Вацлав: Вести с полей

«Дело было поздним вечером» — сказал бы я, но, поскольку у нас тут военный космический корабль в дальнем походе, и на его борту никаких «вечеров» в помине нет, правильнее будет: — «после долгой вахты».

После долгой вахты, Вацлав возвращался в родной кубрик из офицерской душевой усталый, довольный, мокрый и красный, как варёный рак. Ещё и замотавшись в былую простыню.

Пожалуй, тут надо бы пояснить пару моментов.

Во-первых, считается, что офицеру положена каюта, а кубрик — это для матросов. Но Вацлав по штату ходил в должности стажёра, и место ему определили, как стажёру — в кубрике. Но не в матросском, а в кубрике для специалистов. Таких на борту было четыре, и отличались они от матросских гораздо меньшим количеством жилых мест, и общей зоной отдыха повышенной комфортности.

Во-вторых, простыней, как и прочего спального белья на борту не было, за отсутствием кроватей. Спят тут в спальных ложементах. Это специальные аппараты, в которых спящий может относительно неплохо переносить перегрузки, может получать автоматическую медицинскую помощь, а то и катапультироваться за борт — при аварийной необходимости. В качестве простынки Вацлав использовал сменный внутренний чехол спального ложемента.

Вообще-то в такой «простыне» ходить по палубам не положено. Однако после офицерской душевой, которую неизвестные герои простым паяльником с отвёрткой творчески доработали до «контр-сауны», сил надеть форму у бедняги не было.

Вообще «контр» в определении «контр-сауна» произошло от «контрастных температур». То есть сперва ты как следует прожаришься, получишь мягкий массаж раскалённым воздухом, а потом словно ныряешь с разбегу в прорубь. Когда Вацлав в первый раз (по субъективным его ощущениям — едва выжил!) спросил у Оглы: — «Что за алиенщина с душевой?», тот невозмутимо пожал плечами, и сказал, плохо скрывая гордость, лишь одно слово: — «Казаки!»

И так, мокрый и красный как варёный рак, Вацлав добрался до родного кубрика. Достал из своего спального ложемента бутылочку кваса, хрустящую галету и тюбик с рационом, и плюхнулся в удобное кресло. Соседей в кубрике не было — видимо, уже проснулись и ушли в спортзал — на разминку перед тем, как заступить на посты. И это было хорошо: у Вацлава было дело, которое он отложил на спокойное время личного отдыха. Сегодня он получил послание с Топурага. Сразу даже и смотреть не стал: понятно, что для такого дела нужен душевный настрой и обстановка.

Захрустел галетой с глотком пищевого рациона, вздохнул умиротворённо, и достал планшетку своего личного инфора.

— Ну ты и дурачёк, Вацлав! — Варька на экране покачала головой удручённо, глаза её подозрительно блестели влагой, и вздыхала она тяжко. — Ты хоть представляешь себе…

Вацлав закашлялся, судорожно сглатывая, и нажал на «паузу». Надо было ещё потерпеть, и таки поесть, прежде чем смотреть! Откашлялся, перемотал на начало:

— Ну ты и дурачок, Вацлав! Ты…

Снова пауза. Вот, чего она? Злится? Или нет? С одной стороны — «дурачок», но с другой-то стороны — не «дурак» же! А разница есть! Не, если мужик говорит — то разницы нет, но вот, если девушка — разница ого-го какая! Так и не придя к твёрдому мнению, Вацлав решил послушать дальше:

— … хоть представляешь себе, что тут творилась после твоего исчезновения!

О как! Нет, он не представляет. Там у них веками ничего не происходит! Обычная фермерская рутина.

— Ты куда-то уехал, пьяный в хламину! На ночь глядя! Утром тебя нет, днём тебя нет! А вечером твой дом — бах! — и сгорел! Прилетел целый космический пиратский крейсер! И разбомбил твой дом! Вацлав! Ты во что встрял, бедовая твоя голова-два-уха?! Ты зачем повстанцев-то обидел?

Пауза. Вацлав осторожно потрогал свой лоб, сообразил, что так температуру не померить, приложил штатный медицинский индикатор — норма, жара нет. Тогда откуда этот бред? Какие такие космические пираты?! Ну-ка, ещё раз:

— Прилетел целый космический пиратский крейсер! И разбомбил твой дом! Вацлав! Ты во что встрял, бедовая твоя голова-два-уха?! Ты зачем повстанцев-то обидел?

Вацлав остановил запись, и напряг память. Но как не силился, никаких пиратов вспомнить не смог. Военные были. Напоили, контракт подсунули, в орбитальную станцию на Лифте подняли. Стоп, может быть в том баре какие-то пираты были? Бред! Не могут пираты в баре быть, когда целая эскадра на орбите! Не понятно. Что там дальше?

— Потом прилетела та офицер полиции, которой вы с батей звонили в тот вечер у нас, — продолжала рассказ Варя. — Осмотрела пепелище, пришла к нам, задавала вопросы. Отец дал ей наш пикап — в город съездить. Потом прилетели люди в чёрных аккуратных костюмах. Тоже вопросы задавали. Я так поняла, что та полицейская тоже исчезла! Как будто у нас тут не ферма, а «Бермудская пирамида» какая-то! Четыре угла: твоя ферма, наша, город, и орбитальная станция! А в пятом углу, надо полагать, потайная чёрная дыра!

— Ты когда возвращаться-то будешь? А поля?! А урожай?! А куча пепла на месте дома, наконец?!

— Ох! Из банка звонили — жутко напугали нас всех! Слушай, Вацлав, сделай одолжение — в следующий раз в полный рост покажись, пожалуйста! Очень прошу! Из банка звонили, сказали, что тебя захватили террористы, и ставят на тебе опыты! Говорят, ноги тебе отрезали, и лапы какого-то животного пытались пришить — им в банк, говорят, сперва счёт пришёл на оплату операции по замене ног на лапы! А потом, дескать, ты дистанционно заблокировал все ваши с отцом счета, указав в графе «причина» вариант «захватили террористы»!

Варя тяжело вздохнула, и села едва не мимо стула — видно было, как её вымотала толи эта речь, то ли все эти новости о нём, Вацлаве. Закончила Варька тихо и так грустно-печально, что у парня внутри что-то перевернулось:

— Ох и дурачок ты, Вацлав! Ты уж постарайся нас так больше не пугать, пожалуйста!

Он пересмотрел эту запись ещё несколько раз. Кое-что сходилось: история про операцию по пересадке ног вспоминать было стыдно: розыгрыш-то детский, а он повёлся! И да — он же напрочь забыл в банк позвонить! Вот балда!

И про офицера полиции тоже сходится — он помнил, что та девушка офицер предупреждала, что прилетит, и просила никуда не уезжать, и дождаться её.

А вот с пиратами и пожаром было совсем не понятно!

Помучившись, Вацлав решил, что в истории этой придётся рассматривать его покойного отца в качестве одного из фигурантов дела. Иначе концы с концами не сходятся. Его отец каким-то загадочным образом оказался в системе Кирибея-три, и погиб. И вот в этом легко могут быть замешаны космические пираты!

Отложив тяжёлые думы об отце и пиратах на потом, Вацлав решил пока разобраться с брошенной фермой, надвигающейся на неё жатвой, а так же с банком, пожаром, и заблокированными счетами — потому что иначе с жатвой ничего не сделать.

И началась с этого момента целая эпопея, под названием: «Дон Кихот Бондски против бюрократической системы»!

Что бы разблокировать счета, Вацлаву Бондски требовалось подтвердить слою личность. Лично явиться в отделение банка и предъявить документы, отпечатки пальцев и сетчатку глаза он, по понятным причинам, не мог. Действовать, как положено в космофлоте, «по команде» — то же не мог, потому что в космофлоте Вацлав Бондски числился как Вацлав Вонтски. Они сказали: — «бюрократическая ошибка!», — и развели руками.

Тогда он попробовал подать рапорт с просьбой о предоставлении отпуска для улаживания семейных обстоятельств. Ему ответили: — «Ты сколько служишь? Меньше полугода? Не положено! Жди полгода!»

А потом неожиданно вмешался сам начальник отдела разведки, Андрей Игоревич, и мигом всё встало на штатные места: банк прислал уведомление, что всё в порядке. Страховая компания объявилась, предоставила документы о результатах экспертизы по страховому случаю с пожаром на ферме, вызванным атакой космического крейсера, и платёжное поручение о начислении страховой премии.

Наконец, Вацлав записал ещё одно послание соседям, в котором просил старшего Мицковича заняться фермой Бондски до его, Вацлава, возвращения со службы, а компенсацию трудов предложил взять урожаем.

В ответ Теодор Мицкович прислал длинную запись, в которой пространно рассказывал, как он рад, что Вацлав жив-здоров, и взялся за ум. И как он, Теодор, глубоко одобряет решение юноши взяться за ум, и сделать военную карьеру. Мимоходом несколько раз предложил выкупить у Вацлава всю землю Бондски, и пару раз спрашивал о пустоши за четвёртым полем.

Вацлав в ответ послал Теодору короткое «спасибо» за заботу о ферме Бондски. И всё. Ничего он продавать не будет. Зачем бы ему? И на что Мицковичу поросшие бурьяном да крапивой холмы за четвёртым полем? Обойдётся.

Андрей же Игоревич просматривая всю переписку Вацлава хмурился неодобрительно: предчувствия предупреждали о неприятностях, но инструкция отдела контрразведки Главного Управления была однозначной: настоящий Вацлав Бондски должен «засветиться». Вот ведь, прятали-прятали, а тут — подайте на блюдечке! Эх!

Загрузка...