Кинжал и монета. Книга 2. Королевская кровь

Клара Каллиам, баронесса Остерлингских Урочищ

Для мужчин зима совсем не то же, что для женщин. Клара наблюдала это годами. Даже десятилетиями – подумать только! Десятилетиями! Осень приносила с собой закрытие придворного сезона, окончание периода интриг, дуэлей и политических схваток. Знатные семьи собирали вещи, укрывали чехлами мебель и возвращались в свои земли. Месяц-другой владельцы поместий занимались делами. Принимали подать, собранную в их отсутствие управляющими с крестьян, кожевников и горшечников. Выслушивали поместных судей, оставлявших часть дел на усмотрение господина. Вершили суд, объезжали деревни и фермы, закладывали планы хозяйства на следующий год. И все это как можно быстрее, чтобы освободиться к началу королевской охоты и помчаться в поместье к тому или иному аристократу – а если не повезет, готовить собственный дом к приезду короля и придворных охотников, – и гонять кабанов и оленей до первой оттепели.

На отдых времени не оставалось, и Клара не понимала, как мужчины, включая ее мужа, такое выдерживают.

Для нее пора коротких дней и длинных ночей была порой отдыха. Целыми неделями до и после солнцеворота Клара отлично высыпалась по ночам. Дни проводила у камина с вышивкой в руках, умом погруженная в спокойное недеяние. Зимняя неподвижность была ее убежищем, и мысль о годе без зимы ужасала так же, как мысль о ночи без сна. Молодость давно прошла, седины стало так много, что уже не имело смысла прятать ее, выдергивая белые волоски. Замужняя дочь уже сама стала матерью. Но даже в юности Клара знала, что зима – ее время года, проводимое вдали от светской жизни.

А весна – возвращение.

– Побочные религиозные культы были всегда, – произнесла она. – Леди Терниган воспитывалась на таинствах авишей, и ничего дурного с ней не произошло.

– Меня заботит лишь, что настоящие священнослужители останутся без дохода, – отозвалась леди Каста Кириэллин, герцогиня Лахлорен. – Клара, у тебя ведь сын готовится стать священником?

– Викариан, – подтвердила Клара. – Правда, он всегда говорил, что у каждого верующего своя вера. Если появится новое вероисповедание, он наверняка сумеет выучиться и новым ритуалам.

Леди Джоэн Маллиан, самая молодая из всех, подалась вперед. Сквозь кожу щек, бледную, как цветок маргаритки, виднелась каждая капля крови – злые языки поговаривали, будто это наследие бабушки-циннийки.

– Я слыхала, – шепнула она, – что на таинствах авишей заставляют пить собственную мочу.

– Как чай у леди Терниган, без сомнения, – вставила Каста Кириэллин, и все засмеялись, даже Клара.

Шутка вышла дурной и жестокой, но чай у Иссы Терниган и вправду подавали весьма своеобразный.

Дамы сидели всемером, каждая в новых одеждах ярких оттенков. Кларе в такие дни вспоминались религиозные ритуалы; женский щебет и яркие ткани воспринимались как попытка подражать растениям, цветущим в надежде породить новые бутоны. Сады, где происходил разговор, принадлежали Саре Коп, вдовствующей герцогине Анс, восседающей во главе стола; ее кружевное платье сливалось белизной с серебристо-седыми волосами. Герцогиня многие годы страдала глухотой и не участвовала в беседах, лишь часто улыбалась и, по-видимому, получала удовольствие от общества.

– Клара, дорогая, – заговорила Каста Кириэллин, – до меня дошли совершенно невероятные слухи. Будто бы твой младший добивается Сабиги Скестинин. Это ведь неправда?

Клара сделала долгий глоток чая и лишь потом ответила:

– Джорею прислали официальное представление, он его принял. Нынче после полудня я встречаюсь с Сабигой, впрочем это лишь этикетные формальности. Она росла чуть ли не у меня на глазах, и я не очень понимаю, к чему эти церемонии знакомства с девушкой, которую мы и так знаем, особенно когда ей остается лишь получить одобрение Доусона. Но обычай есть обычай, разве от него уйдешь?

Клара, улыбнувшись, подняла голову и на миг замерла. Если кто-нибудь желает припомнить Сабиге былые грехи, сейчас самое время. Однако в ответ Клара увидела лишь вежливые улыбки и взгляды украдкой. Стало быть, для Джорея перспектива хоть и не считается блестящей, но не вызывает ни открытых насмешек, ни попыток изобразить озабоченность. Что ж, можно так и запомнить – на случай, если понадобится.

Джоэн Маллиан вдруг ахнула и всплеснула руками:

– Я не рассказывала? Я видела Куртина Иссандриана! Вчера вечером на приеме у леди Клинн. Все неофициально, вы же понимаете, просто ужин для своих, а поскольку он мой родственник, то нельзя было не идти. Прихожу – а там Куртин Иссандриан, сидит под розами, будто так и надо! Ах да, вы не поверите – он остриг волосы!

– Не может быть! – воскликнула одна из дам. – Длинные волосы – чуть ли не единственное, что его красило!

– Странно, что он до сих пор открыто встречается с Аланом Клинном, – заметила другая. – Оба так тесно общались с Фелдином Маасом, что теперь было бы приличнее об этом не напоминать.

Слегка откинувшись в кресле, Клара слушала, смеялась, отведывала чуть подслащенный кекс и кислый лимонный чай. Целый час прошел в разговорах обо всем и ни о чем, речи лились потоком. Даже Клара, обожающая зиму, с удовольствием возвращалась к общению после стольких недель, проведенных в одиночестве. Придворная жизнь сплеталась в один узорчатый ковер именно так: новости и мелкие сплетни, домыслы и вопросы, моды и обычаи. Муж с сыновьями нашли бы в этих речах не больше смысла, чем в птичьем щебете, однако Клара читала все как раскрытую книгу.

Она откланялась пораньше, рассчитывая вернуться домой пешком. Весенний Кемниполь умел поразить красотой. На фоне черного с золотом города, каким Клара всегда его помнила, вьющийся по естественному камню плющ неизменно ее восхищал. Да, улицы замощены темной брусчаткой, стены обильно покрыла копоть. Да, по всему городу высятся роскошные арки в память о былых победах знаменитых военачальников, по большей части погибших поколения назад. Однако здесь же можно набрести и на общественный сад, огороженный двойным рядом деревьев с багряными листьями, и на мальчишку-цинну, почти призрачного из-за бледности и худобы, танцующего на углу ради монеты-другой под звуки старой скрипки, на которой играет его мать. На площади рядом с Разломом Клара застала театральное представление – актеры, устроив подмостки прямо на фургоне, довольно прилично изображали юных трагических влюбленных, однако взгляд Клары то и дело отвлекался на великолепный вид позади сцены, и она предпочла уйти.

А может, причиной был и не вид, а нежелание лишний раз погружаться в думы о юности, любви и трагедии. По крайней мере, сегодня.

У дверей особняка, прикованный серебряной цепочкой, стоял Андраш рол-Эсталан – раб-привратник из тралгутов, с настороженно поднятыми ушами. Его отец был егерем на службе у отца Клары, и та относилась к нему с симпатией.

– Ваш сын принимает сына и дочь лорда Скестинина, моя госпожа, – доложил тралгут. – Они в западном саду.

– Спасибо, Андраш. А мой муж дома?

– Нет, госпожа. Полагаю, он в «Медвежьем братстве» с лордом Даскеллином.

– Наверное, это к лучшему, – ответила Клара и глубоко вздохнула. – Ну что ж.

Тралгут склонил голову. Он всегда умел изящно выразить сочувствие.

Западные сады полнились розами и сиренью, в нынешнем году еще не цветшими. Джорей стоял у низкого каменного столика, за которым расположились молодой мужчина и девушка – оба с волосами пшеничного цвета и округлыми чертами лица, которые больше шли девушке, чем ее брату. Ранняя весна не баловала теплом, у всех на плечах были плащи: из шерсти и вощеного полотна у Джорея, просторные черные кожаные у Скестининов.

– Матушка, – поднял голову Джорей, завидев Клару, – спасибо, что пришла.

– Не глупи, милый. Это как благодарить меня за то, что добралась до обеденного стола, – ответила Клара. – А это, должно быть, Сабига. Давно тебя не видала. Очень мило выглядишь. И неужели это Биннал? Биннал Скестинин – маленький мальчик с игрушечным мечом, который посрывал все розы с кустов Амады Масин!

– Леди Каллиам, – вставая, произнес сын лорда Скестинина. – Отец просил передать вам благодарность за то, что принимаете нас у себя.

Девушка кивнула, не поднимая головы. Глаза в пол, на лице печать долготерпения и стыда. По правде говоря, благодарные слова в адрес Клары почти не выходили за рамки обычной вежливости, однако сейчас это не имело значения. Все присутствующие знали больше, чем было высказано. Для лорда Скестинина и его семьи происходящее – всего лишь проявление жалости: дом Каллиамов милостиво снисходит до того, чтобы позволить Сабиге переступить порог. По мнению большинства придворных Антеи, так дело и обстоит. Нравится Кларе или нет, отрицать это было бы все равно что пытаться не замечать ветер.

– Мой старший сын не первый год служит лорду Скестинину, – тщательно подбирая слова, проговорила она. – Его детям всегда рады в этом доме.

Молодой человек поклонился. Заметив шрам на его кисти, Клара удивилась было, но лишь на миг. Он не юнец, уже не первый год способен участвовать в дуэлях. Здесь он для того, чтобы оберегать сестру, не допустить поругания ее имени. Скрестить клинки за ее честь ему тоже наверняка доводилось.

– Матушка, – начал Джорей, – я официально представлен Сабиге. Завтра буду просить позволения у отца.

Брови Клары взметнулись, она непроизвольно окинула взглядом Сабигу. Даже сидя, даже в накинутом плаще скрыть живот невозможно. Особенно когда это второй ребенок, да еще на таком сроке. Послать официальное письмо-представление, получить его, вернуться из Остерлингских Урочищ в Кемниполь… Вряд ли здесь беременность. Сабига напряженно сглотнула, ее лицо осталось непроницаемым. Всем присутствующим было ясно, что за подсчеты происходят у Клары в голове. Другого никто и не ждал.

– Не велика ли спешка? – заговорила Клара. – Нынешние помолвки иногда длятся год-другой.

– Я не против подождать, – отозвалась девушка.

Лицо Джорея дрогнуло от боли – живой, мучительной, яростной. Стало быть, идея принадлежит ему, а не Сабиге. Джорей хочет подарить этой девочке нынешний придворный сезон, чтобы она появлялась на балах, пирах и огненных зрелищах как Сабига Каллиам, а не как падшая дочь лорда Скестинина. Если она станет частью дома Каллиамов – особенно сейчас, когда звезда Каллиамов на подъеме, – то свет изменит мнение о ней. А с мнением изменится и репутация.

Величайший дар, какой только может предложить мужчина любимой женщине.

– Джорей, милый, – обратилась к нему Клара, – ты говорил, что Биннал любит лошадей? Ему наверняка будет интересно посмотреть на гнедую кобылу, которую твой отец привез из поместья.

– Я не… То есть… – Джорей закусил губы так, что они побелели. – Хорошо, матушка.

Дождавшись, пока молодые люди уйдут, Клара села напротив Сабиги. У девочки хорошее лицо, только измученное. Причина не в родах, хоть они и меняют женское тело так, что не всякая повивальная бабка расскажет. На лице, словно втертый в кожу, застыл отпечаток горя и стыда. Неудивительно.

– Леди Каллиам… – начала было Сабига и умолкла.

Тишина длилась пять ударов сердца. Шесть. Глаза девушки наполнялись слезами, и Клара почувствовала, что готова расплакаться в ответ. Она, заморгав, прогнала слезы прочь. Сочувствие уместно в свой час, а нынешний час к нему не располагает.

– Никогда не считай, что ты ему обязана, – сказала Клара.

Сабига в смятении подняла взгляд. Слеза скатилась по щеке, оставив на коже серебристый след.

– Миледи?

– Я о Джорее. Если ты его любишь и он любит тебя, то вас ничто не остановит. Главное – не считай, что ты ему обязана. Иначе беда.

Сабига качнула головой, по лицу скатилась еще слеза – последняя. Глаза почти высохли.

– Я не понимаю, – прошептала она.

Клара молчала, нужные слова не шли на язык. Разве объяснишь разницу между браком, родившимся из любви – и даже больше, из разделенной вины, – и браком, изначально неравным? Сколько женщин выходят замуж ради более высокого положения, и редко это хорошо кончается. Кларе не хотелось, чтобы ее сын женился на одной из таких. Однако девочка – всего лишь девочка. Даже если она знала дурные времена, слова Клары ей так же непонятны, как певчей птице – идея поплавать в озере.

– Сабига, детка, – произнесла Клара, – тебе с ним радостно?

Клара не знала, что за воспоминания отразились в глубине глаз Сабиги, однако увидела, что они есть. Глаза девушки сменили выражение, засветились; разомкнутые губы стали мягче. Клара поняла ответ раньше, чем Сабига кивнула.

– Вот и хорошо, – ответила Клара. – Впрочем, мне нужно время. Отец Джорея верен как пес, но не любит перемен. Мне понадобится… неделя. Можете вы с Джореем отложить разговор о позволении?

– Если нужно, мы сделаем что угодно.

Клара встала, склонилась и мягко поцеловала Сабигу в макушку:

– Ответ истинного члена семьи Каллиамов. Ступай. Передай Джорею мои слова.

– Вы не хотите с ним поговорить?

– Не сейчас, – ответила Клара, чувствуя, как дрогнуло сердце.

Девушка встала и направилась к выходу. В поступи, в развороте плеч сквозили облегчение и радость, вся фигура излучала сияние. Продлится это недолго – ничего вечного нет, – и все же видеть это отрадно. На самом краю зрения Клары мелькнуло что-то яркое, привлекающее взгляд, – распустившаяся веточка сирени, десяток крошечных цветков в солнечном луче. Кларе это показалось знаком будущего.

«Как странно», – пронеслось в голове. Разговор с девочкой помог прояснить и другую задачу, ждущую решения.

Егеря в Кемниполе не требовались. Стражники – да. Слуги – да. Некто для личных поручений, способный служить нуждам господина или его жены. В служебном крыле, посреди узких коридоров и тесных комнат между господскими покоями и помещениями для челяди, Клара нашла Винсена Коу – едва ли старше Джорея, с широко посаженными глазами и с телом, привыкшим к труду и тяготам. Она однажды спасла Винсена от Доусона, который в ярости его чуть не выгнал. Винсен однажды спас Клару от Фелдина Мааса, который ее чуть не убил.

При виде Клары Винсен поднялся с места, и она с усилием заставила себя не вспоминать его губы, прижатые к ее губам, и вкус крови – единственный поцелуй наедине, на который Винсен осмелился, когда истек кровью почти до бесчувствия. Случившееся не обсуждали. Даже не упоминали. Ничего не было.

И ничего не будет.

– Миледи. – Слово вышло четким, как оклик.

– Коу.

Молчание повисло в воздухе. Ее дело – отдавать распоряжения, его дело – повиноваться. Она не обязана ничего объяснять. Однако сейчас предстояло именно это.

– Что-нибудь случилось, миледи?

– Я люблю свою семью, – произнесла Клара. – Я буду ее защищать от любых опасностей, насколько смогу. И любой ценой, какая потребуется.

– Конечно.

Винсен понимал ее не лучше, чем Сабига Скестинин.

Ты всего лишь ребенок, хотела сказать ему Клара. Найди себе девочку-ровесницу, наплоди с ней очаровательных малышей. Я тебе не нужна.

– Вернитесь в Остерлингские Урочища, – велела она. – Я хочу, чтобы вы присмотрели за новой псарней, которую приказал построить мой муж.

Его лицо дернулось, как от удара, и побледнело.

– Не понимаю, – выговорил он. – Я виноват? Что я…

Клара крепко сцепила руки за спиной. Духота в служебном крыле была гуще, чем в главном доме. Спирало дыхание.

– Мы оба прекрасно знаем, в чем дело. Вы и вправду хотите моих объяснений?

– Я…

Егерь склонил голову и тут же поднял вновь – он уже не походил на слугу, отвечающего хозяйке; низкие тона голоса придавали дополнительный смысл ответу, несводимому к простой последовательности слов.

– Я готов служить моей госпоже, как она пожелает. У меня нет другой цели.

– И если она желает отослать вас в поместье присматривать за псарней?

– Даже если она желает отправить меня в преисподнюю, миледи.

– Не будьте так трагичны, – прошептала она.

На миг время остановилось. На единственный миг – долгий, длиной в год, последний. Клара повернулась и медленно пошла обратно к главному зданию. Дыхание мало-помалу восстанавливалось. Она расправила плечи. Хотелось вернуться в свои комнаты, взяться за вышивку, закурить трубку и посидеть хоть несколько минут в зимней тишине. Хотелось неподвижности. Хотелось покоя.

Однако при входе в переднюю залу она услыхала громкий голос Доусона. По тону Клара поняла, что он раздражен, но не зол. Настроения мужа она знала так же хорошо, как собственную одежду, и куталась в них столь же привычно. Два охотничьих пса беспокойно сновали по коридору у входа в кабинет хозяина, поскуливая и глядя то на Клару, то на закрытую дверь. Она наклонилась почесать их за ушами.

Доусона она застала за письменным столом, на котором лежало развернутое письмо. Кларе даже не обязательно было видеть королевскую печать – качество бумаги и тонкость почерка красноречиво говорили о том, что это письмо короля Симеона. Она облегченно вздохнула, – кажется, дело касается не Джорея.

– Что-нибудь случилось? – спросила она.

– Симеон перенес аудиенцию с тем недоумком из Астерилхолда, – бросил Доусон.

– Ты имеешь в виду посла?

– Ну да, его самого. А новая дата совпадает с пиром у лорда Банниена. Мало того, король попросил о личной встрече на следующей неделе, в то же время, когда я играю в карты в «Медвежьем братстве» с Даскеллином и его толстым кузеном, который не умеет играть.

– А! – выдохнула Клара.

Она подошла к мужу и положила руку ему на плечо. Он взял ее пальцы в свои и нежно поцеловал, сам того не осознавая. Ласка между ними была привычной, и безотчетность делала ее только естественнее. Доусон вздохнул – Клара заметила это скорее по движению тела, чем по дыханию.

– Этот человек, – сказал Доусон, – даже не знает, чем я для него жертвую.

– И никогда не узнает, – добавила Клара.