Кости в стене

Глава четвёртая

Я плюхнулся на свой любимый стул и с упоением втянул ноздрями дразнящие ароматы завтрака: тёплых блинчиков и кленового сиропа. Моё первое субботнее утро дома после аварии. Больше никакой больничной еды. Отец приготовил панкейки, и Джейсон заявился к нам в пижаме, как он делал почти каждую субботу до всего этого кошмара. Я вспомнил, как в детстве мы вместе завтракали в забавных пижамах-комбинезонах, и у Джея пижама была зелёная с танцующими обезьянками. Наверное, я рассмеялся бы, если бы мог: если бы мама была жива, если бы я не видел призраков. Сначала миссис Уилсон, теперь уборщик. А может, они всё же мне померещились? Если бы мама была жива, я бы обо всём ей рассказал, и она бы знала, что делать. Но её нет, мне не с кем поделиться: ни с папой, ни с его сёстрами.

Настоящая или нет, миссис Уилсон витала в паре метров от меня, лениво паря́ под потолком и напевая что-то себе под нос. Папа и Джейсон упорно её не замечали. Она должна быть плодом моей фантазии – мне двенадцать, в таком возрасте уже не становятся экстрасенсами. Никогда.

– Как первый день Алекса в школе? – поинтересовался отец у Джейсона, откусывая хрустящий ломтик бекона.

Друг запихнул в рот огромную порцию блинов, показал папе большой палец вверх и забубнил с набитыми щеками:

– Он прошто молодеш, миштер Ленард.

– Я жив, как видишь, – избегая папиного взгляда, я слизнул с уголка губ капельку сиропа.

Отец преувеличенно громко опустил чашку с кофе на стол:

– Уверен, ребята в команде тебе обрадовались.

Я поёрзал на стуле под его настойчивым вопросительным взглядом:

– В команде всё круто. Но брось, пап. Мы оба знаем, что я уже не буду играть в духобол, – я отправил в рот кусочек панкейка, но едва ощутил его вкус.

– Этого мы как раз не знаем, – папа отложил вилку и посмотрел на меня. – Врачи говорят – «не сейчас», но это не значит, что «никогда».

Я отодвинул от себя блинчики:

– Я не хочу играть.

Глаза у папы ошарашенно округлились, он явно не знал, что сказать.

– Ты? Не хочешь играть? Ты шутишь, что ли? – Джейсон чуть не подавился.

– Нет. Не шучу. Духобол слишком о многом мне напоминает… – Я проглотил комок в горле. – Всё меняется.

Я изменился. Я больше не хотел быть всеобщим любимцем. Не теперь.

Папа смотрел на меня, я чувствовал это, но не поднимал глаз от тарелки, желая, чтобы Джейсон разрядил обстановку какой-нибудь шуткой. Сироп призывно растекался по стопке блинов, но мне совершенно расхотелось есть. Раньше субботние блины всегда готовила мама, и папа решил, что продолжит традицию. У него получалось почти так же хорошо, как у неё. Почти.

Папа доел свою порцию, но облизывать вилку от сиропа, как всегда делал раньше, не стал:

– Что ж, возможно, мы ещё вернёмся к этому разговору после следующего обследования. Не исключено, что ты передумаешь.

– Возможно, – ответил я, твёрдо зная, что всё уже решил наверняка.

Отец прочистил горло:

– А что насчёт тебя, Джейсон? Ты ещё в команде?

Настала очередь Джея ёрзать под пристальным папиным взглядом:

– Эмм… Ну… Нет.

– Ясно. – Папу явно расстроило, что он не сможет использовать Джейсона в качестве мотивации для моего возвращения в команду. Он перевёл взгляд на меня. – Надеюсь, хотя бы сегодня вы повеселитесь.

– Повеселимся? – спросили мы с Джейсоном хором.

– День рождения Ханны, помнишь? – Он встал из-за стола и стал копаться в пакете у плиты. – Понятия не имею, что нравится двенадцатилетним девочкам, поэтому спросил у продавца. – Отец достал большую розовую плюшевую шиншиллу с галстуком-бабочкой в горошек.

Джейсон снова едва не подавился блинами, а я постарался скрыть отвращение.

Папа держал игрушку на вытянутых руках:

– Ну как? Думаешь, ей не понравится? – Он осмотрел зверя. – Наверное, стоило посоветоваться с Труди, – пробормотал он.

В этот момент рядом со мной возникла миссис Уилсон и пристально уставилась на шиншиллу:

– О, какая прелесть! Девочка будет в восторге!

– Да, не, мистер Ленард, отличный подарок, – у Джейсона от еле сдерживаемого смеха чуть вся еда не вылетела изо рта.

Стараясь не обращать внимания на пухленькую миссис Уилсон и Джейсона, я как ни в чём не бывало продолжил разговор с папой:

– Даже не знаю. Я плохо знаю Ханну. И она довольно сильно изменилась. Но, уверен, не стоит волноваться. – Шиншилла отлично впишется в её новый имидж.

– Следи за своим тоном, юноша. Ты с отцом разговариваешь. – Мне стоило изрядных усилий не засмеяться над её надутыми щеками и сложенными на поясе руками, но я не собирался уделять ей внимание. Даже если она и правда настоящая.

– Ну, будь у нас больше времени, я бы дал тебе самому выбрать что-нибудь. – Отец посмотрел на кухонные часы. – А так у нас осталась всего пара часов.

– Все соберутся в полдень? – Мне совершенно не хотелось идти на праздник двоюродной сестры, возомнившей себя охотницей.

– У-у-у-у, вечеринка. Звучит заманчиво. – Джейсон закатил глаза, поддел вилкой последний блинчик и запихнул его в рот. – Потом расскажешь. – Он посмотрел на часы. – Я не пойду, извини. Мне надо помогать отцу. – Друг широко улыбнулся и помахал мне рукой, после чего исчез через заднюю дверь, которая со скрипом закрылась.

Папа кивнул:

– Что ж, поторопимся. Иди, закинь бельё в стиралку, прими душ, сделай всё, что тебе нужно, и собирайся.

Я сунул в рот последний крупный кусок блина и пожалел, что не достаточно серьёзно болен, чтобы пропустить эту вечеринку.

Белые перила крыльца старого викторианского дома Ханны встретили нас дымчато-серыми лентами серпантина, а входная дверь – белыми и серебряными воздушными шарами. Я оказался здесь впервые после того, как папина родня переехала два месяца назад.

На веранде показалась изящная голова с волнистыми каштановыми волосами. Тётя Елена. Я не виделся с ней с восьми лет. Папа говорил, что тёти приходили навестить меня в больнице, но я этого не помнил. Елена сидела прямо на полу, выводя кистью на старых половицах большую защитную печать. С цепочки на её шее свисал Третий пентакль Юпитера и ещё несколько незнакомых мне печатей Соломона.

Когда мы приблизились к двери, она отложила кисть:

– Крис, Алекс, – она поприветствовала нас так тихо, что я невольно задумался, а не показалось ли мне, может, это просто прошелестел ветер. – Извините за краску. Лишняя предосторожность никогда не повредит, особенно с сигилами.

– Верно, – согласился отец, даже не потрудившись обнять сестру. Я его не винил. Кем надо быть, чтобы рисовать сигилы перед домом во время празднования дня рождения?

Она устремила на меня пронзительный взгляд зелёных глаз:

– Боже, Алекс, как ты вырос!

По спине у меня побежали мурашки, и я безотчётно отступил назад, наполовину спрятавшись за отца, мечтая оказаться подальше отсюда.

Папа поспешил позвонить в дверь.

– Привет! – Из дома послышался весёлый голос, и дверь распахнула рыжеволосая тётя Труди. Последний раз мы виделись около двух лет назад, волосы тогда были каштановыми, совсем как у папы и тёти Елены. Наверное, когда дядя Дэвид ушёл от неё, ей захотелось что-то поменять. Её новый облик мне не очень понравился.

Она обняла папу, словно не видела его много лет:

– Я так рада, что ты пришёл, Крис! – Она улыбнулась мне. – Привет, Алекс! Ты очень хорошо выглядишь.

– Эээ, спасибо, – отозвался я, гадая, видела ли она меня в больнице, когда я был на обезболивающих. Мне показалось, что я помню, как она разговаривала там с папой.

Тётя Труди провела нас внутрь. Я не очень хорошо знал наших прошлых соседей и в этом доме прежде не был, поэтому сгорал от любопытства. Первое, что мы увидели прямо с порога – длинная деревянная лестница, а сразу за ней – тускло освещённая гостиная, соединённая с кухней и столовой, в которой несколько седовласых людей о чём-то тихо переговаривались между собой, обступив миску с пуншем. Это больше походило на похороны, чем на день рождения девочки-подростка.

– Кхм… – Каждый нерв в моём теле требовал, чтобы я куда-нибудь сбежал.

– Привет! – Из пучины седых голов вынырнуло улыбающееся лицо Ханны с огромными совиными глазами. – Я так рада, что ты пришёл!

Как бы я ни хотел уйти, я не мог отделаться от чувства жалости к Ханне. Кому вообще нужен такой день рождения? И где другие дети? Ну и что, что ей двенадцать, а не десять?! Наверное, никто не пришёл, потому что она новенькая здесь, и ей просто некого позвать.

Отец передал Ханне большой пакет с подарком:

– С днём рождения!

О нет! Я огляделся по сторонам, отчаянно ища место, где можно спрятаться.

Ханна выдернула из пакета розовую упаковочную бумагу, сунула руку внутрь и извлекла на свет огромное меховое недоразумение.

Её нос сморщился, но она постаралась сдержать гримасу недовольства:

– Ой, спасибо, – сказала она папе. – Я всегда хотела шиншиллу.

Папа стушевался, но тётя Труди спасла его из неловкого положения, потянув куда-то вслед за собой. Я пожалел, что и меня не прихватили вместе с ним.

– Ну, так… – Я уставился на носки своих ботинок, потом перевёл взгляд на шиншиллу, частично перекрывавшую лицо Ханны.

– Дай угадаю… Твой папа выбирал её? – хмыкнула Ханна.

– Типа того, – я поморщился и сунул руки в карманы. По крайней мере, Ханна – моя двоюродная сестра, а не какая-нибудь симпатичная девчонка из школы. А так было бы совсем пиши пропало.

– Ладно, пойдём. – В одной руке она держала шиншиллу, другой тянула меня за локоть.

– Куда?

– Отнесём её в мою комнату. – Она повела меня по коридору, увешанному её школьными фотографиями. На ранних снимках Ханна выглядела вполне нормально, как обычный ребёнок – обычные очки, обычная одежда. Но с последних фотографий смотрела девочка с толстенными окулярами, укутанная в чёрное. Мы остановились у последней двери слева.

Я заглянул внутрь: на окнах серебрились сигилы, на стенах висели плакаты с классификацией призраков и схемой Семи планов Бытия, и, кроме того, с Эдгаром Алланом По. Розовый цвет в интерьере отсутствовал от слова «совсем». Насколько я помнил, её последняя комната была ярко-жёлтой. Интересно, что заставило Ханну стать такой мрачной?

Ханна усадила огромного розового зверя в центр своей тёмно-серой кровати:

– Ну вот. – Она поправила шиншилле хвост, и обернулась ко мне. – С ней стало как-то поярче.

– Эм… – Мои щёки горели. Оставалось только надеяться, что они не такого же цвета, как новый друг-грызун Ханны.

– Не переживай из-за подарка, Алекс. Я просто рада, что ты здесь. – В этих словах слышалось столько грусти, словно она никогда больше не испытает счастья.

– Ну тогда с днём рождения тебя. – Я пожал плечами и задумался, когда, во имя Соломона, мне стало так неуютно рядом с Ханной.

– Спасибо, – она растерянно оглядела комнату, потом кивнула, словно самой себе, и достала уже знакомый мне набор охотника за привидениями.

Проклятье. Понадобилось же ей его достать! Я прошёл в комнату и уставился на серый футляр, который Ханна положила на край кровати.

– Ты правда хочешь стать охотницей? – спросил я. От одной только мысли об этом меня бросило в дрожь. Когда мы виделись в последний раз, из Ханны и слова про призраков было не вытянуть.

Её лицо озарилось воодушевлением:

– Конечно хочу! Ты только подумай – помогать экстрасенсам находить духов, пойманных в ловушку, помогать защищать людей! Экстрасенсы совсем не такие плохие, как люди о них думают, понимаешь? – Она открыла набор. – У БПР слишком много работы и без низкоуровневых призраков, а городских экстрасенсов просто мало, чтобы справляться с ними. Тётя Елена считает, что охотников напрасно недооценивают, что они могут серьёзно помочь в борьбе с Осложнением и что люди должны дать им шанс.

– Когда мы виделись в последний раз, я думал, что ты хочешь стать врачом.

– Многое изменилось после ухода папы, – Ханна пожала плечами.

Наверное, я понял, о чём она говорила. Её отец не погиб, он просто оставил свою семью, ушёл из их жизни. Ушёл… Моя мама тоже ушла. Может, мы с Ханной не такие и разные. Я оглядел набор, вспомнив, что чёрный портативный прибор с цифровым дисплеем – это детектор ЭМП. Также я узнал цифровой термометр, датчик движения и диктофон.

– Напомни, как называется эта штука? – Я указал на бежевый диктофон с прикреплёнными к нему наушниками. Нетронутым нет нужды разбираться в оборудовании для исследования паранормальных явлений. Всё, что нам необходимо знать, – основные сигилы и обереги.

– Диктофон для записи ФЭГ – «феномена электронного голоса», – напомнила мне Ханна.

– Точно. – Интересно, может ли эта штука записать голос миссис Уилсон, если, конечно, та существует? Если может, я буду точно знать, схожу я с ума или нет. – А ты… Правда думаешь, что это сработает?

Ханна снова пожала плечами, но в её глазах я заметил радостное волнение:

– Очень надеюсь, что да. В любом случае, сегодня вечером мы это выясним.

– А что будет вечером?

– Тётя Елена пойдёт проверять дом, построенный в тысяча восемьсот двадцатых годах, на сверхъестественную активность. Нынешний владелец никак не может его продать. Говорят, там водятся привидения.

Я поборол дрожь и задержал дыхание, чтобы остановить панику, поднимающуюся в груди. Нетронутые десятилетиями жили среди призраков, но встреч с ними, разумеется, не искали. Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул:

– Как ты вообще связалась с этим?

Ханна опустила глаза в пол:

– Когда папа ушёл, тётя Елена переехала к нам в Бостон. Она экстрасенс класса «В», и на работу в Бюро её бы не взяли. А городские экстрасенсы посчитали её недостаточно сильной для них. Поэтому она нашла другой способ использовать свой дар. В Бостоне она стала одной из лучших охотниц, и здесь будет так же. Со временем она всем покажет, какими полезными могут быть охотники. – Ханна накрутила волосы на палец. – А что касается меня, почему я этим занялась? Ну, поначалу, это отвлекало меня от тоски по папе. А потом стало нравиться. Понимаешь, это… Трудно объяснить… Я чувствую, что делаю что-то правильное. Поэтому и помогаю тёте по мере сил.

Ханна вскрыла упаковку батареек и вставила их в диктофон:

– Эти приборы отличные. Очень полезные, но лучше всего иметь в команде хорошего экстрасенса.

– Значит, Елена правда экстрасенс? – Папа всегда считал сестру Самозванкой. Мама время от времени консультировалась с ней в ходе некоторых своих исследований, но старалась по возможности умалчивать об этом, поскольку правительство никогда официально не признавало компетенции охотников в борьбе с Осложнением. Отец всегда хотел, чтобы я держался подальше от экстрасенсов. На его взгляд, изучения истории оккультизма и основных оберегов было вполне достаточно. Он никогда не питал особой любви к маминой работе. Но он мирился с ней из любви к маме.

Ещё три месяца назад я бы убежал подальше от Ханны и этого разговора. Три месяца назад моя жизнь вертелась вокруг духобола, видеоигр и встреч с приятелями за пиццей. Три месяца назад была жива мама. А теперь остались только я, папа и наша некогда разобщённая семья.

А ещё миссис Уилсон.

Поэтому я и не убежал. Я остался.

– Только отчасти, – продолжала Ханна. – Она не может заранее сказать, когда услышит или увидит то или иное, поэтому её дар немного ненадёжен. Но ей очень нравилось помогать твоей маме. Мне очень жаль, что всё так случилось.

– Да, спасибо, – я уставился на свои кроссовки, и в комнате воцарилась неловкая тишина.

– Твоя мама изучала историю оккультизма. Странно, что ты так мало знаешь об охотниках и таких приборах.

– Мне было всё равно. – Ладно, это прозвучало грубо. – Я имею в виду, что я никогда не интересовался всем этим так, как ты, понимаешь? Мама была просто моей мамой. А её работа – тем, чем она занималась на работе. И мы не часто говорили об этом дома. – Я лепетал что-то, как мне казалось, бессвязное, всё сильнее увязая в собственных мыслях. – Я и не думал о её работе. Ну, знаешь, ты же не станешь увлекаться зубами только потому, что твои родители – стоматологи. Вот и здесь так же. Поэтому я так мало знаю. – Наконец я словно сдулся и, смущённый, затих.

– Я поняла. Мне очень нравится работа моей тёти, вот и всё. – Ханна пожала плечами. – Я чувствую себя полезной, помогая ей.

– Это хорошо, я думаю. Особенно если это отвлекает тебя от мыслей об отце.

Настала очередь Ханны смущаться:

– Да. Я очень рада, что она нашла применение своим навыкам и разрешила мне помогать. Мне это правда нравится. Но мне бы хотелось поработать с кем-то, кто обладает яснослышанием.

– Ясно-чем? – спросил я.

– Способностью слышать их. – Ханна обвела комнату взглядом. – Ну, знаешь… призраков. Яснослышащие – слышат, ясночувствующие – чувствуют. Они могут ощутить те же эмоции, что и дух, или, например, почувствовать, что призрак пережил в момент своей смерти. Яснообоняющие улавливают запахи, которых нет в физическом мире. Есть много видов ясновидения, но я сейчас не об этом. Я говорила о государственных экстрасенсах. БПР занимается по-настоящему жуткими сущностями: демонами и прочими злыми духами, но заблудшие, совершенно безобидные призраки часто остаются скитаться среди живых. Они тоже часть Осложнения, даже если не доставляют людям проблем. Нетронутые подчас и не знают об их существовании. На самом деле это очень грустно.

Вот оно! Миссис Уилсон – если только она реальна – почти наверняка именно такой безобидный дух.

Я вспомнил маму, навестившую меня в палате. До сих пор я старался об этом не думать, но могла ли она быть добрым заблудшим духом? Неужели она заблудилась по дороге на ту сторону и застряла здесь? Я проглотил комок, подступающий к горлу, и прикоснулся к синему Назару, который она отдала мне в больнице. Нет. Она передала мне амулет, сказала, что любит меня, и ушла. У неё не было причин оставаться. Я нервничал на пустом месте:

– Я не хочу в это вмешиваться. Я лучше буду жить своей жизнью, а призраков оставлю профессионалам. – Отлично. Теперь я заговорил, как папа.

– Ты такой же плохой, как дети в школе! – Ханна захлопнула набор.

– Что, прости? – Я нахмурился и направился к выходу из её комнаты. – Я совсем не такой, как они. – Может, раньше и был, но не теперь. Дети в школе могут быть очень жестокими. Я жестоким не был, но и помешанным на призраках тоже.

– Алекс, подожди! – Она догнала меня в коридоре. – Извини, пожалуйста… Просто в этой школе никто меня не понимает. И я… Я знаю, что не похожа на других. Раньше меня волновало, что обо мне подумают. Я переживала из-за этого. Старалась выглядеть нормально и вести себя нормально, но потом папа уехал, и мне стало всё равно. Не знаю… Наверное, после его ухода я стала больше думать о вещах, которые по-настоящему важны для меня. – Она сморгнула слёзы, и всё внутри меня сжалось от чувства вины. – В моей старой школе нашлись те, кто понял и принял меня такой, даже среди учителей, хотя всё равно считали странной. Я вижу, что мисс Граймс с трудом терпит меня, когда я рассказываю об охотниках, а ведь она преподаёт историю оккультизма. – Ханна всхлипнула. – Одноклассники считают меня Самозванкой, потому что я Нетронутая, а посмела интересоваться чем-то кроме Защиты. Они не понимают, как много пользы могут принести охотники.

Я старался не выдать того, что я думал и чувствовал похожим образом. Мне тоже хотелось – хотя бы немножечко – перестать так сильно волноваться о мнении чужих людей. И, возможно, охотники и правда могли бы помочь с Осложнением. Я знаю, что иногда папе приходилось по несколько недель ждать, когда городские экстрасенсы очистят дом, выставленный на продажу, от безобидного, но шумного духа.

– Не то чтобы я не слышу, как шепчутся у меня за спиной, – Ханна шагнула ближе, заставив меня встретиться с ней взглядом. – Я знаю, что я другая, но я не Самозванка. Понимаешь… Наверное, я просто подумала, что раз твоя мама… Ну, раз её работа была… В общем, я подумала, что… Вероятно, ты тоже другой?

Вопрос повис в воздухе, внезапно ставшем каким-то густым. Но что я должен был ответить? Что я изменился из-за несчастного случая, в котором погибла мама, а я порвал бедро? И что я больше никогда не буду играть в духобол? И что я стал другим, потому что, возможно, вижу настоящих призраков? Я не мог этого сказать. Отец отправил бы меня в психушку. Все знают, если ты не стал экстрасенсом к десяти годам, то уже и не станешь. Никогда. И я не исключение. Не могла же на меня так повлиять автомобильная авария, верно?

– Ты ошиблась, – огрызнулся я, вложив всю свою злость на свою разрушенную жизнь в эти два слова.

Лицо Ханны исказилось словно бы от боли, и слёзы наполнили её карие глаза.

Стыд и гнев пожирали меня изнутри. Мне не следовало срываться на ней. Авария произошла не по её вине, и вовсе не она разрушала мою жизнь. Но меньше всего мне было нужно сейчас, чтобы моя чудаковатая двоюродная сестра, которую я едва знал, пыталась всё усугубить. Тем более когда она так увлеклась охотой на призраков, в то время как всё, чего я хотел, – избавиться даже от мыслей о них.

– Ты позвала Алекса пойти с нами вечером? – Спокойный женский голос, внезапно раздавшийся за моей спиной, напугал меня до чёртиков.

Я вздрогнул и обернулся. На меня смотрели холодные зелёные глаза тёти Елены.

– Тётя Елена! – Ханна протиснулась мимо меня и обняла её. – Нет. Не позвала. Он не хочет знать больше. Он такой же, как все остальные.

Мне показалось, что взгляд тёти Елены задержался на мне чуточку дольше необходимого:

– О, даже не знаю, дорогая. Мне кажется, что он не прочь к нам присоединиться.