Короли не плачут

Глава 3

День первый

семь часов после Полуденной службы

На дубовом столе с гулким стуком материализовалась кружка с пивом. Хозяин корчмы немного потоптался на месте, словно желая что-то сказать невзрачному клиенту, потом шумно вздохнул и поплелся к стойке. Проныра, сделав быстрый глоток, поднял глаза и цепко осмотрел зал. Его взгляд мгновенно перелетел от стены к стене и снова уткнулся в кружку. Всё, что надо, он уже увидел. Сытики так не умеют… Впрочем, у них никогда и не появится привычки прятать глаза. Для этого надо, как Проныре, родиться в квартале, где такой навык помогает выживать. По взгляду можно определить угрозу, опознать переодетого лиса, да много чего можно. «Долго будешь пялиться, быстро будешь остывать!» — любил повторять Старый Робин.

Мда… Старый вообще много всяких присказок знал. Его и старым-то прозвали оттого, что он ещё помнил настоящих, как он говорил, воров. К нему, конечно, не особо прислушивались, но Робин умел красиво завернуть, особенно после выпитого бочонка. Прошедшая война длилась семь лет, и многие уже забыли, каким был мир прежде. Сейчас всё по-другому. Вот Робин, например, болтал, что ворам раньше убивать ну никак нельзя было, дескать, не по понятиям это. Иначе, говорил он, это уже не вор, а просто шваль перекатная. И грабить нельзя было. И воевать. Да много чего. Ну, и где они сейчас? Воевать им, видите ли, нельзя. Можно подумать, вербовщики отпустят, если им заявить, что ты вор и за отчизну биться не можешь. Проныра вспомнил ту облаву вербовщиков, когда повязали Старого Робина. Был бы он трезвым — ушел бы от них без вопросов, недаром сам Проныру обучал, как отрываться от погони и выскальзывать из кольца оцепления, а так… Когда двое вербовщиков подхватили его за руки, а третий сноровисто приладил колодки, Старый сразу протрезвел. Проныра видел его лицо… Брр, до сих пор дрожь пробирает. Такое впечатление было, что Робин уже умер. Наверно, оно так и было.

В тот год, если кто попадал в лапы к вербовщикам, мог смело считать себя уже покойником. Тогда с войны даже обрубки не возвращались. Битва там была какая-то очередная эпохальная, Серебряный то ли переход, то ли проход, в общем, какое-то ущелье удерживали. Проныре это было неинтересно, он не воевал, да и не собирался… Слава Шауру, ему тогда только пятнадцать стукнуло, и в армию его по малолетству ну никак забрать не могли, на то был специальный королевский эдикт. Впрочем, поговаривали, что в небольших городах вербовщики мели тогда всех подряд, в том числе и малолеток, лишь бы меч мог удержать в руке или там арбалет взвести. Ну, так это в провинции, а здесь, в столице, эдикт соблюдался строго.

Интересно, долго Старый Робин протянул, или в первом же бою успокоился? Наверняка сдернуть пытался, он упрямый. Хотя все знают, что с передовой сбежать невозможно. Обрубки рассказывали, что тогда в бою дорога была только вперед, позади специальные отряды арбалетчиков стояли и косили всех, кто пытался «припасть к королевским ногам». А впереди что? Либо смерть, либо победа, третьего не дано. Мысль о сдаче в плен ни у кого даже не возникала. На шестом году войны такое не могло прийти в голову даже самому тупоголовому. Это, пожалуй, было пострашнее самой смерти. Самые «умные» пытались сбежать во время переходов или на стоянках, но шансов у них было ещё меньше, чем в бою. Королевские лисы специально были приписаны к каждому отряду, и погоня длилась недолго. А пойманных ублюдков (как официально их называла королевская пропаганда) даже не убивали, просто привязывали ночью к врытым в землю столбам на нейтральной полосе и отходили. Такой вот принудительный плен. А потом остальные весь день слушали крики несчастных и цепенели от ужаса. Эти спектакли, говорили ветераны, лучше всякой пропаганды мозги прочищали.

Проныра представил себе Старого Робина у столба и содрогнулся. Нет, не мог он ТАК закончить. Не похоже это на Робина. Его главной чертой было умение выживать в любой ситуации. Он и Проныру этому учил, потому и погоняло ему такое прилепил. Сразу просёк, что маленький волчонок тоже обладает способностью вылезать из всех передряг, либо вообще не совать в них свою задницу. Было у него, как и у Проныры, какое-то шестое чувство, вернее, предчувствие опасности. Только один раз и подвело — тогда, на облаве…

Краем глаза Проныра заметил новых посетителей. День близился к концу, многие лавки и государственные конторы начинали закрываться, скоро корчма начнёт заполняться по-настоящему.

Двое вошедших были подмастерьями из оружейной лавки напротив. Весело переругиваясь, они уселись за стол и потребовали кувшин «Граевского». «Два полновесных серебряных шнобеля», — прикинул в уме стоимость заказа Проныра: на такие деньги в южном квартале многие семьи могли жить целую неделю. В его понимании они не были сытиками в полном смысле этого слова. Может, они даже родились в том же квартале, что и он, а потом им просто подфартило, и они сумели закрепиться в подмастерьях. Вон у одного не хватает двух пальцев на правой руке («краб», как говорят в народе), значит — успел повоевать. Сытики же не воевали, а уж если воевали — то, во всяком случае, не в лаве. Бывало, конечно, что забривали тех, кто по каким-то причинам не смог в очередной раз оплатить Королевскую страховку, но они всегда попадали либо в снабжение, либо в прислугу к благородным. Да и то, это случалось крайне редко.

Нет… Проныра знал, что ему нужно. Эти двое его не интересовали. У них в лучшем случае два серебряных червонца на двоих, а Проныре нужен был настоящий куш, хороший такой полновесный куш, на сотню золотых. Такие деньжищи могли быть при себе только у сытика, холёного и гладкого, как хорошо откормленный боров. Это мог быть либо чиновник в форменном камзоле какой-либо палаты, с выражением вечной скуки на лице, либо меняла с плутоватым взглядом, а может быть, какой-нибудь заезжий лэндер, владелец захудалого провинциального поместья, мечтающий выбиться в благородные и тайно хранящий в подвале незаконный герб. Сейчас их много понаехало в надежде получить из казны королевскую субсидию на восстановление хозяйства, порушенного войной. В стране остро не хватало продовольствия, и казначейство, скрипя зубами, вынуждено было как-то финансировать мелких лэндеров, особенно на приграничных территориях. Как только вышел соответствующий королевский указ, в столицу сразу потянулись толпы просителей, почуявших запах халявных денег. А так как в приграничье до сих пор было неспокойно, пристроить государственные деньги с умом особого труда не составляло. Всегда можно было списать растрату на разбойничьи шайки или мелкий приграничный конфликт. Деньги давали, конечно, не всем, но там, где не помогали мольбы, всегда мог выручить тяжёлый кошель, переданный украдкой под столом чинуши.

Проныра в очередной раз похвалил себя за дальновидность. Неслучайно он заприметил этот квартал. Здесь, конечно, и патрулей стражи побольше, чем в других, но зато — рядом контора казначейской палаты, выдававшая те самые субсидии, а чуть дальше — целая улица меняльных контор. Да и в отличие от центральных кварталов, где селились благородные и самые богатые сытики, здесь в патрулях не было лисов. А с лисом, да еще вставшим на след, лучше не связываться. Слава Шауру, что после войны их совсем мало осталось, а те, кто выжил, в основном несли службу при дворе. Правда, иногда они встречались и в городской страже. Хотя, может, их специально туда отряжали, чтобы за стражей присматривали? Шаур их разберет…

Проныра суеверно скрестил большой и указательные пальцы на левой руке — он вспомнил свою первую и единственную встречу с лисом. За каким (не к столу будет сказано) Кхуром он попёрся сегодня на площадь Воя? Ведь знал, что король лично будет присутствовать на казни, а значит, стражи там будет больше чем обычно. С самого утра его преследовало чувство опасности, разливаясь по спине предательским холодом. Ан нет! Купился-таки на то, что сытики совсем ручные будут. Они когда в толпе стоят, прям как слепые поросята: что хочешь с ними делай. Подойдешь к такому, и либо втихую шмеля срежешь с пояса, либо, если шибко умный попался и шмель поглубже заныкал, слегка кольнешь его стрижом пониже пупка, и ласково так на ушко прошелестишь ему: «Тихо, вошь драная, быстро рожай башли, если жить хочешь!», — и снова кольнешь, но уже посильнее, чтобы струйка тоненькая по животу жирному побежала, а потом в сапог просочилась и тепленькой лужицей там захлюпала. И ори потом, не ори — уже поздно. Толпа — она как густой лес, прячет быстро и надёжно.

Проныра уже заприметил такого поросёночка и начал было ввинчиваться в толпу, как вдруг кто-то схватил его за плечо. Он до сих пор не понял, как он только по хватке просёк, что попался лису. Единственное, что он успел, так это скинуть стрижа под ноги какому-то сытику, и правильно сделал: клинки длиннее ладони разрешалось носить лишь благородным. Только за одно это он вполне мог угодить на рудники.

Лис мощным рывком развернул Проныру к себе, и он, всего на мгновение встретившись с ним взглядом, натурально поплыл. Вот это был взгляд! Казалось, он насквозь пробуравил вора, и выскочил липким страхом где-то в районе места, которое, судя по приговорам судейской палаты, у короля начисто отсутствует. На ум почему-то пришла одна из присказок Старого: «Вор чует лиса копчиком». Проныра в тот момент понял, что вольница закончилась, и мысленно уже увидел себя в колодках, как вдруг лис насторожился, потом коротко свистнул и исчез. Какое-то мгновение Проныра, оцепенев, стоял на месте, но вскоре суть его воровская всё же взяла своё, и он, подхватив сброшенный стриж, стал зигзагами уходить сквозь толпу прочь. Когда он выскочил на другом конце площади, над толпой раздался истошный женский крик, и началась сутолока на королевской трибуне. Проныра даже не оглянулся.

Однако, долго он уже здесь сидит. Скоро корчма совсем заполнится, и делать ему тут будет нечего. Проныра начал беспокоиться. Вор не должен долго отсвечивать на одном месте, надо постоянно двигаться, тогда в памяти остальных ты останешься только эпизодом. «Опять не повезло, — кисло подумал он, — Как видно, сегодня фарта не будет, ещё утром на этот счет чуйка была». Он опёрся рукой на стол, чтобы встать, но в этот момент кто-то вошёл, и вор, едва взглянув на новых гостей, мгновенно расслабившись, убрал руку со стола. Отход откладывался.

«Свет Шаура! За что мне такая милость? — возликовал Проныра. — Это же в самом счастливом сне не привидится. Такой сытик! Такой вкусный поросюн, да еще с выводком! Это же просто песня! Стоп! Пора работать», — одернул он себя, после чего сосредоточился и осторожно стал разминать пальцы рук.

Тем временем вошедшие всё ещё топтались на пороге, продолжая, видимо, начатый на улице спор.

— Дорогая, до гостиницы осталось пройти всего несколько улиц. Нам совсем не обязательно здесь обедать, — гнусавил мужчина.

— Винс, ты меня удивляешь! Разве ты не видишь, что Эллина совсем выбилась из сил? Ребёнок ничего не ел с самого утра, а потом целый день провел вместе с нами в этой душной конторе. И попробуй только сказать мне, что она не выдержала это испытание с честью. В конце концов, ей просто надо посидеть и отдохнуть, к тому же, судя по запахам, здесь совсем недурно готовят, — отмахнулась от него женщина. Она уже приняла решение и продолжала спорить с мужем скорее по инерции.

Хозяин корчмы мгновенно оценил ситуацию и, вычленив главного в этой супружеской паре, метнулся от стойки:

— Вы совершенно правы, лэндесса. Наша кухня считается лучшей в этом квартале. Почту за честь предложить вам свое гостеприимство, — галантно подавая руку женщине, пропел он. — Ах, какое у вас чудное дитя, — преданно глядя ей в глаза, хозяин продолжал начатое наступление. — Несомненно, красота — тот бесценный дар, который передаётся от поколения к поколению.

Женщина улыбнулась и, повернувшись к мужу, слегка изогнула бровь: «Видишь, я всё-таки разбираюсь в заведениях!» Муж горестно вздохнул.

— И не смей со мной спорить, — тут же отреагировала она.

— Хелен, ну послушай, я могу взять экипаж, и через несколько минут мы окажемся у себя в гостинице, — не отступал супруг. — К тому же, Эллина может наслушаться здесь всякой дряни, — привёл он последний аргумент.

Но эту женщину уже было не остановить.

— Тебе бы все тратить. Небось, за эту поездку с нас возьмут целый стоун — знаю я эти столичные цены! А что касается брани… — она сделала паузу, просчитывая последствия. Затем, видимо удовлетворившись полученным результатом или просто найдя подходящий ответ, улыбнулась и закончила, — что ж, ребёнка от жизни не спрячешь, и если это неизбежно, то пускай произойдет под моим присмотром.

Сытик еще раз горестно вздохнул и послушно пошёл вслед за женой к дальнему столику.

«Шах и мат!» — восхищенно отметил Проныра, продолжая с интересом изучать жертву. Вся эта семейка для него уже была одной большой жертвой, оставалось только разработать детали.

Когда они расселись и сделали заказ, Проныра смог рассмотреть их получше. Глава семьи был типичным мелким лэндером, судя по покрою его замшевой куртки — откуда-то из приграничья. Невзрачный, небольшого роста, полнеющий мужчина, с неизменной для такого типа людей щёточкой усов. Он постоянно потел, то и дело вытирал лоб, не переставая при этом нервно рассматривать окружающих. Видно было, что он сильно дёргается — наверное, казня себя за то, что не сумел отговорить жену. Судя по всему, он и в столице-то был максимум второй раз в жизни, а уж в таком-то квартале и подавно.

Рядом с ним сидела девочка лет пяти-шести, пребывающая в том счастливом возрасте, когда ни ей, ни окружающим непонятно, кто же из неё вырастет: ослепительная красавица или дурнушка с незавидным приданым. Впрочем, хозяин корчмы не кривил душой, когда хвалил лэндессу. Если дочь пойдет в мать, то о приданом можно не беспокоиться. В жене лэндера чувствовалась порода. Её красота была неброской, но в каждом её движении присутствовала такая грация, что не любоваться этой женщиной было просто невозможно.

Проныра почувствовал знакомое тепло в разогретых пальцах, его даже начала бить едва заметная дрожь, что в работе с ним случалось крайне редко. Оно и понятно, такой случай может представиться один раз в жизни. Вор сразу понял, о какой конторе шла речь. Буквально несколько минут назад эта семейка вышла из казначейства, и, судя по мечтательной улыбке лэндессы, отнюдь не с пустыми руками. А что это значит? А это значит, что у них сейчас при себе не меньше чем две тысячи золотом. И это только при том раскладе, если им дали ссуду по минимуму, а Проныра воровской своей удачей готов был биться об заклад, что переговоры вела женщина, следовательно, им дали гораздо больше, стоило только на неё посмотреть, чтобы не усомнится в таком выводе.

Вора все больше и больше охватывало возбуждение, охотничий азарт. Он понимал, что это неправильно, и пытался притормозить, но у него не получалось. И только когда по спине побежал знакомый холод, предвестник опасности, Проныра медленно стал приходить в себя. Чтобы окончательно успокоиться и снять мандраж, он прикоснулся к холодной стали стрижа, спрятанного в потайных ножнах, и верный стриж стал потихоньку забирать жар, остужая голову и проясняя мысли.

"Так, что мы имеем? — подумал он. — Втихую взять не получится. Придётся работать на выходе. Справа от корчмы есть небольшой проем между зданиями. Слава Шауру, он расположен в том же направлении, куда после обеда должна была двинуться семья. Нагнать, выхватить ребёнка, одновременно толкнув родителей в проём, приставить стриж к горлу ребёнка…

В этот раз можно обойтись и без крови. Эти, как пить дать, мгновенно впадут в ступор. Из них наиболее опасна женщина, у неё характер посильнее, и на действие она горазда, но, увидев ребёнка с ножом у горла, у неё останется только один шанс — голосить во весь голос, а вор ей такого шанса давать не собирался. Главное — успеть вовремя сказать ей все, что она должна услышать, и будьте споки, заткнётся как миленькая. Эта умеет быстро соображать и делать выводы. Ну, а если не сделает…"

Проныра раньше не убивал, но здесь был такой случай, что заниматься чистоплюйством не резон. Возни, конечно, будет больше. Да нет, стриж своё дело сделает быстро, а вот самостоятельно найти в складках её платья гарант, да при этом не перепачкаться в крови — на этом можно потерять уйму драгоценного времени. В том, что субсидию им выдали гарантом, Проныра не сомневался. Несколько тысяч золотом — это вам не булавка, тут и крепкий-то мужик согнётся в три погибели, пока дотащит до гостиницы. Эти же идут налегке, значит у них гарант: или рубин, или королевская слеза кейритской огранки. Такой гарант можно поменять где угодно.

Пора было выходить. На улице еще осмотреться нужно.

Вор еще раз окинул корчму взглядом.

…Подмастерья уже накачались по самую макушку, и готовились начать горланить песни…

…Заходивший до них стражник давно поел и ушёл не расплатившись, заставив хозяина вполголоса помянуть Кхура…

….Лэндер с какой-то особой лаской погладил дочку по голове, и уставший ребёнок сразу уснул, положив головку на колени матери. Лэндесса удивлённо посмотрела на мужа, но тот только недоумённо пожал плечами…

…За столом у стены, лениво развалившись, сидел проводник обозов в своём неизменном сером плаще и мягких сапогах из левийской кожи с серебряными накладками на каблуках… Стоп!!!

Проныра сразу узнал эти сапоги, и в один момент сообразил, что произойдёт дальше.

Вор чуть не застонал в голос. Всё рушилось. Досада на упущенный шанс даже на какое-то время перекрыла страх, который через секунду охватил его.

Дальше он действовал как во сне. Вор нырнул под стол, выхватил стриж и, не колеблясь, сделал себе глубокий косой надрез от левой брови к подбородку, так чтобы кровь залила все лицо, но при этом оставалась возможность видеть правым глазом. Теперь со стороны он производил впечатление смертельно раненого человека. Это был его единственный шанс выжить в этой передряге, так как существовала призрачная надежда на то, что в суматохе умирающих добивать не станут.

Дверь распахнулась от мощного удара, и в корчму влетело трое вооруженных людей. На этот раз все они были одеты в серые плащи проводников.

Проныра лежал под столом и старался не дышать. Надо же так вляпаться! Слухи о жестокости этой банды будоражили столицу уже полгода. Банда внезапно появлялась и также внезапно исчезала без следа, оставляя за собой одни только трупы. Город наводнили слухи, один ужаснее другого. Говорили, что члены банды — это выжившие на столбах ублюдки, которые теперь мстят всему миру за страдания, что им довелось пережить. Другие говорили, что они — бывшие каторжники, сбежавшие с рудников, и что каждый из них смертельно болен серебристой чумой, поэтому они столь безжалостны. Третьи вообще твердили про нечистую силу. Банда всегда работала только по-крупному. На их счету было несколько разграбленных меняльных контор, две ювелирные лавки и бесчисленное количество одиноких горожан, имевших при себе значительные суммы золотом. Когда же в центральном квартале вырезали всю семью благородного вместе с прислугой и охраной, терпение короля лопнуло и за их поимку назначили награду в десять тысяч золотых. Но и это ничего не дало. Их никто не знал в лицо, однако случайные свидетели все же находились, поэтому было известно, что члены банды постоянно меняли внешность и одежду.

Месяц назад Проныра случайно оказался на улице Рогоносцев, и как раз стал таким нечаянным свидетелем. Вор обратил внимание на лекаря, поспешно выходившего из ювелирной лавки. Лекарь как лекарь, в обычной для них зеленой хламиде, пропахшей горькими запахами всяческих настоек. Проныра даже не сразу понял, почему цепанул его взглядом, и только потом сообразил, что сапоги у лекаря из дорогой левийской кожи, да еще с серебряными накладками на каблуках. Такие сапоги носили только благородные или очень богатые люди. Лекари, как известно, ни теми, ни другими не являются. Машинально отметив этот факт, вор свернул в переулок и отправился по своим делам. Только узнав на следующий день об ограблении той самой ювелирной лавки он понял, что видел одного из налетчиков.

Сейчас Проныра лежал под столом и непрерывно молил Шаура о милости.

Между тем ворвавшиеся бандиты не теряли времени даром. Один выхватил из-под плаща короткий, в полтора локтя, шершень и метнулся в подсобное помещение. Двое других были вооружены легкими арбалетами, которыми владели, похоже, виртуозно, что они сразу и продемонстрировали. Два выстрела слились в один. Хозяин корчмы, поймав арбалетный болт в шею, тяжело осел на пол. Одновременно с ним ткнулся лицом в стол один из подмастерьев. Его спутник, быстро трезвея, стал подниматься из-за стола, рука по военной привычке дернулась было к бедру, где должны бы были находиться ножны с мечом, но пальцы схватили лишь безнадежную пустоту. Тут же у него за спиной оказался владелец дорогих сапог и коротким ударом шершня в спину отправил беднягу к Кхуру. Парень коротко всхрапнул, когда кровь из пробитого легкого хлынула через горло, и упал навзничь.

Всё произошло в считанные секунды. В корчме не раздалось ни единого звука. За столом, где сидела семья лэндера, царило оцепенение. Лэндесса, потрясенная увиденным, застыла, открыв рот в немом крике. Было видно, что она близка к обмороку. Её супруг трясся мелкой дрожью, беспрерывно шепча себе под нос последнюю молитву.

— Всё? — требовательно спросил владелец сапог.

— Чисто, Первец, — ответил ему один из сообщников, выходя из подсобного помещения.

По тому, как он вытирал шершень, Проныре стало ясно, что поваров постигла та же незавидная участь, что и их хозяина. Налётчики оставались верны себе: они не оставляли свидетелей.

— Тогда займись делом! — коротко приказал главарь, кивнув в сторону семьи лэндера, и добавил, — только быстро, Бак, и без шума!

Бак, поигрывая шершнем, подошел к столу лэндеров.

«Почему они их сразу не убили? — отрешенно подумал вор, и тут же догадался. — Гарант! Они знали о гаранте! Значит всё-таки королевская слеза!» Этот камень был настолько ценным, что слеза стоимостью в три тысячи золотых могла быть размером с ноготь мизинца. Бандиты просто не хотели рисковать. Существовала вероятность того, что камень могли успеть спрятать в любой щели на полу, а у налетчиков не было времени на долгие поиски. Только поэтому их жертвы всё ещё оставались в живых.

— Гарант! — Бак, ухмыляясь, наклонился к жене лэндера и протянул руку.

Побледнев, женщина испуганно посмотрела на руку, не в силах вымолвить ни слова — ладонь бандита была испачкана в крови. Тогда он демонстративно вытер руку об её платье и с нажимом повторил, приставляя меч к шее ребёнка.

— Гарант!

Она ещё больше побледнела и, не справившись с охватившим её ужасом, потеряла сознание.

Хохотнув, Бак перевел взгляд на лэндера. Потом наклонился и сгрёб его за воротник.

— Мне что, начать резать твоё отродье?

— С-сейчас, я с-сейчас, — заикаясь, завыл лэндер, и судорожно стал шарить по карманам.

Раздражённый заминкой, главарь прикрикнул:

— Быстрее, Бак, у нас мало времени! А вы следите за входом, — приказал он стрелкам и добавил, — у меня тут ещё одно маленькое дельце осталось, надо кое-что подчистить. — Он круто развернулся на каблуках и направился в сторону стола, под которым лежал вор.

Проныра понял, что его уловка не удалась. Понимая, что у него нет никаких шансов, он всё же вынул стриж из ножен и приготовился продать свою жизнь подороже.

Раздался резкий хлюпающий звук, будто кто-то случайно наступил на мышь. И сразу вслед за ним удивленный возглас одного из стрелков. «С лэндером кончено», — успел подумать Проныра.

Главарь мгновенно отреагировал на звук и обернулся.

Бак все еще продолжал стоять на ногах — но только благодаря тому, что его удерживал лэндер. В глазнице бандита по самую рукоять торчал тонкий стилет. Один из стрелков выстрелил, но сытик развернул тело бандита, прикрываясь им, и болт воткнулся в спину мёртвого налётчика. Промазавший стрелок начал лихорадочно взводить арбалет, а другой, помня об оплошности напарника, стал тщательно выцеливать лэндера. Но у того, как видно, на этот счёт были свои планы. Он, всё ещё прикрываясь трупом, вытащил стилет и резким движением кисти метнул его в арбалетчика. Стилет свистнул, мелькнув молнией, и вонзился стрелку в шею.

Всё происходило настолько быстро, что главарь не успел сделать и двух шагов, когда лэндер оттолкнул от себя труп и бросился на него. Главарь наискось рубанул мечом, надеясь достать противника, но тот поднырнул ему под руку, перехватил её, и резко крутанул. Раздался треск сломанной кости, и шершень оказался на полу. Лэндер, продолжая свое танцующее движение, просочился к бандиту за спину и одним уверенным движением свернул ему шею. Налётчик был на две головы выше сытика, и тот не смог удержать труп, когда тот стал заваливаться на него. Оба упали на пол, при этом лэндер оказался придавленным мёртвым телом.

Единственный оставшийся в живых бандит всё ещё не вполне понимал, что происходит. В горячке схватки он просто не успел сообразить, что остался один, поэтому продолжал действовать так, словно все его сообщники были ещё живы. Воспользовавшись падением лэндера, он, наконец, получил свой шанс и уверенно вскинул арбалет.

Время застыло. Палец стрелка стал выбирать слабину спуска. Всё решало мгновение.

— Дай! — крикнул лэндер.

Вор ещё не успел осознать, к кому собственно обращен этот властный окрик, когда его собственная рука, казалось самостоятельно, метнула по полу стриж в направлении лэндера. Тот, едва кинжал коснулся его пальцев, подхватил его за кончик лезвия и метнул. Одновременно щелкнул арбалет.

Проныра зажмурил глаза. Раздался звонкий стук… вскрик… снова стук… шум падающего тела… И все затихло. Вор не решался открыть глаза.

— Кхур тебя забери, куртку все-таки испоганил, — раздался недовольный голос лэндера. Он уже поднялся на ноги, и теперь озабоченно разглядывал дырку в рукаве. — Хелен, всё кончено, кончай прикидываться. Кстати, упасть в обморок ты могла бы и пораньше, тогда бы платье не испортила.

— Платье ты купишь мне новое, — поправляя прическу, ответила лэндесса. — Сам виноват! Мог бы предупредить и пораньше, что здесь намечаются танцы, а то я начала соображать что к чему, только когда ты отключил Эллину. Надеюсь, ты не переборщил? К ужину-то она проснётся? Ведь ребёнок так и не успел поесть.

— Проснётся, проснётся, не ворчи, милая. Лучше собирайся побыстрее, нам пора уходить, — добродушно сказал лэндер. — А тебе, лягушонок, спасибо за стрижа, — повернув голову в сторону Проныры, усмехнулся он.

Вор предпочел не отвечать.

— Какой умный мальчик, лежит и молчит, — встряла лэндесса.

— Оставь его Хелен, парень, можно сказать, распрощался со своей прошлой жизнью, только ещё не понял этого, — мягко осадил её муж. — А то, что он молчун — это очень даже неплохо.

Лэндер взял ребенка на руки и вместе с женой направился в подсобное помещение, видимо, желая уйти через чёрный ход. Напоследок он оглянулся.

— Надеюсь, ты теперь понимаешь, лягушонок, что у тебя не было никаких шансов? Ну да ладно, забудем. Лежи тут смирно, пока мы не уйдём. Если не успеешь сдёрнуть до появления стражи, то я бы посоветовал тебе прикинуться шибко раненым: дескать, валялся без сознания и ничего не помнишь. Так и вопросов к тебе будет меньше. Ты ведь уже сообразил, что нас здесь никогда не было? Вот и славно. Ну, а если среди них вдруг окажется лис, тогда ты просто так, конечно, не отвертишься. Когда он сильно на тебя насядет, передай ему следующее, только точно запомни мои слова. Скажи ему: «Твой след, лис, перебит. Пиво можешь оставить себе, а за пустым кувшином я вернусь, просьба сохранить посуду». Запомнил? — он усмехнулся. — Ну-ну, молчун, удачи тебе!

Лэндер весело подмигнул жене и загнусавил, мгновенно превращаясь в безобидного толстяка:

— Хелен, дорогая, давай сегодня же уедем из города. Не нравятся мне здешние порядки. Неужели ты не соскучилась по нашему милому дому?

Они скрылись за дверью, и до вора донеслось:

— Даже не смей думать, Винс! Я еще должна обойти столичные лавки. Ты же прекрасно знаешь, что мне совсем нечего носить…