Ковчег

Часть 2

Я надеялся, что после заседания мне удастся наконец-то уединиться в своих новых апартаментах. «Принять ванну, выпить чашечку кофе…» Вообще-то нормальные люди сначала обустраиваются на новом месте, а потом уже подключаются к работе. Но то ж нормальные… А у нас всё не как у людей. Вот и сейчас мои надежды рухнули: Дед пригласил нас с папашей Мюллером разделить с ним обед.

Вообще-то, мы с ним уже завтракали вместе. Теперь можно было было бы покушать и раздельно, каждый у себя. Однако пункт первый Устава любой организации, от маленькой фирмочки до крупной корпорации, гласящий «Начальник всегда прав» — ещё никто не отменял, и потому я поплёлся вслед за любимым шефом, смутно подозревая (на основании предыдущих таких «обедов», на которых мне довелось присутствовать), что приёмом пищи, а также обсуждением политики, женщин, и футбола, дело не ограничится.

Так и вышло: Дед смог удержаться от дел всего несколько минут. А потом, своим примером опровергая известную пословицу «когда я ем, я глух и нем», начал обсуждение очередной неотложной задачи. На этот раз — дипломатической.

Дело в том, Дед бы был не Дед, если бы он постоянно не находил изящные и нетривиальные решения так же постоянно возникающих перед ним проблем. Вот и на этот раз он придумал использовать будущую африканскую железную дорогу не только как средство доставки грузов к Порталу, но и как политическую гарантию сохранения нашего контроля над южным Сомали.

Суть вопроса состояла в том, что в своё время, примерно одновременно с развалом Советского Союза, «развалилась» и Эфиопия. От неё откололся кусок под названием Эритрея. Всё бы ничего, но когда Эритрея отделилась от Эфиопии, к ней перешли оба эфиопских порта на Красном море — Массауа и Асэб. Вместе со всем эфиопским побережьем. Таким образом, Эфиопия стала внутренним государством, то есть лишилась выхода к морю. Что для любой страны, мягко говоря, не очень хорошо. Так вот, Василий Иосифович придумал предложить эфиопам пользоваться нашей дорогой и нашим портом. В этом случае Эфиопия будет заинтересована в сохранении нашего режима, ибо мы своими руками будем держать в узде местных исламистов с их идеей-фикс «Великого Сомали» (это, в смысле, вместе с Эфиопской провинцией Огаден, где недавно нашли нефть) и обеспечивать эфиопам транспортный коридор к морю. Сначала автомобильный и железнодорожный, а в перспективе возможна постройка нефтепровода.

Казалось бы, замечательная идея, но и тут были свои трудности. Проблема состояла в том, что эфиопы и сомалийцы с давних времён враждуют. И население подконтрольных нам территорий, узнав, что мы собираемся вести дела с их врагами, может нас, мягко говоря, неправильно понять. Требовалось время на формирование положительного общественного мнения (вот уж никогда не думал, что буду озабочен мнением африканских полудикарей). С моей точки зрения, чтобы изменить сомалийцев, нам просто не хватит времени, так что не стоит и пытаться. Если, чтобы убедить украинцев (ну, или почти убедить) в том, что русские — их вечные заклятые враги, понадобилось почти двадцать лет интенсивного промывания мозгов, то чтобы помирить сомалийцев с эфиопами, по моим прикидкам, требовалось не менее полувека. Но Дед настаивал. Пришлось подчиниться. Для того, чтобы получить время на обработку подвластного населения, надо было уговорить эфиопов держать переговоры в секрете. Что, опять-таки с моей точки зрения, было почти невозможно. То есть невозможно не «убедить», а «держать в секрете». Но приказ есть приказ. МИД должен был заняться этим вопросом в ближайшие дни.

Прения по «эфиопскому вопросу» заняли почти весь обед. На десерт (в прямом и переносном смысле) осталось ещё несколько мелких вопросов, после чего Василий Иосифович любезно разрешил нам отправиться знакомиться со своим новым жильём. Наконец-то!

Чтобы «новое жильё» мне сильно понравилось, я бы не сказал. Помещение сильно напоминало уже поднадоевший бункер на ранчо Деда, из которого я «освободился» буквально на днях. Чтобы, как оказалось, сменить его на другой, почти такой же. Для полного сходства жилой блок оказался размещён под землёй. Но я особо не расстроился, в надежде, что все эти неудобства — временное явление, и вскоре всё изменится к лучшему. Так уж устроены люди: всю жизнь ожидают, что вот-вот станет лучше. Вот в этом году… Или в следующем… Глядишь, и жизнь прошла. И только тогда человек понимает, что «лучше» уже было, и больше не будет никогда.

Ну да что-то я ударился в философию… Надо мыслить позитивно. Что у нас позитивного? Я — на другой планете. Многие люди душу бы продали дьяволу, чтобы оказаться на моём месте. Я — если не первое лицо на этой планете (не надо себя обманывать), то явно и не последнее. Меня неплохо кормят, охраняют, о моём здоровье заботятся прекрасные медики. О чём, кстати, сейчас большинство моих сограждан (теперь уже, наверное, надо говорить «бывших сограждан») не могут и мечтать. И всё равно мне чего-то не хватает.

Чего? Власти? Да нет, пока не рвусь к вершинам. Ибо трезво оцениваю свой потенциал. Наоборот. Хорошо бы, чтобы Дед оставался жить как можно дольше. Хотя, конечно, не даром его называют «Дедом»… Время неумолимо и беспощадно ко всем, независимо от толщины кошелька. Так что…

Может, мне не хватает денег? А зачем мне они здесь? Деньги — это средство достижения высокого уровня жизни и всё той же власти. А, как я уже только что рассудил — ни на то, ни на другое мне жаловаться грех…

Чего же мне надо? Женщин? Гм… В этом что-то есть. Если быть абсолютно точным и полностью откровенным с самим собой, мне не хватает одной женщины. Марины. И теперь уж, похоже, всегда не будет хватать. Сильно сомневаюсь, что шеф потащит её сюда. Она привыкла к роскошной жизни на Земле и здесь себя будет чувствовать, как в каком-нибудь Урюпинске после Москвы или Нью-Йорка. Или даже хуже…

Так что: «Прощай, Любимая…». Нет! Рано ещё говорить «Прощай!». Ещё не вечер!

Кстати, действительно, ещё не вечер. Так что, пожалуй, займусь я работой. Что там у меня из первоочередного — «личные» силовики и «личная» экспедиция? Вот ими и займёмся…

Снова потянулись рабочие будни, прерванные ненадолго путешествием, так сказать «из Петербурга в Москву», то есть от Ранчо до Портала. Да, «будни» — это самое правильное слово. Никакой такой радости и гордости от того, что я не только нахожусь на другой планете, но и являюсь одним из руководителей представителей человечества, разворачивающих здесь плаццдарм для коллонизации, я не испытывал. Старею, наверное… Лет так десять, а может быть и пять, прыгал бы до потолка от радости. А сейчас…

Ну планета, ну чужая… А проблемы те же, что и на Земле. Хотя нет — не совсем те же. Есть отличия. В глобальном масштабе это выражалось в том, что если раньше целью нашей финансово-промышленной группы было выкачать из страны как можно больше денег, а на всё остальное наплевать (может оно, мягко говоря, не очень высокоморально, но все вокруг занимались, то есть, занимаются тем же самым. А мы что, рыжие?), то сейчас пришлось взвалить на плечи весь груз ответственности за местное население и на какое-то время о прибыли просто забыть. Все заработанные на Земле ранее, сейчас и в будущем деньги должны были без остатка вбухиваться в Ковчег.

Второе отличие — для меня лично. Никогда ещё мне не доводилось руководить такой массой народу, да ещё, можно сказать, на государственном уровне, а не на уровне фирмы. Оно, конечно, каждая фирма — маленькое государство, причём далеко не демократическое. Но всё же от государства масса отличий. Начиная хотя бы с того, что в случае кризиса государство всех своих граждан уволить нафиг не может.

Или обеспечение жизнедеятельности людей… Нет, нельзя сказать, что я этим раньше не занимался, тех же строителей на газо- и нефтепроводов в тайге и за Полярным Кругом тоже надо было где-то селить, кормить, поить, одевать… Но там всё необходимое можно было просто купить. О производстве никто не задумывался. Здесь — наоборот. Производство, производство, и производство… С оглядкой на то, что сама возможность что-то купить может исчезнуть в любой момент.

Кстати, об «исчезнуть»… Во время кратковременных командировок на Землю меня, как написали бы в старинном романе «обуревали сложные чувства». Ведь Портал мог схлопнуться и когда я был «на этой стороне». И тогда вся моя значимость в строящейся структуре превращалась в мираж… На Земле я был никому не нужен: Василий Иосифович завещал всё любимой внучке, то есть — её мужу. С которым у меня в последнее время были не очень дружественные отношения. Так что, скорее всего, он меня сразу вышвырнет с работы. И останусь я обыкновенным человеком, одним если не из миллиардов, то уж из миллионов точно. Нет, не пропаду, конечно, но после того, как почувствовал вкус почти абсолютной власти… Как там в старом фантастическом рассказе, когда попавший в будущее мелкий клерк, после того, как побывал в теле Звёздного Принца, снова стал «офисным планктоном»? Не очень приятные ощущения.

Но день шёл за днём, Портал не схлопывался, и всё оставалось по-прежнему.

Поисковую экспедицию в наш ковчеговский «Бермудский треугольник» я организовал, личный спецназ под свою руку принял, и даже пытался как-то им руководить… Парадокс: военными-профессионалами обычно руководят гражданские дилетанты. Поскольку людей у нас было мало, и сформировать специализированные команды для отработки предполагаемых угроз не представлялось возможным, пришлось группу сделать универсальной: она должна была выполнять и полицейские функции, и обеспечивать вместе с остальными нашими силовыми структурами защиту от вторжения с Земли, а также защиту от вторжения извне.

С последним было вообще ничего непонятно. Посовещавшись, мы с Дедом и Папашей Мюллером решили, что угроза извне вполне может быть. Планета и её окрестности ведь так до конца и не разведаны. Но в чём она может заключаться? Нападут стаи диких пчёл, полчища кочевников с луками, или инопланетяне на летающих тарелках с гиперлазерами? Тут разве что на кофейной гуще гадать. Приходилось самим придумывать вероятные угрозы, и решать, какие из них самые вероятные.

Да, ещё: Так как у нас имелись военные, приходилось учитывать возможность военного переворота. Ещё один парадокс состоит в том, что практически каждый военный или полицейский, особенно в больших чинах, уверен, что те, кто сейчас управляет государством, делают это из рук вон плохо, а у него это получится намного лучше. И пускай бы себе думал, но у силовиков есть реальные рычаги для захвата власти. Так что приходилось бдить…

«Папаша Мюллер» передал мне несколько информаторов среди моих бойцов, и обеспечил возможность инструментального контроля. (Да, «браслеты» я на подчинённых надел сразу. Ибо нефиг… И сам, кстати, тоже начал носить. Подал пример, так сказать). Так что появилась у меня своя контрразведка. Пока не совсем моя… Но, посмотрим, посмотрим…

Ещё одним недостатком моего положения здесь, кстати, было отсутствие «своих» людей. Обычно каждый сотрудник в фирме, или чиновник в госструктурах, поднимаясь по служебной лестнице, тянет за собой «шлейф» из преданных лично ему людей. Ну, «преданных» — это громко сказано. Но, по крайней мере, до определённого предела верных. И руководитель без «своих» людей вокруг себя и «под собой» — это… Это нонсенс.

Вот таким нонсенсом я на данный момент и являлся. Весь мой «шлейф» остался на Земле. А здесь доверенных людей предстояло отбирать чуть ли не «с самого низа», и потихоньку возвышать. Что должно было занять очень много времени.

А пока я представлял собой прямо-таки идеальную картинку некоррумпированного государственного чиновника, возникшую в воспалённом мозгу демократа-идеалиста:. Просто нет в выстроенной Дедом в Новом Мире системе возможностей для коррупции. Хотя бы потому, что денег здесь нет. Чем взятки брать? Борзыми щенками? Нет, низшие звенья вполне могли рассчитываться продуктами, топливом, и, допустим, одеждой. Как учёт не налаживай — всё равно воровать будут. А в самом верху этого всего было навалом. Да и некуда украденное продать. И незачем. Счета в банках на Земле были у всех нас, но Дед поставил жёсткое условие: все транзакции и вся связь контролируются Службой Безопасности. Так что любая «неправильная» платёжка вызвала бы разбирательства, последствия которых были, мягко говоря, несопоставимы с полученной прибылью. А связь с Землёй не только контролировалась, но и была ограничена. Так что…

Я думаю, многие из нашего «высшего звена» жалели об оставленной жизни. Основная цель жизни современного человека — заработать за эту самую жизнь как можно больше денег. Причём для многих это стало некоей идеей-фикс. В какой-то читанной мной старой книжке это называлось «американской мечтой» и формулировалось примерно так: «иметь деньги, чтобы заработать деньги, чтобы иметь ещё больше денег».

А тут… Привычный мир, можно сказать, рухнул. Да, есть власть, но это власть менеджера, а не хозяина, пусть и мелкого…

Хотя, возможно, за каждодневной круговертью забот не у каждого было время задуматься над этим вопросом. Вот и сейчас, откуда не возьмись, «всплыла» новая проблема. В интернет выбросили очередной кусок переписки американских дипломатов.

Оно, конечно, приятно почитать про закулисную жизнь других. Но когда это касается тебя…

Поубивал бы этих американских дипломатов. Нет, ну все, конечно, знают, что за «стремлением народов мира к демократии» стоят американские деньги. Но все упорно талдычат, что всё (и в особенности — всё плохое) в мире происходит само собой.

Ну, те, кому надо, знали, что за «нэзалежным правительством Джуббаленда» стоит группировка российских бизнесменов, которая, по сути, и является этим правительством. Да знали и те, кому не надо. Наивно было бы думать, что Саудовцы через свои и «дружественные» штатовские спецслужбы не узнают, кто реально заправляет в Южном Сомали. И что они не постараются довести эту информацию до последнего сомалийского негра. Но одно дело — ничем не подтверждённые обвинения, которые можно просто объяснить «недобросовестной конкуренцией», а совсем другое — документальное подтверждение в виде депеши американских послов в Кении и Эфиопии.

Слава Богу, что не пока не просочилась информация о наших закулисных переговорах с извечными врагами сомалийцев — эфиопами. Если бы это случилось, то на данном этапе, чтобы сохранить контроль за захваченной территорией, нам бы пришлось залить её кровью местных жителей по щиколотку. Кстати, папаша Мюллер показывал мне этот «план на крайний случай». Я потом ночь заснуть не мог. Тут, блин, не придуманный Голодомор, а вполне реальный геноцид намечался.

И всё из-за того, что кто-то в Госдепе или за деньги, или, (что с моей точки зрения гораздо хуже) из благородных побуждений, решил облагодетельствовать мир правдой о «реалполитик».

Пришлось вместо организации переброски в Сомали стройматериалов и специалистов в срочном порядке заниматься переброской дополнительных партий оружия и наёмников. Что, естественно, не осталось незамеченным американцами и эфиопами. Первые «выразили озабоченность» — пришлось их успокаивать. Пока было непонятно, получилось ли успокоить американцев, но вот что эфиопы сильно забеспокоились — это точно. Переговоры «Коридор к морю в обмен на невмешательство» с треском провалились. Эпидемия закончилась, и вторжению эфиопской армии, которая, как ни крути, была сильнее нашей и в плане вооружения, и в плане обученности, уже ничего не мешало.

Мы, конечно, могли «организовать» ещё одну эпидемию, но это вызвало бы опасения. Пришлось ввести в действие «план Б». Дело в том, что не смотря на то, что мы были не заинтересованы в наличии ислама и исламистов на «своей» территории, наличие того же самого у эфиопов нам было выгодно. Парадокс, конечно, но со «своими» исламистами мы боролись, а эфиопских поддерживали. Кто-то, конечно, мог сказать, что пример развития взаимоотношений между Усамой Бен Ладеном и США мог ничему не научить только идиотов, но что нам было делать? Если ты слабоват, чтобы быть тигром, будь змеёй.

Вот мы и поддерживали деньгами и оружием эфиопских исламистов из провинции Огаден. Через третьих лиц, конечно… Даже через четвёртых или пятых.

Зато теперь мы смогли подать команду «фас!» нашим «подопечным» в нужный нам момент. И этот момент наступил.

Если сравнивать Эфиопию, например, с Украиной, то провинция Огаден — это эфиопский Крым. Не только Никита Сергеевич любил кроить административные границы своих владений. Англичане, бывшие в своё время хозяевами и Эфиопии, и части Сомали, занимались тем же самым. Неизвестно, чем они руководствовались, когда передали Эфиопии большую территорию, населённую этническими сомалийцами. То-ли у кого-то утром рука с похмелья дрогнула, то ли они, предвидя, что колонии придётся оставить, решили заранее заложить такую «бомбу» в отношения Эфиопии и Сомали, чтобы обеими враждующими сторонами было легче управлять… Но факт остаётся фактом. Провинция Огаден была приписана к Эфиопии точно так же, как Крым был приписан к Украине. И если крымчанам в девяносто первом году удалось хотя бы провести референдум, на котором они подавляющим голосов проголосовали за выход из состава Украины (на результаты какового референдума украинские власти, впрочем, наплевали с большой вышки), то огаденцам ни о каком референдуме, естественно, и не мечталось. Особенно после того, как в Огадене нашли нефть.

Итак, нашими стараниями в момент, когда эфиопская армия уже была готова перейти границу Сомали и ещё раз показать «кто в доме хозяин», в эфиопской провинции Огаден вспыхнул мятеж.

Костёр в непролазной глуши, где не ступала нога человека, палатки, фырканье лошадей на опушке, люди, собравшиеся у огня, звуки гитары, и эта, наверное вечная, песня.

Сменяют друг друга времена года, географические координаты, окружающие пейзажи… Да и люди меняются. Те, на чью молодость пришлось рождение песни, уходят, на смену им приходят новые… И музыка приходит новая… Но приходит она по большей части в большие и не очень города. Она подходит к городам. Там, где искусственный свет, искусственное тепло, искусственная прохлада… Искусственные, ненастоящие чувства… И среди всего этого, конечно, вырастают ненастоящие люди. Которые живут ненастоящей жизнью и слушают неискренние песни.

Но в таких вот диких местах редко собираются ненастоящие люди, а если такие появляются — то быстро отбраковываются. Самой жизнью. Здесь всё просто — или ты станешь настоящим человеком, или просто не сможешь выжить…

…Да, эти слова и эта мелодия тысячи раз звучали в разных уголках Земли, причём далеко не только в границах Страны Советов. Но сейчас… Интересно, думал ли автор бессмертных строк, что его дитя покинет Землю, и будет жить в других мирах? Кто знает?…

Денис поворошил костёр длинной палкой. В тёмное небо взвился сноп алых искр… Вообще-то, конечно, костёр на относительно ровном месте, с дымом и искрами — это демаскирующий фактор, но здесь территория ещё более-менее разведанная. Неизвестных хищников, а так же известных, не боящихся огня (здесь есть и такие), тут не наблюдалось. Остальных костёр отпугивал. Вот скоро начнутся абсолютно дикие места… Там и костры разводить придётся поменьше да понезаметнее, и шуметь поменьше.

Бывают, конечно, и другие хищники… Те, что без шерсти, и перьев, и ходят на двух ногах. И говорящие… Но на этот счёт поодаль от костра расположилась два прикомандированных местных спецназовца. И хорошо ведь спрятались, черти… Денис и сам был из спецуры, но невооружённым глазом и слухом ничего различить не мог.

Спецприборов у предполагаемого противника быть не могло, разве что допотопные ПНВ с внешней подсветкой. Которые в случае их применения автоматически становились «подарком» для сидящих в засаде, у которых ноктовизоры работали в пассивном режиме.

Вообще-то вероятность вооружённого нападения была ничтожно мала, но начальство решило: предыдущие разведгруппы пропали. Значит, имеется возможность мятежа и ухода группы или её части в «свободное плаванье». Разумеется, с оружием. В глуши преступникам, по логике, делать было особо нечего, и они скорее всего должны попытаться выйти обратно к обжитым местам, где можно разжиться оружием, снаряжением, и припасами.

Честно говоря, сам Денис не очень верил в такую возможность. Во-первых, группы комплектовались с участием служб безопасности и психологов и проходили перед отправкой психологическую обработку. Во-вторых, здесь и без того хватало причин, по которым экспедиция могла пропасть. Куча неизвестных хищников… Как сухопутных, так и водных, и даже воздушных. Половина состава одной из экспедиций, например, была скушана при переправе через неширокую реку существами, напоминающими укороченных акул с отросшими перепончатыми лапами. С тех пор по инструкции при переправе через незнакомый водоём сначала положено расчистить себе путь гранатами. И только после того, как вся водная живность всплывёт кверху брюхом, переправляться. Благо, «Гринпис» сюда ещё не добрался, никто возмущаться не будет…

А те же тирангуру… Денис вспомнил, как он долго смеялся, когда услышал название этой «милой зверушки». Пока ему не показали её фото и видео…

Да… Здешние зоологи обладали большим чувством юмора, что было видно хотя бы по названиям местных хищников: «тирангуру», «чебуратор»… Даже бармаглот имелся в наличии. Страна Чудес, блин…

Какие ещё «чудеса», интересно, скрываются на маршруте? «Чудеса», уничтожившие или лишившие связи две предыдущих группы.

Однако, есть о чём подумать… Хорошо остальным, они не знают о нависшей над их головами опасности. Об истинной цели экспедиции осведомлён только командир группы. Вот он и сидит, мучается, а остальные расслабились после трудного дневного перехода и сытного ужина. Слушают песню…

Да уж, здорово… Что все… Собрались. И именно сегодня…

В принципе, группу можно было назвать «командой неудачников». Профессионалов, умеющих толково обращаться с оружием, только он, Найдёнов Денис Дмитриевич, два упомянутых местных «спеца» и пара охотников. И это из пятнадцати душ. Остальные — балласт. Ну, ещё связиста можно назвать «условно полезным», геолог… — его дали худшего из выпуска… Даже повар, и по совместительству санинструктор, насколько понял Денис, происходит из местных «ЗэКа». Да ещё сдвинутый на религии. Сейчас вон, чуть в сторонке пытается донести свет Истинной Веры до пятерых сомалийцев, взятых в качестве конюхов и носильщиков. Ну-ну… Во-первых: словарный запас у обращаемых маловат, так что — что они там понимают… Во-вторых: мусульмане — это вам не христиане, они славятся твёрдостью убеждений. Детей их надо обращать, а со взрослыми — дохлый номер…

Кто там ещё у нас в «героях-разведчиках»? Ну, парнишку малолетнего дали «на перевоспитание» — натворил там чего-то. И один из охотников потянул с собой, вроде бы, старого приятеля. Странно… Посмотришь на них — и не поймёшь, вот что таких разных людей может связывать? Первый — свой парень. Смелый, решительный, не нытик… Второй — натуральный «Чемпион Московской Олимпиады», как эту аббревиатуру иносказательно «расшифровывали» в своё время. Но, жизнь — такая штука. Сильных ломает, слабых закаляет… Хотя последнее происходит редко… Чаще всё же ломает.

Эх… Чему тут улыбаться? Послали практически на верную смерть. Потому и состав такой: несколько человек для выполнения задания, остальные — для того, чтобы эти несколько человек добрались до места, и для отвода глаз. (Типа, положен в экспедиции геолог — так он есть. А что он в геологии ни бум-бум, так не хорошего же специалиста гробить?) Сомалийские негры ни в чём, кроме коней, не разбираются. А от них больше ничего и не требуется. Пацан этот, Борька, тоже вроде по лошадям выступает. Вообще, жалко его. Ему бы жить да жить, а тут затеял драку… Ну и, переполнилась чаша терпения у начальства. Сплавили мальца в безнадёжную экспедицию. Или не вернётся, или хотя бы вернётся не скоро… Протеже Игоря — Артур, тот вообще никакой. Не для этой жизни он родился… Ему бы Россию разворовывать потихоньку, а в промежутках между воровством по Ниццам и прочим Ибицам оттягиваться, вот тут бы цены этому чуду не было, а здесь он бесполезен…

Денис поймал себя на том, что перемывает про себя косточки подчинённым уже по второму кругу. Тьфу! Надо бы расслабиться, песню послушать. Песня хорошая… Как охотники из отряда такого певуна отпустили? Да ещё с гитарой. Гитары в местных краях в дефиците…

«Кто-то очень близкий»… Мысли Дениса вернулись на Землю, к жене и дочери. Он и нанялся-то «подработать» в Сомали, чтобы оплатить операцию тяжело больной дочке. Но денег всё равно не хватало. И тогда представитель нанимателя сделал ему предложение. Не то, чтобы заманчивое, но такое, от которого невозможно отказаться. Фирма оплачивает операцию, а он, Денис Найдёнов, выполняет для фирмы одно задание. Опасное, конечно. А в довесок к заданию условие: он больше не увидит своих родных никогда.

Денис сейчас и душу дьяволу готов был продать, лишь бы любимая Анечка жила. От немедленного подписания контракта его останавливала только невозможность проверить выполнение нанимателем своих обязательств. Представитель, понимая сомнения собеседника, предложил в качестве гаранта непосредственного начальника Дениса — капитана Ломакина. Денис подумал и согласился. Ломакину можно было верить, как самому себе. Он проследит, чтобы условия договора не были нарушены.

Денис ожидал всего, чего угодно. Вплоть до того, что ему придётся стать террористом — смертником. Однако действительность превзошла самые смелые его ожидания — он попал на другую планету. И невозможность видеться с близкими, как ему объяснили уже на этой стороне, вытекала именно из этого, а не из предполагаемой близкой гарантированной смерти. Хотя, насчёт этой вероятности, как выяснилось при получении задания, он тоже не сильно ошибся. Отправиться в поход туда, где уже исчезли две экспедиции… Да ещё в таком составе… Однако делать было нечего. Назвался груздем — полезай в кузов.

— поднялся голос поющего.

Друзья… Сколько их уже ушло… А теперь вот и он для оставшихся на Земле, считай, умер. Переселился, так сказать, на тот свет, откуда нет возврата. Но здесь-то он вполне жив! И собирается сделать всё, чтобы остаться в живых как можно дольше. Ему тонко намекнули, что в случае успешного выполнения задания он сможет перевезти сюда и свою семью. Если решит, что настало время. Пока это делать не имело смысла — медицина в новом мире была ещё не на том уровне, что в старом.

Понимая, что от успеха экспедиции теперь зависит очень многое в его жизни, если не всё, Денис подошёл к её организации со всей возможной тщательностью. С материальным обеспечением ему во всём шли на встречу. А вот с кадрами… Несмотря на неоднократно повторенную им крылатую фразу «кадры решают всё», на кадры руководство-то как раз и поскупилось. И Денис их прекрасно понимал.

В общем, пришлось работать с теми людьми, что дали. Пока это было не так уж и сложно. А как оно будет на месте… — тут уж никто не мог предсказать.

Да… Надо дышать, жить… Надо постараться выжить… И дожить… До чего? До Победы. Когда условия жизни здесь сравняются с условиями жизни там, и можно будет перевезти семью. Пока что даже населённые места здесь представляют собой не города и посёлки, а большие стройплощадки. Прямо как из фильмов пятидесятых годов. «Высоту» здесь, кстати, уже можно снимать, а «Весну на Заречной улице» ещё нет. Декораций нету. В смысле, завода такого большого. Только мелкие мастерские. Пока Денис жил в посёлке у Портала, несколько раз удавалось прогуляться по местным улицам. Да и когда улетали на Ан-3, сверху всё хорошо было видно. Кусочек обжитой земли оказался совсем маленьким, дальше пошли дикие места. Впрочем, как выяснилось — не совсем дикие. «Кукурузник» приземлился возле здоровенного деревянного сооружения — «форта номер три», как он был обозначен на карте. Здесь путешественники подкрепились, и отбыли дальше снова по воздуху, но уже на старом добром Ми-8.

На вертолёте добрались до базового лагеря, а там уже пересели на лошадей. Можно сказать, повезло. Первые экспедиции, как Денису рассказали, топали своим ходом аж от самого Портала. А тут часть пути проделали без проблем, если не считать двух сомалийцев, и одного охотника, которых укачало в «Кукурузнике». Хорошо бы, чтобы везло и дальше. Тьфу-Тьфу…

Хорошо вот так сидеть у костра и слушать песни под гитару… Но едва песня смолкла, и Денис скомандовал отбой. Завтра с утра — снова в путь. Надо, чтобы все выспались.

Ещё на кенийском ранчо Деда я так, на всякий случай, проглядел несколько фантастических книжек по «попаданству» (модное, оказалось, слово) в «иные миры» в надежде почерпнуть какие-нибудь идеи… Зря потерял время. В основном описывалось, как главный герой один или в составе «организованной геройской группировки» валит злобных врагов направо и налево. В общем — «Рэмбо в Ином Мире». Быт и экономика или вообще не описывались, или же авторы впадали в две крайности.

Первая — полная анархия и развал, кто сильнее, тот и прав. Вторая — такая сверхорганизация всего и вся, такие темпы государственного и промышленного строительства, такая лёгкость преодоления препятствий… Что с одной стороны становилось завидно героям книги, а с другой стороны — смешно.

И что характерно, почти никто не обращал внимания на «Земную» часть работы. А у нас, вот ведь как, почему-то пока получалось совсем наоборот. Больше всего времени и ресурсов отнимали операции на Земле. Как финансовые, так и военные.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы решать вопросы ускоренного построения Светлого будущего на Ковчеге, приходилось думать, как удержать только что завоёванный сомалийский плацдарм. И не только думать, но и делать.

Задержать эфиопское вторжение ещё раз у нас всё-таки получилось. Не то чтобы удалось организовать масштабное «народное» восстание… Как обычно, у местных получилось больше шума, чем дела. Но у эфиопов ещё была свежа в памяти предыдущая огаденская заварушка, так что они отнеслись к угрозе серьёзно и перебросили часть сил, предназначенных для нас, в Огаден.

Что нам и было нужно. Наши диверсионные группы тут же принялись уничтожать боевую технику противника. Что было не так уж и сложно. Эфиопская армия, конечно — отличная армия. «От других», как сказали бы в известной рекламе, или, как я бы уточнил, от сомалийской армии, которой, можно сказать, вообще нет. Но против обученных профессионалов она слабовата. В общем, нам удалось сжечь пять танков, три БТРа, два «Крокодила» Ми-24 (причём оба на земле), и наделать будущему союзнику (мы всё же надеялись рано или поздно договориться с эфиопами) ещё кучу мелких пакостей. После первых успехов диверсантов эфиопы наконец усилили бдительность, и операцию пришлось частично свернуть. Это и так была довольно рискованная игра. Если бы кто-то из наших попал к врагам живым… Неприятностей бы мы отгребли полный мешок. А так — цели были достигнуты: вместо победоносного марша на Джуббаленд эфиопская армия застряла в Огадене, причём, похоже, минимум на несколько месяцев. Сомалийские исламисты, одержимые идеей «Великого Сомали от Сяна до Дона» (то есть «от Огадена до Индийского Океана»), не могли не помочь своим «братьям по разуму», то есть — по вере. Оттянулась часть фанатиков и с нашей территории, тем самым облегчив нам подавление недовольства, поднявшегося после так «кстати» вброшенной в интернет переписки американских дипломатов.

Собственно говоря, особой зачистки не было. Просто исчезли ещё несколько мелких родов из тех, кто громче всех кричал и находился на данный момент поближе к Порталу. Между прочим, задача отнюдь не тривиальная. Организовать бесследное исчезновение хоть и небольшой, но кучи народу в наш век развитой радиосвязи… Приходилось нелегко. Не должно было остаться ни живых свидетелей, ни трупов. Оно так и страшнее, ибо всё непонятное — страшно, и меньше поводов для обвинений в геноциде. По сути дела, мы геноцидом-то и не занимались, но опыт новейшей истории, хотя бы на примере Украины, показывает, что правда людей интересует меньше всего.

Скажет кто-то, что мы тут устраивали геноцид, и если это будет выгодно местным властям и Штатам, то оно и будет официальной версией. А сомневающимся пригрозят уголовной ответственностью. В лучших традициях демократии…

Реально жёсткая зачистка была только в Кисмайо. «Аль-Шабабовцы» оттуда были вытеснены почти поголовно, пираты с ними за компанию. На их место были призваны суфии. Странное дело: в Афганистане суфии были самыми радикальными исламистами. Именно благодаря им в своё время в Афгане воцарился «Талибан». А здесь, наоборот, суфии были более либерально настроены, чем «Аль-Шабабовцы». Вот поэтому и передали власть в Кисмайо им.

При этом воспользовавшись любимым трюком американцев.

Выглядела наша задумка примерно так: для начала ещё во время штурма порта припортовые кварталы были буквально стёрты с лица земли. Это было сделано намеренно — вокруг порта должна была быть создана зона безопасности. Но попутно решалась задача лояльности к нам новой власти и закладывались основы её смены в дальнейшем на ещё более лояльную.

Разрушение порта мы списали на «ужасы войны», а потерявшим жильё пообещали построить новое — в другом районе, подальше от порта. Но сами мы собирались построить всего несколько домов. Строительством большей части должна была заняться новая власть. Мы занимались только финансированием. Причём никаких сомнений в том, что эти деньги будут разворованы, у нас не было.

Таким образом, получалось, что, во-первых: мы обеспечивали лояльность власти к себе. (До тех пор, пока кто-то не предложит больше, естественно, но где в мире найти таких идиотов?) Во-вторых, мы представали белыми и пушистыми перед местным населением. (А как же — заботимся о простом народе… благодетели). Тут, конечно, следовало учитывать, что исламисты — не христиане. За мелкие подачки горячей любовью к чужим сразу не воспылают. Но капля камень точит… Тем более что когда наши деньги будут украдены, получится, что дома построили только мы. Мы станем для местных ещё белее и пушистее, а вот имидж власти будет подпорчен… И её можно будет сменить на ещё более лояльную нам.

В общем, стандартная схема любой «цветной революции». А зачем изобретать велосипед, когда всё уже придумано и обкатано до нас?

Вообще-то, насчёт того, что мы сейчас совсем не уделяли внимания построению Светлого Будущего на Ковчеге, я малость погорячился. Да, почти все ресурсы уходили на войну и полицейские операции в Сомали. Но мирное планирование не останавливалось ни на день. Так что, если мы победим, будущие историки смогут с чистым сердцем написать что-то типа: «в тяжёлое военное время эти светлые умы мечтали о грядущей мирной жизни».

С другой стороны, если проиграем, те же служители Клио напишут: «В то время, когда надо было все силы отдавать войне, эти идиоты строили планы на мирное будущее…»

Однако, тем не менее, дело обстояло именно так. Например, сегодняшнее заседание началось с обсуждения «важнейшего искусства», то есть — кино. Справедливости ради стоит сказать, что первые двадцать минут на повестке дня стоял другой вопрос: А настолько ли для нас важно это искусство, чтобы отвлекать на него материальные и человеческие ресурсы?

После бурных прений, в ходе которых наш новый агитпроповец противостоял возмущённым хозяйственникам, у каковых сама мысль о том, что люди и ресурсы будут оторваны от производства материальных ценностей и заниматься чёрт знает чем, вызывала чувство, очень похожее на ярость. Дискуссия утихла только после того, как на сторону агитатора встал Василий Иосифович.

Всё негодование противников киноискусства как-то сдулось, и процесс перешёл в конструктивное русло. «О чём хоть снимать будем?» — буркнул Главный Строитель, опускаясь в своё кресло, из которого поднялся в запале спора.

— Да уж не «Интердевочку» с «Бригадой», — усмехнулся Дед. Нам пропаганда проституции и бандитизма не нужна. Этого добра и так хватает…

— Предлагаю в качестве сюжета что-нибудь о подвигах первопроходчиков, — снова поднялся со своего места агитатор.

— Оно, конечно, надо и о первопроходчиках… — папаша Мюллер принял задумчивый вид. Вот уж сроду не поверю, что у него уже нет готового мнения на этот счёт. Но вот вопрос: для кого мы будем снимать фильмы? И для чего?

— Для населения… Для, так сказать, «культурного досуга»… — пожал плечами министр промышленности.

Безопасник посмотрел на высказавшегося с каким-то, как мне показалось, сожалением. Словно на неразумное дитя…

— Вот ради исключительно «культурного досуга» я бы, пожалуй, сейчас напрягаться не стал, — скривился папаша Мюллер. Для этой цели фильмов на Земле уже достаточно наснимали, и ещё будут снимать… Наша задача отфильтровать только откровенно вредные картины, типа той же «Интердевочки» или «Бригады». И пусть смотрят… Тут вопрос вот в чём: «Промывание мозгов» ещё никто не отменял. Каждая новая власть старается показать, что при ней жить стало лучше, чем при старой. Кино — одно из средств пропаганды…

— Если жизнь на деле хуже, чем была, никакой пропагандой обратное не докажешь… — буркнул снабженец.

Папаша Мюллер покачал головой.

— Большая часть людей довольно легко внушаема. Сейчас, например, если судить объективно, жизнь большинства людей на постсоветском пространстве намного хуже, чем была при СССР. И не улыбайтесь так скептически. Я не про нашу с вами жизнь говорю. Вы замкнулись в своём кругу «состоятельных кротов», а мне по роду деятельности приходилось с разными, ой какими разными людьми общаться… Так что знаю, о чём говорю. Большинству жить стало хуже. Причём в разы. И всё равно многие считают, что живут лучше, чем раньше, хоть им кол на голове теши…

То есть кино должно выполнять две задачи — первое: очернить предыдущую власть. Там всё было плохо. Второе — показать реальные и мнимые достижения текущей власти. И, естественно, мотивировать людей на труд и размножение…

— Ну, тут просто: в любую муть вставить «двадцать пятый кадр»: «Работайте!», «Размножайтесь!» — усмехнулся я. — И дело в шляпе.

— Возможности «двадцать пятого кадра» сильно преувеличены, — отрицательно мотнул головой Дед. А вот «скрытая реклама» нужных нам моральных ценностей и поведенческих реакций — не помешает.

Я задумался: действительно, в рассуждениях папаши Мюллера что-то было. Я, например, в школьные годы, ещё в Союзе, представлял дореволюционные времена, как постоянные сумерки, в которых страдают голодные грязные оборванные люди. Современные российские школьники примерно таким образом представляют уже сам Союз, а Российская Империя в их головах — это «балы, красавицы, лакеи и прогулки…» В остальных бывших советских республиках, кстати, Советский Союз-то очернили, как и в России, но вот Империю не то что обелять, но хотя бы смывать с неё чёрную краску — не стали. Там, согласно местным учебникам истории, чёрные времена закончились, только когда «свободолюбивые народы сбросили ярмо московской тирании»…

Хм… А ведь действительно, всего двадцать лет прошло, а скольким людям «свободные СМИ» и «свободное образование» промыли мозги… Но…

— Думаю, нашему основному контингенту внушить, что они живут сейчас, фактически в заключении, лучше, чем когда они были на свободе, весьма проблематично, — скептически улыбнулся я.

— Вот! — назидательно поднял вверх указательный палец безопасник. — Поэтому наше кино должно быть рассчитано на молодёжь, которая «свободы»-то и не видела, или видела такую свободу, что лучше уж тюрьма… Молодые, ко всему прочему, ещё и легче внушаемы. Вопрос только в том, кто вдолбит им свои идеи первым.

— Ну… Согласен. Так что у нас с сюжетом? — поинтересовался я.

— Думаю, что-то из жизни рабочих, строителей… Что-то типа «Светлого Пути» или «Высоты»… С поправкой на местные условия, конечно… — ответил папаша Мюллер.

— А актёры, а съёмочная группа? А оборудование, наконец?

— Бабу-Ягу, то есть актёров, воспитаем в своём коллективе. Есть у меня в картотеке бывшие лицедеи… Особых гонораров не потребуется. Думаю, играть им будет и без денег приятнее, чем лес валить или дороги мостить. Не откажутся. А оборудование… — Сергей Петрович взглянул на Деда.

— Включите в план, — согласно кивнул тот.

— Так. С важнейшим из искусств разобрались. А теперь давайте перейдём к более приземлённым вопросам: — предложил я, после того как принципиальное решение о кино было принято. — Итак, поскольку координаты столицы нашей новой Родины утверждены, остро встал прежде всего вопрос дорожного строительства. С планом я ознакомился. Хороший план. Но нам он не подходит.

Глава Минстроя поднялся с места, готовясь защищать своё детище.

— Присядьте пока… Я ещё не закончил, — дождавшись, пока Главный Строитель снова усядется, я продолжил: — В принципе — план хороший… Трассы железной и автомобильной магистралей проложены оптимально. Так что объём земляных работ и работ по строительству мостов минимален… Но сроки… Сроки никуда не годятся.

Да, понимаю, что людей мало, техники мало, а рельсов вообще пока нет и в ближайшем будущем не предвидится. Но! Дорога! Нужна! Быстро! Жду от вас предложений по ускорению строительства. Всех сомалийцев, переселяемых в настоящее время в рамках проводимых спецопераций, отдаём вам.

— Из них такие работники… — скривился министр строительства.

— Всё же лучше, чем ничего, — отрезал я. Насыпь отсыпать, или яму копать — особой квалификации не надо. Нерадивых познакомим с каменоломнями. Кстати, вы придумали, чем заменить щебень, которого остро не хватает?

— Есть одна мысль… Вы что-нибудь слышали о «торцовых дорогах»?

— Это которые ведут куда-то в торец? — улыбнулся я. — Нет, не слышал, конечно. Докладываете, что придумали.

— Да это не я придумал… — в свою очередь улыбнулся главстроитель. В тридцатые годы в СССР были те же проблемы, что и у нас. И вот на Колыме додумались до так называемых «торцовых дорог». «Торец» — это фактически короткое полено большого диаметра. Их укладывали вместо булыжника. Поверху ещё доски можно настелить… Применяя «торцовые дороги», мы убиваем нескольких зайцев: уменьшаем энергозатраты на производство «эрзац-булыжников» — дерево пилить легче, чем камни дробить. Плюс уменьшаем затраты на доставку материала к месту строительства. Леса лежат вдоль дороги, а карьер, где мы добываем щебёнку — здесь, рядом с Порталом. Плюс чурки для автомобильных газогенераторов не надо доставлять аж сюда. В общем, сплошная выгода. За исключением долговечности таких дорог… Зато высвободившуюся щебёнку можно перебросить на строительство «железки».

— Долговечность — это, конечно, да… — задумался. — Но, похоже, ничего не поделаешь… Говорят: «Скупой платит дважды». А бедный, как я вижу на нашем опыте, платит и трижды, и четырежды. Но ничего не поделаешь… — я хлопнул ладонью по столу. Новый план строительства с учётом применения вашей «торцовой технологии» и дополнительной выделяемой рабочей силы жду через три дня.

— Хотя бы неделю…

— Четыре дня. Это последний срок, — отрезал я. — Теперь — господин главный промышленник. Посмотрел я кадры демонстрации экспериментальных образцов планируемых к производству грузовиков, и отчёт об их технических характеристиках. Это что за аппараты братьев Райт? Неужели ничего лучше нельзя придумать?

— Придумать-то можно… А вот сделать — пока нет, — покачал головой министр промышленности. — И эксплуатировать тоже. Вообще, машины неплохие. За основу взяты ГАЗ-52,53 и ЗИЛ-130. Установлены газогенераторы, тормозная система унифицированная — пневматическая. У большей машины пневматический усилитель руля. Грузовые платформы — деревянные, кабины — тоже…

— Это кто же из наших умудрился спроектировать такие чудо-кабины? — не удержался я, чтобы не съязвить. — Смотрю и никак не пойму — то ли с паровоза сняли, то ли сельский туалет вместо кабины приспособили.

В зале послышались смешки. Общего веселья не разделял только докладчик.

— Кабины мы один к одному передрали с немецкой единой универсальной кабины для грузовиков, времен окончания второй мировой войны. Тогда у них тоже были проблемы с металлом.

— Так это, оказывается, вершина немецкого научно-технического гения? — удивился я. — А я думал, что это только наши «рус фанер» во время и после войны гнали…

— Максимально широкое применение дерева — это естественное решение в условиях нехватки металла, — напомнил мне промышленник.

— Да знаю, знаю… — вздохнул я. — Это у нас, получается, деревянные машины будут ездить по деревянным дорогам.

— И «чурки» за рулём. Ну, в смысле, сомалийцы… — пошутил с места министр сельского хозяйства.

— Алексей Евгеньевич, — негромко окликнул шутника Дед. — На будущее прошу запомнить: у нас тут нет «чурок». Есть люди. Разных национальностей. И, чтобы не допускать межнациональных конфликтов, относиться мы к ним мы должны одинаково. В том числе и не допускать применения обидных прозвищ. А как мы можем требовать этого от наших людей, если сами не придерживаемся нами же установленных правил?

«Есть люди, которые соблюдают законы, а есть — которые их пишут», — вспомнил я известную мудрость. «Что, Дед собрался добиться, чтобы пишущие законы, ещё и сами их соблюдали? Нереальная задача».

— Между тем наш крестьянин побледнел и даже как-то уменьшился в размерах.

— Я понял, Василий Иосифович… Хорошо… Учту… Больше не буду…

Ну совсем, блин, как ребёнок. Умеет же наш шеф одёрнуть человека! Хотя, вроде бы, ничего особенного и не сказал… А посмотрели все почему-то на меня. Ну да, я же теперь после того случая с пропагандистом, по совместительству — главный палач…

Я криво улыбнулся, обведя присутствующих тяжёлым взглядом.

«„Вот кончу службу и куплю себе садовый участок под Рязанью“, — думал Штирлиц, подъезжая к своей загородной вилле под Берлином» — почему-то вспомнилось Константину Павловичу, когда за стеклом его «Бентли» мелькнул дорожный указатель «Горки-2».

Почему на ум пришёл именно этот анекдот? Ну хотя бы потому, что каждый раз при подобных встречах главный переговорщик «Деда» чувствовал себя разведчиком в тылу врага.

С одной стороны, когда общаешься с кем-то из «высших законников», как будто окунаешься в другой мир. Нет, с виду всё так же, «как у всех». Те же люди — две руки, две ноги, голова, два уха… Те же манеры — сейчас по поведению бывает весьма трудно отличить вора от начальника отдела МВД или ФСБ. Да что там — иногда даже от министра культуры…

Но — всё же пребывание на вершине криминального мира накладывает на человека свой отпечаток. Или на восприятие этого человека… Всё же, когда знаешь, что сидящий перед тобой влиятельнее иного министра, а в некоторых вопросах и не только министра, начинаешь смотреть на него другими глазами…

С другой стороны, поневоле почувствуешь себя разведчиком, когда знаешь, что место, куда ты приехал, находится под пристальным наблюдением и милиции, и ФСБ, и… В общем, и ещё кое-кого… Так было в «Старой кибитке», так есть и здесь, так будет и где угодно, где влиятельный вор в законе изволит организовать себе приёмную. А что делать? За власть и влияние приходится расплачиваться, и не всегда деньгами…

Впрочем, по поводу того, что о сегодняшнем визите будет доложено «куда следует», Константин Павлович не очень-то и беспокоился. К этому дому сейчас такая «народная тропа» протопталась, что скорее будет выглядеть ненормальным, как это представитель солидной бизнес-конторы здесь ни разу не «засветился»…

Вторая причина того, почему подсознание выдало анекдот про виллу, была именно в том, что сегодня «герой невидимого фронта» как раз на виллу и ехал. Да и «садовый участок» там был. Площадью в несколько гектаров. Что для «Горок-2», в принципе, чем-то сверхъестественным вовсе не являлось. Как и стоимость «дач» от двадцати и выше лимонов зелени. Эта конкретный «садовый участок под Рязанью», то есть под Москвой, по сведениям из достоверных источников, обошёлся его теперешнему хозяину в сорок с хвостиком миллионов мёртвых американских президентов.

А вот и особняк. Трёхметровый забор, громадные ворота, усиленная охрана… С одной стороны, защищённость — один из плюсов обладания властью, с другой — она ведь только кажущаяся. Если кому-то из живущих в соседних роскошных особняках вдруг захочется, чтобы тебя не стало — тебя не станет. И никакая охрана не поможет…

Недавний случай с дедом хозяина этого особняка — лишнее тому подтверждение.

Охрана у ворот, убедившись, что прибыл действительно тот, кого ожидали, пропустила «Бентли» за ворота. Машина плавно подкатилась к стоянке у трёхэтажного «домика», с которой как раз выруливал «Майбах» со знакомыми Константину Павловичу номерами. Судя по всему, у хозяина дома сегодня был напряжённый график. Об этом, кстати, говорило и отведённое для беседы время.

Всего полчаса, и ни минутой больше.

Охранников пришлось оставить в сторожке у входа в здание, а самому, прежде чем подняться в кабинет хозяина на втором этаже, пройти через металлодетектор.

Улыбнувшись про себя сходству обычаев в обителях слуг законов государственных и хранителей законов воровских, Константин Павлович прошёл в кабинет.

Навстречу ему из-за монументального письменного стола, радушно улыбаясь, поднялся мужчина лет сорока, с лицом явно «кавказской национальности», и, как выяснилось, с акцентом из тех же мест.

Вах! Какие люды! Давно не видэлысь! Какыми судьбами?

«Переигрывает», — отметил про себя визитёр. Дед, тот тоньше работал…

— Да вот, есть у нашего «Деда» дельце к вашему «Деду»… — улыбнулся в ответ Константин Петрович.

— Надэюсь, взаимовыгодное? — подмигнул хозяин аппартаментов своему гостю, указывая на удобное кресло напротив своего.

«Ещё не остыло» — отметил про себя тот, присаживаясь, и наблюдая, как девица со смутно знакомым лицом (то-ли вице-мисс чего-то там, то ли и вовсе мисс) ставит на стол перед гостем поднос с кофейником, чашечками, и тарелочкой с бисквитами, при этом демонстрируя содержимое своего декольте.

«Новенькая» — равнодушно констатировал визитёр, ожидая, пока кофе будет разлит по чашечкам, и нежелательный свидетель беседы удалится.

Хотя, конечно, насчёт того, что беседа не сохранится «для потомков» никакой уверенности не было. Могли и спецслужбы писать разговоры в этом кабинете, невзирая на всю его защищённость от подобных мероприятий, мог и хозяин помещения… Так, на всякий случай.

Наконец девица, покачивая бёдрами, покинула кабинет. Можно было приступать к делам. Но, как говорил Винни-Пух в старом советском мультике — «В гостях так не принято». Поэтому для начала собеседники обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и только потом Константин Павлович «взял быка за рога».

— Есть тема, — начал он, поставив чашечку на стол. — По оружию.

— По покупкэ, по продажэ? — спокойно уточнил хозяин кабинета.

— По покупке, — кивнул гость. — С последующей перепродажей.

— А что, хохлы уже всё, что им досталось от совка, продали? — продемонстрировал осведомлённость его собеседник.

— У них в основном б/у, и ассортимент не очень богатый… — поджал губы Константин Павлович.

— А Галя у нас, оказывается, балованная, — поднял брови хозяин.

— Есть немного… — улыбнулся визитёр. Дело в том, что нас интересуют не столько готовые образцы, сколько технологии… В основном в области авиа и ракетостроения.

— То есть хотите купить государствэнные сэкреты, — понимающе кивнул законник. — Оптом или в розницу? Кстати, это ведь дэло такое… Можно и с Эф Эс Бэ познакомится…

— Вот мы и просим вас познакомить нас с кем-то из ФСБ, кто занимается торговлей Родиной в области высокотехнологичного оружия и ракетостроения…

— Какой процэнт прэдлагаете? — после короткой паузы поинтересовался хозяин кабинета.

— Никакого, — безапелляционно заявил гость.

— Это шютка юмора? — брови законника удивлённо взлетели вверх.

— Нет, что вы! Я абсолютно серьёзно. Мы на суперсовременные технологии не претендуем. Нам хватит и старых, ещё советских… Так что сумма сделки будет относительно небольшой, и процент с неё не будет стоить ваших усилий. В качестве вознаграждения мы предлагаем вот что… — Константин Павлович пожевал губами. — Есть партия золота. Примерно одна тонна. Надо продать. Вот с этой сделки мы и предлагаем вам процент, скажем, несколько больше обычного… А если человек, с которым вы нас сведёте, окажется выгодным для нас партнёром… То потом будет ещё одна тонна. И ещё…

— Нэт, ваш Дэд мне нравится! — рассмеялся законник. Хочет, чтобы я ему сделал два дэла, а он рассчитается только за одно!

— За два, — поправил его Константин Павлович. — И даже останется небольшой задаток на будущее…

— Это смотря какой процент со второй сделки… — хитро прищурил глаз хозяин.

Начался торг…

Стороны достигли консенсуса довольно быстро, и остаток времени собеседники посвятили светской беседе. Хозяин сокрушался, что «менты и фейсы» совсем обнаглели, и эта «чеченская шелуха» суёт нос во все дырки. Гость кивал головой и поддакивал.

Под конец беседы Константин Павлович как бы случайно «вспомнил» об ещё одном деле:

— Да! Патрон просил вам передать. Он собирается заняться космосом. Хочет построить небольшой космический корабль для туристов, по типу того, американского. Но в России… Можете войти в долю…

— Вкладывать дэньги в Россию? — изумился законник. — Или ваш Дэд сошел с ума, или я чего-то не знаю… — подозрительно уставился он на собеседника.

— Общался с ним недавно… Сумасшедшим не выглядит, — пожал плечами гость. А по поводу космического корабля — я тоже удивлён. Но — меня просили передать…

— Хорошо, я подумаю. А по поводу пэрвых двух пунктов — я с вами свяжусь, когда будет всё готово…

— Договорились.

На этом встреча была окончена. Хозяин и гость расстались довольные друг-другом.

Выруливая с парковки, Константин Павлович увидел, как в ворота усадьбы въезжает чёрный Мерседес с мигалкой. И со знакомыми номерами. Нет, определённо сегодня у хозяина усадьбы был плотный график. Впрочем, как и каждый день…

Сколько лет провёл в заточении будущий граф Монте-Кристо? Как-то я позабыл… Детство давно прошло, и детские книги с тех пор не перечитывались… Но можно прикинуть. Мерседес успела выйти замуж, родить сына… Когда граф встретился с ним, тот был уже взрослым. Но Эдмон Дантес не сразу ринулся на встречу со своими «друзьями», а сначала поприключался сам по себе… Отнимаем это время. И получаем от пятнадцати до двадцати лет. Проверим… Что там пишет первоисточник? Тут ещё сидит… Здесь уже мстит… Ага! Вот оно! «Прошло ровно четырнадцать лет со дня заточения Дантеса». Почти угадал.

Так к чему это я? Почему Дюма не написал, как его герой четырнадцать лет обходился без женщин? Нет, в принципе, я догадываюсь как. В смысле, зубрил с аббатом Фариа разновсякие науки, изучал языки… Конечно, тут будет не до бабс…

Тоже, конечно, вариант… Но лично я бы всё же предпочёл аббату женщину. Желательно, конкретную женщину… «…Мариночка, Марина… Любовница, невеста, и жена». Однако, что-то я размечтался. Где тут у меня губозакатин лежал? Надо принять пятьдесят таблеток. Или лучше сто?

Самое интересное, что уж у меня-то проблем с женщинами формально никаких. Проститутки поступают регулярно. И далеко не все в поношенном состоянии. Попадаются и весьма ничего… Не то чтобы «мисс Вселенная», но какая-нибудь «мисс Пермь» — вполне… М-дя… «„Ветер“, „Брандо“, „Рум-бар“ и „Сова“…». Плавали, знаем… Некоторые мои коллеги, кстати, уже завели себе ППЖ. Но я ещё держусь. Опять это дурацкое самолюбие. Попадись мне ночью под… В общем, попадись мне если не Марина, то хотя бы Катерина… Ох, лучше не представлять!

Кстати, Катерину могли бы уже и перебросить… Или ждут, когда я попрошу? Не дождётесь! Может быть…

Ладно, ещё немного потерпим. А чтобы легче было терпеть, займёмся делами…

Дела у нас, надо сказать, понемногу, но двигались…

Между прочим, сегодня, можно сказать, День Рождения нашей дальней авиации на Ковчеге. Или это я поторопился… Сегодня — день смерти одного из купленных нами стареньких Ил-76 в аэропорту Кисмайо. Самолёт начали понемногу разбирать. Процесс нескорый… Смотрел я как-то по «Дискавери», как бригада мексиканцев где-то в Штатах разбирала «Боинг-747». Так у них на всё про всё ушло пару месяцев с учётом того, что некоторые детали выдирались с мясом, а фюзеляж в конце концов был тупо порезан гидравлическими ножницами вместе с тем оборудованием, которое нельзя было продать.

У нас, конечно, летательный аппарат поменьше и попроще, но раздербанить его надо так, чтобы потом за Порталом можно было снова собрать. То есть аккуратно отвинтить всё, что отвинчиватся, остальное ещё более аккуратно разобрать, высверлив заклёпки, на части, пригодные для скрытного перемещения к Порталу и переброски на Ковчег. Всё это, есс-но, пронумеровать, а потом, самое главное — снова собрать. В общем, до второго Дня Рождения крылатой машины ещё далековато…

За такими относительно мелкими, но в реальности очень сложными задачами, как разборка-сборка тяжёлого транспортника, не забывались и более далёкие, но и более великие дела.

Последний доклад геологов, обнаруживших на Ковчеге недалеко от Портала на большой глубине залежи горючих сланцев, спровоцировал бурную дискуссию. Вопрос был нешуточный. Как бы мы ни старались обходиться, так сказать, «альтернативными источниками энергии», нефть и газ всё равно были остро необходимы для химпрома. Без которого современную промышленность, да и цивилизацию вообще, представить трудновато.

Кроме того, нефть и газ именно в качестве источников энергии были остро необходимы нам в Сомали, при нашем-то «планов громадье». С эфиопами мы пока о поставках Огаденской нефти не договорились, да и нечем её было поставлять. Единственный имеющийся в нашем распоряжении порт не позволял принимать большие танкеры. И вообще зависеть от внешних поставок в нашем положении было бы не очень хорошо.

Но на пути добычи модного сланцевого газа встали два препятствия.

На первое, о котором, как ни странно, в демократическом мире с полной или почти полной свободой слова не принято говорить — а именно экологическую опасность добычи сланцевого газа, мы могли не обращать внимания.

Вопрос в том, что химикаты, используемые для гидроразрыва пластов при разработке сланцевых месторождений, попадают в водоносные слои, а из них в водопровод и атмосферу. В Алабаме разработка таких газовых месторождений практически вызвала экологическую катастрофу. Химическое заражение местности, плюс в некоторых местах из водопроводных кранов уже идёт газ с химикатами, а не вода…

Хотя почему нас должны волновать вопросы экологии, если они не волнуют американцев, европейцев, стремящихся любым путём ослабить газовую зависимость от России, и, например, тех же украинцев? Янукович уже пригласил «Шелл» для разведки и добычи сланцевого газа на Украине. Как говорится, пускай собственное население передохнет, зато будет свой газ… От украинских (да и российских) олигархов, в принципе, ничего другого ожидать не приходится, но вот от «человеколюбивых» штатовских и европейских властей…

В общем, экология Сомали нас волновала не особо, а на Ковчеге мы могли просто не заселять опасную зону. Так что с этой стороны препятствий к реализации проекта не было. Вопрос был в финансах и технологиях. Мы, естественно, технологией не владели. Надо было приглашать американцев. Причём цена вопроса только для Сомали составляла порядка двух миллиардов зелени. Которых, во-первых, пока не было, а во-вторых, даже если бы и были, их и так было куда потратить…

Так что идея возни с модным газом была бы благополучно похоронена, если бы не один нюанс… Кроме сланцевого газа можно добывать и сланцевую нефть. В две тысячи седьмом году EOG Resources разработали сланцевые месторождения в Северной Дакоте и Монтане. Сейчас для доставки сырья не хватает пропускной способности трубопроводов. Приходится использовать железнодорожные цистерны.

Хитрые китайцы из CNOOC уже договорились с американцами и за почти шестьсот лимонов выкупили у разрабатывающей месторождение Ниобрара в штатах Колорадо и Вайоминг фирмы Chesapeake Energy треть акций. То есть кроме доли в прибыли получили доступ к технологиям.

Экономически добыча сланцевой нефти выгоднее добычи сланцевого газа. Она даже выгоднее добычи «обычной» нефти на глубоководных платформах в Мексиканском Заливе.

В общем, если американцы, европейцы и китайцы наплюют на экологию, а всё к тому, похоже, и идёт, то добыча нефти на их территории в ближайшее время резко увеличится, экспорт упадёт, а вместе с ним упадёт и цена «чёрного золота» на мировых рынках. Что для нас будет очень хорошо, а для России и Саудовской Аравии, например — очень плохо.

Но всё равно на Ковчеге нам будет нужна своя нефть, а не чужая — пусть и дешёвая. Так что решение было принято Соломоново: пока забрасываем удочки, добываем технологии (и химикаты), а когда придёт время — если будут деньги, попытаться привлечь американцев. Или тех же китайцев, которые к тому моменту, безусловно, уже научатся у американцев бурить сланцевые скважины.

Если же не будет денег или возможности пригласить специализирующиеся в этой области компании — придется попробовать сделать всё самим. В конце концов — не боги горшки обжигают…

М-дя… Вообще, относительно своего «заключения» я что-то зарефлексовался… Если бы тот же незабвенный Монте-Кристо содержался в таких же условиях, как я, он, может быть, бежать даже и не рыпался. А что? «Камера», что называется, со всеми удобствами, кормёжка регулярная и сытная, свободное перемещение в пределах тюрьмы, и даже можно каждый день наслаждаться окружающими видами. Ибо мой рабочий кабинет располагается под апартаментами Деда всё в той же «башне Сарумана».

Как говорится, «все мы ходим под богом», а я так и вообще «у бога под самым боком…» Хотя большинство из тех, кто знаком с местным «пантеоном», а таковых не так уж и много, считают Верховным Богом меня, любимого. И пентхаус на вершине башни — моим… Остальные наши то ли граждане, то ли подданные, то ли рабы вообще понятия не имеют, кто ими правит. Гм… «Неизвестные Отцы», однако…

Насчёт «рабов» я, конечно, малость перегнул. Но с другой стороны… Если вспомнить выражение «Демократия — это когда рабы сами выбирают себе господина», то рабовладение во всём мире цветет и пахнет и по сей день. Так чем мы хуже других?

Возвращаясь к шефу… Непонятно его поведение. Ладно — там. (Однако… Родную планету я уже называю «там»…) Там я понимаю необходимость «зиц-председателя». Но здесь? Ведь может себя объявить кем угодно. Императором, Отцом Нации, Великим Кормчим, Гениальным Секретарём, даже Живым Богом… Однако продолжает шифроваться. Нет, непонятно…

Я подошёл к окну и невидящим взглядом уставился на раскинувшуюся внизу панораму образцово-показательной стройки. А как ей не быть образцово-показательной, когда все знают, что в любой момент из-за тонированного стекла за их работой может наблюдать САМ? То есть я.

Вот вне зоны прямой видимости… Я усмехнулся. Вообще, обозвать единственную местную высотку «Башней Сарумана» я немного поторопился. Правильней было бы назвать её «Башней Саурона». Не оттого, что в ней поселилось «мировое зло», а оттого, что в ней имелось «всевидящее око». Подойдя к столу, я опустился в мягкое начальственное кресло, вывел на монитор компа картинку с произвольно выбранной веб-камеры. Одной из уже тысяч её подобных, натыканных так, чтобы можно было обозревать как можно большую площадь. Какой-то из сказочных султанов, кажется, Гарун-Аль-Рашид, бродил по своим владениям, переодетый в простого человека, чтобы узнать, как на самом деле живут его подданные. При современном уровне развития техники наблюдать если не за всем своим царством, то уж за ключевыми точками любой современный правитель может, не выходя из кабинета.

Не так давно российские масс-медиа с большой помпой показывали, как премьер-министр наблюдал через веб-камеру за восстановлением сгоревшей деревни. Вот уж в чём-чём, а в этом я его переплюнул. Как идут дела в ключевых точках, а также в некоторых произвольно выбранных, я наблюдал каждый день, выкраивая на это как минимум полчаса. В основном в обеденное время, но иногда поглядывал в монитор и в рабочее. Очень много интересного, знаете ли, можно увидеть… Если смотреть.

Сейчас камера показывала одну из улиц городка. «Улица Строителей», кажется… Пока не третья, а первая… Улица плавно переходила в дорогу, уходящую к горам. По ней пылили самосвалы с щебёнкой, бутовым камнем, песком, брёвнами и досками, цистерны с топливом и водой… Воду, кстати, пока приходилось возить автомобильным транспортом за полсотни километров. Казалось бы, в век, когда космические корабли бороздят… проложить водопровод — раз плюнуть. Но для нас пока пятьдесят километров труб полуметрового диаметра было недостижимой мечтой. Прикидывали разные варианты: попробовать изготавливать деревянные трубы, или построить виадук с насосными станциями между секциями. Однако всё это оказалось дорого и долго, потому решили пока ограничиться подвозом воды. Тем более что селить у Портала много народу не планировалось. Вот и сновали автоцистерны туда-сюда…

Среди автотранспорта попадались машины оригинального вида. У некоторых были те самые деревянные кабины, которые мы недавно обсуждали. Не потому, что машины уже были изготовлены здесь. Просто водители были те ещё… Что бывшие (или не «бывшие» — это как посмотреть) зеки, что бывшие (эти уж точно) сомалийцы особой культурой вождения и эксплуатации техники не отличались. Даже угроза прогулки в каменоломни в качестве наказания действовала слабо. Машины разбивались, ломались… Механики восстанавливали их как могли. Но если запчасти, без которых автомобиль не мог ехать, хочешь не хочешь приходилось везти «с той стороны», то на такие излишества, как родная кабина для замены сплющенной у опрокинувшегося грузовика, никто тратиться не собирался. Лепили на месте, причём даже не из фанеры, производство которой ещё не было налажено, а из досок. Неокрашенных, естественно, так как производства лакокрасочных материалов тоже ещё не было. О стёклах из триплекса никто и не мечтал. Мечтали хотя бы о «сталините». Но и его пока изготавливать не научились.

Стекольные мастера, «выписанные» из славного украинского городка со вкусным названием Изюм, пока бились над этим процессом, и сталинитовые стёкла должны были пойти «вот-вот»…

Мастеров, вообще-то, привезли сюда не для того, точнее — не совсем для того. Я как-то раньше никогда не задумывался, сколько разнообразной оптики нас окружает. Бинокли, микроскопы, телескопы, теодолиты, фотоаппараты и видеокамеры, очки в конце-концов… И для всего этого нужно оптическое стекло.

Которое не так-то просто сварить, а потом, между прочим, надо ещё и соответствующим образом обработать. Пока что для этого дела удалось «выбить» только специалистов. Планы «допотрошить» и без нас уже полуразворованный некогда славный Изюмский оптико-механический завод пришлось временно отложить. Новые украинские власти в ходе своей бескомпромиссной борьбы с преступностью и коррупцией, в результате которой «под раздачу» в основном почему-то попадали их политические и бизнес-оппоненты, нарыли на заводе злоупотребления.

Завод якобы получал из Франции заготовки линз, обрабатывал их и продавал в Гонконг. На деле оказалось, что заготовки были собственные, ещё из советских запасов, да и в Гонконге о продукции завода ничего не слышали.

«Крышевал» всё это дело депутат от оппозиции. Так что сейчас предприятие кишело разнообразными проверяющими, и раздерибанить его, не привлекая внимания, не получалось.

Ну, хоть мастеров достали. Чудо, что они ещё квалификацию не потеряли. Ибо какой бы ты ни был супер-пупер специалист, постояв годков десять реализатором на рынке, забудешь всё, чему тебя учили…

Если говорить о специалистах в общем, то нам здорово помог кризис. Так как большинство предприятий, как это ни странно выглядит со стороны, в первую очередь начали избавляться от грамотных людей, тянувших на себе всю работу. Оставались родственники начальства и прочие близкие руководству люди, которые работать не умели, даже если бы захотели. Вот среди выброшенных на улицу мы и собрали неплохой улов.

Я переключился на другую камеру. Теперь передо мной предстала очередная стройплощадка. Случайно попал на контроль возведения первой доменной печи. На соседнем мониторе отобразились цифры плана на сегодняшний день и текущего состояния строительства. Естественно, реальное состояние не соответствовало плановому, причём отнюдь не в сторону опережения.

Долго глазеть на стройплощадку я не стал. Эта стройка и без того контролировалась достаточно плотно, так как была одним из ключевых звеньев в плане обеспечения минимально необходимой инфраструктуры. От домны не ожидалось рекордных плавок. Металла должно было получаться мало и не очень высокого качества. Однако это всё же было лучше, чем ничего, в случае внезапного закрытия Портала.

Следующая картинка… Судя по информации на мониторе, это была территория одного из участков, а если говорить прямо, лагерей, занимающихся заготовкой леса. То есть тем самым воспетым в песнях российского лагерного «шансона» лесоповалом. Тут картинка шла в записи. Кабельные сети, по понятным причинам, у нас были развиты не очень широко, поэтому произвольно выбранные фрагменты записей систем видеонаблюдения отдалённых объектов передавались в пакетном режиме по радиоканалу. Кстати, охрана объектов о том, что записи камер видит не только она, пока была не в курсе.

Картинка переключилась с общей панорамы лагеря (похоже, камера была установлена на мачте радиоантенны) на помещение пилорамы. Точнее, каке там помещение… Так, навес… Потом я увидел склад готовой продукции, на котором шла отгрузка пиломатериалов на автомобили, а потом… Перед моим взором предстал какой-то неприметный закуток. Закуток как закуток… Вот только находившиеся там три мужика в комбинезонах выглядели как-то не так. Заторможенные движения, идиотские выражения лиц…. Я автоматически скосил взгляд в нижний угол экрана, где отображалось время съёмки. Так… Рабочий день. Рабочее время. Непорядок…

Я нажал кнопку селектора.

— Сергей Петрович, я сейчас вам сброшу файлик…. Разберитесь, пожалуйста. И примите меры.

— Сделаем, Артём Юрьевич. Всенепременно, — папаша Мюллер отключился, а я раздражённо откинулся на спинку стула. Увиденное зрелище означало как минимум нарушение трудовой дисциплины. Которое руководство лагерем покрывало. Ибо не могло не видеть той же записи, что и я, но доклада о ЧП в отчёте за вчерашний день, когда была сделана запись, не сделало.

Теперь ведомству папаши Мюллера предстояло выяснить, и быстро выяснить, что это было? Просто распитие спиртных напитков в нарушение внутреннего регламента, появление местных наркотиков, которого мы, будучи реалистами, постоянно ожидали в среде «спецконтингента», но пока так и не дождались, либо симптомы очередной новой заразной болезни?

А камер бы надо натыкать побольше… Пока это относительно легко. Дешёвого китайского ширпотреба навалом. Однако это только пока… Надо налаживать своё производство. А тут куча проблем.

То же оптическое стекло… В китайских камерах линзы из пластика, а с собственным пластиком у нас пока напряг. Придётся применять стекло.

Но камера — это не только линзы, но ещё и электроника. Вот над ней сейчас и бьёмся. Точнее, над основой электроники — монокристаллическими кремниевыми пластинами.

Грубо говоря, стоимость микросхемы зависит от чистоты кристалла. Чем меньше примесей в кристалле, тем меньше бракованных чипов, цена производства и тестирования которых которых входит в цену чипов работоспособных. Ещё себестоимость зависит от размеров пластины. Чем больше микросхем можно разместить на одной пластине (которая потом разрезается на отдельные чипы), тем дешевле конечный продукт.

В мире сейчас применяют трёхсотмиллиметровые пластины и планируют перейти на четырехсотпятидесятимиллимитровые. Это всё, конечно, замечательно, но когда в России перед кризисом собирались наладить производство «трёхсотмиллиметровок», цена вопроса составляла порядка трёх миллиардов.

Там большую часть денег собирались содрать с малоазийцев. Мы себе подобного позволить не можем, так что пришлось ограничиться даже не двухсотмиллиметровыми, а стопятидесятимиллиметровыми пластинами. Плюс белорусским литографическим оборудованием для девяностонанометровой технологии в комплекте. День даже не вчерашний, а позавчерашний, но всё же лучше, чем ничего. Оборудование для производства кристаллов уже было в пути, специалистов тоже подобрали, так что через полгодика можно было ожидать первых собственных пластин, а через год — первых собственных промышленных микросхем.

В общем, ширпотребовские микросхемы будут. А вот специальные… Например, такие, которые могут работать в условиях космической радиации или просто в условиях радиации. Тут необходимо нейтронное трансмутационное легирование кремниевых пластин на ядерном реакторе. Вот уж чего у нас в ближайшее время не предвиделось, так это ядерного реактора. Поэтому приходилось запасаться готовыми пластинами. Мы не настолько богаты, как Роскосмос, который в спутники системы ГЛОНАСС умудрился вставить ширпотребовские тайваньские микросхемы, да ещё и контрабандные. Из-за чего были потеряны две платформы, стоимость которых сопоставима со стоимостью организации собственного производства микросхем.

Кстати, Росатом вот недавно презентовал новых роботов, способных, по утверждению разработчиков, работать чуть ли не в эпицентре ядерного взрыва. Я бы сейчас на месте руководства Росатома на коленях бы ползал перед японцами, чтобы они разрешили испытания роботов на своих АЭС «в боевых условиях». А то если, тьфу-тьфу, что-нибудь подобное произойдёт в России и с роботами Росатома случится то же, что и со спутниками Роскосмоса… Нет, лучше не представлять.

Мдя… В общем вот такое странное развитие у нас получается. Одновременно строятся такие агрегаты, как та же доменная печь, по технологиям чуть ли не двухвековой давности, и организуется производство почти современных микросхем.

Я со вздохом посмотрел на часы. Кстати, специально переделанные под местное время. Казалось бы — невелика проблема — несоответствие длины и количества суток на Земле и Ковчеге. Но из-за этого для переделки земных часов и выпуска местных пришлось открывать специальную мастерскую, на первых порах передав её в ведение лаборатории мер и стандартов. Последней, кстати, в отличие от эталонов метра или килограмма, которые мы просто перевезли с Земли, эталон местной секунды пришлось создавать заново. Такой точности, как с земной секундой, добиться пока не удалось, но на данный момент это особо и не было нужно. Так что время у «товарищей учёных, доцентов с кандидатами» было. Тем более, что пока эта самая «местная секунда» даже не применялась. Сутки равнялись двадцати четырём стандартным земным часам плюс двадцать одну стандартную же земную минуту.

Дело в том, что «земная» секунда «завязана» в массе формул, физических констант, и прочих полезных вещей. И если изменить длину секунды, придётся переделывать практически все справочники, учебники, программы…

С одной стороны — ничего страшного. Вон, на той же Украине учебники переписывают не из-за изменения фундаментальных констант, а только из-за того, что они написаны на «языке оккупантов». То есть на русском. Могли бы, конечно, потраченные на такое святое дело денежки направить на финансирование исследовательских работ и повышение зарплат научным работникам… Но у каждого свои представления, на что тратить деньги. И не важно, что наука и образование загибаются, главное, что они на «правильной» мове.

У нас же не было ни малейшего желания тратить время и финансы на переписывание кучи полезных книг, которые спокойно можно было использовать «в натуральном виде». По крайней мере — пока. Потому секунды решили не трогать.

Лично мне получившиеся «некруглые» сутки не нравились. Вопрос привычки, наверное… Но всё же. Та же мелочь, например, как бой курантов под Новый Год… Вот как я буду поздравлять свой любимый народ? Сколько часы должны отбить? Двенадцать сильных ударов и двадцать один маленький?

Шутка, конечно… Вполне можно обойтись и без боя курантов. Но в каждой шутке, как говорится…

Рассматривались варианты изменения количества секунд в минуте. Получалась шестьдесят одна секунда… Как-то не здорово. А если изменить ещё и количество минут в часе, да так, чтобы в нём было столько же минут, сколько в минуте секунд, то выходило тоже… По крайней мере — непривычно. В сутках умещалось или восемнадцать семидесятиминутных часов с семидесяти секундами в минуте, или тридцать пять пятидесятиминутных часов с пятьюдесятью минутами в секунде. Там часов мало, но длинных, а там много, но коротких… Прямо как в известном номере известного юмориста.

Лично мне по душе была идея оставить земную секунду для расчётов, а для быта ввести местную. И переименовать её, чтобы не было путаницы. Есть же русские слова — миг, мгновенье. Вот и пусть будут сутки из двадцати четырёх привычных часов, в которых шестьдесят привычных минут, состоящих из шестидесяти ммм… более менее привычных мгновений. А для технарей оставим секунду «земную».

Эту идею я всячески лоббировал на наших, так сказать «научных советах». Пока особых успехов не достиг, но, как говорится, вода камень точит.

Да, так на чём я остановился? Часы у нас изготовлялись при лаборатории мер и стандартов.

Меры и стандарты… А также допуски, посадки и прочие вещи, которых мы обычно не замечаем, а некоторые так даже и вообще о существовании этих «странных вещей» и не подозревают. Но без них само существование современной промышленности, а значит, и цивилизации, невозможно.

Вот и пришлось создавать лабораторию. Не такую, конечно, как знаменитый Deutsches Institut für Normung, где задачи стандартизации решают двадцать шесть тысяч сотрудников. У нас любого министра удар бы хватил, если бы ему объявили, что столько народу из реального сектора надо перебросить на «перекладывание бумажек». Нет. Пока что мы убавили от количества сотрудников DIN три нолика, и ограничились персоналом в двадцать три человека. Тем более, что задача разработки новых стандартов перед ними не стояла. Не до того. Пока что надо было всего лишь в кратчайшие сроки организовать переброску на Ковчег наиболее полной земной базы по стандартам, и обеспечить стандартизацию выпускающейся здесь продукции.

В качестве наиболее подходящей системы после недолгих прений выбрали ISO, как более современную относительно ГОСТ СССР или России.

Конечно, двадцать три человека для нашей быстроразвивающейся (по крайней мере, в планах) промышленности — это капля в море, поэтому уже сейчас пришлось позаботиться подготовкой кадров. Ввиду отсутствия и преподавателей, и материальной базы, решили применить средневековую схему обучения: к опытным работникам приставили учеников. Пусть учат. Это в их же интересах. Либо обучат себе помощников, либо будут всё тянуть сами.

Подобную схему обучения решили применять во всех областях, не требующих академических знаний. Узкоспециальные знания ученики получали прямо на месте, а всякую лабуду типа этики, эстетики, философии и продажной девки властей — истории временно решили опустить. Это всё можно будет выучить и потом. Так что, с учётом вышесказанного и того, что в ученики молодежь определялась с пятнадцати лет, более-менее подкованные специалисты должны были получаться уже на втором-третьем году обучения, а значит — лет на пять быстрее, чем на Земле.

Да, это я отвлёкся… На часы я сейчас смотрел, чтобы узнать, сколько времени осталось на очередное совещание, посвящённое ещё одной животрепещущей теме — введению на Ковчеге товарно-денежных отношений.

Сейчас у нас из бессмертного тандема — стимулятора человеческой жизнедеятельности, широко известного под названием «кнут и пряник» наблюдался явный перевес в сторону кнута.

Нужны были и поощрительные меры. Конечно, про грамоты, ордена и переходящие флаги какого-нибудь цвета никто не забывать не собирался, но самым лучшим инструментом, превращающим людей в постоянно пашущих рабов на абсолютно добровольных началах, во все времена являлись старые добрые денежные знаки.

То, что деньги мы собирались ввести исключительно «электронные» — это было даже не полбеды, а гораздо меньше. Основной вопрос философии заключался в том, какие зарплаты положить людям, и какие цены установить на товары.

Между прочим, ужасно сложный вопрос.

Либеральные экономисты любят талдычить, что при социализме цены на товары и услуги не имеют ничего общего с рыночной стоимостью тех же товаров и услуг. Но ведь, если копнуть глубже, как это ни парадоксально звучит, цены на многие товары не имеют ничего общего с их рыночной стоимостью и при «рыночной» экономике. Цена на энергоносители, например, определяется не столько соотношением предложения и потребления, и даже не аппетитами относительно небольшой группы добытчиков, сколько аппетитами тоже не очень многочисленной группы биржевых спекулянтов и государственным налоговым прессом странах-потребителях. Цены на продукты питания держатся относительно низкими за счёт дотаций, которые «рыночные» правительства перебрасывают с того же топлива, например…

В общем, поскольку, во-первых, глупо бы было драть налоги с самих себя, а во-вторых, нам только оравы налоговиков-дармоедов здесь не хватало — какие из товаров будут продаваться с большой наценкой, а какие ниже себестоимости, предстояло решить волюнтаристским путём. Госплан совместно с Минфином трудились, не покладая рук, а особо важные или самые спорные вопросы выносились «наверх», то есть ко мне. И вот тут-то мы и начинали совещаться до потери пульса…

Однако сегодня попрепираться на тему цено- и зарплатообразования мне было не суждено. Позвонил Дед, и попросил подняться к нему. Значит, опять что-то стряслось.

— Верка, сделай тише! Мымра услышит, прибьёт!

— Это беременным нельзя. Нам уже можно, — огрызнулась Верка, девица лет двадцати пяти с немного отдуловатым лицом и всклокоченными русыми волосами, одетая, как и все здесь, в лёгкий цветастый халатик, выбранный из громадной кучи сэкондхэнда на центральном вещевом складе.

— Если у нас так орёт, то через стенку у беременных тоже неслабая громкость, — резонно возразила её оппонентка, после чего Верка всё же изволила немного прикрутить громкость стоящего на тумбочке видавшего виды бумбокса, хотя и огрызнулась:

— И вообще! Чего ты так трепыхаешься? Дальше леса не пошлют, меньше бригады не дадут…

— Смелая ты наша… — саркастически заметила третья находящаяся в комнате девица, занятая накрашиванием губ дефицитной в этих местах помадой. — Я бы посмотрела на то, что от тебя останется, после того, как тебя вся бригада пропустит…

— Вся сразу не пропустит… — отмахнулась Верка, завистливо покосившись на заветный тюбик. — Строго по очереди, и только передовикам производства. А как забеременею, снова сюда.

— Если успеешь… — презрительно скривилась «третья красотка», закончив процесс наведения красоты и придирчиво разглядывая результат в небольшое зеркальце. — Вспомни, как шестую бригаду три месяца назад какая-то очередная зараза выкосила. Всех поголовно, и мужиков, и баб… И вертухаи не спаслись. Кстати, мой Петя-вертолётчик говорил, что вчера опять вывозил куда-то спецуру и карантинщиков. Может, на учения, а может… Так что я уж лучше останусь тут. Да, а где консервная банка из-под тушёнки, что я позавчера приносила? Петьке сдать нужно. Тут за каждую мелкую железячку все мозги прокомпостируют…

— На, бери! — вытянула Верка банку из своей тумбочки. — И вообще, нужна ты больно своему Петьке! Поматросит, и бросит. Привезут новеньких, выберет он себе какую-нибудь покрасивше…

— Не… Покрасивше до него разберут. Тут ещё не все шишки, и покруче, чем он, отоварены. Так что я — вне конкуренции. И обратно «на передовую» не поеду. Ладно. Пока, детки! Я пошла!

Хоть бумбокс сейчас орал и потише, стука закрываемой двери из-за издаваемых им звуков, гордо именующихся песней, слышно не было.

— Вот же ж зараза!.. — возмутилась Верка, едва закрылась дверь. Приехала со своей Хохляндии, там у меня клиентов из-под носа уводила, и тут устроилась нехило… Шлюха!

— А ты кто? — хмыкнула всё та же девица, что предлагала убавить звук. — И я?

— И мы шлюхи, — согласно кивнула любительница громкой музыки, нервно шаря в своей сумочке, такой же сэкондхэндовской, как и халатик. — Так чего она тут из себя королеву строит?

Наконец Верка нашарила, что искала, и вытянула на белый свет мятую сигарету.

— Ты что, сдурела? — возмутилась её соседка по комнате. — Ладно, прослушку ты может быть, заглушила, но в камеры-то всё видно. Хочешь, чтобы лишили родительских прав и выперли в штрафную бригаду? Так они это мигом…

— Не дрейфь, Ленок! Дальше ле…

— Слышала уже! А ну, марш отсюда с сигаретой! Не только себя, но и меня подставляешь! За недонесение вместе с тобой накажут! Они ж любой повод используют, чтобы ребёнка отобрать!

— Мымра идёт! — в приоткрывшуюся дверь просунулась короткоостриженная женская голова, и, выкрикнув предупреждение, исчезла так же быстро, как и появилась.

— Выключай бубнилку! Выбрось сигарету!

«Ветер», «Брандо», «Рум…» — бумбокс чудом не слетел на пол от резкого тычка в клавишу включения приёмника.

Приёмник был настроен на местный аналог «Ретро-ФМ».

Верка заполошно заметалась по комнате в поисках места, куда бы можно было спрятать сигарету.

— В окно выкидывай!.. В окно! — сдавленным голосом прошипела Ленка, поправляя покрывало на своей постели. — Видео она может быть, и не просмотрит, но если найдёт её здесь!..

Верка подлетела к окну, выбросила вещдок преступления в форточку. После чего кинулась поправлять одеяло на своей постели. Несмотря на всю показную браваду, отправляться обратно на «передний край» она спешила не сильно.

Когда дверь распахнулась, и на пороге появилась виновница переполоха — сухая, как вобла, комендантша общежития при роддоме Александра Владимировна в сопровождении хромой вахтёрши тёти Лиды, товарки чинно сидели на грубо сколоченных табуретках у придвинутого к окну столика, и делали вид, что увлечённо рассматривают редких в рабочее время прохожих.

— Здравствуйте, Александра Владимировна! — хором поприветствовали начальство постоялицы.

Комендантша, она же Мымра, не отвечая на приветствие, обвела помещение пристальным взглядом водянистых глаз, потянула носом воздух, и, недобро прищурившись, уставилась на подружек.

— Нарушаем, «кормящие матери»?

— Как можно?! — возмутилась Верка. Да мы!.. — под холодным взглядом Мымры она осекшись, умолкла.

— Лидия, тумбочки проверь, — скомандовала комендантша своей спутнице, и пока та выполняла приказ, медленно прошлась по комнате.

Хоть злосчастная сигарета была выброшена, подружки затаили дыхание. Мымра славилась умением находить причины для наказания даже там, где, казалось бы, найти их было невозможно.

Комендантша задумчиво посмотрела на музыкальный центр и ткнула в клавишу воспроизведения.

— Так-так… — Мымра поводила головой туда-сюда, словно локатором, и безошибочно направилась к Веркиной сумочке. Высыпав её содержимое на кровать, комендантша разочарованно скривилась. Ожидаемого результата не вышло. Однако на этом, и на отрицательном кивке тёти Лиды после осмотра тумбочек и заглядывания под матрацы, осмотр закончен не был. Мымра поднесла сумку к носу, и с шумом втянула воздух.

Глаза её торжествующе блеснули.

— Ну? — обернулась она к замершим подругам, ласково улыбаясь и склонив голову набок.

— Меня Миша… мой знакомый. Попросил передать пачку сигарет другу. Я передала. А что, нельзя? — наивно захлопала глазами Верка.

— А ну-ка дыхни! — подошла к ней вплотную комендантша.

— Х-х-у! — от души выдохнула подозреваемая.

— Не курила, — разочарованно констатировала Мымра, и обернулась к дверям.

Верка радостно улыбнулась.

— А если я запись посмотрю? — внезапно обернулась Александра Владимировна. — Ну?! — грозно насупилась она, глядя на вздрогнувшую нарушительницу.

— Но ведь я же не курила… — принялась оправдываться та.

— Два предупреждения с занесением в личное дело, — холодно отрезала комендантша. За попытку нарушения режима и за попытку обмана. Ещё одно нарушение… И ты знаешь, что будет, — обвиняемая поникла головой. — Тебе — устное предупреждение. Без занесения. Пока… За равнодушие к судьбе подруги. Ведь видела же, что нарушает, почему не отговорила? Где Наталья? — резко сменила она тему, кивнув на третью кровать.

— Ушла в город, — доложила Елена, преданно заглядывая в глаза начальству.

— За два часа до кормления? Не вернётся к назначенному времени — получит предупреждение. С занесением, — Мымра снова развернулась к двери, и, теперь уже не оглядываясь, покинула помещение. За ней засеменила тетя Лида, бросив сочувственный взгляд на подружек.

Те, переведя дух, снова опустились на свои табуретки.

Бумбокс доиграл песню до конца, и принялся за следующую.

— Таким образом, волна «исламских революций» докатилась и до нас… — закончил доклад папаша Мюллер.

М-дя… Предчувствия меня не обманули. Вообще, такое впечатление, что северный пушной зверёк забросил все свои дела, и постоянно крутится вокруг нас, пытаясь подкрасться то с одной, то с другой стороны.

Сейчас он решил подкинуть нам, точнее нашим сомалийцам, вирус революционного настроения, широко распространившийся в последнее время по африканским и азиатским странам. Сомалийцы и без того были почти анархисты, а теперь…

Светлым моментом в этой ситуации было то, что революционный кризис поразил в основном города. Которых в Сомали почти нет, а на подконтрольной нам территории таковой и вовсе наблюдается только один.

Но если учесть, что этот единственный город являлся также и нашим единственным портом, обеспечивающим значительную часть грузопотока на Ковчег… То взгляд на сложившуюся ситуацию в корне менялся.

— Как вы понимаете, прибегнуть к силовым методам решения вопроса после событий, например, в Ливии, мы не можем… — заговорил Василий Иосифович после паузы, в ходе которой мы, а точнее, я, как единственный из троих, находившихся в «пентхаусе» Деда, не ознакомленный до этого времени с неприятными новостями, должен был собраться с мыслями…

На это заявление я отреагировал понимающим кивком. Штаты и их союзники мало того, что вмешались, казалось бы, во внутриливийский спор, но ещё и поддержали в нём абсолютно нелегитимную оппозицию. То есть в случае применения нами силы мы могли оказаться в той же ситуации, что и Каддафи. Даже хуже, ибо нас сковырнуть с таким трудом завоеванной территории было ещё легче.

— И какова вероятность внешнего вмешательства при… эскалации конфликта? — взглянул я на шефа Безопасности, как и мы с Дедом, пребывавшего в состоянии глубокой задумчивости.

— Пятьдесят на пятьдесят, — пожал плечами тот. С одной стороны, Сомали Штатам особо не нужно. С другой стороны, мы тут навели какой-никакой порядок, а порядок в Сомали Штатам тоже не особо нужен… Плюс не стоит забывать, что мы русские. И не просто русские. А к русским там до сих пор относятся… гм. Мягко говоря, настороженно и недоверчиво. Как бы ни заверяли в обратном. Конечно, можно пойти по пути Березовского. Публично осудить «правящий режим», встать в позицию… То есть в оппозицию… Но тогда — прощай бизнес в России. А он нам сейчас остро нужен. В общем, придётся как-то выкручиваться самим.

— И как? — задал я риторический вопрос.

— Вот это мы и должны придумать, — пожал плечами Василий Иосифович.

— Ну, решение, лежащее на поверхности — ускорить работы по строительству запасного порта к югу от Кисмайо. И сменить его статус с запасного на основной. Там местных почти нет. Некому бунтовать.

— Это, конечно, хорошо… — покачал головой Дед. Но сейчас там ни акватория не углублена, ни мол не насыпан. Порт, точнее то, что называется портом, может принимать только мелкие суда. На них серьёзные грузы не перевезёшь. Мы ведь рассчитывали на первых порах доставлять стройматериалы и технику через Кисмайо…

— Придётся пока через Кению.

— Это в два раза дороже. Не считая того, что дольше, — поджал губы Дед.

— А у нас есть альтернатива? — поднял брови я.

— Ладно, подумаем в этом направлении… Дальше?

— Дальше надо поразмыслить, как сделать так, чтобы толпа недовольных в Кисмайо рассосалась как можно быстрее. Сама…

— Гм… Сама… — улыбнулся папаша Мюллер. — Что, Кашпировского вызвать?

— Не надо вызывать. Вырастим в своём коллективе… — я тоже позволил себе улыбку. — Дело в том, что в большинстве своём бунтовщики в Кисмайо сами не местные…

— «Подайте на билеты домой…» Нет! Откупаться нельзя! Потом привыкнут — на голову сядут! — отрицательно мотнул головой Дед.

— Им мы ничего не заплатим. Но! Если заплатить соседям их родных племён… Чтобы те устроили на родине революционеров небольшие заварушки. Часть народа смотается на помощь своим. Каковые «свои», кстати, находятся в основном на территории, контролируемой Могадишо. То есть не на нашей…

— Какую-то часть удастся увести. Но не всю, — согласился папаша Мюллер.

— А для другой части можно закинуть крючок… Сейчас в Ливии фактически идёт гражданская война. Обе стороны вербуют наёмников за границей. Так почему бы не отправить наших орлов немного повоевать?

— За кого? — заинтересовался шеф Безопасности?

— Да какая разница?! Лишь бы отсюда свалили!

— Потом вернутся, — напомнил мне Дед.

— Это будет потом. Плюс вернутся не все. Я надеюсь… Там всё-таки идёт война.

— Мысль хорошая… — одобрил мою идею Василий Иосифович. — Вот только с «какой разницей?» ты в корне не прав. Желательно, чтобы те, кого мы пошлём, воевали на стороне, поддерживаемой янкесами. И чтобы янкесы узнали, что мы вносим посильный вклад в дело построения молодой ливийской демократии.

— Нет, — возразил папаша Мюллер. — Немного не так. Воевать за «оппозицию» надо отправить наших людей. Можно самых бестолковых. Тут, как в Олимпиаде, важна не победа, а участие. А вот «не наших» хорошо бы подсунуть к Каддафи. Но так, чтобы мы были не при чём. Это скомпрометирует наших врагов.

— Да, но только делать это надо быстро. Пока там заварушка не закончилась. А то «оппозиция» при такой поддержке «западных друзей» скоро станет законной властью, и война закончится.

— Не факт, — мотнул головой Шеф Безопасности. — Муамара так просто не сковырнуть. Даже при условии, что Россия его сдала.

— Кстати, а что взамен получили, неизвестно? — поинтересовался я.

— Нет, — развёл руками Дед. — Наша агентурная сеть пока не настолько хороша, чтобы добыть такую информацию. Однако есть подозрения, что Каддафи разменяли не на выгоду для России, а на преференции для «Газпрома».

— «Что хорошо для „Газпрома“, то хорошо для России?» — улыбнулся я.

— Сам же знаешь, что это не так, — буркнул Василий Иосифович. Для «Газпрома», например, выгодно поднять внутрироссийские цены на газ до мировых. А для России — это смерти подобно.

— Ну почему же? При мировых ценах в России начнут внедряться энергосберегающие технологии… — начал я.

— Самому не смешно? — перебил меня папаша Мюллер.

— Ну… — почесал я в затылке. — Честно говоря, верится с трудом.

— Вот именно, — назидательно поднял палец вверх Дед. — У каждой страны есть свои преимущества. У Штатов — печатный станок для баксов, у Китая — дешёвая рабсила. У России — дешёвые энергоресурсы. Были… И что характерно, никто не требует поднять зарплаты в Китае до уровня мировых, а Штатам запретить печатать ничем не обеспеченные бумажки. А вот чужие дешёвые ресурсы почему-то вызывают у некоторых истерику… Но, раз уж у нас пошли по этому пути — мы ничего сделать не можем… Постараемся хоть на Ковчеге не наступать на те же грабли.

— Кстати, об энергоресурсах! — вспомнил я. Тут вот Дерипаска из за высокой стоимости электроэнергии на Украине остановил производство алюминия на Запорожском алюминиевом комбинате. Там тоже местные энергобароны готовы удушить всю промышленность ради личной выгоды. Так вот к чему это я? Оборудованием поживиться вряд ли удастся — там его консервируют в надежде, что украинским чиновникам придёт в голову здравая мысль: продавать кучу электричества чуть дешевле всё же выгоднее, чем не продавать его вообще. Но вот специалисты на заводе остались без работы… А кушать они хотят. Посмотрите, нельзя ли кого к нам сагитировать?

— У нас ведь производства алюминия нет и не скоро будет, — напомнил мне Дед.

— А когда будем налаживать, может оказаться так, что специалистов найти мы уже не сможем — парировал я. — Устроим пока на временную работу. Хоть библиотекарями.

— Длительный перерыв в работе по специальности негативно влияет на квалификацию специалиста, — подключился папаша Мюллер. Если человек… надцать лет простоит на рынке… или просидит в библиотеке… То его надо учить чуть ли не заново.

— Не спорю, — пожал плечами я. — Но другого выхода у нас нет. Или есть?

— Нет, — хмуро кивнул Василий Иосифович. — Хорошо. Сергей Петрович, поработайте в этом направлении… Всё. Совещание окончено. Всем спасибо.

Дальнейшие события показали, что предложенный план действий был верным. Почти. Как говорится, «Никакой план не выдерживает проверку боем». Вот и в наши расчёты вмешалась суровая действительность. Если мы платили людям деньги, чтобы они воевали за пределами Сомали или хотя бы нашей сферы влияния в этой стране, то нашлись и некие, как их обычно неопределённо называют, «силы», финансировавшие как раз противоположное: дестабилизацию ситуации, причём именно на подконтрольной нам территории. Эти тёмные силы имели вполне конкретное название — семья, или, точнее, династия Саудитов.

В принципе, особого удивления это не вызывало. Если присмотреться, тень этой семейки виднеется практически за любым проявлением исламского экстремизма. Вот и наш случай не стал исключением.

Поскольку рычагов влияния на источник неприятностей у нас на данный момент не было практически никаких — ни силовых, ни дипломатических, приходилось бороться лишь с последствиями. Впрочем, относительный порядок вдоль строящейся магистрали обеспечить удалось. Именно строящейся, ибо укладку рельсов мы всё же начали. Причём беспорядки в прибрежной части нашей территории дали повод начать строительство «изнутри» — от того самого «склада», скрывающего Портал. Правда, рельсы и шпалы для этого пришлось доставлять через Кению… Но это, вкупе с использованием на стройке сомалийских беженцев из кенийских лагерей, позволило получить более дружественное отношение со стороны кенийских властей, что тоже было немаловажно. В общем, что ни случается, то к лучшему…

Это если подключать «позитивное мышление»… А так — конечно, волнения в Сомали создали немало трудностей. Например, на том же строительстве железной дороги нехватки рабочей силы не ощущалось, а вот специалистов… Специалистов было маловато. Высококлассный спец найдёт себе работу и в более спокойном месте, не рискуя своей драгоценной жизнью в каком-то Богом забытом уголке планеты. Даже за большие деньги все вакансии на руководящих должностях заполнить удалось с трудом. И это на Земле.

На Ковчеге же проблемы были и просто с рабочей силой. На очередном совещании, посвящённом кадровым вопросам, выяснилось, что ставка на использование уголовников в качестве первопроходцев, в принципе, себя оправдала. Чтобы там не говорили попавшие сюда «чистюли», считающие, что новый мир должна осваивать интеллектуальная, моральная и «генетически чистая» элита. Интересно, что бы они сказали, если бы ознакомились с закрытой статистикой?

К настоящему времени из переброшенных на Ковчег в течение первого года колонизации по графе «безвозвратные потери» было списано около трети. Тяжёлые условия работы, агрессивная флора и фауна, а также, говоря учёным языком, «неблагоприятная микробиологическая обстановка» косили людей, не хуже, чем полноценная война. Хороши бы мы были, если бы бросили на эту амбразуру «лучших из лучших», как некоторые предлагали.

В общем, фронт, как и любой фронт, независимо от того, ведётся ли на нём война с другим государством или с чужой пока планетой, требовал непрерывной подпитки человеческими ресурсами. А их сейчас стало доставлять труднее.

Однако это — временные трудности. А вот то, что «ветераны» были уже на пределе… В традиционной тактике управления «кнут и пряник», у нас был явный перебор с кнутом и недобор с пряником. «Премиальные женщинами» перед лицом постоянной опасности уже стимулировали не особо. Постоянная опасность расшатывала и без того слабую психику «спецконтингента» почти до резонанса. Поэтому готовилась коренная реформа «трудового кодекса». Надо было подвесить перед носом людей морковку, за которой бы они пошли, не глядя по сторонам.

Прежде всего предлагалось ограничить время пребывания «на передовой». Пока предварительно наметили срок в пять лет. После чего выжившие должны были отправляться в более-менее спокойные места. Понятно, что это будут единицы. Нам понятно… А человек обычно склонен переоценивать свои шансы и хвататься за соломинку. Так что, свет в конце тоннеля мы им покажем, а то, что это светит встречный поезд… Им знать не обязательно.

Кроме того, в безопасном месте строилась база отдыха для «передовиков производства». Небольшой заслуженный отпуск в спокойной обстановке должен был стать ещё одной «морковкой».

Для женщин способом избежать «фронта» были роды. Беременные, как и кормящие матери, находились на особом положении. И, в принципе, могли это особое положение продлить, если воспитывали ребёнка самостоятельно. Вот только для большинства из новоявленных мамаш это было практически невозможно. Ребёнок изымался у матери не то, чтобы за малейшую провинность, но поводов лишить нерадивую мамочку родительских прав находился довольно часто.

Не в наших интересах было позволять уголовникам и проституткам воспитывать себе подобных. Дети передавались в интернаты, где из них должны были сделать нормальных людей. А чтобы эти интернаты были не такими, как у нас на родине, мы уж позаботимся.

Может, кто-то скажет, что предпринимаемые нами меры слишком жестоки. Но лично моё мнение — лучше уж пусть так. На родине эти люди всё равно не жильцы. Россия, например, в 2010 м году по данным ООН вышла на третье место в мире по числу наркозависимых, расположившись за Афганистаном и Ираном. Каждый год только от наркотиков умирает больше людей, чем погибло за всю афганскую войну. И это только от наркотиков. А есть ещё алкоголизм….

Как сказал некогда один высокопоставленный британец: «Пока Китай остается нацией наркоманов, нам не стоит бояться того, что эта страна превратится в серьезную военную державу, так как эта привычка высасывает жизненную силу из китайцев». Боюсь, скоро в этом изречении Китай надо будет менять на другую страну…

А ведь есть ещё автокатастрофы, которые, по статистике, страшнее наркотиков в три раза. Именно так — каждый год в них гибнет в три раза больше людей, чем во всё той же афганской войне. Вот такие «небоевые потери»…

Так что мы просто гуманисты на этом фоне…

Кстати, о наркотиках:

Расследование, проведённое Службой Безопасности по результатам выявленного мной с помощью вебкамеры странного поведения людей на одном из участков, подтвердило наши худшие подозрения — наконец-то были обнаружены местные наркотики.

Ими оказались листья кустарника, которому кто-то из наших умников-ботаников дал название Колинум. То ли от слова «калина», на которую он был похож формой листьев, толи от слова «колено», через которое, а так же через пень-колоду давались названия местной флоре и фауне… Хоть комиссию по наименованиям создавай. Но это всё лирика.

Листья кустарника замеченные мною умельцы сушили, измельчали, и делали из них самокрутки. Как выяснило следствие, неутомимые энтузиасты экспериментировали более чем со двумястами растениями, пару раз чуть не откинув копыта, но в конце-концов всё же добились своего. Эту бы энергию и настойчивость, да в мирных целях…

Теперь встал вопрос, что делать с поселением, оцепленным на данный момент спецотрядами карантинной службы.

Горячие головы для недопущения утечки информации и распространения наркомании предлагали уничтожить посёлок полностью. И спецконтингент, и охрану. Наркотический кустарник оказался довольно распространённым, и бороться с этой заразой в случае чего будет чрезвычайно трудно.

Лично я был против таких крайностей. Не из особого гуманизма. Последнее время я стал замечать за собой некоторую «потерю чувствительности». Или человечности… Некогда было разбираться в нюансах, да и не хотелось особо.

В данном конкретном случае меня просто жаба душила вот так, в один момент потерять более чем полторы сотни таких необходимых работников. Тем более, что так или иначе, но избежать утечки информации вряд ли удастся. Всё равно информация о наркотиках уже вышла за пределы посёлка, а, как говорится, что знают трое, знает и свинья. Плюс подобные «экспериментаторы» наверняка были и в других поселениях. Значит — скоро то же «открытие» сделают и другие.

В конце концов, было принято соломоново решение: «первооткрывателей» передали в закрытую медицинскую группу «на опыты». Хотели кайфануть — пусть кайфуют. С пользой для науки. Надо же знать, как эта зараза действует на человека. Начальника участка и несколько его подчинённых из тех, что должны были следить за недопущением подобных инцидентов, разжаловали и направили в штрафной отряд. Остальных перевели в глухое место, на опасное направление, и, насколько возможно, ограничили им общение с внешним миром. Туда же направили и остальной не в меру пытливый народ, выявленный в результате спецмероприятий.

Это должно было оттянуть момент начала распространения нового наркотика и дать медикам время разработать эффективную методику тестирования людей на его применение. Впоследствии с наркоманами предполагалось бороться жёсткими административно-репрессивными мерами.

«…И не только всю ночь напролёт», но и весь день. И ещё ночь, и ещё день… Работа встала, график летит ко всем чертям… Даже если вот сейчас монотонно барабанящиий по крыше дождик утихнет, сразу продолжить работу будет трудно. Всё вокруг развезло… В том числе и единственную дорогу сюда от более-менее цивилизованных мест. Пока всё просохнет… И колонна снабженцев застряла где-то в пути. Вроде и недалеко, Евгеньич с людьми пешим ходом вчера отправились на помощь. Кажется, даже получилось сдвинуть технику с места…

«Вместе с тобой… Нет тут никого… Хотя… если свиснуть Катьке… Или Галке…»

Громкий стук в дверь заставил сидящего у горячей буржуйки в сколоченном из досок грубом подобии кресла человека вздрогнуть.

— Да-да! Войдите! — крикнул он в сторону двери, однако навстречу незваному посетителю подниматься не стал. Настроение было ленивое. Наверное, погода влияла… В общем, можно принять гостей и сидя. Тут все свои, какой нафиг этикет?.

Дверь, слегка скрипнув, отворилась, и на пороге появилась нечто, похожее на медведя, упакованного в прорезиненный плащ.

Уточнение: на мокрого и грязного медведя. По крайней мере, на чистом полу из неокрашенных струганных досок сразу начала разрастаться большая грязная лужа.

— Принимай пополнение, Дмитрич! — «Медведь» откинул капюшон и превратился в обычного человека. Правда, кое-что общее с земным косолапым сладкоежкой у него всё-таки оказалось. Повышенная лохматость. И громкий «рычащий» голос.

С этими словами гость сделал шаг вправо, и из-за его спины появилась закутанная в такой же плащ фигура. Если первый посетитель был похож на медведя, то этот больше, чем на медвежонка не тянул. По габаритам второй гость был если не в два, то в полтора раза меньше первого.

Сделав шаг в тёплую комнату, он остановился, прикрыв за собой двери. Лужа на полу ещё увеличилась в размерах.

Хозяин помещения соизволил таки подняться на ноги, попутно остановив воспроизведение.

— Пополнение — это хорошо… — довольно потёр он руки. — Ну, заходите, гости дорогие.

— Нет-нет! — замахал ручищами «медведь», разбрызгивая мокрые капли в радиусе метров двух вокруг себя. Мне ещё машины разгружать, груз принимать… Я вечерком заскочу. А вы тут пока знакомьтесь… Расскажешь, что тут у нас к чему… Ну, в общем, ты сам знаешь.

С этими словами медведеобразное явление выскочило обратно на улицу под проливной дождь, а его спутник так и застыл у порога.

— Ну, чего стоишь? Проходи! — приветливо махнул рукой Дмитрич. — Плащ снимай, вешай вот на верёвку возле печки. Пусть сушится. Сапоги тоже снимай. Тапки есть? Нет? Я так и знал… Возьми вот мои запасные. Значит так. Эта постель моя, это — твоя. «Номер» у нас двухкомнатный, других жильцов не предвидится. Ах, да! Что это я?!.. Надо же познакомиться сначала. Так… Где тут оно?… — хозяин принялся производить какие-то манипуляции с обхватывающем его правое запястье широким серебристым браслетом. — Не могли сделать в автоматическом режиме… Гении-самородки… Ага! «Поиск новых абонентов». Угу, пошёл… Ну, здравствую, Харин Илья Вадимович, пятнадцати лет от роду, будущий инженер, если всё срастётся, а пока практикант. Сейчас разденешься, набери у себя поиск. Тебе сложнее, тут «окольцованных» куча. Потом разберёшься, кто есть кто, а я пока представлюсь по старинке: Старинов Михаил Дмитриевич, главный инженер этой стройки и твой непосредственный начальник на время практики. — Михаил Дмитриевич подумал немного, и добавил: — возраст — пятьдесят лет.

Пока произносилась эта тирада, новоприбывший успел скинуть плащ и сапоги, снять небольшой рюкзак, который он оригинальным образом носил под плащом (а с другой стороны — дождь ведь…), надеть тапки… Это действительно оказался молодой паренёк. Хотя на вид ему можно было дать все семнадцать-восемнадцать лет, а не пятнадцать, как было записано в электронном паспорте. Акселерация…

— Там в углу швабра стоит. Лужу-то за собой подотри. У нас тут уборщиц нет, каждый сам за собой убирает.

Парень, так и не успев раскрыть рта за всё время с момента появления, молча взялся за швабру. Когда с лужей было покончено, придирчиво наблюдавший за процессом возвращения в комнату чистоты Дмитрич прервал молчание:

— Умывальник в коридоре. Видел, небось, когда заходил. Мыть руки там. Полотенце есть? Есть. Хорошо… Да, удобства у нас во дворе, тут уж извините… Нет желания посетить? Нет. Тоже хорошо… Как появится, не стесняйся. Я покажу, куда идти.

Парень, повозившись в рюкзаке, достал из него полотенце и мыльницу и скрылся за дверью. Обратно вернулся минут через пять, и наконец решил показать, что даром речи не обделён:

— Какие будут дальнейшие указания?

— Указания будут простые: сегодня выходной, так что делай что хочешь. Если устал с дороги — можешь прилечь, отдохнуть. Если проголодался — обед ты пропустил, но у меня тут запасы есть, можем сварганить кой чего… — пожилому человеку трудно было не заметить в голосе пацана не очень глубоко скрытой иронии, когда тот интересовался насчёт указаний, однако пока что Михаил Дмитриевич сделал вид, что ничего не заметил, только поставил «галочку» в своём мысленном досье на практиканта: «А с гонором, зараза!».

Парень на секунду наморщил лоб, и быстро принял решение.

— Сначала похавать, а потом спать.

— Лады. Жареную картошку будешь, Илья Вадимович?

— Не откажусь, — облизнулся практикант. — И… Можно просто «Илья».

— Тогда так. Вот тебе картошка, вот миска, вот нож. Чисть. А я пока чайник закипячу и кой-чего ещё подготовлю… — хозяин подошел к столу, и начал шарить по ящикам, доставая мешочки, скляночки, баночки… — А насчёт «просто Ильи» я учту. Но надо тебе привыкать к «Илье Владимовичу». Ты ведь не кто-нибудь будешь вскорости, в будущем, а человек с техническим образованием. ИТР — это звучит гордо! По крайней мере, в здешних краях… О! Гляди, что у меня есть! Деликатес! Солёные огурцы! — с нескрываемой гордостью продемонстрировал он гостю одну из банок. Между прочим, это была не шутка. Обычная на Родине закуска здесь была жутким дефицитом и ценилась очень высоко.

— К огурчикам солёным для поправки здоровья хорошо бы что-нибудь покрепче, чем чай, — закинул удочку паренек, бросая в миску первую очищенную картофелину.

— Так сколько тебе годков-то, ты говоришь? — прищурил один глаз Михаил Дмитриевич.

— Пятнадцать. С половиной. Почти шестнадцать — буркнул его собеседник.

— А «употреблять» здесь разрешают с двадцати одного! — поднял указательный палец хозяин. И проверяют. Завтра перед выходом на работу дохнёшь в трубочку, и не только тебе попадёт, а и мне — за то, что угостил…

— Я думал, в этой глуши не проверяют… — расстроился парнишка.

— Проверяют, — разочаровал его собеседник. Это у штрафников не проверяют. Хочешь к штрафникам, «на фронт»?

— Н-е-е-е-е, — Илья энергично замотал головой.

— Значит — не пей. И не кури по возможности. Даже когда тебе будет разрешено. Я тебе вот что скажу… Люди здесь, грубо говоря, разделены на три сорта. Начну с третьего. Это, гм… скажем так, в основном люди с уголовным прошлым, попавшие сюда не по своей воле. Их бросают на передний край. Туда, где опаснее всего. Тяжёлая работа, неизвестные болезни, опасная флора и фауна… Ты знаешь, кто такие флора и фауна? — парень отрицательно мотнул головой — ну, скажем так — ядовитые растения и хищные звери. Так понятно? — на этот раз ответом был утвердительный кивок. В общем, люди третьего сорта, как правило, здесь живут плохо, но недолго. В принципе, они и в России бы в основной массе прожили недолго, но гораздо лучше. И скорее всего, числились бы людьми первого сорта, или где-то рядом. Такой вот парадокс… Ну да ладно. Люди второго сорта. В основном это всё так же попавшие сюда тоже не по своей воле, но ничего особого натворить не успевшие. Как ты, например. Не подпрыгивай. Конечно, я читал твоё личное дело. Родители-алкоголики, интернат, бега… Хорошо, наши «поставщики» тебя отловили вовремя, а то бы дожил бы ты лет до двадцати пяти… Ну, может до тридцати. И сдох от передозировки или от цирроза печени. А здесь у тебя есть шанс прожить долго. И вполне неплохо. Да, ещё к «второму сорту» относятся мусульмане — насколько я понял, в основном сомалийцы, и прочие нехристи. Вот недавно индусы начали поступать. Эти люди занимаются в основном неквалифицированным трудом, но в относительно безопасных местах. И есть «первый сорт» — это такие, как я. Что смотришь? Не тяну на «первый сорт»? Да, старый уже, — усмехнулся Михаил Дмитриевич. Но местные шлюхи в первую очередь в моём распоряжении, а не работяг из вон тех бараков — кивнул он в сторону тёмного окна. Правда, как говорят: «в семьдесят лет на одного мужчину в среднем приходится пять женщин, но это уже слишком поздно»… Зато тебе будет в самый раз. Пить-курить тебе по местным законам нельзя, а по бабам уже — в самый раз. Что довольный такой? Буду отпускать только за хорошую работу и поведение! Сильно не разгоняйся! Да, в общем, о «первом сорте». Это в основном те, кто попал сюда добровольно. Охотники, технический персонал, медики, учителя… И вертухаи, конечно… — поморщился рассказчик. Куда же без них в любом государстве? В общем, «первый сорт» — в самых безопасных условиях, на самом лучшем довольствии… И прочие плюшки… Ещё вот со следующего года, кстати, отпуска давать обещают… Так к чему я это. Ты сейчас поднимаешься из «второго сорта» в «первый». Такое возможно. «второсортный» человек может стать «первосортным», а «первосортный» опуститься до «второсортного». Кстати, и «третьесортные», если сильно напрягутся, могут перейти во «второсортные». Только это будет «второй сорт второго сорта». Помнишь, как раньше — отбывших срок поселяли за «сто первым километром»? Нет? Я тебе потом расскажу. Правильная политика, между прочим, я считаю. Хотя есть у неё и свои минусы. Короче — «первосортный» может скатиться до «третьесортного», но «третьесортный» выбиться в «первосортные» — никогда.

Запомни это. И трижды подумай, прежде, чем что-нибудь сделать такого, что перечеркнёт тебе всё будущее навсегда. Это раз. А второе… Я тебе к чему всё это рассказал? Есть ещё один нюанс. Я заметил… Люди заметили, что при прочих равных условиях попасть в «горячую точку» больше шансов у пьющего и курящего. Почему? Думаю — рациональный подход. Местные власти рассудили, что алкоголиков и курильщиков дешевле направить туда, где у них больше шансов умереть молодыми, чем потом лечить их от последствий алкоголизма и курения. Автоматически, кстати, повышаются шансы на выживание непьющих и некурящих. Может, оно и цинично, зато эффективно.

В общем, мотай на ус… Смотрю, у тебя уже пробивается… — усмехнулся Михаил Дмитриевич, — но имей ввиду — официально никакого деления на «сорта» нет. Равенство, братство, и всё такое… Как и в любой другой стране. Хотя, опять же в любой стране эти «сорта» есть. Причём в России, к сожалению, первый и третий сорт поменяны местами. — Рассказчик вздохнул, и продолжил: — Но здесь, как я уже сказал — не так. Уголовники идут в первой волне, и, скорее всего, в конце концов будут выбиты подчистую. За ними идёт вторая волна — необразованный «второй сорт» — чернорабочие, готовящие условия для третьей волны — того самого «первого сорта», который в перспективе и заселит Ковчег. Вот такая суровая реальность. А в будущем детям в школах будут, как обычно, рассказывать сказки о героических высокоморальных первопроходцах, влекомых на подвиги чувством долга и ответственности за всё человечество…

Так, что там у нас с картошкой? Перечистил? Хорошо, приступаем к следующей стадии процесса… — хозяин достал из довольно аккуратной для этих мест деревянной тумбочки сковородку и поставил её на буржуйку. — Так… Сальцо… Вот, возьми травку порежь. Местная, вместо лука используем. Вообще-то у нас тут с весны собираются «приусадебное хозяйство» организовать. Почва тут благодатная, должно всё расти замечательно. И лучок настоящий будет…

Но это весной. А до неё ещё дожить надо…

— Что, всё так плохо? — забеспокоился Илья.

— Да нет… До весны нас с тобой могут перебросить в другое место. За неимением работы… Здесь собираются построить завод для производства спирта из древесины. Помнишь? «Но если б водку гнали не из опилок…»? — парень кивнул. — Ну, хоть что-то знаешь, — улыбнулся Михаил Дмитриевич, приподнимая крышку сковородки, и перемешивая ароматные картофельные ломтики (у парня потекла слюнка). — В общем, сейчас здесь идут подготовительные работы. Строим фундаменты для оборудования, плотину для гидроэлектростанции… Строим, скажу тебе, из таких материалов, что на Земле у любого чиновника из стройнадзора волосы бы дыбом встали. Фундаменты из самодельного кирпича. Плотина — что-то типа той, что бобры делают — из дерева и камней. Дерево и камни, кстати, сплавляются сюда по течению реки. Всё это лепится временно, конечно, потом планируется и настоящая «правильная» плотина, и железобетон вместо кирпича… Между прочим, сначала была идея вообще использовать вместо фундамента деревянные сваи. Знаешь, что такое «железное дерево»? Нет? Это не здесь. Это на Земле. Есть такое дерево, очень прочное… А здесь, оказалось, есть ещё прочнее. Не сталь, конечно, но в качестве временной меры использовать можно. Так бы и сделали, если бы поблизости не оказались месторождения глины и известняка.

— А почему сразу из бетона не сделать? Здесь же есть цементный завод, я знаю…

— Завод-то есть… — развёл руками хозяин. Вот только мощностей его не хватает. Транспорта для доставки цемента в такую даль не хватает. Топлива для транспорта не хватает. И самое главное — нет дорог. Ну, это ты и сам видел. Вот, кстати, сейчас, когда всё размокло и стройка невозможна, занимаемся дорогой. Мостим болото деревом. Как в древности. Знаешь, что раньше в городах были деревянные мостовые? В Новгороде, например? Не знаешь? Ну, будешь знать… В общем, строим дороги, чтобы обозы могли проходить в любую погоду. Не скоро построим, конечно… Да и спешить особо некуда. Я почему говорил, что нас до весны могут перебросить? К установке оборудования мы всё подготовим, но самого оборудования-то ещё нет. Его делают на Земле, потом будут вести к Порталу, потом сюда… В общем, долго это всё, и, как показывает опыт, в запланированные сроки обычно уложиться не удаётся.

— Понятно. Бардак, как всегда, — понимающе кивнул Илья.

— Не без того, — согласился его собеседник. Но в основном дело не в этом. Путь на эту планету имеет ограниченную пропускную способность. Как тебе объяснить?.. В Москве был? Видел, сколько там автомашин? А теперь представь, что им разрешили въезжать в город только по одной дороге. Представил, что будет? Вот так и здесь. Провести к нам весь необходимый грузопоток — всё равно, что протянуть верблюда через игольное ушко. Пропускная способность Портала между мирами очень невелика. Особенно, если учесть, что движение через него возможно только одностороннее. Или туда, или сюда. Вот поэтому, думаю — не успеют «неизвестные отцы» в срок, — поджал губы Михаил Дмитриевич.

— Кто не успеет? — удивлённо поднял брови парень.

— Были такие хорошие писатели — братья Стругацкие. Написали много чего, в том числе хорошую книгу «Обитаемый остров». Я понимаю, что ты её не читал… Но есть ещё такой плохой режиссер — Федор Бондарчук. Он снял по этой хорошей книге плохой фильм. Как тебя-то его угораздило не посмотреть?

— Да мне как-то не до кино было на Земле… — пожал плечами Илья.

— Понимаю… Короче, там, в смысле — в книге и фильме, никто не знал, кто находится у власти. Называли правителей «неизвестные отцы». Вот так и здесь. Кто-то управляет всем, а кто?… Ты не задумывался над этим? Достань тарелки вон там…

— Меньше знаешь — лучше спишь, — пожал плечами будущий инженер, выполняя просьбу.

— Тоже правильно, — Михаил Дмитриевич снял сковородку с буржуйки, переставил на лежащую на столе деревянную дощечку, и, сняв крышку, принялся раскладывать ароматные ломтики по тарелкам. — Но думать всё же полезно. Хотя бы иногда. Так вот, оно конечно здорово, что власть не публичная. В смысле, не любит светиться на людях. Например, нет расходов на портрет властителя в каждом чиновничьем кабинете и каждой школе… Но с другой стороны. Чем хороша так называемая «демократия» — тем, что, во-первых — народ думает, что сам выбирает свою власть, а во-вторых — как бы ни был хорош властитель — рано или поздно он набирает критический груз неудачных и непопулярных решений. И приход к публичной власти новых людей снимает у обывателей-избирателей накопившееся недовольство. Я не слишком сложно говорю?

— Да нет пока, — парень потянулся к своему рюкзаку. — Единственно непонятно, почему народ только думает, что выбирает. Ну не у нас, в смысле, в России, а, допустим, в той же Америке ведь по-настоящему выбирают?

— «По-настоящему…». Смотри. Ты как бы выбираешь… Но исключительно из тех, кого тебе предлагают. Вот смотри: допустим, я предлагаю тебе двух или даже трёх кандидатов… И ты выбираешь из них одного. Пусть даже действительно выбираешь. Никаких махинаций и подтасовок на выборах. Вот только, кого бы ты не выбрал — это будет мой человек, а не твой. И служить он будет мне… А на следующих выборах я тебе предложу новых людей. Но тоже моих. И заботиться они будут в первую очередь о моих интересах, а не о твоих. Доступно?

— Доступно. — Илья достал из рюкзака небольшой бумажный свёрток, и, размотав его, извлёк оттуда небольшой кусок варёной колбасы, грамм на триста.

— Ого! — Михаил Дмитриевич моментально забыл о политике. — Деликатес! Вот только он испортился, наверное, за время поездки…

— Да нет, — парень понюхал колбасу, вроде нормально… Там в обозе рефрижератор был. Я договорился, чтобы подвезли ценный груз.

— Это ты молодец, одобряю! У меня аж слюнки закапали! Знаешь, странные мы люди… Здесь мясо натуральное каждый день едим. А колбасы почему-то хочется… Соскучился по колбасе-варенке. Хотя настоящую варенку из мяса кушал, дай Бог, ещё при СССР. Сейчас в родных пенатах — сплошная соя и химия. А здесь опять попробовал… Вкуснотища! Но только в «столице» ведь есть! В нашу глухомань не завозят!. — Михаил Дмитриевич аккуратно отрезал два тонких кусочка. — Это нам на сейчас. А остальное, если не возражаешь, оставим на попозже. Тут среди местного руководства таких извращенцев-колбасофилов, как я, хватает. И они тебе будут за маленький праздник для желудка очень благодарны. Грех это не использовать.

Илья согласно кивнул. Он сам отлично это знал, потому и тащил вроде бы бесполезный кусок вареного фарша в такую даль. Если со знаниями у него было туговато, но вот практическую сметку можно было оценить на «отлично».

— Ну что ж, приступим к трапезе! — Михаил Дмитриевич вооружился вилкой, парень последовал его примеру, покосился на тумбочку, в которой, когда брал тарелку, заметил слегка запыленную неначатую бутылку водки, и, вздохнув, принялся поглощать долгожданный ужин. От мысли попросить всё же хозяина налить стопочку под колбаску пришлось отказаться. Пока. Сначала надо было проверить, правду ли тот говорил о незавидной судьбе местных алкоголиков и курильщиков. Если нет — бутылка никуда не денется, а если правду… Придётся забыть о горячительных напитках. В новой жизни хотелось бы выбиться в люди, и для этого надо было соблюдать местные правила. Как писаные, так и неписанные.

Говорят, человек привыкает ко всему. Готов поверить. По крайней мере я привык к жизни в не то что закрытом, а ещё и герметичном помещении. Не то, чтобы это было легко и быстро. Но — получилось. Конечно, приступы тоски по открытому пространству, а особенно по открытому пространству вполне определенной территории планеты Земля случались, но не так уж и часто. А вот по просторам Ковчега я как-то особо не тосковал. Может, потому, что планета для меня так и осталась чужой, может — потому что я на этом открытом пространстве ещё толком-то и не был… Или потому что я за этим открытым пространством ежедневно наблюдал через видеокамеры. И не только за открытым.

Вот сейчас я как раз смотрел, как говорится «в прямом эфире», как малолетние воспитанники пока что единственного нашего интерната курят в «укромном месте», и это несмотря на то, что продажа или передача сигарет несовершеннолетним карается в новом мире почти как развращение малолетних в старом, и на то, что здание интерната нашпиговано видеокамерами под самое не хочу.

Малолетние стервецы быстро вычислили (точнее, это им кажется, что вычислили) «мертвые зоны», и теперь вовсю «нарушают».

Ну-ну… Зато теперь ребята папаши Мюллера выявляют как «злостных правонарушителей», так и каналы поставки курева, спиртного, и прочих недозволенных вещей, и не вызывающими подозрений методами могут работать с первыми и пресекать вторые. Вот такое коварство и двуличие с нашей стороны…

Вообще: воспитание — это такое дело…

Вот, например, как-то так получается, что на территории бывшей Российской империи власть регулярно меняется, и вместе с ней меняется идеология. Каждые новые властьимущие озабочиваются воспитанием «нового человека». Естественно, этот новый человек должен по всем параметрам превосходить человека старого, которого воспитывала предыдущая власть. При СССР пытались воспитать образцового «строителя коммунизма», сейчас в образовавшихся на его месте, гм, так сказать, странах, растят образцовых строителей капитализма, которые по ходу должны быть ещё и образцовыми патриотами-националистами.

И, почему-то, как не очень получалось с воспитанием «нового человека» в Союзе, так и что-то не ладится с аналогичным процессом в постсоветских как бы государствах. Раньше процессу мешали «родимые пятна темного прошлого» и «тлетворное влияние Запада». Сейчас — всё те же «родимые пятна», только под тёмным прошлым понимается уже не «проклятый царизм», а «проклятый совок», а термин «тлетворное влияние Запада», в окружающих РФ постсоветских странах заменен на «тлетворное влияние России», и «русской пятой колонны». И мало кто догадывается объяснить неудачи с «новым человеком» не происками врагов, а текущей идеологией, или идеологией, к которой, согласно новым установкам, надо стремиться.

Нам, честно говоря, сейчас по ряду причин было не до новой идеологии. Основные требования к нашему «новому человеку» были перечислены в известной песенке: «Чтоб не пил, не курил…» Ну, дальше по списку, типа цветы всегда дарить — не обязательно, а вот эти два качества, пусть сами по себе они вовсе не достоинства, а отсутствие недостатков…

Если не справиться с алкоголизмом, курением и наркоманией, человечеству на новой планете скорее всего, настанет такой же кирдык, как и на старой, причём в те же сроки или раньше. Это если говорить о высоких материях. А если перейти к шкурным интересам, то получатся слишком высокие расходы на лечение все равно безнадежных больных ещё до достижения ими нетрудоспособного возраста, и рост врожденных патологий у новорожденных, то есть опять те же расходы на лечение, но уже больных ещё до достижения трудоспособного возраста, и без всякой уверенности, что они этого возраста когда-нибудь достигнут.

Так что от идеологии личной свободы, как главной сверхценности, придётся отказаться, хоть и не вот так сразу.

«Промывание мозгов» детям в интернате уже началось. Вообще, интернаты — это идеальная «кузница новых кадров» в плане идеологии. И если бы на Земле властям были хоть чуточку не безразличны дальние перспективы развития своей страны, из этих заведений выходило бы не пополнение для криминального мира, а те самые «кадры, которые решают все» для государства.

Вот только если бы все было так просто с «вредными привычками». Да, мы планировали интернатское воспитание детей, родившихся на Ковчеге, или попавших в новый мир в возрасте до семи лет, вести отдельно от «старшей группы». Но ведь рано или поздно им предстояло выйти в «большой мир». Как их там уберечь от вредных соблазнов? Ведь изолировать их от остального населения не получится. А что делать с «обычными» детьми, которые будут воспитываться в своих семьях? Тут ведь пример родителей перед глазами…

Вопросы, вопросы… Нам, кстати — и пьющим, и курящим, приходилось ломать голову и над этим. А не только, например, над проблемами промышленного производства и сельского хозяйства.

Да, о сельском хозяйстве: слышал то ли байку, то ли быль, что в Советском Союзе опальных высших партийных функционеров ставили курировать сельское хозяйство. Так как в этой области положительные результаты априори считались невозможны. Конечно, «положительные результаты» — это понятие растяжимое. Так как за двадцать лет отсутствия партийных функционеров постсоветское сельское хозяйство изменилось отнюдь не в лучшую сторону.

Но это все лирика. Постсоветское сельское хозяйство, вернее, пародия на него, меня волновало довольно слабо. Тут свое бы поднять.

Естественно, подъем нашей местной целины начался с самой ответственной части работы — подбора кадров. Нельзя сказать, чтобы эта часть оказалось такой уж сложной. Пяток нормальных агрономов пенсионного и предпенсионного возраста по бывшему Союзу наскрести легко. Агрономами, конечно, дело не ограничивалось. В СССР существовали ещё и сельскохозяйственные ВУЗы, сейчас, пожалуй, влачащие самое жалкое существование из всех постсоветских высших учебных заведений за своей практически полной ненадобностью в современной реальности. А были ещё и селекционные станции… Ведь семена из Голландии — это конечно хорошо, но посевной материал должен быть районирован — приспособлен для местных климатических условий. Кто-то этим должен заниматься. Конечно, там, где это кому-то нужно.

Нам это нужно, поэтому селекционные станции должны были быть основаны на базе первых трех хозяйств, которые мы по привычке называли «колхозами», хотя к коллективной форме хозяйствования они, естественно, не имели никакого отношения. Кстати, решение об одновременном основании трех колхозов, вместо одного, как планировалось первоначально, было принято после консультаций с теми самыми специалистами, часть которых к этому времени была уже переброшена на Ковчег. Одно хозяйство планировалось основать в предгорьях неподалеку от Портала, второе — рядом с новой столицей, третье — на побережье океана, рядом с верфью-портом. Логика довольно простая. Во-первых — «кормовая база» должна быть недалеко от, назовем эти пока что небольшие поселки громко — «центров развития цивилизации», дабы не увеличивать транспортные расходы и проблемы в нашем пока бездорожном мире, во-вторых: разные климатические условия — разные сельхозкультуры, разные методы выращивания. Надо отрабатывать. И в-третьих, хотя бы для того, чтобы не класть все яйца в одну корзину. Земледелие сильно зависит от погоды. Там дождик, там засуха, но хоть где-то урожай будет.

Еще раз отвлекаясь в сторону, в постСССРовских странах, пожалуй, нет более неблагодарного труда, чем земледельческий. Возьми кредит в банке под проценты, закупи посевной материал, топливо и запчасти к сельхозтехнике, а потом молись Богу, чтобы он послал хорошую погоду, иначе будет колоссальный влет, который тебе никто не компенсирует. А если урожай таки будет — сдай его по мизерным ценам, потому что хранить негде. Этим тяжелым положением, к слову, объяснялись трудности с набором квалифицированных рабочих кадров в наши колхозы. Сельская местность в СНГ практически повсеместно опустела. Народ слинял в города, а тех, кто остались, либо трактором из родного села не вытянешь и в райцентр, не то, что в другой мир, либо они в иной мир скоро сами уйдут своим ходом, либо спились, а такие работники нам, конечно, не нужны.

Так что, людей не хватало, и крестьянами планировалось назначать пока в основном индусов и китайцев. (Кстати, в отношении китайцев и корейцев в сельском хозяйстве и в России то же самое).

Вот такой вот «человеческий фактор». В отношении же техники… Можно было бы закупить те же «Джоны Диры» с кучей электроники, кондиционерами, и прочими наворотами. Вот только как их ремонтировать и обслуживать в новом мире? Любой перебой с поставками — и мощный красавец превращается в кучу дорогого металлолома. Нужно было что-то попроще. Из выпускающегося на постсоветском пространстве выбор пал на МТЗ-80 и ЮМЗ-6. Причем с упором на ЮМЗ. Он хоть и хуже «Беларуси» по эксплуатационным характеристикам, но зато проще в этой самой эксплуатации, а так же в ремонте, и в перспективе — в производстве. Что в наших условиях немаловажно.

Подходящего же гусеничного трактора из ныне выпускаемых не нашлось. Харьковский Т-150 оказался слишком сложным для наших условий. Выбор остановили на его предшественнике — Т-74. Достаточно прост, неприхотлив, двигатель его можно ставить на ЮМЗ, завод выпускал такую модификацию. Да и в качестве тягача по нашему бездорожью пригодится. Раздобыли почти полные чертежи по этим тракторам, и даже некоторые технологические карты. Пока, конечно, речь о выпуске этого трактора не шла. Наскребли на просторах нашей Родины с полсотни раритетов, причем в основном действующих. И во времена СССР, и сейчас принято смеяться над качеством советской техники. Однако на селе костяк тракторного парка до сих пор составляют именно советские ещё трактора тридцати-сорока лет от роду, а где и пятидесятилетние.

Кстати, только вчера прибыла очередная партия Т-74 в количестве пяти штук. Я лично наблюдал (через видеокамеры, конечно), как их грузили на железнодорожные платформы для отправки к «месту дальнейшей службы.» На платформах, им, правда, далеко уехать было не суждено. Одноколейку от Портала мы пока протянули на расстояние всего в пять километров. Заканчивалась она терминалом, где грузы распределялись по направлениям. Оттуда тракторам предстояло идти своим ходом, да ещё буксировать груженые прицепы. Для того, чтобы протянуть колею железки дальше, ещё километров на сто, было готово все, кроме рельсов. Жаль, что их нельзя делать из дерева — вот чего-чего у нас с избытком, в отличие от стали.

В комплект к тракторам нашли такие же антикварные комбайны — «Нивы» и «Колосы». Но эти пока планировалось ставить на консервацию. Работать должны были современные «Доны». Однако только тракторами и комбайнами перечень сельскохозяйственной техники не заканчивается, нужны еще плуги, сеялки, опрыскиватели, навозоразбрасыватели, культиваторы… И куча всего прочего. Пока весь ассортимент доставить не удалось, но для посевной техники было уже достаточно.

Отдельные дискуссии были вызваны предложением «минсельхоза» о проведении сельхозработ не только в «колхозах», но и на строительных объектах. Своими силами, естественно. Старая добрая традиция приусадебных огородов. От нас требуется только обеспечение посадочным материалом и инвентарем. Ну, то есть лопатами, вилами, граблями, и конными плугами. Последние вместо мотоблоков. Кстати, на конной тяге бывают не только плуги, но и, например, жатки, а так же прочие интересные вещи… Их изготовление решили налаживать прямо здесь, взяв за основу музейные образцы.

Возражения против разрешения огородничества заключались в том, что местные начальники могли припахать своих подчиненных не на добровольных, а на принудительных началах к выращиванию свежих овощей к собственному столу. И, отрывая людей от основной работы, естественно. А у нас каждый человек на счету.

После бурных споров личные огороды решили все же разрешить, а местным руководителям службы безопасности проследить за непривлечением людей к непрофильным работам и обеспечить информацию о проведении сельхозработ и об урожае. Сомнений в том, что некоторые безопасники закроют глаза на то, что «кто-то кое-где у нас порой» будет работать вместо ударных стройкек Родины на личных приусадебных участках местных царьков, у меня практически не было, но все же возможности свести подобные явления к минимуму имелись (в том числе и потому, что людей сейчас было относительно немного, и проще за всеми проследить), а перспектива проведения агроисследований и накопления статистического материала без затраты дополнительных ресурсов искушала.

Вообще, сельское хозяйство не ограничивается «Уберём, и засеем, и вспашем», над порядком операций в каковой известной песенке вдоволь поиздевались юмористы. Прежде всего, продукцию и посевной материал надо где-то хранить. Это элеваторы, овощехранилища, причем последние желательно с мощными холодильниками, наконец тара: ящики, контейнеры, бочки… В принципе, хранилища-то мы уже начали строить еще для земных продуктов. Но вот предприятия переработки… Сахар, например, в готовом виде не растет. Нужны сахарные заводы. Очень жаль, что большинство из них в СССР порезали на металлолом ещё в девяностых. Хотя, с другой стороны, перевезти готовый завод аж из России или Украины, пожалуй, подороже, чем построить новый. Так что чёрт с ними… А хлеб? Мельницы, хлебозаводы. Дрожжевые заводы, кстати… И так далее… И на все это, кстати, нужен металл… Эх, я бы душу дьяволу продал за месторождение коксующегося угля, или природного газа! Однако пока геологи молчали…

Да, ещё один минус современных тракторов: они, как и большинмтво современных грузовиков, работают на солярке. Значит, полностью «на дрова» их перевести нельзя. Отсюда вытекает ещё одна задача для нашего крестьянства: биотопливо. Надо растить тот самый рапс, который наряду с подсолнечником сейчас замечательно убивает поля Украины. Что делать? — прелести дружбы с Евросоюзом. ЕС с удовольствием покупает за границей культуры, выращивание которых на своей территории ограничивает, чтобы не истощать почву. У нас пока почвы было валом, мы даже могли себе позволить, подобно древним земледельцам, после истощения одного участка с чистой совестью перебираться на другой, и так если не сотню лет, то полвека уж точно…

Единственно, все опять упиралось в заводы. Биодизель из рапса или сои ещё надо было получить. В Европе их двадцать два миллиона литров биотоплива в год производит две с половиной сотни заводов. Хотя, с другой стороны — в Штатах семь миллиардов литров производятся на ста пятидесяти заводах. Вот они — преимущества гигантомании.

Хорошо бы, конечно, устроить в США перестройку и гласность, признать на международном уровне преступлениями геноцид индейцев и атомные бомбы, сброшенные на мирных жителей Японии, а под шумок частью попилить на металлолом, частью перевезти к нам их заводы. Шутка, конечно. Загнивающие капиталисты будут загнивать ещё долго, и, когда догниют окончательно, скорее всего, потянут за собой весь остальной мир. В котором, Слава Богу, на тот момент нас уже не будет.

Однако, возвращаясь к нашим баранам… То есть и к баранам тоже, но чуть позже. А пока — о такой замечательной культуре, как клещевина. Ведь кроме топлива современной технике нужна и смазка. И в условиях отсутствия нефти нам пришлось вспомнить о старом добром клещевинном масле. Которое, кстати, применяется ещё и в текстильном, кожевенном, лакокрасочном, мыловаренном и парфюмерном производстве.

Так что, в общем, сельское хозяйство — это не только ценный мех… В смысле — не только вкусная и здоровая пища — но ещё и топливо, смазка, а так же другое промышленное, и между прочим, медицинское сырьё.

Теперь о «ценном мехе» и «диетическом сале». То есть о животноводстве. Животноводством, в принципе, мы заниматься уже начали. Кони, коровы, козы, свиньи, верблюды, ишаки… Причем почти все они, разве что кроме коз и свиней, использовались и в качестве транспорта. Не везде, конечно… На больших стройках только на лошадях и осликах много не перевезешь, плюс к каждой тягловой единице надо приставить погонщика… «Водителя кобылы». Этот термин из вступления к песенке Утесова почему-то прочно прижился в местной разговорной речи, хотя слова «всадник», «погонщик», или «извозчик» вроде были короче и удобней.

Но вот для экспедиций лошади и верблюды незаменимы. То же самое для мелких отдаленных объектов, где крупного строительства или перевозок не предвидится. Или горы. Сейчас мы почти пробили дорогу к морю через горный хребет к югу от Портала. Где-то обрушили скалы взрывами, где-то перекинули через пропасти деревянные мосты, где-то — подвесные. Окончание работ ожидалось через пару месяцев. Но в результате пока получилась не дорога, а горная тропа. По которой до побережья уже можно будет более-менее легко добираться не с помощью дефицитной и дорогостоящей авиации, а на всё тех же лошадях или ишаках. Полноценная дорога, по которой смогли бы пройти автомобили, ожидалась не раньше, чем через пару лет, и все это время мы могли рассчитывать только на наших четвероногих друзей.

Да, но возвращаясь к «ценному меху» и «нашим баранам»: Собственно мех-то с успехом и в достаточном количестве добывали охотники с местной дичи. Но только в меха ведь одеваться не будешь… Нужна шерсть. Следовательно — много баранов (и овец). Возвращаясь к сельскому хозяйству — нужен лен и хлопок. Синтетики-то здесь нет и не скоро предвидится… А по поводу шелка — тут надо разводить шелкопряда.

Ещё о роли сельского хозяйства в обеспечении животноводства. Мясному и молочному животноводству не помешает силос. То есть кукуруза, которую во времена Никиты Сергеевича Хрущева, знавшего, где живет Кузькина мать, внедряли где ни попадя.

И о планируемой роли животноводства в нашей энергетике: если сельское хозяйство должно было помочь нам в обеспечении топливом жидким, то с помощью животноводства, точнее, отходов жизнедеятельности коровок, хрюшек и так далее, частично решалась проблема топлива газообразного. Биогаз планировалось использовать как топливо, так, в крайнем случае, и как сырье.

Вот такой запутанный клубок сельскохозяйственно-животноводческих проблем нам предстояло решить. Это не считая окультуривания местных растений и одомашнивания местных животных. С ума можно сойти…

— И чего это ты, старпом, рот разинул? — капитан Лаврук, как обычно, подкрался незаметно…

Старпом вздрогнул от неожиданности и резко развернулся.

— Николай Михалыч, так же и до инфаркта довести можно!

— А ты рот не разевай, — улыбнулся капитан. — Да и тебя доведёшь, пожалуй… Кстати, песенки петь мог бы не на баке, ввиду аборигенов, а в каюте. Они ведь и не понять могут… Тут народ всё ещё в трауре.

— Так вот я по этому поводу ж и в шоке. Знаешь, Сергеич, северокорейцы и раньше мне напоминали нас при СССР — постоянно хмурые, нищие… А сейчас я вообще в шоке — ну, скончался пассажир бронепоезда… Новый будет. Так чего так рыдать? Чтобы местный КэйДжиБи в нелояльности к идеям чучхе не заподозрил?

— Ну что тебе сказать, Михалыч?… — наморщил лоб кэп. Во-первых, что-то я не помню, чтобы при Союзе я был постоянно хмурым. Как раз наоборот: я тогда помоложе был… Веселился как мог. И нищим я не был — небогато жили, да — но не нищенствовали. Так что ты мне тут либерастию не разводи! А что касается реакции корейцев на смерть вождя… Знаешь, вот сейчас везде говорят и пишут, что весь Союз после смерти Сталина чуть ли не плясал от радости. А мне мама рассказывала, что по крайней мере вокруг неё все плакали. Искренне плакали. И я ей верю, а не этим… Хотя, не спорю, вполне могли быть и такие, что радовались. И много таких быть могло… Но всё же для большей части народа это было горе. Так что местных я понять могу. Вот новый здешний начальник вроде воспитывался на Западе. И, чует моё сердце, страну ждут большие перемены. В том числе над его могилой, скорее всего, новые, «демократические» северные корейцы, плакать не будут, а будут плевать на неё. В благодарность, так сказать… А вообще, пойдём ко мне, поговорить надо…

И капитан со старпомом направились к надстройке на корме судна. Идти пришлось не очень далеко — контейнеровоз «SSC Miranda» принадлежал к классу Handysize, мог нести всего восемьсот контейнеров, и габариты имел небольшие. Рождён кораблик был в далеких девяностых на Висмарских верфях, потом трудился в Дальневосточном Морском Пароходстве, не так давно был продан в Индонезию, и совсем уж недавно его выкупила свежесозданная Somali Shipping Company. Капитаном контейнеровоза стал Виктор Сергеевич Лаврук, последнее время в основном бороздивший моря на балкере «Star Of The Seas». Команда тоже подобралась проверенная, и судно, забрав сотню контейнеров из строящегося Сомалийского Южного Порта (больше осадка с полным грузом пока не позволяла, дно не углубили достаточно), отправился в первый рейс — как ни странно, в северокорейский порт Расон (он же Раджин), через Индию и Китай. Второй странностью было наличие специальной команды сопровождающих. Впрочем, последнее было не так уж необычно. В связи с возросшей пиратской активностью в Сомали наличие на борту вооруженной охраны было не такой уж и редкостью.

Едва капитан со старпомом вошли в капитанскую каюту, первый обернулся и предложил:

— Ну что, по соточке?

— А в честь чего это вдруг? — подозрительно прищурился старпом.

— Сопровождающие сегодня сходят на берег, — заговорщицким шепотом сообщил кэп. — Понимаешь, что это значит, Сергеич?

— Что они идут на экскурсию? — высказал предположение старпом.

— Они совсем сходят. Обратно идём без них. Понимаешь?

— А-а-а-а…

— Вот именно. Нет сопровождающих — значит, не будет груза, который они должны сопровождать. Я, пока «тот» контейнер, что мы сюда привезли, не забрали, поседел бы ещё раз, если б не был уже седой. А теперь, как камень с души свалился — обратно везём только легальный груз.

— Гм, за это, пожалуй, стоит выпить… — согласился старпом.

— Знаешь, не моё это, — пожаловался капитан, открывая сейф и доставая оттуда початую бутылку, в которой, правда, содержимого было ещё намного больше половины, и пару рюмок. — И платят хорошо, но вот не моё… И если бы не семья…

— Ну, я так не переживаю, — пожал плечами старпом. — Столько уже «левых» грузов перевозил…

— Да и я перевозил! — кэп налил рюмки до краёв. — Но каждый раз, как везу… Эхх!!! Вздрогнули!

— За удачу! — провозгласил тост старпом, после того, как звякнули рюмки.

— За неё! — кэп залпом осушил свою ёмкость, удовлетворенно крякнул, и заявил: — Кстати, об удаче: По слухам, скоро ты выставляешься.

— В смысле? — удивился старпом.

— Наши собираются купить ещё один контейнеровоз. Вроде — тысячник. Тебя прочат в капитаны.

— Ну, это ещё бабушка надвое сказала, — отмахнулся старпом.

— Вопрос почти решен, — усмехнулся капитан. — Так что скоро влезешь в мою шкуру…

— М-дя… — посерьёзнел старпом, — а как думаете, Николай Михайлович, с этим «обратным грузом» — всё? В связи со сменой руководства?…

— Не знаю… — пожал плечами капитан. — Может, и так, а может, просто решили не рисковать. Сейчас в связи с последними северокорейскими событиями все вокруг в повышенной боеготовности: и южнокорейцы, и китайцы, и японцы, и амеровский Седьмой флот… Можно нарваться на неприятности. А как поутихнет…

— Так… А теперь мы, выходит, быстро грузимся и уходим?

— Да, через полчаса начнут погрузку. Вот что плохо на контейнеровозах, в отличие от балкеров — погрузка-разгрузка быстро идёт, стоянки короткие. В этой глуши чуть дольше, — тут только обычные краны, а в Гонконге будет терминал — там и на берег сойти не успеем. Ладно, давай ещё по стопочке — чтобы на одной не хромать, и идём провожать «дорогих товарищей»…

В отличие от Ковчега, на подконтрольной сомалийской территории у нас забот о сельском хозяйстве не было. По крайней мере, пока. Вся доступная для земледелия почва там сейчас возделывалась вполне интенсивно. Технологии, правда, применялись не то, что дедовские, а вообще доисторические… Но сюда лезть пока что было рановато. Вот когда будет построена плотина на Джуббе, и можно будет заняться системой орошения… Но до этого ещё далеко. Даже строительство плотины начать нельзя, пока нет дороги к месту где её планируется возвести.

Вот с дорожным строительством, опять-таки в отличие от Ковчега, здесь попроще. Если, допустим, железнодорожного полотна на Ковчеге уложено всего-то пять километров, то здесь — от нашего нового порта протянуто уже все пятьдесят. Плюс километров на двадцать мы протянули дальше ветку со смешной метровой шириной колеи по территории Кении. Перегружаться на автотранспорт стало чуть ближе. В дальнейшем планировалось довести эту ветку до нашей сомалийской «железки» с нормальной широкой колеёй. А потом, возможно, и перешить её на широкую колею. По крайней мере, насыпь, мосты и даже ширина шпал это предусматривали. Параллельно с железными дорогами строились и автомобильные. Причём «параллельно» не только в переносном, а и в прямом смысле. Шоссе прокладывались рядом с рельсами, удаляясь от них не более чем на двести метров. Так было проще обеспечивать охрану транспортных артерий — места-то здесь беспокойные, и можно не сомневаться, что на недостаток как любителей поживиться чужим добром, так и от борцов за идею, точнее, за веру, готовых на любую пакость «оккупантам», жаловаться не придётся.

Кстати, а то, что «борцы за веру» препятствуют поставкам продовольствия своим голодающим единоверцам, а «оккупанты» как раз спасают людей от голода — «не считается». Не удивлюсь, если лет через …надцать, если мы здесь не удержимся, в местных учебниках истории будет написано, что «сомалийский голодомор» был организован искусственно проклятыми москалями, а местные патриоты и вообще, хорошие во всех отношениях люди, как могли, спасали соплеменников и единоверцев. И, между прочим, не исключено, что такую версию признают и Евросоюз, и США. Политикам не до торжества исторической справедливости. Да они и не знают истории. Не до того. Лидеры сказали «фас!», вот и навешиваются все «собаки» на жертву — как правило, или более слабую, или вообще уже отошедшую в мир иной.

Конечно, безопасность, не побоюсь этого определения, «дороги жизни», мы постарались обеспечить, что давало возможность надеяться на сведение к минимуму «незапланированных» терактов и грабежей. Часть «инцидентов» на транспорте всё же предполагалось инсценировать для обоснования списания тех или иных грузов, переправляемых «на ту сторону». Точнее, они уже инсценировались. И неоднократно. Тем более, что обстановка позволяла. Создаваемая нами «зона безопасности» вдоль дороги от порта до предполагаемого места строительства плотины фактически, не только потеснила «Аль-Шабабовцев», но и отрезала их от границы с Кенией. Чему правительство Кении было несказанно радо, и не уставало в благодарность «замовлять за нас словечко» шефам-американцам, а вот фанатики из «Аль-Шабаба», «Аль-Каиды» и их покровители из Саудовской Аравии были не очень довольны. Поэтому постоянно организовывали нападения то тут, то там.

Прорвать внешнюю линию обороны, где службу несли аборигены, им частенько удавалось, а вот дальше было труднее. Тут на страже стояли «частные охранные компании», как наши собственные, так и, например, Xe Service (бывшая Blackwater), и ArmorGroup. Привлечение последних было необходимо не столько с военной, сколько с политической точки зрения, для дополнительного лоббирования нашего проекта у американских властей. А так толку от них было немного, зато нужен был глаз да глаз, чтобы не натворили чего-нибудь. Причём не только в смысле шпионской деятельности в пользу США, но и по более прозаическим делам, особенно в свете разнообразных скандалов вокруг этих «героев». Например, в Ираке они заставляли местных женщин заниматься проституцией, а в Афганистане содержали целые бордели. И это самые мелкие известные их «проступки». И не будь нам так остро нужна «волосатая лапа» в Штатах, ноги бы их здесь не было.

Что касается транспорта, ещё можно отметить бурное, я бы сказал, взрывное развитие нашего морского флота. Пока, в основном, торгового. Грузов доставлять надо много, и грузы, скажем так, «разные», так что наличие своих судов и экипажей — дело немаловажное. Пока было куплено только тройка сухогрузов, один контейнеровоз, и один танкер. Но лиха беда — начало… Большие корабли, к слову, нам закупать было ни к чему, так как единственный пирс в новом порту, который, после длительных прений было решено назвать просто и со вкусом — «Южный порт», пока мог принимать только суда класса Handysize. В перспективе предполагалось углубить дно и довести возможности причала под прием судов класса Handymax и Panamax. Строились ещё несколько причалов, в том числе контейнерный и нефтеналивной терминал. Однако всё это должно было заработать в относительно отдалённом будущем.

Между прочим, не прекращалась работа и по порту Кисмайо. Ибо одного порта после выхода перевозок на проектную мощность нам должно быть мало. Но, чтобы реконструировать порт, надо сначала вернуть контроль над ним, фактически утерянный, когда начались волнения, точнее, когда на Сомали перекинулась «Арабская весна».

Нет, полностью мы оттуда не уходили. Как и обещали, построили для местных жителей новые дома (А «местные власти», как и ожидалось, выделенные на это дело деньги полностью разворовали). Дома, между прочим, строились отнюдь не в припортовом районе. Это место нам удалось удержать за собой с перспективой на будущее, но максимум, что мы там пока могли сделать — это снести нафиг все разрушенные при прошлом штурме развалюхи. Теперь здесь был солидных размеров пустырь, на котором в будущем должна была вырасти припортовая инфраструктура, а сам этот участок планировалось отгородить от города (каламбур) пятиметровой бетонной стеной, наподобие той, что израильтяне отгородились от палестинцев. Дорога (точнее, дороги — железная и шоссейная) от порта Кисмайо до Южного порта, в районе города тоже должна была быть спрятана за стеной. А дальше этот путь, (как и сам городок Кисмайо) должен был войти в «зону безопасности», причём, поскольку транспортные артерии должны была пройти вдоль морского побережья, в ту же зону попадало и оно.

Вообще, контроль за побережьем — это лучший способ борьбы с пиратами. Любые морские операции — не более чем полумеры. Однако если пиратов в Кисмайо и к югу от него мы вычистили, то к северу в отношении них нам пока приходилось ограничиваться действиями только на море: опять-таки, не столько из-за нашей военной слабости, сколько из-за слабости политической. Стэнли Кубрик когда-то написал, что большие государства ведут себя как бандиты, а маленькие — как проститутки. Очень точное описание мировой политики…

Есть, конечно, нюансы… Обычно одно и то же государство одновременно ведёт себя и как проститутка по отношению к более сильным, и как бандит по отношению к более слабым.

Как это ни неприятно признавать, но пока возможностей вести себя «по бандитски» у нас было маловато. Практически исключительно проституция. Штаты вполне устраивала созданная нами относительно узкая зона безопасности, отрезающая исламистов от Кении, но в целом в Сомали они упорно делали ставку на, по сути, ничего не контролирующее марионеточное правительство в Могадишо. Нам бы сейчас ту поддержку, (хотя бы политическую, хотя и от материальной бы мы не отказались), что идёт Могадишским ничтожествам — мы б уже как минимум контролировали Южное Сомали аж до Пунтленда, да и с пиратами полностью покончили. Ан нет — Сомалийский хаос американцев вполне устраивал, как и деятельность пиратов в Аденском заливе — потому соваться дальше реки Джубба, на которой мы закрепились, «американские друзья» нам категорически не рекомендовали.

В то время, как соседям-эфиопам, например, разрешалось поболе нашего.

С эфиопами, кстати, пока удавалось если не дружить, то хотя бы не воевать. А худой мир, как известно, лучше доброй ссоры. В общем, на нашу территорию они не лезли, зато в центре Сомали отрывались во всю. Что характерно, без особых для себя последствий. Вот, например, какой вой подняли западные СМИ во время, как я её для себя называю, «Российско-американской войны в Грузии» в две тысячи восьмом? А тут — Эфиопская армия вот уже как третий месяц шастает по территории суверенной страны, вот на днях захватили в очередной раз городок Беледвейн (по дороге на Могадишо, между прочим). И кто об этом знает?

Ну да ладно… На данный момент военное выступление эфиопов, пока они не заходят на нашу территорию, нам на руку. Ибо отвлекает на себя немалые силы «Аль-Шабаба». А так же часть внимания и финансовых средств Саудитов. Таким образом тот же Кисмайо практически «самоочистился» от исламистских боевиков. Почти все помчались отбивать Беледвейн. И напрасно… Когда они попытаются вернуться, «граница» между нашим «государством» и остальным Сомали станет более непроницаемой. И «Аль-Шабаб» потеряет этот порт бесповоротно. Придётся им координировать поставки оружия и боеприпасов с пиратами — через их основной порт Харардер.

Вот только договориться будет непросто: с помощью группы подводных пловцов мы основательно «почистили» несколько транспортов боевиков. Часть пустили на дно, часть оставили дрейфовать, с признаками захвата их пиратами, причём вполне конкретными кланами. Так что пока что Аль-Шабабовцы занимались разборками с «береговым братством», а не договаривались.

Но даже когда договорятся (а куда им деваться?), это будет нам на руку. Объединённый исламско-пиратский конгломерат в глазах «мирового сообщества» будет выглядеть намного страшнее, чем пираты и исламисты по отдельности, и, возможно, американцы таки дадут нам карт-бланш на его ликвидацию.

Пока же борьба с пиратами заключалась в обнаружении и топлении их судов (с упором на плавбазы), в чём нам помогали всё те же боевые пловцы, а так же мини-подводная лодка, которую ведомство папаши Мюллера, не буду говорить за какие деньжищи, купило у одного из колумбийских наркобаронов.

Вообще, только подключившись к работе по проекту «Ковчег», я постепенно осознал, насколько большую роль в мире играет международная преступность и «теневая экономика». Купить и продать можно было практически всё, были бы деньги.

Между прочим, именно преступность оказала значительную поддержку еврозоне: купюры больших номиналов, выпускаемые европейцами в больших количествах, практически не нужны законопослушным гражданам, зато очень удобны для наличных расчётов всяческих мафиози и теневиков. Таких как мы, например…

Возвращаясь к пиратам, «второй частью марлезонского балета» по борьбе с ним, конечно же, стало создание контрабордажных команд для защиты судов, следующих в наш порт, а так же создание для конвоирования этих судов небольшого флота, состоящего в основном из бывших рыбацких сейнеров с установленными на баке и юте крупнокалиберными пулемётами.

В плане развития авиации докупили ещё пару транспортников в России, плюс намечалась сделка по стареньким американским «Геркулесам». Началась подготовка к строительству ещё одного аэропорта, способного принимать тяжёлые воздушные суда — поближе к Порталу.

Подарком для нас стало решение Российских чиновников вывести из эксплуатации самолеты Ту-154. Можно было ожидать резкого падения цен на них. А самолёты вполне надёжные, и ресурс не выработавшие. Так что на них ещё летать и летать, при нормальной организации обслуживания и эксплуатации. Большую часть предполагаемых закупленных «ТУшек» предполагалось перекинуть на Ковчег вслед за парой Ил-76, которые были уже практически полностью переправлены, и находились в стадии сборки на Ковчеге. Их место на разборке в аэропорту Кисмайо заняли две других аналогичных машины.

Существенный прогресс наметился и по ещё одному виду транспорта — космическому. Правда — это только для Ковчега. Удалось договориться с корейцами о продаже документации и отдельных узлов на их самую мощную ракету: Таэпо Донг — 2. Скажу прямо — не все у нас были сторонниками этой операции. Слышались голоса: «Сначала надо на земле хозяйство наладить, а потом уж в космос лезть». Однако Дед рассудил, что сидя на золоте и не имея пока возможности его официально пустить в дело, надо по максимуму использовать его неофициально. Тем более что свои спутники на Ковчеге нам ой как нужны.

Первая ступень «Таэпо Донга» выполнена на базе советской ракеты Р-27 (Между прочим — межконтинентальная баллистическая ракета морского базирования — сама по себе имеет ценность), вторая — на базе известных и относительно легкодоступных «СКАДов». Так что, в принципе — всё своё, родное. Неплохо было бы получить ракеты целиком, но скрытно доставить их на Ковчег было проблематично: так что закупали мы только отдельные узлы, типа двигателей и прочего оборудования, которые пока не могли сделать самим.

Конечно же, лучше было закупить украинский «Зенит» или российский «Союз», но тут во весь рост вставала проблема конспирации. Космическая отрасль Украины находится под плотным колпаком американцев, а в России что-то последнее время тоже резко увеличивалось количество желающих продать Родину по сдельной цене. И я бы не удивился, что о факте распространения ракетных технологий нашему американскому «Старшему Брату» не стало известно раньше, чем мы бы договорились в России о сделке.

Северная Корея в этом плане — другое дело. Она сильно помогла с ракетами, например, Пакистану и Ирану, и никто на Западе толком не знает, что и как. Информация о полученных ракетах и технологиях их производства идёт в основном из стран-покупателей, а не от северокорейцев.

А от денежек вожди страны победивших идей чучхе не отказывались: Северная Корея заработала где-то пятьсот миллионов долларов от продажи ракетного вооружения зарубежным заказчикам. Около полутысячи оперативно-тактических ракет Скад были поставлены Ирану, Ливии, Сирии, Египту и Йемену, также небольшая партия Скадов была продана Вьетнаму и Судану. От пятидесяти до сотни ракет малой дальности Родонг северокорейского производства получили Иран, Пакистан и Ливия.

И тут мы со своим золотом… Небольшая заминка возникла в связи со сменой власти у корейцев, но это особого беспокойства пока не вызывало. От золота (особенно в таких количествах!) никто ещё не отказывался. Не откажутся и новые власти.

Да… Вот почему-то русской душе обязательно нужна зима. Снежная, морозная… С метелями, заносами и сугробами по пояс… Хоть зима — это не только искрящийся под солнцем снег, лыжня, каток, хоккей и снежки. Это ещё и повышенные расходы на отопление, гололёд, переметы на дорогах… Но вспоминается из неё только хорошее. Особенно, когда зимы давно не видел.

Интересно, какая она здесь? В этих широтах уже должны быть холодные зимы со снегопадами и прочими сопутствующими прелестями. Но до зимы ещё далеко. Лето в разгаре. Экспедиция вышла в поход весной, прошла тысячи километров… И основной цели так и не достигла.

Точнее, достигла — но частично. С месяц назад напоролись, причём, честно говоря, напоролись совершенно случайно, на человеческие останки. По-простому говоря, чисто обглоданные кости. Ну и куски амуниции вокруг них. Что характерно — останков вьючных животных рядом не обнаружено. Как и остатков оборудования экспедиции. Не было даже того, с чем люди в этом диком мире старались не расставаться — оружия.

Что здесь произошло, скорее всего, так навсегда и останется загадкой. Единственное, что удалось выяснить — это личности погибших. Найденные медальоны указывали на то, что свой жизненный путь здесь закончили двое участников первой пропавшей на этом направлении экспедиции. Правда, охотники призывали не торопиться с выводами. Вдали от цивилизованных мест всякое случается…

Однако, поскольку оперативников в состав экспедиции включить как-то забыли, пришлось принять за рабочую версию, что найденные косточки принадлежат хозяевам медальонов, предать бренные останки земле и двигаться дальше.

Денис отвлёкся от размышлений и прислушался к песне. Как ни странно, и гитара, и гитарист, он же певец, спустя столько времени и сотен километров пути в окружении «агрессивной флоры и фауны» всё ещё оставались целыми и относительно невредимыми. Троих похоронили, причём одного, тяжелораненого при стычке с очередным местным хищником, пришлось добить самим. Что поделать, «Скорой помощи» и современных больниц здесь нет. Прекратить страдания несчастного можно было только таким способом. Санинструктор, как наиболее близкий к Богу из всей экспедиции, прочитал молитву, и Игорь — командир Охотников, выстрелил. Не доверил этого никому, хоть негры-погонщики и вызывались. «Им всё равно, а мне его жалко» — таким вот странным образом он мотивировал своё решение лично прервать нить жизни товарища.

Негоже, конечно, рядом с погибшими людьми вспоминать животных, но по графе «безвозвратные потери» они шли рядом. Три человека, шесть лошадей, два ишака и один верблюд. Ещё сдохло питание рации, и теперь при сеансах связи приходилось использовать «солдат-генератор» на основе велосипеда.

Да, остальных волки не тронули. Потому что их здесь не было. Были другие хищники, как мелкие, которые сами боялись людей, так и крупные. Вот этих лучше было обходить стороной. Что удавалось не всегда.

Картографические задачи группа выполняла исправно. По крайней мере, одноразовые метеозонды запускали по расписанию, и полученные данные исправно передавали в Центр. Какой был смысл запускать зонды повторно на уже заснятой территории, Дмитрий не знал. Может, руководство надеялось, что ветер понесёт шары в другую сторону, может, новые запуски перекрывали «белые пятна» предыдущих.

Сами путешественники просматривали более-менее внимательно только снимки по маршруту, всё остальное анализировать не было ни времени, ни сил — «избыточный» массив информации сбрасывали по радиосвязи пока была возможность, потом стали делать «закладки», а по радио передавали только их координаты. Если экспедиция не вернется, информацию должны подобрать те, кто пойдут следом.

Дмитрий вздохнул. Тёплый дом с милым плюшевым мишкой… Медведицей. И маленькой медвежонкой… Дом остался где-то далеко… Настолько далеко, что даже неизвестно, сколько лет сюда будет доходить свет от Солнца. И дойдёт ли вообще когда-то. Некоторые из местных астрономов, по слухам, всерьёз отстаивали теорию, что Ковчег находится не просто в другой звёздной системе или Галактике, но, возможно, вообще в другой вселенной… Ну, ничего… Расстояние преодолимо. Он построит здесь новый дом, и жена с дочкой переедут сюда… И снова будут вместе… Если всё получится. Должно получиться!

Вот на «Ми-восьмые» рассчитывать не приходится. Лошади, ишаки, прочие верблюды, и, конечно, свои две ноги. Всё, чем богаты. Пока что… Кстати, скоро возвращаться. Относительно скоро. Здесь расстояние, на которое может забраться экспедиция, измеряется не количеством бензина в баках, не запасами провизии, которой кругом гуляет полно… А количеством взятых с собой патронов. Без них — никуда. Нет, в качестве крайних мер во вьюках лежат и такие чудеса техники, как арбалеты, и даже луки… И охотники время от времени устраивают с их помощью охоту. Отчасти, чтобы покрасоваться друг перед другом, отчасти, чтобы сэкономить патроны, без которых от крупной угрозы не отобьёшься. Но количество боеприпасов неуклонно уменьшается. Ещё немного вперёд — и домой. Иначе в конце обратного пути придётся отстреливаться от тирангуру из арбалетов.

Да, об охоте и охотниках… Что-то этих негодяев давно не видно. И Борька с ними урулил. Вот уж кому «автономное плаванье» точно понравилось. Пацан он, конечно, своеобразный, но здесь «пришёлся ко двору». Помогал всем помаленьку, учился то тому, то этому… Если вернётся домой, сможет стать и радистом, и охотником… И даже, может быть, геологом. Штатный геолог оказался не в дугу. Не шибко грамотный, что, в принципе, в текущих условиях было не страшно, и безынициативный — что гораздо хуже. Разнообразные найденные по окрестностям камешки таскал ему в основном Борька. И походу изучал, что как называется.

Пока ничего особенного не нашли. Так, песок, известняк, гранит… Ещё по мелочам… Но парень немного поднатаскался. Ему ещё немного подучиться бы на Большой земле и может ученым человеком стать. Если характер свой преодолеет… Да где же эти охотнички? А! Вот, выезжают из подлеска. И, что характерно, рожи хитрые-хитрые. Что у Борьки, что у Игоря. Это что ж они такое подстрелили? Наверное, на ужин будет деликатес.

Первым к костерку, у которого сидел Дмитрий, подъехал Борька. Молнией слетел с коня, и кинулся к начальнику экспедиции.

— Денис Дмитриевич! Денис Дмитриевич! Там!.. Речка!.. Речушка! И там… Мы нашли!..

— Погоди-погоди! — Денис поднялся на ноги. — Не тараторь. Медленнее. Членораздельнее. Что нашли, как нашли, сколько нашли, и что нам с этим теперь делать?

Парень сдвинул наперед висящую на боку сумку, запустил туда руку…

И вытащил на белый цвет небольшой камень угольно-чёрного цвета.

— Это то, о чём я подумал? — после небольшой паузы поинтересовался Дмитрий у подъехавшего Игоря.

— Да, — кивнул тот. — Тут недалеко выходит на поверхность угольный пласт.

— И кто же обнаружил?

— Наш пострел везде поспел, — кивнул Игорь на гордого собой парня. К троим беседующим потихоньку начал подтягиваться остальной народ.

— Ну что ж, Борис, — улыбнулся Дмитрий. — Готовь дырочку…

— Какую дырочку? — насупился Борька.

— Да не ту! — расхохотался Дмитрий. — Под орден!

— Какой орден? — до героя дня всё ещё не доходило.

— Ну, не знаю… — изобразил задумчивость Дмитрий. — Может, «Героя Ковчега» дадут. Уголь нам сейчас нужен, как воздух!

Услышав последнюю фразу, Игорь заулыбался.

— Представил, как ты дышишь углём, — пояснил он Дмитрию причину своего веселья.

— Это не мои слова. Это я от одного человека на Большой земле слышал.

— А что такое «Герой Ковчега»? — не унимался Борька.

— Ну, вот раньше было звание «Герой Советского Союза». Герой большой страны. Потом страна распалась на кучу мелких, и каждая страна придумала себе «Героя себя». «Герой России», «Герой Украины», «Герой Белоруссии», «Герой Казахстана»… И так далее. В общем — герои мелких стран.

— Россия — не «мелкая страна»! — обиделся парень.

— Не мелкая, — согласился Дмитрий. Но часть всегда меньше целого. И слабее… Даже большая часть… Однако сейчас не об этом.

Ковчег — эта целая большая планета. Которая будет большой страной. Больше любой из существующих на Земле стран. И этой большой стране будут нужны свои герои. Хочешь стать героем?

— Хочу! — согласно кивнул парень.

— Значит — будешь! — уверено заявил Дмитрий. — Если будешь стараться. А пока, герой, — сменил он тон, — выражаю тебе благодарность в устной форме. Так же получишь двойную порцию ужина… И, пожалуй… Чья сегодня очередь крутить педали «солдат-генератора»?.

— Моя… — вздохнул парень, не сильно впечатлённій наградой в виде двойной порции еды. Он и так каждый день съедал двойную-тройную порцию. Молодой, растущий организм…

— На сегодня освобождаешься! Тебя заменит наш уважаемый геолог!

— Строго, но справедливо! — в очередной раз улыбнулся Игорь.

— А вы чего встали?! — обернулся Дмитрий к подтянувшимся зевакам. — Разматываем антенну! Подключаем генератор! Внеочередной сеанс связи! Быстрей!

Радиограмма с сообщением об обнаружении на Ковчеге залежей угля пришла ближе к вечеру, когда все нормальные люди во всех странах уже готовятся как можно быстрее слинять с работы после окончания рабочего дня.

И поставила всех на уши.

Естественно, ни о каком окончании рабочего дня не могло быть и речи. Что для нашей «хунты», было, в принципе, привычно. Но редко когда очередная «всенощная» встречалась её участниками таким энтузиазмом и ликованием. Дед, кстати, клятвенно пообещал, что если информация подтвердится, он устроит по этому поводу всепланетный праздник, пожертвовав для этого одним из рабочих дней.

И я его понимал. Очень хорошо понимал. Обнаружение угля — это событие, значение которого трудно переоценить. На Земле празднуют много пустых и никчемных событий.

Взять к примеру День независимости. Что празднуем? Независимость — это не пылящаяся в архиве бумажка с красивыми словами и подписями одной-двух-трёх сотен проворовавшихся бездельников. Независимость — это сырьё, это энергетика, это промышленность, это образование и наука… Если этого нет, не будет и независимости — хоть двадцать бумажек напиши.

Или — день Конституции. Ещё одна бумажка, в которой содержится неопределённое «бла-бла-бла», ворочаемое властьимущими при помощи Конституционного суда и парламента, куда им будет угодно. Совсем не обязательная бумажка, между прочим. В той же Великобритании конституции нет. Вообще. И сроду не было. А люди, как ни странно, живут получше, чем во многих странах, где эта самая конституция есть, и написана очень красивыми словами.

В общем, свобода, демократия, и тому подобное — это, конечно, очень хорошо, но вот я бы посмотрел на все эти «общечеловеческие ценности», если бы не было угля, стали, нефти, электричества, и так далее.

Тем не менее, почти все знают, когда в стране день Конституции или день Независимости (которой, кстати, по нашему решению, на Ковчеге не будет. За ненадобностью), но практически никто не знает, когда была открыта первая угольная шахта, когда начата добыча руды, или, хотя бы, когда была запущена первая электростанция.

А у нас будут знать. Потому что жизненно важные вещи знать надо. И если нефть — это кровь современной цивилизации, то её скелет сделан из стали. А сталь в необходимом количестве без угля или природного газа получить практически невозможно.

Железную руду мы нашли, уголь — тоже. Значит — будем жить. Будем независимы от поставок с Земли.

Правда, запасы угля на открытом месторождении надо было ещё оценить. Как и его качество.

Для этого прямо сегодняшней ночью запускалась не то, чтобы громадная, но достаточно большая махина, ждавшая до этого своего часа.

Уже завтра утром первые «Ми-восьмые» должны вылететь с грузами и людьми для оборудования первой площадки подскока — расстояние почти в две с половиной тысячи километров до месторождения ни один из имеющихся у нас летательных аппаратов преодолеть без посадки не в состоянии.

Эта площадка, как и остальные, должна быть выбрана с таким расчётом, чтобы там можно было устроить полевой аэродром для самолётов Ан-3, на которые, вместе с скоро встанущими в строй тремя Ан-24 впоследствии и должны были лечь все транспортные дела до тех пор, пока не будет построена дорога. То есть на очень долгое время.

«Кукурузники» в качестве основной воздушной «рабочей лошадки» не данный момент предпочтительнее вертолётов по причине экономичности. С топливом у нас напряжёнка. Хотя именно для этой операции загодя готовился запас. И техника готовилась, и люди. Аэродромы ведь надо строить, оборудовать, поддерживать в рабочем состоянии… И подходящие площадки для аэродромов, в принципе, были уже предварительно выбраны. Сейчас предстояло только отобрать те из них, что лежали по маршруту.

Но аэродромы — это потом. Сейчас в срочном темпе должно было быть устроено несколько площадок подскока с запасами топлива. На это, с учётом расстояния, отводилась неделя. После чего в требуемую точку на вертолёте отправится группа настоящих, профессиональных геологов, а не тех недоучек, что мы вынуждены были отправлять с экспедициями Дальней разведки. Она должна обследовать не только найденное месторождение, но и окрестности вокруг. От этого зависели дальнейшие наши действия.

Расстояние между разведанными на данный момент запасами угля и железной руды слишком велико. Предстояло решить, где ставить металлургический завод — возле угля, возле руды, или на полдороге между тем и другим. Это решение зависело от того, что ещё будет найдено геологами. Идеально бы было, конечно, чтобы они нашли возле угля и месторождение руды. Тогда сильно уменьшились бы транспортные расходы на доставку сырья, и перед нами стояла бы только проблема доставки оборудования в заданную точку и его монтажа.

Немаленькая проблема, между прочим. Две с половиной тысячи километров бездорожья. Ни одной «попутной» реки — все поперёк. Ареалы обитания хищных животных. И прочие «прелести». Доставку тяжелых негабаритных грузов в таких условиях можно смело назвать подвигом.

Теоретически, эту проблему можно решить с помощью мегадирижаблей, проектировавшихся ещё в СССР, но это пока были только проекты и один строящийся у нас экспериментальный образец. Как он себя покажет — ещё вилами по воде писано. Так что основные расчёты пока были на традиционную, наземную, доставку.

Вот все эти проблемы и надо было решить в максимально короткие сроки.

Да, и «проблема пропавших экспедиций» никуда не делась! Наоборот, встала ещё острее. Группе, которая была послана, чтобы разрешить эту проблему, по радио передали приказ идти в прежнем направлении ещё две недели. После чего за ними придет вертолёт и доставит их на «Большую землю» для получения наград и прочих всяческих плюшек. Вполне заслуженных, между прочим, а кроме того, необходимых и в пропагандистских целях. Все должны были увидеть, что усердие и труд вознаграждаются.

Бессонная ночь прошла быстро. Ну, не совсем бессонная… Три часа на сон я себе всё же урвал. Но не больше. Мероприятия, запланированные на завтрашний, то есть, уже сегодняшний день, никто не отменял, так что в восемь ноль-ноль я, вылакав пару чашечек крепкого кофе, с кругами под глазами прибыл на рабочее место. Проводить совещания.

Которых на сегодня было намечено два. Первое — по вопросу введения денег, второе — по «религиозным вопросам».

«Денежное» совещание было назначено на утро, а «религиозное» — на послеобеденное время.

Что касается «Ковчеговских» денег, это было уже далеко не первое обсуждение вопроса. Само знаменательное событие начала перехода к товарно-денежным отношениям было запланировано на следующий понедельник. И теперь утрясались последние мелочи.

Поскольку «народное хозяйство» у нас принадлежало исключительно нам, и было относительно невелико, денежные взаиморасчёты между разными подразделениями одной конторы мы пока признали излишними. Хотя работы в этом направлении велись, с оглядкой на перспективы дальнейшего роста экономики.

Пионерами в финансовой сфере должны были стать рядовые граждане. Причём эксперимент предполагалось проводить сначала только в одном населённом пункте — безымянном посёлке, построенном у Портала.

Собственно говоря, то, что мы намечали ввести, называть на данном этапе деньгами в традиционном смысле этого слова… Как бы не совсем верно. Скорее пока это больше походило на вожделенные советские чеки Внешпосылторга, по которым избранные могли отовариваться забугорными товарами в «Берёзке».

Суть первого этапа введения денег заключалась в следующем: люди пока так и оставались на полном обеспечении фирмы. Но по результатам трудовой деятельности «передовикам производства» полагалась премия, которую можно было потратить в пока что единственном на всю планету магазине.

Дополнительное сходство с памятной ситуацией вокруг «Берёзки» придавал тот факт, что практически все товары, предлагаемые к продаже, были импортными. Просто потому, что производство своих ещё не наладили.

В результате введения этой системы у людей появится возможность приобретать вещи, которые ранее им были недоступны. Особенно должны обрадоваться женщины — в магазин среди прочего была завезена качественная косметика и парфюмерия, нижнее бельё, всякие чулки, модная одежда и обувь, и прочие милые женскому сердцу вещи. То, к чему мы все на Земле давно привыкли, но в новом мире, в условиях почти армейской жизни, это, увы, пока было роскошью.

Можно было не сомневаться, что дамы простимулируют своих мужчин добиваться успехов в труде. Иначе не видать тем счастья в личной жизни.

Деньги, как и планировалось ранее, вводились исключительно «электронные». Премия, или, в будущем, зарплата, переводилась на чип браслета-коммуникатора, а потом требуемая сумма списывалась с него при операциях купли-продажи. Причём был предусмотрен не только механизм перевода денежных средств между браслетом и терминалом, но и «с браслета на браслет».

То есть, любой человек «при деньгах», мог купить что-либо не только в магазине, но и «на руках». Или просто перевести свои деньги кому угодно.

Не забывая при этом, что браслет хранит историю транзакций, и сбрасывет её на центральный сервер не только при каждом контакте с терминалом, но и при прохождении через идентификационный сканер (ведь браслет — это не только «кошелёк» и телефон, но ещё и электронное удостоверение личности).

Таким образом, «движение капитала» будет строго контролироваться.

По результатам эксперимента деньги планировалось ввести по всему Ковчегу, причём постепенно перейти к выплате деньгами не только премий, но и заработной платы, которой пока просто не было.

Соответственно, по мере появления и роста зарплаты, обязательный комплект снабжения работника фирмы должен будет, наоборот, уменьшаться. И в итоге, человек всё необходимое станет покупать себе сам, как в любом современном «нормальном» государстве.

Эпоха «военного коммунизма» закончится.

Совещание по денежным вопросам прошло быстро и без бурных дебатов. Как-никак, основные проблемы к этому времени были уже решены: размеры премий определены, товары в магазин завезены, цены на них уствновлены, специальный отряд добровольцев протестировал методику покупок.

По сути, осталось только решить некоторые мелкие технические вопросы, да утвердить списки премируемых, опять таки, уже подготовленные.

Среди кандидатов на получение денег, как я заметил, оказалось немало людей из числа «непроизводительных сил» — работников службы безопасности, в том числе и доблестной охраны «спецконтингента». А что поделать? Тоже ведь «государевы люди»…

Как говорится, кто не хочет кормить своих силовиков, того вскоре будут «нагибать» чужие.

Предоставленные списки премируемых я утвердил и дал поручение своему секретарю-референту в течение суток проработать вопрос представления к премиям «героев-разведчиков», обнаруживших столь необходимый уголь. А заодно подумать над тем, как бы эту премию обозвать. Это ведь не простая «тринадцатая зарплата» — это награда. Как Ленинская или Сталинская премия в СССР, или та же широко известная Нобелевская премия. Назвать её «Государственной»? Так государства формально ещё нет… С другой стороны, «неформально» — есть.

Ладно, пусть референт подумает, ему за это деньги пла… Э нет! Вот ему как раз деньги не платят! Как и мне. И всем участникам нашего «шоу за стеклом». И пока мы «за стеклом» — денюшку не увидим. Хотя вот уж кому грех жаловаться…

В промежутке между совещаниями поинтересовался ходом выполнения начавшегося утром «броска на север». Оказалось, что как обычно в таких делах, в график не уложились — то там не получилось, то тут не срослось… Но отставание было небольшим, что само по себе удивительно. Как говорится, «никакой план не выдерживает проверки боем», а наш даже и не так чтобы сильно «не выдержал».

Однако на всякий случай ответственных за задержку пропесочили, как положено. И теперь они были готовы к трудовым свершениям. Удивительно — но факт. Ни достойные условия работы, ни высокая зарплата вовсе не гарантируют эффективной работы подчинённых. Причём это правило касается всех: от рядовых работников до топ-менеджеров. Только регулярные «вливания» от руководства, причём не обязательно заслуженные, способны обеспечить работу с более-менее полной отдачей. Вместе с вышеупомянутыми условиями работы и зарплатой, конечно… Но если хоть одного из этих трёх условий не будет — беда.

В общем, устроив кое-кому небольшой разнос, я с чувством выполненного долга отправился на второе совещание — «религиозное».

Вот тут всё было гораздо сложнее, чем с деньгами.

Сначала рассмотрели ситуацию с религией, которую предполагали сделать базовой — православным христианством.

На первый взгляд, с ней у нас было всё в порядке. Церкви строились и одна за другой вводились в строй… Вот только успехи той или иной конфессии меряются не количеством храмов. И даже не количеством паствы… По крайней мере, у нас, на Ковчеге.

Как бы не уверяли священники, что Бог — есть Любовь, большинство религий основаны отнюдь не на любви, а на страхе — в основном страхе смерти, и на ощущении неудовлетворенностью жизнью. В сытых благополучных обществах религиозность (не показная, а настоящая), неотвратимо падает, будь это «проклятое» коммунистическое общество или «светлое» капиталистическое.

А вот у нас опасностей пока побольше, да и трудиться приходится всем, а не исключительно гастарбайтерам из нищих стран.

Поэтому на священников мы возложили не только обязанности посредничества между паствой и Богом, но и работу психологов, и в чём-то даже партийных ячеек времён СССР.

Батюшка должен и утешить, и поговорить по душам, и, в случае чего, помочь не только в будущей загробной, но и в текущей земной (то есть — ковчежной) жизни.

Конечно, для решения земных проблем можно было бы просто создать какую-нибудь партию, но, посоветовавшись в узком кругу, мы решили, что это пока будет несколько преждевременно — пусть пока поработает Церковь.

Которая, естественно, была под нашим полным контролем. А что в этом удивительного? Любая власть пытается поставить религию на службу своим целям. И мы в этом отношении Америку не открыли. Да и цели у нас благие (С другой стороны, а у кого они были не благие? Вот только результаты действий по достижению целей у всех получались, гм… разные).

Вот, исходя из вышеизложенного, получилось, что обсуждение вопросов православия превратилось в некий аналог партсобрания, или даже — заседания Политбюро. Прошлись и по тому же вопросу строительства и оборудования церквей, и по кадровым вопросам… Пока кадровый вопрос решался с помощью «ускоренных курсов молодого священника», открытых здесь же, на Ковчеге. Но уже остро стоял вопрос об открытии духовной семинарии. Решали, как организовать в храмах круглосуточное дежурство, чтобы нуждающийся в помощи не упёрся ночью в закрытую на большой замок дверь. Постановили «пропесочить» парочку чрезмерно сребролюбивых батюшек (то есть, в нашем случае — златолюбивых — золота на руках у населения было полно, а вот месторождений серебра до сих пор не обнаружили). И так далее.

В очередной раз прошлись по так до сих пор и нерешенному вопросу, как нам легитимизировать «Ковчеговскую Православную Церковь». Дело в том, что не каждая конфессия, называющая себя православной (или, допустим — католической) — на самом деле православная. Как, допустим, чтобы подтвердить гражданство какой-либо страны, недостаточно заявить, что ты этим гражданином являешься. Надо ещё паспорт показать.

В православии существует чёткая иерархия и структура. Есть Вселенский Патриарх, есть автокефальные и автономные церкви… И пока церковная бюрократия не решит, что та или иная конфессия, называющая себя православной, имеет на это право, и впишет её во всемирную православную структуру — таковая конфессия реально православной не является.

Пример — так называемая «Украинская православная церковь киевского патриархата», которую в своё время создал Кравчук именно с целью иметь «карманную» церковь. В мире она никем не признана, и на данный момент является не более чем сектой, незаконно называющей себя «православной церковью».

Хотя, конечно, перспективы стать «настоящей» православной церковью УПЦ КП имеет. Только, скорее всего, станет она не патриархатом, а митрополией под рукой Вселенского Патриарха Варфоломея I, который сейчас «кормится» в основном с Американской архиепископии. А при таком «окончательном решении украинского вопроса» денюшки потекут ещё и с Украины.

Но это всё пока вилами по воде писано. Тем более, что большинству верующих на Украине всё равно, будет ли подчиняться их церковь Москве или Киеву. Этот вопрос интересен только высшим церковным иерархам, политикам, да тем из верующих, кто считает себя и окружающих марионетками, но для них очень важно географическое положение своего кукловода: кто-то считает, что «правильный» кукловод должен сидеть в Киеве, а кто-то в Москве.

Кстати, «подвешенное» состояние УПЦ КП — это вовсе не исключении из правил. В таком же состоянии, например, находится и Китайская Православная Церковь. Но там позиция Варфоломея прямо противоположна: китайцам он самостоятельности не даёт, а включил их в состав Гонконгской Митрополии.

Однако, это всё лирика… Возвращаясь к вопросам «легализации» местной православной церкви — тут есть два пути:

Первый — поклониться всё тому же Варфоломею, и организовать первую во Вселенной инопланетную православную церковь, подчиняющуюся человеку, который, кстати, и носит название ВСЕЛЕНСКИЙ патриарх.

Второй — пойти по пути «полулегальной» украинской автокефальной православной церкви (есть и такая), основатели которой посвятили себя в сан сами, за что и были прозваны «самосвятами».

На данный момент мы склонялись к тому, чтобы пойти по второму варианту, хотя бы потому что пока в условиях конспирации действовать по первому невозможно. А потом… Потом посмотрим.

Если православие в частности и христианство вообще обсуждались в ключе «как нам извлечь из него пользу», то в отношении ислама, в настоящее время на Ковчеге даже более распространённого, чем христианство, а в Сомали так и вовсе практически единственной религии вопрос стоял: «Как сделать так, чтобы ислам как можно меньше вредил».

Ответ: «уничтожить ислам», к сожалению, не принимался. Не те сейчас времена, чтобы «огнём и мечом» обращать всех в «истинную веру» или силовым методами насаждать атеизм.

Поэтому вариант рассматривался другой: модернизировать эту религию и по возможности раздробить. Идеально было бы проделать финт ушами, который в своё время католики проделали с частью православных: я имею в виду «католическую церковь восточного обряда», или в просторечье — униатов. «Внешняя оболочка» церкви вроде бы осталась православной, а реально конфессия стала католической. И вот уже потомки людей, которых силой обращали в унию, считают свою веру «верой предков», а к православным относятся враждебно.

Времени, правда, на то, чтобы достигнуть такой ситуации, ушло многовато, но, с другой стороны — под лежачий камень вода не течёт.

Многие считают ислам чем-то статичным, сформировавшимся и навеки застывшим. Это не так. Известная поговорка «что один человек создал, другой сможет и поломать», применима и к этой религии. К сожалению, например, в России, в направлении реформирования ислама в нужном ключе не только ничего не делается, но, даже, похоже, у властей и мысли нет, что такое возможно.

А вот в Китае думают (и делают) совсем по-другому. Там ислам «маленькими шажками» ассимилируют, преобразуют… Например, у китайских мусульман есть женщины-священнослужители. И это ещё не предел возможных изменений.

Вторая потенциальная (и очень перспективная) возможность реформировать ислам — это так называемая «Бахайская религия». Очень удобная вещь… Корни её — в том же исламе, поэтому среди мусульман распространяется относительно легко, особенно, когда они отрезаны от влияния своих духовных лидеров.

В основе этого верования лежит так называемая «Доктрина прогрессирующего откровения». То есть изменчивость заложена в самой её основе. Считается, что очередной пророк изрекает «более откровенное откровение», которое предыдущий пророк не изрёк просто потому, что люди к нему ещё не были готовы. Таким образом, грубо говоря, несколько «пророков» через определённые промежутки времени могут превратить ислам хоть в христианство, хоть в веру джедаев.

Минус Бахайской религии применительно к нашей ситуации заключался в том, что родилась она из шиитского ислама, а сомалийцы — сунниты. Представители этих двух ветвей одной веры относятся друг к другу даже хуже, чем, допустим католики и протестанты. Но, с другой стороны — бахайцы уже как бы и не шииты вовсе…

В общем, план действий сложился (и уже воплощался в жизнь) такой: поскольку у нас всё равно рано или поздно на определённом этапе должно было случиться «вавилонское столпотворение» — смешение национальностей, народов и рас, на Ковчег и в Сомали следовало набрать некоторое количество бахайцев и китайских мусульман. И позволить им вести среди сомалийцев «подрывную работу».

В принципе, основные трудности с «приручением» исламистов были в Сомали. На Ковчеге мусульман в относительном количестве должно было быть немного. Это на первом этапе через Портал отправляли кого ни попадя. А уже даже сейчас ситуация изменилась. В той же Кении и Эфиопии полно христиан (правда, в Кении в основном католики и протестанты, но всё же…) Так что дешевой (и, увы, ленивой в большинстве своём) рабочей силы под рукой было хоть отбавляй. Ну, с ленью мы как-нибудь справимся, методы наработаны, а вопрос религиозного экстремизма сглаживается. В конце-концов мусульмане просто растворятся в разнообразных религиозных течениях, плюс сам ислам изменится. К этому мы приложим все силы.

И на первый план выйдет вопрос не межрелигиозных, а межэтнических противоречий. Как показывает пример Советского Союза, да и Европы — древнюю вражду между представителями различных этносов не так-то просто заставить исчезнуть навсегда. Казалось бы, вот она уже почти задавлена — но при малейшей искре вспыхивает вновь. Приводя к очередному витку насилия. Иногда становится жалко, что историю нельзя стереть всю начисто (всё равно она никогда никого ничему не учит), и начать всё «с чистого листа».

Ну, раз нельзя стереть — будем в очередной раз переписывать. С упором на стирание взаимных обид, а не их раздувание до космических масштабов, как это принято сейчас на постсоветском, и не только, пространстве. И всё равно ведь какая-нибудь зараза запомнит (или придумает), что прапрапрапрадед его соседа когда-то очень обижал его прапрапрапрадеда, и за это ему (соседу, а не предку соседа) нужно обязательно отомстить «для восстановления исторической справедливости»…

Разобравшись с религиозными вопросами, я снова вернулся к самому важному на сегодня делу — работой по обнаруженному угольному месторождению. Собственно говоря, я и не прекращал этот процесс контролировать даже в ходе совещаний на другие темы. Но теперь, когда внимание на тоже значимые и необходимые, но, по сравнению с этой, не такие первостепенные задачи уже не отвлекалось, смог сосредоточится более полно.

Несмотря на все принимаемые меры отставание от графика организации «воздушного моста» не уменьшилось, а увеличилось. Я понимал, что это было практически неизбежно, как в силу ограниченности материально-технической базы, так и ввиду отсутствия у исполнителей и организаторов опыта проведения таких масштабных для этого мира операций. Но всё равно, промедление вызывало досаду, хотелось на кое-кого прикрикнуть, подогнать…

Да… Люди — не компьютеры. Наши эмоции частенько мешают делу. И главное, что всё это понимаешь, а всё равно бороться с такими вот проявлениями человеческой природы тяжело. Однако мне это удалось — могу гордиться собой. Я не стал выговаривать подчинённым, только связался с ответственными за основные работы людьми, и задал несколько вопросов по деталям процесса.

Основная цель этого была не получить информацию, которой у меня и так хватало, а показать, что за данной работой следят «на самом верху». Пусть народ не расслабляется…

Да и особой вины ответственных за операцию не было… Текущая ситуация с техническим обеспечением и обеспечением специалистами на Ковчеге на данный момент напоминала старый анекдот про войну между СССР и Китаем. Это когда китайцы не смогли привлечь к боевым действиям свои танковые войска и авиацию, так как танк у них сломался, а лётчик заболел.

Сейчас, в принципе, ситуация, описанная в анекдоте, как ни печально, всё больше и больше напоминает не Китай, а Россию. Ну а к Ковчегу это описание пока что подходит больше всего.

Один вертолёт сломался, ещё один отправлен с медицинской бригадой к «тяжёлому» больному на один из дальних участков, где ещё не успели организовать взлётную полосу для санитарной авиации… И вот уже график летит к чертям.

Запасных машин нет. Должны будут появиться через два-три месяца, но нужны то они сейчас. Приходится работать с тем, что есть… Не впервой.

Главное — в ходе операции ни одной машины не потерять. Иначе дырки в графике авиаперевозок затыкать будет просто нечем.

Я вздохнул и занялся делами, более относящимися к стратегическому планированию. Чем, собственно, и должно заниматься Высокое Начальство, а не руководить подчинёнными «в ручном режиме».

Стратегический вопрос касался выбора места строительства электродуговой печи для плавки металла. Данный агрегат был просто необходим даже и без наличия своего производства первичной стали.

Как ни крути, а металлолом у нас тут накапливался довольно быстро. Любая техника имеет свой ресурс, плюс аварии, плюс отходы строительства и производства. Даже консервные банки собирались и сдавались, как в своё время патроны к автомату Калашникова. Кстати, и использованные гильзы тоже старались собирать. Всё это можно и нужно было переплавлять и использовать снова.

Первоначально печь предполагалось смонтировать недалеко от строящейся ГЭС, а следовательно, и от Портала. Но поскольку теперь, я надеюсь, удастся организовать производство чугуна, логично будет хотя бы на начальном этапе свести всю металлургию в одно место. И построить печь рядом с домнами и сталелитейными конвертерами. С другой стороны, может и не стоит складывать все яйца в одну корзину.

Но всё равно, дорога к углю будет, и места вдоль неё обживаться будут… Даже в этом случае печь стоит «передвинуть», чтобы уменьшить плечо доставки к ней сырья.

Для прикрытия заказа электродуговой печи (это не легковушка и даже не грузовик — её незаметно купить трудно) в Сомали ближе к Кенийской границе было начато строительство небольшого сталеплавильного заводика. Сырьём для него должен был стать металлолом, коего в этих краях за время прихода сюда цивилизации насобиралось уже порядочно.

Только после одной эфиопско-сомалийской войны осталась куча брошенной частично раскулаченной военной техники — включая танки. Всё это потихоньку ржавело где «в укромных уголках», а где и свезённое в огромные кучи у населённых пунктов. Плюс останки машин и механизмов гражданского назначения, накопившиеся за сотню с лишним лет. На морском побережье и в море у берега — ржавеющие брошенные корабли… В общем, загрузить печь работой на несколько лет — металла хватит. Особенно с учётом того, что в соседних странах металлолома тоже хватает.

Причём часть продукции пойдёт прямиком через Портал, утоляя «железный голод» нового мира. Поскольку завод наш, то и отчитываться не перед кем не надо. Что в условиях конспирации очень даже здорово.

Вот только, если с сырьём для завода всё в порядке, то вот с энергией… Когда ещё будет построена та ГЭС… А строить для обеспечения завода энергией ТЭС, работающую на нефти, как большинство сомалийских электростанций, при нынешних ценах на это сырьё… Это будет полностью соответствовать известному выражению Менделеева «топить печь ассигнациями».

Поэтому пока что мы договорились о поставке электричества из соседней Кении — от каскада ГЭС на реке Тана, протекающей как раз недалеко от Кенийско-Сомалийской границы.

В связи с этим (чтобы ближе тянуть ЛЭП), а также по соображениям безопасности (подальше от зоны, контролируемой исламистами), сталелитейный заводик и строился у границы с Кенией. И в непосредственной близости от Портала, чтобы в случае чего можно было быстро демонтировать его и перекинуть в новый мир.