Глава 9

– Расскажи мне еще раз об этом проклятом… – Бруно, император Священной Римской империи, защитник веры, гроза еретиков, вероотступников и язычников, оборвал фразу.

У него выдался трудный день. Еще один трудный день. Здесь, в этой пересеченной ущельями стране, где Франция соединяется с Испанией и одновременно отделяется от нее высокими Пиренеями, в каждой деревне был замок на скале, и большинство из них называлось не иначе как Пигпуньент, «Остроконечная Вершина». Вот почему здесь окопалось так много мусульманских бандитов. Но с этим покончено. Император очистил от нехристей эту землю. И теперь, когда он вправе ждать благодарности и помощи от христиан, избавленных им от врагов, его встречают упрямым сопротивлением, запирают ворота, отгоняют в горы стада, прячутся в неприступных жилищах. Правда, не все. Если верить баронам, которые приняли его сторону, сопротивление оказывает только некая еретическая секта, давно обосновавшаяся на пограничных землях. С ней вели непримиримую войну многие поколения католиков.

Проблема заключается в том, что, по всеобщему мнению, тайну Святого Грааля хранят именно эти еретики. Если Грааль существует – а Бруно страстно верит, что он существует, точно так же, как Святое Копье, на котором держится его власть, ранее существовало, затерянное среди язычников, – реликвия спрятана еретиками на одном из этих скальных пиков.

И поэтому император решил покорить врагов, сжечь, разгромить, запугать, подкупить или выманить из их горных берлог. Иногда это получалось, иногда нет. Сегодня был плохой день. Яростное сопротивление, ворота, недоступные для камней тяжелой катапульты, – и двадцать славных братьев из ордена Копья полегли вместе со многими воинами, набранными с помощью баронов в Южной Франции.

Но даже это не оправдывает едва не совершенный императором смертный грех – богохульный отзыв о священной реликвии. Бруно помолчал, пристально огляделся. Он сам назначит себе наказание. В былые времена он держал на голой ладони горящие щепки. Однако волдыри мешали в бою. Нельзя, чтобы добровольно принимаемая кара мешала служению вере. И опять же, согрешила-то не рука.

Вынув кинжал, Бруно поднес его к свече, подождал, пока острие раскалится докрасна. Затем решительно высунул язык, прижал к нему жгучую сталь. Продержал не одну секунду и не две. В покрывавшей щеки корке пыли медленно пробили дорожку слезы, но ни один мускул не дрогнул на чеканном лице императора. В ноздри ударил смрад горелой плоти, ставший привычным в эти дни боев и сражений.

Бруно отнял кинжал, критически осмотрел кончик – не испорчена ли закалка. Кажется, все в порядке. Он обернулся и встретил неодобрительный взгляд своего наперсника и духовного наставника, дьякона Эркенберта. Священнику не нравились эти упражнения в смирении, он считал, что они ведут к гордыне.

– «И если твой глаз соблазняет тебя, вырви его», – сказал Бруно в ответ на невысказанный укор.

– Лучше следовать наставлениям твоего исповедника, – ответил Эркенберт, – неустанно уповая, что он способен дать таковые.

Дьякон завидовал исповеднику императора Феликсу, поскольку тот, будучи рукоположен в сан, мог выслушивать исповеди и давать отпущение грехов, чего Эркенберт, так и оставшийся в чине дьякона, делать не мог.

Бруно нетерпеливым жестом пресек спор в самом начале.

– А теперь, – повторил он, – расскажи мне еще раз об этом благословенном Святом Граале Господа нашего. Увы, моя вера снова нуждается в укреплении.

Эркенберт, сохраняя укоризненный вид, повел рассказ. В каком-то смысле дьякону сопутствовал успех. Англичанин был вместе с императором, когда тот, простой риттер из ордена Копья, отправился в северную глушь, чтобы вернуться со Святым Копьем и укрепить распадающуюся империю Шарлеманя, Карла Великого. И поскольку все это время Эркенберт был с Бруно, проводил исследования, которые в конце концов позволили опознать Копье, подбадривал павшего духом императора, когда тот уже отчаялся завершить свои поиски, сейчас дьякон считался знатоком реликвий и докой в деле их розыска.

Но о Копье рассказал и удостоверил его существование сам святой Римберт, архиепископ Гамбургский и Бременский. История, которая сейчас завладела воображением императора, имела совсем другое происхождение.

Тем не менее Эркенберт изучил немногочисленные документы, которые удалось для него разыскать: теперь он знал эту историю как никто другой. Может, и к лучшему, что излагать ее будет человек, ничуть ею не увлеченный.

– Как тебе известно, – начал он, – повествования четверых евангелистов о распятии Господа нашего несколько различаются. Разумеется, это лишь подтверждает их достоверность, ведь мы нередко убеждаемся, что разные люди, которым довелось увидеть одно и то же событие, описывают его по-разному. Но в тех случаях, когда все четыре Евангелия совпадают – например, как в эпизоде с центурионом, который проткнул копьем грудь Иисуса и с благоговением говорил о Нем как о Сыне Божьем, – у нас не может быть сомнений, что речь идет о чем-то великом и священном, поскольку все четверо были вдохновлены Святым Духом, дабы увидеть и записать одно и то же.

Загрузка...