Корпорация Vallen'ok (СИ)

Глава 20

Итак, часы перезагрузились, но с виду ничего не изменилось. С красивыми заставками тут не мудрили, даже непривычно. Как это нация, помешанная на технологиях, сюда не воткнула тамагочи?

Постучав по стеклу на часах пальцем, я снял блокировку и начал пытаться вызвать меню. На самом экране значков не было, долгое удержание пальца на одном месте не вызвало никакой реакции, и ассоциация с телефоном померкла. Но если долго мучаться, что-нибудь получится, свайп влево вызвал на передний план некое информационное окно, на котором было всего две строчки: «доступное время» и «уровень заряда». Если батарейка была на ста процентах, что весьма логично, как никак я уже два дня не использовал хронограф, то в строке времени в моем распоряжении было указано десять минут. Странно, с чего такая щедрость? Если от нескольких использований, которые я правда так себе перенес, время будет добавляться, то я стану скоро тем еще царем горы. «Если раньше не склеишь ласты» — с ехидцей добавил мой внутренний голос.

Свайп вправо вызвал новое окно. Там было также всего две надписи: «текущий уровень энтропии» и «плановое время заряда». Что-то новенькое, я даже слов-то таких не знаю. Причем значение первого пункта было одна целая и две десятых, а вторая надпись оканчивалась значком перевернутой на девяносто градусов восьмерки. Не восьмерки, конечно, это знак бесконечности. Как сказали бы братья Пилоты: «Ничего не понимаю!»

Придется обратиться к знаниям всемирной паутины. Открыв крышку ноутбука, в поисковой строке я ввел незнакомое мне ранее слово. Браузер любезно предоставил несколько тысяч ссылок. Некоторое время я сидел и вчитывался в содержимое статей, написанных на разные темы, но общий смысл этого понятия мне открылся. Энтропия — это мера неопределенности или хаоса в системе. Чем больше этого хаоса, тем будет выше показатель энтропии. И данное выражение используется во многих направлениях, от термодинамики до психологии. Нашлось и описание этого «явления» в физике, причем связано оно было с рассеиванием энергии.

Ясности не особо добавилось, поэтому я полез в свой «туалетный» тайник за портфелем отца. Пришлось изрядно повозится, чтобы не оставить лишних следов, вариантов новой «нычки» у меня просто нет. А прятать по примеру Накамуры в подвале за хламом я бы не осмелился, такой вариант может подвести, могут случайно найти люди с низким уровнем социальной адаптации, например.

Достав записи родителя, я уже более внимательно начал их изучать, а вернее пролистывать. Человеческих слов, как я уже упоминал, там практически не было, только схемы и формулы. Попробовал забить одну из «крякозябр» в поисковик, понял, что тут мне ничего не светит. Один в один такого я естественно не нашел, раз уж учёные второй год пытаются восстановить итоги исследований отца, то в гугле этого точно нет. Одна из формул походила на химическую, другая — на физическую, и всё это было в контексте работ ученых-теоретиков по разным, навскидку не связанным между собой темам.

Пролистав всё от корки до корки, я разочарованно откинулся на диван, чуть не придавив собой Момо, которая всё это время тихо сидела рядом.

— Извини, маленькая, — сказал я ей и чмокнул в волосатую щечку, — я совсем и забыл обо всем. Мы же с тобой еще не гуляли.

Оперативно убрав записи в тайник и схватив поводок, мы вышли на улицу. Неизменная черная машина снова стояла недалеко от дома, и я невольно улыбнулся. Видимо они настолько уверены в ограниченности своей цели, что не особо и прячутся. Правильно, мой предшественник не только ограничен, но и недалек. Задолжать такую сумму мафии, не имея ничего за душой. Вернувшись к этой мысли, улыбка медленно сошла с моего лица. Ровно через неделю, а вернее уже чуть раньше, мне нужно будет отдать местным мафиози сумму, которую судя по всему, прежний я даже во сне не видел. Хотя вру, видел, причем даже подержал, но крайне недолго.

Утро мне не принесло светлых мыслей по решению этого кризиса, как я надеялся. Продавать мне нечего, собственности нет, тут я вспомнил про полностью сгоревший отчий дом. Из единственного ликвидного — только Момо, но друзей я не продаю.

Персик, словно прочитав мои мысли, остановилась и посмотрела на меня.

— Золотая ты моя, — добавил я, потрепав её за ухом и наградив печенькой, — причем ты даже не представляешь, насколько мои слова близки к истине.

Она радостно захрумкала угощением и побежала дальше по привычному маршруту. Стоило нам войти в парк, и я увидел своего уже старого знакомого.

— Канэко-сан, рад нашей встрече, — произнес Фудзивара с достоинством истинного самурая, — и приветствую твоего спутника.

— Спутницу, Фудзивара-сан, — поправил я его, и хотел было уже пойти дальше.

— Уважаемый Канэко-сан, — снова обратился он, — предлагаю это замечательное утро отпраздновать беседой.

Да, непривычно, на моей памяти в субботнее утро многие не праздновали, но поправлялись, и отнюдь не беседой. Решив, что десяток-другой минут погоды мне не сделают, я согласился. Мы неспешно дошли до прогулочного вольера, где Персик уже без поводка стала нарезать круги, радуясь простору. В нашей «студии» так не побегать.

— Утро и правда чудесное, — пробормотал я, потому что в голове опять промелькнули события вчерашнего вечера. Мой задумчивый, а возможно и напряженный вид не скрылся от взгляда моего собеседника.

— Вас что-то тревожит? — практически без вопросительной интонации сказал он и жестом пригласил сесть рядом. Момо тем временем устроила охоту на какое-то местное насекомое, так что заняться девочке было чем.

— Я надеюсь, Вы считаете меня своим другом? — весьма неожиданно спросил Фудзивара, чем несколько озадачил меня. Честно признаться, за последние пару недель я встретил уже несколько человек, которых, пожалуй, я уже мог так назвать. Тот первый вечер, в который я познакомился со своим собеседником, глубоко запал мне в душу. Он был хоть и немного странным, но весьма интересным человеком, и искренне переживал, что родился не в то время, поэтому я незамедлительно ответил ему.

— Да, и я искренне горжусь дружбой с таким человеком, как Вы. — ответил я, хотя и не совсем понимал, к чему он задал такой вопрос.

— Тогда Вы можете мне поведать, что за причины тревоги, — он внимательно смотрел прямо на меня, — Поверьте, я хоть и являюсь страховым агентом, но я потомок самураев, и их кровь, хотя и сильно разбавленная за эти века, еще чего-то стоит.

— Я Вам верю, — успокоил я его, но ситуация несколько щекотливая, я и сам не до конца в ней разобрался. — Скажу так, крайне неожиданно у меня возникла финансовая проблема, которую я не знаю, как решить.

Не то чтобы я не доверял ему, просто я не уверен, что следует открыть ему всю правду. Если сейчас он знает меня как нормального паренька, то после моего рассказа в его глазах я могу стать лудоманом-неудачником. А самое обидное, что ведь я имею к этому весьма косвенное отношение.

— Если речь всего лишь о деньгах, — ответил он, — я как Ваш друг помогу в этом вопросе. Постойте сразу отказывать мне, — торопливо проговорил он, — я весьма хороший страховой агент, надо признаться, и на очень хорошем счету в моей компании. Я очень хочу помочь.

— Но ведь мы знакомы всего лишь неделю, — воскликнул я, не став уточнять, что помимо того вечера я лишь единожды повстречал его в парке.

— И мне хватило его, чтобы понять, что Вы за человек, — с улыбкой произнес Фудзивара. — Думаете я не знаю, что многие меня считают, м-м-м, несколько странным. Кажется даже, зовут «человек-дождь». Причем не всегда нужно слышать, что говорят, по взглядам людей можно многое понять. Но Вы не смотрели на меня как прочие. Я даже сейчас не могу сказать, что именно я прочитал в Ваших глазах, я раньше не видел подобной реакции. И по ним же мне порой кажется, что Вам гораздо больше лет, чем есть на самом деле.

«Эх, если бы ты только знал», промелькнуло у меня в голове, сколько мне уже исполнилось на самом деле. Вот только Фудзивара — это единственный человек, который это заметил. Каору сделал похожий вывод лишь по моим словам, когда я несколько вышел из образа недотепы — курьера. Но Фудзивара нет, он почувствовал это немного по-другому, нутром. Мне теперь стало немного стыдно, что я в мыслях тоже называл его весьма, допустим, импозантным.

— Были сложности в жизни, пришлось рано возложить на себя груз ответственности, — почти не соврал я, хотя и рассказывал свою биографию, а не Джуна. — Видимо это наложило свой отпечаток. Мне порой кажется, что я родился не в том месте, да и не в то время.

— Мне знакомы такие слова, — твердо сказал он. — Но раз мы именно здесь, значит так и должно быть. Так может Вы расскажете мне всю историю целиком? Не забывайте, перед Вами истинный самурай.

После этих слов он приосанился, но на губах заиграла ироничная улыбка. Видимо ему нравилось обращать на себя удивленные взгляды обывателей.

Решив, что хуже уже точно не будет, я открыл ему всю правду о вчерашнем происшествии, предварительно упомянув, что, во-первых, часть займа пошла на приобретение Момо. А во-вторых, еще раз объяснил особенности своего состояния после черепно-мозговой травмы, и отсутствие памяти до того момента, когда я очнулся на операционном столе.

Фудзивара внимательно слушал и молчал. За весь мой сбивчивый, но довольно долгий рассказ он не проронил ни слова. Самый лучший собеседник — это тот, кто может выслушать не перебивая и не вставляя свои комментарии.

— Довольно запутанная история, должен заметить, — наконец произнес он, — но, судя по всему, Вы в еще большем замешательстве. Однако, не теряете присутствия духа, и выполняете свои обязательства, несмотря ни на что. — Он кивнул в сторону Момо, которая теперь внимательно обнюхивала моего спутника. — Знаете, я, увы, не смогу помочь Вам с такой суммой, но частью выручить смогу. Давайте встретимся сегодня вечером в том самом кафе, где мы познакомились. Заодно я попробую узнать еще кое-что. — Он неожиданно резко встал, попрощался и быстрым шагом направился к выходу из парка.

Странное ощущение охватило меня, в который раз за свою довольно долгую жизнь я сталкиваюсь с тем, что совершенно посторонние мне люди готовы помочь, не прося ничего взамен. Этот мир еще не обречен, если такие люди в нем живут.

На душе стало несколько спокойнее, но помощь это хоть и хорошо, но я и сам должен приложить усилия для своего «спасения». Забрав Персика с прогулочной площадки, мы пошли домой. Всю дорогу я прокручивал в голове всё новые способы быстрого подъема финансов, но все они явно попахивали криминалом. Банк такую сумму не выдаст бедолаге курьеру, у которого из имущества два десятка разнокалиберных носков (спасибо Момо), можно даже не пытаться.

Судя по тому, как я сейчас живу, от родителей мне тоже ничего не досталось, что тоже очень удивительно, учитывая, что они были ведущими учёными в корпорации. Может Джун с ними сильно разругался и решил проявить самостоятельность? Правда после новости о грандиозном проигрыше в компьютерной игре, я не удивлюсь, что это не единственный промах прежнего Джуна. С этим позже надо будет получше разобраться, а пока первоочередное — сделать так, чтобы это позже всё-таки наступило, а люди Мураками не пытались снова проломить мне голову.

Я настолько погряз в размышлениях, что перестал контролировать собаку, и её занесло прямо в лужу. Надо же так умудриться, насколько я мог видеть, луж в округе не было, а мы не только нашли, но и умудрились в неё залезть.

— Поросенок, ты что, не видишь, что впереди грязно? — сердито пробурчал я, чем вызвал взгляд, полный такого искреннего раскаяния от Персика, что сердце мое дрогнуло. Момо, видимо ощутив перемену в настроении хозяина, поняла это несколько по-своему.

Она, как порой бывало дома, когда я с ней разговаривал, села на попу и обратила свой полный понимания и вины взор на меня. Прямо посреди единственной долбаной лужи в городе. Маленький, ушастенький, лупоглазенький Ститч сидел и смотрел на меня. Ну что за маленький ребенок?

Всю оставшуюся дорогу домой я надеялся не встретить никого из соседей. В этой, теперь уже родной, стране и так отношение к домашним питомцам весьма своеобразное, а тут еще и я иду с «двухцветной» собакой, с попы которой капает и отваливается грязь. Первая половина моей спутницы была тигровой, а вторая, задняя, цвета той самой грязи, из которой я её и извлек.

На моё счастье, никто из местных решил в этот день не устраивать себе утренний променад. Следующим этапом было не допустить моего поросенка на кровать, благо я не стал отстегивать как обычно поводок. Но самым сложным оказалось помыть её. Она крайне негодовала, что я засунул её в воду, а после того как намылил, она стала смотреть на меня полными отчаяния глазами, в которых читалось одно единственное слово — «предатель».

— Вот и нечего обижаться, — успокаивал я Момо как мог, — не лезь в грязь, не буду тебя так часто мыть. Да и вообще, давно пора было устроить тебе банный день. Пахнешь как цыпленок, точнее как много цыплят, как целый курятник.

Продолжить мне не дали, в эту же самую минуту раздался звонок в дверь. В который раз я пожалел, что в ней нет глазка. Только раскидаюсь с навалившимися на меня злоключениями, сразу заменю дверь на привычную мне. Жить с картонной дверью моя натура не приемлет. К счастью никаких головорезов за дверью не оказалось, на пороге стояла моя пожилая соседка Сато Кийоко.

— Здравствуйте, Сато-сан, — вежливо поприветствовал я её, про себя прикидывая, что ей нужно от меня в этот раз.

— Канэко-сан, я слышала странные звуки из Вашей квартиры, — сказала она, пытаясь заглянуть в дверной проем за моей спиной. Я еще большее прикрыл дверь, а оставшуюся щель закрыл своим телом.

— Мне показалось, что они принадлежат Вашей собаке, — с некоторой претензией продолжила она. — Надеюсь, вы тут не подвергаете её насилию?

Вот блин, еще один минус местного менталитета и «бумажных» стен. Никакого тебе личного пространства в нормальном смысле слова. Как жаль, что отчий дом сгорел подчистую, я и в прежней то жизни отвык от соседей через стенку, всегда предпочитал квартире частный дом. Надо с ней помягче, а то не ровен час, пожалуется на меня.

— Ну что Вы, Сато-сан, как Вы могли обо мне так подумать? Тут скорее обратная ситуация, мучениям подвергают меня. Моя радость умудрилась влезть в лужу, и я теперь пытаюсь её помыть. Если на лестнице вдруг тоже грязно, то я обязательно наведу чистоту, но только после того как закончу приводить Момо в божеский вид, — затараторил я, чтобы не дать пожилой женщине добавить еще претензий. — Утро выдалось крайне насыщенным, надо сказать.

— Ой, что Вы, что Вы, — сразу заулыбавшись, сказала мне соседка. — Я Вас прекрасно понимаю, мой Хару тоже не любил принимать ванны.

У неё, как и в тот раз, заблестели глаза.

— Правда вот он очень любил, когда я его расчесывала, — добавила Кийоко.

По сути своей, диалог подошел к концу, но она так и стояла передо мной. Только сейчас я сообразил, что она, видимо, одинокий человек, которому и парой слов перекинуться не с кем. В это мгновение мне стало её так жалко, что у самого чуть слезы не навернулись на глаза. Но вот эту проблему кажется я точно смогу решить.

— Сато-сан, а как Вы смотрите, чтобы попить по-соседски чай? — неожиданно и для себя, и для неё произнес я, понимая, что культура межличностного общения здесь, как бы помягче сказать, несколько иная.

— Я буду рада, Канэко-сан, но Вы как я вижу заняты, — произнесла она, но по выражению лица было видно, что мое предложение как нельзя кстати.

— Я думаю, вернее надеюсь, что смогу справиться с моим поросеночком за час, расчесывать у нас особо нечего, — с улыбкой произнес я, хотя только сейчас понял, что моя квартира, даже после наведения порядка, мало пригодна для принятия гостей.

— Отлично, давайте тогда договоримся, что через час я Вас жду у себя дома. Я как раз приготовила печенье. И свою девочку красавицу тоже приводите.

— Тогда я побежал приводить её в порядок. Ровно через час я буду возле Вашей двери, — заверил я соседку и отправился в ванну.

Хорошо, что высокие бортики не позволили этому бегемотику вылезти, иначе пришлось бы ловить этот пенный кабачок по всей квартире, второй раз она добровольно в ванну не полезет.

— Красота требует жертв, — сказал, как отрезал я и включил душ. Уровень негодования Момо возрастал по мере того, как стекающая с неё вода становилась прозрачной. Чтобы она не решила отряхнуться в нашей «каморке», пришлось завернуть её в полотенце и нести на руках. За такие «мучения» я вдоволь угостил ее колбаской, а потом добавил:

— Сильно не наедайся на расслабон после водных процедур, мы идем в гости!

Как и обещал, ровно через час я стоял напротив двери Сато Кийоко с Момо на руках.

Дверь сразу открылась, и соседка с сияющими от радости глазами велела нам проходить. В центре комнаты на аккуратном журнальном столике стоял чайник и большая тарелка домашних печеньев.

— Присаживайтесь, молодой человек, — произнесла она, не сводя глаз с собаки.

Я опустил Момо на пол, она не спеша подбежала к Сато и внимательно обнюхала. Потом обежала кругом ее квартиру и присела возле столика.

— Ну, видимо она освоилась, — засмеялся я, — честно говоря я и сам переживал, как она поведет себя в незнакомом месте.

— Хорошо, что ей понравилось, — произнесла она, и медленно протянула руку, чтобы погладить. Момо, как воспитанная девочка, сама подошла к ней ближе. Старушка была на седьмом небе от счастья, когда ладонью проводила по короткой шерсти Персика.

Чай безнадежно остывал, а глаза старушки затуманились. Кто знает, в какой отрезок своего прошлого она погрузилась. Я в это время осматривал ее жилище. В целом как я и ожидал: мило, красиво, по-стариковски просто и весьма уютно. На полочке я заметил несколько фоторамок. С них на меня смотрели разные люди. Пара на крайне старой карточке, вероятнее всего сама Сато-сан с супругом, на фотокарточке посвежее уже целая семья и отдельно, в красивой рамке, фотография пекинеса.

— Это и есть мой Хару, несколько лет назад он, увы, умер, — тихо сказала она. За своим осмотром я и не обратил внимания, что старушка наконец отвлеклась от Момо и следит за моим взглядом. — Он был хороший пес, и последний, кто оставался со мной рядом. Супруга не стало больше пяти лет назад, и собака была последней связующей нитью. А потом не стало и его. — Она смахнула набежавшую слезинку и твердо сказала: — Давайте приступим к чаепитию, и обязательно поп

робуйте печенье.

— Мы с Момо уже его пробовали, — я улыбнулся. — И нам очень понравилось, у вас здорово получается.

— Я так рада, что оно понравилось вам и вашей красотке, вы просто не представляете, — улыбнувшись сказала старушка, начала разливать чай и продолжила свою историю. — И вот так я осталась одна.

— А Ваши дети? — спросил я, и сразу поправил, — они у Вас были? Извините, если я задаю слишком личный вопрос.

— Ничего, ничего, — она стала суетливо теребить уголок накинутой кофты, — у нас был, вернее есть, сын. Они с женой живут в Токио, переехали давным-давно, моему внуку на тот момент было, — она задумалась, — кажется, лет десять-одиннадцать. Он так любил мою выпечку. Они приезжали к нам каждую субботу, мы пили чай и разговаривали. Как же давно это было.

— Они Вас не навещают? Токио ведь не другая страна. — Поинтересовался я, но по её поведению заметил, что задел нечто не очень приятное. — Прошу простить меня, я крайне невежлив.

Кажется мне нужно всерьез поработать над своим поведением, старые привычки так просто не уходят, я слишком привык к прежнему менталитету.

— Знаете, я так давно ни с кем не разговаривала, — она вздохнула, — вернее, говорить то говорю, вот только это больше дежурные фразы, необходимые для жизнедеятельности. Но чтобы осмысленно вести беседу, такое со мной теперь редкость. Перестаньте извиняться, на самом деле порой не хватает именно такого вопроса, в лоб, чтобы также просто и прямо на него ответить, даже самой себе. Хотя у всего есть последствия.

Она снова замолчала и ушла в раздумья. Я уже было хотел поблагодарить за чай и удалиться, как она заговорила.

— Знаете, мы также воспитывали сына, он был прямолинеен и не боялся брать ответственность на себя. Мы были счастливы, он действительно многого добился, сделал карьеру, встретил замечательную девушку, у них появился чудесный сын. Но в один прекрасный момент ему предложили хорошее место в Токио и, естественно, для этого нужно было переехать. Он с такой радостью рассказал нам за этим самым столом, но мой супруг вдруг решил, что ему не следует покидать родной город. Дескать нечего нарушать заведенные нами традиции, равно как и фактически лишать его общения с внуком. Странное дело возраст, кто-то делается сильнее и мудрее, и кое-кто, видимо, дряхлеет. Сын долго приводил аргументы, доказывал, объяснял, даже предлагал переехать нам самим вскоре после того, как он устроится на новом месте. Но мужа было уже не переубедить. Я попыталась было сменить тему для разговора в надежде на благоразумие своего супруга, но в тот вечер они окончательно разругались. Отец сказал, что если сын уедет, то может больше и не приезжать. С тех пор больше я его здесь и не видела. Мы остались тут втроем, и сначала меня покинул супруг, а после и Хару. Сын конечно периодически интересуется как я тут поживаю, но, кажется, он и на меня держит обиду, что я не смогла помочь переубедить папу в тот вечер.

— Может быть не всё так плохо на самом деле, как порой кажется? — постарался успокоить ее я, — хорошая работа требует очень большой отдачи, а еще и семью пришлось содержать, ребенка воспитывать. А Ваш внук? Он же должен быть уже взрослым.

— Да, примерно твой ровесник, Канэко-сан, — она закивала, — и вроде как работает где-то в Осаке. Если я правильно поняла тот телефонный разговор. Тоже стал ученым, как отец и дед, это такая неофициальная семейная традиция. Работает в какой-то крупной компании, но видимо он много работает и сильно устает, раз пока не нашел времени меня посетить. Я так и пеку эти печенья каждую субботу в надежде, что он однажды придёт. Хотя, может и зря так делаю?

— Я не знаю, что Вам сказать, Сато-сан, — я развел руками в стороны, — надеюсь, что всё образуется.

— Давайте я Вам покажу их фото, — старушка встала и подошла к шкафу. Судя по тому, что она сразу же вернулась с фотоальбомом в руках, он всегда был у нее под рукой. Я не мог ей отказать в этом. Мы сидели на диванчике, и она медленно перелистывала страницы, немногословно комментируя каждую карточку.

— А вот и мой сын с женой, — она указала на следующее фото. — Он прислал мне её сразу после переезда. Еще совсем молодой, — старушка растрогалась. — Сейчас он уже совсем взрослый, он мне потом часто присылал карточки, но это моя самая любимая.

Старушка некоторое время с грустью рассматривала фотографию, затем начала переворачивать страницы альбома, словно искала что-то конкретное.

— А это мой внук, — она перевернула очередную страницу, с которой на меня смотрел молодой парень. Я присмотрелся и понял, что это лицо мне определенно знакомо. Да что говорить, я знаю этого человека.