Котт в сапогах. Поспорить с судьбой

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, повествующая о непредвиденных трудностях, что поджидали команду «Грозного пингвина» в путешествии по северным морям, и о храбрости и стойкости, благодаря которым благородный Конрад фон Котт и его товарищи преодолели их

Запись в дневнике Конрада фон Котта

от 18 марта 16… года от P. X.

Жизнь неоднократно убеждала меня — во всем происходящем есть свой смысл, даже если мы иногда не в силах понять его. Но в это плавание довелось мне столкнуться с двумя явлениями, которым я не в состоянии подобрать объяснение. Первое из них — известное в среде путешественников, моряков и некоторых географов явление под названием Гольфстрим. Каким образом часть воды, окруженная со всех сторон ледяной водой, остается теплой, понять я так и не смог.

Второе же, что понять я не в силах, — зачем вообще Богу пришло в голову создавать такие холодные места?!

Примечание на полях. Архимед попытался ответить на мой вопрос, опрометчиво заявив, что наука давно нашла на него ответ. Не знаю, не знаю, но из того, что он нес, я понял только отдельные слова. Если наука все так путано объясняет, то зачем она вообще нужна?

— Бр-р-р-р, ну и холод! — В клубах морозного пара в кают-компанию ввалился Андрэ. — Кошмар!

Я злобно посмотрел на него, но ничего не сказал — не мог, трясло меня так, что опасался откусить язык. В соседнем углу что-то неразборчиво-агрессивное прохрипел кулек из одежды, пледов, мешковины и, кажется, даже полотенец. Внутри кулька находился Архимед. Последние четыре часа изобретатель занимался тем, что скалывал лед с бортов и снастей корабля. Но он хотя бы двигался! Я же провел все это время на носу корабля, выкрикивая в сторону рубки «Право руля!» или «Лево руля!». Николасу я уже не завидовал: стекло на окне рубки покрылось толстым слоем ледяных узоров, и, чтобы слышать мои команды, приходилось держать либо окно, либо дверь рубки открытыми. Так что внутри было, по-моему, даже холоднее, чем на палубе.

— Ух! Пока от кочегарки досюда дошел, чуть себе все не отморозил! — жизнерадостно продолжил Андрэ. — А вы чего такие кислые?

Мне захотелось покусать короля. И расцарапать ему его королевский зад, чтобы месяц спал стоя! Я с трудом подавил это желание, несколько раз повторив про себя: Андрэ не виноват, что в этих местах так холодно. И что он слишком глуп, чтобы доверить ему какую-либо работу, кроме как кидать уголь в топку. Ну не за штурвал же его ставить, в самом деле! Когда началось обледенение надводной части корабля и появилась опасность оверкиля, Архимед поставил гиганта скалывать лед. Однако первыми же ударами тот сколол не только лед, но и изрядную часть фальшборта. Дальнейшие попытки научить короля этому тонкому ремеслу обошлись сравнительно дешево — разнесенным в щепу трапом, обрубленным такелажем и небольшой пробоиной в надводной части борта. Пробоина-то Архимеда и подкосила. Махнув на бестолкового монарха рукой, изобретатель взялся за топор сам, а Андрэ вернулся в кочегарку. Вид его довольной физиономии навел меня на нехорошие мысли, но, подумав, я выбросил из головы подозрения: король слишком простодушен для столь коварной игры. Тем не менее получалось, что единственным, кто путешествовал в более-менее сносных условиях, был дурачок Андрэ. Что наводило на мысль, а того ли человека считают дурачком?

Вообще, путешествие наше поначалу протекало без особых трудностей, из-за чего мы расслабились и обленились. Действительно, управление летучим кораблем не требовало каких-то особых усилий. «Грозный пингвин» спокойно скользил над землей в ту сторону, в которую направлял его рулевой, игнорируя холмы, снежные сугробы, русла рек и мелкий кустарник. Паруса за ненадобностью так ни разу и не поставили, двигались исключительно за счет паровой тяги, проблем с дровами на этот раз не предвиделось — ведь двигались по-над сушей. Единственное неудобство доставляли леса: их приходилось облетать стороной. Ну и остановки возле городов неизбежно превращались в бесплатный цирк для обывателей. Сначала Архимеду приходилось долго убеждать всех, что мы не колдуны и корабль двигается исключительно естественным образом. Откровенно говоря, получалось это у него плохо. Да чего уж там говорить о горожанах, если даже меня его объяснения не особо убеждали. Когда же ему удавалось более-менее объяснить, что опасности от нашего судна никакой нет, толпы любопытных бездельников разбредались по кораблю, норовя залезть в самые неподходящие места, а то и стащить что-нибудь. Один раз нам даже пришлось возвращаться назад из-за двух сорванцов, спрятавшихся в трюме и обнаруженных исключительно благодаря беспокойному духу Хосе Альфонсо. Дрожащих от пережитого ужаса мальчишек сдали на руки родителям, но ушел на это почти целый день. В другом городке, уже в Германии, местный священник предал нас анафеме и объявил слугами дьявола, после чего несколько миль за «Грозным пингвином» гналась вооруженная толпа прихожан, желавших нас непременно «спасти» через сожжение на костре.

Вскоре мы достигли Гронингена. Я планировал и дальше двигаться по суше, сколько возможно, но Николас объяснил, что, перебравшись в Скандинавию, мы окажемся по другую сторону Скандинавских гор, то есть еще дальше от нашей цели. Хоть сами горы и нельзя назвать особо высокими, но для летучего корабля они представляли непреодолимую преграду, тем более что, даже миновав их, нам пришлось бы долго искать спуск к Норвежскому морю из-за обрывистых фьордов. Доводы показались нам вполне разумными, потому решили добраться до Гронингена, а дальше плыть морем.

Как вскоре выяснилось, все наше путешествие до этого момента можно было смело назвать увеселительной прогулкой. Никто из нас, включая и самого Николаса, раньше не плавал в столь северных широтах. Никто не мог предположить, что здесь так холодно!

— Ничего страшного, — глядя на плавающие в воде льдинки, оптимистично заявил Архимед на четвертый день плавания. — Это лишь повод продемонстрировать вам, какое значение имеет наука для счастья человечества!

— Продемонстрируй, — мрачно согласился Николас, шмыгая покрасневшим носом. — Сделай счастливыми часть человечества в лице меня. Твоя наука может согреть воздух?

— Зачем, если природа уже сделала это за нас! — с пафосом воскликнул Архимед, поднимая к небесам указующий перст. — А наука дает нам знание об этом.

— Ты о чем вообще? По мне, так природа в этих местах сделала все, чтобы человек бежал отсюда без оглядки.

— Совершенно точно установлено, что в этих водах имеется теплое течение, именуемое Гольфстримом. Про него впервые написал Понс де Леон — испанский мореплаватель — в начале прошлого века. Позже его рассказ неоднократно подтверждался другими моряками, и они помогли составить примерную карту, на которой отмечено это благословенное теплое течение.

— Слава богу! — облегченно выдохнул облако морозного пара Андрэ. — Куда плыть-то? У тебя небось и карта есть?

— Э-э-э… — замялся изобретатель, сраженный вопросом сильно поумневшего на морозе гиганта. — Вообще-то я надеялся, что у Николаса есть. В конце концов, он же моряк!

Николас печально вздохнул:

— У меня-то карта есть. Но это список с карты одного купца, которая, в свою очередь, срисована была для него с какой-то карты, которой лет двести минимум пользовались в его роду. Так что никакого Гольфстрима на ней нет. Впрочем, как и других течений. Вот — сам смотри…

Мы по очереди полюбовались на карту. Карта была красивая, но совершенно ни о чем мне не говорила, поскольку выше капитана мне сделать карьеру не довелось, планированием сражений я не занимался и карты видел лишь издали.

— Видимо… где-то здесь, — промямлил Архимед, обводя пальцем некую местность на карте.

— Ой, а давайте мы туда не поплывем! — неожиданно встрял Андрэ, внимательно разглядывавший карту.

— Иезус Мария! Ты умеешь читать карты?!

— А че тут уметь-то? Гляньте сами — вона тут прямо нарисовано чудище, глотающее корабль. Зачем же нам в такое место плыть?

На карте действительно была старательно изображена некая тварь, похожая на помесь кита и кальмара. Порождение нездоровой фантазии картографа с некоторой даже чувственностью опутывало щупальцами кораблик.

— Ты меня в могилу когда-нибудь сведешь! — отмахнулся я от доморощенного навигатора и выжидающе посмотрел на Архимеда.

— Ну… насколько я помню, течение проходит вдоль всего побережья Скандинавии, так что мы в любом случае его должны будем пересечь.

— Замечательно! — протянул Николас. — То есть если мы поплывем в сторону Исландии, то рано или поздно все равно наткнемся на этот твой Гольфстрим. Ключевое слово, как ты понимаешь, «поздно»…

— Но плыть-то все равно уже решили, — возразил Архимед. — Или ты передумал, Конрад?

Я почесал за ухом.

— Ну лично я принимал решение, ничего не зная ни о каком теплом течении. Насколько я понимаю, Николас — тоже. Что такого особенного произошло? Ну да, холодно. Но ведь не холоднее, чем было этой зимой в Бублинге. Это всего лишь холод…

Еще через три дня Архимед, отчаянно стуча зубами, поинтересовался:

— Значит, всего лишь холод, да?

— А где там твой Гольфстрим, а? — парировал я давно подготовленным вопросом.

Архимед обиженно умолк, но эта маленькая победа не принесла мне особого удовлетворения. Трудно радоваться повергнутому в смятение противнику, когда клык на клык не попадает. Впрочем, поделом ему — никакого теплого течения мы так и не обнаружили. Разве что оно уже успело остыть? Я бы не удивился — за сто лет да при таком-то холоде!

И тем не менее мы продолжали двигаться вперед.

Пока в одну из ночей нас не разбудил сильнейший удар. Я вылетел со своей койки, словно ядро из пушки, и шмякнулся о противоположную стену. Стена притом на моих глазах стала крениться все сильнее, пока не заняла место пола. Мимо меня, к счастью, пронеслась туша Андрэ, ломая попутно мебель. Где-то в темноте истошно вопил Транквилл, стонал придавленный королем Архимед, в трюме испуганно ржала Иголка. Весь корабль исходил протяжным, жутким скрипом и треском. Казалось, он сейчас рассыплется на обломки, я уже было начал ждать, когда окажусь в ледяной воде и все наконец закончится, но момент этот все не приходил, и продолжалась изматывающая неопределенность в рушащемся аду… Потом все стихло.

— Что это было? — испуганно спросил меня Андрэ, пытаясь встать на ноги. Ноги короля не держали: стена, теперь ставшая полом, имела довольно сильный наклон. Тогда Андрэ встал на карачки и пополз в мою сторону. Изобретатель, на спине которого гигант проделывал эти манипуляции, очнулся и выразил свое недовольство подобным обращением длинной фразой на родном языке. Не знаю, так ли звучал греческий во времена Гомера, но вот по части энергичности и образности Архимед переплюнул знаменитого слепца. Священник, мучивший меня в детстве греческим и латынью, удавился бы от зависти к тому, как легко и непринужденно склоняет глаголы изобретатель.

Гневную тираду прервал скрип, и в «потолке» открылась дверь. В проеме маячило лицо Николаса, еще более унылое, чем обычно, к тому же разбитое в кровь. Похоже, ярл пострадал больше всех нас.

— Все живы?

— Я же говорил — не надо сюда было плыть! — горестно вздохнул Андрэ. — Не послушали меня — вот оно нас и захавало!

— Кто?

— Дык понятно кто — Ктулха морская, чудище, что на карте было нарисовано.

— Гм… — Несмотря на безумие этого объяснения, я вопросительно посмотрел на Николаса.

— Что? А! Да бред, конечно, — вздохнул Николас. — Никаких чудищ. Все гораздо проще и печальнее. Сейчас я вам трап спущу, вылезайте и сами посмотрите.

По сброшенной вниз веревочной лестнице мы вскарабкались на перекошенную палубу. Король вдруг замер и сдавленно охнул. Я высунул голову из сумки, в которую пришлось залезть, чтобы Андрэ мог вытащить меня.

— Иезус Мария!

— Святые угодники! — поддержал меня Архимед, за которым раньше я особой набожности не замечал. Впрочем, открывшееся нам зрелище могло обратить в христианство даже самого упрямого безбожника. Потому что если и может представить себе человек материальное воплощение Гнева Божьего, не считая огненного дождя, спалившего Содом и Гоморру, то это воплощение высилось сейчас над нами. Оно нависало над нашими головами сотнями футов и тысячами баррелей тускло поблескивающей замерзшей воды.

— Как… но… как же ты…

Видимо, Архимед хотел укорить Николаса, что тот проглядел такую громаду, но сам же понял, как это случилось. Под затянутым плотными тучами небом, в ночной темноте айсберг был практически невидим. Даже сейчас, когда корабль приткнулся к самому его основанию, он ощущался скорее своей невообразимой массой.

— Проклятье!

Архимед, свесившись через борт, посветил себе факелом. Когда изобретатель повернулся к нам, в глазах его стояли слезы.

— Мой корабль… мое… мое дитя! Он безнадежно искалечен!

Я вскарабкался по стоящей дыбом палубе до борта и выглянул в шпигат. Да, похоже, Архимед не преувеличивал. Даже мне было очевидно, что корабль серьезно, а пожалуй что, и смертельно ранен. От удара полностью сорвало «юбку» из шкур — ее даже не было видно, скорее всего, унесло течением, — а острые зубцы льда пробили днище сразу в нескольких местах, так что «Грозный пингвин» больше напоминал теперь рыбу, насаженную на трезубец. Услышав над головой протяжный вздох, я посмотрел вверх. Над фальшбортом маячила вытянутая физиономия Николаса. Полюбовавшись на пробоины, ярл перешел на корму, где долго вглядывался в воду, потом достал лот и померил скорость. Сходил в рубку за картой и компасом, что-то померил, высчитал… после чего лицо его вытянулось еще сильнее.

— Ну говори, — поторопил я его. — Положение настолько хреновое, что в общем-то уже неважно, какие еще неприятности ты нам посулишь.

— Гм. Не скажи, — опять вздохнул Николас. — На самом деле новостей три…

— Одна из них хорошая, другая — так себе, а третья — скверная?

— Не угадал, — не поддержал моей попытки пошутить Николас. — Одна из них была бы хорошей, если бы мы не столкнулись с айсбергом. Похоже, мы нашли этот ваш пресловутый Гольфстрим. Я сразу заметил, что корабль продолжает двигаться вместе с этим проклятым куском льда, и двигается довольно быстро. А ветра-то нет. Если это и не Гольфстрим, то какое-то похожее течение.

— Как-то незаметно, чтобы стало теплее, — поежился я. — Ну да ладно, неважно. А что другие новости?

— Вторая новость — мы плывем на север. Это была бы тоже хорошая новость, кабы не айсберг. Потому что нам, в общем, и надо на север, но вряд ли айсберг любезно подбросит нас до нужного места. Мы проплывем мимо.

— Ну а третья новость?

— Поскольку айсберг плывет на север, то он вполне способен дотащить «Грозного пингвина» до Северного полюса, где мы и замерзнем насмерть или умрем от голода.

— Замечательная перспектива!

— Это необязательно так и будет, — пожал плечами Николас. — Даже более вероятно, что этого не случится. И Норвежское, и Баренцево моря довольно бурные, и волны рано или поздно снимут корабль с этого плавучего рифа…

— Что не сулит нам ничего хорошего. — Даже не будучи моряком, я отчетливо представлял, что случится с кораблем, оказавшимся на глубокой воде с такими пробоинами, как у «Грозного пингвина». — Просто великолепно!

— Таково наше положение. Не вижу смысла приукрашивать его.

— Ну? — после паузы осторожно спросил Архимед.

— Что?

— Говори уже, не тяни!

— Э-э-э… что говорить?

— Ну что там обычно в таких случаях произносят? Что-нибудь вроде «но я знаю, как нам спастись!».

— Да-да, точно! — обрадованно закивал Андрэ. — А то я уже испугался!

— Мне жаль вас разочаровывать, — развел руками Николас. — Но я понятия не имею, что нам делать. И вообще, эту фразу должен неожиданно подать комический персонаж, которого до этого все считали дурачком…

Все в надежде уставились на Андрэ.

— Не, я не знаю, — развел ручищами гигант. — Вот если бы на нас Ктулха напала, я бы ей вломил промеж глаз — и все дела. А тута надо крепко подумать… Думаю, самое время перекусить!

— Мы в смертельной опасности, а он, как всегда, о еде! — с отвращением проворчал Архимед. — Что у вас за король такой?

— А че? — благодушно удивился король. — Известное же дело — голодное брюхо и думает плохо!

— Это только у тебя брюхо думает! Все нормальные люди думают головой!

— Ну и зря, — все так же благодушно парировал Андрэ. — Ты ж сам посмотри, насколько брюхо больше башки! Если бы все думали брюхами, а не башками, все были бы такими умными, как я! На сем предлагаю теоретический диспут завершить и получить эмпирическое подтверждение высказанному мною тезису!

Я чуть не выпал за борт.

— Андрэ, ты что — опять где-то кактус раздобыл?

— Не, — признался гигант. — Это мэтр Бахус так всегда говорит, когда Коллет его ругает за пьянство. Он говорит, что умеренное потребление раскрепощает ум и пробуждает творческое начало, после чего и произносит эти слова — про эмпирическое подтверждение.

— Точно! — воскликнул я, чувствуя, как возвращается надежда. — Бахус! Коллет ведь обещала регулярно связываться с нами при помощи старого пьяницы! Вот в следующий раз он нас и перенесет в Бублинг! Мы спасены!

Николас задумчиво подергал себя за кончик носа, словно желая вытянуть его еще сильнее.

— Ты упускаешь одну деталь, Конрад. С тех пор как мы покинули столицу, Коллет ни разу с нами не связывалась. Я, конечно, понимаю, что регулярность может быть разной, но когда, в таком случае, нам ждать спасительного визита?

— Иезус Мария… — Я нервно прошелся по палубе. — А ведь верно!

Коллет действительно так ни разу и не вышла с нами на связь. За всеми хлопотами, с которыми было связано путешествие, ее обещание как-то вылетело у меня из головы. Теперь же я сообразил, что прошел уже почти месяц, как мы покинули Бублинг. Если вспомнить, что мы оставили Коллет разбираться с инквизитором, это вызывало тревогу. Правда, я был уверен, что Анна будет защищать своего придворного мага всеми доступными средствами. И не только потому, что Коллет была ее ближайшей подругой и первым советником. Кроме всего прочего, Анна не потерпит, чтобы кто-то ограничивал ее власть в Гремзольде, пусть даже это попытается сделать Инквизиция. У нее вполне хватит духу пойти на открытый конфликт с Римом. А у Коллет вполне хватит сил сделать это противостояние небезнадежным. Но по пути мы никаких тревожных новостей не слышали. Конечно, зимой сообщение между городами ослабевает, но остаются правительственные курьеры, голубиная почта, наконец. Если бы в центре Европы началась серьезная заварушка — об этом мы бы точно узнали.

Не-э-эт, похоже, объяснение было куда банальнее. При всей своей гениальности — а возможно, как раз из-за нее — мэтр Бахус являлся человеком крайне слабовольным в плане выпивки. С тех пор как Коллет обнаружила убежище Бофрэ в Бублинге, она пыталась излечить его от пьянства. Как я и предсказывал, безрезультатно. В конце концов мэтр стал просто сбегать при помощи своего искусства в буквальном смысле на край света, в какой-нибудь отдаленный уголок земли. Правда, потом он почему-то всегда возвращался в Бублинг, но это «потом» могло произойти и через неделю, и через месяц. Если маг снова ушел в запой и сбежал из столицы — один Бог ведает, когда он вернется.

— Допустим, Бахус сорвался в день нашего отъезда, — задумчиво глядя в небо, произнес Николас. Видимо, наши мысли совпадали. — Я, кстати, вспомнил сейчас, что перед самым нашим отплытием… тьфу!., перед самым нашим улетом Коллет зачем-то искала мэтра и не смогла найти.

— Вполне логично. Было холодно, в свите королевы слуги разносили кружки с горячим глинтвейном — для Бахуса, конечно, все равно что компот, но с него он мог только начать.

— Раньше он исчезал самое долгое на две-три недели, — мрачно подытожил ярл. — Но кто знает, на сколько его прогулка затянется в этот раз? И вернется ли он вообще?

— Вернуться-то он точно вернется. В этом я уверен… — Я запнулся, обдумывая неожиданно пришедшую в голову мысль. Если исходить из того, что в будущем Бахус и Коллет будут искать меня вместе, то мэтр совершенно точно вернулся в Бублинг. Но это означает и кое-что еще: я никак не мог погибнуть сейчас, ведь Андрэ вернулся в Бублинг и рассказал, что я упал в пропасть. А кому суждено упасть в пропасть, тот не утонет! Я даже рассмеялся от облегчения: иногда знать обстоятельства своей будущей смерти полезно. Конечно, вся эта экспедиция имеет целью как раз поспорить с судьбой, но пока — если учесть, что Андрэ все-таки путешествует со мной, изменить что-то глобальное мне не удалось.

— Вот что, друзья… не спрашивайте почему, но я уверен, что мы выкрутимся. Я знаю это совершенно точно. Потому предлагаю не впадать в уныние и действительно последовать совету его величества — отправиться на камбуз и позавтракать, раз уж мы все равно проснулись.

Я не раз замечал, что оказавшимся в безнадежной ситуации людям нужно не так много, чтобы поверить в чудо (справедливости ради замечу, что и в отчаяние приходят в такой ситуации так же легко). Иногда достаточно просто кому-то уверенно заявить, что он знает путь к спасению, как остальные проникаются его уверенностью, идут за ним и — действительно спасаются!

Так и команда «Грозного пингвина» поверила в меня и пошла за мной на камбуз. Вернее, за Андрэ, поскольку король пропустил всю патетику момента и первым бросился к люку. Иезус Мария, и правда — ну что у нас за король такой?!