Глава 6 Эверам – ложь 334◦П.◦В.



Ренна стиснула зубы, наблюдая, как Шанвах кормит отца с ложечки жидкой кашей. Шанджат глотал, тупо глядя перед собой. Его аура ярко горела жизнью, но оставалась ровной и неподвижной. Ауры выдавали эмоции, но Шанджату нечего выдать.

От этой картины ее замутило. Два дня назад Шанджат был здоровым мужчиной в расцвете лет. Намного лучшим бойцом, чем Ренна. Теперь у него осталось не больше воли, чем у ее старой молочной коровы. Он шел по тропе, если вели; присаживался в отхожем месте и подтирался, когда говорили, и даже самостоятельно ел ложкой, когда кашу ставили перед носом. Но, предоставленный самому себе, он стоял в своем стойле и пялился в никуда, пока не падал.

Не улучшали настроения и крики Арлена и Джардира, оравших друг на друга на следующем уровне башни. В каком-то смысле это было хуже всего. Шанвах, обычно столь хладнокровная и отрешенная, откровенно рыдала и вздрагивала при каждом злобном выкрике наверху.

– Крепись, – сказала Ренна. – Они придумают, как вернуть твоего папу.

– Ой ли? – спросила Шанвах, краем ложки убирая слюну с его губы.

Она поцеловала отца в щеку и пошла прочь, а Ренна – следом.

– Не все мы увидим конец Шарак Ка, если вообще доживет хоть кто-нибудь. – Голос Шанвах был тих. – Это честь – умереть на когтях алагай. Но такое… – Она показала на отца, смотревшего в пустоту. – Быть полутрупом? Алагай Ка в насмешку превратил его в скорлупу, чтобы нашептывать злые мысли. Если Избавитель не в силах его возродить, я сама с ним покончу.

У Ренны стоял в горле ком, и она поймала себя на том, что тоже смаргивает слезы. Их с Шанвах нельзя было назвать подругами, но это больше не имело значения. Красийцы считали семьей всех, с кем проливали в ночи кровь, ничего не поделать – теперь и они породнились.

Шанвах смотрела на нее, безмолвно моля возразить.

– Когда пробьет час, я буду рядом и соберу твои слезы, – сказала Ренна.

Шанвах снова всхлипнула и обвила Ренну руками. Она поборола инстинктивное желание отстраниться, крепко обняла «сестру» и принялась поглаживать по спине.

Выплакавшись, Шанвах высвободилась. Шмыгая носом, она размотала покрывало и пошла к умывальнику. Серебряное зеркало отразило мрачное, решительное лицо.

Повернувшись к Ренне, она извлекла маленький острый нож:

– Я не разделю отцовскую участь.

Ренна настороженно изучила клинок:

– Еще не доказано, Шан, что его не спасти. Рано пока судить.

– Это не для него. – Шанвах сноровисто перебросила нож и рукояткой вперед протянула Ренне. – Это для меня. Вырежи у меня на лбу мозговые метки.

Ренна помотала головой:

– Я могу нарисовать воронцом…

– Воронец выцветает, – возразила Шанвах. – А наш запас может истощиться по пути в бездну. Ты слышала, что сказал отец демонов. «Путь долог, а вы смертны. Настанет час, когда ваша бдительность ослабнет и я обрету свободу».

Ренна моргнула:

– Да, возможно, ты права. Но можно сделать татуировку.

Шанвах опять мотнула головой:

– Эведжах запрещает осквернять тело вечными чернилами. Я последую примеру шар’дама ка.

Ренна присмотрелась к ауре, в которой читались уверенность и сила девушки.

– Хорошо. – Она взяла нож и уложила Шанвах на спину. – Сунуть что-нибудь в зубы?

Шанвах еще раз покачала головой:

– Боль – это только ветер.


– Выбора нет, нужно следовать плану, – сказал Пар’чин.

Джардир взглянул на него, не веря ушам:

– Конечно же выбор есть, Пар’чин. Выбор всегда существует. Когда ты вломился в Шарик Хора и вывел нас на эту тропу, у тебя выбор был – он есть и сейчас. Не позволяй Алагай Ка ослепить тебя медовыми речами. Одно только то, что он поддерживает твой безумный план, дает пищу для размышлений. Он искушает нас забыть о нашем настоящем долге.

– И что это за долг? – осведомился Пар’чин.

– Возглавить наш народ на Шарак Ка, стать авангардом в битве между Эверамом и Най.

– Ночь, – закатил глаза Пар’чин, – ты все еще фонтанируешь этим вздором? Эверам – это ложь, Ахман. Най – тоже ложь. Демон сказал это сам. Выдумка, чтобы народ не боялся тьмы.

Джардира уже не удивляло богохульство, но он продолжал дивиться упрямству Пар’чина.

– Как можешь ты так говорить, Пар’чин, после всего, что мы повидали? Сколько пророчеств должно сбыться, чтобы ты обрел веру?

Пар’чин закрыл глаза:

– Сейчас я прозреваю будущее. Солнце… завтра взойдет. – Он усмехнулся и поднял веки. – Это сбудется. Я что же, с Создателем пообщался?

– Ты не был так дерзок, когда я был твоим аджин’палом, – сказал Джардир. – Высмеиваешь то, чего не понимаешь.

– Нет, – возразил Пар’чин. – Насмешка – твои выдумки, ты объясняешь ими вещи, которых не понимаем мы оба. Для этих тварей мы скот, Ахман. Шарак Ка для них значит не больше, чем возня быка с коровой, а мы посеяли панику. Теперь беды не миновать в любом случае, окажемся мы там или нет. Я верю, что мой народ выстоит против ночи. А ты в свой веришь?

– Мой народ стоял в ночи задолго до твоего, Пар’чин, – напомнил Джардир.

– Так дай ему волю! – воскликнул тот. – Пусть удерживает поверхность, а мы воспользуемся единственной возможностью перенести войну вниз.

– В бездну Най, – кивнул Джардир. – Однако ты отрицаешь божественные повеления Каджи, начертанные в Эведжахе…

– Эведжах – это книга, – сказал Пар’чин, – которую годами переписывали, и в ней в любом случае рассказано далеко не все.

– А ты откуда все узнал, Пар’чин? – осведомился Джардир. – Откуда тебе, неверному, знать о Каджи больше, чем ведомо его святому ученому ордену?

– Дама́ – дети политики, – ответил Пар’чин. – Они продажны. Ты сам говорил. Поэтому ты и сбросил андраха с трона. Эведжах гибко подстраивается под их волю, и следуют ему избирательно. Подлинная картина нарисована на стенах Анох-Сана. Или была там, пока твои копатели не снесли бо́льшую часть.

Джардир скрестил на груди руки:

– Значит, взамен мы должны проникнуться верой к отцу лжи?

Пар’чин рассмеялся:

– Я верю ему не дальше, чем достают наши копья. Но я заглянул в голову мозгового демона, которого он послал по мою душу. Если взглянуть на дело с обеих точек зрения, то отличить факт от вымысла становится легче.

– И что же случилось три тысячи лет назад? – спросил Джардир. – Какую великую тайну утаили дама?

– Ту, что Каджи проиграл, – ответил Пар’чин. – Не закончил начатого. Не добрался до королевы. Иначе мы не попали бы в столь затруднительное положение.

– Он подарил нам тысячелетия мира, – возразил Джардир. – И алагай вернулись, только когда мы забыли его учение. Кто кого подвел – Каджи нас или мы его?

Пар’чин раздосадованно потер лицо:

– Какая разница? Создатель или нет, а выводок скоро вылупится. Мы либо допустим это и поведем войска на ульи, которые наводнят наши земли, либо попытаемся остановить беду и, возможно – только возможно! – совершим то, что не удалось Каджи.

Джардир смотрел волком:

– По-твоему, мы сможем обуздать Алагай Ка?

Пар’чин пожал плечами:

– Не исключено, что придется потолковать с ним еще раз.

– Как? – спросил Джардир. – Его плоть помечена, и он больше не может прикоснуться к сознанию Шанджата, а без него говорить не умеет.

– Метки не позволяют ему ударить издалека, но при телесном контакте он все же может войти в непомеченное сознание, – сказал Пар’чин.

– Значит, ты хочешь снова отправить моего кай на когти Алагай Ка. Превратить его в куклу, которая распространит ложь князя демонов. В оружие против нас.

– Какой у нас выбор? – спросил Пар’чин.

Джардир не нашелся с ответом.


Работая, Ренна придерживала лицо Шанвах левой рукой. Нож прочно сидел в правой и лентами срезал со лба девушки плоть, создавая келоидный рубец, который Втянет и удержит заряд. Чтобы ускорить заживление, она наполнила руки магией, активируя режущие метки на бритвенно-остром лезвии. Корки образовывались за считаные секунды.

Шанвах ни разу не вздрогнула, но в ее ауре плавал страх.

– Не бойся, – сказала Ренна. – Я знаю, что делаю. Когда закончу, ты останешься прежней красоткой.

– Шрамы, полученные на алагай’шарак, – почетные отметины, – ответила Шанвах.

– Тогда почему ты цепенеешь, как свинья на мясницкой колоде?

Взгляд Шанвах метнулся в сторону лестницы.

– Они замолчали.

Ренна прервала свое занятие, впервые осознав, что крики, доносившиеся сверху, стихли. Она увлеклась и не обратила внимания.

– Я думала, что нет ничего хуже, чем дядины и Пар’чина крики, – сказала Шанвах.

– Но мы хоть знали, что они не душат друг друга, – согласилась Ренна. – Истинно говорю, что захоти они этого – придушили бы давно.

– С приближением Шарак Ка наша вера испытывается ежедневно. – Шанвах успокоилась, аура охладилась смирением.

– Готово, – сказала Ренна, сделав последний надрез. Она осмотрела метку так и сяк, убрала последние ошметки плоти и отложила нож.

– Как это… – начала Шанвах, но осеклась и задохнулась. Глаза у нее округлились.

Ренна обернулась и увидела спускавшихся по лестнице Арлена и Джардира.

– Что ты делаешь? – властно спросил Джардир.

Сложив для толчка ноги ножницами, Шанвах перекатилась со спины в коленопреклоненное положение и замерла перед Джардиром. Упершись ладонями в пол, она уткнулась между ними лбом, и свежие рубцы коснулись дерева.

– Молю о милости, Избавитель! Дочь Харла пометила меня по моей просьбе.

Джардир нагнулся, подцепил пальцем ее подбородок и запрокинул лицо:

– Твоя мать постоянно хвасталась твоей красотой. Она похвалялась, что легко найдет тебе мужа.

– Да, племяннице Избавителя легко найти мужа, красавица она или нет, – ответила Шанвах. – Но в бездне не будет ни красоты, ни мужей. Только алагай и шарак.

– Ты настолько же мудра, насколько отважна, племянница, – кивнул Джардир. – Честь твоя не имеет границ.

Шанвах никак не отреагировала внешне, но ее аура осветилась гордостью.

– Могу ли я следующим пометить отца?

Джардир покачал головой:

– Боюсь, что он нам опять понадобится. У нас есть новые вопросы к князю лжи.

Аура Шанвах, только что сиявшая чистым золотом, превратилась в водоворот красок – гнева, негодования, униженности. Это увидели все, но она сохранила выдержку и быстро потупилась.

– Говори, – приказал Джардир. – Я вижу в твоем сердце занозу-вопрос, и мы не можем допустить, чтобы рана загноилась.

– Разве мало позора моему отцу? – спросила Шанвах. – Он заперт в безвольном теле! Неужели мы позволим Алагай Ка насиловать его дальше? Честь отца не имела границ. Молю тебя – если нельзя его исцелить, дай мне помочь ему уйти одиноким путем.

– Не каждому воину, племянница, выпадает удача принять быструю смерть на когтях алагай, – ответил Джардир. – Многие герои – мужи великие, наставник Керан к примеру, учивший твоего отца, жили с увечьями, которые, как им казалось, навсегда исключали алагай’шарак. За верное служение Эвераму мы обязаны почитать этих мужей не меньше, чем тех, кто идет одиноким путем.

Шанвах шевельнулась.

– Ты сам говоришь, Избавитель, что изувеченные в битве отстранены от алагай’шарак. А моего искалеченного отца ты посылаешь обратно в бой.

– Такое случалось и раньше, – сказал Джардир. – Бессчетное множество калек вызывались послужить в Лабиринте приманкой; они погибали во славе, когда направляли демонов к роковому концу.

– Твои слова, Избавитель, конечно, справедливы, – уперлась Шанвах, – но у моего отца нет воли, чтобы стать добровольцем. Я не верю, что он желал бы подобного… осквернения.

Ренна увидела, как в ауре Джардира растет раздражение. Он не привык, чтобы подданные учиняли ему допрос – тем более та, кому едва исполнилось восемнадцать. Но он сделал вдох, и аура вновь очистилась. Арлен учил Ренну этому приему, но у нее ни разу не вышло.

– Ты делаешь честь своей семье, Шанвах вах Шанджат, – молвил Джардир. – Но твоего отца я знал лучше, чем ты. Мы дрались в очередях за пищей, будучи най’шарумами, и вместе проливали кровь в Лабиринте. Его верность и честь таковы, что я отдал ему в первые жены родную сестру, твою достопочтенную мать.

Он взмахнул копьем Каджи, с которым не расставался, и оно тяжело прошлось по ауре Шанвах.

– Стоя здесь, и Эверам – мой свидетель, я говорю тебе, что, если бы попросил Шанджата асу Кавель ам’Дамадж ам’Каджи стать гласом зла ради победы в Шарак Ка, он бы не отказал.

Шанвах опять прижалась к полу лицом, уже открыто рыдая.

– Конечно, шар’дама ка прав. Честь отца была безгранична, а я позорю его сомнениями. Я больше не стану приставать с вопросами, Избавитель, и если тебе понадобится моя жертва, то знай, что мой дух всегда готов послужить тебе на Шарак Ка.

– Я в этом никогда не сомневался, племянница.

– Возможно, Алагай Ка натравит отца на тебя, как было прошлой ночью, – сказала Шанвах. – Молю разрешить мне встать на страже, когда князь Ущерба его коснется. Если отца придется сразить, то сделать это обязана я.

Она подняла взгляд и с удивлением увидела, что Джардир склонился в поклоне.

– Разумеется. Я никогда не видел воина доблестнее тебя, о Шанвах вах Шанджат ам’Дамадж ам’Каджи. Дух твоего отца поет от гордости. Когда он в конце концов обретет свободу и пойдет одиноким путем, его шаги будут легче от знания того, что он оставил достойную наследницу для продолжения рода.

Его слова еще раз очистили ее ауру, смыв бурлящие краски незамутненным белым светом.


Шанджата сковали кандалами по рукам и ногам. Цепи меж ними были коротки и позволяли сесть, но не встать. Пар’чин собственноручно пометил оковы, и Джардир увидел, как они зарядились энергией.

Если кай’шаруму и было неудобно, он ничем этого не показал, когда Джардир отнес его по лестнице, словно ребенка, к темнице Алагай Ка. Но тупо смотревший перед собой Шанджат сошел бы за мертвеца, если бы не дышал.

Едва они вошли, демон поднял глаза и посмотрел искоса. Джардир переступил через метки под присмотром Шанвах, которая прикрывала копьем каждый его шаг. Джардир уложил Шанджата в центре камеры и отошел за круги, удерживавшие демона в заточении.

Но демон не сдвинулся в сторону Шанджата, лишь следил за ними огромными нечеловеческими глазами. Джардир прозревал бездонный мрак Най в этих черных лужах, отражавших непостижимые мысли.

Пар’чин и его дживах отвели тяжелые шторы. Ночь пала, но тьма была не такой кромешной, как в Ущерб. В окна заструился лунный свет, и Алагай Ка с шипением пополз на середину камеры.

Кожа Джардира пошла мурашками, когда демон обвился вокруг Шанджата. Шанвах стиснула копье, ее аура уподобилась натянутой тетиве. Она изнывала от гнева, желая ударить – убить и демона, и родителя, но она была сестрой Эверама по копью, в ее жилах текла шарумова кровь Джардира. Она приняла боль и укротила ее.

Шанджат поднял глаза, они снова ожили и заблестели. Кривя губы, он обратился к Шанвах:

– Да проклянет меня Эверам за то, что я вскормил столь жалкое подобие дочери. Было бы лучше для всех, если бы твоя Тикка спровадила тебя замуж до того, как стало можно послать во дворец дама’тинг. Лучше бы я размозжил тебе голову, когда увидел, что родилась девка.

Шанвах неколебимо держала копье, но Джардир видел, как распороли эти слова ее ауру.

– Твой брат меня спас бы, – сказал Шанджат. – Или хотя бы оказал честь и убил.

Слезы Шанвах заблестели в лунном свете, но она выстояла.

– Не слушай ядовитых речей, племянница, – подал голос Джардир. – Это не твой отец говорит.

– Очень даже он! – возразил со смехом Шанджат. Вышло настолько похоже на звучный бас его товарища, что у Джардира защемило сердце. – Отсюда и сладость! Этот трутень похвалялся перед своей братией крепким сыном, который вызревал в утробе его самки. При виде тебя он перво-наперво содрогнулся от отвращения. Он представил, как убивает тебя, чтобы сохранить лицо.

– Довольно. – Дживах Пар’чина шагнула вперед. – Ты нужен живым, но это не значит, что нам нельзя отрезать от тебя пару кусков, которые ты не отрастишь заново.

Демон склонил голову набок, изучая ее.

– Какое яйцо ты отложишь? – осведомился Шанджат. – Позволит ли тебе твой консорт следовать нашим путем, когда узнает?

– Рен, что он мелет? – спросил Пар’чин.

– Провалиться мне в Недра, если понимаю, – ответила Ренна.

– До чего же бестолково спариваются люди, – сказал Шанджат и прицокнул языком. – Десять циклов беспомощности ради единственного яйца. Но не бойся. До родов мы сохраним тебе жизнь. Сознание ребенка – лакомство восхитительное: как птичьи яйца, которые вы потребляете.

Ренна с рычанием обнажила нож.

Джардир собрался заступить ей дорогу, но Пар’чин оказался быстрее. Он обратился в туман, перетек через камеру и снова сгустился перед Ренной:

– Рен, он старается вывести нас из себя. Хочет, чтобы мы обезумели, зашли за метки и дали ему убежать. Пока они его сдерживают, мы будем стойкими, что бы он ни наплел.

Ренна тяжело дышала, усмиряя кипевшее в ауре бешенство.

– Пар’чин говорит правильно, сестра, – подала голос Шанвах. – Ты сама сказала, что князьки крадут наши мысли, но высказывают только мучительные.

Свирепо взирая на демона, Ренна выдохнула:

– На вкус ты, наверное, не лучше дерьма, но не надейся, что я не сожру твои мозги.

Она не шутила, Джардир увидел ее настрой в ауре и понял: демону это тоже ясно. Тварь расхотела ее злить.

– Задавайте ваши вопросы, – произнес Шанджат. – Когда мы отправимся темными тропами вниз, этот трутень послужит рупором и верховым животным.

Пар’чин шагнул вперед.

– Где находится вход? – спросил он.

– На северо-востоке, – ответил демон. – В горах, невдалеке от места, где вы с Наследником боролись за власть на вашей примитивной дуэли.

– Ничейные земли, – сказал Джардир. – Никто на них не претендует, для такого похода годятся.

– Не претендуешь ты, – согласился Шанджат, – но это не значит, что больше никто.

– И кто же? – спросил Джардир.

– Сообщества поверхностного скота для меня бессмысленны, я в них не разбираюсь. В мой последний визит они предоставили свежие мозги для моей кладовой.

Джардир сжал кулаки, но наживку не заглотил:

– Тропа охраняется?

– Выходное отверстие велико, и магия вытекает обильно. Трутней тянет туда, но они не понимают, чем занимаются и что стерегут.

– Допустим, мы найдем эту пещеру; как глубоко скрывается город демонов? – спросил Пар’чин.

– Даже хамелеону нужны недели, – ответил Шанджат. – И полные циклы для медлительных и неуклюжих людских конечностей.

– А еда по пути найдется? Чистая вода?

– Надо же, столько энергии – и ни малейшего представления, как ею пользоваться! Силы Недр избавят вас от потребности в пище.

– Вы что же, вообще не едите? – спросила Ренна. – Зачем тогда кладовая? К чему набеги на поверхность?

Шанджат улыбнулся:

– Зачем ваше племя пьет от сброженного зерна и фруктов? Зачем вы поете и пляшете?

– Этого мало, – покачал головой Пар’чин. – Из ничего выйдет пшик. Вам, может быть, не часто нужна пища, но без нее не обойтись. И прежде всего – королеве.

Шанджат кивнул:

– Мои собратья могут существовать без нее, но мы не постимся добровольно. А королевам, готовым нестись, питаться нужно – как и нашему потомству. Ему – в первую очередь. Скоро ульи заполонят ваши земли; из каждого выпрыгнет сорок тысяч голодных детенышей-трутней, которые очистят поверхность.

Ренна скрипнула зубами:

– Это ты так длинно объясняешь, что припасы нам не нужны?

– Мы все равно их возьмем, – сказал Джардир. – Я не верю демонам.

– Почему же? – удивился Шанджат. – Не ты ли провел полжизни, будучи пешкой для костей, которые ваши самки вырезают из наших мощей?

Джардир и сам поразился тому, как глубоко ранили его эти слова:

– Они говорят голосом Эверама.

– Это жонглерский трюк! – рассмеялся Шанджат. – Примитивный взгляд на мизерную толику исходных возможностей.

– Эти примитивные взгляды вели нас от победы к победе над вашим племенем, – заметил Джардир.

– Возможно, – не стал возражать Шанджат. – А может быть, мы играем в игру покрупнее, и вы только пешки в своих мелких «победах».

– Пешки, которые поймали тебя со спущенными штанами, – парировал Пар’чин. – Пешки, из-за которых ты сидишь взаперти и потеешь от солнца. Пешки, способные убить тебя когда заблагорассудится. Это тоже входит в вашу игру?

– Во всякой игре есть риск, – ответил Шанджат. – Она еще далеко не окончена.

– Окончена на сегодня, – сказал Джардир.

Он поднял копье Каджи и начертил в воздухе метку, пославшую разряд энергии в татуировки на шишковатой плоти демона. Тот взвыл, отлепился от Шанджата и забился в судорогах. С него не спускали глаз, пока Шанвах, шагнувшая за метки, забирала отца.


– Проклятая тварь не солгала. – Встав на колени перед чревом Ренны, Арлен изучал ее ауру. – Всего лишь искра, но она есть.

– Вот тебе и «вовремя вынул», – сказала Ренна.

Арлен выпрямился и посмотрел ей в глаза.

– Создатель свидетель – мы плохо за этим следили, – покачал он головой. – Надо было поберечься.

– Зачем? – спросила Ренна. – Я твоя жена. Мне положено рожать. Создатель свидетель – ты к этому непригоден. Хочешь сказать, что не рад?

– Да нет же, – ответил Арлен. – Я хочу этого больше всего на свете, просто время неподходящее.

– Оно никогда и не будет подходящим, пока демоны выбираются в ночь. Это не значит, что жизнь должна остановиться.

– Я понимаю. Но тебе нельзя идти в Недра беременной нашим ребенком.

– Нельзя? – Ренна скрестила руки. – Не забывайся, Арлен Тюк. Хоть раз бывало, чтобы разговор, который ты начинал с «нельзя», кончился для тебя добром? Можно – и я пойду.

– Ночь, Рен! – вскричал Арлен. – Как мне сосредоточиться на деле, если я постоянно переживаю за тебя?

– Да что ты говоришь! Думаешь, только у тебя есть чувства? Ты переживаешь ту же хрень, что и я всякий раз, когда ты сбегаешь и занимаешься чем-то опасным.

– Да, но теперь я беспокоюсь о двоих.

– Как и я! – Ренна уже давно питалась мясом демонов и двигалась почти так же стремительно, как Арлен.

Он не заметил опасности, пока плюха не отбросила его на шаг, и звон ее эхом отлетел от каменных башенных стен.

Арлен схватился за щеку, потрясенно глядя на Ренну.

Она наставила на него палец:

– Не ты вынашиваешь ребенка, Арлен Тюк. Он часть меня. Еще раз скажешь, что я не пекусь о его благе, и эта затрещина покажется поцелуем.

– Как же ты в таком случае понесешь его в осиное гнездо, город демонов? – спросил Арлен. – Ты видела, на что способен всего один мозговик. На что нам надеяться в проклятущем улье?

Ренна пожала плечами:

– А на что надеяться, если я останусь здесь и рожу среди новых ульев, которые вылупятся по всей Тесе?

– Это еще неизвестно, – сказал Арлен. – Демон мог и солгать, играя с нами, в надежде на свободу.

– И мы обыграем его, если пойдем до конца.

– И как это будет выглядеть? Возьмем с собой травницу?

Ренна оскалилась:

– Ты даже знаешь кого…

– Почему бы и нет? – спросил Арлен. – Она тоже на сносях. Можете оборудовать в Недрах детскую.

– Мне не нужна травница, – сказала Ренна. – У меня есть два Избавителя.

– Не смешно, Рен.

– Ты сам сказал, что ребенка сейчас, почитай, и не видно. Он еще месяцы не помешает. К тому времени мы либо победим, либо уже будет все равно.

– А если с утра затошнит?

– Это не хуже, чем давиться мясом демонов. Я справлюсь. Тебе не обойтись без меня.

– Я… – начал Арлен.

– Не отрицай, – перебила его Ренна. – У Джардира добрые намерения, но он иначе смотрит на мир. Один раз уже бросил тебя в яму для демонов. Не надейся, что он не сделает этого снова, если решит, что такова воля Создателя.

Арлен выдохнул:

– Не думай, будто я забыл.

– Шанджат – пустая оболочка, – сказала Ренна. – Он еще дышит, но не вернется, а если и вернется, я ему не поверю.

– Честное слово, – кивнул Арлен.

– Шанвах не хуже любого из нас в бою, но она не умеет рассеиваться и не так сильна, как остальные, – продолжила Ренна. – Если хочешь добиться своего, тебе нужна я. Нужна всему миру. Придется считать это главным – Шанвах мы также попросили пожертвовать отцом.


Джардир наблюдал за Шанвах и восхищался женщиной, в которую превратилась племянница. Казалось, прошло всего несколько дней с тех пор, как он увидел ее новорожденной, на руках у сестры. По красийскому обычаю, впоследствии он навещал ее редко, а после вообще перестал, когда она ребенком отправилась во дворец дама’тинг.

Теперь она достигла зрелости и несла бремя чести, способное сломить самого сильного шарума. Шанджат утратил способность стыдиться, и она переносила позор за двоих, укрывшись за стеной железной воли.

– Подойди и сядь со мной, племянница.

Джардир презирал стулья северян. Распустив подол одеяния, он уселся со скрещенными ногами на голый пол. По ходу дела он сосредоточился, активируя силу, заключенную в короне Каджи. Когда Шанвах выбрала место напротив, он окружил себя и ее сферой тишины, чтобы слова не достигли ушей Шанджата.

Шанвах встала на колени и нагнулась, собравшись упереться ладонями в пол.

– Подними глаза, – приказал Джардир. – Я не только шар’дама ка, но и твой дядя. Поскольку отец твой… отсутствует, по пути в бездну я буду обращаться к тебе как тот и другой.

Шанвах села на пятки.

– Избавитель, ты оказываешь мне честь, которой я не достойна.

– Нет, дитя мое, – покачал головой Джардир. – Это лишь малая толика почестей, положенных тебе за твое служение, и ничто по сравнению с тем, о чем я вынужден просить.

– Я понимаю, дядя, – ответила Шанвах. – Алагай Ка не отведет нас в бездну Най без отцовского голоса.

Джардир кивнул:

– Позволить демону перемещаться свободно мы тоже не можем. Он должен быть скован.

Тяжело дыша, Шанвах закрыла глаза:

– Алагай Ка сказал, что превратит отца в ездовое животное.

– Я и правда считаю, что без этого не обойтись. Представь, какой вред причинит Алагай Ка, если проникнет в мое сознание или голову чина? Мы не смеем рисковать, и если к нему прикоснемся, то только в бою.

– Но ты не можешь и допустить, чтобы он управлял отцом без постоянного надзора, – сказала Шанвах.

– Мы будем разлучать их при первой возможности, – пообещал Джардир, – но должны исходить из того, что всякий раз, когда князь лжи коснется его сознания, он будет узнавать обо всем, что Шанджат видел и слышал. Нам больше нельзя при нем откровенничать. Не следует и оставлять его без охраны. Неизвестно, в какой мере сохраняется влияние Алагай Ка, когда они разделяются.

Шанвах уперлась в пол ладонями и склонилась, дотронувшись лбом. Затем опять села прямо и посмотрела ему в глаза:

– Я знаю свое место, дядя. Я не подведу.

Он понял по ауре, что это правда. Она донесет свое бремя до самых Недр поверх разбитого сердца. Он раскинул руки, и Шанвах, миг помедлив, неуклюже приникла к нему. Она прижималась, пока он не обнял ее крепко.

– Я в этом не сомневаюсь.


Пар’чин, вернувшийся со своей дживах, заметил пузырь тишины. Он кивнул и сел на пол между Джардиром и Шанвах. Ренна заняла место напротив, и все оказались лицом друг к другу.

– Если выступать, то в ближайшее время, – сказал Пар’чин.

– Решено, – ответил Джардир. – Но не очертя голову.

– И что это значит?

– Перед походом в бездну я увижусь с моей дживах ка. Я обниму ее и попрошу погадать на моей крови.

– Нам некогда… – начал Пар’чин.

– Это не просьба, сын Джефа! – Голос Джардира хлестнул плетью. – Будущий подвиг обязывает нас использовать все преимущества, а кости немало помогут в противостоянии князю лжи.

– А если они очень кстати подскажут ей идти с нами?

– Тогда она пойдет, – ответил Джардир. – Как и твоя дживах ка. Она не станет лукавить, если будет решаться судьба Ала. Все, что делает Инэвера, совершается ради Шарак Ка.

По ауре Пар’чина он увидел, что тому хочется спорить дальше. Но Пар’чин сдержался.

– Что ж, справедливо. Нам с Рен тоже придется сделать несколько остановок. Пусть люди знают, что их ждет, если не произойдет чуда.

Загрузка...