Костяной Дом

ГЛАВА 28, в которой говорится о том, что иногда мало чувствовать себя сильным

Кит рухнул на землю с такой силой, что все кости его скелета встряхнуло от лодыжек до черепа. Он лежал на дорожке, усыпанной ольховыми листьями и сосновыми иголками. Сердце колотилось, кровь стучала в висках, легкие с трудом вбирали воздух. Он ждал приступа тошноты, но ощутил только легкую рябь в животе, впрочем, и она сразу затихла. Не так уж и плохо, подумал он. Может, я начинаю привыкать?

Некоторое время он полежал, прислушиваясь. Где-то рядом бежал ручей. Слышался приятный тихий звук, с которым вода перекатывалась по камням. Пели птицы. Их голоса сразу успокоили Кита. Никаких признаков погони. Значит, ему удалось ускользнуть от Берли с его громилами.

Кит поднял голову и огляделся. Лесная тропинка лежала прямо перед ним, спускаясь под довольно крутым углом. Прямо напротив стояла серо-белая скала, поросшая мхом и какими-то кустами, — отвесная стена известнякового ущелья, уходившего вперед на сотни ярдов. Наверное, то самое место, о котором рассказывала Вильгельмина, решил он с облегчением.

Воздух был свежим и прохладным, солнце прямо над головой пробивалось сквозь серебристую дымку, затянувшую небо. По запаху прелых листьев и довольно резкому ветру Кит определил, что в этом мире стоит осень, скорее, октябрь, его любимый месяц. Он встал на ноги. Надо поискать подходящее место и подождать Мину, подумалось ему. Судя по тому, как быстро и просто девушка обращалась со временем, он решил, что долго ждать не придется.

Оглядевшись, он заметил выступ скалы, торчащий из стены рядом с тропой; сухое и плоское, это место казалось ничем не хуже любого другого. Он подошел, стряхнул опавшие листья и сел. Лей-лампа, все еще хранившая тепло в его руке, теперь была темной, и быстро остывала. Интригующее устройство из полированной латуни, с рядом маленьких огоньков вдоль одной слегка изогнутой стороны, размером и формой напоминало среднюю картофелину. Гладкая металлическая поверхность была изрезана витиеватыми линиями, расходящимися веером от ручки размером с пуговицу под чуть большим круглым отверстием, закрытым хрустальной линзой. С трудом справившись с желанием покрутить ручку и посмотреть, что будет, Кит сунул устройство в карман и поудобнее устроился на каменной скамье. Мысленно он вернулся к погоне, от которой только что спасся: Берли на лошади, лошадь, вставшая на дыбы, выстрелы, упавший Джайлз и его наказ уходить немедленно, рывок через темный лес вдоль реки… все произошло так быстро, что он не успевал осмыслить собственные действия.

Теперь, когда появилось время подумать, он понял, что ему, вероятно, очень повезло остаться в живых. Он надеялся, что Джайлз тоже выжил, и что рана его не так уж серьезна. Он задавался вопросом, как Вильгельмина справится с тем, что ее план пошел прахом. Несомненно, она что-нибудь придумает… или даже уже придумала.

День был теплый, успокаивающе гудели пчелы, тщательно обрабатывавшие цветы мака и шиповника вдоль склона. Кит понял, что задремывает, и решил пройтись до верха тропы, немного осмотреться. Главное — не спать. Надо посмотреть. Сможет ли он что-нибудь сказать о том мире, в который его занесло. Вряд ли это так уж важно, он ведь не собирается оставаться здесь надолго.

Подъем к вершине оказался довольно крутым, и он вспотел, добираясь до конца тропы. Здесь ему открылась широкая равнина с низкими холмами. Везде, куда ни кинь взгляд, виделись лишь лесистые волны. Ни дорог, ни городов, ни полей, нигде и намека на человеческое жилье — только золото осеннего леса во всех направлениях, насколько видел глаз.

Тропинка среди высокой травы вскоре соединилась с тропой, ведущей вниз, в весьма солидный каньон. Он прошел несколько десятков ярдов до того места, где тропа разделялась на несколько других — одна вела налево, другая — направо, третья уходила в лес впереди. Он выбрал именно ее и вскоре оказался в приятной роще: ясень, лиственница, береза и ольха с несколькими буками и грецким орехом. Воздух сильно пах прелыми листьями и влажной землей, но различался и резкий звериный запах. Если поблизости и были какие-нибудь существа, они не показывались.

Тропа снова разделилась, он свернул направо и продолжил путь через лес. Время от времени ему встречались поляны или небольшие луговины. Ни следа человеческой деятельности он не заметил. Сообразив, что так можно бродить часами, Кит решил завершить прогулку и вернуться к тропе, ведущей вниз, в ущелье.

Миновав место, где он приземлился, Кит достал лей-лампу. Прибор был холоден, ни единого огонька на нем не горело. Он пожал плечами и сунул лампу в карман. Наверное, подумал он, некоторые лей-линии чувствительнее других ко времени. Впрочем, проверкой этого предположения можно заняться и позже.

После прогулки он вспотел. Хотелось пить. Он спустился вниз к ручью на дне ущелья. В нескольких десятках ярдов от лей-линии тропа расширялась, теряя стреловидность, и далее следовала естественным изгибам ущелья, выходя в долину. В стенах ущелья чередовались известняковые и сланцевые слои, выложенные лентами за бесчисленные тысячелетия. По мере того, как окружающие его каменные стены поднимались все выше, у Кита возникло ощущение, будто он спускается на эскалаторе через последовательные геологические эпохи, каждый слой — эон или около того.

Тропа привела его к мелководью, образованному ленивым изгибом небольшой речки, пробиравшейся среди валунов размером с автомобиль. Оба берега представляли собой тростниковые заросли, среди которых торчали редкие деревья. Здесь, на дне долины, воздух был теплее и влажнее.

Перепрыгивая с одного большого камня на другой, он пробирался вдоль берега реки, пока не нашел небольшой бассейн; вода в нем напоминала стекло. Встав на колени, он напился сладкой свежей воды и сел, окунувшись в бледный солнечный свет. Через некоторое время он задремал.

Проснулся он от панической мысли, что Вильгельмина его не найдет. Он встал и поспешно вернулся на то место, где приземлился. Однако в нем уже поселилось беспокойство. К тому же запах, с которым он столкнулся в лесистых холмах, снова появился и даже несколько окреп. Кит остановился, принюхиваясь. Пахло мехом и потом, кровью и мускусом, примерно так, как, по представлениям Кита, могло пахнуть в конюшне или свинарнике. Несмотря на эти ассоциации, запах нельзя было назвать неприятным. Будь он гончей, он вообразил бы, что его нос дрожит, а шерсть вздыбливается на загривке. А не его ли это запах?

Кит двинулся дальше, на этот раз быстрее, часто оглядываясь назад. Он ничего не видел и не слышал, но не мог отделаться от ощущения, что за его спиной кто-то есть.

Так. Надо немедленно успокоиться. И не давать волю воображению. Он остановился и глубоко вздохнул. Вот, так лучше.

Он еще не успел додумать мысль до конца, как неподалеку послышался шорох сухих листьев. Краем глаза Кит заметил промельк серой фигуры, исчезнувшей в густой зелени у стены ущелья — намек на движение, которое было слишком мимолетным, чтобы разобраться, что же такое он видел. Через мгновение он даже не был уверен, что видел что-то вообще. Он отмахнулся от происшествия и пошел дальше, стараясь двигаться как можно тише. Но ощущение, что за ним следят, осталось.

Через каждые несколько шагов через случайные промежутки времени он внезапно оглядывался назад. Ничего там не было, но тишина в ущелье стала давить на него, как будто вся долина затаила дыхание в ожидании чего-то ужасного.

Ладно, это просто глупо. Там ничего нет.

Но стоило ему сделать шаг, как сзади отчетливо хрустнула ветка. Стремительно обернувшись, он опять успел заметить некое движение — просто мелькнувшую тень не пойми чего. Но что-то там определенно было, что-то большое… И на этот раз сомнений не осталось — он видел.

Накатил тошнотворный страх: его преследуют. В сознании тут же возник образ измученного бегущего человека, а за ним — стая воющих волков. Вот человек падает, и волки рвут его в кровавые клочья.

Не успело его воспаленное воображение показать ему еще что-нибудь такое же ужасное, а Кит уже сорвался с места и помчался вдоль реки. Он решил придерживаться открытых мест, а не соваться в лес, где у преследователя будет несомненное преимущество по части маскировки. Это решение устраивало его до тех пор, пока он не заметил на другом берегу реки еще одну призрачную фигуру, бегущую наравне с ним.

Вот теперь Кит припустил изо всех сил, мало заботясь о незаметности. Бежал он довольно неуклюже, да и бежать было неудобно — под ногами сплошные камни. Но главное — оторваться от погони!

Он промчался мимо поворота к той силовой линии, которая перенесла его сюда. Как бы он не был взволнован, все же до него постепенно дошло, что он уже где-то не там, где был. Ущелье вроде бы оставалось прежним, но все-таки немного изменилось. Отчаянно оглядевшись, он понял, что стены ущелья стали намного шире; река тоже раздалась вширь и стала намного мельче прежней: так, неглубокая водичка, танцующая по каменистому руслу, глубиной всего в несколько дюймов.

— Где же мои следы? — пробормотал он.

Однако возвращаться назад решительно не хотелось. Наоборот, он пошел дальше в поисках места, где можно было бы спрятаться, и обрадовался, увидев, что деревья здесь крупнее, а окружающий лес гуще. Река сделала еще один крутой поворот, и Кит решил держаться поближе к деревьям. Почти сразу он вышел на широкую полосу голой земли; она огибала стволы самых мощных дубов и лиственниц. Идти стало легче, а значит, появилась возможность оторваться от преследователей. Он ускорил шаг, а потом и вовсе побежал… к свободе, как ему казалось.

При каждом шаге он твердил себе: «Я чувствую себя хорошо. Я сильный. Я чувствую себя хорошо. Я сильный».

Пожалуй, он и в самом деле чувствовал себя неплохо, во всяком случае до того момента, как угодил в ловушку.

Следующего шага просто не получилось. Земля под ногой прогнулась, и он полетел куда-то в пустоту. Киту казалось, что время растянулось, все стало невыносимо отчетливым: золотые пылинки, плывущие в лучах солнечного света, резкие, словно гравированные листья папоротника, желтая бабочка, парящая над белым цветком, взлетающий с ветки над головой черный дрозд… Весь мир, казалось, замер на долгом вдохе.

Сначала он подумал, что он каким-то образом совершил лей-прыжок. Но уже в следующий момент он рухнул на дно ловчей ямы и на голову ему сыпались обломанные ветки и листья, маскировавшие ловушку.

О дно ямы он треснулся с такой силой, что воздух вылетел из легких. Он лежал, мучительно пытаясь вздохнуть, и не мог. С глазами тоже что-то стряслось. Все вокруг предстало тусклым и туманным. Затем, когда казалось, что он вот-вот взорвется из-за нехватки кислорода, дыхание вернулось, и он лежал, хрипя, как сломанный мех.

Лежа на спине, Кит глядел на идеально ровный квадрат голубого неба, обрамленный грязными стенами ямы, в которой оказался. Первым делом он провел мысленную инвентаризацию организма. Если не считать мощного удара о землю, ничего более страшного с ним не случилось. Хороший знак, подумал Кит. Он ощупал себя и убедился, что даже не потерял ничего: лей-лампа Мины и зеленый дневник сэра Генри оставались при нем. Он поднял одну руку, затем другую и пошевелил обеими. Подрыгал ногами. Все части тела оказались в рабочем состоянии. Никаких сломанных костей. Уже хорошо.

Свет на дне ямы потускнел. Кит задрал голову и увидел лицо. При первом взгляде на него он застыл — но не от страха, а от изумления. Кит никогда не видел это существо с большой головой, покрытой тяжелой шапкой волос, таких густых и спутанных, что они походили на мех яка. А черты лица показались ему совершенно карикатурными. Если бы те же черты вырубить топором, результат не изменился бы. Вот разве что глаза… большие темные глаза, быстрые, умные и выразительные, такие могли принадлежать только человеку разумному.

Существо удивилось не меньше Кита. А Кит не испытывал никакого страха. Он просто забыл, что надо бояться.

ГЛАВА 29, описывающая довольно затруднительное положение

Время текло медленно, как ручеек. Лежа на дне ямы, Кит понял, что у него проблемы. Он в яме, в специальной ловушке, ему уготована участь отбивной, и с этим ничего нельзя поделать. Но растерянности он почему-то не ощущал. Инстинкт требовал, чтобы он застыл от ужаса, но сознание отказывалось ужасаться. Скорее, наоборот, после того как прошло первое изумление, он испытал облегчение.

Наверху зашевелились. Лицо исчезло, а вместо него в яму спустился обработанный ствол тонкого дерева. Выглядел он в точности как древко чего-то, охотничьего, копья, например. Сначала он не хотел его трогать. Закругленный конец копья (если это было копье) ткнул его сначала в плечо, потом в живот. Тычки были аккуратными. Кит отмахнулся, но тупой деревянный шест продолжал тыкать его все настойчивее, пока Кит не сообразил, что существо на другом конце шеста просто хочет ему помочь. Тогда он ухватился за гладкое дерево и встал на ноги.

До верха ямы было не меньше двух футов, но после того, как Кит понял, чего от него хотят, его мигом вытащили наверх, и он оказался лицом к лицу с двумя существами, место которым было где-нибудь в антропологическом музее, в диараме, посвященной происхождению человека. Двое. Крупные, лохматые и, похоже, довольно любознательные существа, они с любопытством рассматривали Кита. Один был существенно крупнее другого и намного старше, оба были одеты в шкуры, скрепленные кожаными ленточками из высушенных кишок. Крепкие загорелые тела, выгоревшие на солнце волосы… Старший носил устрашающую бороду, у младшего лицо было голым. Оба босые, ступни с широкими растопыренными пальцами и толстыми мозолистыми подошвами. Оба вооружены копьями с кремневыми наконечниками.

Не выше самого Кита, они, тем не менее, казались почти гигантами, хотя впечатление создавалось за счет солидной внешности и какой-то особенной мускулистости. Широкоплечие, с бочкообразной грудью, с большими квадратными головами на коротких жилистых шеях и мощными предплечьями, ногами и бедрами; почти без талии, у Кита они вызывали впечатление квадратного шкафа. Он отметил, что тела прекрасно сложены: ни грамма жира, только крепкие мышцы, зато очень много и в самых неожиданных местах.

Они долго рассматривали Кита, потом начали переглядываться, и в глазах охотников (Кит не сомневался, что это именно охотники) читалось чистое удивление при виде столь странного существа, попавшего в ловушку. После минутного размышления младший вытянул толстый грязный указательный палец и ткнул Кита в грудь, словно проверяя его на прочность. Кит проверки не выдержал. Несмотря на то, что жест был самым обычным, колени у него подкосились. Он покачнулся и отступил назад, после чего старший стремительно протянул руку и неожиданно поддержал его за плечо. Кит чуть в обморок не упал от прикосновения. Впрочем, его больше взволновала мысль, что он несомненно попал к пещерным людям.

Мысль принесла с собой слабость и головокружение. Он растерялся и только тупо повторял внутри себя совершенно бесполезный вопрос: и что теперь? Что, ради всего святого, теперь?

Так и не издав ни единого звука, старший охотник резко повернулся и пошел прочь. Уже отойдя на пару шагов, он остановился и поманил Кита за собой таким же естественным жестом, как ребенок махнул бы товарищу по играм, приглашая следовать за ним. Опасаясь последствий, Кит подчинился. Молодой охотник шел за ним. Так они и двинулись по тропе гуськом. Для крупных существ двигались они с грацией диких зверей, бесшумно, как тени; Кит слышал только свои шаги — у него под ногами шуршала трава, трещали ветки, разлетались сухие листья.

Время от времени старший охотник останавливался и по-собачьи нюхал воздух, раздувая широкие плоские ноздри; казалось, он не только нюхает, но и пробует воздух на вкус, после каждой такой проверки он оглядывался на Кита, словно говоря: «Все в порядке», и они шли дальше.

Шли долго. До заката. Деревья стали крупнее, тени гуще и темнее. Ветви смыкались над головой, образуя сплошной навес, а река стала медленным ручьем. Деревья и скалы обросли мхом и лишайником, сильно пахло грибами. Они остановились возле ручья напиться, причем пока пил младший охотник, старший зорко поглядывал вокруг, потом к воде припал старший, а младший охранял. Кит просто попил из сложенных ладоней без особых церемоний. Пошли дальше, то и дело останавливаясь, чтобы понюхать воздух. Кит использовал эти маленькие остановки не только для отдыха, он тайком посматривал на лей-лампу, нет ли поблизости какой-нибудь лей-линии. Однако прибор не показывал никаких признаков активности.

После четвертой остановки старший охотник хрипло фыркнул и пошел быстрее. Младший охотник подтолкнул Кита сзади, чуть не сбив его с ног, и Киту пришлось ускорить шаги. Оказалось, что этого недостаточно, и вскоре ему пришлось перейти на рысь, чтобы не отставать.

Когда, наконец, они снова притормозили, Кит вспотел, задыхался и чуть не падал. По его смутным оценкам, от силовой линии, которая привела его в этот мир, их теперь отделяли несколько миль. Если Вильгельмина будет искать его там, не найдет. Он уверял себя, что сбежит при первой возможности, вернется к лей-линии и будет ждать там, где было сказано. Конечно, Кит жалел, что пошел искать приключений, но кто же мог предположить, что его похитят пещерные люди?

Кита мучила жажда, ноги болели. Во время следующей остановки Кит наплевал на своих похитителей, пал на колени перед ручейком и стал пить. Младший охотник почему-то заволновался и несколько раз ткнул Кита копьем, пока старший не рыкнул на него и не остановил. Кит напился досыта и встал; Большой Охотник тоже попил — всего несколько глотков, словно из вежливости.

Они снова шли вдоль реки по холмистой долине. Когда свет совсем начал меркнуть, Кит почувствовал едкую вонь: так, по его представлениям, могло бы пахнуть волчье логово после долгой, суровой зимы.

Все трое продрались через заросли, и внезапно Кит оказался на поляне среди множества грубых шалашей, сделанных из веток. Прибыли. Четверо встали от костра, чтобы поприветствовать возвращающихся охотников; их взгляды метнулись к Киту и сразу послышался возбужденный вопль. Словно из ниоткуда возникло еще пять существ, все женского пола, одни выбирались из шалашей, другие выходили из-под деревьев, и все одновременно забормотали. Киту их речь показалась гортанным лаем.

Двое посмелее протиснулись вперед и принялись похлопывать и пощипывать Кита. Они трогали одежду и волосы пришельца. Тем временем женщины образовали вокруг него гомонящий круг. Тычки и похлопывание продолжались еще какое-то время, болтовня то нарастала, то спадала, пока какой-то подросток, оскалившись жуткой улыбкой, не ткнул довольно сильно Кита в ногу большой палкой.

— Ой! — вскрикнул Кит не столько от боли, сколько от неожиданности.

Ответ воодушевил юнца, он снова ударил Кита, теперь уже сильнее, издавая звуки, которые Кит принял за смех. На этот раз Кит сдержался, но тем самым спровоцировал третью атаку, а затем и четвертую. Подошел еще один дикарь и стукнул Кита по ребрам, громко сообщив окружающим о своем подвиге. В этот момент старший охотник, оказавшийся, по-видимому, вождем, издал низкий, рокочущий рык, который даже Кит понял как приказ.

Мгновенно тыкание, подталкивание и болтовня прекратились. Тишина охватила поляну. Старший охотник раздвинул соплеменников и положил Киту на голову тяжелую руку. Без всяких слов было понятно, что он заявляет свои права на Кита. Для ясности он стукнул себя кулаком в грудь. Похоже, остальные прекрасно его поняли. Отношение к Киту стремительно изменилось от пренебрежительного к почтительному.

Этот простой акт в миг установил на поляне новые правила, понятные даже Киту. Минуту назад он был странной зверюшкой, которую привели охотники для забавы, а в следующий момент он превратился в гостя, к тому же личного гостя вождя. Новый статус, новые границы дозволенного. Тыкать палкой нельзя, щипать нельзя, бить нельзя ни в коем случае, можно только тявкать, смотреть и ухмыляться.

Не обращая внимания на своих собратьев, старший охотник взял Кита за руку и поманил за собой. Кита повели через поляну к самому большому шалашу. У его входа лежало бревно, а перед ним в кольце крупных речных камней тлели угли. Киту все это напомнило стоянку бойскаутов в походе.

На поляне было почти темно, хотя клочки неба, мелькавшие сквозь кроны деревьев, все еще розовели. Киту предложили посидеть на бревне, пока на угли подбрасывали сухих веток. Почти сразу на поляне стало светло. Пламя разгоралось, а в костер подбрасывали всё новое топливо. Дикари постарше занимались какими-то своими делами, а молодежь собралась вокруг и глазела на Кита, смотревшего в огонь.

Принесли длинную свежую палку, нанизали на нее куски мяса. От какого животного его отрезали, Кит не понял, зато оно было свежим. К одному импровизированному вертелу прибавилось еще несколько, их установили над костром, и вскоре все небольшое племя сидело возле огня, поджаривая мясо на тонких шампурах. От запаха шипящего жира и жарящегося мяса рот Кита наполнился слюной. Кит явно сидел на почетном месте, но никто не обращал на него внимания. Очевидно, когда дело касалось таких важных вопросов, как приготовление пищи, церемонии могли подождать.

Когда первый шампур был готов, вождь снял его с огня и откусил здоровенный кусок. Остальные завороженно смотрели, как он жевал. Вождь проглотил мясо и вздернул подбородок. Видимо, это послужило сигналом к началу ужина. Народ похватал шампуры и принялся за еду. Вождь подошел к Киту и протянул ему самый маленький шампур. Кит, кивая и улыбаясь, снял с обугленной палки кусок жареного мяса и сунул его в рот, к большому удовольствию остальных.

Старший охотник издал громыхающий звук, взял два шампура с сырым мясом, один отдал Киту, а другой оставил себе. Он уселся на бревно рядом с гостем, и жестами, сопровождаемыми ворчанием, обучил Кита искусству приготовления мяса на палке. Кит показал себя способным учеником. И дикарям это понравилось. Они перешептывались, пихали друга локтями и бросали на Кита взгляды исподтишка.

Конечно, он испытывал благодарность за еду и возможность просто так посидеть у огня. Но о свободе забывать не следовало. Правда, прямо сейчас, на глазах у всех, о побеге нечего было и думать. Придется подождать, пока стойбище отойдет ко сну. А там посмотрим.

Кит собирался вернуться к лей-линии и найти место, где можно подождать появления Вильгельмины — если она еще не там. Если бы он сделал так с самого начала, то не попал бы в эту дурацкую ситуацию. Мысль о том, как Мина, конечно, искала его, бормоча проклятия в его адрес, — надо признать, вполне заслуженные, — заставляла его отправиться в путь как можно быстрее.

Он тут же подумал: а не соскучился ли он по ней? А вдруг она примчалась туда, как и обещала, увидела, что его нет, и отправилась дальше на поиски? Что тогда?

Об этом он старался не думать, но эта мрачная мысль не хотела уходить, приводя его в раздражение. Трапеза продолжалась довольно долго и весьма неторопливо. А Кит считал, что время поджимает. Наконец младшие дикари начали задремывать, старшие подбирали их и разносили по шалашам. Еда кончилась, большинство отправилось спать, но несколько молодых дикарей предпочли улечься прямо на земле поблизости от костра. Вождь заполз в свой шалаш за бревном и жестом пригласил Кита составить ему компанию. Кит решил, что отказ вызовет подозрения у его хозяина, и как бы он не сделал чего-нибудь такого, после чего побег станет еще сложнее.

Поэтому Кит заполз в шалаш, решив подождать. В шалаше оказалось гораздо удобнее, чем он ожидал. Землю здесь покрывали чередующиеся слои мха и листьев, сверху шел толстый слой сухой травы; в изголовье имелись даже подушки — набитые травой и душистой лавандой кожаные мешки. Долгий день, наполненный событиями, а потом марш через лес изрядно утомили Кита. Так что он почти моментально заснул, и ему приснились ягнята, резвящиеся на залитых солнцем лугах.

Разбудил его козодой на соседнем дереве. Стойбище еще спало, до рассвета оставалось некоторое время. Старший охотник крепко спал, во сне он дышал ровно и глубоко. Кит собрался с духом и выполз из шалаша. Он не стал пересекать поляну, а сразу свернул в лес.

Стараясь не шуметь, он отбежал на несколько шагов и остановился. Луна стояла низко, но света хватало, чтобы идти, не спотыкаясь. Он прислушался, уловил плеск воды и шел на этот звук, пока не достиг каменистого берега. Округлые камни казались большими грибами, серыми в мягком лунном свете, на воде лежали серебряные блики.

Кит почему-то решил, что легко повторит маршрут в обратном порядке и доберется до ущелья, откуда так неосмотрительно вышел. Время у него есть и, хотя расстояние приличное, если не прохлаждаться, за день он его одолеет.

Он решительно начал путь, шел быстро и размеренно. Сытый и отдохнувший, в хорошем настроении, он двигался вперед, изредка останавливаясь послушать, нет ли погони. После каждой такой остановки он все больше убеждался, что ушел незаметно, и если так пойдет дальше, то скоро он окажется на условленном месте встречи. Киту казалось, что он ни в коем случае не пропустит нужный поворот, когда окажется поближе к ущелью.

Будем надеяться, что ему предстоит прожить по крайней мере еще один день.

ГЛАВА 30, в которой Кит начинает понимать, что такое каменный век

Неведение часто бывает благом, но все же остается неведением. Кит довольно быстро двигался по темной долине, не имея ни малейшего представления об опасности, поджидающей его впереди. Надо отдать ему должное, Кит все же заметил три черных горба у реки, но принял их за камни — один большой, два поменьше: валуны среди других валунов, разбросанных в речной долине. Только когда невидимый четвертый камень справа от него встал на задние лапы, он понял свою ошибку. К сожалению, точка невозврата была пройдена

{Точка невозврата — устоявшийся фразеологизм, означающий критическую точку, переход которой означает невозможность возвращения к исходному состоянию.}

Это был медведь, черный, как чернильное пятно, маленькие глазки-бусинки блестели в тусклом свете угасающей луны, когда он поворачивал башку из стороны в сторону, пытаясь понять, что за запах разбудил его после плотного ужина раками и моллюсками. Кит понял, что перед ним медвежья семья — мать и трое пестунов. Кит не подозревал, что совершает элементарную ошибку, от которой предостерегают каждого школьника, отправляющегося на экскурсию в дикую природу: никогда не вставать между матерью и ее детенышами.

Медведь почуял его и тут же тревожно взревел и застыл неподвижно. Всего в нескольких десятках шагов медведица резко подняла голову. Огромная темная морда безошибочно уставилась на Кита, раздувая ноздри. Зверь встал на задние лапы, широко раскинув передние, разинул зубастую пасть и заревел так, что содрогнулись звезды на небе. Дикий рык разъяренного хищника плохо подействовал на кишечник Кита, мгновенно прибавив к и без того соблазнительному запаху новый аромат.

Огромный зверь косолапо двинулся вперед — это движение Кит пропустил, потому что лихорадочно искал дерево, на которое можно было бы залезть. К сожалению, деревья, способные дать укрытие, были за спиной медведицы, уже приготовившейся к атаке. Когда животное снова зарычало, Кит уже несся к безопасному, по его мнению, лесу позади себя — слишком далеко позади. Но другого варианта он не видел.

Кит летел стремглав, перескакивая камни поменьше, взбираясь на большие валуны, спотыкаясь, падая, ушибаясь коленями и ступнями, поднимаясь и карабкаясь по осыпям. У медведя таких трудностей не было. Он мчался вперед с плавной грацией грузового состава, набирая скорость с каждым шагом. Медведи поменьше с азартом присоединились к погоне.

В нескольких сотнях шагов, мерцая в лунном свете, стоял ряд стройных белых берез. Если бы он смог добраться до рощи, подумал Кит, зверям пришлось бы притормозить, и ему хватило бы времени забраться на дерево. Уже задыхаясь, он все же прибавил скорость. Ему даже показалось, что он бежит немного быстрее медведей.

Увы, преимущество оказалось воображаемым. Оно исчезло, как только Кит поскользнулся на камне, обросшем мхом, и упал, ударившись подбородком. А тут подоспела и Мать-Медведица. Перевернувшись на спину, Кит увидел ее прямо над собой. Он брыкался и вопил, но зверя это совершенно не смущало.

Медведица встала на дыбы, разинув пасть и выпустив когти, и взмахнула лапой. Кит понял, что ему грозит и перекатился на бок, едва избежав разящего удара в живот. Он истошно заорал и пнул ногой вслепую. Носок его ботинка угодил по ноге зверя, твердой, как дерево.

Удивительно, но этот удар, казалось, сбил медведя с толку. Он остановился на замахе и покачал лохматой башкой. Ободренный неожиданным успехом, Кит снова лягнул медведицу. Удар сопровождался громким, мясистым звуком. Медведь отпрянул.

Кит занес ногу, но в это время послышался еще один удар, а потом еще и еще. Медведь заревел. На него сыпались камни размером с кулак. Они безошибочно били в самые разные части огромного туловища и отскакивали с глухим стуком. Медведица в замешательстве отступила, и Кит услышал внезапный громкий крик позади; он повернул голову и увидел, как из березовой рощи выбегают три дикаря с камнями. Они удивительно точно метали свои снаряды, ни один не пролетел мимо.

Свирепый зверь как-то сдулся под этим натиском. Получив несколько ударов по голове и груди, он повернулся, опустился на все четыре лапы и поспешно отступил, громко призывая детенышей следовать за собой. Молодежь не стала ждать, когда и им достанется камнями. Они помчались за матерью, обиженно хныча.

Сильные руки подняли Кита на ноги. Два других дикаря продолжали швырять камни вслед медведям, а Большой Охотник похлопывал Кита по телу, словно желая убедиться в том, что пленник цел.

— Я в порядке, — сказал ему Кит, прекрасно понимая, что его не поймут. — Все нормально. — Он с благодарностью пожал тяжелую руку. — Я в порядке.

Большой Охотник перестал его оглаживать.

— Гангор, — произнес он четко и ясно. Это было первое слово, если это было действительно слово, которое Кит понял. Охотник повторил и указал на медведей.

— Ган-гор, — сказал Кит, пытаясь как можно точнее повторить интонацию.

Глаза вождя распахнулись от изумления. Он окликнул своих сородичей, и когда те подошли, повторил, глядя на Кита с таким выражением, словно ждал повторения редкого фокуса.

— Гангор, — сказал Кит, не желая разочаровывать собеседника.

Последовал эффект, подобный электрическому разряду. Все трое дикарей принялись бормотать и гладить его — гладить, как собаку, которая только что научилась новому трюку. Кит выдержал эти выражения восторга.

— Нет, правда. Ничего, — сказал он им. Повернулся к вождю и с чувством пожал ему руку. — Спасибо. — Оглядел бородатые лица вокруг себя и очень искренне повторил: — Спасибо вам за то, что спасли меня.

На том праздник и закончился. Дикари взяли курс на свое селение, жестами дав понять Киту, чтобы он сопровождал их. Но у Кита была идея получше.

— Эй, подождите! — призвал он, не трогаясь с места. Потом быстро шагнул за ближайший куст, снял испачканное белье и с некоторым сожалением бросил его тут же. Умылся в мелком ручье, вышел из кустов и присоединился к отряду. Махнув рукой в сторону ущелья, он сказал:

— Мне кое-что нужно проверить. — Он прекрасно понимал, что понимания не добьется, но говорил с довольствием и громко — точно как британские туристы за границей, не знающие ни слова на местном наречии и потому просто говорящие по-английски громче обычного. — Там наверху. Мне надо туда. Это недолго. — Кит широким приглашающим жестом обвел своих спутников. — Вы можете пойти со мной. Мне бы очень хотелось, чтобы вы пошли со мной. — Он повернулся и сделал вид, что собирается сделать шаг. — Ну, пошли! — Он опять взмахнул рукой. — Давайте, парни!

Он отошел на полдюжины шагов и, оглянувшись, увидел, что они все еще стоят и наблюдают за ним. Кит сделал жест, который подсмотрел у вождя — согнул руку и указал вперед. Вождь что-то коротко сказал своим людям и двинулся за Китом. Остальные двое послушно пошли следом. Начало светлеть. Кит радовался, что помнит этот район. Он шел целенаправленно, подгоняя своих новых друзей.

Солнце взошло, когда они добрались до места, откуда начиналась лей-линия, ведущая вниз в долину.

— Вот! — воскликнул он, указывая на длинный, покатый склон. — То самое место! — Он и в самом деле волновался, так что дикари перешептывались между собой, сбитые с толку его странным поведением. — Подождите здесь, — сказал он им, поднимая руки. — Просто подождите здесь. – С этими словами он повернулся и пошел по тропе. Свита последовала за ним, поэтому Киту пришлось повторить: — Стойте там, — как поступают с собакой, решившей следовать за своим хозяином в школу. Отвернувшись, он достал из кармана лей-лампу и быстро осмотрел местность. Но прибор был мертв. Ни тепла, ни огоньков. Лей-линия была неактивна.

Сначала он подумал, что прибор мог пострадать при падении, сунул его в карман и пробежал несколько шагов по тропе. Никаких мурашек на коже он не ощутил. Однако продолжал подниматься по тропе в полной уверенности, что на этот раз перенос произойдет.

Напрасные ожидания. Кит закрыл глаза и попытался еще раз. Открыв глаза, он обнаружил, что стоит в том же мире, в том же месте и в том же времени. Разве что продвинулся на пару шагов. В отчаянии он предпринял еще три попытки, но наконец вынужден был признать поражение. Лей-линия не работала.

Он сдался и пошел обратно к ожидавшим его дикарям. Надо сказать, они наблюдали за ним с беспокойством, отчетливо читавшимся на широких волосатых лицах.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал он. — Попробую позже.

В последующие дни он и в самом деле попытался снова — четыре раза, дважды утром и дважды вечером — каждый раз совершая нелегкий переход от места, которое он назвал для себя Речным Городом. Четыре раза — с тем же результатом, что и раньше. Он пока не допускал мысли, что оказался в ловушке, но вынужден был признать: что-то пошло не так. От расстройства он погрузился в наблюдение за бытом племени, стараясь вспомнить все, что знал о каменном веке.

Как и большинство людей, знал он немного, да и то в основном по фильмам категории B. В мультфильмах дикари были такими? Деспотичными тупицами, охотившимися на мастодонтов, гигантских ленивцев и прочих придуманных тварей? Людоеды из мира динозавров и извергающихся вулканов? Волосатые примитивные троглодиты, живущие в норах? Или они были кем-то другим?

К удивлению Кита, он больше не мог думать о них как о дикарях или неких существах. С той ночи, когда они рисковали собой, спасая его от медведей, они стали для него людьми, хотя и принадлежащими к другой расе. Кит долго пытался определить родственные отношения и иерархию среди членов племени Речного Города. Большой Охотник действительно был вождем, хотя были люди и постарше; например, две женщины, явно самые старшие члены группы из шестнадцати особей, возраст которых варьировался от трех-четырех лет до, ну, в общем, до какого-то пожилого возраста — шестьдесят, семьдесят? Но так ли это? Все-таки жизнь у них была нелегкой, так что старость могла наступать и раньше.

Племя состояло из семи мужчин и девяти женщин. По внешнему виду, если не считать первичных половых признаков, таких как борода, грудь и тому подобное, оба пола мало отличались друг от друга: и те, и другие были коренастыми, мускулистыми, крепко сложенными; и те, и другие примерно одинакового роста, ну, может, мужчины на пару дюймов выше; женщины и сложением и движениями были поизящней; одевались все в одни и те же шкуры — одни женщины прикрывали верхнюю часть груди, другие — нет; и те, и другие имели копну волос, некоторые заплетали их в толстые, похожие на веревки, косы, либо перевязывали кожаными лентами, в которые втыкали перья или другие найденные предметы.

Шли дни и недели; Кит все лучше понимал привычки и способы выживания. Мир для племени был неисчерпаемой кладовой, они ели все, что попадалось под руку, таща в рот даже такое, что Кит не то, что съесть, а и потрогать не решался, включая насекомых, червей и личинок. По большей части ели руками, но мясо жарили на палочках. Самым лакомым блюдом считался костный мозг из костей крупных животных.

Однажды охотники вернулись не то с антилопой, не то с большой овцой — Кит не мог с уверенностью определить принадлежность этого животного к тому или иному виду, потому что ее успели освежевать, унеся внутренности подальше от лагеря, чтобы запах не привлекал хищников. Тушу грубо разделали на четыре части кремневыми топорами, а затем разрезали на более мелкие куски, которые удобно было насаживать на тростниковые шампуры. Пока готовилось мясо, принесли специальный камень для раскалывания костей, и достали желеобразный вкусный мозг. Кит наблюдал, как распределяли еду — сначала долю вождю, а затем остальным по очереди. Хотя один или два куска могли быть крупнее других, никто не жаловался. Киту тоже предложили кусок.

Он поднес обломок кости к губам и пососал, подражая другим людям. Застывшее вещество имело привкус крови и мяса. Отвращения не вызывало, было, без всякого сомнения, весьма полезным, но Кит попробовал лакомство без всякого энтузиазма. Он съел немного из вежливости, но больше не просил.

Мясо дополняли коренья, ягоды и различная зелень, большую часть которых он ел с удовольствием, хотя приправ, особенно соли, явно не хватало. Он сделал мысленную пометку исправить эту ситуацию при первой же возможности. Но в целом они питались неплохо — в некоторые дни лучше, в другие хуже, в зависимости от удачи на охоте, — и Кит посчитал, что если он не растолстеет на такой примитивной диете, то и голодать не будет.

Кита удивляло, насколько тихими были люди племени. Они могли говорить, но только в возбужденном состоянии. Кит отметил день, когда никто не произнес ни слова. Он долго думал об этом и пришел к выводу, что молчаливость способствовала выживанию, не стоило лишними звуками привлекать внимание хищников. Несмотря на врожденную сдержанность, они использовали обширный репертуар мимики, настолько выразительной, что им позавидовал бы иной профессиональный мим. К мимике добавлялся ряд не менее выразительных жестов. С помощью того и другого людям удавалось передавать порой весьма сложные сообщения.

Но и это еще не все. В первые несколько дней Кит заметил, что всему племени свойственно развитое чувство эмпатии, оно безошибочно подсказывало людям, что думают или ощущают другие люди. Сначала он подумал, что причина в скученности обитания, но со временем понял, что это было нечто гораздо более тонкое и конкретное, больше похожее на телепатию. И тогда стало ясно, что люди мало говорят друг с другом просто потому, что в этом нет необходимости, каждый и так прекрасно знал, о чем думают остальные.

Убедил его в этом один из вечеров. В сумерках несколько женщин разделывали бедро дикой свиньи, собираясь готовить ее на ужин; несколько мужчин кололи кремень на заготовки для скребков или топоров. Все были заняты, тихо работали, когда вдруг один из мужчин выронил кремень и встал. Мгновенно рядом с ним оказались три женщины. Не издав ни единого звука, все четверо исчезли в лесу. Оставшиеся у костра стали готовить подстилку из свежего камыша.

Заинтригованный, Кит наблюдал, как они укладывали тростник слой за слоем и покрывали его шкурами; затем подбросили дров в костер явно в ожидании какого-то события. Всего через несколько минут группа, ушедшая в лес, вернулась с одним из молодых мужчин, окровавленным и явно раненым. Его уложили на тростниковую подстилку и всю ночь ухаживали за ним.

За все время никто не произнес ни слова. Чем больше Кит думал об этом случае, тем больше убеждался, что все сразу поняли, что человек попал в беду и тут же отправились на выручку. Они просто знали.

А еще на Кита произвело сильное впечатление то, с какой нежностью они относились друг к другу. Он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь впал в гнев или начал вести себя агрессивно. Людям доставляло удовольствие быть вместе. Старшие души не чаяли в младших — по крайней мере, в лагере, потому что самым маленьким из племени не разрешалось отходить далеко в лес без сопровождения взрослых.

Конечно, Кит еще многого не понимал, но он был доволен тем, что обучение шло таким естественным образом. Он старался не беспокоить хозяев и не досаждать им своим присутствием. И племя относилось к нему так же. Они внимательно следили за каждым движением Кита, начиная с того, как он мыл руки и чистил зубы веточками орешника, и кончая тем, как он снимал ботинки перед сном. Каждое его действие по первому разу вызывало немалое волнение у людей.

Младшие члены племени пытались подражать ему, старшие просто наблюдали, не подходя близко. Настоящий фурор вызвала его попытка постирать одежду.

А началось с того, что однажды утром Кит заметил, что его рубашка и брюки стали довольно грязными, да и сам он не мылся довольно давно. Кит решил, что пришло время сделать решительный шаг — в буквальном смысле, — и отправился на реку. Он нашел, как ему показалось, довольно уединенное местечко, нырнул, немного поплавал, чтобы хорошенько намочить одежду, а затем выбрался на берег и разделся.

Его водные процедуры вызвали большой интерес. На берегу собралась толпа. Конечно, они понимали, что его одежда отличается от их собственной, но все-таки функцию выполняла ту же самую. Когда он разделся, младшие реагировали с той же смесью восхищения и отвращения, которую мог бы испытать он сам, увидев бизнесмена, сбрасывающего кожу, как змея. Они взволнованно обсуждали его белую лишенную шерсти кожу, во всяком случае Кит предпочитал думать именно так, вынося за скобки свое не очень-то выразительное телосложение.

Поначалу Кит сомневался, стоит ли ему дефилировать голым перед людьми, но потом перестал об этом думать — слишком уж они были разными. Так что он просто занялся оттиранием пятен, а потом как следует прополоскал рубашку и штаны, разложив их сушиться на плоских речных камнях.

В любом случае, его усилия не пропали даром; после сушки на солнце одежда посвежела и стала почище. Лежа на солнышке на берегу реки, он ощущал в воздухе прохладу, понимая, что наслаждается последними деньками великолепной осени. Дни становились короче, ночи — холоднее. По утрам воздух пах близким снегом, а небо хмурилось чаще и чаще. Киту было любопытно, что племя собирается делать зимой, куда откочует? Хорошее место летом зимой станет очень неуютным. Он оказался прав.

ГЛАВА 31, в которой предлагается разумный способ действий

Почему, ну почему, ради всего святого, этот несносный тип не может хоть раз сделать то, что ему велено? Вильгельмина мрачно смотрела на пустую тропу. Никого. А ведь он должен быть здесь. Она же ясно сказала: оставайся на месте. Не уходи. Жди меня. Неужто это такая уж большая просьба?

Ранение Джайлза нарушило ее планы. Не говоря о том, что его лечение потребовало определенных усилий, ее инкогнито дало сильную трещину. Да, она задержалась, но это никоим образом не оправдывало Кита. Ведь сказано же было: не уходить! Господи, даже с этим он не справился.

Она решила ждать еще пятнадцать минут, а если Кит не появится, придется возвращаться и пробовать что-то другое. Эту лей-линию, ведущую в долину, Мина считала одной из самых надежных. Во всех своих экспериментах, во время изучения лей-линий, отработки техники, составления самой примитивной карты мест, куда они вели, да просто в попытках разобраться, как ей удавалось переходить из одного мира в другой, она пришла к выводу, что лей-линия Большой долины, как она называла ее для себя, была самой надежной. Да, у нее имелись жесткие ограничения по времени, зато не было никаких ответвлений, ведущих в другие места, — простая, прямая тропа. Про себя она назвала ее дорогой М4

{Трасса М4 соединяет графство Глостершир (Юго-Западная Англия) с графством Монмутшир (Южный Уэльс). На трассе расположен мост Second Severn Bridge, по которому проходит граница между Юго-Западной Англией и Южным Уэльсом.}

Итак, если Кит в результате погони оказался здесь, где его, черт возьми, носит? Значит, сошел с тропы и убрел куда-то в долину. И где его искать? Нет, сейчас она не готова. Она бросила взгляд на прибор — новую лей-лампу, которую сделал для нее Розенкрейц. По размеру она не сильно отличалась от старой, хотя мастер-алхимик внес в конструкцию несколько существенных улучшений. Главным отличием новой модели был дополнительный ряд огоньков, позволявших отыскать конкретного человека. Ей объяснили механизм действия, но у нее не было особого времени и желания вникать в объяснения.

Джайлза она перевязала и спрятала, Берли пока не догадывался о ее связи с беглецами. Помогла леди Фейт, хотя и невольно. Если бы Хейвен знала степень вовлеченности Вильгельмины в происходящие события, она, возможно, не стала бы ей помогать. Тогда пришлось бы и Мине бежать вместе с Китом и Джайлзом. Но юная леди не растерялась и полностью поддержала рискованную игру Вильгельмины.

Мина бросила на тропу еще один раздраженный взгляд и, закатив глаза, пошла по тропе в долину. Позвала Кита, послушала, позвала погромче, двинулась дальше и в конце концов подошла к маленькой полупустой деревне.

Их было несколько, таких деревень, жители обрабатывали поля по берегам реки. Река снабжала водой мельницу, утиные пруды и небольшой рыбный промысел. Она встречалась с некоторыми селянами, а они, в свою очередь, привыкли видеть ее время от времени, и не удивлялись. Это были сплошь простые миролюбивые люди, они предпочитали держаться особняком, собственно, из-за этого Мина и отправила Кита сюда. С местными проблем не ожидалось.

Она шла вдоль реки и время от времени звала Кита. Ответа не было. Пройдя милю или полторы в одном направлении, она вернулась и прошла столько же в другую сторону. Темнело. Она вернулась к лей-линии и покричала последний раз. Подождала. По-прежнему, никакого ответа. Мина развернулась и в четыре быстрых шага покинула долину.

К тому времени, как она вернулась в Прагу, начался новый день. У городских ворот она влилась в толпу фермеров с тачками и повозками, запряженными ослами. Они везли продукты в город на рынок. Она шла по старому городу, где торговцы расставляли свои прилавки на площади; здоровалась с теми, кого знала, обещая заглянуть попозже и что-нибудь купить. Этцель как раз открывал «Гранд-империал-кафехаус», снимал ставни и опускал зеленый навес, который спроектировала Мина, а герр Арностови нашел рабочих, которые его изготовили и установили.

— Доброе утро, mein Schatz, — она быстро чмокнула его в щеку.

— Ах! Вильгельмина, ты здесь! — Круглое лицо пекаря выразило облегчение. — Я не видел, как ты вернулась прошлой ночью — вся эта неразбериха — я боялся, вдруг с тобой что-нибудь случилось.

Она улыбнулась и ободряюще похлопала его по руке.

— Со мной ничего не случится. Помнишь, что я тебе говорила?

— Если я обернусь и увижу, что тебя нет, — сказал он, повторяя ее слова как примерный ученик, — мне не стоит беспокоиться. Ты всегда вернешься.

— Я всегда вернусь, — повторила она. Затем еще раз поцеловала его в щеку. Он непонимающе уставился на нее, моргая от лучей раннего солнца. — Это святая правда, Этцель. Я всегда буду возвращаться.

— Ja, верю, — сказал он, застенчиво опустив голову. — Просто я иногда думаю, что мог бы помочь тебе… ну, с тем делом, которым ты занята.

— Я знаю, liebling

{Милый (нем.)}

— А я не могу помочь?

Она улыбнулась.

— Ты мне и так помогаешь. Даже больше, чем можешь себе представить. Это так замечательно, возвращаться, зная, что ты здесь.

— Но, может быть…

— Это правда, Этцель. Мне нужно, чтобы ты был здесь, чтобы был моим якорем. Однажды я расскажу тебе все. Но пока оставим это. — Она смотрела ему в глаза, надеясь, что он поймет. — Все нормально?

— Конечно, meine Liebste. — Он улыбнулся, словно извиняясь. — Если ты так хочешь, пусть так и будет. Ты же знаешь, я не могу тебе ни в чем отказать.

Она похлопала его по руке.

— А я постараюсь никогда не просить у тебя ничего, чего бы ты не дал сам по своей воле. — Мина подошла к двери лавки. — Знаешь, я проголодалась. Кажется, могу лошадь съесть вместе с головой и хвостом.

— Есть свежий хлеб и хорошая колбаса, — сказал ей Энгелберт, продолжая расправлять матерчатый навес. — Я составлю тебе компанию, когда здесь закончу.

Мина прошла через кофейню и остановилась на кухне. Поздоровалась с персоналом, похвалила за работу и поднялась наверх, переодеться и проверить своего раненого. Благодаря ее быстрому вмешательству и помощи леди Фейт, Джайлз не только остался жив, но и пребывал теперь в относительной безопасности на попечении Вильгельмины. Останься он на попечении Берли, выращивать бы ему маргаритки на собственной могиле.

— Вы правда хотите, чтобы городская стража совала нос в ваши дела? — спросила она тогда на дороге.

— А тебе-то что? — спросил Берли, ощетинившись.

Прекрасно понимая, что идет по очень тонкому льду, она пожала плечами.

— Да ничего. Я его знать не знаю. А вот городскую стражу знаю очень хорошо. Вам будут задавать вопросы. Если вы хотели его смерти, надо было убить сразу. А сейчас уже поздно.

— Она права, — вмешалась леди Фейт.

Повернувшись к Вильгельмине, он спросил:

— Не могла бы ты позаботиться о нем?

— Я? — Она изобразила удивление. — Я мирная горожанка. С какой стати мне в этом участвовать?

Берли смотрел на нее так пристально, что она подумала, не придумал ли он какую-нибудь пакость. Но лорд отвел ее в сторонку и приглушенным голосом произнес:

— Я хочу, чтобы он исчез и больше не попадался мне под ноги. Не могла бы ты взять это на себя?

— С какой стати? Я к этому не имею никакого отношения.

— У тебя есть друзья в здешних верхах. Интересно, что они скажут, если узнают правду о тебе? — Он бросил на нее хитрый взгляд. — Что тогда станет с твоей мирной жизнью?

— И что же вы им расскажете?

— О, я могу придумать что угодно. — Его глаза опасно сузились. — Ты, наверное, слышала, что здесь делают с ведьмами?

Вильгельмина закусила губу.

Леди Фейт, наблюдавшая за этим разговором, вмешалась:

— Джайлз был кучером моего дяди. Он ничего не знает. Пожалуйста, Архелей, оставь его.

— Ладно, — смягчился Черный Граф. Вильгельмине он сказал: — Мне все равно, как ты это сделаешь, но я хочу, чтобы он исчез.

— Да поняла я, поняла, — раздраженно ответила Вильгельмина. — Мне это не нравится, но я сделаю, как вы просите.

Они ушли, оставив раненого на ее попечение. Находящегося без сознания Джайлза отнесли в спальню наверху, и Вильгельмина осмотрела его рану. Пуля прошла навылет через верхнюю часть плеча, слегка задев грудную мышцу, но выше легких и важных сосудов. Поскольку ранение было сквозное, Мина не беспокоилась об отравлении свинцом. Однако сепсис ему грозил определенно. Она залила рану хорошим шнапсом Энгелберта и напоила настойкой опиума, чтобы унять боль, а затем, когда раненый заснул, вышла за Китом. Однако и с ним получилось неудачно.

Вильгельмина подошла к кровати, приложила руку ко лбу и с облегчением поняла, что лихорадки еще нет. Пациент пошевелился от ее прикосновения, открыл глаза и попытался вскочить, однако боль вернула его на кровать.

— Эй, полегче, — одернула его Вильгельмина. — Ты в безопасности. Сделай глубокий вдох. — Она подождала, пока он оправится от болевого шока. — Я дала тебе немного опиума, и ты заснул. Ты помнишь, что произошло?

Он кивнул.

— Мистер Ливингстон… ему удалось бежать?

— Кит ушел. Некоторые горожане посчитали, что он прыгнул в реку. Берли думает, что Кит переплыл на другой берег. Там его поискали, но не нашли.

Джайлз облизал пересохшие губы.

— Ты хочешь пить. Я принесу воды. Сильно болит?

— Нет, моя госпожа. — Он с трудом покачал головой.

— Врешь. Ладно. Дам тебе еще опиума. Он вгоняет в сон, зато боль снимет. — Она снова пощупала ему лоб. — Не беспокойся. Ты справишься.

Он наклонил голову, пытаясь разглядеть свою рану. Когда это не удалось, он потрогал себя за плечо и вздрогнул от боли.

— Я, конечно, не врач, — сказала Мина, — но вряд ли ты так уж сильно пострадал. Ключица сломана, это да, зато это самое худшее. Ко мне в кофейню каждый день заходит один из лучших врачей города, я попрошу, чтобы он посмотрел тебя.

— Берли здесь?

— Не думай о нем. Он гоняется за Китом и не вернется в ближайшее время.

— А мистер Ливингстон? Он придет?

— Скоро, — сказала она ему. — А может, и нет. Я ходила за ним, но его там не оказалось. Пока я не понимаю, что могло случиться. Может, просто заблудился. Я схожу туда еще раз, когда смогу. Она повернулась к двери. — А сейчас принесу тебе опиум и воды. Тебе надо отдыхать.

Он кивнул и едва слышно прошептал ей вслед:

— Спасибо, мисс Вильгельмина.

— Ты пока еще далеко не в порядке, так что рано меня благодарить. И до безопасности тоже далеко. Вот подлечим тебя, тогда и отправишься в путь.

— Куда?

— Домой.

ГЛАВА 32, в которой делятся секретами

— Я не собиралась их предавать, — горячилась леди Фейт. — Поверь мне, прошу тебя.

Вильгельмина смотрела на нее с сомнением. В этой молодой женщине было слишком много того, что вызывало восхищение — ее поразительная красота, быстрый ум, сила воли, — но многое вызывало недоверие.

Мина никак не показала своих чувств, и леди Фейт продолжила.

— Наши обстоятельства были отчаянными, и даже хуже. Бедняга Козимо и мой дорогой дядя Генри уже умерли — для них ничего нельзя было сделать, — а мы медленно умирали от жажды. Черный граф снизошел и предложил остаться в живых. Грамерси, я просто воспользовалась случаем. – Она в искреннем порыве сжала руку Вильгельмины, всеми силами стремясь убедить собеседницу в том, что она говорит правду. — Времени объяснять не было, мне пришлось принимать решение немедленно. — Она нахмурилась, вспоминая тот ужасный день. — От Кита с Джайлзом толку не было — они считали, что предложение графа бесчестно, так что говорить с ними было не о чем.

— Вот в это я верю, — кивнула Вильгельмина. — Но почему Берли выбрал тебя? Почему ты, а не Кит?

— У нас были общие знакомые, — ответила Хейвен, а затем продолжила объяснять, как она познакомилась с графом, когда он приезжал в Клариво. — Так получилось, что мой отец пригласил его на ужин, и я была с ними за столом. — Она помолчала, на лице отражались мучительные раздумья. — Сейчас-то задним числом я вижу, что граф просто старался вовлечь дядю в свои гнусные замыслы, но тогда я этого совсем не понимала. Даже скорее наоборот.

— Значит, так. Берли появляется в Египте и делает вам предложение, от которого вы не можете отказаться, не так ли?

— А разве нет? — леди Фейт все еще старалась ее убедить. — Какой смысл умирать в этой камере? Выбрав жизнь, я же понимала, что могу вернуться, чтобы спасти остальных. Это и заставило меня согласиться, неужели ты не видишь?

— То есть ты собиралась вернуться и освободить их? — с сомнением произнесла Вильгельмина. Они сидели в кофейне «Гранд Империал» за столиком в дальней части зала. Было послеполуденное время; персонал расслабился в ожидании посетителей, а Этцель дремал наверху.

— Конечно! Я планировала вернуться в гробницу, как только смогу вырваться из лап Черного графа.

— Ну и почему ты так не сделала? Почему ждала так долго?

— Люди Берли, — с готовностью ответил Хейвен. — Мы покинули гробницу, а на следующий день в Карнак прибыли его громилы и сообщили о смерти двух молодых джентльменов. По их словам, их унесла фараонова болезнь. Я была в отчаянии.

— Это понятно.

— Я понятия не имела, что все было не так до тех пор, пока не увидела Кита здесь, в кофейне. — Она смотрела через стол на Вильгельмину, олицетворение раскаяния и откровенности. — И я могу поручиться, что лорд Берли тоже не подозревал о каком-либо ином исходе до тех пор, пока его наемники не встретили их на улице.

Вильгельмина задумалась. Звучало правдоподобно и согласовывалось с большей частью того, что она уже знала. Похоже, леди Фейт говорила правду, по крайней мере в той части, которая касалась Кита и Джайлза. Но вот что до ее отношений с Берли… тут Мина пока сомневалась.

— Черный граф был очень недоволен своими людьми, — продолжила Хейвен. — Он отправил их во тьму внешнюю с плачем и зубовным скрежетом — пусть искупают свою вину в глазах Его Светлости.

— Тогда, я полагаю, мы все в долгу перед вами, миледи, — прервала ее Вильгельмина.

— Да какой тут долг?! — воскликнула молодая дама. — Кит погиб, а бедняга Джайлз ранен — вряд ли тут есть за что благодарить!

— Могло быть намного хуже, — пробормотала Вильгельмина. — Ты нас предупредила. Им удалось уйти. Ладно. Скажи, пожалуйста, а что за пакет ты дала Киту перед тем, как он сбежал из кофейни?

— Пакет? — удивилась леди Фейт.

— Ну, маленький такой… — Мина показала руками. — Что это было?

— Книга.

— Книга? И все?

— О, нет, не просто книга, — Хейвен понизила голос. — Это личный дневник дяди Генри, где он записывал свои исследования о лей-линиях.

— Ты имеешь в виду перемещения?

Хейвен кивнула.

— Мне кажется, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Я?

— А разве ты сама не прыгала?

— Ну да, иногда…

— Вот! Я же знала!

Леди Фейт сделала глоток кофе и продолжила свои признания.

— Черный Граф знает о дневнике. Даже читал его. — Она хитро улыбнулась. — Те фрагменты, которые я разрешила прочесть. Некоторые страницы дневника я сочла за лучшее оставить при себе. — Она допила кофе и отодвинула чашку в сторону. — Ты хоть представляешь, куда делся Кит?

— Переплыл реку, — уклончиво ответила Мина. — Так все говорят. Думаю, появится, когда Берли уйдет.

— Да уж, лучше ему не попадаться на глаза графу. Третий раз Черный Граф не позволит ему сбежать.

— Как считаешь, что теперь предпримет Берли?

— Карту будет искать, — ответила Хейвен. — А что ему еще делать? Он выяснил, что ни у Козимо, ни у дяди Генри карты нет; и Киту ее не передавали. Куда делась та часть, которая принадлежала Козимо, неизвестно.

Молодая женщина встала и разгладила платье.

— Мне надо идти. Его светлость обязательно поинтересуется, где я была. — Она мило улыбнулась. — Спасибо за кофе и за доверие. Когда знаешь, что у тебя есть союзники, бороться проще. — Она взяла Вильгельмину за руку. — Могу я считать тебя своим другом?

Вопрос слегка озадачил Вильгельмину.

— Конечно.

— Отлично! У меня до сих пор не было никого, кому я могла бы доверять. — Не отпуская руку Вильгельмины, она добавила: — Теперь искать будем мы вместе. И что бы там не было в конце, мы найдем!

Леди Фейт попрощалась, и Вильгельмина проводила ее до дверей кофейни.

— Что бы там не было… — задумчиво повторила Вильгельмина, наблюдая, как ее новый союзник переходит рыночную площадь. — Знаешь, подруга, мы в этом деле по уши. Будешь верна мне, и я буду любить тебя, как сестру, — сказала она себе под нос. — Предашь, и пожалеешь, что на свет родилась.

ГЛАВА 33. Новые знакомства

Деревья вдоль реки окрасились в яркие оттенки красного, оранжевого и желтого, и однажды утром Кит проснулся и увидел, как листья несутся по ветру золотой лавиной. На следующий день в долине шел дождь. Прохладный северный ветер срывал с деревьев последнюю листву. Племя собирало оружие и инструменты — копья и топоры, скребки и дубинки, короткие ножи с каменными лезвиями, — увязывало шкуры и мотки веревки из плетеного волокна, готовясь двинуться в путь.

Никакие обсуждения этому не предшествовали, или Кит их не заметил. Все просто поняли, что настал день переселения, и начали собираться. Кит тоже свернул шкуру, на которой спал, и начал собирать копья. Он узнал, что все его хлопоты по хозяйству неизменно подмечались племенем. Похоже, его все больше начинали считать экзотическим и в меру полезным домашним животным.

Когда сборы завершились, вождь повел их через долину. Они спустились вниз по течению реки, и благодаря почти голым деревьям и кустам Кит мог теперь лучше видеть размеры и форму большого ущелья, в котором они провели лето. Местами серые каменные стены возвышались над ними на сотни футов, местами сходились так близко, что узкая щель пребывала в вечной тени, иногда стены расходились так широко, что почти терялись в туманной дымке над лесом. В узких местах река быстро бежала по неровному руслу из заглаженных камней; когда стены отступали, вода разливалась шире, превращаясь в настоящую реку, неторопливо несущую воды через лес.

Шли все утро и остановились на привал только около полудня в роще на краю просторного луга с высокой уже посохшей травой. Пособирали и поели немного поздней ежевики, понежились на солнышке. Кит нашел плоский камень, растянулся на нем и дремал, пока не пришло время снова двигаться дальше. Они не останавливались до захода, нашли лощину у реки и разбили простой лагерь.

Огня в ту ночь не зажигали, и Кит понял, насколько неподходящей стала его одежда. Он завернулся в свою спальную шкуру, но, тем не менее, большую часть ночи провел без сна, стараясь дрожать поменьше. Он понимал, что когда-нибудь ему придется пополнить свой гардероб мехами, такими же, как у всех в племени, но думал, что еще успеет экипироваться.

На следующее утро они отправились дальше вдоль реки, становившейся все глубже. Перешли тропу, от которой начиналась лей-линия. Кит достал лей-лампу, но не увидел отклика. Впрочем, он и не особенно ожидал каких-то перемен, но идти дальше почему-то стало тяжелее. Остановились только один раз, попили и отдохнули. А потом, уже после заката, пришли на место. Их новый дом располагался на мощном известняковом уступе, торчавшем в пятидесяти или шестидесяти футах над дном долины и с видом на широкое русло реки. Кит понял, почему вождь выбрал это место для зимовки: уступ смотрел на юг, здесь было много солнца, а скальный навес защищал от ветра и всегда оставался сухим. Неподалеку вода выдолбила в камне два больших бассейна. Если не считать необходимости таскать дрова из леса внизу, место было замечательным.

По прикидкам Кита, они прошли от первого лагеря миль двадцать, а значит, находились примерно в пятнадцати милях от лей-линии, — слишком далеко, чтобы время от времени просто заглядывать туда для проверки. Но вскоре дел стало так много, что вспоминать о возвращении стало просто некогда. Переезд на зимние квартиры означал создание припасов на зиму.

На охоту в племени ходили и мужчины, и женщины, но если в прежнем стойбище такие выходы случались каждый третий или даже четвертый день, то теперь это была ежедневная работа от восхода и до полудня. Охота стала серьезной целью, к созданию запасов на зиму племя подходило со всей ответственностью.

Старики и женщины, остававшиеся в стойбище, занимались своими делами: заготавливали коренья, ягоды и орехи, плели веревки, выделывали шкуры и делали множество других вещей, без которых зиму не пережить. Постепенно голый выступ скалы превращался в некое подобие цыганского табора.

Сначала Кит оставался в стойбище и присматривал за малышней, пока старшие охотились или занимались собирательством. Кит пока не разобрался в родственных связях внутри племени, да, честно говоря, и не видел в этом необходимости, поскольку к детям все относились одинаково, внимательно и бережно. Роль няньки не очень тяготила Кита, она давала время на то, чтобы поразбираться в дневнике сэра Генри. Собственно, он не оставлял этих усилий с тех пор, как попал в племя. Пока он читал, дети играли у его ног. Самые мелкие принимали Кита за естественную деталь их мира и реагировали на него, как на любого другого взрослого. Дети постарше понимали, что с ним что-то не так и старались держаться от него подальше. Но все разом изменилось, как только Кит начал учить их язык.

Однажды взрослые ушли. Кит заметил, как некоторые дети постарше поют младшим, по многу раз повторяя одни и те же слова. Прошло совсем немного времени, и малышня уже вовсю повторяла звуки. Кит присоединился к игре и вскоре был зачислен в первый языковой класс. Племя решило, что это замечательная игра и наперегонки принялось за его обучение. Когда он освоил азы, один из старших детей притащил камень и вложил ему в руку.

— Что? — не понял Кит.

К его изумлению, ребенок очень четко ответил: «Ток».

— Ага, ток, — сказал Кит. Он отложил камень, взял другой и положил на ладонь.

— Ток. — Парнишка постучал по камешку, повторяя слово.

Для проверки, правильно ли он понял, Кит бросил камень и похлопал по гладкой каменной поверхности известнякового уступа, на котором они сидели.

— Что?

Опять прозвучало то же слово: ток. А Кит фактически удвоил свой словарный запас. Теперь он знал слово «камень» и добавил его в свой мысленный словарь рядом со словом «медведь». Затем они попробовали воду, которая оказалась просто «неа».

— Неа? — переспросил Кит, подняв брови. Он вылил воду из тыквы обратно в реку, набрал воды в ладони и вопросительно посмотрел на учителя. — Неа? — Он стряхнул воду с пальцев.

— Нет, — помотал головой его наставник. Указал на заводь, сунул руку в воду, зачерпнул немного и отхлебнул.

— Э-на.

Урок продолжался до тех пор, пока не начали возвращаться старшие, и к этому времени у Кита набралось с десяток новых слов. Он немножко поупражнялся, оттачивая произношение, чтобы похвастаться перед старшими вечером, но ему не дали шанса. Как только появились первые взрослые, его маленький учитель на глазах у всех взял камень и преподнес его Киту с выражением острого восторженного ожидания. Кит не удержался от смеха.

— Ток, — громко заявил он.

Эффект получился ошеломляющий — как будто он зажег римскую свечу или вытащил кролика из шляпы. Все собрались вокруг, и, прежде чем он успел это осознать, все стали совать ему камни только для того, чтобы послушать, как он произнесет слово. Он пошел дальше и продемонстрировал свое мастерство на воде, дереве, огне, руке, ноге и присовокупил еще несколько выученных слов. Затем, сполна завладев их вниманием, он положил ладонь себе на грудь и представился:

— Кит.

Однако этот жест вызвал озадаченное молчание. Он повторил его снова и еще раз назвал свое имя. Члены племени смотрели на него с недоумением, их тяжелые брови были нахмурены, широкие лица сморщились. Кит начал колотить себя в грудь и произносить свое имя медленно и четко. Он очень хотел, чтобы они поняли. Его попытки не дали никакого результата, пока вождь не выступил вперед и, честно подражая Киту, положил руку себе на грудь и голосом, который, казалось, исходил откуда-то из глубин организма, не сказал: «Дар-док».

Кит повторил слово про себя, затем указал на Большого Охотника и сказал: «Дар-док». Потом тем же жестом указал на себя и еще раз назвал свое имя.

Большой Охотник выпрямился и с гордостью произнес:

— Кит.

Получилось у него больше похоже на «Гидт», но Кит оставил это без внимания, поскольку успех Дардока вызвал восторженное ворчание вокруг. Остальные члены племени принялись скандировать его имя. Кит радовался, что успешно преодолел коммуникативную пропасть; он мог учить их, а также учиться.

Это было только начало. Молодая женщина протолкалась вперед, ткнула его в грудь и повторила его имя. Затем, положив руку на себя, произнесла с замечательным произношением:

— Не-эк.

Кит легко усвоил имя и тут же к нему бросилось все племя, наперебой представляясь и требуя, чтобы он повторил странные звуки. В последующие дни, наряду с изучением зеленой книги, часть дня Кит отводил на заучивание новых слов или повторение тех, которые он уже знал. Постепенно его рабочий словарный запас пополнялся, а вместе с ним приходило и понимание того, как племя Речного Города видело мир.

Между собой люди говорили совсем немного. Но рядом с Китом их словно прорывало, они болтали без умолку. Кит недоумевал, пока ему не пришло в голову очевидное объяснение: им незачем было говорить друг с другом, поскольку все они были прекрасными эмпатами, или даже владели телепатией. Между собой они прекрасно обходились без слов. Но Киту говорить приходилось, иначе его не понимали.

Убедительным подтверждением этого факта явился приезд гостей, случившийся через несколько дней.

Погода становилась все холоднее, дни короче. По утрам выпадал иней. Однако, на выступе, избранном людьми для зимовки, было немного теплее, а главное, суше. Кит шил себе новый красивый меховой костюм, в котором преобладали шкуры оленя и кролика. Он терпеливо орудовал кремневым ножом, костяной иглой и конопляной нитью, — всем этим снабдили его женщины племени. Он уже делал последние стежки, пришивая объемистый внутренний карман для лей-лампы Мины и дневника сэра Генри, и очень этим гордился — такого кармана ни у кого не было. Племя занималось своими делами, когда Дардок вдруг вскочил на ноги и уставился в туманные верхушки деревьев на берегу.

Мгновенно рядом с ним встали еще четверо и тоже принялись всматриваться в долину. Остальные люди побросали свои дела и притихли. Над стойбищем нависло беспокойство. Никто по-прежнему не обменивался не только словами, но и жестами, но все были настороже, напряжение витало в воздухе змеиными кольцами. Кит тоже встал и, стараясь не шуметь, подошел к краю уступа. Ему было любопытно, что так встревожило остальных. Прошла пара минут, а потом он услышал знакомый звук: по каменистой тропе, ведущей к уступу, кто-то шел.

Кит внутренне ощетинился. Кто это? Враги? Он огляделся в поисках оружия. И в этот момент племя расслабилось. Сразу. Всё. Дардок продолжал стоять, глядя вниз, в долину, но ощущение опасности просто растаяло. Что-то изменилось. Но что?

Только Кит не успел перестроиться, он по-прежнему беспокойно озирался по сторонам. На тропинке, ведущей к уступу, наметилось движение, а вскоре показались и гости: группа из пятнадцати человек — семь женщин, пять мужчин и мелочь разного возраста и размера. Им оказали восторженный прием, и Кит понял, что люди хорошо знакомы его племени. Кит подумал, что прибывшие могли оказаться просто частью большого племени долины, как-то связанной с приютившей его группой.

Тут гости заметили Кита, и он сразу оказался в центре внимания: его трогали, поглаживали, особенно интересовались его неухоженной бородой. Их просто очаровал цвет и фактура его кожи, а также тонкие вьющиеся волосы; не менее привлекательными оказались худощавая фигура, короткие руки, узкие плечи и прямая спина чудного пришельца.

Не успели уняться восторги первых визитеров, как появились следующие — четверо крепких мужчин несли на носилках пятого. Такого старого человека Киту видеть еще не приходилось: совершенно седой, с длиннющей бородой и таким древним и морщинистым лицом, что походил на мумию в мехах. Мужчины осторожно опустили носилки на землю, и несколько ближайших людей помогли старику встать на ноги. Впрочем, как только он принял относительно вертикальное положение, он отмахнулся от помощников и нетвердыми шагами направился прямо к Киту.

Его приближение для Кита сопровождалось легким покалыванием в основании черепа. Казалось, время замедлилось и сгустилось вокруг них. Кит вспомнил свои чувства, когда в детстве ему показали самое старое дерево в Англии — корявый дуб с переплетенными корнями, торчавшими из земли, по прозванию Дуб Мартон

{Дуб Мартон — древний дуб в деревне Мартон, Чешир. Обхват 14,02 метра (46,0 футов) на высоте 1,5 метров. Самое большое дерево в Великобритании. Дереву больше 1200 лет. Много веков назад дерево раскололось на части, но корневая система у нескольких стволов общая.}

Кит опять почувствовал себя стоящим рядом с существом, не только неизмеримо старше и мудрее себя, но и гораздо более могущественным, чем любой известный ему человек. И, как тот древний дуб, старик имел царственный вид: ну прямо король, сошедший с трона. Кит вмиг стал юнцом в тени существа, прекрасно осознающего его малость и незначительность.

Но вот что удивительно: страха не было. От старца волнами распространялось безмятежное всеприятие, и Кит понимал, что, несмотря на зияющую пропасть между ними, бояться нечего.

Древний медленно осмотрел Кита с ног до головы, а Кит обратил внимание на то, что один глаз старика был ярким и пронзительно острым, а другой скрывала какая-то непрозрачная пленка. Завершив осмотр, престарелый вождь поднял голову и требовательно посмотрел Киту в глаза. Кит понял, что с ним пытаются говорить без слов, и ему ничего не оставалось делать, как полностью открыться перед великим вождем. Результат получился ошеломляющим.

«Что ты за существо?» — вопрос ударил Кита, как кулак. Кит даже отшатнулся, чтобы не потерять равновесие. Прошла секунда, прежде чем Кит понял, что вопрос задан без слов.

— Я человек, — выпалил Кит, хотя знал, что его вряд ли поймут. Однако, он ошибся.

«Че-ло-век», эхом повторил бестелесный голос в его голове.

Внутренний голос слышался совершенно отчетливо, у него был иной тембр, отличающий его от мыслей Кита, иная текстура и интонация. Началось самое необычное интервью из всех, о которых мог помыслить Кит.

Че-ло-век… Это слово в беззвучном произношении старика имело множество оттенков, среди которых главными были быть, существовать. Затем Киту пришло на ум понятие роста, действия, дыхания, изменения… жизни вообще… жизни, неразрывно переплетенной с неким аморфным животворящим огнем, скрытым у него внутри… с душой.

Следующий вопрос, который Кит услышал у себя в голове, был таков: ты человек с живой душой?

— Да, конечно! В самом деле... Я… у меня есть душа, — заверил его Кит, говоря вслух. Он уже сообразил, что это, наверное, лишнее, но ему так легче было проговаривать собственные мысли.

Доброта… ощущение полноты и правоты… Кит ясно ощутил удовлетворение, исходившее от Древнего, наряду с осознанием уникальной ценности и места души в мире. Этот длинный ассоциативный ряд Кит для себя обозначил просто: душа — это хорошо. Существа с душой встречаются редко.

Старик удовлетворенно хмыкнул. Следующая мысль, возникшая в сознании Кита, заключалась в осознании долгого и разнообразного опыта в сочетании с удивлением по поводу поразительных отличий Кита от других людей. Кит понял это так: мы видели многое, но таких, как ты, нам видеть не приходилось.

— Я тоже не видел таких, как ты, — брякнул Кит.

Затем Киту официально представились. В его разум хлынуло сложное и запутанное понятие: чистая животная сила и отвага в сочетании с величественным господством —может быть, имелся в виду лев? — и это сочеталось с ощущением долголетия — как гора или старое дерево — и, наконец, понятие безмятежности глубокого озера огромных размеров и немереной глубины. Все это как-то совмещалось с понятием индивидуальности существа, стоящего перед ним. Оно и на самом деле было Древним.

Затем деликатным жестом старый вождь приложил руку к сердцу и громко сказал:

— Эн-Ул.

Сомневаться не приходилось — прозвучало имя Древнего, и Кит тут же повторил его, сказав: «Я рад познакомиться с тобой, Эн-Ул». Он склонил голову в легком поклоне — это у него получилось автоматически, — хотя никто этого не понял. В ответ он получил удовлетворенное ворчание. Следующий вопрос, прозвучавший в уме Кита, переводился однозначно:

«Где твой дом?»

«Мой дом далеко отсюда», — ответил Кит на этот раз уже мысленно.

Один за другим последовали еще два вопроса: почему ты один? Тебя изгнали из племени?

— Нет, нет, ничего такого, — поспешил заверить Кит. — «Я один, потому что я… ну, потерялся. Я путешествовал и заблудился». Он не был уверен, что правильно передал смысл слова «путешествовать». «Мое племя… мои люди не знают, что я здесь».

Печаль и сочувствие волнами нахлынули на Кита — истинное сочувствие, смешанное с ощущением неправильности такого состояния, которые Кит понял так: «Это плохо. Тебя… ищут твои собратья, твой народ беспокоится… тебя нет… они тебя оплакивают…»

— Ну да, — кивнул Кит, — во всяком случае, некоторые из них.

Древний еще раз удовлетворенно хмыкнул, а затем, заглянув Киту, казалось, в самое нутро, послал эмоцию великодушного покровительства и всеобъемлющего братства. Кит подумал и сформулировал для себя это так: привет потерявшемуся, добро пожаловать в племя. Его приняли. У Кита возникло ощущение, что он возвращается домой.

Прямо передаваемые сильные эмоции заставили Кита задохнуться. Он не мог говорить из-за внезапного пробуждения давно сдерживаемых чувств. Из глаз полились слезы. В них было все сразу: чувство его непохожести на других, сожаление по поводу его слабости и никчемности, его ограниченного ума и зависимости от обстоятельств.

Однако со слезами пришло и утешение, подобное сильной ласковой руке, протянутой, чтобы поддержать падающего ребенка. Его страдания поняли, им посочувствовали. Во внутреннем голосе не содержалось даже намека на превосходство или осуждение. Главное — его приняли!

Когда Кит снова обрел голос, он смог только вымолвить:

— Спасибо!

ГЛАВА 34. Прозрения

Племя Речного Города осталось в стойбище на каменном уступе на зиму. Через несколько дней после прихода гостей Кит заметил, что каждое утро на рассвете молодые мужчины покидали теплые норы и пропадали в лесу. Возвращались они примерно за час до заката. Как он не старался, ему так и не объяснили, что они там делают.

Они не охотились. На охоту уходили Дардок с двумя женщинами. Они же собирали в лесу разные коренья и прочие припасы. А вот что делала в лесу молодежь, так и оставалось неизвестным. Во всяком случае, заготовками они не занимались. Любопытство допекло Кита, и он отправился за разъяснениями к Эн-Улу, который с момента своего появления почти все время проводил на дальнем конце уступа, кутаясь в меха и глядя на затянутую туманом реку.

— Простите за беспокойство, Эн-Ул, — еще издалека произнес Кит и вежливо покашлял. В разговорах с людьми племени он научился строить самые простые предложения, однако со стариком в этом не было необходимости.

Древний шевельнулся и сверкнул глазом на Кита.

«Добро пожаловать, Гидт», — проявилась в сознании Кита мысль.

Кит удивился. К тому, что он слышал голос у себя в голове, он кое-как привык, но он же не называл старцу своего имени! И не слышал, чтобы кто-нибудь в племени говорил его старику. Должно быть, старец выудил его из общего мыслеобмена.

— Я хотел спросить, — сказал Кит, усаживаясь рядом со старым вождем. — Молодые люди, — продолжил он, представив себе тех, кого он имел в виду. — Куда они ходят? Что они делают целыми днями?

Пришло обратное представление о молодых мужчинах вместе с чувством… самоотверженного труда. То есть они делают что-то важное и нужное, и оно как-то связано с Эн-Улом.

Обдумав образы, Кит дал свою интерпретацию:

— Они готовят тебе подарок?

Ответом ему был стандартный набор ворчания и удовлетворения. Его предположение одобрили. Старец спокойно выдержал взгляд Кита и медленным, неторопливым движением положил ладонь на его лоб. Прикосновение было тяжелым, но теплым. Мгновенно в сознании Кита возник образ странного дома, пожалуй, самого необычного дома, дома из костей.

— Они строят костяной дом? — поразился Кит. — Для тебя?

Снова удовлетворенное ворчание. Эн-Ул убрал руку.

Некоторое время они посидели в тишине, затем у Кита возникло ощущение, что его спрашивают: хочет ли он увидеть этот дом?

— Хочу ли я это увидеть? — произнес он вслух. — Да, — быстро решил он. — Хочу!

— Э-ли, — сказал старик низким, как раскат грома, голосом, и в сознании Кита возник образ встающего на горизонте солнца, но к нему прилагалось нечто незримое, но все же существующее, а еще ожидание, граничащее с уверенностью… в чем? В будущем?

Кит задумался, но потом просиял:

— Завтра? Ты говоришь о завтрашнем дне?

— Угу, — проворчал Эн-Ул так, словно камни перекатывались по дну реки. — День, который скоро настанет.

— Можно мне завтра пойти с молодежью? — спросил Кит, представляя, как уходит вместе с молодыми людьми на рассвете.

— Угу, — снова проворчал старый вождь.

На следующее утро, когда молодые встали и собрались уходить, облачившись в шкуры и укутав ноги от холода, Кит присоединился к ним. Теперь их стало пятеро. Кита приветствовали фырканьем и кивками, а их главный — крупный мужчина, которого Кит окрестил про себя Тагом, поскольку тот походил походкой и повадками на известного мультяшного персонажа,

{Таг — персонаж американского анимационного полнометражного фильма 2003 года «Братец медвежонок», мудрый старый медведь-гризли, предводитель медведей, охотников на лосося.}

Тропа, по которой они спускались в долину, оказалась хорошо утоптанной, снег скрипел под ногами. Кит снова поразился грации крупных людей, шедших впереди. Тропа вела к реке; лед по краям блестел в свете восходящего солнца. Еще несколько дней такого холода, подумал Кит, и река встанет.

Они остановились, чтобы как следует принюхаться. Кит сначала удивился, ведь они прошли совсем немного, но потом понял, что это обычная предосторожность: они хотели убедиться, что поблизости нет крупных зверей, пещерных львов или волков. Все было спокойно, и они пошли дальше.

Через некоторое время узкая тропа потянулась вверх, и вскоре они уже шли вдоль отвесной известняковой стены. Кит шагал с удовольствием. Было приятно напрягать ноги, вдыхать холодный воздух и вообще шевелиться после долгого сидения в стойбище. Люди шли практически беззвучно, только снег поскрипывал под ногами.

Тропа становилась уже и круче. Вскоре они выбрались из долины на поросшее густым лесом плоскогорье. Таг остановился на краю ущелья, чтобы понюхать воздух и прислушаться. Перед ними лежал лес, укутанный тяжелым снежным покрывалом. Тишину нарушал только пронзительный крик охотящегося ястреба и мягкое шлепанье снега, падающего с ветвей.

Убедившись, что опасности нет, группа продолжила путь по протоптанной тропинке в лес. Кое-где Кит замечал на снегу следы животных: маленькие точки мышей и кроликов и более крупные следы хорьков, сурков и мелких животных, похожих на антилопу. Попался и один след крупного хищника, — то ли льва, то ли волка, он не мог сказать, но его товарищи тоже видели следы и не обратили на них внимания.

Если бы не тропа, Кит обязательно сбился бы с пути; лес был темен и покрыт инеем. Неожиданно для Кита перед ними открылся небольшой каньон, проложенный притоком реки. Группа не стала задерживаться на краю обрыва, а продолжила путь, пока не подошла к ущелью, представлявшему собой высохшее русло ручья. Ущелье изгибалось и возвращалось к утесу.

А там, прямо под обрывом, лежала огромная груда костей. Мяса на них давно не осталось, теперь это была просто белая куча на дне бывшего русла. Кит понял. Перед ним был грубый, но весьма эффективный способ охоты: зверей загоняли на обрыв, они падали вниз и разбивались, а тех, кто не хотел прыгать, приканчивали охотники. Судя по количеству костей, племя Речного Города пользовалась этим местом для охоты довольно давно.

Кит в изумлении глазел на останки: некоторые вполне могли принадлежать динозаврам, хотя Кит не слышал, чтобы они водились поблизости. Тогда кто же это? Мамонты что ли? Или эти, как их, мастодонты? Другие кости принадлежали лосям, антилопам, оленям и быкам, короче, какому-то рогатому скоту.

Не говоря ни слова, мужчины начали вытаскивать из кучи самые крупные кости и откладывать в сторону. Кит не понимал, почему они бракуют одни кости и берут другие. Вскоре они собрали несколько довольно крупных кучек и связали веревками. Затем эти неудобные связки взвалили им плечи и потащили наверх.

Кит выбрал связку поменьше (он сам же ее и сделал) и поплелся в лес вслед за товарищами на круглую поляну, явно рукотворных очертаний. Непонятно, как удалось добиться такого идеального круга примерно шестидесяти футов в диаметре, располагая только каменными топорами. Сосны и лиственницы здесь не загораживали небо. А в центре поляны стоял Костяной Дом.

Кит сразу узнал образ, переданный Эн-Улом, — простой куполообразный дом, разве что построенный из диковинного материала — костей и хребтов всевозможных животных. Окон не было, вместо двери внутрь уводил низкий туннель, над которым нависал череп гигантского лося с рогами величиной с пальмовые ветви. Роль дверного косяка выполняли бивни мамонта. Другие бивни образовывали фундамент дома, а каркас состоял из невероятного нагромождения фрагментов скелетов: таза, позвоночника, костей ног, позвонков и ребер; там были черепа дюжины различных существ — оленей нескольких видов, бизонов, туров и лошадей, овец и антилоп, волков и даже один череп носорога. Этих Кит с грехом пополам узнал, а вот другие относились к очень уж экзотическим видам.

В целом причудливое сооружение обладало отчетливо чужеродной атмосферой. Пришедшие молодые люди начали споро вязать узлы и расставлять принесенные кости по местам. Кит старался не отставать. Работали целеустремленно и молча. Когда тот или другой хотел пить, он выходил к краю поляны, чтобы бросить в рот пригоршню снега, а затем возвращался и продолжал работу. Когда последняя кость из принесенных вязанок нашла свое место, они вернулись на кладбище животных за очередной порцией.

До конца работы они еще трижды наведывались за строительным материалом. Короткий зимний день близился к концу, рабочие за это время не съели ни крошки, Кит начинал страдать от голода и думал, каково приходится людям племени, ведь им нужно еды почти вдвое больше, чем ему. Он уже начинал с вожделением приглядываться к веткам ближайших деревьев, прикидывая, какие из них можно поглодать.

Наконец Таг отступил назад и принялся решительно сворачивать свою пеньковую веревку, критически поглядывая на Костяной Дом. Он наклонял голову то вправо, то влево, точно плотник, оценивающий свою работу. Поза у него была настолько классическая, что Кит хихикнул. Таг удовлетворенно хмыкнул и отвернулся. Остальные тоже синхронно хрюкнули и развернулись в сторону дома. Обратный путь через лес показался Киту короче. Вернувшиеся строители сытно поели и залегли спать. Кит тоже задремал; но день для него выдался не самый спокойный.

Незадолго до восхода солнца его разбудили. Он открыл глаза и увидел Эн-Ула, присевшего рядом. В сознании Кита ясно прозвучал приказ: «Идем со мной».

Старый вождь отвернулся, и Кит, стараясь не шуметь, последовал за ним через спящее стойбище. Ночной костер почти прогорел, звезды на небе сверкали, как ледяные кристаллы. Они спустились с уступа и встали на тропу, ведущую из долины. Вскоре Кит понял, что они направляются к Костяному Дому. Кит недоумевал: вроде бы Эн-Ула принесли в стойбище на носилках, а тут он довольно бодро топал по тропе. Они сделали только две коротких остановки для отдыха — один раз на полпути и один раз на вершине ущелья. Когда пришли на поляну, солнце уже встало над деревьями.

В свете зимнего утра странное сооружение бледно светилось — белое на белоснежном поле, — приобретая призрачный вид, словно построенное не из костей, а из духов погибших животных. У Кита в душе зашевелилось предчувствие — этот дом строили не просто так, и сейчас они пришли сюда со стариком тоже не просто так.

Эн-Ул повернулся и, глядя Киту в глаза, призвал его к сосредоточению. Кит мигом усвоил огромную важность постройки, сложнейших последствий ее возведения. У него сложилось впечатление, что в этом месте сходились целые миры. Словами этого не передать, но сила идеи поразила его.

Кит старался охватить грандиозность замысла, но ему недоставало знаний.

— Зачем мы пришли сюда? — спросил он вслух.

Старец запрокинул голову и долго смотрел в блеклое небо. Затем повернулся к Киту и влил в его сознание вереницу образов самых разных живых существ. Это был мощный поток, Киту показалось, что он плывет по реке против сильного течения, а иначе выжить просто не получится.

Животные, чьи кости пошли на постройку Костяного Дома, были как-то связаны с задачей выживания не только их самих, но и всего мира, по крайней мере так понял Кит, а почему это так, он даже не стал задумываться, поскольку безгранично верил Эн-Улу.

Как только Кит подумал обо всем этом, древний вождь повернулся и направился ко входу в Костяной Дом. Постоял у низкой двери, затем поднял руку и положил ладонь на череп гигантского лося, склонив голову таким движением, которого Кит никогда раньше не замечал ни у кого из племени. Затем, низко наклонившись, старец вошел в Костяной Дом, поманив Кита за собой.

Внутри кости образовывали куполообразную комнату, освещенную только водянистым зимним светом, пробившимся сквозь щели и переплетения костей. Снег здесь был утоптан, а поверх снега были брошены сосновые ветки, шкуры и меха. Кит увидел и небольшой запас еды — вяленое мясо и ягоды.

Эн-Ул сел посреди комнаты, скрестив ноги. Он огляделся и удовлетворенно хмыкнул, словно одобряя результаты трудов строителей. Затем, когда Кит уселся напротив него, он явно приготовился к пространным объяснениям.

Подражая старику, Кит скрестил ноги и подоткнул под себя мех. Почти тут же в его сознании возник образ самого себя спящего — возможно, кто-то из племени увидел его в таком виде, но видение сменило странное ощущение полета, словно у него отросли крылья, и он парил высоко в небе. Что это было? Сновидение?

В ответ на эту мысль старец удовлетворенно заворчал, и тотчас же Кит ощутил неимоверный океан дальнейших событий… Что ему хотели передать? Ход времени?

— Сновидение, — неожиданно для самого себя произнес Кит и подумал, что в этих словах нет никакого смысла.

Ментальный контакт исчез. Эн-Ул закрыл глаза. Его дыхание изменилось, тело расслабилось, и вскоре Кит понял, что старик спит.

Он ждал. А что ему оставалось делать?

Однако ничего не происходило. Кит выполз из Костяного Дома и отошел к краю поляны справить нужду. Резкий северный ветер шумел в кронах высоких сосен. Бледное небо потемнело от тяжелых, снежных туч. Скоро придет буря; он чувствовал металлический привкус в воздухе. Придется возвращаться, но он не хотел тревожить сон Древнего. Кит не знал, что делать, но одно было ясно: оставаться в лесу одному не хотелось. К тому же небезопасно.

Кит вернулся в Костяной Дом. Эн-Ул и не думал просыпаться. Кит сел в сторонке и принялся ждать, но почему-то долгое вслушивание в размеренное дыхание спящего вождя взволновало его, он больше не мог откладывать уход. Он взял несколько кусков меха, завернул тело Эн-Ула. Пожелал своему спящему спутнику всего наилучшего и ушел.

Двигаясь трусцой, кое-где барахтаясь в снегу, Кит вернулся в безопасное стойбище как раз тогда, когда последний луч света погас в сумеречном тумане. Племя приветствовало его возвращение одобрительным ворчанием. Никто и не подумал интересоваться, где он пропадал. Кит разыскал Дардока, рассчитывая от него получить объяснения событиям дня. Представив себе Костяной Дом, он сказал:

— Эн-Ул спит там. — Наверное, его поняли. Во всяком случае, вождь фыркнул, подтверждая. — Он сказал, что сновидит будущее, — продолжал Кит. — Это в самом деле так?

Дардок помрачнел и недовольно заворчал. Дальше разговор не сложился. У прочих людей не нашлось способностей Эн-Ула, а Киту не хватало слов, чтобы объяснить причину его тревоги.

Позже Кит поел и, необъяснимо уставший от своих усилий, уполз спать на свое обычное место. Но сон не шел. Он долго лежал, размышляя о возможном значении понятия «сновидение». Что это может означать? Может, речь идет о прозрении?

Закутавшись в меха, Кит смотрел в бездонное море тьмы над костром, как в пугающее будущее. Его подсознание, в котором теснились странности и чудеса Костяного Дома, принесло видение.

Киту виделась полная луна над продуваемой всеми ветрами равниной, серебристый свет падал на реку. Звездный свод медленно поворачивался над головой. Вот уже и луна скрылась на горизонте на западе. Потемнело… но лишь на мгновение. Прежде чем Кит успел моргнуть, луна взошла снова, на этот раз она намного быстрее проплыла над рекой. Этот процесс повторился множество раз и с каждым разом движение луны ускорялось, пока восходы и закаты ночного светила не слились в сияющую дугу в бескрайнем звездном поле. Она становилась все шире, становясь бледной радугой от края до края.

Вдали над равниной возносилась белая призрачная гора. Гора двигалась, следуя за изгибами реки! Пошел снег, покрывая землю, скалы и деревья. Казалось, неистощимые закрома зимы открылись и теперь вываливали свой нескончаемый запас на мир внизу.

Гора приближалась. Стало ясно, что она представляет собой гигантский край ледника, и он гонит перед собой все: деревья, скалы, валуны, целые холмы. Он неотвратимо наступал, в воздухе стоял гул от его движения, он уничтожал все, что попадало под движущуюся стену, он вгрызался в землю, его колоссальный вес создавал по обеим сторонам высокие холмы, формируя совершенно новый пейзаж.

Ледяная гора простиралось теперь от горизонта до горизонта, дыша холодом, осушая реки, стирая моря, высасывая влагу из всего, к чему прикасалась, из самой атмосферы, пока воздух не становился сухим и ломким, и все росла, мерцая страшным величием под вечно мчащейся луной: целый ледяной континент надвигался на мир, срезая как ножом горы, прорезая в теле земли глубокие каньоны и, казалось, земле непосильно держать на себе эту неимоверную тяжесть.

Перед немигающим взором Кита пронеслись новые образы: вереница огромных мохнатых мамонтов, идущих по равнине, заваленной снегом, огонь, падающий с неба раскаленными огромными валунами… океан, бессильно бьющийся о горные вершины, костлявые тела изголодавшихся существ на берегу замерзшего болота… медведь на задних лапах грызет кору дерева… мужчина, женщина и двое младенцев, навсегда сомкнувших объятия… высокий горный перевал, ведущий вниз к еще зеленым землям, не испытавшим пока смертельного холода… и многое другое, все быстрее и быстрее, пока картины не стали накладываться друг на друга и сливаться в неразличимое полотно.

Грандиозность увиденного заставила Кита крепко зажмуриться, но и с закрытыми глазами он продолжал видеть туманное грозное движение, мерцающую в сознании ледяную стену величиной с мир, только теперь уже без деталей, просто светящийся туман, уходящий вверх и растворяющийся в Млечном Пути, теряющийся в просторах галактики. Туман медленно рассеивался, пока наконец его не поглотила вечная тьма пустого пространства.

ГЛАВА 35, в которой содержится намек на защиту

Ошеломленный Кит ждал рассвета, чтобы вернуться в Костяной Дом. Если где и искать ответы на вопросы, связанные с его ночным бредом, так только там. Кит дождался, пока слегка развиднеется, встал, осторожно перешагнул через спящие тела рядом с ним и поспешил по узкой тропе, ведущей в долину.

Ночью выпал свежий снег, и ему пришлось пробираться по сугробам. Однако видения беспокойной ночи гнали его вперед. Он добрался до леса на плоскогорье и пошел к поляне, думая о затаившихся хищниках. Дорога показалась ему длиннее, чем он помнил, и от нетерпения он спешил как можно скорее добраться до круга деревьев. Взмыленный, он выскочил на поляну и увидел в центре призрачный Костяной Дом. Новый взгляд на это необычное сооружение из слоновых бивней, рогов и костей заставил Кита замереть. Он остановился, отдышался и теперь уже медленно подошел, обогнул Костяной Дом и оказался перед входом, прикрытым снегом.

Кит пал на колени и заполз внутрь. Эн-Ул оставался почти в том же положении, в котором Кит оставил его накануне. Уж не умер ли он? Кит вслушался, затаив дыхание. Наконец ему удалось различить протяжный низкий вздох спящего, он расслабился и уселся на свое место. В мерцающем свете, пробивавшемся сквозь переплетение костей, он заметил, что часть еды исчезла, как и две маленькие кучки снега. Значит, Эн-Ул хотя бы раз поел и попил. Киту стало поспокойнее. Чем бы ни занимался старый вождь, голодная смерть ему не грозила. Он пожалел, что не захватил с собой какой-нибудь еды, чтобы покормить старца, но тут же подумал, что это было бы нарушением неизвестных ему запретов.

Он подоткнул под себя меха и устроился поудобнее. Теперь, когда он оказался здесь, нельзя было не удивиться: зачем он так спешил? Он ждал. Сколько? Кит не знал. В присутствии сновидящего Эн-Ула время вело себя как-то иначе, чем обычно. С того момента, когда он вошел в Костяной Дом, внутренние часы Кита перестали работать. Если бы у него спросили, как давно он сидит здесь, он не смог бы ответить. Может быть, несколько часов, а может, и несколько дней. Голова кружилась от голода. Он сгреб горсть снега и набил рот, довольствуясь этой небольшой порцией растаявшей воды. Потянулся за следующей горстью, но тут почувствовал, как возле сердца потеплело.

Сунув руку в карман, он достал латунный прибор, сиявший ярко-синим светом, и от неожиданности уронил. Поднял, отряхнул снег и уставился на лей-лампу. Огоньки на боковой стороне прибора наполняли полумрак Костяного Дома ярким индиговым сиянием, они горели даже ярче, чем когда-либо прежде, их сияние пульсировало ритмично и устойчиво — напоминая медленное сердцебиение.

Только теперь он обратил внимание на то, что кожу покалывает, что служило признаком близости активной лей-линии. Волосы на затылке Кита встали дыбом. Воздух внутри Костяного Дома потрескивал от избытка энергии, как перед ударом молнии. Держа перед собой лей-лампу, Кит поднялся.

Он хотел перешагнуть через Эн-Ула, все еще пребывающего в трансе, но стоило его ноге коснуться земли, как он провалился сквозь пол Костяного Дома. Снег под ним просто внезапно исчез, и Кит полетел сквозь пространство. Инстинктивно он свернулся в клубок, сгруппировался перед падением. Но ожидаемого удара не последовало, падение продолжалось.

Тусклый свет Костяного Дома быстро стал бледной точкой далеко вверху, мигнул и пропал, тьма сомкнулась над ним и вокруг него. Остался только свет лей-лампы, но затем исчез и он, оставив Кита в полной темноте. Воздух сгустился, стало трудно дышать. Как ни странно, Кит не боялся. Страх вспыхнул и прошел, оставив лишь воспоминание о себе. Казалось, он уже не падает, а летит.

Ориентиров не было, поэтому Кит не мог сказать, куда и с какой скоростью он движется. Но ощущение движения его не покидало. Время снова сжалось; Кит вообразил, что на самом деле чувствует, как секунды отлетают одна за другой. Он не знал, сколько продолжалось падение. Масштаб времени он тоже утратил. Это могли быть часы, дни, вся жизнь, целый эон, вечность?..

Прошлое и будущее слились, перемешались, стали единым целым, и это целое называлось настоящий момент. Насколько он понимал, он мог существовать сколь угодно долго в этой безвременной пустоте — бесконечном настоящем.

Кит каким-то образом знал, что хотя пустота лишена времени, она полна возможностями. Могло произойти все, что угодно; все, о чем он мог помыслить, могло внезапно принять форму, обрести существование только благодаря силе его мысли. Это было подобно прозрению: малейшая его прихоть могла сотворить целый мир, полный живых существ, вызванных к жизни одной-единственной неосторожной мыслью. Кит содрогнулся от бремени этой ответственности, постарался изгнать все мысли вообще и сосредоточиться только на своем невероятном путешествии.

Кит знал, что преодолевает огромные расстояния и, хотя казалось, что это может продолжаться бесконечно, у него было ощущение, что цель впереди все же есть. Опять же, не успела эта мысль сформироваться, как Кит почувствовал, что он к этой самой цели приближается. Тьма начала истончаться, становясь все более прозрачной. Перед глазами замельтешили цветные пятна, крошечные точки света. Внезапно они оказались повсюду — мерцали, сверкали, вспыхивали и исчезали, как искры фейерверка. Они волнами прокатывались по пустоте вокруг него, некоторые проходили сквозь него. Их становилось все больше.

Кит услышал звук — плеск океанского прибоя, набегающего на берег. И внезапно оказался там. Только что, в предыдущий момент он летел сквозь пространство, а в следующий уже стоял на четвереньках на песке. Позади — вода, впереди — полоса зелени. Одежда мокрая — неужели он вышел из моря? Но он не помнил, что плыл. Ощущение стремительного движения вниз еще не отпускало, больше того — вытесняло все остальное; он закрыл глаза и стал глубоко размеренно дышать. Тревожное ощущение падения прекратилось.

Теперь он мог осмотреться. В обе стороны тянулся идеальный пляж, омываемый водами бирюзового океана. Солнце грело спину, в воздухе разлито благоухание; с моря тянет легкий ветерок. Перед ним феерически яркая изумрудная зелень тропиков с пятнами ярко-желтого цвета. Он присмотрелся и понял, что это какие-то экзотические цветы в огромном количестве. Гигантские папоротники и пальмы торчали над зеленью, тянулись в небо, такое голубое, что на него больно смотреть. Это рай, подумал он. Или, по крайней мере, чье-то представление о рае.

Кит встал и без особой цели пошел к лесу. Когда он ступил с песка на мягкую траву, он понял, что стоит на хорошо протоптанной тропе. Она вилась через джунгли. Чем дальше он шел, тем роскошнее становилась листва — вся разная, вся радующая глаз. Листья деревьев походили то на бледно-салатовые звезды, то на рыжие веера или золотые перья; цветы, похожие на россыпи драгоценных камней, на разноцветные облака, на мозаику, на брызги буйной кисти художника. На деревьях и кустах висели плоды — шарами, гроздьями и пучками — очень много. Все, на что падал взгляд, поражало какой-то избыточной реальностью, казалось, оно пульсировало силой жизни, настолько мощной, что она насыщала воздух, которым он дышал. Лес звучал совершенно необычно, за гранью слуха, словно он вошел в концертный зал сразу после того, как музыка смолкла, но ее отголоски еще висят в воздухе. И музыка эта была величественной и благородной.

Чем дальше он шел, тем выше становились деревья. На тропе лежали солнечные пятна. Деревья поредели. Он вышел на широкую поляну перед озером. Водная поверхность выглядела как… стекло? Кристалл?

Нет, не похоже ни на стекло, ни на кристалл. Заинтригованный, Кит подошел ближе и наклонился к воде. Полупрозрачная, мерцающая текучая субстанция, испускающая слабое молочное сияние: озеро света. Наверное, в другом месте и в другое время Кит посчитал бы это невозможным, только не здесь и не сейчас.

Кит протянул руку, чтобы коснуться этого мерцания, и, когда его пальцы уже почти достигли поверхности, он услышал шорох в близких ветвях. Отдернув руку, он отпрянул от края озера и оглянулся. Листва вздрогнула, ветви древовидного папоротника разошлись, и на поляну вышел человек среднего роста и плотного телосложения, с темными волосами и глазами, с небольшой бородой; свободная белая рубашка, темные брюки, сапоги и ремень составляли его одежду. Все это Кит заметил мимоходом, потому что его внимание было полностью поглощено ношей мужчины: на руках у него лежало безжизненное тело молодой женщины с длинными черными волосами, овальным лицом и миндалевидным разрезом глаз.

Сначала Кит подумал, что женщина спит. На ней было длинное платье из тонкой белой материи, сильно измятое, с пятнами на шее и под мышками от высохшего пота. Затем в глаза бросился ужасный оттенок кожи: пепельно-восковая бледность, свойственная трупу. У живого человека такой кожи не бывает. Кит понял, что она мертва.

Мужчина с решительным выражением на лице крепко сжимал тело в руках — словно собирая силы для сверхчеловеческого усилия — затем, сделав глубокий вдох, направился к берегу озера жидкого света. Он бестрепетно вступил в то, что казалось водой. Она дошла ему до колен. Вокруг взвихрилась опалесцирующая жидкость, густая и клейкая, как мед, сияние волнами разбегалось по поверхности. Темноволосый пошел дальше, на глубину. Теперь он был скрыт по плечи, а труп женщины и вовсе полностью погрузился в воду.

Еще шаг, и мужчина со своей ужасной ношей бесшумно ушел под воду. Кит, вытаращив глаза, смотрел на то место, где они исчезли. Оттуда расходились кольца мерцающего света, похожие на легкие волны. Вот они дошли до берега и едва слышно плеснули у ног Кита. Но его занимало не это: там, где погрузился неизвестный, теперь вспыхнуло розово-золотистое свечение. Оно росло и ширилось, пока все озеро не стало напоминать цветом расплавленную бронзу.

Кит зачарованно смотрел, как на том месте вздулся большой купол света, выросший из поверхности. Потом в центре купола появились голова и плечи человека, он снова поднимался. Тело женщины он по-прежнему прижимал к груди, но если прежде она лежала у него на руках безвольной ношей, то теперь она прильнула к нему, обхватив шею мужчины руками. Он так и вынес ее из озера; теперь кожа женщины сияла так же, как субстанция озера. Никакого намека на прежнее мертвое состояние не было и в помине.

Кит хотел досмотреть сцену до конца, но та нежность, с которой мужчина встал на колени, бережно укладывая свою даму на траву, дала Киту понять, что он здесь лишний. Он попятился от берега озера и уже хотел уходить. Бросив последний взгляд на берег, он увидел, как мужчина снял рубашку, собираясь сделать из нее подушку для молодой женщины. Весь торс мужчины покрывали татуировки из крошечных синих символов — их были десятки. Но Кит видел такие раньше!

— Человек-Карта, — выдохнул он. — А это — Колодец Душ.

ЭПИЛОГ

Он подождал, пока стемнеет, а затем убедился, что за ним никто не следит. Чарльз Флиндерс-Питри приблизился к Священному Пути, только когда решил, что достаточно успокоился. Последний переход был очень опасен, и он боялся насторожить своих врагов. Однако, кажется, ему хотя бы ненадолго удалось ускользнуть от их внимания. А большего ему и не нужно. Еще несколько переходов, и все будет кончено: карта исчезнет навсегда.

Тогда могут делать все, что хотят. Ничто не заставит его говорить. Он просто умрет. Мысль о том, что вместе с ним в могилу уйдут и его секреты, заставила его улыбнуться.

А теперь к делу! За этим он и прибыл в Этрурию. Он с детства знал имя Турмса, но это было задолго до того, как тот стал королем Велатри. Чарльз страстно желал встретить царственного мудреца и провидца. Разумеется, сейчас это уже не удастся, но Чарльз все равно был рад побывать здесь. Похороны короля заняли большую часть дня, и он подоспел как раз вовремя, чтобы стать свидетелем процессии и встать рядом с благоговейно склонившимися подданными. Он считался членом королевской семьи и не мог не посетить похорон давнего друга своего отца и деда. Чарльз мысленно поздравил себя с точной навигацией и калибровкой времени прибытия. Он умел обращаться с лей-линиями. Правда, было бы лучше добраться до места назначения, пока Турмс был еще жив, но в сложившихся обстоятельствах даже такой переход можно было считать победой. Гробницу не запечатывали. Такой она будет стоять еще семь дней, чтобы скорбящие могли принести дары и попрощаться с ушедшим в погребальной камере. Одетый так, как одевались местные сельчане, Чарльз не думал, что воины, охраняющие гробницу, преградят ему путь. Для них он был просто еще одним крестьянином, пришедшим засвидетельствовать почтение усопшему правителю. Его ничем не примечательный рост и вполне обычные черты лица вкупе с обычным поведением позволяли ему незаметно перемещаться по самым разным мирам. Кроме того, он знал, что очень немногие властители вообще обращали внимание на тех, кого считали ниже себя по положению. А для того, чтобы подчеркнуть свою обычность, он коротко подстригся и не брился несколько дней, придав себе более деревенский вид.

Если удача не отвернется от него сегодня вечером, он снова останется незамеченным. Чарльз надеялся, что ему не придется уговаривать стражников или, того хуже, подкупать их, чтобы попасть в гробницу.

С гроздью винограда в одной руке и узелком с посмертным подарком в другой, Чарльз спустился по длинной лестнице, ведущей к священной дороге, глубоко вырубленной в туфе. Он шел, переходя от одного факела к другому, пока не добрался до места, где возле искусно вырезанного дверного проема стояла железная жаровня. Гробницу недавно побелили и выкрасили в красный, зеленый и золотой цвета, обозначая царское захоронение. Дверной проем украшали гирлянды белых цветов, а маленькие красные вымпелы были развешаны по верхушкам высоких туфовых выступов на вершине Священного Пути.

Двое стражников по обе стороны двери зевали, опираясь на длинные копья, еще трое сидели на походных стульях по другую сторону. На столе — остатки поминальной трапезы, а также подарки в виде еды и вина, уложенные в корзины. Они стояли вдоль стен и на ступенях, ведущих в гробницу. Стражники держали в руках чаши, не отказывая себе в вине, хлебе и сладостях. Почему нет? Ни воров, ни расхитителей могил. Турмс Бессмертный был справедливым и почитаемым королем, народ его любил; король и в самом деле жил очень долго, пережил чуму, засуху и войну — проклятия всех правителей во все века. Он прожил достаточно долго, чтобы насладиться редчайшим из эликсиров: обожанием преданных подданных. Даже среди врагов, воинственных латинян, Турмс Бессмертный прославился как мудрец и провидец необычайной силы. Так что любой вор, достаточно глупый, чтобы вознамериться украсть что-то из этой гробницы, будет растерзан толпой, настолько высоко был почитаем покойный король. Так что наличие стражников было простой формальностью.

Опустив голову и ссутулив плечи, Чарльз изобразил легкую хромоту, подобострастно улыбаясь по мере приближения к двери. Стражники у двери бросили на него лишь беглый взгляд. А он, как и надлежало, отдал три поклона и шагнул ко входу в гробницу. Поднимаясь по ступенькам, он услышал, как один из охранников за его спиной что-то скомандовал. Что именно, он не понял, но на всякий случай остановился.

Стражник встал с табурета и нетвердыми шагами двинулся к нему. Чарльз повернулся и, когда стражник подошел, поднес руку к уху и легонько коснулся его пальцем, как мог бы сделать глухой. Солдат заговорил, и Чарльз, все еще улыбаясь, покачал головой. Один из стоявших стражников что-то сказал своему товарищу и махнул копьем, давая знак посетителю войти. Чарльз шагнул к порогу, но другой солдат положил ему на плечо тяжелую руку и, словно утверждая свою власть, забрал у него виноградную гроздь. Затем, вздернув подбородок, он разрешающе махнул рукой.

Чарльз вошел и остановился посреди погребальной камеры, давая глазам привыкнуть к темноте. Свет от факелов снаружи едва проникал сюда. Хотя все инстинкты призывали Чарльза поторопиться, он заставил себя подождать и осмотреть груду даров, сложенную на каменном саркофаге короля Турмса и рядом с ним. Сам мраморный саркофаг выглядел довольно просто: большой каменный сундук со слегка выпуклой крышкой, по сторонам которой были выбиты имя и титул обитателя саркофага, а также овальный ромб с рельефом, изображающим человека на троне в сопровождении крылатых фигур в развевающихся одеждах. И все. Ничего лишнего.

Над саркофагом висели гирлянды цветов, от их запаха казалось, что дело происходит в саду. Могильный инвентарь заполнил углы: тарелки, керамические и серебряные чаши, запечатанные амфоры с вином и пивом, искусно выпеченные караваи хлеба, корзины с зерном, оливковое дерево в горшке, вяленое мясо, инжир, пряный мед в кувшинах и другие деликатесы, которые могут пригодиться душе, если ей вдруг случится оголодать.

Чарльз подошел к большому белому каменному гробу, снял с пояса короткий железный стержень. Со сноровкой, порожденной практикой, он поддел концом инструмента крышку и слегка приподнял ее. Прислушался к разговору нетрезвых стражников, убедился, что они говорят о чем-то своем, навалился всем весом на железный стержень и сумел поднять тяжелую каменную крышку настолько, чтобы просунуть в щель второй клин. Напрягая все силы, приподнял крышку гроба и сунул внутрь пергамент, заложенный между двумя плоскими брусками оливкового дерева.

Он предпочел бы более удобные инструменты и побольше времени, чтобы как следует спрятать пергамент, но в данных обстоятельствах сойдет и так. Он послушал, как его дар стукнул о дно гроба, и со вздохом облегчения осторожно опустил крышку и вынул клинья — один он спрятал под мешком с ячменем, а другой в корзине с хурмой. Затем, почтительно поклонившись умершему правителю, вышел из гробницы.

На выходе один из стражников небрежно обыскал его, хотя и так было понятно, что ничего он под тонкую тунику не сунул. Стражник кивком отпустил его. Чарльз поклонился и поспешил прочь.

«Трое внизу, — сказал себе Чарльз, тенью пробегая по Священному Пути. — Еще двое впереди».

Всего двое. Ему нужно совсем немного времени, чтобы завершить свою миссию. А тогда пусть враги делают, что хотят. Чарльз смело смотрел в будущее.