– Месс Райтен, мы не забыли, какую важную услугу в своё время вы согласились оказать моему младшему брату Каалету. Королевство всегда благосклонно к своим лояльным подданным. Кажется, первой у вас родилась дочь? – радушно приветствовал король янтарного королевства Таалот Ниянерен своего гостя.
– Да, Ваше величество, – склонившись в глубоком поклоне, подтвердил Легаар Райтен, чуть полноватый псиво-рыжий мужчина лет пятидесяти, – Милостивая Владелица Янтарных Чертогов сразу же благословила наш брак прекрасной девочкой. Моя дочь редкая красавица, ваше величество.
– Это хорошо, месс Райтен. Вы захватили её портрет, как вас попросил мой посланник?
– Вот, вот, ваше величество! – месс Райтен суетливо вытащил из-за пазухи медальон на тонкой цепочке и протянул его своему высокородному собеседнику.
Король раскрыл незатейливую вещицу и принялся внимательно рассматривать изображённую на миниатюре девушку и медовый, с красным отливом локон волос, помещённый там же под слюдяную пластинку. Таалот долго всматривался в её ещё по детски пухлое личико. Ярко-голубые глаза под тёмно-каштановыми бровями наивно смотрели на мир, прямой, слегка вздёрнутый носик, румяные щёчки и чуть приоткрытые розовые губы вызывали у зрителя желание погладить ребёнка по головке и дать ему леденец.
– Сколько лет девочке на этом портрете? – спросил король после продолжительного молчания.
– Четырнадцать, – опять поклонившись, ответил его посетитель, – это самое последнее изображение моей дочери, ваше величество.
– Скоро ей будет семнадцать, – задумчиво произнёс король, – скажите, месс Райтен, вы можете гарантировать, что и теперь она так же невинна, как на этом портрете?
– Ва-ваше величество, ч-что Вы! Девочка воспитывается в пансионе мессы Латиры! Месса Латира дама очень строгих нравов. Прививает своим воспитанницам любовь к ведению домашнего хозяйства и рукоделию.
– А читать девушка умеет? – подозрительно спросил король.
– И читать, и писать и считать умеет! Как иначе вести домашние книги мужа? Месса Латира готовит превосходных хозяек! – проговорил месс Райтен, а потом, спохватившись, добавил. – Её воспитанницы одинаково прекрасно обучены как вести домашнее хозяйство, так и блистать во дворце, ваше величество!
– Скажите-ка мне ещё одну вещь, месс Райтен, – продолжал допытываться монарх, – а нет ли у вашей дочери каких-нибудь особых знаков на теле?
– Есть, ваше величество. Родинка. М-м-м, простите, янтарного цвета, в виде капли. На… простите ещё раз, ниже спины. О ней никто не знает, кроме жены и меня, ваше величество! Даже сама Лаатая. Наших магических сил не хватило, чтобы её свести, а обращаться к постороннему магу за помощью в этом деле мы не решились. Просто прикрыли её иллюзией.
– Вы всё больше радуете меня своей догадливостью, месс Райтен. Это следует поощрить. Кажется, ваш ближайший сосед, барон Питаар уже стар и потерял надежду произвести на свет наследника мужского пола, а у вас их несколько? Не хотите породниться с ним?
– Но… его дочь немного старше моего самого старшего сына?!
– Значит, не хотите?
– Хочу, хочу, ваше величество! Это ж я просто так, случайно мысль вырвалась! Ну что такое десять лет для любящих сердец? – пошёл на попятную посетитель.
– Вот и я о том же. Привозите вашу девочку ко двору, и если она так же хороша и невинна, как вы уверяете, то я поспособствую помолвке вашего сына с дочерью Питаара.
– Таюшка, какая же ты счастливая! Твой отец забирает тебя отсюда и везёт ко двору! – щебетала подругаНияра. – А вдруг в тебя влюбится сам принц?
– Ния, – поучительным голосом наставницы Латиры обратилась к ней Лаатая, – принцы влюбляются только в принцесс! – и она поправила воображаемые очки на носу. – А дочери мелкопоместных дворян выходят замуж за таких же мелкопоместных дворян! Но это не значит, что господа дворяне согласны брать в жёны невоспитанных грязных неумех! – и обе девушки прыснули со смеху. – И потом, Ния, о каких принцах ты говоришь, у короля три дочери!
– О заморских! – не хотела сдаваться подруга. – Вот встретишь на балу прекрасного заморского принца, герцога или вообще короля, и он тут же влюбится в тебя!
– Влюбится, и что? Жён им выбирает камень судьбы!
– Эх, какая ты не романтичная, Тая! Давай хотя бы помечтаем! О том, как тебя увидит прекрасный принц, тут же влюбится и увезёт в свою волшебную страну и будет там любить тебя до умопомрачения!
– Как-то ты это сейчас зловеще сказала, Ния. Зачем до умопомрачения-то?
– А затем! Говорят, когда сильно любят, ум и меркнет!
– У тебя точно ум уже померк, подружка. Так сильно любишь своего Таарона?
– Да. Я люблю своего Таарончика, но я не о том умопомрачении, Тая, а о том, когда ночью, в постели. Ну, ты понимаешь?
– Тише ты, болтушка! Будет тебе умопомрачительная ночь в углу классной комнаты на коленях! Давно на горохе не стояла?!
И Лаатая принялась по новой перекладывать своё немногочисленное имущество. Пара нижних рубашек, пара длинных панталон и серое шерстяное платье с высоким воротником стоечкой, который разрешалось украшать скромным белым или светло-серым кружевом собственного изготовления, этот наряд считался праздничным. Немного темнее по цвету и из более дешёвого сукна скромные платья были надеты на девушках сейчас. Вот и всё. Ещё в качестве прощального подарка месса Латира, директриса их пансиона для благородных девиц, подарила Лаатае, как и всем выпускницам до неё, поучительную брошюру собственного авторства, содержащую все самые ценные сведения о том, как надлежит вести себя воспитаннице столь высоконравственного заведения после того, как она покинет его стены.
Нияра уже бегло пролистала эту многомудрую книжицу, в надежде обнаружить там советы, как вести себя с мужем после свадьбы. Советы были. Но всё о том же, чему их учили долгие восемь лет. "Слушайся во всём отца, а после свадьбы мужа своего. Веди хозяйство в доме его. В строгости держи детей и домочадцев его". А о том, как же этих детей заполучить, не было сказано ни слова. Девушки обернули ценное издание в красивую обёрточную бумагу, зная, что такое внимание к сему труду польстит их директриссе.
Подруга в последний раз обняла Лаатаю, пожелала ей найти самого сногсшибательного в мире принца и убежала на занятия по садоводству, а проще говоря, пропалывать грядки в огороде директрисы Латиры. Лаатая осталась одна в спальне, которую она на протяжении восьми лет делила с ещё девятью девочками разного возраста, родители которых сочли пансион мессы Латиры лучшим местом для воспитания их дочерей.
Никогда, даже ночью, когда было слышно лёгкое дыхание подруг, в комнате не было такой тишины. Не смеялись близняшки Тайя и Майя, не хрустела сухариком полная Ваанетта, не брюзжала вечно недовольная Риизелла. Одиночество пугало, давило. Лаатая уже жалела, что отец забирает её из пансиона. Да, месса Латира строга. Да, частенько девочки укладывались спать голодными. Да, нравоучения мессы Латиры о том, какой должна быть добронравная жена, порядком надоели, но… это был привычный мир. Единственный, который знала и помнила девушка. И вот отец увозит её. Не домой, в их отдалённое поместье на берегу моря, где она не была долгие восемь лет, а сразу в столицу. Неужели подыскал ей достойного жениха?
***
Когда отчаяние ожидания достигло пика, в коридоре послышался звук приближающихся шагов. Лаатая без труда узнала мессу Палею. Так и виделось, как сухая и прямая, как жердь наставница с вечно недовольно поджатыми губами и безупречным пучком на голове мелко семенит по длинному холодному коридору, зорко рыская своими глазами в поисках нарушителей дисциплины. Вот сейчас резко откроется дверь, и она отругает девушку за то, что она прогуливает важнейшее занятие по садоводству.
Дверь открылась, и вошла месса Палея. Всё как всегда. Строгое серое платье с небольшой серебряной брошью, идеально прямая спина, из пучка на затылке не выбивается ни единой волосинки. Вот только… что это у неё на лице? Неужели она так улыбается? Как будто какой-то шутник-скульптор изваял улыбку на лице статуи богини возмездия.
– Лаатая, милая, ты уже собралась? – елейно начала она разговор, отчего девушка впала в полный ступор и только смогла кивнуть головой в ответ. – Твой папа уже ждёт тебя, чтобы забрать и отвезти в столицу. Мы все уверены, что ты и там будешь помнить о том, где ты воспитывалась, и не посрамишь славное имя пансиона мессы Латиры.
Лаатая опять согласно кивнула головой, подхватила баульчик со своими скромными вещами, крепко прижала к груди подаренную брошюру и вышла из комнаты следом за наставницей. Месса Палея провела её в святая святых пансиона – кабинет директрисы Латиры. Там, развалившись в одном из гостевых кресел и попивая янтарную жидкость из округлого бокала, уже поджидал её отец, месс Легаар Райтен, а месса Латира преданно сверлила его взглядом.
– … Да, сам король пригласил мою девочку ко двору, – продолжал вещать папа. – Более того, он лично попросил у барона Питаара руки его старшей дочери для моего наследника Реесана. Идё-ёт, идёт в гору род Райтенов. Вы ещё много услышите о нас!
Лаатая присела в полагающемся книксене перед директрисой и скромно замерла у двери.
– Дочка, можешь больше не приседать перед низшими сословиями. Запомни, тебя призвал сам король! Ты возносишься на вершину. Пусть теперь они тебе кланяются, – покровительственно сказал ей отец, поднялся из кресла, допил содержимое бокала и небрежно поставил его на безупречную стопку бумаг на столе директрисы Латиры, которая с кривой улыбкой стерпела столь вопиющее нарушение.
Отец величественно, как будто это его король призвал ко двору как минимум личным советником, направился на выход. Директриса, угодливо пропустив Лаатаю вслед за ним, почтительно семенила чуть позади.
До сих пор девушка не вымолвила ни слова. Во-первых, и это главное, её ни о чём не спрашивали, а во-вторых, слов просто не было! Строгая, величественная, как корабль, месса Латира угодливо пресмыкалась перед её папой! Она со всеми родителями так? Или папа действительно стал большой шишкой при дворе?! А может… и вправду руки Лаатаи попросил прекрасный принц? Но у короля только девочки. Неужели… король решил женить своего беспутного брата, слухи о похождениях которого доходили даже до их закрытого пансиона. Да нет, тому уже далеко за тридцать, совсем старик. А, кстати, что папа сказал насчёт обручения братика Реси и наследницы Питаара?
– Папа, – решилась спросить девушка после того, как они уселись в старенькую папину карету, – сколько лет невесте Реси?
– Немногим более двадцати. – снисходительно ответил отец. – Замечательная выйдет пара, скажу я тебе. К тому же барон уже стар и болен. Должен же кто-то приглядеть за его владениями. Я думаю, что мне это будет по плечу, – самодовольно добавил он.
– Папа! Но Реси исполнилось всего пятнадцать!
– И что? Только поэтому нужно отказываться от баронства?
– А… но как же любовь, папа?!
– Забудь такие глупые слова, дурёха! – прикрикнул на неё месс Райтен. – Начитаетесь всякой дряни, палками потом выбивать приходится!
Лаатая вспомнила зачастую красное от слёз лицо матери и тщательно замазанные синяки на нём. То, как мамочка всегда сжималась, если отец находился рядом, как она всегда старалась прикрыть старшую дочь собой, как подставляла себя под удары пьяного мужа, предназначавшиеся маленькой девочке. Как убеждала малышку, что в пансионе ей будет лучше. Значит, мама просто начиталась глупых книжек о любви и поверила им. Никогда, никогда Лаатая не возьмёт в руки эти грязные книжки! Зачем читать о том, чего нет и быть не может. Отец решил судьбу малыша Реесана, хотя какой он малыш, пятнадцать лет, небось уже больше её, старшей сестры! Теперь решит и её судьбу. Вот бы попался добрый жених, чтобы не обижал, а лучше, чтобы сразу же уехал на какую-нибудь войну, и там и остался… или был настолько старый, что быстро умер. А, может, не так уж и плох младший брат короля Каалет? Достаточно стар, и терпеть его придётся недолго? Лаатая вздохнула и крепче прижала к груди брошюру мессы Латиры.
– А ну, что у тебя там, дай проверю! – и отец выхватил книжицу из рук.
Он брезгливо листал опус с нравоучениями и презрительно морщился, затем отодвинул пропылённую шторку и выкинул брошюрку в окошко.
– Смирение, благовоспитанность, послушание… надеюсь, не только для этого призывает тебя сам король! Под кого подложит… да что там, приедем и всё узнаем!
***
Ночевать остановились на постоялом дворе. Отец провёл Лаатаю в комнату с единственной большой кроватью, заявил, что ночевать они будут вместе, так дешевле, велел дожидаться ужина и вышел из комнаты.
Вскоре расторопная служанка принесла поднос с ужином. Тарелка наваристого овощного рагу с мясом, мягкая лепёшка и стакан настоящего, не снятого, как в пансионе, молока. Давно девушка так не пировала, она даже не смогла съесть и половины. После ужина заняться было совершенно нечем, даже той занудной брошюрки, которая бы сгодилась для того, чтобы скоротать вечер и побыстрее заснуть, у неё теперь не было. Поштопать одежду? Но её вещи в полном порядке. А может, стоит подлатать папины вещи? С такими мыслями она раскрыла отцовский саквояж. Сверху лежала аккуратно сложенная рубаха, Лаатая внимательно осмотрела её. Рубаха была новой и в починке не нуждалась. Девушка хотела проверить следующую вещь, как вдруг взгляд зацепился за гладкий чёрный шёлковый шарф, в который было что-то завёрнуто. Папина помощница слегка тряхнула его, и на колени выпали странные вещи. Первой в глаза бросилась плётка с крепко затянутыми узелками по всей длине и прикреплённым свинцовым шариком на конце. Зачем в отцовском саквояже плеть? У них же есть кучер? И эта плеть слишком мала для понукания лошадей? Рядом с плетью лежали браслеты, к которым были присоединены тонкие длинные цепочки. Два побольше и два немного меньше. Не ошейники, это точно, да и такие слабенькие цепи не удержат собак. Для кого же всё это? Лаатая решила не испытывать судьбу, завернула всё обратно в шарф, который и уложила на прежнее место, а сверху так же аккуратно уложила рубашку.
Делать было совершенно нечего, за окном давно потемнело, и Лаатая, как прилежная пансионерка, привыкшая рано ложиться и рано вставать, решила лечь спать, хоть она и достаточно выспалась в дороге. Девушка сняла своё платье, оставшись в длинной рубахе и таких же длинных, до щиколоток панталонах. Затем, закрывшись изнутри на замок, быстро сбросила их и протёрла тело мягкой тряпицей, смачивая её остывшей водой из таза, предназначенного для этих целей. Подумав, она надела свежие панталоны, а прежние простирнула в оставшейся воде и повесила их на спинке колченогого стула, стоящего около окна. Затем забралась под одеяло и незаметно для себя крепко заснула.
***
Проснулась Лаатая оттого, что почувствовала, как её левую ногу у щиколотки обмотали чем-то плотным и тянут вниз и немного в сторону. Она попыталась дёрнуться, но оказалось, что обе руки и правая нога крепко привязаны к прикроватным столбикам. Девушка попробовала освободиться и пнуть того, кто пыхтел в изножии кровати, но там что-то щёлкнуло, и её левая нога тоже лишилась свободы манёвра. Она поняла, что лицо полностью замотано плотной тканью. Продолжая извиваться, Лаатая глухо позвала:
– Папа!
– Тихо! Не ори, дура, а то заткну рот! – раздался голос отца.
– Папа? – удивлённо произнесла девушка.
– Папа, папа, – хрипло ответил он. – Полежи немного так, я должен проверить сам, что же я везу королю, достойный ли подарок, а вдруг у тебя есть какой-нибудь незамеченный ранее изъян, и король потом будет на меня гневаться.
– Папа, развяжи меня, мне страшно, папа!
– Тебе нечего бояться, моя малышка, это же я, твой папка, – продолжал взволнованно шептать отец, и Лаатая почувствовала, как он подползает к изголовью, одновременно задирая подол её длинной рубахи. – Все отцы так делают, доченька, перед тем, как отдать свою кровиночку в другие руки, я должен убедиться, что предлагаю королю наилучший товар!
Его рука медленно поднималась вверх по телу девушки, он совсем задрал рубашку, накинув её на голову дочери. Лаатая почувствовала, как трясущиеся пальцы обводят её грудь, приближаясь к её соску, затем он ущипнул сосок так, что девушка вскрикнула.
– Папа, не надо, – сквозь слёзы попросила она.
– Я действую согласно наставлениям, которые нам выдали в брошюре для юных кавалеров, – каркающе рассмеялся он, – будем ласкать твои сосочки, пока они не затвердеют, непослушная девчонка!
И девушка почувствовала, как её грудь лизнули, затем другую, а потом впились в неё губами, затем довольно ощутимо укусили, одновременно Легаар грубо мял её другую грудь, а его вторая рука потянулась вниз, проникая под завязки панталон. Его хриплое дыхание, переходящее в пугающий рык, перекрывало жалобный скулёж девушки.
– Папа, папа, прошу тебя, не надо, – сквозь слёзы шептала она.
– Ты такая же порочная как и твоя мать! Ты обязана отдать мне то, что я не получил от неё, – бессвязно бормотал он, беспорядочно шаря руками по телу Лаатаи.
Всё чаще его руки останавливались в районе промежности девушки, грубо надавливая на неё и стараясь протолкнуть палец сквозь панталоны вовнутрь. Затем Лаатая почувствовала у живота холод металла и услышала, как трещит ткань разрезаемых кинжалом панталон.
– Зачем, папа, зачем?! – уже в голос рыдала девушка.
– За грехи. За грехи твоей матери, за твои грехи и грехи всего вашего женского племени! – бормотал обезумевший мужчина, разрезая и вторую штанину. – Идеальное тело! Молодое! Аппетитное! Это ты виновата! Развалилась в моей постели! – и его руки стали жадно оглаживать ноги девушки, всё чаще останавливаясь между бёдер, проводя пальцами там, где она сама стеснялась даже мыть себя.
– Развратная девка, проси, проси меня!
– О чём, папа? – смогла выдавить сквозь слёзы Лаатая.
– Повторяй! "Войди в меня, мой господин!"
– Зачем?!
И тут ноги девушки обжёг удар плётки.
– Что я тебе велел!
– Войди в меня, мой господин! – прорыдала она.
– Не проси, развратная тварь! Не для того я тебя растил! Ночи у твоей кровати не спал, платил за обучение! – разошёлся Райтен. – Я должен доставить тебя королю в целости! Разве что…
И он навалился на неё своим грузным телом, Лаатая поняла, что он абсолютно голый. Райтен начал тереться об её живот чем-то твёрдым, затем, немного попыхтев, приподнялся, сжал её груди руками и продолжил двигать этим между них, иногда задевая мягким навершием о подбородок девушки. Лаатая брезгливо отворачивала лицо в сторону, продолжая тихонько всхлипывать. Вскоре его движения участились, мужчина тоненько застонал, и на девушку пролилась тёплая жидкость, которую он с облегчённым стоном размазал по её груди.
– Ничего-то ты не можешь! – злобно произнёс он напоследок, набросил на неё одеяло и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
***
Пришёл Райтен только под утро. От него резко пахло вином и ещё чем-то сладковато-неприятным. Он отвязал затёкшие руки и ноги девушки, велел ей быстро собираться и опять вышел. Лаатая кое-как содрала с лица тот самый шёлковый шарф, затем долго растирала ставшие непослушными руки и ноги и быстро оделась. Служанка принесла завтрак, но есть совершенно не хотелось. У неё не укладывалось в голове, как же так, неужели каждая девушка подвергается такому? Для чего? И почему Райтен – язык больше не поворачивался называть его отцом – говорил те злые слова? Какой грех? Её милая мама, всегда такая тихая, незаметная в его присутствии. Неужели он её избивал? Той самой плёткой, след от которой до сих пор горел на ногах девушки.
Дверь отворилась, и вошёл тот, кого Лаатая считала своим отцом. Она сжалась и постаралась стать как можно незаметнее, совсем, как мама.
– Проговоришься кому о том, что ты устроила этой ночью, ославлю тебя на весь королевский дворец и продам в бордель! Идём, – угрюмо сказал он и, подхватив саквояж со своими вещами, вышел из комнаты.
Лаатая последовала за ним. Ей казалось, что все начнут показывать на неё пальцами и кричать: "Порочная!" Девушка низко опустила голову и быстро шла к выходу, каждую секунду ожидая злобных выкриков, но заспанные слуги и немногочисленные в это время постояльцы занимались каждый своими делами, и их совершенно не интересовал старый развратник, путешествующий с молоденькой девушкой.
В карете она забилась в противоположный от мужчины угол и затихла там, прикрыв глаза. Лаатая не хотела видеть этого извращенца. Она могла только надеяться, что его проверка закончилась, и больше такой стыд никогда не повторится.
– Чего ты так боишься? – начал разговор Райтен. – Эта глупая гусыня директриса Латира научила тебя, как быть полезной своему господину днём и совсем не подготовила к тому, что вы обязаны делать для него ночью! Я бы научил тебя тому, как следует ублажать своего мужа и господина, но короля интересует твоя невинность. Интересно, для кого он тебя прочит? Ну, не наше это дело, наше дело доставить тебя его величеству и получить причитающееся вознаграждение. А то, что ты такая же ледышка, как и твоя мать, не моя в том вина, а Каалета Ниянерена! – и мужчина злобно выругался.
Лаатае очень хотелось узнать, в чём и почему он обвиняет беспутного младшего брата короля, но страх перед этим человеком, открывшимся с совершенно новой стороны, отбивал напрочь желание задавать какие бы то ни было вопросы.
Днём они остановились в придорожном деревенском трактире, где дородная подавальщица, призывно виляя могучими бёдрами, принесла им полную миску горячей каши с огромными кусками мяса, кувшин холодного вина для отца и кучера и морс для девушки. Лаатая, пребывая в полном оцепенении, совершенно не хотела есть, она взяла предложенный морс и стала пить его мелкими глотками.
– Почему не ешь? – недовольно спросил Райтен.
– Не хочется, – шепнула в ответ девушка.
– Как хочешь, за пару дней ничего с тобой не случится! – покладисто согласился он, придвинул к себе всю миску с едой и споро заработал ложкой.
После обеда они продолжили свой путь. Лаатая, так жаждавшая вырваться из надоевших серых стен пансиона, так мечтавшая посмотреть мир вокруг, теперь не замечала ничего. Ни пронзительно синего неба, ни игры стрижей над рекой, ни закидывающих свои сети рыбаков, все эти картины отмечались глазами и проходили мимо её сознания, и уже через час она не могла бы сказать, а была ли та река в действительности или пригрезилась ей в полудрёме.
К вечеру карета завернула на очередной постоялый двор. Райтен вышел из неё и злобно уставился на дочь.
– Выходи! – коротко приказал он.
– Я… я пережду здесь, – просительно произнесла она.
– Выходи, тьма тебя возьми! – злобно зашипел он. – Получишь ты отдельную комнату!
На них уже стали обращать внимание, и Лаатае пришлось выбираться из кареты. Она покорно пошла за Райтеном, с облегчением услыхав, как он требует для них две комнаты и, получив ключ, быстро прошмыгнула в свою. Там она сразу же защёлкнула замок, но, вспомнив, что прошлой ночью замок тоже был закрыт изнутри, придвинула к двери массивный комод. Через некоторое время послышался стук в дверь, девушка испуганно сжалась. Стук повторился.
– Мессита, ваш ужин, – раздался из-за двери детский голос.
Есть хотелось, но сил отодвинуть комод уже не было. Да и что подумают там, за дверью, когда она начнёт его двигать?
– Спасибо, я не голодна, – ответила она, – можете сами съесть его.
– Благодарю, мессита, – услышала она ответ, а затем и удаляющийся звук шагов.
За окном собирались тучи, на улице и в комнате стремительно темнело. Лаатая с сомнением осмотрела комнату. Спрятаться здесь было негде. Узкий шкаф, маленький стол, два потёртых стула возле него, видавший виды комод у двери и кровать. Слава янтарному свету, без балдахина и ужасных столбиков, к которым можно было бы привязать её. Кровать. Она достаточно высокая, девушка с надеждой заглянула под неё. Немного пыльно, но для её цели сойдёт. Лаатая забрала подушку и одеяло и полезла с ними под кровать, положила подушку в изголовье, завернулась в одеяло и, немного повозившись и приглушенно чихнув, затихла. Матрац в пансионе был ненамного толще её нынешней постели, кровать над головой придавала призрачное чувство защищённости, и девушке, несмотря на мучавшее её чувство голода, удалось заснуть.
Разбудил её громкий стук в двери, на улице едва брезжил рассвет.
– Вставай, засоня, – недовольно ругался из-за двери Райтен, – король прислал гонца, велел торопиться!
Спросонья Лаатая пыталась резко подскочить и больно ударилась лбом об днище кровати. Она потёрла ушибленное место, уже понимая, что там наливается здоровенная шишка. Девушка осторожно вылезла из своего убежища, вытащила оттуда постельные принадлежности, сложила их на кровати и попыталась привести себя в порядок. Платье, в котором она улеглась спать, сильно помялось, и Лаатая решила надеть своё выходное шерстяное платье со сплетёнными лично ею кружевами, тем более уже сегодня предстояла встреча с его величеством. Наряд был уже слегка коротковат и ощутимо жал подмышками и в груди, но… это было её единственное приличное платье. Быстро переодевшись, девушка занялась своей причёской и попыталась скрыть ужасную шишку на лбу. Шишка скрываться не желала.
– Долго тебя ещё ждать?! – раздался рёв из-за двери, и Райтен со злобой пнул в дверь ногой.
Лаатая махнула на шишку рукой, подбежала к комоду у двери и со всех сил упёрлась в него. Комод жалобно скрипнул, чуть сдвинулся с места и застрял. Сколько девушка не пыхтела вокруг него, поддаваться он не желал.
– Что там у тебя?! – недовольство мужчины нарастало.
– Комод, – пришлось ответить Лаатае.
Райтен всем телом навалился на дверь, та не поддалась, пока Лаатая не спохватилась и не открыла замок изнутри. Подошедший кучер помог отцу выдавить дверь, и та сдвинулась с места вместе с комодом. Красная, как рак Лаатая проскользнула в образовавшуюся щель и поспешила вслед за спешащими мужчинами, радуясь, что те не стали пристально её разглядывать. Они сразу прошли к карете, забрались в неё, и кучер резво тронул лошадей.
– Сегодня я представлю тебя его величеству, – недовольно начал отец, – могла бы сама догадаться и надеть платье покрасивее. Теперь придётся переодеваться в карете, – усмехнулся он.
– Это моё самое нарядное платье, – тихо откликнулась девушка.
– Это рубище?! – не поверил Райтен.
– Это платье для торжественных мероприятий, – неуверенно поправила его Лаатая.
Мужчина схватил узелок с её вещами и вывалил всё на пол кареты, брезгливо поворошил бельё ногой, тяжело вздохнул, затем позволил девушке собрать весь её нехитрый скарб.
– Да–а, – протянул он, – ты можешь не приглянуться королю в таком виде. Ну-ка, дай я рассмотрю тебя получше!
Райтен схватил Лаатаю за подбородок и вгляделся в её лицо.
– Эт-то ещё что такое? – воскликнул он, увидев на её лбу наливающуюся шишку, отёк от которой постепенно опускался на правое веко.
– Ушиблась, – пискнула девушка, пытаясь вырваться из крепкого захвата.
– Не-ет, это заговор! Ты с твоей матерью определённо собрались сжить меня со свету! Как я покажу ЭТО, – и он брезгливо повёл в её сторону рукой, – королю и его брату! Не смей лить слёзы! До полной картины не хватает ещё твоего красного носа! Ох-хо-хох, пока пристроишь тебя, сам здоровье потеряешь. Какая же обуза эти дочери! Толи дело Реесан, женится вскоре на дочери старого барона Питаара и принесёт мне на блюдечке всё его баронство! Вот как нужно радовать своего папку, беспутница!
Лаатая тихо сидела в своём углу, отрешённо прикрыв глаза. Она надеялась, что Райтену надоест выдумывать беспочвенные обвинения, и он замолчит. А ещё очень хотелось есть, девушка уже не помнила, когда она ела в последний раз. Постепенно чувство голода притупилось, и она впала в полузабытье, не обращая внимания на продолжающееся ворчание. Впрочем, пусть ворчит, лишь бы не трогал её своими мерзкими жирными руками. Так вскоре и случилось, мужчине надоело попусту беседовать самому с собой, и он замолчал. Сколько продолжалась поездка, Лаатая определить бы не смогла, лишь отметила, что солнце перевалило далеко за полдень и стало клониться к закату. Из оцепенения её вывел голос отца:
– Подъезжаем. Приведи себя в порядок, неряха! Распусти косу! – приказал он, вытаскивая кинжал.
Непослушными руками девушка расплела косу, глядя при этом на отца огромными от ужаса глазами, а он медленно протягивал руку с кинжалом к её лицу. Лаатая перестала дышать, она не смогла бы произнести ни звука, даже если бы от этого зависела её жизнь, а Райтен с садистской усмешкой подхватил прядь её волос у лица и отхватил их по самые брови.
– Вот, – удовлетворённо произнёс он, – теперь заплетай. Попытаемся скрыть твою ужасную шишку на лбу.
Лаатая пробежалась гребнем по волосам и быстро переплела косу. Непривычная чёлка щекотала лоб, но девушка и сама согласилась, что так будет лучше. Может, король не прогонит их из дворца с позором? Ей было страшно возвращаться домой с этим человеком. Человеком, которого она, оказывается, совсем не знала.
Постепенно под колёсами застучала брусчатка столицы Каанеты – Плаасы. Как мечтала Лаатая побывать здесь! И вот она в столице. Сидит в уголке обшарпанной отцовской кареты и сверлит глазами свои колени.
Карета остановилась, и отец вышел. Он отсутствовал около часа и вернулся с юрким молодым человеком, который уселся рядом с кучером и велел гнать лошадей прочь от дворца.
– Недостаточно почётен для них Легаар Райтен, – опять ворчал отец, – погнали к чёрному ходу! Ничего, и это стерпим, лишь бы рассчитались, как обещали.
Карета замедлила ход. Провожатый ловко спрыгнул на землю и пригласил их последовать за ним в незаметную калитку, которую он открыл небольшим ключом. Райтен первый вылез из кареты и галантно предложил Лаатае руку. Девушка испуганно шарахнулась от проявленной любезности, но потом смогла взять себя в руки и, оперевшись на предложенную длань, выбралась наружу. Она успела заметить, что экипаж остановился в безлюдном переулке, ограниченном стенами, поросшими диким виноградом, в калитку одной из которых её спешно завели. Затем они прошли по тенистым дорожкам до небольшого домика, видимо в нём обитал садовник этого чудесного парка. Сопровождающий их человек уверенно, без стука, вошёл в дверь, опять открыв её своим ключом, пропустил гостей, закрыл дверь изнутри и подошёл к следующей двери и, отперев её очередным ключом из связки, молчаливым кивком головы пригласил гостей следовать за ним, предварительно прихватив с собой чадящую масляную лампу, которая развеяла мрак, таящийся там.
– Ступеньки, – услышала Лаатая краткое предупреждение их провожатого.
Как ни опасалась она неизвестности подземного хода, но не решилась воспользоваться помощью Райтена, уж лучше споткнуться и упасть, тогда появится вполне правдоподобное оправдание шишки на её лбу. А что, это хорошая идея! Девушка сделала вид, что споткнулась и упала на землю.
– Доченька, что с тобой, ты не ушиблась? – к ней мгновенно подскочил заботливый отец.
– Кажется, я ударилась головой, – нерешительно произнесла она, потирая пострадавший ранее лоб.
– Ах, ну как же так, – тут же включился в игру Райтен, – как мы появимся перед его величеством?! Тебе очень больно?
– Ничего, я потерплю, только вот шишка…
– По прибытии вас осмотрит лекарь, – процедил целую фразу их провожатый и продолжил путь.
– Я поддержу тебя, малышка, – произнёс Райтен, после чего крепко, до боли схватил её за предплечье и потащил за собой.
После примерно получасовых блужданий по разветвлённой сети тайных ходов, когда голодная Лаатая окончательно выдохлась бежать за мужчинами, их провожатый в очередной раз достал свою связку ключей и, открыв одним из них очередную незаметную дверцу, впустил гостей в помещение, ярко освещённое последними лучами закатного солнца.
– Ожидайте здесь, – коротко распорядился он и вышел. Послышалось, как снаружи щёлкнул закрывающийся замок.
– Встань здесь! – велел ей Райтен и указал на затемнённое место у пустого камина в дальнем от окна углу.
Лаатая предпочла бы сесть, ноги еле держали её, но она не посмела ослушаться и покорно заняла указанное место. Прошло довольно много времени, заполненного тяжёлым молчаливым ожиданием, девушка всё больше нервничала. А вдруг про них забыли? И она навечно останется в комнате с этим ужасным человеком. Интересно, через сколько времени может наступить смерть от голода? Или быстрее можно умереть от жажды? Хотя нет, от жажды им смерть не грозит, на небольшом столике стоит графин с заманчивым содержимым. Может, подойти и попить? Ну уж нет, потом ещё и в туалет захочется, лучше уж всё-таки умереть от жажды, чем с этим…