Рыночные террасы волновались и шумели так, будто очередной Праздник урожая обещал стать последним. Трепетали гирлянды из бумажных цветов, полотнища флагов рвал ветер, а башня Оси, которая взмывала над крышами из сердца острова, сверкала так грозно, что Море было страшно на нее взглянуть. У лотков толкались и оглушительно хохотали, запахи печеных змеиных языков, каштановых булочек и соленой ваты резали ноздри.
Море хотелось убежать, но сердце восторженно колотилось, и она упрямо протискивалась вперед. После дождя на террасах собрались лужи, и ей это было на руку: можно было разбирать дорогу, не поднимая головы и не привлекая лишнего внимания. В левом кармане Мора сжимала подарок отцу – новый блок памяти для домашнего мобуса, в правом – подарок матери: гребень, усыпанный пластиковыми камешками. А вот сестре она пока ничего не подыскала. Зикке дарить было нечего, и времени оставалось в обрез.
Сбоку выскочил зазывала:
– Купи драконьих яблок, красавица!
Мора споткнулась, и лоточник, почуяв легкую добычу, схватил ее за локоть.
– Дешевле не найдешь, ягодка! Утром из подземного сада, сочнее некуда. Вот-ка, попробуй!
На ладони у него лежал алый фрукт, разрезанный надвое – и правда свежий. Мякоть глянцевая, влажная, аппетитная. Мора облизнулась. Драконьих яблок она не ела много лет, даже на Праздник урожая.
Объясняться с лоточником было никак нельзя, поэтому Мора только повела плечом. Она уже повернулась, чтобы нырнуть в толпу, но тут ее толкнули, и лоточник отступил. В краешке лужи Мора увидела его глаза – круглые, как плошки для масла. Она прижала руки к груди и еще ниже опустила голову. Нет-нет, только не это…
Люди вокруг замедляли шаг, останавливались, пытались ее рассмотреть. По террасам прокатились вздохи. Отражения в лужах затоптали, и Мора больше не понимала, куда ей идти. Она знала, что так делать нельзя, но другого выхода у нее уже не было: она все-таки подняла взгляд, открыв лицо.
– Вы только посмотрите… – пробормотал кто-то.
Торговец выронил половинки драконьего яблока, и они поскакали, опережая друг друга, по террасам крыш вниз, в открытую Бездну. Мальчишка в толпе так крепко прижал к груди свою игрушку – небесную черепашку, что панцирь из дешевого пластика треснул. Девочка застыла с разинутым ртом, и щербет из рожка шлепнулся ей под ноги. Женщина глазела, не замечая, как из корзинки посыпались специи.
Где-то с секунду Мора их разглядывала. Почти никогда не позволяла она себе такой роскоши – смотреть прямо в глаза, – и это ее заворожило. Лица казались такими совершенными, что захватывало дух. Гладкая кожа и симметричные, словно по линейке выверенные черты казались почти ненастоящими. Даже изумленные гримасы не портили прекрасных, будто мраморных лиц, но Мора знала, что этой красоты, кроме нее, никто не замечает. До тех пор, пока среди красавиц и красавцев не появляется такая, как Мора.
– Заразная! – шепнул кто-то.
– Мутантка! – подхватили сбоку.
И толпа зашевелилась.
– Уродина… – понеслось отовсюду.
Мора втянула голову в плечи и отступила. Толпу перед ней рассекло надвое: зеваки принялись пятиться, как будто от одного прикосновения к «заразной» могли упасть замертво. Зазвенели цветными бусинами обереги.
– Прочь, прочь! – закричала старуха, потрясая амулетом с черными перьями.
Наконец Мора заметила в стороне лесенку, ведущую на террасу уровнем ниже, но кто-то преградил ей дорогу. Ей почудилось, что это один из солдат, и она сжалась. Мора собрала такую толпу, что впору было заподозрить забастовку, а с протестами расправлялись быстро. Но когда человек выпростал из складок балахона костлявую руку и схватил Мору за локоть, она выдохнула.
Облаченные в дорогую темно-сиреневую форму, которой армию снабжала Ось, невыносимо молчаливые и отстраненные, солдаты просто хватали нарушителей и уводили. К тому же они пугали не одну Мору – увидев гвардейцев, толпа бы рассеялась в один миг. А это просто бродяга.
– У тебя метка богов! – обдав зловонным дыханием, шепнул он ей прямо в лицо. – Тебя благословили боги…
Мора легко вывернулась и рванулась по ступенькам прочь. Какое еще благословение, если при встрече с ней люди хватаются за обереги? Ненормальный…
Еще три сектора, и она будет дома. Только напрямую нельзя, чтобы никто не увязался ненароком: такое уже случалось, и окна семейного отсека закидывали камнями. По правую руку мелькали, как лошадки на ярмарочной карусели, трубы и флаги, вспыхивали на открытых лотках ржавые бока земляных персиков, стебли кровяного сельдерея, охапки пластиковых цветов. Листы металла, которыми была покрыта терраса, скрипели под ногами, когда Мора оскальзывалась в лужах на кругляшках конфетти. За ограждением по левую руку такие же террасы спускались ступенями гигантской лестницы прямо в провал Бездны.
Там, у последнего ограждения далеко внизу, Бездна казалась лиловой. Над островом, где упиралась в облака Ось, – светло-сиреневой. А если перегнуться через поручни и заглянуть с нижней террасы под остров – почти черной. Никто не знал, что там, на дне Бездны, но в этот мрак уходило ночевать светило.
Туда же, к нижним ярусам, теперь спешила и Мора. Сбежав по узкой лесенке, втиснутой между лотками, она оставила за спиной рыночный сектор и оказалась в жилом. Теперь справа вместо лотков потянулись ржавые кубы семейных отсеков. Окно и дверь – стандартный одноместный; окно, дверь и окно – отсек на женатую пару; дверь и три или четыре окна – на семью с детьми. Отсеки были сдвинуты плотно, как исполинские кирпичи, и эту кладку только иногда пересекали лестницы, ведущие с террасы на террасу. Устроены такие переходы были хаотично, и чтобы спуститься в самый низ Второго кольца, лестницы еще нужно было поискать.
Порой Второе кольцо представлялось Море гигантской юбкой, в которую была одета парящая в Бездне скала острова. Жилые отсеки, производственные цеха, алтари, лавки и торговые лотки прижимались одной стеной прямо к камню; другая их сторона смотрела в Бездну. Говорили, что Первое и Третье устроены совсем иначе, но представляла их себе Мора плохо – она там, конечно, не бывала. Честно говоря, она и по родному Второму ходила нечасто…
Поскользнувшись на мотке серпантина, киснущем в луже, Мора ухватилась за ограждение и стиснула зубы. И почему она не может праздновать, как все? Почему не может гулять по разукрашенным крышам с палочкой соленой ваты, выбирать цветные браслеты, не пряча лицо, и пускать с другими в Кольцевой канал кораблики на удачу?..
Завтра начнется новый оборот, а для Моры все останется по-старому. Она снова запрется в семейном отсеке и будет мечтать о том, что когда-нибудь ей больше не придется убегать, когда-нибудь она сможет ходить по этим террасам обыкновенной красивой невидимкой.
Но чтобы стать такой, как все, копить ей придется целую вечность. Она могла бы наняться в подземные сады, подносить тарелки в закусочной или, как Зикка и отец, устроиться на фабрику полимеров. Но с ее лицом ничего не выйдет, так что завтра она разошлет свой файл с пометкой «удаленно» и будет надеяться, что ее примут хоть куда-то. А если нет – вся надежда на родителей и старшую сестру…
Теперь до дома оставалось всего ничего – только пробежать витрину обувщика и протиснуться мимо уличного алтаря, но там ее снова ждала толпа, и Мора ускорила шаг и съежилась. К счастью, здесь на нее даже не обернулись.
Люди опускали на алтарь дары, шептали в ладони желания, просили прощения, а фигурки богов пялились в частокол свечек. Съедобные подношения не залеживались: их склевывали одноглазые вороны, которые вечно кружили над алтарями, роняя корки и перья. Птиц никто не гонял: из-за крыльев их считали священными.
Легенды гласили, что когда-то боги тоже прилетали на остров, но люди о полетах только мечтали. Над загадкой полетов билось не одно поколение, но остров не отпускал, даже вороны не могли улететь в Бездну, а транспортные челноки – небесные черепахи – поднимались над землей только на пару ладоней. Мора, правда, челноков почти не видела – лишь у главного храма, и то издалека, потому что зевак к ним не подпускали. Но сколько часов она просидела на своем подоконнике, представляя, как взмывает в воздух не только над родным Вторым кольцом, но и над Первым, и над башней Оси – над всем островом! Неподвижный черепаший нос разрывает дымную завесу облаков, под ногами кренится днище кабины, душа уходит в пятки, а бескрайняя вселенная Бездны поднимает ее на своих мягких ладонях…
В Бездне ведь не нужно прятаться от испуганной, разъяренной толпы, которая выкрикивает в спину проклятия. От вороньего грая Море захотелось заткнуть уши, но стоило захлопнуть за собой дверь семейного отсека, и звуки как черепашьей ластой отрезало.
В комнате было тихо, пахло соевой похлебкой и ванилью. Из окна, обвешенного гирляндами бусин и перьев, сочился мутный свет. В центре стола, смяв скатерть, возвышалось блюдо с белыми апельсинами, кокосами и ледяной ежевикой. Все из нижних садов – безвкусное, водянистое, но другого на Втором кольце не водилось.
Что за лицемерие этот Праздник урожая! Фрукты в подземных садах собирают круглый оборот, там наплевать, какой сейчас месяц и стоит ли в Бездне светило. Под землей его не видно, там все по-другому. Но праздник нужен, без праздника нельзя. Традиции следует чтить.
– Мора! Ну наконец-то. Скорее за стол!
Из кухонного уголка выглянула мама. Как-то странно улыбнулась дочери, засуетилась, принялась перекладывать приборы. Мора потянулась к ней – захотелось прижаться к родному плечу, зажмуриться и постоять так совсем недолго, – но вместо этого она просто подошла и опустила ладони на спинку стула. Прикосновения у них в семье были не приняты, хотя в редкие свои прогулки по террасам Мора понимала, что такие порядки далеко не у всех. Зато она ощутила знакомый, солено-карамельный аромат технического мыла, которым всегда пользовалась мама, и улыбнулась: так пах дом.
– Набегалась?
В уголках глаз у матери собрались морщинки, из прически кольцом выбилась прядь. Сегодня она убрала волосы по-праздничному – подняла повыше и заколола пластиковым цветком. Мора сомневалась, что такие цветы вообще существуют – на Втором зелень выращивали разве что на редких подоконниках, а в подземных садах, устроенных в скальной породе под террасами, все пространство занимали овощи и фрукты, так что цветы казались Море чем-то фантастическим. Конечно, по данным мобуса, на Первом кольце небесной зелени хватало…
– Ну садись же. Скоро выстрелят, – шепнула мать.
Отец шагнул в комнату, издавая привычный запах масла и резины с фабрики, выставил пузатую бутылку с имбирным напитком – сегодня можно! – и сел во главе стола. Оправив белый воротничок праздничной рубашки, он нарочито строго спросил:
– Сколько осталось, мобус?
Под потолком застрекотало:
– Три минуты двадцать девять секунд, хозяин.
Голос у мобуса был жидкий, надтреснутый, но к его хрипам давно привыкли. Он обитал в их семейном отсеке, словно дух, всегда, сколько Мора себя помнила.
– Ну скорей же, – пробурчал отец. – Зикка, дуй за стол!
Появилась сестра. Лиловое платье из искусственного шелка на ней так и переливалось. В волосах – фиолетовая лента, на пальцах – узоры из хны. Смерив Мору взглядом, она фыркнула:
– Ну ясно, сестренка у нас, как обычно, в костюме замарашки. Ты хоть в календарь-то смотрела?
Мора вскинулась. Ее платье для особенных случаев было простеньким, но красивым – синим, под цвет левого глаза. Оно ей очень шло, разве что подол немного забрызгало после пробежки по мокрым террасам крыш. И самое главное, темный цвет не привлекал внимания.
– А ты, наверное, только дни и вычеркивала, – не удержалась Мора, – лишь бы погулять.
Зикка сощурилась:
– Да по тебе Ось плачет. Пошла бы в монашки, гардероб у них как раз в твоем вкусе. Ой, чего это я… Ты же в богов не веришь! Вот ведь жалость, тогда не возьмут…
Мора сжала зубы. Надо было купить сестре разукрашенных перьев. Ей бы подошло, она как павлинья курица – яркая и бестолковая.
Хотя откуда Зикке знать, как Мора замирает от одного взгляда на Ось? Ни храм, ни Квартум ее никогда не занимали, но в их резиденции было что-то тревожное: башня из стекла и металла тонкой нитью соединяла остров и небеса Бездны, то ли подпирая их, то ли удерживая на плаву весь остров. Хотя, конечно, архитектура Оси просто не могла не вызвать тревогу: больше таких зданий не строили – центру власти надлежало доминировать.
– Тридцать секунд, – просипел мобус.
– Девочки! – гаркнул отец. – Сели!
Мать пододвинула Море бокал. Шипучая янтарная жидкость пахла остро и кисло. Мора наконец уселась, Зикка, изящно подоткнув подол, опустилась напротив. В общей комнате было тесно, спинка стула Моры упиралась в стену.
– Возблагодарим богов за добрый урожай, – сказал отец, – за удачный оборот и дружную семью. Пусть в наших душах живут мир, покой и счастье.
Зикка вздернула нос, и Мора подумала, что мир – это точно не про старшую сестру. Мать примирительно улыбнулась Зикке, а отец качнул головой – сейчас уж точно не время для споров. За окном радужно вспыхнуло, грохнуло, забренчали приборы на столе, и мобус прокряхтел в нарастающем шуме:
– Старый оборот окончен. Начинаю отсчет нового.
Мора уже ничего не слышала, кроме криков, свиста и трескотни фейерверков. Небо за грязным стеклом вспыхнуло, светило скрылось в разукрашенной дымке. Зикка в три глотка осушила бокал, отец отпил немного, мать – только пригубила. Мора понюхала свой имбирь, лизнула и крепко зажмурилась. Он обжигал, но вкус у него был приятный. Как хорошо быть взрослой…
Чуть только за окном поутихло, отец объявил:
– Время подарков! Начнем, конечно, с тебя, Мора.
Он сдержанно улыбнулся. Мать порозовела, теребя край скатерти. Мора переводила изумленный взгляд с отца на маму и обратно. Они что-то ей приготовили. Что-то особенное, что-то очень важное.
Праздник урожая не только отмечал наступление нового оборота – для удобства было принято, что в этот день каждый житель острова отсчитывал свой собственный, личный новый оборот жизни. У Моры же сегодня был и вовсе двойной праздник: ей исполнялось семнадцать. А это означало, что в этот оборот ей уже можно – официально! – сделать операцию. Но если другие, из-за ровных черт походя друг на друга как две капли воды, копили на операции ради того, чтобы хоть немного выделиться – впрыснуть под кожу цветной пигмент, сделать на носу горбинку или чешуйки на скулах, – то Море все эти особенности были нисколько не нужны. Она хотела стать как все. Хотела стать обыкновенной, среднестатистически красивой – каким на острове рождался каждый. Никто особенно не задумывался над тем, почему так происходит, а асимметрия или необычность черт встречались невероятно редко. Настолько редко, что случаи рождения некрасивых детей за всю историю острова можно было пересчитать по пальцам. И когда появлялся странный, «испорченный» ребенок, это событие тотчас обрастало безумными легендами.
Поговаривали, что «испорченным» не место на острове: в один прекрасный день они бесследно пропадали, а в их личных файлах в графе «причина смерти» значился прочерк. Правда, все они жили задолго до рождения Моры, и их исчезновения казались ей не более чем пустыми слухами, раздутыми за давностью лет. Мора была уверена, что люди просто терпеть не могут тех, кто отличается, – вот и сочиняют о них невесть что или даже подчищают о них память.
Ей отличаться не хотелось, и родители знали об этом прекрасно. Сколько раз она заговаривала об операции… Она Море нужнее, чем всем островитянам, вместе взятым, – ей ведь не для интереса, не для развлечения или украшения, Море просто нужно стать нормальной: ходить по улицам, не пугая одним своим видом. А родители – ну конечно, теперь все сходится! – очень долго откладывали деньги.
– Милая моя дочь, – торжественно начал отец. – В этот важный оборот боги послали нам для тебя особую возможность.
Он переглянулся с матерью, и Мора перестала дышать. Ну точно. Вот оно. Так и есть, она была права.
– Если честно, мы и подумать не могли, что все так случится, – мягко подхватила мама. – Что это вообще возможно.
Зикка фыркнула: вторые роли ей не нравились. Мора едва сдерживала улыбку. Еще бы! Такая операция стоит много, много оборотов работы…
– Мы понимаем, что все это очень необычно и даже непросто, – продолжил отец. – Но это первый шаг. Твой счастливый билет. А использовать его ты должна сама.
Счастливый билет! Да, именно он ей и нужен…
– Брат Теус говорит, что на Втором кольце тебе не место, – прошептала мать.
Мора быстро сморгнула. Брат Теус? Тот самый служитель, о проповедях которого мама с таким восторгом рассказывает по воскресеньям? Не место на Втором кольце?..
– Это особый подарок, – продолжил отец. – Такой достается далеко не каждому, и чтобы извлечь из него пользу, тебе придется потрудиться. Но он того стоит.
Отец сделал долгую паузу. Мора глядела на него в откровенном испуге. За головой Зикки в окне полыхали цветные пятна.
– Вот.
Отец протянул наконец конверт. Подарок был не толще ногтя, размером не больше ладони и казался почти невесомым. Мора разорвала бумагу, и на стол выскользнула сверкающая пластинка арканита, испещренная отверстиями. Мора подцепила ее и перевернула. На карте переливалась выведенная краской единичка.
– Первое кольцо? – Мора вздрогнула и перевела взгляд на отца. – Это карта доступа на Первое кольцо?..
Переходить через заслоны с кольца на кольцо можно было только сверху вниз, и с родного Второго ее пропустили бы разве что на Третье. Хотя под остров, где из-за недостатка места дома лепились к островной скале осиными гнездами, а люди передвигались по подвесным мосткам, в здравом уме не совался никто. И не потому, что оттуда было легче всего ненароком сорваться в Бездну, а потому, что жители Третьего завидовали чужакам с благополучного верха черной завистью.
Море казалось, что именно поэтому мобус и не давал ей голограмм Первого: незачем ей завидовать. Но сплетни все равно просачивались, и Мора слышала о Первом немало. О том, например, что оно совсем не напоминает гигантскую лестницу, опоясывающую остров. Первое, вероятно, как и Третье, только называется кольцом, а на самом деле напоминает просто круг.
А еще, слышала Мора, наверху есть небесные сады, которые одновременно цветут и плодоносят весь теплый сезон, питаясь светилом и дождями. Она гадала, какие там, наверное, прекрасные разливаются ароматы – Второе кольцо нередко задыхалось от чада, который поднимался с Третьего, но наверху, воображала она, все совсем не так.
И теперь… она сможет подняться и увидеть Первое кольцо своими глазами. Но как к родителям попала такая карта?
– Это только половина подарка, – добавила мама со смущенной улыбкой.
Зикка заерзала – слишком уж много чести младшей сестренке, – но Мора не шевельнулась. Да, совершеннолетие – праздник особенный. Но карта доступа не операция, ее не купишь даже за огромные деньги.
– С завтрашнего дня ты имеешь право на профессиональную подготовку, – напомнил отец.
Мора нахмурилась. Она окончила школьный курс у мобуса и теперь могла или работать, или продолжить обучение, но о последнем отец не заговаривал. Образование стоило денег, а у семьи едва хватило на цифровой модуль для мобуса.
Отец сделал паузу, очень внимательно рассматривая младшую дочь, а потом объявил:
– Тебя зачислили в университет на Первом кольце.
Мора выпрямилась, откинув прядь с лица. Зикка вздрогнула и отвела глаза, будто обожглась взглядом. Отец же смотрел на Мору стойко, но она видела: веко у него задергалось. Ему тоже было трудно видеть младшую дочь.
– Это шанс на миллион. Ты идешь не в училище, не в подмастерья, не в помощники на фабрике здесь, на Втором. Ты идешь в университет на Первом. Понимаешь? Вот эта карточка, – отец ткнул пальцем в карту доступа, – твой пропуск в большой мир. Ты сможешь остаться на Первом. Найдешь там работу. Понимаешь?..
Мора повела плечом. Она пока ничего не понимала. Так не бывает. Все это звучит слишком хорошо – и не только хорошо, но еще и ужасно тревожно.
– Сколько это стоило?
– О деньгах мы в доме не говорим, – отрезал отец.
Значит, много. Очень много. Очное обучение и без того стоит немало денег, а уж в университете на Первом оно несусветно дорогое.
– Но я же со Второго! Как меня туда приняли?..
– Брат Теус… посоветовал подать прошение. И храм это прошение поддержал, – тихо отозвалась мать.
Мора перевела взгляд на маму. Та смотрела перед собой, теребя открахмаленную к Празднику урожая скатерть. Она обожала проповеди брата Теуса, а вот Мора терпеть не могла его лощеное, будто воском натертое лицо с извечно довольной миной. Ей казалось, что ложь у него не только в проповедях, но и в каждой елейной улыбочке.
– Так это какая-то благотворительность? – не поняла Мора. – Они берут меня из-за того… из-за того, что со мной?
– Брат Теус сказал, что такие, как ты, не рождались уже много сотен оборотов. Ты особенная… – пролепетала мама.
Мора вспыхнула. Интересно, брат Теус употребил слово «уродка»? А может, ее хотят отправить вовсе не в университет, а в лабораторию? Изучить, что за сбой дала природа, породив такую дурацкую ошибку?
– Когда мы подали прошение, – тихо продолжила мать, – тебя захотели принять сразу в трех местах. В двух академиях и в университете Его Святейшества Коддо. Мы выбрали лучшее. Выбрали. Понимаешь? Там прекрасные условия. Каждому студенту выделяют отдельную комнату… Устроишься с комфортом.
– Значит, вы выбрали университет.
– Именно так, – кивнул отец.
– А брат Теус нам помог, – тихонько добавила мать.
– То есть за меня поручились сектанты…
– Мора! – воскликнул отец. – Храм никакая не секта, и ты обязана уважать его, веришь ты в богов или нет.
Она слабо улыбнулась. Если храм посодействовал ее чудесному переводу со Второго кольца на Первое – чего при обычных обстоятельствах не случается, – значит, жрецы от нее явно чего-то хотят. Но она даже не ходит в храм! Только мама там бывает, даже отец не успевает после своей фабрики. И брата Теуса Мора видела лишь несколько раз – смотрела, как он разглагольствует со своей кафедры о великих, которые приходят к нему во сне…
– Они что-то попросили взамен, да?
Мама подняла с блюда белый апельсин и принялась торопливо его очищать.
– С чего ты взяла? Им нечего просить. Как раз наоборот: они выделили щедрую часть пожертвований…
– О деньгах мы не говорим! – громко напомнил отец.
Мама осеклась.
– Храм нам помог. Взамен ты должна просто молиться…
Мора едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, но отец, который не отличался особой набожностью, смотрел сейчас на дочь серьезно.
– Мобус, выведи договор о переводе и приказ о зачислении, – попросил он.
Прямо над столом в воздухе вспыхнула и закрутилась голографическая стопка бумаг.
– Смотри, если не веришь. Ты прошла по программе обмена талантами, ее поддерживает храм. У тебя приличные баллы, Мора.
Та нахмурилась и принялась перебирать голограммы листков. В официальных документах она ничего не понимала.
– Значит, все уже решено?
Мора с бессилием глянула на родителей.
Мобус под потолком что-то тихонько бормотал – то ли передразнивал, то ли болтал сам с собой. Скупо обставленную комнатушку осветило всполохом, и безупречные лица матери, отца и сестры окрасились алым.
– Тебя приняли. Сегодня ты скажешь нам с мамой «спасибо» и подпишешь эти документы, а завтра отправишься на Первое кольцо. Через какие-нибудь десять оборотов ты, возможно, войдешь в Квартум и будешь жить не просто на Первом, а на самой Оси. Ты понимаешь, что это значит? Выше Оси – только боги.
Голос у отца вдруг стал тихим и жестким, как наждачная бумага. Такого тона Мора боялась больше всего.
– Ты думаешь, что я смогу попасть в Квартум? Я?.. С моим… с моим лицом?
Когда Зикка говорила про Ось, она, конечно, просто ерничала. Но отец рассуждал не просто об Оси – о месте в Квартуме. К тому же в сенате почти бессменно заседает всего четыре человека, и они же имеют абсолютную власть над всем, что происходит на всех трех кольцах. Каковы шансы попасть в Квартум у Моры?
Веко у отца все еще слабо подергивалось, но смотрел он ничуть не мягче.
– Забудь ты об этом своем лице! Когда окончишь университет, сможешь делать что хочешь. И операций себе наделаешь сколько влезет.
Но ей не нужно «сколько влезет». Как она окончит университет на Первом кольце, если даже на Втором за порог семейного отсека выйти боится?..
Мора опустила взгляд. Имбирь в ее бокале шипел, пузырьки золотились. Путевка в новую жизнь на Первом кольце – подарок за пределом всяких ее желаний. Какой дурак откажется туда переехать? Операция сделала бы жизнь Моры простой и понятной, но карта доступа на Первое кольцо даст куда больше. Только вот, прежде чем подавать прошение, родители могли бы поделиться планами с самой Морой. Ведь речь о ее будущем, а с сегодняшнего дня она совершеннолетняя и имеет право распоряжаться собой как захочет.
Мобус поскрипывал под потолком, будто качал невидимой головой.
– Мора, пойми, – тихо, но настойчиво заговорила мама. – Если ты поедешь, то сможешь выбрать себе будущее по вкусу. И твое лицо этому не помешает. Главное – ты сама. То, что у тебя внутри. Твоя смелость, твоя сила.
– Смелость? – Мора фыркнула. – Откуда у меня смелость? Где я возьму силу?
Мама закусила губу и легонько качнула головой. Конечно, она сказала это просто так. Все говорят такие вещи в напутствие, а обманываться иногда бывает полезно.
Мора быстро опрокинула имбирь в рот, закашлялась от острых пузырьков и встала.
– Спасибо за подарок, – буркнула она и шагнула вон из общей комнаты.
Круглое окошко в ее спальне пропускало совсем немного света. Фасады террас не чистили несколько оборотов – говорили, у Второго кольца не хватает средств. Смешно, конечно, думать, но если она когда-нибудь и войдет в Квартум, то первым делом велит перемыть все окна. От верхнего яруса и до самого нижнего.
На спинке стула висело платье. Гладкое, бесстыдно-алое, оно так и резало глаза. На груди красовалась эмблема: золотая птица, раскинувшая крылья. Мора коснулась ткани: мягкая, натуральная. Да эта форма стоит целое состояние! Что там одно драконье яблоко, на токки, вырученные за такое платье, можно питаться много месяцев.
Мора сняла его со спинки, приложила к груди, подошла к зеркалу и повернулась левым боком.
Если смотреть на ее лицо слева, то Мора сойдет за любую посредственную красавицу острова. Такую не переселяют со Второго кольца на Первое. Такую не прочат в Квартум. Такую встретишь на террасе – и не заметишь.
Мора заправила волосы за ухо и повернулась к зеркалу правым боком. Теперь из отражения на нее смотрела уродина. Правая половина лица была изувечена: радужка глаза красная, кожа покрыта пятнами, пережевана и смята, как рисовая бумага. Не разглядеть ни скул, ни щеки – только безнадежно покалеченная кожа без линий и формы, как будто оплывшая восковая свеча.
И почему тот странный человек в толпе, схвативший ее за рукав, болтал про какую-то метку богов? Даже если бы боги и существовали – а это, конечно, просто выдумка суеверных старух и опора для таких, как мягкая, неуверенная мама, – то с чего бы им помечать одну из своих подопечных уродством? А может, «метка богов» – симптом болезни, из-за которой меченые потом и пропадают, как будто их боги к рукам прибирают?
Мора содрогнулась. Она никогда не задумывалась о том, что ее отметина могла портить не только внешность, но и здоровье. Однако никаких странных симптомов у себя Мора не замечала. Как раз наоборот – к ней даже простуда приставала редко. Нет, все это просто страхи. Страхи и суеверия. Болтать на острове горазды.
А если брат Теус ей и помог, то все это не более чем широкий жест «великого и щедрого храма». Не стоит удивляться, если назавтра газеты запестрят мерзкими заголовками вроде «Калека из трущоб получает шанс» или «Золотые горы для оборванки»… Но она никакая не калека, и Второе кольцо – далеко не трущобы. И все же Мора понимала, что получила свой шанс не из-за таланта, а из-за ошибки природы, и от этой мысли ей становилось противно.
Не только сестра, но и родители не могли смотреть на Мору без содрогания. Она привыкла ходить с распущенными волосами: вьющиеся, пышные пряди надежно прикрывали всю правую половину лица. Примирилась с тем, что ей приходится прятаться – так безопаснее. Научилась избегать перепуганной толпы и на террасы старалась выходить как можно реже. Что же будет завтра, на Первом кольце?
Зикка никогда не стучала в дверь – просто входила когда вздумается. Вот и теперь она заглянула и просто шагнула внутрь.
– Ну что, подписала уже свои документы? Избавимся мы от тебя завтра или как?
Мора даже не огрызнулась. Забравшись с ногами на подоконник, она глядела в лиловый провал Бездны, и ей вдруг подумалось, что куда проще она решилась бы переехать вниз, на Третье. Там на нее даже не посмотрят. На Третьем, наверное, всем плевать – хватает своих проблем.
Мора невольно усмехнулась собственным мыслям. Может, отец прав и она слишком много тревожится о своей отметине? На Первом кольце не жизнь – мечта, а Мора вдруг думает о Третьем.
– Ты же в курсе, как тебе повезло, правда? – протянула Зикка.
Темнеющую Бездну застилал дым. Празднование уже улеглось, но в отдалении нет-нет да и вспыхивали цветные пятна.
– Со мной родители не носились, – помолчав, выдала Зикка. – Никогда на меня такие деньжищи не тратили. Вряд ли всю сумму выплатил храм. Это ж никаких пожертвований не хватит.
Мора обернулась, и сестра сразу отвела взгляд.
– Так ты любовь родителей токками померить решила? – спросила Мора.
Зикка была старше, на половину лица красивее, и мама всегда улыбалась, когда смотрела на нее. Зикке незачем было соревноваться с младшей сестрой – Море было очевидно, кто из них выигрывает.
– При чем тут любовь? – фыркнула Зикка. – При чем тут родители? За эту штуку тебя любой на Втором кольце порвет.
Она все крутила в пальцах арканитовую карту доступа, которую Мора забыла в общей комнате. Затем шлепнула ее на столик, и Мора невольно скользнула взглядом по рукам сестры.
Узоры, которые Зикка вывела хной к Празднику урожая, переходили в черные пятна – они покрывали ее запястья с самого детства, когда она переболела неизвестной лихорадкой. Окружной лекарь говорил, что такая хворь последний раз попадалась больше ста пятидесяти оборотов назад и что Зикке вообще-то повезло выздороветь: прежние случаи заканчивались плачевно. Так что Зикка своим везением гордилась и пятна под манжетами не прятала. Мама же при разговорах о том, как Зикка металась в бреду, вздрагивала до сих пор – слова лекаря о других случаях только растревожили ее. И что это за редкая смертельная лихорадка, которая приходила в последний раз несколько поколений назад? Но даже лекарь пожимал плечами.
– Вот это и пугает, – призналась Мора, глядя на карту.
Ей вдруг захотелось рассказать Зикке, как страшно было ей сегодня в толпе, когда все на нее уставились, и как жутко будет уйти на Первое, где нет безопасного семейного отсека, а учиться придется по-настоящему – не дома с равнодушным добрым мобусом, а среди других студентов. Но Зикка будто услышала ее мысли. Она вдруг шагнула к Море, обхватила ее, прижала на миг к себе и тут же отступила.
– Повезло тебе, сеструха. Просто решайся. И ничего не бойся. Ты все сможешь.
Мора опешила. Она еще чувствовала быстрое, порывистое объятие, руки Зикки у себя на спине, ее тепло, слабый аромат технического мыла с корицей, которым Зикка всегда промывала волосы, и ей вдруг стало до боли обидно.
Зикка никогда такого не делала. Не обнимала сестру, не говорила теплых слов. Море всегда казалось, что Зикке нравится поучать младшую сестренку колкостями, а о том, что Зикка может ее любить, Мора даже не задумывалась.
И почему Зикка сделала это сейчас? У Моры засосало под ложечкой, как если бы она перегнулась через парапет террасы и заглянула в Бездну. Что, если сестра больше никогда ее не обнимет?..
Зикка хотела было выйти, но остановилась.
– Я слышала, на Первом есть соцпрограмма.
Мора встряхнулась. С чего она решила, что больше никогда не увидит Зикку? Даже если она и решится перебраться на Первое, это не навсегда. И все равно ее мутило. Не знай себя, Мора подумала бы, что это дурное предчувствие, но она понимала, что ее тревога – обычный страх неизвестности. Она просто вздохнула поглубже и переспросила:
– Соцпрограмма?
– Бесплатные операции тем, кому очень нужно.
Мора закусила губу. Она слышала о том, что медицина на Первом куда лучше, чем на Втором. Но чтобы операции делали бесплатно?..
– Очень нужно?
– Если в заявке напишешь про травму, ее сто процентов одобрят.
– Но они же знают, что это не травма!
– В твоем университете, может, и знают. А в мед-центрах – нет. Люди там каждую неделю операции делают, никто даже заморачиваться не будет. Поверь мне, я знаю.
– Откуда?
– На фабрике слышала. Там один парень работает… Говорит, что его с Первого сослали.
– И ты ему веришь?
Как только парни перед Зиккой не бахвалились… Разговоры о них Мора слышала уже не первый раз.
– У него лицо переделанное. Сильно переделанное и очень качественно. У нас так не оперируют. Так что подумай.
Зикка сверкнула глазами, развернулась и вышла, а Мора еще какое-то время сидела, едва дыша. Затем рассеянно оправила платье и нащупала в карманах гребень и блок памяти. Она ведь так и не отдала родителям подарки… А Зикке и вовсе ничего не купила.
Она наклонилась и приложила ладонь к сенсору, вделанному в столешницу. В воздух взлетели бумаги, и Мора перелистнула их все до самой последней страницы. В ячейке слева уже темнела витиеватая подпись. Правая ячейка пустовала.
Если она согласится, то изменится все. Ей придется покинуть семейный отсек и начать новую жизнь на далеком Первом кольце. Не закидают ли ее там камнями в первый же день?.. Но если поверить, что там и правда можно сделать операцию… Если на Первом действительно есть та социальная программа, о которой слышала Зикка… то все изменится так, как Мора даже мечтать не смела. А если не сложится с программой – платят в закусочных на Первом явно больше, чем на Втором. Она накопит – там это будет сделать проще, чем здесь.
Выдохнув, Мора придвинула к себе последнюю страницу договора и занесла палец над пустой ячейкой.