Королева вампиров

Но сейчас, несмотря на тот факт, что она провела его от ярости через унижение к оргазму, вот он здесь, соблазняет ее нежной формой доминирования, которой она раньше не пробовала. У нее появилась тревожная мысль, что она на самом деле может сейчас быть беззащитной перед ним.

Он процеловал дорожку вниз по ее спине, медленно толкая, пока она снова не опустилась на ладони. Он покрыл поцелуями ее ягодицы, нажимая большим пальцем между ними, на горящий вход, который вызывал такое желаний.

— На локти, миледи. Я хочу видеть ваш совершенный зад, разведенные ляжки и блестящую, мокрую киску, голодную в ожидании моего члена.

Он погрузил руку в ее волосы. Она поддалась, изящно распласталась, дрожа всем телом от натяжения волос. Она знала, что от Джейкоба можно не ожидать физической опасности. Но все глубоко внутри тряслось, как будто он угрожал самой сути того, кем она была. Все стражи, которые она обычно ставила, чтобы защититься, ушли. Ее мысли растворились, когда его конец медленно-медленно вошел внутрь. Глубже, глубже, и она изогнулась вверх, навстречу ему, крик вырвался у нее, когда он полностью ее занял, дойдя до таких мест, которые так давно пустовали. И было так удивительно, что он смог заполнить их.

Вместо того чтобы пришпилить ее, как делал Рекс, он опустился на нее, покрывая своим телом, упираясь руками в пол; его жесткий торс прижимался к ее спине и бедрам, ляжки умещались между ее ягодиц. В этой позе он почти сидел так, что его яйца прижимались к ее клитору. Он дышал ей в шею. Перебросив волосы Лиссы через левое плечо, он запутал в них свои пальцы, притягивая ее вниз.

Он прикоснулся губами к шее.

— Вы, вероятно, сильнее меня, моя леди.

Теперь он целовал плечо.

— И гораздо мудрее.

Снова шея, так, что у нее перехватило дыхание.

— Но сегодня вы спровоцировали мою волю, чтобы она пересилила вас. Я доставлю вам такое удовольствие, что вы станете моей покорной рабой.

Он уже достиг этого, хотя и не знал об этом. Она бы начала умолять его двигаться, но одним из правил, нажитых за долгую жизнь, было никогда не спешить там, где так хорошо.

Джейкоб. Она мысленно произнесла его имя.

Длинные, медленные проходы. Короткие рывки, чтобы раздражить клитор, но потом опять долгие и медленные перемежающиеся поглаживания, которые начали вызывать у нее тихие утробные звуки нетерпения, звуки, на которые он ответил так, что она стала прогибать спину под ним, встречая его рывки. Он выбрал ритм и силу, делая эти глубокие заходы жестче, глубже и сильнее. Покрывая ее, как самец-хищник, уверенный в своей силе, ищущий удовольствия для себя, но заодно желающий заставить ее признать его власть. Она видела, как это сверкает в его сознании. Там были Рекс, и Томас, и другие, о которых он не хотел знать. Там было то, что она заставила его вынести сегодня. Прикосновение Ричарда. Все представление, ее наказание за неподчинение. И поверх всего — единственное слово, которое помогло ему сохранить самоконтроль. Слыша, как он произносит его в своем сознании, она потеряла себя.

Твой. То, как он это произносил, поставило клеймо на ее душе, переполнило ее, лишая выбора. Сильная жесткая реакция захватила ее и вырвала крик из ее уст, заставивший ее откинуть голову назад. Оскалив клыки, она понимала, что ее глаза светятся красным, и все тело дрожит от мощного оргазма. Джейкоб обхватил ее за талию, продолжая жестко входить, продлевая оргазм, крик перешел в визг. Он кончил, когда она проходила второй оргазм, и это вытолкнуло ее в беспредельное бушующее море третьего. Ее клитор стал таким чувствительным, что она визжала, когда яйца Джейкоба шлепали по нему снова и снова, пока он изливал свое семя.

— Твой, — яростно сказал он ей в ухо. — Твой, и неважно, кого ты меня заставишь трахать, чтобы доказать свою чертову доминантность. Весь твой, Госпожа. Сердце, душа, рассудок... каждая капля моей гребаной крови твоя.

И каждая слеза, подумала она. Понял ли он, что эта влага между его и ее щекой — его слезы?

Как и говорила Тара. Чрезмерно сентиментальные эти ирландцы.

Ее ирландец.

Остаток ночи они лежали у огня, почти не разговаривая. Лисса позволила Джейкобу задремать, зная, что он еще не совсем привык к ее распорядку. Человеческому телу нужно долгое время, чтобы адаптироваться к вампирьему расписанию.

Третья метка это сильно облегчает. Та, которую она не может дать ему. Третья метка даст ему гораздо более высокий уровень силы, улучшит чувства на многих уровнях. Не говоря уже о более глубоком уровне связи. Она кое-что соврала Джейкобу на этот счет. Когда она смогла разъединить связь между ней и Томасом, знание о его существовании не полностью отключилось от нее. Она знала, в какой момент Томас умер.

И более того, Томас знал, что есть остаточная связь, потому что она слышала его предсмертные слова. Возможно, потому, что она чувствовала, как ускользает суть его жизни, она порвала вуаль между ними, отчаянно ища последнего соприкосновения с ним.

До свиданья, миледи.

И потом ничего. Эта часть ее сердца вмиг опустела, оставив в себе лишь полустертые воспоминания. Пыльные книжные магазины, которые он обожал, его очки, лежащие на столике при свете огня. Места, где он бывал.

Ее задумчивость перешла в предрассветную дремоту. Она очнулась, когда Джейкоб поднял ее, отнес на кровать и голую положил под одеяла.

— Ты не собираешься полежать со мной, пока не придет рассвет, сэр Бродяга?

Он нагнулся над ней, рассматривая ее, она потянулась к нему. Когда он прижался губами к ее запястью, она подумала, что могла бы смотреть на этот прямой нос, твердые губы и ясные чистые голубые глаза часами. Она запутала пальцы в прядях его рыжеватых волос.

— Миледи достаточно сказать, — промурлыкал он, как будто в комнате кто-то спал и он не хотел его будить. — Я ни в чем ей не откажу.

— До рассвета, — пробормотала она в ответ, закрывая глаза.

Джейкоб лег рядом с ней. Она свернулась возле него, обманчиво покорная, словно котенок, а за несколько часов до этого она делала все, что хотела, чтобы порвать его душу в лоскуты. Он размышлял, что в их отношениях нет ничего линейного. Они даже не имеют спирального восхождения. Он начинал чувствовать, что прихотливое движение, похожее на полет летучей мыши — это ее любимый путь. Какая мысль или действие придет ей в голову следующей? Он может с тем же успехом предсказывать направление, гоняясь за бабочкой на цветущем лугу, таком ярким, что он с трудом отличит создание, которое преследует, от кивающих соцветий.

Конечно, летучая мышь, летящая по ночному небу за комаром, подходит больше. На его губах возникла улыбка. Он видел на своих часах, что до рассвета остались минуты. У Лиссы была долгая ночь, и ее тело успокаивалось. Покачав головой, он прошептал едва не касаясь ее уха:

— Спите, моя леди. Я позабочусь обо всем наверху.

— Я знаю, — сонно сказала она. — Иди уже. Дай мне отдохнуть.

Поскольку он знал, что это приказ, то пошел, хотя и неохотно.

Уходя, он оглянулся и посмотрел на нее. В этот миг он услышал последнюю сонную фразу, которую она проговорила в его сознании.

Завтрашней ночью ты мне будешь не нужен.

Джейкоб явно провел долгий день. Лисса, когда встала, нашла аккуратную стопку бухгалтерских книг и обычный отчет по дневным делам, выложенный на серванте в ее офисе. Обычно она предпочитала — когда не хотела его присутствия, — вставать, осматривать хозяйство и проверять, как идут дела, а потом заниматься своими вечерними заботами или искать его в свободное время, если возникала такая потребность.

Вампиры, ведшие дела в Лиссином Регионе, регулярно переписывались с нею, и она бегло просмотрела отчет об их запросах, заметив, что Джейкоб справился, и хорошо справился с большинством ее агентов. Она могла судить, что интуиция слуги идет на благо ее интересам. Джейкоб отметил, что Джонас с территории Саванны, кажется, нервничает насчет четверти ожидаемых доходов. Майра из Роли нуждалась в дополнительном работнике, но предпочитала сама уработаться до смерти, чем признать, что ей нужна помощь в управлении магазином хрусталя.

Оконщики приходили заменить кусок фанеры, который он вставил в окно верхнего холла, новым листом зеркального стекла — временно, пока она не решит, что хочет заказать новый витраж. Несмотря на то, что она предпочитала брать напрокат лимузин, у нее в гараже стояли три машины. Джейкоб проверил их и нашел, что две нуждаются в ремонте. Он добрался до первой и займется второй позже на неделе. Сегодня был также день уборки, и он оставил ей полную опись того, что было на кухне, на тот случай, если она планирует какие-то мероприятия на ближайшее время. Он вызвал чистильщиков ковров, чтобы отмыть обюссон в столовой.

— Надо будет вычесть это из твоего содержания, — с приятным удивлением подумала она.

Часы тикали, она закончила обзор и заставила себя остаться сидеть в кресле, барабаня пальцами по столу. Она сказала Джейкобу, что сегодня он не увидит ее. После прошлой ночи у огня ее собственные желания ничего не значили. Надо было их сдерживать. Они не любовники. Она не может ему позволить развивать эмоциональные идеи.

— Черт возьми, — пробормотала она. Постукивание перешло в барабанный бой. Разве она почти не сказала, что так случится? Ты будешь как собака, которой я позволяю плохо вести себя...

Почему бы ей не провести с ним время, если она так хочет? Он ее слуга. Ей не надо ничего обосновывать.

Резко поднявшись из-за стола, она вышла в холл, направляясь на звук телевизора. Он доносился из логова, в котором, как она знала, он предпочитал проводить свободное время, хотя такового у него почти не было. Быстрое плавание в бассейне, время поиграть с собаками, изредка кино или новостная программа. Он не стремился к безделью, ее странствующий рыцарь.

Да и с чего бы? Он был сильным молодым мужчиной с отличным здоровьем. Тут у нее возник образ его рук с тугими мускулами — и другие любимые образы в разных вариантах. Как он играет в перетягивание каната с Браном, заменяет подгнивший кусок бруска в раме на втором этаже, молоток опускается точными ударами. Притягивает ее близко к себе, так, что она может провести пальцами по его твердым бицепсам.

Чем ближе она подходила, тем быстрее шла, она двигалась бесшумно и заблокировала внимание Брана от своего приближения.

Логово находилось внизу. Лисса села на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей туда, предпочитая несколько секунд понаблюдать, что там происходит.

Джейкоб растянулся на кушетке, одетый лишь в джинсы. У него на голой груди стояло ведерко попкорна, в руке был пульт, он смотрел кино. Его ступни лежали на подлокотнике, и он время от времени бросал Брану кусочек попкорна. Пес развлекал его, почти всегда ловя подачку в воздухе.

— И не смотри на меня так. Эта подача прошла не слишком высоко, — сообщил он волкодаву, когда Брану пришлось удалиться за куском, который улетел под соседний стул. — Тебе полезно двигаться. Становишься ленивым и жирным, пока валяешься перед телевизором.

— Учитывая то, что я наблюдаю, это звучит несколько странно, — прокомментировала она.

Джейкоб закинул голову назад, потом перекинул ноги на пол. Она почти сожалела, что он сменил позу, ей очень нравился вид его поджарого полуголого тела на кушетке.

— Я могу выключить это, миледи, если хотите...

— Нет. Оставь, — она помолчала, чувствуя себя необъяснимо неловко.

Он посмотрел на нее.

— Я что, неверно вас понял? Я думал, вы сказали, что сегодня ночью я вам не потребуюсь.

— Не потребуешься, — она встала и разгладила руками юбку.

— Вам нужна эта комната? Я могу пойти в комнату прислуги, чтобы не мешать вам.

— Нет... мне просто нужно было... — она покачала головой от своей неспособности выразить желание просто провести немного времени в его компании. Она знала, что это требует времени — простое товарищество, какое у нее было с Томасом. Прежде всего у него были все метки. Но дружба и компания, которые она искала с Джейкобом, были чем-то другим, и она ощущала напряжение, которого не было между ней и Томасом. Это особенно хорошо ощущалось, когда Джейкоб подошел к лестнице и положил руку на перила, его нога небрежно встала на нижнюю ступеньку, его тело так близко, глаза такие внимательные, настороженные... весь его вид как будто напоминал ей, что было между ними прошлой ночью.

Возможно, правильный мужчина может заставить женщину любого возраста действовать, как неуверенная школьница. Только она никогда не действовала и не чувствовала так себя ни с одним мужчиной. Никогда.

— Джейкоб, я бы хотела провести с тобой некоторое время.

Он мигнул. Затем на его лице появилась довольная улыбка, от которой напряжение у нее в животе ослабло. Она не понимала, что его простые манеры могут так же эффективно действовать на нее, как на садовников или собак. Это вроде как работало даже с мистером Ингремом.

— Вы оказываете мне честь, миледи. Вы хотите на кушетку?

— Хочу.

Она прошла туда, расправила юбку и села на дальний край, положив подушку, на которой он лежал, себе на колени.

— Я бы хотела, чтобы ты лег обратно, как лежал.

Он обошел кофейный столик, поставив на него ведерко с попкорном. Глянув на Лиссу с любопытством, он устроил голову на ее коленях, удобно подперев шею, чтобы смотреть телевизор. Лисса играла с кончиками его волос и посмотрела на экран как раз тогда, когда там двое с мечами заканчивали поединок на парковке. Один снес другому голову, хотя камера милосердно оборвала показ.

— Что это такое ты смотришь?

— Это «Горец», — в ответ на ее непонимающий взгляд на его лице опять появилась заразительная улыбка. — Герой бессмертен. Там целая группа бессмертных, и каждый раз, как один сносит другому башку, победитель получает силу убитого. И так все будет продолжаться, пока не останется один всемогущий бессмертный.

Она нахмурилась.

— Как одиноко. Он же будет только один из таких, как сам.

— Ну, герой никогда не ищет боя специально. Оно само так получается. Там полно злых бессмертных, которые хотят стать тем единственным.

— М-м-м...

— Можно усмотреть там кое-какие намеки, — Джейкоб положил одну босую ступню на другую, лежащую на подлокотнике дивана, и покачал коленом, привлекая к себе внимание Лиссы, в то время как ее пальцы водили по его вискам и по шее. Его рука упала на пол, пальцы нашли голую лодыжку Лиссы и сомкнулись вокруг нее. — Когда он встречает женщину, которую хочет, то объявляет ей, что он бессмертный и никогда не умрет, бац, и они уже лежат, — он прочистил горло. — Извините, миледи. В смысле он умеет с ними обращаться.

Она поджала губы.

— Они приравнивают бессмертие к жизнеспособности или к сексуальной доблести?

Он усмехнулся.

— Я только говорю, что это очень эффективный способ подцепить кого-нибудь, если захочешь этим пользоваться. Не то чтобы я вас на это подбивал.

Она укоризненно потянула его за волосы.

— Думаешь, мне нужны способы кого-то подцепить?

— Ну, вот посмотрите на меня. Я же попался на способ «мне нужен слуга-человек».

Джейкобу нравилось то, как она почти улыбалась его шуткам. Но при том, что он радовался ее прикосновению, был увлечен игрой света лампы на ее щеке, чувство обиды, которое он сегодня весь день хоронил под лихорадочной деятельностью, снова усилилось.

И что, вот это и означает — быть ее слугой? Самые невероятные мощные ощущения в его жизни, смешанные с безразличием или открытым пренебрежением? И он должен просто принимать все это? То «сегодня ты мне не понадобишься», то «иди сюда, я тебе вынесу мозг»? Возможно, слуга — это просто другой вариант ее отношений с Браном. Класть ей голову на колени, чтобы погладили, составлять ей компанию, когда ей это подходит? Питомец, который заодно может выполнять поручения, которые требуют противопоставленного большого пальца?

Ее ресницы медленно поднялись, сверкающие зеленые глаза вперились в его, и он молча выругался при виде ее выражения лица.

— Знаете, я все забываю, что вы это можете.

— А если бы я не могла, была бы разница? — сказала она ледяным тоном. — Чтобы блокировать свои мысли, нужен самоконтроль, Джейкоб. А у тебя с ним не очень-то.

Она стала подниматься, отпихивая его, он повернулся, кладя руку ей на колени.

— Не уходите, пожалуйста, миледи. Я не хотел вас оскорбить. Если уж вы можете читать мысли, то вы это знаете.

Расстроенно вздохнув, он вскочил с кушетки, прошел к телевизору и выключил его. Проведя рукой по волосам, он повернулся лицом к Лиссе:

— Черт возьми, я не знаю, как обращаться с этим, как обращаться с вами. Томас учил меня, как утеплять на зиму ваши дома и как работать со счетами, но вот это как-то... в один момент вы — все во мне. А в следующий вы это отбираете. Я не знаю, то ли вас это возбуждает, то ли вы так же разрываетесь от этого, как я, или я уже теряю свой долбаный рассудок.

Она смотрела вниз. Она заметила, что сжала кулаки, что выдавало ее напряжение, но она не знала, как их расслабить.

— Я знаю, что прошлая ночь была ошибкой. Я должна извиниться перед тобой, Джейкоб.

— Нет. Не делайте этого. — Вернувшись на пару шагов к ней, он встал на колени и прикрыл ее руки своими, сжав сильнее, когда она попыталась отстраниться. Он был таким высоким, что их глаза оказались на одном уровне, и Лисса нашла, что ей трудно встречаться с ним взглядом. Она встречала взгляды вампиров, которые хотели порвать ее на части, но не могла вынести этих голубых глаз, и того, что они заставляют ее чувствовать.

— Моя леди, — его пальцы тронули ее подбородок, потом провели по щеке, по пряди волос. Когда она наконец смогла посмотреть ему в глаза, комок застрял у нее в горле.

— Я собираюсь сказать, что я думаю, это смущает вас так же, как меня. Вам не надо подтверждать или отрицать это, но я не стану думать о вас хуже, если это правда. Я просто... — Он снова выдохнул, слегка улыбнулся. — Я по правде, глубоко польщен, что вы захотели сегодня провести со мной время. Простите ли вы мои мысли и решите ли еще побыть здесь?

Она довольно долго изучала его, зная, что ее выражение лица в лучшем случае отстраненное, все еще маскирующее боль, которой она не заслуживала. Он посмотрел на нее.

— Я ведь всего лишь человек, знаете ли. И самец к тому же.

Она позволила себе слабую натянутую улыбку.

— Покажи мне что-нибудь, ради чего стоило бы остаться. Что-нибудь, чего не смог бы сделать для меня Бран.

На его лице появилось выражение облегчения, и это успокоило ее раненые чувства; у нее не было оснований чувствовать себя уязвленной. Он не думал ни о чем таком, что она могла бы оспорить. Это раздражало ее в той же мере, что и его.

— Иди сюда, — она позвала его, чтобы он снова положил голову ей на колени. Он подчинился, но лицо его было мрачным — он обдумывал ее требование.

— Не подслушивать, — предупредил он. — Я хочу удивить вас.

Он думал, закинув руки за голову, ухватившись за край кушетки по другую сторону от коленей Лиссы. Это спровоцировало ее провести ладонью по его груди вниз к плоскому животу. И еще ниже, к джинсам. Джейкоб был самым чувственным мужчиной, какого она встречала, а его несколько вольные ухватки и одежда делали его еще более привлекательным. Она поддалась побуждению, гладя его ладонью, чувствуя, как напрягаются и расслабляются мышцы в ответ на ее касания, когда она прижалась грудью к его плечу, перегнувшись через него. Она провела по его животу согнутыми пальцами, игриво засунув один из них под серебристую застежку штанов, и он поднял глаза.

— Я просто занимаю себя, пока жду, — сообщила она. — И могу обещать, что с Браном я ничего такого никогда не стану делать.

— Мое облегчение по этому поводу безгранично, миледи. Но кстати, вот что Бран для вас не сделает...

— Ой нет, — она покачала головой, продолжая дразнить его одним пальцем, наслаждаясь ощущением его твердого пресса, тем, как сидят на нем джинсы, начинающие ему жать. — Слишком просто.

— Ну тогда ладно. Я придумал, — с сожалением, отчасти вежливым и в целом неподдельным, оставив ее собственное возбуждение закипать, он поднялся с кушетки. Взяв ее руку, он прикоснулся к ней губами, прежде чем пойти к музыкальному центру. Выбрав диск из обширной коллекции, он вставил его в проигрыватель.

Повернувшись и ожидая начала музыки, он принялся щелкать пальцами, как будто задумавшись.

— Вы знаете, что такое мягкая чечетка, миледи?

Это был неожиданный вопрос.

— Нет вроде бы.

— Мягкая чечетка — это такая разновидность степа, — сказал он. — Только его танцуют в туфлях с мягкими подошвами, откуда и название. Или босиком.

Он поглядел на свои ноги с улыбкой. Лисса с интересом смотрела, как он с хрустом размял суставы на руках, как с наслаждением потянулся.

— Впервые этот танец был показан Джорджем Примроузом в шоу менестрелей в самом начале двенадцатого века. Ключевой момент — легкость дроби, исполняемой в ровном и свободном ритме. Его также называли песочным танцем. Я не помню, почему, хотя иногда думаю, что это оттого, что в нем есть что-то успокаивающее.

Он переставил торшер, повернув его так, чтобы он светил ему в спину. Взяв бейсболку, которую явно надевал раньше и потом небрежно бросил на кофейный столик, он повертел ее на двух пальцах правой руки.

— Без больших пальцев, — указал он.

— Точно подмечено, — кивнула она.

Фортепьянная мелодия была грустной пьесой из 1920-х годов и напоминала затухающие звуки карнавала. Он начал свободные плавные движения, с наклонами и поворотами из представлений той эпохи. Лампа отбрасывала его тень на стену. Лисса смотрела на этот образ, он мог быть любым из тех давних людей, которые очаровывали детей и заставляли мужчин и женщин тосковать по пережитому, которое вовсе не было так хорошо, как им казалось в воспоминаниях. Настоящее определение ностальгии.

Это был стиль танца, созданный для мужчины, с широким размахом рук, прыжками на месте, напоминавший ей подготовку гальских бойцов к битве, как они танцевали при свете костров. Пытались связаться с чем-то, что придало бы им дополнительных сил.

Она могла бы смотреть, как он это делает, часами, как танцуют мужчина и его тень, гипнотизируя ее гибкостью движений. Когда пьеса кончилась, он закружился, чтобы завершить танец. Бейсболка прокатилась по его руке до пальцев, он низко поклонился и затем выпрямился, слегка запыхавшись.

Он подошел к ней, и его большой палец щелкнул, когда он кинул шапку на столик. Гримасничая, он потянул за нижний сустав, чтобы сместить, а потом поставить его на место.

Лисса сорвалась с кушетки, широко раскрыв глаза.

— Так вот как ты это делаешь! — она обвиняюще указала на его руку. — Вот как ты освобождаешься от кандалов.

Он поморщился.

— Прокололся. Если вам от этого будет легче, то, если верить бабкиным предсказаниям, я в старости буду страдать ужасным артритом. — Он посмотрел на нее. — Конечно, это было одной из самых заманчивых перспектив в работе слуги-человека, избежать этого.

— Ты... — она покачала головой. — Я думала, что привлекательность состояла в том, чтобы провести вечность открытым моему очаровательному и милому характеру.

— Это тоже, — согласился он. Она заметила, что он приглядывается к ней более пристально. Опять встав на колено возле нее, он сказал:

—- Вы голодны, Госпожа.

Он начинал замечать небольшие изменения, которые указывали, что ей необходимо востановить силы. У Томаса на это ушло несколько месяцев, и хотя она понимала, что Томас мог ему это описать, Откуда-то она знала, что не описал. Джейкоб просто был изначально настроен на ее потребности.

— Можно мне предложить вам... что-нибудь? Это же часть моей работы, не так ли?

— Да, — она склонила голову.

— Вы предпочтете с вином или...

Она поняла, что он приготовился к тому, что она отвергнет его, если уж она решила вновь установить эмоциональную дистанцию между ними. Попытка, которая начинала казаться бессмысленной, учитывая что нечто такое простое, как танец, может ее удивить.

Она покачала головой.

— Когда дело доходит до тебя, Джейкоб, я предпочитаю чистый источник.

Большую часть времени она принимала кровь в вине от Томаса. Он просто готовил для нее смесь, надрезая руку и смешивая свой источник жизни с вином, которое разбавляло кровь и придавало ей различные вкусы, в зависимости от того, какое у нее было настроение. С Джейкобом она подозревала, что пройдет много времени, прежде чем она откажется от своего права прикладывать губы прямо к его коже, чувствуя его дрожь, когда ее зубы впивались в его плоть. Это если бы у нее было много времени, а у нее нету. И это становилось еще более важным для нее.

— Я возьму кровь прямо из шеи своего слуги, — сказала она.

Кивнув, он встал, его разум подсказывал ему что делать, поэтому он знал, что ему не нужно колебаться и ждать знака подтверждения. Она была заинтригована решением так, как он постоянно удивлял ее своими импульсивными, настойчивыми действиями, когда дело касалось ее. Конечно, по большей части ее удивляла собственная реакция, тот факт, что ей настолько нравятся его действия, что она их не запрещает.

Он обнял ее за талию, она обвила руками его шею. Повернувшись, он уселся на кушетку, держа Лиссу у себя на коленях, одна ее рука скользила вниз по его спине, другая держалась за плечо.

— Я заметил, что вы любите места, которые представляют наибольшую угрозу для жизни, миледи. То сонная артерия, то бедренная. Я думаю, вы не хотите, чтоб я забывал, что моя жизнь — ваша, и вы можете ее забрать в любой миг.

Мужчина с хорошо развитой интуицией. Она позволила мысли прокрасться в его сознании, намекая на опасность. Как будто чувствуя, что ее голод усиливается, он крепче обхватил ее рукой, притягивая ближе, а музыка меж тем продолжала играть. Его взгляд заметно остановился на пульте, лежащем рядом с ним.

Есть такие мужчины, которые думают, что секс и кабельное телевидение одновременно — самое близкое на земле к небесам.

Только тронь пульт, и я тебе напомню немедленно, что твоя жизнь полностью в моей власти.

Я не говорил, что я один из них, миледи. Тепло его улыбки согрело ее, она закрыла глаза, прижала к нему губы и укусила, как если бы предвкушала сладость сочного фрукта под твердой кожурой. Она знала, что он теперь понимает, что ей нравится, когда он чувствует боль при входе, что она рада, что он не хочет, чтобы она использовала свои выделения, чтобы сделать ощущения не такими сильными. Ее восторгало, как он возбуждается без них, подпитываясь лишь энергией их тел.

Его возбуждение росло, но из сознания Джейкоба она узнала, что иногда плодами того, что он охотно покорялся ей, было что-то идущее на пользу ему. В этом был глубокий смысл, который она не хотела смешивать с сексом, как не смешивают два одинаково хороших блюда, чтобы не притупить вкус каждого в отдельности.

К тому же он наслаждался чувством вожделения, позволяя ему усиливаться, но следя за ним ради ее удовольствия, момента, когда она его призовет. Это усиливало ее собственное желание. Во время обеда он сам себе удивился, добровольно назвав ее Госпожой. Закрыв глаза, она пила сладкую на вкус кровь, а также тревожную, хотя и приятную, мысль о том, что он начинает понимать, что на самом деле означает служение Госпоже.

От природы он не был покорным, но по зову своего сердца, разума и души был готов служить ей, будь то ее удовольствие или потребность в компаньоне, и защищать ее. Он понял — то, что радует ее душу, может дать радость и ему. Только ей он готов покоряться, и это подчинение приносит ему удовольствие.

Прижавшись к его груди, она стиснула пальцами его предплечье. Его пальцы сжимались в том же ритме, в каком она пила кровь из его шеи.

В конце концов она отстранилась, задержав губы на ранке, как делала и раньше, ожидая, пока кровь свернется от у нее во рту, наслаждаясь вкусом Джейкоба, оседающим у нее на языке. Он откинулся на диван и посмотрел на нее, его рука протянулась к ее лицу, и он запустил пальцы ей в волосы.

— Я вас хочу, — тихо сказал он. Его большой палец придвинулся к ее губам, к клыку, который еще не укоротился окончательно. Уколов об него палец, он дал ей новый вкус. Она взяла его палец в рот и стала сосать. Прижимаясь к его руке лицом, она закрыла глаза, засасывая палец все глубже, так что крупная рука Джейкоба прикрыла все ее лицо. Когда она позволила ему вытащить палец и облизала его, то открыла глаза, чтобы видеть образы, прокатывающиеся в его сознании и отражающиеся на лице.

— Тебе бы хотелось, чтобы у меня во рту был твой член, сэр Бродяга?

Он сглотнул.

— Я уверен, что вы можете читать мои мысли, миледи. Но я никогда не осмелился бы...

— Скажи мне, — голос ее понизился. Она знала, что глаза у нее горят, жесткое требовательное желание отразились в голосе, принуждая его отвечать.

— Да, миледи. Я хочу, чтобы мой член был у вас во рту. Я хочу ощущать ваши губы и даже зубы на мне. Я хочу, чтобы вы проглотили мою сперму. Хочу держать вас сверху, сжав в кулаке ваши волосы, глядя, как мой член растягивает ваш прекрасный совершенный рот. Но кое-чего я бы хотел еще больше.

Он показал ей это мысленно, очень подробно, так что она задрожала и между ног у нее увлажнилось, она ощутила эти образы так, будто он уже делал это.

— Ты приспосабливаешься к преимуществам этой формы общения куда быстрее, чем Томас.

— Ну, у меня и мысли куда грязнее.

Она потянула его за волосы, и его голова услужливо опустилась.

— Томас был не только монахом, но и мужчиной. У него тоже были подобные мысли.

— Вам нравилось его дразнить.

— Иногда, — подтвердила она без сожаления. Джейкоб заметил, что это был едва ли не первый раз, когда она говорила об этом человеке без печали. Он явно пробудил в ней воспоминание, которое не перекрыла трагедия, отнявшая у нее Томаса. Несмотря на то, что его тело желало немедленного действия, он принудил себя к терпению, чтобы получить ответ на вопрос, который давно мучил его. Он полагал, что она может быть в настроении и ответить.

— Когда Томас стал моим слугой, я на самом деле потребовала, чтобы он лег со мной хотя бы раз, — призналась она в ответ на то, что он мысленно спросил. — Мне требовались доказательства того, что его преданность мне превзойдет его клятву Богу.

— Вы забрели в опасные воды, миледи. Даже вампиры в ответе перед высшими силами.

Она кивнула.

— Есть такие, кто верит народным сказкам, что мы-де уже прокляты. Но я не из их числа. Вампир — это часть творения, как и человек, собака или комар, деревья или реки, и наши души может получить любой. Но люди создали религию, а не богов. Я лично верю, что Божеству наплевать на то, что мы не отказываем себе в плотском познании друг друга.

На самом деле в этом была заключена такая мощь, что Лисса подумала, что религии, которые используют секс как форму служения, более правы, чем те, которые называют его грехом.

— Цельность личности мужчины, его совестливость, его чувство правильного и неправильного — это и есть его связь с Богом. Я уважаю эту связь, как уважала Томаса. Признаюсь, иногда я дразнила его, — в ее взгляде вспыхнули лукавые огоньки, — я посылала ему дразнящие и провоцирующие образы, чтобы отвлечь его от дела. Но что до Томаса, его веру было не сломить. Он никогда не делал ничего, чтобы посрамить себя перед своим Богом.

Она разглядывала медные пряди его волос, намотанные на ее пальцы.

— Одно я действительно поняла — силу преданности и верности. Любое божество, любой король — в данном случае королева — высоко ценили бы слугу, который отказался бы от сильного естественного желания, чтобы доказать свою любовь и преданность. Я могла бы заставить кое-кого выбирать между совестью и моими желаниями, но, как ты уже заметил, сэр Бродяга, выбор принадлежит этой личности. Если его душа достаточно сильна, я могу лишить ее выбора, только если применю принуждение. Что ж, оно ляжет проклятием на меня, а не на него, а я и так проклята.

Наконец-то она дала ему ответ, которого он давно ждал. Лисса внимательно смотрела в его глаза, подчеркивая, что понимает значение сказанного.

— Если я прошу тебя сделать выбор, значит, на то есть серьезная причина. Не потому, что я просто люблю тебя помучить. Не потому, что я хочу разбить твою душу вдребезги, кусочек за кусочком. Клянусь тебе.

Джейкоб кивнул, его рука сжала ее тонкие пальцы.

— Тогда я буду вам доверять, миледи, даже если я не всегда с вами согласен. А он угодил вам?

Она вскинула голову. В ее взгляде плескалось изумление.

— Да. Он был ласковым и старательным любовником, который заставил меня сожалеть о решении потребовать от него секса только однажды.

— В самом деле?..

Лисса рассмеялась. Она понимала, что это нельзя сравнивать с отношениями, которые были у нее с Джейкобом. Они охватывали полный спектр реакций и действий. Джейкоб был нежным и чутким любовником. А еще — страстным и требовательным, и никогда не забывал о ее сердце и душе, ублажая ее тело. С ним секс был настоящим мистическим соединением.

— А ты, Джейкоб? Ты так свободно обращаешься с женским телом, что я думаю, ты должен нежно вспоминать одну-другую... дюжину.

Он усмехнулся. Одним из тех неожиданных движений — неожиданных даже при том, что она читала его мысли, — он поднял ее легко, как ребенка, и посадил себе на колени так, что она обхватила его ногами и скрестила лодыжки у него за спиной. Лисса тихо вдохнула, почувствовав давление его восставшей плоти на своем клиторе; его ладони гладили ее ягодицы.

— Вы их всех прогнали из моих мыслей, миледи. И прежде чем попытаетесь сделать из меня лжеца... — Она поймала обрывок мысли, ринувшись в его сознание, пытаясь сделать именно это, но тут притянул ее к себе за шею и поцеловал.

Дерзкий, импульсивный... Ей вспомнились слова Тары, и все, что смогла подумать Лисса, было «Слава Богу». Он знал ее силу, но это все же не удерживало его от таких невозможно опережающих мгновений, которых она ждала, как наркоман — дозу. Каким-то образом они освобождали ее от необходимости контролировать все, беспокоиться о его и своем положении...

Он долго целовал ее, ласкал ее шею, распаляя в ней желание. Джейкоб стянул с нее юбку, вытащил шпильки из тяжелого узла ее черных, как ночь, волос, намотал их на руку и властным жестом притянул ее к себе.

— Трахай меня, — скомандовал он. — Трахай!

Боже... да. Это было то, чего ей хотелось. Именно этого. Забыть обо всем, отдавать себя ему, чувствовать эту силу, пульсирующую под ней, дикую и необузданную, как сама жизнь.

— Я заставлю тебя кончить, моя леди, — прорычал он, его руки сжали ее бедра, с силой опуская ее на себя, каждый удар отдавался дрожью в ее животе, а он брал ее глубже, раздвинул ее ноги, приводя половые губы и клитор в более тесный контакт со своей горячей кожей.

— Буду трахать, пока ты не начнешь кричать мое имя, пока все это не потеряет значение. Пока не будешь знать, что ты моя. Что ты можешь доверять мне во всем и всегда.

Это было сумасшествие. Но она чувствовала себя такой... цельной, такой счастливой, что у нее не было сил спорить, она могла только скакать на нем, все ускоряя и ускоряя темп. Оргазм настиг ее, завертел, словно смерч, и, извиваясь, вцепившись ему в волосы и, теряя рассудок, она закричала — как он и обещал.

Она кусала губы, хрипло выкрикивала его имя, шептала его, пока крики не стали всхлипываниями, а ее сжатые руки не расслабились.

Джейкоб не видел Лиссу уже несколько дней, но пытался принять это, понимая, что она борется с собственными чувствами к нему. Поэтому даже ее отсутствие приносило ему радость, хотя, конечно, ему чертовски ее не хватало.

Он хотел бы стать таким строптивым, каким она считала его. Упрямым, не знающим сомнений. Но он не мог выбросить из головы ее слова и то, что стояло за ними и за ее молчанием.

Ее внутренний конфликт, физическая и эмоциональная боль, которым она старается сопротивляться. Каков его вклад в это?

А она? Что ей на самом деле нужно?

И Тара, и даже Карнал знали об этом куда больше, чем он. На их стороне были долгие годы жизни, вековая мудрость и уверенность в собственных силах, основанная на опыте, на знании того, что есть правильно и истинно.

Не подходит, чтобы стать слугой. Томас был уверен в обратном, но столько всего уже произошло! Теперь и сам Джейкоб сомневался в себе. Вдруг это было отчаяние больного и умирающего человека, надеющегося, что случайное совпадение дало ему способ сослужить последнюю службу своей леди? Джейкоб подумал о Лиссе, лежащей в холле в ожидании смерти. Гнев и недовольство, которые он будил в ней. Приняла ли она его, или он поторопился с выводом? Был ли он наилучшей кандидатурой, чтобы стать ее слугой? Да, у нее была железная воля, но ирландцы достаточно упрямы, чтобы сломить любую.

У него даже мелькнула мысль, что тяга к ней могла оказаться лишь обычным притяжением смертного к вампиру. Может быть, он пытается вплести ускользающие нити полного желаний сна в ткань реальности?

На третью ночь он лежал на спине на траве лужайки ее заднего двора, уставившись на звезды в ночном небе. Ребенок, сказавший, что король голый. Дурак, который спас отчаявшегося короля простотой своего восприятия мира. Он, избранный, чтобы взять на себя роль слуги-человека леди Лиссы, потому что его нутро сказало ему, что это его судьба и его место в жизни. В тот миг, когда он увидел ее в салоне «Эльдар», он осознал это с такой убежденностью, что даже теперь она поднималась со дна его души. Он знал это и на корриде, хотя тогда не знал, как назвать это побуждение.

Он не был уверен, что создан, чтобы быть слугой-человеком. Он знал одно — что должен ей служить. И какого черта это значит, он не знал. Нужно ли ему уйти в сторону, чтобы дать позаботиться о ней кому-то более подходящему?

— Ох, какое же все это дерьмо. Меня от этого тошнит.

Он вскочил на ноги, решительно зашагал в дом. Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы побросать все в вещмешок, закинуть его на плечо и направиться к кухонной двери и в гараж, где он держал свой мотоцикл. Бран шел рядом на прямых напряженных лапах, что означало: пес понимает, что происходит нечто значительное.

Джейкоб выкатил мотоцикл, привязал мешок и оружие к заднему сиденью. Постоял, глубоко дыша. Перекинул ногу, седлая мотоцикл, готовый зарычать и ожить, унося его, куда он захочет. Она не станет его удерживать, перекроет связь между ними, хотя всегда будет знать, где он и о чем думает, если захочет знать. Иногда, в момент слабости, он, может, даже услышит шепот ее мыслей в своих снах...

Он бы почувствовал ее. Узнал бы, что она рядом, смотрит на него. Она могла бы даже стоять сейчас прямо за ним, и горячий воздух из выхлопной трубы мотоцикла трепал бы ее тонкую юбку...

Он стоял так довольно долго, почему-то зная, что какой бы путь ни выбрал, это его последнее сражение с самим собой.

«Что сильнее крови, Джейкоб? — услышал он голос своего брата, сердитый и уязвленный, когда он, Джейкоб, уходил от него. — Что, к дьяволу, сильнее этого?»

Со вчерашнего дня мои ступни стали такими тяжелыми, миледи... Я споткнусь и упаду лицом в грязь, если отойду от вас дальше чем на сто шагов...

Я не такой хороший, как вам кажется. Я не добрый, я далеко не безобидный.

Он не знал тогда, что ответить брату. Теперь знал.

Сердце. Вот что сильнее всего.

Бран сидит в футе от байка, весь внимание, не сводит карих глаз с Джейкоба. Если бы Лисса внезапно оказалась рядом — пес бы и ухом не повел, нипочем не выдав присутствия Госпожи. И как только ей удалось так его выдрессировать?! Джейкоб давно хотел задать Лиссе этот вопрос, да только времени не нашлось. Впрочем, у него вся жизнь впереди, чтобы это выяснить. У него — да. Но не у нее. Ей не осталось ни человеческой продолжительности жизни. Ни даже собачьей.

Он всякое о ней думал. Восхищался, возмущался, негодовал, обожал, ненавидел. Джейкоб знал, какая она. Ранимая. Но отнюдь не слабая. Чертовски гордая. Если бы она решила, что он тратит на нее столько времени и сил только из жалости — вышвырнула бы его из дома в ту же минуту. Она предпочла бы умереть в одиночестве от болезни.

Жестокая. Он вспомнил, как она заставила его любить двух незнакомых женщин прямо перед гостями. Как жадно она вглядывалась в его лицо, ловя малейшее изменение выражения. Джейкоб завораживал ее, и это сейчас он тоже понимал. Как и то, что он — альфа-самец — находит удовольствие в подчинении леди Лиссе.

Потом он вспомнил, как они занимались любовью. Как сильно она хотела его. Как позволила ему властвовать над ней и унести их обоих туда, где политика и статус ничего не значат.

Джейкоб решительно слез с байка, схватил сумку с вещами и оружием и понес обратно в дом.

Бран проводил его тоскливым взглядом.

— Думал, я хочу сделать кружок, чтобы ты за мной побегал, да? Ладно уж, сейчас вернусь, и тогда разомнешься.

Лисса, стоя в спальне на втором этаже, глядела, как он заводит байк и мчится по дорожке. Бран бесшумной тенью стелется за ним, откуда-то выпрыгивают остальные собаки и, радостно лая, присоединяются к вожаку. Вот Джейкоб доехал до конца дорожки, развернулся так лихо, что едва не сбил кого-то из стаи, и понесся обратно. Он улыбался! И перед мысленным взором Лиссы встала картина: голая, лишенная растительности местность, рыцарь на коне с обнаженным мечом в руках — скачет на помощь незнакомой женщине, на чей караван напали...

Скоро, подумала она, ее верному защитнику придется выдержать иную битву... Собрание Совета приближалось. Она сделает последнюю попытку преподать ему урок, без которого ему не выжить в этом жестоком полуночном мире. Если все получится, он и дальше будет служить ей, но его подлинной госпожой станет Судьба.

Черт возьми, Лисса не собиралась отдавать его любой другой женщине без борьбы. Она не может позволить ему стать новым Томасом.

Открой сознание, Джейкоб. Будь готов учиться.

Пятью днями позже она оставила ему сообщение.

Пора проверить, готов ли ты к Совету. Как стемнеет, встречай меня на опушке. Надень темную удобную одежду. Захвати оружие для охоты на вампиров.

Джейкоб пару минут позволил себе наслаждение думать, что они отправятся охотиться на Карнала, но, вздохнув, был вынужден признать, что это всего лишь его фантазия.

Когда он добрался туда, Лисса ждала. Его сердце глупо подпрыгнуло: он увидел ее впервые за неделю. Она почти сливалась с сумраком и деревьями. Когда луна выглянула из-за туч и облила ее потоком серебристого холодного света, Джейкоб увидел, что волосы Лиссы распущены и струятся по плечам черным водопадом.

— Ты когда-нибудь играл в салки, Джейкоб?

— Было дело, — ему хотелось увидеть ее лицо. Ее голос звучал низкими нотами, почти рыком; Джейкобу показалось, что перед ним стоит дикий зверь, хищник, охотник. — Этим мы и займемся?

— Правила в основном те же самые. Я дам тебе пятнадцать минут, чтобы проложить дистанцию между тобой и мной. Посмотрим, сможешь ли ты запутать след, чтобы уйти от меня. Я не буду использовать метку, чтобы найти тебя, только чутье. Запутай меня, сбей с пути, если сможешь.

Она стянула платье, даже, скорее содрала его, подчеркивая животную, первобытную природу игры. Под платьем ничего не было. Она присела на четвереньки. Глаза горят, клыки приподнимают верхнюю губу.

— Когда я найду тебя, — он отметил, что она явно в этом не сомневается, — ты попытаешься не дать мне загнать тебя в угол, используя любое оружие или способ, какие только знаешь. Я хочу посмотреть, чему тебя научил брат. Посмотреть, сможешь ли ты обмануть меня, помешать моим намерениям.

— И каковы эти намерения, миледи?

Ее глаза сверкнули бешеным огнем, и Бран взвыл, потом утробно зарычал.

— Обойтись с тобой как с добычей. Поймать тебя, как я поймала бы, пользуясь лишь скоростью и хитростью. Никаких игр в соблазнение. Никак чар. Сегодня ты увидишь мое настоящее лицо, Джейкоб. Посмотрим, как ты это переживешь.

Он обдумал это.

— А собаки?

— Они любят побегать. Но они не помогут найти тебя. Сражение будет только между нами.

Он склонил голову и стал отцеплять деревянные стрелы от краги на запястье.

— Ты что делаешь?

— Готовлюсь к предложенной вами игре, миледи, — он вынул из заднего кармана пистолет. Затем нож из ножен на бедре, несколько кольев и небольшой арбалет. Сложил все это в кучу.

— Я тебе не случайно велела все это принести.

— Зачем же? — он с деланным удивлением широко раскрыл глаза.

— Изображать тупицу бессмысленно, когда тот, кого ты пытаешься достать, может читать твои мысли.

— Значит, вас можно и достать, и позлить. Но я не подниму против вас оружие, миледи. Ни сейчас, ни впредь.

— Моя цель — показать, что твое оружие будет бесполезно против меня.

— Как оно было бесполезно против других вампиров, которых мы с братом выследили и убили? — Ее слова задели его: он вспыхнул, и он увидел ответный огонь в ее зеленых глазах. — Может быть, я как-нибудь покажу вам, что вовсе не так бессилен против ваших врагов, как вы почему-то считаете. Но я не хочу использовать вас как пример. Хотя вы очень грозная, я не могу рисковать. Вдруг вы ошибаетесь?

Он вытащил последний нож, швырнул его в общую кучу и пошел прочь, бросив на ходу:

— Доброй охоты, миледи. Будет лучше, если некоторое время вы не будете подслушивать мои мысли.

Он двинулся в лес, позволив тьме поглотить его. Он часто бегал по этим тропинкам с Браном и уже знал, где проходят многие из них, так как разведывал границы ее владений в дневные часы. Он не сомневался, что она его быстро догонит. У вампиров очень острые слух и зрение, и конечно, она знает свою территорию куда лучше, чем он. К тому же он оставит достаточно явный запах, чтобы она взяла его след.

Проклятая, невыносимая женщина! Иногда сходство между ней и Гидеоном было слишком заметно — оба всегда считали, что знают, как лучше.

Родитель все равно бросится в горящий дом, чтобы спасти своего ребенка, даже зная, что они погибнут оба. Безумие ли это или благородный выбор, внушенный любовью, которая движет им?

Джейкоб разозлился не на шутку.

Я ей не Томас, черт возьми. Ты когда-нибудь цеплялась за его руку ночью, чтобы прижаться к нему во сне? Наверное, дело не в том, чтобы доказать, что Карнал может оторвать мне конечность за конечностью, или что я готов к политическим спорам на Собрании Совета; а в том, чтобы ты контролировала ситуацию и чувства, которые уже тебе неподконтрольны. Ты боишься, что сложится ситуация, которая разобьет тебе сердце. Но я — не он. И я уж точно не твой долбаный муж.

Боль прострелила его висок, вызвав короткое ощущение головокружения, и он споткнулся.

Без жульничества, миледи.

Ощущение присутствия разъяренной женщины, жар и пламя — и она ушла, выскользнув из его сознания так поспешно, что он почувствовал легкую тошноту. Он не сомневался, что ее целью было подслушать, что творится у него в голове, а не найти его. Но подловив ее на этом, он выиграл очко. Она не была неуязвимой. Никто не может быть неуязвим. Ни вампиры, ни люди, ни волкодавы. Джейкоб неохотно признал, что только собаки смирились с этим обстоятельством.

Через двенадцать минут он нашел удобную полянку. Около двадцати пять футов диаметром, в кольце вечнозеленых виргинских дубов, сосен и кленов; их ветви гобеленом вытканы на фоне ночного неба. Молодых деревьев и кустарников тоже хватало. Если она решит двигаться быстро — выдаст себя шорохом и качанием ветвей. Перепрыгнуть прямо сюда она не сможет — слишком велико расстояние даже для вампира. Джейкоб опустился на корточки, сел спиной к дубу, растущему так близко от сосен, что деревья защищали его с трех сторон. Глубокая тень скрыла его, сделала почти невидимым. Закрыл глаза. Зрение бесполезно, когда надо уловить присутствие вампира. Лучше полагаться на слух. На его бедре было скрыто единственное оружие, которое он оставил из своего арсенала. Он применит его, чтобы доказать свое, если сможет. Вампиров губило именно представление о том, что люди слабы и беспомощны. Как часто Джейкоб и Гидеон пользовались этим, завлекали одного из стаи в ловушку и приканчивали его... Порой, конечно, и Гидеон терял своих людей: вампиры умны и осторожны и чуют опасность кожей.

Сейчас Джейкоб весь обратился во внимание: вслушивался в ночные шорохи до звона в ушах, принюхивался. Тело его было одновременно напряжено и расслаблено; инертно и готово двигаться.

Тихо шелестела листва. Пару раз крикнула какая-то птица. Гавкнул какой-то пес из стаи Брана: видимо, нашел что-то интересное, и теперь предупреждал других собак, чтобы не подходили, пока он сам не удовлетворит свое любопытство. Бум. Бум. Это билось сердце Джейкоба.

Она услышит это, когда подберется достаточно близко, но ей надо будет точно отследить его местонахождение. От вампира просто так не ускользнешь. Если уж они напали на след, твой единственный шанс — неожиданно перейти в наступление и убить. Не пробирается ли она сейчас бесшумно через лес? Эти босые ноги, легко ступающие по земле, едва приминающие траву и листья... Она словно течет, стелется между ветвей, которые оставляют на ее бледной коже слабые алые царапинки — заживающие мгновенно. В лунном свете ее кожа кажется молочно-серой, черные волосы плащом струятся по спине и плечам. Ночная фея. Почему она разделась? Чтобы показать, что она может одолеть его голыми руками? Или чтобы отвлечь его внимание своим телом? Джейкоб был вынужден признать, что такому приему противостоять будет непросто. При одной только мысли о Лиссе он терял голову, изнывая от желания сжать ее в объятиях. Он медленно поднял голову, открыл глаза. Ветви огромного виргинского дуба, растущего напротив, тянулись к нему, как руки великана.

Что-то было не так.

Джейкоб моргнул, вгляделся внимательнее в эти узловатые руки-ветви.

Ему показалось, что он оказался в кошмарном сне, по коже пробежал мороз.

Он смотрел на свою Госпожу.

Она сидела на ветви в той же позе, на корточках, как сидела на земле, когда он оставил ее. Пальцы ног удлинились на манер птичьих когтей, обхватили сук, помогая ей удерживать равновесие. Лисса была похожа на крылатую химеру из Нотр-Дам де Пари. Кожа у нее теперь была серебристо-серой. Волосы исчезли; голова маленькая и изящная, как у ребенка; ушки заострились, клыки выросли и поблескивали над нижней губой. Да, у нее был и хвост: серый, гладкий, с кисточкой на конце. Когти отливали жемчужным блеском. Гладкая стройность ее нового тела была звериной, не женской. Даже различимые холмики ее грудей казались частью мускулатуры животного. Но Джейкоб нашел ее невероятно женственной. Он понял бы, что это самка, даже если бы мужское любопытство не заставило его искать доказательство на ее груди и между ног. Глаза у нее увеличились, округлились — как у оленя; с длинными ресницами и без радужной оболочки или белков, просто сплошная чернота.

Несмотря на легенды, он никогда не видел вампира, который может менять внешность. Их приверженность к жизнь в пещерах сближала их с летучими мышами, а любовь к хищным животным вроде Брана породила легенду, что они могут превращаться в кого угодно — эти истории он всегда знал, но считал, что это неправда. Вампиры обладали исключительными, сверхъестественными возможностями. Скорость, сила, чары. Но умение превращаться в животное среди них не значилось. То, на что он смотрел, должно быть очередной мистический дар, унаследованный его леди от предков.

Она не видела его, но явно знала, что он на этой полянке; быстрые движения ее головы говорили, что она просматривает местность. В тени тремя деревьями, он в данный момент был в безопасности. На его счастье он пошевелил головой, когда Лисса смотрела в сторону.

Легкий наклон ее головы сообщил ему, что сейчас она концентрируется на том месте, где он находится. Джейкоб затаил дыхание. Она не сводила глаз с тени под деревьями. Она знала, что он там, но не могла выделить его из тени его укрытия. Это был отличный выбор, но он подозревал, что у него есть лишь пара секунд, прежде чем она поймет, где искать.

Или даже меньше. Она сорвалась с ветки, снижаясь. Думала, что сможет вспугнуть его. Но он не шелохнулся, глядя, как к нему несется невиданное существо: узкое тело, ребра выпирают, как у борзой. Кожистые крылья, расправленные так, что виден кривой коготь на локтевом суставе, были почти десяти футов в размахе. Она выглядела, как падший ангел, один из отвергнутых Богом, выходящий из адских пучин искать души для Люцифера. Или как фея, так часто купавшаяся в крови, что объединила в себе чувственную красоту и ужас.

Ей следовало выглядеть пугающе, непривлекательно, но в ней было изящество, экономные движения, которые он бы узнал, какой бы облик она ни приняла.

Закрыв глаза, он ждал, пока не почувствовал, что она прямо около него. Он рванулся к ней, когда ветер от ее крыльев прошел над ним, когти порвали рубашку, расцарапали спину. Он поднырнул под нее, развернулся и прыгнул ей на спину, обхватив ее за горло под челюстью так, чтобы она его не достала зубами.

В шести футах над землей она резко перевернулась, шлепнув крыльями по траве на поляне. Джейкоб ослабил хватку и двумя мгновениями позже обнаружил, что лежит на спине, едва переводя дыхание, а она сидит у него на груди. Ее крылья были наполовину расправлены, чтобы держать равновесие, темные глаза уставились на него. Вблизи он видел гораздо больше Лиссиного в ее чертах, хотя и без того не сомневался, что это она.

Она казалась совершенно бесстрастной, но он чувствовал напряжение ее тела, указывающее на переполняющую ее энергию. Это могла быть жажда крови или похоть.

Она держала его так, что он не мог пошевелиться. Джейкоб поднял было руку, и тотчас вокруг его запястья сомкнулись сильные пальцы с острыми когтями. Лисса молчала, и он не знал, способна ли она вообще говорить в этом облике химеры.

Он был уверен, что ее власть над ним не так безгранична, как ей казалось. Но доказать это было не настолько важно для него, как потрогать ее лицо.

Она позволила осуществить это желание, но все же продолжала держать его запястье. Джейкоб провел рукой по жесткой серой коже ее щеки; ее глаза, большие темные омуты, не мигая, смотрели на него. Когда он провел кончиками пальцев по выступающей скуле, на коже появилось серебристое свечение, что-то вроде масла, от которого пошла рябь переливающейся реакции, как статическое электричество искрит по женской юбке при движении. Нижнее веко подчеркивали три складки, придающие ее глазам еще большую глубину, печальную загадочность, и у него сжалось сердце, когда он провел по ним большим пальцем, думая о том, что из них могли бы пролиться слезы. Ну, если бы она могла плакать в этом облике.

Ее глаза вспыхнули, и она нетерпеливо подалась вперед.

«Голод. Она проголодалась», — догадался Джейкоб.

Подняв подбородок, он откинул голову. Приглашающе. Предлагая.

Ее крылья двинулись и раскрылись над ними обоими, как шатер, заключая их в еще более густой темноте, где он лишь с трудом различал очертания ее лица.

Он не хотел делать этого, знал, что это неправильно, но должен был преподать ей урок.

Миледи, уверенность вампира в своем превосходстве может быть роковой ошибкой.

Он выхватил тонкий кол и прижал к ее груди. Одно движение — и смертельное оружие пробьет ее сердце.

Она поднялась над ним, разъяренная и растерянная, а Джейкоб сломал кол о колено и швырнул обломки на землю.

— Меня нелегко убить, миледи. Мною может двигать гнев, когда вы в опасности, или если вас расстраивает негодяй, который изображает друга вашего мужа, но я постоянно настороже.

Кроме тех мгновений, когда я проникаю глубоко в ваше тело.

Поскольку она продолжала молча смотреть на него, он понял, что может потерять ее в один миг: ее переменчивое настроение сейчас диктовало ей, чтобы она ушла, исчезла в темноте леса, и пусть этот жалкий слуга наслаждается своей пирровой победой. Узкое тело, широкие крылья, огромные глаза: грустный ангел из ада.

— Не уходите, моя леди.

Он прошептал эти слова, протягивая к ней руки, не желая, чтобы она скрылась в темноте.

— Прошу вас.

Налетел ветер. Ветви замшелого дуба скрипнули. Сухо шуршали иголками сосны.

Лисса медленно, шаг за шагом, приближалась к нему. Ее руки легли ему на плечи, толкнули его, повалили на спину, она опять оседлала его, прижимая его плечи к земле.

Он чувствовал себя так, как будто ее темные глаза смотрят ему в душу, заставляя его желать стать частью ее, соединиться с ней навсегда. Желание загорелось в нем. В то время как его разум твердил, чтобы он этого не произносил, не портил момент, его сердце твердо верило, что это должно случиться. Прямо сейчас. Пришло время. Поворотный пункт.

— Я не сомневаюсь, что вы моя Госпожа.

Протянув руку, он погладил ее лицо и шею.

— Я ваш слуга, миледи. Пожалуйста, позвольте служить вам. Не сомневайтесь ни в себе, ни во мне. Я докажу свою верность вам. Свое искусство. Поверьте в меня и дайте мне шанс.

Почему вы принуждаете меня играть в эти игры? Все вы, даже Томас. Неужели я не могу располагать хотя бы кем-то, кого не нужно принуждать выполнять мои просьбы для его же собственного блага?

Так, значит, она могла общаться в этом облике. Знакомый голос и крылатое создание — этот контраст ошеломлял, но Джейкоб быстро пришел в себя.

Может, вам нужно перестать чувствовать, что вы должны делать выбор за нас. Старая вы уже, миледи, слегка поддразнил он ее. Но все же вы не Бог. А ведь это Бог дал нам свободу воли.

В тот день он сглупил. Момент слабости, который принес в мир больше боли и скорби, чем можно измерить.

Что-то дрогнуло в ее лице, и Джейкоб остолбенел, увидев, как влага, собирающаяся в уголке одного большого черного глаза, становится сверкающей слезой. Она потекла вниз, распалась натрое по складкам под веками, прочертила три влажные дорожки на щеке. Джейкоб осторожно вытер их.

— Не плачьте. Пожалуйста, миледи.

Он начал подниматься, собираясь ее утешать. Неожиданно, молниеносным движением, она схватила его ладонь, привстала на полусогнутых лапах и скрутила его, перевернув. Она заставила его лечь на живот, и теперь он не видел ее, а рука была больно заломлена за спину. Лисса пригнулась к нему, кончик раздвоенного языка лизнул шею.

Свободную руку засунь под себя. Расстегни джинсы.

Это потребовало некоторых усилий. Лисса была совсем легкой, но оседала его так неудобно, что ему пришлось порядком повозиться, прежде чем удалось выполнить ее приказ.

Задержись на секунду.

Она предлагала ему свои фантазии, стимулируя его собственными желаниями. Это было похоже на ситуацию, когда смотрят, как мастурбирует женщина, только ему приходилось смотреть на это ее взглядом — это были видения, которые она создавала, чтобы стимулировать себя.

Теперь она завела обе его руки за спину, сжимая запястья железной хваткой. Когти царапали кожу.

Почему вы боитесь оставить меня свободным, миледи?

Почему ты боишься подчинения, Джейкоб?

Один взмах — и она располосовала ногтем его ягодицу так, что потекла тонкая струйка крови. Видимо, в царапину попал ее яд, потому что жгло немилосердно, и Джейкоб поморщился. Лисса нагнулась и подула на ранку, что принесло ему немедленное облегчение. Джейкоб был так поглощен им, что оказался совершенно не готов к тому, что она просунет два пальца глубоко ему в зад. Он, конечно, дернулся, сопротивляясь. Он боролся с ее рукой, не пуская ее, отчего возникло новое жгучее ощущение, почти такое же неприятное.

Спокойно, Джейкоб. Дыши глубже и расслабься. Она удерживала его без усилий. Это заставило его бороться еще отчаянее, его сознание заполонила паника от физических и эмоциональных реакций, которые вздымались в нем при насильственном проникновении. Она двигалась в нем без усилий, хотя он метался, и ее хищное удовольствие, которое он чувствовал в ней при его сопротивлении, только затрудняло его контроль над своими реакциями.

Ты ведь совершенно девственен в этом месте, не так ли? Никогда не позволял женщине даже пощекотать колечко, хотя до моего частенько добирался. Я знаю, что ты наслаждался моей женской дыркой.

Ему казалось, что он сейчас лопнет, но при этом он понимал, что перед вторжением Лисса превратила свои пальцы в человеческие, потому что у него не было режущих острых ощущений, он чувствовал влажные женские пальцы. Может, каким-то из секретов, выделяющихся пониже. Может, она даже потрогала себя, когда он вообразил ее мастурбирующей.

Спокойно, сэр Бродяга. Будь моим рабом. Доставь мне удовольствие. Хотя должна заметить, я обожаю смотреть, как ты сопротивляешься мне, как напрягаются твои мускулы на спине и плечах. Я люблю твою силу, Джейкоб, зная, что ты сильный мужчина, который будет сопротивляться, даже если знает, что окончательно попался. Но это заводит меня не меньше, чем когда ты отдаешь мне всю свою силу в подарок.

Вы еще и отбирать ее любите, миледи.

Он ощутил ее изумление.

Да, люблю. А ты знаешь, что с первого раза, как я увидела тебя в салоне «Эльдар», и до последней секунды, что ты был в моем доме, не было ни мгновения, чтобы я не хотела ощущать твой вкус, запах, трахать тебя? Съесть тебя живьем. Ты — вызываешь у меня вечный голод, который я не могу утолить.

Она опять делала это — вызывала в его мозгу образы, которые заставили его член болезненно упереться в землю. Лисса работала пальцами внутри него, вынуждая его бездумно толкаться в землю, как будто он входил в ее лоно. Он проделывал борозду в лесной подстилке, которая нагревалась от тепла его тела, а грязь и слежавшиеся листья отсырели от вытекающих из него выделений.

Вы пытаетесь сменить тему, миледи. Увести нас с пути, который, как вы знаете, неизбежен. Это не сработает.

Молчать, раб.

Она пригнулась ниже, и он понял, что она полностью обрела человеческую внешность. Ее волосы падали ему на лопатки. Кожа ее ляжек стала шелковисто-гладкой и мягкой, как и груди, прижимавшиеся сверху к его сложенным на спине рукам. Она вонзила в него клыки — у основания шеи и пила его кровь, лежа поверх него, а ее пальцы очень умело обрабатывали его зад. Она тянула из него жизнь, используя его целиком для собственного удовольствия и питания, но ничего не предлагая взамен, и это шокировало его. Разум просто отказывался это принять. Лисса ритмично сжимала ляжки, сидя на нем верхом, в ритм глоткам.

Его член пульсировал.

— Миледи... Госпожа...

— Кончай для меня, сейчас же. Ну! — повторила он резко, и он застонал. Звук, вырвавшийся у него рычащим воем, перешел в рев, когда сперма выстрелила из него горячим гейзером. Она наполняла его сознание эротическими образами, вспоминала их первую ночь, когда он впервые ощутил ее вкус, как она сжимала бедрами его голову, пока он ласкал ее языком.

От этого усилился оргазм, который и так уже достиг такого уровня интенсивности, какого он не мог представить. Если бы она применила феромоны, то убила бы его, он был уверен.

Рыча от напряжения, он где-то в ночи услышал завывание Брана. Он подумал, что даже ощутил вибрацию под собой, когда его семя удобряло землю. Как будто сама Земля отвечала энергии, прокатившейся по нему, как лавина.

Лисса не вынула клыки из него, когда наконец он замедлился, тяжело дыша. Даже тогда она держала на ране язык и губы, тихо дыша ему в ухо.

Пока он пытался прийти в себя после оргазма, она вытянулась на нем, ее тело дрожало от испытанного возбуждения.

— Не дали доставить вам удовольствие, — голос его был хриплым.

— Ты дал мне больше удовольствия, чем я чувствовала за долгое время, — мягко поправила она. — Только веди себя тихо и лежи неподвижно сейчас. Дай мне поверить, хотя бы ненадолго, что мир — это место, где я могу любить тебя так, как хочу.

Эти слова ошеломили его, но ее волосы струились по его плечам, снова подхваченные ветерком, и их пряди упали ему на губы, как будто стараясь подчеркнуть: она ждет тишины.

То, о чем ты беспокоился пару дней назад... Ты очень во многом неправильно понимаешь, что такое быть слугой-человеком. Но я хочу тебя так, как ничего не хотела очень долго. Я продолжаю попытки отослать тебя, но просто не могу.

Я не уйду, моя леди. Вы меня не заставите.

— Да, я... — она замолчала, и он почувствовал, что она улыбается. Он бы улыбнулся в ответ, если бы не был так изможден, тело опустошено, эмоции запутаны. — Мы поспорим об этом позже.

— Ладно.

Наверху шелестели деревья, от земли шел крепкий, свежий аромат. Джейкоб задремал вместе с Лиссой, лежащей на нем с верху.

Я никогда не оставлю вас, моя леди...

Когда он проснулся, прошло примерно полчаса или час. Он заметил какую-то ауру требовательной энергии, проникающей в его тело от теплого тела Лиссы. Его чувства обострились, и он заметил, что она касается губами его шеи, что ее бедра то напрягаются, то расслабляются: она терлась клитором о выпуклость его ягодиц.

Он подсунул под себя руку, стал подниматься, она держалась за него. Он медленно повернулся, опустил ее на спину, лег сверху. Она была любопытно-послушной, наблюдая за ним. Просунув руку между ними, он нашел ее клитор и потрогал его, заставив ее задрожать, а его член начал твердеть от ее реакции. Джейкоб опустился ниже, приласкал ее груди руками и языком. Ее ноги обхватили его, мягкие соски уже были не такими мягкими; полные груди легли в его ладони. Он чувствовал, как она всем телом прижимается к нему. Он хотел, чтобы она трепетала в его руках, расслабилась, насладилась ощущением проникновения. Это не насытит тоску его сердца, но, может быть, утолит похоть на пару секунд.

Он не боялся, что она его отошлет. Он боялся потерять ее навеки. Мысль об этом росла у него в сознании, и он не мог вынести ее, зная, что это становится реальностью. Поэтому он яростно целовал ее, пытаясь послужить ей, хотя в глазах у него стояли слезы, и он не мог их остановить.

Что-то эхом отразилось в его сознании, мимолетная тень ее собственных мыслей. Это настолько близко к тому, что я на самом деле желаю, насколько возможно... и все же лишь суррогат того, чего мне так отчетливо не хватает. Но как я могу так по чему-то тосковать, если этого у меня никогда не было...

Когда он поднял голову, ее глаза были полны боли и страдания. Она цеплялась за него так, словно он был ее единственной надеждой удержаться на краю пропасти.

Он двигался внутри нее, не сводя с нее взгляда. Он бы соблазнил ее своим телом, поливая слезами, повторял бы, что любит ее. Больше всего на свете. Больше собственной жизни.

Она пыталась отвернуться, прижаться щекой к земле, но Джейкоб поймал ее за подбородок.

— Нет. Не отступайте. Дайте мне третью метку, и я никогда не оставлю вас одну. Никогда в жизни. Я этого хочу. Имейте милосердие, миледи. Пожалуйста... не оставляйте меня одного оплакивать вас.

Лисса уставилась на него, на непреклонную решимость в голубых глазах. Она не подозревала, что у нее может так болеть сердце.

К посланию Томаса был добавлен постскриптум, написанный рваным, прыгающим почерком, будто умирающий писал его уже на пороге смерти и отчаянно торопился, боясь, что не успеет сказать самое важное.

Вы были вместе и раньше... Пусть он примет свое решение... Он будет казаться вам слишком молодым, и он такой и есть во многих смыслах. Это поможет и вам оставаться молодой, но он также и стар, это старая душа. Не отрицайте его мудрости, уникальной и отдельной от вашей.

— Я не должна. Это неправильно.

— Пожалуйста.

Он взял ее лицо в ладони, так бережно, словно держал нежный бутон. Когда мужчина так касается лица, задерживается на нем, изучая — как Джейкоб изучал ее сейчас, как будто хотел так смотреть на нее вечно, — это значит, что он любит. Ну или по крайней мере заставляет женщину думать, что он ее любит. Достаточно, чтобы она была готова отдать за это все. Пожертвовать всем.

Только на этот раз Джейкоб был тем, кто хотел отдать все. Пожертвовать всем. В безумии любви к ней он считал это подарком, а вовсе не самопожертвованием.

Когда она обвила руку вокруг его шеи, он все понял и приподнялся. Держа руку на его шее, она понимала, что весь ее мир свелся к этим голубым глазам. Спокойным. Чистым.

— Тебе надо будет укусить меня за горло, вот здесь. Над артерией. — Она поднесла туда его руку, ее рука дрожала. Он сжал ее, успокаивая, хотя и сам тоже дрожал. — Попробуй клыками. Они проткнут кожу. Не нужно колебаться, не беспокойся, что мне будет больно. Кусай так сильно, как только можешь, и пей мою кровь. Я дам тебе знать, когда остановиться.

Он уставился на нее, почти не дыша, и все же она не могла отрицать, что чувствует примерно то же самое, в смятении от того, что собирается сделать. Те слова и действия, на которые она была еще способна, привели бы их на путь, с которого нет возврата.

Он пропустил ее волосы сквозь пальцы. Она помогла ему, перекинув густые пряди на другое плечо, и он склонился к ней. Но прежде чем перейти к ее шее, он прижался губами к ее губам, не закрывая глаз, и они смотрели друг на друга.

Нет. Она не сделает с ним этого.

Его интуиция не позволила ей изменить решение. Он ощутил ее колебание за секунду до того, как она хотела отпрянуть, раньше, чем она сама осознала этот импульс. Он схватил ее за волосы, откинул голову назад, вцепился в ее шею с неуклюжей кровожадностью молодого волка, убивающего первую добычу.

Всякий раз, когда он прикусывал ее или давал почувствовать давление своих зубов, она чувствовала прилив интенсивной эротической реакции. Укус запустил взрывные ощущения, которые взлетели в ней в ту секунду, когда его зубы прокусили кожу и потекла кровь.

Он замер, когда ее кровь наполнила его рот, привыкая к этому, и затем его глотка шевельнулась — он глотнул. Раз... два... три раза. Если бы он не получил второй метки, кровь не полилась бы в него с такой легкостью, но две метки давали ему интуитивную жажду крови.

Отведя его руку от своей щеки, она склонила голову. Не для того, чтобы отогнать Джейкоба, просто обеспечивая себе лучший доступ к его запястью. По сравнению с другими случаями, когда она его кусала, она проколола его почти деликатно, ослабляя захват, а не усиливая его, среди полосок вен и артерий. Ее губы дрожали, но тело было на пике решимости. Его член был глубоко в ней, удерживая ее на месте.

Я люблю вас, моя леди. Продолжайте, прошу. Никаких сожалений. Ни сейчас, ни потом. Если вы умрете завтра, я последую за вами из одной благодарности за честь быть вашим слугой навсегда... вашим рабом, если вам приятно так меня называть.

Она однажды уже держала такую каплю на пальце — жидкость, которая делает возможной третью метку. Сверкающую серебром, похожую на капельку ртути. Она наклонила ладонь, и капля упала в ранку на его запястье, смешалась с кровью из вены. Лисса закрыла глаза и позволила волшебству развернуться и обернуть их вместе, соткав энергию, которая свяжет их между собой. Она никогда не будет больше чувствовать себя одинокой.

Это было так же, как с Томасом, но и совсем по-другому, как будто душа, проникающая в ее душу, была той, которую она всегда знала, как свою собственную. Он только что доверился ей, так как же она может не сделать того же для него? По крайней мере на тот момент, когда третья метка связала их, она позволила всему быть открытым — ее сердцу, душе и разуму, и он мог прочесть там и увидеть все. Почувствовать, насколько это важно для нее, то, чего ей так не хватало, и что испытывает это каким-то изумительным новым способом.

Он хрипло вскрикнул, когда лента живого серебра проявила себя тем, о чем Лисса не предупредила его, потому что, конечно, никогда не собиралась его метить. Ее руки соскользнули на его спину, чувствуя изменения на коже: там горел особый узор, который будет показывать всем, что он носит третью метку. Ее особенную метку.

Когда мы только встретились, ты сказал, что тату — это нечто, что можно сделать, если ты уверен, что хочешь остаться с этим обязательством навсегда.

Я так и сделал... Боже, миледи...

Она плакала и двигалась на нем одновременно, снова объезжая его, проходя по спиральному туннелю, врываясь в усыпанную звездами вселенную, которая вмещала только их, где нечего бояться, где нет ничего, кроме этого момента.

Она видела рыцаря в своем сознании. Серебристая вспышка самурайского меча и туника крестоносца. Цветущий лотос и красные розы. Твердые мышцы, крепкое объятие. Ласковые руки, касающиеся ее детского лица; его темные волосы распущены и льются сквозь ее маленькие пальцы. Он тогда тоже пел, чтобы ее успокоить, только на японском языке.

Он дважды служил вам раньше. Он не вынесет разлуки с вами в третий раз...

У нее начала кружиться голова, она и вынырнула из затягивающих глубин памяти. Приложив пальцы к его губам, она коснулась его сознания.

Хватит, дорогой. Уже и так много. Хотя даже ей казалось, что никогда не будет достаточно.

Джейкоб медленно отстранился, ощущая, как рана медленно затягивается у него под языком. Его руки скользнули к ней на бедра, и она откинула голову на плечи, издав дикий низкий вопль, когда первая волна оргазма поразила ее, как неожиданно налетевшая буря. Их сознания сплелись воедино, как будто танцуя. Мир рассыпался на осколки и собрался вновь, и она больше не понимала, где кончаются ее собственные воспоминания и начинается тропинка в память Джейкоба. Она отдавала ему слишком много себя. Плохое вместе с хорошим кружилось в этом энергетическом вихре, но он мысленно сказал ей:

Я это все хочу, миледи. Не бойтесь, я с этим совладаю.

Слова Томаса снова прозвучали у нее в голове. Ваш душевный друг.

Собрав в горсть ее волосы, Джейкоб прижался к ним щекой, взял ее за руку и опустил на спину так, что теперь она глядела на низкие звезды холодного ночного неба. Ее тело содрогалось от каждой волны оргазма и жаждало еще, больше, больше...

— Кончай со мной вместе, — выдохнула она ему в ухо, сжав его внутри себя. И он выполнил это.

Она чувствовала все, что чувствовал он, на всех уровнях. И один из уровней ошеломил ее своей интенсивностью, такой глубокой, что в горле у нее возникли рыдания.

Все его тревоги и страхи, все сомнения... он их развеял — все. От него к Лиссе хлынула волна облегчения, такая мощная, что ее сердце словно превратилось в воздушный шар и взлетело к верхушкам деревьев.

Она так встревожилась, получив от него то, чего ей не следовало просить, что не понимала, как много это для него значит — убедить ее принять подарок, который он щедро предлагал ей с самого начала.

Для него больше не будет вопросов, неважно, куда они пойдут и что им придется делать. И поскольку она ощутила, как эта истина изливается в нее с силой его извергающегося семени, она почувствовала, что ее душа тоже успокаивается. По крайней мере сейчас.

Чтоб меня, если ты не был прав под конец, лукавый монах.

Протянув руку, она в изумлении потрогала лицо своего слуги. Я люблю тебя, Джейкоб Грин.

— Я люблю тебя, — произнесла она вслух. — Но не жди, что это что-то изменит. Ты тот, кто ты есть, а я та, кто я. Со мной не станет легче жить.

Он поцеловал ее. Задержав надолго и неподвижно свои губы на ее губах, он прижался лбом к ее лбу, закрыл глаза, взяв ее лицо в ладони, как драгоценную жемчужину в оправу. Ночь текла мимо, и реален был только этот миг, биение его сердца, ее тихое дыхание.

Когда наконец он поднял голову, в голубых глазах плескался озорной огонек, который она так хорошо знала.

— Миледи, я только что обрел настоящее чудо. Только жадный и неумный мужчина захочет два, особенно в одну ночь.

Она его стукнула легонько кулачком в грудь, он поймал ее руку, но она посерьезнела.

— Я умираю, Джейкоб, — тихо сказала она, высвобождая руку, и приложила пальцы к его губам — чтобы не перебивал. — С этим ничего нельзя поделать. Ничто не сможет изменить это. Сейчас имеет значение только то, что я защищаю тех, кто зависит от меня. Если придется выбирать между этим и моим личным благополучием, ты должен обещать мне, что всегда будешь ставить на первое место их. Поклянись.

Его взгляд задержался на ней, но он молчал. Она оттолкнула его.

— Ваши цели будут моими, миледи, — сказал он наконец. — Хотя я буду стараться защищать вас.

Предстояло Собрание Совета. Карнал. Конец ее жизни и все, что она должна была для этого приготовить. Дела, с которыми надо было управиться с помощью Джейкоба. Она будет бесстрастно исполнять свой долг, а это означает, что если ей придется быть жестокой к Джейкобу более, чем он до сих пор мог вообразить, то она будет.

Когда он обернулся и снова подмял ее под себя, она увидела, что он прочитал ее мысли.

Его локти прижались к земле по обе стороны от ее головы так, что ей приходилось смотреть ему в лицо.

— Моя любовь к тебе ничего не значит в том мире, в котором я должна жить. Ты понял это, Джейкоб?

Джейкоб коснулся ее лица губами. Ее сознание было еще открыто ему, знала она о том или нет, поэтому он чувствовал ее страхи и тревоги, как и ее неукротимую решимость. Да, он для нее — то, что нужно.

— Это означает для меня все, моя леди. Только это имеет значение. Неважно, что вам понадобится, я всегда буду на вашей стороне.