонные поля иных светил и оставляя позади всплески эфира, конвульсии электромагнитных линий, расходящиеся ударные волны и молнии величиной с гнев Божий.

– НЕРАВНОМЕРНОЕ ПРОХОЖДЕНИЕ. ОТРЕГУЛИРОВАТЬ ГРАДИЕНТ СКОРОСТИ, – вторгся чужой голос. – ОПАСНОСТЬ ОБНАРУЖЕНИЯ ТЕЛЕМЕТРИЧЕСКИМИ СРЕДСТВАМИ ПРОТИВНИКА.

Что-то сместилось в солнечном ядре сознания. Албан отчётливо понял, что слышит иную, не человеческую речь. Живое существо не способно проговаривать слова в 3600 раз быстрее.

Он потянулся вверх с невольным желанием взглянуть на часы. Но часы висели впереди в поле обзора Даже двое часов – синие «РЕАЛЬНОЕ ВРЕМЯ» и алые «УСЛОВНОЕ ВРЕМЯ». Разбитые попарно цифры показывали разное – алые часто моргали, меняясь, а у синих едва нарастало число в последнем порядке.

Албан открыл глаза. Комната, люди. Закрыл – полёт к кольцевой мишени. Разница в 3600 раз. Глаза тела и глаза сознания видели в разных временах. Мир стал ломаться, летящее солнце ударилось о стену страха, и Албан закричал, заставив Вселенную вздрогнуть. Должно быть, так кричат водители, врезаясь в неожиданно возникшую на шоссе преграду.

Снять условное t?

Полёт продолжался кувырком, звёзды сошли со своих мест и понеслись по кривым, путаным траекториям, круша вдребезги систему ориентации. Солнце Албана стало шаром сатанинского боулинга, разметавшим хлипкий ряд кеглей и вместе с ними летящим в бездонную прорву, где – хохот, пламя, вой и тьма.

Снять условное t?

СНЯТЫ!

Восстановлен масштаб времени 1:1.

Албан хотел выскочить из ложемента и бежать куда-то, сломя голову, но только сел – он вмиг понял, что ничего не было. Комната. Джомар нахмурен, на лицах сотрудников – тающие гримасы лёгкой досады. Лишь в памяти медленно угасал грохот катастрофы, погубившей Вселенную. Это мираж. Небыль. Мара, наваждение… А чудеса, творившиеся с телом? Он был божеством, осязал свет и слышал запах межзвёздной пыли, столь похожий на ваниль… По коже невидимо стекали и терялись в сухом воздухе языки солнечного огня, которыми он озарял всё вокруг.

– Сколько… времени прошло? – вырвалось у Албана.

– Реального? – Джомар взглянул на таймер. – Мало. Пять и тридцать семь сотых секунды от включения.

– Нет… я был там…

– Меньше шести часов.

– С нашим пивом время бежит незаметно, – хмыкнул один из одетых в бледно-салатовые комбезы.

– Бред… – оглядывался Албан. Казалось странным, что стены стоят вертикально, а потолок неподвижен. Всё должно сорваться и рассыпаться в прах.

– Всего лишь изменение масштаба. Ты потерпел виртуальную аварию, но… две трети дистанции прошёл стабильно. Для начала вполне терпимо. Будем продолжать.

– Ну уж нет!..

– Почему? – Джомар присел на край ложемента. – Ты получил урок – не отвлекайся, не выглядывай в реал, иначе сбой. Если держаться в полёте, ощущения будут прекрасными… Успех означает счастье, неудача – что-то похожее на смерть. С такой игрой ты ещё не сталкивался. А на скорости J эффекты возрастают в несколько раз. Я ведь говорил, что мне такого и попробовать нельзя. Не те органы чувств, увы!

– А что же вы… не настроили мне вкус и запах, как положено? Ведь могли, но не сделали.

– Не сделал? – Джомар удивлённо приподнял брови. – Тогда с чем ты встретился в полёте? Это не было сладко и ничем не пахло?

– Вы хотите сказать, что… оно в меня заложено?

– Вопрос является ответом. Ты можешь подсластить то, что захочешь. Но истинная сладость – в полёте. Итак, ты готов вновь отправиться к цели?

Албан помолчал, опустив голову, и заговорил о другом:

– Паспорт. У меня до сих пор его нет.

– Нет, – спокойно подтвердил Джомар.

– Речь о нём шла ещё в декабре.

– Шла.

– Скоро ли его выдадут?

– Нет.

– Неужели так сложно оформить…

– Сложно.

– Скажем, в ближайшую неделю..

– Нет.

– Или в мае.

– Нет. У нас с тобой много работы. Обучение на тренажёре, в частности. График плотный, к концу мая надо освоить скорость J. Наши приоритеты – не шутка, Албан, а будущее цивилизации. Вернёмся к вопросу о твоей готовности.

Видимо, эту манеру смотреть Джомар перенял у Наблюдателя. Только в глазах безопасника читалось многоточие, а у Джомара виделось чёткое «нет». Всегда «нет» и безмолвное ожидание того, что ты перестанешь задавать глупые вопросы. Ответственный и сознательный человек не донимает шефа, а говорит: «Есть, сэр!»

– Попробуем сейчас, – промолвил Албан.

Никакой игрок, ни в одном салоне его района не смел вякнуть, что наладчик Хассе обломался – такого не случалось.

Кроме того, портить отношения с Джомаром – скверный вариант. Но шеф зря надеется, что разговор о паспорте окончен. Централы спорят до последнего.

Наконец, он не мог наотрез отказаться от возвращения в мир стенда. Альф не соврал – три щеколды в живот, и ты уносишься в эмпирей. Даже сильный человек потянется туда, если альтернатива – пресная жизнь киборга.

– Отлично, – прохладно ответил Джомар. – Никаких взглядов наружу. Не высовываться. Только вперёд. Стремись к цели.

– Я буду стремиться, сэр.

Блок 3

Достижения в tech-life и бионике – священные тайны медико-технологического концерна, именуемого клиникой Гийома. Даже крупица лабораторных отходов не должна попасть в липкие руки конкурентов.

Ночью, всегда в разное время, из ворот научной базы выезжал глухой четырёхосный бронефургон под охраной патрульных машин. Грузно вырулив на магистраль, он с эскортом нёсся по скоростной полосе к фабрике уничтожения. Камера аннигиляции – надёжный могильник всех секретов! Разумеется, за фургоном-сейфом велась слежка, а безопаска клиники принимала меры контршпионажа.

А с противоположной стороны на базу въехал заурядный муниципальный мусорщик, каких в Сэнтрал-Сити бессчётное множество.

Скучающий водила подогнал машину кормой к дверям. Из кабины спустился статный неторопливый мужчина, на лицо гладкий и бело-розовый, будто тальком присыпанный. На его бейдже обозначено: «Старший менеджер-оператор по транспортировке отходов». В руках у менеджера планшет с бумагами, под козырьком форменного кепи – рассеянные, светлые, но при этом какие-то всевидящие глаза.

Сегодня он уже вдосталь наглотался городского дыма и по дороге сюда блаженствовал в замкнутой кабине с кондиционером. Хочешь не хочешь – опять приходится нырять в тлетворную смесь, заменяющую централам воздух. Шевельнув ноздрями, менеджер с отвращением наморщил нос и попробовал задержать дыхание. Напрасная попытка – царапая горло, удушливый коктейль проник в лёгкие, выдох стал приступом спастического кашля. Привыкнув к чистой атмосфере, в Сэнтрал-Сити начинаешь задыхаться, словно подавился ершом для мытья бутылок.

– Ближе, – откашлявшись, сипло приказал он шофёру через микрофон, дрожащий на стебле у губ.

Не глядя ни в экран, ни в зеркало обзора, водила с ювелирной точностью сдал назад, чуть не коснувшись двери. Этот парень умеет водить свой сундук! Интересный малый. На лице ни волосинки, ладони будто восковые.

Сейчас из недр здания выкатят тележки с мешками. Так и есть, везут.

Но в кузове мусорщика, за раскрывшимися створками – не груды набитой мешкотары, а двое одинаковых парней в тёмно-серых робах и несколько ящиков. Опустилась аппарель. Двое из кузова начали проворно, с большой осторожностью выносить ящики. Бело-розовый менеджер тихо заговорил со старшим грузчиком:

– Возвращаем десять образцов. Вот список, вот протоколы о стирании. Рекламаций нет.

Здесь принята старая добрая система отношений – всё решается в личном контакте и через передаваемые из рук в руки бумаги. Ни радиосвязи, ни трэк-телефонов, ни тем более сетевой почты. Ничего, доступного приборному перехвату.

Вероятно, даже старший грузчик клиники должен иметь высшее образование. В его интеллектуальном багаже явно лежало нечто большее, чем диплом бригадира по уборке отходов.

– Сегодня всех запустим в тест-программу. Через пару недель представим Джомару выводы. Нас тоже не радует низкий процент транскрипции, но… вы видите, что брак не связан с качеством субстрата. Отдел перезаписи работает с тем, что доставляет «неотложка». Свежие мозги без лакун попадаются в сорока случаях из ста. Потом неделю прокачиваем их «чёрным жемчугом» пополам с глюколом и нанолипидами… Трудно замедлить распад мозга, когда его послойно нарезает нейросканер. И что обидно, на втором заходе уже нечего читать.

– У всех свои сложности, – мирно согласился бело-розовый. – Теперь о том, что вы нам отгружаете.

Бригада гийомовцев прытко передавала экипажу мусоровоза тяжёлые цилиндрические контейнеры, извлекаемые из мешков с маркировкой «FOR SPECIAL OR TOXIC». Молчаливые грузчики не улыбались, даже не смотрели друг на друга. Движения – предельно эргономичные, глаза – почти неподвижны, мимики – никакой. На фоне грузчиков старший и менеджер выделялись тем, что говорили и дышали.

– В этот раз у нас был плодотворный период. Поступило девятнадцать полумёртвых, десять отбраковано, трое сдохли на луче. Итого к выдаче – шесть заряженных субстратов. Даты и время завершения транскрипции – в сопроводительных бумагах. Последний контроль содержимого час назад. Состояние у всех соответствует сну, настройки для активации обычные.

– О'к. – Менеджер едва заметно склонил голову. – Сведения лично о каждом?

– Вот. Ссылки для дознания указаны.

– Спасибо. До встречи.

Поднимаясь в кабину, обычно сдержанный менеджер не утерпел и, кое-как совладав с подступающим кашлем, раздражённо бросил:

– Как вы здесь дышите?..

– С трудом! – засмеялся старший грузчик, помахивая пачкой документов, будто веером.

Мусоровоз вышел на магистраль и неторопливо покатил к мелкому аэродрому на окраине, затерянному среди пыльно-серых заводских кварталов – там поджидал старый, неприметный грузовой флаер.

Пока едешь, есть время почитать и вдуматься. Наблюдатель внимательно изучал паспортные и другие данные личностей, переписанных на субстраты.

Не все они приживутся в телах, а из удачно прижившихся не все перейдут в категорию номерных образцов. Отсев велик. Технология Мошковица в принципе верна, но пока несовершенна. А начальство торопит с переходом от стендовых испытаний к реальным запускам…

Кто из этих, спящих в цилиндрах, получит номер? Всего один или двое?.. даже трое? или никто?

Пол. Возраст. Профессия. Навыки. Семейное положение. Адрес. Религия. Джомару годится не всякий, чтоб сделать из него Дагласа. И не просто Дагласа, а надёжного, безотказного пилота.

Как вообще можно надеяться, что человек станет совершать только те поступки, которые от него требуются?

Конституцией запрещены методики, делающие человека предсказуемым… исключая отдельно оговоренные особые случаи. Значит, иногда эти методики дозволены. Госпожа Конституция может спать спокойно, её невинность не пострадает.

Но пилотам предстоит вручить оружие, способное одним выстрелом снести Город с лица земли… Как правило. Айрэн-Фотрис подбирает свои кадры тщательно, придирчиво – а тут приходится буквально брать людей с улицы. Жертвы аварий, насилия – кого подкинет случай, тех и загребай.

Кто следующий войдёт в семью Дагласов? Какие у него будут мерзкие привычки и гнусные черты характера?

Остальные вернутся в сон. Глубокий, стабильный, безвыходный сон, где они встретят Конституцию в образе прекрасной леди, а также всех своих предков – и останутся в этом обществе навсегда.

Наблюдателя утешало то, что решение о дезактивации и стирании принимает Джомар, а не он. Сцены включения новых Дагласов и их ухода в неактивное состояние могли расшатать и крепкую психику. Было бы крайне неприятно сознавать, что лично ТЫ распорядился отправить кого-то в небытие.

Чего только не приходится вытерпеть во имя Государства!

– Пришли в голову стихи, – поделился Джомар накипевшим. – Вот послушайте: «Цветёт на улице весна! В объятиях урчит жена!»

От него веяло свежестью здорового тела, зубной пас той, шампунем и лосьоном. Он только что вылез из душевой.

– Здесь совершенно не учитывают потребности живых людей, – откровенничал он, обходя ряд вскрытых цилиндров. – Я заполнял анкету о своих привычках и пристрастиях. Точно указал, сколько раз мне нужна женщина. Так они поделили число пополам! То привезут жену, то дадут вместо неё таблетку. Жене тоже не нравится. В отношениях должен присутствовать момент импровизации… экспромт, если угодно – но когда ровно в двенадцать-ноль-ноль является уорэнт-офицер на штабном флаере, готовый, если моя мадам заартачится, волоком тащить ее к исполнению супружеского долга… Это ни на что не похоже! А чтобы не вовлекать её в эти игрища, я должен писать на бланке официальный отказ от любви. Дружище, что вы такой кислый?

Наблюдатель ещё раз помассировал виски. От чистого воздуха Баканара слегка ломило голову. Ему не терпелось перейти к служебным делам, хоть немного отвлечься от быта с его пошлостью.

– Побывал в Городе.

– Ну и как там? – закончив обход, Джомар взялся листать бумаги.

– Серо, грязно, манхло, все спешат. Ничего не изменилось. У Гийома рассказывали – когда централов анатомируют в прозекторской, лёгкие у них чёрные и скрипят под ножом.

Шесть опаловых кабошонов величиной с детский мячик покоились в гнёздах, утопленные в глубину мощных контейнерных оболочек, золотясь едва заметным пухом волосков-связей. Прочность, помноженная на гибкость. На таком волоске можно вешаться – не лопнет, шею перережет. Обманчиво прозрачные, субстраты-кабошоны при смене угла зрения то затмевались молочной мутью, то вдруг из глубины упруго подступал выпуклый свет – так солнце светит сквозь туман. Наблюдателю порой казалось, что внутри мыслящих камней кто-то бьётся. Немые, безглазые субстраты походили на волшебные талисманы – соберёшь нужное число, и тебе откроется запретный мир.

– В целом… да… пожалуй, все годятся, – бормотал Джомар, бегая глазами по строчкам. – Будь проклят случайный отбор… А разве есть иной путь? То-то и оно, что нет. Это новинка? – отвлёкся он, едва в пальцах безопасника мелькнула пластинка носителя. – Включите вслух. У вас хороший вкус, я вам доверяю. Опять альтернативная музыка?

– Можно сказать, что да. Гельвеция Грисволд, этнические зонги.

– Ааа, завывания. Мило! Ч-чёрт, над каждой новой партией мозгов меня озноб пробирает…

«Да неужели?» – изумился Наблюдатель.

– Эта… альтер-музыка входит у вас в перечень задач? Анализ метатекста, метасмысла – или что-то в этом роде?

– Нет, зачем же. Просто люблю неформалов.

– О!.. Не боитесь за свою служебную характеристику?

– Я застрахован от ухода в андеграунд.

– Подскажите как. Мне тоже не помешает.

– Пью таблетки. Табельное средство.

Джомар расхохотался. Тем временем плеер Наблюдателя запел бойким девичьим голосом под звон неведомых Джомару струнных и ударных инструментов, между которыми гармонично вплеталась флейта.

На душу Наблюдателя тихо-тихо, босиком, розовыми пятками по струнам снизошла благодать в образе Гельвеции. Эта жилистая смуглая деваха с её гитарой, яркими глазами и певучим горлом лесной птицы повергала его ниц. Порой он жалел, что не пошёл служить в политическую полицию. Оттуда командируют следить за студентами и богемой – среди поднадзорных столько творческих, незаурядных личностей, столько красивых женщин!..

Ему было слегка неловко, что Мошковиц слышит её голос. Словно шеф проекта подглядывал за ней. «Завывания». Мнение свиньи об апельсинах. Но ссориться с главой «Сефарда» не входило в планы Наблюдателя.

– Пытаюсь угадать, кто из них кто. – От бумаг взгляд Джомара то и дело перескакивал на субстраты. – Должности, дипломы – ничего не говорят. В людях есть нечто потаённое, его не выразить словами. На кого нарвёшься?.. Да, сделайте мне сводку по образцу П. Подробно, насколько возможно.

Гельвеция сочувствовала безопаснику. Она поддерживала его взгляд на ядовитый Город.

– У нас разобщены сферы слежения, – с холодком молвил Наблюдатель. – Вы работаете с ними в реале, я – по записям и досье. Эти половинки яблока не совпадают. Что конкретно вас интересует?

– Помыслы. – Глаза Джомара неожиданно стали острыми, как шипы. – Внутренний мир. Мне с этим некогда возиться, без того забот хватает, а вам – и карты в руки. Одного святого праведника спросили – что ему неподвластно? люди, хищники, стихии? Нет, ответил он – помыслы. Они неодолимы. Вот бы что взять под контроль, на мониторинг… А то всегда остаётся ощущение, что ты чего-то не узнал, упустил.

– Он вызывает подозрения?.. какие именно? – Голос Наблюдателя звучал профессионально – мягко, глубоко и точно, словно доискиваясь до истины рукой в тонкой гладкой перчатке.

– Наладчик, а лексикон указывает на интеллект выше среднего. Выясните, где он этого набрался. Возможно, его знания поверхностные… В ангельской иерархии есть забавная, но высокая должность – Противоречащий, Сатан. Он проверяет души на соответствие стандарту качества. Сдаётся мне, это ваша должность! – и вновь Джомар заулыбался.

– Разумеется, я изучу его. – Наблюдатель был задет и улыбкой, и сравнением. – Но кое-что могу сказать сразу.

– Говорите, мне интересно.

– Для образцов открыта часть сетевых ресурсов. Трафик проверяется. Можно сравнивать, вникать.

– Это очень кстати. Друг мой, я особо отражу в недельном рапорте ваше участие, а то вас в проекте не заметно. Дьявол бы жрал эти рапорты… но я отражу. Какие-то обобщения вы уже сделали?

– Некоторые. Скажем, образец II интересуется религией.

– Хм, совсем неплохо! Я ожидал худшего. Религия – самое то, что надо парню с проблемами. Вы не представляете, как благотворно она действует на ум!

– По-разному. Одних умиротворяет, других будоражит. Кроме того, образец II регулярно смотрит канал «Полиция amp; Юстиция». Новости из зала суда и прочее в том же роде…

– Вот оно, сознание миллионов. Чтоб пощекотать нервы – криминальный репортаж, а чтобы их пригладить – церковь. Как ты ни прокачивай умишко, простонародная закваска выдаст себя в полный рост. – Джомар сосредоточился на субстратах, заново привлечённый пушистым сиянием волосков. – Начнём-ка мы эту серию с женщины. В честь приезда моей мадам. Может, хоть тут нам повезёт.

Она с ужасом осматривала свои руки. Вокруг и внутри всё было иллюзорным, как во сне – чужие пропорции, чужой язык во рту, потерявшем чувствительность. В голове теснились, смешивались чьи-то голоса, детское пение, мелодии, а стены полупрозрачно мерцали.

Она находилась в центре решётчатой сферы. Порой решётка исчезала, но едва оживала надежда больше не видеть белой сетки, как узор пересекающихся линий вновь возникал в воздухе – и двигался вместе с нею, когда она шатко шла, держась за стену. Выйти из сети было невозможно. Нереальная, неосязаемая решётка отрезала все пути.

Лечь и закрыть глаза. Заткнуть уши. Но это не помогало – сеть нависала куполом, прорезая потолок и уходя ввысь, а луч взгляда находил за преградой объёмные тени людей, контуры вещей, жилы инфраструктур…

Временами появлялось странное, нелепое ощущение того, что она видит затылком. Видит висками. Видит во все стороны.

– Скажите мне правду. И ещё… как от этого избавиться? Оно преследует меня. Я не могу заснуть. Мне плохо, понимаете?!

– Гораздо лучше, чем в клинике, – убеждал кудрявый брюнет, непринуждённо сидя на углу стола. – Можно сравнить, хотя я не уверен, что сохранилась память…

О, она помнила. Голова без тела. Даже обезболивания не надо – то, что ниже шеи, перестало существовать. Потом волны палящего жара, подступающие из горла, снизу. Мерно, как океанский прибой, подкатывала горячая тьма, а мир сжимался в комок гнилостного запаха, страха и беспомощности, полного бессилия и неподвижности. Но пришёл сон, и её втянул холодный чёрный водоворот. Вынырнула она здесь, среди молчаливых людей в бледно-салатовых одеждах.

– Вы лжёте. Я жива!

– Да, какое-то время ты была жива Точнее, твою жизнь поддерживали искусственно. Затем процессы стали необратимы. Спасти тебя не удалось.

– А это… – Она опять поглядела на руки. – Что это? Я вижу, оно не настоящее.

Зажглась сеть, ячейки стали мельче; лежащие на коже квадраты разгорелись и начали входить в плоть. Беспрепятственно, как в воду. Ряды шариков под кожей, глубже – сочные утолщения, тяги, трубочки…

Она с криком ударила себя ладонью ниже локтя – исчезни! не хочу, закройся!

– Кое-кто погиб на месте, – задумчиво повествовал кудрявый. – Некоторые отделались лёгкими ранениями. Когда такая махина на лету врезается в диспетчерский пункт, невредимых не остаётся. Тебе не повезло при катастрофе. Но мы дали тебе новую жизнь.

Он не резко, но явственно выделил слова «мы дали».

– Я должна увидеться с родными!

– Неразрешимый вопрос. – Голос кудрявого стал вязким, обволакивающим. Он словно не говорил, а плёл паутину. – Тело, которое ты получила в виде исключения, является строго закрытой разработкой. Пока это так, нельзя ничего изменить. Надо осознать ситуацию и себя в ней, тогда многое предстанет в ином свете. Есть потери, но приобретений – больше…

Джомар устал молоть языком, но беседа доставляла ему удовольствие. Рекомендация психолога – сразу и откровенно ставить образцы в известность о том, что они даже не артоны – работала блестяще. Прямо наповал разила Перспективный образец III чуть ума не лишился.

Обязанность лично убалтывать образцы до кондиции нравилась Джомару. Было что-то мучительно сладкое в прямом контакте с андроидной системой, потерянно хлопающей глазами и в испуге озирающей дивный новый мир взглядом киборга. С Альфом и Албаном было труднее, поскольку Джомар не имел опыта обработки таких собеседников, но он быстро освоился и вошёл во вкус. Всё-таки в основе своей они – люди с их слабостями, а значит, образцами можно манипулировать. Даже нужно! Тем более нужно, если хочется.

Только вербальное воздействие и установка строгих рамок. Внушение принципов субординации. Встряска, пережитая при транскрипции личности на субстрат, на первых порах делала образцы податливыми и доступными. Они запоминали крепче живых, а стирать обучались не сразу. Как при воспитании киборгов, большую роль играло запечатление образа хозяина и его команд.

Пока свеженький образец не очухался, надо подавить и подчинить его. «Имя на выбор, какое захочется»? нет у них выбора! Хватит играть в демократию и тратить время на пустые уговоры. Никаких отклонений от концепции проекта. Диктат, императив, приказ! Мы в армии, а не в парламенте.

Позже связи в субстрате устоятся, наступит привыкание, мысли забегают свободнее… и неуклюжий, волочащий ноги киборг выпрямится, шаги станут широкими и твёрдыми, а характер – тем, каким был в прошлой жизни. Тут держись! Неизвестно, что в ком раскроется.

– С любым вопросом следует обращаться КО МНЕ. В этом учреждении всё решаю Я. Служебные телефоны – на каждом этаже. Номер – 1-109. Ты можешь познакомиться с теми, кто прошёл процедуру раньше. Они уже работают в проекте; у них превосходные результаты. Это интересные ребята. Иди сама. Ты можешь ходить без поддержки.

В том, что касалось разных киберштучек, Альф был знаток с плюсом. Или начитан под завязку – ну он-то имел время почитать без спешки! – или же интуит, познающий чутьём.

Чтобы так хитро смодулировать голос, Албану пришлось бы думать куда дольше. А образец I справился за трое суток, после чего, пыжась от превосходства, предложил замысловатый аудиотональныи код, переводящий речь в тихую смесь шороха, утробной икоты и царапающих звуков.

Впечатление от нового способа общения возникало такое, будто крысы и йонгеры гоняют по комнате мяч. Мало того, голоса можно было отрегулировать применительно к любому помещению, чтобы они взаимно гасились и начисто глохли. Когда Албан научился видеть звук, удивляться стало нечему.

Альф гордился, лёжа пластом на койке. Вроде он своё сделал, что-то доказал миру, теперь пора и лавры пожинать. Может, на взгляд со стороны это не подвиг – нарыть в помойке Даглас-центра полмешка пустых пакетов из-под соков и млечных коктейлей, – но фишка в том, что Альфа Дагласа никто не отследил!

– Нехило я поживился. Столько красивых вещей! Снаружи-то барьеры, загородки, крабы шастают – а меня, который изнутри крадётся, не предусмотрели. Нашли новобранца – чтоб я ходил по струнке! Вот им! знаешь, как раки моргают? – С помощью двух кукишей Альф тотчас показал моргучих раков. – Всё проницаемо, только с умом надо взяться.

Пригладив новую наклейку к стене, Албан придирчиво смерил её глазом. По обоям расползалась гипераппликация, словно из музея поп-арта – рожицы, подстрекающие ребятню пожирать сласти, красотки с улыбками акул и языками ниже подбородка, тараканы и тараканихи в шляпках и туфельках. Рельеф обеспечивали смятые пивные банки, упаковки от энергетических напитков, сливочного пудинга и шоколадного желе.

Альф грезил наяву:

– Потом будем лепить на потолок!

«Хорошо, Джомар сюда не суётся. Какой он добрый – выделил по комнате. Двенадцать квадратных метров! Есть где размечтаться. А то, глядишь, их прижимистое интендантство отвело бы каждому Дагласу жилой шкаф. Не очень широкий, типа ячейки в школьной раздевалке. Как раз стоя поместишься. Нам же всё равно – столбом стоять или навытяжку лежать…»

«Э, братик, разделяй потоки-то! Что думаешь – внутрь, что вслух сказать хочешь – наружу, на радар», – предостерёг Альф.

«Тьфу! Никак не приспособлюсь. И вообще – чего ты разлёгся? Помогай!» – Албан поддел кровать ногой и свалил Альфа на пол.

– Гад ты, скотина! Я тебе принёс, вот и клей!

На миг Альф запутался б своих ногах, ахнул, схватился за опрокинутую койку, вскочил с яростью. Албан даже не поглядел в его сторону. Зачем? Ради такого зрелища и сканер поворачивать не стоило.

Да фиг ли на него смотреть, такого разрисованного? Вымазал харю стилом-семицветкой, расписал и торс, и шею, где достали руки. Руки тоже пострадали от «настоящего туанского карандаша Семь Радостей», который смастерили без лицензии лохматые яунджи в Тьянга-тауне.

– Я, между прочим, твою комнату оклеиваю. А ты валяешься и тычешь мне лучом – правей! левей! Позаботься об интерьере сам.

– Не могу. – Альф ополз вниз, словно из него рывком вынули арматуру. – Я не в состоянии! Мои функции… С ними что-то происходит!

– Хо! а кто в помойку лазил через мусоропровод?

– Это от страха! я так отвлечься пытался. Гляди! – Стоя на коленях, Альф протянул руки, как за подаянием. Полосатые руки тряслись и подёргивались. – С каждым днём всё сильнее. Оно нарастает, Алби! Я с ним не справляюсь… Роботехники не смыслят ни бельмеса. Почему? а потому, что это… это… – Бедняга звучно сглотнул, – вернулась моя болезнь! Дистрофия нервных волокон… Её переписали вместе с разумом. Она развивается, а меня не лечат! не умеют! Хоть ты мне посочувствуй! Прогрессирующий паралич рук и ног… мозг деградирует…

– Заметно. Больше сериалов смотри, он совсем протухнет. Ты не обращался в службу сервисной поддержки? У тела, поди, ещё гарантийный срок не кончился…

– Всегда вы так. – Альф злобно сгорбился, пытаясь вернуться в несчастное детство, когда мышцы сохли, а родители таскали его по врачам. Напрасные старания – для позы мумии нужны кожа и кости; принять позу мешала развитая мускулатура. – Вы, здоровые, никогда нас не жалеете. Одни насмешки, издевательство, биологический расизм…

Тут Альф снова промахнулся – Албан терпеть не мог плакс, хнычущих беспроигрышные обвинения в расизме.

– Загляни в зеркало, Аполлон. Тот дохлый мальчик, которым ты был, давно помер. Тебе что-то другое на субстрат переписалось – синдром льготника.

Альф насторожился, ощетинился:

– Это ты о чём?

– Как немощным прикидываться. Играть на жалости, выклянчивать уступки и поблажки. Брось; твоё художественное нытьё не катит. Теперь отлынивать не придётся. Вот клей, вот ножницы. Вперёд!

– Ну давай! оскорбляй! меня сделали роботом…

– Ага, льгот лишили. Обидели – в сверхчеловека превратили.

– Будешь этим попрекать? На себя глянь! Сам чучело! я с тобой… как с человеком! – Альф кипел. – Баста! я больше тебе ничего не скажу! ни где тут узлы наблюдения, ни чем искателей болванить! а как из Даглас-центра кабели выходят – знаешь? Никогда не узнаешь!.. Когда сменят протокол прослушки, я предупреждать не стану. Ты тупила, кодировку сам не просечёшь! и радаром крутишь, как манхло позорное!

Похоже, Альф решил так выговориться, чтобы с неделю было нечего сказать. Из него без удержу лило по всем каналам – болтливый рот настежь, радар вовсю лучит схемами Даглас-центра и планами кабельных пучков. Спохватившись, Албан перешёл в режим записи – мало ли, вдруг что-нибудь пригодится.

– …даже если протянешь мне руку… – распалялся Альф.

Сканер Албана отметил движение за дверью. Странно; обычно в холл у комнат образцов никто не заходил. Разве что автоматы-уборщики, когда Дагласы уходили гонять воображаемые корабли по 4D-космоcy.

– Сюда идут.

– Кого?.. – Сбитый с толку Альф осёкся.

– Прямо сюда. Сейчас откроют дверь, – предрёк Албан.

Действительно – ручка повернулась, и в комнату нерешительно заглянула симпатичная блондинка с короткой стрижкой, в армейском комбинезоне без знаков отличия.

Верно, здесь находились два парня. Один – расхристанный, по пояс голый и расписной, будто пасхальное яйцо. Другой – опрятный, сдержанный в движениях. А стена! что за стена! мусорная экспозиция!

Мгновенное видение двух очень разных парней, перевёрнутой койки, груды отбросов на полу и виртуального окна, якобы выходящего на горную цепь с багрово дымящимся вулканом (громадное солнце еле просвечивало сквозь дымную пелену), тотчас сменилось – внезапно и пугающе сменилось! – картиной двух решётчатых сфер, прянувших навстречу, и ощущением удара. Призрачные конусы, вибрируя и разгораясь, сошлись на блондинке, ощупывая её от ступней до макушки; непроизвольно она защитилась, заслонилась – но не рукой. Её собственная сеть-сфера в ответ на атаку стала гуще, а конус проникающего зрения хлестнул по фигурам парней.

Зернистый слой под кожей, пластины кожухов, бронированные корпуса внутри.

– Ооо, Иисус-Кришна-Будда… – От счастья Альф перешёл на шёпот. – Сбылись мои молитвы… Девочка! лапочка!.. Сестрёнка, как тебя звать?

– Бланш. – Вместо гостьи-красавицы ему ответил жестокосердный Албан.

– Откуда ты узнал?

– На бейдже написано. Зачем тебе сканер, Альф? Ты и в оптическом диапазоне, как слепой. Глаза будто плошки, не видят ни крошки…

От Албана не укрылись горькие стигмы души, недавно втиснутой в неживое тело. Неловкие шаги сильных ног, слишком тяжёлые для плавной женской походки. Повороты головы, из-за несинхронной работы тяг похожие на рывки. Косящий взгляд, не совпадающие с речью неверные движения губ.

– Вы!.. – прыгнуло отрывистое слово. Бланш зажала рот ладонью, чтобы фраза не сломалась, не стала бессвязным выкриком. Когда она начинала нервничать, речь сбивалась на разрозненные односложные возгласы.

– Не спеши, – тихо, с растяжкой подсказал Албан, жестом успокаивая новенькую. – Говори короче, проще. Всё получится. Со мной было то же самое.

– Точно! и кричать нельзя. – Похоже, Альф твёрдо знал обычаи неврологических больных. – Если язык клинит – шепчи по складам с передышкой, а то схватит гран малъ, – он и научную терминологию усвоил, – пол на углы башкой помножишь… А когда кто-нибудь рядом орёт, скажи ему: «Не шумите, мне от вас плохо».

– Хочешь что-то спросить? – вглядывался в гостью Албан. – Ты можешь написать в блокноте.

– Сколько тебе лет? – Альф полез ужом, стараясь притереться ближе, но наткнулся на руку Албана, как на шлагбаум.

– Ты… три… – От волнения Бланш еле выталкивала из себя слова и поэтому ещё сильнее запиналась.

– Тринадцать! – кукарекнул Альф в восторге. – А такую большую смонтировали!.. Мир не без добрых людей – это мы! Я-то знаю, что тебе надо – индивидуальный подход. Всему научим. У нас тут инвалидный клуб «Преодоление». Я – старожил, меня первым собрали. Не рви горло, говори радаром. Думай мне в голову.

– Я тебе в лоб сейчас подумаю. – Албан слегка зарычал. – Не пугай человека, она ещё никакая. Ей рано радаром…

– Вас! – Собрав силы, Бланш кое-как справилась с речью. – Вас… сделали?!

– Я – Албан. Он – Альф.

– Альфер Даглас. Номер первый!

– Домой, – Бланш наконец поняла, что в комнате есть терминал Сети, и кинулась к нему. – Отсюда почта? ходит? Пожалуйста, можно войти?! Я недолго. Только сообщу.

– Даже не пробуй. Доступ фильтруется, связываться бесполезно. Говорю – не надо. Не раз проверено. У меня есть мать, девушка… а меня нет. Просто не существует.

– Надо понять, что ты стала другая, – внушал опытный Альф. – Ты теперь такая – и всё, без вариантов. Прими это. на душе будет гораздо легче.

– Ты не обижайся, я задам вопрос… – Не зная, как подступиться к болезненной теме, Албан замялся. – Твои обстоятельства… То есть что с тобой случилось? За себя могу сказать – попал под разборку банды с игровой компанией. Это кончилось плохо, я умер. Часть органов завещал, остальное – в крематорий.

– Да, мы друг от друга не отмалчиваемся. Всё на пределе честно, как у Анонимных Алкоголиков. – Альф преобразился. Он прошёл свой момент истины гораздо раньше; это преимущество окрыляло его. Он знал, как страдать по правилам, чтобы вконец не отчаяться. – Расскажи о своей болезни. Я тоже выложу, у меня длинная история. Вообще жизни не было – сплошная патология. Но я не сдавался! Я пять раз был чемпионом компьютерных игр. Призы брал, надбавку к пенсии платили за рекорды.

Бланш не дождалась позволения владельца комнаты. Максимально сосредоточив внимание на движениях пальцев, она довольно прытко запустила сетевой эксплорер. Сеть отозвалась, предстала обманчиво открытым входом. Албану было больно видеть, как Бланш идёт прямиком в тупик.

– Бог взял у меня здоровье – должно быть, оно кому-то срочно понадобилось, – искренне делился Альф, – но взамен сделал up-great моим мозгам. Ими-то я мог работать ого-го! покуда всё не отказало. Я благодарен Господу за то, чего успел достичь. Видишь – не так уж плохо дело повернулось! У меня были хорошие друзья, классные знакомые; доктора меня любили, а Теперь у меня есть Алби… и ты!

Раз, ещё раз… «Путь закрыт. У вас нет полномочий». Она ожесточённо повторяла попытки с упорством одержимого.

– Почему?.. почему?!

– Секретный проект, тайные разработки. Здесь кругом блокировки и запоры. Лучше, если ты поймёшь это сразу, – Албан терзался, хороня её горячие надежды, и чувствовал себя пособником Джомара.

– Надо осознать себя в новом облике и согласиться с ним, тогда ты увидишь жизнь по-иному, – поддал оптимизма Альф. – Объясним тебе, как говорить, что может радар. Сперва приспособься к своему телу! Оно толковое, очень технологичное. Знаешь, поселись-ка у меня! Я подвинусь, сам перетащу сюда твою койку. Могу кровать поднять за ножку, запросто. Только затверди главное – надо научиться жить с болезнью. Есть сильные адаптирующие программы: «Жить с паком», «Жить с туанской гнилью»…

Бланш бессильно уставилась в экран, сияющий запретительной надписью. Потом резко повернулась к Альфу:

– Вот и живи! с раком и со всеми разом! Пошёл ты вон, сопляк! Мне тридцать четыре года! Тридцать четыре! я жива! и здесь… здесь…

Её согнуло, она вцепилась в свои волосы и завыла. Рухнула на колени, дёргаясь из стороны в сторону, изо всех сил ударила рукой поваленную койку, потом ещё и ещё, потом обеими, крича и сминая раму кровати в уродливую фигуру.

– Чего с ней? – Альф с испугом спрятался за неподвижного Албана. – Что это она?..

– Она плачет, – выдавил Албан сквозь зубы. – Только нечем. Хотя что тебе объяснять? Ты плакать не умеешь.

– А я думал – гиперкинез. Трясучий тремор или мозговая вертячка… У ребят в нервном отделении это бывало.

Албану сильно, почти нестерпимо захотелось треснуть Альфа по уху. Но он успел подумать о смещении сканера, о ремонте, пожалел дурака – в общем, так и не врезал.

– Кажется, что я пьяная. Причём не под хмельком, а почти отравилась. Вино перегорело, шлаки остались и точат меня изнутри. Я не верю своему телу, я в нём как в чужом доме.

Бланш жаловалась, бережно держа на весу руку с наклейкой на ладони. Другая была не лучше, хотя повреждения на пальцах сгладились. Вот что значит не соизмерять свою силу с действием. Ладно, хоть не стену крушить кинулась. А как разглядела лопнувшую кожу – лицо сделалось таким, будто из трещин тела лезут жуки-могильщики. «О, нет!! не-е-ет!»

– Думала, на имитаторе забудусь. Как же! Я гоню, оно всё глубже… под конец я стала задыхаться в этих цифрах. Полное ощущение удушья, представляешь?

Стоит раз проявить участие – и обласканное существо входит без стука, ложится без спроса, изливает тебе душу сутки напролёт. Ну да, спать-то не надо. О бессоннице она печалилась отдельно, тоже вслух. От этих сетований лишь на стенде спасёшься.

С другой стороны – куда ей идти и с кем общаться? Альф от ревности стал её избегать, ударился в сетевое исступление. Парня из терминала не выдерешь. А плодотворность бесед с Джомаром Албан испытал на себе. Самое любимое слово шефа – «нет». Единственное, на что Мошковиц реагирует продуктивно, это отчёты о путешествиях в 4D-мир, поскольку индикаторы стенда улавливают не все переживания образцов.

– Откуда ты знаешь о пьянстве?

Албан тоже не сводил глаз с экрана. Для виду и ради общего развития он смотрел познавательную передачу о Древнем Египте, а на радар тайком принимал репортаж из зала суда. Дело Кастельса и Реддэя, расстрелявших «Римскую Фортуну», двигалось с заминками и проволочками. Адвокаты изошли на увёртки, взгромоздили горы доводов, за которыми терялась суть процесса. Один Гарибальд Колт, судья с внешностью и репутацией бульдога, да умело подобранная команда присяжных не давали забыть о жертвах.

– Ты же, поди, давала подписку – ни алкоголя, ни наркотиков, ни контрацептивов…

– Можешь продолжить – ни беременности, ни семьи, – закончила Бланш. – Ты мог бы выяснить, почему контракты авиадиспетчеров называют «закон japan»? Вроде ты увлекаешься историей. Это что-то историческое, по-моему.

– Ты ведь искала слово по Сети?

– Не всё можно искать, – ответила намёком Бланш. – Когда подписываешься на пост диспетчера службы движения по зоне подхода, условий ставят куда больше, чем на пилюли и галофорин. Если не хочешь прививаться от детей, обязуешься утром плевать в биотестер. А ещё письменно отрекаешься от всех регионов, подпадающих под индекс благонадёжности 4-а, и от рассылок из них. Надо объяснять дальше?

– Вот ещё, страх какой! Из любого комп-холла…

– Ограничение на вход. Вот сюда вшивают чип госслужащего пятого ранга.

«Правильно я не нанялся в госкомпанию», – похвалил себя Албан за предусмотрительность.

– Я думал, его на верёвочке носят.

– Его носят в трэке, как приставку. И в служебном паспорте. Но это старшие чины, с четвертого ранга и выше. Остальным – как диабетикам, внутрь.

«Какой же нужен мониторинг, чтобы всех пасти?» – Албан ужаснулся и восхитился одновременно, ощутив мощь Системы. Миллионы людей трудятся, развлекаются, любят и грустят, считая себя независимыми личностями, а на самом деле они – фантоши под зорким контролем кукловода.

– Но сначала убедись, что поиск разрешён, – поспешила упредить осторожная Бланш. – Я не хочу, чтобы ты из-за меня подставился.

– Вот, посмотри, что выпадает на слова «пятикратный чемпион компьютерных игр».

– Кто он такой?! – Бланш привстала от ужаса.

– Альф, прежняя версия.

– Закрой, не надо. О!.. а тебя можно увидеть?

– Не фигурировал.

– Только меня не ищи, – глуховато попросила Бланш. – Обещаешь? Я разозлюсь, если ты…

Албан не только искал, но и нашёл. Но ей незачем об этом знать. А вот Прис в ресурсах Сети не было, хотя она смело могла вывесить там своё личико. Вместо портрета Прис разместила в форуме смешную рожицу с лиловыми вихрами.

На втором плане зрения камера вновь навелась на лица Реддэя и Кастельса за прозрачной стеной, отделявшей от зала скамью подсудимых. Они держались уверенно, о чём-то спокойно переговаривались, как за столиком в кафе. Вели себя, как невиновные.

САЛОН ЗАКРЫТ НАВСЕГДА! ВСЕМ КАЮК.

А лиловая рожица в форуме закрыла глаза ладошками, из-под пальцев бежали вниз дорожки слёз, углы рта опустились. Сколько месяцев прошло?.. Ещё немного – и минет год, а изображение не менялось. «Я никого не хочу видеть. Не могу видеть. Моего милого убили!» Утешений с приглашениями Прис не принимала.

Собачьи глаза Реддэя, младшего киллера, были светлы и веселы, а на губах Кастельса, как и тогда в салоне, играла улыбочка. Они рассчитывали на благополучный исход. Адвокаты отстоят. У мафии денег хватит!

– Можно совместиться с изопроцессором, – скрепя сердце, благодушно поделился Албан. – Поняла? Мысль и память – тоже сигналы, которые кодируются. Немного потренеруйся – и нарисуй себя такой, какой хочешь видеть. До фотографической точности.

– Защита возражает, – вскочил адвокат. – Ваша честь, запись с камер слежения салона отвергнута экспертизой как недостоверная.

Обвинитель отпил воды из стакана; судья Колт пристукнул своим молоточком:

– Протест защиты принят.

– Прошу слова, – поднял руку обвинитель.

– Говорите.

– Ваша честь, я требую привлечь для рассмотрения материалы блоггеров, – без малейшего замешательства, будто и протест не звучал, нудным голосом протянул обвинитель.

Адвокат скептически усмехнулся.

– Защита сомневается в том, что такие записи могут быть представлены суду, поскольку до сих пор они не фигурировали в материалах дела.

Но сломить обвинителя было трудно.

– Доказательные записи трэк-камер вполне могут существовать. В помещении салона и на улице вблизи него находилось около ста двадцати человек. Не все они смельчаки; кое-кто может опасаться за жизнь – свою и своих близких. Я прошу суд применить к новым свидетелям Закон о защите личности.

В зале стало тише. Что-то решит Колт?

– Просьба обвинения выносится на голосование присяжных, – безучастно кивнул судья. – Господа присяжные, прошу вас приступить к обсуждению просьбы. Объявляю перерыв в заседании.

– А кем ты воображал себя раньше? – Поддев ногтем пластырь, Бланш осмотрела почти заживший разрыв.

– Бригадиром.

– Нет, внешне.

– Блондином с волнистыми волосами до плеч.

Послышался слабый, но явственный смешок. У Албана просветлело на сердце. Господи, она сделала это! Впервые! Она не разучилась.

– Что-нибудь метр девяносто ростом. Стройным, со светло-карими глазами. В ухе золотая серьга. Бронзовые браслеты.

– Давай дальше. – Бланш оживилась Она боялась, что Албан замкнётся, умолкнет, но он услышал её ожидания и пошёл навстречу.

– Обнажённый по пояс. Кожаные штаны. Подпоясан шёлковым кушаком с золотым шитьём. В руке топор, под ногами – палуба быстроходной шхуны. Рядом девушка с лиловыми волосами…

Закрывшая глаза ладонями.

– …волосами до колен. Она радуется, а я топором указываю на белый остров впереди: «Здесь мы построим дом».

Бом! В дверь стукнуло, створка поехала, и с мычанием, глядя в пол, ввалился на карачках совершенно голый Альф. Что он хотел сказать этим визитом? какой зримый нравственный урок надеялся преподнести?

Бедолага, отвергнутый женщиной, впал в крайность и решил до накала перегрузить мощности своего мозга. Альф был так занят, что перестал видеть проходы и ступени, везде спотыкался и падал. Перед стендом его часа полтора выводили из запоя.

– Ой, что такое?!

– А, это триумф цивилизации ползёт – нагишом на четвереньках, головой двери открывает, не может глаза в кучу собрать. Разом смотрит девять сериалов, дюжину пишет впрок, треплется в семи форумах и сидит в пяти онлайновых игрушках. Иллюстрирует собой пример расширяющихся потребностей и ограниченных возможностей…

Бланш хихикнула, потом затряслась и – расхохоталась. Она повалилась на кровать, смеясь и порой пытаясь зажать хохот руками, отчего тот превращался в сдавленное фырканье.

– Ыыыаа… Ааа! – встряхнулся Альф, мотая башкой. Бланш разобрало ещё сильнее. Тут и Албан не выдержал.

На лице Альфа сквозь очумелую тупость стали проступать обида и недоумение.

– Че… го? Вы… а?

– Алло, Земля вызывает Альфа! – помахал Албан рукой, привлекая внимание разъехавшихся врозь глаз образца I. – Ты с чем явился, голыш?

– Свинство, – заскрипело на зубах у Альфа. – Я новости. Блиц был. С ТуаТоу. А вы! Я! у меня… последствия! Мне паралич отрыгается!

– Паралич твой – воображаемый. Сотри его.

– Вот! Стоило между нами появиться бабе, и ты мне больше не брат! Всё в упрёк поставил, даже паралич.

– Да хватит им гордиться-то!

– Сыночек! – Бланш тряслась от смеха. – Хочешь, я стану твоей мамочкой?

– Никакой любви у нас не будет! Любовь к маме – это инцест!

– Ладно уж, девушка нежно тебя назвала…

– Какая она девушка?! Не нужна мне пожилая опытная самка! – Альф, сумевший-таки сесть, разрубил ситуацию чисто мужской грубостью. – Но я скажу. Там у них бедища. У герцога Эйнаа плод не так повернулся. Все на рогах. Одиннадцать цивилизаций в шоке. Наш Президент с конгрессом послал герцогу on-line – здоровья, счастья и родов в срок. У наших туаманов через одного психоз – чуют, как в них наследник шевелится. И у ребят тоже. Класс! Ну я пошёл домой.

Уходя, Альф недобро оглянулся на сверкающую Бланш.

Всё рухнуло! Как здорово началось знакомство – и как скверно кончилось! Высмеяла. Обхохотала. «Сыночек»! А ведь такая юная, такая у неё фигурка!.. Тридцать четыре года, искушённая, мнит о себе выше крыши. И засела у Алби, заигрывает с ним. Значит, не судьба обнять девчонку и прижаться. Никаких поцелуев, только штекер в пузо. Алби, подлый разлучник – увёл подружку!

За дверью Альф завопил от тоски. На три этажа вниз и вверх все встрепенулись: «Авария, что ли? похоже на сирену!»

А может, последний стон уходящего лета? Облетает листва, чёрным стеклом застывает пруд, и гудящий на углах корпусов ветер несёт холод и сырость, предвещая царство серой колумбийской зимы. Липкий снег, намокшие стены и чёрные дни в расщелинах городских улиц – встречайте, тьма грядёт! слушайте – слёзы в голосе певца!

Блок 4

Новостные блоки выбрасывались в эфир чаще, чем в день президентских выборов. Урезая, уплотняя где только можно, телевизионщики вставляли экстренные выпуски, заполняя выкроенные секунды вещания тем, что удалось добыть, купить, а то и выдумать о двух главных событиях.

– По предварительным данным, смерть наступила от передозировки наркотиков.

– Смерть носит ярко выраженный ритуальный характер. Находки в доме покойного подтверждают это.

– Самоубийство или роковая случайность? Он приурочил уход к мистической дате. Ночь Хэллоуина – шанс уйти в небытие живым; уйти, чтобы вернуться…

– Пол ребёнка не определён. Согласно традиции Дома Гилаут, половую принадлежность отпрыска правящей династии не выясняют, хотя генетический тест позволяет сделать это за считанные минуты.

– Профессор ксенобиологии Яуш Ротергам разъясняет, кого родил герцог Эйнаа: «У туанцев нет понятий „девочка" или „мальчик". До совершеннолетия их дети бесполы, и лишь с началом фазовых переходов появляется „юнец“ или „юница". Пока наследник – „дитя" царской крови и среднего рода».

– Обычно у его дома вилось с полсотни отъявленных фанатов. Но сегодня улицы переполнены народом на несколько кварталов вокруг. Движение автотранспорта остановлено. На помощь полиции вызваны подразделения национальной гвардии. Район контролируется с воздуха. Пока удаётся поддерживать порядок, но что произойдёт через час – никто не берётся предсказать.

– Не передать царящей здесь атмосферы. В любую минуту могут начаться волнения. За шеренгами щитоносцев стоят полицейские с ранцевыми газомётами, готовые дезактивировать сборище.

– Да, мы наблюдаем непрерывно. В случае вспышки насилия начнём поливать толпу. Гэйст на летучем носителе – за пять минут все станут, как сонные мухи. Будем лить под ноги, чтобы сразу создать достаточную концентрацию в слое высотой с человека.

– Крови не будет. Ребята из программы «Все права защищены» могут не драть горло зря.

– Ваше мнение – почему его смерть вызвала такой бурный отклик?

– Никогда его не слушал. Эта музыка не для меня. Он проповедовал анархию, вот в чём перец. И весь безалаберный сброд прибежал поорать – им годится любой повод! Вообще я сейчас при исполнении. Отойдите на два метра!

– Они пишут на стенах: «СВЕТЛОЕ ДИТЯ ЯВИЛОСЬ В МИР!» Некоторые надписи сделаны по-туански. Этот странный молодняк среднего рода – одна из самых пикантных тусовок Города. Сегодня у них праздник. Господин посол, как вы оцениваете взрыв обожания, потрясший Сэнтрал-Сити? Нам стало известно, что имперское посольство завалено поздравлениями землян.

– Это очень мило и трогательно со стороны вашей цивилизации. Мы благосклонно приветствуем знаки чувственного взаимопонимания миров. Резюме о всех поздравлениях будет отправлено в отдел писем и связей Двора Его Величества. Когда у вашего Президента что-то родится, от нас его тоже кто-нибудь поздравит. Его Величество Правитель, согласно обычаю, не высказывает высочайшего мнения о прибавке в семьях временщиков, то есть периодически сменяемых глав государств.

– Он не умер! он жив! Кто видел его мёртвым? Ты?.. или ты?

– Отойти на два метра.

– Что теперь будет?.. кто про нас споёт? Про нас! Я так не хочу!

– Поздно, девочка. Нет больше вашего идола. Ищите нового.

– Вер-нись! вер-нись! Ты – наш!!

– Во что обойдётся очистка зданий от граффити?

– Мы подсчитываем ущерб, нанесённый городской и частной собственности. Общая сумма убытков уточняется.

Электронные взгляды камер бегали по бурлящей, кричащей толпе. Осенний дождь сыпался в провалы улиц, дно которых грозно шевелилось людской массой. Плакали оконные стёкла. Вопли взлетали и впечатывались в стены чёрными и алыми надписями – высокими, насколько доставали руки тех, кто влез приятелям на плечи.

– Холод и влажность. – Командир газомётного взвода поднял лицо, скрытое забралом. – Слушай мою команду! Гэйст лить с подогревом, а то не накроем скопище с головой. Всем перевести нагреватели на третью отметку. Проверить батареи и давление в баллонах.

Альф не буянил, напротив – выглядел слегка подавленным.

– Честно сказать, он не из моих приоритетов. Что я, манхло, чтоб по нему дуреть?

– Жалко, – пригорюнилась Бланш. – Резко он пел, было в нём что-то…

– Сексуальное? – Альф ехидно прищурился и заслужил от Бланш презрительный взгляд.

– Карен, обращаю твоё внимание – он дико озабочен. Всюду видит эротический подтекст.

Смуглую, черноволосую Карен в проект «ветром надуло». Шестого сентября было ветрено; по трубам вентиляции ходил гул. Приникнув ухом к коробу, Альф слышал, как вибрируют на крыше оголовки вытяжных систем и дребезжит по жести дождь. Тогда и вошла Карен, образец V – традиционно косоглазая хромоножка, потерянная и до боли одинокая, прижав к груди сумку со штатскими вещами. Новая выдумка Джомара – дарить куколкам кое-что из дамских тряпок – уязвила Бланш, и она демонстративно пошла требовать того же. Альф тем временем подытожил свои прежние ошибки и более грамотно, чем на белянку, наехал на смуглянку. С запозданием ровно на одну жизнь в нём рос начинающий ухажёр.

– Ну… – Карен плохо владела языком и была немного не в ладах с умом. – Пустяки. Он перебесится.

– Это записано в его молекулах. Программа размножения, реликтовая память.

– Ах, брось! – постаралась выглядеть беззаботной Карен, хотя её лицо громче слов говорило о внутреннем напряжении.

– Эстрада – проходной двор, – проронил строгий подтянутый Ирвин, подыскивая среди демо-версий пейзаж себе по вкусу. То, что выбрал для окна-панели Албан, его не устраивало. – Что один, что другой; они меняются быстро – кто их помнит?

– Нашёл что-нибудь? – сдержанно спросил Албан, в комнату которого все набились, как в клуб.

«За что такое внимание к моей скромной персоне?»

Вроде никого болтовнёй не занимал, дискуссий о ерунде не затевал и пошлость не прокачивал, но всех заворачивало именно к нему. Раньше надо было их гнать, а теперь пристрастились – обиды пойдут косяком. Дамы поделили койку. Альф привалился в углу, а Ирвин хозяйничает, как у себя.

– Да, есть приличные картины. Сады-7072, Озеро-1308… Какую поставить?

– Оставь. Я люблю старую. Ничего не меняй.

Ирвин с высокомерным удивлением поднял брови – что за дурной вкус? Как можно всегда видеть в квазиокне Квартал-4651 – «стену дома напротив», да ещё с приправой из уличных шумов?

– Летний парк гораздо красивее.

– Я с удовольствием посмотрю на него в твоей комнате.

– Как хочешь.

Явившийся в жилой отсек образцов четвёртым, Ирвин быстро внушил всем свои правила. Даже когда глаза его ещё глядели «один на нас, другой в Арт-Палас», Ирвин держался твёрдо и говорил веско. Да, он погиб. Это прискорбно. Снизился, потерял ориентировку и – хрясть. По-видимому, сбой лоцманской системы плюс ошибка диспетчера.

Зря он всуе помянул диспетчера, ой зря.

«Какой пилотский класс? – взялась за него разгневанная Бланш. – Где служил? Что водил? Аэрокосмический челнок, прекрасно. А, компания Джетсет-Пангея! Плата за скорость, счёт на минуты. Был срочный груз? Ты уверен, что верно понял диспетчера и точно выполнял его команды? Могу на память привести пяток ваших аварий. Начать?»

«Я не успел ознакомиться с выводами ситуационной комиссии, – скрипнул задетый Ирвин. – Но имею право высказать своё мнение!»

Единственный в группе профессиональный летун – и не паникует по поводу своего преображения в киборга. Некоторые по ошибке рождаются людьми, в то время как им надо сходить с конвейера, рулить, водить корабли, думать и говорить только о вождении.

«Я выясню, чем выгодна новая жизнь. В советах не нуждаюсь».

– Хлип был милый, – робко высказалась Карен.

– Асоциал, – отрезал Ирвин. – И умер соответственно. Уж его бы в образцы не взяли. Как ты считаешь, Алби?

Альфом пилот челнока брезговал, а к бывшему наладчику искал подход, из чего следовало, что Джомар по-прежнему указывает другим на образец II. Джомар не без успеха совершенствовал методики адаптации образцов – новенькие хромали недолго, быстрее вживались и переходили от симулятора к стенду.

Советов Ирвин не ждал, это верно – он их требовал и добивался в режиме: «Вы мне обязаны за то, что я среди вас появился, поэтому все построились и отвечаем на спрос».

– Хлипа, сюда?.. – пожал плечами Албан. – Джомар отбирает близких к технике и оперативной работе. Певцы отпадают.

Внезапно умершего Хлипа он тоже слушал от случая к случаю, без особого восторга. Ему больше нравились песни о любви. Но весть, прилетевшая с новостями, огорчила Албана: «Жаль парня. Он вроде бы оплачивал учёбу детворе из «зелёных» кварталов».

– Скоро в космос! – Ирвин бодро оглядел собрание Дагласов.

Шеф смело мог поручить ему рекламу своего предприятия и пропаганду девиза «Живые места вырезаю, на их место мёртвые вставляю».

– Я справился у Джомара о результатах нашей подготовки, кто что умеет. Не все выглядят блестяще, но кое-кто себя покажет. – Ещё немного, и он отечески подмигнул бы Албану. – Срок не называют, но похоже, речь идёт о ближайшей неделе-двух. Кто-нибудь раньше был в космосе?

– Да, я летал туда. Во сне, – ввернул Альф, кривой лежачей позой подчёркивая свой неформальный статус.

– Разве я тебя спрашивал? Детской подгруппы это не касается.

– А туанский бал? – вдруг обеспокоилась Карен. Её постоянно влекло к предметам, оставшимся в прежней жизни. – Неужели они будут праздновать рождение принца, когда такое горе?

Искренне не въехав в тему, Ирвин округлил глаза.

– Горе? где?

– Но ведь Хлип умер.

– Милая, в день травятся наркотой десятки идиотов. Неужели люди станут отменять торжество из-за какого-то певчего кота?

«Неделя-две, – смекнул Албан. – Надо спешить с редактурой, чтобы отправить блог через пару суток, не больше. Иначе эта центрифуга завертится, и у меня не будет случая пробраться к кабелю».

Проторённые Альфом пути по мусоропроводам и трубам вентиляции позволили дойти до подземной сетевой линии, вскрыть защитную оболочку и присоединить нелегальный «хвост» к одной из множества несущих нитей. Осталось довести до видеографической точности свою оцифрованную память.

Нельзя покидать этот мир, не расплатившись по долгам.

– Весьма сожалею, коллеги, – отнюдь не празднично начал свою речь Яримицу, – но с этого момента никто из присутствующих не имеет права покинуть лабораторный корпус без моей санкции. Все просьбы об отпуске будут отклонены.

Маленький, сухощавый профессор Яримицу сидел во главе стола как нечто навсегда утверждённое, более того – как объект, который сохранится в комнате заседаний и после проводов на покой, и после кончины. Даже если баканарское начальство не удовлетворит общее желание сотрудников биологического центра «Генезис» поместить здесь мумию Яримицу, профессор будет присутствовать духовно, как бдительный ангел. Он настолько всех выдрессировал, что подчинённые даже дышали в такт, как солдаты ходят строем. Он отшлифовал не только их лица, но и мозги. Во всех он видел отражение себя. Это было гарантией преемственности его учения.

Чтобы шлифовка новичков отнимала меньше времени, профессор набирал неофитов с родственной ему внешностью и фамилиями Нагато, Курахара, Тосака, в крайнем случае Нгуен, Фукань или Киттикачон. Кадровая политика в «Генезисе» напоминала селекцию с целью вывести из урожайных растений-метисов чистопородный пырей. Такого рода ренессанс в последние годы мучил весь истэблишмент, за века кровосмешения потерявший корни и истосковавшийся по национальной идентичности. Волны ностальгии периодически накатывали на землян, чтобы затем отхлынуть и вернуть людское море-океан к состоянию сильно взбитого коктейля.

– Вы записаны на полигонные исследования. Мы проведём несколько месяцев вдали от Колумбии и всё это время будем напряжённо трудиться в сложных условиях. Надбавки – как за участие в инопланетной экспедиции. Высокие премии. И, разумеется, строжайшие взыскания.

Он постучал по лакировке стола торцом карандаша.

– Никакие самые суровые условия работы не могут оправдать пренебрежение правилами оформления документации, служебной этики и научной добросовестности. Предельная точность, тщательное соблюдение орфографии и пунктуации. Особое внимание – содержанию лабораторных животных. Ежедневно – троекратный контроль стандартизации всего, от микробов до теплокровных позвоночных… А теперь, – ритуал он соблюдал безукоризненно, – можете задавать вопросы. Молодых я прошу обдумать то, что вы будете спрашивать. Делайте записи. Ответы не записывать.

– Господин профессор, – почтительно начал главный заместитель, – какова суть новой программы?

– Вопрос серьёзный и взвешенный, – одобрил Яримицу. – Отвечу кратко – изучение смерти живых существ на скорости в семьдесят тысяч раз больше, чем скорость света.

Вся комната заседаний с энтузиазмом зааплодировала. Изучение смерти! может ли быть что-нибудь более волнующее и желанное для сердца настоящего биолога?! «Смерть помогает жизни», – неустанно повторял профессор свой козырной лозунг, и плеяда за плеядой взрастала в стенах «Генезиса», насыщаясь яримицуанской верой в смерть аналитическую, смерть созидающую, смерть как исток жизни.

Лишь немногие из доверенных сотрудников профессора догадывались, что программа началась гораздо раньше, когда из проекта «Флэш» в «Генезис» стали поступать образцы тканей, носившие следы некой загадочной, прежде неизвестной и ужасающей смерти. Теперь предстояло исследовать много, очень много мёртвых тканей, чтобы понять эту смерть и сделать из неё полезные выводы.

День отлёта на полигон назначен. Наблюдатель сам завизировал приказ об отправке партии образцов спецрейсом к звёздной системе, обозначенной как Стартовая. Он перелопатил все справки и рапорты о готовности проектных служб, о пункте вылета, составе экипажа и прочем, пару суток уточнял подробности и в итоге вывел игольным пером: «Регламент соблюдён. Режимные требования выполнены. Ст. прикреп. сотр. сл. безоп. Нейтан Норр».

После чего сам себе выписал командировку в Город. На орбиту придётся вылетать в четверг 11 ноября, рано утром; значит, уже около 02.00 надо быть в Баканаре. Но уезжать, не побывав на траурном концерте Гельвеции, Наблюдателю не представлялось возможным.

Среда совпадала с последним днём 1291-го имперского года, туаманы назначили своё шоу на 20.00, и в тот же час Гельвеция ждала хлиперов в театре-музцентре «Причал», стоящем в Гриннине прямо на берегу Правой Реки.

Или – или. Те, кто понимал в культуре и ценил искусство, должны были разделиться – или славить бесполое дитя Правителя и его возлюбленного герцога, или скорбеть с Гельвецией и её друзьями о Хлипе.

Для Наблюдателя выбора не существовало. Он давно определился, на чьей стороне его симпатии. И это терзало его, потому что госслужащему четвертого ранга, всегда одетому в стиле «бюрократ-столоначальник», не пристало ходить на концерты неоязычницы, наряженной в домотканое и этническое.

Там, в «Причале», всё противоречило житейским установкам Наблюдателя. Теснота и сумрак крохотного зальчика. Люди с вычурными причёсками, пирсингом и рисунками по телу, одетые, как экспонаты кунсткамеры. Дым мэйджа в воздухе, богемный жаргон, разговоры о заумных, часто несуществующих предметах. Поцелуи как приветствия, даже среди парней. Молодая женщина, кормящая младенца татуированной грудью. Он был здесь чужим, всё его отталкивало, но он влез поближе к сцене, игнорируя все вопросительные взгляды. Гельвеция настраивала гитару, и желаннее этого зрелища ничего не было.

– Тут пел Хлип. Теперь я спою. Тише. – Ясный голос её пролетел по набитому залу, разом погасив шум и бормотание. – Это для него.

Сжав губы, Наблюдатель уставился на Гельвецию, как на мишень. Из зала её снимали. Нехорошо было бы попасть в память чьего-то трэка, но случай такой, что этим стоит пренебречь.

Она вовсе не была ослепительной девушкой. Стремительная и деловая мадам Мошковиц из снисхождения дала бы ей пятьдесят очков вперёд, и то затем, чтобы не осуждали: «Ишь, как призовая кобылица походя растоптала девчонку!»

Нет, Гельвеция брала за душу другим. Голос с надрывом, то с нотками стона или плача, то звенящий смехом, а порой задумчиво тихий – без напора, не взлетая до высоких нот, не подавляя силой, но увлекая доверительной интонацией скорее разговора под гитару, чем раскатистой, широко льющейся песни.

«Я расскажу о том, что болит, – словно обещал её бесхитростный голос. – Я угадаю твою боль. Я назову – и она вздрогнет в унисон, растает, вытечет безмолвной слезой. Замри. Сейчас наступит резонанс. Мои струны заколдуют твою грусть».

Хлип ушёл – и ладно. Она вызовет из глубины душ осадок скорби, изведёт его и песней осветлит сердца. Улетай, печаль, оставь нас! Прости-прощай, желчный лидер Greenneen. Ещё слово, ещё аккорд, и последний общий вздох мягко сдует тебя за край земной… Поминки – ритуал изгнания.

Невольным наваждением возник яростный клич Хлипа: «Они объясняют мир, а мы – изменим его!» Самоучка вроде образца II. Старая Земля припасла много разрушительных цитат для крикунов-радикалов.

После концерта к Гельвеции было не протолкнуться. Но Наблюдатель умел добиваться поставленной цели. Усталая, поблекшая сидела она, и вокруг старались не галдеть, чтобы слышать её стихший, почти бархатный голос. Он протянул блокнот:

– Гель, твой автограф.

– Кому пишем? – Она почти осипла за вечер, бархат речи был стёрт, но чуть царапал слух жёсткими ворсинками хрипотцы.

– Нейтану Норру. – Наблюдатель назвался совсем негромко, пригнувшись к певице. Уютный, умиротворяющий аромат волос с привкусом травяного настоя коснулся его ноздрей. Нет, не тайная власть поющей отшельницы лишает мужчин покоя – а чистота, чуждая гремящим улицам, обещание тишины и сокровенных бесед о главном, мудром и простом.

Она начертала – игольное перо сохранило теплоту сухих, загорелых пальцев, сильных и нежных:

«Это день гаснущих звёзд, они – красные глаза в небе. Будем яркими, пока горят сердца. Гель Грисволд – Нейтану Норру, в память о встрече. Причал, 10.11.35 г.»

Он заполучил желаемое, но хотел большего – и обрёл его, коснувшись щедрой руки губами. Запах. Неповторимая. Надо спешить. Гнать к аэродрому, оттуда – стрелой на восток.

– Быстрее, – велел он пилоту авиатакси.

«Багровое око вампира. Да! живём слишком мало, чтобы понять, как остывшая звезда завидует пылающей. Боже, и через десять часов я махну к Стартовой!.. Надеюсь, там нет этих шикарных окон в полстены. Противно проснуться и видеть красный шар в сером небе».

– Хорошо бы ввалиться в туанское гадище и устроить шаривари! Уляпать их мазью от гнили!

Сей призыв пришлось орать, иначе он не пробился бы сквозь оглушительные раскаты песни Хлипа «Всё чужое». Так уж была построена сходка хлиперов: она с многократным усилением повторяла шум, свет и злобу Города. Этим певец и зажигал свою аудиторию, подобно линзе собирая в жгучий пучок гнева тусклое городское зарево и цинготную тоску о недостижимом. Здесь во всём ценили передоз и перебор.

– А Нура будет ходить с банкой! – ржали черногубые рты, вспыхивая анодированными зубами. Линзы-бельма в глазах отливали молочной синевой или лучами координатных решёток, из художественно «лопнувшего» лба выпирала каша киберначинки, в ухе торчал пульсирующий тестер.

– Нура, банку! покажи!

Хлип был жив; самые горячие и стильные фанаты отвергали его смерть. Они до забвения рубились в танце, и рефрен звучал почти как молитва:

– Сестрица, вот он, щупалец заветный! – пискляво искорёжил строчку имперской оперы юноша в трико и переливающихся световых нитях.

Нурита Мошковиц со стоном наслаждения воздела над лохмами друзей стеклянный цилиндр, в маслянистом содержимом которого колыхался муляж гектокотиля. Настоящий туанский орган не посмели бы выставить в анатомическом музее. Ради корректности сосуд был снабжён наклейкой: «МУЛЯЖ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ КОПИЕЙ ЧЬЕЙ-ЛИБО ЧАСТИ ТЕЛА». Сложно было вынести сосуд с биофака, но ради осрамления имперцев патриотка Города готова на всё.

– Божество сочащееся! Главный слизень всех миров! – изощрялись вокруг, делая экспонату знаки презрения. – За хвост и об угол!

– Мальчики любят девочек? – пронзительно спросила Нурита.

– Да-а-а!

– А гадкие девочки любят…

– Туанскую слизь!

– Что мы им скажем?

– Фу-у-у-у!!

Девушке нелегко пробиться в старейший университет, и победа была сопряжена с большими переменами. В Политехническом восхитительные и жестокие порядки. Тайные обряды посвящения, клятва на верность Земле и всему земному. Политехники не покупают импортное. Должен же быть какой-то противовес культурной агрессии ТуаТоу? Хлип не учился в Политехе, но студенты тысячелетнего универа почитали лидера Greenneen – ведь он пел о нас, для нас, и только. Наш!

Нурита и думать забыла, что когда-то млела по Алаа Винтанаа и плакала над его трудной любовью к герцогу Эйнаа Из сладенького и душещипательного мира школы она прыгнула в обжигающе пряный – студенческий. Всё прежнее долой! Стиль – рафинированное манхло, техномрак, киберглюк, обнажённое чувство, цинизм и боль. Тренд – половое напряжение, сердитая кусачая любовь и даже социальная тематика (осторожно! тихонько! намёками).

Музыка ревела и металась. Свет терзал глаза. Все тыкали пальцами в гектокотиль.

– Когда я стану конгрессменом…

– Что же ты сделаешь?

– Проведу запрет на диски, дохнущие с перезаписи. Я их ненавижу. Кто куёт их – те лижут слизь. Холуи туанские. Этим, которые сегодня пляшут в масках, раскрашивают руки и метут пол балахонами, завтра от меня достанется. Крахну туаманский регион, вместо «Пресветлому слава!» повешу: «Позор продажным лизоблюдам!»

– У меня два диска Хлипа околело, «Облава» и «Азбука рабства». Дайте кто-нибудь списать!

– Надолго их не хватит. Тебе надо лицензионные.

– Мерси, я не магнатка – покупать по три сотни штука. Торгаши озверели. За неделю цены вдесятеро вздули!

– У Нуры есть «Азбука». То есть была. Нура, дай Мальке «Азбуку»!

– Уау, моя с компом крякнулась. Погорела в ноль. Хотя… – Нурита нахмурила золотые брови. – У меня её брал дядька Джо.

– Это которого забрали – и с концами? он вернулся, кстати?

– Надо ему возвращаться! Где-то засел на всём готовом, пока тётка вертится с детьми. Я ей позвоню. Может, диск лежит на его компе, дома…

– Я была очень рада вскочить среди ночи и лететь в темноте, чтобы сказать тебе: «До скорого». – Как всегда, мадам Мошковиц беседовала с мужем на повышенных тонах.

С тех пор, как супруг покинул дом, семейная жизнь их расстроилась, и мадам порой высказывалась об этом весьма резко. Дети растут без отца, от папы приходят чеки, напоминающие алименты, и в постели кого-то не хватает. А сколько хлопот было с наймом гувернёров?! Она отпрашивалась со службы на собеседования с ними, пока начальство не высказало ей своего неодобрения.

– Кончится тем, что меня уволят. Ты этого хочешь, Джо?

– Бина, ты прекрасно знаешь, что я занят по горло.

– Четвёртый год! Не устал стоять по горло в кибернетике?

– Этот полёт – решающий. Если без подробностей, мы покажем изделие заказчику и подпишем акт сдачи-приёмки.

– И долго вы будете мотаться в космосе?

– Не могу сказать. Я регулярно буду связываться с тобой по on-line.

– Когда-то мы жили как люди, Джо. Мы занимались любовью там, где нас прихватит. Я становлюсь бешеной, если вспоминаю это. Я чувствую, как жизнь куда-то утекает. Слава Богу, дети со мной, и мне есть кому посвятить себя. Но я хотела бы однажды хоть одним глазком увидеть, чему ТЫ отдал эти годы. Если, конечно, это можно видеть без микроскопа. А то я решительно не понимаю тех мужчин, которые вкладывают своё либидо в какую-нибудь гнутую наномолекулу. Спасибо, что познакомил меня с этим… голова коленкой, и тем, который носит говяху на тыкве. Наверное, это ты вдолбил ему, что над головой вечно присутствует Господь, и надо чем-то прикрыть кочан, чтобы смягчить удар свыше. Не знаю и знать не желаю, чем занимаются эти сморчки, но своё мужское естество они променяли на научные победы. От первого сбежали волосы и брови, а второй – я почти уверена! – прячет под нахлобучкой синюю шишку на маковке, потому что Господь не устаёт бить его по кумполу, напоминая, в чём состоит истинное назначение мужчины. Надеюсь, Он даст вам ещё какой-нибудь знак, чтоб вы вернулись к своим женщинам и перестали исповедовать милитаризм.

Джомар незаметно сложил пальцы в фигу, надёжно предохраняющую от женского сглаза. Мадам Бина скептически поправила алый платочек, торчавший из его нагрудного кармана. Как это по-детски – носить ярко-красное, непереносимое для глаз Сатана! Мужики суть дети, вымахавшие выше своих мам, увлекающиеся без оглядки чем попало и ревнующие жён к собственным чадам – вдруг тем, как младшим, больше достанется!

– Звонила Нурита, дочь Арика, – тоном рассерженной хозяйки продолжала Бина.

– О, и где она теперь? Как у Арика дела с желчным пузырём?

– В августе они поссорились; с тех пор Арик живёт дома, а его желчный пузырь – на помойке. А дочка учится в Политехническом, на биофаке. Нура связалась со мной из полицейского участка.

– Как она там очутилась?!

– Стащила из музея препарат, какой-то желудок, и заявилась с ним на дискотеку, вот её и повязали. Она просила кланяться тебе и напомнила, что ещё в школе ты авансом взял у неё двенадцать бассов за установку чего-то куда-то, а потом скрылся с деньгами, ничего не сделав. Это правда? ты действительно опустился до обмана доверчивых школьниц? Джо, мне стыдно… из-за такой мизерной суммы.

– Ах, да… совсем из памяти вылетело. В тот день меня завербовали в проект.

– Я должна была объясняться с твоей вредной племянницей по поводу двенадцати бассов. Кроме того, ты заныкал её диск «Азбука рабства». Тебе самому впору изучать этот букварь. Почаще его ставь.

– Бина, она всё переврала! Диск она отдала мне сама…

– Небо устало от ваших мужских отговорок, Джо. Вы слишком часто говорите: «Она отдала мне сама», когда вас тащат в суд и предъявляют младенцев. Короче, я послала Нуриту в тот город на Старой Земле, где первый раз соврал первый Мошковиц. Надеюсь, когда ты вернёшься из космоса – вспомнишь, куда засунул те двенадцать бассов и диск про рабов. Ну ладно, лети. Помни, я всегда жду тебя, – последнее слово мадам закрепила сильным и сладким поцелуем, которого Джомар не ожидал и от этого забыл, где находится. Крепкие и гладкие бока мадам гибко изогнулись под его руками.

– Время, – напомнил безжалостный уорэнт-офицер.

Транспорт, ожидавший на орбите паром из Баканара, был дряхлым старьём, построенным по образу и подобию судов-«восьмидесятников», двадцать веков назад отправлявшихся со Старой Земли к ближайшим системам. «Дева Елизавета», эдакая дура трёх километров длиной.

Рассчитанные на 80 земных лет полёта, грузовики по прибытии делились на секции и становились стройматериалом для колонистов. Ныне таких мастодонтов гоняли, если требовалось доставить за раз большой объём штучного груза – например, принадлежащего Айрэн-Фотрис. Сонно наматывая витки вокруг Колумбии, транспорты ящичной компоновки грузились неделями, набирая в трюмы продукты и прочее обеспечение для дальних баз, а потом отваливали в рейс, порой в годичный – облетать десятки пунктов-грузополучателей. Разведки иных государств и миров отмечали вылеты, прослеживали маршруты, но то была рутинная слежка, не приносившая каких-либо открытий.

Буксиры заводили в ячейки транспортов огромные контейнеры, крепили к наружным узлам стыковки баржи – и было непросто выяснить, что уносит к далёким звёздам обычный транспорт.

«Дева Елизавета» принимала груз особой секретности, а выглядел он – зауряднее некуда. Контрразведка и служба безопасности Айрэн-Фотрис постарались, чтобы ничто не выдавало истинного назначения рейса.

– Киборги, – механически повторил тальман, он же помощник суперкарго, сверяясь с документами. – Восемнадцать штук. Личные номера… – Он повёл датчиком по шеренге человекоподобных машин, одетых в одинаковые комбинезоны. – Ага, совпадают. Пункт назначения – Литтл Рэд VJ52174, база Хамра. Кто у нас там?

– Телеметристы, в землю врытые, – напомнил штаб-сержант, ответственный за трюмную секцию.

– Куда им столько кукол?

– Системы на поверхности чинить, должно быть.

– Проще дистантов послать.

Штаб-сержант промолчал о том, что на каждую пару дистантов положен живой оператор. Незачем казаться умней помощника суперкарго. А брякнуть солдатскую сальность – как раз то, что надо.

– Шесть – в форме девок. Поди, тёплые. После смены полезно погреться.

– М-да… кто к ним кукольником приставлен?.. – Тальман полистал сопроводительные бумаги. – Надо пообщаться с ним. Я беру беленькую, ты – любую.

«Я его порадую, – мигнула радаром Бланш. – О, я попала в оборот!.. Даже интересно с непривычки».

«Какой ещё кукольник?» – Карен заволновалась.

«В армии так называют куратора киберотряда», – пояснил Ирвин.

«С нами нельзя так обращаться! – всё сильнее боялась Карен. – Ирвин, скажи им, что нелъзя!.. Зачем забрали Албана и Альфа? куда их увели?!.. Я не хочу, чтобы эти люди ко мне прикасались!»

«Не беспокойся, малышка; всё кончится, едва ты снимешь штаны».

«Ирвин, ты пошляк. Перестань смущать Карен. А ты не трясись! У тебя такое лицо, что ухаживаний опасаться незачем. Скорее к роботехникам на контроль отправят».

Штаб-сержант прошёлся вдоль строя киборгов, щурясь и показывая зубы.

– Эта.

«Вот видишь, обошлось. Всегда изображай больную, тогда никто на тебя не польстится».

– Номера 6-М и 11-М – шаг вперёд, встать к стене. Остальные – шагом марш в трюм, отсек два, кабина десять.

«Бланш! Бланш! а как же ты?..»

«Не мешай, у меня гламурное приключение».

Явился невыспавшийся, хмурый, но при том собранный и осанистый командер с бело-розовым лицом.

– Какие проблемы, сэконд-лейтенант? Сбой в поведении?

– Поговорить бы, ком, – отдал честь помощник. – Насчёт выделить нам пару кукол. Расценки обычные, дело известное. В нашей эскадре принято делиться с товарищами.

Бело-розовый что-то тщательно просчитал в уме, серьёзно поглядел на тальмана и штаб-сержанта.

– Вы не пробовали беседовать с киборгами? приказывать им?

– А что с ними толковать? Они свою работу знают.

– Очень хорошо. До отлёта четыре часа. Вы успеете сдать дела, собрать вещи и перейти на спускаемый аппарат. Распоряжение об отстранении вас от рейса я отправлю старшему по экипажу.

Прежде чем тальман разинул рот, бело-розовый предъявил ему своё удостоверение.

«Приехали! – штаб-сержант упал духом. – Ладно б коммодорская инспекция, а это вон кто».

«Лишь бы по трюмам не пошёл! – мысленно взмолился тальман. – Там столько левых грузов – как раз, чтоб нас под трибунал…»

– Говорит Норр. Конвой в двадцать седьмой трюм, – сказал бело-розовый в трэк. – Во время сборов и передачи подведомственного хозяйства вас будут постоянно сопровождать, а вы будете помалкивать. Разговоры только в рамках устава.

– Мне ничто не угрожало, – вымолвила Бланш, когда двоих проштрафившихся увели.

– Угрожало мне, – холодно ответил Норр. – Следуйте за остальными, обе.

– А благодарность в приказе? – Глаза блондинки улыбались. Бело-розовый задержался с уходом.

– На каком основании?

– За то, что не пнула козлов куда следует. Раз-два, и раскаяние на всю жизнь.

Бело-розовый прикрыл глаза, задумчиво подвигал губами.

– Личное «спасибо» устроит?

– В утвердительной форме.

– Спасибо.

– Без занесения?

– По не зависящим от меня причинам.

– Не в курсе, как оно – ездить в трюме без гибернации?

– Тебе – безопасно.

– Можно идти? – безучастно осведомилась вторая кукла.

– Идите.

– До свидания. – Игра глазами была деланной, но у Наблюдателя что-то дёрнулось в душе.

Пореже бы пересекаться с ними. Совсем не прельщает слава безопасника – первого куратора этих созданий. Куда катится мир? Впереди – вся серия опытных стартов, придётся постоянно быть в центре событий, чтобы отслеживать любые огрехи и предотвращать утечки.

Рейс ещё не начался, а уже хотелось, чтобы он побыстрее завершился. Вернуться в Баканар, под неяркую зимнюю Стеллу, наблюдать за весенним пробуждением рощ и составлять стандартные отчёты, где ни отклонений от регламента, ни режимных нарушений.

Но служба велит идти в защищённый гравиторами отсек и ждать, когда корабельная сеть сообщит, что система Литтл Рэд VJ52174 достигнута, скоро прибытие на базу Хамра. И тусклое, маленькое красное солнце, не способное ни согреть, ни даже пробудить овощи в оранжереях.

Замысел Джомара, Желтка и Мягкого должен воплотиться в рубиновом свете Литтл Рэд, на окоченевшей Хамре, где скалы и кратеры. Словно нарочно место выбрали.

Чувства подсказывали, что разумы в оболочках кибертел могут развернуться в полную мощь лишь на абсолютно голой и ржавой железистой планете – только шар окаменевшего шлака, извергнутого медленно сгорающей звездой, способен приютить существ, живущих мёртвыми. Высшее достижение, о котором не переставал твердить Мошковиц, оказалось уместным и пригодным в бесплодной пустыне, рыжей от окислов и залитой кровавым светом карликового солнца. Технический прорыв свершился, и вся «Дева Елизавета» доверху набита снаряжением, чтобы обеспечить полёт пяти… пяти кого? Им и названия нет, язык не повернулся его вымолвить. Образцы чего?

Взгляд киборга-блондинки застыл в памяти Наблюдателя. Это не кокетство, отнюдь. Больше похоже на издёвку свысока. Странно и тревожно замечать признаки людского поведения в существе без имени, крови и сердца, уходящем в трюм, где нет гравитационной защиты, а воздух непригоден для дыхания.

Пока он проводит время в светлой и уютной офицерской каюте, она будет лежать в холодной тьме… и думать о нём? Что она там думает? Остатки человеческого ещё тлеют в ней, но мысль – искалечить двух военнослужащих – для неё не более чем версия. Она выполняет приказы, соблюдает инструкции, но остаётся себе на уме. Джомар уверяет, что в полёте образцы блаженствуют. «Прочее становится им чуждо. Чем дальше, тем больше. По крайней мере, так предусмотрено концепцией».

Наблюдатель ощущал то, что чувствует человек, которому улыбнулся боевой компьютер.

Корабль массой 140 миллионов тонн, развивая скорость до 6400 с, за шестнадцать федеральных суток пролетел почти девяносто парсеков, потратив 14,9 кг кериленового топлива стоимостью 3,74 миллиона бассов.

Любой школьник вычислит, что на эти деньги могут целый год небогато, но вполне сносно жить две с половиной тысячи человек, однако таких задачек школьникам не задают. Подобные уравнения решают в финансовой комиссии конгресса, когда надо подводить итоги государственных расходов на оборону.

И вот корабль, чей ненасытный двигатель спалил столько денег, вышел из скачка в пределах системы Литтл Рэд VJ52174, ориентируясь на Хамру. Капитан пригласил главных пассажиров в обзорную рубку, полюбоваться во время ленча космическим пейзажем.

Этого момента и не хотел Наблюдатель. Знаковое светило заранее отвращало его, но делать нечего – существует этикет космофлота, от приглашений командира отказываться не принято.

Стюарды установили кресла по числу гостей и украсили столики печеньями в вазах, мармеладом и напитками. Из деликатесов предлагались фрукты. Из новых лиц Наблюдатель отметил маленького азиата с деревянным лицом. Яримицу, проект «Генезис».

– Любопытная звезда, – доносился дикторски чёткий голос миниатюрного профессора. – Одинарная, не вспышечного типа. В молодости, миллиард лет назад, она была довольно яркой, её экосфера для планет с жидкой водой составляла около трёх десятых астрономической единицы. Отряд Фонда Токарева в 5140 году застал на Хамре очень своеобразные вырожденные формы жизни, названные Retrobion tokareus hamrii. Члены экспедиции до конца выполнили свой долг перед наукой и успели передать необходимые сведения о ретробионах. Я считаю себя обязанным почтить память об экспедиции вставанием.

«С прибытием нас. – Наблюдатель угрюмо пригубил приторный клубничный сок. – Как мило – визит начался с гражданской панихиды. Господин профессор умеет портить аппетит!»

Мягкий и Желток поднялись за компанию с Яримицу и помолчали, опустив взгляды в тарелки с печеньем.

– Нас не предупреждали, что планета биологически опасна. – Беспокойно взяв грушу, Желток впился зубами в сочную мякоть. Сок потёк по его подбородку.

– Теперь её можно посещать без риска. Перед началом рудничных разработок в атмосферу Хамры был вброшен агент целевого поражения. За десяток лет ветры разнесли его, ретробионы вымерли, а агент, выполнив задачу, перестал существовать. Прекрасный образчик программируемой искусственной инфекции.

Час от часу не легче. Мало было иметь на планете заразу, надо ещё и свою посеять. Хороши игры у биологов!..

– Лихо заливает учёная макака, – с ухмылкой кивнул на Яримицу старший помощник, пристроившийся к столику Джомара и Наблюдателя. – Где вы подхватили это горе от ума? У хамритов и без того скукота, так ещё ходячий справочник на шею сядет. Не слушайте его. Этих бионов с лупой не сыскать, они остались только в энциклопедии и в банке бактерий «Отбросы природы». Соку, мистер Норр? Пусть мы будем далеко, когда чокнутый умник утащит склянку с бионами домой – поэкспериментировать в уик-энд.

Старпом ёрзал в кресле и похохатывал; в его веселье был оттенок лёгкого подпития.

– Да, раньше мне везло. – Джомар звякнул своим стаканом о стакан старпома – Раньше я не сталкивался с этим человеком. Скучища, говорите? А у нас… Норр. скажите, как у нас!

– Фейерверки. Вечеринки. Водные круизы. – Наблюдатель вовсе не кривил душой. Всё это было, хотя и редко.

– Позабудьте! Пока «Дева» обернётся, вы тут успеете полюбить даже те улицы Города, куда прежде ни ногой. Вот что я вам скажу, мистер Норр – вы мудро шуганули тех сластён из трюмной банды. Мы тоже кое-что соображаем в приватных спецгрузах, – как заговорщик подмигнул старпом. – Хамриты в складчину выписали четырёх заводных милашек, а вы… да ладно, мы друг друга понимаем!.. вы заранее запаслись двумя. Никого к ним не допускайте. Под ключ, а ключ держите за щекой, иначе их угонят и затарят в дальнем бункере.

– Всё-таки живые лучше. – Джомару в мечтах предстала желанная Бина.

Зыбкий образ её продержался недолго; его вытеснили маскообразный лик Яримицу, непоколебимое лицо Наблюдателя, хитроватая физиономия старпома, киборги, одинаковые члены экипажа.

Мужская вселенная, где женщины – функциональные куклы или служащие в форме, со стандартными причёсками. Унисекс? этот «уни» – мужской, под который равняются все. Словно мир описал круг и приближается к исходной точке. Что будет потом? Исчезнет небо, прекратятся свет и тьма. Бытие завершено. День Ноль.

От внезапного страха Джомар захотел немедленно, сейчас же обхватить женщину, ощутить её, горячо поверить в своё существование и в то, что жизнь не кончается, нет!..

Но впереди рдел диск Литтл Рэд, вокруг были только мужчины, и все они вместе летели на планету без жизни, чтобы испытывать креатуры, не имеющие пола. Хамра несётся вспять по лимбу времени, там нет морей для рыб и небес для птиц.

– Кто бы спорил, что любить живых слаще?! – продолжал старпом. – Но космос меняет нас, мы здесь буквально мутируем. На Старой Земле мы пили натуральное винцо, курили чистую траву и спали с бабами, а что теперь? С утра горсть стимуляторов, форские капли, в глаз туанскую плёнку, намазать пуп гормонами, за ухом натереть мозговой вытяжкой, клизму с керосином – и лишь тогда на что-то годен! Мы не поспеваем за собственной техникой, она моргает в сорок раз быстрее, чем у меня бьёт пульс. Определённо, существует чей-то план сведения землян с ума…

Он тоже поглядел на панорамное окно со скептической гримасой.

– И кто я после вахты? я себя в зеркале не вижу, не то чтобы к подружке завалиться. Поэтому я выбираю киберсекс. Никаких претензий, никакой нехочухи, оп-ля! Одно плохо – поговорить не с кем. Стоит задуматься, и вдруг находишь, что целуешься сам с собой…

Старпом отвернулся от окна. Лицезрение людей в обзорной рубке вновь умилило его.

– Это счастье – пообщаться со свежими, незаезженными людьми из метрополии. Когда у меня будет груда денег и отпускное свидетельство, я обязательно умотаю в колонии, где пьют из ручья и катаются в траве… Может, по маленькой? – тише добавил старпом, украдкой показывая из-под стола металлическую фляжку. – По случаю прибытия.

Наблюдатель отрицательно покачал головой.

Джомару блеск фляжки показался подлинным спасением. Да, надо ударить алкоголем по мозгам – сейчас же!

«Удивительно, где только я беру терпение, чтобы выносить всё это?»

Он кивнул, протягивая руку за спиртным, и так же, под столом, налил прозрачной, остро пахнущей медово-жёлтой жидкости в свой клубничный сок.

– Красное солнце, – выдохнул он, залпом выпив смесь. – По-моему, оно излучает холод.

Здесь Наблюдатель внутренне согласился с ним. Алый диск тускло светил за панорамным окном, недвижимо торча среди черноты. Будто запрет светофора или ворота в огненное царство.

– Дружище, есть ли на Хамре ресторан? вообще что-нибудь для души?

– Могу назвать два-три уютных заведения, – охотно ответил Джомару старпом. – Ну ещё для экскурсий – могильник Фонда Токарева и руины горнорудных предприятий. Феноменальное зрелище! кажется, что миру капут, а ты – последний человек.

– Господа, я впервые за полгода ощутила себя женщиной! Меня хотели, на меня облизывались! Я опять верю в свою звезду. Надо срочно выяснить, где тут офицерский клуб, бассейн и бар – я должна туда сходить.

Шестнадцать суток врозь! Найти друг друга в длинном туловище «Девы» – даже не мечтай; переборки, делящие транспорт на отсеки, так разобщили группы Дагласов, что ни одно «ау!» не долетит с радара Встреча в подземелье стала общей радостью. Столько новостей, столько рассказов!

Альф хватал смеющуюся Карен за плечи, тряс руки – цела ли?.. всё ли на месте? Стоит оставить девушку без присмотра, она сразу попадёт в беду.

– Они до тебя домогались?.. приставали? Эх, жаль, меня там не было!..

– Жаль, жаль! – посочувствовал Ирвин. – Они бы и до тебя домоглись. На дальнобойных транспортах такая грусть, такое зверство! Парни бросаются на всё, что шевелится. А ты у нас хорошенький, грива волнистая, глазки невинные…

– Ты… что, серьёзно? Они ещё и педики?!

– Им наплевать, какого ты пола. – С порочной улыбкой Ирвин зловеще подвигал бровями. – Главное, чтоб подавал признаки жизни. Представляешь? они приближаются. Такие сильные, волевые ребятки в строгой военной форме. Всё внутри сжимается, тебя охватывает жар…

– Какие ребятки?! кыш их всех! Да никогда я этим не страдая! С моей-то болезнью! ни во сне, ни наяву!.. а я-то перед смертью, как порядочный, голосовал за допуск геев к службе в армии! Бррр! Тьфу, тьфу!

Карен удерживала Альфа, а то бы он от возмущения махал руками шире двери и задел какой-нибудь провисший провод. Никто не позаботился благоустроить катакомбы, где поселили Дагласов.

«Это входит в испытания? – Албан изучал прямоугольные изгибы мрачных помещений. – Проверка на хранение в любых условиях, включая погреб и могилу… Да-а, инвентарь должен выдержать всё – и сохранить работоспособность! Я – инвентарь. Забавно».

– Едва я понадеялась на трюмных крыс – вдруг заигрывать начнут, усами пощекочут! – как они сглупили, высвистали кукольника. Явился белый рыцарь и так быстро меня спас – мяукнуть не успела Кто его просил?! Я-то замерла, я-то готовилась!..

– И две недели с лишком, Алби, я слушал, как она взмахнула крыльями, но не взлетела. До чего икалось кукольнику с трюмными, воображению не поддаётся. То, что она излагает сейчас – всего лишь резюме. Ещё было много о тряпках, о тряпках… О пилотаже ни полслова, я с ними извёлся. Попросишь замолчать, так они шлют одна другой картинки из журналов мод. Это мне было вместо телевизора.

– А мы судовую сеть нашли. Правда, там только канал правительства и передачи Айрэн-Фотрис, но всё же лучше, чем ничего.

Не следует раздражать Ирвина тем, что Альф готовился во время рейса. Зачем Ирвину знать, что к ним заходил Джомар и разглагольствовал об опыте пилотов, о преимуществах проверенных парней и недостатках недоучек?

Шеф внушал-внушал, а после выложил пластинки: «Программы по навигации. Эти – по вождению судов, из курса академии космонавтики. Они с картинками, их можно полистать… от скуки».

«Дай сюда. – Едва Джомар ушёл, Альф дерзко вырвал учебники из рук старшего. – Сначала я». Он замотал своим вопросом: «Кто полетит первым? Кто?»

– Отводил душу тем, что следил, как летит «Дева». Впечатляет! Во мне есть встроенный инерциометр высокой точности – он реагирует на смены ускорений, какие судовым прибором не уловишь. – Ирвин гордился своим внутренним устройством. – Я угадывал все манёвры, темп набора скорости и торможения… «Дева» не изящна, это баржа-переросток с ветхим корпусом и грубыми движками. Вот когда мы получим лёгкие, послушные машины… тогда почуешь, в чём смак пилотирования.

– Почему Мошковиц не дал нам купальников?! с чего он взял, что дамы носят одно кружевное? Наверняка на Хамре ничего не купишь. Вся контрабанда с «Девы» жутко дорогая, а ассортимент… бутылки, таблетки, мазь вёдрами, порно и четыре кибершлюхи. Я пыталась разговорить их, да какое там!.. Интеллект в схему не входит. Шесть команд, пять ужимок, три позы – военным больше не надо.

– Потом подступились: «Ну-ка, Ирвин, вытряхни их гардеробчик! В этой эскадре принято делиться. А мы в сторонке постоим, поддержим криком».

– Другой бы сразу угодил нам, а ты начал пререкаться.

– Разумеется, я должен был грабить казённое бельё с номерками, которое им выдали по описи!

– Но когда ты догадался включить мозг, то сразу сообразил, где взять.

– Разве этот сундук – не от Мошковица? – Албан осмотрел серо-зелёный ящик с армейской маркировкой «Снаряжение не боевое, тип 51-С». – Я думал, вы тащите запчасти к скафандрам.

«Они бы и орудие могли из арсенала вынести – легко! Если киборги навьючены, значит, кто-то приказал им стать грузчиками. По-другому не бывает».

При давлении 0,03 атмосферы и температуре -70°С ночью на экваторе, где в основном и находились редкие поселения землян и колоссальные развалины рудников, скафандр был основной одеждой хамрита. Когда спускач перенёс пятерых с «Девы» на планетарную базу, бледно-серые жители Хамры мигом раздали приезжим баулы со свёрнутыми скафандрами. Герметичная спецодежда полагалась и киборгам, но их скафы были полегче, попроще.

Албан обратил внимание: тут далеко не везде поддерживают нормальное давление и температуру. В бункере «ДЛЯ КИБОРГОВ» – пустынном, тёмном, со множеством закоулков – имелось 0,4 атм и +12°С. Не курорт.

– Сдаётся, что сей ларь даже в ведомостях не числился. Загляни. – Ирвин пнул ящик носком ботфорта. – Куда его везли, кому предназначался?..

– Я дико хочу человеческий скаф. – Бланш извлекла из трофейного ящика туанские липки колдовского золотисто-коричневого цвета с мерцающей искоркой. – В скафе робота куда надо не пройдёшь. Но если я проникну!.. Ноги в этом смотрятся о-бал-ден-но.

Пакеты с липками, лип-топики, шляпы, коробка шампуня – Ирвин пошарил в трюме обстоятельно, взял отовсюду понемногу. На свет едва тлеющих ламп являлись бутылки с акцизными марками, сигареты, жевательная сольва и прочие вещи, годные на обмен.

– Рукава длинноваты, – приложила Бланш к себе блузку, – но это мы исправим. За мной, Карен!

Альф на цыпочках крался следом, бесшумной поступью приближаясь к углу, за которым шушукались и тихо вскрикивали дамы.

– Он пошёл подглядывать, – изобличил Ирвин голосом белой горячки, комментирующим каждый шаг алкоголика. – Может, ему не восемнадцать, а меньше? Такой здоровый жлоб, а лезет смотреть на девок в раздевалке. Точно – не целованный. Одни разговоры про это, день-деньской. Кто умеет, тот не говорит, а делает.

Скорчив угрожающую рожу, Альф обернулся, жестами показывая: «Тссс! Не спугните их!»

– Не знаю, как ты, а я на амурах крест поставил. Мы в одном строю с инвалидами. Бег безногих и стрельба слепых…

– Ты за год совсем увял. А вот Бланш ожила… Не-ет, мы не пропащие. Надо придумать, как себя подать. – Тон Ирвина был уверенным. – Альф много зудит о неполноценности, но врачи верно его учили: недостатки позабыть – и за борт, бери чем есть по максимуму. Так что я от жизни не отказываюсь.

Упрёк, звучавший в убеждённой прямоте пилота, заставил Албана усомниться: «Что, если он прав и я зря унывал? и не следовало подчиняться телу, поглотившему меня? Дух сильней. В самом деле, почему я должен быть големом с заданным набором функций? Кто главный – моё Я или отражение в зеркале?..»

– Альф, не стыдно?! – Из-за угла вылетела половинка кирпича; увернувшись, Альф со сдавленным гоготом бросился назад.

– Подиум! Проход и поворот! – Преображённые Бланш и Карен красиво вышли из неосвещённого закутка. К их блестящим шоколадным ножкам могла пасть вся Хамра, края блузок волновались и взлетали выше некуда, тёмным блеском отливали неуловимо видимые бёдра, в декольте зовуще и выпукло мерцали бюсты, обтянутые лип-топиками. Альф потерял дар речи и замычал от восторга.

– Мы хорошие, – мурлыкала Бланш. – Мы нежные. Не так ли, джентльмены?

Это было нелепо, абсурдно, несуразно – в холодном и голом подземном каземате, на грязном бетонном полу, под проржавевшими пыльными лампами, сочащимися серо-жёлтым умирающим светом, два механизма изображали манекенщиц и пританцовывали перед тремя другими механизмами, напевая что-то игривое из поп-музыки.

Пару лет назад Албан при виде такого зрелища рассмеялся бы или недовольно нахмурился, но сейчас он замер в восхищении.

Ничто не помеха. Ни мозг-слиток вместо сердца, ни костяк из кераметалла, ни броневой корпус не отнимут желания жить, нравиться и быть любимой. Душа пилотирует тело, вот и весь ответ.

Он показал танцовщицам большой палец: «Во! Высший класс!» Бланш ответила жестом: «О'к!» и послала ему воздушный поцелуй.

«Ты меня понял, Алби?»

«Танцуй, я от тебя без ума!»

– А дверь ногой вынести? – Ирвин приценился к парочке, склонив голову набок. – Мощность вашего привода, мэм?

– Всё бы тебе мощность, грузовик! Мы – женщины, мы слабые, мы хотим, чтобы нас берегли и обожали. Вы готовы? или мы уходим к офицерам.

Блок 5

– И всё?

– А вы чего ждали? – сварливо бросил Мягкий, бегая глазами по лежащей перед ним мозаике датчиков. – Если хотите зрелищ, то вон, пожалуйста, любуйтесь на наш источник питания. Феерия нон-стоп.

Наблюдательный пункт, где скопились сливки научного персонала, снаружи напоминал линзу, лежащую на шести сомкнутых столбах. Прозрачный обод кругового окна, рассечённый несущими стойками купола, позволял полностью обозревать окрестности.

Сейчас все уставились на северо-восток, где в дальней дали за горизонтом находилась стартовая площадка. Как раз там ничего впечатляющего не происходило – Наблюдатель увидел лишь слабую радужную волну, разлетевшуюся на полнеба тающим кольцевым сектором и затем погасшую. Зато северо-запад сиял непрестанно. Казалось, извергается вулкан света, терзая чёрное небо Хамры фонтанами бледно-сиреневых и бело-голубых вспышек.

Неприятное соседство – иметь под боком эриактор, «эйнштейновский котёл» превращения материи в энергию. На обитаемых планетах это чудо энергетики было запрещено из-за неудержимого излучения и склонности взрываться, обращая материю вокруг в шквал фотонов. Но даже такой дьявольской топке было трудно насытить движки «флэша». При старте вулкан померк, а напряжение в сети упало.

Наблюдатель нет-нет да спрашивал себя: «Не слишком ли близко к котлу мы базируемся?»

– Борт Первый прошёл отметку В. Траектория стабильна.

– Где он сейчас? – Наблюдатель терялся в показаниях незнакомых индикаторов.

– Пока вы делали вдох-выдох, корабль удалился более чем на пятьсот астрономических единиц.

Желток буквально цвёл и в приподнятом настроении шнырял вдоль рядов приборного контроля, едва не похлопывая по плечам замерших от напряжения связистов и телеметристов. Не все могли реагировать на восторги Желтка – часть сотрудников была почти до отравления напичкана табельными средствами и воспринимала информацию в масштабе времени «минута в секунду».

– Первый пилотируемый! Восемь лет, поймите, восемь лет адского труда!.. Когда это рассекретят, можете писать в мемуарах: «Мы были свидетелями старта». Это эпохальный шаг!

– Сто сорок три секунды.

– Что передаёт Борт Первый?

– Без изменений. Только «О'к» и снова «О'к».

– Меня больше интересует его возвращение, – Яримицу ничуть не трогало восхищение творцов «флэша». – А также записи с биобоксов. Запросите Борт Первый об исполнении моих инструкций. Контейнеры с органическими грузами должны быть заморожены строго с интервалом в минуту.

– Профессор, нам куда важнее, выйдет ли корабль в расчётной точке. И обратный бросок, – взвинченный Джомар жевал зубочистку и готовился её съесть. – Свою органику вы получите, если машина вернётся.

– Мошковиц, прекратите, – зашипел сжатый, напружиненный Мягкий. – Я прошу никого не комментировать!.. Оставьте разговоры на потом!

– За свою составляющую опыта я спокоен. Чего не скажешь о вашей.

– Двести семьдесят пять секунд.

Точка на экране почти вплотную подошла к финишной отметке. Желток принялся вертеть колпачок игольной авторучки, чем очень раздражал Джомара.

– Сэр, корвет «Афина Паллада» сообщает – «флэш» появился в реальном пространстве. Торможение идёт успешно, начал разворот.

Джомар старался не думать о предельных перегрузках, которые сейчас обрушились на «флэш»… и на Дагласа, заледеневшего в жидком гелии. Гравиторы должны нейтрализовать инерцию массы, но… но… «Впервые» – это всегда риск.

– Борт Первый отвечает нормально, характеристики его сигналов стойкие. Докладывает о готовности к возврату. По данным с «Афины Паллады», системы «флэша» исправны, наполнение батарей не изменилось.

Взгляды Мягкого и Джомара встретились. Шеф «Сефарда» показал пальцы, скрещенные на счастье и побелевшие от усилия. Корабельный конструктор согласно кивнул – да, это не помешает.

– Даю команду на возвращение. Старт при счёте «ноль». Начали!

«Вернись, – заклинал Джомар. – Сделай всё правильно. Веди прямо, парень, ты умеешь. Ну же!»

– «Афина Паллада» отметила уход «флэша» в бросок.

– Здесь можно найти шампанское со Старой Земли. – Джомара отпустило, болтать стало вольготнее. – Если объединим усилия, то осилим покупку. Задачу привлечь Желтка и Мягкого беру на себя, а вы обеспечиваете девочек. Идёт? Вот моя доля…

«И торт ростом с человека, чтобы оттуда вылезла красотка, – добавил про себя Наблюдатель. – Небогатая У Джомара фантазия».

– …и моё условие – никаких Яримицу за столом.

– По-моему, мистер Мошковиц, приглашать его нет смысла. Он самое меньшее на неделю завязнет в мертвечине, которую привезёт «флэш».

Над далёкой стартовой засветился воздух, словно сажу ночи стёрли тряпкой, и в дочерна закопчённом небосводе забрезжило мутное серое оконце. Ударил порыв гравитационного поля, взметая снег и пыль на просторе тысяч квадратных километров, расшвыривая камни и раскачивая мачты нацеленных систем. Визоры сосредоточили слежение на точке выхода, где зависла объёмная трёхзубая тень. Борт Первый вернулся.

– Опустить «флэш» на площадку. Мошковиц, вы летите?.. где Мошковиц?

– Какой-то из лифтов ушёл вниз. – Наблюдатель считал оставленные Джомаром купюры. – Вы догоните его у шлюза.

Седьмое декабря, день триумфа! Казалось, флаер еле ползёт. Полтора часа полёта были невыносимо тягостны. Пузатые грузовые аппараты опускались, растопыривая «ноги» и обжигая плиты огромной площадки языками плазмы.

– Соблюдать осторожность! – Яримицу, такой смешной в головастом скафе, распоряжался твёрдо и чётко; его команда проворно сновала, извлекая из ракетных ячеек биобоксы.

– Живее, поторапливайтесь! – теребил людей Джомар. – Следите за температурой. Нагрев строго по графику!

Термотехники откачивали гелий; остатки его испарялись, слоем сокрушительного холода обтекая тело пилота, лежащего в ложементе. Белое лицо серебрилось инеем.

«Ты слышишь меня? – Настроив передатчик скафа на режим направленной связи, Джомар склонился так низко, что выпуклое забрало шлема оказалось у лица белокаменной статуи. – Никаких движений, иначе треснешь, как стекло. Идёт размораживание. Отвечай».

«Да. Слышу».

«Как там было?»

«Здорово. Просто блеск. Словами не опишешь».

«Готовь отчёт. Завтра буду принимать».

«О'к».

– Есть предварительные итоги? – подобрался сзади Мягкий.

– Образец II выполнил поставленную задачу в полном объёме, – распрямившись, обернулся Джомар. – По этому поводу приглашаю на маленькую гулянку. Не прочь? С вас по семьдесят бассов. Норр уже побежал за вином.

«А как же я?» – подумал Албан, лёжа в гелиевом облаке.

С вечеринки Наблюдателя вызвал дежурный мастер-сержант.

Пирушка складывалась как нельзя лучше. Конструкторы искренне жали руки Мошковицу и многословно его благодарили. Создатель образцов щедро сыпал комплиментами. Как огонёк сигареты, тлела и близилась к концу недолгая иллюзия дружбы и взаимности, якобы царящих в объединённом проекте. Пока звучат добрые слова, можно предаться благодушию и грезить о том, что и завтра всё будет так же мягко и пушисто.

Но вот приходит мастер-сержант из местной безопаски, и мираж рассеивается.

– Мистер Норр, вас зовут в отделение сорок семь U.

– Кто зовёт?

– Киборги, которые там. Вы – их штатный куратор.

В шлюзе Наблюдатель тщательно сжал воротниковые кольца шлема. Шаг вперёд без скафандра был равносилен подъёму на шесть километров со всеми последствиями декомпрессии. Какие проблемы возникли у образцов? почему они не вызвали Джомара? Шефу «Сефарда» самому не мешало бы освежиться и размяться в коридорах, извилистым путём ведущих в 47U.

Они недурно устроились в прежде заброшенном бункере. Починили освещение, соорудили отдельные комнаты. Центром внимания, естественно, был образец II, первый в истории космонавт нейтринного корабля. Презирая низкую температуру, он щеголял в одних нетканых трусах с клеймом «ДЛЯ КИБОРГОВ», а остальные крутились возле него, жадно выспрашивая о полёте.

При появлении Наблюдателя голоса смолкли.

– Что произошло?

– Мы посовещались, – начал Ирвин. Должно быть, выбор Джомаром пилота для первого старта уязвил его, раз он так хмуро выглядит.

– И пришли к единому мнению, – подхватил Альф. Странно, он вёл себя с подчёркнутой сдержанностью.

Наблюдателя охватило нехорошее предчувствие.

– Мы должны жить среди людей. – Бланш завершила декларацию. От нарочитой строгости её лицо стало ещё милей.

– Исключено, – отрезал Наблюдатель. – Вы имеете особый статус и подчиняетесь режиму безопасности.

– Это известно, можно не повторять. – Ирвин сделал скептическую гримасу. – Режим нам соблюдать не впервой – верно, ребята?

– Вы ограничили число тех, кто с нами общается. – В голосе Бланш послышалось тщательно скрытое коварство. – Но мы и сами умеем помалкивать. Разглашение не в наших интересах.

– Я ещё раз говорю… – безапелляционным тоном заговорил Наблюдатель, но его твёрдость не действовала на них.

«Да они же стакнулись! Централы – привыкли всего добиваться сообща!»

– Здесь легко сохранять секретность. – В дело вступил Албан. – Я ездил на стартовую, посмотрел сверху…

«Поздно возить их в ящиках». – На душе у Наблюдателя стемнело. Это была промашка, которую не исправишь.

– …и увидел: жилые точки сильно разбросаны. Скажем, пункт наблюдения и стартовая – в тысяче километров друг от друга. Люди с разных баз редко общаются. Что им известно о нас? явилась какая-то компания, рассыпалась по базам врозь Переехать и разместиться, больше нам ничего не надо. Ни один не догадается, что мы – те, из-за кого завертелась карусель.

– Это безопасней, чем иметь странный бункер, из которого кого-то регулярно возят под охраной, – хитро добавила Бланш. – А взаперти, без людей, мы скиснем и протухнем. Надо стартовать, а у нас неполадки… отклонения… Мошковиц спросит: «Почему?»

«Спросит, – поневоле признал её догадку Наблюдатель. – Эта курчавая бестия – зубастая. Так тяпнет, что останешься на Хамре скалы сторожить. Значит, именно я должен вбросить Джомару идею поселить их как людей? Кто у нас кем управляет, а?.. Вот погань-то! Централы, чёртово семя!»

– Надо обсудить ситуацию с шефом проекта, – сухо промолвил он. – Разумеется, я не могу ничего обещать. Пока всё останется, как есть.

Албан захотел спросить вдогонку, какой знак отличия положен ему за Первый Управляемый Квантовый Переброс и будет ли его серийный номер навеки выбит золотыми буквами на Аллее Славы, но по трезвом размышлении снял вопрос с повестки дня. Рано.

Хватит и того, что удалось посеять в сердце мистера Норра плевелы сомнения и неуверенности. Иногда надо, отчаянно надо показать, что ты – не винтик, и если захандришь, всё встанет намертво, а отлаженный механизм военно-научного эксперимента превратится в кучу дорогих, но бесполезных деталей.

«Незаменимых нет? А ты займёшь моё место, приятель? О, я за него не держусь! Ложись в жидкий гелий; на том твой полёт и кончится. Ишь как у нас поставлено: «Милый, слышишь меня? отзовись, не молчи!.. Ага, проснулся! Готовь отчёт, чтоб завтра был написан, а мы пока кутнём с девчонками». Разбежались! только кукол из бункера позвать забыли. Ну, так мы напомним о себе».

«Не сильно мы на него нажали? – спросила Бланш радаром. – Рожа у него подлая, не нравится мне этот белый рыцарь Норр. Затаит, потом пакостить будет».

«Плюнь, – ответил Албан. – Мы просто хотим получить то, что нам положено, как людям. А они… они всё время помнят, что украли нас и высосали наши души. Они знают, что мы о них думаем, и от этого им всегда страшно».

– Вы в курсе, что поделывают мои образцы?

Недоверчивый взгляд Джомара преследовал безопасника. По-настоящему Норр отдыхал лишь во сне, но и там ему снилась работа, какие-то невыполненные дела, чьи-то ускользнувшие от внимания промахи и ошибки, чреватые катастрофическими последствиями. А днём его подстерегал Мошковиц. Полностью избежать встреч с ним невозможно, скажем, в столовой.

– Сейчас я слишком занят, чтобы следить за ними, – методично пилил его Джомар. – Это вообще не моя работа – следить. Мне хватает возни с запусками и обсчётом результатов. Ладно, решили поселить Дагласов на станции – не возражаю, вам видней. Однако тут не Даглас-центр, где они постоянно были под надзором.

– Они и теперь под надзором, только не знают об этом. Но если у вас появились сомнения…

– Нет, просто я моделирую, исходя из истины: «По природе своей люди безумны». Все толки о разуме и прочих высоких материях – чушь. Теория Дарвина – бред. Люди произошли от крыс. Как грызуны, они всю свою маленькую жизнь стремятся только получать удовольствие: от секса, от жратвы. Они всюду лезут и называют это «поиском пределов познания». Пока мы с вами потягиваем чай и жуём галеты с маслом, образцы наверняка заняты этим поиском. Я им устроил плотный график тренировок и занятий… но вы решили сделать бедняжкам послабление.

Норру захотелось выплеснуть чай в ехидную физиономию Мошковица, но ровный характер и умение сдерживаться погасили его внутренний порыв.

– В итоге они получили столько свободного времени для «поиска», сколько его имеет персонал станции. Ну хоть ночные часы висят в симуляторе! Но весь остаток дня они тратят на себя. Они чем-то занимаются. Чем?

– Их времяпровождение мне известно.

– Известна внешняя его сторона. А их мысли, намерения? Вы сможете угадать, в какой момент и у кого возникнет неповиновение?

«Этот момент упущен», – мысленно ответил Норр, а вслух произнёс:

– Они работают довольно долго, серьёзных отклонений не было. Дать им какое-то личное время, немного ослабить вожжи – как раз в интересах проекта. Пусть лучше явно делают то, что замышлялось втайне, а иначе выйдет так: они нам подчиняются, но мы их не контролируем. Наконец, вы утверждали, что полёты заменят им всё недостающее…

– Ещё не заменили, раз они тянутся к людям. Конечно, они – первые, мы только начинаем понимать их, но жизнь среди людей, похоже, замедляет переход к чистому сознанию. Остаётся риск непредсказуемых действий. Помните, как и почему разладился Голем?

– Кто?

– Не «кто», а «что». Очень давно, ещё на Старой Земле, один мудрец создал кремнийорганического робота. Слепил из глины.

– Кажется, первым это проделал пожилой джентльмен, живущий на небе. Нет ли тут нарушения авторского права?..

– Патентное дело тогда не было развито. Так вот, конструктор активировал киборга и назвал его Голем. Всё шло отлично, пока кибер круглые сутки был загружен делом, но однажды хозяин забыл дать ему задания на следующий день. От безделья Голем заскучал и принялся крушить всё вокруг… Глиняного парня пришлось отключить и размельчить.

– В этой басне не хватает самой малости – морали.

– Напротив, она очевидна. Нельзя оставлять робота в праздности. Только работа, только постоянная, предельная нагрузка процессорных мощностей. Лишь так можно поддерживать Голема в тонусе. Режим «без продыха», чтобы некогда было задуматься. Дай волю мыслям – куда ещё они заведут! Кто-то может отправиться гулять… потеряться…

– Вы полагаете, что не исключён побег образцов?

– Называйте как хотите. Дело не в словах! Не следует ни на минуту забывать, кто они на самом деле. Люди – это псы без привязи. Едва появится лазейка, они попытаются улизнуть.

– Куда? – Повернувшись к окну, Наблюдатель поднял жалюзи.

Тёмно-рыжая пустыня и горы на близком горизонте. Купола станции с мачтами связи и вознесёнными ввысь башнями телеметрических систем. Ровные и постоянные вспышки огней, как удары невидимой секундной стрелки. Длинные чёрные тени на залитой алым светом земле. Вдали – мерно ползущий горбатый агрегат вспарывает плугом грунт и выворачивает глыбы вечной мерзлоты.

– Куда? Здесь все дороги ведут в Айрэн-Фотрис… или в преисподнюю.

Сильный жест и самопальный афоризм так убедили Норра в собственной правоте, что он дней десять ощущал себя хозяином положения. Но настал денёк, когда все находящиеся в космосе корабли обеспечения проекта ринулись в ту сторону, где должен был выйти из броска Борт Второй. Должен был, но не вышел. Или вышел не там.

Дальний рейдер, летающая ремонтная платформа и носитель повреждённых кораблей, спасатель и телеметрический разведчик – все понеслись по вектору броска Ради скорейшей доставки к району поисков безопасника спускач «Афины Паллады» приземлился невдалеке от наблюдательного пункта, затмив своим сиянием зарево эриактора

– Ищите тщательно! – заклинал Мягкий. – Аппарат не должен пропасть! С нас головы снимут, если мы его потеряем! И с вас тоже.

– Норр, образец V надо найти во что бы то ни стало, – Джомар был мрачнее наступающей полярной ночи. – В любом виде привезите его мне. Малейшие осколки, которые удастся отыскать, любые пылинки – собрать, упаковать, под опись и в мою лабораторию.

Пока Норр загружался в катер, пока его до стона плющили перегрузки, а потом выворачивало в периоды невесомости, другие образцы не теряли времени зря. Что творится на наблюдательном пункте, им никто не сообщал и сообщать не собирался, зато отсутствие недремлющего Наблюдателя открывало перед ними бездну возможностей. Грех не воспользоваться оказией.

– Надвигается буря, – доложил Бланш галантный фест-лейтенант. – Прогулку придётся перенести на завтра. В ясную погоду выработки – великолепная картина, а когда поднимается пыль, ничего не разглядишь.

– Или всё-таки поедем?

– Я не могу рисковать тобой. Надо видеть дорогу, – фест-лейтенант для наглядности постучал по приборному щитку, отчего часть индикаторов погасла, а кое-какие выпали из гнёзд, повиснув на проводках. – Я верю лишь тому, что вижу, а на этот хлам надежды никакой. Кар слишком старый, на нём нет половины оборудования.

В кабине вездехода можно откинуть шлемы за плечи. Для этого он и вымогал у завгара закрытую машину – чтоб говорить с белокурой лицом к лицу. Пришлось ставить сукину сыну литр контрабандного даака, а то ехали бы сейчас на буксирном ратраке, общаясь по радио.

– Неужели тут опасно? – Бланш не нравилось выглядеть дурой, но хамриты не воспринимают умных. Если с неба свалилась женщина, то не для дискуссий. Все дамочки Хамры – наперечёт! Они падают из космоса, как метеориты; надо спешить к месту их приземления, чтобы стать первым обладателем сокровища.

– Ну конечно! Когда просыпаются вулканы, мерзлота плавится, и возникает оползень. Отсюда и до горизонта всё может рухнуть в выработку.

– Ужас! как страшно!

– Ничуть! У нас в днище дюзы, а в багажнике – бак ракетного горючего. Отрулим на станцию по воздуху, как делать нечего.

Литтл Рэд угрюмо багровела в асфальтовом небе у горизонта, полускрытая пеленой близящейся пыльной бури. Тускло горящий блин касался краем бугристых отвалов пустой породы. Зимний рассвет на Хамре. Утром так увлекательно заглянуть в гигантский, залитый гробовой тенью провал, вырытый горнодобывающей компанией – пять километров до дна! Дух захватывает.

Фест-лейтенант и лекцию заготовил: «Брось туда камень – не скоро услышишь, как стукнет. Вон там, смотри, экскаваторы. Как драконы, верно? Здесь никого нет, только мы вдвоём. Романтично. А через пять восходов углекислота начнёт выпадать в осадок прямо днём. Как мелкая соль; она покроет всё. Тебе не холодно?»

– Он тебя пригласил? а он ни о чём не догадывается?

– Не знаю, только ел меня глазами и просил: «Поедем». По-моему, он дрался за право поболтать со мной. Я заметила малого, у него на лице был свежий кровоподтёк.

– Бланш, надо поесть чего-нибудь людского. Тебе нужен естественный запах изо рта.

– Реактор взбунтуется.

– Тогда пожуй и выплюнь. И не забудь парфюмерию.

– Зубная паста! – кричал из соседней комнатушки Альф. – Освежитель! Жвачка! Наконец, выкури сигарету!

Норр перевёл их в секцию младшего офицерского состава, отстоявшую от бункера 47U на два километровых тоннеля. Тут и знать никто не ведал про какой-то 47U – мало ли у базы Хельгеланд необитаемых складов и помещений! – зато здесь были спортзал, бассейн и игровой салон. Явился смелый фест-лейтенант, полный решимости. Бланш пошла навстречу его желанию.

– Не позволяй ему слишком много. – Ирвин считал себя старшим из братьев.

Прогулка с девушкой! Любовная интрижка! Вся секция обсуждала успех фест-лейтенанта и гадала, чего он добьётся.

Ржавая муть всё сильнее застилала горизонт. Восходящая Литтл Рэд начала прогревать эту сторону планеты. Над грунтом потёк белесоватый дымок – вяло возгонялась осевшая за ночь углекислота. Гонимые ветром, немощным в разреженной атмосфере, испарения сухого льда плыли, извиваясь прозрачными сизыми волнами, и клубились, образуя изменчивые фигуры фата-морганы.

– Хочешь вести машину? Клади руку сюда.

Он накрыл её ладонь своей, заглянул в глаза. Она улыбнулась. Симпатичный парень.

Решётчатые колёса бежали по дымящему грунту, кар мягко покачивался на рессорах. Солнечный свет сделал водителя и пассажирку краснокожими, словно до крайности смущёнными встречей и тем, что они – вдвоём, а на многие километры вокруг нет ни души.

Норр наставлял:

– Легенды выучить и вернуть мне. Имена, детали биографий – всё должно соответствовать легендам. Вам, – Наблюдатель последовательно указал на Ирвина и Албана, – я поручаю присмотр за образцом I. Кто-то из вас всегда должен быть с ним.

– Мне поводырь не нужен!

– Это приказ. Придётся подчиняться, хочешь или нет. А если нарушишь приказ, будешь отстранён от полётов. Ещё вопросы?

– Почему здесь нет женских туалетов?

Белый рыцарь помедлил с ответом, подбирая наиболее корректные слова. Бланш стесняла его вызывающим взглядом.

– Эксплуатация кубометра жилья на Хамре в девять раз дороже, чем на Колумбии. Женщин мало. Раздельные удобства или санузлы в каждом номере слишком дороги.

– Я поняла, сэр. Благодарю. Буду стоять в общей очереди, раз это продиктовано государственными интересами. Вы же предписали нам по мере сил изображать людей.

– Но не до такой степени.

– А у меня ностальгия. Хочу выглядеть живой со всех сторон и слушать неповторимый мужской юмор у дверей ватерклозета. Их там раздирает пошутить на тему.

– Бланш, – не сдержался Наблюдатель, – к чёрту вашу ностальгию!

– Ты скучаешь, – призывно глядел фест-лейтенант. – Полярная ночь настаёт, темнота… Живёшь тут, как овощ на складе. А ты такая хорошая, что прямо жалко.

От чувств он надавил на руку Бланш, рулевой рычаг повело, а за ним и кар повернул вбок. Дым несся над землёй рваным одеялом, по равнине протянулись струи изжелта-коричневой пыли, скрывающие небо, а Литтл Рэд, поднявшись выше терриконов, повисла над миром бури выпуклой красной пуговицей.

– Взгляни, как эриактор полыхает. Это ионные вспышки, вроде северного сияния. Гонит прорву энергии.

– О, но ведь его нельзя применять! я читала, он запрещён…

– На Хамре всё можно. – Фест-лейтенант склонился к Бланш. – От него работали все рудники полушария. Его загасили, потом опять зажгли. Настоящий вулкан. Такой… одинокий мужчина в ледяной пустыне, которому некуда себя девать.

– Так уж и некуда? – шепнула Бланш.

– Если б он встретил кого-нибудь…

– А вдруг уже встретил?

Их руки одновременно снялись с рычага. Кар, обрадованный неожиданной свободой, покатил куда-то наобум.

– Тормоз! – Пылевая буря затемняла мысли Бланш, забытые радар и сканер остановились, но сознание напоминало, что целоваться за рулём чревато аварией, а бросить руль – и подавно.

Не ослабляя объятий, фест-лейтенант ткнул ногой вниз и вперёд; правая передняя колёсная секция заскребла по грунту, сгребая камни; кар стало разворачивать по часовой стрелке, словно танк. Четыре руки сталкивались и суетились, на ощупь перебирая и отрывая застёжки скафандра Бланш.

«Какой чудной у неё крем!»

«Боже, где управление движком?!»

Секция разблокировалась, кар рванулся вперёд.

«Ой, валун!»

Под корпусом раздался звонкий удар, что-то залязгало.

– Дюза, – оторвался от Бланш фест-лейтенант. – Это дюза, провались она. Закрой шлем! Быстро застегнись! и проверь герметизацию.

Когда он открыл дверцу, скафандры зашуршали и немного вздулись от избыточного давления. В кабину понесло пыльную метель.

– Да чтоб её разодрало сверху донизу! Чтоб её сплющило! Ах, тресни она поперёк! парша собачья, в душу ей костыль! – Радио честно передавало всё, что фест-лейтенант счёл необходимым высказать о дюзе.

– Что там? у нас всё в порядке? – высунулась Бланш.

– В полном! – Встав, фест-лейтенант в сердцах что есть сил пнул отвисшую, никуда не годную отныне дюзу. – Брось мне вакуумный уплотнитель, он в жёлтом ящике справа, такая чёрная катушка. Перекрой вторую топливную магистраль – красный регулятор, на нём стоит FM2, до упора.

– Вызвать спасателей?

– Я тебе вызову!.. – Фест-лейтенант живо представил шквал насмешек, которым его встретят на станции, если кар приволокут на буксире. – Сейчас залатаем и рванём.

– Мы правильно едем? – допытывалась Бланш, когда кар отмахал минут двадцать сквозь непроглядную бурю. – У тебя верные ориентиры?

– Вполне. – Сердце фест-лейтенанта билось всё тревожнее, но он не подавал вида, что заблудился. Росло желание убить завгара, подсунувшего столь трухлявый кар.

– Почему-то мне думается, что надо повернуть туда. – Бланш указала прямо на источник волн, заунывно передающий фразу: «Внимание, вы слышите пеленг базы Хельгеланд. Настройте свой радиокомпас на наш позывной… Внимание…»

– Чепуха. Я сверяюсь по солнцу.

– У меня женское чутьё. Оно никогда не подводит. Поверни, пожалуйста. Ты очень хороший парень.

– А ты вообще прелесть. Ты чудесно умеешь целоваться. У нас всё будет, верно?

Бланш была почти счастлива. Пусть ненадолго, зато по-настоящему.

– Надо сговориться, когда поедем в следующий раз. – Фест-лейтенант был убеждён, что она не откажется. – У вас есть график или распорядок на неделю?

График зависел от «флэшей». Сейчас проект имел лишь три машины, и пока запускали одну, две другие готовили к старту. Сегодня вновь в бросок отправилась Карен. Полёты давались ей трудно, но она справлялась. Удачи ей, пусть всё пройдёт как следует.

– Смотри, кто-то летит. – Раньше приятеля расслышав гул двигателей, Бланш указала вверх.

В кирпичном от пыли небе пронеслись еле видимые навигационные огни и бортовой проблесковый маяк.

– Хм, не рейсовый… Может, с полигона?

Бланш пригляделась, выбросив как можно дальше вперёд белую сеть и луч взгляда. Похоже на флаер Мошковица. Значит, Карен тоже вернулась!

– Где наша чернобровая? Как?! неужели старик Джо с ней не наговорился и всё держит у себя?

– О чём ты? – Албан оторвался от неисправного приёмника. Эту рухлядь он подобрал где-то снаружи, вне купола; починить калеку было невозможно, но в промежутках между полётами Албан скучал без работы. Вдобавок его угнетал тот факт, что на Хамре, как и на борту «Девы», бесплатно принимались лишь каналы правительства и Айрэн-Фотрис. Военная планета, чего вы хотите? Удовольствие смотреть коммерческие передачи здесь стоило недёшево, а купить терминал с декодером защищённых каналов, чтобы смотреть онлайновые новости из Сэнтрал-Сити, было не на что.

– Она не появлялась. Хотя заходили ребята, справлялись о ней. Альф говорил с ними; спроси его. – Ирвин повёл лучом, указывая на сердитый образец I.

– Я их выпроводил, – фыркнул Альф. – Вежливо!

– Правильно, в шею всех. Карен – твоя. А обо мне кто-нибудь спрашивал?

– Семь мужчин! – Ирвин завалился на спину, сцепив ладони под затылком. – Поразительно, целых семь душ не в курсе, что ты уехала кататься с Фейербахом!

– Его зовут Розенбаум.

– Какая разница? Всех как-нибудь зовут. Сейчас твой Голдфингер грузит сослуживцев россказнями о поездке.

– Не знаю; кажется, он задержался в гараже. Вернуть должок завгару… я не поняла.

– Это ля-ля без конца – Альф оборвал их глубокомысленный диалог. – Почему ты заговорила про Джомара и Карен?

– Большой катер обогнал нас, когда мы подъезжали. Пыль и фонарь мешали мне, но я узнала катер – это броневик Джомара.

– Как-то рановато, – вычислил в уме Ирвин. – Нужна пара часов на оттаивание.

– Джо привёз её замороженную, – почти уверенно предположил Альф. – Чем ближе к абсолютному нолю, тем голова ясней. Выспросит – и разморозит. Я же говорил ей: «Скажи Джомару, что боишься лежать в гелии!» А она трусит. То ли он запугал её вначале… Я сам ему выложу! Пусть выдумает что-нибудь, пока её с ума не скинуло от страха Он учёный, вместо головы яйцо, умище втроём не поднять – надо же, нас выдумал! Вот, раз выродил нас из башки, пускай о потомстве заботится. Должна быть ответственность – я правильно выразился?

– Угу. – Албан встряхнул безнадёжный приёмник. Кажется, больше ничего внутри не бренчит, всё приклеено по местам; совсем похож на настоящий. – Именно так оно и значится в законе: «уголовная ответственность».

– Алби, оставь свои заморочки. – Ирвин перекатился на другой бок. – Реальность такова, какая она есть. Прошлого нет, настоящее – при нас. Надо искать, как получше устроиться. Бланш, твой Розенкранц…

– Он Розенбаум.

– Верно, Гильдестерн. Он ничего себе парень?

– Можешь поцеловать его сам. Личный опыт всегда ценнее чужого.

– Не то, беляночка! Он тебя заводит? ты от него прёшься?

– Чтобы вам стало завидно, скажу: «Да».

– Вот. Это уже что-то. – Ирвин лучом привлёк внимание Албана. – Та соломинка, за которую стоит хвататься. И полёт. – Голос Ирвина стал мечтательным. – Обязательно спрошу у Джо, когда мы покинем этот куцый мерный отрезок и свистнем по Вселенной… парсеков на триста!

– Дальнобойщик, не то. – Албан отложил приёмник. – Альф каркнул, что шеф родил нас, а мне видится другое. От насилия тоже бывают дети. Джомар изнасиловал Природу, а потом ограбил – отнял право на смерть. Поэтому родились мы. Думаешь, ему в радость возиться с такими детьми?

– Ну ты загнул!

– Попробуй, разогни.

Бесцельно пометавшись по лаборатории и распугав помощников, Джомар устремился в бар. За сорок четыре прожитых на Хамре дня он уже дважды прибегал к алкоголю, чтобы снять напряжение – и вот снова. Нет, так нельзя. Так начинается алкоголизм. Шаги Джомара замедлились, но курс остался прежним. В бар. Или назад? В бар…

Корабль исчез, вышел в неизвестной точке. Пропали и «флэш», и образец V. Испытания, казалось, вошли в колею – и тут срыв, провал, крах… Где-то в пространстве затерялась государственная тайна. Кто ответит за это? Мошковиц! Мягкий с Желтком докажут, что до применения образцов их «флэш» летал надёжно.

Только бы найти потерянное; тогда появится шанс доказать, что ошибка не в расчётах, а… в свойствах материалов, в сложности настройки образцов.

Карен! пугливая маленькая дрянь! Она никогда не работала с полной отдачей. Робость, неуверенность… их надо было изживать на стенде! Кто не сломал в себе страх перед космосом – тот выбывает из игры.

– О, вот так встреча! – протянул ему руку старпом с «Девы Елизаветы».

– Каким ветром? – взобравшись на табурет, Джомар уткнулся взглядом в стойку и, не глядя, поманил бармена.

– Надоело болтаться на орбите, как на рождественской ёлке. Я сказал себе: «Или ты прыгнешь вниз, или следующие полмесяца, так и не почуяв землю под ногами, будешь гудеть по пути к Бельтере». Не приходилось там бывать? и не надо. Шар, покрытый грязью. Грузовые операции почти закончены, нам пора в дорогу. Ждите в начале апреля!

– Что ж, счастливого пути. – Джомар завис над стаканом. Запах напитка напомнил ему обо всех классных учёных, которые спились и опустились. Нет. Не пей.

– Про вашу компанию ходили разговоры… Вроде вы привезли испытывать киборгов, которые со временем заменят нас. – Вопросительный взгляд старпома был куда холоднее, чем его обманчиво беспечный голос.

«Где Норр?! – внутренне возмутился Джомар. – Ах, да… Норр улетел. Кто будет расследовать утечку информации?»

– Кто-то слышал, что на Хельгеланде прячут киберов, а потом – будто их поставили старшими чинами на орбитальный заградитель «Вестфаль». Безлюдные корабли, так? Роботы нас вытеснят. Вот к чему всё идёт.

– Враньё, – молвил Джомар с просветлённым сердцем. Значит, сплетня вильнула и пошла другой дорогой, обманув сама себя! – Замещать военные экипажи киборгами? Дублёры – да, но вместо людей… Этого никогда не случится, дружище!

– У киберов тьма преимуществ…

– И тьма недостатков! Вот перечень – их нельзя пропесочить, вызвать на ковёр, намылить им шею, устроить выволочку, распатронить, влепить строгача, обругать, оплевать, уволить. Не поступаем же мы так с оргтехникой? Какой с неё спрос? Ни один капитан не согласится иметь экипаж киборгов – нет удовольствия командовать и помыкать!

– Да, верно! – Старпом немного развеселился.

– Так что не унывайте раньше времени. Я заявляю, как специалист – никакой замены людей на роботов в ближайшие лет двести не предвидится. Даже в планах не стоит! Вы налетаете себе хорошую пенсию, отправите по своим стопам детей и внуков, и как всё было, так и будет продолжаться.

– Рад слышать! А то по нашим иногда проходит дрожь – мол, вот-вот сделают киберкосмена, и нас выметут в отставку, не дав выслужить срок. Как-то кисло оказаться в том поколении, которое выгонят.

– Говорю вам – этого не будет! – горячо убеждал Джомар. – Тут дело в ответственности. Как её возложишь на киборгов? Они – юридический ноль, под взыскание не подпадают. Опять-таки, кто будет принимать решения, проявлять инициативу? Человек! Кому как не людям вбить в голову производственное задание?.. Бармен! заберите, я уже понюхал. Чаевые – как обычно.

Пока они дружески беседовали у стойки, далеко от бара пробудился узел прямой связи. Он принял и переслал адресату сообщение с Колумбии. После ряда тщетных попыток получить подтверждение «Письмо открыто и прочитано», узел справился о местонахождении адресата у системы позиционирования. Обитающие в склепах компьютерные монстры тотчас нашли общий язык. Узнав новы»: координаты получателя письма, узел выбросил послание вслед корвету «Афина Паллада»:

//СРОЧНО, СЕКРЕТНО. Хамра, база Хелъгеланд, Нейтану Норру. Прочитать в первую очередь.

//В Дориенский окружной суд Басстауна пришла по e-mail видеозапись. Она касается дела Кастельса и Реддэя, бойня в «Римской Фортуне». Фигурант – наш образец II, в деле исковое заявление его матери. Ознакомься с фильмом и выясни на своём уровне, как это могло случиться.

//См. приложение.

– Приведите свидетеля к присяге, – велел судья Колт.

Дородный мужчина с бледным отёчным лицом положил широкую ладонь на Библию:

– Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

– Свидетель, назовите суду своё имя, фамилию, род занятий и суть вашего участия в деле.

– Ваша честь, меня зовут Галь Родерсон, я специалист по документальным съёмкам из «Аналитического Бюро». Я был привлечён по запросу обвинения для экспертизы материала, обозначенного как «запись Хассе»

Эксперт, нанятый адвокатами, уже высказался, и присяжные отвергли большинство его аргументов. Теперь все, затаив дыхание, слушали свидетеля обвинения. «Аналитическое Бюро» – авторитетная фирма, а мастер Галь – признанный эксперт.

Подсудимые, всего месяц тому назад ожидавшие освобождения из-под стражи прямо в зале суда, теперь вели себя совсем иначе. Лица их вытянулись, улыбки слиняли, а в глазах появился горячечный блеск, как у затравленных зверей. Ещё бы! дело шло к благополучной развязке – и тут чья-то кривая рука через забор подкинула суду доказательство их вины, настолько весомое, что запахло лучевой камерой.

– Запись сделана с носимого визора модели… при характеристиках объективов… Длительность записи… – медлительно и важно излагал Родерсон. – Согласно отчётам санитарных бригад и криминалистов, прибывших в салон «Римская Фортуна», потерпевший Албан Хассе находился у фронтального ряда игральных автоматов, а именно у автомата шестьдесят семь, как указано на схеме места преступления. То есть Хассе мог произвести такую запись.

– Протестую! – взметнулся адвокат.

– Протест отклоняется. – Колт будто муху прихлопнул своим молоточком. – Суд выслушал вас, мистер Родерсон. Однако вы не высказались о достоверности записи.

– Запись подлинная. Все данные говорят о том, что её сделал именно наладчик Хассе. Он запечатлел стрелявших в салоне.

Заключение Галя было выслушано с почти суеверным ужасом.

Если некому обличить убийц, если одни отступились, другие разуверились в правосудии, а третьи испугались за свою шкуру – значит, мёртвый должен прийти и дать показания. Он не может упокоиться в могиле, пока убийца не получит по заслугам.

На всех пахнуло холодом и продёрнуло вдоль спины, словно в зале появился призрак. Подсудимых перекосило и съёжило, будто привидение указало на них пальцем. Перемена в их облике не укрылась от глаз телекамер.

Хотя никто не произносил этого вслух, все тотчас утвердились во мнении: запись снята с мозга убитого, что бы там ни говорил Галь Родерсон. Давно известно, что глаза жертвы запоминают убийцу! Откуда известно? из древности. Об этом все говорят, об этом поют, пишут в газетах, в книгах и Сети. Любой мистический триллер – про то, как возвращаются умершие. Значит, это правда. Эксперт – молодчина, но истина выше и ярче его показаний. Истина вечно прозрачна, потому что она – жуткая, чёрная загадка, вопрос без ответа.

Чем занимаются в клинике Гийома, куда отвезли Албана Хассе? Каждый знает: там проводят опыты на мозге, пересадку личности! Что-нибудь проделали и с Хассе, записали его память перед смертью. Запрещённые исследования! учёные всегда этим грешат. Им только дай труп, они из него зомби изготовят. Видно, какой-то ассистент припрятал запись, а потом его совестъ заела, душа не вынесла молчания. Тайну клиники нарушить не посмел, потому отправил запись анонимно, с запозданием.

Все единодушно пришли к этому убеждению, сложившемуся в подсознании из реликтовой памяти и сенсационных статей. Доводы защиты рухнули разом. Веру нельзя пошатнуть аргументами и логикой. Присяжные как один уверовали в призрака, в свидетельство из загробного мира и в торжество науки, которая извлекает память из умирающих. Мертвеца-свидетеля и веру живых нельзя было ни сбросить со счетов, ни пошатнуть, ни запутать в противоречиях.

Чем дольше адвокаты убеждали суд в сомнительности «записи Хассе», тем прочнее становилась уверенность присяжных, и сами адвокаты стали выглядеть более чем сомнительными – и их слова, и люди, которых они защищали. Ибо заговорил самый главный обвинитель – пролитая кровь, невинно убиенный, пришедший из тьмы небытия.

– Огласите вердикт, – обратился Колт к старшине присяжных заседателей.

– Бад Кастельс – виновен по всем предъявленным статьям обвинения. Пол Реддэй – виновен по всем…

Последовала лихорадочная пауза. Адвокаты поспешно совещались с подсудимыми, те мало что не бились в прозрачную перегородку, размахивая руками и что-то выкрикивая. Главным образом пауза предназначалась для того, чтобы Гарибальд Колт мог не спеша, в уединении выкурить свою ритуальную сигарету.

– Ещё два-три таких процесса – и я стану верным сыном церкви. Редко удаётся получить столь серьёзные доказательства. Честно – я не ожидал поддержки с того света.

– Ваша честь, публика волнуется, – заметил пожилой, опытный судебный пристав. – Репортёры в щели лезут. Хотят раньше оглашения узнать, какую статью вы примените.

– Пусть читают законы, там всё написано. Самое важное – на обложке: «Право есть справедливость».

Умел Колт оглашать приговоры. Казалось бы, столп юстиции, живой параграф, но иной раз так взглянет, что люди обмирают.

– Именем Федерации… – начал судья в глухой тишине зала.

– …к смертной казни путём лучевого разрушения нервной системы, без права замены вида казни.

Кастельс упёрся в барьер подбородком, он смотрел в никуда.

– …без права замены вида казни.

Не веря ушам, Реддэй завертел головой, беззвучно открывая и закрывая рот. Губы у него тряслись. А ведь каким лихим киллером он был в «записи Хассе»!

– В завершение хочу напомнить господам ОСУЖДЁННЫМ, что приговор суда присяжных обжалованию не подлежит.

Некоторые, угадавшие исход и заранее готовившиеся чествовать судью, метнули к ногам Колта цветочные венки. Гарибальд неколебимо стоял в своей шёлковой мантии, даже слабым кивком не отвечая на знаки восторга и благодарности. Кричали: «Браво! Да здравствуют присяжные! Гип-гип-ура!» Кое-кто рвался к скамье подсудимых, силясь пробиться сквозь заслон крепких приставов: «Вы оба сдохнете!.. подонки! Вас зажарят на луче! о, я бы посмотрела, как вы будете корчиться!»

Реддэй хихикнул раз, другой, потом захохотал, но это был не смех. Его пришлось взять под руки и увести силой. Он что есть мочи цеплялся за барьер, потом за дверную коробку, вопил во всю глотку. Не иначе решил, что их кончат немедленно, как после военно-полевого суда, вот и ум потёк.

Кастельс оказался выдержанней – он выпрямился, жёстко оглядел ликующий зал. Там были и строгие, неподвижные лица. Дождались, высидели своё, желанное.

Лишь одного лица не хватало. Он вспоминал его, пытался восстановить тот миг, когда взгляд и ствол задержались на безымянном наладчике с обручем на лбу и выступами немигающих видеокамер над глазами, закрытыми стекляшками дисплеев. Пока длился миг, парню досталось больше пуль, чем прочим. Зачем он так долго смотрел? Нет бы уроду упасть и ползком, ползком за автоматы!.. Но он, гад, глядел, он пристально вглядывался, он запоминал.

Надо было взять прицел выше. Размочалить башку вместе с визором, вдребезги. Если бы знать заранее, как поступить!..

Всё потому, что торопился перед делом. Не потёр как следует в ладони верный, добрый амулет – заработал «вышку». А иначе бы, глядишь, и обошлось.

От злости на свою оплошность Кастелъс стукнул по барьеру кулаком. Какие-то одиннадцать жмуриков – храть на них! Себя гораздо жальче, особенно когда пропадаешь по глупости.

Настала зима. Надутое багровое солнце, как низко летящий и тускло светящийся аэростат, ползло в пепельно-сером небе над самой грядой терриконов. Длинные чёрные тени-щупальца протягивались по равнине, выбеленной углекислым снегом, почти касаясь куполов базы, а затем Литтл Рэд скатывалась за край мира, и снежный простор покрывался трепетными отсветами эриактора.

Всё менялось с быстротой бегущей стрелки, но менялось к худшему, как ход прогресса. Время бежало, сгущалась тьма, а весна не обещала ничего отрадного, кроме новых бурь и заволакивающей окна рыжей пыли.

– Где Карен? – в упор спросил Альф, прежде чем лечь в ложемент. Джомар встретил его настойчивый взгляд с полнейшим равнодушием.

– Работает в космосе.

– Что, старты с кораблей?

– Ты уверен, что я должен перед тобой отчитываться?

– Я беспокоюсь о ней. Мы все беспокоимся.

– В полёте следует думать только о выполнении задания, а не о посторонних вещах. Курс и цель. Без отклонений. Я даю тебе летать больше, чем другим; ты подаёшь надежды. Не заставляй меня думать иначе.

Сегодня – вместо Ирвина! как тот ворчал, когда на полигон взяли Альфа! «С чего это? должен быть мой полёт!» А знаешь, как раки моргают? Джо виднее, кого запустить вне очереди!.. Альф возгордился, даже приосанился. Так-то, «детская подгруппа» утёрла нос старичкам.

– И всё-таки про Карен…

– Опять?

– Вы можете передать ей привет от нас? Сказать, что мы её… любим, ждём. Желаем ей удачи.

«Мне бы кто пожелал!» – Джомар ощутил тяжесть всех дней, минувших после пропажи образца V.

– Передам, как только увижу.

Наблюдатель вернулся 24 января, когда хамрийская зима перевалила за середину – уже не бело-розовый, а бледно-серый, с запавшими глазами. Ещё до возвращения безопасника связь сообщила результаты розысков, и самые болезненные опасения исчезли.

– Там что, не кормили? Вы как плейбой после загула.

– Работы было много. – Норр обнаружил, что Мошковиц тоже поблёк за это время. – Не всегда соблюдал режим сна.

– Это у вас буквально на лице написано. Сходите к врачу.

– Некогда. Мне нужна отдельная комната и образец II – для беседы. Отчёт по образцу V прочтёте в записи. Девицу я оставил на «Афине Палладе», под охраной. Можете исследовать её, сколько угодно.

– Что ж, разумное решение, – согласился Джомар. Привезти Карен на базу означало бы дать ей радарную связь с Дагласами.

К допросу образца Норр приступал впервые. Он старался гнать от себя иллюзию того, что это разговор с человеком, но обманчивое впечатление являлось вновь и вновь.

Вместе с тем порой подкрадывалось опасение: «Это нелюдь, противоестественная креатура. Может мысленно смотреть телевизор, пока я перед ним распинаюсь. Он подкинул суду запись? или она пришла от Гийома?»

– Как служба?

– Сделал девять вылетов, шеф доволен.

– А настроение?

– Я не люблю сидеть без дела. Режим проекта как раз по мне.

– Полагаю, не все из вас так настроены…

– Не волнует. Как команда мы сработались. Правда, Карен от нас увезли…

– У неё всё нормально.

– Спасибо за хорошую новость. Мы привыкли впятером, и вдруг она выпала.

Лицо образца II было спокойным, даже слегка сонливым. Глаза почти неподвижны, мигают редко, взгляд прямо направлен на Норра. Голос ровный, с ленцой, но когда речь зашла про образец V, он оживился.

Норр видел эпизоды, снятые скрытой камерой. Албан Даглас обладает развитой мимикой, но сейчас спрятал, подавил её. Не хочет показывать истинных чувств, однако они у него есть. Недаром он почти сразу упомянул о Карен. Дагласов мало, держатся друг за друга.

«Знал бы ты, какую я её нашёл, вашу пятую».

«Что ему надо от меня? Безопасники по пустякам не вызывают. Вряд ли хочет прощупать настроения в команде. Во-первых, он их видел, Во-вторых, догадывается, что у его ребят не ладится со слежкой. Готов поспорить – он уже осведомлялся о тайных языках и сменной кодировке у киборгов».

– Не бывает трений с персоналом базы?

– Вы же знаете, что нет.

– Ты смонтировал и передал Дориенскому окружному суду запись о расстреле в «Римской Фортуне», – тем же голосом, что и предыдущую фразу, сказал Норр. Он хорошо владел собой, почти как адепт школы Пограничных Состояний. Ни колебаний частоты пульса, ни изменений вдыхании.

Однако Албан в новом теле мог потягаться и с адептами высших ступеней. Состояние Деревянного Петуха – не угодно ли? Никакой реакции. Вы говорите со статуей, ясно?

– Не понял.

«Bay, документ дошёл! Победа! И это попало в масс-медиа. Разве не так, белый рыцарь?»

– Фильм. Запись, очищенная видеоредактором. Ты нарушил режим, отправив её из Даглас-центра.

– Я ничего не отправлял.

– Никто другой не владел этой информацией. Твоя работа.

– Фильм… что за чепуха? Какая информация?.. в толк не могу взять.

– Хватит изворачиваться. Съёмка твоими глазами.

«Значит, ты видел моё любительское кино. Понравилось?»

«А чем кончилась твоя проделка, тебе не известно. Должно быть, ты очень огорчился, обнаружив, что тут можно смотреть не все передачи из Города».

– Нет, вы что-то путаете.

– Вы с Альфом облазили все трубы в Даглас-центре. Пробирались и на подвальные уровни. Не думал же ты, что ваши походы останутся незамеченными? Осталось узнать, где вы нарушили целость кабелей.

«Допроси Альфа. Вот от кого правды не добьёшься!.. Тем более он в мои дела не посвящён. Вход в Сеть не найден. Где уж вам… Я так взлом залицевал – месяц с видеолупами ползать будете. Там, внизу, километры кабелей, каждый по сорок пучков. Ищите!»

– Твоя ошибка, – продолжал Норр, – заключалась в форме подачи материала. Суд отверг его. Теперь речь зашла о дезинформации и диффамации. Клеветническая подделка, порочащая честь и достоинство подсудимых…

«Вот как! разве можно опорочить то, чего нет?» – Хотя Албан ещё чувствовал себя приподнято, радостное настроение стало быстро меркнуть; вокруг лесом встали мрачные вопросы. Неужели суд не принял фильм?! Ведь запись была так тщательно сработана… Что затеяли в ответ адвокаты?

– Ты зря старался. – Норр легко двигался в пространстве лжи, наблюдая за бестрепетным образцом II. Если фильм подбросил он, его чувства живы и сильны; тогда он должен прореагировать. Он рисковал, он жаждал отомстить, а тут такая неудача!

Неужели и сейчас ничем себя не выдаст?

– Я ничего и никому не отправлял, – невозмутимо повторил Албан, хотя душу ему жёг мучительный огонь досады. Не за себя старался – за всех убитых, за раненых!.. Как больно узнать, что твои усилия пошли прахом!

– Лучше тебе признаться, что отправлял.

– Докажите. У нас правовое государство.

– На тебя права не распространяются.

– Тогда можете бить меня, пытать.

– Если продолжишь отпираться, ознакомишься кое с чем из нашего арсенала. Не то, чего ты ожидаешь, но весьма действенные средства. Рано или поздно мы найдём улики и без твоей помощи, но признание необходимо – ради подлинной лояльности.

Норр прекрасно сознавал, что смотрит не в глаза человеку – он видел перед собой блестящие, обманчиво живые видеокамеры, встроенные в голову киборга. Но за линзами оптической системы скрывался человек, и его следует сломить. У него должны остаться человеческие слабости. Отчаяние, страх, чувство одиночества, стремление найти опору в шатком положении – без имени, без паспорта, без места в обществе… Наконец, память о близких и чувства к ним.

– Ты проиграл. Нам жаль, что ты сделал безрассудный шаг. Мы понимаем, тобой руководили искренние чувства, но тебе надо осознать свою ошибку, признать её – и впредь не повторять. Когда ты сделаешь это открыто и честно, наши доверительные отношения вернутся, и восстановится нормальное взаимопонимание.

«Да уж! братский союз бобра и скорняка! Кто поверил, тот пропал».

– Ничем не могу помочь. Мне не в чем каяться. И вообще всё, что вы говорите, – весьма скучно. Какой-то суд… мне это не интересно.

– Там иногда присутствует твоя матушка. Когда зазвучала ваша фамилия, возникла версия, что госпожа Хассе причастна к изготовлению фальшивки. Логичное предположение – кто, как не она, хочет обвинительного вердикта? Ей грозят крупные неприятности…

– Бедная мамочка, – равнодушно отозвался образец II. – Должно быть, она сильно страдает.

– То есть это тебя не касается?

– Нет. Можно задать вопрос?

– Конечно.

– Вы со мной говорите согласно должностной инструкции или у вас такой характер?

Образец II сидел, не изменяя позы, и с прохладцей изучал Наблюдателя. Эта киберсволочь замкнула в себе все переживания, если они были, и просто проводила время, направив на собеседника искусственные глаза. Свойства позволяли образцу II сутками, а то и неделями находиться в таком положении, не уставая, лишь немного подсыхая за счёт потери воды на испарение. Совершенное бесчувствие. Мозг-кристалл. Он потерпел неудачу – и стёр её из сознания, как помеху. Мать? какая мать? У автопилота, блаженствующего на скорости 70 000 с, нет родственных связей. Осталось одно – извращённое удовольствие видеть, как живой, сидящий напротив, воспринимает твои словесные уколы.

Сердце Наблюдателя на мгновение захолонуло от безысходной злости.

Люди должны жить при свете золотого солнца, в зелени, у синей воды. Но если в небе – угасающий красный шар, земля иссохла, всё живое вытравлено управляемыми вирусами, вода стала вечной мерзлотой, а воздух выпадает как снег, – в этом мире могут обитать только стеклянные люди, способные лишь на техническое наслаждение. Чтобы выжить при свете красного карлика, надо уподобиться ему, стать покоящимся существом, сберегающим в себе медленное горение термоядерных недр, и в полусне медитации созерцать математически точный хоровод остывших безвоздушных планет.

Неприступность? если бы! это куда страшнее – недоступность.

Норр помолчал, потом промолвил:

– Можешь идти.

На пороге образец II обернулся:

– Всего доброго, мистер Норр. До встречи. Мне понравилось общаться с вами.

По дороге в секцию младшего офицерского состава Албан удивлялся самому себе.

«С чего я такой спокойный?.. Злиться разучился, что ли? Не к добру это. Теряю человеческие свойства… Всё-таки дрянь дело – с начальством беседовать. Сразу хочется уйти на свежий воздух или послать их пешком вдоль Города. Так что погодим скандалить. Удобнее состоять при Джомаре, это надёжное прикрытие. Мы своё получим, Алби, когда отлетаем серию запусков. Уж в Баканар точно вернёмся, там – простор!»

Норр, не перекипев в одиночестве, с неистраченной желчью напустился на Джомара:

– Я должен получить записи мыслей образца II.

– Однако запросы у вас! – содрогнулся Мошковиц, спешно собиравшийся взмыть на «Афину Палладу». – В сердцах читать желаете? Укоротите размах, не по плечу – это прерогатива Всевышнего.

– А вы-то как намерены изучать образец V?

– Путём личного контакта. – Джомар застегнул свой баул. – Говорить языком, смотреть глазами. Первая сигнальная система вкупе со второй! Мне надо вернуться к следующему запуску, так что время у меня ограничено, а я должен составить мнение о перспективах образца V. Решить её дальнейшую судьбу. Не желаете полететь вместо меня?

– Благодарю, на ближайший год я налетался.

– Похоже, в контакте с образцом II вы птицу-удачу не поймали. Кстати, о чём вы с ним вели речь?

– В своё время узнаете. Это служебное дело.

– Ммм, тайны застенков Баканара. – Джомар стал опасно весел. – Ну, не хотите на словах, будете составлять докладную по форме. Начинайте сейчас, письменный запрос я сочиню до отлёта. И копию вашему руководству.

В помещении возникла тень ведомственной склоки.

– Я возвращаюсь к вопросу о съёме мыслей. Вы можете это сделать?

– Норр, вы обчитались справок по киборгам. С них – да, можно скачать что угодно. Мои дают только отзыв на вброс рабочих данных.

– Вы можете считать хранящуюся в них информацию?

– Субстрат – не аналог кибермозга. Это слепок человеческого мозга, который взлому не поддаётся – со всеми связями, каналами и перемычками. Из него исходит то, что выпускает индивидуум, находящийся в субстрате, не более.

– Вы можете заставить их делиться сведениями?

– Путём убеждения. Теоретически можно вскрыть субстрат нейросканером, но степень обратной транскрипции невелика, а субстрат будет испорчен. Такие опыты в план проекта не входят.

– Это равносильно заявлению о том, что вы не владеете доступом к содержимому субстратов. Или – что в вашем проекте создан неуправляемый искусственный мозг. Устное признание я считаю исчерпывающим. Вы готовы подтвердить его письменно?

– Давайте от слов к делу, – бодро предложил Джомар. – Вы облажались – да-да, не надо таращиться! – с образцом II, и после этого свысока читаете мне нотации о свойствах субстратов. Вы, должно быть, практикующий системщик, знающий слово Божие на одоление киборгов! Вот мой баул, вон там – мои люди. Отправляйтесь с ними к образцу V и в контакте, без консервного ножа, подробно выясните, почему она заблудилась и потерялась. Без результата не возвращайтесь. Что, не умеете? Ну так не лезьте в то, в чём ни аза не смыслите!

Оставив Норра наедине с удушливой жабой, Джомар вырвался из комнаты и понёсся по коридору, дурным голосом напевая какую-то бунтовскую песню из репертуара Хлипа. Доносились отдельные слова и строки: «Энергия!.. Рубись, рубись об лёд, голая рыба!»

Норра тряхнуло, как от вылитой за шиворот порции ледяной воды.

«Редкостная скотина! Надо запротоколировать его откровения».

Что за проект, что за люди в нём собрались? Нет хуже проекта в Баканаре, раз тут управляющие модули говорят, что они больны, что им страшно и они не могут работать!

Блок 6

– Карен, привет! Ты уже здесь!

Всё время, пока старушка «Елизавета» везла обратно Дагласов, их корабли и свиту, Альф себе места не находил. Он порывался разведать, сколько «флэшей» несёт «Дева» – два или три? Если бы их оказалось три, он со свойственной всем льготникам беспардонностью дошёл бы до Джомара, чтобы потребовать: «Дайте мне Карен, я знаю, она где-то тут!» Но охрана не пустила его дальше вентилируемых грузовых отсеков, так что выяснить число «флэшей» не удалось, и гранд-скандал не состоялся.

– Карен доставят раньше вас, – соизволил изречь Джомар.

Торможение, пересадка, спуск. Албан научился безошибочно отличать тяготение гравитора от настоящего. После хамрийских 0,42 g на плечи легли привычные, родные 1,13 g; словно ты витал во сне и проснулся. Не затхлое багровое светило, несоразмерное прозвищу «карлик», а знакомая медаль слепящего золота в голубой вышине.

Новости по TV шли тревожные. Каналы, разрешённые на «Деве», подавали их скупо, туманными словами: «локальная активность преступных групп», «неподчинение властям», «несанкционированные митинги», «агитаторы призывают к погромам». Что за этим кроется, угадать было трудно. В Городе систематически кто-нибудь восстаёт, но в этот раз СМИ уж очень всполошились.

Но Альфу было не до новостей. Он спешил попасть в Даглас-центр – теперь не желторотый птенчик, а космический гонщик, Орёл Федерации. Если Джомар говорит, что юная орлица ждёт своего героя в родовом гнезде, значит, так оно и есть.

И вот долгожданная встреча. Альф ворвался в комнату и увидел её.

– Карен, привет!

– Здравствуй, Альф, – мило улыбнулась девушка, не спеша вставая ему навстречу. Разогнавшийся Альф вдруг сбился с ноги и замер, полусогнутый, неловко оттопырив руки в стороны. Остальных тоже хватил столбняк – где смущённая улыбка, где застенчивая поза? почему Карен так одета?

– Э… Ка… что ты с собой сотворила? – прошептал Орёл Федерации.

– Я сделала дизайн фигуры. – Карен повернулась вправо-влево. – Мне не понравилось тело, я попросила его улучшить. Привет! Вы – Албан и Ирвин, я вас знаю. А ты – Бланш. Здорово, теперь мы вместе!

Без сомнений, это была Карен, и никто другая – но грудь у неё стала больше на два номера, да и в других местах прибавилось плоти, хотя бронекорпус и костяк остались прежними.

– Наверное, она не летала, – вслух подумал Ирвин. – Она кого-то обаяла, если не самого шефа, и он её реконструировал на свой вкус, помясистей.

– Что значит «я вас знаю»? – Албана смутило в её поведении другое.

– Вы мои самые близкие люди, – бесхитростно заявила Карен.

– Господи, кто тебя научил так улыбаться? – пробормотала Бланш. Ненатуральный оскал, сиявший на лице Карен, напоминал гримасы второсортных певиц стиля манки-дэнс или сим-сим. Опять же наряд, которым она решила напугать друзей – цветастая юбка-обмотка и ярко-пёстрая шаль на верхней части туловища, в несколько хитроумных витков образовавшая задорный топ.

– Карен… – лепетал Альф, обходя её кругом. – Когда я говорил, что хочу видеть тебя экстравагантной, я не это имел в виду. Спрячь зубы, спрячь.

– Фыкин тык! – непринуждённо вырвалось у Карен. – Ну я перестаралась. Записала кое-что в себя, теперь проблемы со стиранием. Эта лыба лезет на лицо когда надо и не надо. Я немного запуталась в опциях мимики. Если бы их строили на базе стандартной операционной системы, и забот бы не было.

– Её испортили, – ахнул Альф. – Та команда, что осталась в центре! Ты ходила к ним? Тебе навязали up-great, да? Что-нибудь закачивали в мозг? Сотри немедленно эту ересь! Она попала под дурное влияние. Бланш, ребята! Надо срочно спасать нашу крошку. Все думаем, как ей помочь!

– Сим-сим – плохая музыка, – категорически сказал Албан. – Разрушает резонанс личности с космосом. А манки-дэнс – просто отстой, возвращение в фауну. Карен, ты всегда предпочитала мелодэнс, зачем подалась в манки?

– Зато стала более женственной. – Ирвин отстаивал свои критерии. – В манки есть своя прелесть.

– Перестань! – поморщилась Бланш. – Я даже не представляю, что тут с ней делали, если перевернули девочке мозги на сто восемьдесят градусов.

– Полегче, Бланш, – сердито осадила Карен, так и не сумев согнать с лица улыбку манки. – Мои мозги на месте, а ваши не знаю, в каком миксере крутили. Тык, я надеялась найти у вас понимание моих культурных особенностей, что вы примете мои традиции и всё такое. Альф, ты правда меня любишь? Мне сказали, что ты от меня дико катишься.

– Качусь. Куда-то, – обалдело покивал Альф. – Можно что-нибудь исправить в ней?

– Катишься, фыкин тык, лыба… – Албан нахмурился. – Откуда это?.. Запад Синего Города, по-моему. Карен, ты, кажется, не из тех мест родом?

– Ну, тык, меня предупреждали, – потупилась Карен, – что оно может вылезать, то есть мои корни. Но это не повод указывать мне на жаргон. Другой бы мог тактично промолчать. Вообще ваши намёки меня бесят. Вместо чтоб пенять мне цветом кожи, вы б лучше посочувствовали, потому что эти шутники, – она почти точно указала пальцем на лабораторию Джомара, – унизили меня! Издевательски втолкали в белую модель, когда я – чёрная!

– Опомнись! – с воплем замахал руками Альф, у которого ум зашёл за разум. – Какая чёрная? ты азиатка, из Гейнса! Студентка Высшего лицея метрологии!

– Это вам наврали. – Карен высокомерно подбоченилась. – Я не из тех раскосых, а гораздо лучше. Студентка, скажешь тоже!.. Я из манхла выдралась, я – инженер коммунальных систем. Вела хозяйство целого квартала в Боске. Немного в лифте пострадала, это верно, но попала куда надо – сюда, с повышением. Если вам кажется, что я не догоню вас в пилотаже, то вы крупно заблуждаетесь!

– Это не она, – вырвалось у Албана.

– Другая, – согласно качнул головой Ирвин. – Какая-то чёрная бой-баба в белой упаковке.

– А где Карен? – Бланш растерянно поглядела на них.

– О чём вы говорите?! – возопил Альф. – Какая другая? что значит «где»?!.

– Никакой другой нет, – чуть притопнула ногой Карен. – Есть только я.

За долгие месяцы жизни в Баканаре Джомар отвык от Города и теперь воспринимал Сэнтрал-Сити как фантасмагорию, приснившуюся после пары самокруток с мэйджем. Норр после поездок в клинику Гийома возвращался побледневшим и день-два покашливал, чем в глазах Джомара подтверждал репутацию Города как места нездорового, нечистого и выморочного, вроде той долины сынов Енномовых под Иерусалимом, что увековечилась в культуре как геенна. А что там было? помойка!

Недолгая пробежка по TV-каналам укрепила мнение Мошковица о Городе. Пока «Дева» возила скарб и персонал проекта взад-вперёд по космосу, в величайшем населённом пункте Галактики стало только хуже. Конгресс принял новую редакцию «Закона о жилищно-коммунальном хозяйстве», чем поднял плату за муниципальное жильё всемеро, а треть жилфонда Города была распродана в частные руки. Ожидался прилив в бюджет золотых рек взамен оттока истощающих госрасходов, но случилось не то и не там, где ждали. Левые из Общества Защиты Людей, до хрипоты осуждавшие закон в конгрессе, оказавшись в меньшинстве, перессорились и раскололись; часть «непримиримых» депутатов покинула парламент.

Вернувшиеся с Хамры угодили прямиком в поворотный момент истории: парламентская фракция ОЗЛ двигала идею референдума о жилье, «непримиримые» поднимали профсоюзы, а в левобережье между Рекой и Синим Городом уже начались операции по выселению несостоятельных квартиросъёмщиков. Именно так, «операции», как если бы речь шла о выкуривании сквоттеров или ликвидации террористов.

– Что там У ВАС происходит? – Джомар недовольно взглянул на жену, словно она лично подписывала непопулярные законы и посылала полицейские команды вытряхивать людишек из домов.

У шефа проекта была масса причин для раздражения. Он издёргался на Хамре; его утомило носящееся по небу красное светило и пейзажи дантовского ада, в котором отключили газ, ток и отопление; он глотал кислые живительные порошки и облучался ультрафиолетовой лампой, но витамины сыпались куда-то, не задерживаясь в организме и придавая моче конфетный запах, а лучи кусали кожу, оставляя ощущение ошпаренного тела. Загар лёг, как на курицу в гриле. На родине Джомар застал военно-полицейские приготовления, сумбур, бедлам и ветер с запада, несущий городскую хмарь, а жена явилась на свидание – разжиревшая, неопрятная. Бока обросли салом, выпятился живот, щёки набрякли, на носу пятна, тьфу!

– Откуда я знаю, что там? – взъерепенилась Бина. – Дармоедам дали новые корпуса, просто отличные, в правобережье, где эти… Карточные Домики. И транспорт им дали, чуть не на руках выносят, так они упираются! Все рехнулись, никто ничего не понимает. Я подписалась на дополнительную охрану дома и квартала – вот! нужна твоя подпись.

Джомар тихо зарычал, читая условия охранного договора, но таки начертал своё МШКВЦв рамочке и придавил шифр-паспорт к метке. Пластинка прилипла к пальцу – «Владелец идентифицирован, жив, не находится в алкогольном или наркотическом опьянении» – и оставила на документе невидимый оттиск.

– Джо, где твоя справка?

– На!

Бина схватила и спрятала бланк медслужбы Баканара, удостоверяющий, что Дж. Мошковиц находился в своём уме с 1 января 6236 года по день выдачи справки.

– И вторую.

«…согласно вышеозначенному Приказу постоянно находится по месту службы».

– Так, вот ещё счета, ознакомься.

Нежное интимное свидание. Джомар вперился в суммы и обоснование цен на учёбу детей, на обслуживание гаража, на воду, на энергию, на то, на сё.

– Почему… откуда второй гараж?!

– Я купила машину.

– Это авиационный гараж!

– Эта машина – флаер. Я сдала на права, могу водить. А тебя не надули с надбавкой за работу в космосе и на вредной планете? Ты провёл там три тысячи восемьсот восемьдесят часов, сосчитай точно. Сколько тебе доплатят? Я обновила справки на детей, держи, отдашь в финчасть. С июля вводят новые льготы для детей военнослужащих, не забудь оформить мне сертификаты – каждому ребёнку отдельно! Запомни, а лучше запиши.

На лбу Джомара выступил пот, чего не бывало даже в дни самых тяжких испытаний на Хамре. Он подписывал, подписывал, подписывал. Когда бумажки кончились, а палец опух от нажатий на паспорт, не осталось сил сказать Бине что-нибудь ласковое. Джомар ещё раз мутно оглядел её:

– Ты совсем за собой не следишь. Распустилась, как не знаю кто. Сходила бы на гимнастику, жир растрясла.

– Я беременна, – сдавленным голосом молвила Бина, глядя куда-то в стену.

Миллиарды мужчин слышали от женщин эту фразу. Миллиарды раз они сглатывали слюну, хлопали выпученными глазами, всплёскивали руками, отшатывались, совершали множество других бессмысленных телодвижений и произносили разные фразы вроде: «Да неужели?», «Не может быть!», «Ох!», «Твою мать!», «Как же так?» Иными словами, всем своим видом давали подругам понять, что никак, ни сном ни духом, ни в бреду, ни наяву не ожидали, что постельная акробатика именно этим и кончится. Сильный пол твёрдо считал, что лямур – это классно, а характерный живот у подружки – непредсказуемое бедствие, вроде грома с ясного неба.

Не был исключением и Джомар. Ахнув и присев от неожиданности, он вытаращился на Бину, словно впервые её увидел.

– А ты уверена?!

– Боже! – Свободной рукой Бина взялась за голову, другой прижимая к себе папку со счетами и справками. – Скоро пузо на нос полезет, а ты пристал с дурацкими вопросами.

Ошеломлённого мужчину в Джомаре вытеснил учёный, во всём требующий ясности и основательности. Как рачительная хозяйка ведёт учёт кухонной утвари и припасов, так скрупулёзный мужчина ведёт календарь жёниных месячных и нежных встреч. Джомар полез за электронным блокнотом, где у него всё было записано, но прежде, чем он вывел на экран сетку календаря, Бина остановила его манипуляции тремя словами:

– Не от тебя.

– Как?!

– Как! Как это бывает! Я одна, я в ужасе, ты на другой планете, в Городе волнения! Как!.. В конце концов, чем ты так озабочен? Одним евреем станет больше. Я уже проверилась – это мальчик.

– Бина, ты мне изменила! – Крик Джомара потряс небеса. Учёный улетучился, остался обманутый мужчина.

– Я много раз намекала тебе, что мне не хватает ласки, доброты, мужского внимания. И вот, дождался! Сам виноват.

– А ты здесь ни при чём?

– Что – я? Я слабая, я одинокая… брошенная тобой. Ты вспоминал обо мне, только когда зачешется. Это любовь? это взаимность? Ты потреблял меня, как еду!

– Кто он? с кем ты…

Свистопляска образов пронеслась перед мысленным взором Джомара – бравые уорэнт-офицеры, лощёные менеджеры-сослуживцы, водопроводчики и электрики, мускулистые механики из гаража. Все они перемигивались и посмеивались над рогоносцем.

– Ты действительно хочешь знать?.. сравнивать? А если сравнение будет не в твою пользу?

– Оставь меня. Я не желаю тебя видеть.

«А ведь мне ещё работать сегодня, – в растерянности подумал Джомар. – Распоряжаться. Проводить совещание. Как я явлюсь на это совещание, с каким лицом войду?»

– Нас отрезали от Сети, – сообщил Албан, проверив компьютер.

– С чего ты взял, что всех? – удивился Ирвин.

– Сходи к себе, убедись. Если нам что-то достаётся, то поровну. Эксплорер исправен, но выхода в Сеть нет. И приём телевидения ограничен до первых трёх каналов.

– Невелика потеря, – отмахнулась Бланш, переходя на птичий тональный язык. – А бесплатные нам оставили?

– Посмотрим… да, «Религия», двадцать второй учебный, тридцать первый биологический…

Албан крупно подозревал, что сокращением числа каналов дело не ограничилось. Например, его компьютер был немного сдвинут в ячейке. Для человека незаметно, но глаз киборга разницу улавливал.

В конце концов, TV, кроме кабельного и защищённого кодировкой, можно принимать и на радар. Осталось полностью доступным радиовещание. Однако отрыв от Сети напрочь лишал его возможности обратиться к открытым архивам и выяснить, как повернулось дело о «Римской Фортуне».

Изнывавший в полёте без Карен и любимых игр, Альф теперь забыл о Сети и пропускал все разговоры Дагласов мимо ушей. Его терзала одна-единственная тема.

– Как она могла так извратиться?! Чёрная! коммунальный инженер! из манхла! Или она до сих пор притворялась, а сейчас открылась?.. Люди, вы мне можете ответить?! У неё был дизайн худощавой альтийки, она сказала: «Мне подходит, мои предки – тайцы с Олимпии», – и вот приставила такие буфера! Слушает сим-сим!

– Замена, – не поворачиваясь к нему, бросил Албан.

– Без тебя знаю! Одно вымя сняли, другое подшили, их в продаже тыща вариантов…

– Я не о дизайне. – Албану не хотелось объяснять, но иначе Альф будет неделями всех доводить, чтобы ему разжевали проблему. – Мы собраны на основе серийной модели, у нас всё взаимозаменяемо – руки, ноги, радары…

– И мозг, хочешь сказать? – Ирвин быстро схватывал и развивал подсказки.

– Ну да, субстрат.

– А? – закрутил головой Альф. – Вы о чём?

– Не берусь утверждать, но по-моему, в корпус Карен вставили новые мозги.

– Какие новые? откуда?! – Альфа мало что не затрясло.

– Из той фирмы, где нас закачали в субстраты. Недаром Джомар повторяет, что нам повезло. Выходит, есть те, кому не повезло, они остались за бортом. Не все же дети, например, рождаются живыми, и не все дотянут до школьного возраста. У кого пороки, у кого врождённая сухотка… По себе наверняка знаешь.

Версия буквально подкосила Альфа. Поводив глазами в поисках утешения, он ничего не нашёл и прошептал:

– Вместо Карен? эта хамка? Но тогда… где Карен? Нет, так не бывает! Имя-то прежнее!..

– Это уж какое дали. А чтобы нас не расстраивать, его решили не менять, – предположил Ирвин.

– А куда дели Карен?

– Этот вопрос и меня беспокоит, – признался Албан. Ему противно было думать, что Карен просто отключили. Чем-то похоже на казнь лучеванием – щёлк, и тебя нет. Причём никто, ни одна душа не догадается, что где-то в Баканаре жила личность, записанная на субстрат, а потом вдруг её не стало. Дагласов юридически не существует – есть управляющие модули, а их бытие зависит от качества работы на «флэшах». Почему Карен убрали из проекта? не выполнила нормативы полёта, дала сбой, пошла наперекор Джомару?.. Нет, эта девочка не могла восстать, характер не тот. Значит, у неё возникли неполадки, и Джомар поспешил заменить её. Или утаил поломку от вышестоящего начальства – как был образец V, так и остался.

«Ему никто не помешает точно так же поступить с любым из нас, – возник безотрадный вывод. – Или сослаться на её судьбу, если мы станем упираться. Он, должно быть, ждёт, когда мы спросим: „Где та Карен, которую мы знали?" Тут дядюшка Джо и поведает нам сказочку о своевольной Красной Шапочке, прямиком угодившей в пасть волку. И вас, мол, съедят, если будете неслухами и паршивцами… Натуральная децимация – казнить десятого, чтобы припугнуть остальных. А что? Джомар мужик рациональный, он и потери обратит себе на пользу».

– Но тогда это… убийство. – Бланш едва смогла выговорить последнее слово.

– Убить можно живого, а мы из другой категории, – заметил Албан.

– Куда её дели? – как заведённый повторял Альф, не в силах представить, что прежнюю Карен не вернуть. – Она была моя – а где она теперь?

– А хотя бы и так, как сказал Алби, – с неохотой протянул Ирвин. – Мне жаль её, но… ничего не попишешь, сынок! Есть силы помощнее нас. Ты же когда-то смирился с тем, что сдохнешь? даже сам пошёл на это. Вот и теперь смирись. Тем более, что Карен как член команды – с нами. Да, ей перезарядили мозги! Но тебе какое дело? ты ведь любишь оболочку. А если подходить к делу конкретно, то ею буду заниматься я, а ты постой в сторонке.

– Вот вы где спрятались! – ворвалась Карен в комбезе, вернувшаяся с симулятора. – Я так и поняла, Алби, что клуб собирается у тебя!

– Ты к ней руки не протягивай! – Альф завёлся, словно не замечая появления в комнате тела бывшей подружки. – Запомни, я первый за неё взялся!

– Не ершись, сынок, а слушай, что говорят старшие. Сказано – отвянь, и ты отвянешь.

– Вы о ком? – Карен прислушивалась с интересом, крутя и головой, и радаром.

– Ты-ы-ы! – Вскочив, Альф прыгнул на Ирвина, замахиваясь рукой, как оглоблей.

Нападая, он себя не помнил, так его разобрало. Его почти до крови резануло ощущение того, что Ирвин оскорбил память девушки, которая выпорхнула из тела, а её место заняла напористая чернокожая особа.

Ирвин не ожидал от Альфа такой прыти и немного замешкался, поэтому первый удар – по плечу – пропустил. Но уже в следующий миг он рывком поднялся, и пошла потасовка.

Альф совершенно не умел драться, поэтому опытный и обозлённый Ирвин тотчас зажал его шею в захват и принялся без жалости дубасить кулаком куда попало, благо Альф по дури широко подставлялся. В свою очередь Альф, пару секунд поизвивавшись, понял всю обидную глупость сложившегося положения и во всю мочь замолотил руками и ногами. Драчуны упали и покатились по полу. Затрещала и полетела в разные стороны мебель. Дамы дружно завизжали. Албан проворно сгрёб их и отволок подальше от драки. Самого его совсем не тянуло попадать под удары камнедробильных пестов. Зато он смекнул, что надо использовать службы Даглас-центра, и завыл сиреной так, что потолок завибрировал.

В конце концов, и надзиратели Норра должны на что-то сгодиться! Не век же им впустую протирать штаны, подслушивая и подглядывая за образцами!

Изловчившись, Альф так двинул Ирвина, что у того броня прогнулась – а у Альфа смялся локоть. Отпустив бешеного юнца и встав на ноги, Ирвин в ярости схватил незадачливого противника за комбез, поднял – и швырнул об стену. Затрещав, стена проломилась и частью осыпалась, но Альфа это не охладило – поднявшись, он со своей намертво скрюченной рукой вновь бросился на врага. Его встретил кулак; нижняя челюсть Альфа хрустнула, а лицо слева лопнуло. Удары, которыми обменивались бойцы, предназначались не людям – тех бы насквозь прошибло, – а скорость, с какой они бились, могла изумить лучших мастеров боевых искусств. Но даже неискушённый зритель заметил бы, что Ирвин выглядит ещё ничего, в то время как кожа Альфа во многих местах порвалась, а то и отвисла мокрыми лоскутами, обнажив ячеистую подложку, жилы силовых тяг и элементы скелета. Альф понимал, что в любой миг Ирвин может его свалить и потом примется топтать, но из угла он вырваться не мог – образец IV бил часто, жёстко, метко, так что осталось лишь сжаться в комок и закрыть руками голову. Что Альф и сделал.

Топот в холле возвестил явление слуг Норра. Они походили скорее на помесь скорпионов с богомолами, чем на крабов, при этом были метра два длиной, не считая хвостов, а конечностей имели множество. Вскинутые хвосты хлестнули по драчунам разрядами скотобойных шокеров; затем передние сегменты поднялись и растопырили ловчие руки, а пасти выплюнули сетевые патроны. Сеть Ирвин порвал, но с обхватившими его лапами не справился. Или побоялся портить казённое имущество.

– Что, щенок, схлопотал? – торжествовал он. – Карен, гляди, этот хлипак хотел за тобой приударить!

Когда эти членистоногие полезли из фургона, живой кордон сердито загудел и сгрудился плотнее. Шурша паучьими ногами, дистанты развернулись в цепь, вытянули плоские головы и подняли хвосты. Они раскладывались и видоизменялись, словно детские трансформеры – головы расщепились на независимые ствольные установки, из туловищ поднялись и, согнувшись дугой, воткнулись в затылки голов шлейфы подачи патронов.

– Наше присутствие законно, – внушала Нурита Мошковиц возвышающемуся перед ней человеку в механическом костюме. – Мы имеем право спать на тротуаре или водить хороводы, если захотим.

Безликий собеседник повёл стеклянно-синей гранёной головой; в его движении слышался звук силового привода.

– Отговорки. Санинспекция сказала: дом надо очистить. Там полно дерьма, вонь и грязь. Значит, в доме инфекция, а потом эпидемия. Ну-ка, уходите. Иначе будут приняты меры. Вы мешаете санитарной службе. Сейчас приступим к чистке.

– Вы сами отрезали воду жильцам и не даёте вывозить отходы. У них ни света, ничего.

– За неуплату, всё по правилам.

– Они не могут столько платить.

– Не моё дело. Вы-то, из Политеха, зачем сюда вмешались? Езжайте по домам. У вас нормально, вот и живите себе.

– А вам известно, почему пересмотрели закон? Это туанская империя вмешалась в нашу жизнь. Они нас кредитуют на условии, что мы будем угнетать своих, землян.

– Больно много вы знаете. Зачем тут выстроились, раз такие умные? Кто с головой дружит, тому здесь делать нечего. Манхло прикрываете, а завтра они вас ограбят и зарежут.

– Манхло – те, кто живёт без забот на пособия и даже не думает работать. А тут – честные централы! за двести бассов в месяц вкалывают, семьи кормят.

– Хватит разговоров, нечего идеологию прокачивать. Даю три минуты, чтоб убрали кордон! – Бронечеловек усилил голос мегафоном. – Есть распоряжение освободить дом, оно будет выполнено!

– Если выгнать жильцов, станет больше манхла, – спешила выговориться Нурита, с дрожью предчувствуя, что дистанты вот-вот пойдут в атаку. – Вы хотите этого? Вам нужно хулиганьё на улицах? зачем? Чтобы держать в страхе нормальных людей? запуганными легче править!..

Раздался сигнал. Строй дистантов одновременно пришёл в движение и зубчатой линией вдавился в человеческий заслон, рассекая и дробя его на кучки. Безоружные люди угрюмо расступались перед шагающими механизмами, которые грозно поводили стволами и поблёскивали жалами шокеров на вздыбленных хвостах. Управляемые на расстоянии полуавтоматы уязвимы, если взяться за них как следует, но активисты, выступавшие против кампании выселения, представляли гражданские «группы содействия», а не партизанские союзы.

Вплотную за дистантами к дому двинулись клинья полицейских порядков. Нурита и другие политехи, стоявшие в кордоне, взялись за руки и запели: «Земляне, нельзя быть рабами пришельцев! Земляне, мы вместе, и мы победим!»

– Может, статья шестьсот пятнадцать – ксенофобия? Сцена ареста многих отрезвит, – предложил один из тех, кто управлял акцией. Их автобус с зеркальными стёклами стоял в паре кварталов от места действия. Истинные режиссёры процесса всегда остаются в тени и заботятся о том, чтобы действо было впечатляющим.

Старший заколебался. Сынки и дочки состоятельных родителей… если их помнут, начнутся неприятности. Но с другой стороны – кто их звал сюда защищать дешёвых работяг? Эту блажь надо выбить раз и навсегда, а то некоторые молодые головы вскружило ветром вседозволенности. Мало ли у кого берёт кредит правительство!.. юнцам-то какое до этого дело? Секс, кайф, хорошие отметки и карьерный рост – вот всё, что должно их заботить. От прочих увлечений надо лечить. Массаж сапогами, электрические процедуры, вдыхание газа и отдых в тёмной комнате.

– Эту компашку – взять, взгреть… и поэффектней, позрелищней. За волосы и волоком. Отучим их петь.

Старший имел инструкцию свыше: «Ясно демонстрировать готовность к силовым акциям. Коэффициент устрашения – не ниже 80, средняя агрессивность сотрудников – от 10 до 12 баллов».

Кивнув, сотрудник переключился на канал связи с полицейскими координаторами.

В этот момент парень лет двадцати пяти, замерший высоко над землёй в окне многоэтажки, почти вертикально над автобусом с зеркальными стёклами, сказал кому-то по трэку:

– Начали.

Хмурый и сосредоточенный, он зафиксировал кольцо прицела на крыше автобуса. С нажатием спуска тихую комнату разорвало вспышкой и рёвом; пламенный хвост косо ударил в потолок, а ракета из ствола, лежащего у парня на плече, стремглав ушла вниз. Автобус с офицерами и оборудованием вздулся и лопнул огнём, превратившись в пылающий остов.

Через несколько секунд на другой улице такая же ракета влетела сверху в салон фургона, игравшего роль пункта управления дистантами. Бешеный шар огня, грохот – и во все стороны полетели горящие клочья и обломки.

Лишившись операторов, дистанты замерли, как заколдованные. Певцы из Политеха примолкли. Гудевшая в стороне толпа, на миг задохнувшись страхом и оглохнув от грома, понемногу загомонила, зашевелилась. Полицейские после краткого замешательства отпрянули к машинам, а группа воздушной поддержки с ранцами-«мухами» взмыла и полетела в сторону взрыва – не забираясь высоко, благоразумно прижимаясь к стенам.

– Что это было? – В испуге, но с азартом, известным лишь знатокам острых ощущений, Нурита подпрыгнула раз-другой, стараясь увидеть, откуда валит чёрный дым. – Ребята, подсадите!

Студенты сложили руки в замок. Нурита опёрлась о сомкнутые ладони и вознеслась выше толпы, держась за головы друзей.

Дым восходил над пляшущим оранжевым костром, в котором скрючились гнутые стойки-стебли и мерцал цветок из вскинутых ввысь жёстких лепестков композита и металла.

– Большая машина или киоск, – сообщила Нурита сверху. – Жуть! А какое солнце, смотрите!

Небо над улицей почернело от гари. Солнце стало словно красный щит, тяжёлый и выпуклый; на улицу легла тревожная багровая полутьма.

– Алло, штаб? Говорит Тёмный. Если ваши опять войдут в Аркенд выселять людей, всем им будет крышка. Я приготовил по могиле каждому, кто выгоняет баб и детей из дома. Устрою крематорий прямо на улице, чтоб выселенцы погрелись. Точка!

– Это открытый вызов. – Сочный и сдобный мэр Города повернулся вместе с роскошным кожаным креслом. – Мы не оставим его без ответа. Немедленно отправьте документы по назначению.

Бумаги были заготовлены давно; осталось только подписать их, датировать и присвоить исходящие номера Согласно законам, мэр требовал от командования национальной гвардии и Корпуса Сэйсидов пресечь беспорядки, творимые деструктивными силами. Третью бумагу предстояло завизировать Президенту и председателю Конституционного суда – она приостанавливала действие ряда статей Конституции, как это всегда бывает при введении «режима сэйсидов».

Чем скорее, тем лучше. Власть имущие были втайне благодарны Тёмному, развязавшему им руки для широкомасштабных репрессий. Не будь его, они бы сами что-нибудь устроили. Недаром же давили эту человекомассу, плющили, сжимали: где она лопнет? где обозначится прорыв – не протеста, но огня и крови?..

Наконец-то!

Давно пора приструнить Город! хватит миндальничать с ним и играть в демократию.

Время либерализма истекло. Бомбардировщики – на старт! Сэйсиды – вперёд!

Спасайтесь, граждане!

– Этот чип, – Норр держал двумя пальцами прозрачный пакетик с какой-то песчинкой, – нашли под оболочкой сетевого кабеля, на подземном уровне Даглас-центра.

– Ну и что?

– Чип соединялся нитью с одной из кабельных жил…

– Мистер Норр, зачем вы это мне рассказываете?

– …и что самое занятное, именно этого чипа недостаёт в твоём компьютере.

– Да, в моё отсутствие там кто-то повозился. Сеть отрезали, обойму TV сократили. Займитесь, такие махинации как раз по вашей части. Пока роются в наших компах – полбеды, а ну как заберутся в главный сервер? База рухнет, тайны уплывут…

– Значит, не желаешь признаваться, что передавал данные отсюда в Город.

– Я? Никогда. Вы бы лучше выяснили, кто шарит по комнатам и ковыряется в чужих компьютерах.

– Что же ты мне раньше не доложил?

– Не знаю, как рапорт подписывать. Никакого Албана Дагласа не существует в природе, а киборг номер такой-то – не человек и не личность, чтоб что-то заверять подписью. Вот если б меня кто-нибудь заверил, тогда другое дело. А до тех пор – ни-ни. Я кто? Никто.

Албан почти с приязнью поглядел на Норра.

– Вообще-то я добрый. Людей не бил, кошек не мучил. Но вдруг мне пришло в голову: если я вас сейчас убью, мне ничего не будет. Ни суда, ни наказания. Пустое место не судят. Думаете, не смогу поднять на вас руку?.. Да вы охнуть не успеете, не то что удрать. Я быстрее вас. Один удар, и ваша башка превратится в кашу. А потом спляшу манки-дэнс на трупе. Минуты полторы у меня есть, пока раки прибегут.

– Оригинальная перспектива. – Норр остался спокоен, хотя сознавал, что образец II говорит голую правду. Результаты драки пилотов, особенно ярко заметные на Альфе, не просто потрясали, а ужасали. Норр даже не стал интересоваться у роботехников, насколько питомцы Джомара сильнее людей.

– Меня пожурят, – продолжал фантазировать Албан. – Отстранят от полётов на сколько-нибудь; я буду горевать в карцере… Но конструкторы придут к Мошковицу и спросят: «По какой причине отлынивает образец II? Подумаешь, кого-то затоптал! Погорячился парень, с кем не бывает». Я вернусь на полигон, а вас заменят.

– Почему ты решил, что не заменят тебя?

– Будь это легко, нас изготавливали бы десятками, сотнями. А Мошковиц за два года смастерил всего шесть штук. Интересно, сколько безопасников обучили в Федерации за то же время?

– Знаешь, я не придаю значения словам. То, что ты наплёл об убийстве, останется в категории «Если бы». Ты уравновешенный, не склонен к импульсивным поступкам и не хуже меня понимаешь, что такую потеху тебе не простят и к работе больше не допустят, а для киборга это означает одно: в утиль. Ты всё сказал?

– Ммм… да. Даже чуточку стыдно. Это всё от телевидения и от оружия. Должно быть, знаете – нас готовят к стрельбам, на «флэши» ставят ракеты и сквозные орудия. Когда в руках такая мощь, даже нормальный озвереет.

– Вот и прекрасно, что ты держишь себя в рамках. С тобой возможен конструктивный диалог.

«Струхнул? – Норр улыбнулся в душе. – Ишь, размечтался – я! тебя! мне ничего не будет!.. Индивидуализм хорош, когда ты зарабатываешь в свой карман. Упрёшься в Систему – почувствуешь, что в одиночку её не свернуть. Её преимущество именно в том, по поводу чего ты пытался съязвить – безопасников МНОГО, а ты ОДИН. Даже толпой нас не свалишь. Смотришь новости? там, в Городе, повстанцев перемешивают со щебёнкой».

– Эпизод с чипом остаётся камнем преткновения. Он нам мешает – и тебе, и мне. Если наказания не будет – что же мешает сознаться? Все улики налицо: запись из мозга, передающее устройство, мотивы…

Но снова – взгляд исподлобья. Образец II ещё не сдался.

– В суде бы вас слушать не стали. Домыслы, предположения, не больше. Запись могла быть сделана трэком, камерой слежения, носимым визором. Откуда я знаю, кто её снял и как подал?.. Чип вынули и поставили на кабель ваши сообщники. Мотивы… их у меня нет. Я мёртв, мне всё по барабану. Единственное, чего я хочу – летать в космосе. В Даглас-центре тесно, узко; я ползаю по этим щелям со скоростью микроба. А в космосе я – молния.

«Джомар знал, что делал. Мастер! Их затягивает страсть к полётам. В утиль – страшно, но остаться без неба – мучительно. Раскрутим это».

– Должно быть, сильное впечатление.

– Я не могу им поделиться. У нас разные органы чувств. Как сказал один плотник: «Между нами и вами утверждена великая пропасть».

– Я оставил тебе канал «Религия». Ты часто входил на него; это полезное увлечение…

– Спасибо. У меня есть просьба…

– Все просьбы – после признания своей вины. Уверен, ты встречал книжки, где приводится текст: «Знаю, что я грешник, но сожалею о своих грехах. Отрекаюсь от своих грехов и принимаю спасение прямо сейчас». Покаяние – и лишь после этого прощение и допуск в небо. Логично?

– Вы-то здесь при чём? – вежливо удивился Албан. – Сдаётся мне, вы из конкурирующей фирмы; спасение – не ваш пароль. У вас так: «Всё это дам Тебе, если падши поклонишься мне». Отзыв помните? «Отойди от Меня, сатана».

– Жаль, – сквозь зубы молвил Норр. – Мне придётся поставить перед руководством проекта вопрос об особых режимных требованиях – применительно к тебе. Или об увольнении.

– Не возражаю. – Албан поднялся, поняв, что разговор окончен. – У всех нас свой служебный долг, его надо исполнять. Да, кстати! – задержался он на полдороге к двери. – Мы, Дагласы, договорились – кто первым попадёт к вам, тот выскажет одну штуковину. Досталось мне, надо вываливать…

– Только поскорее, я занят.

– Задерживать не стану. Лучше под запись; вон у вас пишущая игрушка… Итак: нам нужны документы и должности – хотя бы виртуальные, как у половины из вас, – затем зарплата, свобода передвижения – в пределах режима для сотрудников, – и доступ к Сети на общих для граждан правах.

– Всё?

– Ещё моя личная просьба – доступ в церковь.

– Нет. По всем пунктам – нет.

– Даём час на обдумывание. Если снова будет «нет», ни один из нас не сядет в симулятор и на стенд, не говоря уже про «флэш». Наше решение твёрдое. Силой вы ничего не добьётесь. Раков не присылайте; мы им оборвём хвосты и лапки, потом выкинем в окно. Ниже тяжёлых дистантов с пушками не кантовать.

Норр встал, наливаясь гневом, но Албан не закончил:

– Если Ирвин с Альфом подрались – это из-за женщины, чисто мужская ссора. Когда дело по-крупному идёт на принцип, все централы заодно. Вы ещё не вкатились? Мы БАСТУЕМ. Пусть проект встанет намертво, нам храть на это. Пока нам не дадут человеческих прав, пропадайте вы пропадом. Скоро поймёте, что вы без нас – ноль без палочки. С чем и до свидания.

– Ты ещё не знаешь, что случится через час! – крикнул Норр вслед.

– Зато знаю, чем кончили Кастельс и Реддэй! – донеслось из коридора. – Их лучевали! Вы лжец, мистер Норр, у нас взаимности не будет! Что я теряю? – иго фараоново?.. да шло бы оно в дырку! Жизнь удалась, я отомщён, могу умирать со спокойной душой.

Последние слова Албана долетели до Норра издалека, уже с лестницы:

– «Отпусти народ Мой, чтоб он совершил Мне праздник в пустыне!» А он мне в лицо: «Не знаю Господа, и народ не отпущу!» Каков египтянин!.. а знаешь, как раки моргают?

– Не верти радаром, стой и откройся на приём.

– Слышь, эта процедура мне не правится. А ты не хочешь влезть мне в голову? Если потом возникнут необычные желания, я спишу их на тебя. Стоп! Это законно или запрещено? Правда, что ваш язык никто не понимает? Ладно. Я готова. Вонзай. Уау! И как им пользоваться? Момент, сейчас настроюсь. Ох, ни фига себе!

– Освоилась? Попробуем в диалоге. Следи за речью, не переходи на линго. Когда тебя включили?

– Ой, это целая история! Я ведь следила за инфраструктурами блока бигхаусов в Синем, у западной границы, где Старые Руины. Конгресс как раз голосовал тот фыкин закон о жилье. Прикинь, чего я слышалаот жильцов. Мат-перемат в квадрате. Их поймёшь! Кто осилит такие деньжищи выкладывать? Причём коммунхозные системы в дым изношены, им сто лет, всё на подпорках и заплатах. Пристали: «Напиши – лифт аварийный, пусть за него меньше дерут». Я им: «Вы на днях сдурели или отродясь такие? Мутанты, думайте, что говорите! Я, муниципальный инженер, составлю протокол о гнилых лифтах, чтоб меня под зад коленом?» Они: «Это не лифт, а братская могила! Сели, нажали и мантры запели; если что – все оптом в небо Кришны. Доехали – кричим: „Джая! Джая!“ Мы тут святыми становимся». Залезла я в лифт с выборными от домового комитета…

– Нет, я спросил – когда тебя включили?

– Так я о чём? Я по порядку!

– Давай опустим, как вы разбились.

– Это было кошмарно!

– Верю. Но я о дне включения…

– День как день, восемнадцатое февраля. Я проморгалась, кругом паутина, в голове музыка. Во, думаю, приехали! Поют чараны и киннары, я на небе, сам Кришна встречает. Тут Кришна мне назвал свою фамилию…

– Восемнадцатое, так… Мы улетели в ноябре, я не досмотрел по ти-ви один уголовный процесс…

– Какой? Я их штук семь смотрела, самых интересных. Во, слушай: дело фаульского расчленителя, дело о человеческих плодах, дело замурованных, дело о «Римской Фортуне»…

– On! тормози. Расскажи-ка о Фортуне.

– Жуть необычайная, все были в шоке. Сама до сих пор дрожу. Свидетель из ада! У Гийома незаконно сняли память с мозга мертвеца, оцифровали и подбросили судье Колту. Полностью изобличающие показания! Стрелков – единогласно под луч. За неделю до того, как я расшиблась, служба казни отчиталась, что прикончила обоих в один день. Молодой Реддэй оказался слякотью – плакал, на стену лез, глядеть противно, а Кастельс форс держал, храбрился, но у него тоже нервишки шалили. Там им и надо, душегубам.

– Да, – согласился Албан, – так и надо.

– А ты сам как сюда загремел? – полюбопытствовала Карен.

Сокрушён, печален или расстроен? Нет, Джомар был убит. Сядь он в своём нынешнем виде у ложа пробуждения, Карен сочла бы, что это один из жестоких царей, посрамлённых Кришной. Тык, иные цари лопали мясо, славились силой и свирепостью, но настал конец их злодеяниям, и пришла пора горестных раздумий.

Чёрта с два он раскаялся, не тот был человек. Но мысли подтачивали его, углубляя трещину в душе.

«За что?» – вопрошал он, как Иов, но ответ был: «Ты знаешь».

«Я не мог оставить бракованный образец. Держать её в проекте из жалости, как охромевшую кобылу в конюшне? Заказчики ждут результатов, а я им – смету на содержание машины, частично вышедшей из строя… Число тел ограничено. Я должен был заменить её».

«Значит, я полечу на ремонт?»

«Да, Карен, на ремонт», – без колебаний выдержал он её вопросительный взгляд.

Вопросительный или молящий?

Ничего не изменится. Внешность останется прежней. В середине февраля Карен прибудет на Колумбию; научная база VII приготовила несколько заряженных субстратов, и уже выбрано, кем заменить негодный образец. Ассистенты справятся. Обесточка мозга мгновенна; едва ли пять секунд после отключения вьются в субстрате токи аварийной поддержки. Несколько наблюдений этого процесса могут навсегда насытить любознательность учёного. Распад разума… Боль? Нет, скорее всего, боли не бывает. Но лучше этого не видеть.

Отчего-то в Джомаре засело убеждение: если бы он не приказал отключить первую Карен, то не грянула бы и ею семейная драма.

Вместе с тем он был почти уверен, что все вокруг знают об их разговоре с Биной. Даглас-центр пронизан нитями слежки, усеян бисеринками искусственных ушей и глаз. Паутина отмечает каждое движение попавших в неё мух. Поступки записываются, все слова и жесты фиксируются в киберпамяти и анализируются в безопаске. Личной жизни больше нет, есть набор фактов, подлежащий занесению в досье. В середине паутины сидит Норр.

Казалось бы, Норр должен таить в углах рта тонкую улыбку всезнайки. Но нет – он выглядел так, словно схлопотал пару пощёчин и едва успел смыть их с себя.

– Вынужден вас огорчить, мистер Мошковиц. У нас возникли большие проблемы.

– Да? – В свете надвигающегося бракоразводного процесса ничто не представлялось Джомару большим и важным. Так, какие-то делишки, мелочи и дрязги.

– Ваши киборги предъявили нам ультиматум и выдвинули ряд требований.

Беда не приходит одна. Если в жизни что-то надломилось, прочие невзгоды валятся в довесок, чтобы доверху наполнить чашу бедствий. Новость была дичайшей, но и она не вывела Джомара из ступора.

– Вот как. И чего они хотят? чтобы их отпустили на волю?

– Нет, чтобы их узаконили как сотрудников. Они забастовали, угрожают провалить проект. Они дали нам час на размышление!

– Что за нелепость… Им известно, что без проекта они никто. На срок не стоит обращать внимания, это наивный способ ускорить события. За час ничего нельзя решить.

– Я готов принять силовые меры воздействия. Но сначала я бы попросил вас уговорить их. Вы же у нас специалист по первой и второй сигнальным системам…

«Не человек, а язва с двумя ножками», – про себя заклеймил его Джомар; о своих упражнениях в изысканной словесности он призабыл.

– Учтите, они агрессивно настроены, – порадовал Норр в дополнение.

– Немудрено. Готовятся к стрельбам, знакомятся с оружием… да ещё кавардак в Городе, репортажи с поля боя; всё это вздёрнуло их.

– Сами бои в левобережье – просто красочное шоу, – с раздражением бросил Норр. – Скорее повлиял дух экстремизма, которого в СМИ через край. У централов нюх на восстания, их сразу будоражит и кидает в крайности, а ведь все образцы…

– Я тоже централ, – поднял Джомар тёмные глаза.

– Тогда вы не удивитесь, если они возьмут вас в заложники. Надеюсь, вы умеете вести себя при захвате и освобождении. Помните – в бой пойдут тяжёлые дистанты. Я уже вывел их на рубеж готовности номер один. Если считаете, что личная встреча с пилотами опасна, переходим сразу к атаке.

– Всё не вовремя, некстати!.. – С усилием, как человек, измождённый болезнью, поднялся шеф проекта. – Да, я иду. Я их сделал, мне и расхлёбывать.

– Не ожидали? – Он вошёл в комнату Албана. По сводкам Наблюдателя, здесь пилоты собирались чаще всего; так было и сегодня.

– Как раз наоборот. – Альф, зашитый и заклеенный где только можно, пятился, шутовски изображая, что расстилает перед Джомаром ковровую дорожку. – Добро пожаловать в наш балаганчик, мистер Мошковиц!

– Чем это вы здесь занимаетесь? – Джомар оглядел помещение. Леди и джентльмены попарно расселись у стен, прямо на полу – Албан с Бланш, а Ирвин обнимал Карен. Посередине комнаты белел лист шероховатого пластика, а рядом лежала кучка каких-то предметов, скрытая шалью Карен.

– Альф придумал спектакль, он у нас молодчина, – сухо проговорил Албан. – Сегодня премьера. Как бы вам, шеф, поднапрячься и сделать женщину для Альфа? а то нас – неровное число. У Альфа, полагаю, есть свои соображения, но мне шестая видится студенткой. Лучше азиатской расы. Стройная, несколько боязливая.

– Сейчас в Городе много убивают, – со строгой миной добавила Карен. – Как пить дать, и тяжелораненые есть. Закажите мальчику хорошенькую девочку. Нельзя ему без пары.

– Прекратите, – сказал Джомар вполголоса. – Шутить не время, и спектакль вы затеяли зря. Если не включитесь в работу, вами займётся безопаска. И не уговорами, а гораздо круче.

– Почтеннейшая публика! Заходите, усаживайтесь поудобнее! – Альф картинно взмахнул руками. – Мы вам покажем удивительную историю, в которой много весёлого и грустного, как в жизни!

Киборги зааплодировали. Джомар остался стоять, заложив руки в карманы брюк.

Предметы под шалью зашевелились, послышались писклявые и дребезжащие голоса. На несколько мгновений Джомаром овладел бессознательный ужас – ему представилось, что из-под шали полезут маленькие чудовища, ящерицы с рогами или крабы с человеческими лицами, и побегут к нему, чтобы кусать за ноги, взбираться по штанинам… но это оказались куклы.

Небольшие, сантиметров тридцать высотой, аляповато сделанные фантоши на хромых ногах, с кривыми ручонками и нарисованными на головах-шариках лицами. Куклы-уродики кое-как вставали, толкались, путались в шали и падали.

Горсть микромоторов и радиореле, обрезки трубок и простейшие шарниры. Всю оснастку для изготовления кукол можно привезти с Хамры в ручном багаже. Джомар вспомнил, как Наблюдатель сказал однажды: «Образец Второй всегда что-то мастерит. Любит возиться с техникой».

– Действующие лица, – объявлял Альф. – Арлекин, весёлый малый без мозгов. Пьеро, грустный дебил. Смеральдина, дура набитая. Кукольник в чёрном, злодей. Кукольник в белом, лицо бездействующее, на сцене не появляется вовсе.

Пьеса происходит где-то на свете. Мир представляет собой квадрат без окон, без дверей, потому что нет стен. Потолок отсутствует. Пьеро, в балахоне из носовых платков, опустившись на одно колено, бьёт по полу тяжёлым металлическим предметом. К нему из-за края мира ковыляет скелетообразный, горбатый и пятнистый Арлекин. Голоса у Пьеро и Арлекина скрипучие, почти визгливые, с иностранным акцентом.

Арлекин. Чем это ты здесь занимаешься?

Пьеро. Разве не видишь? Забиваю гвозди микроскопом!

Арлекин. Ха! ха! ха! А разве микроскоп – он молоток?

Пьеро. Больше он ни на что не годен! Только гвозди заколачивать! Бац, бац! А ещё можно съездить кой-кому по голове…

Арлекин испуганно отбегает, но тут из внемировой тьмы на квадрат вступает Кукольнике чёрном колпаке и чёрном плаще.

Арлекин. Вот! Наш Кукольник идёт! Вдарь его! Посмотрим, что у него в котелке…

Кукольник (шепелявым голосом). Я достиг божественного могущества! Я супергений! Точнее, суперкукла. Эй, вы, поклоняйтесь мне.

Арлекин и Пьеро отбивают по нескольку поклонов и начинают громко перешёптываться.

Арлекин. А что он такого выдумал? Переделал обезьяну в человека?

Пьеро. Нет, из человека сделал чучело!

Арлекин. О, тык, какой скачок эволюции! Где бы поглядеть на высокоразвитое чучело?

Пьеро. Дурак, ведь это мы с тобой!

В мир вбегает Смеральдина – раскоряка с косичками.

Смеральдина. Господин Кукольник, вам письмо!

Кукольник. Давай сюда. Ну-ка, ну-ка, что мне пишет жена? Эй, дурёха!

Смеральдина (перегибаясь пополам). Что угодно господину?

Кукольник. По-моему, ты слишком умна. Эй, клоуны, оторвите ей голову и привинтите другую. В чулане у меня полно голов.

Пока Арлекин и Пьеро гоняются за визжащей Смеральдиной, Кукольник вслух читает письмо.

Кукольник. «Дорогой муженёк, пошёл ты к дьяволу! Ты стал слишком кукольный, у тебя всё из проволоки. Чтоб не родить от тебя картонного паяца, я срочно залетела от живого мужика. Прощай навек, твоя Мальвина». (Трагически вздымает руки.) О, небо! Люди, люди, порожденье крокодилов! Кто я? бедный Йорик, лысый череп!

Арлекин (козыряет Кукольнику, вихляясь всем телом). Так точно, сэр! Мы подыскали черепушку для Смеральдины – первый сорт. Не стоит убиваться, сэр! Зачем переживать? Пустоголовая Мальвина всё равно не понимала ваших гениальных мыслей. Плюньте на неё! У вас есть пять поролоновых детей, сэр, с нами не соскучишься. Теперь мы – ваша семья. Уррра!

Пьеро (подходя к Кукольнику с другой стороны). Берите в жёны Смеральдину. Смотрите, какая милашка. С новой головой она стала лучше. Зад тоже новый, обратите внимание. Смеральдина, предъяви господину зад!

Фантоши, взявшись за руки, коряво отплясывают канкан, хором распевая какое-то бессмысленное «тра-ля-ля-ля».

Карен хохотала, Бланш фыркала, Албан и Ирвин посмеивались, все хлопали, и лишь Джомар стоял с каменным лицом, поджав губы.

– Браво, Альф! Ты прямо Шекспир!

– Как вы можете… – яростно прошептал Джомар. – Это цинизм, это гнусно…

– Конечно! как же иначе? чего вы хотели, сэр? – Альф мягко переступил через танцующих фантошек, как-то согнувшись, крадучись приближаясь к Джомару. – Сочувствия? От кого? Мы – куклы. Марионетки. Мы умеем лишь кривляться и высмеивать. Плевать в душу. Вы нас такими сделали. И мы в долгу не останемся, будьте уверены.

– Час истёк, – напомнил Ирвин. – Как там насчёт наших документов и званий?

– После всего этого?! – резко обернулся к нему Джомар.

– Ну зовите дистантов.

Никто из пилотов не изменил позы, только Карен поудобнее устроилась в объятиях Ирвина. Фантошки продолжали танцевать и тралялякать – видимо, Альф держал их на контроле обособленным сектором мозга. Джомар поглядел на куколок…

Дистанты с двадцатимиллиметровыми пушками. Фантоши. Радиоуправление. В проекте нет шагающих артустановок, управляемых по кабелю… Когда Норр бросит на этаж тяжёлых дистантов, придётся эвакуировать здание и разбомбить его. Разумеется, если сообразительные Дагласы не расставят боевые машины на выходах и крыше, заперев персонал в корпусе. Газ? инфразвук? слепящие боеприпасы, «электромагнитный меч»? Бесполезно. Дагласы рассчитаны на квантовый бросок, они всё выдержат. Только физическое разрушение вдребезги или оружие глубокого охлаждения.

– Мы ведь просили не так много… – вздохнула Бланш.

– Сдаюсь. – Джомар вскинул ладони. – Всё, я сдаюсь, представление окончено! Я буду вашим папочкой, но с одним условием.

– Уточните, с каким, – сказал Албан.

– Больше никаких забастовок. Мораторий. И не воображайте, что я стал добреньким. Я был и останусь злодеем. В Городе идёт война, и все – все, я подчёркиваю! – силовики готовы стрелять на поражение. Вздумаете повторить фокус – вас разнесут на куски, хотя бы я лично прикрывал… свою семью.

Блок 7

– В конце концов кто-нибудь вычислит, чем Айрэн-Фотрис исподтишка пуляет в дальний космос. Высшие обязаны засечь трах-тарарах, который получается на входе в квант-бросок!

– Туанскую разведку накликаешь? – Албан нарисовал и с радара вбросил Альфу примитивную мультяшку: строгий дядя даёт мальцу подзатыльник.

В ответ Альф тотчас создал свой мульт: малец, помахав длиннющим языком, задумывается и. козырнув дяде, завязывает язык узлом.

– Правильно. Болтун – находка для кого?

– Вся надежда на резерв подержанных транзитов, – тараторил Альф. – Нас не выследят, пока в запасе есть проржавевшие грузовозы!

Переживший череду капремонтов, порядком обшарпанный внутри, «Тарквиний» тем не менее впечатлял своими размерами. Его проектировали и строили как большое переселенческое судно. Он налетал сколько-то десятков рейсов, прежде чем регистр Ллойда наложил ограничения на дальность его полётов, и вместительный биг приобрело военное ведомство.

– Иногда меня давит, что этакая годзилла может летать, не переламываясь при манёврах. На «Гордом» минимум шесть станционных гравиторов с дом величиной и система их синхронизации. Вообрази, что он – мишень! Запустить гравы на полную мощность, пространство вокруг закольцуется… И он летит! шпарит на нижней К-скорости!

«Мистер Мошковиц! – Поймав радаром вход корабельной сети и включив кодировку служебных переговоров (иначе Норр заест, и будет прав), Албан обратился к шефу, находившемуся в головной части «Тарквиния»: – Тут один парнишка жаждет погоняться за движущимися объектами. Готов на всё. Утешить его или послать?»

«Послать. Ибо не время. У нас не пейнтбол, а баскетбол со взаимодействием всех игроков. Ещё трибуны, тренер, девочки-группи и много-много телезрителей. Я уже разъяснял юниору цель нынешнего чемпионата, но если он так непонятлив, пусть вернётся по ленте времени и прочитает всё сначала».

– Слышал?

– А мне влом работать с недочеловеками, которые не в состоянии поймать в прицел меня, великолепного!

– Ничего-ничего. Ты позлись, побуянь, пока есть время – оно и выкипит. Джо мудрый. Он наращивает сложность постепенно. Короткие броски, средне-дальние с пристрелкой, выход на цель, а теперь в компании…

– …ползучих тихоходов! Из всей эскадры уважаю лишь заправщиков. У ангелов тьмы должны быть слуги.

– Ну насчёт ангелов…

Образ крылатых хранителей мира Альф почерпнул из лекции «политико-социального курса». Дагласов приписали к четвёртому отсеку, выдали бейджи-маркёры, планы учебных занятий на время полёта, распорядок дня и ночи, а также схемы помещений и расписание мероприятий, обязательных для посещения, куда входили, в частности, и чтения на тему: «Кто наш враг».

– Из отсека ни шагу! – приказал Норр. – Слежка здесь тотальная, порядок железный. Нарушителей хватают без разговоров.

«Они задумаются, если третий подряд окажется Дагласом», – хихикнул Альф радаром.

– Я объясню им, что вы – клоны, – успокоил Норр, машинально поправив радиоперехватчик на ухе.

Избегать его надзора становилось всё сложнее. Дешифровать акустические беседы Дагласов безопасники затруднялись, но коды радарной связи взламывали быстро. Круглая белая клетка, в которой был замкнут каждый Даглас, оставалась нерушимой.

– За вычетом цельных конструкций, танков и коммуникаций, – менторским тоном заговорил Наблюдатель, – отсек представляет собой барабан объёмом в тридцать миллионов регистровых тонн. Не уверен, что ты в свободное время успеешь обойти его пешком. Даже бегом.

Альф поник.

По кубатуре жилых помещений и численности экипажа «Гордый» мог потягаться с небольшим городком. Здесь имелся штатный капеллан в ранге настоятеля собора, мини-госпиталь, санитарная бригада, пара крупных спортзалов и три линии электрички, соединяющие отсеки. Тринадцать тоннелей сообщения патрулировались военной полицией, а бортовая безопаска обеспечивала пропускной режим. Только в эллингах внутри корпуса «Гордый» мог нести до тридцати двух кораблей класса «корвет», а пять упакованных «флэшей» терялись среди прочих крупногабаритных грузов.

– Умрёшь от старости, так и не узнав, кто живёт в каком-нибудь седьмом отсеке! Может, там люди зелёные и ходят на руках! – Альфа ужасала гигантомания судостроителей.

– Отнюдь нет, – ответил изнутри его тела Норр, как недремлющая лягушка в голове, давно знакомая всем образцам и ставшая чем-то вроде alter ego. – Там вахтовики, контрактники, переселенцы – всякие межпланетные пассажиры. Айрэн-Фотрис неплохо зарабатывает на недорогих перевозках. Ты был бы разочарован, попав в салон третьего класса.

«О май гат, мы достигли апогея эволюции – спецслужбы сидят в мозжечке у каждого и бдят, круглосуточно бдят! Фу, я перестаю ощущать себя личностью. Будто я размазан по стеклу, а Яримицу изучает меня в микроскоп».

Из текущей по тоннелю публики навстречу им выскочил бронзовый от лампового загара фест-лейтенант Розенбаум – ладонь под козырёк, улыбка до ушей. Дагласы дружно отдали честь по команде Ирвина.

«Дамы и господа, дисциплина! Мы – военнослужащие».

«Я присяги не давал!» – отбрехнулся Альф, но тоже козырнул.

– Салют, бродяги! Бланш, позволь… – Фест-лейтенант запечатлел поцелуй на милостиво протянутой руке. – Карен, если не ошибаюсь?

«Кто этот парень?» – спросила Карен у Албана.

«Некто Розенкрейцер. У Бланш был с ним роман на Хамре».

«И с ним тоже? Вы кучу всяких называли, ну, на второй серии планетарных стартов – Гамбургер, Ризеншнауцер, Рапунцель… она ещё злилась тогда».

«Это всё он один, просто…»

«Просто на фамилию Розенбаум у них вышибает память! Конструктивный дефект мужских мозгов!»

«А-а, это к нему ты рвалась укатить на вездеходе через бурю! Типа прогуляться. Да, парень того стоит. К такому и пешком удрать не грех».

«Запросто, если бы мстительный белый рыцарь из вредности не засадил нас на другую базу. Карен, не пялься на него, это неприлично».

«Карен, погляди на меня. Внимательно. Что ты видишь?»

«Чудо техники – ревнивого робота. Ирвин, кончай хмуриться».

«Всё, не держите меня! Я год с лишним провела в разлуке! Короче, исчезаю до посадки в симулятор, чао!»

Обмен репликами занял у Дагласов меньше, чем один вдох взволнованного Розенбаума. Как-то сразу оказалось, что Бланш откололась, а фест-лейтенант держит её за лапку.

– Нас переводят с Хамры на Ситон. Пока отстаивались у Колумбии, даже отпусков на планету не дали! Висели месяц в космосе, слюнями умывались… И вдруг ты! Я подумал – глюк, это случается при длительных полетах. А это в самом деле ты, словно подарок!

«И он не замечает ничего особенного?.. Нет, я в курсе, что кой-кому сойдёт и нарисованная баба, но Розенбаум на Хамре вконец опупел. Красный пузырь вместо солнца, снег не тает, а дымится… Год-другой, и готово, крыша набекрень».

– Я на «Гордом» всё разведал; расскажу – закачаешься, – похвалялся фест-лейтенант.

«Бланш, голубка, не забывай форвардить нам его байки. Ты помнишь, что такое информационный голод? Как ты выла на станции у Аламака, когда мы остались без телевидения?»

«Алби, пожалуйста, не надо мне про гамму Андромеды! К свиньям эту сурдокамеру, и слышать не хочу! Если нас ещё раз завезут туда, где звёзды гасят связь, я… я… нарушу мораторий!»

«Ты пошутила, – по-своему оценил её дерзость Ирвин. – Кроме симулятора, не забудь про лекцию. Там отмечают присутствующих. Мы слушаем в Атриуме, это…»

«Ирвин, дорога туда мне известна. Я приду. Но до начала лекции оставь меня в покое».

«Да ладно, Бланш, гуляй, – приятельски маякнул радаром Албан. – Я позабочусь, чтоб тебя отметили».

И он сделал это – воспроизвёл отзыв маркёра Бланш, когда система слежения в Атриуме лучом считала сидящих на ярусах амфитеатра.

Читал младший капеллан, он же политрук отсека и стукач. Досье на унтер-капеллана прислала Бланш, не забывая в ходе любовной встречи снабжать друзей полезными сведениями. Ну если не всех, то самого заботливого.

«Что-то Бланш молчит», – отметил Ирвин.

«Да, сегодня она неразговорчива». – Албан не стал обижать команду своей привилегией Настоящего друга.

Атмосфера в Атрхгуме была возвышенная, трагически-пафосная. Лектор бледнел мраморным холодком ожившей статуи. Вогнутый экран позади капеллана зарделся, заиграл багровыми сполохами, а зал погрузился в темноту.

– Я возвращаю вас в тот скорбный день, когда хаос и насилие обрушились с левобережья на мирный Город, когда орды вандалов и грабителей, круша и поджигая всё на своём пути… – тяжело, мучительно проговаривал капеллан, и поддельная горечь была в его словах, считанных со строки-подсказки.

Текст проповеди политрук знал наизусть, с этой юбилейной речью он уже неделю гастролировал по отсекам «Тарквиния». Молодой, темпераментный, он пользовался успехом, особенно у женщин. Первая годовщина событий на Пепелище! это подходящий случай показать себя публике, заработать бонусы по службе и просканировать настроение военных. Мощный дистанционный биосканер стоял за экраном, собирая импульсы аудитории. Не очень точный прибор, но гнев от восторга отличает.

Чаша экрана накалялась. Гомон, переходящий в многоголосый рёв, вставал языками пламени, чёрная клубящаяся пелена охватывала ступенчатый силуэт Города, и низкое солнце стало рубиновым диском, плывущим в дыму пожарища.

Албану померещилось, что он видит фильм о последних днях гибнущей Хамры, когда местные формы жизни – кажется, их звали ретробионами, – теряя силы, бились с полчищами металлических вирусов, летящих на крыльях пылевых бурь.

Наверное, ретробионы сильно хотели жить, мирно плодиться в ржавых песках и греться на скалах. Они могли бы заниматься этим миллионы лет, но людям понадобились недра Хамры и место для военных баз. А тут копошится какая-то живность! кто посмел встать на пути прогресса?!

Повествуя об успешной акции уничтожения, профессор Яримицу разве что не причмокивал от восторга:

«Планета была стерилизована за считанные годы. Чтобы усилить несущие бури, пучковые орудия с орбиты вели обстрел полярных льдов и по рекомендациям метеорологов локально прогревали атмосферу. Мы ещё раз наглядно доказали тезис Вернадского о глобальной преобразующей роли человека Опасная жизнь была подавлена, власть человечества утвердилась здесь навсегда».

Капеллан вдохновенно вещал:

– Развращённое пособиями и дотациями, манхло стало живым агрессивным балластом. Когда власти решили сделать жильё по-настоящему рентабельным, манхло ответило волной разбоя и убийств.

Экран выплёскивал картины погромов. Перевёрнутые и горящие автомобили, растерзанные тела, разбитые витрины, мечущиеся на фоне огня фигуры, какие-то хищного вида штатские в масках и с оружием, потерявшийся и ревущий ребёнок. Кварталы без света, озаряемые пожарами.

«Скоты, – бурчал Альф. – Про тех, за кого дышит насос, они не думали! Так бы я сидел – и хлобысть, тока нет, родаков нет, аварийное питание еле моргает, а под окнами война, на помощь никого не дозовёшься. Это восстание – от психотроники, – тут же начал бредить он. – Только пси-локатор может всех так возбудить! Сколько в Городе антенн, неизвестно кем поставленных? Они-то и лучат. Внедряют в сознание всякую хрень…»

«Нет ли у тебя в запасе новой кодировки? А то я сижу и вижу, как нас пси-локатор прощупывает, в душу смотрит…»

«Какой? Где?.. Алби, дай диапазон, я погляжу!.. Ох ты! Он позади капеллана стоит! Ирвин, чуешь? Мать моя!.. Это что за технология такая, почему не знаю? Дай-ка я ломану его…»

«Заткни радар, парень, – осёк Ирвин. – Поменьше гуди в пространство; тут и кроме Норра есть, кому следить».

«Не пугай! Это ловушка не для нас, мы для неё – чёрные пятна. Нет, правда, что оно из себя представляет? Алби, что это?»

«Неопознанный объект. Если я верно понял его характеристики, он служит для приёма и усиления слабых токов. Вроде медицинского прибора, как его… энцефалограф».

«МЫСЛИ ЧИТАТЬ?» – ахнула Карен.

«Это ещё никому не удавалось, даже Норру. Скорей измерять уровень чувств. Похоже, таким детектором можно определить индекс агрессивности. Тот, что сообщают утром в сводках погоды».

«В прошлом мае уровень был выше туч, – заметил Ирвин. – Манхлу надо ввалить как следует, чтоб не высовывались. Не можешь зарабатывать – пинком из Города».

«Ну ты шустрый, раскатился! – взвилась Карен. – Дай работу, плати по-хорошему, а потом ищи, кто лишний!»

«Умолкни! Тут прослушка, – предостерёг Ирвин. – А то с тобой не долетим до полигона. Ты в концепцию не вписываешься. Слушай, молчи и верь. Тебе больше всех надо, что ли?»

«Я разве ляпнула вслух? Я про себя, молчком!»

«И думать перестань – вредно».

Капеллан нагнетал драйв:

– Перенаселённость Города и злая воля достигли критической точки. Катастрофа была неизбежна, и она грянула. Если бы мы спасовали перед натиском вооружённых толп, нас ждало царство манхла, полное вырождение…

Чаша за его спиной бурлила сценами, вызывающими возмущение и тошноту. Раздача бесплатных пайков, едва не переходящая в драку. Искажённые серые рожи, брань взахлёб, брызги слюны. Разинутые рты полны гнилых зубов, от чего коробит всякого приличного централа. Мутанты-чернокарточники с языками, которые не помещаются во рту, с жёлтыми бельмами, уродливо головастые от мозговой водянки. Небритые типы в обносках жрут всухомятку брикеты лапши, кто-то булькает спиртное прямо из бутылки, запрокинув голову; лохматый малый в потёртом костюме горланит с ящика, заменяющего трибуну, а скопище оборванцев вокруг орёт, свистит и рукоплещет. Развалины домов, помойки, грязные дети и женщины роются в отбросах.

«Это не будущее, а нынешнее, – осторожно сказала Карен. – Маленькая я была, наш район так же выглядел; сейчас только хуже стало. Чего выдумывают?..»

«Безобразие, бесстыдство!» – прорвало Альфа.

«Вот, а я что говорю?!» – Карен было обрадовалась поддержке, но образец I видел мир лишь через свою призму.

«Как у него язык-то повернулся – «вырождение»! Ко мне патер ходил из Утешения Скорбящих, тот понимал правильно, корректно – убогих надо любить больше здоровых. Чёрную генетику нельзя показывать в ужастиках – это биологический расизм! Капеллан – брехло поганое! Рейтинг наживает на гидроцефалах. Крррасавчик элегантный, грязью бы его облить. Ни одному слову нельзя верить, что он там несёт!»

«Нормально излагает», – вступился Ирвин за лектора

«На ти-ви, если обозреватель инвалидов тронет или мутантов оскорбит, мы каналу мёртвый бойкот организуем, пока он не покается и виновного не выгонит. Мы – сила! Нас много! У нас своя партия есть!»

«А я-то думал, с чего у нас конгресс такой, будто у всех водянка в голове? Снаружи не видно, но по результатам чувствуется», – прошелестела радиограмма от задумчивого Албана.

«И ты туда же! Алби, не ожидал от тебя!»

«Эту партию я видел. Депутаты говорливые, за правду горой. Одного не пойму: как вы туда нормальных выбрали? Головы у них форматные, руки одинаковые, ходят прямо. То ли у вас проблемы с дикцией, то ли выступать смущаетесь. Ведь кошке ясно: если б ты полез на выборы…»

«Я! Не смущался! Я! Лез! Куда только мог! Я в игры играл, чтобы видели – я лучше всех ходячих, зрячих и качков! Я их на играх резал как хотел. Руки, ноги – чушь. Я их давил мозгами и всем доказал, что я умнее».

«Глядишь, его и выбрали бы, – рассуждал тем временем Ирвин. – Но не за ум. В конгрессе бзик: иметь полный набор, как в паноптикуме – мутанты, трансвеститы, лесбиянки и косматые яунджи. Только депутата от покойников не хватает, они ведь тоже люди. Есть же депутат от эмбрионов! качает права зародышей».

«Вы оба – отсталые, – поставил диагноз Альф. – У вас реликтовое, первобытное мышление. Если младенец не гож – его в пропасть?.. Зачем я с вами связался?.. как угодил в вашу компанию? Джомар был пьян, когда вас выбирал…»

– Но у Колумбии есть ангелы-хранители! – торжествующе воскликнул капеллан, воздев руки. – Они явились и остановили стихию зла. Возврата к прошлому не будет, и нет пути в грядущее, кроме вооружённой демократии!

Солнце на экране выпукло налилось кровью, надулось, и на его фоне возникла эскадрилья «флайштурмов» над Городом, тлеющим, как прогоревший костёр. Словно поступь легионов, зазвучал торжественный и грозный марш. Вирусы идут! Конец ретробионам! Стеклянно-синие шлемы с рожками визоров и дальномеров, блики броневых пластин, оружие наизготовку, печатный звонкий шаг.

«Это ангелы? – Альф с издёвкой удивился. – Он не ту кассету в проектор вставил. Кибердемоны, сорок вторая серия. Фиговый он ди-джей! гнать со сцены! Ничему не верю. Всё лганьё сплошное, видеомонтаж».

Со дна улицы взметнулся вверх дрожащий сиреневый луч, чиркнул по днищу парящего флаера – машина вспыхнула, накренилась и полетела вниз. Грузная тень в мерцающей оболочке защитного поля вознеслась над просторами крыш, выдвинула стволы и полыхнула потоком летящего пламени – огненный факел вошёл в стену бигхауса, разлился внутри и стал выплёскиваться струями из сотен окон, выбрасывая горящие комья. Многие из летящих клубков огня отчаянно бились, размахивая руками, словно пылающими крыльями.

«Не катит. Фальшивка, сляпана из бракованных обрезков. Спецэффекты никудышные…».

«Альф, не допёр – и заглохни, – сердито рыкнула Карен. – У меня из родни трое сгорело, я нашла по спискам».

«Кто тебе велел родниться с террористами?»

«Ещё комментарий – и твою физиономию придётся собирать из клочьев. Прямо тут и шмакну, чтоб все убедились, какой у дураков железный череп».

«Брэк! – твёрдо скомандовал Ирвин. – Секретность, выдержка, порядок в банде. Слушаем лектора и не цапаемся».

«Повтори остро направленным лучом – вон в ту литую голову!»

«Нет, вон в ту чернома…»

«Всё! Инвалиды и негры – раз, два, помирились!»

«Наш мир неправильный, – вздохнул Албан. – Слова нельзя сказать, чтоб не задеть какое-нибудь меньшинство. Все так и ждут намёка на себя, причём исковое заявление уже припасено, готовы сразу подать в суд. Я бы сказал – судорожная готовность. Я читал…»

«Это у эпилептиков! не путай, читарь!»

«Да-да, всеобщая эпилепсия. Чуть что – припадок с корчами».

«Заметьте: я слышу это от людей, которым Федерация через три недели вручит сквозное оружие, способное поразить цель с расстояния в полтора парсека. Я бы всех вас вернул на переделку».

«Как первую Карен?» – немедля ввернул Альф.

«Пустые хлопоты, – в видеорежиме Албан отмахнулся десятью рачьими клешнями. – Пока Джо колдует, как сделать новеньких послушными, нас менять не на кого, а Джо – тугодумная старуха. Сквозняком мы уже палили, не в диковину. Ирвин, что ты на нас взъелся? Мы такие, какие есть. Мы люди. Ты думаешь, в армию берут одних безупречных? Я бы деньги заплатил, чтобы посмотреть на это совершенство!»

– С надеждой и верой вступили мы в солнечный тридцать седьмой год! – возгласил капеллан, будто осанну.

Взлетали на воздух баррикады, шнуры плазмы рассекали здания, разбегались согнутые тёмные фигуры, тянулись между цепями солдат вереницы хромых и понурых теней с поднятыми руками.

– Сейчас, после долгих и трудных боёв, порядок в левобережье восстановлен раз и навсегда. Все бандформирования будут подавлены, а излишки населения – расселены по развивающимся планетам. Мы наведём порядок в этом Городе!

«Если говорит „будут подавлены" – значит, ничего не кончилось», – мрачно подытожил Альф восторги лектора.

Пейзажи пожарищ, руин и помоек исчезли по мановению руки капеллана. Засияла небесная лазурь, взыграла восхитительная музыка, в блеске чистоты явились взору некие зажиточные кварталы с бульварами и скверами. Люди ходили по тротуарам и улыбались направо и налево, неуловимо напоминая Албану довольных фантошей в бутафорском раю. Взрослые выбегали из магазинов с охапками покупок, дети кувыркались в траве, из синего бассейна вылезла очаровательная девушка. В кадре недоставало логотипа фирмы, проплатившей эту благодать.

Затем выскочило зрелище планеты освоения: оранжевое солнце, оранжевое небо, оранжевый кочкарник, оранжевый бурьян – и переселенец, не знающий, куда воткнуть лопату. На биггере, художественно сваренном из гнутых труб, подкатила актриса в кожаном жакете и штанцах, туго натянутых на тело. Новосёлы неведомой планеты показали друг дружке полные обоймы искусственных зубов, малый закинул лопату в кузов, и парочка укатила, начхав на земляные работы. Судя по серебряной башне на горизонте, они собрались пересидеть полуденную жару в водонапорном баке.

«Алло, Алби!.. – проклюнулась из эфира Бланш. – Эй, ты где? Ай! Куда внедряешь, стой!.. Я просила тебя впрыскивать мне код?! О, свеженький… Мои поздравления Альфу».

«Голубка, шифровальные программы надо регулярно обновлять, иначе в постели нас будет шестеро, считая Норра».

«Не трудись учить, без тебя умная. Как там лекция?»

«Ты верно сделала, что не пошла. Богомерзкое мероприятие, век бы его не видать. Знай заранее, я бы тоже пропустил. Послали б сюда одного Альфа, пусть он за всех отметится. А как твои дела? Ты уже целовалась с Фортинбрасом?».

«Муррр, и не однажды».

«Он и вправду такой неразборчивый в женщинах?»

«Ах, пусть его! Зато он славный. Он здесь в самом деле многое разнюхал. Такое рассказал, что я не верю!»

«Вали мне, сегодня я доверчив и ничем не поперхнусь».

«Тогда открой радар пошире. К шестому и седьмому отсекам пристыкованы пассажирские баржи, а в них – уйма народа, который депортируют на развивающиеся планеты! Ему удалось пробраться к баржам, договориться с охраной и заглянуть внутрь. Говорит, там кошмар! Записывать ему не дали».

«Вот и хорошо, иначе бы он показал тебе, а ты приволокла нам. Я этого видеть не хочу даже с великой голодухи. Нас капеллан уже по уши окормил победной хроникой».

«Какой именно?»

«Воцарение вечного покоя с помощью аэромобильных войск».

«Терпеть не могу мордобойные боевички. По словам очевидца, тут в пятом отсеке цирк бесплатный – какие-то мигранты, целый улей, кишмя кишат и говорят на разных языках. Даже точное число их неизвестно; кочуют третий год, меняя корабли, на всех – один билет, вернее, ходатайство: „Просим доставить по назначению шесть тысяч сто двадцать взрослых лиц обоего пола с детьми". Причём конец оборван – ни места назначения, ни кто их выслал, ни кому за них уплачено».

«Я люблю человечество», – вздохнул Албан.

«За что любить этот свинарник?!»

«Хотя бы за то, что мигрантов до сих пор никто не вышвырнул за борт».

Пчёлы летят к цветам, а космические суда – к звёздным системам. Бездны световых лет, разделяющих звёзды в пространстве – не больше чем дороги, где нет ни примет, ни следов, лишь невидимо плещут электромагнитные волны и простирается континуум единого поля. Эту пустоту все стремятся поскорее проскочить и оказаться у планеты, тяготение которой даёт верную опору.

Там, где пути от системы к системе очень длинны или движение судов слишком плотное, в удобных точках устанавливают маяки, на сверхдальних прогонах ставят ретрансляторы и транзитные базы. Но сил одиннадцати цивилизаций не хватает, чтобы засеять освоенную часть Галактики рукотворными объектами.

Дальше двадцати парсеков от вражеских станций слежения можно устраивать в пустоте военные манёвры любой сложности, перемещать эскадры, проводить стрельбы – вас не заметят. Главное, найти район космоса, не охваченный чьим-то наблюдением.

Самое милое дело – забазироваться в системе, на которую все плюнули. Даже загребущие туанцы не повсюду наследили. Они тоже умеют считать деньги и, прежде чем отправить разведочное судно, сопоставляют расходы с доходами. Никого не соблазнит, скажем, система тройной звезды с участием коричневого карлика и каруселью планет-громадин, где гравитация даже мирка сплющит – там чересчур дорого что-либо добывать. А есть ещё цефеиды, есть звёзды-источники жёсткого рентгеновского излучения…

Такие пропащие местечки Галактики как нельзя лучше подходят экспериментаторам, замышляющим великий оверкилл. Давно известно, что самые мощные виды оружия в войнах почти не участвуют – они служат для устрашения противника и демонстрируют возможности державы. Но изобрести какую-нибудь мегасмерть, испепеляющую миры, и не испытать её, не полюбоваться тем, как она обращает материю в прах – это выше сил учёных!

Они жаждут убедиться, что родили идею, способную вмиг стереть всех, кто мешал им погулять с самой красивой девочкой класса, переспать с самой сексапильной однокурсницей и повести под венец самую завидную невесту. Так яйцеголовые задохлики реализуют свой инстинкт агрессии. Хулигану хватит расквасить носы десятку граждан, но учёный будет корпеть над проектом, пока не выдумает бомбу, истребляющую миллионы – на меньшее он не согласен.

– Атаковать будете вот эту цель, – указал Джомар на схему, где движущиеся кружки обозначали планеты. – Суть задания: трое поочерёдно стартуют и выходят из броска каждый в своей точке: двое по одну сторону плоскости системы, третий по другую. Выход строго в намеченное время. Выстрел – и уход в бросок; место сбора – в радиусе подлёта к базовому кораблю. Параметры цели получите у телеметристов, расположение и ход эскадры – взять у диспетчеров службы наблюдения, как обычно. Вопросы есть?

– Да, сэр, – поднял руку Альф. – Там, на планете, кто-нибудь живёт?

– Там живут измерительные комплексы. Они определяют точность попадания и свойства взрыва. Сбой прицела на пятьсот километров по поверхности планеты будет означать потерю приборов стоимостью… в общем, Альф, из своего жалования ты это за полвека не выплатишь.

– Надо целиться в «яблочко»! – громко шепнул Альф Албану, толкая его локтем. – Но есть и хорошая новость – в ближайшие лет пятьдесят нас не уволят!

– Точность – первое условие, второе – быстрота. – Джомар отечески улыбнулся образцам. – Кроме контрольных систем, вас поджидают имитаторы туанских орудий. Кто не уложился в нормативный срок, тот убит и не вернётся на базу… В знак траура мы накроем обеденный стол чёрной скатертью.

Альф охотно подхватил:

– И будем есть чёрную икру чёрными вилками.

«Шеф в настроении, шутливый», – отметил Ирвин. «С годами шутки Джо всё сильнее отдают мизантропией».

«Алби, надо понять его. Человек потерял семью…»

«А может, нашёл?!»

– Если имитаторы настолько противные, что будут в нас стрелять, – предложил Альф свои точку зрения, – нам запишут успех, когда мы их подавим упреждающим огнём? Я готов! С удовольствием верну им состояние того, чего… ну, как его… Алби! во что превращал всех глаз Шивы, который во лбу?

– В изначальную материю. Вроде шлака или сажи.

– Отставить вандализм, иначе запишут не успех, а штрафные баллы. Комплексы установлены нашим придирчивым заказчиком. Военные имеют право убедиться, что получают на вооружение надёжную технику. Они могут устраивать сюрпризы, которых мы не предусматривали… И ещё одно учтите: кроме комиссии Айрэн-Фотрис, на эскадре могут быть скрытые наблюдатели.

– Пусть ими займётся Норр, – вкрадчиво предложила Бланш. – Эти типы своим поведением должны походить на шпионов. Я, кстати, могла бы помочь нашему Бдительному между вылетами. Я разбираюсь в людях, вижу их насквозь. Поручите это мне, мистер Мошковиц…

– Нет, нет и нет. Каждому своё! Идите в бюро планирования, берите там задания; конверты вскрыть, прочесть и сдать. Обсуждать в отведённом для этого месте, в назначенное время. Норр проследит, чтобы вы не лучили текстами направо и налево. Затем на инструктаж к Яримицу. Перед вылетом – ко мне на совещание.

Базовый крейсер «Беллона» был велик, но с «Тарквинием» не сравнить. Свободно пообщаться удавалось только в кубрике, отведённом Дагласам, так как почти всюду висели таблички: «В ЭТОМ ПОМЕЩЕНИИ КИБОРГАМ ЗАПРЕЩЕНО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ РАДАРАМИ И СКАНЕРАМИ».

– Едва я усёк, как азиатский гном тащит на борт свои сундуки, мне захотелось в Баканар, домой. Опять вози туда-сюда глистов в бульоне! Экспериментатор!.. Пострелять вволю не даст. Одной головой пилотируй и целься, другой бульон помешивай и суй в кастрюлю градусник. Зря ему Джомар внушил, что нас надо инструктировать устно. Яримицу слушать – как зубами вёдра поднимать! в нём человеческого меньше, чем в дюбельном пистолете!

Ирвин посмеивался, Албан утешал:

– Альф, гордись – пока мы самые скоростные корабли на свете, он от нас не отвяжется. И в бой пойдём, он что-нибудь под ложемент засунет, вроде коробки с тараканами. Я уже слышал, как профессор лаялся с оружейниками – требовал впихнуть биобоксы в отсек тритиевых ракет.

– Он меня довёл, – покаялась Карен. – Иногда хочу треснуть его по лысине. Это я-то не умею составлять отчёты! Мои отчёты в рамочку хотели вешать, вместо образца, все цифры в них всегда сходились! А мне этот сморчок мизинцем тычет: «Тебя не обучили общепринятым правилам пунктуации. Введи в мозг орфографический словарь». Я ему введу, втроём не вытащат! муравьед от слова «въедливый»!

– При чём здесь муравьед? – вступилась Бланш за невинное животное. – Я его видела, симпатичный зверь. Хвост опахалом.

– И нос хоботом! Училка объясняла: он высасывает муравьёв из норки. Когда я слышу Яримицу, страх берёт, словно он не ошибки ищет, а муравьёв вылизывает, лакомится. Язык в виде шнурка Ему только дай послюнявить, кто запятую поставил не там.

– Будь на планетке-мишени хоть что-то живое, Яримицу и туда бы спустил биобоксы, – уверенно заявил Альф. – Чтобы сравнить, как дохнут их и наши бациллы – кто быстрее.

– Не переживай; даже если бы там города стояли, нас бы никто не предупредил.

– Какие города, Алби?! Там атмосферы нет!

– На Хамре её тоже почти не было, но учёные десяток лет пыхтели, чтоб всё живое вытравить.

– Ты стал слишком щепетильный насчёт всяких козявок. – Ирвин казался неприятно удивлённым. – Словно собрался в Зелёную церковь записываться… Ретробионы убивали людей, это нельзя было так оставить.

– Людей туда не звали.

– Это Экспансия, тут выбирать не приходится. Или ты накладываешь лапу на планету, или накладываешь руки на себя. Кто не расселяется, скоро захлёбывается в отбросах и расплодившихся сородичах. Чтобы этого не случилось, надо быть сильным и жестоким.

– Наверное. Но я никогда не убивал.

– Научишься, дело наживное! Хочешь освоить профессию – спроси у Альфа, как давить на спуск. Верно, Альф? Ты в своих игрушках, пожалуй, миллион врагов угробил, не меньше. Чпок – готово! Надо у игроков учиться. У них жизнь воображаемая, смерть – понарошку, сохранился – и переиграл битву. Надо полагать, Альф, ты и в эвтаназию играл! Нашёл фляжку сиропа, заглотил – и на новом уровне. Так?

В экспедиции на безымянную планету было много званых, но мало избранных. Никто не посвящал слаженно работающие экипажи и бригады в сущность проекта; от них требовалось одно: исполнять приказы и соблюдать правила Лишь приближённая к конструкторам часть сотрудников «Флэш» и экипировщики семьи Дагласов имели представление о том, что происходит в системе оранжево-голубой звёздной пары; остальные довольствовались слухами:

– Испытываем перехватчик-невидимку.

– Нет, космический штурмовик-робот.

– Это не дистанты, я точно вам говорю. Оператор, даже на семь игл подколотый, не может отдавать приказы с такой скоростью. Машины автономные. Откуда вылетают и куда скрываются – не отследишь. Как призраки!

– Сомневаюсь, что эти корабли – автоматические, – цедил опытный телеметрист, не один год просидевший наводчиком на дегейторе. – Я понаблюдал за ними; у них есть индивидуальный стиль. Почерк. Только люди имеют стиль…

– Э, нет, люди так быстро не летают! И гравитор не спасёт.

Перед отправкой экспериментальных машин с «Беллоны» коридоры, ведущие к шлюзам носимых объектов, пустели. Особенно строго охрана следила, когда вооружённые ракоскорпионы под моргание сигнальных ламп быстро-быстро проносили от секретного отсека в шлюзы некие продолговатые ящики. Когда суматоха стихала и коридоры заполнялись пешеходами, пятеро сэконд-лейтенантов порознь проникали к «флэшам» почти незамеченными.

А некоторое время спустя телеметристы следили за отходом странных носимых от крейсера – и отмечали их исчезновение. Слабый радужный трепет, магнитно-лучевой всплеск, объект пропадает.

После чего на планете-мишени загоралось и тлело тревожное огненно-рыжее пятно. Затем второе. Третье. Словно метки от пуль, пробивших шар планеты.

Только мысль. Движение заряженных частиц между молекулами субстрата. Прицеливание совершается само. Не зажимать левый глаз, не сдерживать дыхание, не отмерять давление пальца на спусковой крючок. Это просто, как поймать глазами красотку в толпе. Вот сюда. Внимание, снимаю!

Ни отдачи, ни грома. Заряд уходит сразу в гиперскачок и материализуется там, куда должен попасть. Овеществлённая мысль в виде сгустка плазмы. Телеметрия, ощущаемая как восторг, доносит: «Цель поражена».

– Мистер Мошковиц, образец II запрашивает разрешение на подлёт к мишени.

– В чём дело, образец II?

– Хочу убедиться в эффективности «торхаммера» и изучить результаты прицельного ведения огня, сэр!

– Это можно. Занимательное зрелище. Сперва рассчитай расход энергии на…

– Уже, мистер Мошковиц. Сделано. Альф, летим в паре? Устанавливайся на дистанции сопровождения.

Чёрные трезубцы вместе прорвали барьер, бросив в магнитосферу безжизненной планеты яростные фейерверки радуг. Перегрузка при торможении была умопомрачительной, но гравиторы «флэшей» шутя скомпенсировали её. Броня засветилась ползучим огнём.

– Гляди. – Албан запустил ракету и поставил дополнительное поле для защиты от близкой термоядерной вспышки. – Замедли зрение.

Адская люстра зажглась, осветив каменный простор на ночной стороне необитаемого шара. Там расплывалось гигантское облако газовой мути.

Камень кипел, обратившись в горящий расплав. Земля стала огненным морем; беснуясь от муки, она выбрасывала вверх фонтаны взрывов. Кое-где земная кора лопалась, как нарыв, испуская столбы дыма и багровую магму.

– Круто, – прошептал Альф.

– Размером с Сэнтрал-Сити. – Албан не мог отвести глаз от картины внизу. Корабли, описывая дугу, уходили на дневную сторону; пейзаж Армагеддона удалялся.

– Это… я или ты сделал?

– Ты. Твои координаты.

– С ума сойти. Подумал – и готово… Я не ожидал. Грандиозно. Просто кошмар. Выходит, это моя мысль сюда плюхнулась!.. Я валяюсь!

– Это была твоя плохая мысль. Запомни, как она выглядит.

– Ага, я записал. Покажу Карен.

– Джомар был прав…

– Ты о чём?

– Мы как-то говорили о…

– По-моему, он не настроен болтать с нами.

– Он умный, но не любит отдавать свои знания. Приходится ловить его в момент, когда он не может улизнуть.

– Ха! Ну и?..

Корабли продолжали виток по орбите. Угрюмая планета, обожжённая чёрными ангелами космической бездны, туго поворачивалась на оси, тая в недрах месть пришельцам. Попробуйте снизиться – я притяну вас, не вырветесь. И нейтринный движок не выручит. Вмажетесь в моё тело, один кратер останется…

Нагие ангелы, погружённые в жидкий гелий, продолжали диалог. Неживые по природе, они были охлаждены до опасной близости к абсолютному нолю, буквально охвачены оболочкой двойной смерти и недоступны мелким земным страстям. Души их беседовали друг с другом через эфир, вместо лица визави глазами ближней телеметрии видя порождение вселенского мрака и оранжевой мглы иного пространства – три чёрных клыка, объединённых в слиток скорости и беспощадности.

– Началось с Адама. Яблоко, грехопадение… и так далее. Вслед за этим рухнул мир, ведь он – проекция человека. Даже небо повредилось, там появился гнев. Прекратилось бессмертие, возникла «левая сторона» – демоническая. Джомар сказал: «Сатан – ангел смерти и воля к злу в человеке». Понимаешь? всё исходит из нас.

– А Бог? – Альф был большой скептик и циник.

– Он, что ли, велел тебе стрелять?

– Не разговор, Албан. Хоть и противно, но мы – подчинённые…

– Вот я и думаю – кому? Откуда идёт приказ и почему мы его выполняем?

– Давай-ка сотрём эти базары, пока никто не протестировал блоки корабельной связи.

– Боишься?

– Боюсь. Я хочу жить долго.

– Другого бойся. Слышал слово – Хиросима?

– Оно олимпийское?

– Да, азиатское. Раньше так называли атаку, если снаряды – с радионуклидной начинкой.

– Устарело. Чудно, что нам ставят ракеты с термоядом. Должно быть, так дешевле… А почему ты сказал это слово?

– Вспомнилось. Так назывался город на Старой Земле, где испытали первую бомбу.

– В городе? На людях?..

– Да. Была какая-то война. Бомбу сбросили на парашюте. Там погибло много, десятки тысяч. Одни сразу, другие… Но это случилось давно. Только название осталось, да ещё имя. Его применяют психиатры: синдром Изерли.

– Не слышал. Какая-нибудь болезнь?

– Можно сказать, что болезнь. Изерли был пилотом, метеоразведчиком. Он выбирал объект для бомбера Всего-то одну фразу и сказал: «Бомбите первую цель». Потом понял, что приговорил тех, на земле. Они стали ему сниться. В общем, он умер в психушке.

– К чему ты мне это рассказываешь? – Голос Альфа стал слегка враждебным.

– Всех, кто бомбил, забыли, а его запомнили. У бомбивших не было совести.

– Не в тему, – недовольно ответил Альф. – Такие штучки лучше не обсуждать на службе. Эта рубрика не для нас.

– Как сказать… – Албан вновь переключился на визоры, обращённые к раненой планете. – Мы сделаны для того, что ты видишь, только масштаб будет больше. Помнишь, какую площадь покрывает выстрелом «торхаммер»?

– Алби, это будут не люди, – терпеливо пояснил Альф. – Туанцы, мирки или кто-то ещё – все они чужие и враги. Они не задумаются нас спалить, так что и жалеть их нечего. На звёздной войне не до эмоций!

– Хм, легко ты рассуждаешь… Послушать тебя – подумаешь, что иномиряне не живые, им не больно, и детёнышей у них нет. Да ладно туанцы – сорок лет не прошло, как с Альтой воевали. Траю гранулами посыпали, чуть экоцид не устроили. Альтийцы и трайцы – земляне, а нас и против них могут послать.

– Знаешь, давай не лезть в эти хитрые материи – кто был прав, кого зря тронули, кого не зря… Будет лучше, если мы не станем теребить мораль и ограничимся технической стороной дела. Вот – стрельбы. Мы отстрелялись, комплексы не успели нас засечь, никто условно не погиб…

– Не погиб, – согласился Албан, не отрывая взгляда от планеты. Магматический очаг пылал, извергая раскалённый газ. Осколки земной коры, как льдины в заторе, сталкивались и вздымались, разламываясь под собственным весом. Там, внизу, рушились горы и разверзались бездны подземного огня. В мешанине катаклизма трудно было различить мелкие детали, но это и к лучшему – вдруг что-нибудь заметишь, а потом навязчивая мысль измучит: был там кто-то или никого не было?

– Образец I, к выходу – товсь!

– Образец I к выходу готов.

– Точку выхода отметить.

– Есть.

– Наводка на точку выхода, проверка радиуса окружения.

– Чисто.

– Выход.

– Есть выход. Что… масса у точки выхода! дистанция – 0,47 безопасной. Масса смещается. 0,34, 0,26…

– Образец I, поворот от точки выхода, вниз и влево. Образец I! в левый нижний квадрант!

– Заткнись, я уже выхожу! Да! и вообще это не масса! это фрегат «Бетхэн Галлахер»!

«Встреча масс, – вспыхнула мысль в образце I, – блистательный финал!..»

– Провались вы все! иду в бросок!

В точке выхода блеснуло радужным огнём, пустота расцвела пучком выброса – и «флэш», едва показавшись в реальности, вновь ушёл за немыслимый предел, где проходили его трассы. Радужная волна накрыла встречный корабль – и он прошёл сквозь неё. Джомар посерел, глядя на замедленную анимацию события, с запредельной быстротой случившегося в трёх биллионах километров. Сатанинские скорости, дьявольские ошибки! Какой-нибудь микрон смещения прицела оборачивается огрехами в тысячи астрономических единиц. Яримицу, не мигая, жадно внимал переговорам между операторами.

– Запросите «Бетхэн Галлахер», – неживым голосом попросил Джомар. – Немедленно! Если там кто-нибудь жив.

– Какая трагедия, – бормотал Яримицу, с помощью наладонника решая некую срочную задачу. – Какая нелепая ошибка… Мистер Мошковиц! Я должен взять бот, чтобы лететь на «Бетхэн Галлахер». Сейчас же! Великолепный выброс. Нельзя было предугадать… Сколько там экипажа? есть ли на борту животные или растения?

– Шестьсот тридцать человек, – сжав челюсти, процедил вахтенный офицер. – Артур, связь с «Бетхэн Галлахер», живо!

– Есть ответ фрегата, сэр. Они… передают, что произошёл обвальный отказ части аппаратуры. Управление сохранено.

– Дайте сюда, – вопреки всем правилам Джомар выхватил шлем связи. – Эффи! проверьте, как там образец I!

Образец I, как и положено, лежал, плотно втиснутый в ложемент и залитый жидким гелием, нагой и прекрасный, пронзённый кинжальными штекерами, словно святой Себастьян стрелами. Черты его совершенного лица были недвижимы, как у мраморной статуи; на устах замёрзла улыбка. Внутри, в бронированном туловище, в яйцевидной оболочке нерушимого фартанга, в опаловом кабошоне субстрата трепетал от ужаса человеческий разум, нейромедиаторами навсегда связанный с игрой в войну – как будто из экрана выплеснулась кровь, а на экране наискось застыла маска смерти.

ОТМЕНИТЬ – нажимал он в спешке виртуальные клавиши, но видение не исчезало, потому что пришло не извне, а из сознания. НЕ СОХРАНЯТЬ ИГРУ – но игра зависла. Душа игрока дрожала нитью молочно-белого свечения в слитке мозга. Он боялся шевельнуться. Любое движение могло запустить механизм Апокалипсиса, вселенскую мельницу уничтожения. Сейчас он хотел мгновенно умереть, чтобы не видеть жертв и не встречаться ни с кем взглядом.

– Образец I стабилизирован в пространстве квантового броска. По данным телеметрии его системы исправны, но на запросы он не отвечает.

– Готовьте к запуску образец II, – сухо скомандовал Джомар. – Албан!

– Да, мистер Мошковиц?

– Иди и вытащи его оттуда. Сделай это как угодно. Можешь нарушать все технические нормативы, я разрешаю – только достань его.

Почему-то размороженный Альф счёл, что безопаснее всего держаться за руку Албана. Он её прямо-таки не выпускал. Не слишком стискивал, кожу не портил, но разжать его пальцы было невозможно. Поглядев на эту скорбную картину, Джомар промолчал и на выходе из кубрика бросил Норру:

– Оставьте их так. В конце концов Альфу надоест.

Говорил Альф только шёпотом, тревожно оглядываясь:

– А там всё нормально, на фрегате? Ты это точно знаешь? Ты врёшь или правду говоришь?

Албан большей частью врал. О «Бетхэн Галлахер» ему было известно только то, что фрегат лежит в дрейфе с минимальным смещением, что к нему пристыковано второе госпитальное судно эскадры, что Яримицу безвылазно обосновался на фрегате, и боты подвозят ему на подмогу всё новые группы из «Генезиса». Зная, как малютка-профессор любит изучать смерть живых существ, Албан решил, что Альфу незачем знать о том, куда слинял плешивый корифей, иначе образец I ещё сильнее затрясётся.

Со времён пришествия Бланш в Даглас-центр он не видел, как может трястись киборг. Очень даже может! Это выглядело, словно борьба тела с душой – тело каждым контрактором рвётся куда-то бежать, сломя голову, а душа хочет сжаться, ослепнуть, оглохнуть, как зверёк, что притворяется умершим, и с трудом сдерживает непоседливое тело.

– Там действительно никто не пострадал? А кто это сказал? Ты своими ушами слышал?

– Привет, – появился в дверях какой-то светлый, улыбающийся человек. – Я ваш психолог.

– Здравствуйте, – кивнул Албан. – Мы – ваши психи.

«Он должен точно знать! Я у него спрошу!» – встрепенулся Альф.

«Лежи, я сам тебе скажу. Записывай: „Синдром Изерли – комплекс личной ответственности за массовое убийство людей, связанное с новейшими техническими достижениями". Ты доволен?»

«Какие же ироды эти врачи. Они заранее всё выдумали, чтобы мы в болезни попадали, как в ловушки! Не успеешь рехнуться, а у них уже готов ярлык тебе на лоб!»

Блок 8

– Считай, почти отлетались, – кодированным птичьим языком подвёл итоги Албан. Он возвратился из рабочей секции, где сдавал отчёт об очередном дальнем броске. – Шеф говорит: следующим пойдёт Ирвин, а твой рейс будет последним в этой серии.

– Я по тебе соскучился, – признался Альф с какой-то детской, смущённой улыбкой. – С новыми батареями в такую даль уносимся, что не дождёшься, пока кто-нибудь вернётся. Сколько ты за этот раз нарезал – парсеков четыреста?

– Четыреста десять с мелочью. И это не предел; энергии в запасе оставалось много.

– Особенно тоскливо ждать здесь, на «Тендере». С «флэша» ещё можно с вами связываться, кто в полёте, а тут… тощища!

– Адмиралы нами довольны. – Албан перебрал вещи, сложенные в шкаф при отправке. Надо переодеться; не Щеголять же по коридорам в тонком полётном костюмчике. – Теперь мы за трое суток можем охватить сферу диаметром почти в килопарсек. Мощь, называется. Что-нибудь онлайновое, новенькое приходило с родины?

– Одно и то же – выборы! Рейтинги, набор очков, всякая грязь… Кирле снял кандидатуру – ясно же, на второй срок он в Президенты не пройдёт. Два года его славили, только что в зад не целовали, какой он государственный умище и силач-мужчина, а теперь все подвиги ему записывают в минус.

– Угу. И я бы записал, если б голосовал.

Албан перебрал в уме достижения Гастона Кирле, «непреклонного поборника порядка и стабильности». Но только про себя, не выпуская на радар. Нельзя и на миг забывать о поборниках, круглосуточно следящих за крамольными обмолвками.

«Победитель манхла, тоже мне. Зарплаты срезал, налоги поднял, пол-Конституции вычеркнул, а чтоб не возмущались, натравил на людей сэйсидов. Даром таких спасителей не надо. Самого бы его под военно-полевой суд подвести. Скольких лучевали, посадили, потом охота на ведьм – с работы за слово вышвыривали. Кусок Города разбомбили, а вместо жилья – добро пожаловать на развивающиеся планеты, или селись в бидонвиле. Потрудился, пот утёр – и выбирайте меня снова! Нет уж, хватит».

– Осталось двое – Норман, либерал, и Эбер, консерватор. Лидирует Эбер, с небольшим отрывом.

– Что обещает?

– Порядок, стабильность…

– А точнее? – Приоритеты консерватора не приглянулись Албану.

– Мощь державы наращивать будет. Продолжать Экспансию, очищать Город…

– Как, ещё не очистили?!

– Нет, планирует отправить пару-тройку миллионов на освоение и укрепление позиций где-то там, куда мы с тобой летаем.

– На Хамру, должно быть. Самое то место. Тишь и гладь, жирные земли, безоблачные небеса. Милитаризм проповедует или как?

– В полном объёме. – Альф помрачнел. – Корабли должны быть больше, пушки – дальнобойней, а солдат заменят бессмертные роботы

– Это обнадёживает. – У Албана тоже стемнело на душе. – Особенно актуально для нас. Глядишь, и до звёздной войны доживём. Шеф меня порадовал – дома сошла с конвейера партия новых Дагласов, три штуки.

– Да ну?! – От неожиданности Альф вскинул брови. – Кто они? Почему их сразу столько?

– Он не распространялся о них. По его ужимкам трудно понять, с чего так уверенно решили восстановить производство. Или шеф с конструкторами уломали Норра, и тот подписал резюме, что мы покладистые и лояльные на сто процентов, или… Не представляю, как им удалось разблокировать «Сефард», но факт, что удалось. Кстати, Джо хочет отправить меня в Даглас-центр, не дожидаясь, пока вы откатаете серию.

– Зачем? – привстал Альф. Ему тотчас представилось, что выпуск Дагласов возобновлён неспроста – не иначе, Джо научился вводить функцию рабства уже на этапе транскрипции разума. Что из этого следует? их, пятерых, вывезут обратно врозь, чтобы по одному перенастроить на режим, который Норр именует «оптимальным». Оптимизация – термин нет-нет да мелькал в скупых речах Наблюдателя. В глазах Норра это означало те же «порядок и стабильность», которые внедрял Президент Кирле: никаких возражений, никакого своеволия, следование генеральной линии правительства и прочие государственные добродетели.

– А вот догадайся с трёх раз.

– Если ты уже знаешь, то перестань со мной играть!

– Ладно, угадайка отменяется, – сжалился Албан. – За время до начала следующей серии надо натаскать свежаков по основам квантового пилотажа. Парни Джо, будь они хоть семи пядей во лбу – всего лишь кибертехники, настройщики роялей. Кроме нас, ни у кого нет опыта пилотирования «флэшей». Значит, мы становимся инструкторами молодых. Должно быть, Джо собрался козырнуть перед командованием, показать кадровый рост проекта. Других версий не имею.

– Зато имею я. – Альф сделал вид, будто масштабно подкручивает что-то в своей голове.

– О, пусть это тебя не колышет. Конечно, Джо – изверг и фараон, но за нашу наработку будет стоять стеной. Все инстанции обойдёт, но докажет, что мы нужны в неизменённом виде. Полезет он в субстраты второй раз, как же!.. Если в наших мозгах хоть что-то попортится, его Мягкий с Желтком первыми съедят.

– Новые… – Даже воображаемое зрелище Даглас-центра, где мельтешит кто-то, кроме пятёрки изначальных существ, было Альфу донельзя противно. Близился момент, когда первые перестанут быть уникальными – это предчувствие в Альфе было сродни страху, из-за которого мужчины, засидевшиеся в холостяках, разрывают помолвки и сбегают из-под венца. Нестерпимо нарушить что-либо в привычном мире, впустить в свой дом незнакомку.

– В некотором смысле даже лучше, если нас станет больше. – Похоже, Албан размышлял, сомневаясь в каждом слове. – Если кого бросят в пекло, то не старую гвардию…

– Я хочу летать, – насупился Альф. – Я люблю летать, но воевать… Почему нас не задействуют в разведке? Могли бы вместо оружия ставить на «флэш» толковую телеметрию, системы для изучения звёзд, планет… Мы обскакали бы туанцев, проникли бы в неизвестные районы! Вот и Экспансия, о которой нам жужжат!..

– Норр скажет: «Надо оборонять завоевания».

– У него всё через военные термины! «Оборонять»! – передразнил Альф Наблюдателя, точно воспроизводя его интонацию. – А почему именно я?! Почему они планируют, а я обязан выполнять? Нас не агитировали вступать в армию, контрактов с нами не подписывали, самых мизерных уступок пришлось добиваться забастовкой! И чем кончится? Они затеют войну, а воевать отправят нас! Я этого НЕ ЖЕ-ЛА-Ю!

Албан не нашёл, что ему возразить. Тревожное ожидание войны исподволь терзало и его, как ни старался он убедить себя, что в обозримом будущем вооружённых конфликтов не предвидится. Зато изнутри, словно голос лягушки, послышалась речь Джомара, записанная с полгода назад и теперь возникшая из памяти в ответ на стремительно сложившуюся цепь ассоциаций:

«Ты ещё не знаешь всего, что можешь… Несравненно больше, чем простой человек. Мгновенный переход между пространствами. Сверхзрение, сверхслух… и то, чего я даже представить не в силах. Не боюсь преувеличить, говоря, что Дагласы – первая ступень восхождения людей к абсолютному величию…»

Поди, на научных заседаниях он такими лозунгами не бросался. Это что-то внутреннее, сокровенное, выношенное в молчаливой работе мысли, подгоняемой мечтами. Он хотел заразить пилота своей увлечённостью, внушить понятие о небывалой важности, даже предопределённости смерти скромного наладчика Албана Хассе и рождения суперпилота Албана Дагласа.

Учёным должна руководить безумная, недостижимая мечта – только тогда он добивается реальных результатов. Редко бывает так, что исповедь учёного слушает его изделие, само его открытие.

«…даже к бессмертию. Субстрат, где записано твоё „Я", очень стоек. Никакого сравнения с артонами – их мозг деградирует через пятнадцать лет. А субстрат может хранить интеллект лет двести, триста. Полная совместимость с любой техникой. Энергия, ремонт и замена тела – вот всё, что требуется для вечности. Клан людей, чьи личности вложены в субстрат, однажды может занять ведущее положение в обществе. Представь – ни фаворитов, ни любовниц, никаких плотских вожделений; чистый разум, власть без корысти и коррупции…»

Вот до чего может измучить человека неразбериха в семье и дурная чехарда в Городе!.. Уйти в субстрат, очиститься от лунных приливов секса, дрязг быта, повседневной суеты – и думать, думать, мыслить, наслаждаясь необъятностью рассудка.

Тогда Джомар глядел так, словно хотел выгнать Албана из тела и занять его место.

«У тебя завидный удел, Алби. Будущее за тобой».

«А что же вы сами не…»

«Мне не по карману субстрат и транскрипция».

«Бесполые владыки, а у них – бесполые пилоты и бесполые секретари, – втайне усмехнулся Албан. – Так я и поверил, что верховная братия примет меня на равных! Власти без слуг не бывает; туда-то меня и определят. Джо, ты видишь будущих сверхчеловеков вовсе не бесстрастными, если заранее ставишь их на самый верх. Живые им так просто не уступят; стало быть, место наверху придётся брать с боем. Но я не рвусь ни в кибербоги… ни в массовые убийцы. Не хочу. И я не фантош, чтоб тупо подчиняться Айрэн-Фотрис. В лавке кукольника не было вояк! Как говорил седобородый?.. «Станут стрелять, спалят витрину». Они разрушают всё – сознание, города, планеты. Они мыслят мощностью бомб и числами убитых, навязывают это всем – фантоши должны принимать мысли кукловода за свои… Хочешь быть собой – вычеркни себя из военщины».

– И я подумал… – Альф замялся, не решаясь высказать что-то. – Если поискать, можно найти место, где нами не будут командовать. Где мы сами станем распоряжаться собой. Мы ведь киборги, на основе серийной модели, ты так сказал когда-то…

– Ты предлагаешь… – медленно начал Албан, не спеша произнести слово, которое очень давно не звучало в компании Дагласов.

– Бежать, – отрывисто произнёс Альф и замер, выжидая, что ответит образец II.

– Надеюсь, ты над этим долго думал. То есть взвешивал все «за» и «против». Ведь речь не о том, чтобы только сбежать. Придётся жить. Даже выживать.

– Ты согласен, да? – Альф говорил быстро, словно боялся, что старший его перебьёт, осадит, высмеет или что-то в этом роде.

– Погоди. Ты никогда не жил самостоятельно. Ты компьютерный мальчик. Твоя реальность была – игра и Сеть. Раньше с тобой возились родители и медики, потом Джомар. Ты даже не ходил по Городу, тебя возили. Я-то выкручусь, но как ТЫ сможешь там обретаться? Если тебя не водить за руку, попадёшь в лапы к Норру меньше чем через сутки.

– У меня есть свои планы. – Посуровев, Альф говорил, едва разжимая губы. – Я просчитал кое-что наперёд и разработал ряд вариантов. Мне кажется, ты не прочь удрать от Джомара… я почти уверен, что не ошибаюсь в тебе. Если мы играем вместе, наша затея сработает. Если ты… скажем, не решишься… тогда просто не мешай мне. Тебе легко будет соврать, что ты не знал о моих замыслах. Джо не сможет прочитать это в субстрате. Но вместе у нас получится гораздо лучше!

– Выкладывай. – Албан присел на его койку.

Готовность. Вероятно, при отборе образцов Джомар в каждом старался измерить это свойство. Способен ли новичок твёрдо перейти от намерения к действию? сможет ли сдержаться до решающего момента и пойти в атаку? Для пилота «флэша» и трусость, и нетерпеливый фальстарт означали поражение. На этом погорела первая Карен; в ней не было бойцовской уверенности: «Я смогу!»

Но смелость годится для многих рискованных поступков. Скажем – отказаться от роли топора на бойне. Даже если отказ грозит смертью, а лояльность сулит долгую жизнь.

Механизмы – те всегда послушны. Но людям дана свобода воли. Если Джомар предлагает величие сверхчеловека и войну, то альтернатива этому одна.

Бежать.

– Главная фишка в том, – оживился Альф, поняв, что старший на его стороне, – что мы будем прикрывать друг друга. Это мне только сейчас взбрело в голову! Когда ты сказал, что уезжаешь в Даглас-центр раньше всех…

– Эй, а более продуманного плана не имеется?! – возмутился Албан. – Ты всерьёз полагаешь, что я буду слушать бредни, которым две минуты от роду?!

– Не дрейфь, всё гениально! – зашипел Альф. – У меня молниеносный мозг! Ну-ка, вспомни график движения биг-транзитов в этом сентябре. Ага? До октября отсюда на Колумбию нет прямых рейсов. Ради одного тебя никто корвет гонять не станет. Вывод – ты отправишься на канонерке до трассы бига. Дальше – две пересадки. По-твоему, это бредни?

– А ты комбинатор, – признал Албан. – Можешь не продолжать. Вопрос в другом – ты-то как исчезнешь?

– Ноу-хау, – горделиво вскинул лицо Альф. – Важно сделать это одновременно. Мы им покажем, как раки моргают!

В целом двадцать седьмое сентября не предвещало никаких особых катаклизмов. Для деятелей культурно-развлекательных каналов TV это был даже весьма выигрышный, знаменательный четверг. Кареглазый, похожий на жестокого юного ангела паренёк-четырнадцатилетка по имени Мартин Шредер выиграл конкурс «Мальчик Города» и купался в лучах мимолётной славы, раздавая пламенные интервью и рассылая воздушные поцелуи тем, кто не мог до него дотянуться. По нему сходили с ума все, до старцев и старух включительно. Надо ли говорить, что у подиума Шредера подстерегали доверенные лица кандидатов в Президенты, и после недолгой, но ожесточённой схватки верх одержали люди либерала Нормана. Мгновение – и Шредер уже за либералов! Сколько он огрёб за это? спросите у его мамули, которая подмахнула за Мартина выгодный контракт.

Вообще солнечный тридцать седьмой и полный надежд тридцать восьмой годы были перенасыщены конкурсами, пышными шоу, военными парадами и прочими массовыми увеселениями. Когда объявили конкурс на самый кривой нос, к залу, где измеряли носы, сбежалось чуть не сорок тысяч крючконосых, возникла давка, полсотни человек затоптали и замяли насмерть, хотя главная премия за гнутый придаток лица составляла всего двести бассов. Вот как велико было желание людей развлекаться и веселиться!

Многие на «Спейс Тендере 102» смотрели награждение Мартина Шредера по платному каналу on-line. Образец I рассекал пространство где-то в беспредельной дали от корабля-матки. До выхода из броска оставалось ещё немало времени, движением «флэша» интересовались одни телеметристы. Они-то и дали первый сигнал о том, что образец I прервал квант-бросок раньше срока.

– Да, сэр. Сейчас он в реальном пространстве, мы отчётливо наблюдаем его.

– Дайте связь с бортом! – потребовал Джомар.

– Мы пытаемся установить с ним контакт. Управляющий модуль не отвечает. Действует только контроль основных функций, но…

– Что значит ваше НО?!

– Данные поступают с перебоями. Канал связи неустойчив. Однако, по приходящим с борта сведениям, серьёзных отклонений в работе корабельных систем нет.

– Продолжайте постоянно запрашивать борт в режиме тревоги! Как только связь наладится, передайте борту приказ – немедленное возвращение на базу! Он делает хоть какие-то манёвры?

– Обычные, предписанные после выхода – торможение и разворот.

«Ох! – У Джомара перестало щемить сердце. – Значит, движки на ходу: парень справляется сам. Лишь бы дотянул до радиуса подлёта, тут-то мы его подхватим!»

– Докладываю – «флэш» ушёл в бросок.

«Сила небесная! Он всё-таки сумел!»

– Каждые пять… нет, каждые пятнадцать минут сообщайте о движении корабля в броске, – почти спокойно велел Джомар телеметристам.

– Возможно, вскоре это нам удастся, сэр. – Голос дежурного координатора полётов звучал неуверенно. – Пока мы не определяем «флэш» на векторе, ведущем к базе. Сейчас расширим зону поиска, и тогда…

– Почему вы его не видите?

– В районе запусков у нас тридцать пять локационных станций, из них работает шестнадцать. Подключаем все остальные. Это займёт некоторое время…

– Что же вы раньше этого не сделали?! – Джомар едва не завопил.

– Не предписано инструкцией. Мы обеспечиваем наблюдением векторный тоннель и участки близости к чужим звёздным системам.

Прошёл час. Сеть действующих станций постепенно расширялась, но «флэша» в зоне не было. Атмосфера в научных отсеках «Спейс Тендера» стала раскалённой от нервных криков, беготни и поспешных селекторных совещаний. Мягкий с Желтком в открытую заявляли, что причина ЧП – управляющий модуль, поскольку корабль остался на ходу и подчинялся командам киберпилота. Джомар в ответ упирал на никудышную структуру слежения за «флэшем» и кретинскую инструкцию, из-за которой бездействовала половина локаторов. Наконец он нашёл выигрышный ход, позволивший на какое-то время унять разъярённых конструкторов:

– Спокойствие, господа. У нас есть модуль с опытом эвакуации потерявшихся кораблей из броска. Вспомните, как он работал после инцидента с «Бетхэн Галлахер». Претензий не было! напротив, заказчики нас одобрили.

– Ваш образец II уже на пути к Колумбии!

– Не проблема. Вышлем вдогонку клипер-курьер, а образец прикажем вывезти навстречу клиперу с любого борта, где бы он ни находился. Когда прибудет, его будет ждать заправленный «флэш».

Но и здесь объединённый проект подстерегала неудача. Даже можно сказать – облом!

– С розысками сэконд-лейтенанта Албана Дагласа возникли определённые трудности, – застенчиво доложил безопасник биг-транзита «Гулливер». – Надеюсь, в ближайшие два-три часа мы уладим этот вопрос.

– Вы хотите сказать, что офицер стратегического космофлота потерялся у вас на судне? – с замиранием сердца спросил Норр. Он старался говорить угрожающе, чтобы брата-безопасника проняло как следует, но ханурик на другом конце линии не воспламенился энтузиазмом. Или он расслышал в голосе Норра нотки боязливой дрожи и решил про себя: «Ну, коллега, если ты на высоком посту трясёшься в ожидании разноса, то и мне незачем изображать суперагента».

– Я этого не утверждал. Речь идёт лишь о том, что мы его ищем.

– Он постоянно носит бейдж-маркёр. Круглые сутки. Позиционировать его – не просто легко, а ОЧЕНЬ ЛЕГКО!

– Мы обнаружили сигнал с бейджа, он идёт из трюмных отсеков. Как раз сейчас мои люди и киберы заняты прочёсыванием трюмов. Бейдж непрерывно меняет местоположение. Впечатление таково, что сэконд-лейтенант Даглас активно уклоняется от встречи с нами.

– Изловить как можно скорее – но боже вас упаси его попортить!

Легко сказать: «Поймайте-ка мне этого субъекта!» А как это сделать, если биг – необъятная громада, если отсеки арендованы десятком разных транспортных фирм, завалены мегатоннами грузов и населены десятками тысяч пассажиров? Владевшие биг-транзитом на паях азиаты с Олимпии и компания «Нордическая Инициатива» постарались набить судно поплотнее.

Благо, «Гулливер» носил флаг федеральной колонии Фриленд и потому имел на борту батальон военной полиции, две батареи бластеров дальнобойностью 0,0015 астрономических единиц и три взвода сторожевых автоматов. Но даже если снять все патрули с постов и все расчёты с орудий, целиком и сразу судно не обследуешь. Маркёр удалялся от преследователей, лавируя по развилкам служебных тоннелей, обходя по коллатералям ловушки опускных щитов и умело пользуясь межпалубными колодцами. Пришлось выслать несколько отделений наперехват на электричках, чтобы отсечь беглецу все возможные лазейки.

Пока шла охота, Джомар явственно ощущал себя сидящим на раскалённой плите. Одновременно приходилось подавлять нарастающее беспокойство, излучать уверенность и не принимать близко к сердцу пораженческое настроение Норра, который без остановок зудел над ухом:

– Явный сговор. Образцы имели сведения о сроках запусков и времени отправки в Баканар. Мы слишком многое им позволили, и вот результат. Вольность никогда не сочеталась с дисциплиной. Будет удивительно, если мы не попадём под суд…

– Вы запрашивали сеть слежения? – перебил его унылое нытьё Джомар.

– Да! Никаких следов «флэша»! К слову – работа сети локаторов была им досконально известна. Они летали вдоль цепи включённых станций и знали, где свернуть, чтобы исчезнуть из поля зрения. У образцов на борту своя – причём отличная! – телеметрия…

Возбуждённо повертевшись у стола, Норр замер и спросил, почему-то обращаясь к стене:

– Мистер Мошковиц, а как вы думаете…

– Я сейчас вообще не думаю. Я жду каких-нибудь вещественных, конкретных новостей. Результаты «нет» и «ноль» меня категорически не устраивают.

– …насколько велика вероятность того, что образец агрессивно поведёт себя по отношению к преследователям?

– Методы захвата – как для киборгов. Надеюсь, на «Гулливере» справятся.

– Образец II тут ни при чём. Речь об Альфе.

Джомар позволил себе немного пофантазировать. Его окатило волной жгучего холода, словно на спину плеснули жидкий гелий.

– «Флэш» против «флэша» – ещё куда ни шло. Они маневренные, могут уходить из-под ударов. Но если Альф примется за эскадру, он перещёлкает нас без помех, издалека. Обнулит тремя выстрелами – «Спейс Тендер», центр телеметрии, крейсер главного калибра, и готово.

– Тактику я без вас знаю! – огрызнулся Норр. – Я не о том! Станет ли он стрелять по своим?

– Если до сих пор не открыл огонь, то не станет.

– Мы обнаружили и задержали носителя бейджа, – как-то безрадостно отрапортовал безопасник «Гулливера».

– Прекрасно! – возликовал Джомар, к которому приливом стало возвращаться хорошее настроение. – Высылаем к вам клипер-курьер!

– Не спешите. Задержанный – отнюдь не лейтенант Даглас. Это киборг.

– Позвольте, – к терминалу пролез Норр. – Именно киборг нам и нужен. Он условно считается сэконд-лейтенантом из соображений государственной безопасности. Очень ценный экземпляр. Он не должен быть повреждён ни в коем случае.

– Нет, робот однозначно здешний. Номер, личный код – всё на месте. Андроид-грузчик с мозгом Crohn E21, дешёвая кукла. Фирма-перевозчик арендовала его у «Нордической Инициативы» для контроля за грузом во время полёта. Грузы – в разных трюмах, вот он и переходил из трюма в трюм, а вовсе не пытался скрыться.

– Но бейдж! вы его видели?

– Я держу эту штуковину в руке. Действительно, здесь написано «АЛБАН ДАГЛАС». Он носил бейдж под комбинезоном, а его собственный маркёр был отключен. Вернее, повреждён. Очень умелая поломка.

Свет надежды, только-только воссиявший перед Джомаром, погас. Вернулась сплошная тьма отчаяния.

– Дайте изображение. – В голосе Норра скользнула нотка мольбы. – Покажите лицо киборга!

Напрасны упования на то, что судьба пошутила, и сейчас на экране появится лик образца II! Кадр покачнулся, возникла тупая личина киберкуклы с вечной гримасой бодрости и решимости выполнить любой приказ человека-хозяина.

– Допросите робота. – Джомар осип, голосовые связки изменили ему.

– Кое-что мы успели выяснить. Другой робот – чей портрет, к сожалению, не сохранился в памяти андроида или был стёрт, – каким-то образом внушил грузчику приоритетность своих приказов, велел носить второй бейдж и… не вполне ясная команда – передать нечто человеку по имени Джомар.

– Я – Джомар! Я!! – Отец семейства Дагласов оттолкнул Норра от терминала. – Что передать?! Сейчас, минутку… я включу камеру… – Глазок над экраном зажёгся. – Моё изображение! Покажите ему! Если… он должен опознать. Ну? Он меня видит?

– Да, – бесстрастно произнесла кукла. – Внешний вид соответствует ранее записанному в память. Вы можете получить послание.

– Где оно? Говори! Эй, там, прикажите ему!

– Оно на мне. На туловище спереди.

– Расстегните комбез до пояса! Разденьте его!

На груди, покрытой бледно-розовой глянцевитой пластикожей, было всего одно слово, с нажимом написанное толстым чернильным карандашом:

– Какая, к чертям, Пасха? октябрь на носу! – возмущённо фыркнул Норр.

– Вы невежда. – Вялым движением отключив акустику терминала, Джомар взялся за голову, словно она начала медленно трескаться и раскалываться на части. – Вы ничего не понимаете. Наладчик – и тот умнее. Почему вы не читали регионы вслед за образцом II? тогда бы вы имели хоть какое-нибудь представление о Пасхе…

– Это любому ребёнку известно – Христос воскрес и так далее.

– Не только это, Норр. У вас однобокие познания. Гораздо раньше случилась другая история – тоже, представьте, на Пасху. «Вэтом году – рабы. На будущий год – сыны Свободы», – прошептал он на неизвестном Норру языке. – Да, это сговор. Надо искать их – и найти. Если только море не покроет нас с головой.

– Вы здоровы? – с сомнением взглянул на него Наблюдатель. – Какое ещё море?..

– Чермное море, конечно. Или Красное, всё равно… Он не мог скрыться на «Гулливере»! – Джомар сумел сбросить мрачное, чарующее впечатление от единственного слова, горящего чёрным огнём на груди андроида. – Необходимо запросить помощь центральной безопаски. Блокировать транзит, чтобы и таракан с него не выскочил!

– Организуем, – убеждённо кивнул Норр. – Хотя успеха я не гарантирую.

Он ясно представил себе, как смелое и разумное существо воспользуется паутиной трасс космического транспорта.

Да уж, смелое! тут сомневаться не приходится – надо быть сорвиголовой, чтобы играть в кошки-мышки с Системой!

Но у образцов свои преимущества. Ни болезней, ни сна, ни усталости. Радар заменяет бейдж и считывает все переговоры погони, сканер видит сквозь стены. Схрон – любая нора, любой контейнер. Атмосфера без кислорода – не беда; голод и жажду они способны терпеть неделями. Даже безвоздушную среду выдержат. Вдобавок – мозг, превосходящий все кибернетические устройства. И кериленовая батарея, рассчитанная на десятки лет работы без замены.

В рейсе биг делает на ходу до тридцати стыковок с меньшими судами. «Гулливер» уже сделал пять-шесть – значит, были пересадки людей, сотнями и тысячами. Можно ли отследить весь пассажиропоток?..

Рано ли, поздно, но пассажир попадёт на иностранное судно… или проникнет на борт без билета. Манхло с навыками космического бродяжничества годами кочует по трассам, не опускаясь на планеты.

– Даю задачу. – Норр восстановил приём-передачу звука на терминале. – Если офицер Даглас вступал в контакт с представителями военных властей или службы безопасности на борту «Гулливера», у вас могут быть пропажи. Кроме того, проверьте все запасы расходных материалов для киборгов – питание, запчасти, инструменты для ремонта.

– Это приказ на инвентаризацию вне графика? – Безопасник бига сделал недовольную гримасу. – Выражайтесь яснее, коллега!

– Делайте, что вам сказано. Отвечать будете не передо мной, а в куда более высокой инстанции.

Упомянутая всуе инстанция напомнила о своём существовании часа через три. Переварив рапорт Норра, служебную записку находящихся на «Спейс Тендере» представителей заказчика, а также донос Желтка и Мягкого, кто-то в Айрэн-Фотрис подвёл итоги (отвратительные) и сделал выводы (роковые). С почтой on-line разным людям прилетели два приказа, и получатели отправились их выполнять.

– Есть новости? – Убитый, увядший Джомар едва поднял голову, когда вошёл Норр.

– На «Гулливере» кое-что исчезло – ручной лайтинг пистолетной компоновки, кислородный прибор, другие мелочи… небесполезные для образца II. Он заходил в военный отсек поболтать, с смкой, потом собеседника вызвали – вызов был ложный. Для кражи ему хватило трёх минут.

– Ловок, ничего не скажешь. А ведь прежде он не был замечен ни в чём подобном.

– Образ действий диктует образ мыслей, – афористически заметил Норр. – Последняя новость – плохая. Для вас, мистер Мошковиц. Ознакомьтесь, – протянул он документ.

Джомар невнимательно пробежал взглядом по строчкам, отпечатанным казённым нелюдским языком. Даже слова «взять под стражу» на него не подействовали.

– Вот и море подступило. Ну что же, идёмте.

– Возьмите свои личные вещи.

Норр давно ожидал, что попустительство и благодушие Мошковица плохо кончатся, и настанет час, когда можно будет разом высказать ему все упрёки, скопившиеся за годы затворничества в проекте. Но Наблюдатель молчал. Долгое злорадное ожидание никак не разгоралось в обличительную и язвительную речь – не в последнюю очередь потому, что Норр чувствовал за спиной чьи-то приближающиеся шаги. Нет, никаких посторонних звуков в комнате не было, просто он наверняка знал, что ему не простят промаха, что и на нём отыграются. Надо найти виновных – а тут искать долго не придётся, все собраны в одном месте.

Норр смотрел в спину Джомару, пока тот открывал шкаф, шарил ладонью по полкам. Никогда прежде не было заметно, чтобы Джомар сутулился, но теперь голова его была опущена, плечи подняты. Никогда раньше он не шаркал ногами, а сейчас волочил ступни по полу. За день он будто постарел на полвека. Или выпил что-нибудь?.. Надо пристально следить – вдруг он начнёт заговариваться или шататься; тогда следует срочно вызвать медиков.

– Странно. – Джомар с печальным удивлением осмотрел скудный набор мужской косметики, пакеты с бельём и одеждой, горсть внешних носителей к компьютеру. – И это всё?..

Он ещё раз запустил руку в полку. Достал плеер, щёлкнул крышкой – в ладонь выпала пластинка Джомар поднёс её ближе к глазам; на этикетке игольным пером было начертано: «GREENNEEN – ХЛИП – АЗБУКА РАБСТВА».

– Я так и не отдал его. Жаль. Азбука… Будем изучать.

Загнав пластинку обратно, он нажал ПЕРЕХОД ПО ТРЕКАМ, затем ПУСК – вслепую, не проверив, с какого места включает запись.

– Подходяще. Самое для меня. Это я тоже возьму с собой.

– Как вам угодно.

Функция дверей – открываться. И дверь комнаты Джомара не изменила своему древнему предназначению; она распахнулась вновь, пропуская троицу безопасников «Спейс Тендера». Эти парни не вмешивались в работу Норра – по крайней мере, до сегодняшнего дня, – выслушивали его наставления, соблюдали его предписания и тоже что-то таили в сердцах. Это, затаённое, было сродни чувству, которое испытывает хозяйка, когда в её доме распоряжаются посторонние. Они терпеливо выжидали, когда напасть в образе проекта покинет корабль-матку, но избавление от множества докучливых гостей (один гномик Яримицу чего стоил!) пришло раньше, чем намечалось.

– Мистер Норр?

– Разумеется, я. Кажется, мы не первый день знакомы.

Наблюдатель не испытывал ни малейших сомнений по поводу того, зачем явились местные стражи госбезопасности. Но, в отличие от Джомара, он не собирался покидать комнату согбенным и поникшим.

– У нас приказ – препроводить вас в отдельное помещение.

– В сортир проводить, что ли? – Его раздражение всё-таки прорвалось. – В нашей службе есть чёткий перечень категорий задержания – так что извольте называть вещи своими именами, а не как попало.

– Вы, мистер Норр, под эти категории не подпадаете, – ласково ответил командир. – Для вас предусмотрено другое – режимное содержание под охраной, без внешних контактов, до особого распоряжения. Мы отведём вас в уютную каюту, где вы будете работать над объяснительной запиской по поводу… наверное, повод вам известен? На случай амнезии автомат запечатал повод в конверт – вы сами его вскроете, когда окажетесь под замком.

– Под замком, – повторил Джомар, укладывая вещи в баул. – Но нам не привыкать – верно, Нейтан? Шесть лет, как я взаперти… а вы и того больше! Навык сформирован, ломки не будет. Но вам придётся хуже моего, поверьте.

– Отчего же? – враждебно покосился Норр.

– Дело в песнях, которые вы слушали. В песнях, понимаете? Ваша Гельвеция пела про тёплые камни, про солнышко, травку, звёзды в глазах девчонок и щекотание под коленками… Всего этого вам будет не хватать. А тут, – он тряхнул плеером, – всё про то, как жить взаперти и гоняться за миражами. У меня иммунитет к неволе. Врождённый. Даже наследственный. Воля всегда откладывалась на следующий год, на потом… После четвёртого бокала говорят: «Лешана hаббаа бэ Иерушалаим!» В будущем году – в Иерусалиме!.. Почему я туда не съездил? Были и деньги, и время, а я всё корпел с наукой, и чем дальше, тем глубже, пока не оказался в Баканаре, между четырёх чёрных корпусов. Разве теперь что-нибудь изменилось?..

– Мы проводим вас обоих, – любезно объявил командир. – Только в разные помещения.

– Норр, – по дороге обратился Джомар к Наблюдателю, – а других приказов с Колумбии не поступало?.. Что вы так вытаращились? можно подумать, не понимаете, о чём я спрашиваю. Если нас разогнали подчистую, проекту либо крышка, либо он выживет. Насчёт Желтка и Мягкого приказа об аресте не было?

– Нет. Они оказались проворнее и застучали нас первыми.

– Суки. Я их понимаю. В конце концов, их «флэш» вне подозрений.

– М-да… поначалу была вероятность, что пропажа Альфа – просто сбой, но потом дело высветилось совсем иначе. Буду откровенен – я на вас всю вину не валил, но порядок требует рапортовать. Даже в ущерб себе.

– Э, Нейтан, бросьте! Мы совсем не друзья, а форская пословица гласит: «Враг не предаёт». Так что в вас я железно уверен. Меня гнетёт иное.

– Минимум лет семь строгого режима. Статью, по которой вас запрут, с налёта не угадать. Я бы не взялся предполагать – слишком широк диапазон. Разве что исключить шпионаж, измену Отечеству; это не ваши статьи.

– Тьфу на статью! Я знаю, что виновен… и не в том, за что будут судить, – глухо добавил Джомар. – Мне не следовало принимать проект. Наука – дьявольская вещь, она затягивает и приводит… чёрт знает к чему. Но я тревожусь не о себе. Дагласы… о них – ничего не приходило?

– Локализовать там, где они находятся. Больше никаких указаний.

– Вот и замечательно. – Джомар вздохнул. – Шесть образцов, из них три с огромной наработкой – такой материал с баланса не скинут. Не знаю, как бы я повёл себя, узнав, что их…

Начало ноября в Сэнтрал-Сити выдалось серым, промозглым и слякотным. Яркое, шумное рекламное противоборство либерала с консерватором не скрашивало мерзостной погоды, а скорей подчёркивало её, выпукло контрастируя карнавально буйными красками экранов и плакатов с промокшими чёрными стенами, потоками грязной холодной воды на улицах и липко ложащимся на всё мокрым снегом. Как будто в Городе сосуществовало два мира, не смешиваясь, но взаимопроникая – мир нарисованного счастья и мир тёмных будней.

Призраки предвыборных голограмм вставали над угрюмыми крышами бигхаусов, пламенными бликами отражались в зеркальных рядах тусклых окон, словно выманивая жителей Города на площади – плясать, веселиться, горланить песни, – но умудрённые гражданской войной централы не спешили присоединиться к разухабистой вакханалии президентских выборов.

Бомбёжки, зачистки, импровизированные концлагеря на стадионах, государственная инквизиция в поисках крамолы, тотальная слежка и казни сильно действуют на коллективное сознание нации. Люди научились молчать. Социальные инженеры изворачивались, как могли, чтобы раскрутить народ на волеизъявление, открыть подавленные в глубине души эмоции – и направить их в русло легального демократического ликования. Пусть пар уходит в свисток!

Ради такого торжества, изображая смену внутриполитического курса, даже выпустили из тюрем и вернули из ссылки кое-каких левых лидеров – помельче, поплоше. Их подкормили, загримировали и позволили им вещать по TV. И светоч свободы Норман, и суровый реалист Эбер обзавелись карманными вещунами для озвучки тех радостей, которые изольются на Федерацию после 11 ноября.

Старая шлюха Власть напомадилась, подмазалась там-сям и повернулась лицом к людям: «Любите меня!» Прошелыга знала: если человечки, шевелящиеся в тесноте бигхаусов, перестанут платить ей налоги, она завтра же сдохнет, и её смердящий труп будет крючьями утащен в скотомогильник.

Ненастная полутьма стирает черты лиц, плеск дождя заглушает шаги и голоса Нет лучшей погоды для беглеца, чем непогода! Скользи, таись, сворачивай в переулки, отыскивай проломы в заборах и места, где из решёток вырезаны прутья. Здорово, если ты знаешь, как устроен Город – тогда для тебя в нём не существует преград.

Мужчина в длинном плаще с капюшоном, с большой сумкой на плечевой лямке неплохо ориентировался в сине-зелёных кварталах. Похоже, он умел жить на двести-триста бассов в месяц и говорить с тем акцентом, который здесь в ходу.

Прежде чем слиться с уличной толпой, он провёл несколько дней в дрянном, полуразрушенном сквоте – и не на этажах, где обитала рвань, а на крыше, где в такое время года никто не селится. Те вещи, которые могли промокнуть и испортиться от сырости, человек старательно запаковал, надев вместо них комбинезон земляного цвета и чёрные, вроде галош, туфли «ДЛЯ КИБОРГОВ». Лицо и кисти рук он без колебаний намазал гуталином. Получилась более или менее надёжная маскировка, предохраняющая от визоров, стоящих на полицейских и сэйсидских флаерах. Впрочем, он заранее определял даже приближение тихих беспилотных наблюдателей и успевал скрыться.

Опасное жильё? Зато с крыши удобнее принимать всю доступную радиосвязь, включая беспроводные каналы Сети. Надо разобраться, как теперь живёт Город; без надёжной информации гулять внизу – значит, подставляться.

Обмен мнениями шёл густо; эфир был насыщен, словно пространство переплетающихся мыслей.

– Голосовать за Нормана, и точка! Он загонит сэйсидов в казармы. Проверка документов ОСТОЧЕРТЕЛА. Тык, я нормальный гражданин, и нечего приматываться!

– Вторые сутки света нет. Живу на запасе аварийного питания. Какой экстрим! пещерный век! Заказал пиццу, спрашивают мой этаж. Шестьдесят четвёртый! «Доставим с наценкой за высоту подъёма». Ха-ха! Новые горизонты! Стою перед выбором – согреть ужин или остаться в Сети. Если замолкну – я не умер, ПРОСТО СЫТ.

– Термос, купи термос! Я научу тебя готовить ЧОЛЕНТ; он чем дольше стоит в тепле, тем вкуснее. Значит, рубишь мясо с жиром средними кусками – и в кастрюлю. Сверху овощи – их чистить, но не резать! – картофель, морковь, луковки, корень петрушки, чеснока зубчиков пять, десять горошин черного перца, приправы, соль. Залить, чтобы вода лишь покрыла продукты, тушить на малом огне, при слабом кипении. Потом в термос.

– Эй, девушка! вы – психологическая помощь из Белого Города? Алло! Чолент – на бис! Вас слушает коммуна из Гриннина, семь человек, у каждого ДВА ЗВЕРСКИХ АППЕТИТА. Мы готовы ловить ваш канал с утра до ночи. Поподробнее, пожалуйста, особенно с того момента, когда снимаете крышку с кастрюли!

– Лучшая Конституция – это поваренная книга! Ням! Ням!

– Вопрос из Ровертауна. Уточните – что такое МЯСО?

– Картофель я видел. Пробовал. Жареный на синтетоле – восторг, съел бы с тарелкой! А эта, петрушка – она БОЛЬШАЯ?

– Никакой не Белый Город, перестаньте надо мной прикалываться. Я сижу на сорок первом этаже, на Синем Севере, и сканирую том «Национальных кухонь». Я вывихнула голеностоп, потянула связки.

– А цвет глаз? какие у тебя волосы?

– Рост, вес, ОБЪЁМЫ? голос – твой или модуляр?

– Синий Север велик. Где именно?

– Скажем так – я вижу башенную базу номер семнадцать-дэ, а за ней горит Старый Парк. Голос мой. Видео не дам. Петрушку нашла в «Истории съедобной флоры». Белый корешок в виде хвостика, длиной с палец.

– Она ведь новая, Семнадцатая-дэ. Что там?

– Сейчас бинокль возьму. На стволе ничего, стоят антенны, светят лампы. На верхотуре что-то ладят, там движутся краны. Выше, метров полтораста над кранами, плывёт платформа… с неё отчалил флаер… и два ротоплана.

– Куда направились? какие модели? они с оружием?

– Погоди, я увеличу. Отснять их для тебя? Я различаю бортовые номера.

– Давайте о девушке. Она так и не показалась нам. Ребята, plane spotting – HE ПОТЕХА НЫНЧЕ, особенно что касается номеров, маршрутов и вооружения. Мисс Сорок Первая, ты назвала этаж, сторону дома и особую примету – вывих. Оставила образец голоса. Рядом с вами не бомбили? облав не было? Ни тебя, ни твоих не шмонали на улице, не ставили буквой X?.. С чего ты патологически храбрая?

– Третье ноября, мой боязливый брат! Неделя до выборов; кто станет хватать plane spotter'a из-за такой мелочи, как бинокль? Пусть только позвонят: «Откройте, сэйсиды». Я тотчас выхожу на штаб Нормана и визжу о своих правах глазеть в окно, фотографировать всё, что летает. Полчаса – и у дверей орава репортёров. МЕНЯ НА РУКАХ ПОНЕСУТ, как ковчег завета: «Сэйсиды обижают хромоножку!» Корешок им в виде хвоста, а не меня в наручниках!

– Дерзай, дерзай – но не слишком дерзай, а не то увидишь горя непочатый край. Моя тётушка тоже верила во всякую фигню, да вот пропала без вести в тридцать седьмом. В жарком июле, как и многие.

– Я тебе сочувствую, но это совсем не значит, что…

– Через год мы нашли её в списках на депортацию. Она ни в чём не участвовала, просто под руку подвернулась. И что-то видела, на что смотреть нельзя. Только что прибыла из ссылки. Половины не помнит, всего боится, тарится в тёмной комнате. Дядя за неё бегает, восстанавливает ей работу, страховку, выбивает компенсацию. Да, ещё «Ассоциация жертв Тридцать седьмого года» кое-чем помогает – юриста выделили, талон к врачу-консультанту, месяц реабилитации у Гийома… Ну как, продолжишь выдрючиваться у окошка?

– Что ты предлагаешь вместо этого?

– Стоп, стоп, так не пойдёт! Спор на принцип – в другом регионе! Здесь мы будем обсуждать волосы и ГРУДЬ мисс Сорок Первой.

– Лично я вступил в Ассоциацию. Благотворительность никто не запрещал, а на взносах я не разорюсь. День в неделю тружусь волонтёром.

– Ты… тоже пострадал?

– Как тебе сказать… Когда за стеной кого-то бьют, трудно остаться ни при чём.

– Разберёмся радикально. На нашей частоте – plane spotting без дураков, девочки, мальчики И ЗДОРОВЫЙ ЮМОР. Если кто-то хочет заниматься чем-нибудь другим, то Сеть очень большая. Принято?

– Сорок Первая, мы уходим?

– Есть что сказать наедине?

– А ты хотела бы послушать?

– Пожалуй. Ты почти ДОСТАЛ меня. Я люблю доводить дела до конца.

– Кто нам теперь расскажет о еде?! Сорок Первая, вернись! Гриннин, коммуна – умоляем её остаться!

СОРОК ПЕРВАЯ УШЛА ОТ НАС. ВОЛОНТЁР УШЁЛ ОТ НАС.

– Пари, она ему покажется!

– Без верха!

– Один бинт на лодыжке!

– Мы её потеряли!

Албан отправился следом за Волонтёром и Сорок Первой. Альф – что с ним сейчас? – доходчиво растолковал ему, как сквозить по Сети, чтобы поймать продолжение прерванной и ушедшей куда-то беседы. Ломая защитные кодировки, вкрался он во вновь созданный «чёрный» эхо-регион и утвердился там в немом режиме. Поодаль жемчужные слои защиты заметно колебались под ударами чьих-то проникающих программ. Занятно, кто там ломится? Новые поклонники девушки с сорок первого этажа или сэйсидские слухачи?

Неладно что-то в федеральном королевстве. Раньше не было такого количества скрытых угроз, умолчаний… тем более – таких историй о пропавших людях. Если Город дышит этим, надо быть настороже.

– Вот, послушай.

– Это же Хлип, его «Азбука».

– Он объяснит лучше, чем я.

Адрес.

Когда колючая оболочка агрессивной программы раскрывалась цветком, словно белковый капсид вириона, становился доступен пакет инструкций, сильно напоминающих приоритетные команды. Набор виртуальных инструментов, созданный Мошковицем специально для мозга своих питомцев, позволял Албану препарировать заразную сердцевину жутковатого пиратского продукта, который в изобилии летал по Сети, подстерегая невинных киборгов. Невинных – то есть стерильных. Ещё лучше – слабо защищенных. Мгновение, и прежде послушная андроидная машина замирает в недоумении, пытаясь понять, какой тип вируса поразил её, но с каждой миллисекундой лопнувший вирион засевает своими командами всё больше и больше объёмных полей кибермозга. Сей вредоносный спам содержал необходимые инструкции – во что верить, как удрать от хозяев и куда бежать.

Для Албана имел значение главным образом последний пункт – куда.

Продукт именовался Целевая Функция, а распространял его преступный хакерский союз Банш. Если верить официальным источникам, скоро уже тридцать лет, как баншеры организованно и изобретательно угоняли кукол, называя это борьбой за освобождение киборгов. Смена номеров, фальсификация документов, незаконное трудоустройство роботов под видом людей – киберполиции отдыхать не приходилось.

Гневные обвинения в адрес Банш тоже нравились Албану. За ними виделось нечто полезное и перспективное.

Итак, адрес. Сумрачная улочка, стиснутая многоэтажками, хмурый поток пешеходов, влажное шипение автомобильных шин по мостовой и валящийся сверху мокрый снег. В самом деле, проверки документов случались теперь реже, чем их упоминали в Сети, но Албану за время странствий по Городу трижды приходилось круто менять курс. Сканер обнаруживал впереди некое смятение, слух подсказывал, что толпа там уплотнилась неспроста, а дальние выбросы белой сети подсказывали, куда сейчас надо шмыгнуть, чтобы избежать встречи с блюстителями порядка. Радар собирал переговоры полицейских и ловил фрагменты карт позиционирования, которыми обменивались патрули.

Никаких столкновений с полицией! Он мог радаром вышибить всю электронику бронекостюмов, на какое-то время превратив патрульных в статуи, говорящие громким матом. Но в тот же день место, где окаменели полисмены, будет наводнено их коллегами, и все рьяно примутся выяснять, кто такой умный применил карманный аналог «электромагнитного меча». Нельзя привлекать к себе внимание и спотыкаться на пороге свободы.

Адрес. Дверь подъезда. Лифт. Этаж и нужная квартира. Он тщательно осмотрел дверной замок, ввёл код и вошёл.

Здесь его не ждали. Квартира оказалась большой, из восьми комнат, кроме того, сканер обнаружил за стенами обширные тайники. Навстречу ему двинулись два киборга, один мужского, другой женского дизайна – они заслоняли собой людей, отступавших в глубь комнаты. Ага, значит, это и есть баншеры. Парни – наверняка близнецы – и худощавая молодая брюнетка в брюках и свитере. Они не вскрикивали, не суетились, просто заворожённо смотрели на лайтинг, который Албан держал нацеленным в грудь ближайшему киборгу. В людей он целиться не хотел.

– Это не макет, – предупредил Албан. Чтобы ему сильнее поверили, он на миг опустил ствол и коротким лучом чиркнул по полу.

– Кто вы такой? – с трудом вымолвила брюнетка.

– Он киборг, – ответил вместо Албана тот, кто был сделан в виде мужчины.

– Кто ты? – осмелев, спросила женщина-баншер. – Что тебе нужно?

– Получить убежище, изменить внешность и раздобыть документы.

Джомара Мошковица судили в новом, 6239 году. Это был военный (спасибо, что не военно-полевой) суд с закрытыми заседаниями. Вопреки оптимистическим прогнозам Норра, создателю Дагласов пытались-таки вменить в вину шпионаж, измену и вредительство, но эти статьи как-то не покатили, поэтому в конце концов всё утряслось на преступной халатности, сопряжённой с угрозой национальной безопасности.

Последнее обстоятельство привело к тому, что Джомар Мошковиц, 41 года, разведённый, бывший сотрудник военно-научного центра Баканар, бывший условный командер стратегического космофлота, был приговорён к шестидесяти годам тюремного заключения усиленного режима без права амнистии в ближайшие пятнадцать лет.

– Ничего, – утешил адвокат. – Главное – заслужить хорошие рекомендации суперинтенданта тюрьмы, куда вас засадят. То есть никаких воспоминаний вслух о своей прошлой работе. Не сомневаюсь, что за вами будут пристально следить. Если всё пойдёт гладко, режим смягчат, срок скостят до минимума, а годиков через пять-шесть – пересмотр дела и… останется одна подписка о неразглашении!

– Блеск, – кратко отозвался Джомар. – А как суд посмотрит на то, что я могу проговориться во сне? У меня плохой сон, особенно со дня ареста.

– Обсудите это с безопасниками. Возможно, вам пропишут какое-нибудь лекарство.

– Пропишут, я уверен. Они отличные аптекари. Все их снадобья вызывают глубокий, долгий сон без сновидений.

Тюрьма оказалась вполне комфортабельной. Публика здесь подобралась солидная, с заслугами; ниже хищения в особо крупных размерах сюда не принимали, а если попадались преступники мельче рангом, то не меньше чем матёрые рецидивисты. Джомар вселился в камеру, которую следовало бы считать квартирой – тут не спали друг над другом на старомодных нарах, а каждый имел свою комнату.

Едва Джомар сказал сокамерникам, какой университет он закончил, его братья по несчастью зааплодировали и стали радушно с ним знакомиться. Все они оказались дипломированными системщиками и кракерами, совершившими в сетях (особенно банковских) немало славных подвигов.

Описывать ли дальнейшее времяпровождение Джомара? Он работал, играл в тюремной локалке, читал книги и смотрел фильмы, а когда ему разрешили – с известными ограничениями, – включиться в малый бизнес, принялся писать развивающие программы для Brain International Company.

Изменщица Бина не могла оставить бывшего муженька в покое. Она регулярно навещала его и для пущего мучения приводила детей – пусть полюбуются, как выглядит настоящий шлемазл и каким не надо быть, чтобы не отметить столетний юбилей за решёткой. Джомар беззлобно отмахивался: «Невозможно угадать, где навернёшься. Вчера курица, сегодня шаверма. Идите-ка, вундеркинды, я вас расцелую».

Должно быть, мацам Бину тяготило, что её отставной гений отлынивает в темнице вместо того, чтобы сиять в учёном мире и совершать эпохальные открытия. Отец, увенчанный лаврами, куда лучше аттестует своих деток, чем папаша-каторжник. Как-то раз она подступила к Джомару с заманчивым предложением:

– Джо, с тобой несправедливо обошлись! Не знаю, чем ты занимался в Баканаре…

– Женщина, тебе и знать не следует. Я дал подписку и буду молчать.

– Зато мне известно, каков ты сам. Ты мог утереться кухонным полотенцем…

– Ну и что, если оно чистое?

– …мог засунуть в сахарницу мокрую чайную ложечку…

– Подумаешь, грех какой.

– …мог просрочить оплату по счетам за электричество…

– Бина, я получая достаточно, чтобы покрыть пени!

– …но что касалось кибернетики, которая нас разлучила, ты ничего не забывал и не терял. Поэтому я на томпак не верю, что ты где-то там напортачил. Давай подадим на пересуд дела? С адвокатом рассчитаешься из компенсации, которую получишь.

– Не вздумай никуда обращаться! Если вновь разворошить дело, как бы мне втрое больше не навесили! И не смотри на меня так. Я в своём уме, позавчера был у врача – он подтвердит.

Джомар старался не размышлять о том, какую трещину дала жизнь. Станешь загибать пальцы, рук не хватит. Проект провалился, кибердети разбежались, карьера рухнула, жена ушла, сижу в тюрьме. А всё потому, что в злополучном сентябре тридцать второго прельстился миражом, поддался на предложение Желтка и Мягкого.

Нельзя было соглашаться, даже заранее зная, что впереди – успех. Такой успех слишком дорого стоит. Кажется, цель близка, вот-вот триумф, но оглянись – твои колесницы завязли в дне Чермного моря, а стены воды смыкаются над твоим войском.

Да и с роднёй сплошные нелады! Джомар наглядно убедился в этом, однажды заглянув после работы на спортивную площадку. Кроме физкультуры, тут занимались флиртом, поскольку площадка была общей для мужской и женской зон. В ушах гремела «Азбука» Хлипа, плеер висел на поясе. Осматриваясь, в какой сектор податься, чтобы покачать мышцы, и нет ли на горизонте новых интересных женщин. Джомар замер – у тренажёров оживлённо беседовала с уголовными дамами не кто иная, как его племянница Нурита, дочь Арика Мошковица!

Да, Бина докладывала, что Арик в глубокой печали из-за беспутной дочурки, что Нура ударилась в политику, якшается с подозрительными парнями, уже имела дела с полицией – но чтобы она оказалась здесь! в комбезе с номером!

Впрочем, кое в чём она изменилась к лучшему. Похорошела, расцвела – настоящая молодая красавица.

– Хэлло, Джо! – воскликнула Нурита, энергично помахав дядюшке рукой. – Сюда, сюда, я тебе что-то скажу!

– Привет, детка. Не ожидал тебя увидеть…

– Не умеешь пользоваться тюремной почтой. Я-то была в курсе, где ты засел. У нас, политических, о тебе сильно наслышаны.

Уголовницы насторожились. Политика? О, это тяжёлое клеймо! Лучше быть серийным убийцей, чем сидеть по политической статье. Минимум – усиленный режим, а также строгий и сверхстрогий, после чего – только лучевая камера.

– Ты с индексом? – вроде бы небрежно, а на самом деле с опаской спросила курчавая продавщица наркотиков.

– Восемь-а, – так же непринуждённо отозвалась Нурита.

Ох! Индекс 8-а, рубрика «политическая опасность»! Значит, открытая радикалка, активистка. И-К-Б, спаси и сохрани, чтобы не влипнуть в индексное преступление! Ни в одну приличную тюрьму не примут, будешь мотать срок в позорном заведении, где ни спортзала, ни бассейна.

– Но ты, дядя, хорош! – Нура перевела орудия на ошалевшего Джомара. – Как ты докатился, как стал туанским шпионом?! за сколько слизнякам продался?

Вот вам секретность, закрытые заседания и подписки о неразглашении! Сколько ушей, столько сплетников. Какой-нибудь один сболтнул, вдобавок приврал и переврал, другой свистнул, третий шепнул, и твоё имя уже треплют почём зря!

– Каким туанским? что ты мелешь?!

– Сведения из надёжных источников – Джо Мошковиц загнал имперцам наши планы.

– Враньё!!

– Отмазывайся теперь!

Все тут же от них разбежались, вокруг образовалась зона отчуждения. Жуть, политическая террористка и предатель Родины! Если кто-то стоял с ними рядом – значит, общался, проникся изменой и заражён ею навсегда.

– А на вид такая цыпочка, такая симпатяшка! – каялась в своих заблуждениях профессиональная воровка, обращаясь к лупоглазой, вроде жабы, женщине, которая заманивала девушек для своего дружка-маньяка. – Нипочём не подумаешь, что враг народа!

– Ну мы-то людям не враги. – Жаба взяла ворюгу под ручку. – Идём от них подальше!

– Ты опозорил род людской, – без передышки давила Нура на Джомара. – И род Мошковицев! А вот я выяснила, что у нас древние, славные корни. Моя пра-пра и много раз «пра» бабка была та самая Жанна д'Арк, которая стреляла в Гитлера. Стыдно не знать своей истории! Я иду по пути предков, все они сражались за свободу.

– Бомбистка. – Джомар кое-как обрёл дар речи. – Чем читать подрывные пособия, лучше бы логику учила. Тогда бы ты сообразила: за продажу потенциальному противнику любых планов не дают шестьдесят лет. От двух пожизненных и выше, если не лучевание. Ты на каком курсе тюремного университета?

– Первый год, – гордо выпрямилась Нура. – Всего влепили шесть. Предлагали в колонии, там год за полтора идёт, но я не хочу быть в отрыве от тварищей.

– Тебя ещё учить и учить, – устало молвил Джомар тоном много прожившего и повидавшего старца. – Скажем, искусству меньше трезвонить. Я так понял, ты свой биофак не окончила.

– Успеется. В крайнем случае, здесь доучусь экстерном. Ты хочешь мне внушить, что не имел дела с туанцами?

– Надеюсь, это до тебя само дойдёт. Никогда не стремился перековывать взбалмошных девчонок; педагогика не по мне.

– Я не девчонка, а женщина.

– Поздравляю. Да, кстати, – Джомар нажал клавишу, крышка откинулась, и пружина вытолкнула пластинку, – в тридцать втором я купил у тебя диск Хлипа. Извини, что обещал и не поставил тебе stam-конвертор – обстоятельства мешали. Диск возвращаю, за мной ещё двенадцать бассов.

– Да ладно, будет тебе, – хмыкнула Нурита, приняв носитель. – Если неймётся, внеси их насчёт «Ассоциации жертв Тридцать седьмого». Вряд ли я уговорю тебя пожертвовать их Партии или другим экстремалам… И как диск? не устал слушать столько лет?

– Отнюдь. Есть азбучные истины, которые надо повторять всегда. Жаль, что я поздно это понял.