Красно-белый. Том 5

Глава 7

Хмурая и дождливая пятница закончилась небольшим праздником жизни. В мою полупустую квартиру на новоселье заглянули соседи Фёдор Черенков с женой, Саша Калашников с подругой Олесей, Ринат Дасаев, Юрий Гаврилов, а ещё с базы приехал Саша Заваров. Заваров пока не осушил бокальчик красного вина, сидел злой и недовольный, из-за того что его не включили в стартовый состав на завтрашний матч против «Шахтёра». Гаврилов тоже всё больше хмурился и морщился, ибо выпить ему хотелось, но притрагиваться к вину после мистической истории в ресторане «Арбат» он пока опасался. Юрий Васильевич мне даже как-то признался, что теперь вечерами он побаивается смотреть в зеркала. А когда к 8-и часам вечера нагрянули четыре манекенщицы из ГУМа и на магнитофоне зазвучали лёгкие танцевальные мелодии, то начался самый настоящий праздник. Правда Черенкова и Калашникова их верные подруги через пять минут такого веселья быстренько утащили домой.

– Разрешите представить своих гостей, – гудел я, разливая по бокалам шампанское, которое предназначалось персонально для прекрасных дам, – это Милана, одна из лучших манекенщиц Москвы. – Кивнул я на свою подругу. – Это её соперница по подиуму Татьяна. Татьяна мечтает сниматься в кино, где ей лучше бы всего подошла роль роковой красотки.

– Вы на меня наговариваете, Володя, – картинно возмутилась манекенщица Таня, которая уже вовсю снималась для иностранных журналов, и что-то такое немного хищное в её лице определённо было.

Кстати, с девушками, которые в крупнейшем магазине страны демонстрировали новинки женской моды, я сам познакомился всего несколько часов назад. Я тогда привёз своей новой подружке Милане джинсы из города Порту, затем перебросился парой слов с её коллегами, которые тоже захотели подобные штаны. И вот Милана и её подруги уже у меня в гостях.

– А шо это за красотка? – спросил Заваров.

– Эта такая мадмуазель, из-за которой главные герои фильма совершают безумные поступки, а порой и убивают друг друга, – захохотал я.

– А потом кричат, так не доставайся же ты никому, и убивают роковую красотку, – хмуро заметил Гаврилов, чем развеселил всех присутствующих манекенщиц.

– Едем дальше, – буркнул я, налив в свой бокал виноградный сок. – Эту барышню зовут Лёка. Она …

– А я уже снималась в кино, – перебила меня девушка, которая выглядела постарше и посерьёзней своих коллег. Судя по всему Лёке доверяли демонстрацию одежды для тех, кому уже исполнилось 30 и более лет, и на мой личный взгляд она чуть-чуть походила на актрису Наталью Фатееву. – Кино - это неблагодарный труд. Работаешь, работаешь, а потом тебя даже не упоминают в титрах.

– Если так рассуждать, то футбол тоже неблагодарный труд, – возразил Юрий Гаврилов. – Футбольный мяч гоняют по всему миру, а чемпионами становятся либо бразильцы, либо сборная ФРГ.

– А ещё Уругвай, Италия, Англия и Аргентина, – добавил я. – Хотя Юрий Васильевич в чём-то прав.

– Ну и шо эта Архентина? – усмехнулся Сага Заваров. – Мы в этом ходу у них молодёжный чемпионат выихрали. И потом их обыхраем.

– Кстати, против сборной ФРГ мы играем 21-го ноября, – скромно добавил Ринат Дасаев, который увидев столько красоток разом, чуть-чуть оробел. – Это совсем скоро.

– Вы едете в Германию? – заинтересовалась женщина вамп Татьяна.

– Едем практически за границу, – хохотнул я. – В Тбилиси, где много спелых помидоров.

Услышав про помидоры, мои партнёры по команде громко заржали.

– А что в этом смешного? – удивилась моя подруга Милана.

– В том, что помидоры иногда очень красиво летают по воздуху и попадают точно в цель, – протараторил я. – Но это не интересно. И наконец, последняя моя гостья: красавицам Елена. И я просто уверен, что Елена в новом 1980 году снимется в замечательном фильме про инопланетян.

– Это ещё не решено, – тоненьким голоском произнесла будущая киношная инопланетянка Елена Метёлкина. – Были только фотопробы, и вроде бы я понравилась главному режиссёру, но всё может, как всегда, сорваться в последний момент. Кстати, Володя, а что это такое? – манекенщица указала рукой на неприличное слово из трёх букв, которое я пока не успел закрасить.

– Это эскиз кистей внука художника Малевича, который был большим специалистом по разным квадратам,– улыбнулся я. – Хочу вырезать эту работу и толкнуть кому-нибудь там, за бугром.

– И вы думаете, что это купят? – удивилась Лёка, приняв мою шутку за чистую монету. – Хотя иностранцы все немного того, – она покрутила рукой у виска.

– Между прочим, это неплохая идея, – согласился Юрий Гаврилов. – Конечно, эту муру никто не приобретёт, но можно попробовать толкнуть, что-нибудь из картин наших местных импрессионистов. У нас же в июне следующего года намечается вояж в Италию, на чемпионат Европы.

– Замечательный тост! – обрадовался я. – Давайте за новоселье, за чемпионат Европы и за присутствующих здесь прекрасных дам!

***

– Ты чего сегодня какой-то не такой? То грустный, то весёлый? Что-то случилось? – спросила Милана, когда поздно вечером гости разошлись и разъехались по домам. В том числе на базу укатили Заваров и Гаврилов, который снова поссорился с женой.

– Видел сегодня Владимира Высоцкого, – ответил я, собирая грязную посуду со стола. – Умирает наш Владимир Семёнович. Медленно и постепенно уходит из жизни. И взгляд у него какой-то потухший, затравленный и обречённый.

– Ты знаком с Высоцким? – округлила глаза моя подруга.

– У него таких знакомых как я, тысячи. Что делать? – тяжело вздохнул я. – Просто ума не приложу.

– Хорошо, – кивнула Малина, помогая мне наводить чистоту в доме. – А что ты можешь?

– Могу уговорить братьев Старостиных, чтобы те положили Высоцкого в такую клинику, из которой он не сбежит, – пожал я плечами. – И могу обманом вывезти Владимира Семёновича из дома.

– А он может в этой клинике умереть? – вдруг споила она.

– Исключить того, что у Высоцкого не выдержит сердце, я не могу, – кивнул я.

– Тогда не делай ничего, – твёрдо произнесла моя подруга.

***

В субботу 10-го ноября в последнем матче, который наша красно-белая дружина проводила перед своими московскими болельщиками, настроение в раздевалке было в целом хорошее. Все задачи на сезон команда выполнила. Теперь требовалось доиграть 4-е последние встречи без травм и повреждений и начать планомерную подготовку к следующему сезону. Именно это втолковывал Николай Старостин Хидиятуллину, Черенкову, Шавло и Заварову, когда тех не оказалось в стартовом составе. И за двадцать минут до стартового свитка в протоколе на матч были указаны следующие футболисты: вратарь Прудников, защитники Мирзоян, Пригода и Букиевский, опорный полузащитник Самохин, левый вингер Морозов, правый - Поздняков, атакующие полузащитники Гаврилов и Сидоров и два нападающих Никонов и Калашников. Причём одну замену тренерский штаб запланировал заранее: Сашу Калашникова должен был в перерыве поменять Серёжа Родионов. Что касается плана на игру, то он был прост: контроль мяча и разящие атаки сходу, где защитнику Букиевскому и опорнику Самохину периодически разрешалось идти к воротам соперника.

Только я сидел мрачнее тучи. Андрей Старостин как услышал, что актёра и поэта Высоцкого нужно положить на принудительное лечение, послал меня в пешее эротическое путешествие. «Без подписи больного или его родственников я этого делать не буду! – орал он на меня несколько часов назад. – Хочешь стать врагом для всех советских людей, когда Высоцкий в этой клинике загнётся? Флаг тебе в руки. Но ко мне с этой авантюрой даже не суйся!».

– Играем сегодня аккуратно, никуда не спешим, но забить парочку нужно в обязательном порядке, – пророкотал Николай Петрович Старостин. – Люди в кассе платят 3 рубля за вход. И этих людей надо уважать. Эти деньги им с неба не валятся.

– Кстати, из-за перебора жёлтых карточек за «Шахтёр» сегодня не играет «бабушка», – добавил ассистент главного тренера Фёдор Новиков, имея в виду лучшего бомбардира гостей Виталия Старухина. – Поэтому в защите нам ничего не угрожает.

– Всё равно в защите нужно быть начеку, – прокашлялся «дед».

И тут меня вызвали на проходную к служебному входу. Николай Петрович что-то недовольно проворчал, но препятствовать мне не стал, когда я во второй раз за короткое время вышел в коридор. В первый я провёл на трибуны манекенщиц из ГУМа, которым ещё вчера пообещал, что в случае победы мы после матча пойдём в ресторан. Удивился ли я, увидев на проходной небольшую компанию артистов из «Театра на Таганке» - скорее нет, чем да. Учитывая горящие азартом глаза администратора Валерия Янкловича, группа «Мираж» ему понравилась. Вот он и уговорил Высоцкого и его коллег подышать на футболе свежим воздухом.

– Володь, это опять с тобой? – усмехнулся охранник, покосившись на Владимира Высоцкого, Ивана Бортника, Всеволода Абдулова и ещё одну миловидную юную блондинку.

– Да, – проворчал я, – это визит вежливости. Мы к товарищам актёрам ходим на спектакли, а они к нам на футбол.

– Я вашу песню «Если друг оказался вдруг» дюже уважаю, – пробормотал охранник, открыв калитку для почётных гостей.

– Хорошая получилась вещица, годная, – скромно кивнул Высоцкий. – Слушай, тёзка, а можно заглянуть в вашу раздевалку? – спросил он меня. – Никогда не был в футбольной «святая святых».

– Пошли, – кивнул я всей компании, предварительно пожав руки гостям. – Только девушке в раздевалку нельзя, у нас там не прибрано, – сказал я на ходу.

– Ничего я как-нибудь это переживу, – усмехнулась блондинка.

– Слушай, Володь, ну как же ты грекам-то не забил? – вдруг спросил меня Иван Бортник, когда мы в хорошем темпе шагали по длинному подтрибунному коридору.

– Дело в том, что в футболе нельзя, как в кино переиграть неудачный дубль, – проворчал я. – Поэтому косяки спортсменов видны всем, а ваши актёрские промахи грамотно спрятаны за работой большой съёмочной бригады.

– Хорошо сказано, – поддержал меня Высоцкий. – Ты, Ваня, тоже на репетиции текст забываешь. И ничего, все живы и здоровы. Володя хоть и промахнулся, но команда всё-таки попала на чемпионат Европы. И он ради этого забил финнам три мяча.

– Точно, – поддакнул Валерий Янклович, – конечный результат - вот, что самое главное. Остальное забудется.

– Боюсь, что этот промах запомнят надолго, – криво усмехнулся я и открыл дверь в раздевалку. – Товарищи футболисты, к нам пришли пожелать удачи в игре артисты из «Театра на Таганке», – громко произнёс я, впуская внутрь Высоцкого и его друзей. – Большая просьба, матерными словами не выражаться.

– Здравствуйте, товарищи спартаковцы, – улыбнулся Владимир Семенович, первым делом пожав руки братьям Старостиным.

И тут встал с лавки Юрий Гаврилов и, подражая Высоцкому, с совершенно серьёзным лицом запел:

Вдох глубокий, руки шире,

Не спешите, три-четыре! – на этих словах захохотала почти вся команда и дальше мы пели уже хором:

Бодрость духа, грация и пластика.

Общеукрепляющая,

Утром отрезвляющая

(Если жив пока ещё) гимнастика!

– Спасибо, что слушаете мои песни, – улыбнулся Владимир Семёнович. – Я, конечно, в этом сезоне посмотрел не все матчи «Спартака», но то, что видел в последние дни, мне понравилось. Благодарю за красивый футбол, – закончил он свою короткую речь, и наша красно-белая дружина искупала Высоцкого в овациях.

***

Первые 25 минут нашего противостояния с донецким «Шахтёром» ушли на раскачку, на притирку новых сочетаний и на утруску количества собственных ошибок. Кроме того раскисшее от воды поле, не давало продемонстрировать и половины всей той техники, которой обладали мы и наши гости. А такие комичные эпизоды, когда в огромную лужу ныряли за мячом сразу несколько игроков стали возникать с первых секунд. Поэтому к этой 25-ой минуте наша красно-белая форма приобрела устойчивый грязный оттенок, а белые футболки и трусы гостей из Донецка стали вообще по-шахтёрски черно-белыми.

Однако человек так устроен, что он быстро ко всему привыкает. К хорошему конечно немного быстрее, чем к плохому, но результат всё равно один. И к середине первого тайма ни поле, ни нудный моросящий дождь, нас больше не беспокоили. Теперь каждый пас делался не низом и с небольшой подкидкой мяча на уровень колена. После чего дело пошло гораздо веселее. Теперь мы атаковали, наступая широким фронтом. А Юрий Гаврилов как дирижёр оркестра, стоя в центре поля, раздавал самые настоящие самонаводящиеся передачи то направо, то налево.

– В Союзе нет ещё пока команды лучше «Спартака»! – стали скандировать трибуны на вираже, когда почувствовали перемену в нашей игре.

– «Спартак» - чемпион! – завелись зрители на центральной трибуне.

И тут, ближе к 30-ой минуте матча, Гаврилов длинным пасом бросил в прорыв по правому краю Бориса Позднякова. Сегодня наши молодые новобранцы Морозов и Поздняков дебютировали в качестве крайних вингеров, и в целом у них это получалось неплохо. Так Борис сделал хороший рывочек метров на 20, прокинул мяч между ног защитнику донецкой команда и народ на трибунах радостно закричал: «Давай!». Я тут же рванул в направлении 11-метровой отметки, куда мог последовать навес мяча. Однако Поздняков потащил этот мяч ещё дальше, режа угол на ворота Юрия Дегтярёва, которого два года назад признали лучшим вратарём страны.

– Не тяни! – зарычал я, прорываясь сквозь защитников «Шахтёра» на ту же самую ближнюю правую штангу.

И в этот момент Борис поскользнулся и со всей силы жахнул по мячу, который как ядро полетел не в ворота гостей, а прямо мне в лицо. И всё что я успел сделать за доли секунды - это резко кивнуть головой и закрыть глаза. «Бум», – раздалось в моей голове от попадания мяча в лоб. И в следующую секунду стадион радостно заголосил:

– Гоооол!

Я же, стерев с лица грязь, даже не рассмотрел, каким образом футбольный снаряд пересёк линию ворот донецкой команды. «Хоть бы повтор где-нибудь посмотреть», – подумал я и, радостно закричав: «даааа!», стал обнимать своих партнёров по команде.

– Как головка, не болит? – захохотал Гаврилов.

– Голова болеть не может, потому что это кость, – с достоинством рыкнул я и, потрепав Позднякова по кучерявым волосам, произнёс, – в следующий раз предупреждай, когда соберёшься меня убивать.

– Извините, сорвалось, – хихикнул наш новобранец.

А потом почти на пять минут гости из шахтёрского Донецка вспомнили, что они ведут борьбу за серебреные медали чемпионата с киевским «Динамо» и большими силами пошли в атаку. В эти минуты я, честно говоря, немного схалтурил, и вместо себя в опорную зону отправил Женю Сидорова. «Давай-давай, Женя, команде надо помочь», – пробурчал я ему, оставшись за пределами нашей штрафной площадки, чтобы при случае убежать в контратаку.

И пока наши парни отбивались от наскоков «Шахтёра» я даже успел вспомнить разговор с Высоцким, что состоялся перед самым выходом на поле. «Зря ты, тёзка, обо мне печешься, – проворчал он. – Мне Валера Янклович поведал о твоей задумке. Не надо этого ничего. Всё уже решено. Отпраздную новый год и сам лягу в клинику». «Кого ты, Владимир Семёнович, обманываешь? – хмыкнул я тогда. – Себя или меня? Чего ты боишься? Боишься, что десять дней будет болеть всё тело? Что в эти дни будет мерещиться всякий бред? Или петь о сильных героях или изображать на сцене и в кино сильного человека - это одно, а стать самому сильным человеком на десять дней - это другое? Тебе просто нужно сделать один шаг, потом перетерпеть и далее жить, творить и работать ещё 40 лет».

– Никон! – рявкнул наш голкипер Алексей Прудников, выбросив мяч в моём направлении.

Я, конечно, не спал, но на мяч пошёл с небольшим опозданием. Меня успел оттолкнуть рукой и опередить защитник донецкой команды. Но непростое вязкое поле вдруг сыграло на моей стороне. Игрок соперника поскользнулся, упал на руки и в это мгновенье мяч прилетел мне на грудь. Я легко как на тренировке его остановил, затем, не давая мячу опуститься на газон, подбил коленом вверх и с разворота сделал пас на Юрия Гаврилова, который стоял недалеко от центрального круга.

– Даваааай! – заголосили трибуны.

Гаврилов тоже играючи обработал мою передачу и пока его не накрыл игрок «Шахтёра» бросил в прорыв Сашу Калашникова.

– Рвиии! – заорал я, сам устремляясь в атаку.

Однако Калашников хоть и побежал изо всех сил на ворота соперника, но защитник черно-белой команды Звягинцев постепенно его настиг. Так как мяч, который вёл наш форвард, угодил в лужу и потерял изначальную скорость. Там же в луже Виктор Звягинцев и схлестнулся Сашей Калашниковым. Но в этот момент из глубины поля уже набегал я. И нёсся я так, словно за моей спиной выросло два белых крыла. И когда Калашников со Звягинцевым рухнули на газон, я подобрал мяч и, подумав, что сегодня мне определённо везёт, полетел к воротам гостей.

– Аааааа! – гудели болельщики на трибунах в ожидании развязки эпизода.

И она не заставила себя ждать. Голкипер Дегтярёв, расставив руки в стороны, выбежал навстречу и я с носка дал под опорную ногу вратаря донецкой команды. После чего, потеряв равновесие, растянулся на мокром и вязком поле, снова не запечатлев в памяти, как мяч влетел в сетку ворот.

– Гоооол! – заревел переполненный Центральный стадион имени Ленина.

***

– Чтоб в понедельник утром был на базе, – предупредил меня Николай Старостин, когда после матча я отпросился домой, точнее говоря в ресторан.

Кстати, матч закончился со счётом 3:1 в нашу пользу и огромную толпу наших болельщиков не разочаровал. Я записал на свой счёт ещё два мяча, доведя общий послужной список до 40-а штук. Ещё один гол забил Женя Сидоров, который сегодня пахал всю игру за двоих, за себя и за меня. У донецкой команды отличился юркий, резки и невысокий Владимир Малый, немного подпортив нам общее праздничное настроение. Правда гостям из Донецка от этого мяча было не тепло и не холодно.

– Утро понятие растяжимое, – хохотнул Юрий Гаврилов, который тоже шёл в ресторан.

– Я тебе, Гаврила, когда-нибудь что-нибудь растяну, – погрозил кулаком наш 77-летний главный тренер. – Утром - это значит быть на утренней разминке. Свободны. Это тебя, кудрявый, тоже касается! – прорычал он вслед Саше Заварову.

– Шо, уже и похулять нельзя? – пробухтел себе под нос Заваров.

После чего мы все втроём проследовали к проходной служебного входа, где договорились подождать наших манекенщиц. И там столкнулись с компанией Владимира Высоцкого. Валерий Янклович, Всеволод Абдулов и Иван Бортник нам тут же наговорили множество приятных слов, поздравив с победой. А Высоцкий всё время хмурился и только, когда наши девушки появились из подтрибунного коридора, сказал:

– Знаешь, что, тёзка, если обыграете сборную ФРГ 21-го ноября, то я сам лягу в клинику. Либо в эту клинику положишь меня ты. Вот моя расписка, где есть согласие на моё обследование и лечение.

Владимир Семёнович протянул мне сложенную вчетверо бумагу, которую я немедленно спрятал во внутренний карман спортивной куртки. «Ну, хоть так», – подумал я.