Лойо Майо попятился к выходу, с подозрением поглядывая на капитана. Догадался, что тот думает о нем, и это только подтвердило его собственное предположение о психике Нескубы: ведь сумасшедшие считают ненормальными всех, кроме себя.
- Да-да, - бормотал астроном, - вы тоже отдохните... Все крайне переутомлены.
Нескуба шел за ним до самого выхода, заслоняя собой экран, и все беспокоился: "Только бы он не заметил скопления звезд, только бы не заметил..." Закрыв массивные двери, вздохнул, вернулся на свое место у пульта. Черная фотография, принесенная астрономом, почему-то тревожила, мозолила глаза, и он резко отодвинул ее в сторону. Какая-то бессмыслица - Метагалактика в элементарной частице! Бесконечно большая масса замкнута в бесконечно малом пространстве. А луч? Как он мог вырваться оттуда? Ну и фантастика! Игра больного воображения, и больше ничего...
Перевел взгляд на обзорный экран и даже улыбнулся. Вот она - Вселенная. А вот и новая Галактика, а он болтает о какой-то элементарной частице! Да, свихнулся, бедный, не иначе.
Нескуба соединился с каютой Илвалы, но психолога не оказалось на месте. Передал радиовызов по всему кораблю, и минут через десять Илвала явился.
- Взгляни, - капитан указал на черную фотографию и пододвинул лупу. - Это принес Лойо Майо.
Илвала улыбнулся:
- Знаю, я как раз от него.
- Ну, как он там?
- Беспокоится, что травмировал твою психику.
Теперь и Нескуба рассмеялся, его широкая, как опахало, борода задрожала.
- Какой же ты ставишь диагноз? Не pseudologia phantastika? * Жаль, если такой ученый...
- Не торопись с выводом, Гордей. - Илвала сел рядом с Нескубой, повертел фотографию в пальцах. - Это ведь документальный снимок, и он содержит информацию.
- Какую? О чем?
- О структуре Вселенной.
Нескубу передернуло:
- Что здесь происходит? И ты туда же?
- Видишь ли, капитан, они там в обсерватории ни на минуту не прекращали наблюдений. Можем ли мы им не доверять? Почему?
- А вот почему! - Гордей резким движением руки указал на обзорный экран, где отчетливо видно было скопление звезд. Однако на Илвалу это не произвело впечатления.
- Я не астроном и не физик, дискутировать с тобой не собираюсь. Вызови специалистов, а я послушаю. Интересно: что они скажут?
Нескуба с удивлением посмотрел на психолога, но склонился над микрофоном внутренней связи. Вызвал астрофизика Хоупмана, Идерского и, естественно, астрономов. Лойо Майо явился на этот раз со своим коллегой - Александром Осиповым, который все время хмурил брови. Сам Лойо Майо казался спокойным, едва ли не равнодушным, но по тому, как дрожали у него пальцы, когда брал он в руки "черную фотографию", Нескуба заметил, что он сдерживает свои эмоции. Но что его волнует? Неужели это неожиданное "открытие" или обсуждение, на которое они собрались?
- Ну что ж, товарищи, хотя перед нами вечность, зря время терять не будем, - капитан сдержанно улыбнулся и продолжал: - Вы, вероятно, уже кое-что слышали об астрономической сенсации, и вот возникла мысль обсудить ее всем вместе. Прошу вас, Лойо Майо, проинформировать товарищей более подробно.
- Вот здесь, - сказал Лойо Майо, подняв фотографию над головой, - портрет Вселенной, последний портрет... Наружные размеры всей нашей Метагалактики, - здесь Лойо Майо иронически улыбнулся, - бывшей нашей Метагалактики - составляют сейчас 10 J3 сантиметра. - Он положил
* Фантастическая псевдология - сообщения о событиях, которых не было в действительности, при искренней убежденности в их истинности.
фото на блестящий пластик пульта управления. - Мы должны это учитывать, прокладывая дальнейший маршрут... Если бы я oдин получил такие результаты, то подумал бы, что сошел с ума. Но ведь мы вели наблюдение вместе с Александром Осиповым.
Все слушали Лойо Майо как завороженные. Вся Метагалактика - в элементарной частице! Миллиарды миллиардов звезд, планет... Неисчислимая энергия, эмоции, мысли, прошлое и будущее - живая, бурлящая материя... Да как же все это может поместиться в микроскопическом объеме?
Воображение Нескубы, наконец здравый смысл сопротивлялись, не принимали такого парадоксального допущения.
Когда Лойо Майо закончил, некоторое время царило молчание. А потом заговорили все сразу, и Нескубе пришлось повысить голос, призывая к порядку.
У компьютера расположился Хоупман, маленький, сморщенный старикашечка, и на экране возникло кружево формул, которью невозможно было опровергнуть. Аналитический ум агрофизика убеждал тонкой логикой мышления. Формула Вселенной разрасталась, как некое волшебное дерево, и ее символические знаки, такие невыразительные сами по себе, будучи собраны в систему, обретали фантастическую силу. Они сжимали и спрессовывали Метагалактику в тот квант пространства) который выражался величиной Ю-33 сантиметра. Макрокосм в микрокосме, бесконечное в конечном! Указывая на испещренный формулами экран компьютера, Хоупман напомнил, что подобные космологические идеи выдвигались еще в двадцатом столетии и что кое-кто считал это игрой ума по схеме: "Что случилось бы, если бы было так..."
- Теперь мы видим, что это не умозрительные конструкций, а сама реальность, - устало произнес астрофизик.
- Реальность... - тихо повторил Нескуба, растерянно глядя на коллег. - А это разве не реальность? - и он указал на скопление звезд в левом верхнем углу обзорного экрана. Голос его звучал немного раздраженно. - Что же это, по-вашему?
И тут все умолкли: взгляды заскользили по большому обзорному экрану, где белели какие-то пятнышки.
Хоупман пожал плечами:
- По всей вероятности, иная Вселенная открывается перед нами. Космический Гольфстрим выносит нас на новый простор.
- А что вы на это скажете, Идерский?
- Что ж, эти утверждения не противоречат теории и, как видим, подтверждаются действительностью. Нам только нужно преодолеть инерцию привычного мышления. Мироздание неизмеримо сложнее, чем мы себе представляли до сих пор, как в смысле структуры, так и в отношении фундаментальных законов.
Идерский шевельнулся и... поплыл по воздуху. В той же позе - словно все еще сидя на стуле.
- Осторожно! - воскликнул Нескуба. - Держитесь за сиденье!
Но его предостережение запоздало: все, кроме него самого и Осипова, который тоже успел вцепиться в подлокотники, очутились под белым пластиковым куполом. Беспомощно барахтаясь, они то касались друг друга, то разлетались в разные стороны. Один ворчал, другой что-то выкрикивал, третий смеялся - все находились уже в состоянии эйфории, даже Осипов перестал хмуриться. Невесомость! Путы гравитации порвались. Невесомость - это ведь спасение! Невесомость - что может быть прекраснее!
Посматривая на своих товарищей, которые плавали, как рыбы в аквариуме, капитан ощутил какую-то непонятную истому во всем теле, легкое головокружение. Перед глазами вздрагивала серая дымка. Он попытался сосредоточиться на этом явлении, но безуспешно: в каждую данную минуту забывал то, о чем думал только-только что. Память улетучивалась, и, естественно, самый этот процесс тоже зафиксировать было невозможно. Он не успел даже заметить, как все они молодели, как минута за минутой укорачивались их усы, бороды, а потом и вовсе исчезли, как темнели их волосы, а лысина Павзевея покрылась густой шевелюрой. Каждый ощущал упругость в мускулах, бодрость во всем теле. Весь экипаж помолодел - и женщины, и мужчины физически стали такими, какими были примерно на седьмом году полета, когда попали в Космический Гольфстрим. Еще один зигзаг Времени, и зигзаг счастливый для наших путешественников: к ним вернулись молодость, здоровье, желание жить и работать.
Помолодевший, полный энергии, Гордей Нескуба в свободные от вахты часы не мог усидеть в своей каюте. То отправлялся к Лойо Майо и Осипову, чтобы припасть к окуляру телескопа, то забредал в клуб посмотреть новый фильм, снятый на "Викинге", но больше всего времени отдавал электронной памяти корабля. Прослушивал то, что надиктовал сам или его помощники. Эолу это удивляло, она даже пробовала выспросить, чего он добивается, но Гордей только отмахивался, виновато улыбался и молчал. Но все это не могло скрыть от чуткой подруги внутреннего его беспокойства или, пожалуй, даже тревожных предчувствий. Что-то мучило Нескубу, не давало спать, он осунулся, под глазами появились синяки. В конце концов Эола не выдержала:
- Да у тебя ведь истощение нервной системы, Гордей!
Нескуба пробормотал что-то невнятное, но Эола не отступилась:
- Ты ведешь себя... безответственно!
- Да? - усмехнулся Нескуба.
- Да! У тебя симптомы нервного заболевания, полечиться надо, отдохнуть...
- Верно! Отправлюсь на Рижское взморье. Море, лес, река, песок, чайки - лапки у них красные и клювы тоже, на головках пепельные платочки...
- Я ему серьезно, а он шутит.
Нескуба вздохнул, перестал улыбаться.
- Наверно, ты, Эола, права. И в самом деле, что-то с нервами. Но я должен знать, куда девался человек.
- Это ты о ком?
- Ротнака-то нет.
- Какого Ротнака?
- Физика. Забыла? Энергичный такой, с кошачьими глазами...
- Тот, что работает с Идерским?
- Работал...
- Куда же он делся?
- Никто не знает. Электронную память я прослушал уже несколько раз - никакого следа.
- А как они... с Идерским? - настороженно спросила Эола.
- Преступление исключается.
Эола покраснела: на самом деле, как она могла такое подумать?
- Да, конечно, это я так... Но куда же он девался? Может быть, забрался в какой-нибудь уголок, а там случился с ним сердечный приступ или инсульт... Мало ли что может быть...
- Я осмотрел весь корабль.
- Послушай, а почему ты держишь это в секрете? Почему бы не включить в поиск весь экипаж?
Нескуба тут же, не выходя из своей каюты, включил сеть внутренней связи и объявил об исчезновении Ротнака.
Эола посоветовала повторить, и он еще дважды передал это сообщение, произнося каждое слово как можно спокойнее. Это был верный признак того, что он очень волнуется.
Как и следовало ожидать, известие об исчезновении одного из них взбудоражило весь экипаж корабля. Искали всюду, рыскали по всем закоулкам, но Ротнака нигде не было. Скафандры для выхода в космос были на месте все до одного - в каждой каюте, в рабочих помещениях - и запасные комплекты, содержащиеся в специальных коридорных нишах. И скафандр Ротнака тоже свисал металлической головой из зажима. Стало быть, в космос он не выходил!
Нескуба опасался: а вдруг возникнут подозрения? Но моральный дух экипажа выдержал это испытание с честью. Только и всего, что реплика Эолы, да и то наедине с ним.
И все-таки - что же случилось с Ротнаком?
Капитана угнетала неизвестность, да еще и то, что на корабле, по всей вероятности, разыгралась трагедия, а ни он и никто другой ничего не видели, не слышали, не знают! Что же это - всеобщий провал памяти? Массовое наваждение? В голову лезли самые невероятные мысли, в которых фигурировали даже какие-то таинственные инопланетяне.
Но вот наконец гром грянул! Первый пилот Саке Мацу проверил разгрузочный отсек и сразу же обнаружил: одной портативной ракеты не хватает! Все сошлись на том, что Ротнак в состоянии аффекта или какого-то иного психического стресса покончил самоубийством, выбросившись в космос. Так было вписано и в электронную память "Викинга" - покончил самоубийством. И если бы кто-нибудь сказал капитану Нескубе, или астронавигатору Павзевею, или даже психологу Илвале, что они сами "похоронили" Ротнака в космосе, что пилот Саке Мацу включил пусковой механизм, который вытолкнул ракету с телом покойного Ротнака во Вселенную - если бы кто-нибудь смог это сказать, - они бы ни за что не поверили. Однако этого никто и никогда им не скажет, разве только во сне приснится нечто подобное, но настолько невыразительное и призрачное, что исчезнет так же мгновенно, как и возникло.
Смятение, вызванное такой неожиданной и совершенно непонятной смертью физика, понемногу улеглось, экипаж "Викинга" входил в обычный ритм работы. Некоторое время шла дискуссия, касающаяся направления полета. Куда лететь? С какой целью?
Решено было созвать совещание. В рубку управления собрались все, кроме стоящих на вахте. Первое слово Нескуба дал астроному:
- Лойо Майо сторожит космос, дружит с галактиками, вот и послушаем его мнение.
- Мы со здешними светилами еще не успели познакомиться, в тон капитану сказал Лойо Майо. - Но уже выработали довольно широкую программу исследований. По предварительным данным (они еще требуют проверки), "Викинг" вынырнул в эту соседнюю Вселенную вблизи центрального района Галактики, и направление от ее ядра обещает максимальное разнообразие объектов для наблюдения и изучения.
Нескуба видел: даже сама эта мысль приводила астронома в восторг.
- Пояс жизни, - многозначительно произнес Лойо Майо, всегда располагается на периферии Галактики. Если мы даже не выйдем на планету, пригодную для колонизации, то несомненно сделаем не одно важное открытие, которое обогатит науку о Вселенной.
"Фанатик науки, его хлебом не корми, дай только что-нибудь поизучать, для него самое дорогое в жизни - процесс изучения как таковой, - подумал Нескуба. - Но к чему все наблюдения, если они не приближают нас к Земле?"
Осипов поддержал коллегу:
- Нет никакого сомнения в том, что ось от центра до периферии Галактики - наиболее перспективна...
"И этот туда же, - мысленно комментировал Нескуба, глядя на суровое лицо ученого, на его брови, соединившиеся над переносицей. - Наверно, оба потеряли надежду на возвращение. Но зачем же тогда нужны все эти открытия, если их нельзя передать на Землю? Неужели для астронома наблюдение космических тел - и форма, и смысл существования? Нет! Человечество - вот альфа и омега нашей жизни!"
Планетолог Сиагуру, естественно, отстаивал "планетную программу".
- Помимо своих, солнечных планет, человек не побывал еще пока ни на каких других. Быть может, в этой Галактике нам повезет?
"Не очень-то ты тоскуешь по своей Африке, - думал Нескуба. - Его, видите ли, больше интересуют чужие планеты".
Пока Сиагуру говорил, капитан присматривался к людям и, к огорчению своему, заметил, что многие симпатизируют палеонтологу, а на лицах других написаны равнодушие и безнадежность. И физик Идерский, и биолог Алк, и астронавигатор Павзевей, и даже психолог Илвала выглядели какими-то инертными, и казалось, их вовсе не интересует тема дискуссии.
Нескуба все же надеялся, что к нему присоединится большинство, а что касается поддержки со стороны Павзевея и Илвалы, то это не вызывало ни малейшего сомнения.
- Скажу сразу, товарищи, что с предложением нашего астроблока согласиться не могу, - начал Нескуба, поглядывая на скопление звезд, которое серебрилось на обзорном экране. Мы не можем не осознавать себя частью человечества...
Капитан доказывал, что лететь нужно именно в направлении ядра Галактики. Это даст хотя бы какой-то шанс попасть в черную дыру, которая выведет в свою Галактику. Он развивал гипотезу об обмене материей между соседними вселенными.
- Коль скоро "Викинг" был вынесен в эту Вселенную гравитационным течением Космического Гольфстрима, то почему не допустить, что есть где-то и обратное движение? Как вы думаете, Идерский?
Заручиться поддержкой физика Нескуба считал очень важным.
Идерский пошевелил пальцами на подлокотниках, затем коснулся пряжки эластичного пояса, удерживавшего его в кресле, и сказал:
- В принципе я с вами полностью согласен, капитан...
- Это уже хорошо, - поспешил зафиксировать Нескуба. - Я так и надеялся.
- Но только в принципе, - покачал головой Идерский. - Да, мне тоже импонирует гипотеза об обмене материей между соседними мирами. Вполне вероятно, что именно так оно и есть. Но в ваших рассуждениях отсутствует даже упоминание о времени и пространстве. Вы только прикиньте - и сразу убедитесь, что даже если бы в нашем распоряжении была еще тысяча лет жизни, то и тогда мы не приблизились бы к ядру этой Галактики на какое-то заметное расстояние. А камер анабиоза на "Викинге" нет.
- Кто знает, может быть, до этого туннеля всего какихнибудь несколько месяцев полета! - бросил реплику Нескуба, разочарованный рассуждениями Идерского. - Может, здесь рукой подать!
Идерский посмотрел на капитана, пожевал губами и снисходительно улыбнулся:
- Вы меня простите, но это уже, знаете ли, гадание на кофейной гуще. Может быть, близко, а может быть, недосягаемо далеко - это не научный подход к проблеме.
- Что же вы предлагаете? - холодно спросил Нескуба, уже жалея, что вырвалось у него это "может быть".
- Я считаю: необходимо прощупать пространство с помощью гравиметров, лететь в ту сторону, где будет обнаружено средоточие гравитации.
- Да, гравитационные исследования следует вести непрерывно, - согласился Нескуба. - Но их эффект мог бы быть значительно большим, если бы "Викинг" двигался в направлении ядра.
- Вероятность здесь не намного выше нуля, - не сдавался физик. - А вот поиски в "поясе жизни", как выразился Лойо Майо, открывают заманчивую перспективу. Высадившись на одной из планет, - а они здесь, бесспорно, явление не редкое, - мы тем самым утвердим и закрепим дальнейшие границы земной ноосферы". Разве это не великая цель?
- Не вижу никакого величия в том, чтобы отмежеваться от всего человечества, - сказал Нескуба. - Наше существование потеряет смысл.
Некоторое время все молчали. Реплика капитана заставила многих призадуматься.
- По-моему, - сказал психолог Илвала, - направление к ядру перспективно. Увеличивается вероятность попадания, а самое главное - появляется ориентир, цель, к которой надо стремиться. Имею в виду то, о чем напомнил капитан, - нашу Вселенную, родную Землю...
Нескуба слушал Илвалу, и настроение его улучшалось. Может быть, все-таки удастся переубедить упрямые головы!
Вслед за Илвалой поддержал капитана Павзевей. Но вот астрофизик Хоупман... Он заявил, что поиски обратного туннеля дело совершенно безнадежное, и от них необходимо отказаться с самого начала, чтобы впоследствии не испытать многих неудач и разочарований.
- Вы зовете нас в призрачный мир иллюзий, но тот, кто не опирается на реальность, неминуемо обречен на поражение.
"Вот тебе и Хоупман, - с обидой подумал капитан,
* Н о о с - разум (греч.).
такой маленький, хилый человечек, а разговорился - Цицерон!"
- Тут капитан и психолог очень красноречиво высказывались о "родной Земле". И действительно, кто из нас не хотел бы вернуться домой - под шатер голубого неба, в сферу привычного тяготения? Кто не хотел бы воссоединиться с человечеством, которое за время нашего отсутствия безусловно поднялось уже на новую ступень? Но посмотрим правде в глаза. Где наша Вселенная? Где Земля? Есть у нас хоть малейший шанс вернуться? Хотя бы один из миллиона или даже миллиарда? Можно с уверенностью сказать: нет, нет, нет. Мы навсегда потеряли Землю, от нее отделяют нас океаны Времени.
"Говори, говори, бескрылый человек! - хмурился Нескуба. Какая же это жизнь без великой цели?"
- Да еще и неизвестно, каковы свойства данного пространства, - продолжал Хоупман, - как оно себя поведет. Так не лучше ли все усилия направить на поиски планеты, на которой можно осесть?
- Логично! - воскликнул Алк. - Если подходящий грунт... Я в широком смысле...
"Не хватало еще и этого ботаника, - раздраженно подумал Нескуба. - Хоупман - голова. А у тебя-то какой же "широкий смысл"?"
Нескубе было неприятно слушать Алка, он ощущал антипатию к этому человеку. "Неужели ревность? - удивляясь самому себе, думал он. - Этого еще не хватало!"
Судьбу дискуссии решили женщины, которые, впрочем, многое в жизни решают... И решили не в пользу позиции капитана Нескубы. Даже Эола высказалась за то, чтобы прибежище было найдено не где-то далеко, а здесь, в этом неведомом космосе.
- Хочется простора, ветра, запаха травы! - Эола даже руками взмахнула, как птица, даже рассмеялась так, как будто жила на Земле. - А в погоне за неосуществимым так мы и останемся на всю жизнь в этой металлической бочке!
И столько было в ее словах искренней жажды жизни, и сама она светилась таким внутренним светом, что даже Нескуба на мгновенье заколебался: а что, если и в самом деле оставить мечту о Земле? Укорениться здесь, на месте, и положить основу новой цивилизации? Но нет, он все-таки не мог примириться с этим. На душе было горько, а инопланетяне казались ему отступниками. Однако ничего не поделаешь, раз уж они взяли верх...
- Ну что ж, - вздохнул он, закрывая совещание. - Пусть будет так, как хочет большинство.
И "Викинг" начал углубляться в "пояс жизни".
Шли долгие, тяжелые годы, на протяжении которых экипаж "Викинга" познал многие трудности и лишения, когда нервное и физическое истощение даже у самых-самых выносливых вызывало апатию. Окружающее пространство представлялось безбрежной пустыней, в глубинах которой едва лишь заметны были светлые точки. Жизнь на корабле стала такой однообразной, что иногда казалось: время остановилось. Естественно, делались попытки расшевелить, чем-то заинтересовать людей - игры, викторины, спектакли и прочее, но ничто не могло всколыхнуть мутной воды равнодушия. Даже шахматы... Не унывали только ученые и среди них Алк, который в своей оранжерее неутомимо проводил селекционные исследования. Только открытие, может быть, даже потрясение могло взбодрить экипаж, воодушевить. И такое открытие было сделано. На 6-м году нового летосчисления недреманные стражи космоса - астрономы - зафиксировали планетную систему, которая до этого момента была скрыта от глаз тучей космической пыли.
Весть об этом, словно электрический разряд, мгновенно пронеслась по всему кораблю.
- Планеты?!
- Неужели это правда?
- Пристань!
- Наконец!
Люди словно очнулись от долгого сна: возгласы, смех, шутки, всех опьянила эйфория.
А в рубке управления шла интенсивная работа. Исследовались параметры планет, спектр центрального светила, которое имело необычайное строение - приплюснутый, вытянутый диск. Его фотография лежала уже на столе Нескубы, и он с горечью думал: "Чужое солнце..."
Почти полгода бортового времени ушло на предварительное изучение планетной системы. Из восемнадцати массивных планет выбрали для посадки пятую, которую сразу же окрестили Гантелью. Масса ее почти втрое превышала массу Земли, а по форме напоминала она гигантскую гантель. Остальные планеты тоже имели неправильную форму - куски параллелепипедов, усеченные пирамиды...
Основные характеристики Гантели были таковы:
- атмосфера содержит примерно 32% кислорода и 65% азота;
- тяготение заметно различается на полюсах и в центре, в среднем превышает земное на 15-20%;
- гидросфера - 31% всей поверхности - в основном сосредоточена в океане, который заполняет центральную впадину между двумя шарами, то есть покрывает ручку "гантели"; облачность достаточно велика;
- плотность - 7,5 г/см3;
- планета совершает один оборот вокруг своей оси за 13 часов;
- продолжительность года - 218 земных суток.
- Ну что ж, дом вроде бы неплохой, - сказал Илвала, надеясь хоть немного расшевелить капитана, который все еще угрюмо просматривал фото, выданные электронным мозгом, - всего хватает.
Нескуба проворчал:
- Неизвестно только, пуст ли этот дом...
- О, если там есть хозяева, это еще интереснее!
Капитан посмотрел на него, как на школьника:
- "Интереснее..." А что, если они агрессивны? Что, если их мораль предписывает изгонять непрошеных гостей? Об этом вы не подумали?
- Откровенно говоря, мне это в голову не приходило, спокойно отвечал Илвала.
- А мы ведь совершенно безоружны. Это вас не беспокоит?
- Нисколько. Я глубоко убежден, что свое произведение, которое называется Человечеством, Природа исполнила в одном-единственном экземпляре.
- Это предположение, возможно, и справедливо, когда речь идет о нашей Вселенной. А где гарантия, что в этой соседней сфере нет еще одного экземпляра?
Павзевей, сидевший за пультом управления, резко обернулся:
- Ничего, если и есть, мы успеем подготовиться. Выйдем на ближнюю планетарную орбиту и внимательно заглянем Гантели в глаза.
- Конечно, гарантий нет, - заметил психолог, - но вполне вероятно было бы допустить: если уж фундаментальные законы Природы сохраняют свою силу и здесь...
- Именно с учетом этого, - сказал Нескуба, - можно надеяться, что и здесь возникла мыслящая материя.
- Если исходить из предположения изолированности, уединенности миров, - подчеркнул Илвала. - А я придерживаюсь иной точки зрения: все они, сколько бы их ни было, так или иначе взаимодействуют и составляют, если угодно, единую Сверхвселенную.
На это Нескуба не ответил ничего, только пожал плечами и снова принялся перебирать фотографии.
Илвала отправился в обсерваторию, где Лойо Майо и Александр Осипов поочередно наблюдали желанную для землян планету.
Больше всех, кажется, радовался Алк. Подумать только: тридцать два процента кислорода! Вот уж чего-чего, а кислорода на Гантели хоть отбавляй, жизнь у растений конечно же великолепная. Вот уж где можно будет развернуть селекцию! И Космическую Алка возродить.
Встретив Эолу, которая возвращалась из медицинского блока, Алк пригласил ее в оранжерею.
- Открою вам секрет, - сказал он, наклонившись к ней и как бы нечаянно коснувшись щекой ее щеки. - Кроме зерен злаков есть у меня и семена цветов. Как вы полагаете, приживутся на Гантели земные цветы?
Дыхание ботаника согревало щеку Эолы, и она отклонилась. "Неужели все-таки влюбился? - мысль об этом ее беспокоила. Интересно послушать, как он признается..."
Сказала почему-то слишком громко:
- А почему бы и нет! Возможно, Гантель будет к нам ласкова.
- Ну а вы, Эола, - распалился Алк, - вы будете ласковы... к ним?
- Конечно, конечно! - она не сдержала улыбки. - Какая женщина не любит цветов!
Алк неосторожно сорвался с места, его подошвы оторвались от пола, он замахал руками и... поплыл по оранжерее, восклицая:
- Я украшу цветами всю планету! Вот увидите!
Пламенную болтовню ботаника прервало чертыханье - Алк ударился коленом об арматуру. Схватившись за стену руками, он с трудом добрался до металлической табуретки и уже собирался продолжить рассказ о своих планах покорения новой планеты, когда из громкоговорителя донеслось:
- Внимание, внимание! Всем занять свои места!
- Можете остаться здесь, - великодушно предложил Алк Эоле.
- Нет, спасибо, я пойду. - И она отворила дверь. - Сказано ведь: на свои места!
Ботаник смотрел на закрытую дверь и на сером фоне видел ее белый силуэт. "Вот это космический цветок! - думал он. Пышная, как... как..." В его воображении возникали розы, пионы, лилии...
А громкоговоритель приказывал:
- Немедленно занять свои места!
"Вероятно, выходим на планетарную орбиту, - подумал Алк, садясь в противоперегрузочное кресло, - хоть бы поскорее..."
- Начинаю отсчет времени. Двенадцать, одиннадцать, десять...
"Лучше бы вместо Ротнака Нескуба... - мелькало в голове Алка. - Тогда бы Эола... Ну и глупые появляются мысли!.. Нечестно так, подло... Пусть себе живет и процветает... А Эола пусть разлюбит его и оставит... Очень просто: "Надоел ты мне, Гордей, осточертел. Только и знаешь свой пульт. А цветок хоть один ты вырастил?"
В эту минуту загремели двигатели и по богатырскому телу "Викинга" прошла дрожь.
Все бурлило на корабле: готовилась высадка экспедиции на Гантель. Инженеры и механики проверяли "Гондолу", которая должна была облететь новую планету на небольшой высоте "заглянуть Гантели в глаза", как сказал Павзевей, и обозначить место для высадки землян. Конечно, капитан не оставил без внимания ни операторов связи, налаживавших лазерную линию, ни ученых, проверявших бортовую аппаратуру, ни работников пищеблока, укладывавших в герметические пакеты индивидуальные пайки, ни медиков, комплектовавших аптечки, - он успевал за всем проследить, что-то посоветовать, что-то исправить. Только об Эоле, казалось, забыл, зато она посматривала на него любящими глазами: именно таким он нравился ей - весь в движении, в кипучей деятельности.
Но через некоторое время (впервые - когда он однажды чересчур уж поспешно обедал) заметила она у него признаки нервозности. Какая-то странная жестикуляция, резкий голос. С чего бы это?
- Ты бы отдохнул хоть часок...
- Для отдыха время еще будет.
Невыразимое, подсознательное предчувствие не давало покоя Эоле, но разве могла она догадаться, о чем думал, какие решения принимал капитан Нескуба, лихорадочно готовя высадку на неизвестную планету... Это уже потом, возвращаясь мыслями к событиям того времени, вспомнит Эола красноречивые подробности, которые могли бы ее насторожить. А сейчас... Такое событие! Сейчас все как ненормальные, нервное напряжение охватило даже самых уравновешенных. Примет ли их Гантель? Или станет мачехой?
- Свободным от вахты собраться у "Гондолы"!
Вот и пробил час, настало время, которого ждали с нетерпением, к которому так тщательно готовились.
Перед входным люком "Гондолы" стояли три космонавта во главе с Павзевеем. У Саке Мацу было сосредоточенное, даже, пожалуй, суровое лицо. Сиагуру улыбался. Рукопожатия, пожелания, напутствия, советы. Поблескивали слезы на глазах у женщин, а когда торжественно прозвучал "Гимн планеты Земля", жена Павзевея не смогла сдержаться и зарыдала.
- Дорогие друзья! - В голосе капитана звучала сдержанная радость, и, может быть, чтобы скрыть ее, Нескуба нахмурил брови.- Все готово для полета. Системы жизнеобеспечения проверены самым тщательным образом. "Гондола" оснащена компьютером, который в соответствии с ситуацией сможет изменять программу, заданную электронной автоматике. В случае необходимости перейдем на ручное управление. Берегите машину, и она сбережет вас. Техника в полной готовности. А вы готовы перебросить мост на чужую планету?
- Готовы!
- Претензии? Просьбы?
- Нет, - Павзевей посмотрел на Саке Мацу и Сиагуру, и они кивнули головами в знак согласия.
- Тогда - счастливого пути! - И капитан пожал космонавтам руки.
- До свиданья! - ответил за всех Павзевей.
Жены бросились обнимать своих мужей, словно прощались с ними навсегда.
- Счастливого возвращения!
- Привет Гантели!
- А вы здесь не скучайте без нас! - сказал Сиагуру.
Под звуки гимна экипаж занял свои места в "Гондоле". Люк закрылся, и провожающие быстро вышли из шлюза. "Гондола" спокойно лежала между рельсами, как горошина в стручке, ожидая, когда ее оттуда вылущат.
Капитан уже был за пультом управления. На одном из экранов начали проступать темные очертания кабины "Гондолы", и вот уже стали видны сами космонавты.
- Как вы там? - спросил Нескуба.
- Все нормально, - откликнулся Павзевей. - К старту готовы.
- Даю старт.
Неслышно раздвинулись шлюзовые створы, "Гондола" тронулась с места и пошла - сперва медленно, едва заметно, потом быстрее, быстрее, промелькнуло несколько секунд - и она вырвалась на простор. "Викинг" слегка качнулся, а "Гондолу" уже можно было видеть не только на экране, но и в иллюминаторы. Сверкающий в лучах приплюснутого солнца космический снаряд, как показывали контрольные приборы, стремительно выходил на четко предусмотренную расчетами и вычислениями траекторию.
С "Викинга" внимательно следили за "Гондолой", ее экипаж был здесь, рядом, - экран показывал все, что происходило в кабине.
Павзевей словно прирос к пульту управления, а его товарищи уже работали с приборами, направляя объективы на планету.
"Эти проложат путь, - думал Нескуба. - Не подведут, не подвела бы только Гантель".
Эола и жена Павзевея следили за "Гондолой", глядя в иллюминатор правой прогулочной палубы. Сперва она казалась им похожей на золотую рыбку, но уже несколько минут спустя превратилась в комету.
- Все-таки могли бы включить и меня, - вздохнула жена Павзевея. - Самоуверенные, как все мужчины! А ведь без нас, врачей... Все ведь может случиться.
- Не горюй, Рената. - Эола погладила подругу по спине. Вот увидишь, все будет хорошо.
- Но ты ведь тоже волнуешься, я же вижу.
- Да все, наверно, волнуются перед высадкой. Как мы там будем жить? Что, если на самом деле есть там аборигены?
- Возможно, есть. Родильный дом как будто неплохой.
- Хорошо еще, если там полудикие племена.
- Почему же хорошо?
- Будут считать нас богами. Ты бы хотела быть богиней?
- Не мели чепухи. Если они антропоиды...
- Ну в принципе не возражала бы? Так, как когда-то писали в фантастических романах: с неба на огненных колесницах спускаются космонавты, и охваченные ужасом жители падают перед ними на колени...
- Читала... Авторы таких романов считали, что вера в бога возникла из страха. Я их понимаю: в их время на Земле царил страх. А первобытный человек, возможно, как раз ничего и не боялся. Все это не так просто...
- Ну а все-таки, - шутливо настаивала на своем Эола, неужели ты отказалась бы от статуса богини?
- Если Павзевей объявит, не откажусь, - рассмеялась Рената. Но тут она посмотрела в иллюминатор, и лицо ее сразу омрачилось. Звездочка "Гондолы" - такая крохотная, такая беззащитная и одинокая - уже приближалась к планете, окутанной тучами. - Словно падает слеза, - прошептала Рената.
- Успокойся, тебе говорю. Все будет в порядке.
- Но ведь ты не богиня, чтобы это знать. Планета неизученная, загадочная, чужая... Очень сложный организм, живущий по своим законам. Как будет он реагировать на вмешательство извне? Полюбит ли нас, детей иной планеты, и полюбим ли мы ее, как мать?
- Приспособимся. Другого выхода у нас нет. Приспособимся и привыкнем.
Они долго еще смотрели в иллюминатор. Пока золотая капелька не исчезла.
"Гондола" вращалась вокруг планеты почти три месяца. Комплексная программа исследований требовала напряженной работы экипажа, и, чтобы ободрить коллег, Павзевей воскликнул:
- Ничего, трудимся во имя ее величества Истории!
Это и на самом деле было так - общественная история Гантели только еще начиналась, и они впервые открывали занавес новой сцены, на которой должны были разыграться человеческие свершения. Естественно, никто из космических викингов не мог не то что знать, но даже и догадываться, какие метаморфозы произойдут на планете в будущем. Информация о заселении Гантели спустя многие столетия изменится настолько, что рассказы об истоках истории далекие потомки сочтут легендами и мифами, которые не имеют под собой реальной почвы. "Небесный цикл" будут они рассматривать как воплощение вековечной мечты человека о полете в космос.
Но все это во мгле будущего. А пока - будничная работа.
Скользя по своей траектории вокруг Гантели, "Гондола" присматривалась к ней многочисленными объективами, прощупывала ее пульс, прислушивалась к биению ее сердца, пытаясь уточнить хотя бы важнейшие параметры. Показатели были не оптимальные, но с каждым витком становилось все яснее: приспособиться к этим условиям земляне смогут.
Первую посадку "Гондола" совершила на невысоком плато, точнее - взгорье, которое круто обрывалось в океан. Павзевей надеялся, что почва в этих местах плотная, твердая, и не ошибся. Между берегом и грядой сквозь редкую траву виднелся гранит или какая-то другая твердая порода.
"Гондола" оседала на газовой подушке медленно, плавно, сантиметр за сантиметром. Пелена разреженной пыли окутала фюзеляж, но, когда умолкла силовая установка, пыль начала быстро оседать, покрывая тонким слоем крылья и иллюминаторы.
- Ну что же, поздравляю с прибытием, - сказал Павзевей своим товарищам, которые так же, как и он, выглядели чрезвычайно утомленными. Обживать новую планету, находясь в состоянии перегрузки, было нелегко. Тем более что в условиях невесомости на "Викинге" космонавты были значительно детренированы.
- И мы вас поздравляем, - ответил Саке Мацу, кресло которого стояло рядом с креслом командира.
- А я вас обоих! - воскликнул Сиагуру, располагавшийся в конце кабины.
- Убрать крылья, - приказал Павзевей, и Саке Мацу включил механизм. Сквозь запыленные иллюминаторы всетаки можно было видеть, как втягиваются в свои гнезда треугольники крыльев.
Некоторое время космические десантники сидели молча, словно к чему-то прислушиваясь.
Веки у Сиагуру слипались, гуд в голове утих, и ученый услышал шум прибоя и словно увидел Сахарское море. Ах, как же хорошо стало ему под африканским солнцем!
А Саке Мацу, повернув голову, смотрел на зубцы гор, вперившиеся в небо, и вспоминал словно плывущий по воздуху конус Фудзи.
Павзевей, взглянув на часы, включил систему связи.
- Я - "Гондола", вы меня слышите? Я -"Гондола"...
- И слышим, и видим! - донеслось из овального экрана, где возникло лицо капитана Нескубы. - Как там у вас?
- Посадка произошла успешно. Чувствуем себя... - Павзевей посмотрел на Саке Мацу - тот кивнул головой, потом на сонного Сиагуру, - чувствуем себя немного утомленными, но хорошо.
"Немного утомленными..." Не станет же Павзевей докладывать капитану, что неоднократно, пролетая над горными хребтами и над океаном, попадали они в ужасающие ситуации, когда, казалось, гибель неминуема. Над горами налетел на "Гондолу" яростный шквал, завертел, закружил, швыряя из стороны в сторону, и они потеряли ориентацию. Павзевею чудом удалось вырваться из этой зоны. От каменных утесов отделяло "Гондолу" расстояние, не превышающее каких-нибудь десяти метров.
Или над океаном. Буря возникла совершенно неожиданно, небо смешалось с водой, и в этом хаосе начались невообразимые электрические разряды. Не просто молнии, а целые ярко-синие столбы встали среди океана, и каждый держался несколько минут. В диком экстазе природа сооружала грозный в своем величии храм и тут же сокрушала его, дробя и швыряя в бездну, чтобы возвести новый, еще более величественный.
Павзевей направил "Гондолу" в коридоры между электрическими колоннадами, приходя в ужас от одной только мысли о том, что запросто можно угодить прямо на один из огненных столбов.
Да, было от чего "немного утомиться"...
- Поздравляю вас! - голос Нескубы стал теплее.
- Благодарю. Надеюсь, на "Викинге" все в порядке?
- Да, все здоровы, настроение приподнятое. Все рады, что не обнаружено аборигенов и цивилизацию на планете можно начинать с нуля.
- Возможно, так оно и будет. Никаких признаков деятельности мыслящих существ мы не обнаружили.
Да, ни дорог, ни мостов, переброшенных через реки, объективы "Гондолы" не зафиксировали. А вот каменные сооружения... "Гондола" пролетала над огромной равниной, когда на горизонте появился силуэт города. Первым его заметил Сиагуру, ведший наблюдение с левого борта. "Город!" - воскликнул планетолог, и у всех троих встрепенулись сердца. Неужели правда, а не мираж? Павзевей направил "Гондолу" в ту сторону. И по мере приближения город увеличивался и рос. Нет, не мираж. Вот уже хорошо видны мощные крепостные стены, высокие башни, белокаменные дворцы. Сделали несколько кругов, не осмеливаясь сразу пролететь над городом, а когда наконец решились и пересекли воздушное пространство над ним, увидели, что это архитектурная фантазия природы.
- Никаких признаков? - переспросил Нескуба. - Это облегчает ситуацию.
- Правда, один город нам открылся...
- Что вы сказали?
- Город, созданный природой. Настоящие архитектурные ансамбли в монументальном стиле. Площади, улицы, арки...
- Так, может быть, это мертвая цивилизация?
- Исключается. Мы убедились: игра природы. Но в будущем... - Павзевей посмотрел на сонного Сиагуру. - В будущем, возможно, возникнет и город. Первым это чудо заметил планетолог, и хорошо бы назвать город его именем.
- Город Сиагуру, - вскинул брови Нескуба, - звучит неплохо. Что собираетесь делать сейчас?
- Хочется как можно скорее выйти на поверхность планеты. Пыль, кажется, уже осела.
- Можете выходить. Связь не выключайте: мы все здесь хотим видеть это выдающееся событие.
- Понятно.
- И хотя ни зверей, ни птиц, по вашим наблюдениям, на планете нет, вы должны быть начеку, - по-товарищески строго заметил капитан. - Согласитесь: не исключена возможность мимикрии.
- Естественно.
- И в синих зарослях, быть может, притаился синий дракон, - улыбнулся Нескуба.
- От "Инструкции" не отклонимся ни на йоту, - заверил командир "Гондолы".
- Не забывайте: "Инструкция" не может предусмотреть все возможные случаи.
- Там есть пункт об инициативе, об интуиции, - ответил Павзевей. Он прекрасно понял намек капитана на его, Павзевея, гипертрофированную пунктуальность.
- Желаю успеха.
Экипаж "Гондолы" сразу же начал готовиться к выходу... Они еще будут высаживаться в белых полярных краях и в синих лесных массивах, в горных местностях и на берегах рек среди широких голубых равнин и в конце концов привыкнут к этому. Но первый выход на планету не забудется никогда.
Павзевей растолкал планетолога и таким простейшим способом вернул его с берегов Сахарского моря сюда, на Гантель.
- Приготовиться к выходу! - скомандовал Павзевей. - Вы вдвоем выходите, я остаюсь у пульта.
- Исторический момент, - сказал Сиагуру, вставая с кресла. - О, Гантель уже накинула на нас свою гравитационную сеть.
- Адаптируемся, - воскликнул Саке Мацу. - Невесомость осточертела.
Сиагуру, привычно хватаясь то за спинки сидений, то за петли, свисавшие с обшивки, пробрался к выходному люку.
- Скафандр! - скомандовал Павзевей.
- Зачем? - возразил Сиагуру. - Состав атмосферы известен. - Его белозубая улыбка могла обезоружить кого угодно, но не Павзевея. - И температура оптимальная. Как в тропиках.
- Инструкция! - твердо произнес командир, вставляя в ухо миниатюрный наушник.
Планетолог перестал улыбаться: ведь если уж зашла речь об основном законе астронавтов, тут уж не до шуток. Достал свой белый как снег скафандр и начал его натягивать. Его примеру последовал и Саке Мацу. Проверили друг у друга многочисленные застежки, прихватили кое-какие приборы, в том числе магнитометр и спектрометр, не забыли и об инструменте,- все это оттопырило накладные карманы, наполнило ранцы, горбившиеся на плечах.
Глядя на их неуклюжие фигуры, Павзевей сказал:
- После того как сделаем химический анализ воздуха, почвы, растений, и если он окажется, благоприятным, когда определим уровень радиации, и он не превысит нормы, - вот тогда можно будет сбросить с себя все это.
- Все будет нормально! - прозвучал в командирском наушничке голос Сиагуру. - Эта планета уже на такой стадии развития...
- Не "эта планета", - сказал Саке Мацу, - а наша Гантель. Пора привыкать.
- Справедливо, - заметил Павзевей.
- Ясно, - откликнулся Сиагуру, - наша Гантель, наша Гантель! Так вот, эта планета, то есть, извините, наша Гантель, пребывает на такой стадии развития, когда ей не хватает именно нас...
- Можно войти в шлюзовую камеру,- сказал Павзевей. С высоты восемнадцати тысяч километров - там проходит стационарная орбита "Викинга" - земляне, затаив дыхание, наблюдали, как "Гондола" выбросила лестничный пандус и как по нему сошли на поверхность планеты два их товарища.
Свершилось!
Сиагуру и Саке Мацу переставляли ноги осторожно, словно апробируя почву на устойчивость и как бы не веря, что здесь, на этой невероятно далекой планете, такой не похожей на родную Землю, придется бороться за жизнь им, их детям, внукам и правнукам...
Но вот первые люди на Гантели освоились, пошли твердым шагом, хотя и вперевалочку, потому что с непривычки их покачивало как пьяных. Они и на самом деле захмелели от радости, что после долгих лет, исполненных опасности, межзвездный Гольфстрим вынес их наконец на твердую почву.
Саке Мацу и Сиагуру обернулись, чтобы их лица были видны на экранах "Гондолы" и "Викинга", и приветливо помахали руками.
Свершилось!
Планетолог хотел что-то сказать, но разволновался и не смог.
А Саке Мацу мысленно прощался со своим Фудзи, это он ему, белоголовому, приветливо махал рукой, Фудзи и всей Земле.
Свершилось!
- Вот и окончена наша одиссея! - В голосе Алка - детский восторг. - Я бредил этим днем. Открою вам секрет, Эола: кроме семян основных питательных культур я прихватил немало других. Будут у нас и деревья, нужные в хозяйстве. Скоро обработаю экспериментальные делянки, проведу лабораторные исследования. И начнется на Гантели растительная революция!
Эвакуация "Викинга" шла полным ходом, и они встретились в шлюзовой камере, куда Алк принес длинный ящик, а Эола - пакеты с медикаментами. В ее присутствии Алк терялся, разговаривал слишком громко и краснел как девушка. Это смешило Эолу, но она не подавала виду. Держалась сдержанно, холодновато.
- А приживутся ли? - высказала сомнение. - Среда непривычная.
- Уверен - вырастут. Выведу гибриды, они быстрее приспособятся. Вообще генетическая инженерия открывает такие возможности...
Сдав свои грузы, вышли из шлюзовой камеры, пропуская туда других. "Викинг" напоминал потревоженный муравейник: все что-то упаковывали и несли в камеру, пока она заполнялась. А затем вход герметически закрывался, и двое мужчин в скафандрах, открыв выходной люк, перегружали содержимое в обширное чрево так называемого спускового контейнера, совершавшего челночные рейсы "Викинг"- Гантель -"Викинг".
Алк торопливо семенил за Эолой, не отставая ни на шаг, и она ощущала его дыхание на своей шее.
- Вырастут и плодовые деревья, и твердые породы... восклицал он, словно давая клятву.
- Жаль только, что не будет птиц, - вздохнула Эола. - И пенье соловья мы услышим разве только в записи.
Ботаник рассмеялся:
- Пенье соловья! Да зачем оно вам? Неужели невозможно прожить без этого свиста? Разве он дает нам какие-нибудь калории?
Эола посмотрела на него через плечо и, сделав над собой усилие, промолчала.
- Вот если физиологи имеют в своих колбах куриные зародыши! У них ведь большой набор. Услышать на Гантели кукареканье петуха - это была бы радость! Согласитесь, куриная ножка была бы неплохим дополнением к пюре из хлореллы.
Эола пожала плечами, ей явно не хотелось продолжать этот кулинарный разговор. Она знала, что для генетических исследований взято было на борт "Викинга" немало живого материала, но в конце концов космический корабль - не Ноев ковчег, где было всякой твари по паре, да и программа полета не предусматривала заселения неизвестной планеты. А что берут для экспериментов? Культуры бактерий, миниатюрных аквариумных рыбок, икру некоторых других видов, может быть, еще лягушек, белых мышей. А певчие птицы... Да неужели в лесах Гантели нет птиц? Планетолог Сиагуру высказал предположение: жизнь на этой планете находится еще в растительной стадии. Но ей так хотелось, чтобы летали, порхали, щебетали птицы. Воображение легко и мгновенно создало живую картину - на поручнях, лестницах, в коридорах сидят большие и малые, серые и пестрые птахи. Летают над головами этих вот озабоченных людей, которые спешат на планету.
И тут же видение исчезло. "Что же еще не уложено? - подумала Эола. - Кажется, все. Электронный диагност возьмут инженеры. А что делает Гордей? Что-то он не очень торопится..."
Направилась к рубке управления.
- Ну как там медслужба? - спросил Нескуба, едва она переступила порог. - Управилась?
- Почти. Остается демонтировать диагност.
Кроме Нескубы были в рубке физик Идерский, психолог Илвала и два инженера.
- А мы здесь прогнозируем, - сказал Нескуба.
Эола обратила внимание на то, что выражение лица у него какое-то растерянное.
- Я не помешаю?
- Наоборот, может быть, что-то посоветуешь.
Эола села в кресло, пристегнулась ремнем, чтобы не поплыть вверх, и приготовилась слушать.
- Так, значит, энергетика, - произнес Нескуба, постукивая пальцами по подлокотнику и как бы возвращая собеседников к прерванному разговору.
- А имеется ли возможность построить хотя бы небольшую электростанцию? - спросил Илвала.
- Какую именно ты имеешь в виду?
- Ну, атомную, тепловую или гидроэлектростанцию - какая разница. Лишь бы давала свет.
- Да, это главное. И быт, и электроника - вся жизнь колонии потребует электроэнергии. Решающее слово за физиками и инженерами. - Нескуба посмотрел на Идерского.
- Я полагаю, на первых порах обойдемся переносными установками, а со временем используем реактор "Гондолы", - рассудительно начал Идерский.
Нескуба слушал, стиснув губы, чтобы не сорвалась какая-нибудь поспешная реплика. Больше всего он опасался, что физик предложит демонтаж силовых агрегатов "Викинга". Эти мощности могли бы обеспечить энергией новоявленное поселение на сотню лет. Но ведь это означало бы разрушить мост, единственный мост, с помощью которого еще можно достигнуть Земли. А потерять "Викинг"... От одной этой мысли становилось капитану не по себе.
- И помимо всего прочего, - продолжал Идерский, - планета богата термальными водами.
- А водопады? А энергия морских волн? - подхватил Нескуба. И Эола почувствовала, что у него отлегло от сердца. Гантель очень богата гидроэнергией.
Инженеры тоже подбросили кое-какие неожиданные идеи. Они сообщили, что космическая электростанция, смонтированная здесь, на орбите спутника, сможет использовать лучи центрального светила и передавать энергию на поверхность планеты.
Нескуба отнесся к их проектам скептически: дескать, теоретизировать - это одно, а воплотить идею - совсем другое.
- Такие технологически сложные проекты - дело будущего. А сперва, скорее всего, придется соорудить обычную паровую установку, топливо для которой дадут леса, а их здесь тьма-тьмущая! Но даже и такую электростанцию на голом месте, без мощной технической базы построить совсем не просто.
"И верно, - думала Эола, вслушиваясь в теперь уже ровный, спокойный голос мужа, - инженеры и механики соорудят такую или эдакую турбину. А котел? А линия передачи? Трансформаторы? Ох и достанется же нам! Но прежде следует подумать о микромире планеты. Океан микробов, бактерий, вирусов. Чужих, неизученных, может быть, в тысячу раз более опасных, чем земные".
Нескуба словно подслушал ее мысли:
- А что скажет служба здоровья?
- Меня беспокоит биологическая среда и... невнимание к ней. Не следует ли хотя бы выработать программу биозащиты? А то ведь некому будет строить эти самые электростанции.
- Вы, уважаемая, немного опоздали, потому и не в курсе. Разговор на эту тему уже был. Микробиолог и главный врач уже разрабатывают программу биозащиты.
Шутливый тон, которым говорил Нескуба, понравился Эоле, потому что свидетельствовал о хорошем настроении мужа.
- А можно ли надеяться, что и вы подключите свой беспокойный интеллект к разработке этого проекта? - продолжал Нескуба.
- Надейтесь.
Когда они пришли в свою каюту, Эола улыбнулась Нескубе:
- Мне кажется, ты не очень торопишься покидать корабль.
- А ведь еще издавна существует обычай: капитан сходит последним.
- Нет, серьезно. Я, например, так привыкла к "Викингу", что не представляю, как буду жить без него.
- Я тебя понимаю, - задумчиво сказал Нескуба. - К тому же и не развернешься там, внизу, особенно в первое время. Да-да, не удивляйся. Долго еще придется ютиться в санитарных палатках.
- Карантин? Сколько же он будет продолжаться?
- Пока не выявим все вредные факторы среды. Сама понимаешь...
Долго сидели молча, Гордей положил ей руку на плечо, заговорил тихо, вполголоса, будто раскрывая секрет:
- Ну скажи, что это за жизнь без большой цели? Тот, кто мыслит, должен поставить себе сверхзадание.
- А ты поставил? - перебила она.
- Да, я хочу осуществить обратный рейс на Землю.
- На Землю? Опомнись, это невозможно! С каким трудом мы попали сюда! Вернуться на Землю... Это прекрасная мечта, может быть, когда-нибудь, в далеком будущем, наши потомки... А для нас это безумство, Гордей. Ведь были уже споры, и все высказались против. - Она говорила то громко, то шепотом. Несколько раз прикладывалась к тюбику с водой. - Освоить новую планету - вот наша сверхзадача.
- А я надеялся, что ты поддержишь... - Нескуба посмотрел ей в глаза. - Ведь мы всегда были единомышленниками.
Эолу бросило в жар. То, что задумал ее упрямый муж, было абсолютно неосуществимо и могло привести его только к гибели.
- Ты все взвесил? Все обдумал?
- Мы с тобой еще молоды. Времени хватит. А передать на Землю наши открытия - дело исторической важности, наша святая обязанность. Вот соберем всю возможную информацию о Гантели, о плоском солнце...
- Послушай, а это не бегство? Здесь будет страшно тяжело, опасно, а ты...
Нескуба вздохнул:
- Неужели ты можешь допустить, что я так вот возьму и сбегу от своих товарищей? Оставлю друзей, коллег на произвол судьбы, перед лицом неизвестности? Ах, Эола, Эола! Не надо так плохо думать о своем муже. Пока наша колония не укоренится на Гантели, пока не заработает автономный, независимый от "Викинга" механизм жизни, до тех пор я конечно же буду вместе со всеми. А вот когда без моей помощи смогут обойтись, тогда уж я буду иметь моральное право повести "Викинг" в далекий рейс.
В отличие от Эолы он все время говорил негромко, казалось, даже спокойно, но в голосе его была такая неколебимая воля, такая решимость и убежденность, что Эола поняла: все давно взвешено и решено и никакие уговоры здесь не помогут. И все-таки она не хотела отступать. Был у нее в запасе еще один аргумент.
- Я тебе еще не все сказала. Я стану матерью.
Нескуба крепко обнял ее и, целуя в щеки, губы, глаза, приговаривал:
- Вот тебе, вот - за то, что молчала!
Эола покраснела. Ну теперь Гордей останется здесь, ее славный, ее любимый Гордей!
- Как же это хорошо! - воскликнул он, и у Эолы радостно екнуло сердце: останется! - Чудесно! Нас на корабле будет трое. Представляешь? Втроем полетим на Землю!
Эола разочарованно поникла головой.
- Нет, Гордей, я не хочу, чтобы мой сын родился в невесомости. Это же опасно, ты знаешь.
Лицо ее потемнело, губы вытянулись в линию и казались теперь тоньше, чем были на самом деле.
- Ну успокойся, - сказал он ласково и заглянул ей в глаза. - Он может родиться и на Гантели, почему бы и нет? Подождем, пока первый гантелянин встанет на ноги...
"Все-таки у мужчин черствые сердца... - думала Эола. Даже ребенок... О своем сыне говорит как о постороннем первый гантелянин... Придумал словечко... А ведь это твоя родная кровиночка, искорка нашей жизни передается по эстафете поколений... И что же - разве на этом наши обязанности кончаются? Надо же вырастить, выпестовать этот лепесточек, чтобы не погиб он в суровых, может быть, даже враждебных условиях... Ты, конечно, скажешь: у каждого своя логика... Да, у каждого своя. Но ведь правда, истина - одна!"
- Ну пойми же, Эола, ты слышишь? Растравляет мне сердце Земля, родные края...
- А мне, думаешь, не растравляет?
Губы ее задрожали. Она не выдержала и заплакала. И когда стряхивала слезы с ресниц, уплывали они в простор, огибая ее голову по эллиптическим орбитам.
- Этого еще не хватало: превратить каюту в аквариум! попытался сострить Нескуба. Но Эола не восприняла его шутку, и блестящие шарики покатились из глаз еще быстрее. Тогда он сказал: - Ну вот что, пусть будет по-твоему - один я не полечу. Если ты не передумаешь и никто другой меня не поддержит, стану гантелянином. Точка. Один не справлюсь. Да и психологически... не выдержу. Но...
- Что? - Эола смахнула слезу.
- Но я все-таки надеюсь, что ты передумаешь, упрямая гантелянка. Во всяком случае, буду убеждать - а вдруг ты прозреешь.
На заплаканном лице Эолы мелькнула слабая улыбка.
Не один десяток витков сделал вокруг Гантели "Викинг", пока на поверхность планеты была спущена тяжелая техника, легкое снаряжение, разнообразные припасы, электронные роботы Самсон и Далила, а затем и весь экипаж. На борту корабля-спутника осталось только двое: капитан Нескуба и астроном Лойо Майо.
Капитан почти не отходил от пульта, а Лойо Майо не отрывался от телескопа. Нескуба не беспокоил его, понимая, что означает для ученого фанатическая увлеченность изучением здешнего "пояса жизни". Сам Нескуба не спускал глаз с Гантели, астроном - с черного пространства, неравномерно усеянного звездами. Участок неба, скрытый пылевой тучей, Лойо Майо фотографировал с разными фильтрами. Время от времени, получив любопытные изображения, он порывался показать их Нескубе, но сдерживал себя, дорожа каждой минутой. Часами возился с телескопом-спектрометром, задавшись целью расширить диапазон инструмента. Характер у него был такой, что, если уж поставит перед собой задачу, не успокоится, пока не решит. Всю свою энергию отдаст, а сделает, добьется, доведет до конца. Право же, удивительное существо человек: сам себя опутывает сетью! Выпутается из одной и тут же попадает в другую.
Нескуба сидел перед обзорным экраном, откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу. На экране мелькали знакомые лица товарищей, а он ловил себя на том, что уже ощущает свою отрешенность от них, смотрит на них как посторонний. "Вот останутся они на Гантели, а я полечу... Эола будет рядом со мной... И сынишка... Но ведь и вы, друзья, будете с нами на корабле, все до единого... Буду видеть вас на экране, такими и доставлю на родную Землю - милые озабоченные лица, глаза, в которых отразилось и счастье спасенья, и тревожное чувство неизвестности. Ничего, друзья, Гантель примет вас... А потом человечество перебросит мост, который соединит два мира..."
Нескуба время от времени нажимал на пуск стереокомплекта, чтобы зафиксировать самые интересные и самые существенные, по его мнению, сцены. Хотя, если подумать, вся эта наглядная информация - и мелкие эпизоды, и значительные события - в будущем станет бесценной для него и для Земли. Высадка на неизвестную, невероятно далекую планету, быть может, ручеек новой цивилизации, которая со временем разовьется так же широко, как на Земле...
Вот они, люди "Викинга": длинный и худой Хоупман, черноволосый Саке Мацу, статный Павзевей, рядом с ним - Рената, Идерский разговаривает с инженерами, к Эоле подошел Алк, показывает рукой куда-то вдаль, ах да, - в сторону леса. Ну понятно, его ботаническая душа рвется к флоре. Пальцы Нескубы шевельнулись, но он не нажал выключатель - пусть... Что он, ревнует, что ли? Этого еще не хватало! Алк. своим смущенным видом напоминал Нескубе переодетую девушку, капитана это смешило и настраивало по отношению к Алку немного иронически. Сейчас, правда, овладело им некое покровительственное доброжелательство ко всем вместе и к каждому в отдельности. Пусть им здесь будет хорошо, на этой Гантели!
Тем временем на поверхности планеты хаотическое движение людей постепенно вошло в русло - вот уже и колонна из тягачей, фургонов, платформ движется к месту временного поселения. Впереди, тяжело переступая с ноги на ногу, вышагивает могучий робот Самсон, а сзади бредет Далила. Их объективы и антенны внимательно следят за окружающим пространством, оберегая людей. "Это хорошо, - подумал капитан, - так и нужно. Хотя на суше не обнаружено животного мира, неожиданности не исключены, океан все еще остается тайной. Да и лесные массивы..."
Именно в эту минуту возникла в голове Нескубы мысль: а не остаться ли?.. Он боялся этой мысли, отгонял ее, но она все-таки прорывалась через психологические барьеры, вносила смятение в душу: а что, если остаться?.. В конце концов, планета совершенно нового типа, и ее изучению стоит посвятить жизнь. А товарищи, друзья, экипаж - это ведь очаг жизни, не говоря уже о собственной семье...
Стало хмурым лицо, между бровями пролегла вертикальная складка, затуманились глаза. Жизнь сложнее шахматной партии, в жизни труднее выбрать ход. Но выбрать можно. И сама по себе эта возможность, эта свобода воли вдохновляет и окрыляет. Чувствуешь себя человеком в необъятном смысле слова, а не каким-то биороботом с обязательной программой. Вот каким создала тебя Природа!
"Я могу или остаться на Гантели, - размышлял Нескуба, или отправиться в обратное путешествие... Необходимо все взвесить, все рассчитать. А можно ли все рассчитать? О, начинаются сомнения. Этого мне еще не хватало! Можно, черт возьми, проанализировать то, что тебе известно, а чего не знаешь, с тем ничего не поделаешь".
Колонна первых поселенцев Гантели двигалась по высокому берегу реки и напоминала мастодонта, который выискивает место, чтобы залечь. Наконец остановились у невысоких, поросших лесом гор.
"Возможно, Алк считает это место оптимальным для поселения, - подумал Нескуба. - Что ж, может быть, он и прав: горы защитят от ветров, за строительными материалами далеко не ходить - и древесина, И камень под рукой, да еще водная артерия. И местность - даже отсюда видно - живописная. Сколько же здесь холмов? Семь? Вот это совпадение - точно как в Риме или в Киеве!"
И сразу же возникли в воображении зеленые киевские холмы, голубой Днепр - даже сердце защемило. Родные, милые картины... Но их реальность равносильна реальности сновидений.
Гордей Нескуба выключил съемку и непроизвольно принялся рисовать на экране план будущего города, привязывая застройку к рельефу. Начертил несколько прямоугольников, овалов, провел две-три улицы, мост через реку и, смущенно улыбнувшись, оставил это занятие. Сперва ведь, наверно, придется жить в одном доме, максимум в двух. Ну, будет еще спортивный комплекс. Пройдут десятилетия, пока поселение разрастется, так зачем же навязывать свои вкусы будущим поколениям? Не лучше ли пустить рост первого на планете города на самотек? Такие города всегда своеобразны, неповторимы, как неповторим рельеф, как события и обстоятельства жизни любого поселения людей.
Течение мыслей Нескубы прервало неожиданное появление Лойо Майо. Астроном влетел в рубку управления как метеор. Глаза его сверкали, пылали огнем, и уже по одному этому Нескуба догадался, что он заряжен какой-то важной информацией.
- Капитан! - возопил Лойо Майо, как будто обращался к глухому. - Теперь можно не бояться коварных черных дыр!
- То есть? Вы что - изыскали возможность их нейтрализовать?
- Я закончил цикл опытов... Мы с Осиповым сконструировали приставку к телескопу, которая дает возможность обнаруживать черные дыры! Нейтринный спектрометр.
- Интересно, - довольно равнодушно произнес Нескуба. Его тон немного охладил астронома.
- Вам неинтересно? - удивился Лойо Майо.
- Я же сказал: интересно, - иронически улыбнулся Нескуба. - Я слушаю.
- Но... - растерялся Лойо Майо. - Вы так говорите...
- Пожалуйста, Лойо Майо, излагайте суть, и не надо придираться к моему тону.
- Видите ли, давно замечено, что черные дыры - это, как правило, системы двойных звезд. Если из видимой звезды исчезает материя, это значит, что ее высасывает невидимая соседка, то есть черная дыра, имеющая чрезвычайно сильное гравитационное поле. И вот когда шлейф звездного вещества под воздействием этого поля набирает едва ли не скорость света, возникает интенсивное излучение нейтрино, которое и регистрирует наш спектрометр.
Информация Лойо Майо все сильнее заинтересовывала капитана. С его лица исчезло равнодушие, пальцы нетерпеливо постукивали по подлокотнику.
- А как же нащупать такую пару среди миллиарда звезд?
- Одну пару я уже засек. Вот как это произошло. Наблюдая звезды, я заметил, что одна из них меняет степень яркости, и амплитуда колебаний за три испытательных дня составила 0,3 звездной величины.
- Что же это означает?
- Это означает, что звезда вытягивается в сторону черной дыры и теряет форму шара, превращаясь в эллипсоид. При обращении вокруг общего центра тяжести она поворачивается к нам то малой осью, то большой. Дальнейшие наблюдения обнаружили и шлейф...
Нескуба вскочил так стремительно, что едва не взлетел в воздух. Сжал своими ручищами плечи астронома.
- Это же великолепно! Замечательно! Поздравляю вас, Лойо Майо! Это такое открытие...
Астроном заморгал черными ресницами.
- Теперь нам, считай, открыт путь к нашему миру, к Земле! - почти закричал Нескуба.
- А разве вы... собираетесь?..
- И я, и вы, Лойо Майо! Полетим, а?
Астроном не успел ничего ответить, потому что Нескуба подтолкнул его к выходу:
- Пойдемте скорее, я тоже хочу увидеть эту великолепную звезду!
С огромным усилием Нескуба раскрыл глаза и долго не мог понять, где он и что с ним. Вместо круглого иллюминатора четырехугольное окно, и какой-то розовый свет, и высокий плоский потолок.
- Ну как?
Узнал голос Эолы, но откуда он доносится - трудно было определить. Попробовал повернуть голову, но она почемуто оказалась удивительно тяжелой. Едва пошевелил ею, не отрывая от подушки, но и этого было достаточно, чтобы поле зрения расширилось и сквозь розоватое марево проступило лицо Эолы.
- Ты меня слышишь?
"Конечно, слышу" - так он хотел сказать, но слова почему-то застряли в горле. Неужели он потерял голос? Этого еще не хватало!
- Не надо волноваться, милый... Все будет хорошо...
Голос ее отдалялся, слабел, лицо начало расплываться в розовой дымке.
Эола быстрым и уверенным движением взяла шприц, уже наполненный стимулином, и сделала укол в предплечье. Прошло не больше минуты, как датчики кровяного давления, пульса и температуры показали, что системы организма Нескубы начинают работать немного лучше.
Заметно отяжелевшая Эола села у изголовья, не отрывая взволнованного взгляда от его измученного, посеревшего лица. Бедный, как ему тяжело...
Сама она осунулась, под глазами темные круги - недосыпала, извелась, были моменты, когда она теряла надежду, отчаяние кромсало сердце острыми лезвиями, и странно, как оно только выдержало. А ведь ей нельзя, нельзя волноваться! Но теперь бесконечное нервное напряжение спало. Болезнь Гордея начала отступать, кризис миновал, и он поправляется. Она поглядывала на его измученное лицо, прислушивалась к его дыханию. И надо же - такой вот могучий богатырь, который, кажется, никогда в жизни не болел, совершенно неожиданно слег. Первый больной на Гантели. А бывало, как он подтрунивал, когда кто-нибудь заболевал! "Человеческий организм - это космический корабль. И если ты плохой капитан, не умеешь им руководить, он и выходит из строя". А сам? Доруководился...
С чего же все началось? Появилось легкое головокружение. Впервые он заметил это, когда читал лежа. Затем общая слабость. На следующий день симптомы болезни проявились резче. Появились боли - в желудке, в мышцах рук и ног, и было такое ощущение, что прокатываются они волной по всему телу. Идя по комнате, Нескуба шатался как пьяный. Еще день спустя не мог уже и читать - все расплывалось перед глазами, сузилось поле зрения... Эоле стыдно вспомнить, но сперва, когда Гордей пожаловался на здоровье, она... обрадовалась, да, именно обрадовалась. Болей, болей на здоровье, не думай только ни о каком полете!
Конечно, в ту минуту ей и в голову не приходило, какая это опасность: чужой, инопланетный возбудитель набросился на человека. Это поняла она, когда увидела, как, узнав о заболевании, побледнел главный врач, а ему выдержки не занимать. Сразу же объявил поселение на особом медицинском положении. Все прошли тщательную проверку - даже лимфа взята была на анализ, провели повторную стерилизацию помещений, выходили только в скафандрах БЗ - биологической защиты.
Вот какая завертелась карусель.
Кто он - возбудитель болезни Нескубы? Каковы его агрессивные возможности? Способен ли человеческий организм вырабатывать против него иммунитет?
Настроение колонии землян заметно упало. До того такие живые, энергичные, счастливые тем, что Космический Гольфстрим наконец вынес их на твердую почву, сейчас все помрачнели. Патогенный взрыв возник внезапно, посеял неуверенность и страх. Что день грядущий им готовит? Никто ничего не знал. А отсутствие информации, слепая неизвестность действуют угнетающе.
Сидя у постели больного мужа, чего только не передумала Эола. Но его ровное дыхание понемногу успокаивало ее, тревога уходила, уступая место надежде.
Нескуба снова раскрыл глаза. Шум в голове стихал, понемногу возвращалась способность восприятия окружающего, некоторых простейших понятий. Смотрел и отмечал про себя: свет, окно, помещение. Требовалось усилие, чтобы все это объединить в одну фразу. "Я в помещении, куда проникает свет через окно, - констатировал он. - Окно? Так это же..." Но вот память озарила события, предшествовавшие болезни. Строительство поселения. Разговоры и споры с Эолой. Теперь есть у нее почва под ногами, над головою - небо, о космосе не хочет и слышать. Но ведь почва эта сухая и небо чужое. Да, беременность... Хватит ли силы воли оставить ее и ребенка здесь? Вряд ли. И она об этом догадывается. Хитрая: хочет выиграть время. Но я же люблю ее, великий Космос, как я ее люблю! А еще сынок, сыночек...
Мысль о сыне вызвала истому во всем теле. Нескуба пошевелился и вздохнул.
- Проснулся? - спросила Эола. Голос у нее был особенно нежный и ласковый. - Вижу, вижу: тебе значительно лучше. Лицо уже не такое серое, и глаза блестят. Ты победил!
Нескуба слабо улыбнулся - скорее глазами, чем губами. Прошептал:
- Это не я победил, это они...
- Кто они?
- Экипаж.
- Какой экипаж?
- Мои микробы.
- А-а... - улыбнулась Эола, хотя и не могла понять, что он хочет сказать.
- Эта команда сразу бросилась на пришельцев, сама видела, какие ожесточенные бои шли на борту.
- На каком борту? - вскочила Эола, подумав, что он бредит. - Что ты такое говоришь?
Передохнув, Нескуба продолжал:
- Мое тело для микроорганизмов - гигантский космический корабль... Понятно? Вот и получается, что я был ареной опустошающих боев.
- Ничего, милый, - Эола осторожно погладила его лоб. Скоро эти опустошения заживут. У твоего корабля большие ресурсы.
- Надеюсь. Вроде бы прихожу в себя. Но война еще идет. Знаешь...
- Не утомляй себя разговорами. Прими вот это лекарство и лежи тихо.
Послушно проглотив серую горошину и запив ее теплой водой, он спросил:
- А как электростанция?
- Вчера закончили котлован. Там-то ты и простудился, в этом котловане. Вспотел, потом ветер... Здесь надо осторожнее... Лежи тихо.
- А фундамент? Еще не начали?
- Еще только вырыли карьер. А как они этот камень будут нарезать?.. Лежи тихо.
- Нарежут. Это несложно. А вот рефлекторы-гелиостаты...
- Некоторые говорят, что лучше было не солнечную строить, а обыкновенную гидростанцию. Да ты будешь лежать тихо или нет?
- Солнечная эффективнее, - бормотал Нескуба. - Ток непосредственно из лучей.
- Слушай, ты нарушаешь режим. Хватит, перестань разговаривать. Лежи тихо. Постарайся уснуть. А я пойду.
- Ну не сердись, - Гордей попытался улыбнуться. - Я... просто соскучился.
Эола встала, еще раз погладила его лоб, поправила одеяло и вышла.
Оставшись один, Нескуба закрыл глаза, надеясь заснуть. Но сон не шел, и начали одолевать совершенно неожиданные мысли. почему-то обратил внимание: руки лежат на груди. Как у покойника.
И вдруг померещилось ему что-то вроде эскалатора или движущейся ленты и там - множество людей со сверкающими глазами, в которых отражаются все новые и новые живописные пейзажи. А эскалатор, не останавливаясь ни на секунду, несет их в черную пасть туннеля, и оттуда нет возврата...
Нескуба усмехнулся. Действует закон энтропии... Ну что ж, пусть себе действует...
Инстинктивно убрал руки с груди, левую подложил ладонью под затылок, правую протянул вдоль тела. Будь она неладна, эта смерть, все-таки лучше о ней не думать, чтобы в крови не появились ее токсины. Естественно, если о ней думают старики, а ему пока еще рано, он молодой. "Мыслю - значит живу", - вспомнил известный афоризм. - Жить - это моя обязанность перед Природой, и я должен исполнять ее как можно лучше. Ведь столько впереди неосуществленного - и здесь, на этой необычайной планете, и в космосе... Где-то там затерялся в пространстве голубой шарик. Да и вообще - не пройдена еще и половина жизни. Нервы надо сдерживать, иначе..."
Усилием воли заставил себя успокоиться и, когда эмоциональные всплески улеглись, приступил к аутотренингу, прерванному болезнью. Разве он потерял управление своим организмом, своим живым космическим кораблем, разве не контролирует свое тело и свою психику? Нет, анархии он не допустит, у него есть цель, и светит ему из дальней дали путеводная звезда - родное Солнце, а рядом с ним - Земля. И хотя их пространство сомкнулось для него до размера элементарной частицы, он все равно будет стремиться туда годами, десятилетиями, всю жизнь. И уже слышалась ему музыка небесных сфер, и казалось: раскрываются необъятные объемы Вселенной, и через гравитационные шлюзы выплывает "Викинг" в то, в свое пространство... Для этого стоит жить, жить и действовать!
И, несмотря на физическую слабость, появилось у Нес кубы приподнятое настроение. Думалось легко, в дымке фантазии возникали какие-то неясные, но привлекательные картины будущего, и это окрыляло, пробуждало радость бытия.
На следующий день, сразу после медиков, вошел в палату Лойо Майо. Настороженное выражение его лица сразу начало таять: астронома успокоил вид Нескубы. Капитан лежал хотя и изможденный болезнью, но не сломленный ею. Взгляд у него был не безвольный, не апатичный, как бывает у тяжелобольных, наоборот - ощущалась в нем внутренняя сила. Впечатление было такое, что Нескуба сейчас встанет и возьмется, как всегда, за работу.
Секунду-другую астроном смотрел на больного, словно желая убедиться в этом своем впечатлении. Потом закивал головой и, потирая руки, подошел к кровати.
- Не надо быть врачом, чтобы увидеть - вам лучше.
- Вроде бы помаленьку выздоравливаю, - улыбнулся Нескуба. - Садитесь.
Визит чудака-астронома был ему приятен. Лойо Майо стал союзником Нескубы с того самого момента, когда продемонстрировал приспособление, с помощью которого можно демаскировать черные дыры космоса. В определенном смысле они были заговорщиками, и это их сблизило. Да еще настроение жен: обе боялись обратного космического полета и, кажется, уже не сомневались, что их мужья "одумаются".
Лойо Майо знал, что Нескубы ждут ребенка, и пришел выяснить, не изменились ли намерения капитана, для которого сынишка был золотой мечтой. Сам Лойо Майо всеми фибрами души принадлежал космосу и не мог понять, как можно отказаться от такой великой идеи, хотя бы даже ради семьи. С другой же стороны, думал он, а почему бы женам не согласиться с мужьями? "Викинг" - корабль большой, для четверых был бы если уж не планетой, то астероидом. Жить можно.
Сгорбившись на стуле, Лойо Майо повел тонкий дипломатический разговор с намеками и недомолвками. То сетовал, что здесь, на Гантели, условия для наблюдений неба весьма неблагоприятны и даже Осипов - на что уж терпеливый человек! - и тот ворчит, то хвалил обсерваторию "Викинга".
Капитан, конечно, догадывался о том, что беспокоит астронома, однако слушал не перебивая. Но когда закрыл глаза, Лойо Майо умолк на полуслове.
Нескуба глянул на него, пошевелил пальцами под одеялом.
- Что же вы? Продолжайте, я слушаю.
Глаза Лойо Майо сверкнули, он нервно потер свои худощавые руки.
- Может быть, рано еще об этом говорить, но...
- Вы о возвращении на Землю?
- Да. Об этой идее.
- Идее? - удивленно вскинул брови Нескуба. - Но разве вы не верите в реальную возможность?
Лойо Майо снисходительно улыбнулся:
- Откровенно говоря, шанс достижения нашей Солнечной системы равен нулю.
- В таком случае я вас не понимаю. - Нескуба попытался даже встать, но не хватило сил и он только повернул голову на подушке. - Поставили крест?
- Да что вы, капитан! Я и жену почти убедил. Чувствую: еще немножко, и она согласится. А как... Эола?
- С Эолой сложнее, - вздохнул Нескуба. - Вы ведь знаете: ждем продолжателя рода...
- Да... - Лойо Майо потупился, настроение у него сразу упало.
- Продолжатель рода! - повторил Нескуба. - Это, знаете ли, событие большого значения.
- Еще бы! - Лойо Майо взмахнул руками, как будто ему не хватало слов.
Нескуба, покосившись на него, спросил:
- Так что же получается, шансов, по-вашему, нет, а все-таки собираетесь. Непонятно.
- Почему же... Меня привлекает не столько цель полета, сколько сам полет, космическая трасса. Идеальные условия для наблюдений!
- Но ведь наблюдения можно вести и с орбиты, - возразил Нескуба. - "Викинг" - это ведь летающая космическая обсерватория, и мы не собираемся опускать его на Гантель.
- Да, конечно, можно и на орбите, - Лойо Майо пожал плечами, - но... это самый минимальный вариант. И, главное, здесь астроном перешел на шепот, - главное, я не хочу стать добычей гумуса...
- Вы говорите загадками, - Нескуба пристально посмотрел на Лойо Майо, - что значит -"добыча гумуса"?
Астроном как-то странно улыбнулся.
- Это, если угодно, моя философская система. Она, правда, еще не отработана во всех аспектах, но... Коротко говоря, процесс органической жизни сводится к гумусу. Это тонкий плодоносящий слой, покрывающий всю поверхность Земли, да и Гантели, обеспечивает рост всего живого - и флоры, и фауны. Гумус - щедрый кредитор - бери, используй нужные элементы и соединения, расти, набирайся силы, расцветай! Но затем... расплачивайся своей жизнью. Недаром сказано: мы вышли из земли, в землю и вернемся. - Лойо Майо вздохнул, потер смуглый лоб ладонью и продолжал: - Так вот. Мы считаем, что вся природа создана для наших нужд, а в действительности - это форма существования гумуса. Это он живет! И все холит, пестует, выращивает для себя. Людям кажется, что это он для них - и рожь, и пшеницу... А он все только для себя, для себя. Человек обречен repere per humum, как сказал когда-то Гораций - ползать по земле.
- Ну знаете... - поморщился Нескуба. - Это ваша схема... Остается только наделить гумус некоей формой сознания, и карикатура на природу будет завершена. Злая карикатура... Скажите, Лойо Майо, по-дружески, доверительно. Как у вас семейные отношения? Вы счастливы в личной жизни?
Астроном съежился:
- Я, простите, излагаю вам философскую концепцию, а вы... При чем тут личная жизнь? Не вижу связи.
- А я вижу, - вежливо, но вместе с тем покровительственно произнес Нескуба. - Ваша схема обмена живой материи слишком мрачна.
- Уверяю вас...
- Не надо, Лойо Майо. По тому, какой цвет доминирует в ваших представлениях, можно поставить безошибочный диагноз. Но я на это не имею права и делать этого не буду.
- А что вы можете сказать по существу моей гипотезы?
- Ну что ж... Эту схему, - Нескуба нарочито повторил уничижительное словцо, произнося его с заметным нажимом, - вы могли бы положить в основу фантастического романа, не будь она столь пессимистична. Вы ведь астроном, Лойо Майо, а не заметили, что Вселенная наполнена светом. Да, собственно, и сама органическая жизнь - это творение света, детище луча. Вспомните хотя бы процесс фотосинтеза, без которого не было бы и гумуса. Как чудесно устроен мир! И свести всю его сложность к какомуто одному элементу...
Дискуссия продолжалась довольно долго, Нескуба даже устал, но так они ни к чему и не пришли, каждый остался при своем мнении. Объединяла их только идея полета, мечта, которая не давала покоя капитану, неудержимо влекла и одновременно отпугивала своей фантастичностью. Нескуба слушал рассуждения Лойо Майо, а сам думал: согласится ли Эола? Как ее убедить? Как преодолеть ее непонятное женское упрямство? Она оттягивает решение до родов. Хитрит...
- Да, солнца, галактики, - продолжал между тем Лойо Майо, - это прекрасно, потому-то и тянет меня в космос... Но, во всяком случае, вы знаете теперь мои соображения. В конце концов, не для того я ушел от одного гумуса, чтобы попасть в лапы другого. Если мы не полетим, я конечно же буду работать на орбите, ну а если умру, буду просить рассеять мой пепел в космосе.
- Все равно выпадет на планету, - мрачно пошутил Нескуба.
- Так протрубит ли нам стартовая труба? - спросил Лойо Майо, не обращая внимания на неудачную шутку.
Нескуба - совсем еще недавно такой волевой, решительный и часто прямолинейный - сейчас колебался. Лицо его морщилось, словно он пытался что-то вспомнить, взглядом он прощупывал потолок, как будто надеялся найти там ответ.
- Я... не могу еще точно сказать... - произнес он наконец. - Понимаете, Эола...
- Понимаю. Но нет, не Эола, не ребенок, который скоро родится, держат вас здесь, капитан. Это гумус не желает расстаться со своей добычей, гумус Гантели.
- Да ну его, ваш гумус! - проворчал капитан. - Гумус да гумус...
Устало закрыл глаза, а когда открыл, Лойо Майо в палате уже не было. "Он действительно здесь, на этой планете, как рыба, выброшенная на песок, - сочувственно подумал он об астрономе. - Космос - его стихия. Вот и не может успокоиться его дух. А я? Разве моя душа спокойна?.."
Первый гантелянин!
Родился он ранним утром, когда теплые лучи Светила окрасили в красный цвет окрестные горы, похожие на огромные стога сена, неслышно опустились вниз и выхватили из черноты ночи пластиковые крыши поселения. И словно изучая эти новостройки. Светило ощупало стены, заглянуло в четырехугольные окна. Именно в это мгновение крохотный Нескуба громким криком оповестил о своем появлении на свет, о котором он еще сам ничегошеньки не знал. Светило мягким прикосновением огладило его тельце, с которым, немного нервничая, возилась молодая мать, и сразу же сделало его розовым.
- Ув-ва! Ув-ва!
- Ого, какой горластый! - воскликнула доктор Рената Павзевей, и в голосе ее звучала радость. - А ну давай, давай, кричи еще, зови своего папочку!
- А что, Гордей здесь? - подняла голову роженица. - Так впустите его! Рената, позови...
- Успокойся, Эола. Ты что, забыла, что он на "Викинге"? Ему еще не передали.
Эола обессиленно опустила голову на подушку.
- Скажи, чтобы немедленно передали. Это очень важно.
- Скажу, скажу, только не надо волноваться, вот сейчас мы немножко запеленаемся, чтобы не было нам холодно. Ты только подумай - первый на Гантели! Как вы его назовете?
- Посмотрим. Еще не думали.
- Ув-ва! Ув-ва!
Хотя роды прошли хорошо и Эола почти не чувствовала боли, все-таки потеря крови ослабила ее, и тяжесть в животе почему-то не проходила. Ей хотелось тишины, покоя, хотелось отдохнуть после циклона, который опустошил ее тело, и сейчас было совсем не до разговоров. А на Ренату, всегда такую сдержанную, словно что-то нашло, и она говорила, говорила не умолкая.
- А что, если Гордейчик?
- Может быть.
- Ув-ва!
- Ах ты, маленький!
- Нужно известить Гордея. Слышишь, Рената? Ой...
- Плохо тебе, Эолочка? Не беспокойся, миленькая, радиограмма долетит мигом. Вот мы уже и укутаны, уже не плачем, наш организмик достиг теплового равновесия. - Рената ловко уложила малыша в кроватку, пододвинутую к постели матери. Ну вот, вот так и лежи себе, Нескубеночек, набирайся сил.
- Рената... - простонала Эола. - Прошу тебя... Радиограмму...
- Бегу! Уже побежала!
Рената быстро вышла, закрыв за собой дверь. Эола повернула голову в сторону своего малыша, посмотрела в его личико и вспомнила о его отце - вчера, как только ее положили в родильное отделение, он поспешно вылетел вместе с Лойо Майо на "Викинг". На прощанье поцеловал ее в лоб, бросил какие-то успокоительные слова и был таков. Что-то беспокоило Эолу, появилось невыразимое, как густая мгла, тяжелое предчувствие, в котором тонула даже радость материнства, вместо нее были тревога и боль. Как было бы хорошо, если б Гордей сидел здесь, возле детской кроватки...
Она смотрела на свою крошку и вместо радости ощущала одно только удивление. Вот она и стала матерью. От нее отделилось маленькое существо... Какое таинство Природы! А в самом деле - как же мы его назовем? Долго что-то не возвращается Рената. А боль вроде бы усиливается... Красная дымка... На Земле бывают алые восходы и алые закаты, а здесь - целый день красная мгла застилает глаза. Неужели что-то случилось с Гордеем?
Резкая боль ножом полоснула низ живота. Эола вскрикнула, сбросила с себя одеяло, извиваясь, схватила подушку, скорчилась, прося облегчения, но боль беспощадно жалила, душила, в глазах стало темно.
- А-а-а...
Услышала приглушенные голоса, доносившиеся словно сквозь толщу воды.
- Приходит в себя...
- Как же вы могли оставить ее одну?
- Нужно было дать радиограмму...
- Тсс! Открывает глаза. Молчите, молчите! Эола, вижу, вам уже легче, становится легче. Глубокий шок позади. Дайте ей попить.
Через несколько минут Эола окончательно пришла в себя.
- Что это было? - спросила она, едва шевеля губами.
- Видите ли, никто не думал, что будут близнецы, - послышался густой баритон главного врача, - а анестезия...
- Что вы говорите? - встрепенулась Эола. - Какие близнецы?
- А вот какие! - Рената показала ей второго запеленутого ребенка. - Девочка! Теперь будет два Нескубеночка!
Сморщенное личико дочурки ничем не отличалось от личика мальчика, но Эола задержала на нем взгляд несколько дольше. Это существо появилось неожиданно, самовольно, причинив ей немыслимую боль. Краешком глаза видела Эола и Ренату, державшую ребенка. Лицо Ренаты было улыбающееся, а вот глаза какие-то невеселые.
Послышался чей-то разговор.
- Закон компенсации.
- Нет, просто начался демографический взрыв, и это хорошо. Нам нужна не компенсация, а прирост...
"О чем это они? - удивилась Эола. - Какая компенсация?.. И Рената почему-то отводит взгляд".
- Что там от Гордея? - сдавленным голосом спросила Эола. - Уже знает?
Рената, отвернувшись, укладывала в кроватку девочку, что-то там подправляла, подтягивала.
- А как же, Эолочка! Очень обрадовался, сказал: теперь я счастливый человек! Поздравляет, конечно, ну ты же знаешь, в такие минуты папаши обычно балдеют...
Но что-то в голосе Ренаты настораживало Эолу, какая-то едва заметная нарочитость, наигрыш в тоне.
- А тебе еще нужно полежать, Эолочка, набраться сил. Растить будешь двоих - это, знаешь ли, нагрузочка. Павзевей тоже мечтает...
- Ну вот что, Рената, не оставляйте больше роженицу, прошу вас. В случае чего вызовите меня. Впрочем, надеюсь, все будет хорошо. Держитесь, Эола!
Это голос главного врача. Хлопнула дверь, он вышел, все ушли, кроме Ренаты.
Эола подозвала ее к себе и, когда подруга села на стул у кровати, коснулась ее теплой руки:
- Слушай, Рената, что случилось?
Та изобразила на своем мальчишечьем лице искреннее удивление:
- Ничего абсолютно. Откуда ты взяла?
Пыталась говорить естественным тоном, но это ей не удавалось, и Эола улавливала неискренность. Что же случилось?
Светило поднялось выше, и в комнате стало немного светлее, краснота смягчилась. На мгновенье вспомнились Эоле белые, чистые, прозрачные дни на Земле. А здесь, может быть, и снег красный... Новорожденные уснули, но губки у них шевелятся. Нечаянно тронула рукой свои отяжелевшие груди, натягивавшие сорочку.
- Все хорошо, Эола, все идет своим чередом, - говорила тем временем Рената. - Главное для тебя сейчас - покой, тебе нужны силы для этих сосунков. Период особенно острый...
Вдруг Рената замахала руками в сторону двери, и она сразу же закрылась. Но Эола успела заметить большие черные глаза жены астронома; Глаза эти сверкнули, как звезды, и исчезли.
- Жена Лойо Майо? Почему ты ее не впустила?
- Я ведь сказала: тебе нужен покой, тишина. Как раз время кормить маленьких.
И снова почувствовала Эола какую-то неестественность, ощутила, что Рената чего-то недоговаривает, о чем-то умалчивает. Конечно, сейчас не до разговоров, но... Поскорее бы встать на ноги. Поговорить с Гордеем. Как только можно будет подняться, она сразу же пойдет в аппаратную, вызовет его, покажет ему младенцев.
Подумав об этом, Эола улыбнулась. И Рената тоже засияла.
- Ну и молодчина же ты, Эола! Сразу двоих - надо же!
На этот раз голос ее был правдивый, искренний, и Эола уже весело произнесла:
- Ты, может быть, тоже... Наверно, пойдут близнецы - по двое, а то и по трое...
- Почему ты так думаешь? - Рената приподняла ее и положила под плечи еще одну подушку. - Так будет удобнее.
- Просто я думаю, что природа неравнодушна к роду человеческому. Она обеспечит его продолжение. Нас-то ведь тут мало. - И, взяв из рук Ренаты мальчика, спросила: - А ты хотела бы таких? - и выразительно взглянула на ее округлый живот.
Рената широко улыбнулась:
- Да кто же откажется? Погоди, скоро вся Гантель зазвенит детскими голосами!
Рената повела речь о будущем - большие шумные города на этой планете, электропоезда, морские лайнеры. Но Эола слушала ее вполуха, все ее внимание сейчас поглощало маленькое теплое тельце на руках, она прислушивалась к тому, как ребенок сосал, и постепенно охватывало ее впервые изведанное и ни с чем не сравнимое блаженство. Как мечтала она стать матерью! В долгие годы космического полета, годы, которым, казалось, никогда не будет конца, нечего было и думать о материнстве, но трепетная эта мечта никогда не покидала ее.
Это был зов жизни, его ничем невозможно заглушить, жизни, которая жаждет своего продолжения, отклик того волшебного процесса, который, собственно говоря, и составляет суть и пространства, и времени. И вот она - мать... Неужели это не сон, а реальность?
Подушечками пальцев нежно, осторожно, робко едва коснулась головушки сына, редких волосиков, словно хотела убедиться, что он и на самом деле существует. А рядом и дочурка шевелит губенками. Погоди, погоди, сейчас и тебя накормлю...
Однако Гордей - заядлый космонавт. Неужели нельзя прервать программу исследований хоть на один день? Мог бы спуститься с орбиты...
- Наши дети о Земле узнают из кинофильмов, картин, фотографий. - Рената забрала у Эолы сына и подала ей дочь. - А увидеть уже не увидят...
Эола вздохнула:
- Будем надеяться, что Гантель для них станет такой же прекрасной, как для нас была Земля.
- Наверно, так и будет. Сравнивать им не с чем будет, так что ничего другого не останется, как полюбить свою планету.
- Ты права, - согласилась Эола. - А наши все мысли - о Земле... Как там наши родные? Не забыли ли друзья?
На лице Ренаты появилось странное выражение, и Эола не могла понять: то ли она хочет засмеяться, то ли заплакать.
- Не надо об этом. Хотя бы сейчас, - сказала Рената.
До аппаратной от больницы - рукой подать, но Эоле это расстояние казалось значительным. Вот она идет и никак не дойдет. Может быть, потому, что ослабли ноги, а возможно, потому, что так бьется сердце. "Послушай, - мысленно обращается она к себе, - ты ведь невропатолог, советуешь пациентам дисциплинировать свои нервы, а сама не можешь справится с волнением. Не волнение, а тревога? Ну и что? Тем более необходимо самообладание..."
Поселение (одни называли его Временным, другие - Пионерским) состояло всего из нескольких сооружений, довольно странных в архитектурном отношении. Расположилось оно у подножия невысоких гор, целиком заросших лесом. Если не считать антенны, установленной на горном плато, то всех строений четыре. Камень шел только на фундаменты, стены и потолки соорудили из дерева, а сверху надставили мощные пластиковые купола на алюминиевых каркасах. Главный корпус, состоящий из жилых комнат, похожих на каюты космического корабля, только немного просторнее, построили метрах в двухстах от подножия гор. К нему с одной стороны примыкало помещение для кухни и столовой, с другой - медицинский сектор. Для складов (продуктового и технического), а также для гаража Самсон и Далила пробили туннели в соседних горах. Аппаратную построили в ложбине под горой, на которой высилась антенна.
Выйдя из клиники, Эола словно попала в баню. Это ощущалось особенно резко, потому что в помещения воздух подавался сквозь фильтры, а снаружи было жарко и влажно. На лице Эолы сразу же появились мелкие капельки пота. Свернула за угол, и до слуха донесся шум невидимой, но где-то рядом текущей реки. Что же она скажет своему Нескубе? Нести близнецов ей не посоветовали, покажет их папочке потом. А сейчас... Хотелось и поругать, и приголубить Гордея... Аппаратная как будто отодвигается... А пульс учащается, кровь ударяет в виски. Ну, погоди, космический волк, я задам тебе, задам!
Светило поднималось к зениту, но вокруг доминировали все те же два основных цвета - красноватый и темный в тени. Картина, похожая на зимние сумерки, и Эола вздохнула, подумав об этом. Окна аппаратной - голубоватые с красноватыми отблесками, словно сполохи далекого пожара. Это почему-то еще больше встревожило Эолу. Подошла к аппаратной тяжело дыша, словно взобралась на высокую гору.
Переступив порог, попала в совершенно иной мир. Лампы по-земному дневного света. Жужжание аппаратуры, зеленые волны на экранах осциллографов.
- Что вы сказали? Повторите! - кричал оператор, наклоняясь к небольшому экрану. - Следы цивилизации?
Эола подошла ближе, чтобы через его плечо взглянуть на экран. Оттуда какой-то заросший человек сыпал словами:
- Скалы эти нависают над широкой рекой, каждая из них скульптура, одноглазые, понимаешь, головы...
Эола никак не могла понять, кто это такой - небритый, нестриженый...
- А не Полифем ли это со своей семейкой? - ехидно спросил оператор. - Будь осмотрительным, Алк.
"Так это Алк! И как я сразу не узнала! Такие сердитые глаза только у него..."
- Ты опять иронизируешь, - возмущался с экрана ботаник, а я утверждаю: природа этого не умеет...
- Ну это уже наглость! - в том же духе продолжал оператор. - От тебя, друга природы, я такого не ожидал. Если уж природа смогла создать такого, как ты...
Они, наверно, долго еще разговаривали бы, если бы Эола не подошла к оператору так близко, что он заметил ее.
- Ну хватит, Алк, эту твою информацию мы обсудим. Фотографируй, записывай. Интересных тебе гербариев!
- Всем привет, - успел сказать Алк перед тем, как растаял в экранной мгле.
Оператор встал как-то странно, выжидательно глядя на Эолу.
- Я хотела бы... Нельзя ли вызвать "Викинг"?
Уже по тому, как передернулось его лицо, почувствовала: что-то неладно.
- Гм... Разве вам не сказали?..
- Никто ничего мне не говорил.
- Да, собственно, ничего особенного, это бывает, - произнес оператор запинаясь. - Небольшие технические неполадки...
- Да скажите же, ради бога, что случилось?
- Я и говорю: связь - это тоненькая ниточка...
- Ну?
- Вот она и рвется. Именно это и произошло вчера: связь с "Викингом" прервалась. Но я надеюсь... Да вы не волнуйтесь капитан Нескуба и Лойо Майо живы и здоровы. А связь...
Эола уже не слушала, что он говорил о восстановлении связи, - взгляд ее упал на узенькую ленту, которая лежала на панели экрана. Там было напечатано:
Я рад, Эола, что мечта твоя осуществилась и ты стала матерью! Расти наших ребятишек, вернемся - прижму их к сердцу. Навсегда твой Гордей Нескуба.
Гантель - Земля.
Эола зарделась, губы ее задрожали, но она ничего не сказала, зажала ленту в кулаке и медленно пошла к выходу, исполненная непонятной оператору гордости.
На семнадцатом году монотонного блуждания по космосу исследовательский корабль "Орбис" наткнулся на какой-то странный объект. Первым заметил непонятную точку старший экипажа Анте-Эо и, хотя не придал этому факту особого значения, решил на всякий случай свериться с картами. Он и его помощник Кон-Тиро просмотрели все изображения, хранившиеся в памяти электронного мозга корабля, но этой точки не .обнаружили. Тогда стали присматриваться внимательнее, и выяснилось, что светимость объекта на определенном отрезке времени изменяется в больших пределах, что это продолговатое тело, вращающееся вокруг поперечной оси.
Вскоре пеленгующая аппаратура засекла и радиосигналы, поступающие из того квадрата, где находится неизвестное небесное тело.
- Неужели космический корабль? Как ты думаешь, Кон-Тиро?
Тот, не отрывая взгляда от экрана, сказал:
- Пока наша гантелянская наука ни одной планеты не обнаружила, ты хорошо это знаешь, Анте-Эо. В радиусе миллиона световых лет от нашей системы планет вообще не существует. И это ты тоже знаешь не хуже меня.
- "Знаешь, знаешь", - беззлобно повторил старший, поглаживая свою непомерно большую, без единого волоска, голову. Мы много знаем, но еще больше не знаем.
Анте-Эо был отважный и мудрый гантелянин, и его помощник Кон-Тиро, который был немного моложе его, всегда испытывал желание подискутировать с ним. Если бы у них были хотя бы редкие волосы на голове да еще усы, их можно было бы принять за землян. Но ни единого волоса не было - черепа голые, ни бровей, ни усов, даже ресниц. И все-таки они иногда в задумчивости поглаживали пальцами несуществующие усы и бороды.
- Скорее всего, это какой-нибудь затерявшийся астероид, сказал Кон-Тиро, проведя ладонью по гладкой коже головы, продолговатая призма...
- А радиосигналы?
- Случайное совпадение. Просто астероид попал в сектор, откуда идет радиация; источник сигналов окажется в стороне, стоит ему переместиться.
- Ну что ж, в таком случае немного подождем, - сказал Анте-Эо. - Время решит за нас.
- Но сколько бы ни прошло времени, гравитационных сигналов мы, пожалуй, все равно не дождемся. А космический корабль без гравипередатчика обойтись не может. И это ты тоже хорошо знаешь.
Смуглое лицо Кон-Тиро осветилось улыбкой.
- А почему бы и нет? - возразил Анте-Эо. - Электромагнитные волны использовались для связи и у нас на Гантели.
- Использовались до космической эры. А сейчас кто же рискнет выйти в космос, не освоив гравитационной связи? Для гравитационных волн нет препятствий, они проходят сквозь все тела.
- И это я тоже хорошо знаю, - улыбнулся Анте-Эо. - Но все же... Издавна существуют легенды о космических полетах. А в те древние времена о модуляции гравитационных волн конечно же не было известно.
- Но легенды - это легенды. Они тебе расскажут что угодно. В одной из них говорится, например, о волосяном покрове головы. Можешь себе представить, какой смешной вид был бы у нас с тобой, если бы на головах у нас росли волосы?! А наши жены? Я, честно говоря, понять не могу, на чем основывались такие вымыслы!
- Все произрастает из зерна. В каждой легенде тоже есть рациональное зерно.
Кон-Тиро повернул свое кресло на девяносто градусов и с удивлением посмотрел на старшего:
- Ты считаешь, Анте-Эо, что легенды сочинялись на основе каких-то реальных событий?
- Не сомневаюсь.
- И среди наших предков, которые постоянно расселялись по планете, были космонавты?
- Не исключено. Информация в легендах и мифах скрыта глубоко, нужно уметь ее извлекать.
- Да, конечно, некоторая информация там содержится, но, по-моему, только художественно-эмоциональная. Как историческая летопись легенды и сказки, мягко говоря, не выдерживают критики.
Чем больше горячился Кон-Тиро, доказывая неспособность фольклора отражать действительность, тем ироничнее отвечал ему. Анте-Эо. Кон-Тиро так и не смог понять, шутит Анте-Эо или на самом деле умеет читать легенды иначе, чем он.
- Народное творчество - это микрофон, в который говорят тысячелетия, - загадочно улыбнулся Анте-Эо. - Расстояние по времени так велико, что не каждый и услышит.
Тем временем расстояние между "Орбисом" и неизвестным объектом сокращалось, и на экране начали появляться его очертания - сперва расплывчатые, неясные, а затем - четкие. И наконец настал момент, когда потрясенный КонТиро воскликнул:
- Похоже на космический корабль! - Он бросил взгляд на Анте-Эо, лицо которого стало совершенно серьезным. - Огромный цилиндр завершается конусом... И сигналы оттуда!..
Старший, внимательно вглядываясь в изображения на экране, негромко произнес:
- Этот радиомаяк меня беспокоит. Попытаемся установить связь.
Неизвестный корабль оставался глух к вызовам, переданным в разных режимах связи. Только радиомаяк упорно продолжал посылать свои сигналы.
Учитывая исключительность обстановки, старший решил пробудить весь экипаж от летаргического сна, и вскоре на "Орбисе" забурлила активная деятельность. Комплексное исследование неизвестного космического корабля при участии специалистов разного профиля дало очень интересные результаты. Космическая техника цивилизации, к которой относился корабль, еще не достигла необходимого уровня, и осуществление такой дальней экспедиции свидетельствовало о необыкновенной смелости, дерзком порыве духа. И это всем на "Орбисе" импонировало, всех восхищало.
Было что-то величественное в самих очертаниях корабля, зависшего в пространстве. Исполосованная микрочастицами обшивка напоминала кожу фантастического великана, повидавшего космические виды. Но есть ли в нем еще жизненная сила?
Молчит корабль, не откликается. И движение его не замедляется и не ускоряется. Силовые установки выключены, гигант словно отдыхает, доверившись волнам инерции, несущим его по пространству и времени.
Притормозив свое движение и осторожно маневрируя, "Орбис" приблизился почти вплотную к неизвестному кораблю и некоторое время шел параллельным курсом, пока скорости не сравнялись. Хотя неизвестный корабль уступал "Орбису" по габаритам, корпус этого корабля - динамичный, можно сказать изящный, свидетельствовал как об инженерном, так и эстетическом гении его создателей. Линии контура сочетают могущество металла и мыслящего духа.
- Там, на корабле, отзовитесь!
Гравитационные волны непрерывно пронизывали тело корабля. Но даже и теперь, с самого близкого расстояния, контакт установить не удалось. Молчание неизвестных астронавтов не предвещало ничего хорошего.
Анте-Эо встревожился, чувствуя что-то недоброе. Корабль не подавал никаких признаков жизни... Наверное, что-то случилось с его экипажем...
- А не автоматический ли это зонд? - с надеждой в голосе спросил Кон-Тиро.
Старший отрицательно покачал головой:
- Не думаю... Впрочем, скоро все станет ясно.
Кон-Тиро догадался: Анте-Эо решил высадит исследовательскую группу на борт.
- Прошу поручить мне...
Первым на шершавую обшивку безмолвного корабля ступил Кон-Тиро, за ним - шестеро. Все в антирадиационных скафандрах, которые защищают от всех излучений, кроме гравитационных и нейтрино. В таком виде, да еще на общем толстом канате, похожи они были на альпинистов, восходящих на вершину крутой горы.
Кон-Тиро сразу же направился к небольшому выступу, откуда таращился на мир сиреневый глаз телескопа. Тут же виднелся узкий, рассчитанный на одного человека овальный люк. Разгерметизированный.
Длинные коридоры, помещения разного назначения - отовсюду веяло здесь пустотой. Жизнь, очевидно, давно уже покинула корабль, и на поручнях, стенах, люках под лучами фонаря поблескивал тонкий налет инея.
Сердце Кон-Тиро застучало чаще, когда он вошел в рубку управления. Неужели и здесь нет никого? В призрачном свете аварийных ламп сперва трудно было что-нибудь различить, но, включив свой рефлектор, Кон-Тиро увидел: у пульта сидят двое. Подошел ближе, и вдруг показалось, что они пошевелились. Но нет, шевелились только их тени. Неизвестные астронавты, скованные космическим холодом, уже не могли приветствовать гостей.
Внутренне Кон-Тиро был уже готов к чему-то подобному, но то, что он и его товарищи увидели в следующую минуту, так их поразило, что они сами едва не окаменели. Перед ними сидели обросшие волосами люди! На головах - копны волос, над глазами - волосяные кисточки, а ртов совершенно не видно опять-таки из-за густых пучков все тех же волос.
- Это люди из наших легенд, - с грустью в голосе произнес Кон-Тиро.
- Я так и думал, - отозвался с "Орбиса" Анте-Эо. И добавил: - Действуйте осторожно, их надо сберечь.
Это напоминание, возможно, было лишним, но Кон-Тиро, чтобы успокоить старшего, а заодно приглушить и собственное волнение, сказал:
- Все будет хорошо. Время есть.
Исследовательская группа так и действовала - чрезвычайно осторожно, осмотрительно, без спешки. Ознакомление с материалами на борту проводилось по коллективно выработанной программе. Уже в первые часы работы было обнаружено много интересных материалов, но особенно ценными были электромагнитные записи на гантелянском праязыке. Лингвист - специалист по контактам с иными цивилизациями, которому до сих пор не приходилось на практике применять свои знания, с первого же прогона насторожился и с головой ушел в работу. Товарищи окружили его и с величайшим волнением ждали. Время от времени кто-нибудь из них взглядывал на волосатых людей. Это ведь их слова, их чувства и мысли звучали в наушниках...
Первое прослушивание ничего конкретного не дало. Но когда подключили электронный анализатор, лингвист сказал:
- Это гантелянский праязык!
Гантелянский?.. Будто вспышка яркого света осветила все вокруг, многое в истории Гантели сразу стало понятным, но принять это без возражений было нелегко даже для Кон-Тиро. Но лингвист выделил общие корни, знакомые суффиксы, дифтонги. И это были уже не предположения, а факты.
В торжественной тишине из глубин тысячелетий звенели слова:
- Мы будем держаться до последнего глотка воздуха... Нужно проложить трассу Гантель - Земля...
На берегах широкой реки, там, где в давние времена было поселение Временное, красуется ныне самый большой город на Гантели. На высокой скале стоит, как памятник, древний космический корабль - символ великой дерзости человеческого духа.
Когда утренние лучи бросают на него лепестки огня, так и кажется: заработали двигатели корабля, и он отправляется в новый полет.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ