Что разум способен придумать…
Фантазий ужасный каскад!
Противные, мерзкие думы,
Родили безжалостный ад!
Елена Соколовская ощутила, как она ныряет вниз, словно плюхнулась в чернильную смолу, реальную и полную вселенской злобы настолько, что даже стало выедать глаза. На ее тренированное тело давило странной толщей, чем-то напоминая ртуть в толщах которой во время жестоких тренировок плавала Соколовская, но было куда страшнее, и плоть плющило. Тут маршалу-девчонке реально стало ужасно, а вдруг теперь ей никогда не увидеть звезд, неведомые палачи обрели власть и над потусторонним миром. Слышится скрежет, такой звук, будто собака царапает по стеку, только гораздо противнее и громче, он впивается в уши, выкручивая их. Раскаленный шомпол вгрызается в перепонки, на языке ощущение крови, и льющей смолы. Затем из темноты выныривает пасть со сверкающими, как лава вулкана зубами. Никогда еще Елена Соколовская не видела столь омерзительной рожи чудовища, персонажи фильмов ужасов или знаковые расы иногалактов, на его фоне были лишь жалкой пародией на кошмар. Затем появились другие еще более страшные челюсти, некоторые были огромные как планета Юпитер, а другие маленькие похожие на очень злобных зверюшек, самых немыслимых форм и видом, включая гибриды животных и пыточных приспособлений. Вот они своими кривыми ядовитыми зубами вцепились в ее плоть. За всю свою уже достаточно длинную, и тому — же беспредельно насыщенную жизнь Соколовская ни разу не испытывала такой боли. Главное что и подобрать аналог ощущениям было невозможно. Это и жгучее пламя и разъедающая кислота, одновременно замораживающий лед и тупая с шершавой ржавчиной режущая пила. А также одновременно удары гипертоком, от которых пробивают сверхмощные разряды и облучение ультрарадиацией чрезвычайно возбуждающей нервные клетки, эрогенные зоны: буквально каждую молекулу. И главное интенсивность мучений просто невероятная, а зверюшки, все время, без перерыва меняют форму и размеры.
А ее продолжали терзать, было видно, как с рук срывается мясо, оголяются кости, как из распоротого живота вылезают кишки. Злобные твари грызут их, накручивая на зубы. Елена исступленно воет, из глаз брызжут слезы. В отчаянии она стонет:
— Господи за что. Ведь я за свою жизнь всегда была верной России и никого ни разу не предала! Конечно, иногда хитрила на экзаменах, могла соврать, но это лишь вследствие естественных человеческих слабостей!
Слышится хихиканье и от него, кажется, что в барабанную перепонки вонзаются раскаленные иглы, которые при этом расширяются, как дельта полноводной реки, постепенно поглощая все и вся! Мозг бурно вскипает. И безжалостно терзающий серое вещество глас:
— А прелюбодеяние, греховные страсти — вспомни сука! Сколько ты за столетия сменила тысяч мужчин и самок? А Бог изрекал; что уже смотреть на особь противоположное пола с вожделением — преступление!
Девчонка причудливо выворачивается, ее плющит и распирает одновременно. Наконец появляется исполинская пасть, она целиком заглатывает её чудное тело. Елена видит, как в горле ужасающего подобия дракона, бушует пламя, оно разбивается на семьсот семьдесят семь абсолютно разных по цвету и оттенку лепестков.
— Вот он легендарный огонь преисподней. — Прошептала девчонка, кожа на руках срослась, покрывшись уродливыми шрамами. Она пытается затормозить свой полет, но это бесполезно, еще недавно крутейшая воительница даже не может сдвинуть себя на миллиметр. Вот ее такого ставшего вдруг эгоистично любимым юного, смазливого тела касается, огненный поток. Словно страстный любовник, язык пламени лижет обнаженный рябиновый сосок девушки. Ничего подобно она ни разу не испытывала, в глазах, потемнело и казалось, во рту началось извержение Кракатау, а желудок взбунтовался, и его атаковали гиперядерным оружием, вернее термопреоновым зарядом. Насколько жгучим было это пламя, на голой коже появлялись крупные гнойники, кости темнели и трескались, причиняя страдания. Соски продолжало лизать, пламя коснулось чистого, гладенького как у девочки лона. После чего так сильно пронзила сатанинская боль, что девушка зашлась в поглощающей истерике. Каждый сосок был раскален, огонь прошелся по животу, разрезая гиперплазмой пресс, выпаливая кишки. Которые затем топтали копыта гибридов коней и медицинских градусников, и смеси утыканных шипами палиц с допотопным утюгом на углях.
— Нет, я не хочу не надо — Иступлено провизжала она. Отпустите меня. Я больше так не буду! — Соколовская и впрямь ощущала себя не воительницей, а маленькой девочкой попавшей в разбойничий вертеп, самой жуткой из тех, что можно придумать сказок…
Каждый цвет огня — это особый неповторимый рисунок боли. Страданиям можно придавать различные оттенки, их разнообразие поражает, даже маркиз де Сад не додумался, до чего может дойти изобретательность жителей межзвездной преисподней. Чувствительные девичьи пятки, покрылись волдырями, те лопались, набухали и лопались снова. Каждый волдырь рвало с энергией миллионов уничтоженных Хиросим. Пылала прическа, и девушке было не только больно, но и крайне досадно, что она лишалась подобного украшения. Голову буквально опалило, каждый корешок волоса, словно был врыт в яму, которую залили расплавленным металлом.
— А вот черти, можешь познакомиться. — Противно пищит необычайно омерзительный голосок истязателя. — Твой, друзья в вечности!
Их вид впрочем, еще более ужасен, чем у зверюшек, но особенно несимпатично смотреть на колючие пасти, отдаленно смахивающие на гибрид заостренных клещей средневекового палача и смесь зубов акульих и крокодильих. Да еще и кожа в гнойных язвах с копошащимися слизняками. Зато рога, а виде щупальцев сторукого, пылающего кальмара, как ни странно успокоили. Соколовская: чтобы отвлечься от пронзающей боли, стала вспоминать фольклор, где эти миленькие забавные чертики, то страшненькие, то наоборот смешные и наивные. Эти существа иногда помогают, а порой вредят людям. Особенно запоминающая сказка о «Попе и его работнике Балде». Вот с таким «народом» вполне можно иметь дело. Наивные, веселые чертики, даже людям порой служат! А тут только и знают, колют вилами, рубят тройными секирами и мечами, и жарят гиперлазерами из запредельно разогнанных ультраквантов!
— Что грешная душа не слушала командиров? — Рог у черта вырос: превратившись в подобие восьмигранного клюва и тырк, подвижным уродством: по черепку.
Когда на голове ломают и плющат кости: это так больно, что невозможно описать словами. Но сознание при этом не помутилось, будь Соколовская в обычной человеческой плоти, то наверняка скончалась бы от шока. А так она чувствовала чрезвычайно грубое прикосновение к своему мозгу, всю облапили, затем монстр стал пить мозги. Непостижимое ощущение, вроде вытягивания жил, только чувствительность намного сильнее. А демон все пил, выпуская кислоту. Делал он это медленно, словно цедил. Другой бес стал сверлить ногти, загоняя под них острейшие иголки. Девушка пробовало отвести свои босые ноженьки, но пламя жарила нежные девичьи пятки все сильнее, при этом кибернетические цепи растягивали сухожилия, каждую связку. Казалось, что этот сатанинский оркестр набирает темп в адском марше.
Соколовская кричит, рот раскрывается сам собой.
— Не надо квазарить, отпустите.
Ее хватают раскаленными щипцами за язык и тянут, медленно оставляя рваные, оборванные жилы, отрывая его от неба.
Тоже боль, но чуть по-другому, и уже нет криков только всхлипы и вой.
Черти с каждым поворотом становясь все уродливее: продолжают куражится, вслед за ногтями, стали ломать костяшки, причем делают это медленно смакуя страдания.
— Вот так чернодырка антифотонная: получай свою порцию. — Злобно пуская порцию гипертока в мозг, верещит один вероятно старший по званию бес.
Елена уже дошла до состояния невменяемости, ее затопила невыносимая волна мучений. А черти не отступают, вот уже начали вырывать жемчужные зубки, безжалостно порча, красу. Дробили их, затем сверлили их, вонзаясь жгучим острием в десну.
— Как можно опуститься до подобной жестокости, неужели у них нет матери. — Подумала Соколовская. — Кто вас родила женщина или гиена! Видимо прочтя ее отчаянные мысли, черти завопили.
— Матери нет — отец Сатана!
Потом нашли новую муку, раскалили сверло, допилили последние зубы резаком. Далее дошла очередь до костей. Их ломали красными, от высокой температуры щипцами. Каждое девичье ребрышко по отдельности. Раскаленные щипцы выкручивали рубиновые соски девушки, отрывали ее нежные ушки, выдергивали волосок за волоском. К многострадальным, босым пяткам девушки подносилось, жгучее пламя, и каждый раз температура была все выше и выше! Дымилась кожа, горели кости. Казалось, что сердце вот-вот лопнет, взорвется как бомба.
Тут Соколовская неожиданно почувствовала, что ее изящный язычок отрос, и может что-то говорить:
— Помилосердствуйте ради Справедливости!
В ответ бесы вонзили в нее вилы, по-новому отрывая девичью грудь, ломая ноздри, выкалывая глаза!
— Ты грешник и должен знать, что Справедливость: выдумка жалких людей. Истинные боги едины в двух лицах: добро — зло, и сотворили всю вселенную, а также людей по образу и подобию своему. А вы грешники и прочите твари, должны быть рабами, выполняющими любые приказы и терпящими унижение. Ты антифотонная невольница не верила в наше существование, а теперь испытываешь это все на собственной шкуре.
— Теперь я верю!
— Поздно! У тебя нет шансов.
Соколовскую продолжили терзать, его несколько раз подряд переламывали, жгли, потом она немыслимым образом восстанавливалась. Затем ее крушили по-новому. Потом чертям видно это самим надоело и, подняв его в воздух, понесли по преисподней.
— Вот посмотри, как наказывают непокорных.
Соколовская увидела девушек распятых на крестах. Их некогда прекрасные тела: были страшно изуродованы, с них капала кровь. Крупные свиньи подрывали кресты, иногда жертвы падали и на них набрасывались кабаны, разрывая на части женскую плоть. Как страдали эти несчастные создания, по щечкам у некоторых безжалостно клейменым, стекали смешанные с потом и кровью слезы. В глазах светилось отчаяние. Казалось, они молили: мы невиновны, пощадите нас.
— За что наказывают этих несчастных?
Бес со всего размаха врезал девушке раскаленным ломиком по пяткам, другой чертяка сломал девушке колено и прогнусавил, картавя.
— Разная мелочь. Одна дерзила командиру, другая разбила дорогостоящий тетралет, третья отказалась заняться сексом с парнем, во время учений, четвертая отступилась. То есть, чтобы попасть сюда, не обязательно быть большим грешником, достаточно мелких проступков.
— И их муки никогда не кончаться?
— А это Всевышнему Богу решать и императрице. Если ее величество издаст указ о помиловании, то их могут перевести в другое не столь болезненное место.
— В рай!?! — В сознании Елены мелькнула надежда.
— Для вас предателей нет рая. Просто есть места, где вас не будут бить, и терзать каждую секунду и где вы можете продолжать служить своим командирам после смерти.
— А что ждет людей, чьи преступления посерьезнее?
— Это мы тебе тоже покажем.
Черт пырнул вилами в глаза, яблоки лопнули, полилась жидкость и Соколовская окосела, на ее пролилась ужасающая в своей беспросветности чернота. Затем спустя несколько секунд, она вновь обрела способность видеть, правда каждое мигание вызывало невыносимый зуд. Вновь они полетели и вот на встречу им выпорхнули еще более отвратительные существа. Воительница внимательно разглядывала их. Вид и впрямь ничего: голый, безволосый и покрытый коростой череп; горящие инфернальным светом глаза; куцый, будто отрубленный нос с черным провалом по середине. И пожалуй самое мерзкое — отсутствие нижней челюсти, вместо которой висят и шевелятся восемь толстых в форме звезды дьявола щупальца. Вот он и приник к Соколовской, впившись в атласные губы зубами, подарив свой знаменитый поцелуй в засос. Затем его руки-клешни стали ломать кости. Елена ойкнула от острой боли в локтях, ей сокрушили суставы, чудовище стала наматывать на клешни сухожилия. Одновременно по телу прошли разряды, чего-то поужасней гипертока. Потом все также внезапно восстановилось, но при сохранении страшнейшей боли.
— Вот так потаскуха, может, выпьем за знакомство.
Отлепившись от Соколовской, монстр протянул руку к чаше, и она моментально наполнилась вином. Образина ткнула ее в лицо.
— Лакай! — Рявкнуло чудовище.
А так как Елена: не хотела слушаться, два беса схватили, ее за голову, сдавили щеки и раскрыли рот. Ужасно горькая жидкость потекла воительнице в горло. Соколовская прокашлялась и судорожно глотнула.
— Давай до дна. — Проорали черти. Когда несчастная девчонка проглотила весь запас, ее живот внезапно вздулся. Внутри клокотало и горело.
— Что забеременела сука! Вот теперь родишь дитятко преисподней!
Затем жидкость продолжала расширяться пока пузо и крепкий девичий пресс не лопнули.
— Вот так будет с каждым грешником.
Соколовскую разорвало на части, ее голову подобрали, и стали играть ее футбол. Крайне обидно, когда тебя вот унижают, бьют копытами, похожими на дубину хвостами, перебрасывают. А если попадет в штангу, то и вовсе полный офсайд. Голова звенит, зубы, раз за разом вылетают, но потом снова зарастают. Соколовской кажется, что эта забава длиться вечно, не один месяц, стала расти ужасная трава, стебельки царапали отрубленную голову, залезали в ноздри. Черти при этом бешено хохотали, мочились в девичье лицо, хватали за волосы. Крутили и подбрасывали, но вот и это прекратили, видимо бесам надоело. Они взяли, придавили ее изувеченную голову и стали пришивать тупой иглой к телу.
Потом все исчезло, девушка и мучители оказались в преддверии помойной ямы.
— Ты бывший член избранной десяти тысячи, и это должно быть тебе знакомо.
Это запах межгалактической «мусорки» не спутать ни с чем, только концентрация чрезмерная, нос воротит, и раскаленное сверло, яростно вгрызается в ноздри проникая до мозга!
Было видно, как плавают и копошатся мокрицы, черви, мохнатые жуки, липкие гусеницы.
Прямо в ямах отчаянно ползали узники; мужчины и женщины. Они напоминали обтянутые сплошной коростой скелеты, их раны исходили гноем.
— Ух, ужасно! — Соколовская обернулась. — А этих за что так?
— Они думали, что бунтарь, это звучит гордо, а на самом деле были лишь жалкими предателями. Вот теперь принижена их гордыня. Вот видишь, что бывает с теми, кто не хочет признать над собой господство командиров и воинских уставов. Теперь черви грызут их кости, и так будет продолжаться вечно, ведь императрица не любит гордецов, особенно таких гуманных типов как ты!
— А где находятся величайшие преступники прошлого, например Гитлер?
— И это ты хочешь знать? Он преступник далекого прошлого! Ему придумана особая кара, такая что и вообразить невозможно! Это из разряда того что тебе ничтожная чувиха-проститутка знать не положено. Впрочем, если тебе мало пыток мы тебе добавим.
Девушка ударили, по голым ногам, а потом специальные узелки из проволоки прошлись между пальчиками босых ступней. Проволока раскалилась, выбив дополнительные страдания. Потом девушку подхватили четыре крюка, два ребра, другие два за ноги и растянули красотку пока не лопнули сухожилия. Затем в ход пошли, двенадцатиграные раскаленные до бела секиры, они полностью сокрушили все ее косточки, от головы до пяток.
Демон хвастливо произнес:
— У нас много различных видов пыток. Многие истязатели древности, а также иногалакты-покойники, щедро делятся, своими немыслимыми изобретениями! Хочешь в шкатулку?
— Нет!
— Все равно получишь!
Появился страшный человек, лицо в бородавках, рыжая борода клочками, гнилы зубы, вонючий рот.
— Вот это соратник Гитлера: Отто Скорели. Сейчас он тобой займется.
Появилась причудливая шкатулка, она напоминала музыкальную. Внешне довольно красивая с царскими гербами. Девушка попробовал сопротивляться, но силы оставили некогда могучее тело. Бесы подхватила Соколовскую и зашвырнули вовнутрь.
Заиграла музыка, шипы впились в бедра, лодыжки, шею. Молоточки забили по голове, а шестеренки стали ломать пальцы, на руках и ногах. Одновременно у девушки раскрыли род, и на язык полилась раскаленная жидкость. Соколовская завыла, ее живот поджаривал огонь, многоцветное пламя преисподней. Музыка играла то набирая темп, то наоборот замедляясь. Так продолжалось до тех пор, пока от тела не осталось одно кровавое месиво, смешанное с раскаленным металлом. Потом по нему били молотки, сделав подкову. Подковали исполинского скакуна, скачущего по алмазному, покрытию, по лаве, по поверхности. Принявшую образ подковы Соколовскую расплавили, затем заставили стыть остудив в жидком гелии. Жуть после огня в студеное пекло. Девушка пересыщенная негативными эмоциями с трудом пришла в себя.
— Ну как? Это изобретение великого Гимлера! А как на счет того что испытать стульчик самого папаши Мюллера, главы Гестапо!
— Каковы господа, таковы и слуги. — Философски заметила Соколовская.
— Вот вы тоже должны брать пример с людоеда Лекера, или Фреди Крюгера!. Он был очень угодлив и вежлив перед новыми хозяевами. Но тебе видимо не терпится узнать, что стало с остальными людьми, ну что мы тебе покажем. Но сначала чтобы усмирить твою гордыню мы окунем тебя в это кошмар.
Соколовскую связали, скользкими змеями и колючими гусеницами, поддели за крюк и окунули в помойную жижу. Практически сразу на гнойные раны девушки обрушились черви и прочая мерзость. Они столь активно грызли ее, что спустя несколько минут от Мирабелы остался только один скелет. Потом, отправившись, мясо наросло удивительно быстро, они снова продолжили его пожирание. Но самое паскудное не это, а когда они ползали в ранах, зуд стоял не терпимый. Так по адски чесалось, ползали миллиарды бактерий. Спустя некоторое время истязаемая Соколовская сама стал раздирать эти раны, рвать артерии и жилы. Как только она не сошла с ума, но рассудок вполне мог повредится.
— Ладно, заканчивай, а то видишь, блаженствует ублюдочная блядь. Давай шалава поработай!
Соколовскую подхватили, набросили на шею веревку и поволокли. Петля из колючей проволоки, безжалостно ее душила, не хватало воздуха истерзанным легким. А спину терзали невероятно жгучие в кривых звездочках, плети.
— Что собачка ошейник жмет. Не надо быть строптивой.
Соколовская оказался в пустыне, там она увидела ужасающе иссохших людей, многие из них особенно женщины не могли не вызвать страшную скорбь. Вот пятерка совсем юных ребят, практически детей волочет пятидесяти тонную глыбу. Такого не должно быть по всем физическим законам, сидящий на стремени черт бьет их нейтронным хлыстом. Видно нечеловеческое напряжение каждого мускула, жилы готовы лопнуть. С тощих тел капает пот, попав на песок, он дымиться.
— Это тебе не крест, где отдыхают. Потрудись и ты сам. — Бес присоединяет ее к глыбе.
— Тут у тебя будет отличный стимулятор.
Теперь гордой Соколовской предстояло работать. Ее безжалостно избивали, подгоняя, и она вынуждена была тащить неподъемную ношу. Здесь она познала другую меру страданий, и она переполнили девичье сердце. Самое главное это была полная бессмысленность проделанной работы, их заставляли возить глыбы по кругу, а затем подымать на вершину, а после спускаться. И так беспрерывно. К тому же черти активно подсыпали под ноги раскаленные угли, гвозди и битое стекло, за Соколовской тянулись сожженные окровавленные следы босых, девичьих ножек. Она казалось бессчетное количество, раз падала, но потом удар нейтронного хлыста заставлял девчонку подыматься. От прикосновений потока элементарных частиц, и различный смертоносных излучений кваркового уровня, била судорога, она была настолько мучительной, что заставляла двигаться через не могу.
— Ну, как рабочая фотоновка. — Спросил демон. — Это тоже еще только цветочки, впереди тебя ждут муки гораздо страшнее. В частности ты хочешь испытать раздвоение?
— Это как? — Спросила голосом страдальца Соколовская и тут же получила хлыстом сотрясающим все тело по спине.
Демон хихикнул:
— Мучиться сразу в нескольких ипостасях. Мы разделим тебя на несколько частей, и ты получишь куда более разнообразную гамму ощущений.
— Нет, не хочу такой радости!
— А кто тебя спрашивать будет. — Демон достал подобие лучемета, навел на гипермаршала Елену и нажал на курок.
В следующее мгновение девушка почувствовал, что у нее будто стало два тела. Одно по-прежнему волокло тяжелый груз, а другое висело на кресте. И в том и в ином случае сохранялась абсолютная полнота ощущений.
Соколовская чувствовала в прибитых гвоздями кистях, тело стало тяжелым, так как к ногам были привязаны глыбы камня. Для того чтобы совсем не задохнуться, она вынужден был подтягиваться. На голове у нее был колючий венок. Он ужасно впивался в череп, увеличивая страдания. Каждый вздох сопровождался мучительными спазмами. В длинные волосы девушки вцепились птеродактили, угрожая сорвать скальп. Волосы тянуло в разные стороны, голова тряслась, как камешки в погремушке. И в тоже время она продолжала надрываться, волоча неподъемную глыбу. Трудно сказать что причиняет большие страдания, но когда это накладывается одно на другое, то получается такой праздник плоти.
— Ну, как тебе нравиться? — Одновременно спросили гипермаршала два черта.
Соколовская отрицательно мотнула головой.
— А ведь мы можем усилить пытку, давай сразу три ипостаси. И ты ведь была в избранном десятитысячном легионе, следовательно, тебе нужно, что более изощренное и техногенное.
Не успела Соколовская моргнуть глазом, как его тело оказалось спрессованным в плиту. Затем девушка ощутил на себе тяжесть космического корабля. Сдавило все кишки, трещали кости, несколько ребер лопнуло. Потом прозвучал сигнал к старту и сопла вспыхнули, разогретая до многих миллиардов градусов плазма обожгла плоть. Когда так раскаляет ощущения невыносимого жара такие, что пронзило каждую клетку, пылая, страдала мельчайшая частица тела. Могучий звездолет оторвался, взлетел вверх, на мгновение стало легче, но едва Соколовская успела перевести дух, как корабль взорвало, и на воительницу обрушились обломки.
— Браво! Произнес демон, похлопав в ладоши. — Это называется вечный старт.
Затем звездолет возник вновь, снова горят ступени, сверхжаркого огня, затем взлет и снова падение. Ощущение необычности на мгновение затмил предыдущие воплощения ада. Потом Соколовская вновь стала воспринимать все одновременно.
— Добавить четвертую тебе или хватит.
— Конечно, хватит! — У Соколовской и так от мук психика достигла предела.
— Нет, с ума ты не сойдешь, это уменьшило бы твои страдания. У тебя хорошая плоть чувствительное девичье тело, но мы способный изменить его параметры и переместить твой в какую ни будь другую ипостась. Хочешь поэкспериментируем?!
— Отпустите меня, пожалуйста! — Прошептали истязаемые формы Соколовской. Ныла каждая молекула, тела.
— Ну, уж нет! С тебя этого мало. В кого бы тебя превратить — я думаю метеорит.
Соколовскую подбросило в высоту. Она оставалась сам собой и при этом ощущала себя глыбой камня. Хаотически, прыгая из стороны в сторону, она перемещалась в вакууме. И здесь страдания были невыносимы. Множество звезд жгли гипермаршала разнообразными лучами, от простых до рентгеновских. Но особенно болезненным было альфа и гамма излучения. Части девичьего тела, то нагревались, то наоборот остывали. Поверхность трескалась, отваливались целые куски, и при этом ее холодило мертвое безвоздушное пространство, а легкие казалось, вот-вот разорвутся от недостатка кислорода. Соколовская безраздельно страдала, превратившись в камень, она не утратила чувствительности. Иногда в него попадали мелкие осколки от других метеоров или он натыкался на острые обломки спутников. И это также причиняло невыносимые страдания.
— О Боже, спаси меня от этих маньяков, до чего дошло их дикое воображение. Ну не ужели рогатые чернодырники, могли до такого додуматься.
А черти продолжали строить рожи. Позволяя переваривать четырехкратно усиленные мучения.
Тут тело-метеорит стало притягиваться исполинской планетой. Соколовской стало страшно, но она не могла даже пошевелиться, плоть хоть ощущает все, но абсолютно беспомощная. Елена влетела в плотные слои атмосферы, ее поверхности расплавило, затем корпус стал испаряться, она просто сгорала в атмосфере. Это стало дополнительным стимулом в океане учений. Наконец болид окончательно аннигилировался и Соколовская снова возникла в космосе. Карусель истязаний продолжилась.
— Четыре вида пыток одновременно этого мало. Вот почему бы тебе проститутка не испытать что-то на пятое.
— Опять космическое? — переспросил другой бес.
— Нет историческое? — Как тебе моя подруга нравятся фашисты? — Улыбаясь, черт показал три ряда кривых зубов. А у другого демона выросли в размерах щупальца; концы заострились.
— Я их ненавижу!
— А придется полюбить. За одно ты как относишься к евреям.
— Вполне нормальный очень талантливый народ. — Сквозь многоуровневую волну боли произнесла Соколовская. — Хотя с ними нужно держать ухо остро. Меня в частности обманул еврей. Нет не мед!
— Вот отлично станешь жидом. Вернее маленьким жиденком.
Спустя мгновение Соколовская ощутила себя мальчиком лет восьми-девяти. Он был совершенно голым, а рядом с ним стояли такие же нагие мальчишки. Им стригли волосы, было холодно и уныло, вокруг серые стены барака, колючая проволока, лают собаки.
Машинка была очень тупой, они вырывала клочья волос, но еще страшнее был зловещий шепот.
— Сейчас нас отведут в крематорий.
Когда закончилось мучение с волосами, злобные фашисты в черной форме и с эмблемой череп с костями, нанося удары, построили их. Соколовская обратила внимание, какие худые были дети, шагающего перед ним мальчика была видна каждая косточка, спина превращена в сплошной синяк со шрамами и пицугами. Их вывели на улицу, шел снег, босые ноги ребенка обжигались об белую поверхность, чуть подкрашенную замершей кровью. По рядам прошлась плеть, хлесткий удар обрушился на едва покрытые кожей ягодицы перевоплощенной Соколовской.
— Держите ногу жидовские твари.
Было видно, что дети стараются из-за всех сил, мелькаю ряд в ряд раскрасневшиеся от дикой стужи голые пятки. В животе у Соколовской пусто, голод грызет кишки, кислота душит желудок. С лаем к ним подбегают овчарки, они кажутся бешеными, пасти исходят пеной. Одна из них самая яростная едва не перекусывает тощую ногу воительницы. Мальчику страшно, но тех детей что сорвались, загоняют обратно в строй острыми штыками. Наконец их вводят здание, испускающее сильное зловоние. Соколовская, да и другие дети совсем продрогли и посинели. Первоначально шагая сбитыми ножками, по горячему стальному полу, она испытал блаженное ощущение. Потом стало припекать, и воительница отплясывала гопак. Ее уста шептали еврейскую молитву.
— Смилуйся Яхве. Подари жизнь мальчику! Вернее девушке! Низвергни нацистов в шеол! В самое пекло!
Жечь детские ступни стало сильнее, многие ребята уже начали кричать и плакать, а запах паленого мяса стал невыносимым.
Мальчиков очень много, их спрессовали в плотную, Соколовская почувствовала прикосновения, тощих, избытых, потных теле. Острые лопатки укололи ее в костлявую грудь. На бритую голову упала, горячая смола, Соколовская вскрикнула. Послышался похожий на хрюканье хохот эсесовцев, затем звучит сигнал. Пол начал наклоняться. Стоящие с края дети медленно, но верно соскальзывали в геенну. Ребята цеплялись друг за друга, старались ухватить гладкий раскаленный пол, но все тщетно. Даже не смотря на все пережитые страдания, сердце у Соколовской бьется как пулемет.
Вот приходит и его черед соскользнуть в преисподнюю. Пламя охватывает его и следует ни с чем не сравнимая боль, кожа сгорает быстро, а кости в сладострастном упоении лижет огонь. Самка-гипермаршал переживает каждую секунду в отдельности, затем когда последняя косточка истлела. она оказывается снова в строю. Ужастик повторяется вновь и вновь.
— Вот так ты уже достигла пятой ступени. — Вмешивается черт. — Но ведь этого тебе мало, нужно прибавить оборотов.
Глаза Соколовской ничего не выражали, она была настолько перегружена эмоциями, что не могла говорить. Демон с голым черепом предложил.
— Раз мы вернулись к человеческой истории, то может снова, повторим эпизод с немцами.
Что ты предпочитаешь; самолет или танк?
Черт хрюкнул.
— Конечно, самолет он гораздо динамичнее.
— А какую ему дадим плоть?
— Лучше всего девушки, мужчины так омерзительны.
Вновь в который раз ландшафт изменился: Соколовская почувствовала себя летящим в самолете, вот он сбит и падает. В самый последний момент перед тем как врезаться летчица успевает выпрыгнуть с парашюта, но едва натянулись лямки, как последовал удар и мгновенная потеря сознания. Соколовскую подхватили под руки и плеснули водой в лицо, вокруг видны озверевшие лица, свастики, эмблема СС — две молнии. С нее срывают одежду, и девушка с ужасом видит две отросшие женские груди. Что-то неуловимо страшное было в них. Груди мнут, щиплют, дергают. Потом начинают срывать портупею. Соколовская отчаянно дергается, брыкается ногами. Ее бьют прикладом по голове, потом рвут трусы, залезая грязными руками в интимные места. Гипермаршал ревет как шалава, женское тело оказывает влияние на разум. Она знает, что должно произойти и трепещет в преддверии этого.
— Что шлюха, ночная ведьма попалась, теперь испей чашу унижения за погибших товарищей.
Соколовская почувствовала острый кол у себя в паху. Ее принялись с остервенением насиловать. При этом Соколовскую имели два мужика сразу. Это было не столько больно как унизительно, ее бывшего члена избранного легионы десяти тысяч «петушили» как последнюю проститутку. Один мужчина сменял другого, удивительно, но секс вместо радости: приносил девушке сплошные страдания. Насильников было много, очень много и внутри у него все порвали залив ядовитым семенем. Соколовская думала, что на этом все кончиться, но фашисты нашли другую муку.
— Она летчица, так пускай полетает!
Соколовской надрезали вену, потом щипцами вытянули сухожилие и привязали к самолету.
— Ну, вот распутница. Отправляйся в полет, желаем сказочных ощущений.
Истребитель взлетел, девушку дернуло и оторвало от поверхности, лишь ветки куста хлестнули по голой, загорелой женской ноге. Самая страшная боль, когда стали вылезать жила, была впереди. Вот казалось, все уже испытала юная воительница и нечем его удивить, но ведь нет же, сухожилия вытягиваются и кровь брызжет из глаз.
Самолет выписывал пируэты, делал горки, бочки, мертвые петли. Все это трясло и подбрасывало тело. Соколовская ревела, одновременно мучились и остальные его воплощения. Затем истребитель стал резко снижаться и воительница врезалась, в землю, потом девушку протащили по колючками, окунули в вонючее болото. Все это заставляло воспринимать страдания немного по-другому. Казалось у самолета никогда не кончиться бензин. Однако налетав по ощущению не один час он сгорает в вспышке и все опять повторяется.
Черт даже пропел шершавым скребущим мозги голосом:
Жестокие пытки — кровавый топор,
Не будет пощады девчонке вовек!
Отец преисподней — десницу простер,
Чтоб вечно страдал и стонал человек!
Прощения к павшим не знает Господь,
Они для него словно сорная пыль!
Страдает без срока несчастная плоть,
Кошмар преисподней — не сказка, а быль!
Хоть грешник Святому — всего лишь дитя,
Но если в аду: не простить никогда!
Мучить его будет бес не шутя,
Гореть бесконечные годы-года!
Стонать вечно будет, кто в пекло попал,
Такая жестокая ваша судьба!
Не ставил ты Бога на свой пьедестал,
Ты жертва тщеславного, злого ума!
Мы способы знаем — как боль вызывать,
Нам тысячи лет — опыт есть палачей!
Ты будешь стонать, призвать плача мать,
На спину обрушим без счета плетей!
А самое страшное — вечность в аду,
Не будет конца — плоть гореть навсегда!
Ты будешь навечно в кошмарном бреду,
Ведь самая жуткая с вами беда!
Как ни странно эти слова, вместо того чтобы добить Соколовскую, ее оживили. Она была очень чувствительна к корявой рифме.
— Ты черт заговорил стихами. Значит не все ладно с твоими рогами.
— А тебе вакуумная соска, я вижу мало. Решила взять не мытьем так катаньем. Ценю чувство юмора заговоренной, куда его теперь определить с седьмой формой пыток. Может в ядерный реактор.
Бес пошевелил щупальцами.
— Семь священное число и это должно быть что-то грандиозное. И такое чтобы страдания переполняли меру.
— Тогда предлагаю вариант — сверхновая звезда, это сожрет его изнутри.
— Великолепно! Слушай Соколовская — чтоб ты поседела, и обквазарилась! Тебе оказывают особую честь испытать то, что мы предлагаем лишь самым отъявленным преступником и главарям мятежников. Устрашись и кайся враг Господний!
Тут перед глазами Соколовской закружилось, и она оказалась в центре сплошного многомиллиардного пламени, теперь все тело растворилось в нем, и он ощущал ужасающий жар каждой молекулой. То, что она чувствовала, когда погружался в ад, было лишь детским лепетом по сравнению с гласом архангела. Это затмило все прочие ипостаси мук. Девушкин мозг словно набух, разом ощущая квинтиллионы кубических километров раскаленной плазмы. Вот теперь она поняла, что такое подлинное ощущение боли, не имеющее аналогов во всей вселенной. И, тем не менее, даже это не было пределом, интенсивность страданий все нарастала — звезда переживала второе рождение. Что такое вспышка сверхновой — сто квинтиллионов в атомных бомб сброшенный в одно место. А все переварить разом не может ни одна психика. Соколовская исступленно содрогнулась, в мозгу наступил ступор, последнее воплощение ее добило.
Робот-истязатель посмотрел на ее беспомощное, но все еще восхитительное тело, компьютер выдал:
— Кибер-преисподняя ее доконала.
— Что же придется возвращать человечка.
Соколовская пришла в себя: все семь ипостасей погасли, черти злобно урчали.
— Тебе повезло человек. Сама императрица заступилась за тебя, пытки окончены, но если ты попадешь к нам еще, будет то же самое, но тысячу раз сильнее и изобретательнее, а самое главное на бесконечные миллиарды лет. А теперь познакомься с электронным Гиперангелом Ада!
Перед Соколовской возникло расплывчатое изображение, которое разом воплотилось с сосредоточение всего ужасного, все это было настолько омерзительно, что воительница запомнила только миллион изогнутых штопорами в гиперплазменных бородавках рогов. Потом острый палец проткнул его насквозь; будь это не в кибер-преисподней, она бы сразу умерла от такой операции, пронзило от ягодиц до затылка. Девушку понесло вверх, вновь бушевало вокруг обжигающее пламя, мелькали пасти и наконец глаза прорезал луч света.
Затем наступило что особое, настолько чудовищное, что все прочее просто померкло, как меркнет крохотный язычок пламени маленькой спички, при взрыве водородной бомбы!
Будущее.
Елена Соколовская увидела его. И задохнулась от невыносимо перенапряжения: того, что и постичь невозможно.
Вопль боли и отчаяния заполнил пространство пункта Верховного Главнокомандования. Люди и чужие, отключившись от психоматрицы агента ЗПР, с ужасом уставились друг на друга. Знание опустошило их.
— Это адаптированный вариант, — Равнодушным, леденящим душу тоном пропищал компьютер. — Оригинал ввел в каталепсию целый отдел аналитиков. Но запись не исчерпана. Вы знаете о пресловутом послании олимпийцев — они зафиксировали его на клеточном уровне. В нашей самке-агенте.
— Человек-телеграмма? — переспросил ставшим вдруг пискливым и кислым голоском Ультраразрушитель.
— Чернодырно! Шифровальщики с производительностью секстильон терабайт в наносекунду, искрились от перегрузки. Удалось уловить только общий смысл: «Земляне вы чрезмерно расквазарились, пора обнулить до вакуума Россию».
Заговорил ломая тембр голоса, словно расстроенной скрипке безымянный фэррекешник:
— Я видел адский ад! Но это невероятно, каким образом можно заставлять менять формы звезды, превращать светила и планеты в животных?
Соколовская плесканула ладонями по коньяку, взбудоражив шампанское:
— Для тех, кто повелевает континуумом и временем, произвольно меняет константы: любые расстояния — осколок кванта. Почему бы не сжать всю вселенную или не повесить себе на шею. Или создать другой абсолют в пункте назначения, вычеркнув из пункта отправки?
— Это вполне возможно для их гиперквазарной ступени раскручивания, — задумчиво протянул Ласковая Смерть. Внезапно он моментально изменил форму, обратившись в гибрид двенадцатиколесного автомобиля и кочана, капусты-астры. Оранжевым огнем полыхнули колеса, изумрудно-янтарным лепестки, а шесть фар извергнули ослепительно желтые лучи.
— Мы не вакуумные фотоны, тоже ученые мужи, — Строго напомнил Александр Солдатов. — Мы прямые как луч лазера военные. И собрались для решения вопроса: будем ли мы терпеть Олимпийцев в своих пределах?
— Их надо застопорить, — сказала Маргарита.
— То есть — абсолютно аннигилировать? — уточнил Солдатов.
— До кварка!
Верховный главнокомандующий обвел сбор прогибающим гипертитан взглядом.
— Другие кластеры загиперплазмело?
Девчата у каждой под ногтем миллиарды воинов, и еще больше роботов дружно завизжали:
— Тотальная аннигиляция! Слава Великой России! Никто не посмеет бросить нам вызов!
Юноши также подхватил порыв, и лишь иногалакты-союзники хранили спокойствие.
— Квазар загиперплазмился!(Терпение кончилось), — заключил плотоядно оскалив зубы Александр. — То, что мы прочувствовали, даже не чудовищно — непостижимый ужас! Оно не имеет права квазарить!
— Не разгоняйте фотон, — пробурчал Ласковая Смерть. — Одна минута раздумья — укорачивает путь на час, одна секунда поспешности, ведет к отставанию на жизнь!
— Если гиперпрыгнуть из вселенной, будет фора целых сто лет! — Алые губки гросс-маршала Анжелики саркастически скривились.
— Может аналитический отдел, развеет гиперплазменные вихри в мега-кластерах? — спросила с тщетной надеждой Елена.
— Ничего конкретного. Слишком много неизвестных. — Пискнул компьютер, виртуальные губы, в утешение, чмокнули Елену в лобик.
— Сразу штурмовать Антивселенную вакуумно, — Повысив тон, громовым басом проревел Александр. — Без предварительной разведки — наступление прыжок в недра квазара, без защиты. Надо поколоть броню булавками, прежде чем всадить снаряд!.
Девчата дружно закричали:
— Сметем супостата серией ударов!
Слова взяла Кристина Лада:
— Я предлагаю диверсию. Пошлем один из наших звездолетов — нанести пробный удар по олимпийской несуразности.
Александр не согласился:
— Один в поле не воин! От одного фотона — квазар не шелохнется! А сам поведу авангард, серия комбинированных ударов по антивселенной!
Поцеловав на прощание девушек-маршалов: нырнул в многовекторье — навстречу своей аннигиляции. Ведь мог же послать другой звездолет, со стороны глядя на смерть младших по званию. Наверное, он был слишком честным командиром и любителем девушек…
Почему сознание заклинило? Что было более ужасным индивидуальная, для каждого своя преисподняя? Мы окунулись в грядущий мир — тот, что разметает Вселенную, на частицы мельче наноэлементаров, изменит все физические законы, перевернув константы мироздания с ног на голову. А так же гибель Великой империи — горячо любимой Родины!
Самое печальное, что у человечества похоже был лишь выбор: между колесованием и четвертованием!
…Тень гравиосамолета накрыла девчонку, заставив с резвостью кошки вскочить на ноги. В небе проплыло подобие гибрида огурца и ската. Машина держалась в воздухе благодаря антигравам, и геомагнитной подушке. Пышные волосы воительницы разъехались, приятный ветерок смягчал удушливую жару.
Мерцающая завеса исчезла, и гравиосамолет скользнул во Внешние Пределы, и почти моментально исчез, нивелировав сопротивление среды. Есть такое излучение, что способно на долю наносекунды отключить в молекуле все глюконные связи, разложив на нуклоны. А потом когда машина проскочит вновь соединиться, ведь чистые нуклоны свободно проходят через практически любое вещество, не вступая в реакцию!
Воительница прыгнула за барьер.
Силовое поле вновь запело, отгораживая граждан Зевса от таинственной и весьма враждебной планеты. Прощай, Город Утраченных Надежд.
Впереди лежит на первый взгляд пустыня. Но в этом предельно изломанном пространстве, материя и есть, и ее нет одновременно. Даже местные солнца изменились, их вдруг стало пятеро: Синяя в виде кошки, зеленая гибрида кукурузного початка и зайца, желтая банана и ласточки, оранжевая смесь летучей мыши и гайки, ну, а красное светило обезьяна с туловищем баяна! Елена глупо заморгала: начинались немыслимые чудеса.