Корабли времени

1. Долина Темзы

Стрелки моих циферблатов-хронометров закрутились. Солнце стало полосой огня, затем изогнувшись блистающей дугой по небосклону с мерцающей под ней бледной радугой Луны. Деревья стали неотчетливой рябью, успевая в считанные мгновения сбросить листву, и вновь обрасти ею. Небо приобрело чудесно синий оттенок, какой можно увидеть в летние сумерки, когда на небе ни облачка.

А призрачные очертания моего дома вскоре растворились совсем. Ландшафт очистился, и снова на склон Ричмонд Хилл стала наступать приливом чудо-архитектура Века Строений, омывая склон, точно волны прилива, сменяясь одно за другим. Ничего похожего на особенности Истории Нево здесь не было — значит, путь мой был верен, и моя История вернулась на круги своя. Земля не переставала вращаться, Солнце не заслоняли никакие колпаки-Сферы и вообще ничего близкого веку Нево не происходило. Вот уже склоны тронул вечнозеленый пух растительности, не исчезающий зимой, и я понял, что близок век тотального потепления, так похожий на палеоценовый период. У меня защемило на сердце от воспоминаний о райском уголке, оставленном в прошлом.

Наблюдатели не появлялись. Сколько я ни вертел головой по сторонам. Эти шарообразные кожисто-мясистые осьминоги, обитатели вод Оптимальной Истории оставили меня в покое, и я снова был совершенно одинок, предоставлен собственной воле. Мрачное удовлетворение охватило меня при этой мысли, и, когда счетчики отсчитали двести пятьдесят тысяч, я осторожно взялся за тормозной рычаг.

Последний раз сверкнула Луна, проходя последние фазы, к затмению. Я точно помнил, что все произошло именно тогда, во время последней прогулки к Зеленому Фарфоровому Дворцу — как раз когда наступило время, которое элои называли Черные Ночи. Время затмения Луны, когда вылезали из своих подземных тоннелей морлоки. Как же глуп я был и неосмотрителен, решив идти вместе с Уиной в эту опасную вылазку!

Ничего, думал я, теперь этого не повторится, я твердо решил исправить ошибки прошлого, пусть даже ценой жизни.

Машина вздрогнула и начала тормозить. Меня тут же захлестнул солнечный свет. Стрелки хронометров остановились, отсчитав роковую дату: 292495940-й день Истории. Год 802701-й, в который я потерял Уину.

Я сидел на все том же знакомом склоне холма, заслонясь от яркого солнца козырьком ладони. Но так как стартовал я в этот раз из сада, а не из лаборатории, машина оказалась ярдов на двадцать дальше от поляны с рододендронами. За моей спиной высился знакомый профиль Белого Сфинкса, с жестокой усмешкой взиравшего на этот мир. Бронзовые двери пьедестала были покрыты толстым слоем патины, со следами вмятин, — это я пытался прорваться к украденной морлоками Машине. На траве оставались следы полозьев, которые вели к пьедесталу.

Интересно — получалось — она сейчас там. Вторая машина времени. Из другого витка Истории.

Свинтив рычаги, я отправил их в карман и спешился. Положение солнца указывало на то, что сейчас примерно три часа пополудни, воздух был влажным и теплым, почти как в тропиках.

Осматриваясь, я прошелся на пол мили в юго-восточном направлении, к самому краю того, что называлось Ричмонд Хилл. Во время оно здесь была Терраса, откуда открывался великолепный вид на реку и поля за ней. На долину Темзы. Последние остатки фасадов строений изгрызли корни, трава и мох, но вид открывался отсюда по-прежнему великолепный.

Та же скамейка из желтого металла отыскалась здесь, тронутая рыжей ржавчиной, подлокотники изображали каких-то неведомых химер из давно забытых мифов. И крапива с громадными листьями удивительного золотисто-коричневого цвета, уже заняла место, так что мне пришлось согнать ее — она не жалилась.

Сидя на скамье, и поглядывая на солнце, медленно и неуклонно стремящееся к Западу, бросая лучи сквозь развалины и росистую зелень. Парило. Угадывалась сонная красота «несравненной долины Темзы», как сказал о ней поэт. Серебряная тесьма реки несколько отодвинулась вдаль, кое-где изменились излучины, и река стала более прямой, вытянувшись от Хэмптона до Кью. Долины от этого стали шире. Таким образом, Ричмонд словно бы стал выше, отодвинувшись примерно на милю от воды. Мне показалось, я узнаю очертания острова Гловера — бугорок деревьев в центре старого русла. Питершамские луга почти не изменились, разве что спустились еще ближе к реке, и наверное. Уже не были такими топкими.

Развалины великого века строений присутствовали повсеместно остатками парапетов и высоких колонн, элегантных и заброшенных. Они точно кости торчали из кладбища густой растительности. Повсюду высились громадные скульптуры, столь же прекрасные и столь же загадочные, как Сфинкс, гордо устремив взор над растительностью, как бы непричастные к этому миру. Повсюду виднелись остатки вентиляционных шахт — следы пребывания морлоков. И громадные чаши цветов со сверкающими белыми лепестками и сияющими листьями. Не в первый раз сей ландшафт, с его необычными и прекрасными бутонами в его цветении, в цвету и его пагоды и куполами рассеянными среди буйной живописной растительности напомнили мне Королевские Ботанические Сады в Кью, запущенные и дикие, наступающие на Англию, точно иноземный захватчик.

На горизонте я заприметил здание, на которое не обратил внимания прежде. Оно почти терялось в тумане на северо-западе, в направлении Виндзора. Деталей отсюда, конечно, было не разглядеть.

А к Бэнстиду простирались заросли, рощицы и холмы да леса, среди которых нет-нет, да проблескивала гладь озера или пруда — такие знакомые мне пейзажи! Именно в том направлении — милях в двадцати отсюда находился Зеленый Фарфоровый Дворец. Вот они, знакомые башенки. Впрочем, людям в моем возрасте уже не стоит полагаться на глаза, когда речь идет о таких расстояниях. Именно туда направились мы с Уиной. Я точно помнил — тот, ранний "я"!

Милях в десяти на моем пути встал широкий лес, который никак нельзя было обойти — ни справа, ни слева. Он был таким темным, что даже днем производил мрачное впечатление. Взяв Уину на руки, я двинулся сквозь него, надеясь, что вскоре солнечный свет пробьется сквозь кроны. Но по возвращении из фарфорового дворца нас обступили тени.

Тогда я сам чудом спасся, что же касается бедняжки Уины…

Хватит, напомнил я себе, ведь я пришел все исправить.

Еще было рано пускаться в ту сторону — сумерки не опустились на землю. Я был безоружен, но пришел сюда вовсе не для того, чтобы сражаться с морлоками — а лишь для того, чтобы спасти Уину. Рассчитывая при этом лишь на собственные кулаки и интеллект.

2. Прогулка

Машина времени бросалась в глаза, здесь, посреди склона, блистая своими медно-никелевыми частями. И, хотя она мне больше была не нужна, я все же решил спрятать ее напоследок, чтобы какой-нибудь морлок не отправился на ней в прошлое. Для этого пришлось оттащить аппарат в сторону, к густым кустами, на всякий случай прикрыв ветками и листьями. Этот было не так-то легко, и я несколько взмок, выполняя задачу, — полозья глубоко врезались в сырую землю.

Передохнув немного, я стал подниматься по холму в направлении Бэнстида.

Уже через сотню ярдов до меня донеслись голоса. Я замер — но вскоре расслабился, это были не морлоки. Певучие, такие человеческие голоса — милая болтовня элоев. Они резвились на лужайке маленькие, как дети, и такие похожие друг на друга, что нельзя было сразу понять, какого они пола.

В тот раз они подбегали ко мне без страха. Скорее с любопытством, как пасущиеся на лугу козочки, смеялись и что-то лопотали на своем птичьем языке.

На этот раз в их поведении была некоторая осторожность, даже подозрительность. Я улыбнулся, протягивая им руки, желая показать, что совершенно безобиден, как и они. Однако тут же вспомнил причину такого отношения — ведь этот была не первая наша встреча, и они уже успели познакомиться с моим нравом. Я проявил его после пропажи машины времени.

Я не стал им навязываться, и элои обежали меня, точно овечки, устремляясь к кустам рододендрона — вскоре их лопотание стало отдаленным и неразборчивым.

И я устремился к лесу. Всюду я натыкался на те же колодцы, ведущие в подземный мир морлоков. Из них доносился настойчиво-зловещий рокот «тук-тук-тук» — их машин.

Я понемногу остывал к этому миру, первоначальное восхищение проходило, как и тогда. Единственное, пусть ограниченное существо, питавшее ко мне симпатию, была Уина, которой я случайно спас жизнь. Но я не стал тогда сентиментальничать у камина, рассказывая историю своим приятелям. Уина так и оставалась призраком, воспоминанием — и ничем больше. Но теперь воспоминания о ней прибавляли мне сил с каждым шагом.

В пути мной овладел зверский голод — ведь последний раз я завтракал вместе с Нево перед отправлением с Белой Земли. И, несмотря на реконструкции, мое тело так и не потеряло здорового аппетита.

Поэтому я с таким облегчение увидел перед собой павильон и резво вбежал под каменную арку. Громадная зала, пол, покрытый плитами тяжелого белого металла, стертыми многочисленными поколениями элоев. Полированные каменные столы, на которых громоздились горы фруктов. Вокруг них собрался небольшой выводок элоев, которые, весело щебеча, уплетали эти яства, своими красочными туниками и гомоном напоминая сидящих в большой клетке птиц.

Я в своей пятнистой куртке — наследии палеоцена — был здесь совсем ни к месту, (неужели Наблюдатели не могли нарядить меня во что-нибудь получше!). Элои сразу же обступили меня. Они дергали меня за одежду. Всюду я видел те же маленькие лица, крошечные уши и рты, но эти элои отличались от встречавшихся мне у Сфинкса, потому что не боялись меня. То ли оттого, что не видели меня в гневе, то ли потому что память у них была короткая.

Ведь здесь я был один из них, кто пришел так же, как они поесть и отдохнуть — и они приняли меня радушно.

Я стал обходить стол за столом, угощаясь и тем и другим, всюду сопровождаемый веселым гомоном. Обнаружив блюдо с чем-то похожим на клубнику величиной с кулак, я стал насыщаться, перехватив перед этим еще несколько знакомых по прошлым встречам фруктов. Затем я забился в дальний темный угол и стал обедать там, окруженный удивленными любопытными элоями.

Я выудил из памяти несколько слов на их языке, чтобы выразить свое миролюбие. Стоило им услышать знакомую речь, как они облепили меня со всех сторон точно дети, дождавшиеся возвращения отца. Что поделать — от людей они были так же далеки, как и морлоки.

На миг мне показалось, что глаза мои смыкаются и тело начинает наливаться дремотой. Я заставил себя встать. Уже смеркалось! Несколько элоев увязались за мной, заглядывая в глаза, точно просились на руки. Переступая через спящих на полу элоев, я вышел наружу. За порогом я почувствовал, что остался один. Никто не хотел пускаться в наступающую ночь.

Отыскав знакомую тропу, я пустился прямиком к лес, над которым сгущалась тьма. Ничего себе проспал! Ведь я собирался вступить под своды леса когда только завечереет! Уже вокруг плясали призраки теней. Надвигающейся ночи и затмения Я резко вздрагивал, оглядываясь всякий раз. Когда казалось, что ко мне кто-то приближается, но они тут же разбегались, оставаясь вне пределов досягаемости.

Эти тени были, конечно же, морлоками — коварными и жестокими морлоками этой Истории они молчаливо следили за каждым моим движением, потому что для них я был только хищник или добыча. В первый раз я пожалел о том, что снова не захватил с собой оружия, но тут же успокоился, подумав, что на окраине леса непременно найдется палка или сук, а лучше две.

3. Во тьме

Несколько раз я оступался и спотыкался в темноте, чуть не вывихнув лодыжку: меня спасли высокие солдатские ботинки.

К тому времени, как я добрался до леса, кругом уже наступила ночь. И только здесь в лесу, я понял всю безрассудность своей затеи. Как искать наугад эту волчью стаю, прекрасно ориентирующихся в темноте злобных существ, которые унесли мою Уину?

Я шел наугад, слабо веря, что иду той же дорогой и непременно должен выйти на знакомое место (которое, быть может, не нашел бы и днем). Теперь первый шаг был за ними — эти хищники могли наброситься с любой стороны. Я прошел с четверть мили, пока не добрался до кочки, с которой просматривался лес.

Тьма обступала меня, звезды злорадно посверкивали над головой. Их света не хватало, чтобы заметить приближающихся охотников. Я снова, как и тогда пробовал определиться по картине неба, но созвездия уже сдвинулись со своих мест и стали чужими. Лишь одна знакомая планета попалась мне, светившая, как верный спутник. Последний раз окидывая взором враждебное небо, я вспомнил вдруг, как укладывал Уину рядом с собой, набросив на нее сюртук. И живо нахлынули те же чувства — когда я нес сквозь звезды эту маленькую земную жизнь, быть может, последнюю, доставшуюся мне, единственную и дорогую.

Теперь, же, когда я прошел сквозь Бесконечность и Вечность, попутно успев побывать не человеком, а каким-то другим, новым существом, я вдруг понял, что самое большое, что я могу сделать на этом свете — это выполнить простую, в общем-то, но сейчас почти невозможную задачу — спасти Уину.

И тогда я оторвался от звезд и вдруг увидел другой далекий свет, прыгавший меж стволов.

Пожар! Лесной пожар! Я все сделал верно — нашел столетие и выбрал день, тот самый день — и так опоздал! Пожар был уже в самом разгаре. Пожар, причиной которого был я сам.

Я силился восстановить цепь событий, вспомнить, что же было дальше.

Красные языки костра, которые принялись лизать груду хвороста, были для Уины чем-то новым и поразительным. Она хотела подбежать и поиграть с пламенем. Вероятно, она даже бросилась бы в огонь, не удержи я ее. Я схватил ее и, несмотря на сопротивление, смело увлек за собой в лес. Некоторое время костер освещал нам дорогу. Потом, оглянувшись назад, я увидел сквозь частые стволы деревьев, как занялись ближайшие кустарники и пламя, змеясь, поползло вверх на холм. Я засмеялся и снова повернулся к темным деревьям. Там царил полнейший мрак; Уина судорожно прижалась ко мне, но глаза мои быстро освоились с темнотой, и я достаточно хорошо видел, чтобы не натыкаться на стволы. Над головой было черным-черно, и только кое-где сиял клочок неба. Я не зажигал спичек, потому что руки мои были заняты. На левой руке сидела малышка Уина, а в правой я держал свой лом. Некоторое время я не слышал ничего, корме треска веток под ногами, легкого шелеста ветра, своего дыхания и стука крови в ушах. Затем я услышал позади топот, но упорно продолжал идти вперед. Топот становился все громче, а с ним долетали странные звуки и голоса, которые я уже слышал в Подземном мире. Очевидно, за нами гнались морлоки: они настигали нас. Действительно, в следующее же мгновение я почувствовал, как кто-то дергает меня за одежду, а потом за руку. Уина задрожала и притихла.[23]

Я встал на цыпочки, вглядываясь вдаль. Но что можно увидеть в такую непроглядную темень, при безлунном небе?

И тут впереди на фоне огня показался крошечный силуэт. Именно там стоянку делал я. Это было недалеко — и ринулся вперед.

Сначала только ветки хрустели под ногами и приближавшийся рев огня — были единственными звуками, сопровождавшими меня. Затем послышался легкий топот, как будто барабанит по листве дождь, вот кто-то схватил меня за рукав, я почувствовал прикосновение к шее и услышал знакомые булькающие голоса морлоков.

Я стал размахивать руками как ветряная мельница. На некоторое время они отступили, но вскоре я почувствовал, что ночные твари снова подбираются ко мне. Их маленькие красные глазки злобно пылали в темноте.

Это было возвращение моих самых потаенных кошмаров, ужасной тьмы, которая преследовала меня всю жизнь. Я настойчиво отмахивался, и они не атаковали меня — во всяком случае, открыто. Но и не отставали — свет меж тем становился все ближе.

И вот внезапный новый запах в воздухе: пробивающийся сквозь дым.

Камфора.

Всего несколько ярдов до места, где морлоки напали на нас спящих. — то самое место, где я дрался с ними и где пропала Уина!

Вот из-за деревьев выскочил новый отряд морлоков. В таком скоплении они еще не встречались. Я увидел, человека, борющегося средь них, пытаясь встать. На него насела целая куча морлоков, они хватали его за шею, за волосы. Но затем я увидел в руке его, возникшей из гущи сражения, железный лом — рычаг от железнодорожной стрелки в Зеленом Дворце. Скоро он прижал их к деревьям. Он был в, одних окровавленных носках. Морлоки отскакивали и наступали как свора, и я слышал, как трещат их кости.

Я уже думал примкнуть ему, но тут же понял, что в этом нет нужды — ведь тогда я отбился без посторонней помощи. Ему уже суждено выбраться из леса, одному, без Уины, преследуемому угрызениями совести, и отобрать свою машину у морлоков. Я оставался в тени деревьев и могу поклясться, что он так и не заметил меня…

Но Уины здесь уже нет , осенило меня вдруг. Ведь к тому времени как я отбился от морлоков, я уже потерял ее…

Я отчаянно озирался. Снова позволил себе отвлечься. Неужели уже поздно?

К этому времени среди морлоков при виде приближающегося огня возникла паника, и они ударились в бегство. Их сутулые мохнатые спины были освещены пожаром. И тут я заприметил четырех из них, воровато бежавших в ином направлении. Они что-то уносили с собой. Мне показалось, что там блеснули золотые волосы Уины.

С ужасным криком я бросился наперехват. Сражение было коротким. Морлоки бросились врассыпную, побросав драгоценную ношу. Лишь один сверкнул напоследок зубами, вонзившись мне в руку — но участи его никто бы из оставшихся в живых не позавидовал. Хрустнули кости — и он обмяк на горящей траве. Я выхватил Уину из надвигающегося пламени — крошка была легка как детская кукла. У меня чуть не разовралось сердце, когда я увидел, что они сделали с бедняжкой. Ее платьице было разорвано и покрыто пятнами, золотые волосы спутаны и перепачканы копотью, на щеке свежая ссадина. И главное — следы укуса на шее и обнаженном плече.

Она была совершенно без чувств, я даже не мог сказать, дышит ли она. В этот миг мне показалось, что она уже бездыханна.

Не выпуская Уину из рук, я стал выбираться из леса.

В дымящейся тьме, не видя ничего вокруг. Всюду были только блики желтые и красные блики, лес превратился в царство теней. Все было переменчиво и обманывало глаз. Несколько раз я натыкался на стволы деревьев, увязал в каких-то зарослях, чуть не разбил голову о холмик под ногами, но больше всего меня беспокоило, не поранилась ли при этом бедняжка.

И все это время мы находились в гуще морлоков, которые обступали нас со всех сторон — здесь было целое стадо. Они так же как и я пытались убежать от огня. На их спинах плясали рыжие языки пламени, округлившиеся глаза отражали боль и ужас. Я пинал и отшвыривал их со своего пути. Они падали, стонали и хрустели у меня под ногами, как сухой валежник, занимавшийся за нами огнем. Теперь они уже не представляли угрозы, теперь я был для них таким же стихийным бедствием, как и костер, бегущий следом.

И вот мы внезапно оказались на краю леса, где я чуть было не упал, зацепившись за корягу, и, стараясь сохранить равновесие, выбежал на поляну, свободную от деревьев. Пожар нам больше не грозил.

Жадно хватая воздух ртом, я обернулся на пылающий лес. Над ним вставал дым до самого неба, затмевая звезды. И посреди леса стоял столб пламени высотой в сотню футов. Морлоки продолжали выбегать оттуда, но число их стремительно таяло, оттуда выбирались уже обожженные или попросту горящие как свечки фигуры.

Я отвернулся от этого зрелища и побрел, путаясь ногами в высокой остистой траве. Вначале мне пекло в спину, однако вскоре пожар отдалился на милю, светясь издали почти безобидным красным пятном. Морлоков после этого мы больше не видели. Преодолев холм, я нашел знакомую долину, здесь были акации, несколько белокаменных спален-павильонов элоев и разбитая статуя, напоминавшая фавна. Спустившись по склону в долину, я нашел речку. В ее мутных водах отражался звездный свет. Я сел на берегу, опустив Уину рядом. Вода была быстрой и холодной. Оторвав лоскут от рубашки, я намочил его в воде. Омыв личико Уины, я оросил водой ее губы.

И так, убаюкивая ее, с Уиной на коленях я просидел на берегу остаток темной ночи.

Утром я увидел, как он выходит их сожженного леса. Вид его был жуткий. Бледный как привидение, в саже и ссадинах, с окровавленными ногами, обернутыми травой.

И снова я захотел встать ему навстречу, но удержался, понимая, что помощь уже не требуется: Он выспится днем и к вечеру отправится к белому Сфинксу, чтобы освободить машину времени.

Поэтому я остался у реки с Уиной, которая куда больше нуждалась в моей помощи.