Корабль из Атлантиды

КРЕСТНЫЙ СЫН МЕРЛИНА

По хронологии Ацтлана шел год Кролика и – поскольку день был благоприятным – великое празднество проходило в нескольких милях от того места, где Мисконзебе, Прародительница всех рек, мешает свои воды с солеными водами Залива.

В течение целого месяца приглашенные стекались к крепости Толлан, охранявшей начало широкого водного пути, который вел на север, к плодородным землям Тлапаллана. Заросли тростника, давшие этой местности название, исчезли, втоптанные в грязь тысячами ног или пущенные на строительство временных жилищ для гостей. Вдоль берега выстроились многочисленные суда.

Челны из кожи буйвола и березовой коры, каноэ из вяза, выдолбленные из бревен лодки стояли у берега на якоре или лежали вверх дном у воды в ожидании времени, когда в них возникнет надобность. Украшенные затейливыми узорами суда тянулись разноцветными рядами неподалеку от тесного скопления вейк-ваумов, шалашей и шатров, которые выросли вокруг крепости, обнесенной земляным валом с частоколом наверху. Но мало кто из прибывших на величайший из мирных советов удостаивал этот флот взглядом, более пристальным, нежели просто мимолетный. Подобное зрелище было уже не в новинку.

На прибрежной отмели, надежно закрепленное на месте в сносящем течении реки, стояло судно, в котором любой британец опознал бы саксонский пиратский корабль. В этом году, шестьсот шестнадцатом от Рождества Христова подобные суда бороздили реки и моря Британии, но в Алата (так в те времена называлась Северная Америка) был только один такой корабль. Построенный почти двадцать лет назад из прочных дубовых досок, просмоленный и проконопаченный шерстью бизона, он бережно хранился в ожидании этого дня.

Корпус его, покрытый наборной обшивкой, имел семнадцать футов в длину. На носу и корме высились мостики. Между ними на более низком уровне тянулась главная палуба или площадка для боя, а яма для гребцов оставалась открытой и доступной для дождя. В ней стояли ряды скамей, по пятнадцать с каждой стороны, с проходом посередине. К бортам для защиты гребцов от стрел и высоких волн были прикреплены деревянные щиты с изображениями тотемов молодых ацтеков, избранных держать в руках вырезанные из дерева весла.

Это было добротное судно – каковым ему и надлежало быть – ибо на нем сын Повелителя Края Мира отправлялся на восток в поисках новых земель. От драконьей головы с золотой гривой до хвоста на корме украшенное блестящими пластинками слюды судно переливалось всеми цветами радуги. Корпус его был раскрашен в красную и белую полосу, вместо знамен и флюгеров развевались на ветру лисьи хвосты, и единственная мачта была окольцована полированной медью.

Отверстия для весел закрывались специальными заслонками во избежание протечек при плавлении под парусами. Подобными заслонками были снабжены крохотные окошки в каюте начальника на полуюте, а склады оружия и продовольствия находились в носовой части судна. Толпам, безостановочно бродящим взад-вперед по берегу, «Пернатый Змей» представлялся великим чудом.

Собравшиеся здесь люди столь же различались внешне, как их жилища и лодки. Представители многих племен и народов сошлись у крепости Толлан в сей торжественный день. Вон вышагивают касики из Ацтеки: у бедра мечи с зубцами из вулканического стекла, в руках красивые отделанные перьями щиты, на головах шлемы с плюмажем. А вот идут покрытые шрамами воины из западных пустошей, вооруженные каменными ножами и томагавками, с закинутыми за спину короткими луками из рога. Некоторые мужчины носят шапки из шкуры бизона, другие – военные головные уборы из перьев, свидетельствующие о количестве боевых заслуг.

Прибывшие с севера, с великих болот, имели при себе костяные трубки для метания отравленных стрел, пращи и сумки с камнями. А Люди Длинного Дома Пяти Племен смотрели на своих младших братьев по оружию несколько свысока. Эти могучие воины, носящие в виде знака отличия единственное орлиное перо в средней пряди волос, оставили далеко на севере свою родину, дабы присутствовать на сем собрании. Свирепым нравам отличались эти ходеносауни, но никто из них не украсил себя боевой раскраской, ибо ныне принесли они пояса мира в красные земли Тлапаллана, через которые некогда прошли под боевыми знаменами Мерлина-Колдуна, дабы помочь сокрушить ненавистных майя, строителей курганов, и их жестокую Империю.

За порядками в лагере следили Воины Псов, но им не приходилось утруждать себя работой. То было мирное собрание людей. Смех и праздник царили здесь. Воины раскуривали трубки на совете и беседовали со старейшинами на универсальном языке жестов, общем для многих племен. Молодые люди состязались друг с другом в борьбе, прыжках, а также метании томагавка, копья или дротика атлатла. Они сгибали длинные луки на стрельбище, с проворством рыб переплывали наперегонки реку или скользили по глади вод в каноэ.

Темные глаза многих девушек радостно и гордо сияли при виде этого зрелища и по окончании торжества множество обутых в мокасины ножек протоптало новую тропу к новому дому. Как всегда счастье мешалось с печалью. Стройные девушки смотрели на высокий уступчатый курган у реки, вздыхали в тщетной тоске по недосягаемым возлюбленным – и оставались безутешными.

На кургане стоял сильный юноша, выделявшийся среди своих сверстников каштановыми волосами и светлой кожей. Одежда его, как и у всех, состояла из короткой юбки из оленьей кожи, расшитой бисером головной повязки, гетров и мокасин – ибо погода была теплая, и он недавно принимал участие в состязании. Лицо юноши хранило серьезное выражение: наступил последний день праздника и собрание обратилось к главному вопросу совета.

Вперед выступил главный жрец Бога Войны и нараспев заговорил;

– О, Тлалок, Ты, Дающий Рождение Вещам, и Ты, жена его, Пена на Воде! Взгляните благосклонно на дело сего юноши, сына вашего брата Уитцлипотчли, Грозного и Ужасного Бога!

Уитцлипотчли явился к нам в дни нашей слабости. Словно кролики, прятались мы среди скал. Он дал нам оружие, научил жить гордо и положил конец нашему страху. Он создал народ Ацтлана. За ним выступили мы против наших угнетателей майя. С помощью дружественного ему божества Кетцалькоатля, Повелителя Ветра, и братского народа ходеносауни мы убили Кукулькана майя и изгнали сие племя обратно в Атала.

Да, мы – воинственный народ, но сегодня Тлапаллан пребывает в мире – как желал того Кетцалькоатль, ибо он любил мир так же сильно, как мы любим его самого. Сегодня нигде в Алата не ведутся войны. Наш Бог и Водитель Уитцлипотчли созвал нас почтить сына своего, Гвальхмая, Орла, который отплывает по Великим Водам на сем корабле-Змее. Повесть о наших сражениях и нашей доблести отвезет он народу своего отца.

Мы молим тебя, Тлалок, даруй юноше свою благосклонность, попутный ветер, быстрый переход через моря, и скорейшее возвращение к нам, не желающим расставаться с ним даже на краткое время.

Жрец воздел руки жестом благословения и отступил в сторону. Его место занял другой человек. Он вскинул вверх унизанную медными браслетами правую руку в римском салюте, и сильные мускулы заиграли под бронзовой кожей воина, хотя волосы его под шлемом с гребнем уже отливали серебром. Толпа восторженно взревела. Мановением руки человек призвал людей к молчанию.

– Перед вами стоит мой сын и мой посланец. Крестным отцом его был Кетцалькоатль, который ушел от нас в Страну Мертвых, но который может еще вернуться. Сегодня мы помним Повелителя Ветра и помним, как колдовством он помог всем нам: и вам, жителям Алата, и нам, римлянам, потерпевшим кораблекрушение у ваших берегов. Мы знали его как человека великих знаний. Он не боялся идти в бой и не боялся говорить о милосердии по окончании битвы. Дабы о величье его узнали и другие народы, моя супруга и я посылаем нашего единственного сына в Рим с тем, чтобы он принес туда повесть о мудрости своего крестного отца и вернулся обратно с новыми отрядами моих соплеменников. Золотой Цветок Дня…

Вперед выступила грациозная женщина и нежно улыбнулась мужу и сыну. Поверх хуальпилли – платья из тонкого белого полотна на плечи ее был накинут прекрасный плащ из перьев колибри. Черные длинные волосы женщины, уложенные подобием цветка тыквы вокруг каждого уха, блестели. На запястьях ее позвякивали браслеты из ракушек каури и с шеи свисала плоская брошь из пригнанных друг к другу жемчужин. Талию женщины, все еще тонкую, охватывал пояс из монет, не виданных в Алата. То были римские серебряные динарии и медные сестерции, спаянные золотыми звеньями. Монеты эти достали ныряльщики с затонувшего «Придвена», военного корабля короля Британии Артура, на котором Мерлин Амброзии пересек Атлантику в поисках новых земель. С ним и девятью его Бардами пришел в сии земли и Вендиций Варрон, центурион Шестого Легиона, дабы стать здесь королем и живым богом.

Золотой Цветок Дня поцеловала сына и приняла из рук Вендиция меч и пояс. Слезы стояли в ее глазах, когда она застегивала пряжку пояса на талии сына, – но то были слезы гордости. Она крепко обняла Гвальхмая один раз и отпустила. Толпа одобрительно загудела, раздался громкий треск тыквенных погремушек и трели костяных свистков.

Вендиций снова вскинул руку. Супруга его отступила назад, и шум в толпе стих. Старый воин поднял бронзовый цилиндр высоко над головой, так чтобы все могли видеть его.

– Здесь находится описание всех происшедших в сей земле событий. Наши бои в Ацатлане, объединение онгайских народов в Длинный Дом, наш поход на Майяпан, наша победа над тлапалланскими армиями и уничтожение Империи майя.

Я посылаю сие донесение своему Текутли, своему Повелителю, обитающему за морем, – пусть к радости своей узнает он, что смелые люди живут и здесь, как и в его стране. Дабы послание достигло места назначения, я отдаю его на хранение своему сыну. Пусть употребит он все свои физические силы и унаследованную от крестного отца мудрость на то, чтобы с помощью своих товарищей доставить сие послание в Рим в целости и сохранности. Да помогут ему попутные ветры и спокойные воды доплыть до Рима и благополучно вернуться назад.

Вендиций протянул бронзовый цилиндр молодому человеку. Гвальхмай положил его в поясную сумку. Затем отец и сын обняли друг друга за плечи и взгляды их встретились. На этом обряд прощания закончился.

Они медленно спустились по ступеням теокалли и в сопровождении жрецов прошли через тихую коленопреклоненную толпу. Тридцать молодых ацтекских воинов, приставленных к длинным веслам, уже отвели драконоголовый корабль на небольшое расстояние от берега, и Гвальхмаю пришлось идти к нему по колено в воде.

Когда «Пернатый Змей» выходил на середину потока, юноша стоял на помосте рулевого, положив руку на рукоять руля, и смотрел на стоящих у воды родителей. Внешне они казались столь же спокойными, как и сын, – гордость римлянина могла соперничать с достоинством ацтеков – но если сердца умеют плакать, незримо для окружающих, то они исходили слезами в этот момент.

Тридцать весел отсалютовали храму. Поднялся тяжелый полотняный парус, окрещенный «Мантией Ветра», с изображением крылатого красно-зеленого змея, угрожающе взвившегося вверх и готового к нападению. Ветер наполнил парус, весла ударили по воде и корабль, задрав драконью голову с костью в зубах, понесся по течению реки навстречу волнам Залива.

Вендиций и его жена неотрывно смотрели вслед кораблю, который удаляясь становился все меньше и меньше. Гробовая тишина висела над толпой. И даже дети притихли, чувствуя важность момента. Вдали коротко вспыхнул яркий блик. Блеснул ли то солнечный луч на мокром весле или сверкнула волна? А может, то мелькнуло крыло чайки, ныряющей в воду? Или взметнулся на ветру подвижный язык дракона? Никто не мог сказать наверняка – но светлая точка уже исчезла вдали.

Супруги повернулись и пошли прочь от реки сквозь ожидающую толпу. Вендиций обнимал Золотой Цветок Дня, и та шла, без всякого стыда прижимаясь к мужу, с глазами полузакрытыми, но сухими.

Два воина выступили из толпы навстречу супругам и молча пошли рядом с ними: Га-но-гоа-да-ви, Человек Поджигающий Волосы, могущественный эмиссар от Народа Кремня, и Хайонвата, Роянек онондагов. Вендиций поднял взгляд от земли, увидел их, и черты лица его смягчились.

Золотой Цветок Дня улыбнулась и ласково протянула к ним руки.

– Старые друзья, дорогие друзья… вы всегда оказываетесь рядом во дни печали. Теперь мы снова остались вдвоем и нуждаемся в вас как никогда.

Вендиций наклонился и поцеловал жену.

– Нет, любимая, нас всегда будет трое. Amavimus, Amamus, Amabimus. Мы любили. Мы любим. Мы будем любить. Неизвестно, что обретет Гвальхмай в конце путешествия. В конце своего путешествия я нашел тебя.

И четверо друзей двинулись сквозь толпу к своим жилищам. И празднество продолжалось.

Выйдя из мутных протоколов дельты Мисконзебе, драконоголовый корабль взял курс на восток. Дул попутный ветер, и парус так и рвался с мачты. По пути постоянно приходилось огибать маленькие островки и мели и обходить стороной устья других рек, несущих в Залив сплавной лес и прочий мусор. Поскольку путь их некоторое время лежал вдоль берега, Гвальхмай доверил руль кормчему и приказал ему держаться на безопасном расстоянии от суши. Итак, в течение долгого дня плыли они, держась едва заметной вдали полоски зелени по левую руку.

К вечеру путешественники подняли весла и стали на стоянку у отмели возле кораллового берега в спокойной бухте. Здесь в море впадал ручеек пресной воды. Глубокие следы на размокшей земле указывали на то, что здесь излюбленное место водопоя оленей. Пока некоторые матросы искали в воде устриц, моллюсков и крабов, другие вытащили из сундуков, стоящих под скамьями для гребцов, охотничье снаряжение и отправились в лес. И очень скоро оленина уже жарилась над раскаленными углями от сплавных бревен.

После обильного ужина, полностью добытого на берегу, большинство матросов устроилось на ночлег возле костра. Ночь была теплой, никакого укрытия спящим не требовалось – хотя, как у большинства саксонских судов, легкая мачта у «Пернатого Змея» снималась и укладывалась верхним концом в вилку гюйс-штока на носу. На мачту накидывался и закреплялся парус – и под образованной таким образом палаткой яма для гребцов оставалась совершенно сухой. Команда могла ночевать там в тепле и уюте, дрейфовало ли судно на плавучем якоре или лежало до утра на песке, вытащенное на берег.

Часовые стояли в дозоре и регулярно сменялись – но ночь прошла без всяких приключений. На следующий день Гвальхмай, следуя инструкциям своего отца, направил корабль строго на юг, параллельно береговой линии Флориды, хотя в те времена полуостров не имел названия.

Некогда то была земля ужаса. И даже сейчас представители человеческого рода редко встречались здесь. При свете дня прибрежные леса оглашались щебетом и криками птиц самых разных видов, а по ночам над болотами разносился рев аллигаторов. Время от времени с берега раздавался пронзительный визг вышедшей на охоту пантеры, но ничто не тревожило команду «Пернатого Змея».

Погода оставалась прекрасной. Бог Хуракан по всей видимости спал. Путешественники миновали множество островков и коралловых рифов, по-прежнему держась на некотором отдалении от суши и высаживаясь на берег лишь для ночлега, охоты и пополнения запасов воды в больших глиняных кувшинах. Затем, когда они уже собирались обогнуть Мыс Тьмы, подули встречные ветры и отнесли корабль на юго-запад, за пределы видимости берега.

Если бы не маленькая железная рыбка, которая, плавая в ведре с водой, некогда указавшая «Придвену» путь на запад через океан к Алата, они основательно сбились бы с курса. Так или иначе, море успокоилось, и к великой своей радости путешественники вновь увидели землю и почувствовали под ногами сушу. На этом острове была пышная растительность и изобилие фруктов. Недалеко от воды матросы поймали гигантскую черепаху и приготовили из нее богатый ужин.

Когда все заснули, Гвальхмай занялся изучением карт в своей маленькой каюте. Остров сей обозначен на них не был, как, впрочем, и сотни других, оставленных путешественниками позади. Да и сама береговая линия в действительности не соответствовала представленному здесь изображению. Гвальхмаю пришлось прийти к заключению, что всецело доверять картам нельзя. Наконец юноша свернул эти куски полотна с нанесенным на них рисунком и убрал их обратно в сундук Мерлина.

В этом сундуке хранились и другие, более полезные, вещи. Мерлин называл их своими инструментами, и все их Гвальхмай знал как свои пять пальцев: волшебные растения, зелья и амулеты. В шкатулке, покрытой резными узорами, вечно меняющими очертания, хранились порошки и пилюли, которые нельзя было принимать без предварительных молитв и заклинаний. А на маленьком подносе лежал магический жезл Мерлина и волшебное кольцо, с которым провидец никогда не расставался! Гвальхмай задумчиво взвесил его на ладони и надел на палец.

Он смутно помнил, как сидел на коленях старца и дергал за длинную белую бороду – предмет его детских восторгов. Мерлин смеялся и называл его Боевым Орлом. Сын Варрона был тогда совсем маленьким. Теперь Мерлин умер, и Гвальхмай владеет всеми его инструментами.

В сундуке лежали книги с листами из тонкого пергамента, содержащие заклинания, и тома с рецептами приготовления взрывчатых порошков и разноцветных огней. Под ними на дне сундука хранились Тринадцать Волшебных Сокровищ острова Британия, которые Мерлин увез с собой, дабы они не достались саксонским пиратам. Гвальхмай снял с Котла Изобилия Мантию-Невидимку и вдруг встрепенулся, заслышав крик с берега. Выхватив подаренный ему отцом короткий меч, юноша выбежал на палубу и стал свидетелем ужасной сцены.

За миг до этого недалеко от места, где матросы свежевали черепаху, из моря вынырнули странные чешуйчатые головы, и невиданные существа запрыгали по воде к берегу, вдыхая запах крови. При этом на головах их поднимались и опадали колючие гребешки, похожие на хохолки попугаев, а под скошенными, лишенными подбородка челюстями наливались зловещим неровным багрянцем мешочки, подобные петушиным бородкам.

Мерзкие существа исступленно разрывали и разбрасывали в стороны пропитанный кровью песок когтистыми перепончатыми конечностями, которые едва ли можно было назвать руками. Чудовище свирепо водили по сторонам круглыми глазами без век и со свистом выпускали воздух через рудиментарные жабры.

Вендицию Варрону не пришло в голову предупредить сына о возможной встрече с этими наводящими ужас созданиями. Известные юго-восточным народам и иллини как пьяса, сами они называли себя гронками. Вендиций воевал с ними и считал их племя полностью истребленным. Только несколько уцелевших гронков нашли убежище на сем дальнем острове, и продолжали жить здесь, являя миру свидетельство того, какие ужасы способны создавать Природа в миг безумия.

При виде корабля несколько гронков пошли к нему на кривых ногах, щелкая длинными острыми клыками в предвкушении хорошей добычи. Остальные поскакали на четвереньках в сторону спящего лагеря. Обойдя костер – ибо лишь огонь внушал страх сим хладнокровным чудовищам – они окружили несчастных матросов. Тела гронков дрожали от страстного желания приступить к пиршеству, и их короткие, похожие на обрубки хвосты резко дергались из стороны в сторону, словно хвосты разъяренных аллигаторов, – но чудовища ждали сигнала.

В ожидании команды гронки переговаривались между собой тихим урчанием и шипением – и это обстоятельство свидетельствовало о том, что существа сии по развитию своему превосходили животных, пусть и уступали человеку. Наконец вожак их взревел, и все как один гронки бросились на лагерь.

Сонный часовой пал за миг до этого натиска. С самого начала конец схватки был предрешен. Ни один воин Алата никогда не ложился спать без оружия, и оказавшись сейчас перед лицом кошмара, знакомого их отцам, воины Гвальхмая смело схватились со страшным врагом. Разрываемые на части и пожираемые, пока теплая плоть их еще хранила дыхание жизни, они сражались до последнего и погибли там, где спали.

Звучал яростный боевой клич ацтланских Героев «Ал-а-ла-ла! Ал-а-ла-ла!» Но он становился все тише по мере того, как умирали воины, Даже не имея времени для предсмертных песен.

К тому времени как Гвальхмай достиг берега, бой уже почти завершился. Юноша понял, что не успеет присоединиться к товарищам, и бросился обратно к кораблю. Теперь можно было рассчитывать лишь на помощь колдовства. Когда юноша во второй раз пробивался сквозь меньший по численности отряд гронков, бронзовый цилиндр выскользнул из его поясной сумки и упал в песок. Гвальхмай достиг палубы, но враги гнались за ним по пятам.

Завидев карабкающихся на борт чудовищ и слыша предсмертные крики друзей, Гвальхмай на миг потерял присутствие духа. Увернувшись от когтистых рук первого из преследователей, он погрузил меч по рукоять в слабо защищенное брюхо гронка – перекрывающие друг друга чешуйки сомкнулись вокруг клинка, когда враг согнулся пополам в агонии, и юноша обнаружил, что не в силах извлечь меч из тела.

Он метнулся в каюту, с грохотом захлопнул дверь и заложил ее засовом. Тяжелые тела ударились в преграду с наружной стороны. И, вновь обнаруживая разумность сродни человеческой, один из гронков вытащил за веревку из воды каменный якорь и швырнул его в дверь, сокрушая прочные дубовые доски.

К этому времени полчища чешуйчатых существ хозяйничали в лагере, откуда более не доносились ни боевые кличи, ни вообще какие-либо звуки, за исключением гнусного злобного бормотания. Пытаясь проникнуть в каюту, гронки теснились и толкались в дверном проеме, но Гвальхмай уже добежал до сундука Мерлина и схватил с маленького подноса могучий волшебный жезл.

Жезл извивался в руке, словно живое существо, когда юноша произносил заклинание, пробуждающее в талисмане силу. От обожженной ладони поднимались струйки дыма, но Гвальхмай стоически сжимал жезл до тех пор, пока не кончил заклинание. Один из гронков снова поднял каменный якорь и метнул его в человека, но это было уже предсмертное конвульсивное движение. Умирающее чудовище повалилось на палубу и начало разлагаться, едва коснувшись ее. В считанные секунды плоть отделилась от костей скелета. То же самое происходило на всем острове. Пирующие погибали за едой, а спешившие утолить голод так и не успели достичь лагеря. Даже те, кто обитал на другом конце острова, умерли, так и не поняв, что случилось.

Гвальхмай лежал без сознания в луже собственной крови на полу взломанной каюты. Вокруг него и на палубе валялись скелеты гронков, но в живых не осталось никого, кто мог бы угрожать его жизни. Он лежал, невнятно бормоча какие-то слова, и когда глаза его открывались, смотрел по сторонам бессмысленным взглядом. В конце концов юноша заснул.

Начался спокойный прилив. Нос «Пернатого Змея» поднялся из желоба на песчаном дне и, поскольку все каменные якоря были вытащены из воды нападающими, ничто не удерживало корабль у острова.

В то утро легкий бриз дул с берега, и драконоголовый корабль поплыл прочь, медленно вращаясь вокруг собственной оси, ибо ничья рука не управляла им. Позже сильный восточный ветер понес его прочь от острова в открытый океан.

Спустя многие часы корабль подхватило течение Гольфстрима и быстро повлекло его прочь от Алата, прочь от родины и прочь от острова Смерти. Веками позже на сей остров высадились испанцы и дали ему имя Кайо де Хуэссос, Остров Костей. Ныне мы называем его Ки Уэст.