Кошки-мышки

Глава 6 На поводке

— Катька, ты куда пропала? — голос Каннибала в трубке звучал встревоженно.

— Сашка, я засыпалась, — хмуро ответила Катя. — Меня раскусили. Элементарно взяли с поличным.

— Катька, ты где? — закричал Каннибал. — Что они с тобой сделали? Ты можешь говорить? Если не можешь, то отвечай только «да» или «нет».

— Я дома и говорить могу.

— Ты одна?

— Как перст.

— Они что, тебя отпустили? — изумился Каннибал.

— Скорее, опустили. Примерно наказали, а потом инициировали. Так что, я теперь посвящённая сатанистка.

— Катька, я не врубаюсь! Объясни толком!

— Не телефонный разговор, — ну не рассказывать же, в самом деле, Сашке про то, как она стояла, голая и перепуганная, у столба, как Мастер с Лилит в качестве ассистентки её «посвятил», как после посвящения, отобрав одежду, два дня держал взаперти — не то для острастки, не то из прихоти. К его чести, обращался прилично — не бил, подшучивал насчёт завалившейся радистки Кэт, поил вином и кормил яичницей.

— Я вечером к тебе приеду, — сказал Каннибал.

— Нет, не приезжай. Вечером я должна быть у Мастера.

— За коим хреном? Тебе ещё не хватило острых ощущений?

— Мастер пишет с меня Мученицу Инквизиции.

Каждый раз для этого он раздевал Катю донага и приковывал к столбу, заявив, что ежевечернее стояние у столба будет ей маленьким наказанием за ложь, своего рода епитимьей. При одном взгляде на столб Катю охватывал жгучий стыд от перенесённого унижения, но она давила его в себе, покорно становилась к столбу и позволяла сцепить себе руки.

— Ах, да, он же художник, — протянул Каннибал. — Драпай от них поскорей, пока не увязла по уши.

— Уже увязла. Они знают всю мою подноготную и будут держать меня на коротком поводке. Да, приколись — Мастер поручил мне написать книгу про Сатану и сатанистов.

— Так и сказал?

— Ага. Нашёл Булгакова!

— И, всё же, странно, что они тебя не тронули.

— Зато потрогали, как следует. Сашка, в дверь ломятся. Созвонимся завтра.

За дверью оказалась Лилит. Теперь она каждый день приходила к Кате, как на работу, трещала без передышки и называла Катю сестрой. То ли была приставлена в качестве надзирательницы, то ли делала это в силу природной общительности. Конечно, Катя не могла забыть, что именно она заманила Катю тогда в Первомайский, но порой даже бывала рада её приходу — Лилит всегда сообщала свежие сплетни и рассказывала смешные истории.

— Кэт, мы вчера сидели с Иродом и Извергом. Я над ними ухохоталась! Бивис и Бадхед отдыхают! Ирод спрашивает: «Лилит, ты мне дашь?». А Изверг говорит: «Ты ему не давай, лучше мне дай». А сами-то оба не только не посвящённые, но даже, похоже, вообще ещё мальчики. Кэт, ты чего такая угрюмая? На меня бычишься? Да всё же обошлось!

— Не на тебя. Просто настроения нет.

— Слышь, а сегодня утром знаешь, что было? К Мастеру Епископ приезжал!

— Я думала, они враги, — сказала Катя. На своём опыте она успела убедиться, что нет злейших врагов, чем бывшие лучшие друзья.

— Ну, враги. Меня, в чём была, во двор выгнали, а была я, сама понимаешь, в чём. Сунули одеяло — прикрыться. И — давай ругаться!

Катя представила себе, как растрёпанная Лилит, обмотавшись одеялом, жадно прижимается ухом к двери, и рассмеялась.

— Ты чего ржёшь? — обиделась та.

— Про Ирода с Извергом дошло. Извини, я нынче жираф. Ну, и дальше? Долго ты так сидела, в одеяле?

— С полчаса. Ладно хоть, тепло! Потом Епископ вышел, злющий, страшный, на меня зыркнул, калитку рванул и убрался. Я в дом захожу, там Мастер ходит и матерится.

— Ты подслушала, из-за чего они ругались? — напрямик спросила Катя.

— Да из-за храма! Они когда рассобачились, Епископ всех своих забрал и из храма ушёл, а сейчас ему храм опять понадобился. Он хочет такую мессу отслужить, чтобы Мастеру нос утереть, а Мастер, понятное дело, его к храму и на дух не подпускает.

— Ты поменьше об этом болтай, — посоветовала Катя, прекрасно, впрочем, зная, что советовать Лилит не болтать — всё равно, что приказать рыбе не плавать. — Собачатся, и пусть собачатся. На то они и начальство. Нас с тобой это не касается. Ты к Мастеру едешь сегодня?

— Не, я завтра. Мастер сказал, что со мной лучше работать утром, а с тобой — вечером, потому что ты по утрам как сонная муха.

«Да, половой дисфункцией он не страдает», — хмыкнула про себя Катя. — «Ему надо было пойти не в жрецы Сатаны, а в восточные падишахи. Имел бы гарем из сотни жён». И поинтересовалась:

— Как поживает Королева Ада? Или на нарисованную времени уже не остаётся?

— Нормально поживает. Чего ей сделается? Знай себе, лежит в обнимку с Дьяволом, — иногда у Лилит появлялось чувство юмора. — Ну, давай, сестра! Я побежала. Хочу ещё к Валькирии заскочить — она мне какой-то новый «готик» обещала дать послушать.

Лилит унеслась. «Вот это энергия!» — позавидовала Катя и взялась за блокнот и ручку. Что делать — арбайт ист арбайт.

В теперешнем Катином легальном положении был один плюс: теперь она могла, не скрываясь и не кося под дурочку, открыто задавать Мастеру любые вопросы, что помогало скоротать время, проводимое Катей в положении истукана у столба. Мастер отвечал охотно, вот только Кате не всегда удавалось разобраться, когда он говорит всерьёз, а когда насмехается.

— Мастер, а если бы я оказалась фээсбэшницей, ты бы меня убил? — однажды спросила она.

— Конечно, — ответил он. — Зверским способом. Но сначала бы написал с тебя пару-тройку картин, продал бы картины «новым русским», и мы с тобой отметили бы сделку шашлыком из твоего бедра. Или посадил бы тебя на наркотики и отправил туда, откуда пришла, и радистка Кэт стала бы наркозависимым агентом сатанистов в ФСБ.

В другой раз она спровоцировала его на дискуссию о Дьяволе и Боге.

— Сдаётся мне, что ты просто подменяешь понятия, — замирая от собственной дерзости, сказала Катя. — Ты называешь Бога Дьяволом, а Дьявола — Богом, и твой Люцифер — тот же самый Бог христиан. А также Аллах мусульман и Яхве иудеев, — поспешила добавить она, заметив, как нахмурился Мастер при упоминании о христианах.

Мастер прищурил правый глаз и как-то странно улыбнулся — одной половиной лица. Второй глаз при этом сделался по-птичьи немигающим, похожим на глаз старого ворона.

— Соображаешь, — не то одобрительно, не то осуждающе отметил он. — Сатана и есть Бог. Бог, да не тот. Вся разница в том, что тот, другой Бог — назовём его для ясности «Адонаи» — ставит человека на колени, а Сатана поднимает его с колен.

— И привязывает к столбу, — не удержалась Катя.

— Столб — это частный случай, — отмахнулся Мастер, — и необходимая дань искусству. Сатана не требует постов и молитв, не заставляет человека насиловать себя в извращённой форме, не заковывает в цепи ограничений. Он лишь хочет, чтобы человек радовался, и чем чаще это случается, тем больше радуется сам Люцифер. Разве на служении, после того как через меня к нам пришёл дух Люцифера, ты не ощутила Радости?

— Мастер, можно чуть-чуть головой повертеть? Шея одеревенела, — жалобным тоном спросила Катя. Шея действительно одеревенела, но в первую очередь Кате нужно было оттянуть время, чтобы обдумать ответ.

— Ну, поверти, — разрешил Мастер.

— Радость-то я ощутила, — спустя несколько секунд ответила Катя. — Но, почему-то, эта Радость больше напоминала наркотическое опьянение.

— Радости в мире так мало, она так строго запрещена мирозданием, что приходится иногда прибегать и к таким средствам, — признался Мастер. — За этим Сатана и дал их людям. Навертелась? Тогда продолжим.

— Но, если Сатана не накладывает ограничений, значит, получается, всё можно? — усилила Катя напор.

— Разумеется, — подтвердил Мастер, старательно выписывая какую-то деталь образа Мученицы.

— А убивать, предавать, грабить — тоже можно?

— Можно, — сказал он. — При необходимости. Но без необходимости не нужно. Эти действия не прибавляют процента Радости, а раз так, то они не радуют Сатану.

Вчера же Катя совершила ещё более дерзкую провокацию.

— Никакой ты не сатанист, — заявила она.

Бровь Мастера удивлённо взметнулась вверх.

— Вот как? И кто же я, по-твоему?

— Ты — хиппи.

Мастер хохотал так, что уронил кисть и смахнул со стола тюбики с краской. Просмеявшись, он приблизился к Кате.

— Ну, с тобой не соскучишься! Будь так любезна, объясни, с чего это вдруг я — хиппи?

— А у тебя те же самые идеалы — свобода, любовь, творчество, радость, и те же средства их достижения — наркотики и секс. Разве что, вместо «фенечек» браслетики из пентаграмм.

Мастер серьёзно и внимательно посмотрел на неё.

— На сегодня хватит, — сказал он и разомкнул наручники. — Садись на диван.

— Как есть? — спросила Катя.

— Как есть и садись. Сигарету хочешь?

— Хочу.

— Я, Катюха, не хиппи, — начал он, доверительно приобняв её одной рукой. — Может, что-то общее и есть, но и чукча с китайцем чем-то похожи — у обоих глаза узкие. А хиппи… У них не было Люцифера, не было цементирующего духа, и они не научились древнейшему языку — языку ритуалов и символов. Без символа, оживлённого духом, любое сообщество обречено на самораспад. Думаешь, зачем нужны чёрные мессы, шабаши, инициации? Да затем, чтобы нас не съели поодиночке! Но ты про это не пиши. Не поймут.

В словах Мастера послышалась горечь, и Кате показалось, что из-за многочисленных личин на мгновение выглянуло его настоящее лицо. Выглянуло и снова спряталось за маской с прищуренным глазом и кривой усмешкой.

Но это было вчера, а сейчас Катю обуревали сомнения. Не наговорила ли она лишнего, и не пожалеет ли Мастер о своей внезапной откровенности? Было ясно, как день, что он всё время играл с ней в кошки-мышки, и Кате в этой игре отводилась отнюдь не кошачья роль. А чем обычно заканчиваются для мышей подобные игры, всем хорошо известно с самого детства.

Катя закрыла блокнот и включила БГ, но заунывный голос любимого певца лишь усугубил её подавленное настроение.

На душе сквозило так, что душе хотелось закутаться в мохнатый плед. Катя посмотрела на часы — Мастер не приветствовал опозданий. С тяжёлым сердцем она бросила блокнот в сумку и отправилась на автобусную остановку.