Вот родословие Адама… Дней Адама по
рождению им Сифа было восемьсот лет, и
родил он сынов и дочерей… Всех же дней
жизни Адамовой было девятьсот тридцать
лет; и он умер… Всех же дней Сифовых
было девятьсот двенадцать лет; и он умер…
Всех же дней Еноса было девятьсот пять
лет; и он умер… Всех же дней жизни Мафусаила
было девятьсот шестьдесят девять лет; и он умер.
Диме Корсару снилась зима. Вернее, длинное белое пространство, и одинокий путник брел через него по тропке вверх, к огням жилого строения, откуда веяло дымом и теплом… И отчего-то он знал, что там и самовар гудит в жарко натопленной горнице, и огонь весело резвится в печурке, и пахнет травами и медом… И путник шел, преодолевая секущую поземку, неспешно, в такт шагам, повторяя и повторяя невесть откуда берущиеся странные строки…
А потом – снилось какое-то здание в стиле позднего сталинского ампира, и вокруг искрили высоковольтные провода, устилая все пространство огнем, и люди с личинами на лицах, в средневековых длинных домино, указывали на него, Корсара, пальцами… И был запах опят, преющих осенних листьев и стылой, промерзающей по ночам земли… А потом он – заблудился.
Корсар мчал прозрачными осенними перелесками и тосковал – об уходящем лете… Ведь летом, как и юностью, все иное. Беспутные, бездумные дни летят хороводом, длинные, как детство, и теплые, как слезы… И кажется, ты можешь вспомнить их все – до капли дождя, до оттенка травы, до проблеска вечернего луча по струящейся прохладе воды, до трепета ресниц первой возлюбленной, которой и коснуться не смел, до взгляда другой девчонки, той, с которой некогда рассеянно разминулся, чтобы теперь помнить всю жизнь… И когда упадет первая хрусткая изморозь, когда прозрачные паутинки полетят над нежно-зеленой стрельчатой озимью, светящейся переливчатыми огоньками росы, когда небо высветится синим сквозь вытянувшиеся деревца, когда лес вызолотится и запламенеет алым и малиновым, станет ясно, что лето кончилось, что его не будет уже никогда, по крайней мере такого…
И все, что пряталось в тайниках и закоулках души, вдруг проступает неотвязной явью, и ты снова переживаешь несбывшееся и мечтаешь о том, чего никогда не случится, и это будущее вдруг становится истинным в своем совершенстве. И осень – делается строгой. И холодные нити дождей заструятся с оловянного казенного неба, и листья обвиснут линялым тряпьем, и капли будут стынуть на изломах черных сучьев, и земля вдруг запахнет остро, призывно, то ли прошлым снегом, то ли свежеотрытой могилою… И мир становится серым – в ожидании снега…
…Открыв глаза, Корсар некоторое время смотрел на распахнутое настежь окно и удивлялся, почему не мерзнет, и только потом сообразил – сейчас лето. Будильника Корсар не заводил: во-первых, потому, что терпеть их не мог, во-вторых – вставать всегда привык, когда нужно. Но тут – что-то сбилось в отлаженных биоритмах: когда он открыл слегка залипшие веки и взглянул на часы, было двадцать пять одиннадцатого! То, что на презентацию он опаздывает, – не беда: по опыту знал, полчасика, а то и больше уйдет на усушку-утряску организационных моментов. Да и сама презентация была чистой фикцией, желанием издателей; грех было не уступить им в такой просьбе.
Корсар метеором влетел в душ, смыл остатки сна и похмельной мути – коей и не было почти: хороший коньяк господа французы делали, во-первых, для себя, во-вторых – для истинных ценителей старинного напитка… Так что похмелья не было вовсе, а некая алкогольная вялость ушла минут через семь.
Саша Буров разлепил глаза, приподнялся на диванчике:
– Чего ты подхватился? Суббота, выходной…
– Презентация у меня. Начало – через семь минут! – Корсар, уже одетый, бросил ключи от квартиры Бурову. – Я – погнал. Дом книги. Хочешь – догоняй, хочешь – досыпай. Кофе – в кофеварке, сок – в холодильнике.
Буров присел на диванчике, опустив на ковер босые ноги:
– А коньяк?
Но Корсар его уже не услышал; хлопнул входной дверью.
– Ну и ладно… – Буров оглядел остатки вчерашнего затянувшегося застолья, продекламировал: – «Бойцы вспоминали минувшие дни…» И не хило так вспоминали…
Налил себе полстакана коньяку, выпил единым духом. Подхватил новую книжку Корсара «Грибница», повернул: на оборотной стороне улыбающийся Дима Корсар в широкополой черной шляпе, затененных очках, джутовом пиджаке… Буров хмыкнул, отыскал на вешалке ту самую шляпу и пиджак, надел их, водрузил на переносицу очки:
– Ну и чем я не творец? – Плеснул еще коньяку на донышко, выпил, хмыкнул, глядя в зеркало: – Вылитый!
…Корсар, не дожидаясь лифта, скатился по ступенькам, выскочил из подъезда, ринулся к машине…
Человечек, с виду предпенсионного возраста, тихохонько кемарил на лавочке; когда Корсар пробегал мимо, он поднес ко рту короткую духовую трубку, резко дунул… Потом надвинул соломенную шляпу-капелюх[1] на глаза, поправил старомодные солнцезащитные очки и пошел себе прочь из двора, через арку…
Корсар выругался, когда сзади в шею больно впилось что-то, хлопнул ладонью, сгреб маслянистый комочек, похожий на раздавленного овода, чертыхнулся, отер руку платком и бросился за руль.
Через сорок минут он уже припарковал автомобиль на тротуаре, возле Дома книги. Соскочил с подножки машины, услышал рядом скрип тормозов мотоцикла: изящная, вся затянутая в тонкую черную кожу, наземь спрыгнула журналист Ольга Белова:
– Я не опоздала?
– Привет, акула пера… Боюсь, мы – оба опоздали… – Не задерживаясь, Корсар устремился в двери.
Ольга только устанавливала мотоцикл на подножку.
– Где вас там искать? – крикнула вослед Корсару девушка, окинув взглядом многоэтажный магазин.
– Мимо не пройдете, – бросил Корсар, оглянувшись, увидел чуть поодаль стройного господина в модном пиджаке, темных очках, седого; успел заметить, как Ольга Белова обменялась с господином мимолетным понимающим взглядом, в памяти даже всплыло нечто похожее на «профессор» или «академик», но где и когда Корсар встречал его – так и не вспомнил. Да и – некогда было.
Корсар отчего-то нервничал. То ли от недосыпа, то ли все-таки от легкого похмелья… Оглянулся – нигде ничего похожего ни на скопление людей, ни хотя бы на подготовку к презентации…
Хотя – что он: в магазине – четыре этажа, отделов не счесть, а он… Увидев проходящую мимо сотрудницу в униформе и с беджиком, на котором значилось «Татьяна», Корсар скроил на лице жизнеутверждающий оскал, по крайней мере, Дима подумал, что выглядит так лучше, чем…
– Татьяна! Только вы сможете мне помочь!
Полноватая девица остановилась, замерла, глядя на Корсара глазами сытой коровы – на него и как бы сквозь. Впечатление усиливалось ритмично пережевывающими «двойную свежесть» челюстями.
– Я автор, и у меня сегодня здесь презентация книги…
Губы Татьяны сложились в подобие улыбки, и не понять, чего в ней было больше – ленивого презрения или равнодушного превосходства:
– Я – маркетолог. Вам нужно в отдел public relations.
Она двинулась было дальше эдаким плавным круизным теплоходом, белым и сиятельным, но Корсар довольно невежливо заступил ей дорогу:
– А где…
– Второй этаж, направо.
Он хотел еще что-то спросить, но в глазах вдруг помутнело, фигура Татьяны растроилась и расчетверилась, удаляясь; свет померк; все окружающее – предметы, лица, полки сделались резко контрастными – настолько, что стало больно глазам. Корсар прикрыл веки, помассировал пальцами.
– Вам помочь?
Корсар с трудом разлепил ресницы; веки резало так, будто насыпали песка; он чувствовал, что глаза слезились; в конце концов ему удалось сконцентрироваться на лице молодого человека в униформе продавца, со скучающей улыбкой на худощавом, лошадином лице.
– Вам помочь что-то выбрать?
– Да. У меня сегодня в вашем магазине презентация книги, и…
– В нашем магазине свыше ста тысяч наименований книг. Скорее всего, презентация состоится в соответствующем отделе.
Молодой человек подошел к стойке с монитором компьютера:
– Как название вашей книги?
– «Грибница».
Молодой человек быстро пробежался пальцами по клавиатуре, сообщил равнодушно:
– У нас такой книги нет.
– Не может быть! – с какой-то агрессивной яростью, совершенно ему несвойственной, хрипло прокричал Корсар; но и то, что «прокричал», – ему только показалось: горло сдавил спазм, и вместо крика слышалось сипение.
Молодой человек потянул носом, чуть поморщился:
– Может быть, вам стоит зайти в бар напротив и выпить кофе… с коньяком? Или – коньяк без кофе?
Внезапный порыв ярости накатил на Корсара, кулаки непроизвольно сжались; и желание было одно – броситься на этого педанта с лошадиной физиономией и въехать ему в тонкий костистый нос… Не желание даже – жажда… Усилием воли Корсар переждал охватившее его вдруг наваждение, лоб обметали бисеринки пота…
Продавец по-своему истолковал перемены в лице Корсара: авторы, они все – психи. Кто – немного, кто – по-крупному. Он повернул монитор к Корсару, сказал:
– Посмотрите сами…
Корсар уставился в экран, прочел, беззвучно шевеля губами:
– «Грибные супы», «Грибные места Подмосковья», «Чайный гриб», «Грибной царь»… Но мне же точно сказали…
– Попробуем поиск по имени автора? Как ваше имя?
– Корсар.
– Это – псевдоним?
– Фамилия. Редкая.
– Да уж… А зовут, простите? У нас – тридцать пять тысяч авторов и…
– Дмитрий Корсар.
Продавец набрал на мониторе, кивнул:
– Есть. Третий этаж, отдел 3Б, серии «Загадки и артефакты».
– Спасибо!
– Вот только название… – продолжил было продавец, но Корсар его уже не слышал, устремившись вверх по лестнице.
Через минуту он был в отделе. Никакой презентации не было и в помине, редкие покупатели слонялись между стеллажами, и тут – Дмитрий увидел книгу. Тот же формат, и фамилия на обложке – Дмитрий Корсар, на оборотной стороне – его фотография, вот только название…
На книге, на мрачном серо-коричневом фоне красовалось стилизованной готикой: «Дмитрий Корсар. «ГРОБНИЦА».
Он быстро встряхнул книгу, пролистал – содержание – безалаберный и бессистемный набор статей из его прошлых книг; рисунки – вообще невесть откуда взявшиеся…
Шею защемило, холодная изморозь пробежала по спине и рукам судорогой – до кончиков пальцев так, что Корсар едва не выронил книгу.
– Эта – наша новинка. Поступила только сегодня. Дмитрий Корсар – известный культуролог и аналитик; мы рекомендуем его книги только вдумчивым и интеллектуальным читателям, таким как вы…
Дмитрий обернулся. Продавщица «Надежда», в фирменной униформе, заученно и приветливо щебетала текст… Что уж было в глазах Корсара в этот миг – неведомо, но… девушка инстинктивно сделала шаг назад…
– «…только что погиб известный культуролог и аналитик по проблемам древних и загадочных культур и цивилизаций Дмитрий Корсар…» – услышал он вдруг несущееся по залу.
В центре зала висел плоский плазменный телевизионный экран. Программа «В последний час». На переднем плане стоял бритый наголо репортер в шведке и темных очках, на заднем плане – машина скорой помощи, в которую грузили прикрытое простыней тело. Чуть поодаль валялась широкополая шляпа и плоский мобильный…
Действуя по наитию, словно сомнамбула, Корсар вынул мобильный, набрал номер Бурова и увидел, как завибрировал лежащий у машины телефон…
– Сашка… – произнес Корсар одними губами. Он вспомнил, как Буров вчера ночью примерял шляпу и очки, стремясь быть похожим на его, Корсара, фотопортрет, прикрыл глаза… Странная, горькая боль пронзила тело…
– «…на вопрос, был ли наезд автомобиля случайным, или это было намеренное убийство, нам не ответили. Но посетители кафе, расположенного в этом же доме, утверждают, что автомобиль стоял некоторое время, потом резко сорвался с места…»
– Сашка…
…Корсар коротко, без замаха, бросает несколько гранат. Товарищ, прошитый вражеской очередью, замирает. Взрыв гранаты рядом – и еще двое пограничников, полуприсыпанные, замирают безжизненно. Корсар жестко огрызается короткими очередями, хрипит в микрофон рации: «Огонь на меня! Огонь!»
…Буров двумя короткими очередями в упор расстреливает двоих «духов», появившихся на бруствере окопчика…
…Они остаются вдвоем – раненные – Корсар и Буров – спина к спине и ведут огонь по приближающимся «духам»…
– Вы хотите купить? – словно сквозь вату услышал Корсар голос хорошенькой продавщицы, все еще стоящей рядом.
– Что? Да.
– Пройдите к кассе, пожалуйста.
Корсар кивнул автоматически, потом спросил:
– Где я могу найти товароведа?
– Первый этаж, направо, комната девятнадцать. Только…
Корсар ее уже не слышал. Он устремился вниз.
Мыслей не было никаких. Наверное, он принял бы все это за плохой и неудачный розыгрыш, если бы не телекартинка и не слова ведущего… Десять лет назад Сашка Буров выжил там, на таджикско-афганской границе, чтобы теперь – умереть?.. Вместо – него? Почему?
Состояние Корсара было странным: то ему казалось, что он еле плетется, то, напротив, летит по ступенькам вниз так стремительно, что еще секунда, и он не успеет переставить ногу и – упадет… И еще – саднила шея… Вернее – от шеи к голове шел какой-то жар, и оттого все вокруг казалось то блекло-мутным, то, напротив, контрастно-ярким, черно-белым, тревожным и пугающим…
Он спустился, вошел в административное крыло, пронесся мимо ряда дверей, влетел в комнату товароведа. За столом восседала эдакая советская тетка, в годах, в перманенте и с унизанными перстнями пальцами. На столе стоял монитор компьютера, рядом – принтер; но тетка была занята другим: пила чай. Вернее, это только так называлось: на аккуратных скатерках перед ней были разложены в изобилии бутерброды с ветчиной, икрой, семгой, маслом и сыром; огромная кружка с чаем – с алыми маками, и чуть в стороне – шкалик дорогущего коньяку, почти пустой. Похоже, коньяку в чае было никак не меньше, чем воды.
Тетка подняла на Корсара спокойные, коровьи глаза, скомандовала низким, грудным голосом:
– Гражданин! Выйдите из помещения!
Корсар ее даже не услышал:
– Скажите, откуда и когда поступила в ваш магазин вот эта вот книга!
– Да вы кто такой, собственно? В чем дело?
Возможно, будь у Корсара хоть какое-то подобие «красной книжечки», он тут же пустил бы ее в ход, но ничего, кроме прав… Да и – мысли плавали в продолжающей гореть голове едва-едва, как лохи[2] на прогретой отмели…
– Я автор и…
– Гражданин, я вам ясно сказала: выйдите из помещения! – Тетка брезгливо взглянула на обложку «Гробницы», передернула могучими плечами, добавила: – И уберите со стола это ваше творение…
То, что случилось следом, никто не ожидал, ни сам Дима, ни тем более товароведша.
Одним движением Корсар смел со стола все: чашку, бутерброды, какие-то бумаги, ручки… Чашка с грохотом раскололась о пол, терпкий запах коньяка поплыл по небольшой комнатке…
– Да ты пьяный! – взвизгнула было тетка, вскочила, но – тут же опустилась объемной задницей обратно, в массивное кожаное кресло, буквально вбитая в него тяжелой дланью Корсара.
– Когда и от кого поступила эта книга? – проговорил он, четко отделяя слово от слова, бледный – от бешенства и сдерживаемой ярости…
– Что… что вы себе позволяете… я сейчас милицию… охрану… – залепетала тетка и – замолкла разом. Нож для разрезания бумаги, что допрежь мирно покоился на столешнице, молниеносно прочертил в воздухе дугу и с треском впился в стол прямо перед администраторшей. Тетка замерла, побелела и как-то сразу оплыла молча – то открывая, то закрывая рот, словно выброшенная на горячий песок глубоководная рыба.
– Вы поняли вопрос? От кого и когда?
Тетка беспомощно заметалась взглядом по комнате, Корсар протянул ей початый шкалик коньяку, та схватила жадно, опростала мигом, выдохнула:
– Ща… посмотрю… все накладные у нас в компьютере… – Она споро защелкала мышкой, кивнула на экран: – Вот. Вчера вечером. Издательство «Око».
– В распечатку!
– Ага…
А Корсар видел в этот момент собственный кулак, словно сжатый судорогой, стиснутый на рукояти разрезного ножа…
Поднял голову, рассмотрел свое отражение в стекле стенного шкафа – оно плыло куда-то вдаль, и в этом бледном человеке с красными, словно с перепоя, белками, с затаенной паникой в глубине глаз он с трудом признал самого себя… Невероятным усилием воли он заставил себя разжать кулак, долго смотрел на руку, как на чужую…
А тишину – разрезала мелодия мобильного. Корсар взглянул – Буров. Он мгновенно поднес трубку к уху.
– Шея болит? – услышал он незнакомый голос.
– Что? – Интуитивно Дима поднял руку к зудящему, горящему месту, куда его укусил «овод».
– Шея… Голова… Спазмы… Легкий тремор… Тревога… Страхи… Беспокойство… Нарушение концентрации и координации… Порою – отчаяние…
– Кто это?
Да. Голос был чужой: вкрадчивый, размеренный, мягкий, он слышался словно сквозь ватную стену…
– Покраснение белков глаз… иногда небольшие галлюцинации… Все это – последствия… – Голос замолчал на какое-то время, добавил с другой, визгливой интонацией и тембром: – Вы знаете? А ведь вас – убили!
– Убили другого…
– Вас… Именно вас… Снадобье действует уже чуть больше часа…
– Какого черта?!
– …а это значит – вы умрете через двадцать три часа. Или – чуть раньше.
Внезапно, вспышкой, Корсар вспомнил странную боль – там, во дворе, и мужичонку, шаркающей походкой уходящего в арку… Овод? Какие к лешему оводы в июне в центре Москвы?!
– Что с Сашей Буровым? Он жив?
– О себе беспокойся… Я еще позвоню…
В трубке раздались короткие гудки.
В ярости Корсар раскрошил телефонный аппарат об пол, растер осколки ногой, повторяя навязчиво:
– Суки… суки… суки…
Выдернул из принтера распечатку и вылетел прочь из кабинета, хлопнув дверью.
Он уже выходил из магазина, когда высунувшаяся из двери товароведша заверещала неожиданно высоким дискантом:
– Охрана! Охрана!
Парнишка в униформе у входа сделал было шаг наперерез, но Корсар быстрым, взрывным ударом кулака сшиб парня на пол, где тот и остался лежать бездвижно. Корсар выскочил на улицу, открыл дверцу автомобиля.
– За вами не угонишься… – Ольга Белова была рядом. – Так могу я рассчитывать на интервью?
– Нет.
– Почему? Ведь вы обещали…
– Меня – убили.
– Да? – Ольга приподняла бровь. – И – давно?
– Час назад.
Корсар захлопнул дверцу, и джип сорвался с места.
– Действительно, выглядишь ты неважно… – тихо произнесла девушка, провожая глазами машину. – Хотя – бывает хуже.
– Вариант «Омега» завершен штатно. Конец связи.