Тиренс быстро пришёл в себя.
– Скорее прочь отсюда! – крикнул он, бросаясь к двери.
Мелькнула мысль оттащить бесчувственное тело патрульного за колонны, выстроившиеся вдоль вестибюля, но времени на это не оставалось.
Они выбежали на пандус под яркое послеполуденное солнце. Цвета Верхнего города изменились, теперь преобладала оранжевая гамма.
– Бежим! – выкрикнула Валона, но Тиренс схватил её за локоть.
– Ни в коем случае. – Староста улыбался, однако голос его был твёрд. – Оба спокойно следуйте за мной. Возьми Рика за руку – нельзя, чтобы он побежал.
Начали спускаться. Тиренсу казалось, что они движутся как сквозь клей. Сзади послышался шум. Или померещилось? Оглядываться не стал.
– Туда.
Над проезжей частью мерцала вывеска, плохо различимая в ярком свете солнца Флорины: «Скорая помощь». Они перешли дорогу и нырнули в боковую дверь, оказавшись среди невероятной белизны. Три инородные капли, упавшие на стерильное, зеркальное покрытие коридора.
Женщина в форменной одежде, стоявшая в отдалении, внимательно посмотрела на вошедших, нахмурилась и, помедлив, направилась к ним. Тиренс не стал её дожидаться. Свернул в первое попавшееся ответвление коридора, потом в следующее. Они проходили мимо людей в униформе, и староста физически чувствовал нарастающее вокруг подозрение, вызванное их появлением. Туземцы бродят по верхним этажам больницы? Неслыханно! Что они здесь забыли?
Вскоре их наверняка должны были остановить.
Его сердце радостно забилось при виде незаметной дверцы с табличкой: «К этажам для туземцев». Лифт стоял открытым. Тиренс затолкал Рика с Валоной внутрь. Мягкий толчок, с которым лифт поехал вниз, стал самым приятным ощущением за весь этот день.
В Городе было три вида зданий. Большинство назывались Нижними и располагались соответственно на нижних уровнях. Дома рабочих, высотой максимум в три этажа, фабрики, пекарни, заводы-утилизаторы. Высшими зданиями были дома нобилей, театры, библиотека, стадионы. Имелось и некоторое количество Двойных зданий, включавших нижние и верхние уровни, с раздельным входом: патрульные участки, больницы.
Беглецы вполне могли воспользоваться больницей, чтобы попасть в Нижний город, избежав поездки на медленном грузовом лифте, да ещё с чрезмерно бдительными операторами. Туземцам, конечно, было запрещено ходить через двери для нобилей, но после нападения на патрульного поездка на больничном лифте, прямо скажем, – не самое серьёзное преступление.
Вышли из лифта. Стены и здесь били в глаза той же стылой бесцветностью, но на всем лежал налёт запустения, словно убирали тут гораздо реже. Мягких скамей, как в коридорах верхнего этажа, здесь не было. В приёмном покое висел гул голосов встревоженных мужчин и испуганных женщин. Единственная дежурная медсестра безуспешно пыталась навести порядок в этой сумятице.
Она как раз осматривала мужчину, стоявшего с задранной штаниной. Тот сгибал и разгибал колено, заискивающим тоном отвечая на вопросы, которые сыпались градом:
– На что конкретно жалуетесь?.. Как давно у вас эти боли?.. Обращались ли вы ранее в больницу?.. Так, теперь с вами. Ну, нет, незачем отвлекать врачей по таким пустякам. А вы останьтесь, доктор вас осмотрит и выпишет дополнительные лекарства. Следующий! – закричала она и пробурчала что-то себе под нос, косясь на настенные часы.
Тиренс, Валона и Рик опасливо пробирались сквозь толпу. Валона, точно присутствие других флоринианцев развязало ей язык, с жаром зашептала:
– Староста, я должна была прийти. Прямо извелась за Рика. Перепугалась, что вы не приведёте его обратно, и…
– Как ты пробралась в Верхний город? – строго спросил он, распихивая плечом кротких пациентов.
– Пошла за вами, увидела, как вы сели в лифт. Когда лифт опять опустился, сказала, что отстала от вас, и лифтёр отвёз меня наверх.
– Вот так просто?
– Ну, пришлось и его маленько пристукнуть.
– О, саркские бесы! – выругался Тиренс.
– Но мне пришлось, – жалобно повторила Валона. – Потом я увидела, как патрульные показывают вам дорогу. Подождала, пока они уберутся, и двинулась за вами. Только внутрь войти не посмела. Я не знала, что делать, поэтому вроде как спряталась. Затем к вам пристал патрульный, и…
– Эй, вы! – раздался резкий окрик медсестры.
Женщина поднялась, нетерпеливо постукивая металлическим стилусом по столу из бетоносплава. Окружающие притихли, слышалось только тяжёлое дыхание толпы.
– Куда вы? Вернитесь немедленно. Нельзя покидать приёмный покой до того, как вас осмотрят. Я не потерплю симулянтов, пытающихся улизнуть от работы. Вернитесь!
Но все трое уже выскочили в тень Нижнего города, окунувшись в шум и вонь того, что саркцы именовали Туземным кварталом. Верхний город опять был лишь крышей над их головами. Валона и Рик явно вздохнули с облегчением, оказавшись вдали от гнетущей саркской роскоши, однако Тиренса снедала тревога. Они зашли слишком далеко. Отныне их повсюду будет подстерегать опасность.
Из круговерти мыслей его вывел голос Рика:
– Смотрите!
Душа у Тиренса ушла в пятки.
Перед их взглядами разворачивалось самое страшное зрелище, которое только могли увидеть жители Нижнего города. Из щели в «крыше» на них спикировала огромная птица. Она затмила собой солнце, превратив сумрак в зловещую темноту. Только никакая это была не птица, а военная машина патрульных.
Люди с воплями бросились врассыпную. Вряд ли у кого-то из них были причины удирать, но они всё равно удирали. Лишь какой-то мужчина, оказавшийся на пути у патруля, словно нехотя посторонился, упорно продолжая идти своей дорогой. Когда тень окончательно накрыла его, он остановился и огляделся: каменное спокойствие в бурном человеческом море. Мужчина был среднего роста, с гротескно широкими плечами. Один рукав его рубахи был закатан, открывая ручищу размером с бедро взрослого человека.
Тиренс медлил, Рик и Валона сами решить ничего не могли. Сомнения старосты накалились до предела. Бежать? Но куда? Остаться? Что тогда с ними будет? Имелся, правда, шанс, что патруль ищет кого-то другого, однако шанс этот был невелик, учитывая нападение на охранника библиотеки.
Широкоплечий тяжёлой рысцой приблизился к ним. На секунду, будто ненароком притормозив, он, как бы между прочим, произнёс:
– Пекарня Хорова, второй уровень, позади прачечной.
И повернул назад.
– За мной, – бросил Тиренс, срываясь на бег.
Пот лил с него ручьём. Сквозь гам до старосты доносился лай приказов патрульных. Он оглянулся. Из машины выпрыгнули с полдесятка чёрных мундиров и веером рассыпались по округе. «Долго искать им не придётся», – мелькнула мысль. В треклятой одежде старосты он выделялся из толпы, что та колонна, поддерживающая Верхний город.
Двое патрульных пошли в верном направлении. Заметили они его или нет? Впрочем, неважно: патрульные наткнулись на широкоплечего. Староста со спутниками не успел ещё далеко отбежать, как услышал хриплый рёв мужчины и громкую ругань патрульных. Он торопливо потянул Валону и Рика за угол.
Пекарню Хорова они узнали по тусклому «червю» вывески (несколько люминесцентных пластиковых букв было разбито), а также по восхитительному аромату, лившемуся из открытой двери. Выбора не оставалось – они вошли.
Из внутреннего помещения выглянул старик, которого они не сразу заметили из-за мучной пыли, словно туман приглушавшей свет радарных печей. Не успел старик открыть рот, как Тиренс произнёс:
– Широкоплечий…
Староста для наглядности развёл руки, и тут снаружи раздались крики: «Патруль! Патруль!»
– Сюда, быстро! – приказал старик.
– Туда? – недоверчиво переспросил Тиренс.
– Это обманка, макет.
Рик, а за ним и Валона с Тиренсом протиснулись в дверцу печи. Что-то щёлкнуло, задняя панель приоткрылась, повиснув на петлях. За ней оказалась небольшая тёмная каморка.
Они ждали. Вентиляция была плохой, и от запаха свежеиспечённого хлеба сосало под ложечкой. Валона с улыбкой таращилась на Рика, машинально похлопывая его по руке. Рик же смотрел на девушку невидящим взглядом, то и дело потирая разгорячённое лицо.
– Староста… – начала было Валона, но Тиренс зашипел на неё.
– Пожалуйста, только не сейчас.
Он утёр потный лоб и уставился на свою мокрую ладонь.
Новый щелчок панели показался оглушительным, настолько близко он прозвучал. Тиренс подобрался, неосознанно сжимая кулаки.
Из отверстия показалась голова широкоплечего, который с трудом протиснулся в их убежище. Весело посмотрев на старосту, он сказал:
– Ты это брось, парень. Драться мы не будем.
Тиренс опустил взгляд на свои кулаки и разжал пальцы.
Вид у широкоплечего был тот ещё: рубашка на спине порвана, на щеке багровел свежий кровоподтёк. Крошечные глазки смотрели из-под набрякших век.
– Облава закончилась, – продолжил широкоплечий. – Голодные? Еда у нас не бог весть какая, зато много. Ну, что скажете?
На город опустилась ночь. Огни Верхнего города освещали полнеба, Нижний тонул в промозглой темноте. Витрину пекарни закрыли плотными ставнями: зажигать свет после начала комендантского часа было запрещено.
Поев горяченького, Рик почувствовал себя лучше. Мигрень отступила. Он посмотрел на синяк широкоплечего и застенчиво спросил:
– Они избили вас, да, мистер?
– Немного. Ничего, не бери в голову. Со мной это частенько случается, такая уж у меня работа. – Он хохотнул, показав крупные зубы. – В конце концов, им пришлось признать, что я ни в чём не виноват, просто оказался на пути, когда они преследовали кого-то. А чтобы убрать туземца с дороги, проще всего… – Он поднял и резко опустил руку, словно нанося удар невидимой дубинкой.
Рик невольно отшатнулся, Валона заслонилась рукой. Широкоплечий откинулся назад и цыкнул зубом, извлекая застрявшие крошки.
– Я – Мэтт Хоров, но все зовут меня Пекарем. А вы кто?
– Да как вам сказать… – Тиренс пожал плечами.
– Понимаю, – кивнул Пекарь. – То, чего я не знаю, никому не повредит. Может быть, может быть. И всё же я, кажется, заслужил ваше доверие. Спас от патруля.
– Да, благодарю. – Тиренс, как ни старался, не смог придать голосу сердечности. – Откуда вы узнали, что они гонятся за нами? Толпа была изрядной.
– Изрядной-то изрядной, да только таких физиономий, как у вас, ни у кого не было, – ухмыльнулся Пекарь. – Белые, хоть на мел пускай.
Тиренс безуспешно попытался изобразить на лице улыбку:
– Видите ли, я не совсем понимаю, почему вы рисковали своей жизнью. Спасибо вам, конечно, большое. Нет, я знаю, что простого «спасибо» тут мало, но сейчас мне нечего вам предложить.
– А мне ничего и не нужно. – Пекарь привалился к стене. – Я так всегда поступаю, когда могу. Дело не в вас. Если патрульные за кем-нибудь гонятся, я помогаю. Ненавижу патрульных.
– А вы сами в беду не попадаете? – удивилась Валона.
– Случалось и попадать. Видишь это? – Он осторожно ткнул пальцем в синяк. – Но вы, надеюсь, не думаете, что меня остановишь ударом дубинки? Вот зачем я соорудил печь-пустышку. Чтобы патрульные не сцапали, усложнив мне работу.
Глаза Валоны расширились от ужаса и восторга.
– Почему бы и нет? – продолжил Пекарь. – Знаете, сколько на Флорине нобилей? Десять тысяч. А сколько патрульных? Где-то тысяч двадцать. А нас, местных, – пятьсот миллионов. Если бы мы все разом выступили против… – Он прищёлкнул пальцами.
– Против игольчатых пистолетов и бластеров? – хмыкнул Тиренс.
– В точку. Оружие нам позарез нужно. Это вы, старосты, живёте с нобилями бок о бок, вот и привыкли «труса праздновать».
Валоне казалось, что мир перевернулся вверх дном. Пекарь дрался с патрульными и смело, без малейшего почтения, разговаривал со старостой! Рик подёргал её за рукав. Она мягко разжала его пальцы и предложила ему поспать. Сейчас ей было не до Рика, она хотела послушать, что ещё скажет Хоров.
– Без вас, старост, нобилям не удержать Флорину даже с их бластерами, – продолжил тот.
На лице Тиренса появилось обиженное выражение, и Пекарь добавил:
– Ты на себя посмотри. Сытый, довольный, морда аж лоснится, одет с иголочки, живёшь в уютном домике. Небось, и книг полно? Отдельная кормёжка, никакого комендантского часа, в Верхний город ходи не хочу. Хочешь сказать, нобили тебе это всё за красивые глаза дали?
Тиренс понимал, что находится не в том положении, чтобы спорить.
– Ну, положим, – уклончиво сказал он. – Но что же нам, старостам, по-вашему, делать? Тоже кидаться с кулаками на патрульных? А смысл? Да, я слежу за порядком в своём посёлке и за выполнением плана, но, со своей стороны, защищаю поселян. Стараюсь им помогать по мере возможности. Разве это ничего не значит? Однажды…
– Да-да, конечно, «однажды»… Только не все доживут до этого «однажды». Когда мы с тобой сдохнем, какая разница, кто будет управлять Флориной? Для нас, я имею в виду?
– Ну, во-первых, я ненавижу патрульных побольше вашего. Тем не менее… – Тиренс прикусил язык и покраснел.
– Продолжай, продолжай, – захохотал Пекарь. – Говори, не бойся. Я не донесу на тебя за то, что ты ненавидишь нобилей. Так почему за вами гнались патрульные?
Тиренс промолчал.
– Ладно, попробую сам смекнуть. Когда патрульные меня дубасили, я заметил, что они злющие, как черти. Словно им самим хвост прищемили, а не потому, что нобили приказали. Уж я-то их хорошо изучил. А это значит только одно: вы избили патрульного. Или вообще убили.
Тиренс опять промолчал.
– Осторожность, староста, штука полезная, главное – не перестараться, – всё так же весело продолжил Пекарь. – Тебе требуется помощь. Они знают, кто ты такой.
– Нет, не знают, – вырвалось у Тиренса.
– В Верхнем городе у вас наверняка проверяли документы.
– С чего вы взяли, что мы были в Верхнем городе?
– Догадался. Спорю на что угодно, вы там были.
– Документы проверяли, но мельком. Сомневаюсь, что они запомнили имя.
– Довольно и того, что ты староста. Всего-то и нужно узнать, кого из старост не было на месте, и разыскать того, кто не сможет отчитаться за свою отлучку. Поди, все провода на Флорине уже докрасна раскалились от донесений. По-моему, вы в беде.
– Наверное.
– Какое уж там «наверное». Помощь нужна?
Они разговаривали шёпотом. Рик давно свернулся калачиком в углу и уснул. Валона же переводила взгляд со старосты на Пекаря и обратно.
– Нет, спасибо, не нужна. – Тиренс покачал головой. – Я… я как-нибудь сам выкручусь.
– Любопытно будет посмотреть, – вновь хохотнул Пекарь. – Ты учёностью-то не кичись, я другим беру. Ладно, утро вечера мудренее, может, ещё и согласишься принять руку помощи.
Валона лежала в темноте с открытыми глазами. Постелью ей служило обыкновенное одеяло, брошенное на пол, но разница с её обычной койкой была невелика. В другом углу, тоже на одеяле, крепко спал Рик. Он всегда спал крепко после изнурительных приступов головной боли.
Староста ложиться отказался, опять рассмешив Хорова (который, похоже, готов был смеяться по любому поводу). Пекарь выключил свет, сказав:
– Пусть тогда сидит в темноте, раз уж ему так хочется.
Сон к Валоне не шёл. А вдруг ей вообще никогда больше не удастся заснуть? Ведь она ударила патрульного!
Ни с того ни с сего вспомнились отец и мать.
Воспоминания о них были туманны. За годы, пролёгшие между жизнью с родителями и нынешней, Валона почти заставила себя забыть их лица. Теперь ей припомнилось, как они, думая, что дочь спит, перешёптывались ночами. А ещё – люди, пришедшие из темноты.
Однажды ночью Лону разбудили патрульные и принялись задавать вопросы. Она плохо понимала, чего от неё хотят, но постаралась ответить. После этого родители исчезли. Уехали, как ей было сказано. Лону отправили на работу, хотя другие ребята её возраста ещё два года наслаждались свободой. Люди косились на неё и не позволяли своим детям с ней играть, когда она возвращалась домой. Валона научилась уходить в себя. Научилась молчать. Её прозвали Лоной-Орясиной, насмехались, считали тупицей.
Почему этот ночной разговор навёл на мысли о родителях?..
– Валона.
Шёпот раздался так близко, что чужое дыхание колыхнуло её волосы, и был так тих, что она едва его расслышала. Валону охватил страх пополам со смущением: голое тело укрывала лишь тонкая простыня.
– Молчи, – продолжил голос старосты, – и слушай. Я ухожу. Дверь не заперта. Но я обязательно вернусь, слышишь? Ты всё поняла?
Она нащупала руку старосты и пожала. Похоже, такой ответ его устроил.
– Позаботься о Рике. Не спускай с него глаз. И ещё, Валона… – Он помолчал. – Не слишком-то доверяй Пекарю. Я его не знаю. Поняла?
Потом что-то прошелестело, скрипнуло. Ушёл. Валона приподнялась на локте. Тишину нарушало лишь сопение Рика и её собственное дыхание.
Она крепко зажмурилась в темноте и принялась думать. Почему староста, который знает всё-всё на свете, так отозвался о Пекаре? Ведь тот их спас и патрульных он ненавидит? Так почему?
На ум пришло только одно: Пекарь уже был там, на улице. И когда тучи окончательно сгустились над их головами, принялся действовать. И действовал быстро. Словно всё было подстроено заранее, а Пекарь только того и ждал. Странно, очень странно. Если бы не слова старосты, она бы сроду об этом не подумала.
Громкий, насмешливый окрик расколол тишину:
– Эй! Ты ещё здесь?
Валона окаменела в луче света. Немного придя в себя, натянула простыню до самого подбородка. Луч метнулся в сторону. Она сразу узнала говорившего. В полумраке темнела приземистая мощная фигура, подсвеченная опущенным фонариком.
– Надо же, я думал, ты тоже с ним уйдёшь.
– С кем, сэр? – пискнула Валона.
– Со старостой. Ты же знаешь, что он смылся. Не юли.
– Сэр, он вернётся.
– Это он тебе так сказал? Что ж, дурак будет, ежели вернётся. Патрульные его схватят. Если он не тупой, твой староста, то сообразил, что дверь была отперта неспроста. А ты разве не собираешься бежать?
– Я подожду старосту.
– Ну-ну. Долгонько же тебе придётся ждать. Ладно, уйдёшь, когда захочешь.
Луч скользнул по полу, выхватив из темноты бледное и худое лицо Рика. Тот сморщился от яркого света, плотнее смыкая веки, но не проснулся.
– Сама уходи, когда заблагорассудится, а его оставь, – голос Пекаря сделался задумчивым. – Надеюсь, ты меня понимаешь? Решишь уйти – дверь открыта, но не для этого парня.
– Он просто несчастный больной… – испуганно начала Валона.
– Да? Как раз такие мне и нужны. Он останется здесь, заруби себе на носу.
Луч фонарика продолжал светить прямо в лицо спящему Рику.