Кость для Пойнтера

8. Против гнома нет приема

Пробуждение оказалось таким, какого не пожелаешь злейшему врагу. Как живому, так и мертвому. Настойчивый стук металла по камню выдирал из тяжкого полусна с бесстыдным безразличием простейшего механизма, наподобие того же «водяного сердца».

Однако источником звука оказалось живое существо. Перед глазами, кое-как продранными после долгого забытья, расплываясь, замаячил темный силуэт в световой дымке. С завидной размеренностью незваный пришелец опускал на ближайший к нему камень какую-то железяку, зажатую в руке. Первое побуждение послать надоеду к демонам гоблинячьим сменилось более осмысленным — притворяться спящим и далее, исподтишка оглядеться получше, а там уже решать, как быть.

Результаты столь разумного решения оказались неутешительны. Силуэт обрел глубину и различимость лишь для того, чтобы развеять все надежды на благополучный исход ситуации. Встречей с гномом началось мое бытие под горой, похоже, встречей с гномом и закончится, и тут не получится ни драться, ни бежать, ни договориться.

Вот данным конкретным представителем подгорного племени было отнюдь не зазорно ругаться. Гном-великан, если можно так сказать, — полных пять футов роста, всего на шесть дюймов ниже меня самого. Да еще поперек себя шире, причем сразу в плечах, в пузе и в размере сапог — все три этих размерности сделали бы честь и некрупному огру. Рыжая шерсть на носу гномища топорщилась клочьями. Как есть генерал. Уж я-то фронтовым чутьем узнаю воинское начальство в любом виде. Это как файрболлы: какой над головой прогудит, а какой и вплотную ляжет.

Отдельным доказательством высокого чина служили командирские перчатки на руках подгорного здоровяка — светло-серые, в амулетах из нержавеющей стали с алмазами. Сколько им повинуется подчиненных со стальными нагрудниками в виде раскрытой ладони, я даже представить не мог. Во всяком случае, в пещеру их набилось предостаточно, чтобы все, кроме наших с командиром фигур, казалось морем нашлемных фонарей.

Заметив, что я больше не притворяюсь спящим, гном-генерал прекратил свой набат, убрав железяку куда-то под пончо и неожиданно вежливо, смиряя командный рык, проговорил:

— Пожалуйста, не оказывайте сопротивления и не предпринимайте попыток побега. Мне приказано гарантировать вам безопасность и уважительное отношение, — судя по выражению его рожи, ох как ему не хотелось ничего гарантировать. Но вот приходилось же…

Не знаю, что заставило меня еще больше досадить этому служаке, но я ответил со всем высокомерием, усвоенным при общении с Инорожденными:

— Прежде чем что-либо требовать, соблаговолите представиться!

— Зегезойл Грухпамр, — против всех ожиданий, гномила счел необходимым исполнить прихоть чужака. Прозвучало сие как лязг и грохот целой роты штурмовых кадавров, с навешенными бронеэкранами, и вдобавок кованых на все ходовые лапы шипастыми ледниковыми подковами. С такого звукосочетания хорошо начинать марши, предназначенные для полного морального подавления противника.

Очевидно, решив, что на этом формальности исчерпаны, начальственный гном принялся распоряжаться подчиненными, а заодно и моим нехитрым скарбом, подчеркнуто не обращая внимания на его хозяина.

— Хитц! Витц! Принять!!! — отдал он отрывистый приказ, кивнув на мешок кукловода, служивший мне изголовьем, хрустальный шар, флягу и ножны тесака.

Означенная пара проступила из общего светового моря сначала движущимися точками нашлемных фонарей, а затем и вполне различимыми фигурами ничуть не меньшей массивности, чем их руководитель. Поклажу они разобрали молниеносно, умудрившись ничуть меня не потревожить, словно два смерча из тех, что частенько пляшут над заливом Ротеро, выхватывая рыбу из воды не хуже ловчего заклятия.

— Следуйте за мной, — глухо прогрохотал Грухпамр на прежних полутонах. Язвить в его адрес мне больше не хотелось, а свой шанс представиться в ответ я уже упустил. Да и обязан «курьер» такого ранга знать, за кем отправлен, раз сохраняет невозмутимость при всем нежелании того. Стоило встать, как вокруг меня без приказа сомкнулось кольцо конвоиров в серых пончо со стальными бляхами в виде ладоней на груди. Пришлось повиноваться и следовать, куда поведут, оставляя почти уже реальный шанс на скорое возвращение домой.

Но я не мог не оглянуться на покидаемый приют. Особо усердным из конвойных эта заминка была понята неправильно, и в ребра мне ощутимо уперся приклад его торцовой балестры — с неслабым таким усилием, будто обладатель сего оружия и впрямь напирал стальным катком. Да и взгляд его под защитными очками разгорался весьма понятным азартом испробовать, каков чужак на слабину. Такому только дай повод…

— Нитц! Сказано — с уважением! — негромко пророкотал Грухпамр.

Этого хватило, чтобы приклад куда-то исчез. Надо думать, будь приказ противоположен по смыслу, исполнен он был бы с той же дотошностью. Дисциплина у гномов тоже нержавеющая — вырастая в материнской строгости вотчины Первофеникса, они распространяют крутой обиход на все, до чего доходит дело, без жалости и рассуждений…

А если вспомнить, что приказы здесь отдают женщины, то, судя по калибру исполнителя, распоряжение насчет моей особы пришло с самого верха. От конунгин-унд-фарерин Безнебесных Стран, непосредственно с престола, на котором воцарилась ныне одна прежде хорошо знакомая мне гномь. И основной вопрос моего нынешнего положения — насколько добрые воспоминания об этом знакомстве сохранила она сама.

Этот вопрос донимал меня весь недолгий путь до почтовой станции, затем куда более протяженный на грузовой платформе и снова краткий по прибытии на место. Ни на тайный путь кронфройляйн, ни на парадный подъезд ко дворцу кронфрау это путешествие не походило — с одной из номерных рабочих остановок в черте столицы конвой, возглавляемый генералом, просто свернул в незаметный вход служебного вида, а остальная часть вооруженных гномов проследовала далее.

Ни сам ход, ни караульное помещение в его конце не блистали роскошью, однако убогостью или дикостью тоже не отличались. Скорее уж казенным видом, который я после Мекана могу опознать в исполнении любой расы, тем более такой прямолинейной, как Любимые дети Матери, Словом, не дворец и не тюрьма, а казарма, чистая, ухоженная, насколько вообще это возможно для служебного помещения, но абсолютно безликая.

После очередного уверения в уважении, поторяемого настойчиво, как ритуал чихающего дервиша, последовал аккуратный, но тщательный обыск. Двое гномов с основательно заклятыми жезлами, количество индикаторных самоцветов на которых превышало число всех мыслимых опасностей, потратили на него добрый десяток минут.

В отличие от обычно исполняющих эту обязанность охранников гиперлавок здешние магсаперы при срабатывании своих приборов не устраивали истерик, а просто деловито отмечали тип угрозы и создающий ту объект. Тем не менее отобрали у меня все, что имело отношение к оружию или магии, вплоть до фонарника. Оставалось радоваться, что Зерна Истины остались дома вместе с оружейным поясом, в процессе ремонта мешавшим подбираться к механизмам флайбота. Хорош бы я был, доставив избежавшую храмового пленения Реликвию эльфов прямо в руки их исконного врага!

Итогом гномских священнодействий стало водворение меня в покои, по уровню обустройства заставлявшие отнести их не менее чем к офицерской гауптвахте. Да и к офицерской лишь птому, что о генеральской я никогда не слыхал — в таких чинах уже налагается домашний арест в личных апартаментах. Удобств же в смысле кабинета, спальни, отдельной ванной, отхожего места и кухонного лифта с прилагаемым меню тут хватило бы и на фельдмаршала. Еще бы вся эта роскошь не запиралась снаружи…

Поскольку большая часть дня ушла на то, чтобы добраться сюда помимо собственной воли, отказывать себе в обеде за хозяйский счет я не собирался. Отчеркнул в списке блюд все более-менее знакомое и отправил лифт вниз нажатием рычага, да так, что только цепь зазвенела. Через пару минут тот вернулся обратно совершенно пустым, за исключением записки: «Обед по расписанию через двадцать три минуты пятнадцать секунд».

Все у этих гномов по распорядку, стоит шагнуть хоть чуточку вверх от уровня шахтных и заводских трудяг. И чем выше забираешься, тем жестче порядки — не в пример эльфийскому разгильдяйству, памятному по родному Анариссу. Может, так оно и лучше, когда блага принадлежности к высшим сословиям уравновешиваются ограничениями, которые по силам нести только достойным. Честнее, что ли…

Размышления мои прервались лязгом цепи кухонного лифта, самостоятельно отправившегося вниз по прошествиии точно отмеренного до обеда времени. За неимением часов не представлялось возможным проверить, столько ли его прошло, сколько было обещано в записке, но не было оснований не доверять точности подгорного народа. Равно как и заподозрить Любимых детей Матери в скупости — все заказанное прибыло без малейшего исключения, а порциям можно было только позавидовать. Вот тебе и гномовитые…

Покончив с обедом, я отправил посуду обратно и был готов добрать нехватку сна, но тут залязгало уже не со стороны кухни, а от дверей каземата. По мере преодоления всех запоров и засовов, скрывающих главную тайну Безнебесных Стран, то есть меня, на пороге воздвигся памятный по утреннему знакомству Грухпамр.

— Приказано проводить! — краткости и значительности в его обращении с утра лишь прибавилось.

Проводить так проводить, раз приказано, кто бы спорил. Охраны на этот раз было поменьше — всего десяток, зато при полном параде, с начищенными бляхами и алмазным руническим шифром на них. Повинуясь движению заклятых серых перчаток начальства, сошедшихся в откровенно хватательном жесте, подчиненные выстроились вокруг меня непроницаемым заслоном.

Дорога заняла не более пятнадцати минут, причем с трети пути обычные для Подгорья коридоры сменились полностью облицованными камнем, сперва гладким, а потом резным. Освещение тоже улучшалось чуть ли не с каждым шагом, на последних ярдах, к моему изумлению, сменившись с полос мха на привычные мне гнилушки в стеклянных колбах. Наиболее ярко те сияли перед стальными воротами тончайшей работы, где стража разом канула в боковые коридоры, сдав нас с генералом монументальному дворецкому с церемониальным жезлом выше меня самого. Пока уже местный почетный караул в тяжелых кирасах обмахивал нас магическими поисковиками в поисках скрытой угрозы, тот расправлял седые бакенбарды по круглому, как блюдо, плиссированному воротнику шитого золотом кафтана.

Наконец все предосторожности были соблюдены, и величественный выше всякого предела гном объявил в распахнувшиеся перед нами створки ворот:

— Гебирсвахе-обершихтгенерал Алмазной руки Зегезойл Грухпамр! — жезл гулко ударил окованной пятой в специально вмурованный в пол стальной диск. — С ним личный гость кронфрау инкогнито!!!

Створки лязгнули у нас за спиной под очередной удар жезла и заявление: «Сбор приглашенных окончен!» Выходит, все только нас и ждали? Нехорошие подозрения зашуршали военно-полевыми мышами, перебирая по душе когтистыми лапками.

Однако, осматриваясь в зале, я не заметил особого внимания к своей персоне от собравшихся. Высокородные и состоятельные гномы обоего пола до предела старательно демонстрировали важность и невозмутимость, сливаясь в неразличимую поначалу массу. Отсутствие среди них кого бы то ни было похожего на Тнирг, а также пустующее возвышение у дальней от входа стены зала, заставили блеснуть в моем уме, и без того перегруженном новостями, еще одну пронзительную догадку. Это не меня привели пред светлые очи конунгин унд фарерин Безнебесных Стран, а ее самое готовились предъявить всем уже собравшимся. Такая вот обратная иерархия, когда самый важный появляется самым последним. А если учесть, что предпоследним в зал пожаловал я, вообще интересно получается…

Попытки уразуметь тонкости своего положения то ли самого почетного пленника в истории Подгорья, то ли в той же степени почетного гостя, были прерваны долгожданным выходом царственной особы. То есть не выходом, а выносом из хода позади дальнего постамента, непосредственно на троне, для удобства снабженном тремя парами рукояток. С портшезом сие сооружение роднил и плотно закрытый то ли тент, то ли панцирь, скрывающий сиденье и подставку для ног, словно ракушка.

Носильщики, а по совместительству явно ближайшие телохранители кронфрау, молча прошествовали к предназначенному для трона возвышению и опустили на него свою ношу. Шестеро гномов, закованных в сталь с ног до головы, шагнули каждый в свою сторону, заняв места на вершинах «звезды Заабе мудрой», начертанной на полу вокруг постамента. Слаженным движением они выхватили по паре недлинных, фута в полтора, но весьма опасно выглядящих клинков и скрестили руки с ними на груди.

Невидимый слуга, а скорее, заклятие или кадавризованный механизм, медленно сложил тент, заставив изукрашенные золотом стальные сектора исчезнуть за спинкой трона. Одновременно все гнилушки в зале утроили силу света, засияв подобно молниям, вырвавшимся из герисских банок.

Долгих полдюжины секунд ослепление этой вспышкой не давало толком разглядеть сидящую на троне. А когда это наконец удалось, удивление оглушило меня столь же надежно, как прежде ослепил избыток освещения. Никогда до того я не мог представить, что способно сделать величественным и грозным четырех-с-половиной-футовое существо, покрытое шерсткой.

Теперь могу.

Прежде всего, в противовес большинству наземных рас, признаком высоты социального положения у гномов оказалась не роскошь наряда, а степень его отсутствия. Это у себя, по-домашнему, из-за уродующей болезни прежняя королева гномов могла принимать дочь в уютной цветастой ночнушке. Парадный же выход повелительницы Безнебесных Стран, демонстрируемый нынешней кронфрау, не предполагал ничего, кроме массивных золотых украшений. Правда, один из трех поясов вполне мог сойти за своеобразные трусики, да и грудь была символически прикрыта узорчатыми прорезными щитками на цепочках, терявшихся среди бесчисленных ожерелий. В общем, наряд оставался на грани приличия, примерно как у драконидов и нахватавшихся у них сходных манер людей Хисаха. Только если у тех и других привычка скудно одеваться происходила от нестерпимой жары, то у подгорной аристократии, похоже, строго наоборот — от показного пренебрежения извечной стылостью пещер. Да еще от подчеркнутого стремления показать пресловутую «кондиционность», чистоту наследственной линии.

Прочим дамам в зале сообразно местной табели о рангах позволялось самое большее показаться топлесс. Бедняжки, неспособные похвалиться родовитостью, были вынуждены кутаться в ткань. Зато им, как и мужчинам, в отличие от вышестоящих, были длзволены драгоценные камни. На миг зал нехорошо напомнил мне Зал Миллиона Бликов, поэтому я предпочел вновь перевести взгляд на конунгин унд фарерин всея Подгорья и впредь не отрывать от нее глаз.

Надо сказать, тут тоже хватало блеска, но уже сплошь металлического — каждая бархатная ворсинка, каждый завиток шерстки подлиннее, каждая прядка прически были металлизированы «ведьминым чаем» с «ведьминым кофе» попеременно. Золото поверх бронзы, имитирующие блики солнечного света там, где солнца нет и никогда не будет…

Все это великолепие было еще и прихотливо уложено так, чтобы не путаться в украшениях, подчеркивая их, где надо. В результате кронфрау выглядела живой и движущейся металлической статуей исключительно тонкой выделки. Не хотел бы я быть дамским цирюльником здесь, под горой — похоже, работа эта демонски тяжкая…

Золотая статуя в окружении шести стальных, ощетинившихся клинками, открыла глаза. Медленно-медленно, словно тяжесть золота на веках и ресницах не давала сделать это быстрее.

Яркий свет и завистливые взоры подданных были больше не страшны кронфрау Подгорья. Смешные круглые очки и беззащитный взгляд орехово-золотистых глаз остались в прошлом. Теперь окружающим была видна лишь глянцевая чернота поляризационного заклятия, затянувшего глазницы, словно сама вечная тьма подземелья смотрела на нас немигающим взглядом.

От этого завораживающего зрелища меня отвлек знакомо выверенный в своей вежливости толчок в спину. Не надо было даже оглядываться, чтобы опознать поневоле сдержанную манеру гномского генерала, однако я все же глянул через плечо. Зегезойл Грухпамр немо корчил отчаянные рожи и аккуратно, чтобы невзначай не угодить никому по носу, махал рукой, указывая на тронное возвышение.

Повинуясь его подсказке, я двинулся вперед через весь зал и остановился лишь тогда, когда два стальных стража едва заметно сменили позу, наклонив клинки вперед не более чем на четверть дюйма. Отвесил знакомой прежде незнакомке неглубокий, на четверть отвеса поклон и дождался ответного милостивого кивка все в той же напряженной тишине.

Нарушил ее какой-то местный аристократ, по-видимому, далекий от истории восхождения к власти нынешней повелительницы Безнебесных Стран, присутствие которого в зале объяснялось лишь родовитостью или влиятельностью клана.

— Государыня, зачем здесь этот… человек? — слова его повисли в воздухе, как небрежно прибитая табличка на кривом гвозде.

При всей нелепости вопроса, выразившего недоумение изрядной части зала по поводу присутствия на коронационном приеме потрепанного трансальтинца, каким я выглядел, оставить его без ответа было нельзя. На мое счастье, та, к кому он был обращен, милостиво передоверила мне право ответить на него.

— Что скажешь, гость? — голос, столь же незнакомый, как новый облик, прозвучал с высоты переносного трона, меняя форму вопроса. — Почему ты здесь, за какие заслуги?

Теперь объяснить свое наличие среди кичащихся родом и богатством гномов оказалось куда легче.

— Четыре ступени, четыре шага ведут к трону… — завел я речь издалека, быстро сосчитав число уровней возвышения под означенным сиденьем. Судя по изумленному шуму в зале и внимательному взгляду зеркально-черных линз конунгин-унд-фарерин Подгорья, начало было выбрано верное. Оставалось столь же правильно продолжить…

— Первый утверждает твой род.

Для кого ни родит женщина ребенка — для мужчины, чтобы показать ему свою любовь и оценить высшим в его жизни образом, для себя, чтобы позабавиться и скрасить одиночество, или для других, чтобы иметь повод потешить гордость — все едино. На самом деле это дань роду, древнее право и обязанность продолжить течение тоненькой струйки своей крови из прошлого в будущее.

Кронфрау молча кивнула на мою краткую фразу — совсем так же, как прежде немо отвечала согласием на первый вопрос матери.

— Второй — тебя саму.

Первый мужчина для женщины важен, как никто прежде. Потом уже его затмят последующие, включая того, с кем она свяжет судьбу надолго, а то и навсегда. А дети отодвинут на второй план уже любого — мужа, любовника, даже их собственного отца. Но женщиной девочку делает тот, кому она решится подарить сокровище, которое сама еще в себе не нашла.

— Третий — твое право на власть.

Между властью и ее обладателем не должно стоять никаких преград. И не дело властвующего убирать их с дороги собственноручно. А способность переступить через личное ради исполнения этих двух правил и есть главный критерий пригодности к власти.

Конечно, этот шаг я облегчил ей до невозможности… если все было именно так, как мне представляется.

— Четвертый — отсекает прошлое.

Тяжко, трудно отсекает. Дрожит в руке бергбейль. Не быть тебе больше любимой дочерью, как не быть уже нелюбимой сестрой. Только королевой, богоравной в своих деяниях восьми эльфийским ликам Дня и Ночи.

Последние мои слова снова упали в абсолютную тишину. Гномы то ли поняли, что все идет как-то странно, то ли наоборот, я угодил в какой-то их канон так, что и сказать-то больше нечего.

— Ты так-таки и не читал наших священных книг? — недоверчиво прищурилась на своем троне кронфрау.

— Нет, — отчего-то было невозможно не улыбнуться этому вопросу из преждней жизни. — Я только был свидетелем твоих шагов. Всех. И раз за разом вставал ступенью тебе под ноги… кроме последнего. Этот шаг ты сделала в одиночку, потому что в нем тебе не могло быть помощи.

Величественная гномь на древнем, как сами горы, престоле задумалась. Финальную фразу о том, что убирать свидетелей как-то не по-королевски, я вовремя проглотил. Потому что это как раз очень даже по-королевски. И без того со своим пафосом я уже наболтал на пару смертей, которым не бывать, миновать бы теперь одну-единственную!

Впрочем, у свежевоцарившейся конунгин-унд-фарерин Безнебесных стран еще не успела выветриться благодарность или добрая память о недавно проведенных вместе днях, таких недолгих и стремительно отдаляющихся. Выпрямившись во весь свой невеликий рост, которому даже трон с постаментом не слишком добавили значительности, она торжественно возгласила:

— Сказанное услышано и неоспоримо!

— Неоспоримо!!! — нестройным хором отозвался весь зал, словно каменная осыпь сошла со склона где-то наверху, вне бесконечного лабиринта необъятных пещер Подгорья. На этом ритуал, который мне удалось соблюсти непонятным для себя самого образом, мог бы и закончиться, однако королева гномов продолжила тронную речь.

— По службе тебе и награда, гость! Ты унесешь с собой самое ценное, Джек Пойнтер по прозванию Собачий Глаз, Властитель ау Стийорр, ау Хройх, уарс Фусс на шести реликвиях, Огр-Протектор и Султан Хисаха, мир с вами обоими, — кронфрау Подгорья с лету перечислила все мои титулы, по гномской привычке даже не запыхавшись. — Ты унесешь свое тело, разум и душу в полной сохранности! Ты, один из Тринадцати, правящих городами Изгнанных!!!

Зал ахнул уже бессловесно, признавая трофей своей повелительницы в моем лице наивысшим со времен Войны Сил и последующего бегства эльфов из Нагорья. А я, мимолетно порадовавшись обещанию сохранности, все же усомнился в ее полноте. Нет, подданные сдержат слово своей властительницы, так что за тело и разум беспокоиться незачем. А вот душа… Можно было бы ручаться за ее безопасность, если б не знания о том, что обычно угрожает дущевному здоровью эльфийского властителя. Пусть я рожден повторно лишь в Мече, от некоторых из этих бедствий лучше не зарекаться, будучи и вот таким не вполне пойми кем…

Слишком многое произошло с тех пор, как мой флайбот прибило ветром к склонам Альтийских гор. Слишком многое из происходящего с каждым шагом целиком и полностью переворачивало устоявшееся было представление о мире. Сегодняшняя перемена обстоятельств рисковала стать не последней в череде перевертышей, угрожая окончательно разрушить хрупкую грань душевного здоровья.

Под эти мои размышления кронфрау успела усесться обратно на свой частично механизированный трон, едва успев скользнуть под закрывающиеся стальные сектора тента. Шестеро охраннииков споро уволокли свою ношу туда же, откуда принесли, прочие гости степенно потекли к выходу на другом конце зала. А я так и стоял столбом у тронного возвышения под присмотром Грухпамра, пока гномскому генералу не надоело переминаться с ноги на ногу при замершем словно истукан кронконсорте своей повелительницы.

— Ярая Горка тоже твоих рук дело? — глухо спросил он.

— Моих, — с трудом выйдя из остолбенения, я почти с благодарностью глянул на подгорного вояку.

Тот только крякнул и со всей силы врезал кулаком одной руки по ладони другой, не имея права не то что воздать мне по заслугам, а даже высказать свое мнение о них. Может, мне почудилось, но вдалеке, за коваными створками парадного входа в зал, от этого жеста десяток магически связанных с перчатками охранников подпрыгнули на местах и кучей повалились друг на друга. Однако иных последствий краткий срыв генерала не имел — по пути к месту моего почетного заключения он молчал так же внешне безучастно, как и до того.

После вчерашнего отхода ко сну я не верил в возможность еще более стремительного, но по завершении сегодняшних мытарств, похоже, заснул, даже не успев сесть на койку «генеральской» гауптвахты, прямо под звон ключей, запирающих стальную дверь.

С момента воцарения Тнирг явно стало новой подгорной традицией будить меня в самый неподходящий момент. Однако по сравнению с прошлой генеральской побудкой сегодняшняя отличалась каким-то редкостно беспорядочным шумом. Кто-то, бесцеремонно вломившись в место моего почетного заключения, нарезал круги по помещению, натыкаясь на все выступающие углы, и жизнерадостно орал:

— Эй, назема, проснись! Сестра приказала тебя домой отправить. Так я лично, цени!

— Ценю, ценю… — пробурчал я, кое-как проирая глаза.

Спрашивать, какая такая сестра, не требовалось — утренний гость изрядно походил обликом на Тнирг, какой она была до коронации. Да и вел себя именно так, как полагается парню симвотипа Молот, который у них был один на двоих, как случается у разнополых близнецов. То есть громогласно и безостановочно болтал, не обращая внимания на то, слушает ли его собеседник.

Именно отсутствие этого словесного поноса и насторожило меня при знакомстве с подгорной принцессой, которую я поначалу принял за мальчишку. Тогда молчаливость «инсургента» удалось списать на шок изгнания и суровость походного быта, а потом ошибка раскрылась — женщины этого симвотипа обычно куда молчаливее мужчин.

— Зовут-то тебя как? — постарался я сбить восторженный напор брата кронфрау, шнуруя ботинки.

— Миххан! — радостно представился гном, которого подгорное устройство не снабдило столь же громким титулом, как сестру. — А как тебя звать, я уже знаю.

И на том спасибо — то ли самой повелительнице Безнебесных Стран, то ли ее суровым подчиненным. После того, каким именно образом прозвучали на вчерашнем коронационном приеме мое имя и титулы, их и вспоминать-то стало противно, не то что выговорить. Без всякого стеснения я удрал от нового знакомца в отхожее место, а затем в ванную, не обращая внимания на то, что тот продолжает что-то бубнить за стальной дверцей.

Умывание меня порядком взбодрило и примирило с ранней побудкой, так что выйти наружу удалось в куда более миролюбивом настроении. Впрочем, подгорный обитатель даже не заметил перемены в отношении к себе, столь же жизнерадостно восприняв разрешение вести куда надо.

На выходе к нам нечувствительно пристроилась пара гебирсвахманов Алмазной Руки. Были ли это уже знакомые Хитц и Витц, или какие-нибудь другие Фитц и Дитц или вовсе Митц и Зитц, различить не удалось. Да и не важно было в присутствии члена королевской семьи, способного заглушить и заслонить собой все вокруг. Не дойдя до места назначения, я уже знал, что направляемся мы прямо в его личную мастерскую, куда еще вчера был доставлен мой флайбот.

Если честно, оперативность транспортировки моего отнюдь не маленького воздушного судна по глубинным трактам Подгорья потрясала не меньше, чем вид помещения, которого мы достигли за полчаса ходьбы неспешным шагом. Размерами эта мастерская могла сравниться с некоторыми залами замка Стийорр, однако ни один из них никогда не был забит таким количеством механизмов и инструментов, даже до моей «капитальной уборки».

Отсутствие пути во власть царская семья компенсировала сыну исполинской детской с заводными игрушками, которыми тот мог забавляться всю жизнь напролет. И он явно использовал эту возможность на все сто, освоив приемы подгорного мастерства от простых молота с наковальней до станков с кадавроприводом и управлением от просечной ленты. Примером столь умелой и нетривиальной работы с семью металлами и пятью стихиями теперь служило мое любимое транспортное средство.

В кормовом рундуке флайбота, пустовавшем и лишившемся крышки, обосновалась странноватого вида штуковина ярда в полтора длиной, а в высоту и ширину на фут поменьше. Более всего данный артефакт, явно относящийся к силовой магии, напоминал толстую и короткую колбасу из меди, оплетенную сетью волноводов и управляющих цепей. Сквозь безжалостно проломанное дно рундука к килю и шпангоутам уходили могучие стальные болты крепежа — не вырвешь, не разломав флайбот вдребезги.

— Это еще что за бомба?! — от изумления у меня не получилось иначе обозвать медного уродца.

— Что? Да! Бомба!!! Отлично! — радостно проорал Миххан, уже забравшийся на борт и ковыряющийся в своем творении. — В самую точку, назема!!!

Забеспокоиться всерьез я не успел, потому что гном не менее жизнерадостно продолжил хвастаться своими успехами на фронте извращения анарисской кораблестроительной науки.

— Это наш карманный торнадо! Домчит не хуже того, что тебя сюда занес! Тяговик от горного щита с вихревой накачкой от котла размером с твой старый. Мы их обычно ставим выправлять кровлю. Штатное усилие — тысяча длинных тонн при скорости дюйм в минуту! Ну я-то его перерегулировал всего на полтонны, сняв скоростной ограничитель…

— И сколько даст?! — меня всерьез зацепило любопытство.

— Ну… не знаю, — вопрос поставил гнома в тупикк. — Миль пятьсот в час точно сможет, может, и все шестьсот.

Ничего себе… Скоростные высотные лодки не всегда могут столько выдать. При этом они еще и гладкие, как веретено, ни палубы открытой, ни надстроек. Обычный воздушный корабль вчетверо медленнее, и то лучше не искушать Судьбу, прогуливаясь по нему на полном ходу, даже при поднятом ветроотбое. А уж на такой скорости… меня же сдует, как пушинку!!!

Видно, придется всю дорогу вовсе не казать носа из баковой каютки, а то даже за корму снести не успеет — до того размажет по палубе, как джем по тосту. И управлять по хрустальному шару надо будет одними кончиками ногтей, а то флайбот, не приспособленный к такому бешеному гону, враз закувыркается и хорошо, если совсем не развалится в процессе…

— Как с управлением? — поторопился я уточнить. — Перевел на скоростной режим, потуже?

На мохнатой физиономии мастера отразилось искреннее замешательство с оттенком стыда. Покраснеть всерьез сквозь шерстку у него не получилось бы при всем желании, но клянусь чем угодно — попытка была убедительная, разве что пар не пошел.

— Да не… Это дело тонкое, в нем вы, люди, лучше разбираетесь. Я туда не лазил… — но тут же воодушевился. — Но я лучше сделал!

— Это как же? — я уже не ждал ничего хорошего от этого специалиста по грубым настройкам.

— Да просто, — к гному вернулась его обычная самоуверенность. — Поставил курсовой автомат. Вводишь координаты, и он сам доведет до точки на оптимальном режиме, а там сбросит скорость до нормы.

Ага. Неплохо, конечно, вот только как этот артефакт уживется со штатным кадавром-автопилотом? Как бы эта автоматика совместными усилиями не отправила меня прямиком в жерло горы Дройн, разогнав миль до тысячи в час… То-то Маг-Император будет рад подарочку. Лететь в Тесайр с едва ли не заведомо летальным исходом в мои планы никак не входило — значит, придется всерьез разбираться в том, что старательный до нелепости Миххан наворотил с управляющими цепями. Во избежание.

Разбирались полдня, выстелив синечными полотнищами схем, подшитыми к документации тяговика, оставшиеся верстаки и чуть ли не весь пол мастерской. Ничтоже сумняшеся, гном-механик пририсовывал переделки прямо тут же, поминутно мусоля чернильный карандаш.

А что ему — похоже, Миххан без труда может начертить эти схемы по памяти, в случае, если личный экземпляр придет в полную негодность. Он и так уже изрядно потрачен жирными пятнами от тайрисской копченой колбасы, да и крошки цизальтинского лаваша обильно сыплются при разворачивании каждого листа. А уж пятна трансальтинского светлого пива попадаются не реже колбасных… Заберись в глубины подгорной мастерской хоть одна мышь — конец всей технической документации, сожрет и только усы облизнет. Разве что в ворота после того не пройдет, застрянет. Или вовсе их снесет, по магическому закону подобия напитавшись от съеденных схем мощью горнопроходческого оборудования!

Шутки шутками, но я таки убедился в работоспособности сложносочиненного гибрида эльфийского воздушного судостроения и гномской тяжелой горной энергетики. Все цепи управления верно разведены, фазы всех лун совпадают, и Земля с иной стихией нигде не перепутана. Семь металлов и пять стихий в верном чередовании — крепко срослось, надежно. Без опаски можно доверить свою жизнь. Все путем.

Заодно, кстати, прояснилось и содержимое медной колбасищи. Внутри у тяговика оказался пакет небольшого диаметра из целых шести несущих дисков, вдвое толще, чем обычные, и рассчитанных на более высокие обороты. Стало быть, с намного более точно обработанной поверхностью. Может, в тонкой магии гномы и не особо смыслят, зато в тонкой механике им нет равных. Конечно, осталось, что проверить по мелочи, но это можно сделать и пообедав, а то у меня с утра во рту крошки не было.

— Слушай, у тебя перекусить чего-нибудь найдется? — спросил я Миххана, памятуя о привычке гномов иметь запасы еды прямо на рабочем месте, подтвержденной обилием остатков пищи в чертежах.

— Найдется, как не найтись! — похоже, брат кронфрау по занятости был способен полностью забыть о плотских нуждах и теперь радовался напоминанию о возможности подкрепиться.

Однако полез он не под верстак в поисках жестяной коробки с обедом, а в вытяжной шкаф с подключенным морозометом, откуда для начала выудил металлический бочонок объемом не менее галлона. Тот моментально запотел и «заплакал» крупными каплями, выказывая изрядную степень охлаждения. Следом появились круги колбасы, немногим менее страшные на вид, чем мясопродукты огрской выделки. А вот лаваш к ним оказался спрятан совсем в ином месте — готовые уже лепешки были пристроены под пергаментом на кожухе морозомета, поверх радиатора, отдающего тепло, отнятое у холодящего потока. За время хранения они не высохли из-за стоящей там же плошки с водой и заметно парили при разворачивании обертки. Здесь, в мастерской, даже прием пищи зависел от маготехники, становясь частью сложного ритуала служения механизмам и артефактам. Хорошо хоть кружки оказались самые что ни на есть обычные, толстого фаянса в металлической оковке с ручками и крышками, а то я совсем уже приготовился вкушать пиво из какой-нибудь алхимической посуды вроде колб или реторт.

Нарезать колбасу или хлеб не предполагалось — высокородный гном подал пример, поочередно откусывая огромные куски то от одного, то от другого. Ледяное светлое пиво с непривычки заставляло ломить голову и очень быстро пьянило, несмотря на обильную закуску. После первой кружки я еще удерживался от болтовни, но после второй все-таки заговорил с братом подгорной принцессы, перебиравшим какие-то бумаги сальными от колбасы руками.

— Слушай, Миххан… А каково это — быть некондом? — выговорил я, вполне понимая, как мелко и гаденько прозвучит мой вопрос.

Вопреки ожиданиям, ответ гнома не нес никакого раздражения и злобы, да и других эмоций тоже.

— Мне-то самому неплохо, — бросил он с привнесенным выпивкой благодушием, не отрываясь от своих занятий. — С чертежами и железом интереснее, чем с девчонками, все сходу понятно…

Ну да, при должном уровне знаний попасть впросак с маготехнической задачей не в пример труднее, чем с житейской. Потому как маготехнику даже тут, под горой, хоть как да преподают, а вот отношениям с противоположным полом специально не учит ни одна раса в мире. Тут всякому надобно доходить своим умом, точнее, сметкой да задором — ум для этой цели не особо годен… И не все в результате достигают цели. Может, специально так и задумано, чтобы отсеять лишних, негодных к продолжению рода? Заумников или безвольных распустех, слишком злых и упертых или занятых самолюбованием выше всякого предела…

— Вот девчонкам со мной куда хуже, — прервались мои домыслы следующими словами гнома. — Я же все-таки царского рода и не урод… И на меня охотницы нашлись себе на горе. То есть под Горой…

— Это как же? — рассмотреть ситуацию с такой стороны мне в голову не приходило. — В смысле — на какое горе?

— Так плохо им от некондов, тошно. Которые нормальные на голову, тех просто отвращение давит хуже пещерной жабы. Такое не скроешь, как не старайся… А которые хотя бы немного с прибабахом, у тех совсем крепь сносит. Одна за отца своего принимать стала, другая вообще договорилась до того, что меня от сестры отличить нельзя. А она, значит, не эльфь, чтобы с женщинами! — от изумления девичьими вывертами Миххан аж пожал плечами, не выпуская из рук очередного чертежа. Водопад крошек и колбасная шкурка, выпавшие из складок документа, подчеркнули всю нелепость ситуации.

Да уж… Не знаю, как насчет чьего-то там папаши — все гномы мужского пола лицом и повадкой смахивают на плюшевых медвежат разной степени дикости и ухоженности. Но спутать неряшливого увальня с Тнирг я бы никак не смог, даже при том, что у них один и тот же симвотип, Стало быть, искаженное сознание женщин переплавляло неприятие, не допускаемое в него, в самый страшный из страхов — кому в инцест, кому в однополую любовь, лишь бы избавить их от неподобающего партнера…

Пережить такое откровение на относительно трезвую голову оказалось совсем невозможно, поэтому мы с гномом, не сговариваясь, снова наполнили кружки.

Не знаю, сколько времени прошло с момента, когда мы с братом ныне воцарившейся кронфрау отрубились прямо у верстака, в равной степени заваленного чертежами и заставленного пивными бочонками. Последнее, что помнилось — рассуждения вконец упившегося Миххана о возможности достичь небесных тел на воздушной лодке вроде моей переделанной, только со средствами поддержания жизни при абсолютном холоде, отсутствии воды и воздуха. Я же не мог взять в ум, зачем бы могло понадобиться такое, кроме удовлетворения пустого любопытства и демонстрации эпической удали пополам с дурью пуще эльфийских богов. Разве для того, чтобы и на этих зримых воплощениях алхимических аллегорий нарыть шахт и тоннелей со всей гномской основательностью…

Видимо, мой конвой, он же почетный караул, обнаружив итог наших царственных посиделок, попросту растащил по спальным покоям непутевых брата и кронконсорта властительницы Безнебесных Стран. Во всяком случае, я пришел в себя все в тех же апартаментах, совмещенных с казематом, от того, что все тот же Зегезойл Грухпамр почтительно тряс меня за плечо. Пришлолсь просыпаться, не дожидаясь, пока он перейдет к столь же уважительному встряхиванию за шиворот или пуще того, совершенно дипломатичным пинкам. За отсутствием Хитца, Витца и Нитца гномскому генералу приходилось самому проявлять положенную по ситуации грубоватость и самому же ее сдерживать, и последняя часть задачи получалась у него с особенным трудом.

Мне же оказалось не менее трудно спросонья не лягаться, не демониться и не отмахиваться вслепую чем под руку попадется. Срок, отведенный на то, чтобы выспаться, оказался неприлично краток, и если бы под горой можно было определять время суток, я бы решил, что поднят на рассвете. Хорошо еще, что похмелья при этом не наблюдалось — хотя бы эту эльфийскую способность к самоисцелению, я похоже, сумел развить за годы, прошедшие после исцеления Мечом Повторной Жизни.

Приведя себя в порядок, я последовал за Грухпамром в окружении пятерки его подчиненных по уже знакомому маршруту. Издалека заметный Миххан поджидал меня у ворот своей мастерской, разве что не подпрыгивая на месте — по крайней мере, расхаживал из стороны в сторону, за неимением аудитории бубня что-то себе под нос. Наконец дождавшись слушателя в моем лице, гном таки подскочил в воздух и начал тараторить, еще не опустившись обратно на пол тоннеля:

— Привет, назема! Пора отправляться, сейчас над горами самая тихая погода. На старте флайбот не сшибет ветром, пока он не разогнался… А то курсовой автомат имеет предел поправки, за которым отклонение не выправить.

Получив объяснение, столь ранняя побудка не стала более терпимой, поэтому пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы снова выслушать инструкции, затверженные еще вчера. В саму мастерскую мы так и не зашли, а отправились следом за донельзя взбудораженным гномом к подъемнику наподобие шахтного.

Клеть оказалась достаточно просторной, чтобы вместить всех нас без толкотни. Более того, показалось, что охрана с генералом и брат Тнирг подчеркнуто держат дистанцию, будто я уже не принадлежу миру Подгорья. Только это и заставило меня наконец поверить, что я вот-вот отправлюсь домой, к своему семейству, столь несвоевременно покинутому на грани важнейших событий. Однако настроиться на нужный лад все равно оказалось трудновато, слишком уж въелись в меня местные дела, надежды и беды.

Остановки подъемника, даже при немалой его скорости, пришлось ждать долго, так что времени на передумывание всего этого мне хватило с избытком. Вышел на ней только Миххан, напоследок еще раз протараторив инструкцию по запуску, уже толком не глядя на меня. Похоже, он весь уже был в процессе управления пуском, который для безопасности или удобства осуществлялся издали, из-под земли. Далее клеть пошла намного медленнее и остановилась, одолев всего-то высоту этажей пяти.

— Тебе туда, — Грухпамр махнул серой перчаткой в стальных бликах и алмазных искрах вдоль коридора, освещенного не привычными полосами мха, а почти позабытым дневным светом, робко пробивающимся из-за поворота.

Стоило мне шагнуть на щебень с почти незаметно покачивающегося настила подъемника, как дверца за мной с лязгом закрылась, и клеть отправилась вниз со всей возможной поспешностью. Очевидно, у гномского генерала не нашлось лишней минуты для прощания после того, как на коронационном приеме раскрылись сначала мои имя и звание, а потом, пуще того, роль в последних событиях.

Пара дюжин шагов до поворота и далее, к выходу, подтвердили полное отсутствие комитета по проводам заодно с духовым оркестром. А я, можно сказать, так надеялся…

Глаза не сразу привыкли даже к не слишком яркому утреннему освещению, так что осмотреться толком удалось лишь спустя пару минут. Но после того, как свет перестал резать глаза и удалось поднять взгляд от носков собственных ботинок, увиденное заставило меня аж присвистнуть. Шахта подъемника выходила, почитай, к самой вершине наивысшей точки Альтийских гор — Пика Феникса, по сравнению с огрскими хребтами не столь уж высокого и вовсе бесснежного. Глухая тайга одевала его почти до самого верха, оставляя на виду только острый зуб голой скалы.

Вот из-под нее-то, на площадку в полсотни футов, и выкатили за ночь мой преображенный флайбот на тележке, кое-как переделанной из шахтной вагонетки. Передняя стенка ее кузова на стальных катках была подпилена в меньшей степени, чем задняя, отчего нос воздушного корабля оказался задран вверх, на четверть отвеса к горизонту, в совсем низкое сегодня небо с редкими разрывами почти сплошного полотна облаков. К горизонту прорехи становились все реже, а у самого края небес и вовсе сливались воедино с дымкой, затягивающей землю.

Не сравнить с противоположной стороной, залитой солнцем, бьющим снизу, из-за гор, в рваные края туч. Одна мгла и неизвестность впереди, там, куда мне предстояло нынче отправиться…

На мгновение стало понятно нежелание охраны выбираться из уюта подземелий в утреннюю зябкую хмарь. Дело вполне могло быть не в тысячелетней выдержки неприязни Любимых детей Матери к народу былых любимцев Отца, изменивших обоим Породителям, и не в том уроне, который лично я нанес подгорному хозяйству и жителям в попытке обеспечить законную смену власти. Толпы провожатых меня лишило всего лишь неприятие гномами открытого пространства, вызвавшее к жизни иносказание смерти как покидание привычных пещер.

Впрочем, один свидетель моего грядущего отлета таки сыскался — чтобы составить мне компанию напоследок, из тоннеля подъемника неуклюже вывалился почтовый крот. Зверек жалобно верещал, слепо тычась носом во все стороны, смешно загребал лапами по ровной каменной площадке, но упорно продолжал ползти ко мне. Видно, был послан с важной вестью, раз преодолел исконную для всех подгорных жителей неприязнь к открытому пространству. Здесь-то вокруг ни одной стены, чтобы послать звонкое эхо сонару в его лобных пазухах. И лишь один источник мягких, глухих отголосков живого — я-многогрешный… Жестянка с посланием волочилась за ним, подпрыгивая на усеивающем площадку щебне.

Отчего-то было невыносимо смотреть на усилия зверька, и я шагнул ему навстречу. Взял в руку налитую щетинистую тушку — осторожно, чтобы не свести излишне близкого знакомства с бритвенно-острыми когтями. Отцепил почтовую капсулу от стального колечка, пронзившего самое основание хвоста. Столь же внезапно переменив настрой, брезгливо отбросил крота — тот только взвизгнул, прокатившись по твердому камню. Жадно открутил крышку жестянки в поисках весточки…

Какое там. Ни следа, ни бумажки завалящей. Хотя пустым футляр тоже не был. Ну-ка, что это такое?

Из встряхиваемой жестянки на ладонь выпала прозрачная склянка. Мой жук-фонарник.

Вот оно как… Все-таки последний привет от подгорной принцессы, ставшей нынче всевластной королевой. Не слово — не все скажешь словами, да и нет особых слов для того, что натворили мы с ней на пару от кажущейся или реальной безысходности. Но верный знак, что память о проведенных вместе днях не изгладится попусту, не затмится толкованиями государственных интересов.

Навсегда в ней останутся не безумный Властитель зловещих эльфов и безжалостная Кронфрау мрачных гномов, а городской парень, заброшенный Судьбой демоны знают куда, и забавная девчонка, оторванная от родных и друзей той же безучастной волей. Все лучше, чем страхолюды, которым лишь бы блюсти политические интересы да резать конкурентов…

Вот с таким настроением уже можно отправляться в дорогу. Хотя бы сам от себя удачу не отпугну!

Не глядя более назад, я вскарабкался на борт своего флайбота, изувеченного гномским мастерством почти до неузнаваемости. Забрался в кубрик, задраился и решительно рванул пусковой рычаг тяговика. Завыли, раскручиваясь, ходовые диски, мелко завибрировал сначала кожух артефакта и подведенные к нему силовые цепи, затем набор корпуса, а затем и каждая его частичка. Все, что имелось на борту, включая мои зубы, мелко затряслось и заскребло друг о друга.

Досчитать до демоновой дюжины, как наказывал Миххан, в таких условиях было нереально, поэтому я выжал сектор тяги и одновременно дернул тягу тормозов тележки не в положенное время, а просто тогда, когда зуд во всем теле стал непереносимым. Тряхануло, замотало, беспорядочно затрясло на вроде незначительных неровностях, вжало все тело в мягкий диванчик прогулочной модели — даже не представлял, что в нем столько пружин и каких-то острых комков!

А потом площадка кончилась, и флайбот ворвался в родную для себя стихию.

Я невольно глянул в штурманский шар, настроенный при взлете на круговой обзор. Пик Каменной Птицы стремительно проваливался куда-то вглубь, а прямо подо мной, кувыркаясь, стремительно отставала стартовая тележка. Еще оборот, другой, пол-оборота… Переиначенная на несвойственный ей манер, вагонетка провернулась последний раз, сверкнув отполированными о рельсы ободами катков, и разлетелась вдребезги, с маху врезавшись в какую-то скалу. Только искры полетели сквозь какую-то дымку, плотнее и плотнее застилавшую все вокруг.

На дюжину секунд иллюминаторы заволокла сплошная мутная мгла, а затем флайбот вырвался из нее и стремительно понесся вверх над лохматым серым ковром. Никогда не видел, чтобы облака при взлете уходили вниз так быстро. Этак меня может затянуть и в маловоздушные высоты, где кружится голова и ломит уши от разреженного, неверного воздуха. Чай, у меня не высотная лодка с бортовым трансмутатором, чтобы поддерживать дыхание экипажа, а простой спортивный флайбот…

Курсовой автомат защелкал суставами, дробно пройдясь когтями по активным точкам шара, и полет потихоньку стал переходить в горизонтальный. Световые пятна от иллюминаторов бодро побежали по стенам кубрика и палубе, то и дело ударяя по глазам острыми бликами. Разгон при этом не прекратился, и хотя вой дисков истончился до полного беззвучия, тише при этом не стало. От напора гномского тяговика воздух ревел, рассекаемый раскалившимся чуть не докрасна отбойником, и на все голоса свистел по многочисленным щелям.

Может, мне показалось, но с бака то и дело срывались щепочки, стремительно уносящиеся назад, за корму. Если это действительно так, то я имею шанс долететь до цели на голом киле, лишь с ломом отбойника спереди и тяговым диск-пакетом сзади, которые прикручены на совесть, по-гномски. И очень хорошо, если при этом сохраню собственную шкуру…

Стекла иллюминаторов неотступно дребезжали в изрядно расшатанных рамах. Если бы не шахтерские очки, я так и летел бы зажмурившись до самого дома, по старой еще памяти неотвязному страху за глаза. Но и то поминутно вздрагивал, ожидая, что прочные стеклотрехслойки на измененной смоле вот-вот лопнут. Что с того, что бурю они выдержали с примерной стойкостью? Буря бурей, стихийное бедствие естественного свойства. В ней нет особо злобного упорства разумного творения. А вот насчет подгорной выделки бустера — не знаю, не знаю…Одно хорошо — такими темпами дома я буду не спустя сутки, как по дороге сюда, а немногим за полдень.

Судя по очередному припадку активности автомата, флайбот окончательно лег на курс, рассчитанный Михханом. Вой постепенно стихал, вибрация тоже стала потихоньку успокаиваться, словно гигантскому дракодаву надоело трясти свою добычу. Может, я просто привык, но остатки мелкой дрожи и шум воздуха уже не казались столь досадными. Видно, совсем огномился… До такой степени, что даже задремал на диванчике, вновь отмякшем после стартовой перегрузки. Ранний подьем к отлету по фронтовой привычке заставил меня добирать сон, где получится…

Проснуться довелось от того, что начавшееся торможение сбросило меня на палубу. Привязные ремни я перевел на сбрую для тесака еще в первый же день в Подгорье, так что удержаться на месте не удалось бы даже при наличии желания висеть на них вместо того, чтобы уютно расположиться под облицовкой торпедо. Курсовой автомат стрекотал где-то над головой, барабаня когтями по штурманскому шару, световые пятна от иллюминаторов деловито проделывали обратный путь по палубе и стенам, отмечая все возрастающий угол пикирования.

Момент, когда торможение завершилось, удалось определить не столько по жалобному скрипу всего флайбота, который перестало плющить попеременно то напором встречного потока воздуха, то инерцией, сколько по возможности наконец-то отлепиться от передней стенки кубрика. Похоже, составляющие ее планки отпечатались на моей физиономии и всем теле до последнего заполированного сучка. Оттиснувшиеся на ладонях щели облицовки превратили руки в подобие плотницкого рашпиля.

Освобожденная от власти гномского курсового автомата и силы тяговика того же происхождения, воздушная лодка слегка раскачивалась, будто оказалась не в небе, а на речных волнах. Чтобы убедиться, что полет через пол-континента не занес меня прямиком в воды Анара, пришлось с горем пополам сначала взгромоздиться на четвереньки, а потом и распрямиться, насколько позволяла высота помещения.

Первым же, что я увидел за бликующим в ярком послеполуденном свете иллюминатором, были шпили замка Стийорр. Точность наводки курсового автомата оказалась поразительной — до каменного монолита, на котором возвышалось сие величественное строение, оставалось не больше мили. И это заставляло задуматься о миролюбии гномов, обладавших возможностью отправить по аналогичному адресу и не столь безопасный груз.

Впрочем, устройство, обеспечившее мою доставку домой — вещь штучная, детище самого изощренного мастера-изобретателя всего Подгорья. Если судить по массовому употреблению тамошней магии, с управляющими цепями в гномской маготехнике дело обстоит куда хуже, чем с силовыми. Да и курсовой автомат содержал в себе больше механических, чем магических решений — музыкальная шкатулка с кадавроприводом, да и только, вроде тех музыкадавров, что наяривают в трактирах за целый оркестр.

Увы, даже предельная механическая точность и изощренность не спасали подгорную работу от недостатка тонкого управления магией. Качкой наподобие водной флайбот был обязан как раз тяговику, работавшему на холостом ходу. То, что на высоких оборотах было вибрацией, на низких превращалось в чувствительную болтанку. Это обнаружилось при переводе воздушной лодки обратно на ручное управление и первых попытках сдвинуть ее с места.

К тому же гномская оснастка не прибавила флайботу поворотливости, наоборот, грацию когда-то легкой спортивной посудины теперь можно было сравнить только со слоновьей. Так что все мое внимание на подлете к донжону замка было поглощено маневрированием… то есть стараниями не врезаться со всего маху в этот самый донжон, а промахнувшись — во что-нибудь другое, для компенсации…

Поэтому, наверно, я и не углядел, когда на открытой галерее, к которой обычно причаливали воздушные корабли, появилась одинокая фигурка. А угадать, кто это окажется, и вовсе бы не сумел. Даже если бы мог думать над этим все то время, которое ушло на подтаскивание переделанной летающей лодки к главной башне замка едва ли не на собственном горбу. Так что сама встреча, равно как и кандидатура встречающего, оказалась полной неожиданностью.

Вот уж кого я не думал увидеть на причальном балконе, так это Фроххарта. Еще было бы понятно, если бы я соизволил пожаловать к главным воротам — все-таки в рамках обязанностей дворецкого встречать гостей, ну и хозяев тоже, если те желают вернуться домой со всеми церемониями. С причала же и обратно я, погоняемый Алир, за последние полгода мотался в город чуть не дважды на день. Не навстречаешься.

Да и как он сумел так точно подгадать, если я всяко не предупреждал о своем прибытии? Просить у гномов еще и раковину дальней связи, чтобы известить домашних, у меня как-то язык не повернулся. Решил, что быстрее вернусь сам со всеми объяснениями…

Как всегда подтянутый и серьезный, в строгой сюртучной тройке, халфлинг оглядел меня с ног до головы так укоризненно, как умел лишь он один. Ему-то простительно ходить необутым — мохноногость предполагает, а вот мой вид сейчас возмутит кого угодно, не то что известного аккуратиста Андеркастлса…

Сам знаю, что пугала на местных полях будут поопрятнее. На меня бы сейчас не польстился ни один фермер, ни порядочный халфлингской крови, ни самый забубенный человеческой. Таскать соломенное чучело по камням, валять в известке, коптить, а напоследок выбрить ему альтийский гребень — на такое не пойдет ни один рачительный хозяин. Легче уж сразу выбросить, или сунуть в топку от лишнего позора.

— Позволите поздравить с прибавлением семейства, хай-сэр? — наконец произнес дворецкий. И как мне кажется, это было совсем не то, что ему хотелось бы сказать.

— Спасибо, Фроххарт! — благодарность моя распространялась и на то, что тянуть паузу дальше он не стал, хотя имел полное право. — А кто…

— Все, хай-сэр! — терпение все-таки изменило халфлингу, но он тут же поправился, возвращаясь к привычной точности. — То есть обе хай-леди.

Ага, а то я уже засомневался — Алир-то с чего бы? Да и дракоту как-то не по чину. не говоря о самом Фроххарте…

Тут меня наконец догнал смысл услышанной новости. Вот ведь… Вроде знал, готовился, переживал… а как стало реальностью — накатило, словно кто надел мне на голову храмовый колокол и со всей дури врезал по нему бревном. Или будто я сам и есть тот колокол. Звон в ушах и легкое покачивание. Радостный вопль во всю глотку, только внутри: «Вот вам! Вот вам всем!!! Я есть! Я теперь на самом деле есть и буду дальше!!! Мы теперь будем, Пойнтеры…»

Подхватив халфлинга под мышки, я крепко прижал его к себе, а затем в какой-то бешеной джиге прокрутился с ним на вытянутых руках по всему балкону. Чудом остановился у самого края, так что мохнатые ступни почтенного Андеркастлса оказались над тысячефутовой пропастью.

— Хай-леди Келла привела из-за Первой Завесы сына, наследника ау Йрийорр, крепкого духа янгмастеру, а хай-леди Хирра — двух дочерей в ваш майорат, здоровья обеим янгледи… — продолжал дворецкий скрупулезное перечисление даже на весу.

К этому моменту меня чуть отпустило, и я поставил Фроххарта на твердую опору уже на безопасном расстоянии от края. Тот лишь одернул сюртук и жилетку, будто не случилось ничего особенного, и занялся несуществующими пылинками на лацканах. Хотя после моих изрядно пыльных объятий у него действительно мог появиться повод временно предоставить хозяина самому себе.

Значит, все-таки трое, как и ожидалось. Долгоживущий сын, которому суждено принять наследство многопрадеда, не дожившего до его появления, и две дочери моей, человеческой крови. Что ж, зато у них будет такая жизнь, что эльфийским принцессам останется только позавидовать… И у всех их потомков тоже.

От радостных и одновременно печальных мыслей меня отвлек все тот же заботливый слуга дома.

— Изволите отдохнуть с дороги? Купальни вечернего сектора сейчас очень удобно освещены…

Ну уж нет. Если суждено нести повинную голову, не слишком обросшую после подгорного бритья, на суд оставленных в столь важный момент жен, то лучше сразу, таким, как есть, а не чистеньким и отдохнувшим. Хоть какое оправдание — не прохлаждался невесть где, а пребывал в трудах и опасностях. При всей сомнительности результата, укладывающегося в одно-единственное признание, которого мне не миновать…

— Нет. Проводи в покои хай-леди, — требовательно оборвал я дворецкого.

— Которой именно? — уточнил Фроххарт, и тут же дополнил, впервые на моей памяти переча хозяину, пусть и весьма корректной форме. — Позвольте заметить, хай-сэр, в вашем виде посещение детских непозволительно.

Соглашаясь, я лишь резко кивнул.

— Проводи меня и пригласи всех хай-леди в покои, удобные для разговора.

— Пожалуйте за мной, хай-сэр, — судя по результату, моя формулировка его удовлетворила.

Я последовал за дворецким, крепко вставшим на стражу порядков дома, изменившихся за мое отсутствие. Еще бы им не измениться. Хоть на порог пустили после всего, и на том огромное спасибо. Сам виноват, меньше надо было шляться невесть где, у гномов под горой!

Поймав себя на том, что в моем отношении расхожая нецензурщина оказалась дословной, я усмехнулся. Теперь и не поругаешься по-прежнему, слишком многое из арсенала крепких выражений стало описанием моих конкретных жизненных ситуаций. Как бы теперь еще изложить женам все случившееся, чтобы не показалось пустой бранью…

Кнечно, эльфи не ревнивы. То есть абсолютно. Судьба в равной степени обделила их ревностью и стыдливостью — видимо, в порядке сохранения равновесия с остальными достоинствами. По случаю с Пемси я это намертво запомнил.

Но все равно в виду предстоящего разговора я чувствовал себя как-то неуютно. Все-таки эльфийские клятвы — не шутка, от которой легко отмахнуться и пойти дальше. К последствиям нарушения оных надо приготовиться серьезно и по возможности вместе. К примеру, чтобы сохранивший верность не стал инструментом воздаяния нарушившему… Или хуже того — наоборот. Вот этого я уж точно не вынесу, если за мои прилетит эльфочкам! Хотя бы даже одной Хирре, ведь Низкие Клятвы двух других по определению не предполагают супружеской верности.

А по какому ведомству проходит мое обручение с подгорной принцессой, и вовсе не понятно. Приравнивается ли клеймение острием когтя Каменной Птицы к Низкой Клятве? Или гномский ритуал эльфийскому не замена? Хотя Первоптица — породительница всех шести разумных рас, и по определению не может быть совсем уж чужда любой из них!

Ладно, скоро выясним у той стороны, что не только непосредственно заинтересована, но и уж всяко более подкована магически. На хорошее образование род Стийорр никогда не скупился, проклятия там, не проклятия или попросту Волчья Жажда. Надо будет постараться не прерывать эту традицию…

Настроившись на такой лад, готовиться к разговору было куда осмысленнее. Доведя меня до места встречи, дворецкий деликатно исчез, чтобы пригласить моих жен, и тем самым предоставил мне хоть немного времени на то, чтобы освоиться на территории грядущего разбирательства.

Покои, подходящие для серьезного разговора по мнению обстоятельного халфлинга, принадлежали покойному отцу Хирры, что было бы мрачновато, если бы не оказалось столь рационально — они были недалеко от общей детской, устроенной в утреннем секторе под плюшевым крылышком Алир. Явно старшие жены ходят отдыхать и отсыпаться в свои апартаменты, пока младшая воркует над колыбелями чудо-наседкой. Так и вижу, как она проделывает это к своему нескрываемому удовольствию, в принципе не подпуская к сводным детям иных мамок-нянек… Да и откуда тем взяться в замке, отсутствие слуг в котором из правила стало традицией? Сильнее нее разве что легенда в лице Фроххарта. Ну а над ним, в свою очередь, наверное, властен только миф о сотворении мира, или хотя бы о порождении разумных рас Перводраконом и Первофениксом!

Легок на помине, легендарный первый дворецкий рода вошел в кабинет и объявил:

— Хай-ледиз ау Стийорр к мужу и повелителю!

Да уж, официально выступать в этих двух качествах мне приходится нечасто. Обычно все как-то по-свойски, на короткой ноге. Но сегодня повод обязывает. Не каждый день жены преподносят мужчине первую весть о продолжении его рода. И уж тем более не всякий раз он отвечает на это признанием в супружеской неверности из политических соображений, в придачу информируя о ненароком обретенном вследствие того новом титуле кронконсорта…

Вся двусмысленность предстоящего толком не помещалась у меня в голове, как в силу масштаба, так и по причине отсутствия подобного опыта. До сих пор мои супруги накапливались исключительно законным порядком, по обоюдному соглашению сторон, да и хисахская наложница угодила ко мне в постель с ведома законных жен, скорее даже по их инициативе. Во всяком случае, точно не по моей собственной.

Собственно, именно это и роднило все подобные ситуации с тех пор, как стрела из эльфийского шестиствольника вонзилась в спинку моей тогдашней кровати — полное отсутствие вякого присутствия моей инициативы. Включая последний случай, о котором теперь надо было серьезно поговорить со всеми тремя Инорожденными дивами.

И в этот момент они неподобающе торжественности ситуации стремительно ворвались в зал. Первой влетела моя высокородная, обогнав даже мою древнейшую, по определению более шуструю. Ну а моя светозарная, скорее обеспокоенная необходимостью хоть на миг оторваться от колыбелей, вообще плелась в хвосте всей процессии, поминутно оглядываясь и с тревогой на умильном лице прислушиваясь, не раздастся ли детский плач.

— Наконец-то!!! — с порога заорала Хирра, окончательно сбивая церемонный настрой. — А дать знать о себе пораньше, что, было недосуг?!

— Ага, — мрачно вступила подоспевшая Келла. — Не до того как-то все три недели… Вполне в твоем духе.

— Девочки с ума сходили! — подытожила изложение законных претензий подруг порядком запыхавшаяся Алир. — Надо уметь справляться с ответственностью, а не бегать от нее! Ты теперь отец!!!

Вот и свершилось. Таким, вполне обыденным образом, введен в звание, в сравнении с которым пустая шелуха все титулы от властительского до султанского… Включая кронконсортство, формально обещающее грядущее прибавление числа моих потомков далеко-далеко, в краях, от которых не сказка — крепкое словцо осталось в памяти Инорожденных…

Правда, в этот момент в столь отдаленную перспективу не слишком верилось, при всей ее серьезности. Ее заслоняли собой насущные проблемы, и в первую очередь необходимость внятно, связно и понятно объяснить свое трехнедельное отсутствие.

— Ну… Это… Обошлось же все! — спорю, с более глупым видом я сейчас мог бы только заорать тесайрский гимн, вытянувшись по стойке «смирно».

Дальнейшее изложение цепи событий, которые привели меня на склоны Альтийских гор, звучало не более убедительно. А на моих жен этот рассказ действовал успокаивающе, кажется, лишь потому, что каждым новым словом подтверждал — вот он я, живой, целый и даже без особых проблесков совести. То есть совершенно такой, как всегда, каким и должен быть.

Начиная со встречи с будущей властительницей Безнебесных стран мое повествование сделалось несколько более вменяемым. Соответственно, и у присутствующих оно стало вызывать больший интерес. Только Андеркастлс невесть когда деликатно удалился — уж не знаю, заставила его пренебречь любопытством дистанция, сохраняемая в отношении подгорных кузенов, или просто чутье.

Впрочем, жен занимала скорее самая возможность моего бесконфликтного сосуществования с гномами, нежели конкретные последствия из него. А мне уже надоело раз за разом намекать на них все толще и толще, словно заанарский купец, намазывающий хлеб маслом.

Наконец, видя, что околичностями я своих эльфочек не заинтригую, ибо они по определению не ревнивы, я тяжко вздохнул и впрямую ляпнул:

— В общем… потому что Каменная Птица — это уже после… и не считается… можно сказать… что я нарушил Высокую Клятву!

Реакция последовала мгновенная, но совершенно неожиданная.

— И ты из-за этого нас тут мурыжил полчаса?! — скороговоркой выпалила светлоэльфийская дива, всплеснув руками и закатив глаза. — Дети же без присмотра! Одни!!!

Неизвестно, откуда у единственной из моих супруг, которая не обзавелась собственным потомством, вылез материнский инстинкт в таком объеме, но он совершенно затмил ей разумение. Решительно развернувшись, Алир поспешно удалилась, лишь в дверях соизволив бросить:

— Это ваша с Хиррой клятва, с ней и разбирайтесь!!! А меня деточки ждут!

Только бедрами вильнула напоследок, и нет ее, как не было.

Келла тоже недолго разрывалась между любопытством и родительским долгом, то ли напуганная перспективой неподконтрольного общения сводной матери с детьми, то ли убежденная ее аргументом. Не дав мне вытянуть трагическую паузу, она напористо бросила старшей жене: «Потом расскажешь мне, обязательно!» — и удалилась следом за подругой.

Мы с моей высокородной совершенно внезапно остались наедине, равно взволнованные и обескураженные как случившимся, так и необходимостью справляться с ним лишь вдвоем, без посторонней помощи. Теперь, когда любое слово могло либо низвергнуть обоих в пучину ожидания неминуемых бедствий, либо раз и навсегда лишить любых опасений на эту тему…

Кроме того, сейчас беспокойство за дочерей довлело над темной эльфью ничуть не в меньшей степени, чем над древнейшей — забота о сыне. А меня распирала изнутри необходимость довести дело до конца, не оставив ни одной неясности, ни одной лазейки для беды, которую я мог привести в семью.

— Я сделал это, находясь ниже земли и долгие недели не зная дня и ночи! — выпалил я и только тут сообразил, что это формулировка Низкой Клятвы, а я нарушил Высокую. Да и с неделями, пожалуй, погорячился. Хотя под горой дни надо считать, как на войне, один за три…

Впрочем, Хирра не обратила внимания на сию несообразность, зато удивила меня реакцией на признание.

— Сколько именно недель? — почему-то очень встревоженно спросила она. — Постарайся вспомнить!

— Половину недели где-то, если со дня отбытия… — довольно удивленно ответил я. На месте моей высокородной сам я скорее поинтересовался бы, с кем. Или предыдущий рассказ и без того указывал на единственно возможную кандидатуру?

— Тогда ничего, — расслабилась эльфь, — Я тогда еще не родила.

— Это-то здесь причем? — я уже ничего не понимал.

— В части супружеской верности клятва имеет оговорку на случай беременности или импотенции.

— Да?! — боги и демоны, когда ж я уже перестану удивляться? — Вот не подумал бы!

А про себя я решил, что слишком часто беременной Хирре не бывать. Если же случится снова, то я больше не отойду ни на шаг. Во избежание возможных истолкований. Хотя она, как всегда, сама все решит…

Как эльфы, обладая несокрушимым здоровьем, достигают исполнения условий второй половины оговорки Высокой Клятвы, я предпочитал не задумываться. Наверно, снадобья какие-нибудь. Или магия.

Так или иначе, моей высокородной от меня этого не дождаться. Да и прочим женушкам тоже!

Конец.