Король

Глава 3 Дорога

Осень 1573 г. Новгород – Москва

– Ну, обознался, обознался, с кем не бывает? Очень уж ты, Леня, на дружка мово, Устюжанского Ваньшу, похож! И ликом, и станом – ну, вылитый Ваньша!

Парня звали Григорием, Григорием Толмачевым, и был он лоцманом из Тихвинского посада, что не так уж и далеко от Новгорода, в Обонежской земле. Он и схватил Арцыбашева за плечо – обознался, а человеком оказался хорошим, и вот, желая сгладить вину, вовсю потчевал новых знакомцев пивом в ближайшей к Торгу харчевне на углу Ивановской и улицы Михайлова.

Пиво оказалось вкусным, а Гриня – так он просил себя называть – рассказчиком «мели, Емеля, твоя неделя», не давай покушать – дай поболтать! Под пиво еще заказали у служки жареной белорыбицы с караваем, опять же – угощал Толмачев, за что беглецы были ему весьма благодарны, поскольку давно уже проголодались так, что аж скулы сводило.

– Богородица у нас, Божьей матери образ, Тихвинская, – хвастал лоцман. – Знаете, верно.

– Да знаем, – скромно потупив глаза, Михутря махнул рукой. Еще б ему не знать! Сколько в краях тех разбойничал! Ну, не в самом посаде, конечно, а верстах в шестидесяти на север, на Архангельском тракте, в лесах. – Бывал как-то в Тихвине… проездом, на ярмарке.

– То-то я смотрю, мне и твое лицо знакомо, друже Мисаил! – обрадовался Григорий. – Так вы, говорите, в Москву?

– Угу, угу, в Москву, – сделав долгий пахучий глоток, Арцыбашев сдул пену с усов. – Нам бы скорее надо. Ты случайно не знаешь, с кем?

– Отчего ж не знаю? Знаю, – лоцман важно пригладил бородку. – Охрябятого Терентия караван на Москву идет, отправляются прямо завтра. На днях – еще двое купцов. Вы поспешайте – возьмут ли?

Приятели переглянулись:

– А что, могут и не взять?

– Посейчас такие времена, что могут, – оглянувшись по сторонам, Григорий понизил голос почти до шепота. – С час назад по всем купчишкам, гостям московским приказные с целовальниками прошлись. Строго-настрого предупредили, что ежели попросятся двое… или трое – двое мужиков, да с ним рыжая гулящая девка – так сообщили бы в приказ немедля… Или – ближайшим стрельцам, стражникам.

– Вона как! – округлил глаза разбойник. – И кого ж ловят-то?

– Да шильников каких-то, воров, – Гриня подозвал служку, заказать еще пива. – Грамотцы с приметами купчинам розданы. Ужо схватят.

– Так-та-ак, – озадаченно покусав губы, Леонид поднялся с лавки. – Вы тут посидите пока, а я – на улицу. Кой-кого встретить надо.

– Надолго ль уходишь, брате?

– Да быстро.

Поплотнее закутавшись в однорядку, Арцыбашев вышел на улицу и через пару минут уже вновь оказался возле мужицких возов. И вовремя – там уже крутилась Аграфена с увесистою котомкой на правом плече.

– Оп! Вона вы где, господине, – увидев короля, девчонка явно обрадовалась, заулыбалась. – А я-то, дура, уж было подумала, что вы меня бросили.

– Мы ж, Аграфена, клятву давали.

– Теперь на пустырь какой зайдем, я тут, недалече, знаю. Переоденетесь, да…

– Тебе тоже переодеться надобно, – усмехнулся Арцыбашев. – И косы обрезать.

– Как это – обрезать? Зачем это?

– А так и обрезать – в отрока! И одежку подбери… Через часок тут же и встретимся, поняла?

– Поняла, господине, – озадаченно кивнула девчонка. – В отрока… Как не понять? Вона дело-то! Ну, так я побегу… а котомку оставлю. Тут рубаха справная, кафтан, сапоги – должны бы впору прийтись, ага.

Леонид не спрашивал, откуда одежка. И так было ясно – украла девка все или, скорее, просто раздела пьяного.

Когда Арцыбашев вернулся в харчевню, Михутря и Гриня уже едва ли не лобызались, допивая третью кружку – увесистую, деревянную, объемом никак не меньше литра.

– А, вот и его ве… Тсс! Вот и друг мой – Леня! Мы и тебе пива оставили – вон.

Усевшись на лавку, король с удовольствием пододвинул к себе кружку – пиво здесь варили вкусное, ничуть не хуже, чем в Риге.

– А я Грине все об нас рассказал, – глянув на своего спутника, неожиданно ошарашил разбойник. – Что идем мы в Тихвин, поклониться иконе святой – Богоматери Тихвинской образу. Он и сам туда же идет – вместе и доберемся.

Леонид поморгал и шмыгнул носом:

– Э-э… так, говоришь, в Тихвин…

– Ну да, в Тихвин, – подтвердил бывший ландскнехт. – А оттуда на Москву прямая дорожка. Тракт! Ямщики на каждом шагу – живо доберемся.

Арцыбашев с облегчением перевел дух и рассмеялся – идея показалась ему весьма неплохой. Обмануть погоню, уйти туда, куда вроде бы как и не надобно, где никто не ждет. Единственное, было жалко времени. Но раз уж все так складывалось, то приходилось чем-то жертвовать, иначе нельзя.

Посидев в харчевне еще часок, друзья простились с лоцманом до утра и отправились на Торговую площадь, гадая – где провести ночь? Паломники к Тихвинской иконе, с которыми намеревался добраться до родного посада и Гриня, выступали в путь как раз с утра, еще до восхода. Лоцман очень просил не опаздывать, обещав лично договориться со старшим.

– Ну, и где ж она? – подойдя к возам, Михутря принялся оглядываться вокруг в поисках Аграфены. – Ты ж сказал, корвища здесь дожидается.

Они как-то незаметно перешли на «ты», что явно пошло на пользу делу. И правда, коль выпало вместе коротать длинный и опасный путь – так чего «выкать»?

– И вообще, незачем ее и брать, – продолжал высказываться разбойник. – Внимание привлекает только. И кормить еще. Пользы-то от нее никакой… ну, разве что…

Тут уж Арцыбашев не выдержал, возмутился:

– Как это, пользы никакой? А кто нас освободил? Кто одежду раздобыл мне? Не-ет, никак нельзя девчонку бросать. Тем более – поклялись же! Я слово свое королевское дал!

– Ой, зря, зря дал! Ну? И где ж ее носит? Нам, между прочим, поспешать надо. И еще неизвестно, где ночевать.

– Здравы, господа мои, будьте, – звонко выкрикнул ошивавшийся рядом мальчишка.

Приятели обернулись:

– И тебе не хворать, отроче. Чего хочешь? Имей в виду – по будням не подаем, и вообще, с деньгами у нас туго.

– То я ведаю, что туго, – рассмеялся отрок.

Темно-рыжий, тоненький. С большими жемчужно-серыми глазами и по-девчоночьи пышными загнутыми ресницами.

– Графена!!! – ахнул король. – Нет, ну… Нет слов! Просто нет слов.

Мальчишка… то есть – девчонка, потупилась:

– Вы ж сами сказали – в отрока. Вот я и…

– Н-да-а-а, – почесав затылок, протянул Михутря. – А что? Так, верно, и лучше. Родная мать не узнает, не то что приказные, да.

Медно-рыжые волосы Графена обрезала до самых плеч, облачилась в узкие порты и широкую, складками, льняную рубаху, подпоясанную красным шелковым кушаком. Поверх рубахи был накинут бараний армянок. Глянешь – этакий служка, юный приказчик или даже самого целовальника сын.

От девки остались, пожалуй, лишь смазливое личико да томные, с загнутыми ресницами, глазищи. Великоватая, не по росту, рубаха отлично скрывала девичьи бедра и грудь, не столь уж и большую, а честно-то говоря, маленькую – ладонью накрыть.

– Что ж – отрок так отрок, – довольно покивал Леонид. – Скажем – слуга. Да, теперь бы и мне переодеться, да думать будем, где ночевать.

– А что тут думать? – переодетая мальчиком девчонка дерзко сверкнула глазищами. – Со мной пойдете. Переночуем – знаю где. Там уж никто искать не станет.

– Вона как! – Михутря как бы невзначай подмигнул его величеству и ухмыльнулся. – Ну, веди, веди. Поглядим. Лучше бы, конечно, на каком постоялом дворе укрыться.

– Там-то в первую очередь искать и будут, – резонно возразил король. – Эй, Графена, ты нас часом не на постоялый двор поведешь?

– Не-а, – девка тряхнула рыжей шевелюрой. – Сказала же, одно место есть. Жить там нельзя, а переночевать – запросто можно.

– Это что же за место такое?

– Там увидите. Да, и Графеной меня пока не зовите – я ж отрок теперь. Называйте Санькой, что ли.

Что ж, и это было логично – и в самом деле, что посторонние люди подумают, коли парня именем девичьим кликать?

Выйдя вслед за гулящей на длинную Пробойную улицу, беглецы зашагали в сторону Федоровского ручья, который вскоре и перешли по деревянному мосточку, оказавшись на Большой Московской дороге, что пересекала весь Плотницкий конец до самой воротной башни и дальше уж тянулась до самой Москвы. Эх, туда бы сейчас, да с попутными купчишками, эх!

– Что там у ворот, парни? Много ли скопилось возов? – остановившись напротив изысканно-красивой каменной церкви Федора Стратилата на ручью, поинтересовался Михутря у проходивших мимо артельщиков, судя по виду – котомки, топоры, лучковые пилы в кожаных чехлах – явившихся на заработки буквально только что вот сейчас.

– Возов, человеце, многонько-от, – перекрестившись на церковную маковку, отозвался кто-то из парней. – То-то и оно, что скопились. Стражники вокруг ходят, стрельцы – все что-то вынюхивают или ловят кого-то.

– Шпыней, говорят, ищут каких-то, – добавил другой артельщик – бородатый, коренастый тип. – Икону какую-то украли у Святой Софии, христопродавцы поганые!

– Икону? – разбойный капитан округлил глаза в деланом ужасе. – Вот ведь тати-то! В кипятке таких варить надо или, вон, топить в Волхове.