Глава 4

Полковник шагал быстро, не оглядываясь и ничуть не волнуясь, успевает ли за ним подопечный. Суровый детей не любил. Во время войны ему приходилось лично расстреливать солдат и лазутчиков противника, многим из которых не исполнилось и 10 лет. Сначала это было омерзительно, но когда счет перевалил за сотню трупов, стало обыденным. Его командир - полковник Неомир, научил относится к детям, как к биоматериалу, который надо либо отформатировать для своих целей, либо уничтожить. Этот урок лейтенант Суровый запомнил на всю жизнь.

Когда несколько лет назад генерал Неомир предложил полковнику должность командира учебного взвода, согласился не сразу. И дело было не в переходе с должности командира батальона до взводного. Должности в военных училищах приравнивались к гвардейским, так что это было существенное повышение. Просто боевой офицер Суровый часто прибегал к недисциплинарным методам воспитания, в просторечии именуемым “мордобитием”.

Но Неомир заверил его, что дилема “бить или не бить детей”? перед для офицером воспитателем не стоит. Вопрос лишь как сильно и как часто? Тем более что непосредственным исполнением занимались сержанты.

Суровый надежды оправдал. Возглавляемый им первый взвод первой учебной роты был неизменным лидером как в учебе и спорте, так и в “политической подготовке”. Выпускники полковника полностью отвечали концепции, что “солдат должен бояться неудовольствия командира больше, чем смерти”.

Задача, поставленная Суровому бывшим командиром, была проста и сложна одновременно. Генерал лично пришел в служебную квартиру полковника, сказав на прощание: “Верни мне хорошего солдата или труп”.

Внутри стен замок был значительно больше, чем снаружи. Хотя первые Вотаны проводили большую часть времени в военных походах, жить любили с комфортом и претензией на роскошь.

В замке, например, имелись термы и приличных размеров цирк, который использовался в качестве стадиона.

Ярослав почти бежал по мощеной гладкими от времени, солнца и тысяч ног камням мимо статуй своих прославленных предков, имеющих примерно такое же сходство с оригиналами, как боксер-тяжеловес с балериной. Гуго Вотан, славный тем, что душил диких медведей голыми руками и одевавшийся в содранные с них шкуры, немало подивился своему облику ухоженного метросексуального мужчины средних лет, словно сошедшего с обложки модного журнала.

Наконец, они достигли трехэтажного здания из красного кирпича, окруженного чахлым газоном. Подход к нему охранял памятник лысоватого человека с бородкой, указывающего рукой в противоположную от здания сторону. Почему Эльзидар Вотан решил увековичь образ “любимого верного ученика”, как он его называл, было известно ныне только профессиональным историкам. Но памятник никто не трогал и не переносил в музей.

Возле крыльца ждал подросток с лицом красивым и наглым. Таких без ума любят девочки, и ненавидят мальчики. На нем был черный китель с нашивками сержанта, брюки с серебряными лампасами и отражавшие свет Солнца ботинки. Увидев Сурового, мальчишка вытянулся, словно его растягивали на дыбе и пожирал глазами приближающегося офицера. Когда между ним и полковником осталось четыре метра, сержант ломающимся голосом крикнул: “Здравия желаю, товарищ полковник”! Ярослав его пожелания не разделял. Сержант ему понравился не больше, чем командир. Было в этом на год или два старше его подростке что-то неприятное, как червяк в сердцевине сочного и красивого яблока.

- Кадет Вотан, представляю Вам непосредственного командира - сержанта-воспитателя Никиту Смирнова. Все вопросы службы и быта решаете через него. - Смирнов, переодень пополнение и поставь на довольствие. Я отдыхать.

В холодильнике холостяцкой комнаты полковника ждала бутылка водки, от смакования которой его отвлек визит ненужного нового подчиненного.

- Есть, товарищ полковник! - Суровый лишь досадливо махнул рукой на излишне ретивого сержанта.

- Значит так, новенький. - Начал Смирнов инструктаж, едва офицер скрылся за дверью подъезда. - Мне до фонаря, кем ты был на гражданке и кто твои родители. Теперь я для тебя папа, мама и господь бог. Здесь, в Корпусе, ты салага и будешь оставаться им, пока не докажешь обратное. Если есть вопрос, говоришь: “Разрешите обратиться, товарищ”… И добавляешь звание. Для любого действия спрашиваешь разрешения у вышестоящего начальника: есть, пить, срать… Все приказы в нашем взводе выполняются бегом. Первый взвод - всегда первый во всем. Ответственность коллективная - накосячил один, отвечают все. Понятно?

- Понятно.

- Не “понятно”, а “так точно, товарищ сержант”. Даю тебе три дня, чтобы освоится, потом буду наказывать. Сейчас идем на склад получать форму. Потом познакомлю тебя с коллективом. За мной, шагом марш!

Загрузка...