Корабль из Атлантиды

ПРОЩАЙ, ГРОМОВАЯ ПТИЦА!

Быстро приводим в движение широкими перепончатыми лапами, корабль-лебедь из Атлантиды рассекал мощной грудью морские валы. Когда он подплыл ближе, Гвальхмай и двое абенаки, спешно преодолевающие последние несколько ступеней до верхней площадки Башни, услышали стук и гул его мощного механизма. Сквозь рев прибоя, набегающего на незримую стену, до них донесся и некий новый звук: протяжный, наводящий ужас свист, похожий на шипение гигантской змеи.

И снова Гвальхмай ощутил разлитую в воздухе ненависть, подобная которой царила на борту таинственного корабля, но направленную на сей раз не на него одного. Чужая мысль забилась в его мозгу, и мысль эта была: «Убей, убей, убей!» Он взглянул на Коренис. Лицо девушки было сурово безжалостно.

Вимана подплыла ближе. Длинная изогнутая шея лебедя откинулась назад, и клюв широко раскрылся. Снова засверкали круглые кристаллические глаза птицы, и некая разрушительная энергия в виде двойного потока ослепительного смертоносного огня врезалась в силовую стену. Но этот разряд не походил на прежнюю молнию, ту, что Гвальхмай некогда собственноручно выпустил в море водорослей, и ту, что убила морского дракона. Это был жестокий голубой луч – тонкий, безжалостный и нестерпимо яркий.

Луч ударил в силовое поле, и в невидимом барьере вспыхнуло сияющее радужное кольцо, которое переливалось всеми оттенками, словно мыльный пузырь прежде чем лопнуть. Казалось, целую вечность изливался поток энергии в этот сияющий круг, раскаляя силовое поле, преодолевая его сопротивление, деформируя атомную структуру таинственного материала.

Под сим яростным напором в стене образовалась вмятина, она становилась все глубже и глубже, и наконец, пробив силовое поле, странная молния с треском пронеслась до середины затонувшего острова.

Зловеще дрожа, она зависла в небе Нор-Ум-Бега, подобно огненному предзнаменованию, возвещающему людям внизу пришествие Судного Дня. Затем луч погас, но теперь края ровного отверстия в невидимой стене загорелись.

Сначала медленно, потом все быстрей по мере того, как увеличивалась площадь горения, маленькие бездымные язычки пламени лизали и пожирали силовую завесу. Наконец потоки огня со страшным ревом взметнулись высоко в небо и достигли верхнего истонченного края невидимой преграды, которая так долго защищала Нор-Ум-Бега от натиска океана. В стене образовался широкий разрыв, доходящий почти до уровня моря, и в обе стороны от него устремились превратившиеся в стофутовые столбы языки пламени, спеша обогнуть обреченный остров и встретиться на противоположной его стороне – они двигались со все возрастающим ускорением, дабы слиться в одном исполинском костре и, слившись, исчезнуть навсегда.

Прожорливый огонь устремился и вниз. Он казался холодной и не оставляющей после себя пепла полосой света, которая постепенно опускалась к поверхности моря. Эта полоса двигалась вниз медленно, ибо одновременно от скалистого морского дна начала подниматься навстречу энергия, возникающая при распаде атомных структур, которая насыщала собой силовую стену, – как это и было задумано инженерами Древней Атлантиды. Но процесс уничтожения шел быстрее, чем процесс восстановления.

Набегающие волны уже перекатывались через край стены, но не могли погасить неуклонно опускающуюся полосу пожара. Потоки соленого дождя хлынули на Лодочную Площадь, заливая обращенные к небу лица до смерти испуганных людей. Протяжный вопль ужаса донесся снизу до вершины Башни.

Толпы людей уже текли вверх по пандусам зиккурата. Все понимали: скоро поднимающаяся над уровнем воды Башня останется единственным местом, где можно будет искать спасения. Гвальхмай видел, как люди спешно переворачивают лодки, и понимал бессмысленность всего этого.

Корабль-лебедь спокойно качался на волнах, вытянув шею, – словно наблюдал за происходящим и забавлялся царящим внизу смятением.

Нунганей и Косаннип смотрели на Стену Рабов. Там шло сражение, и темный поток их порабощенных соплеменников уже хлынул через каменную преграду. В толпе, текущей по улицам разрушенного города, не было видно золотых доспехов Убийц. Похоже, они поняли, какую опасность сулит лишняя тяжесть на плечах. Жалобные крики обреченных людей слились в один общий стон, едва ли различимый в торжественном гуле и грохоте потопа, в волнах которого каменные дома рушились, словно сахарные.

Вся верхняя часть силовой завесы была уже уничтожена, и в сотне мест, где энергия восстановления уступила энергии разрушения, вода била сквозь стену фонтанами.

Тоненькие струйки сверкали серебром, когда солнечные лучи отражались в брызгах или негасимый огонь подсвечивал их снизу. Отдельные потоки, встретившись, слились в огромные реки и те хлынули вниз мощными водопадами, когда огромные морские валы начали безостановочно перекатывать через край стены.

Пена и водяная пыль вскипали на зеркальных поверхностях вертикальных потоков, затмевающих своей высотой водопад Не-Ах-Га-а.

Люди на Башне, находящиеся прямо над вспененными струями потопа, могли видеть, как вода хлынула навстречу бегущей толпе рабов и повлекла несчастных за собой. Стремительные потоки уже достигли Скважины и с плеском слились вокруг ее краев.

Лебедки, такелаж и прочее оборудование исчезли в зияющей дыре. Оборудованная блоками и приводами вышка над Скважиной накренилась, рухнула, и кипящий поток мгновенно унес ее прочь. Нагромождения плит и насыпи из земли и камней без следа исчезли в бурлящих волнах. Отверстие Скважины разверзалось все шире и шире, словно измученная жаждой Земля широко разевала рот навстречу воде.

Но даже сквозь мощный рев низвергающегося океана из проклятых глубин Скважины доносился размеренный стук и грохот Рабочих, которые пытались пробить тонкий слой скалы, отделявший их от свежего воздуха и царства прекрасных зеленых лугов наверху.

Водопад со страшным шумом обрушился на тонкий слой скальной породы, и огромная тяжесть сокрушила, разбила вдребезги преграду. Воздушный пузырь начал стремительно подниматься по зигзагообразной шахте. В нем был заключен некий расплывчатый Образ, по форме отдаленно напоминающий человека, но превосходящий последнего размерами настолько, насколько мамонт превосходит мышь! Вместе с ним в пузыре поднималось корявое дерево с совершенно белыми от отсутствия хлорофилла стволом и листьями.

Лишь один раз существо взмахнуло над волнами израненной кровоточащей рукой – и скрылось под водой навсегда.

В то же мгновение воды приостановили свое бурление у разверстой дыры в земле, и оттуда на сотни футов в небеса взмыл мощный фонтан брызг. Потом исполинский столб стал снижаться, уменьшаться и наконец превратился в расходящийся пенный крут, отмечающий место, где находилась самая глубокая шахта, вырытая когда-либо смертным человеком. И ничего больше не указывало на то, что внизу похоронены плоды тысячелетнего изнурительного рабского труда. Навеки погребенной под водой осталась пещера, которая обитателям Страны Темного Солнца показалась бы не более, чем простой прихожей.

Колоссальный вал прилива, несущий с собой обломки строений и мусор, хлынул по центральной улице города на Лодочную Площадь, переворачивая металлические суда, словно щепки, и сметая толпу на своем пути. Волны с ревом ударились о пандусы зиккурата, сбрасывая с них карабкающихся вверх людей и засасывая их в кипящие водовороты.

Бешеный поток завихрился вокруг зиккурата, размывая зеленый холм, служащий ему основанием, подрывая фундамент Башни.

Мощная искусственная гора задрожала, сотряслась и грузно накренилась к морю, величественно склоняясь перед высшей силой и стряхивая со своих плеч облепившие ее толпы людей.

Длинная стрела подъемного устройства со стоном раскачивалась из стороны в сторону над спокойным морем, волны которого совершенно утихли. Вимана, по-прежнему повинуясь мысленным командам Коренис, держалась под концом стрелы, сопротивляясь течению, сносящему ее в сторону огромной воронки. Четыре товарища, убедившись в невозможности использования кабины подъемника, с отчаянной смелостью начали карабкаться вниз по решетчатой конструкции стрелы.

Гвальхмай бросил один взгляд назад. Несколько островитян и рабов ползли следом. А за ними ни единого строения не виднелось над поверхностью моря. Под водой лежали дома, хижины, дворцы и храмы. И над водой поднимался огромный белый столб холодного тумана и брызг – он раскачивался и склонялся к морю, словно гений-хранитель Атлантиды пришел оплакать предсмертные мгновения ее последний одинокой колонии, пусть греховной и забытой всеми.

Товарищи, уже сбившиеся в кучу на спине Виманы, торопили Гвальхмая. Стрела задрожала и опустилась ниже. Молодой человек спрыгнул на мокрую скользкую металлическую поверхность. Коренис поймала его за пояс и оттащила от края палубы.

Снова откинулась крышка люка, и четверо поспешили вниз. Следующие за ними люди уже спрыгивали на спину птицы. Крышка люка плотно стала на место, и мотор загудел громче: судно начало преодолевать мощное течение, увлекающее его к огромной воронке. Страшный удар сотряс Виману, и до четырех товарищей донесся оглушительный грохот: то рушился зиккурат. Затем стрела подъемника обрушилась на Виману во второй раз – корабль на мгновение дрогнул, и его стало затягивать в воронку.

К счастью, глубина моря над островом была уже значительной. Вода затормозила падение Виманы, но ее закружило в водовороте и начало бросать вверх-вниз в перекрестных потоках. Троих мужчин швыряло из стороны в сторону и било о твердые борта корабля. Но Коренис, которая пыталась вывести судно из воронки, сохраняла равновесие у пульта управления, благодаря силам магнитного притяжения.

Незадолго до этого трое молодых людей потеряли сознание. Когда корабль в последний раз перевернулся вверх дном, Гвальхмай ударился головой о металлический потолок, перед глазами его брызнул фонтан искр, затем юноша провалился в темноту. Коренис могла только стоять и смотреть, не в силах помочь другу. Девушка знала, что они – последние из людей, видевшие красоту и ужас Нор-Ум-Бега. Она знала, что над их головами теперь простирались лишь дикие пустынные пространства пляшущих волн.

Так Громовая Птица спустилась на остров Нор-Ум-Бега – как и было когда-то предсказано.

Вимана спокойно лежала в маленькой закрытой бухте далеко к северу от острова. Неделя заботливого ухода вернула здоровье и силу избитым человеческим телам, и двоих абенаки с сожалением и печалью высадили на берег, дабы те возвращались домой. Гвальхмай и Коренис стояли у пульта управления, склонившись над морской картой, вытравленной кислотой на тонком листе металла.

– Обрати внимание, – сказала девушка, любовно глядя на Гвальхмая, – участки суши неоднократно поднимались и опускались с тех пор, как была сделана эта карта. Береговые линии колебались и меняли очертания. Исчезали горы. Однако крупные материковые образования в общих чертах остались прежними. Вот этим путем ты должен идти, чтобы выполнить свою клятву. А я, как обещала, помогу тебе.

На севере и западе здесь обитают Инуиты – дикари, враждебно настроенные к лесным народам. На северо-востоке находится родина Беотуков. Это прекрасная страна, хотя климат там стал холодным с тех пор, как погружение под воду Атлантиды отвело теплые течения от этих берегов. Но упомянутые земли не представляют для тебя интереса. Еще дальше на севере простирается Киммерия, погребенная под снегами десяти тысячелетий.

За этими странами пролегает твой путь. Здесь находятся острова и выступы материка, за которыми начинается Европа. Вот Эстотиланд и Миура, и Земля Греков, древних наших врагов, называемая Фулой. Так что ты достигнешь своей цели в срок.

– Ты говоришь только обо мне, – удрученно заметил Гвальхмай. – Но ведь мы не расстанемся?

Девушка порывисто подалась вперед, словно желая дотронуться до него, – но вместо этого прижала ладонь к боку, где слабое мерцание пробивалось сквозь кожаные одежды.

– Нам придется, дорогой мой, и вот почему. Оба мы, я и корабль, несущий нас, обречены. Жизнь постепенно покидает нас.

Как ты догадывался, Вимана обладает своей собственной жизнью. Ты должен понимать, что человек не может считаться настоящим человеком без Божьей искры внутри: это и ставит его выше животного. Именно этой искре, извлеченной из Духа Волны, Убийцы позволили погаснуть и тем самым обрекли себя на гибель.

Металл любого рода никогда не сможет жить без добавленной в сплав крохотной частицы орихалька, которая подобно дрожжам, воздействует на всю массу металла и преобразует его первоначальную структуру. Изначально Вимана была построена человеческими руками из простого металла, но присутствие моего орихалькового тела в ней преобразовало частицы сплава. Через эти частицы корабль получал солнечную энергию и, постепенно обретая родство со мной, хранил ее в течение тысячелетий нашего плавания над затонувшей Атлантидой. Наконец Вимана стала жить своей собственной жизнью. Эмоционально инертной, – согласна – но настоящей жизнью!

Поскольку ее механизмы рассчитаны на управление мыслью, и поскольку мое тело обладает человеческой душой, Вимана получала команды от меня. Я, Коренис из Коликиноса, значительно превосхожу разумом эту металлическую тварь, и поэтому мне удавалось управлять его волей. У меня есть душа – у Виманы ее нет. И все же, практически без моего приказа она пришла к Нор-Ум-Бега и спасла нас. По-своему Вимана любит меня!

– Я могу понять это, – пробормотал Гвальхмай. Коренис немного смутилась.

– Она возненавидела тебя, ибо поняла, что с твоим появлением наш с ней долгий союз распадется, как оно и случилось. Но, о Гвальхмай! Как хорошо быть живой!

Вимана пыталась отпугнуть тебя от моего зала, единственным доступным ей способом: звучанием музыкальных инструментов, первоначально встроенных в нее для развлечения людей. Ты не отступил и нашел меня. После этого Вимана стала мрачна – я чувствовала ее настроение. Она ненавидела тебя все больше и больше и мечтала уничтожить тебя, дабы я снова осталась одна. Такой возможности ей не представилось, ибо я всегда находилась рядом с тобой и моя воля была сильней.

Но скоро я покину тебя, я тебе придется продолжать путь в одиночестве.

Печаль зазвучала в ее голосе. Гвальхмай хотел что-то сказать, но Коренис подняла руку.

– Ты видел сияние, которое распространяется по всему моему телу. Ореол света переливается вокруг меня, и сияющий живой металл постепенно превращается в тусклый и мертвый от этого излучения. Жесткие лучи смертоносной энергии прошли сквозь меня, когда я оказалась на их пути, и вызвали к жизни реакцию распада. Вимане передалось это от меня. Наши клетки теряют свою жизненную силу и вновь становятся неодушевленным металлом или, разрушаясь, превращаются в обволакивающий мое тело туман мерцающих частиц.

Когда этот процесс закончится, мы с Виманой умрем. Но прежде, чем это произойдет, я выведу тебя на твою дорогу.

Ты не можешь пересечь широкий океан на хрупкой деревянной лодке. Это опасно. Некогда люди Атлантиды отправились в плавание по Морю Змей на деревянных судах и утонули. Змеи прогрызли днища их кораблей, и те шли ко дну. Лишь металл может устоять против зубов чудовищ.

Вимана не успеет доставить тебя через океан к месту твоего назначения. Поэтому мы отправимся на север, в холодные воды с плавучими ледяными глыбами, и будем продвигаться от земли к земле до тех пор, пока корабль еще будет повиноваться моим приказам.

Затем мы расстанемся. Ты пойдешь через незнакомые страны в нужном тебе направлении пешком – обретая друзей среди их обитателей, одалживая лодки для переправы через водные препятствия, – и будешь двигаться по побережью материка непродолжительными переходами до тех пор, пока не достигнешь своей цели и не передашь послание кому нужно. Однако у меня есть предчувствие, что это путешествие займет у тебя значительно больше времени, нежели ты предполагаешь.

– А ты? – спросил Гвальхмай. Коренис улыбнулась.

– Я? Не думай обо мне. Скоро я узнаю, какой конец назначен мне судьбой и Ахуни-и.

Шли дни плавания. Вимана покинула побережье и двинулась на северо-восток, обходя стороной негостеприимные острова. Порой люди в обтянутых кожей челнах выходили на перехват их судна, но оставались далеко позади. В других местах косматые звероподобные дикари спускались к воде, и, ничего не боясь, грозили им дубинками, призывая незнакомцев сойти на сушу и принять смерть.

Они продолжали идти вперед по древней карте. Большую часть времени Коренис проводила у пульта управления и общалась с молодым человеком по возможности меньше, ибо боялась, что его обожжет золотой туман, который выделялся из стен помещения и витал вокруг ее собственного тела, подобно дымке закатного облака.

Зловещий лязг и треск, доносящийся из машинного отделения, свидетельствовал о постепенном разрушении и распаде механизмов, и в один прекрасный день не замечать сии признаки стало невозможно.

Вимана к этому времени пересекла полосу льдов и неуклонно приближалась к полосе более теплого климата. Наконец они подошли к какому-то берегу. То была скалистая земля, которую Коренис не могла найти на своих картах. Но ее местоположение и дым вулканов на горизонте навели девушку на мысль, что это молодая земля, поднявшаяся из моря со времени гибели Атлантиды.

Если эту местность и населяли какие-то люди, то ни следа их не заметили путешественники за все время, что корабль-лебедь медленно двигался вдоль южного побережья. Заливов здесь не было, и удобных мест высадки тоже. Волны разбивались о негостеприимный берег, возле которого плавали принесенные из моря огромные обломки льда. Они были покрыты пылью, оседавшей после многочисленных извержений вулканов, и по ночам небеса озарялись красным светом, Путешественники посчитали данную землю островом. Единственным свидетельством того, что здесь побывал человек, явилась плывущая вверх дном обтянутая кожей лодка. Поблизости от нее никого не было.

Столб вулканического пепла и дыма высотой в десять тысяч футов стоял в середине острова, когда Вимана пристала к берегу. Место это казалось совершенно непригодным для высадки, но у Коренис не было выбора. Дальше плыть они не могли. Двигаясь с великим трудом – поскольку огнеупорное металлическое тело уже едва повиновалось ее воле – девушка помогла Гвальхмаю перенести провизию на отлого спускающийся к воде берег в конце длинного узкого залива, где впадала в море затянутая льдом река.

Волосы Гвальхмая совсем побелели под лучами, постоянно испускаемыми распадающимися клетками корабля. Но юноша убедился, что ловкость и сила его не убыла, когда они с Коренис взобрались по пологому ледяному склону на невысокую скалу.

Снег падал на суровую холодную равнину вокруг огромными мягкими хлопьями. Гвальхмай и Коренис сели и посмотрели вниз, на стоящий в ожидании корабль-лебедь. Облако танцующих золотых пылинок окутывало его, почти скрывая от взгляда. Подобное облако окружало и Коренис.

Каждое движение давалось ей с большим трудом, и у Гвальхмая сжалось сердце, когда он вспомнил, с какой веселой живостью когда-то давным-давно танцевала девушка по черно-белым квадратикам пола, заставляя звучать для него музыку.

– Итак, здесь мы должны расстаться. О Гвальхмай! Неужели я завела тебя так далеко на твоем пути лишь затем, чтобы оставить на смерть? Дух Волны не может быть так жесток к нам.

– Твоя богиня не позволила бы тебе стать настолько дорогой для меня, если бы все кончалось здесь. Теперь я знаю, что выпив волшебное зелье своего крестного Мерлина, я продлил себе жизнь. Ты, бесценная моя, которая странствовала по всему свету и смотрела на мир глазами многих людей в разные эпохи, должна найти способ вернуться ко мне. Конечно, в свое время нам будет позволено встретиться снова!

Коренис с усилием улыбнулась.

– Значит, ты, как и я, чувствуешь, что смерть тела не означает конца жизни? Тело мое умирает, но оно принесло мне мало радости. Чувствовать себя живой и знать, что ты из металла! Сознавать себя живой, ощущать человеческие желания и тосковать о любви! Жить так долго и страстно мечтать о смерти – и теперь умирать и жаждать любви! О Гвальхмай!

Все же эта жизнь значит мало для меня. В ней мы никогда не будем ближе друг к другу, чем сейчас. Если мы встретимся снова – пусть это случится в какой-нибудь будущей жизни.

– Мы должны! Мы обязательно встретимся! – Юноша крепко обнял Коренис. Она легко высвободилась из его рук и продолжала:

– Сейчас у нас нет времени для любви. И нет времени ни на что! Ты должен поспешить в глубину острова, спасая свою жизнь, ибо знай: когда я умру, Вимана может вернуться и убить тебя. Сейчас я собираюсь отвести ее далеко в море и, возможно, уничтожить, прежде чем мои силы окончательно исчезнут, и мое тело умрет полностью.

Я заслужила это наказание. Я исполнила свою клятву. Я убила Убийц и стала Убийцей сама – это непростительный грех, так меня учили. Из-за этого греха я умираю, но – да простит меня Ахуни-и! – я не чувствую себя виноватой!

– Ты не виновата! – простонал Гвальхмай. – О Коренис! Убийств и желания убивать не станет меньше оттого, что Нор-Ум-Бега уничтожен. Борьба – это часть человека, присущая ему от рождения и вовек не отделима от него!

– Возможно, – выдохнула Коренис. – Но любовь лучше. И теперь, когда я умираю, я могу сказать тебе… возможно, это неприлично для девушки, и вообще странно для металлического изваяния… но ты – возлюбленный моего сердца. Я никогда не любила никого другого!

Гвальхмай опустил седую голову и горькие рыдания сотрясли его тело. Тонкие пальчики Коренис дотронулись до щеки юноши. Они были по-прежнему мягкими, но горячими от протекающей реакции распада. Восторженное выражение появилось внезапно в глазах девушки. Она как будто прислушивалась к чему-то. Голос ее зазвучал очень нежно.

– Я получила обещание. Я прощена. Здесь, в этом краю огня и снега, конец еще не наступил для нас.

Гвальхмай снова прижал Коренис к себе, не обращая внимания на боль, причиняемую прикосновением раскаленного металла к телу.

– Позволь мне умереть с тобой, – пробормотал он. – Здесь, вот так!

Девушка вырвалась из его объятий и встала, покачиваясь от слабости, но с видом, напоминающим о былой властности.

– Нет! – воскликнула она, но музыкальные колокольчики в ее голосе звучали до слез нестройно. Затем в мгновенном приступе раскаяния она нагнулась и поцеловала юношу губами, более нежными и сладкими, чем у любой земной девушки из плоти и крови.

– Это не прощание, возлюбленный мой, ибо теперь, когда я знаю, что ты любишь меня, я найду способ вернуться к тебе. Я увижу, как ты исполнишь свою клятву, и как-нибудь помогу тебе в твоем долгом походе. Верь, и мы будем вместе в какой-нибудь следующей жизни. Да, мы встретимся и будем жить и любить снова – пусть это случится через две сотни лет! Ахуни-и защитит тебя теперь, возлюбленный мой, ибо я больше не в силах этого делать.

Коренис повернулась и побежала на неверных ногах вниз по склону к ожидающему ее кораблю, окруженная аурой из сияющих испарений – золотой призрак в золотом облаке.

– Подожди, Коренис! – в невыразимой муке вскричал Гвальхмай, бросаясь следом. – Позволь мне пойти с тобой! Когда мы встретимся? Как я узнаю тебя в другой жизни?

Коренис обернулась через плечо.

– Узнаешь меня по золоту! – крикнула она и исчезла под палубой Виманы. Почти в тот же миг та развернулась и направилась в море.

Гвальхмай вернулся наверх, сел там, обхватив голову руками, и глядел вслед удаляющемуся кораблю, пока тот не исчез с глаз. Кольцо на пальце юноши стало обжигающе-горячим.

Совершенно забыв о последнем предупреждении Коренис, он продолжал неподвижно сидеть на скале, устремив печальный взор на зловещий мрачный горизонт. Из плотных темных туч густо посыпались тяжелые снежные хлопья, и ветер крепчал – но Гвальхмай не пошевелился, чтобы найти укрытие себе, хотя уже быстро сгущались сумерки.

Затем над далекой линией, где сливались небо и море, появилось яркое свечение – словно снова восходило солнце. Гвальхмай вздрогнул и осознал, что сияющая точка быстро увеличивается и становится все более отчетливой. Сверкающее пятно, облако огня неслось по поверхности воды по направлению к юноше.

Вот оно уже приблизилось к входу в залив. То корабль-лебедь вернулся, чтобы уничтожить врага, – свободный наконец от чьей-либо власти!

Не задерживаясь, чтобы захватить что-нибудь из провизии, юноша бросился в глубину острова по поверхности ледника, перепрыгивая через расселины, едва заметные в слепящем снегопаде, который в излучаемом Виманой сиянии стал похож на низвержение ярких искр.

Поняв, что ему не убежать, Гвальхмай в отчаянии обернулся. Вимана достигла берега. Голова птицы была откинута назад, и оглушительное шипение, подобное шипению тысячи змей, наполнило воздух. Гвальхмай стоял неподвижно, готовый к смерти.

В этот миг на льду перед ним появился призрак. Сначала юноша решил, что это Коренис непонятным образом вернулась к нему. Но когда призрак с улыбкой обернулся, Гвальхмай увидел перед собой незнакомку.

Лицо у нее было овальное, но не человеческое! Невыразимо прекрасно было оно – но с глазами квадратными и с кожей, покрытой едва заметными чешуйками, похожими на драгоценные камни. Вода стекала с одеяний цвета морской волны. Девушка была в доспехах и шлеме, но без какого-либо оружия. Вместо этого она держала в руке вогнутый щит, украшенный по краю изображением огромной змеи, проглатывающей собственный хвост.

Она знаком велела Гвальхмаю спрятаться за ней, и сверкание ее доспехов ослепило юношу. Ужасная молния, выпущенная Громовой Птицей, сверкнула надо льдом, но, опередив молнию, странное существо подняло щит, закрывая Гвальхмая, отражая луч и посылая его обратно в Виману.

Вверх до самых грозовых туч с ревом взметнулась стена огня, мощный фонтан жара, когда каждый распавшийся атом корабля отдал свою энергию для создания невиданного факела, направленного в небеса.

Черное и дымящееся дно залива обнажилось, но вода, вытесненная взрывом в море, скоро хлынула обратно. Кипящие волны затопили прежний берег и с силой ударились о ледяной склон.

Ледяной покров сполз со скалы, с плеском рухнул в яростные воды и раскололся. Трещина прошла между Гвальхмаем и его спасительницей, и льдина унесла ее прочь в море, откуда она появилась.

Гвальхмай бросился назад к берегу. От удара огромной волны новые трещины образовались на ледяном склоне. Юноша обогнул их, но в нескольких сотнях футов от берега плотные пласты снега прикрывали старую расселину, которую он не заметил.

Снежный покров разверзся под ногами Гвальхмая, и вместе с пластами снега юноша полетел вниз, в самые недра ледника, ударяясь о стены расселины, отскакивая от них и снова ударяясь, – дабы быть погребенным в беспамятстве глубоко среди ледниковых наносов. Груды снега, сбитого Гвальхмаем в падении со стен расселины, рушились на бесчувственное тело, спрессовывались вокруг – а сверху на его гробницу опускался мягкий саван из снежных хлопьев, отрезая его от внешнего мира.

Крохотная вспышка озарила сознание юноши на краткий миг перед погружением в темноту, над которой он не имел власти.

– Мы встретимся и будем жить и любить снова – пусть это случится через две сотни лет!