Король демонов

Глава 6 Феллсмарч

Город Феллсмарч располагался на откосе, который высился над Долиной. На этих плодородных землях река Дирн проложила себе путь между скалистыми утесами Ханалеи и скалистыми склонами вершины-близнеца, Алиссы. Обитавшие в Призрачных горах племена часто называли жителей Долины равнинниками. Те в свою очередь смотрели сверху вниз на город Делфи и на южные степи Ардена. Окруженная грозными величественными пиками, Долина сверкала как изумруд. Она была обителью давным-давно покинувших мир некогда правивших королев. Долину круглый год обогревали термальные источники, которые кипели под землей и прорывались наружу сквозь трещины.

Настоящими же равнинниками были жители Тамрона и королевства Арден, расположенного за Южными вратами. Они распускали слухи, что Призрачные горы населены демонами, ведьмами, драконами и прочими внушающими ужас созданиями, что сама земля действует как яд на любого захватчика. А жители гор и не пытались опровергнуть эти легенды.

Учитель Хана, Джемсон, утверждал, что до прихода чародеев и Раскола Семь королевств были единым государством, управлявшимся из Феллсмарча. Зерно из Ардена, Брюнсваллоу и Тамрона заполняло хлебные корзины всего королевства. Рыба с побережий, дичь с Призрачных гор, самоцветы и минералы из шахт способствовали его процветанию.

Королева и придворные были приверженцами искусства. Везде сооружались здания для концертов и театральных постановок, библиотеки и храмы.

Несмотря на то что наступили тяжелые времена, Феллсмарч до сих пор отчаянно цеплялся за обломки великого прошлого. Повсюду возвышались здания сложных конструкций, возведенные еще до Раскола. Замку Феллсмарча удалось каким-то образом устоять, хотя храмы служителей и общественные здания уже обрушились.

Когда Хан увидел последний поворот Призрачного тракта и окинул взглядом сверху свой родной город, то обнаружил лес храмовых шпилей и золотых куполов. Они приветствовали парня, сверкая в последних лучах заката. Он не мог не подумать о том, что Феллсмарч выглядел лучше издалека.

Над городом величественно возвышался замок Феллсмарча с устремленными ввысь башнями – настоящий монумент из мрамора и камня. Он стоял на отшибе, окруженный водами реки Дирн – недосягаемый, как и его обитатели.

Феллсмарч называли Городом Света, несмотря на длинные зимние ночи. В период зимнего солнцестояния светило не показывалось вовсе. Но в остальные дни яркие лучи проливались над восточными воротами с утра, а вечером озаряли западные ворота.

Призрачный тракт, извиваясь, выводил к городу – к первой из следующих друг за другом площадей – творению одного из королевских зодчих далекого прошлого. Широкий Тракт королев объединял их и вел к замку Феллсмарча через весь город.

Хан выбрал другую дорогу. Нравилось ему это или нет, но у него были дела в Южном мосту. Он свернул к узеньким улочкам, ведущим в глубь той части Феллсмарча, в которой королева никогда не появлялась. Чем дальше Хан отходил от Тракта, тем более обветшавшими становились здания.

На улицах было не протолкнуться от тощих и озирающихся по сторонам людей, хищников и жертв. Мусор гнил в сточных канавах и вываливался из баков. В воздухе разило смесью смрадных запахов варящейся капусты, древесного дыма, общественных уборных и помоев, сливаемых на улицы. Летом становилось еще хуже, когда воздух густел от жары, превращаясь в опасный бульон, приводящий к лихорадке у детей и заставляющий стариков откашливаться кровью.

На рынке Южного моста Хану удалось выгодно сбыть ясменник ползучий, учитывая то, что он не представлял никакой ценности. Алистер мог бы отнести растение и на Тряпичный рынок, но не хотел рисковать и заниматься этим близко к дому, где кто-нибудь мог его узнать.

Покидая рынок, Хан придал своему лицу жесткое выражение главаря банды и пошел быстрым и уверенным шагом мимо ярких девиц, попрошаек и уличных хулиганов – они мигом бы атаковали, заметив тень слабости или страха.

– Эй, мальчик! – окликнула Хана одна из женщин.

Он проигнорировал ее так же, как и аристократа в кричащих одеждах, который пытался заманить парня в переулок. Район Южного моста являлся заразой, распространявшейся под, казалось бы, здоровой кожей города. Здесь не стоило бродить ночью – если ты не был сильным и хорошо вооруженным и если с тобой не было таких же крепких и хорошо вооруженных друзей. Но днем тут было безопасно: следовало только думать головой и не терять бдительности.

Хан хотел разобраться с делами на Южном мосту до темноты. Честно говоря, район, где он жил, тоже причисляли к опасным. Но Алистер знал Тряпичный рынок, понимал, на кого стоит обращать внимание и в каких местах обитают подозрительные личности. Ему требовалось сделать лишь несколько шагов, чтобы скрыться от любого в лабиринте улиц и переулков. Никто бы не нашел его на Тряпичном рынке, если бы сам юноша этого не захотел.

Он держал путь в «Бочонок и Корону» – захудалую таверну, которая, как ракушка, прилипла к речному обрыву. За века землю размыло весенними паводками, и, казалось, заведение находилось на грани того, чтобы рухнуть в реку.

Время было подходящим – общий зал только заполнялся вечерними торговцами. Хан сможет благополучно выбраться отсюда до того, как станет слишком опасно.

Он отдал бутыли Люциуса владельцу таверны – Матье. Тот вручил Хану увесистый кошель и спрятал товар в дальний ящик – подальше от глаз агрессивных посетителей.

– Вот и все, что ты принес? Да я ж продам пойло за день. Пользуется спросом и сразу исчезает, прям как водичка, из которой его гонят!

– Имей совесть! Я не в состоянии принести столько, сколько ты требуешь, ты же знаешь, – жалостливо сказал Хан и принялся массировать онемевшие плечи.

Товар Люциуса требовали в каждой таверне. Отшельник мог бы производить в три раза больше самогона и продавать его трактирщикам, но не хотел этого делать.

Матье задумчиво посмотрел на Хана, а затем нащупал кошель, висящий под его толстым животом. Хозяин таверны достал монету, положил ее на ладонь Алистера и согнул пальцы юноши. Судя по форме и весу – это была монета с изображением принцессы или, как говорили на улицах, «девушка».

– Может, тебе поговорить с ним? Уговори старикана: пусть отправляет мне побольше пойла.

– Ладно, попробую. Но у него полно постоянных покупателей, – пожал плечами Хан.

Парень увидел тарелку мясных пирогов, стоявших на полке в буфете. Сестра Хана, Мари, их очень любила.

– М‑м‑м… Матье, что собираешься делать вон с теми пирогами?

Хан посвистывая вышел из таверны. Он стал богаче на одну «девушку», и ему удалось забрать четыре пирожка со свининой, завернутых в салфетку. День оказался просто замечательным.

Хан свернул в Переулок кирпичников, направляясь к мосту через реку Дирн. Оттуда было рукой подать до Тряпичного рынка. Парень практически прошел весь переулок до конца, когда все вокруг вдруг резко потемнело, словно туча заслонила солнце.

Алистер посмотрел вперед и обнаружил, что выход загородили две фигуры.

Каменные здания по обе стороны дороги отразили эхо знакомого голоса.

– Так-так… Что у нас здесь такое? «Тряпичник» вроде бы… и на наших улицах?

«Кровавые кости…» – подумал Хан. Это был Шив Коннор и его «южане».

Хан обернулся, намереваясь сбежать от бандита, но наткнулся еще на двоих ухмыляющихся «южан», преграждавших ему путь. Похоже, встреча не была случайной. Они спланировали засаду, намеренно выбрав подходящее место.

Всего их оказалось шестеро – четыре парня и две девицы. Возрастом примерно от четырнадцати до семнадцати лет.

Хан не мог рвануть обратно в узкий переулок, и он не мог никаким образом защитить спину. Но засаду можно было расценить как знак уважения – то, что его узнавали на Южном мосту. Он предпочел думать именно так.

В прежние времена он разделался бы с Шивом за несколько секунд. Прежний Хан Алистер никогда бы не позволил себе оказаться в такой ловушке.

Юноша мог бы сказать, что он больше не с «тряпичниками», но это бы только заклеймило его, как легкую добычу, – как кого-то не имеющего защиты и своей территории.

Поэтому он нащупал рукоятку и вынул нож, прикрывая его ладонью, хотя понимал, что это ему не поможет. Если бы у него отняли кошелек и жестоко избили – можно было бы считать, что ему повезло. Парень прислонился спиной к стене дома.

– Я просто гуляю, – произнес он, поднимая подбородок. Он старался выглядеть уверенным, хотя таковым себя совсем не чувствовал. – Я не собирался никого оскорблять.

– Неужто? А я все же думаю иначе, Кандальник, – Шив и его банда образовали полукруг возле Хана.

У главаря были рыжие волосы и голубые глаза, а лицо бледное и без щетины – как у какой-нибудь разукрашенной девицы. На правой щеке у него был изображен символ банды пурпурного цвета. Старый ножевой шрам оттягивал вниз уголок левого глаза.

Шив был некрупного телосложения и немного старше Хана. Он стал главарем благодаря умению управляться с холодным оружием и готовности вырезать человеку сердце, пока тот спит… или в любое другое время. Полное отсутствие совести наделяло его силой.

Лезвие ножа Шива блеснуло на свету, который просачивался в переулок. Руки парня были в шрамах – «синие мундиры» заклеймили его вором перед тем, как он набрался ума. Он лучше всех владел ножом на Южном мосту. Его превосходила только Кэт Тайберн – девчонка с Тряпичного рынка, которая заняла место Хана и стала главарем банды «тряпичников».

– Ты проворачивал делишки на нашем мосту, и мы хотим получить причитающуюся нам долю. Эй, слышал, что тебе сказали? – произнес Шив.

Остальные начали подходить все ближе к Хану, ухмыляясь.

– Я не передаю деньги, – юноша затараторил старую заученную речь. – Кто мне их доверит? Я лишь доставляю товары. А народ сам рассчитывается между собой.

– Тогда отдавай товаром, – настаивал Шив.

«Южане» одобрительно закивали. Можно подумать, Шив с ними поделится.

Алистер не сводил глаз с лезвия ножа главаря и по необходимости изменял положение своего тела.

– Тогда Люциус не заплатит мне. А если я не донесу товар, то лишусь работы.

– Ну и что? Меня это устраивает, – ухмыльнулся Шив. – Старикашке понадобится кто-то другой, да? И знаешь что, Кандальник? Мы ему даже поможем.

«О да…» – подумал Хан. Люциусу всегда было не безразлично, с кем иметь дело. Но сейчас явно не время об этом спорить.

– Хорошо, – неохотно произнес он, будто сдаваясь. – Давай я с ним поговорю, и посмотрим, что у нас выйдет.

Шив улыбнулся.

– А ты смышленый парень, – сказал он.

Вероятно, фраза была условленным сигналом, потому что внезапно «южане» приблизились к Хану вплотную. Нож Шива подлетел к лицу Алистера, но ему удалось увернуться от лезвия. Другой подельник из банды схватил Хана за руки и прижал юношу к стене так, что нож выпал из его пальцев.

Ну а парень постарше, с Южных островов, принялся молотить голову жертвы о стену. Хан понимал, что если это продолжится в том же духе, то отключится, и, возможно, навсегда. Его тело обмякло, и он свалился на землю. Шив с размаху ударил его по ребрам, а кто-то еще заехал кулаком по челюсти. Скверно, но не смертельно.

В конце концов Хана подняли вверх и держали так, пока Шив его обыскивал. Алистер с трудом сдерживался, чтобы не плюнуть главарю в лицо или ударить туда, куда ему сейчас было удобно. Он все еще надеялся пережить этот день.

– Где твой тайник, а? – спрашивал Шив, выворачивая карманы Хана. – Где бриллианты, рубины и куски золота, о которых все талдычат?

Не имело смысла объяснять Шиву, что легендарного тайника никогда нигде не существовало, кроме как в уличных сказках.

– Его больше нет, – ответил Хан. – Растрачено, разворовано, перепродано… У меня ничего нет.

– Врешь! И у тебя есть это, – Шив сдвинул наверх рукава Хана, обнажая серебряные браслеты. – Народ вроде как талдычит, что ты непростой парень, а, Кандальник?

Шив схватил Хана за предплечье и дернул за браслет, чуть не вывихнув своей жертве запястье. В ярости главарь банды вдавил острие ножа в горло юноши. Алистер почувствовал, как кровь стекает под рубаху.

– Снимай их! – скомандовал Шив.

Браслеты являлись визитной карточкой Хана, когда он был главарем банды «тряпичников», и Шив хотел получить их в качестве трофея.

– Они не снимаются, – произнес он в оцепенении.

Алистер был уверен, что сейчас его убьют.

– Правда? – Лицо Шива было в паре сантиметров от Хана. Он чувствовал дыхание главаря, видел предвкушение в его глазах и слезы, вытекающие из поврежденного глаза. – Жалко! Ну, тогда я отрежу твои руки и проверю, как побрякушки будут скользить по обрубкам, – Шив оглянулся на свою банду, и «южане» залились злорадным хохотом. – Не переживай, Кандальник. Мы позволим тебе попрошайничать по эту сторону моста. Чтобы ты с нами делился. Усек, да? – Смех Шива был резким и слегка безумным, как мелодия, играемая на расстроенном инструменте.

Шив убрал лезвие от горла Хана и продолжил обыск, давая тем самым Алистеру время на раздумья. Бандит нашел кошель Хана и срезал его, отхватив при этом лоскут кожи юноши. Шив сунул добычу под рубашку, схватил суму Хана и принялся изучать ее содержимое. Он вывалил все на землю. Сердце Алистера ушло в пятки. Шив не упустит кошель Матье. Ну и где Хан потом достанет столько денег?

Парень переживал так, будто это будет его проблемой, после того как он умрет, истекая кровью.

Но «южанин» не заметил кошель Матье. Он взял завернутый в кожаный отрез амулет Байяра.

– Что у тебя тут спрятано, а, Кандальник? – спросил главарь. Его глаза засверкали от любопытства. – Что-то ценное, как я погляжу.

Шив пощупал кожаный сверток и развернул его.

Зеленый свет залил переулок, обжигая глаза Хана и на время ослепляя его. Магическая волна вырвалась наружу с оглушительным звуком и отбросила Шива с остальными «южанами» к противоположной стене. Они, как тряпичные куклы, налетели на камни, и до Хана донеслись звуки глухих ударов.

Он очнулся уже на земле. В ушах звенело. Алистер перекатился на колени. Амулет, вроде бы целый, лежал прямо перед ним, по-прежнему излучая невероятное зеленое свечение. Немного поколебавшись, Алистер накинул кожаный лоскут на украшение и бросил его в суму.

Поднявшись на ноги, Хан услышал командный голос и топот сапог, стучащих по булыжникам. Шаги приближались с южной стороны. Парень обернулся и понял, что кучка «синих мундиров» заполнила переулок. Королевская стража! Алистеру уже приходилось иметь с ней дело. Пора убираться отсюда поскорее.

Он бросил взгляд на Шива. Тот уже встал и и растерянно качал головой, окруженный своими дружками. Хану никак не удалось бы вернуть свой кошелек, но, по крайней мере, у него остался кошель Матье, а стража могла задержать «южан». У Алистера появился шанс вернуться домой живым. Он не должен его упускать.

Хан помчался по переулку, отдаляясь от стражи и продвигаясь к мосту. У него за спиной прозвучали окрики – угрозы и приказы остановиться. Юношу посетила идея укрыться в храме Южного моста, на западном побережье, однако он решил, что лучше постараться убежать подальше. Он выскочил из переулка, пронесся мимо храма, держась к нему поближе, влетел на мост и пересек его. В конце концов Хан добрался до территории «тряпичников». Затем сделал большой круг, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, что его никто не преследовал.

Парень свернул на Булыжную улицу и захромал по криво уложенным булыжникам. Теперь, чувствуя себя в безопасности, он мог осмотреть повреждения. У него болело все тело. Кожа с правой стороны лица натянулась – значит, там был отек. Кроме того, Хан практически ничего не видел правым глазом. Острая боль в боку могла означать, что сломано ребро. Алистер осторожно ощупал пальцами затылок – оттуда выпирала шишка размером с гусиное яйцо. Волосы слиплись от крови.

Юноша подумал о том, что могло быть и хуже. Ребра можно забинтовать. А все остальное казалось целым. Денег на лекаря не было, поэтому что сломалось, то останется сломанным либо постепенно срастется само. Такова жизнь на Тряпичном рынке. Но, конечно, у Хана хватит сил забраться на Ханалею и доверить исцеление ран рукам Ивы.

Парень добрался до колодца в конце улицы и вылил воду на голову. Отмыл кровь и зачесал пальцами волосы назад. Хану очень не хотелось пугать Мари.

И все это время Алистер вспоминал о том, что случилось в Переулке кирпичников. Наверное, он сошел с ума – все-таки травма головы оказалась серьезной. Но Хан мог поклясться, что видел, как Шив взял амулет, и тот извергнул что-то наподобие магической волны – прямо как говорил Байяр. Юноша чувствовал, как зловещая чародейская штуковина оттягивала его суму. Может, Танцующий с Огнем прав? Может, стоило спрятать амулет? Но правда заключалась в том, что, если бы не оберег со змеем, у Хана были бы крупные неприятности.

Парень добрел до конюшни, находившейся неподалеку. Нельзя тянуть время дольше. Он понюхал воздух, изучая обстановку. Ужином точно не пахло. Зато разило вонью, в которой смешались запахи навоза, отсыревшей соломы и лошадиного пота. Завтра ему придется чистить загоны. Если он сумеет подняться с постели. Некоторые лошади высунули головы из стойл и заржали в знак приветствия, надеясь на угощение.

– Простите, – пробормотал Хан. – У меня ничего нет.

Спотыкаясь, юноша поднялся по старой каменной лестнице в комнатушку, которую делил с матерью и семилетней сестрой.

Переведя дух, Хан открыл дверь. По привычке его взгляд скользнул по комнате, чтобы обнаружить проблему раньше, чем она настигнет его. Было темно и прохладно, огонь практически погас. И никаких признаков присутствия матери. Мари лежала на соломенном тюфяке возле очага: вряд ли она только что проснулась – ее голова поднялась, как только брат вошел. Девочка широко улыбнулась, вскочила и бросилась к Алистеру, обхватив тоненькими ручками его ноги и уткнувшись лицом в живот.

– Хан! Где ты был? Мы так переживали!

– Тебе нужно спать, – ответил он, неуклюже поглаживая ее по спине и взъерошенным светлым волосам. – А где мама?

– Она пошла тебя искать. – Мари то ли от страха, то ли от холода стучала зубами. Она вернулась на свое ложе у очага и накинула потертое одеяло на худые плечи.

Девочка была слишком истощенной и никогда не могла согреться.

– Она в нормальном настроении. Мы боялись, что с тобой что-то случилось.

«Кровавые кости…» – подумал Хан, чувствуя себя виноватым.

– Куда Сали пошла?

– Она весь день время от времени уходила.

– Ты ужинала?

Мари засомневалась, стоит ли ей соврать, но затем помотала головой:

– Наверное, мама принесет что-нибудь.

Алистер сжал губы, чтобы не высказать вслух, что он думал. Он ценил веру сестры в лучшее. Это было как сон, который не хотелось покидать. Мари оказалась единственным человеком на Тряпичном рынке, который верил в него.

Парень подошел к очагу, достал ветку из их подходящего к концу запаса и бросил в огонь. Затем присел на тонкий тюфяк рядом с сестрой, стараясь держать лицо в тени.

– Это по моей вине тебе нечего есть, – произнес он. – Мне следовало вернуться пораньше. Я сказал маме, что принесу что-нибудь для тебя.

Хан сунул руку в карман и вытащил оттуда салфетку с завернутыми в нее пирожками. Развернул ткань и протянул один Мари.

Ее голубые глаза широко распахнулись. Сестренка Хана зажала пирожок между пальцев и с надеждой посмотрела на брата.

– Сколько мне можно съесть?

Хан смущенно пожал плечами:

– Это все тебе. У меня есть еще для меня и для мамы.

– Ух ты! – девочка разломила пирожок и проглотила его, сделав несколько жадных укусов и облизав пальцы. Сладкий пряный соус остался на губах. Мари старательно слизала и его.

Хан захотел, чтобы ему снова стало семь лет, когда всего лишь булка со свининой могла сделать его счастливым. Он протянул сестре еще один пирожок. Мари внимательно взглянула на брата.

– Что случилось с твоим лицом? Оно все опухло, – она поднялась и бережно дотронулась до щеки брата своими маленькими ладошками, будто он был хрупким, как яичная скорлупа. – Оно становится фиолетовым!

Именно в этот момент Хан услышал тяжелую поступь шагов, поднимающихся вверх по лестнице. Мать была на подходе. Парень вскочил и прижался к стене, скрывшись в тени. Через секунду раздался грохот распахнувшейся двери.

Мать Хана стояла в дверном проеме. Плечи женщины всегда горбились под грузом неудач длиною в жизнь. К удивлению Алистера, она не надела новый плащ, который сын достал для нее на Тряпичном рынке неделей или двумя раньше, надеясь, что вещь пригодится ему самому следующей зимой. Подол ее юбки чуть ли не волочился по земле, а вокруг шеи она повязала шарф. Мать вечно укутывалась, даже в хорошую погоду. Одежда была для нее чем-то вроде доспехов, которые ее защищали.

Сали Алистер развязала шарф, высвободив длинную косу светлых волос. Под ее глазами образовались темные круги, и женщина казалась более разбитой, чем обычно. Когда она родила Хана, ей было не больше, чем ему сейчас. Сали была молода, но выглядела гораздо старше своих лет.

– Я не смогла найти его, Мари, – заговорила мать надломленным голосом. Сын был ошеломлен, заметив, что по ее щекам текут слезы. – Я побывала везде, спрашивала у кого только можно… Я даже обратилась к охране, но они лишь посмеялись надо мной. Сказали, что он наверняка угодил в тюрьму, где ему и место. Или лежит где-то мертвый. – Сали шмыгнула носом и промокнула лицо рукавом.

– А… мам… – Мари промямлила, покосившись на брата.

– А я ему говорила… говорила держаться подальше от рынка, не водиться с бандами, не носить деньги старому Люциусу. Но он не слушал. Думал, ничто не может с ним случиться, он…

«Я – вонючий пес, – ругал себя Хан, – я – мерзавец». Чем дольше он будет скрываться, тем будет хуже. Юноша вышел на свет.

– Я здесь, мама, – он прочистил горло. – Прости, что так поздно.

Она посмотрела на сына. Ее лицо было белым, как лист бумаги. Женщина дотронулась рукой до горла, будто увидела привидение.

– Г‑где?..

– Я ночевал в Марисских Соснах, – начал объяснять Хан. – А затем у меня возникли некоторые проблемы по дороге домой. Но я принес ужин, – юноша молча достал салфетку с оставшимися пирогами и протянул их матери.

Мать подлетела к Хану и выхватила у него пироги.

– Значит, принес ужин? – она говорила все громче.

Он взмахнул руками, надеясь ее успокоить. Не стоило будить хозяина, который жил в соседней комнате и периодически напоминал Хану, что они не оплатили жилье.

Мать двигалась к сыну, а он отступал назад, пока не подошел вплотную к очагу. Женщина обвиняюще ткнула пальцем в лицо Хана.

– Ты снова дрался! Да? Что я тебе говорила?

– Нет, – неубедительно покачал головой парень. – Я просто… я споткнулся о камень на дороге и упал лицом вниз.

– Нужно приложить холодную тряпку, – произнесла Мари со своего тюфяка, который был ее убежищем. Ее голосок дрожал, как и всегда, когда она была расстроена. – Мама, ты всегда говорила, что это помогает снять отек.

Хан взглянул на сестру, мечтая о том, чтобы их с матерью ссора произошла в другом месте. Но когда вы живете в одной комнате над конюшней, идти некуда.

– Кто теперь? – требовательно спросила Сали. – Банды или стража? Или ты обчистил слишком много карманов?

– Я уже не срезаю кошельки, мама, – запротестовал Хан, чувствуя, что закипает. – И не лазаю по чужим карманам. Я бы не…

– Ты говорил, что пойдешь собирать растения для Равнинной ярмарки, – гневалась она. – Ты хотя бы поднимался на Ханалею? Или бегал по улицам допоздна?

– Я поднимался на Ханалею, – изо всех сил старался сдерживать себя юноша. – Мы с Танцующим провели целый день в горах, собирая травы.

Мать пристально посмотрела на сына и вытянула руку вперед:

– Тогда давай деньги.

Хан вспомнил о своем кошельке, который забрал Шив. Конечно, у него остался кошель с деньгами Люциуса, но, как парень продолжал себя убеждать, он не был вором. Он громко сглотнул и уставился в пол.

– У меня нет никаких денег, – произнес он. – Их отобрали у меня на Южном мосту.

Сали выдохнула так, будто он только что подтвердил ее худшие опасения.

– Ты проклят, Хансон Алистер. И тебя ждет плохой конец, – сказала она. – Не удивительно, что ты попадаешь в беды, если ошиваешься на улицах. Если бегаешь с уличными бандами, обчищаешь карманы и грабишь…

– Я больше не вожусь с «тряпичниками», – перебил он. – Я же обещал тебе еще осенью.

Мать рассвирепела, будто не слыша Хана:

– …Если ты общаешься с этим Люциусом Фроусли, покрытым мерзкими пятнами. Мы можем быть бедными, но должны сохранять достоинство.

Внутри парня что-то оборвалось. Он раскрыл рот, из которого начали вылетать слова.

– Сохранять, значит? Хорошо, достоинством мы сыты не будем. Достоинством мы не заплатим за жилье. Это благодаря мне мы выживали в последние годы. И было бы куда сложнее обходиться без воровства. Если ты готова уберечь нас от долговой тюрьмы, стирая и перебирая тряпки, – милости прошу! И, если нас отправят за решетку, подумай, что будет с Мари!

Мать замолчала. Ее глаза были блекло-голубыми, а губы побелели и сжались в одну линию. Женщина вытащила ветку из кучи для растопки и замахнулась на сына.

Хан рефлекторно схватил запястье Сали и удержал ее от удара. Они долго смотрели друг на друга, объединенные одной кровью и гневом. Постепенно ярость исчезла, осталась лишь покорность судьбе, подарившей ему такую мать.

– Я не позволю тебе больше бить меня, – спокойно произнес юноша. – Я уже пережил сегодня взбучку. С меня довольно.

Позже Хан улегся на соломенный матрас в углу. Он слышал спокойное и равномерное дыхание. Это говорило о том, что мать и Мари наконец уснули. Каждая косточка его тела ныла, а череп, казалось, вот-вот расколется. И он снова ощутил голод. Они с матерью съели два оставшихся пирога с мясом, но в последнее время вся пища, которая доставалась Хану, будто испарялась, не добираясь до желудка.

Его разум блуждал, как мышь, натыкающаяся на тупики в лабиринте. Алистер не относил себя к философам. У парня было мало времени на мечтания. В его теле обитало несколько враждующих душ, но он не пытался примирить их между собой.

Был Хан Алистер – сын, старший брат, кормилец, делец и мелкий пройдоха. И существовал Одинокий Охотник, которого принимали в Марисских Соснах и который хотел полностью принадлежать племени. А еще был Кандальник – хулиган, уличный драчун, некогда главарь банды «тряпичников» и враг «южан».

Иногда Хан менял одну маску на другую. Неудивительно, что ему стало трудно разобраться, кем он в действительности являлся.

Юноша ворочался на жестком матрасе. Обычно он использовал суму как подушку, но сейчас сомневался, что ему следует так поступать: ведь внутри был спрятан амулет. Мысли о чародейской вещице не давали Хану покоя, как зубная боль. Что, если он вспыхнет и убьет их всех? Или еще хуже – оставит их в живых без крыши над головой!

Он вспомнил слова Люциуса: «Спрячь амулет и держись подальше от Байяров. Они – могущественные заклинатели. Если они узнают, что эта штуковина у тебя, убьют».

Алистер вынул из сумки сверток с амулетом. Надел штаны и сполз по лестнице вниз, прошел мимо стойл с лошадьми и выбрался на прохладный конный двор. Неподалеку находилась каменная кузница, построенная в те годы, когда здесь еще проживал кузнец. Это был тайник Хана с тех пор, когда он достаточно повзрослел, чтобы иметь собственные секреты. Парень приподнял отходивший от фундамента камень и положил в углубление амулет. Почувствовав облегчение, юноша вернулся в конюшню и забрался по ступеням наверх, в комнатушку, продолжая лихорадочно размышлять.

Он думал о том, что завтра ему нужно вернуться к Люциусу, отдать ему кошель, и тогда старик ему заплатит. Суммы должно хватить, чтобы оплатить жилье на какое-то время, если парень снова почистит конюшню.

Сидя на матрасе, он запустил руку в карман штанов и вынул монету с принцессой, которую ему дал Матье. Казалось, все это случилось в прошлой жизни. Парень повернул монетку к слабо горящему огню, и пламя озарило выгравированный профиль Раисы ана’Марианны – наследницы трона Серого Волка.

– Привет, «девушка», – прошептал Хан, проводя по изображению грязным пальцем. – Мне бы хотелось иметь побольше таких, как ты.

Ее профиль был запечатлен на холодном, твердом металле – изящная шея вытянута, волосы убраны под корону. Без сомнения, она была такой же гордой и надменной, как и ее мать Марианна.

«Нет, – Хан представил себе, как могла бы говорить королева. – Нам слишком сложно подниматься в горы для охоты. Мы просто распорядимся доставить оленей сюда, даже если ради этого придется поджечь склон Ханалеи».

Принцессе не нужно беспокоиться о крыше над головой, о том, где достать еду на обед, или о том, что ее могут припереть к стене дома и избить.

У нее нет совершенно никаких забот.